ВИМИНА ДА ЧЕНЕДА, АЛЬБЕРТО. Известия о Московии.

АЛЬБЕРТ ВИМИНА ДА ЧЕНЕДА

ИЗВЕСТИЯ О МОСКОВИИ

RELAZIONI DELLA MOSCOVIA

ИЗВЕСТИЯ О МОСКОВИИ,

писанные Албертом Вимена да Ченеда, в 1657 году ¹

Кажется, что ни одно Государство, ни одна Европейская провинция не были никогда столь мало известны, как Московия, которая,  находясь на краю света, окруженная варварскими народами, не представляла любопытным удобности проникнуть во внутренность ея и собрать достаточные об ней сведения. Потому-то ныне мы видим так мало описаний оной, из коих более всех уважаются составленные людьми, которые, заключась в тесном пространстве кабинета, мысленно путешествуют по свету, и измеряют оный циркулем.

По сей-то причине часто случалось мне находить обстоятельства, довольно несогласные с тем, что я читал в таковых сочинениях. Я думал прежде, что страна сия, заросшая лесами, покрытая болотами, наполненная обильными озерами, очень мало представляет удобности для земледелия и проложения дорог; но опыт и внимательное рассмотрение уверили меня в противном. И для того-то я принял намерение описать [15] вкратце, что мне случилось заметить, при делаемых мною наблюдениях, относительно к местоположению сего Государства, его климату, обыкновениям, вероисповеданию, правлению, силам и богатству. Во-первых, скажу, что Московия не всегда называлась сим именем, и что никогда не были столь пространны пределы сей Империи, объемлющие ныне древния владения Казани, Астрахани и Сибири, и сверх того обширные равнины по ту сторону Волги и Дона. Издревле она именовалась Руссиею, а даже и ныне природные жители называют ее сим именем; но с тех пор, как Литовцы и Поляки завладели тою частию, которая граничит с Польшею, Московиею и Дунаем, простираясь вдоль по течению Днепра до самого Черного моря, она получила по сему обстоятельству название Черной, что ее отличает от [16] верхней части сей страны, называемой Белою. Кажется, что только с того времени, когда столица была перенесена в Москву (за 200 лет пред сим, по доставленному мне счислению), иностранцы стали вообще называть владения сего Государя Московиею, а народ Московитянами.

Однако ж, Государство сего великого Монарха (включая и недавно занятую Литву) имеет ныне весьма пространные пределы, и можно сказать, что оно граничит: к востоку с степями Царств Казанского и Астраханского, к западу с Ливониею и Рутенскою землею, к северу с Ледовитым морем, а к югу с Таврическим Херсонесом.

Вся сия страна лежит на равнине и, можно сказать, не имеет гор; к западу и северу покрыта частыми лесами, болотами и весьма большими озерами; но природа столь хорошо во всяком месте [17] распределила плодоносную землю, что тамошние жители не терпят никакого недостатка в вещах, необходимо нужных к поддержанию человеческой жизни: напротив того, было бы даже худо, если б не было леса, в коем сии народы всегда нуждаются, как для строений, за неимением почти камней (?), по причине мягкости земли, так и для обеспечения себя от жестокости холода, для чего нужно им иметь в изобилии дрова, дабы поддерживать всегда в печах огонь. Да и кроме того, леса не бесполезны, ибо в жаркие летние дни они служат убежищем для скота, который находит в их тени обильную паству, и, под густыми их ветвями, прохладу и защиту от солнечных лучей. Я не мог предполагать, чтобы в частых и обширных лесах находились пространные, необитаемые места, между тем, как по дороге [18] столько находится жилищ. Я думаю, что никогда мне не случалось на больших дорогах проезжать одной мили, не встретив несколько хижин, построенных в одном месте; кажется даже, что жители любят селиться в лесах, где, по благотворительности природы, они не терпят недостатка в удобности для хлебопашества, выжигая лес и распространяя места, которые находят нужными и достаточными для их земледелия.

Сверх того, воды, как стоячия, так и речные, и озера, кроме того, что облегчают пересылку в разные места товаров, как внутри, так и вне государства, в Балтийский и Архангельский порты, и на Каспийское море, – доставляют еще им величайшую выгоду от ловли рыбы, которая ими употребляется в пищу свежая, и потом сохраняется сушеная на воздухе, или [19] соленая, и доставляется с великою выгодою в те места, где в оной имеют недостаток. Из сего легко можно заключить, сколь богато cиe государство, где нет недостатка для посева в плодородных полях, где в лесах и вне оных видны злачные паствы, и где озера и реки доставляют столь великое количество рыбы, что жители, будучи в состоянии употреблять ее ежедневно в пищу, могут, кроме того, солить оную как для собственного употребления так и для получения денег.

Можно сказать наверное, что если бы жители были столь промышленны, сколько земля их плодородна; то не имели бы недостатка в прекрасной зелени и овощах, подобно жителям Литвы, Швеции и других мест, лежащих на севере коих климат не менее почитается суровым. Но сколь велико [20] изобилие разного рода хлеба, доставляющего им пищу и питье, делаемое жителями из оного, как-то: пиво и водка; столь же чувствителен недостаток в тех сортах зелени и овощей, кои требуют особенного попечения в огородах и точности в разведении оных. Но они не заботятся иметь другие огородные произрастения, кроме качанной капусты, довольно большого количества огурцев, употребляемых в пищу, пока они еще свежи, а потом сохраняемых целый год солеными; также чесноку, луку и репы, а в некоторых местах даже и дыней; салат же, цветы и благовонные травы неизвестны жителям, по мнению коих, сырая трава годится для скота, а не для людей. Овощей также не случилось мне видеть у них другого рода, кроме диких грушей, яблок и каких-то вишней, называемых в Риме visciolette. [21] Moжет быть, они и не чуждались бы заниматься разведением плодоносных дерев, если бы им было у кого научиться прививать, и если бы им в удобное время были доставляемы разных родов прививки, кои им здесь совершенно неизвестны. Но сей недостаток щедро, без сомнения, вознаграждается великим изобилием жирного мяса, меду, масла; ибо они имеют невероятное множество скота, овец, коз и коров, тем более, что здесь нет обыкновения убивать телят, и потому стада увеличиваются по желанию хозяина и по обширности клевов; везде же для них паствы зеленеют обширные, тучные луга. Лошадей здесь такое множество, что трудно найти их, в подобном количестве, в другом государстве. Помощию их жители возделывают землю и исправляют все сельские работы, для чего обыкновенно в Италии и [22] в других местах употребляются волы.

Изобилие съестных припасов значительно увеличивается множеством разного рода птиц и дичи, гусей, уток, кур, тетеревей, рябчиков, зайцев и других животных, покупаемых за самую дешевую цену.

Поелику же климат благоприятствует всем таковым вещам, то можно полагать, что подобным образом он благоприятствовал бы и заграничными привозным произрастениям; ибо хотя и кажется, что зима там слишком сурова для плодоносных дерев, однако ж рыхлая земля, в которой утверждаются коренья дерев довольно глубоко, защищает их от жестокости холода и сохраняет в целости.

Конечно, нельзя того сказать, чтобы сей климат был [23] постоянен: в один день можно там испытать все перемены разных времен года. Cиe происходит от изменения ветров, по той причине, что страна cия гладка и открыта; таким образом, во время самых ужаснейших жаров, первый северный ветер разгоняет жар, не освежая воздуха, но производя в оном жестокий холод.

Зимою там, без сомнения, стужа сильна и продолжительна, равно как и в окрестных странах; но жителям приятно и cиe время года, ибо оно доставляет им удобность перевозить разные вещи, и когда едут они в лес за дровами, или когда им нужно везти товары в какое-либо место, в таком случае они сокращают свой путь, проезжая по водам, затвердевшим от холода, по рекам, озерам, болотам, кои все замерзают зимой и которые, по растаянии льда, нужно [24] объезжать дорогою, вдвое должайшею. Сверх того, cиe время есть самое удобное для увеселений их: зимою очень часто бывает у них бег на санках, и нет хижины, жители коей не имели бы лошадей и не любили бы сего рода забавы.

Лето здесь гораздо неприятнее зимы, потому что во время сильных, хотя и непродолжительных жаров, не так легко избежать зноя, надевая легкое платье, или удаляясь под тень дерев, как защититься от холода в шубе или возле огня. Другая неприятность летом происходит от мух, особенно по близости лесов и стоячих вод; и там, не только днем, но и ночью нужно бывает переносить зной жаров и докучливое беспокойство от мух разного рода.

Что солнце сильно действует на растения, тому явным доказательством служит скорость, с [25] каковою они созревают, хотя почти кажется, что здесь одна крайность заменяется другою; что зима продолжается во все весеннее время, и что с началом осени встречаешь начало зимних дней.

Но что климат сей здоров, cиe можно заключить из высокого росту и сильного сложения жителей, имеющих xopoший цвет лица и доживающих до самой глубокой старости; причем очень часто случается, что они не могут запомнить, когда у них свирепствовала язва.

Народы cии, подобно другим северным народам, думают, что они происходят от Ноева сына, Афета, и исчисляют разных Князей, описанных в их Летописях, из коих некоторые почитаются происходящими от Русса, внука Польского Князя Леха, от коего, как думают, Pyccия получила свое [26] название; некоторые же думали, что они происходят от Славян, кои также почитаются происходящими от Афета и рассеяны в разных частях света; для сего они приводят в доказательство сродство языков: Славянского, Богемского, Болгарского, Московского и многих других.

Но кто первый стал у них царствовать, управлялись ли они Князьями избираемыми, или наследственными владениями, – того наверно знать невозможно, потому что они не имели письмен до 6406 (998) года от сотворения миpa (Poccиянe не счисляют лет от Рождества Христова). И потому не могли оставить последующим векам предания предков своих. Всего достовернее то, что самый первый из Государей их, о коем они упоминают, был Рюрик, княживший с 6370 (862) года, который, по их словам, происходил от Римлян. Он [27] остался наследником владений двух своих братьев (Синеуса и Трувора), распространил пределы государства, которое передал своему сыну, а сей последний – Святославу. Посредством письмен, сообщенных Константинопольским Императором Михаилом, описаны были последующие Князья, кои, от времени до времени распространяя пределы своих владений, составили нынешнее государство; причем случались разные перемены: они изгоняли друг друга, возвращались в свои владения чрез насильства, обманы, измены, братоубийства и прочиe, свойственные тем временам, поступки, которыми надеялись получить власть и поддержать оную.

Полагают, что от сих первых времен до нынешнего времени, народы cии находились в таком состоянии, в коем живут и ныне; привыкнув же к тому чрез [28] столько веков, они не имеют никакого понятия об ином, и из преданий их не видно, чтобы они в который-либо из прошедших веков знали лучшее. По сей-то причине описывают сей народ очень склонным к рабству, коего ярмо тем более для него нечувствительно, чем менее он спобен познавать свободу. Но при всем том, я не вижу на севере ни одного варварского народа, который бы более благоденствовал, живя в счастливом неведении о другом состоянии: ибо простой народ, уважая земледельческое звание и не претерпевая недостатка в вещах, нужных к своему пропитанию и одеянию, и, напротив того, имея оные в излишестве, не завидует людям высшего сословия. Те же, которые занимаются торговлею, если товары у них сходят выгодно с рук, не простирают далее желаний своих. Всякое [29] жилище для них выгодно; они не мечтают ни о чем выше своего состояния; не гоняются за украшениями и достоинствами, коими могли бы возвысить свою фамилию. Здесь неизвестны таковые изменения состояний, и потому умы, не понимающие оных, нимало о том не заботятся. Дворяне же, именуемые Боярами и Боярскими детьми владея имениями, полученными от щедроты Государя, и не видя, чтобы кто-либо превосходил их в достоинстве, считают себя счастливыми, и довольны уважением, какое оказывается их сословию.

Между светскими людьми нет других сословий, кроме трех помянутых, т. е. крестьян (к ним также должно причислить ремесленников), купечества и Бояр. Из первых, одни служат Великому Князю, другие же монастырям, которые очень богаты. Те и другие [30] живут, некоторым образом, как люди вольные: ибо от них требуются только обыкновенные подати и умеренная работа; но Боярские крестьяне бывают более отягчены. Впрочем и между сими последними находится много богатых, от того, что они могут производить некоторую торговлю, заниматься рыбною ловлею и развозом разных вещей, что доставляет им значительные выгоды, ибо хотя Бояре и имеют над ними высшую власть, однако ж не дозволяется им отнимать что-либо насильно у крестьян или поступать с ними слишком жестоко. Господа должны довольствоваться тем, что утверждено обычаем, и если бы захотели обременять крестьян, то хотя сии последние и не имеют права жаловаться на них, однако ж могут оставить землю ². Посему Бояре, [31] опасаясь подобной крайности, которая была бы несовместна с их чecтию и выгодами, остерегаются обременять крестьян до излишества. Cиe удивляло меня тем более, что я заметил у Литовцев и у Поляков совсем иное обхождение с крестьянами, которые достигают там крайней нищеты, от того, что владельцы их имеют неограниченную власть над жизнию и имением крестьян, и, кажется, обходятся с ними, как с бессмысленными тварями.

Поелику имения, которыми Князь жалует Бояр, даются им в виде аренды (поместья), а не как собственность, которую они могли бы передать своим наследникам, (и потому, мне кажется, что таковые награды имеют сходство с Тимариями, учрежденными в Турции, если только сии последния не заимствованы от Россиян): то я думаю, что у [32] них не могут отличаться дворяне по благородному происхождению, исключая разве тех, которые носят дворянское звание и не занимаются черною работой. Для того, если по какой-либо причине они заслужат гнев Государя, то подвергаются наказанию палочными ударами; в случае же важнейшего преступления, лишаются даже имений своих.

(Продолжение в след. книжке)

---

Комментарии

1. Любопытные сведения сии переведены для Отечественных Записок с Италиянской рукописи, отысканной одним Русским путешественником в Риме, в славной Барбериниевской Бибилиотеке, между законодательными актами. При чтении сей статьи всегда нужно помнить, когда и кем она составлена. Mнoгиe иностранцы и теперь еще очень мало знают Pocсию, или смотрят на нее с ложной точки зрения.

2. Это относится к тому времени, когда переходы cии дозволялись законом. Изд.

Текст воспроизведен по изданию: Известия о Московии, писанные Албертом Вимена да Ченеда, в 1657 году // Отечественные записки, Часть 37. № 105. 1829
© текст - ??. 1829
© сетевая версия - Thietmar. 2010
© OCR - Strori. 2010
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Отечественные записки. 1829 

 

(Продолжение).

Люди благородного происхождения, равно как и нижнего класса, употребляют здесь не весьма нежные кушанья, худо приправленные и худо сваренные; лучшими почитаются: козье мясо, баранина и говядина, также дичина, которая там в изобилии; но, кажется, что они не находят в ней особенного вкуса. Я не знаю, что они едят во время предпраздничных постов, коих считается четыре, а именно: 1-й великий пост, продолжающийся семь [225] недель, пред Пасхою; 2-й, Петров, начинающийся с 9 й недели по Пасхе и продолжающейся до Святого Петра, т. е. до 29 Июня; 3-й, Успенский, начинающийся с 1-го Августа и продолжающийся до 15-го Августа; и 4-й, Рождественский, начинающийся с 14-го Ноября и продолжающийся до 25-го Декабря. Я видел в сие время, что крестьяне (в местах, где нет рыбы), также солдаты и извощики, пишаются черными сухарями, размоченными в воде с солью; к чему, для большего вкуса, примешивают иногда несколько овсяной муки, а в летнее время прибавляют нарезанных огурцев. Не менее того едят они со вкусом сырой лук и чеснок, употребляя их также для приправы, вместо пряных кореньев, которые обыкновенно везде покупаются очень дорогою ценой.
Из напитков же более [226] упопотребляется Русскими квас, который они делают, положив в большое количество нагретой воды несколько ячменю: сей состав получает кислоту, приятную для их вкуса. Но пиво и мед не в большом употреблении у людей нижнего состояния, и притом только в знатнейшие праздники. В сии дни, улицы бывают наполнены пьяными, возвращающимися из погребов, где продаются пиво и водка, делаемые из хлеба, подобно как и во всех северных странах.
Люди нижнего сословия не знают роскошных перин и тюфяков. Они подстилают войлоки или шубы, и спят глубоким сном на траве, или на голой земле, ежели им докучает жар. Когда же холодно, то они покоятся в избе на скамьях или на печи; только немногие спят на постелях, набитых сеном. Делая таковые наблюдения, я [227] заметил, что роскошь есть изобретательница многих выгод, которые однако же не укрепляют, но расслабляют тело. Ибо природа не была мачихою, и снабдила человеческий род всем тем, что нужно для сохранения жизни. Прочее же все изобретенное искуством вредит телесному сложению, которое уже сделало худые навыки, и потому с трудностью переносит все то, что хотя немного противно неге. Отсюда происходит мнение многих, что лекарства могут восстановить расстроенное здоровье; и потому многие с большою точностью наблюдают обыкновение принимать слабительное весною; из чего часто следует, что когда они ожидают от врача изцеления, то сей невразумительными буквами прописываеть бедному больному смертный приговор. Иначе поступают в странах Северных: в Швеции, [228] Московии и у Казаков, где часто можно видеть людей крепких здоровьем и долговечных, потому, что они, к счастью, не знали никогда лекарств: ибо в сих местах нет ни пряных кореньев, ни лекарств, вместо коих, вода служит к утолению жара в горячке, а воздержание потребляет худые последствия от несварения пищи, которое по общему мнению бывает причиною всяких болезней. В Московии даже никто не знает врачебной науки, исключая немногих иностранцев, случайно зашедших из Голландии, или Германии. Говорят также, что во всей армии Великого Князя нет более пяти врачей, коих лучше можно бы назвать цирюльниками, нежели лекарями. Сие происходит от того, что в сей земле нет людей, которые посвящали бы себя исключительно подобному званию: там нет ни одной [229] Академии, и природные жители не имеют дозволения путешествовать в чужие краи, для приобретения познаний в механических и умозрительных науках. Вообще науки здесь в пренебрежении. Сие разуметь должно о Богословии, Законоведении, Философии, Медицине, Математике. Из духовных же книг дозволяется только чтение Ветхого и Нового Завета, и поучений некоторых Святых Отцов, переведенных на Русский язык.
И так все их упражнения состоят в том, что может им принести прибыль: одни занимаются земледелием, другие же разными ремеслами, которые у них довольно в худом состоянии от недостатка просвещения, коего они не могуш приобретать ни в отечестве, ни в чужих землях, куда им запрещено ездить. Кажется, что многие из них имеют только в виду [230] личную пользу, не обращая внимания на то, что противно чести. Иные довольно преданы лжи, обманам, воровству, хотя в самом деле я я не мог заметить между крестьянами таких испорченных нравов, как в городах, и между богатыми, которые особенным образом преданы корыстолюбию, не знают вежливости, чрезмерно надменны и невоздержны. Однако ж редко там случается слышать о убийствах, отравах, грабежах, насилиях и других подобных злодеяниях, часто случающихся в странах просвещенных.
Несмотря на холодный климат Московии, кажется, что жители ее очень склонны к удовольствиям, особливо в той стране, где женщины низшего состояния предаются пьянству. Ежели в сем слабом поле с таким трудом ум и скромность сопротивляются [231] чувственности, то нет сомнения, что горячие напитки, увеличивая жар и отнимая рассудок, делают их еще способнее к слабостям. Кажется также, что они не свободны от другого порока: употреблять во зло дар слова; однако ж сие случается не так часто.
Государству сему подвластны также и другие народы, отличные языком и верою, а всего более жестокими нравами. Лапландцы, о которых неизвестно, покланяются ли они твари, или Творцу; Черемисы, живущие по ту сторону Волги к Северу, исповедующие Магометов закон и некогда слывшие искуснейшими стрелками из лука, хотя нынешний Государь, как я сам мог видеть, набирает ныне стрелков из людей необразованных, грубых и жестоких (например из Татар); царства: Казанское и Астраханское, которые были некогда [232] собственно Татарские, наполнены также исповедующими Магометанскую веру, равно как и Сибирские степи, коих сей Великий Князь именуется Повелителем (Императором), и куда также посылает в вечное заточсние навлекших на себя его немилость каким-либо важным преступлением; прочие же все подданные сего Государя исповедуют веру Греческую, особенную от Римской, и столь уверены в истине оной, что называют ее верою древнею и неискаженною. Они остаются в сем мнении, избегая всяких споров, и довольствуются поучениями древних святителей , которые читают по церквам, подобно как у нас читают проповеди.
Христианская вера введена в Руссию в 646 году (?) от Рождества Христова, матерью Великаго Князя Святослава, Ольгою, женщиною [233] известнейшею своими деяниями и воинскими подвигами, которая приняла Крещение в Константинополе в царствование Императора Иоанна, и заменила имя Ольги на имя Елены. Московитяне почитают ее Святою. И как они сначала приняли догматы Греческой веры, то и потомки их всегда сохраняли оные, хотя и уверена Руссия, что она приняла Крещение прежде царствования Ольги, и освящена Святым Апостолом Андреем, который, приплыв чрез Черное море к устию Борисфена (Днепра), чудесно совершил по оному путь в Киев, против течения реки, благословляя сию землю и жителей ее. Из них есть столь простодушные и легковерные в отношении к своим преданиям, что мы, слыша о том, не могли удержаться от смеха; например, мне сказывали о Святом Антонии, который якобы из Рима приплыл [234] в Новгород на камне по водам. Еще они не бреют бороды потому, что человек, созданный по подобию Божию, по их мнению не должен бритьем обезображивать свой вид; впрочем семь лет тому назад как начали бриться.
Монахи пользуются преимущественным уважением в церкви. Из них избираются церковные чины, как то: Архимандриты, Архиереи и Патриархи. Все они последуют чину Святого Василия; равно как и монахини, исполняющие очень строгие правила, по которым навсегда им запрещается употреблять в пищу мясо. Но белое Духовенство, провождающее жизнь в супружеском состоянии, не в большом почтении. Монахи богаты и многочисленны, а белое Духовенство бедно, не имея никакого дохода с земель своих, или очень малый. Те и другие не весьма [235] образованы. Ceй народ содержит в великом почтении Святыя иконы. Они никакого иного вероисповедания, кроме принятого ими, не признают истинным. И посему они думают, что не должно принимать в церковь и почитать истинным Христианином того, который не примет их вероисповедания и не откажется от прежнего учения своей веры. Для того, по взятии Смоленска, многие разного состояния, пола и лет, по разным причинам дерзнули принять их вероисповедание. Так поступают они на основании статей, разделивших между собою обе Церкви, Греческую с Римскою, из коих считается шесть главных по их словам, утвержденных семью первыми Соборами, и которые я почитаю нужным здесь исчислить. Они суть следующие.
1-я, состоит в непощении и в невоздержании от мяса по Субботам, [236] в которые пост есть; что их правилами запрещается.
2-я, относится к сорокодневному посту, называемому у них Великим, из коего Римляне (по мнению, их) исключают одну неделю и употребляют беззаконно молочные кушанья.
3-я, касается запрещения белому Духовенству иметь жен тогда, как по их правилам, женатые только получают степень Священства.
4-я, повторение Епископом Миропомазания.
5-я, совершение Святых Тайн на опресноках, что, по их правилам, есть подражание Евреям.
6-я, относительно происхождения Святого Духа: ибо Московитяне не признают его происходящим от Отца и Сына.
Хотя о сих предметах многократно рассуждаемо было, и особенно в Флорентийском Соборе, на [237] кокотором находилися с прочими Виссарион и Русский Митрополит Исидор; однако ж невозможно было убедить Русских в противном и заставить их отступить от учения своей веры.
Главою Русской Церкви почитается Патриарх, который, около 60 лет тому назад, имел только сан Митрополита; но после получил сие достоинство от Константинопольского Патриарха, которого Русские называют Вселенским со времени разделения Церкви Римской с Греческою.
Впрочем к Государю также относятся в управлении церковными делами, и нельзя ничего нового ввести без его соизволения. Он назначает и удаляет Патриарха, Архиереев, Архимандритов и самих даже монастырских Настоятелей; следственно самодержавно управляет как гражданскою, так и [238] духовною частию. Равно и в других делах главною пружиною есть воля Государя, от которой зависят все распоряжения относительно к судопроизводству и к государственным учреждениям. А хотя Князь и имеет при себе совет, состоящей из бояр, но они не дают своих голосов, как в Парламентах, а только, когда их спросят, объявляют свое мнение с величайшим почтением.
Хотя народу сему, в нынешнем его положении, неизвестно теоретическо-политические правила, однако ж он довольно знает, что Государство должно сохранять таким образом, каким оно было приобретено. Посему, Русские нимало не удаляются от старинных постановлений своих предков, и при столь многих один по другом владевших Князьях не последовало никакого изменения в образе [239] гражданского правления. Здесь нет обыкновения читать фолианты авторов, столько пустословивших о политике, между тем, как в тех странах, где таковая наука в обыкновении, многие несчастные от запутанности процессов, проигрывают свои дела, которые без того были бы довольно ясны, и решались бы надлежащим образом. Справедливость бывает только с одной стороны. На нее-то должно обращать внимание, отвергая все то, что не клонится прямо к сей цели; а рассудок наш конечно не столь скуден, чтобы не мог отличить сторону правую от виновной. Так думает здешний народ, и, отвергнув все скучные споры и доводы стряпчих, решит дела по объяснениям самих же спорящихся. Впрочем, судьи имеют своих писцев для записывания предметов, которые должно иметь в виду; [240] например, документов, опровержений, показаний свидетелей; что однако же не мешает скорости судопроизводства. Впрочем, надобно признаться, что лихоимство бывает и здесь причиною умножения тяжеб или процессов. Так мне расказывали примеры служащие доказательством, что сии люди забывают совесть и честность, как скоро им представится случай удовольствовать свое корыстолюбие; они также поступают иногда и в уголовных делах, если только сие не противно пользе Государя, которую они наблюдают из одного страха. От них за деньги получают прощение, или, по крайней мере, значительное уменьшение наказания за преступление. Здесь не приступают к делу без истца, и одного доказательства вины недостаточно побудить судью к исследованию дела, хотя бы он видел и самый труп убитого, и [241] редко случается, чтобы судья был расположен уменьшить примерным наказанием дерзость преступников, дабы преступления не были столь часты. Ежели преступление не очень известно, то преступника н евыводят на позорище народу. Я сам видел тому во Пскове пример на одном Английском купце, вероломно умертвившем Немецкого купца; здесь нет многоразличных судебных мест. Воевода, по нашему начальник города и уезда, разбирает все дела с помощию двух или трех бояр, коих можно бы назвать Советниками, и как первый, так и последние назначаются Князем. Люди сии бывают без просвещения и без вежливости. Однако ж редко случается, чтобы они делали смертные приговоры, разве в случае величайшего преступления, о котором тогда нужно докладывать Государю. Часто палка [242] строго наказывает вины преступников и ослушных. Впрочем, сие постыдное наказание не почитается здесь, как у нас, самым бесчестнейшим. Как скоро проходит боль, то забываются и палочные удары, которым подвергается всяк, хотя бы он был и благородного происхождения и в чинах, если только важность его преступления заслуживает таковое наказание; но важнейшие преступления наказывают здесь обыкновенно заточением, посылая виновных иногда с их семьею в Сибирь, к самым отдаленным пределам государства: если они осуждены жить там вечно, то, не надеясь возвратить себе права свои, предаются забвению. Так случилось во Пскове в 1650 году с тремя семействами, обвиненными в произведении великого мятежа: ибо когда по просьбе некоторых знаменитых особ, Шведская Королева просила о возвращении многих [243] граждан, бежавших из Естонии и Ингерманландии в Московию, то Великий Князь отвечал, что не может их выдать, и предложил вместо того денежное вознаграждение. Предложение сие принято с тем, дабы вместо денег был выдан хлеб, и вдруг цена на оный поднялась во Пскове и в окрестностях его неумеренно; таким образом Шведский коммисар ошибся в своем рассчете, а народ доведен был до крайней нужды, и когда стали отдавать хлеб, возмутился, отзываясь, что верно Государь не желает, дабы подданные его терпели голод, и что как житницы его наполнены хлебом, а деревенские истощены, то можно было бы частным людям дозволить собирать хлеб с полей. Народ и некоторые бедные бояре, внезапно напав, отняли сей хлеб, другие бояре и прочие люди, сохранившее должное почтение к Царской воле, хотели противиться, [244] но тот же час были убиты. Бунтовщики взяли в плен Шведского Коммиссара, Консула Науко, имевшего с собою граммату Великого Князя, и обыкновенного переводчика Воеводы (кои мне о сем расказывали), и обходились с ними довольно худо. Дурной пример граждан был причиною, что и крестьяне в окрестных деревнях также возмутились, завладели остатком хлеба, который еще не был вывезен, и умножили число мятежников до того, что трудно было усмирить сие внезапное возмущение.
Политические правила иногда предписываю в подобных случаях употреблять скорые средства, подобно как врачи употребляют огонь и бритву, если видят, что вредные соки в ранах могут ядом своим заразить и достальные части тела. Но Государь принял другую меру для прекращения бунта, употребив, так сказать, [245] утолительное лекарство. Он сначала показал, будто не обращает внимания на сие преступление; вскоре потом поручил он некоторым монахам, имевшим уважение в народе, сделать увещания всенародно и частным образом. По прекращении мятежа, вдруг заключены были в тюрьму 30 виновнейших семей и сосланы в Сибирь, а прочие прощены.
Таким образом, смотря по обстоятельствам, Государь управляет политическими делами, принимая те меры, которые ему кажутся удобнейшими; гражданские же дела производятся по руководству природного ума. Я никогда не слыхал, чтобы в сем государстве существовали какие-либо писанные общие законы (!), а тем более права, присвоенные какому-либо городу (!). Находится только там какой-то Государев указ, определяющий наказания в случаях, относящихся к [246] пользам Государя, или к его удовлетворению (Сие место, равно как и некоторые другие, сами собою показывают недостаток основательных сведений сего писателя о тогдашнем состоянии России. Изд.).
Все же, принадлежащее к военным делам, управляется по непосредственным повелениям Государя, он раздает все должности; назначает всех Офицеров, Полковников, Маиоров и Капитанов; причем не столько обращается внимание на храбрость природных жителей, сколько на денежное пожертвование: ибо здесь должности сии даются не навсегда, а на некоторое время, и от оных удаляются один лица для замещения их другими. Кажетея, однако ж, что иначе поступают с иностранцами, которые как скоро получат какую-либо степень, то более и более возвышаются, по мере того, как увеличивается мнение о храбрости их. Вся ратная наука [247] состоит у них единственно в том чтобы знать, каким образом строить лагери, и наступать на неприятеля, и по сей причине нет у них ни одного иностранца, который не имел бы офицерского чина (!). Слух же, будто бы их находится несколько тысяч в должности солдат, совершенно несправедлив. Может быть, в столь большом войске найдется около 400 иностранцев, занимающих должности, к каким угодно их было определить Государю, собразно мнению его о храбрости и опытности их; из сего числа Александр Вессель, родом из Шотландии, имеет важнейший пост с званием Генерала; по нем второе месшо занимает Полковник Бутлер. Оба они крещены вторично. Как тот, так и другой находятся в большой милости у Государя, не только по оказанной ими опытности в военном искустве, [248] но и по тому, что они не отказываются исповедывать Русскую веру. Государь показывает даже, будто бы все распоряжения происходит по совету сих воевачальников, между тем, как известно, что в прошедшую войну действовали без их советов: ибо они не умели ни укреплять лагеря, ни употреблять, надлежащим образом пушек, ни учить пехоты. Вся сила войска состояла в коннице, и все меры к получению победы в быстроте нападения на неприятеля которого старались окружить многочисленною ратию. Но из военной науки сего века они, кажется, заняли искуство строиться против неприятеля, и осаждать города надлежащим образом, как то оказалось под Смоленском и другими городами, взятыми приступом в Лит ве Однако ж силы сего государства ныне состоят, не только в коннице, но даже в пехоте, [249] которую Великий Князь выводит с собою в таком числе, какого требует важность предпринимаемого похода. Удивительно, как сии люди охотно повинуются Государю, и никогда нельзя слышать, чтобы который из них жаловался на свою судьбу и на претерпеваемые неприятности, или обнаруживал не удовольствие по причине недостатка съестных припасов, или удержания жалованья, по каковым причинам в других местах столь часто раждаются мятежи и многие бежат из войск. Здесь неизвестны подобные случаи. Московитяне знают, что они родились служить, и потому, кажется, им не тяжело носить сие иго на всяком месте, где ни повелит Государь. Числу и силе солдат соответствует изобилие съестных припасов и денег. В Московии земля доставляет столько хлеба, что его достаточно на всякую нужду, умеренностью же [250] Московитян увеличиваетея изобилие. Они легко переносят голод, и в пище, лучше сказать, воздержны, нежели умеренны. Будучи довольны водою с солью, в которой размачивают свои черные сухари, они почитают лакомством, если им удастся иметь к тому чеснок, лук, или соленые огурцы.
Реки, частые озера и стоячие воды, коими орошается Московия, столь великую доставляют удобность к развозу различных предметов в разные места, что, можно сказать, они везде имеют съестные припасы, заготовленные в отдаленнейших меетах. Мне не случалось также видеть, чтобы они имели недостаток в военных припасах и в артиллерии: ибо хотя Московия и не имеет рудников (?), где добывались бы разные металлы, однако ж Великий Князь имеет сих последних довольно много для военных надобностей. И так, если [251] помянутым причинам и изобилию соответствует храбрость солдат, то можно бы думать, что Русский Государь есть самый сильнейший в Европе.
Относительно к числу войска, мне известно то, что писано о походах прежних Великих Князей протвл Швеции, Литвы и царств Казанского и Астраханского; но ни один из писавших о сем не старался узнать истину с тою подробностию, как удалось мне: ибо, желая осведомиться, какое число конницы может выступить вдруг, я узнал, что из тех только, кои обязаны вооружиться по первому Государеву указу, вдруг набираются 80.000, даже без жалованья. Сие исчисление легко сделать ибо дворяне, будучи снабжены по милости Князя землями (поместьями), служащими для содержания семейств, имеют обязанность находиться в готовности с оружием и конем при [252] всяком данном им повелении. Они не освобождаются от Княжеской службы, хотя и были бы отягчены летами, или неспособны к военной службе по какой-либо другой причине. Кто не может следовать за назначенным ему знаменем, тот обязан поставить другого на свое место. Следственно, исчисление сие не может быть ошибочно: ибо если находится во владениях Великаго Князя 50,000 благородных семейств, как и полагается (их столь же много, как и в Польше), то наберется вдруг 50,000 конных солдат. Недостающее же 30.000, для дополнения означенного числа, набираются из имений, принадлежащих мужеским и женским монастырям, весьма многочисленным и богатым, так что у них, как полагается, земли одною третию более, нежели у Дворянства. Во всем же государстве ни один, владеющий землею, не освобождается в случае [253] войны от сих обязанностей. Сии же последние (монастыри) вооружают своих крестьян, коих даже обязаны содержать на жалованье, если бы который из них умер, или сделался неспособным к службе, то монахи обязаны на место его поставить другого. Из частных же имений, которые пообширнее и побогаче, Князь имеет право назначать конницы столько, сколько ему покажется нужным, и сей набор стоит малого труда. Сколь велико число сих последних, нельзя наверно полагать; – многие преувеличивают оное, но я, исчисляя с некоторым вниманием обширность занимаемых ими мест, могу, кажется, основательно думать, что оно гораздо превосходит число дворян и воинов, поставляемых монахами.

(Продолжение в след. книжке).

Текст воспроизведен по изданию: Известия о Московии, писанные Албертом Вимена да Ченеда, в 1657 году // Отечественные записки, Часть 37. № 106. 1829
© текст - ??. 1829
© сетевая версия - Thietmar. 2010
© OCR - Strori. 2010
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Отечественные записки. 1829

 

(Продолжение)

Утверждают, что два рода есть пехоты: городовая, которую обучают, и набранная из деревень, не сведущая в военной науке. Впрочем, наверно можно сказать, что как та, так и другая, состоит из черни, так, что я не мог городских жителей отличить от деревенских, разве тем, что у первых нравы более испорчены, нежели у последних. Однако ж городская пехота находится в большем уважении, и вооружена лучше, нежели [422] деревенская, которая служит, кажется, только для пополнения первой в важнейших случаях.

Для собрания всего войска, как cиe случилось в две прошедшия войны, 1654 и 1655 годов, полагают, что Великий Князь не издержал ни одной унции золота из огромнейшей казны, хранящейся в царских кладовых. Все нужные для того деньги взяты из годовых доходов, а для уменьшения расхода придумано средство рубить на четыре части серебряную монету (leoni), которая весит менее талера, и делается не из чистого серебра, и которую в необработанных кусках раздавали заимообразно от Княжеского имени, и каждая четвертая часть выпускалась в двойной цене. Кроме того вновь отчеканены некоторые монеты из красной меди в одну, две и три копейки, которые особо называются копейками, грошами и алтынами. Первые не равняются [423] величиною с пятою частию беццона (денария) и имеют цену трех сольдов, вторые шести, а последния девяти сольдов, считая Венециянскою монетою; в самом же деле все оне вместе не стоят одного нашего беццо (денария): ибо даже и медь нехорошо очищена. При всем том однако же, здесь нет опасности, дабы введение сей монеты могло причинить невыгоды, которым подверглась Испания, лишившаяся золота чрез введение в употребление медной монеты: ибо из Московии не выходит ни одна монета за границу, и товары вымениваются от иностранных купцов; от сих же последних, приезжающих в Московию, получается серебро и золото, которое напоследок переходит все в Княжескую казну. Иностранных солдат совсем здесь нет, а только, как я уже сказал, офицеры и cтаpшиe начальники, хотя им и не препоручают [424] важнейших должностей иначе, как если они оставят Католическую или другую свою веру, и согласятся принять вторичное крещениe. Сим людям производится ежемесячное жалованье вышесказанными четвертями разрубленных денег и низкою медною монетой. Хотя это им и неприятно, однако ж они не смеют явно жаловаться. Равномерно не могут казаться недовольными службою: просить отставки почиталось бы преступлением в то время, когда Князь имеет необходимость в людях; наказание за таковый поступок состоит на первый раз в палочных ударах, с условием не быть более столь дерзким. Они, находясь в таком положении, остаются почти лишенными надежды получить когда-либо позволение возвратиться в свое отечество: может быть, это служит причиною, что здесь не так много иностранцев, как можно [425] думают о том; иначе они записывались бы во множестве в сию службу. Кто не лишился всех других средств к получению дневного пропитания (как-то случилось со многими Немцами, женатыми и обремененными семейством, вовремя последовавшего преобразования полков по водворении мира в Германии), тот не запишется в cию военную службу, разве только по молодости и ветрености.

И так все, как пехотные, так и конные солдаты, суть природные жители, набранные из дворян, мещан и крестьян, и число их бывает так велико, как cиe покажется нужным Государю. Я думаю, не будет лишним сказать что нибудь относительно к их храбрости и опытности в искустве ратном: ибо большое число людей без храбрости приносит более замешательства, нежели пользы, и как часто случается, может быть [426] побеждено не менее голодом, как и оружием; хотя же Московитяне довольно терпеливы в нужде, но и они наконец слабеют от недостатка пищи, и делаются бесполезными. Можно сказать также, что сколько они терпеливы в перенесении невыгод, столько же и не искусны в военной науке и не храбры (?). Первое происходит от двух причин: от редкого упражнения в военных занятиях и от неопытности начальников, в коих Руссия терпит недостаток.

Недостаток же в них храбрости, не только происходит от низкого их происхождения, но еще увеличивается от образа воспитания: ибо привыкнув от колыбели к палочному наказанию, подвергаясь оному в совершенном возрасте, они оказывают после и во всех действиях своих робость; многие же благородные отличаются от грубого народа одною токмо надменностию и [427] суровостию, предаваясь пьянству и поступая жестоко, так, что тогда лишь выказывают силу свою, когда им представляется случай обидеть слабых и беззащитных, и таковые ничем не разнятся от черни, кроме платья и прекрасного титула благородства. Правда, что народ кажется низким, но нельзя им пренебрегать, когда он одушевлен воинственным духом Государя: ибо часто безрассудство, не дозволяющее сего рода деревенским людям понимать вполне опасностей, служит им вместо храбрости, и как скоро храбрый начальник ободряет их своим примером, то они все, смотря на него, осмеливаются за ним следовать. Таким образом, сообразуясь с качествами Государя, они бывают храбры или трусливы; но в защите мест они отличаются более, нежели в сражениях на открытом поле, или при осадах городов, оказывая [428] постоянство и терпеливость в страданиях и сопротивлении, когда на них делается нападение. И в самом деле, не менее там нужно храбрости для отражения нападений на города, еще не укрепленные искуством, по примеру городов других Европейских народов, опытных в военном деле. Где природа не укрепила положения, там мало действовал ум для укрепления оного. Исключая Смоленск и Псков, в целом Государстве нельзя найти ни одного города, огражденного каменными стенами, да и те не имеют валов. Все же прочие имеют вокруг ограду из деревянных кольев, а снаружи обнесены брусьями, сложенными на крест, что, кажется, не может принести другой пользы, как затруднить несколько внезапное нападение врагов. Посему важнейшия крепости построены на возвышенных местах, подле какой-либо реки, и окруженных [429] стоячими или тинистыми водами. Я удивлялся, заметив на границах Ливонии со стороны Нарвы, Ревеля и Риги слабые ограждения от нападений, чинимых Шведами, коих столь страшатся Московитяне. Посему я думаю, что в отношении к качествам таковых войск нужно было бы сделать два заключения: первое, общее, то есть, что они храбры, ежели храбр Государь, и составляют большой сбор людей тогда, как во многих случаях оказалось, что военная храбрость теряется при многочисленности; второе же, можно основать, смотря по тому, где производится война, в пределах ли Государства или близко оных, или далеко от пределов: ибо куда не могут быть привозимы в изобилии съестные припасы, там по сопротивлении непрятеля, или по опустошении полей обыкновенно следует расстройство войска от недостатка в [430] пище или от болезней, от того бывающих. Голод, не повинующийся никаким законам, рассевает толпы сии. Но то несомнительно, что ни Истоpия, ни предания не говорят, дабы кто либо, проникнув во внутренность сего Государства, мог овладеть оным. Московию переходили, грабили ее, но никогда не покоряли, и может быть, по сей причине Шведы, столько раз поразив и прогнав Московитян, заботились только о том, чтобы разбить и прогнать врага, и завладеть тою частию сопределенной земли, где можно было бы укрепиться.

Мне оставалось бы нечто сказать о морских силах, если бы нынешний Государь показал равную охоту к устроению флота: ибо нет страны удобнейшей для постройки кораблей. Здешняя изобилует отборным деревом, пенькою, железом, военными снарядами и съестными припасами; но нет повода к [431] постройке флота, ибо нет морей, разделяющих его владения, или омывающих берега оных, за исключением Северного моря, где находятся гавани Архангельская и Св. Николая. Может быть даже, что как В. Князь желает сохранить простоту нравов своих подданных, то не хочет, дабы они, имея удобность путешествовать на кораблях, напитывались чужеземными нравами. Однако ж мне утверждали, что он содержит на Каспийском море некоторое число судов для доставления товаров в Персию из Астраханского порта, в который прибывают суда разных Магометанских народов и Армянские. Хотя для удовлетворения ежедневных нужд частных людей Московия не имеет надобности в иностранных товарах, не зная никакой роскоши; ни пряные коренья, ни сахар, которые льстят вкусу, здесь [432] не в употреблении, а если и употребляются, то в малом количестве, только в богатых домах, и то в случае пиршеств. Вино же и деревянное масло здесь в пренебрежении. Довольствуются водяными напитками, к коим привыкли. За исключением металлов золота, серебра, свинца, олова, все прочия вещи продаются в Московии, не только в довольном количестве, но даже в изобилии, превышающем нужды.

Из естественных произведений имеют они все нужное; есть у них некоторые особые ремесла, как например, выделывание некоторых кож для башмаков и сапогов, и делание войлоков. Оные, не только уважаются природными жителями, но даже и иностранными купцами, которые покупают их и вывозят для продажи в другие земли. Кажется, что у них недостает только одного ремесла: [433] делать более и огнестрельное оружие, и потому Великий Князь был принужден в 1654 году купить у купцов 40 000 ружей и столько же панцырей с прочею аммунициею и некоторое число пистолетных курков, а в 1655 еще 60 000 ружей, причем не было издержано ни одной полушки; но все вознаграждено другими товарами. И так из сего легко можно заключить, как богата Московия, из которой ни одной унции не выходит золота, а столько оного ввозится иностранцами: ибо в cиe Государство не входит столько товаров, сколько из оного вывозится: драгоценные разного рода меха, струны воловьи и мелкого скота, выделанные воловьи кожи, пенька и лен в большом количестве, масло, за которое получаются большия суммы, войлоки, грубые полотна, воск, мыло, икра, мед, ветчина (солонина), тучные волы, [434] которые здесь не обременяются ярмом, и служат только для пищи: все сии вещи, не только для Государя приносят неописанную пользу, но и частным людям доставляют значительную выгоду. И потому нет ни одного крестьянского семейства, которое не имело бы у себя какой-либо серебряной вещи, креста, который носят на шее, колец и пребольших серег, употребляемых женщинами. Князь не только оставляет для себя плодороднейшия и выгоднейшия земли, но и желает всегда иметь право отдавать оные, кому он за благо рассудит, и по сей причине оне не переходят к наследникам (?), но всегда владеет ими только тот, кому они пожалованы; хотя из сих самых имений, которые пожалованы дворянам и монахам, Государь великую имеет пользу: ибо нет ни одного крестьянского, как они называют, [435] дыма, который бы не вносил ежегодно в государственную казну трех фунтов пряденого льну, свитого в веревки; каждый же из сих фунтов содержит пятнадцать обыкновенных: товар очень богатый, и который ежегодно покупается для судов купцами: Голландскими, Английскими, Шведскими и других приморских мест. Но из имений, которые оставляет он для себя, невозможно описать, сколь великие получает он доходы. Из самых окрестностей Пскова доставляется в казну 7 000 анкеров пива, меду и водки. Сверх того чиновники имеют обязанность перегонять некоторый род хлеба в сии напитки, и продавать по установленной цене. Взяв в пример Псков, и обращая внимание на существующия в государстве меры, на великое число городов (ибо они называют сим именем каждое [436] местo, имеющее ограду из чистокола), я полагаю, что сии доходы очень велики и всегда одинаковы, потому что строго запрещено во всем государстве делать пиво и водку, и продавать оную, и потому подданные обязаны покупать оную в публичном погребе каждого города, куда стекается все золото и серебро. Но не одна только сия учреждена казенная продажа, их учреждается столько, сколько заблагорассудится Государю; что простирается даже и на вещи, привозимые из других государств, ибо иностранным купцам запрещено продавать товары, не представив их прежде Великому Князю. Так в Астрахани покупаются на имя Его Величества все крашеные бараньи кожи (сафьян), привозимые из Персии и во многих других местах его государства скупается соленая рыба, из коих первые рассылаются по всему [437] государству, а последняя туда, где за недостатком оной покупается она по лучшей цене. Также говорят, что в Сибири покупают для Государя драгоценные меха и все прочее, что только может принести очевидную пользу. Самые неважные доходы, получаемые Князем от государства, состоят из пошлин с товаров, привозимых в Московию, а не с вывозимых, именно же в десятой доле оных, или в десятом проценте цены их, наличными деньгами.

Из сего краткого описания не трудно рассудительному человеку заключить о неисчерпаемом богатстве сего Государя, который, недовольствуясь доходами от своих имений, податями своих подданных, столь большими суммами, как выше сказано, получаемыми от пошлин, – старается еще увеличить оное торговлею и введением казенной продажи. [438]

А как о богатстве нужно заключать, принимая в уважение расходы, то я старался записать здесь все, о чем мог осведомиться, дабы тем более объяснить мое повествование. Я полагаю, что десятая часть доходов достаточна для всех годовых издержек, нужных в мирное время. Ибо если исключить делаемую Государем покупку некоторого количества драгоценных камней, то, кажется, не слишком много нужно на прочие расходы. На содержание гарнизонов издерживается очень мало: ибо пехотному солдату не производится более алтына в день, что составит девять Венецианских сольдов, если же они находятся в отдаленных крепостях, или в походе, то хотя тогда производится жалованье медью, о коей мы говорили выше, но все солдат стоит в день не более как половины беццона (полденария). [439] Содержание же Велико-Княжеского Двора, хотя и многочисленного, не стоит почти ничего: ибо все съестные припасы доставляются для оного из княжеских имений, из коих привозятся: хлеб, как для употребления в пищу, так и для делания напитков; мед, для варения напитка и для приправы кушаний; тучные волы; конопляное и льняное масло, которые одни только употребляются во время постное; свиньи, ушки, гуси и разного рода дворовые птицы и дичина; из озер же его и прудов множество свежей и соленой рыбы Мне сказывали, что доход, получаемый от одной пеньки, может в мирное время вознаградить все расходы и издержки на солдат гарнизонных и на княжеских телохранителей, и что все прочие доходы служат только к умножению золота в богатых княжеских сокровищах. Думают, что нынешний [440] Государь, не только владеет сокровищами, собранными им самим и отцем его, но и многими прежними суммами, собранными его предками, ибо хотя несколько раз Татары, а в последния времена Поляки, в царствование Сигизмунда, были в Московии; однако ж никогда не было слышно, чтобы они завладели сими сокровищами, которые по общему мнению сохранились в Ярославле и на Бело-озере; каковые крепости не были даже и осаждаемы Поляками. Но если бы даже Князь владел теми только сокровищами, которые собраны в течение 24 лет, когда Московия наслаждалась миром, то уже оные были бы несравненны. Сколько отец сего Князя ни имел склонности к военным занятиям, однако ж после неудачного предприятия против Смоленска, где не только потерял все войско и вождей, которые были отведены в [441] Варшаву, но и лишился всей военной славы; он начал заботиться о сохранении собираемого им золота, так, что по смерти оставил своему сыну, нынешнему Государю, великие богатства и государственную тишину.

(Продолжение в след. книжке)

Текст воспроизведен по изданию: Известия о Московии, писанные Албертом Вимена да Ченеда, в 1657 году // Отечественные записки, Часть 38. № 107. 1829
© текст - ??. 1829
© сетевая версия - Thietmar. 2010
© OCR - Strori. 2010
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Отечественные записки. 1829 

 

(Окончание)

Вот все, что я был намерен сказать в сем кратком повествовании о Московии. Теперь прибавлю нечто о Дворе Князя и об особенных его склонностях, хотя в самом деле это нелегко можно исполнить: ибо люди говорят обыкновенно об нем с похвалою, не столько ожидая за то награды, сколько опасаясь наказания, коему подвергается тот, кто дерзнул бы оскорбить в своих разговорах честь Государя. По замечаниям своим, нахожу справедливым то, что писали Герберштейн, а после него Поссевин [80] о мнениях, какие имеют сии непросвещенные народы, кои привыкли с младенческих лет превозносить его похвалами как Божество, и утверждать, что он все знает, все может, и есть полный обладатель всех вещей. Однако ж есть довольно и таких людей, которые иначе судят. Хотя народ и не смеет всенародно входить в рассуждения о действиях Государя, но иные замечают оные, рассуждают об оных и охуждают, пользуясь случаем. К счастию сего Государя, Польша лишена была сил и оружия, и внутренние раздоры не дозволяли ей принять мер к своей защите. Это доставило такую славу имени его, которая затмевает славу всех прежних Князей, относительно к уму в предприятиях к храбрости, в исполнении и к счастию в успехе и потому его превозносят всеобщими похвалами, именуя Великим, счастливым, [81] Святым, пользующимся Божиим покровительством. И если станем рассматривать первые периоды того времени, когда он стал управлять сею Монархиею, то нельзя не сравнить его с лучшими Государями, царствовавшими в прежния времена в Московии; он заботился (сколько cиe можно в сей земле) о доставлении своим подданным всего того, что нужно для поддержания правосудия, и нравом столь же кроток, как и отец его.

Что касается до блеска Двора, можно сказать, что он имеет преимущество пред всеми подобными ему Дворами, как числом услужников, так и богатством, украшением одежд, многочисленностию пеших и конных стражей, охраняющих Княжескую особу и царский дворец. Главные вельможи суть Бояре, коих у нас можно бы назвать Сенаторами. Они наполняют переднюю комнату, [82] одеты в шелковые и золотые парчевые платья, которые подшиваются зимою драгоценными мехами. Некоторые из сих Бояр заседают в Совете, ибо хотя и многие носят cиe звание, но не все имеют сие преимущество. Они совещаются о делах, которые Князь пожелает им сообщить; но Князь не обязан сообщать им то, что желает оставить в тайне. Второе место занимают Боярские дети, (хотя слово Боярин не употребляется исключительно об одних Боярах, и народ всех дворян называет Боярами, баринами). Это по большей части военные чиновники, Полковники, Капитаны. Они гордо выступают в пышном платье, при коем носят сабли, висящия на поясах и цепочках серебряных, что делает их весьма надменными. Как первые, так и вторые приезжают во Дворец верхом на лошади в хорошем наряде, [83] иногда и в богатом, когда им нужно по какому нибудь случаю выказать свою пышность: за ними следуют придворные чиновники: Дьяки, Постельничьи (Provisori, Dispensieri, guardarobbe, Mastri di cucina, Mastri di tinello), Ясельничьи и прочие сего класса, на коих возложены подобные должности. Однако ж при многочисленности Двора и страшной пышности в нарядах, не видно того порядка, который наблюдается в других местах; может быть, и от того сие происходит, что как Московитяне избегают иностранных обыкновений, то не нашлося никого из них, желающего вводить новости. Сами же они довольны пышною наружностию Двора, многочисленностию придворных и блистательными нарядами. Но трудно поверить, до какой степени Московитяне хорошо знают экономическую часть, приход и расход сумм; как они исправны в [84] приобретении, рассудительны в распределении и рачительны в письмоводстве, когда записывают приходы и издержки, наблюдая меру и вес и разделяя по числу особ съестные припасы и напитки, быв уведомляемы с точностию ежедневно, кто выбыл, кто прибыл и кто увеличил число людей. Придают также Двору много блеску два варварские (иноземные) Князи, коих Московитяне называют Царевичами, то есть Царскими сыновьями: один из них называется Грузинский, юноша имеющий около 26 лет от роду, состоящий под покровительством Beликого Князя; другой, Касимовский, крещенный за год, пред сим Татарин, коему от роду около 25 лет. Первому из них обещана в супружество дочь Великого Князя, имеющая около 8 лет; второму же – одна из его сестер, которую хотели было дать в замужество за [85] Графа Вольдемара, сына покойного Датского Короля, Христиана IV. Ибо нет ничего труднее для Московитян, как найти жениха для особ женского пола Царского рода, потому что приличие препятствует выдавать их за вельмож Государства, и приверженность к вере запрещает им выходить за иностранных Государей, исповедующих другую веру. И Граф Вольдемар не встречал другого препятствия к заключению брака, кроме того, что он не был Греческого исповедания. А притом и Шведы не мало в том участвовали, глядя с неудовольствием на соединение узами свойства двух государств, вечно враждующих Швеции за прежния неудовольствия, за настоящия обиды и за присвоение отнятой у них земли. Они могли ожидать, что оба сии Государя соединят со временем свои силы против Швеции. Некоторые думают, что [86] предположение такового брака сделано было по совету Польского Короля Владислава IV, который надеялся, по прошествии срока для перемирия, возобновить вместе с сими Государями войну против Швеции, дабы возвратить себе Шведскую землю с званием наследственного ея Государя; в чем в последствии времени еще более можно было увериться: ибо когда Граф Вольдемар был арестован за обидные слова, сказанные в гневе против патриарха, то Владислав рассердился до такой степени, что приказал своим Посланникам объявить Московии войну, если не будет тот же час дозволено Графу возвратиться в свое отечество.

Что касается до должностей, то кажется, что всех более уважается должность Главного Казначея, которая в особенности бывает поручаема людям, находящимся в большой милости у Князя. Но Канцлерство [87] (Присутственное место Канцлера) имеет более посетителей, кои, не имея свободного доступа к Государю, прибегают к покровительству сего Министра, который ежедневно докладывает ему. Ныне занимает cию должность человек низкого происхождения, который, приобрев некоторое состояние посредством торговли, вступил после счастливо в придворную службу. Сначала он был принят в число писцев, после сделан помощником Дьяка, потом возвышен в достоинство Посланника, или, как у нас можно назвать, Государственного Секретаря; наконец доброе мнение Князя о его способностях поставило его на высокой степени Великого Канцлера. Здесь нет Советников, ни отряжаемых для частных дел, ни Парламентов, ни военных, ни Государственных советников, и все распоряжения делаются по Высочайшему повелению Государя, [88] который желает сам управлять всеми делами. И в самом деле, нельзя сказать, чтобы Государь сей не имел дарований, делающих его способным к управлению сею Монархиею, тем более, что он удаляется от всего того, что не относится к управлению, пользе государства и распространению веры.

Государь сей не производит своего рода от многочисленных предков, ибо он считается вторым на престоле, а отец его, первый из сей фамилии, по единодушному избранию Бояр и народа, вознесен на Царское достоинство по смерти Великого Князя Московии, который вместе с Великою Княгинею был отведен в плен Сигизмундом III-м, Королем Польским. С самого начала управления его Монархиею можно заключить о его склонности – распространять, подобно отцу, торговлю и увеличивать количество золота, и [89] о презрении всех забав молодости, исключая псовой и соколиной охоты, которою однако ж он занимается только для здоровья и отдыха после важных дел. А как отец его, довольно благочестивый, воспитал его очень рачительно в вере, то отсюда происходит, что он усердно упражняется в молитвах и с большою точностию соблюдает посты, которые у Греков очень часты и продолжительны. Нельзя заметить того, чтобы он очень предавался сну или излишнему употреблению пищи и напитков, и сказывают, что ночью спит он не более четырех или пяти часов, призывая иногда к себе Патриарха. Касательно его нрава, как уже мы заметили, он, подобно отцу, кроток и благочестив. Однако ж некоторые случаи обнаружили в нем свойства суровые. За некоторые и маловажные преступления [90] определены строжайшия наказания, как то случилось с сыном Вольфанга Якоби, переводчика Шведского языка, которого по неосновательными подозрениям приказал он четвертовать. Другим примером служит один Немецкий Капитан, которого за то, что он осмелился просить позволения побывать в отечестве, с обещанием возвратиться в службу, приказал он сослать в Сибирь (?). Присем я заметил, что не худо думают те, которые полагают, что боязнь есть лучшая стража спокойствия государств и привязанности подданных, потому что сия привязанность, быв утверждена на непостоянном основании народных склонностей, легко изменяется при перемене обстоятельств: настоящее неудовольствие более колеблет легкомысленный народ, нежели сколько память многочисленных благодеяний может удержать его в чувствах преданности. Но опасение телесного наказания [91] всегда представляется глазам недовольных, и угрозы удерживают подданных в должном повиновении: по сей причине они не смеют сделать возмущения, опасаясь, дабы им не ответствовать одним за преступление. Сей пример, кажется, можно видеть на иностранцах, служащих в Московии, которые хотя и видят себя принужденными к сей службе, но за всем тем, удерживаемые страхом, не смеют просить об отставке, или говорить и делать что либо, чем могли бы показаться подозрительными. Иностранные Капитаны получают свое жалованье деньгами, из коих некоторые не стоят четвертой, другие же и двадцатой части того, чтобы им следовало. Сверх того говорят, что сей Государь не терпит советов противных его мнению; в доказательство чему расказывали мне об одном Полковнике, [92] который в одном порученном ему деле желал изъяснить встреченные им затруднения при исполнении оного; Государь велел его немедленно наказать, сказав: «твой долг повиноваться моим словам, а не давать мне наставления». Но молва с основательностию гласит, что Патриарх участвует во многих распоряжениях и многое внушает Государю, который с ним советуется в том, что касается до веры и в многих других делах. Иоанн Васильевич [Jmoroff] его родственник и Главный Казначей, имеющий около 80 лет, и Илья Данилович, его тесть, также престарелый, всех чаще беседуют с Государем, который не имеет ни одного любимца, невзирая на 28-ми летний возраст свой и не предается никаким чувственным наслаждениям. Не слышно даже, чтобы он когда-либо предавался оным; напротив [93] того, он убегал даже и самых позволительных забав. Здесь нельзя преклонить Министра в пользу какого-либо из иностранных государств: ибо им запрещено иметь знакомство с Посланниками иностранных Государей, и сии последние обязаны жить в отведенной им квартире, потому что здесь визиты не в обыкновении, ниже какие-либо другие учтивости и приветствия.

Пышность, с которою сей Государь поддерживает свое величие, довольно обнаруживается употреблением титулов и ревностию, с какою желает он прославить свое имя, распространяя пределы своего государства, и объявляя войну и желая повых приобретений.

Кроме сего, мне не удалось ничего более заметить достойного внимания касательно Двора, и не остается ничего более сказать об оном; скажу только о жене и сыне Великого Князя. Из четырех его сестер одна [94] постриглась в монахини, а другие три уже невесты, живут уединенно в своих комнатах, не имея никакой власти. Царице не делается никаких представлений, и только, кажется, что она иногда может исходатайствовать какую-либо милость у своего супруга, что, как я слыхал, случается очень редко. О сыне же не знаю, что сказать: ему едва начался только пятый год от роду. Со всем тем, однако ж, в отсутствии отца ему поручается правлениe государством, и его именем производятся в Московии все дела. В сем случае действуют за него Патриарх и Великий Канцлер, люди, которые находятся в большой милости у Князя и в великом уважении и почтении у всякого звания людей.

Текст воспроизведен по изданию: Известия о Московии, писанные Албертом Вимена да Ченеда, в 1657 году // Отечественные записки, Часть 38. № 108. 1829
© текст - ??. 1829
© сетевая версия - Thietmar. 2010
© OCR - Strori. 2010
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Отечественные записки. 1829