Зинаида Гиппиус. Дневники, воспоминания Черные тетради (1917—1919)

Оригинал взят у russkoeleto в Зинаида Гиппиус. Дневники, воспоминания Черные тетради (1917—1919)

Советую прочитать дневники, отмечать карандашом важные  моменты:

http://gippius.com/doc/memory/

Дневники 1917 -1919 года. "Синяя книга" и  "Черные тетради"

 http://gippius.com/doc/memory/chjornye-tetradi.html

Гиппиус, поначалу,  была большой  любительницей революции и  была свидетелем многих событий. Близко крутилась рядом с Керенским.  Она  упоминает о малоизвестных деталях, о которых ранее  в других мемуарах освещали чуть-чуть,  либо вообще замалчивали.

 Из описанных ей событий, буквально следует:  Москва и Санкт-Петербург были захвачены наймитами немцев - большевиками, а Керенский продуманно сдал власть своему дружку Бланку и спокойно уехал в США с разрешения своих западных хозяев.

7 ноября 1917 года , вторник (поздно)

" Да, черная, черная тяжесть. Обезумевшие диктаторы Троцкий и Ленин сказали, что если они даже двое останутся, то и вдвоем, опираясь на «массы», отлично справятся. Готовят декреты о реквизиции всех типографий, всей бумаги и вообще всего у «буржуев», вплоть до хлеба.

Госуд<арственный> Банк, вероятно, уже взломали: днем прошла туда красная их гвардия, с музыкой и стрельбой.

Приход всяких войск с фронта или даже с юга — легенды. Они естественно родятся в душе завоеванного варварами населения. Но это именно легенды. Фронт — без единого вождя, и сам полуразвалившийся. Казакам — только до себя. Сидят на Дону и о России мало помышляют. Пока не большевики, но... какие же «большевики» и эти, с фронта дерущие, пензенские и тамбовские мужики? Просто зараженные. И зараза на кого угодно может перекинуться. И казаки пальцем не пошевелят для вас, бедные россияне, взятые, по команде немцев, в полон собственной чернью.

Знаменитая статья Горького оказалась просто жалким лепетом. Весь Горький жалок, но и жалеть его — преступление.

Манухин — человек удивительный. Всякий день ездит в крепость. Весь надрывается, чтобы помочь заключенным. День и ночь то с «женами», то у нас, то еще где-нибудь. Сегодня с этой еврейкой Галиной, женой Суханова-Гиммера, полтора часа возился.

— Понимаете, я ей втолковывал всячески. Она сначала Бог знает что плела, а потом будто одумалась. Ведь я как ее ругал!

— А она кто же?

— Да большевичка! Сначала за русским была замужем, потом к Суханову перешла, стала интернационалисткой, а потом демонскими глазами Троцкого пленилась, влюбилась и партийной большевичкой заделалась. Хорошо, что роль ее там невидная. Теперь уж, говорит, не влюблена. Однако поеду, говорит, завтра к Троцкому, скажу о министрах. Обещала. Флюс у нее, да я потребовал, пусть с флюсом едет... Небось, все его гвоздикой украшала — ездила...

Что это, уж не тот ли свет? Большевичка с флюсом и с цветами к Бронштейну, который ломает Гос<ударственный> Банк, комендант Петропавл<овской> крепости, сообщающий Манухину, с неизвестными целями, что «из Трубецкого бастиона есть потайной ход, только забит», расстрелянная тяжелыми орудиями русских, под командой опытных «военнопленных», Москва, уголовный парень в политической камере (весьма приятно там себя чувствует), сотни юнкеров убитых (50 евреев одних), фронтовые войска, пожирающие колбасы красногвардейцев... Эти «массы», гудящее, голодное зверье... Что это? Что это?"