Святки
nbsp;
Первый-то братец –
Рождество Христово.
Второй-то братец –
Крещенье Господне.
Третий-то братец –
Василий Кесарийский.
nbsp;
Первый-то братец –
Рождество Христово.
Второй-то братец –
Крещенье Господне.
Третий-то братец –
Василий Кесарийский.
Святки – период времени, приуроченный к зимнему солнцевороту, который открывал народный солнечный год. Святки длились двенадцать дней (по числу месяцев года), с Рождества (25 декабря / 7 января) до Крещения (6/19 января), и включали в себя Васильев день (1/14 января).
Святочный цикл воспринимался как пограничный между старым и новым солнечным годом, как «плохое время», своего рода безвременье. Старый год уходил, а новый только начинался, будущее казалось темным и непонятным. Верили, что в эти дни на земле появляются души умерших, а нечисть становится особенно опасной, так как в период безвременья граница между миром людей и враждебным им миром нечистой силы размыта. Представления о «плохом времени» нашли отражение в названии «страшная неделя» применительно ко второй половине Святок; первая половина Святок, которая начиналась Рождеством Христовым, называлась «святой неделей». Святки были насыщены различного рода обрядами, магическими действиями, гаданиями, с помощью которых старались обеспечить благополучие на весь год, защититься от бед и несчастий, выяснить свою судьбу.
Святочный цикл воспринимался как пограничный между старым и новым солнечным годом, как «плохое время», своего рода безвременье. Старый год уходил, а новый только начинался, будущее казалось темным и непонятным. Верили, что в эти дни на земле появляются души умерших, а нечисть становится особенно опасной, так как в период безвременья граница между миром людей и враждебным им миром нечистой силы размыта. Представления о «плохом времени» нашли отражение в названии «страшная неделя» применительно ко второй половине Святок; первая половина Святок, которая начиналась Рождеством Христовым, называлась «святой неделей». Святки были насыщены различного рода обрядами, магическими действиями, гаданиями, с помощью которых старались обеспечить благополучие на весь год, защититься от бед и несчастий, выяснить свою судьбу.
К. А. Трутовский. Колядки в Малороссии. Не позднее 1864 | «Козульки» (обрядовое печенье, которым хозяева одаривали колядующих) |
nbsp; Святки отмечались по всей России и считались молодежным праздником. Особенно яркими и веселыми, наполненными музыкой, пением, играми, они были в северных и среднерусских губерниях Европейской России, а также в Сибири.
В западнорусских и южнорусских губерниях их празднование было более сдержанным и спокойным. Отмечать Святки собирались обычно в вечернее и ночное время: когда «сядет в угол чернец», то есть наступит темнота. Развлечений у молодежи на Святках было много: обход дворов с праздничными поздравлениями, ряженье, участие в игрищах, проходивших практически каждый вечер, гадания – «испрашивания судьбы» и др.
Самым ярким обрядовым действием, с которого начинались Святки, был обряд колядования, представлявший собой театрализованное зрелище, сопровождавшееся пением песен – пожеланий, величаний хозяевам. Колядовали, как правило, в ночь на Рождество, на Васильев день, в Крещенский сочельник.
Девушки и парни небольшими группами отправлялись по Дворам «кликать коляду», то есть петь особые благопожелательные песни, называвшиеся в одних местах «колядками», в других – «овсенями», «виноградьем». Колядующие подходили к дому, становились под окно, вызывая хозяев на крыльцо: «Приходила коляда накануне Рождества, здравствуйте, хозяин с хозяюшкой!» Появление хозяев для колядующих было знаком, что можно начинать песню:
Виноградье красно, зелено!
Еще ходят же ребята колядовщики.
Виноградье красно, зелено!
Еще ищут же ребята государева двора,
Государев-то дворец середи Москвы стоит,
Середи Москвы стоит, середь ярманки,
А вокруг его двора стоит железный тын,
А на каждой тынинке по маковке,
Что по маковке и по золоту кресту.
А сам-то государь как светел месяц взошел,
А сама-то государыня как утрення заря,
Малы детоньки часты звездочки.
Сам-то государь на крылечко выходил,
На крылечко выходил и по рублику дарил,
А сама-то государыня по полтине дарила,
Малы деточки по копеечке.
В пожеланиях колядовщиков изображалась яркая, сознательно преувеличенная картина хозяйственного благополучия, семейного довольства. Крестьянской семье желали «избушку ребят, хлевушку телят», «сына в четыре аршина», «в конюшню конёв», «полтораста коров, девяносто быков», да чтобы «одна-то корова по ведру доила, одна-то бы кобыла по два воза возила»:
Куда конь хвостом,
Туда жито кустом.
Куда коза рогом,
Туда сено стогом.
Сколько дубочков –
Столько сыночков.
Сколько осиночек –
Столько свиночек.
Сколько свечек – Столько овечек.
Колядка заканчивалась просьбой о подаянии и угрозой наказания хозяев в случае отказа:
Тетушка, матушка!
Хлебца кусочек,
Лучинки пучочек,
Кокурочку с дырочкой,
Пирожка с начиночкой,
Поросячью ножку
Да жарену лепешку.
Не подашь лепешки –
Разобью окошки.
Не подашь пирога –
Коровку за рога.
Однако песни-угрозы исполнялись редко. Крестьяне считали, что если поскупиться, то в наступающем году «в избе не будет никакого проку».
Таким образом, обряд колядования состоял в своеобразном обмене дарами: молодежь «дарила» крестьянскому дому благополучие на весь год, а хозяева отдаривали пирогами, оладьями, колбасами, пивом, деньгами, печеньем в виде коровок, лошадок, овечек, которое специально выпекали для колядующих. Крестьяне говорили: «Если дашь пирога – полон двор живота, тебе триста коров, полтораста быков». Вечером группы девушек и парней собирались вместе и устраивали пиршество.
Колядование, доставлявшее молодежи столько радости в святочные дни, считается древним обрядом, известным не только русским, но и другим славянским народам. Приход колядующих в древности воспринимался как приход из иного мира умерших предков к своим потомкам, а одаривание их – как приношение в надежде на помощь и защиту в наступающем году. В XIX – начале XX века колядование по-прежнему оставалось одним из важных святочных обрядов, глубинный смысл которого, однако, был уже утрачен.
В рождественское утро начинался обрядовый обход крестьянских дворов – славление Христа.
Самым ярким обрядовым действием, с которого начинались Святки, был обряд колядования, представлявший собой театрализованное зрелище, сопровождавшееся пением песен – пожеланий, величаний хозяевам. Колядовали, как правило, в ночь на Рождество, на Васильев день, в Крещенский сочельник.
Девушки и парни небольшими группами отправлялись по Дворам «кликать коляду», то есть петь особые благопожелательные песни, называвшиеся в одних местах «колядками», в других – «овсенями», «виноградьем». Колядующие подходили к дому, становились под окно, вызывая хозяев на крыльцо: «Приходила коляда накануне Рождества, здравствуйте, хозяин с хозяюшкой!» Появление хозяев для колядующих было знаком, что можно начинать песню:
Виноградье красно, зелено!
Еще ходят же ребята колядовщики.
Виноградье красно, зелено!
Еще ищут же ребята государева двора,
Государев-то дворец середи Москвы стоит,
Середи Москвы стоит, середь ярманки,
А вокруг его двора стоит железный тын,
А на каждой тынинке по маковке,
Что по маковке и по золоту кресту.
А сам-то государь как светел месяц взошел,
А сама-то государыня как утрення заря,
Малы детоньки часты звездочки.
Сам-то государь на крылечко выходил,
На крылечко выходил и по рублику дарил,
А сама-то государыня по полтине дарила,
Малы деточки по копеечке.
В пожеланиях колядовщиков изображалась яркая, сознательно преувеличенная картина хозяйственного благополучия, семейного довольства. Крестьянской семье желали «избушку ребят, хлевушку телят», «сына в четыре аршина», «в конюшню конёв», «полтораста коров, девяносто быков», да чтобы «одна-то корова по ведру доила, одна-то бы кобыла по два воза возила»:
Куда конь хвостом,
Туда жито кустом.
Куда коза рогом,
Туда сено стогом.
Сколько дубочков –
Столько сыночков.
Сколько осиночек –
Столько свиночек.
Сколько свечек – Столько овечек.
Колядка заканчивалась просьбой о подаянии и угрозой наказания хозяев в случае отказа:
Тетушка, матушка!
Хлебца кусочек,
Лучинки пучочек,
Кокурочку с дырочкой,
Пирожка с начиночкой,
Поросячью ножку
Да жарену лепешку.
Не подашь лепешки –
Разобью окошки.
Не подашь пирога –
Коровку за рога.
Однако песни-угрозы исполнялись редко. Крестьяне считали, что если поскупиться, то в наступающем году «в избе не будет никакого проку».
Таким образом, обряд колядования состоял в своеобразном обмене дарами: молодежь «дарила» крестьянскому дому благополучие на весь год, а хозяева отдаривали пирогами, оладьями, колбасами, пивом, деньгами, печеньем в виде коровок, лошадок, овечек, которое специально выпекали для колядующих. Крестьяне говорили: «Если дашь пирога – полон двор живота, тебе триста коров, полтораста быков». Вечером группы девушек и парней собирались вместе и устраивали пиршество.
Колядование, доставлявшее молодежи столько радости в святочные дни, считается древним обрядом, известным не только русским, но и другим славянским народам. Приход колядующих в древности воспринимался как приход из иного мира умерших предков к своим потомкам, а одаривание их – как приношение в надежде на помощь и защиту в наступающем году. В XIX – начале XX века колядование по-прежнему оставалось одним из важных святочных обрядов, глубинный смысл которого, однако, был уже утрачен.
В рождественское утро начинался обрядовый обход крестьянских дворов – славление Христа.
Утром его совершали подростки, а за ними, уже к вечеру, шли отдельно парни и девушки или те и другие вместе. Они несли на длинном шесте звезду, сделанную из деревянного широкого обода с длинными лучами из тонких палочек и оклеенную цветной бумагой и фольгой. В народной традиции славление Христа осмыслялось как шествие волхвов к колыбели Иисуса, ведомых звездой, взошедшей над Вифлеемом. Этот обряд вошел в народный быт из православной традиции; вероятно, он начал проводиться со второй половины XVII века, то есть со времен царя Алексея Михайловича. Парни и девушки подходили к дому и громко кричали: «Надо ли Рождество прославить?» Славильщиков полагалось пригласить в избу, где они пели для хозяев ирмос «Христос рождается, весь мир поклоняется», тропарь «Рождество Твое, Христе Боже наш» и кондак «Дева днесь Пресущественнаго рождает». После этого исполнялись так называемые рацеи, в которых пересказывались рождественские события, описанные в канонических и апокрифических Евангелиях прославлялись Христос и Дева Мария, звучало поздравление хозяевам дома с Рождеством. Потом славильщики отправлялись в следующий дом, где их уже ждали.
nbsp; К числу любимых развлечений молодежи на Святках относилось ряженье – игровое переодевание с использованием масок. Парни обычно превращались в «страшных наряжонок»: в животных, нечистую силу, покойников; надевали маски, сделанные из бересты, кожи, бумаги, ткани, а при отсутствии масок лица замазывали сажей, мукой, приделывали бороды из льна, пеньки, шерсти. Они шли от одной избы к другой, с шумом врывались в них, не спрашивая разрешения хозяев, нарушали покой и порядок, плясали, пели «срамные» песни.
nbsp; Для девушек такое поведение оставалось запретным. Они рядились «баскими наряжонками», а также цыганками, турчанками, господами, свадебниками. Если парни обходили каждый двор, пугая честной народ, то ряженые девушки посещали только те дома, где жили парни – потенциальные женихи.
nbsp; «Баские наряжонки» совершали свой обход, как правило, в первую половину Святок, считавшуюся полной святости и чистоты. Свое название этот обряд получил от диалектного слова «баский» – красивый. Девушки вытаскивали из сундуков свои самые лучшие наряды, доставали все украшения: цепочки, янтари, бусы, косники, брошки, кольца, серьги. Поверх всего надевали праздничные шубки, дорогие шерстяные шали. Затем закрывали лица платками, полотенцами, кружевами, чтобы их нельзя было узнать. В таком виде девушки отправлялись по дворам. Подойдя к дому, они становились под окном и «припевали» парню, жившему в этом доме, невесту. Обычно это была девушка, которая нравилась парню и у которой с ним складывалась брачная пара. Девушки в песне нахваливали свою подругу, рассказывали о том, какой она будет хорошей женой. Иногда девушки своей песней старались оказать давление на тех родителей, которым задуманный детьми брак был не по душе. Мать парня, прослушав песню, одаривала девушек пирогами. Затем девушек приглашали в дом, где они веселили хозяев, исполняя кадриль, лансье и запретные для них мужские пляски – «Русского», «Барыню». Обойдя дома, «баские наряжонки» заглядывали на посиделки, часто в соседние деревни. Их встречали плясовыми или игровыми песнями, радовались их прибытию, просили признаться, кто скрывается под маской. Девушки вели себя довольно раскованно, шутили над парнями, предлагали им взять себя в жены, расхваливали себя: «Я девка дюже хороша, платьев у меня много». «Баская наряжонка» могла взять парня за руку и ходить с ним, слегка приплясывая, по избе под такую песню:
Стойте, стойте, росшетитесь,
Дайте молодцу пройти,
Да дайте девицу взять,
У которой без белива лицо беленькое,
У которой без румян щечки аленькие,
Что походочка его да у сердечка моего,
У сердечка моего да у ретивенького,
Поцелую я дружка, да дружка миленького.
Парни пытались «облапить» «наряжонок», шутили над ними, часто очень скабрезно, но святочный этикет запрещал обижать девушек, сдергивать с их лиц маски.
Во многих деревнях России на Святки девушки наряжались цыганами и цыганками, а в казачьих станицах Урала и Дона – турчанками. Костюм, манера поведения, речь девушек, превратившихся на время в «чужих», пародийно обыгрывали существующие стереотипы. «Цыганки» были одеты в широкие юбки, яркие кофты, пестрые платки, а «цыгане» – в широкие штаны, красные рубахи, картузы; «турчанки» надевали на себя множество украшений, заматывали голову наподобие чалмы платками. «Чужие» пели на непонятном языке, плясали под «оркестр», составленный из печных заслонок, ложек, трещоток: «Калапаты-кара-паты, кырымыры кылы». Цыганки предсказывали счастливую судьбу: «Давай погадаю по суженому, по ряженому, счастливой будешь! Золотая ты ручка! Ай, счастливая будешь! Аи, любимая будешь!» Хвалили хозяйку: «Ух добрая, ух красивая! Ух хорошая, товстожопая; ух товстоногая!», выпрашивали подаяние: «Дай сахарку-то, сметанки-то, чайку-то!» Если хозяйка скупилась, то на нее выливался целый поток угроз и насмешек. Наигравшись, девушки отправлялись в следующий дом.
Довольно широко, особенно в Центральной России, был распространен обычай обходить дома и посиделки, нарядившись господами. Бойкие девушки рядились в «барина»: надевали рубаху, штаны, жилетку, картуз, подрисовывали черные усы. «Барыни» были в нарядных платьях, обязательно в шляпках, украшенных бусами, лентами, перьями, в перчатках, с сумочками и зонтиками на длинной ручке. Каждому «барину» полагалась своя «барыня». Пары «господ» одна за другой важно выходили на улицу, а за ними, распевая плясовые песни, шли остальные девушки. Процессия обходила дома и все посиделки, которые были в деревне. В посиделочную избу входили с песнями или частушками. Например, в Рязанской губернии пели:
Разойдитесь, народ,
По сторонушки,
Моя барыня пройдет
По соломушке!
Ах, барин мой,
Что чуфарисси?
Тебя девки не любят,
А ты хвалисся.
В саду пташки поют,
Перелётывают,
Мою барыню целуют,
Перевёртывают.
«Господ» везде принимали с почетом: сажали в передний угол, предлагали им чай и сладости.
На Русском Севере и в Центральной России девушки на Святки ходили «свадьбой». Одна из девушек становилась «женихом», другая – «невестой». «Жених» надевал мужской праздничный костюм, на его статус указывало полотенце, повязанное вокруг талии, ширинка – небольшой платочек, прикрепленный к шапке, букетик искусственных цветов с ленточками или какой-нибудь другой знак, принятый в данной местности. «Невеста» была в нарядной рубахе и шелковом сарафане, ее голову прикрывали вуалью из марли или украшали искусственными цветами. «Красота» жениха подчеркивалась нарисованными углем усами и пышными кудрями из льняной кудели, «красота» невесты – накрашенными губами, бровями, наведенными сажей, множеством мушек на лице. Остальные девушки исполняли роли других свадебных чинов – дружки, поддружья, свашек, тысяцкого. Свадебное шествие по деревне открывал «дружка», который пропахивал дорогу веником, как и полагалось на настоящей свадьбе. Подойдя к тому или иному дому, участники процессии кричали: «Свадьба идет!» Хозяева выходили на крыльцо и приглашали «свадебников» в дом. Гостей сажали за стол, на который ставили еду, принесенную самими «свадебниками» или приготовленную хозяевами, и начинался «свадебный пир». Молодым пели величания, кричали «горько». Однако гулянье было недолгим – «свадьбе» предстояло обойти еще много домов. Вариантов хождения «свадьбой» было множество: в некоторых деревнях «жениха» и «невесту» возили по деревне на санях, «невеста» изображала свадебный плач, припевки пели не свадебные, а «шутейные», девушки закрывали лица полотенцами и т. д.
Обход дворов девушками, ряженными «баскими наряжонками», цыганками, господами, свадебниками, мог проводиться и в другие дни: в Филипповское заговенье (14/27 ноября) – перед Рождественским (Филипповским) постом, на Масленицу, в Петров день (29 июня / 12 июля), в Покров (1/14 октября), в день Кузьмы и Демьяна (1/14 ноября), в конце посиделочного сезона. Обходные церемонии развлекали девушек и укрепляли их союз. Кроме того, девушки могли познакомиться с родней будущего жениха, посмотреть его дом, показать себя будущей свекрови, что было очень важно перед наступавшим после Крещения свадебным сезоном. После обхода своей и соседних деревень парни и девушки обычно собирались на игрище, где веселились почти всю ночь.
Стойте, стойте, росшетитесь,
Дайте молодцу пройти,
Да дайте девицу взять,
У которой без белива лицо беленькое,
У которой без румян щечки аленькие,
Что походочка его да у сердечка моего,
У сердечка моего да у ретивенького,
Поцелую я дружка, да дружка миленького.
Парни пытались «облапить» «наряжонок», шутили над ними, часто очень скабрезно, но святочный этикет запрещал обижать девушек, сдергивать с их лиц маски.
Во многих деревнях России на Святки девушки наряжались цыганами и цыганками, а в казачьих станицах Урала и Дона – турчанками. Костюм, манера поведения, речь девушек, превратившихся на время в «чужих», пародийно обыгрывали существующие стереотипы. «Цыганки» были одеты в широкие юбки, яркие кофты, пестрые платки, а «цыгане» – в широкие штаны, красные рубахи, картузы; «турчанки» надевали на себя множество украшений, заматывали голову наподобие чалмы платками. «Чужие» пели на непонятном языке, плясали под «оркестр», составленный из печных заслонок, ложек, трещоток: «Калапаты-кара-паты, кырымыры кылы». Цыганки предсказывали счастливую судьбу: «Давай погадаю по суженому, по ряженому, счастливой будешь! Золотая ты ручка! Ай, счастливая будешь! Аи, любимая будешь!» Хвалили хозяйку: «Ух добрая, ух красивая! Ух хорошая, товстожопая; ух товстоногая!», выпрашивали подаяние: «Дай сахарку-то, сметанки-то, чайку-то!» Если хозяйка скупилась, то на нее выливался целый поток угроз и насмешек. Наигравшись, девушки отправлялись в следующий дом.
Довольно широко, особенно в Центральной России, был распространен обычай обходить дома и посиделки, нарядившись господами. Бойкие девушки рядились в «барина»: надевали рубаху, штаны, жилетку, картуз, подрисовывали черные усы. «Барыни» были в нарядных платьях, обязательно в шляпках, украшенных бусами, лентами, перьями, в перчатках, с сумочками и зонтиками на длинной ручке. Каждому «барину» полагалась своя «барыня». Пары «господ» одна за другой важно выходили на улицу, а за ними, распевая плясовые песни, шли остальные девушки. Процессия обходила дома и все посиделки, которые были в деревне. В посиделочную избу входили с песнями или частушками. Например, в Рязанской губернии пели:
Разойдитесь, народ,
По сторонушки,
Моя барыня пройдет
По соломушке!
Ах, барин мой,
Что чуфарисси?
Тебя девки не любят,
А ты хвалисся.
В саду пташки поют,
Перелётывают,
Мою барыню целуют,
Перевёртывают.
«Господ» везде принимали с почетом: сажали в передний угол, предлагали им чай и сладости.
На Русском Севере и в Центральной России девушки на Святки ходили «свадьбой». Одна из девушек становилась «женихом», другая – «невестой». «Жених» надевал мужской праздничный костюм, на его статус указывало полотенце, повязанное вокруг талии, ширинка – небольшой платочек, прикрепленный к шапке, букетик искусственных цветов с ленточками или какой-нибудь другой знак, принятый в данной местности. «Невеста» была в нарядной рубахе и шелковом сарафане, ее голову прикрывали вуалью из марли или украшали искусственными цветами. «Красота» жениха подчеркивалась нарисованными углем усами и пышными кудрями из льняной кудели, «красота» невесты – накрашенными губами, бровями, наведенными сажей, множеством мушек на лице. Остальные девушки исполняли роли других свадебных чинов – дружки, поддружья, свашек, тысяцкого. Свадебное шествие по деревне открывал «дружка», который пропахивал дорогу веником, как и полагалось на настоящей свадьбе. Подойдя к тому или иному дому, участники процессии кричали: «Свадьба идет!» Хозяева выходили на крыльцо и приглашали «свадебников» в дом. Гостей сажали за стол, на который ставили еду, принесенную самими «свадебниками» или приготовленную хозяевами, и начинался «свадебный пир». Молодым пели величания, кричали «горько». Однако гулянье было недолгим – «свадьбе» предстояло обойти еще много домов. Вариантов хождения «свадьбой» было множество: в некоторых деревнях «жениха» и «невесту» возили по деревне на санях, «невеста» изображала свадебный плач, припевки пели не свадебные, а «шутейные», девушки закрывали лица полотенцами и т. д.
Обход дворов девушками, ряженными «баскими наряжонками», цыганками, господами, свадебниками, мог проводиться и в другие дни: в Филипповское заговенье (14/27 ноября) – перед Рождественским (Филипповским) постом, на Масленицу, в Петров день (29 июня / 12 июля), в Покров (1/14 октября), в день Кузьмы и Демьяна (1/14 ноября), в конце посиделочного сезона. Обходные церемонии развлекали девушек и укрепляли их союз. Кроме того, девушки могли познакомиться с родней будущего жениха, посмотреть его дом, показать себя будущей свекрови, что было очень важно перед наступавшим после Крещения свадебным сезоном. После обхода своей и соседних деревень парни и девушки обычно собирались на игрище, где веселились почти всю ночь.