Этнограф Дмитрий Функ о конфликтах малых народов с правительством, специальных льготах по спискам и сохранении этнической идентичности
Речь пойдет о
такой интересной категории населения Российской Федерации, как коренные
малочисленные народы Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока. Это
официальное наименование, более кратко их обычно называют народами
Севера.
Рождение этой группы относится к самому началу становления советской власти, к 1920-м годам, когда было принято особое постановление «О содействии народностям северных окраин». В то время удалось насчитать порядка 50, если не больше, различных групп, которые проживали на территории Крайнего Севера. Они, как правило, занимались оленеводством, и их образ жизни существенно отличался от того, что видели себе первые советские большевики.
Шло время, эта категория продолжала оставаться как особая категория учета, постепенно этот список выкристаллизовывался, появлялись более точные наименования отдельных этнических групп, и в послевоенный период, по крайней мере начиная с 1960-х, особенно в 1970-х годах, эта категория стала включать 26 народов. И когда говорили о народах Севера, подразумевали 26 коренных народов Севера — их называли еще в свое время малыми народами Севера. Это различные языковые группы, люди, говорящие на различных языках, в том числе и на таких, близких родственников которых до сих пор не удается обнаружить. Это язык кетов, чьи отношения с другими языками достаточно сложные, язык нивхов, ряд других языков. Шло время, и, несмотря на те меры, которое принимало государство (в то время это называлось Коммунистическая партия Советского Союза и советское правительство), принимались отдельные постановления по экономическому развитию этих народов, тому, как облегчить их экономическое существование — все-таки положение оставалось достаточно сложным: распространялся алкоголизм, было очень много социальных болезней. Так постепенно мы дожили до конца 1980-х годов, когда вдруг оказалось, что 26 народов не уснули, не забыли своих языков, не потеряли своей культуры и даже, если что-то и произошло, они хотят это восстановить, реконструировать и так далее, хотят использовать в своей современной жизни.
В самом начале 1990-х годов этот список вдруг начал жить второй жизнью. В него были включены некоторые народы Южной Сибири, и так стало не 26, а 30 народов. Затем постепенно, в течение 1990-х — начала 2000-х годов, этот список расширялся, расширялся, и на сегодняшний день это порядка 40–45 этнических групп, начиная с европейской части России и заканчивая Дальним Востоком, значительное количество этнических групп входят в этот так называемый список коренных малочисленных народов севера Сибири и Дальнего Востока.
Что нужно для того, чтобы оказаться в этом списке? В первую очередь тебе как народу официально запрещается плодиться и размножаться в том смысле, что, пусть это прозвучит грубо, ты не должен быть более 50 000 человек. Есть ограничение по численности. Ты должен жить на территории своих предков, заниматься традиционным хозяйством, сохранять традиционную культуру и язык. Все на самом деле не так просто, не просто иметь особое самоназвание, а ты должен считать себя самостоятельным народом. Все очень-очень непросто, даже с тем же самоназванием.
Попробуем посмотреть, скажем, на алтайцев. Алтайцы сами по себе не входят в список коренных малочисленных народов. И долгое время в советской этнографии, советской науке считалось, что это единый народ, сформировавшийся, правда, из разных групп, но они сложились в единую социалистическую народность. Когда наступил конец 1980-х — начало 1990-х годов, выяснилось, что те, из кого сложились алтайцы, до сих пор помнят, что они не вполне алтайцы. Так появились на карте Республики Алтай и на этнографической карте новые этнические группы: челканцы, тубалары, кумандинцы, собственно алтайцы, теленгиты. Часть из них попала в список коренных малочисленных народов Севера. Была очень сложная ситуация — перепись 2002 года, когда властные структуры Республики Алтай очень боялись, что за счет того, что значительная часть бывших алтайцев вдруг записалась в коренные малочисленные народы, численность населения республики, то есть титульного народа, существенно уменьшится и тогда у них отберут портфели — не станет республики, и люди лишатся своих должностей. Все оказалось хорошо: в нашей стране нет такой прямой корреляции между титульной этнической группой и статусом того образования, в котором она живет, — это может быть республика, автономный округ или что-то еще.
Но, что касается этнической идентичности, ситуация гораздо сложнее. Мы сказали, что выделилось несколько групп из этих алтайцев. Но если мы возьмем каждую из них, то обнаружится, что каждая из них состоит из 5, 10, а может быть, 20 подразделений. Они называются род, или, по-алтайски, «сьок» (‘кость’), часть из них имеет очень древнее происхождение. В тот же самый 2002 год (я как раз был на Алтае, в составе комиссии, которая должна была разобраться, кем люди себя хотят декларировать во время проведения переписи, кем хотят себя назвать), помню очень хорошо, руководители родов — они называются зайсаны, — когда узнали, что ответ людей никак не скажется на статусе республики, сказали: «Ой, как хорошо. Так, может, сейчас запишемся найманами, кыпчаками (по названию рода)». То есть реально получается так, что человек в общем алтаец, но в то же время он может быть представителем какой-то этнической группы в составе алтайцев. Он может быть представителем своего рода. Если покопаться, то можно обнаружить еще более мелкие.
Зачем нужно включаться в этот список? Раз существует список, в него можно попасть, в него можно записаться. Если ты не входишь в этот список, то у тебя не будет каких-то льгот. О льготах, как правило, говорят: «Они записались туда, потому что хотят льгот». Льготы, конечно, какие-то есть, если ты о них знаешь и можешь ими воспользоваться. Часть людей не знает, что они есть. Это льготы на медицинское обслуживание, на получение дров (актуально в деревнях), это может быть льготное поступление твоих детей в университет, есть еще какой-то список этих льгот. Но это на самом деле не самое важное. Есть такой момент: тебе хочется жить на своей земле, и другой земли у тебя нет. Если ты не входишь в этот список коренных малочисленных народов Севера, то с тобой будут обращаться как со всеми, хотя ты и так гражданин Российской Федерации. Тогда у тебя не будет дополнительных рычагов в плане защиты территории, на которой ты и твои предки жили, охотились, ловили рыбу, занимались тем традиционным образом жизни, который для тебя очень важен. Почему очень важен? Иногда со смехом, иногда без смеха говорят: «Ну что с него взять? Даже если он «белый воротничок», наступает время путины или собирать шишки в тайге, он уходит в тайгу собирать шишки или в путину, пропадает в море и занимается добычей рыбы». Человек работает в офисе, но он не может без этого. Здесь рассказывают со смехом или даже пренебрежением. Если мы окажемся, скажем, на территории США, тогда мы просто обнаружим, что уважающие себя компании будут на это время предоставлять человеку отпуск, потому что они понимают, что он без этого не может, и не потому, что это его прихоть, что он хочет на рыбалку, как любой из нас может захотеть на выходные куда-то поехать отдохнуть. Нет, это что-то сидит в крови, что гонит человека из офиса обратно в тайгу, на земли своих предков.
Если у тебя нет возможности дополнительно защитить эту землю, то могут произойти разные сложные жизненные ситуации. Не секрет, что территория проживания малых коренных народов Севера обильна полезными ископаемыми. Это может быть все что угодно: золото, уран, ртуть, нефть, газ, уголь. И эти люди живут на землях, которые представляются очень важными с точки зрения стратегического развития государства. Кто же виноват, что так сложилось? И тут возникает коллизия: что делать с людьми? Все хорошо помнят фильм «Аватар» и того противного персонажа, который говорил, что «они сидят на моих бабках». Иногда складывается такое впечатление, что те фирмы, которые пытаются каким-то образом урегулировать отношения с людьми, проживающими в тех местах, где можно что-то добывать и продавать, именно так к ним относятся, то есть это люди, которые просто мешаются. Ситуация довольно сложная, потому что везде, во всех случаях, где происходит что-то подобное (это может быть какое-то священное озеро Ноуто, где проживают ханты или лесные ненцы, это может быть Кузбасс с его залежами угля, это может быть Сахалин с его запасами нефти), происходит некое столкновение интересов, более или менее отчетливо выраженное, между коренными малочисленными народами Севера, между местным населением, в принципе вообще всем. Потому что какая разница между тобой, аборигеном, и русским старожилом, ведущим себя точно так же, живущим на той же земле, занимающимся той же рыбалкой, охотой и так далее и точно так же страдающим от грязной воды и прочих негативных последствий добычи или разработки каких-то ископаемых. К числу так называемых стейкхолдеров, помимо аборигенов, относятся государственные структуры и сами компании, которые пытаются извлечь какую-то прибыль из этой земли.
Если ты не входишь в этот список коренных малочисленных народов Севера, то тебе будет гораздо сложнее защищать свою землю и свои права на тот образ жизни, который ты хочешь вести. Это важно — сохранять свою культуру, потому что если у тебя не будет той территории, где ты компактно проживаешь со своими соплеменниками, то будет очень сложно обеспечить твоим детям изучение родного языка, передачу каких-то традиционных ценностей. Это не значит, что исчезнет народ, пропадет, но в том, как ты воспринимаешь ситуацию, может быть такая мысль, что, если у меня пропадет язык, я перестану быть каким-то народом. Конечно, не перестанешь. По всей территории Сибири огромное количество народов Севера потеряло свои языки, но это не значит, что они не говорят ни на каком языке. Где-то родным стал якутский язык, практически у всех — русский. Тем не менее люди сохраняют свою этническую идентичность, они хотят развиваться дальше, и список дает им эту возможность.
Но здесь есть один интересный поворот, о котором пока никто не задумывался. Дело в том, что все чаще слышно среди молодого поколения у коренных малочисленных народов Севера, которое потеряло, собственно говоря, этническую специфику (они все говорят на русском языке, не носят традиционную одежду): «Мы — КМНсы, мы — КМНсы». Появляется некая общность, может быть, это сословная идентичность, как в царской России. И в этом смысле государству, видимо, имеет смысл присмотреться к тем процессам, которые сейчас происходят на Севере, и, возможно, если говорить о помощи, она может быть не конкретным этническим группам, а той новой сословной общности, которая называется коренные малочисленные народы Севера.
Рождение этой группы относится к самому началу становления советской власти, к 1920-м годам, когда было принято особое постановление «О содействии народностям северных окраин». В то время удалось насчитать порядка 50, если не больше, различных групп, которые проживали на территории Крайнего Севера. Они, как правило, занимались оленеводством, и их образ жизни существенно отличался от того, что видели себе первые советские большевики.
Шло время, эта категория продолжала оставаться как особая категория учета, постепенно этот список выкристаллизовывался, появлялись более точные наименования отдельных этнических групп, и в послевоенный период, по крайней мере начиная с 1960-х, особенно в 1970-х годах, эта категория стала включать 26 народов. И когда говорили о народах Севера, подразумевали 26 коренных народов Севера — их называли еще в свое время малыми народами Севера. Это различные языковые группы, люди, говорящие на различных языках, в том числе и на таких, близких родственников которых до сих пор не удается обнаружить. Это язык кетов, чьи отношения с другими языками достаточно сложные, язык нивхов, ряд других языков. Шло время, и, несмотря на те меры, которое принимало государство (в то время это называлось Коммунистическая партия Советского Союза и советское правительство), принимались отдельные постановления по экономическому развитию этих народов, тому, как облегчить их экономическое существование — все-таки положение оставалось достаточно сложным: распространялся алкоголизм, было очень много социальных болезней. Так постепенно мы дожили до конца 1980-х годов, когда вдруг оказалось, что 26 народов не уснули, не забыли своих языков, не потеряли своей культуры и даже, если что-то и произошло, они хотят это восстановить, реконструировать и так далее, хотят использовать в своей современной жизни.
В самом начале 1990-х годов этот список вдруг начал жить второй жизнью. В него были включены некоторые народы Южной Сибири, и так стало не 26, а 30 народов. Затем постепенно, в течение 1990-х — начала 2000-х годов, этот список расширялся, расширялся, и на сегодняшний день это порядка 40–45 этнических групп, начиная с европейской части России и заканчивая Дальним Востоком, значительное количество этнических групп входят в этот так называемый список коренных малочисленных народов севера Сибири и Дальнего Востока.
Что нужно для того, чтобы оказаться в этом списке? В первую очередь тебе как народу официально запрещается плодиться и размножаться в том смысле, что, пусть это прозвучит грубо, ты не должен быть более 50 000 человек. Есть ограничение по численности. Ты должен жить на территории своих предков, заниматься традиционным хозяйством, сохранять традиционную культуру и язык. Все на самом деле не так просто, не просто иметь особое самоназвание, а ты должен считать себя самостоятельным народом. Все очень-очень непросто, даже с тем же самоназванием.
Попробуем посмотреть, скажем, на алтайцев. Алтайцы сами по себе не входят в список коренных малочисленных народов. И долгое время в советской этнографии, советской науке считалось, что это единый народ, сформировавшийся, правда, из разных групп, но они сложились в единую социалистическую народность. Когда наступил конец 1980-х — начало 1990-х годов, выяснилось, что те, из кого сложились алтайцы, до сих пор помнят, что они не вполне алтайцы. Так появились на карте Республики Алтай и на этнографической карте новые этнические группы: челканцы, тубалары, кумандинцы, собственно алтайцы, теленгиты. Часть из них попала в список коренных малочисленных народов Севера. Была очень сложная ситуация — перепись 2002 года, когда властные структуры Республики Алтай очень боялись, что за счет того, что значительная часть бывших алтайцев вдруг записалась в коренные малочисленные народы, численность населения республики, то есть титульного народа, существенно уменьшится и тогда у них отберут портфели — не станет республики, и люди лишатся своих должностей. Все оказалось хорошо: в нашей стране нет такой прямой корреляции между титульной этнической группой и статусом того образования, в котором она живет, — это может быть республика, автономный округ или что-то еще.
Но, что касается этнической идентичности, ситуация гораздо сложнее. Мы сказали, что выделилось несколько групп из этих алтайцев. Но если мы возьмем каждую из них, то обнаружится, что каждая из них состоит из 5, 10, а может быть, 20 подразделений. Они называются род, или, по-алтайски, «сьок» (‘кость’), часть из них имеет очень древнее происхождение. В тот же самый 2002 год (я как раз был на Алтае, в составе комиссии, которая должна была разобраться, кем люди себя хотят декларировать во время проведения переписи, кем хотят себя назвать), помню очень хорошо, руководители родов — они называются зайсаны, — когда узнали, что ответ людей никак не скажется на статусе республики, сказали: «Ой, как хорошо. Так, может, сейчас запишемся найманами, кыпчаками (по названию рода)». То есть реально получается так, что человек в общем алтаец, но в то же время он может быть представителем какой-то этнической группы в составе алтайцев. Он может быть представителем своего рода. Если покопаться, то можно обнаружить еще более мелкие.
Зачем нужно включаться в этот список? Раз существует список, в него можно попасть, в него можно записаться. Если ты не входишь в этот список, то у тебя не будет каких-то льгот. О льготах, как правило, говорят: «Они записались туда, потому что хотят льгот». Льготы, конечно, какие-то есть, если ты о них знаешь и можешь ими воспользоваться. Часть людей не знает, что они есть. Это льготы на медицинское обслуживание, на получение дров (актуально в деревнях), это может быть льготное поступление твоих детей в университет, есть еще какой-то список этих льгот. Но это на самом деле не самое важное. Есть такой момент: тебе хочется жить на своей земле, и другой земли у тебя нет. Если ты не входишь в этот список коренных малочисленных народов Севера, то с тобой будут обращаться как со всеми, хотя ты и так гражданин Российской Федерации. Тогда у тебя не будет дополнительных рычагов в плане защиты территории, на которой ты и твои предки жили, охотились, ловили рыбу, занимались тем традиционным образом жизни, который для тебя очень важен. Почему очень важен? Иногда со смехом, иногда без смеха говорят: «Ну что с него взять? Даже если он «белый воротничок», наступает время путины или собирать шишки в тайге, он уходит в тайгу собирать шишки или в путину, пропадает в море и занимается добычей рыбы». Человек работает в офисе, но он не может без этого. Здесь рассказывают со смехом или даже пренебрежением. Если мы окажемся, скажем, на территории США, тогда мы просто обнаружим, что уважающие себя компании будут на это время предоставлять человеку отпуск, потому что они понимают, что он без этого не может, и не потому, что это его прихоть, что он хочет на рыбалку, как любой из нас может захотеть на выходные куда-то поехать отдохнуть. Нет, это что-то сидит в крови, что гонит человека из офиса обратно в тайгу, на земли своих предков.
Если у тебя нет возможности дополнительно защитить эту землю, то могут произойти разные сложные жизненные ситуации. Не секрет, что территория проживания малых коренных народов Севера обильна полезными ископаемыми. Это может быть все что угодно: золото, уран, ртуть, нефть, газ, уголь. И эти люди живут на землях, которые представляются очень важными с точки зрения стратегического развития государства. Кто же виноват, что так сложилось? И тут возникает коллизия: что делать с людьми? Все хорошо помнят фильм «Аватар» и того противного персонажа, который говорил, что «они сидят на моих бабках». Иногда складывается такое впечатление, что те фирмы, которые пытаются каким-то образом урегулировать отношения с людьми, проживающими в тех местах, где можно что-то добывать и продавать, именно так к ним относятся, то есть это люди, которые просто мешаются. Ситуация довольно сложная, потому что везде, во всех случаях, где происходит что-то подобное (это может быть какое-то священное озеро Ноуто, где проживают ханты или лесные ненцы, это может быть Кузбасс с его залежами угля, это может быть Сахалин с его запасами нефти), происходит некое столкновение интересов, более или менее отчетливо выраженное, между коренными малочисленными народами Севера, между местным населением, в принципе вообще всем. Потому что какая разница между тобой, аборигеном, и русским старожилом, ведущим себя точно так же, живущим на той же земле, занимающимся той же рыбалкой, охотой и так далее и точно так же страдающим от грязной воды и прочих негативных последствий добычи или разработки каких-то ископаемых. К числу так называемых стейкхолдеров, помимо аборигенов, относятся государственные структуры и сами компании, которые пытаются извлечь какую-то прибыль из этой земли.
Если ты не входишь в этот список коренных малочисленных народов Севера, то тебе будет гораздо сложнее защищать свою землю и свои права на тот образ жизни, который ты хочешь вести. Это важно — сохранять свою культуру, потому что если у тебя не будет той территории, где ты компактно проживаешь со своими соплеменниками, то будет очень сложно обеспечить твоим детям изучение родного языка, передачу каких-то традиционных ценностей. Это не значит, что исчезнет народ, пропадет, но в том, как ты воспринимаешь ситуацию, может быть такая мысль, что, если у меня пропадет язык, я перестану быть каким-то народом. Конечно, не перестанешь. По всей территории Сибири огромное количество народов Севера потеряло свои языки, но это не значит, что они не говорят ни на каком языке. Где-то родным стал якутский язык, практически у всех — русский. Тем не менее люди сохраняют свою этническую идентичность, они хотят развиваться дальше, и список дает им эту возможность.
Но здесь есть один интересный поворот, о котором пока никто не задумывался. Дело в том, что все чаще слышно среди молодого поколения у коренных малочисленных народов Севера, которое потеряло, собственно говоря, этническую специфику (они все говорят на русском языке, не носят традиционную одежду): «Мы — КМНсы, мы — КМНсы». Появляется некая общность, может быть, это сословная идентичность, как в царской России. И в этом смысле государству, видимо, имеет смысл присмотреться к тем процессам, которые сейчас происходят на Севере, и, возможно, если говорить о помощи, она может быть не конкретным этническим группам, а той новой сословной общности, которая называется коренные малочисленные народы Севера.
Дмитрий Функ
Доктор исторических наук, заведующий кафедрой этнологии Московского государственного университета
имени М.В.Ломоносова
