ГЕЛЬМОЛЬД ИЗ БОСАУ Славянская хроника. Часть 2

КНИГА II

61. ЗАВОЕВАНИЕ ЛАЦЕБОНЫ

Второе же морское войско, собранное в Колонии и других прирейнских городах и, кроме того, на берегах реки Визеры, начало плавание по широкому пространству океана, пока не прибыло в Британию. Починив здесь в течение нескольких дней свои корабли и присоединив к себе немалый отряд англов и бриттов, они распустили паруса в направлении Испании и пристали к знаменитому португальскому городу в Галатии ¹, чтобы поклониться св. Якову ². Король же Галатии ³, приятно обрадованный прибытием паломников, просил, если они уж вышли сражаться во имя господа, оказать ему помощь против Лацебоны ⁴, жители которой сильно беспокоили христианские страны.
Склонившись к его просьбе, они выступили в Лацебону с большим количеством кораблей. Король же отправился сухопутным путем и тоже повел сильное войско. И так город был осажден и с суши и с моря. Много времени ушло на осаду этого города. И когда, наконец, он был взят и язычники разбиты, король Галатии обратился к крестоносцам с просьбой, чтобы, предварительно разделив между собой по-товарищески добычу, они отдали ему пустой город. И здесь была создана христианская колония, существующая и сейчас. Это было единственное из всего осуществленного войском крестоносцев предприятие, которое так счастливо закончилось.

62. О НИКЛОТЕ

Третье войско крестоносцев предприняло поход против. славянских народов, а именно, против соседящих с нами бодричей и лютичей, чтобы отомстить за уничтожение и смерть, причиняемые ими христианам, главным образом данам. Начальниками этого похода были Адельберо, [архиепископ] гамбургский ⁵, и все саксонские епископы, кроме того, молодой герцог Генрих ⁶, герцог из Церинге Конрад ⁷, [144] маркграф из Сальтвиделе ⁸, Адальберт, Конрад из Витина ⁹. Никлот, услыхав, что в скором времени будет собрано войско, чтобы уничтожить его, созвал весь народ свой и начал строить замок Дубин ¹⁰, который мог бы послужить для народа убежищем в случае необходимости. И отправил он посольство к графу Адольфу, напоминая ему о союзе, который они заключили, и вместе с тем прося его предоставить ему возможность побеседовать с ним и посоветоваться. И когда граф не согласился, говоря, что это было бы неосторожно с его стороны, ибо могло бы нанести обиду другим государям, он велел передать ему через послов: «Я решил быть глазами и ушами твоими в земле славянской, которую ты начал заселять, чтобы славяне, которые некогда владели вагрской землей, не причиняли тебе обид, оправдываясь тем, что они несправедливо лишены наследия своих отцов. Почему же ты оставляешь друга своего в пору нужды? Разве дружба не проверяется в несчастье? До сих пор я удерживал руку славян, и они не причиняли тебе вреда, теперь же я могу отнять свою руку и предоставить тебя себе самому, потому что ты с презрением отверг друга своего, забыл о договоре и отказал мне во встрече с тобой в минуту нужды».
И поведали послы графа Никлоту: «Наш господин в этот раз не может беседовать с тобой, потому что этому препятствуют известные тебе обстоятельства. Так сохрани же доверие к нашему господину и свои обязательства по отношению к нему и, если увидишь, что славяне втайне готовят войны против него, окажи ему поддержку». И Никлот обещал. И тогда сказал граф жителям своей земли: «Имейте надзор за скотом и имуществом вашими, чтобы они случайно не подверглись разграблению со стороны воров или разбойников; об общей безопасности будет моим делом заботиться, чтобы вы не подверглись какому-нибудь непредвиденному нападению войска». Ибо этот мудрый муж полагал, что своей хитростью он предотвратил неожиданные удары войны. Но дела сложились иначе. [145]

63. СОЖЖЕНИЕ КОРАБЛЕЙ

Никлот, чувствуя, что выступление в задуманный поход неизбежно, тайно подготовил морское войско и повел корабли к устью Травны с намерением разорить всю вагрскую землю прежде, чем саксонское войско вольется в ее пределы. Вечером же он отправил посла в Зигеберг потому, что обещал графу оказать ему поддержку. Но посольство это оказалось ненужным, ибо граф отсутствовал и не было времени, чтобы собрать войско. На рассвете дня, в который с благоговением поминаются страсти святых Иоанна и Павла (1147, 26 июня), морское войско славянское спустилось в устье Травны. Жители города Любека, услыхав шум, производившийся войском, позвали мужей города, говоря: «Мы слышим сильный шум, как будто рокот приближающейся толпы, и не знаем, что это такое». И они послали в город ¹¹ и на рынок предупредить о грозящей опасности. Но опьяневшие от обильных возлияний люди не могли двинуться ни по дороге, ни на кораблях, пока, окруженные врагами, не потеряли из-за подброшенного огня своих кораблей, нагруженных товарами. В тот день было убито около 300 и больше мужей ¹². Священник, монах Родольф, бежал в замок, но был настигнут язычниками, которые нанесли ему тысячу ран и убили его. Находившимся в замке в течение двух дней пришлось выдерживать самую жестокую осаду. Два отряда конницы промчались через вагрскую землю и асе, что нашли в предместье Зигеберге, истребили. Округ, называемый Даргунским, и все земли, расположенные вниз от Травны и заселенные вестфальцами, голландцами и другими чужеземными народами, были поглощены ненасытным огнем. Они [славяне] убили храбрых мужей, которые пытались с оружием в руках оказывать им сопротивление, и увели их жен и детей в плен. Но мужей гользатских, которые обитают за Травной, к западу от Зигеберга, они пощадили и, остановившись на полях селения Кузалины, не стали продвигаться дальше. Кроме того, [146] славяне не опустошили деревень, которые были расположены в полях Свентинефельд и тянулись от рени Свалы вплоть до реки Агримесов и Плуньского озера, а также не тронули имущества людей, там живущих. И повторяли в то время все уста, что эту беду навлекли якобы гользаты из ненависти к пришельцам, которых граф отовсюду привлекал к заселению страны. Вот поэтому одни только гользаты и не испытали общего несчастья. Но и город Утин ¹³, благодаря своему месторасположению — естественной укрепленности — уцелел тоже.

64. О ПРЕСВИТЕРЕ ГЕРЛАВЕ

Я хочу рассказать об одном деле, заслуживающем право сохраниться в памяти потомков. Разорив вагрскую землю, как им хотелось, славяне пришли в конце концов в округ Сусле, имея намерение разорить бывшую там колонию фризов, население которой исчислялось в 400 и более мужей. Когда славяне прибыли сюда, едва ли сотня фризов находилась в маленькой крепости, остальные возвратились на родину, чтобы привести в порядок оставшиеся там хозяйства. Когда все то, что было вне крепости, славяне сожгли, тогда те, кто в крепости оставался, поняли, какое жестокое нападение им угрожает. И правда, в течение целого дня их храбро осаждали 3 тысячи славян и уже предвкушали свою несомненную победу, в то время как фризы оттягиванием боя старались отдалить свою гибель. Но когда славяне увидели, что без кровопролития победа им не достанется, они пообещали фризам жизнь и целость членов, если, выйдя из крепости, они сдадут оружие. И тогда некоторые из осажденных в надежде сохранить жизнь начали добиваться того, чтобы сдать крепость. Обличая их, мужественный священник сказал: «Что это вы, о мужи, хотите делать? Вы думаете, что, сдавшись, вы сможете сохранить себе жизнь, что язычникам можно доверять? Вы заблуждаетесь, о мужи соотечественники, неразумно такое мнение. Разве вы не [147] знаете, что среди всех пришельцев нет ни одного народа, более гнусного для славян, чем фризы? Поистине, наш запах кажется им зловонием. Зачем же жертвуете вы жизнью вашей, зачем добровольно спешите к гибели своей? Именем господа, создателя мира, которому нетрудно в скором времени спасти нас, призываю вас, чтобы вы еще немного испытали силы свои и вступили в бой с неприятелем. Пока мы окружены этим валом, пока мы владеем своими руками и оружием, мы еще можем надеяться сохранить жизнь. Если же мы лишимся оружия, то, кроме позорной смерти, нам ничего не останется. Поэтому погрузите сначала мечи свои, добровольной выдачи которых они требуют, во внутренности их и отомстите за кровь вашу. Пусть узнают они вкус храбрости вашей и пусть не возвращаются с победой без кровопролития». И, говоря так, он явил им отвагу своего духа и, бросившись к воротам с одним лишь мужем, разогнал вражеские отряды и собственной рукой умертвил громадное число славян. Лишившись в конце концов одного глаза и раненный в живот, он сражался без передышки, являя как бы божественную силу и духа и плоти. Славные сыновья Сарвии ¹⁴ или Маккавеи ¹⁵ сражались некогда ничуть не лучше, чем этот священник Герлав и небольшое число мужей в замке Сусле. И отстояли они крепость от рук разорителей.
Услыхав об этом, граф собрал войско, чтобы вступить в бой со славянами и изгнать их из своей страны. Когда слух об этом дошел до славян, они вернулись на свои корабли и отплыли, увозя пленников и разную добычу, захваченную в земле вагров.

65. ОБ ОСАДЕ ДИМИНА

Между тем всю Саксонню и Вестфалию облетел слух о том, что славяне совершили вылазку и, таким образом, первыми начали войну. Тогда все это войско, носящее знак креста, поторопилось спуститься в землю славян, чтобы покарать их за недоброжелательность. Разделившись, они [148] осадили две крепости — Дубин и Димин — и изготовили много машин против них. Пришло также и войско данов к присоединилось к тем, которые осаждали Дубин, и от этого осада усилилась. В один из этих дней находившиеся в осаде заметили, что войско данов действует вяло, ибо те, которые дома настроены воинственно, вне его обычно трусят; и, совершив внезапную вылазку, они убили многих данов и удобрили землю их трупами. Оказать им помощь было невозможно, так как между ними лежало море. Поэтому исполненное гнева войско тем упорнее продолжало осаду. И говорили между собой вассалы герцога нашего и маркграфа Адальберта: «Разве земля, которую мы разоряем, не наша земля, и народ, с которым мы воюем, не ваш народ? Почему же мы оказываемся врагами самим себе и сами уничтожаем доходы свои? Разве этот удар не падает и на головы повелителей наших?» И начали они с этого дня чинить всякие волнения в войске и облегчать осаду частыми перемириями. И каждый раз, когда славяне в стычке бывали разбиты, они удерживали войско от преследования бегущих и не давали ему овладеть крепостью. В конце концов вашим это надоело, и был заключен такой договор, что славяне принимают христианскую веру и отпускают данов, которые находились у них в плену. И тогда многие притворно приняли крещение, а из плена отпустили всех стариков и непригодных [людей], остальных же, которые здоровьем были крепче и более приспособлены для работы, задержали. Таким образом, этот великий поход закончился умеренным успехом ¹⁶. А тотчас же после этого еще худшее время настало, потому что славяне не выполнили своего обещания креститься и не удержали рук своих от опустошения Дании.

66. О ГОЛОДЕ

Граф наш, стараясь наладить поколебленную дружбу, заключил мир с Никлотом и остальными восточными славянами. Однако он не вполне им доверял потому, что они [149] первые нарушили договор и предали землю его великому опустошению. И он начал ободрять народ свой, подавленный вражеским разорением, и просил его, чтобы он не поддавался несчастьям, памятуя, что маркоманы ¹⁷ должны обладать большим терпением и не щадить крови своей. И прилагал большое усердие в выкупе захваченных в плен.
Но что сказать мне о пастыре Христовом Вицелине ? Среди этого бедствия, когда ярость язычников многих так сильно разорила, а недостаток в припасах породил голод, он убедительно просил всех, кто был в Фальдере и Кузалине, не забывать о бедняках. Необыкновенное усердие проявлял в этом деле муж господень Тетмар, распределяя и подавая милостыню беднякам,— он, помощник верный и благоразумный, везде столь милосердный, везде столь щедрый, так что всего того, что я о нем говорю, чрезвычайно мало для его восхваления. Очевидно, исполненное сострадания, сердце этого пастыря издавало сладчайшее благоухание, и у врат монастыря всегда лежали такие толпы нуждающихся, ожидавших милостыни из рук мужа господня, что, казалось, благодаря щедрости этого мужа, место это может впасть в бедность. Тогда управляющие хозяйством стали запирать двери закромов, чтобы монастырь не понес случайно ущерба. Что же сделал муж господень? Не будучи в состоянии переносить вопли бедняков и сам не имея под рукой ничего, что можно было бы им дать, начал этот муж проявлять еще большую заботу и стал обходить закрома, искусно разыскивая входы в них, и, тайно их обнаружив, поступал подобно грабителю, подавая беднякам ежедневно по возможности. Заслуживающие доверия лица рассказывали нам, что опустошенные в те дни амбары чудесным образом вновь наполнялись провизией. Не подлежит сомнению, что дело это находит подтверждение в деяниях Илии и Елисея ¹⁸, подражатели которым как в области добродетели, так и в области чудес до наших дней имеются. [150]

67. О СМЕРТИ ЭТЕЛЕРИЯ

Прошло немало времени, пока вагрской земле удалось оправиться от пережитого бедствия, и вот уже с севера новые войны надвинулись и добавили горести к горестям, раны к ранам. После убийства Эрика, по прозвищу Эмуна, осталось трое потомков королевского рода, а именно: Свен, сын этого Эрика, Вальдемар, сын Кнута, и Кнут, сын Магнуса ¹⁹. Поскольку все они были пока еще в детском возрасте, то, пo решению данов, над ними был поставлен опекун, некий Эрик, по прозвищу Спак ²⁰, который и принял под свое покровительство государство ,и подрастающих государей. Был это муж миролюбивый. Он спокойно управлял вверенным ему государством, оказывая ярости славян недостаточное противодействие. Ибо разбои славян в то время более обычного усилились. Чувствуя приближение дня своей смерти, Эрик созвал трех юных королей и, обратившись за советом к вельможам, Свена поставил на королевство; Вальдемару же и Кнуту велел удовольствоваться отцовским наследством. И приведя, таким образом в порядок дела, он скончался. Вскоре сын Магнуса, Кнут, нарушив распоряжение своего опекуна, сделал попытку насильно захватить трон и начал большую войну против Свена. Вальдемар стал на сторону Свена, и вся Дания взволновалась. В северной части неба великие знамения показались в виде как бы огненных факелов, алых, как человеческая кровь. Знамения эти не обманули. Кто же не знает о нанесенных поражениях, нанесенных, говорю я, во время этой войны?
Каждый из обоих королей старался привлечь нашего графа ²¹ на свою сторону, и они отправляли послов с дарами, предлагая много и обещая еще больше. Графу понравился Кнут, и после беседы с ним он признал себя его вассалом. Жестоко отплатил за это Сван. Взяв с собой вооруженный отряд, он перешел в вагрскую землю, поджег Альденбург и разрушил всю приморскую область. Уйдя потом оттуда, он поджег предместье Зигеберг, и прожорливое пламя поглотило все. что было в его окрестностях. [151]
Виновником этого бедствия был некий Этелерий, дитмарш по рождению. Он получил поддержку у богатых данов, привлек на свою сторону всех храбрых гользатов и, став королевским военачальником, вознамерился изгнать графа из его земли, а владения его присоединить к Данскому королевству. Когда это стало известно графу, он отправился к герцогу ²², прося, чтобы тот его защитил. Ибо оставаться в Гользатии ему было небезопасно, потому что вассалы Этелерия поднялись и угрожали его жизни. Если кто-нибудь хотел стать вассалом Этелерия, он шел к нему и получал от него в дар плащ, щит и коня, и подкупленные такого рода дарами мятежники заполнили всю землю. Тогда повелел герцог всему народу гользатов и штурмаров, чтобы если где-нибудь будут обнаружены вассалы Этелерия, пусть они или отрекаются от своего вассальства, или уходят из страны. И было так сделано, и весь народ поклялся, что будет подчиняться приказу герцога и повиноваться своему графу. И тогда этот муж вновь заключил дружбу с гользатами после того, как мятежники или вернули себе его милость, или были изгнаны из страны.
И отправил граф послов к Кнуту, требуя, чтобы тот скорее с войском пришел, чтобы им вместе подавить Свена. Сам же с 4-тысячным войском поспешил к Шлезвигу ему навстречу. И раскинули они лагери на большом расстоянии один от другого. Свен же с немалым войском находился в городе Шлезвиге. Тогда Этелерий, военачальник Свена, видя, что беда удвоилась и большое войско пришло, чтобы их осадить, с коварным умыслом отправился к Кнуту и, дав денег начальникам войска, уговорил юного Кнута, чтобы тот без ведома графа Адольфа возвратился в землю свою и распустил войско, всех по домам своим. Заключив с ним перемирие, он дал обещание, что без войны восстановит мир в Дании. Совершив все так, как ему было угодно, Этелерий вернулся в Шлезвиг, намереваясь утром вступить в бой с графом и внезапно убить его. Но в тот вечер был в Шлезвиге один из домочадцев графа, и, чувствуя [152], что что-то готовится втайне, он поспешно переправился через озеро и, придя в лагерь, сказал графу: «Обманут ты, о граф, обманут и обречен на гибель. Кнут и войско его, на помощь которым ты сюда прибыл, вернулись в землю свою, ты же один здесь оставлен. А Этелерий намеревается прийти сюда и на рассвете сразиться с тобой». Тогда граф, весьма удивленный таким обманом, сказал своим: «Поскольку мы находимся среди леса и лошади наши изнурены от голода, то хорошо было бы нам уйти отсюда и поискать удобное место для лагеря». Тогда войско почувствовало, что граф расстроен неблагоприятным известием, и сняло лагерь с места, которое называется Кунингисхо, и повернуло путь к Эгдоре. И воины двигались с такой поспешностью, что, когда граф достиг Эгдоры, из 4 тысяч войска с ним оказалось едва 400 [человек]. Ободряя их, граф сказал: «Хотя напрасный страх и обратил в бегство наших братьев и друзей, несведущих в этом деле, однако мне кажется полезным, чтобы мы остались здесь охранять нашу страну, пока не узнаем точнее от направленных [нами] послов, что делают наши враги». И он тотчас же отправил послов, чтобы те донесли об истинном положении вещей. После того как те были схвачены под Шлезвигом и закованы в цепи, Этелерий сказал господину своему королю: «Теперь следует поторопиться и выступить с войском, ибо покинутый своими граф несомненно отдастся в руки наши. Убив его, мы пойдем в его страну и поступим с нею, как нам заблагорассудится». И они отправились с сильным войском. Граф же, разгневанный тем, что послы, как было условлено, не вернулись, отправил других послов, которые, увидав неприятеля, поспешно донесли об этом графу. Тот, хотя и был в душе огорчен малочисленностью своих сил, решил, однако, принимая во внимание их доблесть, сражаться, и сказал своим: «Вот настало время, о друзья, когда можно будет узнать, кто тот смелый и доблестный муж, который готов был бы добровольно принять гибель. Мои соотечественники часто с насмешкой упрекали [153] меня, что у меня якобы женское и трусливое сердце и что удары войн я отражаю скорее словом, чем рукой. Разумеется, я не действовал безрассудно. И зато сколько раз мы смогли без кровопролития уберечь себя от войны. Но теперь, когда ужасная опасность требует приложения рук, можно будет увидеть, женская ли у меня, как вы говорите, душа. Теперь, даст бог, вы сможете лучше рассмотреть, что у меня сердце мужа. Я успокоюсь, если ваше желание совпадет с моим и если вы, принеся присягу, станете со мной на защиту отечества. Ибо в настоящее время только сражение может спасти и от постыдного бегства и от несомненного разорения нашего отечества».
Когда граф закончил свою речь, приверженцы приветствовали его и под великой присягой обязались, что будут твердо стоять во имя спасения своего и своего отечества. И тогда граф велел разрушить мост и поставил стражу в тех местах, где река была проходима. Тут пришел посол и сказал, что неприятель переправился у деревни, которая называется Скуллеби.
Итак, вознеся молитву господу, граф поспешил, пока не переправилось все войско, вступить в бой с теми, которые уже переправились. И тотчас же, как только они столкнулись, граф был сброшен с коня. На помощь ему пришли двое рыцарей; они подняли его и опять посадили на коня. Битва была жаркая, и было неясно для той и другой стороны, которая из них победит, пока один из сторонников графа не закричал громко, требуя, чтобы подрубили колени лошадям, на которых сидели враги. И случилось, что когда лошади упали, то с ними упали и закованные в панцири седоки и были поражены нашими мечами. Погиб Этелерий, а остальные знатные были или убиты, или взяты в плен. Увидев это с другого берега реки, король и [люди], бывшие с ним, обратились в бегство и вернулись в Шлезвиг. И граф тоже вернулся, покрытый славой своей победы, ведя замечательных пленников, деньгами [от выкупа] которых изрядная часть его долгов была покрыта ²³. [154]
С этих пор он стал проявлять особую заботу о своей земле. Ибо каждый раз, когда доходила до него весть о каком-нибудь движении со стороны Дании или славян, он тотчас же собирал войско в удобном месте, а именно в Травенемюнде ²⁴ или над Эгдорой, и всегда были послушны приказам его народы гользатов, штурмаров и маркоманов. Согласно существующему обычаю, маркоманами называются собравшиеся с разных сторон народы, населяющие марку. Очень много марок имеется и в славянской земле. Из них не самой худшей является наша вагрская земля, где имеются мужи храбрые и опытные в битвах как с данами, так и со славянами. Обязанности графа выполнял над всеми ними наш граф ²⁵. Он вершил суд над народом своим, примиряя несогласия и освобождая угнетенных из рук могущественных. К духовенству он был чрезвычайно благосклонен и не допускал, чтобы кто-либо делом или словом его обидел. Много труда приложил граф к укрощению мятежей среди гользатов. Ибо этот свободолюбивый и упрямый народ, народ дикий и необузданный, отказался нести иго мира. Но высокий разум этого мужа победил их, и восторжествовала мудрость его в них. Он старался привлечь их к себе многочисленными дарами, пока не надел узды на этих, говорю я, диких ослов. Если бы кто захотел, тот может убедиться, что хотя внешне этот народ не изменился, однако
Те, что личиной главу прикрывали обычно
И расставляли коварно сеть для хищений своих и крали то, что не могли отнять силой, — тот может убедиться, говорю я, что они изменили свои нравы и снова обратили шаги свои на путь мира. А разве это не «изменение десницы всевышнего» ²⁶?
После этого граф помирился с королем данов, Свеном. Ибо тот, счастливый многочисленными победами, изгнал Кнута из страны и принудил его, прогнанного в Саксонию, жить вне отечества, у преславного архиепископа Гартвига, который, происходя из знаменитого рода ²⁷, имел громадные владения. [155]

68. О ГЕРЦОГЕ ГЕНРИХЕ

В то время юный наш герцог взял себе в жены Клементию, дочь Конрада, герцога из Церинге ²⁸, и начал править во всей земле славянской, постепенно мужая и набираясь сил.
Каждый раз, как славяне наносили ему обиды, он всегда простирал на них длань Марса, и они отдавали, ему все, что он пожелал потребовать, лишь бы сохранить себе жизнь и отечество. Но ни в одном из походов, которые он успешно, будучи еще юношей, на Славию совершал, о христианстве и не вспоминалось, [но] только о деньгах. Ибо они [славяне] все еще поклонялись идолам, а не богу, и предпринимали разбойничьи набеги на земли данов.

69. ОБ АРХИЕПИСКОПЕ ГАРТВИГЕ

Гартвиг, архиепископ гамбургский, видя, что в Славии царит мир, решил восстановить у славян епископства, разрушенные некогда яростью язычников, а именно, епископства Альденбургское, Рацисбургское и Микилинбургское. Из них Альденбургское основал Оттон I Великий, подчинив ему полабов и бодричей от границ страны гользатов до реки Пены и города Димина. И первым епископом в Альденбурге поставил он Марка. После него вторым был Эквард, третьим — Ваго, четвертым — Эзико, пятым — Фольхард, шестым — Рейнберт, седьмым — Бенно, восьмым — Мейнер, девятым — Абелин, десятым — Эзо. Во времена его [Оттона] в Гамбургской церкви возвышался великий Адальберт. Из тех чужеземных епископов, которых он держал на своем столе, Иоанна он поставил епископом в Микилинбурге, а Ариста—в Рацисбурге, н, таким образом, Альденбургская кафедра распалась на три епископства ²⁹. После того как по соизволению божьему и за грехи человеческие христианская религия в Славии прекратилась, эти епископства пустовали в течение 84 лет, вплоть до [156] времен архиепископа Гартвига. Благодаря благородству своего происхождения известный обеим верховным властям ³⁰, последний приложил много трудов, чтобы восстановить суфраганные епископства во всей Дании, Норвегии и Швеции, которые, как вспоминают древние, некогда принадлежали к Гамбургской церкви. Но когда ни повиновением, ни разными подкупами он ничего ни у папы, ни у императора не добился, то, чтобы совсем не лишиться суфраганов, он вознамерился восстановить давно уже уничтоженные епископства в Славии. И, пригласив достопочтенного пастыря Вицелина, он посвятил его в епископы альденбургские ³¹, ибо тот был уже в преклонном возрасте и уже 30 лет прожил в земле гользатов. Затем в Микилинбург он поставил Эммегарда ³². Оба были посвящены в Россевельде и отправились в страну нужды и голода, где было обиталище сатаны и всякого духа нечистого.
Все это было сделано без ведома герцога и графа нашего. И поэтому случилось, что дружба, которая существовала до сих пор между Вицелином и нашим графом, теперь нарушилась, хотя раньше граф почитал его, как отца. И он взял себе все десятины за этот год, которые полагались новому епископу, и не оставил от них никаких следов. Тогда епископ пришел к герцогу, чтобы попросить у него прощения, и был им принят с почестями и уважением. И сказал ему герцог: «Достойно было бы, о епископ, чтобы я не приветствовал и не принимал вас, так как вы это звание приняли без ведома моего. Это я должен был этим делом распорядиться, особенно в стране, которую отцы мои, при покровительстве божьем, щитом и мечом завоевали и передали мне в наследство, чтобы я владел ею. Но так как мне давно известна ваша святость и отцы наши искони тоже испытывали вашу верность, решил я ваш поступок предать забвению и со всей милостью согласиться на пожалование вам этого почетного места при том условии, что вы согласитесь принять епископскую инвеституру из моих рук. Благодаря такому договору дела ваши могли бы успешно продвинуться [157] вперед». Но эта речь показалась епископу опасной потому, что она шла против обычая. Ибо право облекать властью епископа принадлежало только императору ³³.
Тогда один из приближенных герцога, Генрих из Вита ³⁴, муж могущественный, воинственный и друг епископа, сказал ему: «Поступайте так, как вам выгодно, приблизьтесь к господину нашему и выполните его волю, чтобы опять были воздвигнуты церкви в Славии и вашими руками направилось служение господу. В противном случае ваш труд будет бесполезен, ибо ни император, ни архиепископ не смогут поддержать ваше дело, если мой господин будет противиться. Потому что господь ему дал всю эту землю. Разве что-нибудь такое важное требует от вас господин мой, что являлось бы для вас недозволенным или постыдным? Сколь лучше и легче пойдет дело и сколь великие плоды оно принесет, если господин мой примет посох и отдаст его в руки ваши в знак инвеституры и, кроме всего прочего, вы станете другом герцога и будете пользоваться почетом среди народов, к которым пойдете, чтобы обратить их».
Епископ попросил предоставить ему время, чтобы он мог поразмыслить над этими словами. Отпущенный с миром, он прибыл в Бардевик, где находился несколько дней, пораженный смертельным недугом, ибо там постиг его паралич, которым он, видимо, страдал до самого конца своей жизни. Когда болезнь несколько затихла, его перевезли в повозке в Фальдеру, но долгое время недуг не давал ему возможности заниматься делами церкви. Ибо к бремени возраста еще прибавилась болезнь. И когда господь дал ему силы, от отправился в Бремен посоветоваться с архиепископом и духовенством относительно того предложения, которое сделал ему герцог. И они все вместе единодушно стали выражать свое недовольство, говоря: «Мы знаем, о достопочтенный епископ, что вашей святости лучше известно, как следует вам поступить в отношении такого предложения. Но если вы пришли к нам, чтобы услышать наш совет, то мы вам кратко ответим, как мы это понимаем. Первое [158] , что надо принять во внимание,—это, что инвеститура епископов предоставлена только императору, который единственно всех превосходит и после, бога среди сынов человеческих самый выдающийся. Чести этой они [императоры] не без великих жертв добились. И самые достойные из императоров не так легко достигли того, чтобы их называли господами над епископами, но заплатили за этот проступок громаднейшими государственными богатствами, которыми церковь самым щедрым образом одарили, самым приличествующим образом украсили, так что она не считает презренным подчиняться в малом и не считает постыдным склоняться перед одним, благодаря чему может господствовать над многими. Ибо где есть такой герцог или маркграф, или правитель государства сколь угодно великий, который не предложил бы епископам руки своей и, отвергнутый, не навязывал бы себя снова, кстати это или некстати? Они наперерыв стараются стать вассалами церкви, стать участниками ее владений. И вы погубите эту честь и нарушите эти права, созданные великими авторитетами? И вы протянете руку вашу этому герцогу, чтобы, следуя вашему примеру, те, кто были господами над государями, стали слугами государей? Не приличествует вашему возрасту, достаточно зрелому для украшения такой почестью, чтобы из-за вас печали происходить злоупотребления в доме господнем. Да минует вас такое решение. Ибо если необузданный гнев государя обрушится на вас, то разве не лучше будет пожертвовать состоянием, чем честью? Пусть отнимут, если захотят, десятины, пусть, если угодно, закроют вам доступ в ваш диоцез, такую неприятность еще можно перенести. У вас есть во всяком случае церковь в Фальдере, вы можете оставаться в этом безопасном месте и спокойно ожидать спасения от господа».
Такими и подобными речами они удержали его от того, чтобы он выполнил желание герцога. И, конечно, такое решение породило многочисленные помехи для нового рассадника веры, ибо когда бы ни пошел наш епископ к герцогу [159], желая спросить что-либо по делам церкви, тот отвечал, что готов на все, чего требует польза, если прежде ему будет оказана надлежащая честь, в противном же случае напрасно идти против течения реки. И смиренный епископ легко бы склонился к тому, чтобы ради блага церкви выполнить желание герцога, жаждущего светских почестей, если бы архиепископ и остальное бременское духовенство не противились этому. Ибо они сами, будучи тщеславны, пресыщенные богатствами своей достаточно окрепшей церкви, считали, что этим поступком было бы задето их достоинство, и заботились не столько о доходах, сколько о количестве суфраганных кафедр. Это особенно заметно было и в том, что архиепископ чинил нашему епископу большие обиды во владениях Фальдерской церкви, отнимая некоторые из них, не давая ему спокойно оставаться в том месте, которое сам ему выделил. И вот ты видишь мужа, некогда обладавшего великим именем и свободой и вполне владевшего собой, а после того, как он принял звание епископа, как будто связанного какими-то узами, смиренно просящего у всех. Ибо человек, от которого зависело спокойствие его и на которого он возлагал все надежды [архиепископ], совратил его с пути разума и мира, чтобы он не приблизился к тем, благодаря которым доходы церкви могли разрастись. И он делал то, что позволяло ему положение того времени, посещал церкви своего диоцеза, возвещая народам спасение и доставляя им по обязанности своей службы дары духовные, хотя сам, однако, не пожинал у них даров временных, так как граф отнял у него право на десятины.
В то время был им освящен храм в Кузалине, по-другому Гагересторп называемой. И церковь в Борнговеде была тогда же освящена. И пришел он в новый город, что Любеком называется, чтобы укрепить живущих там, и освятил здесь алтарь во имя господа. Возвращаясь оттуда, он посетил Альденбург, где некогда находилась кафедра епископа, и был принят язычниками, жителями этой земли. [160] Богом их был Прове. Имя же жреца, который возглавлял их суеверия, было Мике. Князя же этой земли звали Рохель и был он из рода Крута, великий идолопоклонник и злодей. И начал епископ господень наставлять язычников на путь истины, каким является христианство, убеждая их. чтобы, оставив своих идолов, они поспешили к купели возрождения. Но лишь немногие из славян обратились к вере, ибо еще велика была их слабость и сердца государей не были еще расположены к тому, чтобы обуздать сердца разбойников. И дал епископ деньги дровосекам на расходы по храму и начали строить церковь у вала древнего города, куда по воскресеньям жители всей земли имели обыкновение собираться на рынок.

70. О ГРАФЕ АДОЛЬФЕ

В те дни герцог собрал войско, намереваясь отправиться в Баварию к потребовать герцогство, которое занимал отчим его, Генрих, брат короля Конрада ³⁵. И тогда пришел к нему в Люнебург наш епископ и стал просить, как всегда имел обыкновение, об обеспечении для своего епископства. Герцог же сказал ему: «Я сделаю, как вы просите, если вы согласитесь оказать мне честь». На что епископ ответил: «Ради того, кто для нас унизился, я готов самого себя отдать в собственность любому из ваших вассалов, а тем более вам самим, кому господь даровал самую высокую власть среди государей по причине как вашего происхождения, так и вашего могущества». И после этих слов он поступил так, как того потребовала необходимость, и через посредство посоха принял епископство из рук герцога. Успокоенный герцог сказал: «Поскольку мы видим, что вы повиновались воле нашей, то и нам надлежит оказать вам честь, достойную вашей святости, и отнестись к вашей просьбе более благосклонно. Но так как теперь мы готовимся в путь, а устройство вашего дела требует длительного времени, то пока мы жалуем вам деревню Бузу, которую [161] вы просили, с принадлежащей к ней Дулзаницей, чтобы вы выстроили себе дом посреди земли вашей и могли там ожидать нашего возвращения. И тогда, если господь будет милостив, мы охотно займемся устройством ваших дел».
И герцог попросил графа Адольфа дать согласие на это пожалование. Граф ответил ему: «После того, как мой господин склонился к милосердию, нам надлежит спешно присоединиться к воле его и по мере нашей возможности содействовать ей. То владение, которое господин герцог жалует епископу, и я согласен пожаловать. Сверх того, не по обязанности, а из расположения я уступаю еще половину десятин, пусть они идут в распоряжение епископа потому, что дела его епископства еще не устроены».
Итак, герцог neредал охрану славянской земли и земли нордальбингской нашему графу и, приведя в порядок дела в Саксонии, выступил с войском в поход, чтобы получить герцогство Баварское (1150).
А герцогиня Клементия продолжала пребывать в Люнебурге. И граф был самым блистательным человеком в доме герцога, и самым услужливым в повиновении герцогине, и самым главным ее советчиком. Поэтому почитали его князья славянские, а еще более короли данские, которые, будучи заняты своими внутренними войнами, старались превзойти друг друга в подарках ему. Кнут, который, бежав, жил в изгнании у архиепископа ³⁶, собрав в Саксонии наемное войско, возвратился в Данию. И присоединились к нему почти все жители Ютландии. Услыхав об этом, Свен собрал морские силы и, переправившись через море, пришел в город Виберг ³⁷, и короли начали битву, и были разбиты войска саксов и полностью истреблены. Обратившись в бегство, Кнут прибыл в Саксонию. Через некоторое время он опять вернулся в Данию и был принят фризами, обитавшими в Ютландии. И пришел Овен и вступил с ним в бой, а разбив, принудил бежать в Сакоонию. И когда Кнуту в его странствиях часто приходилось проходить через [162] Гользатию, наш благочестивый граф всегда ободрял его, предоставляя ему право свободного прохода и оказывая другие услуги человеколюбия. А Свен с великой жестокостью правил в Дании, всегда счастливый многими победами. Ярости славян он препятствовал теперь меньше, опутанный внутренними войнами. Рассказывают, однако, что как-то он нанес им великое поражение в Зеландии ³⁸.

71. О НИКЛОТЕ

В те дни, когда герцог находился в отсутствии, пришел Никлот, князь земли бодричей, к герцогине Клементии в Люнебург и стал громко жаловаться перед ней и друзьями герцога, что хижане и черезпеняне начали понемногу бунтовать и противиться даням, которые платят по обычаю. И тогда были назначены граф Адольф с народом гользатов и штурмаров оказать поддержку Никлоту и подавить восстание непокорных. И граф выступил более чем с 2 тысячами избранных воинов. Никлот же тоже собрал войско из бодричей. И они отправились вместе в землю хижан и черезпенян и шли по неприятельской земле, уничтожая все огнем и мечом. И разрушили знаменитое языческое святилище с идолами и другими заблуждениями ³⁹. Жители, видя, что у них нет сил сопротивляться, откупились громадными деньгами и недостававшее в данях покрыли с избытком. Тогда Никлот, обрадованный победой, выразил графу горячую признательность и, когда тот возвращался домой, проводил его до границы своей страны, проявляя самую тщательную заботу о его войске. И с того дня окрепла дружба между графом и Никлотом, и часто они сходились в Любеке или Травенемунде для беседы о благе обеих земель.
И мир царил в земле вагров и постепенно милостью божьей начал произрастать новый рассадник веры. Торговля же в Любеке тоже росла с каждым днем и увеличивалось количество кораблей у его купцов. Епископ Вицелин начал [163] заселять остров, что назывался Бузу, и жил там под буком, пока не выстроили хижин, в которых они могли бы все поселиться. И начал он строить там церковь во имя господа и в память св. Петра, князя апостолов. Все необходимое для жилищ и для подлежащих обработке полей епископ достал из Кузалины и из Фальдеры.
В начале своего существования епископство было весьма скромным потому, что граф, во всем другом человек прекрасный, по отношению к одному лишь епископу оказался менее хорошим.

72. О КОРОЛЕ КОНРАДЕ

Когда все это происходило в земле славянской, наш герцог, будучи не совсем здоров, задерживался в Свевии и угрожал войной своему отчиму. Поддержку тому оказывал брат его, король, считавший несправедливым, чтобы кто-нибудь из государей владел двумя герцогствами. Маркграф Адальберт и многие другие из государей, услышав, что нашему герцогу приходится плохо и что он как бы заперт среди врагов, обратились к королю с просьбой, чтобы тот пришел с войском как можно скорее в Саксонию, осадил Брунсвик ⁴⁰ и одолел друзей герцога. Король поставил стражу по всей Свевии, чтобы герцог случайно не ускользнул, а сам отправился в Гослярию ⁴¹, чтобы захватить Брунсвик и все замки герцога. Между тем наступало святое (1151, 25 дек.) рождество Христово. Понимая, что замыслы короля во зло ему направлены и что уход из Свевии ему отрезан, герцог велел объявить всем своим друзьям, как свободным, так и служившим ему, чтобы в этот торжественный день они собрались в каком-нибудь городе на сейм. Он велел огласить этот приказ и довести его до слуха народа. Взяв с собой трех самых верных мужей, однажды вечером герцог переоделся и, уйдя из замка, отправился в ночное странствование и, пройдя посреди неприятельских засад, лишь на пятый день появился в Брунсвике. И, таким образом, друзья его, [164] до этого исполненные печали, неожиданно вновь обрели мужество. Лагерь же короля находился на близком расстоянии от Брунсвика, расположенный в месте, которое называется Генинге ⁴². И вот пришел посол к королю и сказал, что герцог появился в Брунсвике. Твердо убедившись в этом, король перестал двигаться вперед и возвратился в Гослярию, и так все, что было его усилиями предпринято, теперь в ничто обратилось.
Герцог же сумел защитить себя от окружавших его и злоумышлявших на его жизнь государей и сохранил за собой герцогство Саксонское, усиливаясь и укрепляясь с каждым днем. Но получить герцогство Баварское он не смог в течение всего времени, пока был жив король Конрад. Когда тот спустя недолгое время скончался ⁴³, королевство после него наследовал Фредерик, его племянник, ибо у короля Конрада было много братьев, среди которых первыми были
Генрих, герцог баварский ⁴⁴, и Фредерик, герцог свевский, Сын последнего, носивший то же имя, и был поставлен на королевство. Так, в лето от рождества Христова 1151-е на престол вступил Фредерик ⁴⁵, первый король с таким именем, и возвысился трон его над тронами королей, которые в течение долгого времени до него были. Мудростью же и могуществом превосходил от всех обитателей земли. Мать его приходилась теткой нашему герцогу ⁴⁶.

73. СМЕРТЬ СВЯЩЕННИКА ТЕТМАРА

Около этого времени в замке Винцебург был убит граф Гереман, муж могущественный, облагавший большими богатствами. И тотчас же между нашим герцогом и маркграфом Адальбертом начались споры из-за его замков и богатств. Чтобы их примирить, король созвал сейм в Марциполисе ⁴⁷ городе в Саксонии, и повелел государям торжественно туда явиться. И, отправив посольство, призвал он к себе мятежных королей Дании, чтобы установить между ними при своем посредничестве справедливость. [165]
Тогда Кнут, в третий раз, как сказано выше, изгнанный из Дании, пришел к нашему герцогу, прося его, чтобы он согласился сопровождать его на сейм и оказать ему там поддержку. Короля же Свена сопровождал архиепископ ⁴⁸, имея в своей свите среди многочисленных священников и почтенных мужей также епископа Вицелина.
Этот знаменитый сейм состоялся в Мерзебурге, и здесь государи Дании помирились. Свен был увенчан королевской короной (1152 18 мая), остальные признали себя его вассалами. Несогласия же, происходившие между герцогом и маркграфом, он не смог удалить, потому что гордые эти государи мало считались с увещаниями только что избранного короля. Архиепископ убеждал епископа Вицелина принять инвеституру из рук короля, что повлекло бы не выгоды для церкви, а ненависть герцога. Но тот не согласился, полагая, что разожжет этим непримиримый гнев герцога, ибо в этой земле только власть герцога признавалась.
Сейм был распущен. Епископ Вицелин возвратился в свой диоцез и здесь нашел святейшего мужа Тетмара ушедшим из жизни. Конечно, это причинило епископу громадное горе. Ибо этот сладчайший муж, всегда окруженный общим уважением, казалось, не имел никого себе равного в свое время.
Я расскажу вкратце и в общих чертах о его жизни. Еще до зачатия он был явлен своей святой матери, еще в колыбели был посвящен в служители алтаря и, порученный доброму пастырю, как лучший ученик, всегда упорно учился, вплоть до наступления зрелого возраста. Будучи учеником [Вицелина] в Бремене, товарищем его во Франции, он терпеливо нес иго своего наставника, согласно тому, как сказано у Иеремии: «Благо человеку, когда он несет иго в юности своей» ⁴⁹. По возвращении домой и с уходом Вицелина, наилучшего наставника, в славянскую землю, он был предоставлен самому себе. Бременцы рассказывали, как он управлял школой в Бремене, как выполнял обязанности декана. Достаточно упомянуть о том, что после его отъезда, как [166] жаловался Бремен, свет этой церкви угас. В стремлении к лучшей жизни перебравшись в Фальдеру, он доставил своим присутствием большую радость Вицелину. Но и у всех других, которые находились в этом уголке ужаса и пустынного безлюдья, с прибытием такого гостя появились как бы новые лица. Спустя несколько лет, когда господь расширил пределы церкви, он был послан в Кузалину, что то же, что и Гагересторп, и это было для жителей нового поселения большим утешением. Ибо к пленным и разоренным он с таким милосердием на помощь приходил, что жертвования, казалось, превышали возможности этого еще молодого храма. Во время молитв и чтения слух его всегда был насторожен, обращен к входу; он слушал, не придет ли нуждающийся, не постучит и не попросит ли. Граф Адольф боялся его, потому что он обличал его проступки и при этом не щадил провинившегося. Жестокость сердца его, которую тот проявлял к епископу, этот достопочтенный пастырь старался смягчить, прикладывая пластыри, но болезнь побеждала все лекарства. Однако, слушая его, граф много [добра] сделал, зная его как мужа справедливого и святого. Когда исполнилось 10 лет жизни его [Тетмара] в этой земле, как раз в то время, когда епископ отсутствовал и находился в Мерзебурге, его постигла болезнь. Когда же братья, собравшись у ложа болящего, старались поддержать в нем надежду на возвращение здоровья, он горячо им возразил: «Не сулите мне, любезные братья, продолжения этой жизни, не угнетайте такими словами дух мой, уставший от странствований и стремящийся в отечество. Вот уже 10 лет прошло с тех пор, как я просил продлить жизнь мою ради этого моего дела, и был услышан. Теперь же, наконец, мне следует молить об отдыхе от трудов моих. И я уверен в постоянном милосердии божьем и надеюсь, что и эта моя просьба не окажется тщетной».
Все увеличивались телесные страдания его, но с ослаблением тела не исчезала душевная бодрость. И исполнилось на нем сказанное у Соломона: «Крепка, как смерть, любовь... [167] реки и ветры не могли ее потушить» ⁵⁰. Ибо в умирающем продолжала жить любовь, и она-то и поддерживала в слабеющем теле то душевное расположенно, которое давало братьям в их скорби утешение, в спорных делах наставление, в нравах назидание, а в сердцах друзей как бы запечатлевало последние и незабываемые следы прощания.
Он не забыл и о любезнейшем своем отце Вицелине и сердечно молился, чтобы господь направил его пути, и многократно изъявлял признательность ему за то, что через него открылись ему путь к спасению и надежда на царство божье. Тогда с братской заботой пришли к болящему настоятель Фальдерской церкви Эппо и священник Бруно и, исповедав его, выполнили над ним таинство миропомазания. С благоговением приняв его, укрепленный принятием частицы животворного тела господня, он продолжал возносить благодарственные молитвы. Ночью, когда наступил канун пятидесятницы (Мая 17), то есть в шестнадцатые календы июня, как всегда бодрствуя в молитве, он призывал ангелов, просил всех святых о покровительстве и, когда уже душа покидала тело, уста его все еще шевелились в молитве и исповедании славы божьей. О достойнейший священнослужитель, о славнейшая пред богом душа! Я сказал бы, что он был счастлив в течение жизни, но еще стал счастливее, достигнув ее конца, он, который после столь непродолжительного труда заслужил себе вечную славу у господа, а у людей расположение к святому поминовению.

74. О ПОХОРОНАХ ТЕТМАРА

Кончину этого достопочтенного пастыря задолго до нее предсказывал брат Лютберт, который, променяв службу мира сего на служение богу, вместе со слугой божьим Тетмаром ухаживал за бедняками, находившимися в больнице. Когда он посетил как-то однажды Фальдеру, лицо его выглядело более печальным, чем обычно, и было орошено слезами. Спрошенный о причине скорби, он ответил, что [168] скорбит справедливо, ибо в скором времени будет лишен присутствия любящего отца. Он признался, что был оповещен об этом не во сне, а когда бодрствовал, по откровению свыше. Недолгое время спустя после этого пророчества и последовала внезапная смерть пастыря. Братья же, которых искренняя любовь к этому мужу заставляла проливать слезы, вспомнив об этом предсказании, укрепились в сердце своем, почерпнули надежду и утешение.
Когда известие о кончине Тетмара пришло в Фальдеру, тотчас же были отправлены послы для перенесения туда тела его, так как, умирая, он усиленно об этом просил. Однако достопочтенные мужи, Теодор, Людольф, Лютберт и другие, которые там жили, ни за что не соглашались на это, говоря, что они все предпочитают лучше умереть, чем лишиться такого заложника [пред господом], который для недавно основанной Вагрской церкви будет и честью и утешением.
И вот, когда собрались толпы верующих из Зигеберга и соседних городов, святое тело было предано земле под причитания многочисленных бедняков, громко сетовавших на то, что он их покинул.
Да будет возвеличен в святых своих господь, который из этого мужа сотворил себе достойного священнослужителя, ставшего таковым в силу счастливого призвания. Вы же, о отцы Любекской республики ⁵¹ достигнете еще большего спасения у господа, если такому мужу воздадите достойное почтение и поставите его в ряду тех, кто церковь вашу из развалин на новые вершины вознес.

75. О БОЛЕЗНИ ЕПИСКОПА ВИЦЕЛИНА

После смерти пресвятого пастыря Тетмара епископ Вицелин вернулся с Мерзебургского сейма, труды которого оказались напрасными ввиду бесплодности переговоров между государями. Ибо архиепископ и герцог, от которых зависели все дела в этой стране, связанные взаимной ненавистью [169] и завистью, никак не могли добиться угодных господу плодов. Оба спорили о том, кому принадлежит страна, кому — право ставить епископов, и оба неусыпно следили за тем, чтобы ни один из них не уступал ни в чем другому. И граф Адольф, хотя во многом человек и хороший, тоже не вполне сочувствовал делам епископа.
При таких неблагоприятных обстоятельствах скорбь епископа нашего по поводу кончины Тетмара еще более усилилась. Пока тот был жив, все, что угнетало, казалось епископу более сносным. Ежедневно угнетаемая тоской душа его искала утешения и не находила. Когда прошло несколько дней после его возвращения с сейма, Вицелин отправился в Бузу, где начал строить монастырь и церковь и проповедовал собиравшемуся там народу слово спасения. Ибо окрестные селения уже постепенно заселялись христианами, хотя и с большим страхом из-за нападений разбойничьих шаек. Замок же Плуня не был еще отстроен. Совершая таинства и принося господу последнюю жертву, епископ молился, преклонив колени на земле пред алтарем господним, прося всемогущего бога, чтобы почитание его распространилось как в этом месте, так и по всему пространству Славии. Часто среди слов ободрения он предсказывал переселенцам, что в скором будущем вознесется почитание дома господня в Славии и пусть они не падают духом и хранят упорное терпение в надежде на лучшее.
Простившись с достопочтенным пастырем Бруно и другими, которых поставил во главе этого места, и укрепляя руки их ⁵² в господе, Вицелин вернулся в Фальдеру. Здесь через семь дней настиг его бич божий. Он был в такой степени поражен параличом, что у него отнялись рука и нога, а затем и вся правая сторона. И что особенно было достойно жалости, это то, что он лишился также и дара речи.
Таким зрелищем были расстроены все, кто видел, как этот муж, не сравнимый ни с кем по красноречью, великий наставник, щедро одаряющий словами святого ободрения и ревностный в защите истины, столь внезапно лишился [170] речи и членов, поэтому стал бесполезным. Сколь разноречивы были суждения об этом среди народов, сколь не менее безрассудны мнения многих священнослужителей, об этом стыдно даже вспоминать, а тем более говорить. Рассказывали, что господь оставил его, и не внимали словам священного писания, гласящим: «Блажен человек, которого вразумляет бог» ⁵³. В безысходном горе скорбели все, кто находился в Фальдере и Кузалине, особенно же те, кто первыми вместе с ним пришли в эти земли и здесь состарились с ним под тягостью дня и зноя ⁵⁴.
Болящему оказывали услуги лекари, однако безуспешно, ибо божественное провидение уготовало ему лучшее и более близкое к его опасению лекарство. Ибо несравненно лучше «разрешиться и быть со Христом» ⁵⁵.
Два с половиной года пребывал Вицелин на одре болезни, не будучи в силах ни сидеть, ни стоять. С любовью и со вниманием ухаживали за ним братья, обеспечивая его всем необходимым для тела и нося его в церковь. Ибо он никогда не желал пропустить ни торжественных богослужений, ни причащения святых тайн, разве только недуг уж слишком ему досаждал. С такими стенаниями, с такими глубокими сердечными воздыханиями взывал он ко господу, что видевшие его едва удерживались от слез.
В то время монастырем ведал приор этого места, достопочтенный Эппо, муж, имевший, великие заслуги пред Христом. Кузалиной же и церквами вагрской земли ведал Людольф, тот, говорю, который некогда в Любеке положил много труда, проповедуя христианскую веру. Заведование Кузалиной поручил ему епископ [Вицелин] до тех пор, пока сам не выздоровеет.

76.

В один из дней герцог обратился к графу Адольфу, говоря: «Давно уже дошла до нас весть о том, что наш город Бардевик страдает от сильного уменьшения числа своих жителей из-за торга в Любеке, потому что все купцы туда [171] переселяются. Также те, кто находится в Люнебурге, жалуются, что солеварня наша погублена из-за той, которую вы устроили в Тодесло. Поэтому мы просим нас, отдайте нам половину города вашего Любека и половину солеварни, и тогда нам будет легче переносить опустение нашего города. В противном случае мы прикажем, чтобы с этих пор не было больше торга в Любеке. Ибо мы не можем перенести, чтобы ради чужой выгоды мы должны были бы страдать от опустения наследия отцов наших».
Когда граф, считая такого рода соглашение для себя неосмотрительным, не согласился, герцог повелел, чтобы с этих пор не было больше торга в Любеке, чтобы нельзя было покупать и продавать ничего, кроме того, что относится к пище. И приказал перенести все товары в Бардевик, желая поднять свой город. И еще в это время он велел засыпать соляные источники в Тодесло. И было это повелено, чтобы причинить обиду нашему графу и воспрепятствовать процветанию вагрской земли.

77. О ЕПИСКОПЕ ЭВЕРМОДЕ

Не следует, мне кажется, оставлять без внимания то, что когда господь расширил пределы церкви, епископом в Рацисбург был назначен Эвермод ⁵⁶ (1154), священник из Магдебурга, и граф полабов, Генрих ⁵⁷, отвел ему для поселения остров, расположенный возле замка. Кроме того, он передал герцогу 300 мансов для пожалования их в обеспечение епископства. Затем он признал за епископом право на десятины с владений, однако половину их взял себе в качестве бенефиция и стал, таким образом, вассалом епископа, исключая те 300 мансов, которые со всеми доходами и десятинами отошли к епископу. При совершении всех этих дел присутствовал Людольф, настоятель Кузалины. И сказал он графу [Генриху] в присутствии нашего графа Адольфа:
«Если граф полабской земли начал оказывать милости своему епископу, то и нашему графу следует сделать не [172] меньшей свою часть. Ибо с его стороны надо ожидать большего, как от человека образованного, понимающего в делах, угодных богу». Тогда наш граф, следуя примеру графа полабов, отдал из своего бенефиция 300 мансов, которые через герцога были переданы Альденбургскому епископству в обеспечение.

78. СМЕРТЬ ВИЦЕЛИНА

После этого наш герцог отправился вместе с королем ⁵⁸ в Италию за императорской короной. В его отсутствие болезнь епископа Вицелина усилилась, и он закончил дни своей жизни. Скончался он во вторые иды декабря (1154, дек. 12) в лето от рождества Христова 1154-е, пробыв епископом 5 лет и 9 недель. Тело его было погребено в Фальдерской церкви» а присутствии епископа рацисбургского, совершившего богослужение. Память о добром отце хранилась как в Фальдере, так и в Кузалине. И попечителями было установлено, какую милостыню следует ежедневно подавать во спасение души его.
Был же в Кузалине один священник по имени Фольхард, ведавший столом. Он прибыл в Фальдеру в числе первых, вместе с Вицелином, и был весьма усердным в делах внешних. И вот он, будучи скупым сверх всякой необходимости, не стал подавать милостыню, установленную во спасение души доброго пастыря. Тогда достопочтенный епископ явился к одной женщине, жившей в округе Зигеберг, облаченный в священные одежды, и сказал ей: «Ступай к священнику Фольхарду и скажи, что он нечестно по отношению ко мне поступает, похищая у меня то, что во спасение души моей мне по благочестию братьев выделено». На что женщина спросила его: «Кто дал вам, о господин, жизнь и речь? Разве не разошлась повсюду весть, что вы в течение многих дней или лет были лишены языка, а потом умерли? Откуда же все это?» Успокаивая ее ласковым взглядом, он сказал ей на это: «Действительно так было, как ты говоришь, но теперь я получил все новое и лучшее. Объяви же [173] упомянутому священнику, чтобы он скорее восполнил похищенное, и еще прибавишь к этому, чтобы он девять служб по мне отслужил». Сказав это, он [Вицелин] исчез. Когда все это было объявлено священнику, он отправился в Фальдеру посоветоваться о сказанном. Будучи спрошен, oн признался в своей вине, как подобает мужу господню, и обещал исправиться. Что касается девяти служб, которые должны были быть отслужены по епископе, то нам и после того, как мы по-разному размышляли над ними, истина все-таки оставалась неизвестной, но конец дела легко раскрыл то, что скрыто было в словах [епископа]. Ибо этот священник прожил лишь девять недель после [смерти] епископа, и, таким образом, оказалось, что службами были предуказаны недели [его жизни].
Но долг заставляет меня вспомнить еще и о том, что святейший муж Эппо, пользовавшийся при жизни епископа за свое почтение к нему большим его расположеиием, неутешно оплакивал отсутствие усопшего отца. И когда уже много дней он так поступал, часто упоминаемый нами епископ явился во сне некой непорочной и простодушной девице, говоря: «Скажи брату нашему Эппо, доколе будет он плакать? Ибо мне хорошо, и я страдаю от его слез. Слезы его я ношу в одеждах моих». Сказал так и показал ей одежды ослепительной белизны, все залитые слезами.
Что мне сказать о том, весьма хорошо знакомом нам муже, чье имя скрою, ибо так было решено, поскольку он еще жив, пребывает в Фальдере и хочет остаться нераскрытым. Со смерти епископа Hie прошло еще и 30 дней, когда услышал однажды он во сне, как тот говорит, что ему уготован вечный покои вместе с преславным Бернардом из Клерво. И когда он ему сказал: «О, если бы вы были на покое», тот [епископ] ответил: «А я и нахожусь, благодарение богу, на покое, а вы поверили, что я умер. Я же жив, и всегда после этого жил».
Очевидно, приятным и необременительным будет для благочестивого читателя описание одного дела, которое [174] свершилось во славу господа и в заслугу епископу нашему и подтверждается сведениями многих людей.
В Фальдерском приходе, в деревне, называемой Горгене, жила одна почтенная женщина по имени Адельбургис,. к которой епископ по причине праведного образа ее жизни был весьма расположен. Потом она лишилась зрения, и достопочтенный отец часто утешал ее, увещевая терпеливо. переносить бич отеческой кары и не падать духом от тревоги, внушая ей со своей стороны, что глаза ее хранятся на небесах. Едва минул год после смерти епископа, как эта женщина увидела ночью во сне, что он сидит возле нее и с тревогой расспрашивает о состоянии ее здоровья. «Что мне в здоровье, — сказала она ему, — если я, пребывая во мраке, и света не вижу? Где же, отче, твои утешения, когда ты говорил мне, что глаза мои хранятся на небесах? Я все влачу свою жизнь в этой беде, и старая моя слепота продолжается». «Не сомневайся в милости господа нашего»,— сказал он. И тотчас, протянув правую руку, он начертал на глазах ее святое знамение креста и благословил ее. Пробудившись утром, женщина почувствовала, что с мраком ночи с помощью божьей исчез и мрак слепоты. Тогда, вскочив с ложа, она упала нa землю, издавая восклицания в порыве благодарности, и, отказавшись от услуг поводыря, направила шаги свои в церковь, являя всем знакомым и друзьям чудесное зрелище своего прозрения, а потом она собственными рукам» сделала покров на гробницу епископа в знак и в память о своем исцелении.
Много другого творил господь через посредство мужа этого, что заслуживает восхваления и достойно описания, но, однако, не записано в книге этой.
Да возгордится Фальдера великой епископа славой,
Доблесть в душе сохранит, прах же пусть скроет земля,
Вы же, которые восседаете на престоле церкви Любекской, чтите мужа этого, мужа, говорю я, которого в этом честном повествовании я вам представляю, в честном потому [175], что правдивом. Вы не в силах будете совсем умолчать. о нем, ибо он первый в вашем новом городе «поставил камень памятником и возлил елей на верх его» ⁵⁹.

79. О ГЕРОЛЬДЕ, ЕПИСКОПЕ АЛЬДЕНБУРГСКОМ

После смерти епископа Вицелина братья из Фальдеры отказались, пренебрегая трудом, от подчинения Альденбургскому епископству и избрали себе в настоятели святого мужа Эппо. Выбор же епископа предоставили герцогу.
Был в это время один священник по имени Герольд ⁶⁰, происхождением из Свевии, не низкого рода, капеллан герцога, в знании священного писания настолько преуспевший, что, кажется, никого не имел себе равного во всей Саксонии, обладавший великим духом в тщедушном теле, наставник школы в Брунсвике и священник этого же города, почитаемый государем за свою воздержанную жизнь. Ибо, отличаясь известной господу чистотой душевной, он был, помимо того, целомудрен и телом, намереваясь принять монашеский чин в месте, что называется Ридегесгузен ⁶¹, находившемся под началом аббата Конрада, с которым он был связан кровным родством ⁶² и взаимной привязанностью. Таким образом, при дворе герцога он пребывал больше телом, чем духом. Когда дошел туда слух о кончине епископа Вицелина, герцогиня ⁶³ обратилась к священнику Герольду со следующими словами: «Если ты намереваешься служить господу суровостью своей жизни, возьми на себя труд полезный и выгодный, отправляйся в Славию и берись за дело, которому служил епископ Вицелин. Выполняя его, ты выдвинешь и себя и других. Доброе дело, совершенное для общей пользы, лучше других добрых дел». И герцогиня пригласила письмом Людольфа, настоятеля Кузалины, и отправила выбранного ею священника с ним в вагрскую землю для избрания в епископы. Выбор, сделанный герцогиней, встретил единодушное одобрение со стороны и духовенства [176] и народа. Однако епископ ^63а, который должен был посвятить избранника, находился тогда в отъезде. С самого начала недоброжелательный к герцогу, теперь он еще более «жалил его в пяту» ⁶⁴. Ибо в то время, пока герцог был занят походом в Италию, против него обратились епископские замки Штаден, Ворден, Гореборг и Фрибург.
В эти дни князья Восточной Саксонии и некоторые государи Баварии, готовясь образовать, как говорили, заговор, условились собраться для переговоров, и вызванный ими архиепископ встретился с ними в Богемском лесу ⁶⁵. Когда он после этого спешно возвращался к себе, люди герцога не позволили ему вернуться в его диоцез, и, таким образом устраненный, он почти целый год прожил в Восточной Саксонии. И тогда, поднявшись,наш избранник отправился к нему в Саксонию и нашел того, кого искал, в Марциполисе, где тот уже готовился передать Альденбургское епископство другому лицу. Действительно, он решил наградить такой почестью одного священника, оказавшего ему услугу в этих краях, рассказывая ему много, хотя и попусту, о богатствах этого епископства. Когда архиепископ услышал о прибытии Герольда, он смутился духом и хотел было признать выборы недействительными, оправдываясь тем, что якобы эта церковь, еще молодая и лишенная до сих пор лиц, [имеющих право выбирать], не имела права без его согласия ни выбирать кого-либо, ни отрешать от сана. Но наши качали доказывать, что выборы действительны, так как произведены по требованию государя и с согласия духовенства, учитывая пригодность избираемого лица. Тогда архиепископ сказал: «Не время и не место разбирать здесь это дело, пусть его разберет Бременский капитул, когда я вернусь». Избранный [епископ], видя, что архиепископ настроен против него, отослал настоятеля Людольфа и всех, кто прибыл с ним, в Вагрию, сам же, подготовившись, отправился в Свевию, чтобы через посла известить герцога о своем положении. Герцог же приказал ему прибыть как можно скорее в Лангобардию, чтобы отправиться вместе в Рим. Когда, [177] повинуясь приказу, он покидал пределы Свевии, на него напали разбойники, отобрали у него деньги и нанесли тяжелую рану в лоб. Этим, однако, не остановленный, этот муж горячего нрава отправился все же в предпринятый путь и, прибыв (1155, апр. 13) в Тердону ⁶⁶, где находился королевский лагерь, был благосклонно принят герцогом и его друзьями, Затем король и все государи пошли на приступ Тердоны, и в течение многих дней она была ими осаждена. Взяв, наконец, город, король велел разрушить стены и сравнять его с землей. Когда войско ушло оттуда, герцог велел нашему епископу сопутствовать ему в Италию, чтобы он мог представить его папе.
Римляне послали послов в лагерь к королю, и те передали, что сенат и все жители города готовы принять его с триумфом, как только он выполнит все, что полагается императору по обычаю. Когда он спросил, что он должен выполнить, они сказали: «Королю, пришедшему в Рим, чтобы получить титул императора, надлежит прибыть по императорскому обычаю, т. е. в золотой колеснице, одетому в пурпур, ведя перед своей колесницей покоренных на войне королей и неся захваченную у народов добычу. Затем ему следует почтить город [Рим], который является столицей мира и матерью империи, и преподнести сенату то, что предписано эдиктами, а именно 15 тысяч фунтов серебра, чтобы вызвать таким способом в душах сенаторов расположение к себе, и тогда они воздадут ему триумфальные почести, и того, кто по выбору государей империи поставлен в короли, сенат возведет властью своей в императоры».
Тогда король, усмехаясь, сказал: «Обещание отрадное, но плата высокая. Слишком многого требуете, о мужи римские, от нашей опустошенной казны. Я же думаю, что вы просто ищете удобного случая против нас, назначая то, что назначать не следует. Вы поступите осторожнее, если, оставив это, примете от нас свидетельства лучше нашей дружбы, чем нашего оружия».
Но они упрямо стояли на своем, говоря, что законы города [178] ни в коем случае не должны быть нарушены, но что следует поступить по обычаю сената. В противном случае, когда он придет, запоры города будут для него закрыты.

80. ПОСВЯЩЕНИЕ ИМПЕРАТОРА ФРЕДЕРИКА

Услыхав это, король отправил посольство из высших и почтеннейших мужей, чтобы пригласить папу Адриана ⁶⁷ в свой лагерь для участия в собеседовании, так как римляне во многих делах обижали папу. Когда папа прибыл в лагерь, король поспешил ему навстречу, придержал стремя, когда тот сходил с коня, и повел его под руку в палатку. Когда установилась тишина, слово от имени короля и государей произнес епископ бавембергский ⁶⁸ «Почтенного присутствия святейшества твоего, о епископ апостольский, мы уже давно жаждали и теперь с радостью его воспринимаем и возносим благодарность подателю всех благ, господу, который вывел нас [из наших мест] и привел сюда и удостоил святейшего твоего посещения. Мы хотим, чтобы тебе стало известно, высокочтимый отец, что вся эта церковь, ради чести государства собравшись со всех концов света, привела своего государя к твоему святейшеству, чтобы ты возвел его па вершину императорского достоинства, его, этого мужа, выдающегося по знатности своего рода, наделенного рассудительным умом, славного победами, кроме этого, имеющего власть во всем, что принадлежит господу, защитника истинной веры, приверженца мира и правды, почитателя святой церкви, и превыше всего святой Римской церкви, которую любит, как родную мать, не пренебрегающего ничем из того, что в честь господа и князя апостолов следует выполнять, как велят предания предков. Свидетельством этому служит проявленное им только что смирение. Ибо он спокойно встретил тебя, когда ты прибыл, и, приблизившись к твоим святейшим стопам, совершил то, что полагалось. Таким образом, тебе, святой отец, остается совершить по отношению к нему то, что надлежит, чтобы по [179] милости божьей твоим трудим было восполнено то, чего ему недостает для полноты императорского достоинства»,
На что папа ответил: «Все, что ты говоришь, брат мой,—одни слова. Ты говоришь, что твой государь оказал св. Петру достойное уважение. Но св. Петр, кажется, скорее не удостоен [надлежащего] уважения, ибо, в то время как твои государь должен был придержать правое стремя, он придержал левое».
Когда все это было через толмача передано королю, тот смиренно промолвил: «Скажите ему, что это произошло не от недостатка почтительности, а от недостатка знаний, Ибо мне не очень много труда пришлось приложить на изучение того, как следует придерживать стремя. И, действительно, как я припоминаю, он первый, по отношению к которому я выказал такое смирение». Папа ответил: «Если он по незнанию не смог выполнить самого легкого, то как, полагаете вы, справится он с делом более важным?» Тогда король, немного уже раздраженный, сказал: «Я хотел бы узнать, откуда взял начало этот обычай, из расположения или по обязанности? Если из расположения, то папе нечего жаловаться, если нарушилась услужливость, ибо она не по обязанности возникает, а добровольно. Если же вы скажете, что такое уважение должно воздаваться князю апостолов по обязанности первоначального установления, то в чем тогда разница между правым и левым стременем? Только бы было соблюдено смирение и государь склонился бы к стопам верховного первосвященника». И долго так и страстно они спорили и, наконец, расстались, не обменявшись даже лобзанием мира. Тогда те, которые, казалось, были столпами государства, боясь, что если дело не подвинется, то их труды пропадут даром, многими увещаниями склонили сердце короля к тому, чтобы он вторично пригласил папу в свой лагерь. И когда тот опять прибыл, король принял его, выполнив правильно все обряды. Когда все веселились и радовались по поводу их примирения, папа сказал: «Остается еще кое-что, что следует выполнить [180] вашему государю. Пусть он добудет для св. Петра Апулию, которой Вильгельм Сицилийский ⁶⁹ владеет силой. Когда он это сделает, пусть тогда приходит к нам для коронования». Государи ответили: «Уже много времени прошло с тех пор, как мы находимся в лагерях, и нам недостает жалованья, а ты говоришь, чтобы мы тебе добыли Апулию и только после этого пришли бы на коронацию. Это — тяжело и превышает наши силы. Пусть лучше совершится коронация, чтобы нам можно было возвратиться домой, и мы тогда отдохнем немного от трудов. Когда же мы вернемся, готовые к бою, мы выполним то, что осталось сделать».
Направляемый господом, пред которым склоняются те, кто носит мир ⁷⁰, папа уступил и согласился на решение государей. И, придя к соглашению, они все сели совещаться, чтобы договориться о вступлении короля в город [Рим] и о принятии мер против нападения римлян.
В то время к папе прибыл наш герцог и просил его посвятить избранного в альденбургские епископы; папа со смирением отказался, говоря, что он охотно исполнил бы просимое, если бы мог это сделать, не причиняя обиды митрополиту ⁷¹. Ибо епископ гамбургский предупредил папу письмом, прося его воздержаться от этого посвящения, которое было бы нарушением его [папы] достоинства.
Когда же они приблизились к Риму, король тайком послал ночью к дому св. Петра 900 панцирников вместе с легатами папы, которые принесли приказ страже и впустили солдат через заднюю дверь внутрь дома и замка. Когда наступило утро, король пришел со всем войском, и папа с многими кардиналами, выйдя вперед, принял его у подножья лестницы, и, войдя в дом св. Петра, они приступили к обряду коронации. Вооруженная стража стояла около храма и дома, охраняя короля все время, пока совершался обряд (1155 18 июня). Потом же, когда коронация была уже совершена, король вышел за стены города, а отягченная усталостью стража стала подкрепляться пищей. Пока она завтракала, латеранцы ⁷², совершив вылазку, переправились через Тибр [181] и прежде всего вызвали суматоху в лагере герцога, расположенном под стенами. Войско с громкими криками выбежало из лагеря, чтобы помешать им. И произошла в тот день жаркая битва. Наш герцог сражался храбро во главе [своего войска]. Побежденные римляне понесли большое поражение.
После этой победы возвеличилось имя герцога превыше имен всех, кто был в войске. Тогда папа, желая его почтить, послал ему дары и велел послу сказать: «Скажи ему, что завтра, если на то будет господня воля, я посвящу его избранника». И обрадовался герцог этому обещанию. Утром папа совершил торжественное богослужение и с великой славой посвятил нашего епископа.

81. О ПОВЕШЕНИИ ВЕРОНЦЕВ

Когда римляне снова вернули себе милость папы, войско императора направило свой путь домой и, покинув Италию, пришло в Лангобардию. Пройдя ее, оно направилось в Верону, где император с войском подвергся большой опасности.
Есть у веронцев такой закон, согласно которому они должны, когда император выходит из Лангобардии, наводить ему мост на кораблях на реке, которая называется Эдеса ⁷³. Течение ее, весьма бурное, подобно течению горного потока, и никто не может перейти ее вброд.
И вот, как только войско [императора] перешло реку, мост был течением сорван. Торопясь дальше, войско приблизилось к ущелью, которое называется Клюза ^73а, где среди скал, подымающихся к самому небу, тянется дорога, до того узкая, что для двух одновременно идущих людей проход по ней едва доступен. Веронцы заняли вершину горы и, пуская оттуда стрелы, не давали никому пройти. И они потребовали у императора, чтобы он им что-нибудь дал за спасение свое и своих людей. Трудно поверить, в какое замешательство был приведен император, сжатый со всех [182] сторон рекой и горами. Войдя в свою палатку и сняв обувь, он стал молиться перед животворящим древом креста господня и, вдохновленный свыше, тотчас же обрел решение. Он велел позвать тех из Вероны, которые были при нем, и сказал им: «Укажите мне тайную дорогу, которая ведет иа вершину горы, в противном случае я велю выколоть вам глаза». И они, испугавшись, указали ему тайный подъем на гору. И тотчас самые храбрые из войска поднялись на гору и, неожиданно напав на врагов с тыла, разбили их в битве и, захватив бывших среди них благородных, привели их к императору, который велел их повесить.
Устранив таким образом препятствие, войско продолжало свой путь.

82. СОГЛАШЕНИЕ ЕПИСКОПОВ ГАРТВИГА И ГЕРОЛЬДА

После этого наш епископ, получив разрешение от герцога, удалился в Свевию, где, с почетом принятый друзьями, пробыл несколько дней и возвратился в Саксонию. Затем, переправившись через Альбию, он прибыл в Вагрию и приступил к работе, на которую был назначен. Получив, наконец, епископство, он не нашел здесь никаких средств, которыми мог бы обеспечить себя хотя бы в течение месяца, так как церковь в Фальдере после смерти блаженной памяти епископа Вицелина, заботясь лишь о своих выгодах и покое, перешла в ведение Гамбургской церкви. А настоятель Людольф и братья монастыря в Гагересторпе считали, что вполне достаточно, если они будут оказывать гостеприимство епископу при его приездах и отъездах. И только одна церковь в Бузу усердно выплачивала средства на содержащие епископа, хотя была еще бедна и не устроена. Посетив детей церкви своей и побеседовав с ними, епископ вернулся на Альбию, чтобы поговорить в Штадене с архиепископом. Когда архиепископ, обиженный его возвышением, долго его не принимал, а доступ к нему был труден, наш [183] епископ сказал аббату из Ридегесгузен и другим, пришедшим с ним: «Зачем находимся мы здесь, братья? Пойдем, посмотрим на лицо этого человека». И, ничего не боясь, он вошел к государю архиепископу и получил от него лобзание без единого слова приветствия. На что наш епископ сказал: «Почему вы не говорите со мной? В чем я согрешил, что недостоин стал приветствия? Если нужно, обратимся к посредникам, пусть они рассудят нас. Как вы знаете, я ходил в Марциполис, просил посвящения, но вы мне отказали. Тогда необходимость побудила меня отправиться в Рим, чтобы добиться в апостольской столице того, в чем мне было отказано вами. Справедливее было бы, если бы я гневался на вас, который принудил меня предпринять этот обременительный путь». Тогда архиепископ спросил: «Что за неотложное дело побудило вас идти в Рим, подвергать себя трудностям этого пути, вводить себя в расходы? Не то ли, что, находясь в отдаленном краю, я отложил выполнение вашей просьбы до того времени, когда вы предстанете пред лицом нашей церкви?» «Вы отложили его,—сказал наш епископ, — чтобы ослабить наше дело, и это, следует признать, вы весьма откровенно выразили в своих словах. Но слава господу, который, чтобы мы служили ему, довел нас до цели хотя и трудной, но приятной по последствиям».
Тогда архиепископ сказал: «Апостольская столица, посвящая вас, воспользовалась своей властью, против которой мы, конечно, бороться не можем, однако по праву посвящение принадлежало нам. Но она [церковь] придумала лекарство против этой обиды, уведомив нас письмом, что совершившееся ни в чем не ущемляет нашей власти в отношении вашего нам подчинения».
Епископ ответил: «Я знаю и не отрицаю, что все именно так, как вы говорите, и я ради того только и пришел, чтобы оказать вам то, что вам приличествует, и чтобы разногласия между нами были устранены и мир восстановлен. Я полагаю также справедливым, чтобы вы предусмотрели средства [184] существования для нас, которые чувствуют себя вашими подчиненными. Ибо воителям полагается жалованье».
И, высказав все это, они установили между собой дружбу, обещая друг другу взаимную поддержку в случае необходимости.
Уйдя оттуда, епископ наш Герольд отправился в Бремен, чтобы встретить герцога. Тот, обиженный фризами, которые называются рустры ⁷⁴, прибыл в Бремен в ноябрьские календы (1155, 1 ноября) и велел схватить всех, кто пришел на рынок, и отнять у них товары. Когда герцог спросил нашего епископа, как принял его архиепископ, тот отозвался о нем хорошо и старался смирить дух герцога в отношении архиепископа. Ибо старая вражда, которая уже давно существовала между ними, в это время обрела новый повод, чтобы усилиться,. так как архиепископ оставил без внимания итальянский поход и, нарушив тем самым присягу, навлек на себя обвинение в оскорблении величества. Поэтому посол императора, придя в Бремен, занял все подворья архиепископа и все, что в них нашел, отдал в казну. Так же поступили и с Отельриком, епископом гальберштадтским. При возвращении герцога в Брунсвик наш епископ сопутствовал ему и провел с ним праздник рождества Христова.
Совершив это, епископ в сопровождении брата своего, аббата из Ридегесгузен, вернулся в Вагрию и прибыл в Альденбург, чтобы отпраздновать день святого крещения в епископской столице. В то время город этот был совершенно пуст, не имел ни стен, ни жителей, [имел] только маленькую церковь, которую воздвиг блаженной памяти Вицелин. Здесь в суровый холод, среди снежных сугробов мы совершали богослужение. Среди прихожан, кроме Прибислава ⁷⁵ и еще нескольких человек, никого из славян не было. Когда святое богослужение окончилось, Прибислав пригласил нас зайти в его дом, который находился в далеком селении. И он принял нас с большим радушием и устроил для нас роскошный пир. Стол перед нами был заставлен 20 блюдами. Здесь я на собственном опыте убедился в том, что до [185] тех пор знал лишь понаслышке, а именно, что в отношении гостеприимства нет другого народа, более достойного [уважения], чем славяне; принимать гостей они, как по уговору, готовы, так что нет необходимости просить у кого-нибудь гостеприимства. Ибо все, что они получают от земледелия, рыбной ловли или охоты, все это они предлагают в изобилии, и того они считают самым достойным, кто наиболее расточителей. Это стремление показать себя толкает многих из них на кражу и грабеж. Такого рода пороки считаются у них простительными и оправдываются гостеприимством. Следуя законам славянским, то, что ты ночью украдешь, завтра ты должен предложить гостям. Если же кто-нибудь, что случается весьма редко, будет замечен в том, что отказал чужеземцу в гостеприимстве, то дом его и достатки разрешается предать огню, и на это все единодушно соглашаются, считая, что кто не боится отказать гостю в хлебе, тот — бесчестный, презренный и заслуживающий общего посмешища человек.

83. ОБРАЩЕНИЕ ПРИБИСЛАВА

Пробыв у князя эту ночь и еще следующие день и ночь, мы отправились дальше по Славии в гости к одному могущественному человеку, имя которого было Тешемир, ибо он приглашал нас к себе. И случилось, что по дороге пришли мы в рощу, единственную в этом краю, которая целиком расположена на равнине. Здесь среди очень старых деревьев мы увидали священные дубы, посвященные богу этой земли, Прове. Их окружал дворик, обнесенный деревянной, искусно сделанной оградой, имевшей двое ворот. Все города изобиловали пенатами и идолами, но это место было святыней всей земли. Здесь был и жрец, и свои празднества, и разные обряды жертвоприношений. Сюда каждый второй день недели имел обыкновение собираться весь народ с князем и с жрецом на суд. Вход во дворик разрешался только жрецу и желающим принести жертву или тем, кому [186] угрожала смертельная опасность, ибо таким здесь никогда не отказывалось в приюте.
Славяне питают к своим святыням такое уважение, что место, где расположен храм, не позволяют осквернять кровью даже во время войны.
Клятву они с большой неохотой приносят, боясь навлечь на себя гнев богов, ибо клятва у славян равносильна ее нарушению.
У славян имеется много разных видов идолопоклонства. Ибо не все они придерживаются одних и тех же языческих обычаев. Одни прикрывают невообразимые изваяния своих идолов храмами, как, например, идол в Плуне, имя которому Подага; у других божества населяют леса и рощи, как Прове, бог альденбургской земли, — они не имеют никаких идолов. Многих богов они вырезают с двумя, тремя и больше головами. Среди многообразных божеств, которым они посвящают поля, леса, горести и радости, они признают и единого бога, господствующего над другими в небесах, признают, что он, всемогущий, заботится лишь о делах небесных, они [другие боги], повинуясь ему, выполняют возложенные на них обязанности, и что они от крови его происходят и каждый из них тем важнее, чем ближе он стоит к этому богу богов.
Когда мы пришли в эту рощу и в это место безбожия, епископ стал увещевать нас, чтобы мы смело приступали к уничтожению рощи. Сам же, сойдя с коня, сбил шестом лицевые украшения с ворот. И, войдя во дворик, мы разрушили всю его ограду и свалили ее в одну кучу вокруг священных деревьев, и, подкинув огонь, устроили костер из множества бревен, однако не без страха, как бы на нас не обрушилось возмущение жителей. Но господь покровительствовал нам. После этого мы направили путь к пригласившему вас в гости. Тешемир принял нас с большой роскошью. Однако напитки славян не доставляли нам ни услаждения, ни отрады, потому что мы видели цепи и разяые виды мучений, которые они [славяне] причиняли христианам, [187] выведенным из Дании. Мы увидели там также изнуренных длительным пребыванием в плену пастырей господних, которым епископ не мог помочь, ни силой, ни просьбой.
В ближайшее воскресенье весь народ этой земли собрался на рынок в Любеке, и епископ, придя сюда, обратился к народу со словами поощрения, чтобы, оставив идолов, он начал почитать единого бога, который на небесах, и, приняв благодать крещения, отказался от злых дел, а именно от грабежей и убийства христиан. И когда он [епископ] закончил свою речь к народу, Прибислав сказал с согласия остальных: «Твои слова, достопочтенный епископ,— божьи слова и ведут нас к спасению нашему, но как вступим мы на этот путь, когда мы опутаны столь великим злом? Чтобы ты мог понять мучение наше, выслушай терпеливо слова мои, ибо народ, который ты здесь видишь, это — твой народ, и справедливо будет нам раскрыть пред тобой нужду нашу. И тогда ты сам посочувствуешь нам. Ибо государи наши так жестоко поступают с нами, что из-за платежей и тягчайшей неволи смерть кажется нам лучше, чем жизнь. Вот в этом году мы, жители этого маленького уголка, уплатили тысячу марок герцогу, потом столько-то сотен марок графу, и этого еще мало, ежедневно нас надувают и обременяют вплоть до полного разграбления. Как приобщимся мы к новой вере, как будем строить церкви и примем крещение, — мы, перед которыми ежедневно возникает необходимость обращаться в бегство? Но если бы было такое место, куда мы могли бы убежать! Если мы перейдем Травну, там такое же несчастье, если пойдем на реку Пену, и там все так же. Что же остается другое, нежели, покинув землю, не уйти на море и жить там в пучинах. И разве наша вина, если мы, изгнанные с родины, возмутим море и отберем дорожные деньги у данов или купцов, которые плавают по морю? Разве это. не будет вина государей, которые нас на это толкают?» На что епископ сказал: «Если князья наши до сих пор плохо обходились с вашим народом, то это неудивительно [188], ибо они полагают, что совершают не такой уж большой грех по отношению к язычникам и тем, кто живет без бога. Почему вы не прибегнете скорее к христианской религии и не подчинитесь творцу вашему, пред которым склоняются те, кто носит мир ⁷⁶. Разве саксы и другие народы, которые носят имя христиан, не живут в покое, довольные своими узаконенными порядками? Только одни вы or всех терпите ограбление, так как от всех отличаетесь по религии». И сказал тогда Прибислав: «Если герцогу и тебе угодно, чтобы у нас с графом была одна и та же вера,. пусть будут нам даны права саксов на владения и доходы, и мы с охотой станем христианами, построим церкви и будем платить свои десятины».
После этого наш епископ Герольд отправился к герцогу на местный сейм, который был назначен в Эртенебурге, и, будучи призваны, туда пришли также к указанному времени и славянские князья ⁷⁷. Тогда, побуждаемый епископом, герцог обратился к славянам с речью о христианской вере. На что Никлот, князь ⁷⁸ бодричей, сказал: «Бог, который на небесах, пусть будет твой бог, а ты будь нашим богом, и нам этого достаточно. Ты его почитай, а мы тебя будем почитать». Герцог прервал его бранным словом.
Для обеспечения же епископства и церкви ничего больше в это время сделано не было, потому что наш герцог только что вернулся из Италии и был занят изысканием доходов. Ибо казна была истощена и пуста. Когда герцог вернулся в Брунсвик, епископ последовал за ним и прожил у него много дней. И сказал он герцогу: «Вот уже целый-год я нахожусь при вашем дворе и обременяю вас, но если я отправлюсь в Вагрию, мне нечего там есть. Зачем же-возложили вы на меня бремя этого звания и должности? Раньше мне было гораздо лучше, чем теперь». Побуждаемый этими словами, герцог призвал графа Адольфа и беседовал с ним насчет тех 300 мансов, которые были предназначены на обеспечение епископа. Тогда граф определил во владение епископа селения Утин и Гамаля с угодиями. [189] их и, кроме того, прибавил к владению, которое называется
Бузу, еще две деревни — Готтесвельде и Вобицы. Довольно удобное владение, прилегающее к рынку, дал он ему также в Альденбурге. И сказал граф: «Пусть епископ идет в Вагрию и, призвав на помощь ревностных мужей, пусть велит вымерить все эти земли. Если не будет до 300 мансов хватать, я пополню, если же что сверх них останется, то это моим будет». И, прибыв на место, увидел епископ свои владения и, обследовав их с колонами ⁷⁹, нашел, что земли эти едва 100 мансов содержат. Так произошло потому, что граф велел измерить землю короткой веревкой, у нас неизвестной; а кроме того, веревкой были измерены также болота и леса. И, таким образом, у него вышло большее количество земли. Когда герцога известили об этом, он присудил дать епископу владения, отмерив их мерой, согласно с обычаем этой земли, причем болота и густой лес не должны были подлежать измерению. Много труда было положено на то, чтобы получить эти владения. Но до сегодняшнего дня ни через герцога, ни через епископа не удалось их добиться.
Те же владения, о которых я раньше упомянул ⁸⁰, епископ Герольд получил, ежедневно,— удобно это было или неудобно,— настаивая пред государями на том, что следует вновь раздуть в Вагрии искру епископского служения.
И выстроил ов в Утине город и рынок и дом себе. И так как в Альденбургском епископстве не имелось никакой конгрегации духовных лиц, кроме той, которая была в Кузалине, иначе называемой Гагересторп, то с соизволения герцога он велел им переселиться в место первоначального их основания, Зигеберг, для того чтобы во время торжественных богослужений, когда епископу полагается выступать пред народом, он имел бы помощь со стороны духовенства. Настоятелю Людольфу и братьям это переселение казалось неудобным из-за шума на рынке, однако они подчинились решению старших, противиться которому было неуместно. И епископ построил там дом для них. [190]
Уйдя отсюда, он отправился к архиепископу, которому оказывал большое повиновение, надеясь, что ему вернут монастырь в Фальдере, который, как известно, был основан его предшественником, и тот владел им. Но архиепископ, более расположенный к своей церкви, отвлек мужа нашего хитрыми уловками, обещая это сделать и вместе с тем придумывая задержки и оттягивая время.
И повелел он достопочтенному мужу, настоятелю Эппо, чтобы тот не отводил совсем руку свою от поддержки этой новой церкви, но пришел бы на помощь епископу как людьми, так и другими средствами.
Поэтому наш епископ пригласил к себе из Фальдеры священника Бруно, ибо тот после смерти Вицелина ушел из Славии, и переправил его в Альденбург, чтобы он заботился о спасении этого народа, на каковое дело тот без сомнения был поставлен побуждением свыше. А именно, он увидел во сне, что держит в руках сосуд со священным маслом, из крышки которого растет цветущая виноградная лоза, и она, укрепившись, выросла в сильное дерево. Это,. без сомнения, привело его к решению.
И тотчас же после того, как [Герольд] прибыл в Альденбург, он приступил с великим рвением к делу господню и призвал народ славянский к благодати возрождения, вырубая рощи и уничтожая нечестивые обряды. И так как замок и город, где некогда находились церковь и епископская кафедра, были пусты, то он настоял перед графом, чтобы здесь была создана саксонская колония и, таким образом, священник мог бы иметь утешение в народе, язык и обычаи которого он знает. И эта большая помощь была новой церкви оказана, ибо была выстроена весьма красивая церковь в Альденбурге и щедро снабжена книгами и статуями и другими необходимыми вещами.
И так на 90-м году после разрушения первой церкви, что произошло после убийства благочестивого князя Готшалка, вновь было восстановлено служение господу среди народа строптивого и развращенного. И епископ Герольда [191] освятил церковь в честь св. Иоанна крестителя, при чем присутствовали, проявляя свою преданность господу, благородный граф Адольф и его благочестивейшая супруга Мехтильда. И повелел граф народу славянскому, чтобы он приносил своих покойников для погребения во двор церкви, и по праздникам сходился бы в церковь слушать слово божье.
А слово божье, согласно порученному ему посланничеству, излагал им пастырь божий Бруно, имея проповеди,. составленные на славянском языке, которые произносил понятно для народа. И с этого времени славяне воздерживались приносить клятвы у деревьев, источников и камней, а застигнутых на каких-либо преступлениях приводили к своему священнику, чтобы тот испытывал их железом или лемехами ⁸¹.
В эти дни славяне распяли на кресте одного дана. Когда Бруно известил об этом графа, тот призвал их к суду и наложил на них денежную пеню. И отменил этот вид смертной казни в своей земле.
И епископ Герольд, видя, что в Альденбурге заложена хорошая основа, уговорил графа, чтобы тот воздвиг церковь в области, которая называется Сусле. И послали сюда из дома фальдерского священника Деилава, душа которого жаждала трудов и опасностей в проповедовании евангелия. И, посланный сюда, пришел он в пещеру разбойников, к славянам, обитающим на реке Кремпина. А было здесь обычное логовище морских разбойников. И поселился этот священник среди них, служа господу «в голоде, жажде и наготе» ⁸².
Когда все это было так совершено, было признано удобным построить церковь и в Лютилинбурге и Ратеково ⁸³, и епископ с графом отправились туда и отметили знаками места для постройки церквей.
Таким образом, ширилось дело господне в земле вагрской, и в этом граф и епископ оказывали друг другу взаимную помощь. Около этого времени граф возвел снова замок [192] Плуню и построил там город и рынок. И ушли славяне, жившие в окрестных селениях, и пришли саксы и поселились здесь. Славяне же постепенно убывали в этой земле.
Но и в земле полабской благодаря настояниям епископа Эвермода и графа Генриха из Рацисбурга ⁸⁴ было воздвигнуто много церквей. Однако еще невозможно было удержать славян от грабежей, ибо они все время переплывали море и опустошали землю данов и не отступали еще от грехов отцов своих.

84. О СМЕРТИ КНУТА

Даны, всегда занятые своими внутренними войнами, не проявляли никакой способности к войнам внешним. Дело в том, что Свен, король данов ⁸⁵, благодаря своим успехам в победах и волей императора утвержденный на престоле, обращался со своим народом весьма жестоко. Воздавая ему за это, господь покарал его, и последние дни его завершились несчастьем. Соперник же его, Кнут ⁸⁶, слыша ропот народа против Свена, послал за Вальдемаром ⁸⁷, своим родственником и сподвижником Свена, и, призвав его, заключил с ним союз, отдав ему в жены свою сестру ⁸⁸. Заручившись его поддержкой, он возобновил свои дурные замыслы против Свена.
Итак, когда король Свен находился в Зеландии, туда неожиданно пришли с войском Кнут и Вальдемар, чтобы окончательно покорить его. Он же, покинутый всеми из-за своей жестокости и не имея сил для того, чтобы сражаться, бежал со своей женой и челядью к морю и переправился в Альденбург. Узнав об этом, а именно о том, что такой весьма могущественный муж, уздой которого управлялись все северные народы, так внезапно свергнут, граф Адольф испугался за последствия этого. И когда тот пожелал пройти через его землю, граф проявил к нему большую снисходительность, и он [Свен] отправился в Саксонию к своему тестю Конраду, маркграфу из Витин ⁸⁹, и жил там в течение почти двух лет. [193]
В то время наш герцог Генрих прибыл на сейм в Ратисбону ⁹⁰ (1156, 15 сент.) для принятия вновь Баварского герцогства. Ибо император Фредерик отнял это герцогство у своего дяди и вернул нашему герцогу, так как и во время итальянского похода и в государственных делах его верность заметил. И было для него новое имя создано, а именно — Генрих Лев, герцог Баварии и Саксонии. Когда дела так по его желанию совершились и герцог возвращался с сейма, приступили к нему князья саксонские, осаждая его просьбами, чтобы он оказал помощь Свену и вернул ему его государство. И за это Свен обещал герцогу громадные деньги. Тогда, собрав большое войско, Зимой привел наш герцог Свена обратно в Данию, и тотчас же города Шлезвиг и Рипа открылись пред ним.
Однако дальше они не смогли уж преуспеть в своем намерении. Дело в том, что Свен весьма часто похвалялся перед герцогом, что когда он придет с войском, то даны примут его добровольно. Но эти слова его не сбылись. Ибо во всей данской земле не оказалось никого, кто бы принял его или поспешил ему навстречу. Чувствуя, что судьба повернулась против него и все его избегают, он сказал герцогу: «Напрасен наш труд, лучше будет нам вернуться. Ибо какая польза от того, что мы опустошим землю и ограбим невинных? Если бы мы хотели вступить в бой с неприятелем, то негде это сделать, ибо они бегут от нас и уходят в открытое море». И, взяв заложников от двух городов, они ушли из Дании. Тогда Свен, воспользовавшись другой дорогой и другим советом, решил переправиться к славянам и, найдя пристанище у графа в Любеке, затем отправился к Никлоту, князю бодричей. Герцог же повелел славянам в Альденбурге и во всей земле бодричей помогать Свену. И, взяв небольшое количество кораблей, он мирно пришел в Лаланд ⁹¹ и нашел здесь [жителей], обрадованных его приездом, так как они издавна были ему преданы. Отсюда он перебрался в Феонию ⁹² и присоединил ее к себе. Двигаясь отсюда вперед по остальным маленьким островам, [194] подарками и обещаниями он весьма-многие из них подчинил себе, остерегаясь засад и укрываясь в укрепленных местах. Узнав об этом, Кнут и Вальдемар пришли с войском, чтобы одолеть Свена и изгнать его из страны. Он же расположился в Лаланде, готовый к сопротивлению, поддерживаемый, кроме того, еще укрепленностью этого места. При посредничестве Гелия, епископа Рипы ⁹³, и государей обеих сторон раздоры стихли, и государство было разделено на три части. Вальдемару досталась Ютландия, Кнуту — Зеландия, Свену — Скония, которая, как считалось, превосходила другие, [части] своими мужами и оружием. Остальные, меньшие, острова были разделены между всеми, как кому было удобно. И, чтобы соглашение не. нарушалось, они все принесли присягу.
После этого Кнут и Вальдемар устроили великолепный пир в Зеландии, в городе, который называется Роскильд ⁹⁴, и пригласили своего родственника, Свена, чтобы оказать ему честь, а также, чтобы подкрепить и успокоить его после всего того зла, которое причинили ему в дни вражды и войны. Он же, сидя на пиру и видя, что короли беспечно пируют и далеки от всякого подозрения, начал по причине врожденной коварности своей раздумывать, какое место было бы удобно для засады. На третий день пиршества, когда уж спустился ночной мрак (1157, авг. 9), по знаку Свена, были принесены мечи, и [люди его] набросились на беспечных королей и неожиданно закололи Кнута. Когда убийца направил удар в голову Вальдемара, тот, быстро вскочив, сбросил светильник и, благодарение богу, ускользнул в темноте, получив одну только рану. Бежав в Ютландию, он привел в движение всю Данию. Тогда Свен объединил войска Зеландии и морских островов и переправился в Ютландию, чтобы покорить Вальдемара. А тот, выведя войско, вышел навстречу ему с большими силами, и недалеко от Виберга началась битва. И был убит в тот день Свен, и все мужи его тоже, а Вальдемар получил (окт. 23) королевство Данское и стал правителем мира и сыном мира. И прекратились [195] внутренние войны, от которых много лет страдала Дания. И заключил Вальдемар союз с графом Адольфом и почитал его, согласно тому, как делали это бывшие до него короли.

85. О ПОСТРОЙКЕ ЛЕВЕНШТАДА

В те дни город Любек был уничтожен пожаром. И послали купцы и другие жители этого города к герцогу ⁹⁵, говоря: «Уже много времени прошло с тех пор, как в силу вашего распоряжения рынок в Любеке закрылся. Мы же до сих пор оставались в городе этом, надеясь на то, что рынок будет вновь открыт по благосклонности милости вашей, да и наши дома, с большими затратами выстроенные, не давали нам уйти. Теперь же, когда дома погибли, напрасно вновь строиться в месте, где не разрешено быть рынку. Укажи же нам место, чтобы мы могли построить, город там, где тебе будет угодно». Тогда герцог попросил графа Адольфа, чтобы он уступил ему гавань и остров Любек. Но тот не захотел этого сделать. Тогда герцог заложил новый город на реке Вокнице в земле Рацисбург, недалеко от Любека, и начал строить его и укреплять. И назвал он этот город по своему имени Левенштад, что означает город Льва. Но так как это место было мало удобно для гавани и для крепости и заходить в него могли только небольшие корабли, герцог вторично начал уговаривать графа Адольфа согласиться на отдачу Любекского острова и гавани, обещая ему многое, если он повинуется его воле. Тогда, изменив свое решение, граф исполнил то чего требовала необходимость, и отдал ему замок и остров. И тотчас по приказу герцога вернулись сюда с радостью купцы, покинув неудобный новый город, и начали отстраивать церкви и стены города. И отправил герцог послов в города и северные государства — Данию, Швецию, Норвегию и Русь,— предлагая им мир, чтобы они имели свободный проезд к его городу Любеку. И установил здесь монету [196] и пошлину и самые почетные городские права. И преуспевал с этого времени город во всех делах своих и умножалось число его жителей.

86. ОСАДА МЕДИОЛАНА

Приблизительно в эти же дни (1159) созвал могущественный император Фредерик всех саксонских князей на осаду города Медиолана ⁹⁶. Надо было и нашему герцогу торжественно принять участие в этом общественном деле. Поэтому он начал улаживать раздоры внутри герцогства, разумно принимая меры предосторожности к тому, чтобы в отсутствие князей и других знатных никаких мятежей не возникло. И, разослав послов, призвал короля данского, Вальдемара, к себе на переговоры и заключил с ним союз.
Король же просил герцога помочь ему установить мир со славянами, которые беспрерывно опустошали его государство, и договорился с ним об этом более чем за тысячу марок серебра. Поэтому герцог велел славянам, а именно Никлоту и другим, явиться к нему и обязал их приказом и присягой соблюдать мир как с данами, так и с саксами вплоть до его возвращения. И чтобы это соглашение осуществлялось, он повелел привести в Любек все разбойничьи корабли славянские и представить его послу. Они же по причине обычной своей безрассудной отваги, а также из-за близости итальянского похода, представили лишь небольшое количество кораблей, и притом самых старых, ловко утаив все остальные, годные для войны. Тогда граф при посредничестве старейших земли вагрской, а именно Маркрада и Горна, встретился с Никлотом и благосклонно потребовал от него, чтобы он доказал на деле свою нерушимую верность земле, что тот добросовестно и выполнил.
Устроив, таким образом, дела (1159), герцог отправился, как говорят, с тысячью панцирников в Лангобардию, имея в своей свите графа Адольфа и много знатных из Баварии [197] и Саксонии. И пришли они в королевское войско, которое осаждало крепость, что называется Крумне, принадлежащую Медиолану и сильно укрепленную. И почти целый год занимались они осадой этой крепости и изготовили много машин и огнеметателей. Взяв, наконец, крепость ⁹⁷, император повернул войско на Медиолан, а герцог, получив на это разрешение, возвратился в Саксонию.
Граф же Адольф, будучи приглашен в Англию, отправился туда вместе со своим родственником Рейнольдом, епископом колонским ⁹⁸, исполнявшим обязанности посла при короле Англии. И как все духовенство, так и весь народ земли нашей были огорчены таким долгим отсутствием доброго покровителя. Ибо славяне из Альденбурга и Микилинбурга, предоставленные самим себе в отсутствие государей, преступили мир в стране данской, и наша земля была охвачена трепетом пред лицом короля Дании. Наш епископ Герольд, то сам лично, то через послов старался смягчить гнев короля и сохранить перемирие до прибытия герцога и князей. По возвращении же герцога и графа в месте, называемом Беренфорде, был созван провинциальный сейм всех маркоманов — как тевтонцев, так и славян ⁹⁹. Король же данский, Вальдемар, пришел прямо в Эртенебург и принес жалобу герцогу на все то зло, которое причинили ему славяне, нарушив общественный договор [между ним и герцогом]. Славяне, сознавая свою вину, побоялись явиться к герцогу. Герцог присудил их к изгнанию и велел всем своим быть готовыми к походу во время жатвы. Тогда Никлот, видя, что герцог на него разгневался, задумал первым вторгнуться в Любек и послал туда своих сыновей ¹⁰⁰ в засаду.
А в то время жил в Любеке некий достопочтенный священник по имени Атело. Дом его стоял по соседству с мостом, который вел через реку Вокницу на юг. И велел он выкопать широкий ров, чтобы отвести в него реку, которая была весьма полноводной. Войско славянское, торопясь захватить мост, было задержано рвом и допустило [198] ошибку, начав искать переход. Увидев это, те, кто был в доме священника, закричали громким голосом, и испуганный священник быстро выбежал навстречу. Войско уже находилось на середине моста и почти захватило ворота, но спешно ниспосланный господом священник освободил мост от цепей, и таким способом тайком подготовленная опасность была устранена. Услыхав об этом, герцог поставил туда стражу из воинов.

87. УБИЙСТВО НИКЛОТА

После этого герцог Генрих вторгся в землю славян с большим войском и опустошил ее огнем и мечом. Никлот, видя храбрость герцога, сжег все свои крепости, а именно Илово ¹⁰¹, Микилинбург, Зверин ¹⁰² и Добин, принимая меры предосторожности против грозящей осады. Одну только крепость оставил он себе, а именно Вурле, расположенную на реке Варне, возле земли хижан. Отсюда они [славяне] Ежедневно выходили и устраивали слежку за войском герцога и из своих засад убивали неосторожных. В один из дней, когда войско [герцога] стояло под Микилинбургом, отправились сыновья Никлота, Прибислав и Вартислав, чтобы причинить вред, и убили несколько человек из лагеря, вышедших за кормом [для коней]. Храбрейшие из войска преследовали их и многих из них схватили, и герцог велел их повесить. Сыновья же Никлота, оставив коней и знатнейших мужей, пришли к отцу. Он сказал им: «Я полагал, что воспитал мужей, а они трусливее, чем женщины. Так лучше я пойду сам и попробую, не смогу ли я случайно больше преуспеть». И он отправился с некоторым числом избранных людей и устроил засады в потаенных местах, неподалеку от войска. И вот вышли отроки из лагеря на поиски корма для коней и подошли близко к засадам. Затем пришли солдаты вперемешку со слугами числом около 60, все в панцирях, спрятанных под одеждой. Не заметив этого Никлот на [199] самом быстром коне появился между ними, пытаясь кого-нибудь из них пронзить копьем, но копье прошло до панциря и, нанеся безопасный удар, отскочило. Он хотел вернуться к своим, но, внезапно окруженный, был убит ¹⁰⁴, и никто из его сподвижников не оказал ему помощи. Голова его была опознана и доставлена в лагерь, к немалому удивлению многих, как это такой муж, по попущенью божьему, единственный из всех своих погиб. Тогда сыновья его, услышав о смерти отца, сожгли Вурле и скрылись в лесах, посадив семьи свои на корабли.
Опустошив всю страну, герцог начал отстраивать Зверин и укреплять замок: И поставил он туда -некоего благородного и воинственного мужа Гунцелина ¹⁰⁵ с войском. После этого он вернул милость свою сыновьям Никлота и отдал им Вурле и всю землю. А потом разделил землю бодричей и роздал во владение своим рыцарям. А в замке Куцине герцог поставил некоего Людольфа, фогта ¹⁰⁶ из Брунсвика. В Миликове ¹⁰⁷ повелел он быть Людольфу из Пайна ¹⁰⁸; Зверин и Илинбург поручил Гунцелину; Микилинбург отдал он Генриху, некоему благородному мужу из Скатен ¹⁰⁹, который привел из Фландрии множество народа, и поселил их в Микилинбурге и во всех окрестностях его. Епископом в земле бодричей герцог поставил Берно ¹¹⁰, который после смерти Эммегарда возглавлял Магнополитанскую церковь. Магнополис же — это то же самое, что Микилинбург. И пожаловал герцог в дар Микилинбургской церкви 300 мансов, как раньше сделал это для церкви Рацисбургской и Альденбургской.
Обратившись с просьбой к императору, он получил от него власть основывать, одарять пожалованиями и утверждать епископства во всей славянской земле, которую сам или его предки подчинили себе щитом своим по праву войны. Вследствие этого он призвал к себе Герольда, епископа альденбургского, Эвермода, епископа рацисбургского, и Берно, епископа микилинбургского, чтобы они приняли от него свои должности и присоединились к нему, [200] принося присягу в вассальстве, как обычай требует поступать по отношению к императору. Хотя они считали это распоряжение весьма тяжелым для себя, однако, уступили ради того, кто потерпел унижение ради нас, и чтобы молодая церковь не понесла ущерба. И пожаловал им герцог привилегии на владения и на поборы, и на суд. А славянам, которые продолжали оставаться в земле вагров, полабов, бодричей и хижан, герцог повелел, чтобы они платили поборы епископу, как их платят у полонов и поморян, то есть с плуга по 3 модия ржи и по 12 денаров местной монеты. Модий же у славян называется на их языке корец ¹¹¹. Славянский же плуг означает двух волов и столько же лошадей ¹¹². И увеличились десятины в земле славянской, потому что стеклись сюда из своих земель тевтонцы, чтобы населить землю эту, просторную, богатую хлебом, удобную по обилию пастбищ, изобилующую рыбой и мясом и всеми благами.

88. ОБ АЛЬБЕРТЕ МЕДВЕДЕ

В то время восточную часть Славии держал маркграф Адальберт, по прозвищу Медведь, который по милости к нему божьей сильно преуспевал в увеличении владений своих. Ибо он поработил всю землю брежан, стодорян и многих других народов, обитающих на Гаволе и Альбии, и усмирил имевшихся среди них мятежников. Наконец, когда славяне мало-помалу стали убывать, он послал в Траектум и в края по Рейну, а потом к тем, кто живет у океана и страдает от суровости моря, а именно, к голландцам, зеландцам и фландрийцам, и вывел из всех этих стран весьма много народа и поселил их в славянских городах и селениях. И весьма окрепли от прихода этих поселенцев епископства Бранденбургское и Гавельбургское, так как увеличилось количество церквей и выросли сильно десятины. [201]
Но и южный берег Альбии в это время стали населять переселенцы из Голландии, а именно, всю эту, начиная от города Сольтведеле, болотистую и равнинную страну, что называется Бальземерланд и Марсцинерланд ¹¹³. Многими городами и селениями вплоть до Богемских гор ¹¹⁴ завладели голландцы. Некогда, а именно во времена Оттонов, эти земли, как говорят, были заселены саксами, что можно видеть по древним валам, насыпанным на берегах Альбии в болотистой земле бальзамов, но впоследствии, когда славяне одержали верх над ними, саксы были перебиты, а землей их вплоть до наших дней владели славяне. Теперь же, когда бог одарил герцога нашего и других государей счастьем и победой, славяне частью перебиты, частью изгнаны, а сюда пришли выведенные от пределов океана народы сильные и бесчисленные и получили славянские земли, и построили города и церкви, и разбогатели сверх всякой меры.

89. ПЕРЕСЕЛЕНИЕ АЛЬДЕНБУРГСКОГО ЕПИСКОПСТВА

Около этого времени епископ Герольд попросил герцога перенести епископскую столицу, издревле находившуюся в Альдедбурге, в Любек, ибо город этот был более населен, место было лучше укреплено и вообще во всех отношениях было удобнее. Это пришлось по душе герцогу, и они назначили день, когда должны были встретиться в Любеке, чтобы устроить дела церкви и епископства. И герцог указал место, где должен был быть заложен храм митрополита и монастырские подворья. И были установлены приходы для 12 священников, живущих по каноническому праву, и 13-й для настоятеля. И отдал епископ на содержание братьев некоторые десятины и столько от поборов, которые платила ему Славия, сколько было достаточно для устройства приходов. Граф же Адольф уступил удобные деревни под Любеком, которые герцог тотчас [202] же отдал в пользование братьям, и еще дал каждому из братьев по 2 марки любекской монеты от пошлин, сверх всего другого, что записано в привилегиях и хранится в Любекской церкви. И поставили сюда настоятелем Этело, о котором с похвалой упомянуто выше ¹¹⁵.

90. РАСКОЛ МЕЖДУ [ПАПАМИ] АЛЕКСАНДРОМ И ВИКТОРОМ

В течение тех дней умер папа Адриан (1159, 1 сент), и начался раскол в церкви господней между Александром, он же Роланд ¹¹⁶, и Виктором, он же Октавиан ¹¹⁷. И когда император осаждал Медиолан, Виктор прибыл к нему в лагерь, находившийся в Папии ¹¹⁸, и был им принят. И, собравшись на сейм, приняли его и Рейнольд, епископ колонский, и Конрад, епископ могонтский ¹¹⁹, и все, которых побуждали или страх перед императором, или его расположение. Александра же приняли Иерусалимская и Антиохийская церкви; кроме того, вся Франция, Англия, Испания, Дания и все государства, которые существуют повсюду на земле. Сверх того, примкнул к нему весь цистерцианский орден, в котором состоят архиепископы, весьма много епископов, свыше 700 аббатов и не поддающееся подсчету число монахов. Они ежегодно устраивают свои соборы в Цистерциуме ¹²⁰ и выносят полезные постановления. Их непоколебимое решение бесспорно придало силы Александру. Разгневанный этим, император обнародовал указ, гласивший, что все монахи цистерцианского ордена, которые имеются в его империи, или должны признать Виктора, или будут изгнаны из государства. Трудно описать, сколько [святых] отцов, какие толпы монахов, оставив места своих поселений, перешли во Францию. Многие епископы, известные своей святостью, насилием государя были согнаны со своих кафедр в Лангобардии и во всем государстве, а на их места были поставлены другие. [203]
По прошествии пяти или больше лет осады, император занял Медиолан (1162 26 марта), выселил из него его жителей, разрушил все его высокие башни, сравнял стены города с землей и обратил его в пустыню. Тогда возвысилось сердце его, и все государства на земле устрашились славы имени его. И послал он к королю Франции, Людовику ¹²¹, чтобы тот поспешил в Лаону ¹²², которая находится в земле бургундов на реке Араре ¹²³, на собеседование с ним по поводу восстановления единства церкви. И король Франции согласился. Кроме этого, он отправил послов к королю Дании ¹²⁴, и к королю Богемии ¹²⁵, и к королю Венгрии ¹²⁶,. чтобы они прибыли в назначенный день, а также повелел торжественно явиться всем архиепископам, епископам и всем могущественным мужам государства своего и всем монахам. Как все ожидали этого блестящего сейма, на котором, как рассказывалось, должны были собраться оба папы и столько королей со всей земли. Тогда и Вальдемар с епископами Дании, архиепископ Гартвиг, епископ Герольд и граф Адольф со многими благородными мужами Саксонии отправились в назначенное для собеседования место. Герцог же, находившийся в Баварии, прибыл по другой дороге. А Людовик, король Франции, прибытия которого особенно ожидали, узнав, что император приближается с войском и с большими военными силами, поколебался выйти ему навстречу. Но, верный присяге, он все-таки прибыл в назначенное место и время, то есть в день усекновения главы Иоанна Крестителя (1162, авг. 29), и находился на середине моста с 3 часов до 9, а император все еще не приходил. Приняв это за счастливое предзнаменование, король Франции омыл руки свои в реке в знак того, что он обещание выполнил, и, уйдя отсюда, прибыл еще в тот же вечер в Дивиону ¹²⁷. Ночью пришел император и, узнав, что король Франции удалился, послал самых благородных мужей к нему вновь пригласить его. Но тот никоим образом не мог этого сделать, радуясь тому, что и верность сумел соблюсти и от подозрительной руки императора уйти. Ибо [204] многие говорили, что император хотел его обойти и для этого наперекор соглашению пришел вооруженный. Но хитрость была обманута хитростью же. Ибо французы, будучи разумом выше, то, что считали невозможным добыть при помощи оружия или силы, добывали умом. Тогда, сильно разгневанный, император удалился с сейма, угрожая французам войной. Папа Александр с этого времени еще более укрепился. Герцог Генрих ушел в Баварию и, устроив там дела, возвратился в Саксонию.

91. О ДЕСЯТИНЕ ГОЛЬЗАТОВ

И был тогда мир по всей Славии, и крепости, которыми по праву войны герцог владел в земле бодричей, начали заселяться пришельцами, вступившими в эту страну, чтобы владеть ею. Правителем этой земли был Гунцелин, муж храбрый и друг герцога. Генрих, граф из Рацисбурга, что находится в земле полабов, вывел множество народа из Вестфалии, чтобы они заселили землю полабов, и разделил ее между ними, вымерив веревкой. И они построили церкви и заплатили десятины от плодов своих во славу дома господня. И насаждено было дело божье в земле полабов во времена Генриха ¹²⁸, а во времена сына его, Бернгарда,. оно весьма широко разрослось.
Мужи же гользатские, которые после изгнания славян заселили вагрскую землю, усердные в постройке церквей и ревностные в гостеприимстве, проявляли непокорность при законной, производившейся по божественному предписанию выплате десятин. Они платили по шесть маленьких мер с плуга, что, как они говорили, было им разрешено с целью облегчения, когда они еще находились в своей родной земле, ввиду военного времени и соседства язычников.
Земля же, откуда вышли гользаты, принадлежит Гамбургскому диоцезу и расположена близко от вагрской земли. Епископ Герольд, видя, что полабы и бодричи, находившиеся в средине пылающей печи, выплачивали, однако [205], свои установленные законом десятины, решил взыскать такие же и со своих [прихожан]. Известив о своем решении графа Адольфа, он попытался склонить на свою сторону непокорные души гользатов при помощи письма со словами увещания. И отправил церкви в Борнговеде, иначе называемой Свентинефельд, где жили старейшина земли, второе лицо после графа, Маркрад, и остальная знать гользатская, послание такого рода: «Герольд, божьей милостью епископ Любекской церкви, шлет приветствие всем прихожанам, принадлежащим к церкви в Бурнговеде, и выражает им должное расположение. Так как волей божьей мне доверено управление церковью и по божественному определению я эту обязанность выполняю у вас, то мне необходимо попытаться привести вас от хорошего к самому лучшему и постараться отвратить вас всеми силами от того, что противоречит спасению душ ваших. Поэтому я приношу благодарность господу за то, что у вас заметны признаки многих добродетелей, а именно, что вы соблюдаете гостеприимство и совершаете и другие дела милосердия ради господа нашего, что слову божьему вы более всех преданы и в постройке церквей более всех усердны, а что до нравов, то, как это угодно господу, вы ведете целомудренную жизнь. Однако все это, вами соблюдаемое, ничего не стоит, если вы остальными предписаниями будете пренебрегать, ибо, как сказано: «Кто... согрешит в одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем» ¹²⁹. Ибо заповедано господом: десятины со всего дашь мне, и благо тебе да будет, и долголетен да будешь. И этому повиновались патриархи, а именно Авраам, Исаак и Иаков, и все, кто по вере стали сыновьями Авраама, за что славу и вечную награду обрели. Апостолы же и мужи апостольские то же самое со слов божьих поручили и под страхом проклятия передали потомству для исполнения. И так как, без сомнения, это является заповедью всемогущего бога и властью святых отцов утверждено, то на нас ложится обязанность, чтобы то, чего для вашего спасения недостает, нашими [206] трудами по милости божьей было у вас восполнено. Увещеваем вас и убедительно просим во имя господа, чтобы вы добровольно, как сыновья, утешили бы меня, которому поручена отеческая забота о вас, своим повиновением и дали бы церкви десятины,— как установил господь и под страхом проклятья апостольская власть утвердила, — на распространение служения господу и на попечение о бедняках, чтобы вы не отнимали у господа причитающееся ему и не обрекали таким образом свое достояние и души на вечную погибель. Прощайте».
Услышав это, мятежный народ возроптал и стал говорить, что никогда не подставит своей шеи таким унизительным требованиям, в силу которых почти весь христианский народ подвергается угнетению со стороны епископов, К этому они еще добавляли, не очень сильно отступая от истины, что почти все десятины уходят на излишества светских людей. Поэтому епископ довел все эти речи до сведения герцога. И тот повелел всем гользатам земли вагрской, что если они хотят сохранить его милость, то пусть платят епископу десятины, как это делается. в землях полабской и бодрицкой, которые еще недавно только заселены и большим страхом перед войной побуждаются,
В ответ на это повеление упрямые духом гользаты сказали, что никогда не будут платить десятин, которых отцы их не платили, что предпочитают лучше поджечь собственные дома и уйти из этой земли, чем подчиниться игу такого рабства. И задумали они убить епископа с графом и со всеми пришельцами, которые платили десятины по закону, и, предав все в земле своей огню, бежать в землю данов. Но выполнению этих превратных вещей помешало возобновление договора между нашим герцогом и королем данским. Ибо было постановлено, чтобы никто из них перебежчика от другого к себе не принимал. Поэтому гользаты, вынуждаемые необходимостью, в присутствии, герцога заключили такое соглашение с епископом, что они увеличат десятины и будут платить по 6 модиев ржи и по [207] 8 модиев овса с манса, тех, говорю, модиев, которые в просторечье называются hemmete ¹³⁰. И чтобы им не пришлось страдать из-за новых поборов при последующих епископах, они просили скрепить их договор печатями герцога и епископа. Но когда, по обычаю двора, писцы потребовали за это марку золота, неотесанный этот народ разошелся, и дело осталось в прежнем положении. Большой помехой в этом деле, которое должно было принести великие выгоды церкви, послужили как скорая кончина епископа, так и угроза ужасной военной бури.

92. ПЛЕНЕНИЕ ВАРТИСЛАВА

Сыновья Никлота, Прибислав и Вартислав, не удовольствовавшись землей хижан и черезпенян, стремились снискать себе землю бодричей, которую герцог отнял у них по праву войны. Узнав об их кознях, Гунцелин из Зверина, правитель бодрицкой земли, объявил об этом герцогу. И тот опять вознегодовал на них и разгневался и в зимнюю пору пришел с большим войском в славянскую землю (1163). Они же засели в городе Вурле и укрепили замок против осады. И герцог послал вперед Гунцелина с храбрейшими мужами, чтобы они скорее начали осаду, опасаясь, как бы славяне не ускользнули случайно. Сам же он как можно скорее последовал за ними с остальным войском. И они осадили крепость, где были Вартислав, сын Никлота, и много благородных мужей и, кроме того, великое множество простого народа. Старший же по рождению, Прибислав, с некоторым числом конников скрылся в лесах, чтобы из засады убивать неосторожных.
И радовался герцог, потому что славяне, укрепившись духом, выжидали его в крепости и ему представлялась возможность их покорить. И сказал он младшим в своем войске, которые, побуждаемые неразумной жаждой сражений, подзадоривали врага и вступали с ним в бои: «Зачем, когда это совершенно излишне, вы приближаетесь к воротам [208] города и сами создаете опасность для себя? Такого рода стычки не приносят пользы и грозят гибелью. Лучше оставайтесь в шатрах своих, где вас не могут достать стрелы неприятеля, и имейте надзор за осажденными, чтобы кто-нибудь из них не ускользнул. Нашим же делом будет без шума и жертв овладеть по милости божьей этим городом».
И тотчас же он велел доставить из лесной чащи деревья и приготовлять военные машины, такие, какие он видел в Кримме ¹³¹ и Медиолане. И он изготовил весьма сильно действующие машины, одну, сколоченную из досок, для того, чтобы разбивать стены, другую, более высокую, воздвигнутую наподобие башни и возвышавшуюся над замком, для того, чтобы направлять стрелы и прогонять тех, кто стоял на валах. И с того дня, когда была. выстроена эта машина, никто из славян не осмеливался высунуть голову или показаться на валах.
В это время стрелой был тяжело ранен Вартислав.
В один из дней герцогу донесли, что Прибислав с множеством конников показался неподалеку от лагеря. Тот отправил на поиски его графа Адольфа с отрядом избранных юношей, но они, весь день скитаясь по болотам и лесам, никого не обнаружили, обманутые проводником, который проявлял большее расположение к неприятелю, нежели к нашим. И тогда герцог приказал отрокам, добывающим корм ¹³² для лошадей, никуда в этот день не выходить, чтобы не попасть в засаду к неприятелю. Однако несколько гользатов, будучи народом упрямым, не обратили внимания на приказ и вышли за кормом. И Прибислав неожиданно приблизился и, напав на неосторожных, около сотни их уничтожил; остальные же убежали в лагерь. Тогда герцог, сильно этим разгневанный, усилил осаду, и уже укрепления замка заколебались, угрожая упасть и разрушиться вследствие подкопов.
Тогда Вартислав, потеряв надежду на лучшее и получив право свободного прохода, пришел в лагерь к графу Адольфу [209], чтобы получить у него совет. Граф ответил ему: «Поздно обращаться за лекарством, когда больной безнадежен. Опасности, сейчас угрожающие, раньше должны были быть предвидены. Кто, спрашиваю, дал тебе совет, чтобы ты подвергался опасности осады? Большим безумием было вкладывать ногу в оковы, когда не было еще убежища и никак не был подготовлен побег. Теперь тебе ничего другого не остается, как сдаться. Если что и может послужить путем к спасению, так это, я вижу, только сдача». И сказал Вартислав: «Замолви за нас слово у герцога, чтобы мы были допущены к сдаче без опасности для жизни и без вредительства членов». Тогда граф отправился к герцогу и, обратившись к тем, от кого зависело решение, объяснил им все дело. И те, узнав волю государя, дали обещание, что если бы кто-нибудь из славян отдался во власть герцога, ему будут сохранены жизнь и целость членов под тем, однако, условием, что и Прибислав сдаст оружие. Тогда, сопровождаемые светлейшим графом, вышли из крепости Вартислав и все благородные мужи славянские и пали к ногам герцога, держа каждый меч свой на голове своей. И принял их герцог и заключил в темницу. И велел тогда герцог, чтобы если кто из данов в плену в замке находился, то отпустить их на свободу. И ушло их великое множество, воздавая благодарность храбрейшему герцогу за свое освобождение. Затем он приказал охранять замок и простой народ в нем и поставил над ними некоего Любомира, старого воина, брата Никлота, чтобы он возглавил их землю и знал, что они все находятся в его подчинении.
Вартислава же, князя ¹³³ славянского, увел с собой в Брунсвик и одел на руки его оковы; остальных же рассадил по темницам, пока не выплатят последнего квадранта. Славяне были так унижены для того, чтобы узнать, что «лев, силач между зверями, не. посторонится ни пред кем». ¹³⁴
Тогда Прибислав, который был старше возрастом и обладал более острым умом, желая прийти на помощь плененному брату, начал через послов испытывать мысли [210] герцога и просить о мире. И когда герцог потребовал заложников, чтобы закрепить верность обещания, Прибислав сказал: «Какая надобность господину моему требовать у слуги своего заложников? Разве он не держит в темнице брата моего и всех благородных мужей славянской земли? Пусть же он и держит их вместо заложников и поступает с ними, как ему угодно, если мы нарушим верность своим обещаниям». Пока через посредников шли об этом переговоры и Прибиславу давалась надежда на лучшее, некоторое время обошлось без воин и был мир в славянской земле с марта месяца до февральских календ ¹³⁵ следующего года, и все крепости герцога, а именно Миликово, Куцин, Зверин, Илово, Микилинбург, были невредимы.

93. ОСВЯЩЕНИЕ НОВОГО МОНАСТЫРЯ

В том же году после праздника пасхи (1163, 24 марта) Герольд, епископ Любекской церкви, начал прихварывать и лежал на одре болезни до самых календ июля ¹³⁶. И молил он господа, чтобы тот продлил ему жизнь до тех пор, пока не будет освящен храм в Любеке и пока положение недавно собравшегося здесь духовенства не окрепнет. Незамедлительно жизнь его была с помощью божьей на некоторое время продлена.
И тогда он отправился к герцогу, который в это время как раз прибыл в Штаден навстречу архиепископу ¹³⁷, и стал беседовать с ним о благе Любекской церкви. Тот, обрадованный. его словами, стал увещевать его, чтобы он как можно скорее возвращался в Любек и подготовил все, что необходимо для освящения. И герцог просил, архиепископа отправиться с ним для совершения этого обряда. Удовлетворяя его просьбу, тот отправился в путь в вагрскую землю и по дороге освятил церковь в Фальдере, которая, как известно, была основана блаженной памяти Вицелином, епископом альденбургским, и ему принадлежала. И много добра оказал архиепископ настоятелю и братьям, жившим [211] там, и повелел, чтобы место это с этих пор называлось Новым монастырем. Ибо раньше оно называлось Фальдера, или Виппенторп. Настоятелем этого места был Гереман, который некогда в Любеке, во время натиска язычников, много трудов положил, проповедуя евангелие вместе с Людольфом, настоятелем Зигеберга, и альденбургским пресвитером Бруно. В управлении Новым монастырем этот Гереман стал преемником достопочтенного мужа Эппо, выдающаяся святость которого, достойная того, чтобы все всегда с благочестием о ней вспоминали, уже давно, еще в майские календы ¹³⁸, достигла счастливого конца.
Совершив, как я раньше сказал, освящение Нового монастыря, архиепископ отправился в Зигеберг и там пользовался гостеприимством графа Адольфа. Когда же он прибыл в Любек, герцог и епископ приняли его с великой славой и приступили к освящению. И каждый, а именно герцог Генрих, епископ Герольд и граф Адольф, пожаловал что-либо по добровольному побуждению своего сердца и предоставил владения и поборы и десятины на содержание духовенства. Архиепископа увещевали, чтобы он отдал Новый монастырь любекскому епископу, однако он не согласился. Выполнив все надлежащим образом, архиепископ возвратился к себе. Герцог же, приведя в порядок дела в в Саксонии, отправился в Баварию, чтобы укротить мятежников и совершить правосудие над потерпевшими обиду.

94. СМЕРТЬ ЕПИСКОПА ГЕРОЛЬДА

Между тем достопочтенный епископ Герольд, чувствуя, что болезнь, отпустившая его на время, вновь усилилась, решил посетить все церкви своего диоцеза, не требуя ни у кого поддержки, чтобы никому не быть в тягость. Питая отеческую заботу о своих детях, он ревностно наставлял их к их спасению, исправляя заблуждающихся и улаживая несогласия, оказывая милость утешения, если где-нибудь это было необходимо. И именем божьим запретил он рынок [212] в Плуне, который каждое воскресенье посещался славянами и саксами, потому что христианский народ, оставив почитание церкви и торжественную обедню, все свое усердие отдавал торговле. Вопреки утверждению многих, своей стойкостью он разрушил этот приют язычества, предписав под страхом проклятья, чтобы никто с этих пор не поднимал его из развалин. И с этих пор народы собирались в церквах, чтобы слушать слово божье и присутствовать при совершении святых таинств. Объехав весь свой диоцез, епископ прибыл, наконец, в Лютилинбург, чтобы утешить живущих там, и, совершив, богослуженье и как будто закончив свое дело, начал внезапно терять силы телесные и, перенесенный в Бузу, много дней пролежал на ложе. Однако до самой своей кончины он никогда не пропускал торжественных служб. Признаюсь, я не помню, чтобы мне приходилось видеть мужа, более искушенного в божественной службе, более усердного в пении псалмов и утреннем бдении, более ласкового к духовенству, которого никому ни одним словом не позволял он обидеть. Это он некогда заставил сурово наказать ударами одного светского человека, оклеветавшего священника, давая другим пример, чтобы не учились сквернословить.
Услыхав о болезни доброго пастыря, пришли к нему достопочтенные мужи, Одо, декан Любекской церкви, и Людольф, настоятель Зигебергской, с братией обоих монастырей. Когда они, приблизившись к постели больного, пожелали ему продления жизни, он ответил: «Зачем желаете мне, братья, того, что бесполезно? Сколько бы я ни прожил, смерть все равно придет. Пусть уж сейчас произойдет все, что когда-нибудь должно все равно случиться. Лучше смириться с тем, чего избегнуть никому нельзя». О, что за свобода духа, не страшащаяся смерти!
Среди беседы он прочел нам псалом: «Возрадовался я, когда сказали мне: пойдем в дом господень» ¹³⁹. Спрошенный нами, какие он испытывает боли, он громко сказал, что никаких мучений и болей он не чувствует, но его тяготит [212] только упадок сил. Когда друзья увидели, что приближается конец, они выполнили «ад ним обряд святого миропомазания, и, приобщенный святых тайн, на рассвете, вместе с ночным мраком, он сбросил с себя непрочное бремя телесной оболочки.
Тело его было перенесено духовенством и горожанами в Любек и предано погребению посреди храма, который он сам заложил. И пустовала кафедра Любекская вплоть до февральских календ ¹⁴⁰, потому что герцог отсутствовал и ждали его решения.

(пер. Л. В. Разумовской)
Текст воспроизведен по изданию: Гельмольд. Славянская хроника. М. АН СССР. 1963
© текст - Разумовская Л. В. 1963
© сетевая версия - Тhietmar. 2001
© дизайн - Войтехович А. 2001
© АН СССР. 1963 

 

Комментарии

1. Современный Опорто в Португалии.
2. Св. Яков — Яго ди Компостелла.
3. Альфонс I (1112 — 1185).
4. Лацебона — Лиссабон. Был в 1147 г. отвоеван крестоносцами у арабов, владевших им с VIII в.
5. См. I, 45, прим. 16.
6. Генрих Лев.
7. Конрад  —  герцог фон Церинген. Умер в 1152 г.
8. Сальтвиделе  —   Зальцведель.
9. Витин-Веттин, на р. Сале (ГДР).
10. О местоположении крепости Дубин см. А. Гильфердинг. Указ. соч., стр. 139 и 180, прим. 559; Н. П. Грацианский. Указ. соч., стр. 36; его же. Крестовый поход 1147 г. против славян и его результаты. — «Вопросы истории», 1946, № 2 — 3, стр. 92, прим. 6.
11. В подлиннике: «civitas», — т. е. торгово-ремесленное предместье, посад крепости Любек.
12. Об этом нападении Никлота на Любек см. в статье Н. П. Грацианского «Крестовый поход...», стр. 72 — 93.
13. Утин  —  теперь Эутин (ФРГ).
14. Сыновья Сарвии (Саруи), Иоав и Авесса  —  библейские персонажи. Вторая книга царств, 14, 1 и 16, 9.
15. См. I, 22, прим. 18.
16. О крестовом походе на славян см. Н. П. Грацианский. Крестовый поход 1147 г. против славян и его результаты. — «Вопросы истории», 1946, № 2 — 3.
17. Жители пограничных военных областей  —  марок (см. I, 8, прим. 138).
18. В Библии рассказывается о подобных подвигах пророков Илии (Третья книга царств, гл. 17) и Елисея (Четвертая книга царств, гл. 4).
19. См. I, 51, прим. 60 — 62.
20. Эрик V Ягненок (1137 — 1147).
21. Графа голштинского, Адольфа II.
22. К герцогу саксонскому, Генриху Льву.
23. Поход Свена против графа голштинского Адольфа относится, видимо, к 1150 — 1151 гг.
24. Травемюнд  —   предместье Любека.
25. Графы были должностными лицами, представителями судебно-административной власти на местах.
26. Псалтирь, 76, 11.
27. Гартвиг, архиепископ гамбургский (1148 — 1168), происходил из. рода Штаден, состоял в родстве с датским королевским домом, так как сестра его была замужем за Эриком V Ягненком.
28. См. I, 62, прим. 6.
29. Об этом же рассказано в кн. I, гл. 11 — 13, 22.
30. То есть папе и императору.
31. Вицелин был посвящен в 1148 г.
32. Очевидно, это произошло тоже в 1148 г. В какие точно годы выполнял Эммегард обязанности микилинбургского епископа, сведений нег.
33. Борьба за инвеституру закончилась в 1122 г. при императоре Генрихе V компромиссным Вормским конкордатом, согласно которому право назначения епископов принадлежало церкви и императору вместе. Это выражалось в том, что представитель церкви вручал назначенному епископу перстень, представитель светской власти  —  посох.
34. Генрих фон Веттин.
35. Генрих Язомиргот. См. I, 56, прим. 74.
36. У архиепископа гамбургского, Гартвига.
37. Теперь  —  г. Выборг в Дании. Эта битва произошла в 1151 г.
38. Теперь — Шеллан, один из датских островов.
39. Вероятно, речь идет о святилище Яровита, находившемся в земле черезпенян, в г. Волегоще.
40. Брунсвик  —  теперь г. Брауншвейг (ФРГ).
41. Теперь  —  Госляр (ФРГ).
42. Генинге  —  теперь г. Гейнинген (ФРГ).
43. Конрад умер в 1152 г.
44. Генрих Язомиргот.
45. Фридрих I Барбаросса (1152 — 1170), первый представитель династии Гогенштауфенов. Вступление его на престол хронистом датируется неверно (1151), а на полях отмечена правильная дата.
46. Мать Фридриха Барбароссы, Юдит, была сестрой Генриха Гордого и, таким образом, теткой Генриха Льва.
47. В Мерзебурге.
48. Гартвиг, архиепископ гамбургский.
49. Плач Иеремии 3, 27.
50. Неточная цитата из Песни песней Соломона, 8, 6 — 7.
51. Неизвестно, что давало Гельмольду основание говорить о Любекской республике. Может быть, тот факт, что в 1170 г. Любек получил городское право. Вольным имперским городом он стал лишь в 1226 г.
52. Перефразировка из Исайи, 35, 3.
53. Иов, 5, 17.
54. Перефразировка из Матфея, 20, 12.
55. Послание к филиппийцам, 1, 23.
56. Эвермод, епископ рацисбургский (1154 — 1178).
57. Генрих фон Бадевид.
58. С королем Фридрихом I Барбароссой.
59. Бытие, 28, 18.
60. Герольд, священник, затем епископ альденбургский (1154 — 1163).
61. Ридегесгузен (Ridegeshusen, Reddegeshuse, Reddegeshusen)  —  теперь деревня Риддагсхаузен возле г. Брауншвейга (ФРГ).
62. Аббат Конрад, епископ любекский (1163 — 1172) был братом Герольда.
63. Герцогиня Клементия, жена Генриха Льва.
63а. Точнее: архиепископ гамбургский, Гартвиг.
64. Бытие, 3, 15.
65. Богемский лес — покрытая лесом горная цепь на границе между Чехией и Баварией.
66. Тердона — теперь Тортона (в Италии). Осаждена была Фридрихом Барбароссой в 1155 г
67. Папа Адриан (1154 — 1159).
68. Эберхард II, епископ бавембергский (бамбергский) в 1146 —  1172 гг.
69. Вильгельм I Злой, король сицилийский (1154 — 1166), сын Рожера II ( см. I, 54, прим. 60).
70. См. I, 28, прим. 53.
71. То есть архиепископу гамбургскому, Гартвигу.
72. Латеранцы — от «Латерап» (резиденция папы в Риме).
73. Эдеса  —  теперь р. Эч, на которой стоит г. Верона.
73а. Клюза  —  ущелье возле Вероны.
74. Рустры  —  одно из фризских племен.
75 .Прибислав  —  князь вагров (см. I, 49, 52).
76. См. I, 28, прим. 53.
77. Гельмольд употребляет здесь термин «reguli».
78. В подлиннике "regulus".
79. Колоны  —   феодальнозависимые крестьяне.
80. Утин и Гамаля.
81. Это  —  так называемый божий суд. Лемех  —  одна из железных частей плуга.
82. Второзаконие, 28, 48.
83. Ратеково  —  теперь Ратекау, недалеко от Любека.
84. Иначе: Генриха фон Бадевид.
85. См. I, 51, прим. 50.
86. См. гл. 51, прим. 52.
87. См. гл. 51, прим. 53.
88. Софию.
89. Жена Свена, Аделаида, была дочерью Конрада, графа фон Веттин, маркграфа Мишны и Лужиц.
90. Ратисбона  —  г. Регенсбург (ФРГ).
91. Лаланд  —  Лоллан, один из датских островов.
92. Феония  —  Фюнен, датский остров.
93. Дальман, рассказывая о событиях, изложенных в этой главе (F. Dahlmann. Указ. соч., т. I, стр. 267 — 276), не упоминает о епископе Гелии.
94. Роскильд — теперь Роскиле, на о-ве Шеллан (Дания).
95. Герцогу саксонскому, Генриху Льву.
96. Медиолан  —  Милан.
97. Крумне (Кремона) было взято Фридрихом Барбароссой в 1160 г.
98. Рейнольд, канцлер Фридриха Барбароссы, архиепископ кельнский (1159 — 1167).
99. Сейм был созван в Беренфорде, близ Артленбурга, в 1160 г.
100. Сыновья Никлота  —   Прибислав и Вартислав (см. I, 87, 92).
101. Илово находилось па восточном берегу Зверинского озера (ГДР). Немецкое название крепости было, видимо, Илинбург (см. далее в этой же главе).
102. Зверин — теперь Шверин (ГДР).
104. Никлот был убит в 1160 г.
105. Гунцелин фон Гаген, с 1160 г. граф шверинский — один из самых активных сподвижников Генриха Льва по угнетению славян. Уме;) в 1185 г.
106. Фогт  —  правитель замка. Лаппенберг сообщает, что лицо это упоминается в грамотах Генриха Льва («Helmoldi Chronica», S. 177, Anm. 1).
107. Миликово (Milicou, M'alachou, Malachow)   — теперь Малхов (ГДР). Славянское название крепости было, видимо, Малахове.
108. Имя Людольфа из Пайна (Пейна), должностного лица при Генрихе Льве, по свидетельству Лаппенберга, встречается в им выданных грамотах («Helmoldi Chronica», S. 177, Anm. 1).
109. Лаппенберг предполагает, что это граф фон Шота, упоминаемый в двух грамотах от 1163 г. («Helmoldi Chronica», S. 177, Anm. 1).
110. Годы, когда Берно занимал кафедру в Микилинбурге, не удалось точно установить, видимо, это было в 1161 — 1162 гг.
111. Корец (curitze)  —  мера сыпучих тел. Единственное славянское слово, занесенное Гельмольдом в свою хронику, не считая топонимики и имен собственных.
112. См. описание славянского плуга в кн. I, гл. 12 и 14.
113. Первольф (Указ. соч., стр. 35) и Богуславский (W. Воguslawski. Указ. соч., т. II, стр. 148) под немецким названием Бальземерланд видели славянское  —  Белая земля. Марсцинерланд представлял собой западную часть Бальзамерланда, лежал на Лабе между городами Вербен и Арнебург. Так считают Гильфердинг (Указ. соч., стр. 342) и Богуславский (Указ. соч., т. II, стр. 148 — 149). Они выводят это название из старонемецкого Marsch (современное Moor), болото.
114. Очевидно, Богемский лес.
115. Раньше (I, 86) имя Этело (Ethelo) Гельмольд писал — Атело (Athelo).
116. Папа Александр III (1159 — 1181), раньше кардинал Роланд Бандонелли.
117. Антипапа Виктор IV (1159 — 1161), раньше кардинал Октавий.
118. В Папии, т. е. в Павии.
119. Конрад, архиепископ майнцский (1160 — 1177), потом зальцбургский, с 1183 г. опять майнцский. Умер в 1200 г.
120. Цистерциум — современное Сито (Франция). Там был основан в 1098 г. цистерцианский орден.
121. Людовик VII (1137 — 1180).
122. Лаона — теперь Лан (Франция).
123. Арар  —  теперь р. Эна, приток Уазы, впадающей в Сену.
124. Вальдемару I Великому.
125. Владиславу II (1140 — 1173).
126. Стефану II (1161 — 1173).
127. Дивиона  —  Дижон (Франция).
128. Генрих фон Бадевиде умер в 1164 г.
129. Иаков, 2, 10.
130. Hemmete  —  мера веса (нем. нижне-саксонское Himpten).
131. Кримме  —  Кремона.
132. В подлиннике: «pabulatores» — фуражиры.
133. Гельмольд употребляет здесь термин «regulus».
134. Притчи Соломоновы, 30, 30.
135. До 1 февраля 1164 г. Как показывает сам Гельмольд, в середине февраля этого года началось восстание бодричей против немецких феодалов-угнетателей (см. II, 1).
136. До 1 июля.
137. Архиепископу гамбургскому, Гартвигу.
138. 1 мая.
139. Псалтирь, 121.
140. До 1 февраля.

 

КНИГА II

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПРОДОЛЖЕНИЮ ТРУДА МОЕГО

Среди хронистов, излагающих историю, редко находятся такие, которые при описании деяний человеческих соблюдают полную их достоверность. Разумеется, неодинаковые знания, присущие людям и большей частью берущие начало из неточного источника, тотчас же могут быть распознаны по самому построению повествования. Между тем как вырастающая, подобие избытку влаги, в сердце человеческом необоснованная любовь или ненависть, покинув стезю истины, отклоняют движение повествования направо или налево. Ибо многие, стараясь снискать расположение к себе каких-либо людей, прикрываются притворным покровом дружбы и ради честолюбия или какой-нибудь выгоды говорят приятное людям, приписывая достоинства недостойным, воздавая хвалу тем, кому не должно ее воздавать, благославляя тех, кого благословлять не следует. В противоположность этому другие, подстрекаемые ненавистью, не жалеют порицаний, ищут удобного случая, чтобы оклеветать, а тех, кого не в состоянии [поразить] рукой, еще суровее языком преследуют. Поистине, существуют такие люди, которые почитают свет тьмой и ночь называют днем ¹. [215]
Но никогда не было недостатка в таких писателях, которые из стpaxa перед потерей состояния и телесными мучениями боялись предавать гласности нечестивые поступки государей.
Более простительно замалчивать истину по причине малодушия и требований времени, чем выдумывать ложь в надежде на суетные выгоды. При изображении деяний человеческих, так же как при вырезывании тончайших фигур, всегда необходимо, чтобы отношение смотрящего было беспристрастно и ни расположением, ни ненавистью, ни страхом не могло быть отклонено с пути истины.
И так как большая опытность и большая хитрость требуются, чтобы среди препятствий, создаваемых такими подводными камнями, можно было бы рулем речи без потрясений управлять, то тем более [теперь], когда я скорее с неожиданной смелостью, чем с безрассудством, уже вывел корабль описания в открытое море, следует мне молить о божественном милосердии, чтобы оно помогало мне и направляло попутные ветры и чтобы я удостоился довести корабль мой до берега надлежащего конца. В противном случае по причине становящихся все более трудными обстоятельств и развращения нравов у государей мне легко сбиться с толку из страха пред людьми. Большой поддержкой и утешением для опирающихся на истину является то, что истина, хотя иногда и вызывает ненависть у людей бессовестных, сама по себе, однако, остается неизменной и не может быть опровергнута. Так же, как если свет бывает ненавистен для больных глаз, то, как известно, в этом виноват не свет, а болезнь глаз. Так и каждый человек, рассматривая в зеркале лицо свое, которое дано ему от рождения, если увидит в нем что-нибудь безобразное или искаженное, то не зеркалу, а самому себе это припишет.
Последующее небольшое сочинение, подобно предыдущему, я посвящаю милости вашей, о достопочтенные отцы и братья, желая, чтобы живущие почет, будущие же пользу для себя из знакомства с историей извлекли, и я надеюсь, [216] что и для меня какая-нибудь выгода произойдет от молитв великих мужей, которые случайно прочтут это сочинение и не откажут мне в просьбе поддержать меня своими молитвами.

1.

Устроив свои дела в Баварии, Генрих Лев, славный своим двойным герцогством ², возвратился в Саксонию и, созвав духовенство Любека, поставил над ним в епископы Конрада, аббата из Ридегесгузен ³, родного брата епископа Герольда. Это не понравилось архиепископу Гартвигу и шло наперекор желаниям всех в Любеке, однако воля герцога, противоречить которой было страшно, восторжествовала. И Конрад получил посвящение из рук архиепископа Гартвига в городе Штадене. Он был человеком сведущим в науках, в красноречии, отличался учтивым обращением, щедростью и обладал, кроме того, многими внешними данными, какими достойной особе приличествует быть украшенной. Но красивую наружность этого мужа портил некий неизлечимый, как сказал бы я, лишай,—непостоянство духа и уступчивость в речах, неспособность стоять твердо на одном и том же. Противоречивый, не слушающий ничьих советов, ненадежный в обещаниях, уважающий чужеземцев и презирающий своих, он вначале с большой суровостью обращался с духовенством, которое застал в молодой церкви, начиная от самых главных лиц, которые пребывали в церкви в Любеке, и кончая последними, которые жили в деревне. Он объявил своими все владения священников, рассматривая их не как братьев своих, но как слуг. Если он собирался кого-нибудь из братьев наказать, то не прибегал к установленному законом вызову, не считался ни с тем, подходят ли для этого место и время, ни с решением капитула, а действовал, как ему было угодно, и тех, кого ему хотелось притеснить, он или отстранял от службы, или отлучал от церкви. Увещеваемый герцогом, [217] он не отступил ни в чем, но отдалился от него и вступил в соглашение с архиепископом, чтобы соединенными усилиями можно было легче преодолевать всякое сопротивление.
Около этих дней, когда Конрад только что был выдвинут на высшую ступень священнослужения и пока еще находился у архиепископа в городе Гореборге, что на берегах Альбин, в феврале месяце, то есть в 14-е календы марта (1164, 16 февр.), разразилась страшная буря с ветром, сверканием молний, раскатами грома, от чего много домов в разных местах загорелось или было разрушено. Кроме того, началось такое наводнение, о каком не слышали с древних времен и которое залило всю приморскую землю Фризии, Гателен, и все болотистые земли по Альбии, Вирре ⁴ и всем рекам, которые впадают в океан, и утонуло много тысяч людей, а животных столько, что их и не счесть. Сколько богачей, сколько знатных сидело еще в тот вечер, утопая в наслаждениях, не испытывая страха перед несчастьем, но вот пришла неожиданная беда и унесла их в морскую пучину.

2.

В тот же день, когда такие бедствия обрушились на приморские страны по берегу океана, в славянском городе Микилинбурге произошло великое кровопролитие. Ибо Вартислав, младший сын Никлота, содержавшийся в оковах в Брунсвике, приказал, как рассказывают, через послов своему брату Прибиславу, говоря: «Вот меня держат заключенным в оковы вечные, а ты поступаешь так нерадиво! Старайся же неусыпно, приложи все силы, поступай, как подобает мужчине, и если не можешь миром, то посредством оружия вырви меня. Разве ты не помнишь, как отец наш, Никлот, когда его держали в темнице в Люнебурге, не мог выкупить себя ни просьбами, ни деньгами? После того же, как побуждаемые доблестью, мы взялись за оружие [218], подожгли ,и разрушили города, разве он :не был освобожден ?». Выслушав это, Прибислав собрал тайком войско и неожиданно пришел в Микилинбург. Генрих же из Скатен, правитель замка, тогда случайно отсутствовал, и народ, находившийся в замке, не имел начальника. Приблизившись, Прибислав сказал мужам, бывшим в крепости:
«Великое насилие, о мужи, причинено как мне, так и моему народу, ибо мы изгнаны из земли, где родились, и лишены наследства отцов наших. Вы увеличили эту обиду, ибо вторглись в пределы нашей страны и овладели городами я деревнями, которые должны принадлежать нам по праву наследования. И вот, мы предлагаем вам на выбор жизнь или смерть. Если вы откроете нам крепость и вернете принадлежащую нам землю, мы выведем вас мирно с женами и детьми вашими и всем имуществом. Если кто-нибудь из славян что-либо отберет у вас из того, что вам принадлежит, я возвращу вдвойне. Если вы не захотите уйти и, напротив, будете этот город упорно защищать, клянусь вам, что если будет к нам милостив господь и победа будет [нам] благоприятствовать, я всех вас перебью острием меча. В ответ на эти слова фламинги ⁵ начали посылать стрелы и наносить раны. Войско же славянское, более сильное и людьми и оружием, в жаркой битве вторглось в крепость и перебило всех мужчин, в ней находившихся. Ни одного человека не оставили славяне из этих пришельцев; жен же их и детей увели в плен, а замок сожгли. После этого они вернулись в замок Илово, чтобы разрушить и его.
Тогда Гунцелин, вассал герцога и правитель земли бодрицкой, узнав от лазутчиков, что славяне выступили, пришел с небольшим отрядом в Илово, чтобы оказать городу помощь. Опустошив Микилинбург, Прибислав с самыми храбрыми мужами пошел впереди войска своего, желая скорее начать осаду, чтобы кто-нибудь случайно не ускользнул. Услышав об этом, Гунцелин сказал своим: «Выйдем скорее и сразимся с ним раньше, чем придет остальное войско. Ибо [219] они утомлены битвой и кровопролитием, которое сегодня совершили». И ответили ему верные его: «Неосторожно было бы нам выйти, ибо тотчас же, как мы выйдем, славяне, которые находятся внутри города этого и, кажется, стоят на нашей стороне, закроют за нами городские ворота и нас не впустят. А город окажется в руках славян». И не понравились слова такие Гунцелину и мужам его. И, созвав всех тевтонцев, какие были в городе, он сказал им в присутствии находящихся в городе славян, перехода которых на сторону неприятеля опасались: «Дошло до меня, что славяне, которые вместе с нами находятся внутри города, присягнули Прибиславу, что выдадут нас и город. Так слушайте же, о мужи-соотечественники, обреченные на смерть и уничтожение. Как только вы увидите вероломство, бросайтесь к воротам, подкиньте огонь под стены города и сожгите этих изменников с женами и детьми. Пусть умирают вместе с нами, пусть никто из них не останется в живых, чтобы не похвалялись нашей гибелью». Услышав это, ужаснулись славяне в душах своих и не осмеливались приступить к тому, что в душе замышляли. С наступлением вечера все славянское войско подошло к замку Илово, и сказал Прибислав славянам, которые там находились: «Всем вам известно, какие бедствия и гнет лежат на нашем народе из-за насильственной власти герцога, злоупотребляя которой он причинил нам много мучений и отобрал у нас наследственное владение отцов наших и поселил во всех землях пришельцев, то есть фламингов и голландцев, саксов и вест-фальцев и другие разные народы. От этой обиды страдал мой отец до самой смерти, а брат мой из-за этого содержится в заключении в вечных оковах, и никого, кроме меня одного, не осталось, кто бы думал о благе нашего народа или хотел бы поднять его из развалин. Вернитесь же к благоразумию, о мужи, оставшиеся от славянского народа, обретите вновь смелость и передайте мне этот город и мужей, которые несправедливо заняли его, чтобы я им отомстил, как отомстил тем, которые вторглись в Микилинбург». [220]
И он начал увещевать их выполнить обещание. Но те, охваченные страхом, отказались. Тогда славяне отошли далеко от замка, потому что наступила ночь и надо было раскинуть лагерь. Они заметили, что Гунцелин и бывшие с ним — мужи храбрые и воинственные и что без большого кровопролития овладеть замком было бы нельзя, и поэтому на рассвете они сняли осаду и вернулись на свои места. Гунцелин же, как «исторгнутая из огня головня» ^5а, покинул Илово, поставив в нем стражу от славян, и отправился в Зверин. И обрадовались жители города неожиданному его прибытию, ибо накануне распространился слух, что он сам, а равно и мужи его убиты.

3. О ЕПИСКОПЕ БЕРНО

На пятый день после того как был разрушен Микилинбург, достопочтенный епископ Берно вышел с несколькими священниками из Зверина, чтобы предать земле убитых, имея на себе священническое облачение, в котором обычно совершаются таинства. И, воздвигнув алтарь среди убитых, он с печалью и трепетом принес за них спасительную жертву господу богу. Когда он уже совершал таинство, славяне выскочили из засады, чтобы убить епископа и бывших с ним. Но спешно ниспосланный господом, подошел с войском некий Рейхард из Сальтвиделе. Услыхав, что Гунцелин осажден в Илово, он вышел на помощь ему и, совершая свой путь, случайно зашел в Микилинбург как раз тогда, когда для епископа и его людей настал смертный час. Устрашенные его прибытием, славяне бежали, и спасенный епископ закончил дело благочестия и, похоронив около 70 убитых, после этого возвратился в Зверив.
В скором времени Прибислав, собрав опять войско из славян, пришел к Миликову и Куцину и сказал жителям города: «Я знаю, что вы храбрые и благородные мужи и угождаете власти великого герцога, господина вашего. Я хочу склонить вac к полезному делу. Сдайте мне этот [221] замок, который некогда принадлежал моему отцу и по праву наследства моим должен быть, и я велю, чтобы вас провели до берегов Альбии. Если кто-нибудь из них что-нибудь из того, что вам принадлежит, насильственным образом себе присвоит, я велю вдвойне вам возместить. Если вы сочтете это наилучшее условие для себя непригодным, мне придется опять испытывать свое счастье и вступить в борьбу с вами. Помните о том, что случилось с жителями Микилинбурга, которые презрели условия мира и побудили меня к бою себе же самим во вред». Тогда воины, сторожившие крепость, видя, что не место здесь для битвы, ибо неприятель был числом больше, а помощников в защите немного, добились свободного прохода за пределы Славии, а Прибислав получил замок.

4. ПОВЕШЕНИЕ ВАРТИСЛАВА

Когда герцог Генрих Лев услыхал о том, как поколебались дела в Славии, он омрачился духом и отправил сильное войско в Зверин для охраны его. И велел он графу Адольфу и лучшим мужам Гользатии отправиться в Илово и оборонять замок. После этого он собрал большое войско и призвал родственника своего, маркграфа восточных славянских земель Адальберта ⁶ и всех храбрейших мужей Саксонии на помощь, отплатить славянам за все то зло, которое они причинили. Он привлек и Вальдемара, короля данского, с его морским войском, чтобы он тревожил их и с суши и с моря. Граф Адольф поспешил со всем народом нордальбингов, чтобы встретиться с герцогом у Миликово. Герцог перешел здесь Альбию, напал на славянские земли и приказал Вартислава, князя славянского, казнить через повешение возле города Миликово потому, что погубил его брат его, Прибислав, нарушив обещание мира, установленного договором ⁷. И повелел герцог графу Адольфу через посла, говоря: «Подымись с гользатами и штурмарами и со всем народом, который с тобой пришел, и ступайте впереди герцога к месту, что называется Вирухне ⁸. То же сделает [222] Гунцелин, правитель земли бодрицкой, и Рейнольд, граф дитмаршей, и Кристиан, граф Альдёнбурга, что находится в Амерланде, земле фризов ⁹. Все они пойдут впереди вместе с тобой с тем числом вооруженных людей, которое у них имеется». И тогда выступил граф Адольф и другие благородные мужи, которые были с ним вместе выделены по Приказу герцога, и пришли они в место, что называется Вирухне и отстоит от города Димина «а расстоянии около 2 миль, и здесь раскинули лагерь. Герцог и другие государи задержались в месте, которое называется Миликово, чтобы через несколько дней последовать за ними с остальным войском, с лошадьми, несущими запасы пищи, которой хватило бы вполне войску. Все же войско славян засело в городе Димин. Были там и князья их, Казимир и Богуслав ¹⁰, князья поморян, а с ними и Прибислав, виновник восстания. И отправили они посла к графу, желая быть допущенными через него к условиям мира, и обещали 3 тысячи марок, а послав вторично послов, обещали уже 2 тысячи. И не понравилось такое заявление графу Адольфу и сказал он своим: «Как это вам кажется, о мудрые мужи? Вчера они обещали 3 тысячи марок, теперь предлагают 2. Такое заявление не мира ищет, а навлекает войну». И послали славяне ночью лазутчиков в лагерь разведать состояние войска. Альденбургские же славяне были с графом Адольфом, но вели себя коварно, потому что все, что происходило в войске, передавали через лазутчиков неприятелю. И сказали графу Адольфу Маркрад, старейшина земли гользатской, и остальные, которые поняли эти тайные дела:
«Из самых достоверных слухов мы узнали, что враги наши готовятся к войне. Наши же весьма вяло действуют и ни в ночных стражах, ни в дневной охране не проявляют должного внимания. Внуши осторожность народу, потому что герцог возлагает на тебя надежды». Но граф и другие благородные мужи не придали этому значения и сказали: «Да будут мир и спокойствие, померкла уже доблесть славян». И ослабела охрана в войске. Между тем из-за того, что герцог задержался, у войска истощились запасы пищи. [223]
И были назначены отроки, которые должны были пойти в войско герцога и принести припасы. Когда на рассвете они вышли, вдруг показались поднимающиеся на холм клинья славян, состоявшие из бесчисленного количества как конных, так и пеших. Увидав их, отроки повернули назад и своими громкими криками подняли спавшее войско. Иначе бы все во сне смерть приняли. Тогда славные и доблестные мужи, Адольф и Рейнольд, выйдя с небольшим числом гользатов и дитмаршей, которые, проснувшись от сна, раньше прибежали, застигли неприятеля при спуске с холма и, опрокинув первый отряд славян, они гнали их до самой глубины болота. Но поспешивший вслед за ними второй отряд славян обрушился на них, как гора. И тогда были убиты граф Адольф и граф Рейнольд и все храбрейшие мужи.
И захватили славяне лагерь саксов (1164, 6 июля) и расхитили добычу в нем. Гунцелин и Христиан и с ними более 300 воинов, соединившись воедино, стояли в стороне от битвы, не зная, что делать. Ибо им страшно было вступить в бой с таким огромным неприятельским войском, когда все их соратники были или перебиты, или обращены в бегство.
И случилось, что отряд славян подошел к одному шатру, где находилось много оруженосцев и лошадей. Когда славяне сильно насели на них, стараясь их одолеть, оруженосцы стали звать своих господ, которые толпой стояли неподалеку: «Что вы стоите, о храбрейшие воины, почему не придете на помощь слугам своим? Ведь вы поступаете постыдно». Те, побужденные криками их, напали на неприятеля и, сражаясь как бы в слепой ярости, освободили своих слуг. Потом, быстро влетев в лагерь, трудно сказать, сколько ударов нанесли и какое избиение людей устроили, пока не рассеяли эти победоносные отряды славян и не получили обратно лагерь, который раньше потеряли. И в довершение головокружением господь смешал умы славян, и они пали от руки лучших воинов. И, услышав об этом, саксы, прятавшиеся в убежищах, вышли из них и, вновь обретя смелость, кинулись храбро на врагов [224] и перебили их в жарком бою. И покрылось поле это грудами мертвецов.
И пришел поспешно герцог, желая оказать поддержку своим, и увидел поражение, нанесенное народу его, и [узнал], что мертв граф Адольф и все храбрейшие мужи, и залился обильными слезами. Но горе его облегчила полная победа и громадные жертвы среди славян, счетом до 2,500 человек. И велел тогда герцог тело убитого графа Адольфа, порезав на куски и высушив, набальзамировать, чтобы его можно было повсюду провезти и предать погребению в родовом склепе. И исполнилось пророчество, которое он высказал накануне своей гибели, особенно часто повторяя стих: ты огнем «искусил меня, и ничего не нашел» ¹¹.
Избежавшие меча славяне пришли в Димин и, предав огню этот сильнейший замок, отправились в глубь области поморян, уходя от герцога. На следующий день пришел в Димин герцог со всем войском и нашел замок сожженным и поставил здесь часть войска, чтобы оно разрушило вал и сравняло с землей и оказывало помощь раненым, о которых надо было проявить заботу. Сам же он с остальным войском отправился навстречу королю Вальдемару. И, объединив свои силы, они оба пошли, чтобы опустошить все пространство земли поморян, и пришли в место; что называется Столпе ¹². Здесь некогда Казимир и Богуслав заложили аббатство в память отца своего Вартислава, который тут был убит и погребен ¹³. Он первый из поморских князей обратился в веру под руководством святейшего Отгона, епископа бавембергского, и сам основал епископство в Узнаме ¹⁴ и распространил христианскую веру в земле поморян. И вот сюда-то пришло войско герцога, и никого здесь не нашлось, «то оказал бы ему сопротивление. Ибо славяне, все время идя вперед, убегали от лица герцога, не имея смелости где-нибудь остановиться из страха перед ним. [225]

5. О ПОГРЕБЕНИИ ГРАФА АДОЛЬФА

И пришел в дни те посол в землю славянскую и сказал герцогу: «В Брунсвик прибыл с большой свитой посол от короля греческого ¹⁶ для беседы с тобой». Чтобы выслушать его, герцогу пришлось уйти из славянской земли, оставив войско и успешный поход. В противном случае, благодаря одержанной победе и благоприятному движению фортуны, он уничтожил бы всю силу славян до предела и поступил бы с землей поморян так же, как поступил с землей бодричей. Ибо вся земля бодричей и соседние области, принадлежавшие Бодрицкому государству, из-за непрерывных войн, особенно же войны последней, по милости господа, всегда укрепляющего десницу благочестивого герцога, были целиком обращены в пустыню. И если еще оставались какие-нибудь последние обломки от народа славянского, то вследствие недостатка в хлебе и запустения полей они были настолько изнурены от голода, что вынуждены были толпами уходить к поморянам или в Данию, а те безжалостно продавали их полонам, сорабам и богемцам.
После того как герцог, уйдя из славянской земли, распустил войско по домам, каждое восвояси, тело графа Адольфа было перенесено в Минден и здесь с благочестием погребено.
Графством же управляла вдова его, Мехтильда, с юным сыном. И изменялся вид земли этой, потому что справедливость и мир в церквах после смерти доброго покровителя, казалось, стали совсем непрочными. Ибо при жизни его духовенство не страдало ни от какой грубости, ни от каких оскорблений. Ему присущи были такие вера, доброта, рассудительность и такой разум, что, казалось, он был преисполнен всех добродетелей. Он был единственным из воинов господних, но при этом не последним, который оказался весьма полезным, по мере сил своих искореняя заблуждения идолопоклонства и насаждая новый рассадник веры, который должен был принести плоды, служащие спасению. [226]
Наконец, завершив благой путь жизни своей, он достиг пальмовой ветви,— нося хоругви в замке господнем ^16а, твердо стоял за свое отечество и соблюдал верность государям до самой смерти. Когда его уговаривали, чтобы он для сохранения жизни подумал о бегстве, он с гневом отказывался, руками сражался, а голосом молился богу и, любя мужество, смерть принял радостно. Побужденные его рвением, знаменитые мужи и лучшие вассалы доброго герцога, Гунцелин и Бернгард, из которых один правил Зверином, другой Рацисбургом, сами тоже творили добрые дела, по мере сил своих сражаясь во имя господне, чтобы вознести честь дома господня среди народа неверного и языческого.

6. ВОССТАНОВЛЕНИЕ ДИМИНА

Виновник мятежа Прибислав, изгнанный из отцовских владений, находился у князей поморских, Казимира и Богуслава, и все они начали вновь отстраивать Димин. Выходя часто оттуда, Прибислав из засады тревожил Зверин и Рацисбург, уводя в плен множество людей и скота. Заметив его вылазки, Гунцелин и Бернгард стали и сами нападать из засад и, часто сталкиваясь с ним в битвах, всегда оказывались более сильными. Это продолжалось до тех пор, пока Прибислав, потеряв много храбрых мужей и коней, не смог уже ничего больше предпринимать. И сказали ему Казимир и Богуслав: «Если тебе нравится жить с нами и пользоваться убежищем у нас, то берегись оскорблять очи мужей герцога, иначе мы изгоним тебя из нашей страны. Ибо раньше ты и так уже подвел нас и мы потерпели сильное поражение и потеряли лучших мужей и лучшие свои крепости. Ты еще недоволен и хочешь снова навлечь на нас гнев государя?» И так удержан был Прибислав от своих безрассудных намерений. И смирились мужи славянские и из страха пред герцогом не смели и языком пошевелить.
И заключил герцог мир с Вальдемаром, королем датским, и они собрались на Эгдоре или в Любеке, чтобы побеседовать о благе обеих земель. И дал король герцогу [227] много денег, потому что тот избавил страну его от опустошения славянами. И начали заселяться все морские острова, принадлежавшие Данскому королевству, потому что морские разбойники исчезли, а корабли их были уничтожены. И заключили король с герцогом договор, что если они подчинят себе какие-либо народы на суше или на море, то дани с них будут по-братски делить между собой.
И превзошел герцог своим могуществом всех, кто до него был, и стал он государем над государями земли. И попрал он выи мятежников и разрушил их крепости. И истребил отступников, и водворил мир во всей стране, и построил сильные крепости, и стал господином огромных владений, ибо к владениям, перешедшим к нему по наследству после великих предков его, императора Лотаря и супруги его Рикенцы, и многих герцогов Баварии и Саксонии прибавились еще владения многих иных государей, как Геремана из Винцебурга ¹⁷, Зигфрида из Гамбурга ¹⁸, Оттона из Асле ¹⁹ и других, имена которых исчезли из памяти. Что мне сказать о великом могуществе архиепископа Гартвита, который происходил из древнего рода Удонов ²⁰? Он [Генрих Лев] получил и этот знаменитый замок Штаден со всеми угодьями и с графствами по обоим берегам [Альбии] и графство Дитмаршское еще при жизни епископа, одно по праву наследства, другое в бенефиций; он распространил свою власть и на Фризию и отправил против нее войско, и они дали ему в выкуп за себя все, что он от них требовал.

7. ЗАВИСТЬ ГОСУДАРЕЙ К СЛАВЕ ГЕРЦОГА

Но так как слава порождает зависть и так как ничего прочного нет в делах человеческих, то такая слава этого мужа вызвала зависть со стороны всех государей Саксонии. Ибо он, обладающий бесчисленными богатствами, славный своими победами и высоко вознесенный в славе своей по причине двойной власти и над Баварией и над Саксонией, всем в Саксонии, как государям, так и благородным мужам, казался несносным. Но страх перед [228] императором удержал руку государей, и они не привели в исполнение принятых ими намерений. Когда же император подготовил четвертый поход в Италию ²¹, и благодаря этому настало удобное время, тотчас же прежнее тайное соглашение превратилось в явное и образовался сильный союз всех против одного. Главными среди них были Вихман, архиепископ магдебургский ²², и Гереман, епископ хильдесгеймский. Кроме них, были следующие государи:
Людовик, ландграф Тюрингии, Адальберт, маркграф из Сольтведеле с сыном, Оттон, маркграф из Камбурга ²³ с братьями, Адальберт, пфальцграф из Зомересбурга. Им оказывали поддержку следующие благородные мужи: Оттон из Асле, Ведекинд из Дазенберга, Христиан из Альденбурга, что в Амерланде. Кроме них, козни против герцога строил могущественный Рейнольд, архиепископ колонский и канцлер империи. И хотя лично он и отсутствовал, находясь в Италии, но весь был поглощен мыслями о победе над герцогом. Тогда государи, находившиеся в Восточной Саксонии с князем тюрингским Людовиком, осадили замок герцога, что назывался Альдеслеф, и заготовили против него много машин. Потом Христиан, граф амерландский, собрав отряд фризов, занял Бремен и все его окрестности и вызвал большое движение в западной области. И герцог, видя, что со всех сторон поднимаются войны, начал укреплять города и замки и ставить военную стражу в удобных местах.
В то время графством Гользатским, Штурмарским и Вагрским управляла вдова графа Адольфа со своим еще очень юным cыном. И так как начинались военные движения, то герцог поставил над мальчиком опекуна, который начальствовал бы над войском. Это был граф Генрих, родом из Тюрингии, дядя мальчика по матери, не терпевший мирного времени и весь преданный войне. Посоветовавшись с верными себе людьми, герцог вернул свою милость Прибиславу, князю славянскому, который, как выше сказано, после многих сражений был изгнан из страны, и возвратил, ему владения его отца, то есть землю бодрицкую, кроме Зверина и его окрестностей ²⁴. И принес Прибислав [229] герцогу и друзьям его присягу в верности и обязался, что не будет с этих пор никакими военными бурями ее нарушать, что будет повиноваться ему и соблюдать приказы друзей его без всякой обиды ²⁵.

8. РАЗОРЕНИЕ БРЕМЕНЦЕВ

Тогда герцог собрал огромное войско и вступил в Восточную Саксонию, чтобы сражаться с вратами своими на их земле. И увидели они, что он пришел с большими силами, и побоялись выйти навстречу ему. И он нанес большое поражение вражеской стране и опустошил ее пожарами и грабежами, и прошел всю эту землю вплоть до самых стен Магдебурга. Оттуда он повернул войско в западные области, чтобы подавить мятеж графа Христиана, и, неожиданно подойдя к Бремену, взял его. Тогда граф Христиан бежал в далекие болота Фризии. И вторгся герцог в Бремен и разграбил его. Жителя его бежали в болота, потому что согрешили они перед герцогом, присягнув Христиану. И герцог осудил их на изгнание, пока они не приобрели себе при вмешательстве архиепископа мир за тысячу и больше марок серебра. Граф же Христиан через несколько дней умер, и тогда прекратились несчастья, вызванные его мятежом.
И вот когда повсюду шли внутренние войны, архиепископ Гартвиг решил, что у себя он избегнет шума начинающейся войны, и сидел в Гамбурге уединенно и спокойно, усиленно занимаясь постройкой монастырей и другими делами своей церкви. Тогда архиепископ колонский и другие государи обратились к нему с письмом, где просили его, чтобы он вновь [вспомнил и] принял близко к сердцу все притеснения, которыми угнетал его герцог, ибо сейчас настало время, когда при помощи князей он мог бы восстановить положение, достойное его звания, вернуть город Штаден и отнятое графство, если князья помогут. Архиепископ Гартвиг, наученный долгим опытом, что герцог всегда счастлив в сражениях, что верность князей ненадежна, что он не раз был обманут [230] подобными обещаниями, начал колебаться духом. Горячее желание восстановить свое положение побуждало его [к действиям], но хорошо известное ему непостоянство князей отвращало его. Пока между ними наружно царила дружба, мир звучал в их словах. Однако архиепископ начал укреплять свои замки Фриборг и Гореборг и собрал там запасы оружия и пищи, которых могло бы хватить на месяцы и годы.

9. ИЗГНАНИЕ ЕПИСКОПА КОНРАДА

В эти дни у архиепископа находился Конрад, епископ Любекской церкви, и множеством своих советов старался повлиять на него. И донесено было герцогу, что он [епископ] думает не о мире, а о свержении герцога, и что он внушает архиепископу, чтобы тот перешел на сторону князей и расторг дружбу, которую заключил с герцогом. Герцог, желая узнать об этом деле точнее, позвал епископа на собеседование в Эртенебург. Но тот, стараясь отклонить гнев владыки, удалился во Фризию, якобы выполняя посольство архиепископа. Как только он вернулся, герцог вызвал его во второй раз. В сопровождении архиепископа и Верно [епископа] микилинбургского он явился к герцогу в Штаден, чтобы выслушать слово его. И спросил его герцог о том, что донесено было ему, а именно, как это он худыми словами умалял честь его и давал советы против него ему во зло. Епископ утверждал, что ничего об этом не знает. Когда много слов сказано было и с одной и с другой стороны, герцог, желая пошатнувшуюся дружбу поправить и больше расположить к себе епископа, уже давно ему любезного, начал дружески требовать с него дань, как со своего вассала, что ему, как выше показано, было предоставлено императорским пожалованием в тех именно славянских областях, которыми он завладел по праву войны, щитом и мечом. На это требование отважный муж ответствовал, что доходы его церкви весьма скромны и что, принимая это во внимание, он никогда не позволит связать свою свободу или подчинить ее чьей-либо [231] власти. В ответ герцог заявил, разумеется, что епископ должен или оставить свой пост, или повиноваться его требованию. И когда епископ оставался твердым в своем решении, герцог повелел закрыть ему доступ в его диоцез и отнять у него все епископские доходы.
После того как герцог удалился, архиепископ сказал епископу Конраду: «Я полагаю, что из-за вассалов герцога, среди которых мы находимся, вам оставаться у нас небезопасно. Отчего бы вам не помочь нашей чести и. своему спасению, и не перебраться к магдебургскому архиепископу ²⁶ и князьям, чтобы таким образом отвести руку врагов ваших. Я же через несколько дней последую за вами и тоже буду жить на чужбине среди чужеземцев». И он поступил по совету архиепископа и переехал к магдебургскому архиепископу и прожил у него почти два года. Выехав оттуда во Францию, он побывал на Цистерцианском соборе и вновь сблизился с папой Александром при посредничестве епископа папийского, который держал сторону Александра, и, лишенный за это своей кафедры, жил в Клерво ²⁷. И тот велел епископу, когда ему представится возможность, чтобы он или сам пошел к папе Александру или направил посла. Совершив это, он вернулся в Магдебург и нашел здесь Гарт-вига, архиепископа гамбургского, ибо и тот со своего места удалился, и они оба оставались у архиепископа магдебургского в течение многих дней.
Однако войны архиепископа Гартвига, стоявшие в замках Гореборг и Фриборг, стали совершать частые вылазки и производить пожары и грабежи во владениях герцога. Поэтому герцог, переправив туда войско, занял Фриборг, разрушил его укрепления, сравнял его с землей и велел отнять у епископа все его доходы, не оставив из них даже самых незначительных. Только те, кто находился в замке Гореборг, продолжали держаться до самого возвращения архиепископа, потому что место было хорошо защищено болотистыми топями. Во всей же Саксонии бушевали свирепые мятежи, ибо все князья начали борьбу против герцога. И захватывали [232] в плен воинов и калечили их, разоряли крепости и дома, сжигали города. И примкнула к князьям Гослярия. И тогда герцог повелел охранять дороги, чтобы никто не мог ввозить в Гослярию продукты, и скоро они начали испытывать голод.

10. ИНТРОНИЗАЦИЯ ПАПЫ КАЛИКСТА

В те дни император Фредерик находился в Италии. И успокоились мятежи лангобардов из страха пред доблестью его, и он разбил многие населенные города и крепости и разграбил Лангобардию. больше, чем короли, которые были до него в течение многих дней, и повернул, чтобы идти на Рим, прогнать Александра и поставить Каликста, ибо Пасхалий, прожив короткое время, умер ²⁸.
Император осаждал Геную ²⁹ (1167), которая была на стороне Александра, и послал Рейнольда колонского, Христиана могонтского ³⁰ и часть войска вперед в Рим. И пришли они в Тускуланум ³¹, который находится неподалеку от Рима. Узнав об их приходе, римляне вышли с бесчисленным войском, чтобы сражаться за Александра. Вышел и Рейнольд с тевтонским войском, и стали биться немногие против бесчисленных, и победили римлян, и перебили около 12 тысяч, и преследовали бегущих до самых ворот города. И «земля растлилась» ³² из-за [обилия] трупов, и остались женщины римские вдовами на многие годы, потому что не хватало мужчин среди жителей города.
В тот же день, когда это происходило в Риме, император, сражаясь с генуэзцами и одержав победу, овладел городом.
И, взяв войско с собой, он отправился в Рим (1167) и нашел там посланных им вперед Рейнольда и войско, ликующих по причине своего спасения и поражения римлян. И он двинул войско, чтобы овладеть Римом, и взял приступом дом св. Петра, так как там тогда стояла стража у римлян, и велел подложить огонь под ворота и дымом отогнал римлян. И занял храм и наполнил его убитыми. И возвел Каликста на престол и отпраздновал там день св. Петра в оковах ³³. [233] И наложил руку свою на латеранцев, чтобы уничтожить их, и дали они ему все, что он от них потребовал, лишь бы сохранить жизнь и город (1 августа). Император требовал, чтобы они захватили Александра, но они не смогли этого сделать, потому что ночью он спасся бегством. И взял император сыновей у благородных мужей в качестве заложников, чтобы с этих пор все повиновались Каликсту с нерушимой верностью.
За этими счастливыми успехами императора последовало неожиданное бедствие. Ибо вдруг такой мор напал на Рим, что через несколько дней почти все умерли. Ибо, как рассказывают, в месяце августе в этих краях поднялись несущие болезнь облака. От этой болезни умерли Рейнольд, епископ колонский, Гереман, [епископ] верденский ³⁴, которые были первыми в совете; кроме того, благородный юноша, сын короля Конрада, который женился на единственной дочери герцога нашего Генриха ³⁵. Сверх этого, в то время погибло много епископов, князей и благородных мужей. Император с оставшимся войском вернулся в Лангобардию. Придя сюда, он услыхал о волнениях, происходивших в Саксонии, и отправил посольство, поручив ему перемириями приостановить поднимавшийся мятеж, пока пройдет какое-то время и он освободится от итальянского похода.
В то время Генрих, герцог Баварии и Саксонии, послал послов в Англию, и они привезли дочь короля английского с серебром и золотом и большими богатствами, и герцог взял ее в жены ³⁶. Ибо он под предлогом родства разошелся со своей первой женой, Клементией. У него была от нее дочь, которую он отдал в жены сыну короля Конрада. Тот тоже прожил недолго, как сказано выше, застигнутый преждевременной смертью в итальянском походе.

11. ПРИМИРЕНИЕ КНЯЗЕЙ И ГЕРЦОГА

По прошествии недолгого времени лангобарды, видя, что рушились столпы государства и исчезла мощь войска, единодушно вступили в заговор против императора и задумали [234] его убить ³⁷. Он же, предчувствуя их коварство, тайком ушел из Лангобардии и, вернувшись в тевтонскую землю, созвал сейм в Бавемберге ³⁸ и, собрав всех государей саксонских, обвинил их в нарушении мира, говоря, что мятеж в Саксонии дал лангобардам основание отложиться. Таким образом, после многочисленных оттяжек те разногласия, которые существовали между герцогом и государями, благодаря большому благоразумию и рассудительности его, были обращены им к заключению мира и прекратились, согласно желанию герцога, и он избавился от нападок со стороны князей без всякого для себя ущерба.
И опять был призван архиепископ гамбургский (1168, окт. 11) в столицу свою, но, пораженный болезнью, через несколько дней скончался, и с его смертью угас старый спор по поводу графства Штаденского, и герцог владел им дальше без всякой помехи. Конрад, епископ любекский, при вмешательстве императора, получил право вернуться в свой диоцез на том именно условии, что, предав забвению прежнее упорство, предоставит герцогу то, что ему следует по праву. Возвратившись по милости герцога опять к себе, он стал совсем другим человеком. Ибо то, что ему пришлось самому перенести, научило его сочувствовать своим братьям и в дальнейшем быть более благосклонным при выполнении долга человеколюбия. Он защищал духовенство от притеснений князей и знатных, особенно же от насилий Генриха, графа Тюрингии, который, не боясь ни бога, ни людей, старался добиться владений, принадлежавших духовенству.
Когда все военные волнения превратились, по милости божьей, в ясное спокойствие мира, Ведекинд из Дазенберга отклонил мир, о котором договорились князья. С. юности своей в злых делах проворный, он постоянно обращал свой военный опыт на грабежи. Но он не имел возможности причинить столько зла, сколько бы ему хотелось, сурово сдерживаемый уздой герцога. Если иногда его схватывали и заключали в темницу, он клялся, что с этих пор будет воздерживаться от грабежей и, послушный герцогу, будет честно [235] ему повиноваться. Но когда разразилась война, он, забыв о своих обещаниях, свирепствовал против герцога больше всех.
Итак, когда все остальные были склонны к миру, этого беспримерно дикого зверя герцог обложил осадой в замке Дазенберг. Но так как высота этой горы всю мощь осады и машин делала тщетной, то герцог послал позвать искусных мужей из-под Раммельсберга ³⁹, которые приступили к трудному и неслыханному делу. Они прокопали подошву горы Дазенберг и, осмотрев внутренность горы, нашли там источник, откуда жители крепости черпали воду. Когда они его засыпали, жителям крепости стало не хватать воды, и, побужденный необходимостью, Ведекинд сдался и отдал свой замок во власть герцога; остальные же, будучи отпущены, разошлись каждый в землю свою.

12. О СВЯТОВИТЕ, ИДОЛЕ РУЯН

В то время Вальдемар, король Дании, собрал большое войско и много кораблей, чтобы идти в землю руян и подчинить ее себе. Ему помогали Казимир и Богуслав, князья поморян, и Прибислав, князь бодричей, потому что герцог приказал славянам оказывать королю Дании поддержку, когда бы он ни простер руку свою для покорения чужеземных народов. И преуспело дело короля Дании, и могучей рукой занял он землю руян, и они дали ему в выкуп за себя столько, сколько король назначил.
И велел король вытащить этот древний идол Святовита, который почитается всем народом славянским, и приказал накинуть ему на шею веревку и тащить его посреди войска на глазах славян и, разломав на куски, бросить в огонь. И разрушил король святилище его со всеми предметами почитания и разграбил его богатую казну. И повелел, чтобы они отступили от заблуждений своих, в которых рождены были, и приобщились к почитанию истинного бога. И отпустил средства на постройку церквей ⁴⁰. [236]
И было воздвигнуто 12 церквей в земле руянской и поставлены священники, которые имели бы попечение над народом во всех делах, принадлежащих богу. И были там епископы Абсалон из Роскильда ⁴¹ и Верно из Микилинбурга. Они со всем расположением помогали королю закладывать почитание дома господа нашего «среди строптивого и развращенного рода» ⁴².
Князем же у руян был в это время благородный муж Яромир, который, услышав о почитании истинного бога и о католической религии, с охотой принял крещение, приказывая всем своим также обновиться с ним через святое крещение ⁴³. Став христианином, он был столь же стойким в вере, сколь твердым в проповеди, так что [в нем] можно было видеть второго, призванного Христом, Павла. Выполняя дело апостола, он привлек этот дикий и со звериной яростью свирепствующий народ к обращению в новую религию отчасти ревностной проповедью, отчасти же угрозами, будучи от природы жестоким.
Ибо из всех народов славянских, которые делятся на области и княжества, один только народ руян упорнее других в мраке неверия вплоть до наших дней остался, будучи для всех недоступным по той причине, что окружен морем. Старое предание вспоминает, что Людовик, сын Карла, пожаловал некогда землю руян св. Виту в Корвейе, потому что сам был основателем этого монастыря. Вышедшие оттуда проповедники, как рассказывают, обратили народ руян, или ран, в веру и заложили там храм в честь мученика св. Вита, которого почитает эта земля. После того же как раны, они же руяны, с изменением обстоятельств отклонились от света истины, среди них возникло заблуждение, худшее, чем раньше, ибо св. Вита, которого мы признаем слугой божьим, раны начали почитать, как бога, поставили в честь его громадного идола и служили творению больше, чем творцу. И с тех пор это заблуждение у ран настолько утвердилось, что Святовит, бог земли руянской, занял первое место среди всех божеств славянских, светлейший [237] в победах, самый убедительный в ответах. Поэтому и в наше время не только вагрская земля, но и все другие славянские земли посылали сюда ежегодно приношения, почитая его богом ботов. Король же находится у них и меньшем по сравнению с жрецом почете. Ибо тот тщательно разведывает ответы [божества] и толкует узнаваемое в гаданиях. Он от указаний гадания, а король и народ от его указаний зависят.
Среди различных жертв жрец имеет обыкновение приносить иногда в жертву и людей-христиан, уверяя, что такого рода кровь доставляет особенное наслаждение богам ⁴⁴.
Случилось несколько лет тому назад, что великое множество торговцев собралось сюда на рыбную ловлю. Ибо в ноябре, когда ветры дуют сильнее, здесь добывается большое количество сельди, и тогда купцам разрешается свободный доступ, если раньше опии уплатят богу этой земли полагающееся ему.
И был там тогда случайно некий Готшалк, священник господень, приглашенный из Бардевика, чтобы при таком множестве народа совершить богослужение. Но это недолго составляло тайну для жреца язычников. И, призвав короля и народ, он объявил, что боги сильно разгневаны и их нельзя ничем иным успокоить, как только кровью того священника, который решился совершать среди них жертвоприношения по чужеземному обряду. Тогда, охваченный ужасом, языческий народ созвал множество торговцев и потребовал выдать священника, чтобы принести его своему богу в качестве умилостивительной жертвы. Когда христиане воспротивились, им предложено было в дар 100 марок. Но когда ничего не удалось добиться, то они начали угрожать силой и объявлением войны на следующий день. Тогда торговцы, нагрузив корабли уловом, этой же ночью вышли в путь и, доверив паруса попутному ветру, избавили как себя, так и своего священника от опасности.
Хотя ненависть к христианству и жар заблуждений были у ран сильнее, чем у других славян, однако они [238] обладали и многими природными добрыми качествами. Ибо им свойственно в полной мере гостеприимство, и родителям они оказывают должное почтение. Среди них нигде не найти ни одного нуждающегося или нищего потому, что тотчас же, как только кто-нибудь из них ослабеет из-за болезни или одряхлеет от возраста, его вверяют заботам кого-либо из наследников, чтобы тот со всей человечностью его поддерживал. Ибо гостеприимство и попечение о родителях занимают у славян первое место среди добродетелей. Что касается прочего, то земля руянская богата плодами, рыбой и дикими зверями. Главный город этой земли называется Аркона ⁴⁵.

13. ПРЕВРАЩЕНИЕ ТЕЛА И КРОВИ

В лето от рождества Христова 1168-е был заложен новый рассадник веры в земле руянской, выстроены церкви и украшены присутствием священников. Раны платили дань королю датскому. И взял он у благородных мужей сыновей в заложники и увел их с собой в землю свою. Происходило же это в то время, когда саксы вели свои внутренние войны. После того, как господь возвратил им мир, герцог тотчас же отправил послов к королю данскому, требуя вернуть заложников и половину даней, которые раны платили, потому что было постановлено и присягой скреплено, что если бы король Дании какие-нибудь народы захотел покорить, то герцог оказывает ему помощь и, деля с ним труды, делит также и добычу. И когда король отказал и послы вернулись, не выполнив дела, герцог, побуждаемый гневом, призвал князей славянских и повелел, чтобы они отомстили данам. Будучи призваны, они сказали: «Мы готовы», — и с радостью повиновались ему, который послал их. И открылись запоры и ворота, которыми раньше было закрыто море, и оно прорвалось, стремясь, затопляя и угрожая разорением многим данским островам и приморским областям. И разбойники опять отстроили свои корабли [239] и заняли богатые острова в земле данской. И после длительного голода славяне [опять] насытились богатствами данов, растолстели, говорю я, разжирели, вширь раздались! От вернувшихся я слышал, что в Микилинбурге в рыночные дни насчитывалось пленных данов до 700 душ и все были выставлены на продажу, лишь бы только хватило покупателей ⁴⁶.
Несчастье столь большого разорения было открыто некими предсказаниями. Ибо когда один священник в земле данской, называемой Альфзе ⁴⁷, стоя перед святым алтарем, поднял чашу, собираясь вынуть частицу, вдруг ему явилось в чаше видение тела и крови. Когда он, наконец, пришел в себя от страха, то, не смея принять столь необычайное видение, он отправился к епископу и здесь представил чашу на обозрение собравшемуся духовенству. И когда многие стали говорить, что это сделано господом для укрепления веры в народе, епископ, обладая более высоким разумом, возразил нa это, что страшные бедствия угрожают церкви и что прольется много крови христианской. Ибо, когда проливается кровь мучеников, каждый раз Христа снова распинают на кресте. Его пророческие предсказания сбылись. Ибо едва прошло 14 дней, как славянское войско, неожиданно напав, заняло всю эту землю, разрушило церкви и забрало в плен много народа, а всех сопротивлявшихся перебило острием меча.
Долго бездействовал король данов, не обращая внимания на разорение своего народа. Ибо короли данские, ленивые и распущенные, всегда нетрезвые среди постоянных пиршеств, едва ли когда-нибудь ощущают удары поражений, обрушивающихся на страну. Наконец, как будто разбуженный от сна, король данский собрал войско и опустошил небольшую часть земли черезпенян. Сын же короля, от наложницы рожденный, по имени Христофор ⁴⁸, с тысячью, как говорят, панцирников пришел в Альденбург, который по-дански называется Бранденхуз, и они поразили его приморскую часть. Церковь же, в которой ревностно [240] служил священник Бруню, не повредили, и также совсем не тронули владений пастыря ⁴⁹. Когда же даны возвращались, славяне пошли за ними следом и свой ущерб возместили местью, в девять раз большей.
Ибо Дания в большей части своей состоит из островов, которые окружены со всех сторон омывающим их морем, так что данам нелегко обезопасить себя от нападений морских разбойников, потому что здесь имеется много мысов, весьма удобных для устройства славянами себе убежищ. Выходя отсюда тайком, они нападают из своих засад на неосторожных, ибо славяне весьма искусны в устройстве тайных нападений. Поэтому вплоть до недавнего времени этот разбойничий обычай был так у них распространен, что, совершенно пренебрегая выгодами земледелия, они свои всегда готовые к бою руки направляли на морские вылазки, единственную свою надежду, и все свои богатства полагая в кораблях. Но они не затрудняют себя постройкой домов, предпочитая сплетать себе хижины из прутьев, побуждаемые к этому только необходимостью защитить себя от бурь и дождей. И когда бы ни раздался клич военной тревоги, они прячут в ямы все свое, уже раньше очищенное от мякины, зерно и золото, и серебро, и всякие драгоценности. Женщин же и детей укрывают в крепостях или по крайней мере в лесах, так что неприятелю ничего не остается на разграбление, — одни только шалаши, потерю которых они самым легким для себя полагают. Нападения данов они ни во что не ставят, напротив, даже считают удовольствием для себя вступать с ними в рукопашный бой. Они питают страх лишь перед герцогом, который подавил силу славянскую с большим успехом, чем все герцоги, до него бывшие, большим даже, чем упомянутый Оттон ⁵⁰, и надел узду на челюсти их и куда захочет, туда их и поворачивает. Прикажет он быть миру, и они повинуются; объявит войну, и они говорят: «Мы готовы».[241]

14. ПРИМИРЕНИЕ КОРОЛЯ ДАНСКОГО С ГЕРЦОГОМ

Король данский, увидев бедствия своего народа, понял, наконец, как хорошо жить в мире, и отправил послов к могущественному герцогу, прося его назначить ему место на реке Эгдоре для дружественного собеседования. И герцог прибыл на условленное место в день рождества св. Иоанна Крестителя (1171, 24 июня). И король данский вышел ему навстречу и выразил свою готовность выполнить любое желание герцога. И признал за герцогом половину даней и заложников, которых дали ему раны, и равную долю казны из их святилища. И всему другому, что герцог счел нужным потребовать, король со смирением повиновался.
И опять возобновилась между ними дружба, и славянам было запрещено нападать в дальнейшем на данов. И опечалились лица славян из-за этого соглашения государей. И отправил герцог послов своих с послами короля в землю ран, и стали ему раны платить дань. И обратился король Дании к герцогу с просьбой, чтобы он дочь свою, вдову Фредерика, благородного князя роденбургского, отдал в жены сыну его, который был уже предназначен в короли. При вмешательстве великих государей герцог согласился и отправил дочь свою в Датское королевство ⁵¹, и настала великая радость у всех северных народов, ибо в одно и то же время и веселье и мир настали. И леденящее дыхание северного ветра превратилось в нежное дуновение южного, и прекратилось беспокойство со стороны моря, и затихли бури и непогоды. И воцарилось спокойствие на дороге, по которой переходят из Дании в славянскую землю, и ходили по ней женщины и дети, потому что все препятствия были устранены и не стало на дороге разбойников. Вся же земля славянская, начиная от Эгдоры, которая служит границей Дании и тянется та большом протяжении между Балтийским морем и Альбией до Зверина, некогда страшная засадами и почти пустынная, теперь, благодаря господу, вся обращена как бы в единую саксонскую колонию. [242] И воздвигаются здесь города и селения, и увеличивается количество церквей, и [растет] число служителей божьих. Прибислав же, оставив долголетние упорные восстания, понимая, что ему «трудно... идти против рожна» ⁵², успокоился, довольный размерами выделенной ему части ⁵³, отстраивал города Микилинбург, Илово и Росток ⁵⁴ и селил в их пределах славянские народы. И так как разбои славян беспокоили тевтонцев, которые жили в Зверине и его пределах, то правитель замка, Гунцелин, муж сильный и вассал герцога, приказал своим, чтобы если они обнаружат каких-нибудь славян, пробирающихся по глухим местам, и намерения тех не будут ясны, то чтобы, взяв их в плен, немедленно предавали их казни через повешение. И таким путем славяне были удержаны от грабежей и разбоев.

(пер. Л. В. Разумовской)
Текст воспроизведен по изданию: Гельмольд. Славянская хроника. М. АН СССР. 1963
© текст - Разумовская Л. В. 1963
© сетевая версия - Тhietmar. 2001
© дизайн - Войтехович А. 2001
© АН СССР. 1963 

 

Комментарии

1. Перефразировка из Исайи, 5, 20.
2. Генрих Лев владел одновременно и герцогством Саксонским и герцогством Баварским.
3. См. I, 79, прим. 62.
4. Вирра  —  р. Везер.
5. Фламинги  —  фламандцы.
5а. Захария, 3, 2.
6. Адальберта  —   Альбрехта Медведя.
7. Вартислав, сын Никлота, казнен в 1164 г.
8. Вирухне  —  деревня на берегу Пены, нем. Ферхен (см. «Helmoldi Chronica», S. 199, Anm. 1).
9. Район, расположенный к западу от р. Везер.
10. Сыновья поморского князя Вартислава I (1124 — 1136). Старший, Богуслав, княжил с 1156 г. в западной части Поморья; младший, Казимир (1156 — 1180) — в восточной.
11. Псалтирь, 16, 3.
12. Столпе — теперь Слупск (Польская Народная Республика).
13. Вартислав I был убит в 1136 г.
14. Узнам  —  Узедом, крепость на острове того же названия.
16. Императора Византии Мануила I Комнина (1143 — 1180).
16а. В подлиннике: «in castris Domini».
17. Гереман  —  Герман фон Винцебург; был убит в 1152 г.
18. Зигфрид фон Гамбург умер в 1144 г. Его владения куплены Германом фон Винцебург, а после убийства последнего перешли к Генриху Льву (см. «Helmoldi Chronica», S. 204, Anm. 4).
19. Граф Оттон фон Асле, или Аслебург. В 1170 г. еще упоминается (см. «Helmoldi Chronica», S. 204, Anm. 5).
20. Удоны  —  графы фон Штаден.
21. Поход в Италию состоялся в 1166 г.
22. Вихман, архиепископ магдебургский (1152 — 1192).
23. Лаппенберг полагал, что Оттон из Камбурга был маркграфом Мишны («Helmoldi Chronica», S. 205, Anm. 4).
24. Зверин (теперь  —   Шверин) остался за Гунцелином.
25. Этот договор .между саксонским герцогом и Прибиславом был заключен в 1166 г.
26. Магдебургскому архиепископу Вихману.
27. Лаппенберг полагает, что это мог быть Сирус, епископ или, по мнению других, викарии павийский (1160 — 1166), державший сторону папы Александра («Helmoldi Chronica», S. 209, Anm. 3).
28. По мнению Лаппенберга («Helmoldi Chronica», S. 210, Anm. 1, 3), Гельмольд ошибся, говоря в этой главе об интронизации папы Каликста. На самом деле в 1167 г., к которому относятся все события, описываемые в этой главе, император Фридрих Барбаросса вводит в Рим избранного его сторонниками еще в 1161 г. Пасхалия "III и ставит его в папы. Каликст же избирается в 1168 г. после смерти Пасхалия.
29. Император осаждал не Геную, а Анкону (см. «Helmoldi Chronica», S. 210, Anm. 4).
30. Христиан, епископ майнцский (1160 — 1183).
31. Тускуланум  —   Тускулум.
32. Бытие, 6, 11.
33. Такой святой: Петр в оковах.
34. Герман, епископ верденский (1149 — 1167).
35. Герцог Фридрих фон Ротенбург, муж Гертруды, не единственной, а старшей из двух дочерей Генриха Льва.
36. В 1168 г. Генрих Лев женился во второй раз, взяв в жены Матильду, дочь английского короля Генриха II (1154 — 1189).
37. Очевидно, имеется в виду образовавшийся в марте 1167 г. союз североитальянских (ломбардских) городов  —   Милана, Кремоны, Мантун, Вероны и других — против Фридриха Барбароссы.
38. По одним источникам, этот сейм состоялся до июля 1168 г., по другим — в 1169 г., после смерти архиепископа гамбургского Гартвига (см. «Helmoldi Chronica», S. 212, Anm. 3). Вероятно, первое более правдоподобно.
39. Раммельсберг — богатая полезными ископаемыми гора в Верхнем Гарце к югу от Госляра.
40. Взятие датчанами главного города ран, Арконы, и разрушение святилища Святовита произошло в 1168 г. Более подробно это описано Саксоном Грамматиком в его «Хронике» (гл. XIV).
41. Абсалон, епископ роскильдский (1158 — 1191).
42. Послание филиппийцам, 2, 15.
43. По одним сведениям, Яромир крестился в 1167 г.; по другим — в 1170 г. Н. П. Грацианский считает, что вторая дата правильнее («Борьба славян и народов Прибалтики с немецкой агрессией», стр. 41).
44. Ср. I, 6 и 52.
45. Аркона находилась в северной горной части острова Рюген. До недавнего времени сохранялся высокий, вышиной в 10 — 13 метров, древний вал,есдинственный след, оставшийся от знаменитого города и святилища ран.
46. Это нападение славян на Данию произошло в 1169 г.
47. Альфзе  —  теперь Альс, о-в в Малом Бельте. Особенно пострадал во время описанного выше нападения. С 1919 г. принадлежит опять Дании.
48. Христофор  —  Кристоф, побочный сын короля датского Вальдемара I, был наместником в Шлезвиге.
49. Датчане совершили два похода против славян. По поручению отца, Кристоф в 1170 г. напал на Вагрию, а кроме того, опустошил и землю поморян; в следующем году сам Вальдемар занял Щецин. Все события, нашедшие отражение в этой главе, изложены у Саксона Грамматика (гл. XIV).
50. Имеется в виду император Оттон I.
51. Гертруда, дочь Генриха Льва, овдовевшая в 1167 г., вторично вышла замуж в 1171 г. за датского престолонаследника Кнута, впоследствии короля Кнута VI Благочестивого (1182 — 1202). Об этом см. F. Dahlmann. Указ. соч., т. 1, стр. 309 — 310.
52. Деяния св. апостолов 9,5 и 26,14.
53. В 1170 г. Фридрих Барбаросса утвердил договор, заключенный в 1166 г. между Генрихом Львом и Прибиславом, и этим самым было оформлено в составе империи Мекленбургское славянское княжество, с течением времени онемеченное.
54. Росток  —  город в ГДР.