Оригинал взят у 
araviya в Пташечки с глазами волка
araviya в Пташечки с глазами волка
- Лена, в этом углу нельзя сидеть, - сказал мне Олег, один из самых красивых парней на стойбище, когда я уселась слева на нары в Большой избушке.
- Почему?
- Здесь не женское место.
После пары таких случаев я поняла, что мое уважение к ребятам ханты и манси усиливается. Они другие.
Они болтают по телефону, сидят в интернете, курят и ведут себя точно так же, как ведет себя остальная молодежь на просторах наших широт. А потом вдруг становятся другими. И дело даже не в национальной одежде или умении петь хантыйские песни. Дело - в видении мира и знании своих корней. Может мне так повезло, но все те, с кем мне довелось встретиться на стойбище, действительно знали свои традиции. Это иногда совсем непросто увидеть. Оно проявлялось в каких-то разговорах, сделанных делах, поведении. И в какой-то момент я очень четко увидела, что часть их силы - она в знании традиций. Там это очень хорошо видно.
Помню, говорили о перерождении душ. Помню разговоры о шаманах и смерти. Помню, как они - 17-19-летние - рассказывали мне, как после родов специальная женщина определяет то, чья душа пришла в тело нового члена семьи. Помню, как девчата выбегали за платком, чтобы покрыть им голову, когда заходили в избушку с медведем (то есть где лежала голова медведя или проводились медвежьи игрища)...
Понятное дело, что есть всякие дети, и совсем всего этого не знающие, но ребята, которые были на нашем стойбище - стойбище "Нумсан Ех" - они такие, знающие.
Ефик
старшая смена - те, кто вырос на стойбище, теперь тут работают
И все бы наверное хорошо: красивые, видящие, знающие традиции - песня, одним словом. Пташечки Божьи... Только вот то ли в наказание от богов, то ли наоборот, в обучение души, жизни у них у всех очень сложные. В их 15-16 лет они уже видели столько, знали столько горя, что страшно становится - как они с ЭТИМ живут... Хотя, нет, кто-нибудь, да решает, что незачем так жить и уходит. По своей воле. Меня это просто потрясло, когда, уже зная многих из них, я вдруг начала узнавать подробности их жизней. Самоубийства, убийства, смерти, потери близких, алкоголь, драки, сиротство - это далеко не полный перечень... "Как? Как? - хотелось кричать мне... Почему так много? За что?"
- У них у каждого в глазах волк, - сказала мне Анне Тюрнпу, режиссер спектакля "Сны забытого стойбища", который она вместе с ребятами создавала на смену раньше моей - на театральной смене. Да, они закрыты, погружены в себя и доверяют только своим. А своих у них не так и много. И только у единиц внутренний волк близок к собаке, которая доверяет человеку. Мне таких встретилось всего несколько.
Когда я общалась с ними для проекта или просто так, я видела их недоверчивые глаза, чувствовала закрытость и отчуждение. До поры до времени. Я стала чувствовать как они хрупки в этой своей отчужденности. Нежно и очень бережно, боясь не рассыпать, не сдуть, я училась разговаривать с ними. Это было как будто мне в руки дали белый пушистый одуванчик, который надо сохранить, дойдя до дома, защитить от ветра, который может сдуть все пушинки. Это было как хрустальный шар, который от одного неосторожного движения разбивается. Но как же было тепло, когда вдруг лицо кого-нибудь из них вдруг освещалось лучиком улыбки, или тенью откровения во взгляде, или узнавания чего-то знакомого в моих речах... В этот момент мне хотелось задержаться, остановить время и просто побыть, побыть рядом с этим когда-то ребенком, прошедшим сквозь огонь, воду и медные трубы и оставшимся живым. Мне хотелось обнять его, пожать ему руку и прошептать что-то типа "Спасибо тебе, спасибо тебе, что ты остался жить, что ты живешь". Но вместо этого они спрашивали "Все? Хватит?" и удовлетворенные убегали к своим.
А я... Я и горевала за них, и радовалась за них и завидовала им. Чему завидовать? Завидовала тому, что они крепко так, друг за друга, вместе. Очень это чувствуется. И завидовала тому, что они знают свою землю, свой мир и находят в нем поддержку и утешение. Она у них такая - очень сильная - хантыйская и мансийская традиционная культура. Я ее только начала изучать, но уже понимаю, почему они верят в то, что для нас загадочно, мистично и непонятно. Потому что знание и понимание своих традиций помогает человеку, оно сильно. (Это вообще отдельный вопрос - о силе традиции, думаю, я еще буду писать об этом). И дай Бог, чтобы этим пташечкам и дальше было так сильно... Чтобы они расправили крылья и взлетели. Даже если волк у них в глазах останется.
Я еще буду писать о хантах и манси, еще не раз. А пока - хочется еще поделиться снимками. Снимками этих ребят разных возрастов: юных и уже не очень. Но таких сильных.
веселый общительный Витька
Максим и добрый дядя Федя
чудесный Олег
милый прекрасный Макс
такой вот хороший Кирилл
Фото - я, Таня Иночкина и Иван Кузнецов
Напомню, что речь идет о детском этнокультурном стойбище "Нумсанг Ех", которое находится недалеко от пос.Казым, Белоярский района, Ханты-Мансийский автономный округ (ЮГРА).
- Почему?
- Здесь не женское место.
После пары таких случаев я поняла, что мое уважение к ребятам ханты и манси усиливается. Они другие.
Они болтают по телефону, сидят в интернете, курят и ведут себя точно так же, как ведет себя остальная молодежь на просторах наших широт. А потом вдруг становятся другими. И дело даже не в национальной одежде или умении петь хантыйские песни. Дело - в видении мира и знании своих корней. Может мне так повезло, но все те, с кем мне довелось встретиться на стойбище, действительно знали свои традиции. Это иногда совсем непросто увидеть. Оно проявлялось в каких-то разговорах, сделанных делах, поведении. И в какой-то момент я очень четко увидела, что часть их силы - она в знании традиций. Там это очень хорошо видно.
Помню, говорили о перерождении душ. Помню разговоры о шаманах и смерти. Помню, как они - 17-19-летние - рассказывали мне, как после родов специальная женщина определяет то, чья душа пришла в тело нового члена семьи. Помню, как девчата выбегали за платком, чтобы покрыть им голову, когда заходили в избушку с медведем (то есть где лежала голова медведя или проводились медвежьи игрища)...
Понятное дело, что есть всякие дети, и совсем всего этого не знающие, но ребята, которые были на нашем стойбище - стойбище "Нумсан Ех" - они такие, знающие.
Ефик
старшая смена - те, кто вырос на стойбище, теперь тут работают
И все бы наверное хорошо: красивые, видящие, знающие традиции - песня, одним словом. Пташечки Божьи... Только вот то ли в наказание от богов, то ли наоборот, в обучение души, жизни у них у всех очень сложные. В их 15-16 лет они уже видели столько, знали столько горя, что страшно становится - как они с ЭТИМ живут... Хотя, нет, кто-нибудь, да решает, что незачем так жить и уходит. По своей воле. Меня это просто потрясло, когда, уже зная многих из них, я вдруг начала узнавать подробности их жизней. Самоубийства, убийства, смерти, потери близких, алкоголь, драки, сиротство - это далеко не полный перечень... "Как? Как? - хотелось кричать мне... Почему так много? За что?"
- У них у каждого в глазах волк, - сказала мне Анне Тюрнпу, режиссер спектакля "Сны забытого стойбища", который она вместе с ребятами создавала на смену раньше моей - на театральной смене. Да, они закрыты, погружены в себя и доверяют только своим. А своих у них не так и много. И только у единиц внутренний волк близок к собаке, которая доверяет человеку. Мне таких встретилось всего несколько.
Когда я общалась с ними для проекта или просто так, я видела их недоверчивые глаза, чувствовала закрытость и отчуждение. До поры до времени. Я стала чувствовать как они хрупки в этой своей отчужденности. Нежно и очень бережно, боясь не рассыпать, не сдуть, я училась разговаривать с ними. Это было как будто мне в руки дали белый пушистый одуванчик, который надо сохранить, дойдя до дома, защитить от ветра, который может сдуть все пушинки. Это было как хрустальный шар, который от одного неосторожного движения разбивается. Но как же было тепло, когда вдруг лицо кого-нибудь из них вдруг освещалось лучиком улыбки, или тенью откровения во взгляде, или узнавания чего-то знакомого в моих речах... В этот момент мне хотелось задержаться, остановить время и просто побыть, побыть рядом с этим когда-то ребенком, прошедшим сквозь огонь, воду и медные трубы и оставшимся живым. Мне хотелось обнять его, пожать ему руку и прошептать что-то типа "Спасибо тебе, спасибо тебе, что ты остался жить, что ты живешь". Но вместо этого они спрашивали "Все? Хватит?" и удовлетворенные убегали к своим.
А я... Я и горевала за них, и радовалась за них и завидовала им. Чему завидовать? Завидовала тому, что они крепко так, друг за друга, вместе. Очень это чувствуется. И завидовала тому, что они знают свою землю, свой мир и находят в нем поддержку и утешение. Она у них такая - очень сильная - хантыйская и мансийская традиционная культура. Я ее только начала изучать, но уже понимаю, почему они верят в то, что для нас загадочно, мистично и непонятно. Потому что знание и понимание своих традиций помогает человеку, оно сильно. (Это вообще отдельный вопрос - о силе традиции, думаю, я еще буду писать об этом). И дай Бог, чтобы этим пташечкам и дальше было так сильно... Чтобы они расправили крылья и взлетели. Даже если волк у них в глазах останется.
Я еще буду писать о хантах и манси, еще не раз. А пока - хочется еще поделиться снимками. Снимками этих ребят разных возрастов: юных и уже не очень. Но таких сильных.
веселый общительный Витька
Максим и добрый дядя Федя
чудесный Олег
милый прекрасный Макс
такой вот хороший Кирилл
Фото - я, Таня Иночкина и Иван Кузнецов
Напомню, что речь идет о детском этнокультурном стойбище "Нумсанг Ех", которое находится недалеко от пос.Казым, Белоярский района, Ханты-Мансийский автономный округ (ЮГРА).
