Темы

Австролоиды Альпийский тип Америнды Англия Антропологическая реконструкция Антропоэстетика Арабы Арменоиды Армия Руси Археология Аудио Аутосомы Африканцы Бактерии Балканы Венгрия Вера Видео Вирусы Вьетнам Гаплогруппы генетика Генетика человека Генетические классификации Геногеография Германцы Гормоны Графики Греция Группы крови Деградация Демография в России Дерматоглифика Динарская раса ДНК Дравиды Древние цивилизации Европа Европейская антропология Европейский генофонд ЖЗЛ Живопись Животные Звёзды кино Здоровье Знаменитости Зодчество Иберия Индия Индоарийцы интеллект Интеръер Иран Ирландия Испания Исскуство История Италия Кавказ Канада Карты Кельты Китай Корея Криминал Культура Руси Латинская Америка Летописание Лингвистика Миграция Мимикрия Мифология Модели Монголоидная раса Монголы Мт-ДНК Музыка для души Мутация Народные обычаи и традиции Народонаселение Народы России научные открытия Наши Города неандерталeц Негроидная раса Немцы Нордиды Одежда на Руси Ориентальная раса Основы Антропологии Основы ДНК-генеалогии и популяционной генетики Остбалты Переднеазиатская раса Пигментация Политика Польша Понтиды Прибалтика Природа Происхождение человека Психология Разное РАСОЛОГИЯ РНК Русская Антропология Русская антропоэстетика Русская генетика Русские поэты и писатели Русский генофонд Русь Семиты Скандинавы Скифы и Сарматы Славяне Славянская генетика Среднеазиаты Средниземноморская раса Схемы США Тохары Тураниды Туризм Тюрки Тюрская антропогенетика Укрология Уралоидный тип Филиппины Фильм Финляндия Фото Франция Храмы Хромосомы Художники России Цыгане Чехия Чухонцы Шотландия Эстетика Этнография Этнопсихология Юмор Япония C Cеквенирование E E1b1b G I I1 I2 J J1 J2 N N1c Q R1a R1b Y-ДНК

Поиск по этому блогу

пятница, 25 ноября 2016 г.

ЮСТЕН, ПАВЕЛ Посольство в Московию

ПАВЕЛ ЮСТЕН

ПОСОЛЬСТВО В МОСКОВИЮ 1569-1572

MATKA MOSKOVAAN 1569-1572

Павел Юстен: протестантский епископ и королевский дипломат
На протяжении XVI века шведские короли из династии Васа нередко использовали епископов для ответственных дипломатических поручений. Высшие иерархи протестантской церкви обладали важными качествами, необходимыми для дипломатической службы: они были хорошо образованны, знали иностранные и древние языки, умели составлять документы, и наконец, благодаря своему духовному сану они имели высокий моральный авторитет. Автор публикуемых записок Павел Юстен (Паавали Юустен) стал епископом новой Выборгской епархии в 1554 г., а позже, в 1563 г., он занял епископскую кафедру города Турку, тогдашней столицы Финляндии.

Хотя сохранившиеся биографические данные о Юстене весьма скупы, они все-таки позволяют составить общее представление о карьере и мировоззрении этого человека. 1 Юстен родился между 1516 и 1520 гг. в Выборге. Там же он начал свое образование, поступив в местную [9] школу. Главным предметом в выборгской школе была латынь, однако классические авторы изучались в очень небольшом объеме, а само обучение основывалось преимущественно на диктантах и зубрежке. Только благодаря появлению в школе на короткое время датского священника, некоего Клеменса, юноша смог познакомиться с произведениями таких латинских авторов, как Теренций и Виргилий, и тем самым впервые соприкоснулся с классической латынью.
После смерти родителей Юстен перебрался в Турку, где продолжил обучение в школе при кафедральном соборе под руководством Томаса Кеийои, выпускника протестантского университета в Виттенберге, В то время многих успевающих учеников, к числу которых принадлежал и Юстен, часто забирали на службу в качестве чиновников и писарей, порой даже не дав закончить учебу. Чтобы избежать этой незавидной участи, Юстен заручился покровительством местного епископа и принял духовный сан (1540 г.). На некоторое время его послали обратно в Выборг руководить тамошней школой, а в 1543 г. Юстен отправился для продолжения своего образования в Виттенбергский университет. Через этот лютеранский университет прошло несколько студентов из Финляндии, ставших впоследствии видными религиозными и культурными деятелями.
В то время Виттенбергский университет находился под влиянием ведущих деятелей немецкой Реформации — Лютера и Меланхтона, причем последний из них стал первым профессором греческого языка в этом университете. Благодаря Меланхтону преподавание в университете было преобразовано в соответствии с принципами гуманизма и включало грамматику, риторику, поэзию, историю и древнегреческую литературу. По представлениям Меланхтона, без изучения всех этих дисциплин невозможно было глубоко понять и проповедовать Священное писание. Кроме того, Меланхтон особо подчеркивал важность изучения различных наук, необходимых для познания природы.
Юстен не оставил нам никаких подробностей о своем [11] обучении в Витгенберге, но все-таки упомянул некоторых университетских преподавателей, читавших лекции по латинской литературе, экзегетике, немецкой, всеобщей и церковной истории. Кроме того, сохранился документ об обучении Юстена, составленный собственноручно Меланхтоном, однако достоверность этого источника вызывает у исследователей определенные сомнения. Согласно Меланхтону, студент из Финляндии изучал греческий и иврит, экзегетику Нового и Ветхого Заветов, «историю истинной веры», философию, диалектику, этику, физику, астрологию. Таким образом, получается, что Юстен слушал курсы по всем предметам, преподаваемым тогда в университете, за исключением латинской и древнегреческой классической литературы. В свидетельстве Меланхтона также имеются и некоторые фактические ошибки. 2 По окончании университета Юстен не получил степени магистра. Впрочем, в то время далеко не все студенты становились магистрами.
Несмотря на особое внимание к преподаванию классической литературы в Витгенберге, в произведениях Юстена мы встречаем очень мало ссылок на классических авторов. Он только изредка упоминает Теренция и Виргилия, чьи работы были знакомы ему еще по Выборгской школе, а также Солона и Овидия. В этом смысле стиль Юстена заметно отличается от работ известного деятеля Реформации и создателя финского литературного языка Микаэля Агриколы, который обильно цитировал Цицерона, Плиния Старшего, Виргилия и других древних авторов. Лишь в редких случаях Юстен обращался в своих произведениях к сюжетам античной мифологии и литературным аллюзиям. Один из таких немногих эпизодов встречается в публикуемом отчете Юстена о путешествии в Россию, где упоминается некий слепец с мечом, угрожавший членам посольства во время переговоров в Новгороде в январе 1570 г. Исследователи видят здесь [13] аллюзию с мифическим циклопом Полифемом, который угрожал Одиссею и его спутникам. 3
За годы учебы в Виттенберге Юстен несомненно расширил свои познания в латыни. Тем не менее Ииро Каянто, специально изучавший латинский язык Юстена, отмечает, что епископ, как и другие деятели финской Реформации, все-таки знал латынь не на том уровне, как этого требовал Меланхтон. Для Юстена главным источником познания всегда оставалась Библия, а не произведения классических авторов, поэтому его знание латыни не отвечало высоким стандартам гуманистического образования, сформулированным Меланхтоном. 4
Благодаря образованию, полученному в Виттенбергском университете, по возвращении в Финляндию Юстен сделал впечатляющую карьеру, достигнув вершин тогдашней церковной иерархии. Вернувшись из Виттенберга в 1547 г., он, как уже отмечалось, сначала стал епископом в Выборге (1554 г.), а позже — в Турку (1563 г.). По своему положению Юстен теперь должен был проводить королевскую политику в восточной провинции. В 1569-1572 гг. Юстен был с посольством в России, в результате чего на свет появился публикуемый здесь отчет о путешествии. После возвращения из Московии Юстену было пожаловано дворянское звание (вероятно, в 1572 г.). Он умер в 1576 г. и похоронен в кафедральном соборе Турку, его могила до настоящего времени не сохранилась. [15]
Время епископства Юстена совпало с периодом церковных реформ, начатых шведским королем Юханом III. После того, как отец Юхана, Густав Васа (правил с 1523 по 1560 г.), решительно реформировал шведскую церковь в духе лютеранских идей, в культурной и духовной жизни Швеции и Финляндии стали происходить важные изменения. В русле идей Лютера о распространении богослужения на национальном языке в Финляндии в ходе Реформации стали появляться переводы фрагментов Священного писания и служебных книг на финском языке, чем была заложена основа для формирования финской литературы. Как уже отмечалось, основоположником подобной переводческой деятельности был выпускник Виттенбергского университета и предшественник Юстена по епископской кафедре в Турку Микаэль Агрикола. Продолжая начатую им работу, Юстен подготовил новое издание службы Агриколы на финском языке.
С другой стороны, при Юстене королевская власть во многом переменила свое отношение к реформированию церкви. В отличие от своего отца Юхан III отнюдь не был решительным противником католицизма. По всей видимости, идеалом Юхана было раннее христианство, еще не разделенное на разные конфессии, а в целом его теологические представления имели эстетствующий и несколько поверхностный характер. Следует также учитывать, что на религиозные взгляды Юхана III серьезно влияла его супруга Екатерина Ягеллонка, ревностная сторонница католической церкви.
Лояльное отношение Юхана III к католицизму проявилось в его нововведениях в сфере церковной жизни. В их числе публикация нового служебника (так называемая «Красная книга», 1577 г.), согласно которому в практику богослужения возвращались некоторые элементы католической мессы. В католическом духе преобразовывалась и церковная администрация. В частности, по распоряжению короля при кафедральном соборе [17] Турку была восстановлена старая система епархиального управления. 5
Попытки частичной реставрации католицизма при Юхане III не встретили заметного сопротивления среди духовенства и населения Финляндии. Даже главный деятель Реформации в Финляндии Микаэль Агрикола в свое время проводил епископские мессы в традиционном духе. Ко времени реформ Юхана идеи протестантизма еще не успели пустить глубокие корни среди широких слоев населения. Умеренная реакция на инициированные королем нововведения также объясняется определенными особенностями политической ситуации в Финляндии. Епископ Юстен опасался втягивать финскую церковь в конфессиональные споры во время военных действий между Швецией и Россией. Он полагал, что в условиях постоянных военных действий церковь в Финляндии должна была выполнять роль своеобразной сторожевой вышки, удерживая паству от раздоров и смуты. Среди главных врагов финляндской церкви Юстен называл русских, датчан и поляков. Трактуя политические события в духе христианской теологии, епископ писал, что эти враги стремились уничтожить само имя Швеции, и уподоблял шведское государство народу, избранному Богом. 6
В исторической литературе существуют разные мнения о характере отношений между Юстеном и королем Юханом III. Историк финляндской церкви Кауко Пиринен отмечает, что Юстен получил епископскую кафедру еще в то время, когда на шведском престоле сидел Эрик XIV, [19] политическии соперник Юхана, а сам Юхан находился в заключении. Хотя после восшествия Юхана на престол Юстен принес присягу на верность новому королю, тот все-таки с подозрением относился к епископу и назначил настоятелем собора Турку своего верного сторонника, приставленного надзирать за Юстеном. Другой историк, Юкка Паарма, напротив, считает, что король Юхан III с самого начала благосклонно относился к Юстену, что выразилось в назначении епископа главой ответственной миссии в Россию.7 Аргумент о назначении Юстена главой посольства, на наш взгляд, не свидетельствует об особой близости короля и епископа. Первоначально король предполагал поставить во главе посольства других лиц, и только в самый последний момент миссию приказали возглавить Юстену. Поскольку у Юстена не было никакого опыта дипломатической работы, ему приходилось во многом полагаться на других членов посольства, посещавших ранее Россию.
Вообще Юстен чувствовал себя намного увереннее за литературной работой, чем за столом дипломатических переговоров. Литературный труд Юстен считал важнейшей частью своей пастырской деятельности. Даже в России, в тяжелых условиях заточения, он не оставлял работу над своими произведениями. Более того, литературная деятельность Юстена фактически началась как раз во время его пребывания в Московии. Именно во время посольства Юстен написал на латинском языке «Толкование на учение о воскресеньях и важных праздниках» («Explicatio evangeliorum dominicalium et praecipuorum festorum»). До нашего времени сохранилось только предисловие к этому произведению, посвященное истории Реформации в Финляндии. Кроме того, находясь в России, епископ подготовил и перевел на финский язык «Катехизис» (опубликован в 1574 г.), а также составил отчет о своем путешествии. После возвращения Домой Юстен написал церковный устав (1573), «Хронику [21] финляндских епископов» и службу на финском языке. 8 Таким образом, из шести известных произведении епископа половина была написана во время его пребывания в России, а остальные работы появились после возвращения посольства. По всей видимости, подвергаясь унижениям и опасностям в чужой стране, Юстен обратился к литературному творчеству как к богоугодному делу, с помощью которого он надеялся пережить все испытания, выпавшие на его долю. В практическом смысле литературному творчеству способствовал избыток свободного времени, который появился у Юстена во время заключения.
Одна из ведущих тем литературного наследия Юстена — история церкви в Финляндии и взаимоотношения католичества и протестантизма. Во времена Реформации церковная история постоянно использовалась в пропагандистских целях. С помощью исторических штудий протестантские идеологи стремились показать моральный упадок, запустение католической церкви, изображая протестантскую церковь как возврат к истинной «примитивной» церкви, свободной от пороков католицизма. 9 Отчасти такой подход разделял и Юстен, но в целом антикатолическая пропаганда встречается в его произведениях гораздо реже, чем у других протестантских авторов. Умеренные идеологические взгляды Юстена объясняются несколькими причинами. В политическом плане епископ должен был учитывать либеральные религиозные взгляды короля Юхана III и его симпатии к католичеству. Осторожный подход Юстена к церковной истории также объясняется образованием, полученным в Виттенберге, и, в частности, влиянием его учителя Меланхтона. Считая, что на протяжении своей истории церковь утратила чистоту раннего христианства, Меланхтон в то же время подчеркивал, что среди духовенства всегда оставались избранные Богом [23] священники, верные апостольским заветам. Основываясь на подобных идеях Меланхтона, Юстен нередко подчеркивал в своих произведениях не конфликт между католической и протестантской церквами, а, напротив, преемственность в истории финляндской церкви, особенно в истории епархии Турку. 10
Вообще отношения католицизма и протестантизма в истории церкви освещаются в различных произведениях Юстена с разных точек зрения. Так, в предисловии к написанному в России «Толкованию на учение о воскресеньях и важных праздниках» Юстен, в полном соответствии с протестантской традицией, красочно описывает жалкое состояние церкви до начала реформ, невежество католических священников, их мздоимство и пренебрежение пастырскими обязанностями. Согласно Юстену, лишь немногие представители духовного сословия сохранили чистую веру в неприкосновенности до тех пор, пока Густав Васа не утвердил истинное учение Христа по всему королевству.
С другой стороны, в написанном тогда же отчете о путешествии епископ демонстрирует индифферентное отношение к католицизму и межконфессиональным различиям. Лишь в отдельных местах своего рассказа Юстен высказывает взгляды, характерные для протестантского восприятия России. В частности, он отмечает значительное количество монахов, встречавшихся в окрестностях Новгорода. Тема монашества часто встречается у протестантских авторов, которые никогда не упускали случая подчеркнуть, что в России монахов даже больше, чем в государствах, подвластных папе. 11 Также характерно, что для датировки событий Юстен использовал в своем отчете церковный календарь, основанный на религиозных праздниках, но при этом игнорировал те праздники, которые не были приняты лютеранской церковью 12. [25]
Следует, однако, заметить, что все вышеуказанные моменты, связанные с протестантскими взглядами автора, не играют в его повествовании заметной роли. Компромисс между лютеранством и католичеством, которого Юстен старался придерживаться в своей пастырской деятельности, особенно заметен в заключительной части отчета. Заканчивая рассказ о своем посольстве, автор обратился с призывом к королю Швеции объединиться с королем Польши во имя своей славы, защиты своих королевств (поразумевается защита от Московии) и во имя Господа Иисуса Христа. Трудно представить подобный призыв к единению протестантского и католического монархов у авторов из каких-нибудь других лютеранских стран. Как правило, в своих отчетах о путешествиях в Московию протестанты всячески подчеркивали сходство между православной и католической церквами, притом последняя всегда представлялась как главный враг любого протестантского правителя. 13 Как видим, у Юстена конфессиональные различия между протестантством и католичеством отошли на второй план перед политическими соображениями. Столь неожиданный либерализм протестантского епископа объясняется особыми отношениями между королевскими домами Швеции и Польши, возникшими в результате брака Юхана и Екатерины, а также прокатолическими симпатиями Юхана. При создании отчета Юстен не мог не учитывать всех этих аспектов. Поэтому в своем призыве к объединению протестантской Швеции и католической Польши он выступает скорее как дипломат и весьма ловкий придворный, нежели как защитник «истинной христианской веры».
В главном произведении Юстена, «Хронике финляндских епископов» («Catalogus et ordinaria successio episcoporum Finlandensium»), тема антикатолической пропаганды также не получила заметного развития. Эта работа, основанная на средневековой хронике, содержит [27] жизнеописания 27 финляндских епископов, начиная от св. Генрика, крестившего Финляндию, и заканчивая самим Юстеном. При работе над биографиями древних епископов Юстен, по всей видимости, ограничился лишь стилистической обработкой и некоторым дополнением своих источников. В то же время заключительная часть произведения, посвященная епископам XVI века, написана полностью Юстеном.
В своих литературных произведениях Юстен выступает верным сторонником королевской власти, однако самым ярким подтверждением его лояльного отношения к Юхану III стала дипломатическая миссия Юстена в Россию.
* * *
Первоначально шведское посольство к царю должны были возглавлять Б. Эрикссон и Г. Свенссон, однако из-за болезни первого и преклонного возраста второго никто из них так и не отправился в Россию. Вместо них руководство посольством в последний момент было возложено на Юстена, и теперь ему предстояло выполнить чрезвычайно тяжелую миссию, с которой было бы нелегко справиться даже опытному дипломату. Кроме того, перемены в руководстве посольства не были отражены в верительных грамотах, врученных русской стороне, что вызвало дополнительное раздражение московских дипломатов.
Политическая ситуация вокруг посольства Юстена была исключительно сложной. В качестве дипломата Юстен оказался втянутым в глубокий политический и династический конфликт между Россией и Швецией, истоки которого восходят к условиям русско-шведского договора, заключенного в 1567 г. между царем Иваном IV и представителями короля Эрика XIV. 14 В условиях войны между [29] Россией и Польшей Иван IV искал разные пути воздействия на своего главного противника, польского короля Сигизмунда II Ягеллона. Шведский король Эрик XIV, в свою очередь, стремился укрепить свои позиции в конфликте между Швецией и Данией. При таких обстоятельствах в 1567 г. Россия и Швеция заключили союзный договор, что само по себе было вполне естественно, если бы не один из пунктов этого соглашения. Речь идет об известном «деле Екатерины Ягеллонок», сестре польского короля Сигизмунда II. Еще в 1560 г. во время переговоров между Россией и Польшей царь Иван IV высказал идею о своей женитьбе на Екатерине, и эти брачные планы сначала были поддержаны Сигизмундом. Однако в конце концов дипломатические переговоры зашли в тупик, и вместе с ними прекратились разговоры о браке русского царя и польской королевны. Вместо того, чтобы отправиться в Московию, Екатерина вышла замуж за брата Эрика, Юхана, герцога Финляндского. Эрик считал Юхана своим политическим соперником и приказал бросить его в тюрьму. Екатерина же превратилась в разменную фигуру в политической игре Стокгольма и Москвы. Согласно договору 1567 г., союз между двумя странами мог быть заключен только в том случае, если Эрик передаст Екатерину русскому царю. С ее помощью Иван IV надеялся склонить польского короля Сигизмунда к миру, хотя не совсем ясно, как эти планы должны были реализоваться на практике. Кроме того, через брак с сестрой польского короля царь в перспективе мог претендовать на занятие польского престола. 15 [31]
С учетом всех вышеуказанных обстоятельств русская сторона проявила в «деле Екатерины» исключительную настойчивость. В 1567 г. в Стокгольм отправилось посольство боярина И.М.Воронцова с целью привезти Екатерину в Москву. Прибытие русского посольства в столицу Швеции поставило короля Эрика перед неразрешимой дилеммой. Отказ от передачи Екатерины означал бы полный разрыв с Московией, в то время как выполнение всех условий циничной сделки вызвало бы волну возмущения по всему королевству. Эрик так и не смог найти выхода из тупикового положения. Его дальнейшие поступки, необъяснимые с точки зрения нормальной логики, свидетельствуют о том, что его разум на время помутился.
Однажды в мае 1567 г. король посетил нескольких дворян, заключенных в замке Упсала по обвинению в государственной измене, и стал просить их о прощении за ложные обвинения. Затем Эрик удалился, но потом неожиданно вернулся и собственноручно убил одного из знатных дворян, приказав своим телохранителям расправиться с остальными заключенными. Долгое время король в одиночестве скитался по лесам, и когда один из придворных обнаружил Эрика, король убил и его. В течение последующих шести месяцев рассудок Эрика был настолько помрачен, что он не мог управлять королевством. В такой ситуации влиятельные политические деятели все чаще приходили к мысли о том, что Эрика должен сменить на престоле его брат Юхан, находившийся в заключении. Сам Эрик из-за повредившегося разума в какой-то момент даже стал считать, что это он, а не Юхан находится в тюрьме. В конце концов по приказу Эрика Юхан был освобожден — шаг, оказавшийся в конечном счете для Эрика роковым. Хотя в начале 1568 г. его состояние настолько улучшилось, что он снова вернулся к активному управлению государством, аристократы больше не хотели мириться с непредсказуемым поведением короля. В июле всю страну охватило восстание, которое завершилось в сентябре триумфальным вхождением Юхана в Стокгольм и последующим арестом Эрика. Спустя шесть месяцев Юхан был официально коронован как король Швеции Юхан III. [33]
Во время беспорядков в Стокгольме русское посольство подверглось нападению толпы, которая ворвалась в резиденцию послов, издевалась над ними и разграбила их имущество. Сейчас трудно сказать, кто организовал выступление против русского посольства в Стокгольме. Без сомнения, Юхан имел все основания быть недовольным миссией Воронцова, прибывшей затем, чтобы увезти его законную жену. В то же время Юхан отчетливо сознавал, что расклад сил на международной арене вынуждал Швецию искать сближения с Россией. По всей видимости, он мог поступиться личными антипатиями в пользу государственных интересов. В специальной статье о взаимоотношениях между Юханом III и Иваном IV Яакко Лехтовирта отмечает, что Юхан, скорее всего, не был причастен к нападению на послов, хотя позже он предполагал использовать их в качестве заложников при переговорах с московским царем. По приказу короля Воронцова с товарищами около полугода продержали в заключении в Турку. 16
О намерении Юхана III сохранить мирные отношения с Россией свидетельствует и поспешное отправление в Россию посольства, возглавляемого Юстеном. Уже через два дня после коронации Юхана епископ получил задание отправиться в Россию для обсуждения условий мирного договора с царем Иваном IV. В грамоте, переданной с епископом, Юхан III предлагал Ивану IV заключить мир на таких же условиях, как при Густаве Васа и Эрике XIV, прекратить военные действия в Ливонии и Финляндии и разрешить свободную торговлю шведским и русским купцам. О деле Екатерины король упоминал очень коротко, деликатно назвав весь план «нехристианскими мыслями». 17 Юстен и его спутники пересекли русскую границу 7 сентября 1569 г. По прибытии в [35] Новгород 14 сентября они были встречены русскими представителями. При обмене традиционными приветствиями шведы заявили, что они находятся в добром здравии и получали достаточное количество провизии при передвижении по русской территории. Таким образом, в течение первой недели пребывания в России Юстен не испытывал никаких трудностей, хотя позднее в своем отчете он будет утверждать, что с самого начала его путешествие было исполнено тяжелых испытаний и зловещих примет. 18
Первые признаки грядущих несчастий проявились только 15 сентября, когда в ответ на приглашение начать переговоры с новгородским наместником князем П. Д. Пронским шведские послы заявили, что они уполномочены говорить только с самим царем. Истоки данного конфликта кроются в споре о дипломатическом ритуале, существенно осложнявшем русско-шведские отношения того времени. Шведские представители настаивали на прямых переговорах с царем, в то время как русская сторона считала, что по своему статусу шведский король недостоин обращаться непосредственно к московскому царю и должен вести переговоры только с новгородским наместником (подробнее см. статью Г. М. Коваленко в данном издании). В ответ на слова послов Пронский заявил, что он ни при каких обстоятельствах не пропустит их дальше в глубь русской территории.
Представители шведского короля явно не осознавали всей серьезности сложившейся ситуации. С изрядной долей самонадеянности Юстен сообщает в отчете, что русские, [37] по всей видимости, просто проверяли, насколько упорно шведские послы готовы были отстаивать свою позицию. В связи с этим возникает вопрос, в какой мере Юстен и его коллеги были информированы о происходящих вокруг них событиях. Обычно русские власти старались всячески ограничить контакты иностранных послов как с их соотечественниками в России, так и с представителями местного населения. Послам категорически запрещали покидать территорию резиденции, все продукты и другие необходимые припасы им доставляли специально приставленные русские охранники. Еще до прибытия Юстена в Новгород местные власти получили распоряжение из Москвы строго следить за тем, чтобы шведские послы не могли свободно перемещаться по улицам и чтобы с ними никто не общался без официального разрешения. 19
В то же время отчет Юстена показывает, что несмотря на все меры, принимаемые русской стороной, члены посольства знали о главных событиях, происходивших в России. Так, в отчете зафиксированы сведения о смерти царицы Марии Темрюковны и информация о прибытии в Россию ливонского посольства. Хуже обстояло дело со сведениями о международном положении; в частности, Юстен не знал, закончилась ли война между Швецией и Данией. Таким образом, характер сведений, сообщаемых Юстеном, показывает, что он имел информаторов среди лиц, находившихся в Новгороде, и ему были известны те события, о которых знали в городе. Весьма вероятно, что подобные информаторы действовали с ведома местных властей.
Вообще русская сторона использовала самые разные средства для оказания давления на шведских представителей. Сразу после получения первых известий о посольстве Юстена царь приказал давать послам провизии меньше, чем выдавали другим посольствам. Осенью 1569 г. по распоряжению царя несколько раз увеличивали число охранников, приставленных к посольской резиденции. 20 Изолируя [39] послов и окружая их многочисленной охраной, русские власти пытались сделать Юстена более уступчивым во время переговоров. Подобные методы психологического воздействия были типичны для русско-шведских отношений того времени, когда между двумя странами часто велись военные действия. Л. А. Юзефович отмечает, что дипломатические представители Швеции обычно находились в России на положении полупленников. 21 Посольство Юстена не было исключением из этого правила.
В начале декабря до Юстена дошли слухи о том, что царь задумал унизить шведских послов, игнорируя все их просьбы о личной встрече. Под влиянием этой информации шведские послы постепенно свыклись с мыслью, что им все-таки придется начать переговоры с новгородским наместником. Юстен и его коллеги сообщили свое решение русским властям в Новгороде, а те, в свою очередь, немедленно передали эту важную новость царю в Александровскую слободу. 22 Таким образом, шведские представители приняли главное условие русской стороны о ведении переговоров не с царем в Москве, а с новгородским наместником.
Однако мнение шведских послов уже не интересовало Ивана IV. На рубеже 1569-1570 гг. царь готовился сурово покарать тех лиц, кого он считал врагами и изменниками. В начале января 1570 г. царь появился в окрестностях Новгорода вместе со своими опричниками. Как показывает отчет, Юстен знал о прибытии царя и даже надеялся, что теперь наконец-то удастся начать полноценные переговоры и выполнить главную задачу посольства. Однако царь прибыл в Новгород не для дипломатических переговоров, а для проведения карательной экспедиции, в ходе которой, по разным оценкам, погибло от трех до пятнадцати тысяч человек. 23 [41]
С появлением в Новгороде царя Юстен и его коллеги по посольству подверглись избиению и жестоким издевательствам. Позднее Иван IV, а вслед за ним и многие историки будут представлять нападение на Юстена как месть за дурное обращение с посольством Воронцова в Швеции. Жажда мести несомненно играла определенную роль в действиях царя, но это была, на наш взгляд, далеко не единственная причина, по которой Иван истязал шведских послов. Прежде всего необходимо подчеркнуть, что грабеж и избиение членов посольства не имели никакого смысла с точки зрения ведения переговоров. Как отмечалось выше, еще до того, как подвергнуться нападению, шведские послы согласились вести переговоры с новгородским наместником. Чтобы лучше понять произошедшее с Юстеном, необходимо рассмотреть историю его посольства в контексте драматических событий, происходивших в Новгороде в начале 1570 г.
Специалисты предложили разные гипотезы о причинах погрома, учиненного царем в Новгороде: борьба с остатками новгородского сепаратизма, паранойя Ивана IV, корыстные интересы некоторых руководителей опричнины. Сам царь говорил, что он отправился в Новгород «для осмотренья» и «для земских расправ». 24 В новейших исследованиях опричный террор рассматривается как проявление политической мифологии Ивана IV, основанной на идеях царской грозы и святого насилия. Отношения царя с народом строились на основе библейских представлений об избранном народе и божественной природе царской власти. Если в Библии израильский народ, избранный Богом, подвергался очистительным страданиям, то и православный царь, подобно Высшему Судье, должен был провести через страдания народ русский. 25 А. Л. Юрганов отмечает, что семантика опричных казней в Новгороде связана со средневековыми представлениями о мучениях накануне Страшного суда. Через муки и страдания, причиняемые своему народу, царь хотел очистить его от греха, [43] сделать избранным народом, который спасется после Страшного суда и попадет в Царство Божие. 26
В ходе опричных казней особо жестоким репрессиям подверглось духовенство. Появившись в Новгороде, опричники сразу ограбили местные монастыри и арестовали многих игуменов, соборных старцев и монахов. Также следует отметить, что в Новгороде Иван IV, известный своей склонностью к лицедейству, демонстративно нарушал общепринятый этикет поведения монарха, глумился и насмехался над христианскими ритуалами. 27 Изощренное глумление над церковными ритуалами особенно заметно в поведении Ивана по отношению к новгородскому архиепископу Пимену. Восьмого января Пимен и другие церковные иерархи вышли к царю с торжественной встречей, чтобы сопровождать его к обедне в Софийском соборе. При встрече, вместо того, чтобы по обычаю принять благословение от пастыря, царь публично обвинил святителей в государственной измене, но все-таки велел Пимену отслужить обедню в честь праздника Крещения. После службы Пимен по традиции пригласил царя на торжественный обед в свои палаты, где должны были присутствовать настоятели крупнейших монастырей. Иван принял приглашение архиепископа, но прямо посреди обеда царь неожиданно вскочил с диким криком и приказал арестовать Пимена и его бояр, обвинив их в измене. Далее Иван стал откровенно издеваться над Пименом. Во время следствия опричники сорвали с архиепископа белый клобук, а царь заявил, что Пимену подобает быть не епископом, а, скорее, скоморохом, и потому он хочет дать Пимену в супружество жену. По приказу царя архиепископа посадили на [45] кобылу, в руки ему дали волынку (или гусли) и отправили в Москву с приказом записаться там в скоморохи. 28
Издевательства были продуманы до мелочей: церковь всегда осуждала скоморохов, считая их порождением дьявола, а Пимену приказали стать именно скоморохом; архиепископы принадлежали к черному духовенству, не вступавшему в брак, а Пимен должен был жениться. Но самое главное в том, что царь откровенно пародировал один из самых важных христианских ритуалов — шествие на осляти в Вербное воскресенье. Во время этого действа архиепископ садился на коня, наряженного ослом, а новгородский наместник вел под уздцы коня с архиепископом из Софийского собора в церковь Входа Господня в Иерусалим и обратно. Тем самым во время процессии святитель, восседающий на осляти, представлял Христа, входящего в Иерусалим. Особенно важно, что ритуал шествия на осляти первоначально выполнялся именно в Новгороде (позднее его перенес в Москву митрополит Макарий). 29 Во время разгрома Новгорода царь воспроизвел ритуал шествия на осляти в пародийной форме, наполнив его противоположным содержанием: теперь архиепископ, сидящий на лошади, изображал не Христа, а скомороха, который в официальной церковной пропаганде всегда ассоциировался с дьяволом.
Если в случае с Пименом царь жестоко пародировал христианские ритуалы, то во время приема в Новгороде посольства Юстена была организована пародия на ритуал дипломатический. Внешне прием Юстена проходил в [47] соответствии с русским посольским обычаем: 7 января (всего за день до ареста Пимена) послов доставили в повозках к резиденции наместника, по пути их следования стоял вооруженный эскорт, при встрече послов торжественно поздравили с прибытием. Однако Юстен тонко почувствовал, что с самого начала все происходящее вокруг было пронизано духом лжи и притворства. После трех с половиной месяцев, проведенных послами в фактическом заточении, все поздравления с прибытием показались Юстену ироничными и фальшивыми. От его внимательного взора не укрылось и то, что на приеме было много вооруженных дворян, выглядевших так, будто им предстояла вооруженная схватка, а не дипломатические переговоры. Когда послы произносили традиционное приветствие, новгородский наместник сохранял молчание до тех пор, пока не услышал, что послы пропустили в своей речи его имя. Последующие события поразительно напоминают те издевательства, которым подвергся новгородский архиепископ Пимен. Неожиданно все присутствующие начали громко кричать, послов стали хватать за руки и выталкивать из помещения, а некий слепец потребовал немедленно расправиться с ними. У послов отобрали все личные вещи, драгоценности и деньги. Затем, почти как в случае с Пименом, Юстена и нескольких других членов посольства привязали к одному всаднику и на глазах у многочисленной публики послов заставили бегать за его лошадью. Когда лошадь поворачивала, привязанным послам приходилось описывать круги, напоминавшие некий странный танец. Подобным образом послов доставили в какой-то кабак, где с них сорвали одежду и выставили голыми напоказ толпе.
Все традиции посольского церемониала здесь вывернуты наизнанку. Если обычно иностранные послы двигались по городу торжественной процессией, то Юстена и его коллег заставили унизительно бегать за лошадью. После приема иностранных дипломатов обычно приглашали на торжественный обед, во время которого им иногда дарили драгоценные одежды. Юстен же, напротив, попал в кабак, где с него сорвали всю его одежду. Все эти унижения приобретают особенно жестокий характер, если [49] учитывать духовный сан посла. Наконец, исключительно важно, что шведские послы подвергались издевательствам публично, в присутствии большой толпы. Устраивая свои пародии, царь нуждался в зрителях. Горожане, видя сцены издевательств, должны были понять: с приходом царя и его опричников в Новгород мир перевернулся, и нигде — ни в церковной службе, ни в посольском обычае — привычные нормы и традиции больше не действуют. Публичное нарушение христианских и дипломатических ритуалов должно было показать, что судьба каждого человека теперь находится в руках царя, и ни духовный сан, ни статус дипломата больше не служат защитой от царского гнева. В этом смысле издевательства, перенесенные посольством Юстена в Новгороде, являются не только эпизодом из истории русско-шведских отношений, но и эпизодом из истории опричнины и новгородского погрома. Характерно, что грабежом послов руководил один из самых видных опричников — князь А.И.Вяземский. 30
Хотя после нападения в Новгороде посольство больше не подвергалось прямому физическому насилию, Юстену и его товарищам предстояло перенести еще немало испытаний. Члены посольства были доставлены в Москву, причем по пути с ними обращались, по словам Юстена, как с пленными разбойниками, а не как с иностранными послами. В Москве послов поместили на новом Нагайском дворе, находившемся за рекой Яузой около Нового Спасского монастыря, т.е. в районе, не входившем в то время в состав городской территории. Выбор такого места имел определенный смысл. По нормам тогдашнего посольского обычая для послов считалось почетным иметь резиденцию как можно ближе к царскому дворцу. Поместив Юстена за городской чертой, царь еще раз продемонстрировал свое пренебрежительное отношение к представителям шведского короля. 31 Нельзя не заметить и [51] еще один факт. Юстена, христианского епископа, разместили в мусульманской резиденции, что также имело некоторый издевательский подтекст, учитывая тогдашний непримиримый конфликт между христианским и мусульманским миром. Впрочем, после всех злоключений, перенесенных в Новгороде, у послов уже не было сил обращать внимание на тонкости дипломатических обычаев. В своем отчете Юстен отметил, что условия их содержания в Москве были даже немного лучше, чем по дороге из Новгорода в столицу.
Во время переговоров в Москве в мае-июне 1570 г. русская сторона свела все проблемы к вопросу о дипломатическом ритуале в отношениях между Россией и Швецией. Назвав все мирные предложения короля Юхана III «бездельными делами», русские дипломаты заявили, что прямые отношения между Стокгольмом и Москвой возможны только в том случае, если король передаст свою жену Екатерину русскому царю. В ответ на дипломатичное заявление послов о том, что они приехали не браниться, а обсудить мирные предложения, им объявили царскую опалу и пригрозили отправить в ссылку в Муром. 32 Однако даже в этой тяжелой ситуации послы пытались вести переговоры по правилам дипломатии, предлагая компромиссные решения. Как и в Новгороде, Юстен высказал готовность заключить договор с новгородским наместником, но потребовал, чтобы в тексте договора было указано, что города Колывань (Таллинн), Пернов, Пайда и Карискус принадлежат шведскому королю. 33 Предложение шведских представителей не встретило положительного отклика с русской стороны. В то время московская дипломатия [53] возлагала большие надежды на прибывшего в столицу брата датского короля, герцога Магнуса. План русской стороны состоял в том, чтобы сделать Магнуса королем Ливонии, который оставался бы марионеткой в руках Москвы. Поскольку Дания в то время была противником Швеции, Юстен воспринимал Магнуса как опасного врага своей страны. В своем отчете епископ прямо указывал, что прибытие Магнуса существенно осложнило ход его переговоров с царскими дипломатами. Русские дипломатические источники также сообщают, что при обсуждении предложений Юстена московские бояре делали главную ставку на Магнуса и не придавали большого значения шведским инициативам. 34
Вообще летом 1570 г. политическая ситуация складывалась в пользу московской дипломатии. В июне после долгих и трудных переговоров удалось достичь компромисса в переговорах с польскими послами. Характерно, что во время пребывания в Москве представители польского короля, как и шведские послы, подвергались беспрецедентным оскорблениям и грабежам со стороны опричников. 35 [55]
Наконец, летом 1570 г. в Москву вернулся дворянин А. Г. Совин, который посылался в Англию для заключения англо-русского союза. Обычно считается, что миссия Совина закончилась неудачей, однако П. Бушкович недавно высказал интересные аргументы в пользу того, что тайное союзное соглашение все-таки было заключено, хотя и не было оформлено должным образом. 36 При таких обстоятельствах Иван решил еще больше усилить давление на шведских послов, которые в начале сентября были высланы в Муром.
Отчет Юстена — самый подробный источник о пребывании посольства в ссылке в Муроме с 24 сентября 1570 г. по 28 ноября 1571 г. В это время в городе свирепствовала эпидемия чумы, от которой умерло несколько членов посольства. В условиях заточения и постоянной угрозы смертельной болезни среди членов посольства начались стычки и разногласия. В своих записках Юстен возлагает ответственность за частые ссоры на одного из главных членов посольства — Матиаса Шуберта, называя его озлобленным тираном. Пожалуй, Шуберт был наиболее опытным дипломатом среди шведских послов, именно он обычно вел переговоры с русскими от имени всего посольства. В 1567 г. Шуберт участвовал в заключении договора между Иваном IV и Эриком XIV, по которому шведская сторона обязывалась передать царю Екатерину Ягеллонку. Этот эпизод биографии делал несколько уязвимой позицию Шуберта во время теперешних переговоров, когда шведы объявили все планы относительно Екатерины «нехристианскими». Впоследствии царь не преминул указать Шуберту на его участие в переговорах по поводу Екатерины. 37 Вероятно, за отрицательной характеристикой Шуберта в отчете кроется какой-то конфликт, возникший между этим [57] опытным дипломатом и Юстеном, являвшимся номинальным главой всей миссии. 38
Пока Юстен находился в Муроме, шведский король направил в Россию нескольких гонцов с просьбой отпустить послов домой. Для русских дипломатов особенно важной оказалась встреча с переводчиком одного из этих гонцов Г. Янсом (Ганцом) в марте 1571 г. Он собирался перейти на службу к русскому царю и сообщил ему важную информацию, которую позже русские использовали в переговорах с Юстеном. Яне рассказал, что шведский король собирается послать к царю новых послов, готовых при необходимости передать царю Колывань и заключить мирный договор в Новгороде. 39 Под влиянием этих сообщений русские дипломаты стали требовать от Юстена передачи Колывани, подчеркивая, что это непременное условие для заключения мира.
В апреле 1571 г. Иван IV отправил шведскому королю «наставление и повеление», где излагалась официальная версия русской стороны по поводу истории с посольством Юстена. Царь заявил, что после прибытия в Новгород послы «уродственным обычаем» не сказали «никоторых речей» новгородскому наместнику, поэтому все произошло «по их (послов. — С. Б.) безумью». 40
Только в декабре 1571 г. царь согласился возобновить переговоры с Юстеном, которые на сей раз должны были происходить в окрестностях Новгорода и в самом городе. Шведским представителям был предъявлен целый набор требований: Юхан III должен был передать царю Колывань и все свои владения в Ливонии, выплатить 10 000 ефимков за бесчестье русских послов в Стокгольме, передать России серебряные рудники в пограничных районах или направить в Россию мастеров горного дела, отказаться от права самостоятельно заключать договоры с Польшей и Данией, согласиться на то, чтобы Иван IV [59] использовал в своем титуле прилагательное «шведский», а также прислать образец шведского герба, чтобы царь включил его в свою печать. Кроме того, в случае войны России с каким-нибудь неприятелем Швеция обязывалась направить на помощь царю полторы тысячи человек. Послы приняли только условие о выплате компенсации за бесчестье и направлении горных мастеров, позже они также согласились рассмотреть идею о посылке в Россию шведского военного корпуса в 200-300 человек.
Шведские послы всеми силами старались предотвратить планируемое Иваном IV вооруженное вторжение в Финляндию, которым он постоянно угрожал на заключительной стадии переговоров. Чтобы добиться благосклонности русского царя, непредсказуемого в своем поведении, послы даже пали перед ним ниц во время прощальной аудиенции. На сей раз Иван IV был настроен весьма благодушно и заявил распростертым перед ним послам, что он как христианский государь не требует подобных знаков почтения. Более того, говоря о нападении на русских послов в Стокгольме, царь решил преподать урок дипломатического протокола, заявив шведским представителям: «Послы виноваты нигде не живут, с чем они посланы, с тем они пришли». К самому себе это правило царь, конечно, не относил. Все происшедшее с Юстеном и его товарищами Иван IV объяснял местью за оскорбление посольства Воронцова в Швеции. По его словам, он вообще вполне милостиво обошелся с Юстеном и его коллегами, не велев их казнить. 41
Во время аудиенции царь также изложил официальную точку зрения на дело Екатерины, заявив, что весь план возник только после того, как до царя дошли слухи о том, что ее муж, Юхан, якобы умер в заключении, не оставив потомства. Позднее эта аргументация будет многократно повторяться в письмах Ивана IV к Юхану III. 42 В русских [61] дипломатических документах, посвященных посольству Юстена, история с Екатериной на этом заканчивается. Однако записки Юстена показывают, что на самом деле царь не отказался от идеи получить для себя какую-нибудь знатную женщину из Шведского королевства. После окончания официальных переговоров 6 января 1572 г. дьяки стали расспрашивать послов о возрасте и внешности сестры Юхана, принцессы Елизаветы. Русские чиновники подчеркнули, что было бы очень хорошо, если бы король Юхан послал к царю послов для переговоров о том, как доставить в Россию портрет Елизаветы. За всеми этими переговорами, несомненно, стояло желание Ивана IV жениться на шведской принцессе. В свое время Эрик XIV предлагал царю в жены свою дочь. Теперь, после смены короля на шведском престоле, Иван, очевидно, решил попытать счастья еще раз. Заметим, что планам царя не суждено было сбыться, и Елизавета в конце концов вышла замуж за Кристофера Мекленбургского. 43
Сообщение Юстена о желании русской стороны получить изображение шведской принцессы также интересно с точки зрения представления русских о жанре светского портрета. По сравнению с Европой, в России с этим видом искусства познакомились довольно поздно. Первые известия о портрете невесты московского государя восходят ко временам Ивана III, который запросил из Италии изображение своей будущей жены, Софьи Палеолог. Считалось, что следующие подобные сведения появляются только в начале 1580-х гг., когда Иван IV, решив жениться в восьмой раз, сватался к родственнице английской королевы и просил прислать ему портрет будущей невесты. 44 Из записок [63] Юстена мы узнаем, что Иван IV делал подобные запросы намного раньше, еще в начале 1570-х гг.
Юстен был отпущен из Новгорода с «подкрепленной грамотой», по которой между Россией и Швецией заключалось перемирие до Троицына дня, приходившегося в 1572 г. на 25 мая. В грамоте были зафиксированы условия о выплате 10 000 ефимков компенсации за бесчестье русских послов, о направлении в Россию двухсот всадников, вооруженных по западному образцу, и о присылке специалистов по горному делу. Таким образом, шведским послам удалось отстоять свои позиции, сформулированные в ходе переговоров в Новгороде. Кроме того, царь согласился отложить, пусть и на небольшой срок, свой поход в Финляндию — именно в этом, согласно запискам Юстена, была главная задача послов на заключительной стадии переговоров. В грамоте также оговаривалось, что стороны не будут чинить друг другу препятствий во взаимной торговле, особенно в том случае, если через владения Юхана будут направляться в Россию купцы с медью, оловом, свинцом, нефтью, горючей серой, доспехами и оружием, а также специалисты и врачи. Условие о беспрепятственной торговле было взято из предложений шведского короля, привезенных Юстеном, хотя русские повернули их в свою сторону, сделав особый акцент на стратегических товарах, необходимых царю для ведения войны. 45
По сравнению с первоначальными требованиями, предъявленными русскими, «подкрепленная грамота» включала гораздо меньше претензий, поэтому ее можно рассматривать как определенный компромисс между русской и шведской сторонами. Учитывая беспрецедентное давление, оказываемое на шведских послов в России, следует только Удивляться, что в таких тяжелых условиях им все-таки удалось во многом отстоять свои позиции. Вряд ли кто-либо смог бы достичь большего при столь драматических обстоятельствах. Вместе с «подкрепленной грамотой» Юстен должен был доставить своему королю личное письмо от [65] Ивана IV, где подчеркивалось, что царь не собирается вести никаких переговоров по поводу шведских владении в Ливонии, поскольку вся Ливония является вотчиной русского царя. 46
Завершая рассказ о своих злоключениях в России, Юстен заметил, что послам трудно и опасно вести переговоры с таким тираном, который считает, что только он всегда прав. Вообще в отчете Юстена содержится очень мало обобщающих наблюдений и выводов. Помимо указанного замечания о тиранстве царя, автор только в одном месте делает короткую ремарку о том, что русский великий князь превосходит по чину и достоинству всех своих бояр и военачальников. Сухой характер информации, сообщаемой Юстеном, обусловлен жанром рассматриваемого произведения. Он писал именно дневник путешествия, скрупулезно фиксируя в нем все происходящие события. Возможно, материал дневника позднее должен был войти в «Хронику финляндских епископов», в которой последнее датируемое сообщение относится к 1563 г. 47
Юстену пришлось отправиться в Московию в момент резкого осложнения русско-шведских отношений и разгула опричного террора. Путешествие в Россию оказалось для Юстена тяжелейшим испытанием, о чем наглядно свидетельствует его герб. В композиции герба Юстен отразил две главных темы своей жизни — пастырское служение, символизируемое епископской митрой, и перенесенные в России страдания, которые представлены в гербе двумя кнутами. После Юстена шведская корона перестала использовать епископов Турку в качестве послов и дипломатов, и вполне возможно, что причиной этому послужила драматическая история посольства Юстена.
Текст воспроизведен по изданию: Павел Юстин. Посольство в Московию. Спб. Блиц. 2000
© текст - Богатырев С. Н. 2000


Комментарии
1 О биографии Юстена см.: Dencker R. Der finlaendishe Bischof Paul Juusten und seine Mission in Russland // Zeitschrift fuer Ostforschung. 11. No. 2. 1962. S. 253-274; Graham H. Paul Juusten's Mission to Muscovy // Russian History. 13. No. 1. 1986. P. 46-47; Kujanto J. The Tragic Mission of Bishop Paul Juusten to Tsar Ivan the Terrible: The Itinerary of the Delegation to Moscow. Translated with Introduction and Commentary // Suomalaisen tiedeakatemian toimituksia. Series B. Vol. 276. Helsinki, 1995. P. 20-24.
2 Подробнее см.: Kajanio J. The Tragic Mission. P. 24.
3 Graham H. Paul Juusten's Mission. P. 62, note 54; Kajanto J. The Tragic Mission. P. 26.
4 Kujanto J. The Tragic Mission. P. 30. Следует заметить, что в отчете о путешествии Юстен также использовал некоторые русские слова в латинской транслитерации, как, например, «боярин», «пристав», «воевода», «деньга», «князь», «квас». Употребление подобных слов не свидетельствует о том. что Юстен знал русский язык. Все эти русские слова отражают реалии, с которыми сталкивался практически каждый иностранец, посещавший Россию в то время.
5 Подробнее см.: Pirinen К. Suomen kirkon historia. Osa I. Porvoo, Helsinki, Juva, 1991. S. 304-341; Pohjolan-Pirhonen H. Suomen historia, 1528-1617// Suomen historia. Toim. J. Jaakkola. Osa VII. Porvoo, Helsinki, 1960. S. 365-368: Kajanto J. The Tragic Mission. P. 24.
6 См.: Heminen S. Suomalainen historiankirjoituksen synty. Tutkimus Paavali Juustenin piispakronikasta // Suomen kirkko-historiallisen seuran toimituksia. N. 147. Helsinki, 1989. S. 21; Pohjolan-Pirhonen H. Suomen historia. S. 368-369. В 1573 г. Юстен написал послание духовенству северных территорий, призывая его молиться за победу короля в войне с Россией. См.: Kajanto J. The Tragic Mission. P. 25.
7 Pirmen К. Suomen kirkon historia. S. 309; Heininen S. Suomalainen historiankirjoituksen synty. S. 13, 14, 19, 25; Paarma J. Huppakuntahallinto Suomessa, 1554-1604 // Suomen kirkkohistoriallisen seuran toimituksia. N. 116. Helsinki, 1980. S. 414.
8 О литературной деятельности Юстена см.: Pirinen К. Suomen kirkon historia. S. 314-316; Heininen S Suomalainen historian-kiijoituksen synty. S. 92; Kajanto J. The Tragic Mission. P. 24-27.
9 Ks.: Gordon B. The Changing Face of Protestant History and Identity in the Sixteenth Century // Protestant History and Identity in Sixteenth-Century Europe Vol. 1. Hants, Vermont, 1996. P. 1-22.
10 Подробнее см.: Heiniwn S. Suomalainenhistoriankirjoituksensyntу. S. 13, 14, 19, 25; Paurma J. Hiippakuntahallinto. S. 152.
11 Ср. Флетчер Дж. О государстве Русском // Проезжая по Московии. Россия XV1-XVII вв глазами дипломатов. Под Ред. Н М. Рогожина. М., 1991 С 111-112.
12 См.: Kajunto J. The Tragic Mission. P. 43.
13 Примером воинствующего протестантизма может служить сочинение английского посла Джайлса Флетчера. См.: Флетчер Дж. О государстве Русском. С. 101-122.
14 Историография русско-шведских отношений рассматриваемого периода весьма обширна. Краткий обзор основных событий содержится в предисловии к публикации X. Грэхема. Graham H. Paul Juusten's Mission. P 41-48. См. также публикуемую в данной книге статью Г. М. Коваленко.
15 Такие надежды имели под собой определенные основания. Поскольку в династии Ягеллонов не оставалось наследников по мужской линии, потомки Екатерины имели все шансы на занятие польского престола. В будущем так и случилось, когда польским королем стал сын Eкатерины и Юхана Сигизмунд III. См.: Lehtovirta J. «Maasta on pitka niatka taivaaseen.» Henkilokohtaiset konfliktit ja Iivana IV.n yiemmyysvaatimus Riiotsin-diplomatiassa // Faravid. Pohjois-Suomen historiallisen yhdistyksen vuosikirja. N. XVIII-XIX. Rovaniemi. 1996.S. 119.
16 Lehtovirta J. «Maasta on pitka matka». S. 114-116. Впоследствии антирусская направленность политики Юхана заметно усилилась, что выразилось в известной дипломатической переписке между ним и Иваном IV, наполненной ругательствами и личными оскорблениями,
17 Сборник Русского исторического общества (далее Сборник РИО). Т. 129. СПб., 1910. С 178-182.
18 Первым тревожным предзнаменованием Юстен считал шторм и гибель судна, на котором он переплывал из Швеции в Финляндию. Второй зловещей приметой у Юстена было падение его лошади во время путешествия по русской территории. При тогдашних средствах передвижения подобные неприятности не были чем-то исключительным. Попытка Юстена придать им характер мистических предзнаменований показывает, что автор редактировал свой отчет, или во всяком случае его начальную часть, уже после всех драматических событий в России. X. Грэхем считал, что отчет не подвергался сколько-нибудь существенной правке после возращения Юстена из России. Graham H. Paul Juusten's Mission. P. 49, note 23.
19 Сборник РИО. Т. 129. С. 173, 176.
20 Там же. С. 174,175, 176.
21 Юзефович Л. А. «Как в посольских обычаях ведется...» М. 1,988. С. 78.
22 Сборник РИО Т. 129. С. 177.
23 См.: Кобрин В. Б. Иван Грозный М.. 1989. С. 81-83; Скрынников Р. Г. Трагедия Новгорода. М., 1994. С. 104.
24 Сборник РИО. Т. 129. С. 202, 218.
25 Подробнее см.: Hunt P. Ivan IVs Personal Mythology of Kingship // Slavic Review. 52. No. 4. 1993. P. 769-809.
26 Юрганов А. Л. Категории русской средневековой культуры. М., 1998.С. 359-367.
27 Резкие переходы от святости к святотатству в поведении Царя восходят к двойственному образу Христа, который представлялся как грозный судья и как воплощение святой простоты, проявлявшейся в русской культуре в форме юродствования. С юродством, жестокой насмешкой ассоциировался и культ архангела Михаила, который играл очень важную роль в мировоззрении Ивана IV. Подробнее см. Лихачев Д. С. Бунт «кромешного мира» // Материалы Всесоюзного симпозиума ко вторичным моделирующим системам. Вып. 1 (5). Тарту, 1974. С. 117, 118; Он же. Канон и молитва ангелу грозному воеводе Парфения Уродивого (Ивана Грозного): Он же. Исследования по древнерусской литературе. М., 1986. С. 370-371; Hunt P. Ivan IV's Personal Mythology. P. 789-792.
28 Шлихтинг А. Новое известие о России времени Ивана Грозного. Л., 1934. С. 30; Скрынников Р.Г. Трагедия Новгорода. С. 83, 85.
29 Подробнее см.: Успенский Б. А. Царь и патриарх. Харизма власти в России. М., 1998. С. 440-461.
30 Сборник РИО. Т. 129. С. 187.
31 Юзефович Л. А. «Как в посольских обычаях ведется...». С. 74-75, Л. А. Юзефович верно предположил, что Нагайский Двор находился далеко от Кремля. Сведения о точном местонахождении Нагайского двора, оставшиеся неизвестными Юзефовичу, содержатся в посольской книге по связям со Швецией. См.: Сборник РИО. Т. 129. С. 177.
32 Сборник РИО. Т. 129. С. 183-185. Перед отправкой послов в ссылку в Муром царь приказал Малюте Скуратову забрать писаря и секретаря посольства для обучения русских людей «немецкому языку».
33 Сборник РИО. Т. 129. С. 188. Ранее это условие было зафиксировано в нератифицированном договоре, заключенном между шведским королем Эриком XIV и лифляндским наместником М. Я. Морозовым.
34 Сборник РИО. Т. 129. С. 190.
35 Подробнее о ходе этих переговоров см.: Граля И. Иван Михаилов Висковатый. Карьера государственного деятеля в России XVI в. М. 1994. С. 310-318. И. Граля отмечает, что в ходе переговоров с Юстеном, «видя решительное сопротивление шведов, решено было временно выслать непокорных послов в Муром, где вскоре часть из них умерла в нужде, и все внимание сосредоточить на переговорах с поляками и Магнусом». (Там же. С. 315). Граля неверно излагает тактику московских дипломатов в переговорах с Юстеном. На самом деле Юстена продержали в Москве все лето, обещая возобновить переговоры с ним сразу после заключения договора с поляками. Только 5 сентября посольство Юстена было выслано в Муром. Таким образом, окончательное решение о высылке шведских послов было принято только после успешного завершения польско-русских переговоров. Х. Грэхем справедливо отмечал, что успех этих переговоров позволил Ивану занять более жесткую позицию по отношению к шведским представителям. См.: Graham H. Paul Juusten's Mission. P. 66, note 61.
36 Bushkovitch P. Introduction // Jansson М., and Rogoihin N., ed. England and the North: the Russian Embassy of 1613-1614, translated by P. Bushkovitch. Philadelphia, 1994. P. 13-14.
37 См.: Сборник РИО. Т. 129. С. 217.
38 См.: Graham H. Paul Juusten's Mission. P. 77, note 78.
39 Сборник РИО. Т. 129. С. 197.
40 Сборник РИО. Т. 129. С. 203.
41 Сборник РИО. Т. 129. С. 218.
42 См., например, послания Ивана Юхану от 11 августа 1572 г. и 6 января 1573 г.: Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI в. М., 1986. С. 118, 126. Я. Лехтовирта отмечает, что Эрик XIV также пытался убедить шведских аристократов согласиться на передачу Екатерины с помощью ложных слухов о смерти Юхана. Lehlovirta J. «Maasta on pitka matka». S. 117.
43 См.: Lehtovirta J. «Maasta on pitka matka». S. 118, viite 39; Graham И. Paul Juusten's Mission. P. 89. note 102.
44 Подробнее см.: Флоря Б. Н. Некоторые данные о начале светского портрета в России // Архив русской истории. Вып 1. М., 1992. С. 133-141.
45 Сборник РИО. Т. 129. С. 219-221.
46 Сборник РИО. Т. 129. С. 222.2
47 Исследователь и публикатор «Хроники» С. Хейнинен справедливо отмечает, что отчет частично дополняет сведения «Хроники» о пребывании Юстена на епископской кафедре Турку. См.: Heininen S. Siiomalainen historiankiijoituksen synty. S. 93.

MATKA MOSKOVAAN 1569-1572

Посольство П.Юстена в контексте спора о «посольском обычае»
Русский дипломатический этикет, сложившийся в XVI в., был весьма сложным и заметно отличался как от восточного, так и от западноевропейского. Соответственно «посольскому обряду» отнюдь не все монархи считались равными русскому царю. Шведских королей династии Васа в Москве долгое время считали «обдержателями» или наместниками, недостойными того, чтобы сноситься непосредственно с царем. Поэтому в дипломатической практике Русского государства XVI в. сохранялся дипломатический обычай вести переговоры со шведами через новгородских наместников. 1 Этот обычай восходил ко времени включения Новгорода в состав Московского централизованного государства в качестве Новгородского государства. Стоявшие во главе его управления наместники сохраняли за собой внешнеполитические функции, унаследованные от Новгородской республики, — право непосредственных сношений с Ливонией и Швецией. Как отметила Н.А.Казакова, «анализ формул договоров Новгорода с Ливонией и Ганзой конца XV — первой половины XVI в. показывает, что хотя договоры заключались “по велению" государя всея Руси и Новгород назывался его “отчиной", тем не менее формуляр договоров рисует Новгород как до некоторой степени обособленную [69] политическую единицу, обладавшую известной самостоятельностью в сфере внешних сношений». 2
Однако в то время Швеция была не самостоятельным государством, а частью Кальмарского союза, и Иван III сохранил этот обычай в качестве «старины», а Иван IV использовал его для идеологического обоснования своей концепции международного права, согласно которой существует определенная иерархия государств.
Вначале он называл Швецию «землями за Выборгом», отмечая, что даже пригороды Новгорода больше, чем Стокгольм. Поэтому он считал, что старая практика, при которой в договорных грамотах Швеция и Новгород фигурировали как равные величины, должна быть продолжена. Потом он находит более тонкие доводы для того, чтобы доказать неполноценность Швеции: отмечает ее длительное подчинение Дании, отсутствие древней королевской династии, критикует практику участия сословий в решении международных вопросов.
Шведские короли династии Васа пытались ликвидировать этот унижающий их дипломатический обычай и установить прямые дипломатические отношения с Москвой, минуя Новгород. Речь шла фактически о признании новой династии де-юре. Особенно важно это было для ее основателя Густава I. Но Иван IV не считал его равным себе государем. Не случайно русские летописи называют Густава Васу «избранным королем». 3 Царь приравнивал положение Швеции в рамках расторгнутой унии с Данией к положению Новгорода в составе Русского государства и распорядился не допускать шведских послов лично к нему. Смысл этой политики выразил впоследствии Федор Иоаннович, заявивший: «То нам за честь, что государя посылают посольства к нашим слугам». 4 [171]
Густава Васу раздражало и оскорбляло стремление царя поставить его на одну доску с новгородским наместником. Поэтому, со своей стороны, он прилагал все усилия к тому, чтобы заставить царя отказаться от такой дипломатической практики. Урегулированию этой проблемы должно было содействовать создание Финляндского герцогства в 1556 г., в разгар русско-шведской войны 1555-57 гг. О замысле шведского короля можно судить по его письму царю, доставленному в Москву гонцом Кнутом Юханссоном в конце июля 1556 г. В нем Густав Васа писал: «Чтобы ныне оставить раздор, посадил я своего сына Юхана властителем в Финской земле. И наместнику Великого Новгорода ссылаться бы с ним о всяких земских делах».5 Одновременно Юхан обратился с письмом к новгородскому наместнику князю Михаилу Васильевичу Глинскому, в котором, называя его своим ближайшим соседом, писал о том, что причиной раздоров между Швецией и Россией были самовольные действия пограничных начальников, и чтобы положить этому конец, король «отпустил его королевича управлять Финской землей». Создавая промежуточную инстанцию, аналогичную новгородскому наместничеству, Густав I стремился к достижению равенства с Иваном IV. Он предложил, чтобы с новгородскими наместниками ссылался финляндский герцог, а сам он обращался бы непосредственно к царю, минуя новгородского наместника.
9 августа Кнут Юханссон был принят посольским дьяком Иваном Михайловичем Висковатым, который дал ему ответ на просьбу об установлении прямых контактов между двумя монархами. Он разъяснил, что согласие царя на прием шведского посольства — это милость, вызванная униженными просьбами шведского короля, которого не должны оскорблять переговоры с новгородскими наместниками, назначаемыми из представителей родов более [73] древних, чем род Васы. Царь был согласен прекратить кровопролитие, «если король свои гордостные мысли оставит. Если же у короля и теперь та же гордость на мысли, что ему с нашими наместниками Новгородскими не ссылаться, то он бы к нам послов не отправлял, потому что старые обычаи порушиться не могут. Если сам король не знает, то пусть купцов своих спросит: Новгородские пригороды — Псков, Устюг, чай, знают, сколько каждый из них больше Стекольны». 6 Иван IV отверг предложение Густава Васы, сославшись на то, что он не хочет нарушать обычаи, идущий, по его словам, еще от новгородского князя Юрия, заключившего в 1323 г. Ореховецкий договор со шведским королем Магнусом Эрикссоном. 7
В феврале 1557 г. в Москву прибыло шведское посольство, среди членов которого был финляндский епископ Микаэль Агрикола, известный как отец финской письменности. Он был включен в состав посольства не случайно. Летом 1555 г. он побывал в пострадавших от военных действий восточных приходах своей епархии, бедственное положение которых описал в записке, поданной на имя короля. Известно также, что Густав Васа охотно поручал финнам, лучше знавшим своих восточных соседей, вести с ними переговоры. Кроме того, по мнению некоторых [75] финских историков, Агрикола знал греческий и русский языки. 8
С русской стороны в переговорах участвовали окольничий Алексей Федорович Адашев и посольский дьяк Иван Михайлович Висковатый. Одним из ключевых вопросов переговоров был вопрос о практике дипломатических отношений между Швецией и Россией. Шведская сторона настаивала на установлении прямых дипломатических отношений, минуя новгородского наместника. При этом они исходили из того, что Густав Васа уже 36 лет правит страной, являясь монархом суверенного государства, которое признано всеми европейскими державами, поэтому для него унизительно вести переговоры через посредников. В ответ русские представители повторили аргументы, смысл которых сводился к тому, что новгородские наместники по знатности рода превосходят шведского короля, который в прошлом торговал скотом и лишь случайно оказался на престоле. Они в категорической форме предложили послам довольно жесткие условия. Густав Васа должен был, не требуя заключения договора непосредственно с царем, присягнуть на верность новгородскому наместнику. В конечном итоге послы были вынуждены принять эти условия. 21 марта состоялась прощальная аудиенция, и 24 марта они выехали в Новгород, где 2 апреля в соответствии с существовавшей в то время практикой дипломатических отношений между Россией и Швецией был подписан мирный договор.
Вступивший на шведский престол в 1560 г. Эрик XIV также попытался ликвидировать этот унизительный обычай и просил царя изменить практику дипломатических отношений. На это его послы получили ответ следующего содержания: «Того себе в мыслях не держите, что государю нашему прародительские старинные обычаи порушить, грамоты перемирные переиначить. Густав король таким [77] же гордостным обычаем, как и государь ваш теперь с молодости помыслил, захотел было того же, чтобы ему ссылаться с Государем нашим, и за эту гордость свою столько невинной крови людей своих пролил... А вашего разума рассудить не можем: с чего это вы такую высость начали ? Нам кажется, что или король у вас очень молод, или старые люди все извелись и советуется он с молодыми по такому совету и такие слова». За это король отыгрался на новгородских послах, которых в Выборге «речами бесчестили и бранили, корму не давали и своих запасов взять не дали». В Стокгольме им отвели помещение без печей и лавок и заставили пешком идти к королю, который вел себя с ними неучтиво: на их приветствие не ответил и предложил им мясные кушанья, несмотря на то, что был пост. 9
Однако ни Россия, ни Польша не вызывали у шведского короля таких опасений, как Дания, которую он считал главным врагом. Поскольку Польша склонялась на сторону Дании, Эрик XIV решил заключить союз с Россией и предложил Ивану IV союз, который обеспечивал бы обоим государствам свободу действий в Ливонии. В начале 1560-х гг. в русско-шведских отношениях наметился поворот. 10 По мнению Х. Йерне, он был мотивирован с обеих сторон страхом перед внутренними и внешними врагами, потребностью заключить соглашение о спорных завоеваниях в Лифляндии и осознанием известной взаимной солидарности в системе власти и притязаниях. 11 В 1564 г. между Россией и Швецией было заключено перемирие, открывавшее новые возможности для сближения,
Весной 1565 г. Иван IV послал в Стокгольм Третьяка Пушечникова с предложением союза и дипломатического [79] равенства в ранге на условиях выдачи царю жены герцога Юхана Екатерины Ягеллонки, руки которой царь добивался еще в 1560г. Однако Пушечников умер, не доехав до Стокгольма, и Эрик XIV узнал об инициативе царя только в 1566 г. В Москву было отправлено посольство Нильса Гюлленшерны, который был уполномочен в случае крайней необходимости согласиться на выдачу Екатерины, но не допустить разрыва с Россией. 12 Послы были вынуждены согласиться с требованиями царя относительно Екатерины, и в феврале 1567 г. был заключен союзный договор, который фактически ликвидировал старый дипломатический обычай, предусматривая дипломатическое равенство и равенство в ранге 13. Однако этот договор так и не был реализован, поскольку Эрик XIV вскоре был свергнут с престола в результате дворцового переворота, подготовленного его братьями Юханом, Карлом и Магнусом.
Х. Йерне считал, что Эрик XIV выпустил из рук руководство своими русскими союзническими планами. Полномочия, которые он дал своим послам, были таковы, что они не чувствовали себя связанными какими-либо четкими правилами при переговорах с царем. Таким образом, союзнический трактат, который они заключили, вряд ли можно рассматривать как собственное произведение Эрика или осознанный план. Но посредством его они вовлекли шведского короля и Швецию, равно как и царя и Россию, в такие трудности, что этот договор вместо того, чтобы связать обоих самодержцев и их державы, стал не только причиной разрыва между государствами, но и существенной причиной падения Эрика и вовлечения царя в более опустошительную и напряженную, чем ранее, войну с роковыми последствиями для него и для России. 14 [81] Юхан III, сменивший Эрика на престоле, попытался избежать новой войны с Россией и закрепить практику дипломатических отношений между двумя государствами, основанную на принципе дипломатического равенства, примененного при заключении мирного договора 1567 г. Эта задача была возложена на членов шведского посольства 1569 г., которое возглавлял преемник М. Агриколы финляндский епископ Павел Юстен.
Это посольство было не совсем обычным с точки зрения международного дипломатического права, поскольку члены посольства были интернированы и больше года провели в ссылке в Муроме. В качестве единственной причины такого обращения с послами называется, как правило, желание царя отомстить за оскорбления, которым подверглись члены посольства И. М. Воронцова 1567-69 гг. в Стокгольме. Сочинение Юстена позволяет установить еще одну не менее важную причину — нарушение шведской стороной норм русского дипломатического этикета, согласно которым все переговоры со Швецией велись в Новгороде, где печатью и крестным целованием скреплялись заключенные договоры. Как явствует из сочинения Юстена, шведские послы отказались вести переговоры с новгородским наместником, заявив, что в полученных ими инструкциях нет предписания вести с ним переговоры, поскольку они посланы непосредственно к царю. Юхан III решился на этот шаг, т.к. первым отступил от обычая Иван IV, когда он в 1567 г. «вопреки обычаям прежних правителей соизволил целовать крест в Москве» и назвал Эрика XIV «братом» 15, т.е. признал его равным себе государем.
Но на этот раз царь не видел причины «нарушать старину». Шведским послам было предложено вступить в переговоры с новгородским наместником. Они требовали пропустить их к царю, за что их задержали в Новгороде с сентября 1569 г. по январь 1570 г., где посадили под арест, плохо кормили и вдобавок ко всему ограбили. В конце января их фактически под арестом доставили в Москву. [83]
Оттуда их, так и не удостоив царской аудиенции, в сентябре отправили в Муром, где они больше года провели в заключении.
Из Мурома послов препроводили в Новгород, где в это время находился Иван IV. Его трехнедельное пребывание в Новгороде зимой 1571-72 гг. было связано с подготовкой похода на «непослушника свейского Ягана короля за его неисправление». Он остановился на своем дворе «на Никитине улице». Здесь он принял находившихся в заключении с 1569 г. членов шведского посольства, которые просили его, чтобы он «гнев свой утолил и рати свои унял и войною на Свейскую землю не ходил». Царь согласился отложить поход и продолжить мирные переговоры. Он счел необходимым объяснить свои претензии на Екатерину Ягеллонку и дурное обращение с послами, возложив вину за то и другое на шведскую сторону: «Не мы отправляли своих послов в Швецию за сестрой польского короля госпожой Катариной, — нас привели к этому те обещания и письма, которые мы получали от послов. Они рассказывали, что герцог Юхан умер и у него не осталось ни детей, ни наследников. Поэтому мы просили отдать нам его вдову. Поверив лживым рассказам, мы отправили в Швецию послов, которые вернулись оттуда, испытав оскорбления и несправедливость, словно за тяжкий грех, а ваш король даже не стал говорить с ними, кормили же их, словно каторжников. Чтобы отомстить, мы разрешили плохо обращаться с вами и отнять ваши вещи». 19 января 1572 г. посольство выехало из Новгорода и 7 февраля добралось до Выборга, из которого начало свой путь в Россию 2 сентября 1569 г. Так, практически безрезультатно, закончилась 30-месячная миссия Павла Юстена, которую он описал в своем сочинении.
Шведское посольство 1569-72 гг. было одной из попыток шведской дипломатии ликвидировать обычай, унижавший королевскую власть и подрывавший международный авторитет Швеции, и установить прямые дипломатические связи с Москвой, минуя Новгород. Иван IV, ревностно относившийся к соблюдению русского дипломатического этикета и упорно не желавший считать шведского [85] короля равным себе государем, отреагировал на эту попытку интернированием посольства и пошел на дипломатический конфликт, осложнивший и без того напряженные отношения со Швецией. Объясняя его причину, он писал Юхану III: «Но ты епископа Павла прислал без настоящих полномочий и с надменностью, и потому из этого ничего не вышло». 16
Кризис в русско-шведских отношениях имел и личный характер. Переписка Ивана IV, известного своим «кусательным» стилем, с Юханом III по своей озлобленности и изобретательности не уступает его знаменитой переписке с Курбским. 17 Она постоянно затрагивает болезненный вопрос о претензиях, выраженных в титулатуре и большой государственной печати, в которую Иван IV всерьез намеревался включить герб Швеции, для чего просил Юхана III прислать ему его копию. В ответ Юхан пригрозил ему тем, что он может сам включить царский титул и герб в свой собственный. В 1577 г. он присвоил Финляндии статус Великого княжества и дал ей герб, символика которого была адресована Ивану IV и который сегодня является официальным гербом Финляндии. 18 «Политически насыщенные» геральдические символы печати новгородского наместника позднее были зафиксированы в большой государственной и легли в основу новгородской территориальной эмблемы.
По мнению немецкого историка Х. Фляйшхакера, в своем споре с Юханом III Иван IV находит формулу своего отношения к Швеции. Он представляет дело так, будто правители Москвы уже давно разговаривают со [87] шведскими королями как со своими подчиненными. Предложенная им Юхану III форма договора содержит, по сути дела, лишь односторонние обязательства Швеции. Чтобы обозначить неполноценность Швеции как государства, он называет письма шведского короля челобитными, подчеркивает то свой гнев на короля, то оказанные ему милости. 19
Датский исследователь Д. Линд отметил, что «в лице Юхана III Иван Грозный нашел достойного противника, не собирающегося отступать ни на дюйм, и который, в конце концов, перевернул их позиции на противоположные. К моменту своей смерти в 1584 г. Иван IV был полностью разбит в придуманной им же самим игре». 20
Упорно отказываясь признавать шведских королей равными себе государями, Иван IV не мог предположить, что через три десятилетия внук Густава Васы будет одним из претендентов на московский престол, и именно в Новгороде, согласно старой дипломатической практике, будет подписан договор о его призвании.
Сочинение П. Юстена существенно дополняет и уточняет официальную русскую версию русско-шведских переговоров. 21 Его основным содержанием является описание переговоров и злоключений посольства в России. Российская действительность, которую он наблюдал по преимуществу со стороны, а то и из-за высокого забора, за которым содержали членов посольства, представляет лишь задний план его повествования. Как отметил американский исследователь Х.Грэм, «несмотря на то, что Юстен находился в России во время самого жестокого и неистового этапа опричнины, он весьма смутно осознавал политическую реальность. Очевидно, он так и не понял, что весной 1571 г. татары до основания разграбили и сожгли Москву. Большая часть русских официальных лиц, перед которыми он, будучи беспомощным, испытывал [89] благоговейный страх, пали жертвами темных сил, которым дал волю Иван Грозный». 22
Несчастную судьбу посольства в стихотворной форме описал секретарь и переводчик Матиас Шуберт. Он составил также список своих потерь в России. 23 Поэтические достоинства его стихотворной жалобы невелики, тем не менее она дополняет и уточняет картину злоключений посольства, созданную Юстеном. О самом М. Шуберте известно очень мало. Юстен характеризует его как безбожного, несправедливого и коварного человека, который своим поведением отравлял остальным членам посольства и без того горькие дни плена.
Написанное на латыни «Известие о посольстве в Московию» Юстена, положившее начало шведской традиции описаний России, впервые было издано на языке оригинала «отцом финской истории» Х. Г. Портаном в 1775 г. и переиздано профессором Дерптского университета Густавом Эверсом в начале XIX в, 24 Весьма характерно, что на финском языке оно было издано в то время, когда Финляндия и Советский Союз находились в состоянии войны. 25 В наше время оно было дважды издано на английском языке, 26 но до сих пор остается практически вне поля зрения российских историков.
Текст воспроизведен по изданию: Павел Юстин. Посольство в Московию. Спб. Блиц. 2000
© текст - Коваленко Г. М. 2000

Комментарии
1 История дипломатии. T. I. M., 1959. С. 304; Юзефович Л. А. «Как в посольских обычаях ведется...» M., 1988. С. 20, 35, 62.
2 Казакова Н.А. О положении Новгорода в составе Русского государства в конце XV — первой половине XVI в. // Россия на путях централизации. М., 1982. С. 158.
3 ПСРЛ. Т. XIII. М., 1956. С. 279
4 Сахаров И. П. Дипломатические обычаи древней России // Сын Отечества. 1852. № 9. С. 12.
5 Памятники дипломатических сношений Московского государства с Шведским государством // Сборник РИО. Т. 129. СПб., 1910. С. 12. 13, 55.
6 Цит. по: Соловьев С. М. Сочинения. Кн. III. M,, 1989. С. 482.
7 В ответе царя на письмо, доставленное в Москву Кнутом Юханссоном, было сказано: «На нашей отчине на Великом Новгороде сидят наши бояре и наместники, извечных прирожденных великих государей дети и внучата, а не простые люди. Извечно те наши бояре и наместники Великого Новгорода утверждают мир и крепят перемирие со всеми пограничными государи, с своими ближними суседи по старине... А Свейской земле с государством Великим Новгородом не новое дело почалося, за много лет меж их миры и перемирия бывали, почат от нашего новгородского наместника от князя Юрья с Магнушем королем, и по ся места грамоты докончальные и перемирные и книги в нашей Казне тому есть, и укоризны и бесчестья от тех миров Свейской земле не бывало». (Сборник РИО. Т. 129. С. 20-21.)
8 Gummerus J. Mikael Agrikola. Hanen elamansaja kirjallisen toimensa kuvailu. Jyvaskyla. 1908. S. 101; Sulnnues J. Suomen kirkon historia. Osa 2. Helsinki, 1949. S. 120; Pohjolan-Pirhonen H. Suomen historia. Osa VII. Porvoo, 1960. S. 155.
9 Соловьев С.М. Сочинения. С. 553.
10 Graham H. Paul Justen's Mission to Moscovy // Russian History. 13. 1986. No. 1 P. 42; AhlenA. Bidrag till Ryska krigets historia under konung Johan 111:s regering. Del 1-2. Stockholm, 1869-1873. S. 16-18.
11 Hjarne H. Svensk-ryska forhandlingar 1564-72. Erik XIV:s ryska foerbundsplaner// Skrifter utg. af Kungl. Humanistiska Vetenskapssamfundet I Uppsala. V. Uppsala, 1897. S. 3.
12 Ahlen A. Op. cit. S. 22.
13 «Царь и Великий Князь Ирика короля пожаловал, в братстве его себе на том учинил, что Ирику королю Польсково короля сестру Катерину прислати... А нечто король Польсково короля сестры Катерины к Царю и Великому князю не пришлет, и та докончальная грамота не в грамоту и братство не в братство». (ПСРЛ. Т. XIII. С. 403).
14 ПСРЛ. Т. XIII, С. 128-129.
15 En svensk beskickning till Ryssland under Brik XlV:s regering // Historisk tidskrift. 1887. H. I. S. 340.
16 Памятники литературы Древней Руси. Т 8. Вторая половина XVI в. М., 1986. С. 123.
17 См.: Послания Ивана Грозного. М.; Л., 1951; Hjarne H. Ur brevvaxlingen mellan konung Johan III och tsar Ivan Vasiljevitsch. 1568-71 // Historisk bibliotek. VII. 1880.
18 Линд Д. Большая государственная печать Ивана IV и использование в ней некоторых геральдических символов времен Ливонской войны // Архив русской истории. Вып. 51994. С. 223-225 (Ivan IV's Great Seal and his use of some Heraldic Symbols during the Livonian War // Jahrbuecher fur Geschichte Osteuropas. 33. Muenchen. 1985).
19 Fleischhacker H. Die staats-und voelkerrichtlichen Grundlagen der Moskauer Aussenpolitik. Breslau, 1938. S. 106-107.
20 Линд Д. Большая государственная печать... С. 226.
21 Памятники дипломатических сношений Московского государства с Шведским государством // Сборник РИО. Т. 129. Спб, 1910.
22 Graham H. Op. cit. P. 47.
23 Klagodikt Oefver en svensk beskicknings lidanden i Ryssland under aren 1569-1572 // Historisk Tidskrift. 1888.
24 [Porthun H.G.]. Narratio r.v. Pauli Juusten Episcopi Aboensis de legatione sua Russica. I-III. Diss. Aboae, 1775; Porthan H. G. Opera selecta. III. 1867; Porthun H. G. Opera omnia.1.1939; Beitraege zur Kenntnisen Russland und seiner Geschichte. Herausgegeben von Gustaf Ewers. Dorpat, 1816. Bd. I.
25 Denker R. Der finnlaеndische Bischof Paul Justen und seine Mission in Russ!and // Rossica Externa. Marburg, 1963. S. 38.
26 Lyhyt kertomus siita lahetystehtavasta Jonka Turun piispa Paavali Juusten suoriti Moskovassa // Mikkoia J.J. Lannen ja idan rajolta. Porvoo, 1942; Graham H. Paul Justen's Mission to Muscovy // Russian History. 13. 1986. No.1. [Kajanto J.] The tragic Mission of Bishop Paul Juusten to Tsar Ivan the Terrible. Helsinki, 1995.

ПАВЕЛ ЮСТЕН

ПОСОЛЬСТВО В МОСКОВИЮ 1569-1572

MATKA MOSKOVAAN 1569-1572
Если будет угодно Королевскому Величеству, господину моему, счастливейшему и милосерднейшему, то пусть, ознакомившись с этими записями, он примет нужное решение.
Знаю, Господи, что не в воле человека путь его, что не во власти идущего давать направление стопам своим.
Книга [Пророка Иеремии]. 10. 23
Не проворным достается успешный бег, не храбрым — победа.
Книга Екклесиаста, или Проповедника, 9, II
13 июля 1569 года от Рождества Христова, на третий день коронации нашего великодержавного Господина Короля Юхана 1 , меня и других, выбранных для посольской миссии, известили о нашей задаче.
Да будет это посольство на благо и успех всему Шведскому королевству и принесет прочный мир всем его жителям. Об этом молю всесильного Господа через любимого его сына Иисуса Христа.
Всю неделю коронации мы задержались в Упсале, ожидая, когда будет готова инструкция для посольства. Восемь дней спустя я последовал за Королевским Величеством в Свартше 2, где остановился на несколько дней. Наконец 21 июля я получил инструкции, письмо, адресованное Московскому Великому князю, а также рекомендательные письма к высшим сановникам в Стокгольме для получения у них платья для посольства, выделенного королевской милостью.
В течение двух или трех дней я занимался сборами в дорогу. Отплыв из Стокгольма 24 июля и после больших трудностей миновав Аландское море, потерпел во время бури кораблекрушение близ Ландсудда, в чем я увидел первое предвестие неудачи нашего посольства, а 30 июля на чужом [97] корабле достиг Турку. Хотя я быстро закончил свои домашние дела, я задержался там до 9 августа. Вечером я отправился на лодке в Парайнен 3, оттуда в Хельсинки и в Выборг прибыл 22 августа, в 11-е воскресенье после Троицы.
Там мы получили достаточно съестных припасов, правда, пиво было довольно старым и не совсем пригодным для питья. Выборг мы покинули 2 сентября, не сумев выбраться оттуда раньше, так как мне нужно было посоветоваться с достопочтимым и благородным Юханом Ларссоном 4, который в былые годы много раз бывал в России. Из Кивеннапы 5 мы отправились 6 сентября, когда за нами прибыл русский проводник, и на следующий день мы пересекли границу. На реке Сестре 6 нас встретил от имени Московского великого князя комендант Орешка Богдан 7. В тот же день мы достигли Пурмусельки.
Там мы узнали о приезде присланного для нас из Новгорода проводника по имени Афанасий 8. Его сопровождала свита из 23 человек, среди которых были как дворяне, так и люди простого происхождения. Они встретили нас вскоре после того, как мы направились на постоялый двор, пожелали удачного пути и обещали от имени Наместника проезд, а также необходимую пищу, по старому обычаю. Так мы вместе доехали до места.
На следующий день, 8 сентября, мы направились к Орешку. Когда мы проехали две мили, Афанасий дал нам немного вина, русского меда и хлеба с медовой приправой. В этой местности находился русский монастырь 9. Монахи выбежали нам навстречу, прося милостыню. Мы дали им пять марок из дорожной кассы и продолжили свой путь. Сразу по [99] прибытии в Орешек к нам пришли молодые воины, неся в кружках пиво, крепкий мед и немного вина. Мы, со своей стороны, послали коменданту крепости кружку немецкого пива и кружку купленного в Выборге вина.
На следующий день, 9 сентября, мы прибыли на постоялый двор под названием Назид, а оттуда 10 сентября поехали к ближайшему фогту, жившему в шести милях от постоялого двора, имя его было Сапохин.
11 сентября, в 14-е воскресенье после Троицы, мы достигли почтовой станции Вальц, в понедельник- Дицка 10, а во вторник-Луцка. Утром того же дня моя лошадь неожиданно оступилась на совершенно ровной и твердой дороге, что тоже было, по моему мнению, плохим предзнаменованием. В среду, которую встарь называли Днем Святого Креста 11, мы подъехали наконец к Новгороду. Наш проводник сказал нам придержать коней и посоветовал не появляться в этом большом городе прежде, чем он узнает, кто будет встречать нас от имени Московского Великого князя и Новгородского наместника. Наместником был князь Петр Данилович Пронский 12.
Наконец появились три всадника, которые объявили о том, что встречающие приближаются. Мы медленно подъезжали к городу, когда нам навстречу выехали трое бояр со свитой, одетые в нарядные русские одежды. Они спросили, хорошо ли прошло наше путешествие и достаточно ли у нас пищи и других припасов для пребывания во владениях Великого князя. Мы ответили, что, с Божьей помощью, все прошло хорошо и пищи у нас достаточно. Они, со своей стороны, сказали, что прибыли к нам, чтобы оказать надлежащие [101] почести и проводить в город, молясь о том, чтобы Господь послал обоим государствам, России и Швеции, мир и спокойствие. Мы, в свою очередь, поблагодарили Русского царя и Новгородского наместника за такие почести и выразили надежду, что русские представители, если Господь пошлет их когда-нибудь к Его Королевскому Величеству, получат такой же прием. Так мы, беседуя, въехали в город. Место для жилья нам было предоставлено на улице Кожевников 13, где в предыдущие годы уже жили другие шведские послы. Вечером, сравнительно поздно, нам принесли еду и питье.
Новгородские события
На следующий день, 15 сентября, пришел пристав 14 с толмачом и сказал, чтобы мы явились к Наместнику для беседы. Мы ответили, что в нашу задачу не входит беседовать или вести переговоры с Наместником, прежде чем мы не уведомим Московского Великого князя и царя о тех делах, которые Его Королевское Величество доверил нам. Получив такой ответ, он вернулся к Наместнику, который остался явно недоволен. Поэтому он снова послал к нам того же пристава в сопровождении нескольких "детей боярских" ответить, что нам непристойно подобным образом отвечать наместнику Русского царя. Нам сказали, что мы могли бы поговорить с Наместником о делах, важных и необходимых как для русского, так и для шведского народов. Мы же ответили им: не такие мы глупые, чтобы не уметь различать высшие и низшие лица и должности, отдавая им равное уважение. Матиас Шуберт добавил, что это не в обычае [103] ни у секретарей Великого князя, ни у Ливонских послов- рассказывать кому-либо о делах, с которыми они посланы, прежде чем не прибудут туда, куда направил их государь, Таким образом, неправильно требовать, против посольского этикета, соглашаться на их просьбу. Тогда русский пристав заявил, что Наместник намерен запретить нам свободное передвижение и что он должен задержать нас в Новгороде, потому что мы своим упрямством оскорбили его достоинство. Мы снова отвечали: хотя бы нас и задержали или выслали, мы не изменим нашего мнения, так как нам известно, что Русский царь и Великий князь по своему значению намного выше, чем все бояре и воеводы. Поэтому мы поступили бы негоже и против правил, если бы чтили главу государства наравне с простыми его подданными. Однако мы обещали, что с удовольствием нанесем визит вежливости Наместнику, если он пожелает принять нас на обед или для дружеской беседы. Получив такой ответ, посланцы вернулись в замок, и в этот день ничего более не случилось. Думается, что они просили нас прийти к Наместнику из-за русской кичливости или из пустого тщеславия: чтобы гордиться тем, что мы подчинились их воле, или, возможно, чтобы стали молить их облегчить осуществление нашего дела. Вечером Михайлова дня 15 пришел наш проводник Афанасий в сопровождении нескольких человек и потребовал, чтобы на следующий день мы пришли в замок для переговоров с Наместником. Но по ряду причин определенного ответа он тогда не получил.
Афанасий снова пришел утром 30 сентября и повторил просьбу. Но мы отказались из-за упомянутых уже причин и сказали: у нас в нашей инструкции [105] нет никакого предписания, руководствуясь которым, мы могли бы вести переговоры с Наместником, поскольку мы посланы только к Московскому Великому князю и царю, и если нам не дадут свободно проехать к Его Величеству, чтобы говорить о доверенных нам делах, то лучше отпустить нас на родину, пока Великий князь не получит возможности пропустить для переговоров других послов Шведского государства. Так что Новгородский наместник напрасно просит нас прийти к нему. Это было итогом переговоров того дня. Кроме того, вечером распространилось известие о смерти супруги Русского Великого князя 16, и некоторые считали, что нам не разрешат продолжить путешествие прежде, чем пройдут траурные дни, следующие после смерти Великой княгини.
В следующее воскресенье, второго октября, в Новгороде справляли траур Великого князя или, как некоторые думали, поминки по его покойной супруге, и так следующие два дня. В первый день созвали городскую бедноту, потом священников и монахов, которых, говорят, было очень много. Когда Наместник увидел, что мы не отказались от своего решения, он послал своего секретаря в Москву объявить о нашем упрямстве. С нами прекратили всякие разговоры до 10 октября, когда вернулся курьер. Начиная с этого дня, уменьшили количество даваемой нам еды и питья. Почти всего нам давали после этого лишь половину. В то же время распространился слух о том, будто из Ливонии прибывают послы 17. Одни считали, что это датчане едут в Москву, другие уверяли, что это ливонцы, которые от имени городов и дворянства отдались под покровительство Русского Великого князя. Сделали это по совету ливонских дворян [107] Иоганна Таубе и Эйлерта Крузе 18, которые несколько лет назад добровольно подчинились власти Русского царя, приняв его подданство и перейдя в русскую веру. Как нам рассказали, они сами прибыли в Новгород, одетые в роскошные платья, в День одиннадцати тысяч дев 19 и 25 октября отправились по направлению к Москве в сопровождении свиты из 34 человек.
Что это не были датчане, легко можно понять из того, что они уехали в русских одеждах. Очевидно, они рассказали московитам, закончились ли военные действия между Данией и Швецией 20.
Утром 19 октября к нам снова пришел пристав Афанасий со свитой. Мы спросили у него, почему нам уменьшили количество пищи, ведь он, встречая нас на границе, обещал от имени Московского Великого князя беспрепятственный проезд и все необходимое. Для чего около Новгорода нас встречали русские дворяне Шурат Оничков 21 и Иван Ушков 22 и обещали нам все для путешествия? Почему же теперь нам и нашей свите досаждают тем, что уменьшают количество еды и совсем не дают пиво и мед? Ведь никто из нас не привык утолять жажду водой иначе как в крайнем случае, да и не каждый день. Пристав ответил, что его прислал Новгородский наместник, что обращались с нами на основании приказа и письма Великого князя, и что здесь его, Афанасия, полномочия уже кончаются. Мы сказали на это, что наш великий и милостивый король не получал никакого письма, которое бы опровергало то, что нам обещали беспрепятственный проезд, и обещание это было дано не Новгородским наместником, а самим Русским Великим князем, и на этом основании мы и прибыли в пределы его государства. Тут же мы [109] предложили, чтобы он прочел написанное на русском языке письмо и чтобы нам предоставили ту свободу передвижения, которая в нем была обещана. Когда письмо было прочитано, мы попросили пристава отнести прочитать его Наместнику, с тем чтобы нам не отказывали в том праве, которое дает это письмо. Может, ему просто следовало убедиться в том, что оно у нас есть. Я добавил, что если он не осмеливается относить Наместнику письмо его государя, как сможет он потом отнести наше, чужестранцев, письмо и как же он выполняет свою обязанность? Осмелится ли он изложить Наместнику наши дела и разговоры? Он обещал, насколько это возможно, доложить обо всем. Под конец, для того, чтобы нашей свите не было бы недостатка в напитках для утоления жажды, мы сказали, что могли бы на свои деньги покупать напиток, называемый "квасом". Об этом деле, сказал он, мы промеж себя решим. Но мы так и не получили ответа на нашу скромную просьбу, как будто разговаривали с глухим. Нас было 57 человек, которым едва ли давали на день жбан пива и две кружки меда. Все это делили между несколькими людьми во время завтрака или обеда. Многим моим спутникам из-за этого приходилось утолять жажду водой. Мы покупали бы квас, но этого не разрешали, так же как никто из нас не смел выходить за калитку, чтобы купить что-нибудь. Так как охранники строго держали нас взаперти, а пристав не приходил к нам четырнадцать дней, хотя его обязанностью было докладывать Наместнику о наших нуждах и нехватке припасов, а также приносить из замка ответ, мы провели 14 дней в нехватке питья. Еды мы получали столько, сколько достаточно лишь для поддержания духа. [111]
Приближался уже День всех святых 23, когда к нам, еще завтракавшим, явился пристав в сопровождении двух старших начальников стражи и спросил список нашей свиты и особенно указание, кто конкретно кому прислуживает и каковы их имена. Мы ответили, что боярские дети, которые были с приставом, много раз записывали, сколько нас, когда мы пересекали границу, и все осталось по-прежнему, ни одного человека не убавилось. Когда они снова пожелали узнать, сколько слуг приходится на каждого члена посольства в отдельности, мы сказали, что это не имеет смысла, ибо все мы подданные одного короля и господина, как послы, так и сопровождающие нас слуги. Сделать это хотели, очевидно, для того, чтобы разъединить нас друг с другом и запереть по отдельности узниками. Наконец наша свита прибыла туда, где находились писарь, пристав и другие, и каждого в отдельности записывали по имени. Когда они обнаружили, что нас было не больше чем 57, пристав стал сетовать на то, что одного человека якобы не хватает и что его за это накажут. Мы, со своей стороны, отрицали то, что кого-то не хватает из тех, кто сопровождал нас сюда через русскую границу, и что ему не следует искать предлога, чтобы поймать нас в ловушку. После этого русские ушли. Но на следующий день, это был День всех святых, нам совсем не принесли еды и питья. Лишь из имевшейся у нас провизии мы приготовили скудный завтрак, когда пробыли без еды уже больше половины дня.
Когда мы поели, пришли два посланных Наместником человека, которые никогда прежде к нам не являлись. Одним из них был немецкий толмач, который, на наш взгляд, был неплохим человеком, другим-русский аристократ. Они [113] спросили от имени Наместника, куда мы дели одного из наших слуг и почему мы берем ежедневно долю его еды для того, кого нигде не видно. Мы ответили, что нас было ни больше ни меньше, чем когда мы пересекали русскую границу. А Матиас Шуберт добавил: "Если можно действительно доказать, что кто-то из нас тайно исчез или что мы хотим его куда-нибудь спрятать, то мы напрасно давали бы повод к тому, чтобы лишить наше посольство прав и свобод, чтобы конфисковать наше имущество и подвергнуть себя риску. Какое нам дело до того, как идут русские дела? Наш долг-заботиться о том, чтобы между обоими государствами установился мир, и чтобы он продолжался так же, как и взаимная дружба. Для чего ж тогда Наместник пытается оскорбить и раздражить нас!" Услышав это, русские пошли считать людей из нашей свиты, в которой никого не прибавилось и никого не убавилось от прежнего числа. Потом они ушли, но нам не добавили ни питья, ни еды, которую мы получили немного позже, чем обычно.
20 ноября, в 24-е воскресенье после Троицы, нам поменяли пристава. Афанасий, который был уже стар и слаб и к тому же якобы небрежно наблюдал за нами, был отстранен от своих обязанностей. Он был, это надо отметить, сдержанным, любезным человеком и относился к нам дружелюбно. Его сменил Поздей Иванович Парский 24. Сразу в этот же день он, еще до того, как мы совершили свой утренний туалет, повелел нам предстать перед ним, чтобы заново переписать всю свиту. Кроме того, у наших слуг он забрал три дома, вынуждая нас жить в тесноте. Нам осталось теперь лишь три русских дома вместо шести, что были раньше. [115]
Как вокруг нас установили частокол
В тот же день пришла большая группа русских, один из них притащил большие, длиной не менее 5 локтей 25, колья. Другие стали рыть ямы вокруг нашего жилища, в них устанавливали принесенные колья. Эта работа длилась до следующего воскресенья, и на всю ограду ушло 496 длинных жердей. Что было сделано для того, чтобы не допустить никого говорить с нами и чтобы никто из нашей свиты не смог уйти,-теперь нас охраняло это позорное сооружение. В это же время нашу дневную норму еды уменьшили на 2 овцы, 1 гуся, также перестали давать горох, который клали в щи. Кроме того, лошади стали получать меньше овса, а свиту пересчитывали каждый второй день, чтобы еще больше досадить нам.
На той же неделе во вторник, 22-го, а затем и 24 ноября наш пристав спрашивал с усмешкой, не хотим ли мы пойти к Наместнику просить большей свободы. Мы ответили, что притеснения русских не изменили нашего мнения, и добавили, что не пойдем к Наместнику, если он не покажет полученный от Великого князя именной указ о том, чтобы встречать нас подобным образом. Если такового у Наместника нет, ему незачем требовать от нас визита, в котором мы уже отказали. У шведских послов в обычае сначала посетить Русского царя и поприветствовать его, а затем они уже могут беседовать с его советниками и чиновниками. Из-за этого мы и ждем здесь уже 10 недель, подвергаясь различным оскорблениям.
В начале декабря нам рассказали, что [117] Великий князь не интересуется послами из Швеции и не придает им никакого значения. Он не желает пропускать их в Москву для переговоров, и их необходимо допросить в Новгороде, если послы не хотят попасть к нему в немилость. Так что русским все равно, подтвердится ли мир или начнется война. Русский царь не боится, хотя бы короли Польши и Швеции и выступили вместе против русских, ибо он верит в то, что один способен противостоять им и даже одержать победу. Говорили, что он не желал даже упоминать о шведских послах, потому что шведы якобы в прошлом обманули русских лживыми и пустыми обещаниями. 2 декабря член нашей миссии получил от одного русского письмо. В нем говорилось, что Великий князь собирает большое войско, с которым он намерен напасть на Финляндию или Ливонию, хотя некоторые говорили, что эти сведения недостоверны. Третьего декабря к нам снова пришли два царских секретаря. Они были советниками Наместника и, как нам показалось, очень уважаемыми людьми. Одного звали Никита Юрьевич Шелепин 26, а другого-Богдан Федорович 27. Им не понравилось, что мы при появлении их в сопровождении большой свиты не встали, хотя они были посланы Великим князем. Стоя, они спросили у нас через немецкого толмача, куда мы дели одного из слуг, которого якобы не хватает в нашей свите. Об этом деле раньше уже много раз справлялись у нас другие посланцы Наместника. Мы ответили, что никто из тех, кто пересек русскую границу, не исчез, мы-здесь все, с Божьей помощью, все посольство, и нас послали сюда не шпионами, а послами, которым наш великодержавный и милостивый король доверил дела государственной [119] важности. Поэтому нам незачем кого-то тайком отсылать. После того они потребовали, чтобы нашу свиту пересчитали заново, а сами, наблюдая, стояли на крыльце дома. При этом они пристально рассматривали каждого и спрашивали, у кого из послов он в прислуге и какова его задача. Проделав это, все они ушли. Наконец из всего, что по истечении 3 1/2 месяцев мы услышали из официальных и из частных бесед, нам стало ясно, что мы не получим свободного проезда к Московскому Великому князю. Тогда мы были вынуждены, против нашего решения, оставить прежнее упорство и сказать, что желаем изложить наше дело здесь, в Новгороде, Наместнику и назначенным ему в помощь советникам, чтобы они доложили обо всем Русскому царю. Нам пришлось так поступить не только из-за того, что мы стали получать меньше еды и питья и что нас посадили под арест, а из-за того, что мы боялись нападения собранного царем войска на Финляндию и разорения ее огнем и мечом, как было сказано в его угрозе.
4 декабря, во второе воскресенье Адвента 28, пришел один русский 29. Его послали секретари, которые были у нас накануне. Он спросил, хотим ли мы с нашим делом посетить Наместника. Мы ответили, что решили это сделать, ибо тщетно ждать, что нас пропустят к царю. Тут же мы спросили, уполномочен ли Наместник принять королевские и наши личные подарки. Он не смог ответить и сказал лишь, что доложит об этом Наместнику, который, как говорили, сразу после завтрака послал в Москву гонца за указаниями на ближайшее будущее. После этого минуло много дней, за которые ничего значительного не произошло.
Это были события 1569 года. [121]
Теперь следует 1570 год от Р.Х., поворотный пункт нашей трагедии и несчастной миссии
В начале января распространился слух о том, что Московский Великий князь находится неподалеку от Новгорода 30. Русские, которые выказывали нам притворное дружелюбие, уверяли, что все обернется в лучшую сторону через несколько дней. Те, кто прибудет для изучения нашего дела, появятся якобы скоро и разрешат нам отправиться на родину. Мы уже почти поверили их коварным любезностям, но все равно печалились и грустили. Наступило Крещение, и когда мы утром готовились к службе, пришли два посланных из дворца человека и спросили, собираемся ли мы завтра, 7 января, к Наместнику, как обещали. Мы сказали, что, если Господь позволит, готовы отправиться куда угодно. На следующий день во время молитвы мы просили Господа, чтобы посещение дворца было для нас удачным, и, не поев, прождали до обеда. Наши коварные враги уверяли, что мы получим там прекрасный обед, так что не нужно подкрепляться. Наконец прибыли посланные к нам воины. Наш провожатый Григорий ехал справа от меня в собственном экипаже, у других послов тоже были провожатые по правую сторону. Пятеро из нас ехали на собственных лошадях. Около дворца мы спешились и оставшийся путь прошли пешком. По обе стороны от нас стояли люди Великого князя, с которых беззастенчиво сняли всю одежду, они были совсем наги. Они находились вокруг, пока мы Не дошли до лестницы. Навстречу нам вышли двое русских, которые со злорадством поздоровались и пошли впереди нас. [123] в дом, где собрались Наместник и другие русские аристократы. Многие из них были вооружены и снаряжены будто на битву, а не для переговоров с послами. После приветствий Матиас Шуберт начал излагать, что он говорит в соответствии с указаниями короля, которые были нам даны. Но когда присутствующие заметили, что в приветствии не упомянут Наместник, они прервали толмача, грязно обругали нас и спросили, признаем ли мы Наместника братом нашего короля и равным ему, как это было раньше.
Мы просили, чтобы они разрешили толмачу говорить и не прерывали его, так как из его речи легко узнали бы о нашей цели. Когда Шуберт добавил несколько слов к этому объяснению, толпа загалдела еще больше и потребовала, чтобы нас выбросили вон. Схватив за рукава, русские вывели нас из дома, а чтобы мы шли быстрее, один гигант Полифем встал, взяв в руки меч. После этого позорного изгнания мы пошли к повозкам. Но едва мы отъехали, как нас настигли и потребовали вернуться. Они стащили нас с повозок и кулаками стали подталкивать вперед, пока мы не дошли до какого-то другого дома. Нас оставили в комнате, а других членов свиты собрали в задней части дома. Русские обыскали каждого отдельно, сорвали и взяли все, что у нас было: кольца, золотые цепочки, деньги и всю праздничную одежду. Потом нас выбросили из дома, у многих связали ремнем руки и отдали во власть русскому всаднику, который, зацепив ремень, приказал бежать за ним, и каждый раз, когда он поворачивал коня, нам приходилось делать такой же поворот. Этот позор пришлось терпеть на глазах у большой собравшейся со всех сторон толпы. Так мы вынуждены были [125] бежать до самого дома, который находился более чем в четверти мили от дворца. Но и здесь наш позор не кончился. Когда мы зашли в комнаты, то увидели, что королевские и наши подарки, предназначенные для Великого князя, и все то, что было отнято у нас, свалено на полу. С нас сняли обувь, всю одежду и плащи, мы были совсем нагими; нас потащили для насмешек пришедших сюда, они со злорадством, без всякого стыда, указывали на нас. После этого мерзкого представления нам дали одеться. Такому же сраму подверглась и свита. Затем русские забрали наши дорожные сундуки во дворец и держали их там три дня; когда их вернули, там не оказалось золота, серебра, серебряных кубков, иоахимсталеров 31 и шведских денег. В течение этих трех дней нас не пускали в комнаты, где мы жили раньше. Нас держали в гораздо худшем доме, словно преступников, и свиту тоже поместили в какой-то маленький дом, где они должны были жить в одной комнатке, словно свиньи в хлеву. Господь знает, где мы, посаженные на воду и хлеб, скрепя сердце провели те три дня, ожидая смерти или жестокой пытки.
Спустя три дня, 10 января, к нам пришел новый, седовласый пристав по имени Григорий Григорьевич 32. Он огласил великокняжеский указ о том, что все пережитое нами является местью. Посол Великого князя Иван Михайлович 33, а также его свита были ограблены в Стокгольме сразу, как только король Юхан захватил Стокгольм. Хотя мы не представились Наместнику и не рассказали о нашем деле (мы же делали это, следуя указаниям), Великий князь все-таки вернул нам и нашей свите одежду, чтобы пристав мог проводить нас в Москву.
Во время всей этой поездки с нами обращались [125] очень плохо, нас везли не как послов, а как арестантов и преступников. Хлеб был сплошь из отрубей, жажду мы утоляли холодной зимней водой, охранники пускали по ночам в комнату дым, чтобы мешать нашему отдыху. Каждый раз, когда мы трогались в путь, нас тщательно пересчитывали, как и тогда, когда прибывали на место ночевки. Такой несчастной и полной оскорблений была поездка, которая длилась три недели. Таковы были события в Новгороде.
Теперь следует московский этап, который был таким же ужасным и печальным
В Москву мы прибыли в последний день января 1570 года. Там пища была не лучше, чем в дороге. На содержание свиты давали по 3 московских деньги на человека, нам-послам-давали каждому по 7. На эти деньги наши русские провожатые покупали столько, сколько хотели, а не сколько требовалось. Часто они воровали нашу долю, думая больше о себе, чем о наших нуждах. Легко понять, какая жалкая жизнь была у нас, потому что из той милостыни, которую в России давали заключенным, нужно было раздобыть и купить необходимую пищу, свечи, дрова и тот отвратительный напиток, который они называют квасом. Кроме того, тогда почти во всей России свирепствовал большой голод 34, так что многие русские мучились и умирали от голода прямо на улице и на дорогах. Многие наши из-за голода продали свою одежду, некоторые занимали у других деньги, если у кого-то немного осталось. Той милостыни свите хватало лишь на то, чтобы раз [129] в день получать еду. Из того, что оставалось, нельзя было приготовить обед, а лишь скудный завтрак. Пищу нам приносили во время обеда. Не всегда можно было отличить, было ли мясо лошадиным или мясом другого животного, нужда заставляла нас есть все, что давали. Нельзя скрыть, что нам приносили и мясо падали, которое мы брезгливо оставляли нетронутым. Так мы провели всю весну и лето. Всемогущий Господь, как заботливый отец, оберегал нас словом, чтобы мы выжили, так как написано: не хлебом единым жив человек.
За февраль, март, апрель и май ничего особенного с нами не случилось, пока Великого князя не было в Москве. По возвращении же он начал заниматься делами польских послов, которые, как говорили, прибыли в начале марта 35.
Первого июня по указу московского совета бояр мы в обычных одеждах пошли во дворец. Нас привели в Посольский приказ, где были два думных дьяка 36. Когда мы вошли, они поздоровались с нами за руку, и один из них, когда мы сели, сказал, что Великий князь и его совет хорошо знают дело, с которым мы посланы от нашего короля и господина, а именно то, что входило в инструкцию. Но все это, он сказал, видимо, написано во сне, потому что наш господин и король просит о том, на что русский царь никогда до этого не соглашался. Но поскольку случилось так, что вопреки обычаям прежних правителей Великий князь соизволил в Москве целовать крест (и так подтвердил мир), так это произошло из-за королевы, которую шведы, якобы по имеющемуся договору, собирались послать сюда. Он спросил, есть ли еще что нам сказать, кроме того, что упомянуто в письме. Мы ответили, что у нас больше нет ничего, если [131] у его царского величества нет вопросов, на которые можно ответить.
Матиас Шуберт захотел снова рассказать о нашем деле, но когда дьяк заметил, что здесь нет ничего, кроме того, что было в посольской инструкции, он приказал Шуберту замолчать. И добавил затем, что наш господин и король или просил подтвердить мир, который Петер Йонссон предложил в письме русскому царю 37, или просил через нас сделать дело так, будто оставил без внимания заключенные в прежние времена договоры, такие как короля Магнуса Эрикссона 38 или господина Стена 39, которого послал король Густав. Мы заметили кроме того, что русским не нравилось, что в нашей грамоте было указано больше послов, чем прибыло сюда: это были Гермунд Свенссон и Врур Эрикссон. Мы объяснили, что один из них, Брур Эрикссон, в Турку тяжело заболел, поэтому остался там до выздоровления, другой-Гермунд, старый и дряхлый,-вряд ли смог бы проехать верхом и милю. Это была невнимательность писца, что его включили в посольскую грамоту. Дьяков это, видимо, удовлетворило, они сказали, что обо всем доложат русскому царю, и приказали нам идти.
В тот же вечер пришел по приказу дьяков пристав и объяснил, что наши речи очень огорчили Великого князя и что он хочет сослать нас в Муром, поскольку мы якобы досаждали ему непотребными делами, как будто не знали заранее, каково мнение его об этом деле. Мы, со своей стороны, удивились, почему Великий князь обиделся, ибо мы не предлагали того, чего не было бы в нашей инструкции. Подавленные угрозой тюрьмы, мы просили дать нам возможность возвратиться во дворец, чтобы прояснить дело. Пристав [133] обещал сообщить об этом дьякам. Утром 3 июня во дворе дома, где мы жили, появилась большая группа всадников. Все они были при оружии, многие в богатых одеждах. Они привели в качестве толмачей Ингельберта и Лаврентиуса Бартольдссона 40 и с ними двух слуг.
Шестого июня нас опять позвали во дворец. Там тот же человек, который до этого уже говорил с нами, повторил то, о чем приставу приказано было объявить нам. Но мы отвечали, что заметили недовольство Великого князя нами и покорно просили бы послать сопроводительные письма для других послов, и что его царское величество тем временем согласилось бы подтвердить мир со Шведским государством, дав нашему великодержавному и милостивому королю это письмо. Но так как мы незадолго до этого узнали от надежных посредников, что против нас замышляют много дурного, позорного и что нам уготовано суровое тюремное заключение, а свиту разгонят, мы сказали, что желаем упомянутым образом вести в Новгороде переговоры о подтверждении мира. Это я добавил уже в самом конце, когда не оставалось иного выбора. Они согласились с этим, а когда засомневались, одобрит ли это его королевское величество, мы ответили, что в нашей инструкции указано, что мы можем доверительно беседовать о мире между обоими государствами по такому обычаю, который короли Швеции еще в древности утвердили и который до нынешних времен был в силе. Чтобы убедиться в этом, они принесли королевские письма, которые мы привезли для Великого князя. Прочитав их, они обещали доложить об этом совету бояр, чтобы он, совет, мог говорить за нас перед русским царем и Великим. [135] князем о примирении с нами и чтобы он соизволил утвердить мир с нашим королем. Они посоветовали, чтобы сразу, как нас позовут к боярам, постараться уговорить их поддержать нашу просьбу. Как раз в это время в Москву прибыл враг нашей страны, одноглазый великий князь Ливонии Магнус 41, который все испортил, настроив против нас царя.
Одиннадцатого числа того же месяца нас отвели во дворец, в тот же самый дом, где мы уже были. После традиционного приветствия нас спросили, собираемся ли мы оставаться на своей позиции, на что получили ответ, что мы своего мнения не изменили и можем подтвердить это честным словом. Они ответили, что это наше дело. Мы попросили рекомендовать нас Великому князю и совету бояр, и они обещали сделать это. Некоторое время мы ждали, пока дьяк был на приеме, потом нас проводили во дворец. Там находилось около 15 старейшин-совет бояр Московского государства. После приветствия Матиас Шуберт по шведскому обычаю сказал: "Его царское величество увидел, что наш великодержавный и милостивый король готов отправить послов для закрепления мира между обоими государствами, возобновления и поддержания его дружественными договорами. Для того мы здесь, чтобы сделать это по приказу и от имени нашего короля, прося его царское величество утвердить договор о дружбе и крепком мире и поддерживать его как можно дольше. С этой целью мы просим покорно, чтобы его царское величество смягчил свой гнев, проявил милосердие и относился бы к нам по-отечески. Тогда мы со своей стороны готовы по прежнему обычаю целованием креста подтвердить мирный договор в [137] Новгороде, а затем от имени Ливонии твердым честным словом подкрепить его в Дерпте". И, наконец, просили, чтобы после того, как благосклонным содействием царского величества мир будет заключен, нам разрешили вернуться на родину. Совет бояр обещал передать это Великому князю и русскому царю. Мы заметили также, что нуждаемся в дополнительной еде и напитках, поскольку пища у нас очень скудная. Затем мы попрощались.
После этого посещения весь остаток лета мы довольствовались всевозможными бесчисленными обещаниями. Сначала нужно было якобы решать дела польских послов, говорят, очень щепетильные и важные. Так что нам нужно отложить наши дела, и сразу, как только они решатся, мы отправимся на родину. Этой надеждой тешили нас и сам пристав, и все его помощники, добавляя к этому, что скоро будут давать больше пищи. Это произошло в Иванов день 42 -тогда к нашей "милостыне" добавили 1/2 рубля, так как русские видели, что мы живем в большой нужде. Эту прибавку мы получали до праздника Марии Магдалины 43, когда стало известно, что из Швеции прибыли гонцы. После их прибытия положение опять стало плачевным. Может, это произошло из-за того, что они услышали от гонцов или вычитали из посланий более тяжелые условия, чем хотели. В течение многих дней нам совсем не приносили с базара еды, так что те, у кого еще оставались деньги, покупали хлеб, а те, у кого их не было, голодали. Тщетно ожидали мы уменьшения наших бед или освобождения из этого заключения.
Как раз в это время произошла смена приставов, изменение от худого к худшему. Наше заключение длилось до 5 сентября, когда нам приказали [139] отправиться в Муром, что в 400 русских верстах от Москвы. По-нашему это примерно 80 миль 44 вдоль рек (Москвы и Оки), но прямо по дорогам это 60 наших миль. Те три недели, что длилась наша поездка, мы получали очень мало еды. Первой на пути была Коломна, примерно в 18 милях от Москвы. Она казалась хорошо укрепленной каменными стенами и башнями. Следующим местом был Переяславль-Рязанский. Вокруг него были деревянные укрепления, кроме того, по дороге встретились Касимов и другие маленькие города и деревни, но ни в один из них мы не могли заехать, чтобы добыть себе еду. 24 сентября мы прибыли в Муром, где нас отвели в пустой дом. Поскольку в нем была лишь одна комната, пристроили еще три, и скоро территорию вокруг дома окружили высоким забором, в котором было 745 бревен. Великий князь прислал письмо, чтобы нам давали необходимую пищу. Но из напитков за все время нашего заключения мы не получали ничего, кроме русского кваса. Хлеба было так много, что почти все мы покупали на его излишки кожу, чтобы сшить себе сапоги и гамаши, а также русское полотно. Если бы не такое обилие хлеба, многим из нас пришлось бы ходить разутыми и раздетыми. Но и здесь русские не пренебрегали выгодой для себя, присваивая часть хлеба. Нельзя не упомянуть большую доброту Господа к нам, несчастным, когда мы чудом избежали чумы во время пути и осенью. Она свирепствовала по всей России, даже в тех местах, где прежде о ней и не слышали. Из нашей свиты умерли лишь двое: один в лодке во время пути, другой-в Муроме. Поэтому мы приучились повторять слова псалма: "Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего [141] покоится. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч справа от тебя; но к тебе не приблизится" (Псалтирь, Псалом 90, 1,7). Действительно, это так удивительно, так милосердно, мы об этом не могли и думать,-но мы выжили. Да будет вечно славиться имя Господа! В наше Муромское заключение прислан был королевский гонец Власиус Прюдцен. Он прибыл из Москвы 15 марта 1571 года со слугой по имени Анд-реас Китуйнен после того, как чума убила остальных его спутников прошедшей осенью в Москве. Все время они поддерживали в нас тщетную надежду на свободное возвращение домой. 2 августа из Москвы прибыл еще один гонец, чтобы узнать, как у нас дела и живы ли мы. Он отметил нашу свиту в своем списке и утешил надеждой, что скоро русский Великий князь проявит к нам свою царскую милость. После этого он уехал. 20 сентября того же года из великокняжеской слободы прибыл другой посланец короля. С ним было три человека. Имя гонца было Эрик Якоби. Еще из Орешка он отправил через русского гонца королевские письма московскому царю, который был тогда в слободе, туда же проводили и его самого. Ему, однако, не дали говорить с царем, а послали к нам. Он сказал, что выехал из Выборга шесть недель назад. 25 сентября, когда мы обедали, во двор нашей тюрьмы прибыл московский гонец. Он собрал всю нашу свиту, а пока мы задержались в комнате, забрал одного из королевских слуг, чье имя было Олав Ханссон. Что с ним сделали, мы не знаем. Некоторые говорили, что московский гонец увез Ханссона, чтобы якобы отправить его в Швецию вместе с королевским курьером подтвердить, что с Божьей помощью мы еще живы. В тот день мы [143] похоронили лекаря, которого унесла чума. Да будет Господь милостив к его душе.
9 октября 1571 года. По воле Божьей мы провели в Муроме уже год и две недели. За это время мы не сделали ничего, кроме того, что я уже вкратце упомянул. Наше сознание постоянно отравлял тот раздор, подлым сеятелем и подстрекателем которого был Матиас Шуберт, безбожный, злой, коварный и безумный тиран. Пусть Господь воздаст ему по заслугам.
Первого сентября в нашей свите начала свирепствовать чума. Пятнадцать наших спутников умерли от этой болезни, но остальные, по милости Господа, остались в живых. За это благодарим и прославляем Его, сохранившего нас. Мы были заперты в Муроме с 24 сентября 1570 года вплоть до 23 ноября 1571 года. В этот день вечерними сумерками нас посадили в сани, положили туда имущество, которое нам наконец вернули в городе Клин 8 января, правда, не все, а часть, как обычно случается, когда перевозят чужие вещи. В этот город тогда же прибыл из Москвы русский Великий князь со свитой, направляющийся в Новгород с намерением объехать всю Ливонию или направиться прямо в Финляндию, чтобы разорить ее огнем и мечом. 9 января нам приказали явиться к царским секретарям, которые жили, как и сам царь, на северном берегу реки. Когда мы пришли туда и поздоровались с секретарями за руку, один из них начал читать по бумаге речь, содержание которой было следующим: "Прибыв два года назад в Новгород, вы не пожелали доверить ваши дела Новгородскому наместнику Великого князя, прежде чем приветствовать его царское величество, как до этого было принято в отношениях между [145] русскими и шведами. Это ваше упрямство рассердило его царское величество, из-за чего он, прибыв в начале зимы в Новгород, приказал Наместнику и Афанасию Вяземскому 45 вместе с другими русскими аристократами изучить вас и ваши дела. Но вы пришли на их собрание, не оказав им должного уважения: не соизволили с почтением поприветствовать их от имени короля, но появились так, как ваш господин и король пришел бы к правительству Шведского государства. Прося о подтверждении мира между двумя странами, вы также не соблюдали строгий этикет, сильно оскорбляя этим царское величество. Ведь Великий князь и его совет не забыли ту жестокую несправедливость и позор, от которых пострадали русский посол Иван Михайлович и его товарищи в Стокгольме, когда ваш король пришел к власти. Поэтому и с вами в свою очередь оскорбительно обращались в Новгороде, отобрали вещи. Вас держали в России три года, потому что и нашим послам долго мешали вернуться домой. Чтобы отомстить за это, Великий князь приготовился оружием сурово наказать вашу страну. Если же вы хотите предотвратить разорение и несчастье и подписать мирный договор, то должны согласиться на следующие условия. Во-первых, ваш король должен возместить ущерб, нанесенный великокняжеским послам, заплатив 10 000 иоахимсталеров; во-вторых, ваш господин и король должен прислать, когда это потребуется, в помощь русскому царю 200-300 всадников или пеших людей, хотя и на условии, что, перейдя русскую границу, они получат довольствие от царя; в-третьих, ваш король должен уступить русскому царю все те месторождения металла, которые находятся на финской территории; [147] в-четвертых, следует ко всем прежним титулам русского Великого князя добавить также "Господин Шведской земли".
Мы ответили, что по инструкции, полученной от Его Королевского величества, мы не уполномочены ни соглашаться на эти или какие-либо другие условия, ни давать обещания. Мы присланы сюда только за тем, чтобы возобновить и подтвердить на честных условиях мир между обоими государствами. Для этого мы уполномочены на крестное целование в Новгороде или Дерпте. Но чтобы Великий князь не выдвинул более тяжелых условий подтверждения договора из-за случившейся с послами в Стокгольме несправедливости, мы обещали, что стоимость вещей, отобранных у Ивана Михайловича, возместят; возможно, сумма будет 10 000 талеров или немного меньше. О других условиях Великий князь мог бы договориться письменно или через послов. Секретари обещали доложить обо всем этом царю и приказали нам идти. 11 января нас по приказу бояр разбудили и велели идти к секретарям. Мы отправились в большой спешке туда, но не встретили никого, кроме немецкого толмача. После часа ожидания появился секретарь и объявил следующее: "Великий князь и царь не настолько жаждет христианской крови, чтобы не испробовать все способы для честного соглашения, так как он поборник справедливости и христианской веры. Его величество для этого решил послать к вашему королю Тенне Олавссона 46 с требованием признать свою вину и прислать в Россию новых послов, прежде чем он, Великий князь, пойдет с большим войском на Финляндию и разорит ее огнем и мечом". Мы сказали, что этот совет соответствует нашему мнению и что мы [149] просим Господа, щедрого миротворца, склонить Короля и Великого князя к миру и согласию без ущерба для обоих государств. После того, как я сказал это, секретарь велел удалиться. 12 января, во время утренней молитвы, нам объявили, что снова нужно явиться для разговора и что, возможно, мы увидим самого Великого князя. Мы собрались, и нас отвели в дом, где проходила последняя беседа. Там мы оставались более чем до полудня. И, наконец, когда Великий князь выходил после трапезы, нас вывели на улицу, где мы ожидали его появления. Он приехал в экипаже, и когда лошади остановились, мы упали перед ним на колени. Но он приказал нам встать и сказал со злорадством: "Вы прибыли в Новгород почти два года назад возобновить с нами мирный договор, но когда пожелали вести дела иначе, чем поступали прежние короли Шведского государства господа Магнус Эрикссон 47, Стен Стуре 48, Сванте Стуре 49 и Густав 50, мы не смогли терпеть вашего высокомерия. Кроме того, ваш господин и король в начале своего правления долго задерживал наших послов и заставил их пережить позор, а еще позволил разграбить их имущество. Не мы отправляли своих послов в Швецию за сестрой польского короля госпожой Катариной 51,-нас привели к этому те обещания и письма, которые мы получали от послов, и один из них-присутствующий здесь Матиас Шуберт. Они рассказывали, что герцог Юхан умер и у него не осталось ни детей, ни наследников. Поэтому мы просили отдать нам его вдову. Поверив лживым рассказам, мы отправили в Швецию послов, которые вернулись оттуда, пережив оскорбления и несправедливость, словно за тяжкий грех, а ваш король даже не стал говорить с [151] ними, кормили же их словно каторжников. Чтобы отомстить, мы разрешили плохо обращаться с вами и отнять ваши вещи. После этого мы были готовы приветствовать вас и вашего господина и короля или пойти войском на его государство, если бы он этой зимой не отправил к нам других послов с просьбой смягчить наш гнев. Я хочу, чтобы этот Тенне отправился в Швецию к королю и напомнил ему во всеуслышание об этом, а остальных в это время необходимо держать здесь".
Он подал руку Тенне и поехал дальше. Не возвращаясь в наше жилище, мы последовали за царским войском в Новгород.
Нас позвали рождественским днем. На третий день после того нас снова пригласили в Канцелярию и после некоторого ожидания проводили к секретарям, которые спросили нас о том, далеко ли Тенне сейчас от Стокгольма. Мы ответили, что это неизвестно, поскольку в нескольких местах нужно пересекать широкое море, поэтому послы могут опаздывать. Нам кажется, что его царское величество поступил бы богоугодно, если бы он доверил нам, присланным сюда ранее, обсуждать условия мирного договора. Еще лучше, если кто-нибудь из шведской знати приедет сюда. Мы готовы крестным целованием подтвердить мир здесь, в Новгороде, или в Дерпте, или в любом другом месте по желанию Великого князя. Мы боялись, что грозное войско царя пойдет на Финляндию, принеся большие разрушения и непоправимый ущерб. Желая предотвратить это несчастье, мы умоляли, чтобы Великий князь дал склонить себя к миру и согласию. Они ответили, что объявят об этом царю, а возвратясь, сообщили, что царь подумает об этом деле.
29 декабря по указу царя в Швецию с письмом [153] от Великого князя был послан Зигфрид Михаель, которого взяли от нас, не дав поговорить с ним, и отправили прямо в Орешек.
Это события 1571 года. Теперь следует итог и разрешение предыдущих событий
Вечером накануне Крещения 52 мы попросили секретаря, чтобы царевичи вместе с боярским советом выступили посредниками и уменьшили злобу царя на Швецию. В Крещение нас привели на их собрание. Там был царевич, которого называли черкесом; по слухам, прославленный герой 53. Мы упали на колени и по русскому обычаю били челом о землю. Потом, стоя почти в центре комнаты, просили, чтобы совет обратился к царевичам с просьбой вместе с боярским советом защитить нас перед русским царем,-чтобы он, оставив злобу, проявил к нам царское расположение и не дал своему войску разорить огнем и мечом Финляндию. В войне прольется много невинной христианской крови с обеих сторон, и это будет глумлением над Господом, а также большим ущербом и бедой для народа. Желая предотвратить это, мы умоляли, чтобы они сами представили себе этот ужас и уговорили Великого князя отказаться от мысли о войне. Узнав о такой проявленной милости к его подданным, жителям Шведского государства, наш Великодержавный и милостивый король, со своей стороны, оказал бы взаимную благожелательность Великому князю. Несомненно, что и самому Господу было бы угодно такое предотвращение разорения и гибели. Они ответили, что в их содействии не будет недостатка. Мы пожелали им удачи. [155]
На следующее утро нам объявили, что следует одеться должным образом, поскольку вскоре мы предстанем перед русским Великим князем и царем. Это произошло через два часа. Сначала нас проводили в дом дьяков, а оттуда в царский дворец. Войдя туда, мы снова пали ниц, склонив к земле головы. Мы сделали это дважды, так как здесь были оба царевича. После этих знаков уважения мы подошли немного поближе и проделали то же самое еще раз. Наконец Великий князь приказал нам встать, сказав, что он христианский князь и правитель и поэтому не требует, чтобы перед ним лежали на полу.
Потом он стал рассказывать, как в правление короля Эрика 54 он отправил своих курьеров в Стокгольм, где их поместили в чумное место. Там их руководитель умер от чумы, и товарищи вернулись в Россию без него 55. "Поскольку король Эрик не получил точной информации о цели их миссии, он сам послал к нам Юхана Ларссона (здесь и далее, вплоть до окончания абзаца, повествование ведется от лица Великого князя.-Примеч. сост.), который подробно расспросил нас обо всех делах. Мы просили его передать королю, чтобы тот отправил сюда послов, с которыми мы могли бы переговорить о завоевании Ливонии и о супруге герцога Юхана, Катарине. К нам прибыли послами из Швеции господа Нильс Гюлленшерна 56 и Матиас Шуберт со свитой, которые привезли скрепленные печатями письма с обещанием отдать нам госпожу Катарину, якобы оставшуюся после герцога Юхана вдовой без наследников. Какой порядочный человек захочет разлучать мать с детьми и мужа с женой? Введенные в заблуждение обещаниями и письмами, мы поверили и подтвердили [157] мирный договор целованием креста, и это сделал не новгородский Наместник, как это было раньше принято, а мы собственной персоной. Мы, со своей стороны, послали своих людей в Швецию, где их держали долго и вопреки старым обычаям. Наконец они, пережив всяческие оскорбления и жестокую несправедливость, возвратились ограбленные и не выполнившие своей задачи 57. Потом приехали вы, и мы позвали вас сюда, хотя о вашем прибытии до того, когда вы сразу после Рождества появились в Новгороде, ничего не было известно. После того, как Наместник и бояре изучили ваше дело, мы пришли к мнению, что вы вели себя как сумасшедшие, желая вопреки старому обычаю, который давно был принят в отношениях между Россией и Швецией, решать большие дела. Поэтому мы решили отомстить за несправедливость, пережитую нашими послами, а также за ваше упрямство, и разрешили оскорблять вас и лишить имущества. Так вас держали здесь более двух лет, словно пленников, и король совершенно справедливо желал освободить вас. Но он только больше разозлил нас оскорбительными письмами 58 , угрожая обнажить свой меч и прервать мир. Однако больше нас тронули мольбы и рекомендации   наших любимых сыновей и всех советников и бояр. Поэтму мы теперь умеряем свой гнев и в этот раз больше не потревожим ваш народ, если король проявит благоразумие и, довольствуясь своим государством, оставит Ливонию, которая по правам наследства принадлежит нам. Если же он не пожелает удалиться оттуда, то мы покажем кто на что способен и чей меч бьет сильнее и глубже. Это мы хотим через вас передать вашему королю".
Кроме того, царь приказал нам обедать с ним [159] в этот день. Блюда были приготовлены великолепно, и накормив нас, царь, подняв чарку меда, попрощался с нами за руку.
Тем временем, когда обед готовили, нас позвали к упомянутым уже секретарям и одному высокому советнику. Они расспрашивали о сестре Его Королевского Величества 59, которая, говорят, была еще не замужем, о ее возрасте и внешности. Мы ответили, что она красива и приятна, ее фигура изящна и что она достигла брачного возраста. Они сказали: "Пусть ваши послы, которые прибудут сюда приветствовать Его Царское Величество, возьмут с собой ее портрет". В последующие дни составили письма, которые нужно было взять с собой и передать нашему великодержавному и милостивому королю. Мы получили их 10 января 1572 года. При написании этого я не уклонился ни вправо, ни влево и не просил ничьего участия к себе, лишь назвал вещи своими именами.
18 января 1572 года (далее следует текст на шведском языке-Курсив сост.) нам вручили охранную грамоту Великого князя, с которой мы беспрепятственно могли отправиться домой. Одновременно нам дали другой свиток- письма Его Королевскому Величеству, нашему милостивому господину. 19 января во второй половине дня мы выехали из Новгорода.
3 февраля мы покинули Орешек, где нам пришлось задержаться на несколько дней, так же, как и в дороге между Новгородом и Орешком. 7 февраля поздно вечером мы прибыли в Выборг.
Великодержавный и милостивый Король! Трудно и опасно быть послом у тиранов, которые считают правильным только то, что сами решают. [161]
Так, Московит, прежде чем заключить новые и подтвердить старые договоры о мире, выдвигает тяжелые и все более неумеренные условия. Сначала за тот позор и несправедливость, которые его послы испытали в Стокгольме, нужно выплатить ему 10 000 иоахимсталеров, не принимая во внимание то, сколько золота, серебра, серебряных кубков, золотых цепей, иоахимсталеров и шведских денег отняли у нас в Новгороде. Как велика была эта награбленная добыча, трудно сказать, а также оценить, кто потерял больше-русские в Стокгольме или мы в Новгороде. Другим условием мира царь объявил, что Ваше Величество должны прислать ему 100 всадников, снаряженных на немецкий манер, их он якобы решил использовать против враждебных татар. Но это же не что иное, как наглость! Третьим условием мира является то, что Ваше Величество должны уйти из всей Ливонии, оставив ее Великому князю, который якобы является наследником и господином этой земли, что он ничем не мог доказать. Четвертое условие таково, что Ваше Величество в знак крепкой дружбы должны послать ему мастеров горного дела. Все это он добавил при нашем отъезде к своим упрекам в адрес Вашего Величества, которые письменно и устно нужно было передать Вам. Все эти условия были чрезвычайно несправедливы, однако наши протесты и возражения не были приняты во внимание. Да направит Господь Бог помыслы великодержавного и милостивого короля, объединит и укрепит его союз с великодержавным и прекрасным королем Польши для прославления его чести и на благо обоих государств, Швеции и Польши, от имени Господа нашего Иисуса Христа, аминь! [163]
Великодержавный, благородный государь, всемилостивейший господин и король. Все это было отнято у меня московскими боярами, канцлерами и секретарями, чему свидетелями были Бог и весь мир:
2 серебряных кувшина, 1 серебряный кубок общим весом 7 полновесных марок 60.
4 серебряных ложки весом 16 или 17 лотов 61.
58 талеров. Клиппинки 62 короля Эрика [весом] двести пятьдесят марок 63.
Золото: 1 росенабль 64, 1 ангелот 65, 6-7 корсоков.
Венгерских золотых монет 28.
1 рейнская золотая монета.
Золотой перстень был положен в тот же кошелек, где у меня был серебряный перстень. А также маленькое золотое кольцо.
1 футляр для гребня и стальное зеркало стоимостью 3 талера.
Кожаный пояс, на котором были серебряные хлястик и пряжка.
2 лошади со сбруей. Кусок русского холста.
(пер. Л. Э. Николаева)
Текст воспроизведен по изданию: Павел Юстин. Посольство в Московию. Спб. Блиц. 2000


Комментарии
1 Юхан III (1537-1592)-сын Густава I Васы, герцог Финляндский, стал королем, свергнув с престола своего брата Эрика XIV. Его коронация состоялась 10-13 июля 1569 г. в Упсале. Им была разработана т. н. "великая восточная программа", предполагавшая захват всего русского побережья Финского залива, Корельского уезда, побережья Белого и Баренцева морей, Кольского полуострова, устья Северной Двины.
2 Королевский замок в Уппланде.
3 Парайнен (Паргас)-островная территория близ Турку, в современной Финляндии- место компактного проживания шведоязычного населения
4 Ханс Ларссон (Иван Лаврентьев)-шведский дипломат, приезжавший в Россию в 1560, 1564, 1566 гг. Его последняя поездка 1566 г. предшествовала миссии Н. Гюлленшерны. Возможно, это был Ханс Ларссон Скальм или Ханс Ларссон Бйорнрам. (Svensk biografisk lexikon. IV. Stockholm. 1924.S.656-658).
5 Кивеннапа (Kivinebb)-населенный пункт в 78 км восточнее Выборга-современное Первомайское.
6 По условиям Ореховецкого договора 1323 г. граница между Новгородскими землями и шведскими владениями проходила по реке Сестре.
7 Воеводой Орешка в то время был Зук Семенович Тыртов. Очевидно, Юстен имеет в виду городского дворянина Богдана Палицына. (Сборник РИО. Т. 129. СПб., 1910. С. 171,174).
8. Бабкин, Афанасий- новгородский дворцовый дъяк в 1556-1560 гг., сын боярский (Веселовский С. Б. Дъяки и подъячие XV-XVII вв. М., 1975 С. 39; Сборник РИО. Т 129. С. 174)
9 Возможно, речь идет об Аникином монастыре, расположенном в 8 верстах от Орешка на правом берегу Невы. (Седин А. А. Новый документ о поселении рубежа XVI-XVII вв. в устье Невы // Археология Петербурга. II / 1997. С. 21).
10 Возможно, речь идет о кабачке Дегодица. (Роспись пути от Ладоги к Канцам по сказке новгородских дворян Кушелева, Бестужева и кн. Мышецкого // Устрялов Н. История царствования Петра Великого Т. 4. Ч. 2 (Приложения). СПб., 1863. С. 193-194.
11 День Святого Креста (Крестовоздвижение)-14 сентября.
12 Пронский Петр Данилович- боярин, представитель рязанского княжеского рода, был воеводой в Чебоксарах (1564-65), в Юрьеве Ливонском (1565-67), в 1570 г. стал новгородским воеводой. (О Пронских см. : Кобрин В. Б. Состав опричного двора Ивана Грозного // Археологический ежегодник за 1959 год. М., 1960). К тексту
13 Юстен имеет в виду Кожевники-район компактного проживания кожевников в Неревском конце Новгорода.
14 Пристав-должностное лицо, приставленное к кому-либо для надзора, караула, охраны или помощи либо посылаемое для вызова в суд.
15 Михайлов день-29 сентября.
16 Речь идет о второй жене Ивана IV Марии Темрюковне Черкасской. К тексту
17 В апреле 1569 г. царь через И. Таубе и Э. Крузе (см, коммент. 18) передал предложение герцогу Магнусу (см. коммент. 40) стать во главе Ливонского королевства. Послы герцога прибыли в Москву в сентябре, 27 ноября они получили грамоту Ивана IV, содержавшую программу создания Ливонского королевства. (Зимин А. А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 287).
18 Ливонские дворяне Иоганн Таубе и Элерт Крузе в 1560 г. попали в плен и перешли на русскую службу. Приняли активное участие в переговорах о создании Ливонского королевства, участвовали в походе на Ревель, в 1571 г. бежали к польскому королю Сигизмунду.
19 День одиннадцати тысяч дев-мучениц (день св. Урсулы)-21 октября. Согласно преданию, восходящему к событиям V в., 11 000 дев, принявших обет безбрачия, во главе с дочерью английского короля Урсулой, славившейся мудростью и красотой, отправились в паломничество в Рим. На обратном пути под Кельном они погибли от руки гуннов. Предание восходит к надгробной надписи, сделанной, очевидно, в VII в. Недавно было высказано мнение, что эта надпись была прочитана неверно. Буква М, являющаяся аббревиатурой слова MARITES-мученицы, была неверно интерпретирована как аббревиатура слова MILLE- тысяча.
20 Речь идет о т.н. Северной семилетней войне 1563-1570 гг. между Швецией и Данией, которая попыталась захватить единственный шведский порт на Северном море Эльфсборг, отрезав Швецию от выхода к Атлантике. Союзниками Дании были Любек и Польша. Война шла с переменным успехом, в конце концов шведам удалось отстоять Эльфсборг. Серьезные неудачи, испытанные Эриком XIV в этой войне, заставили его изменить отношение к Ивану IV и искать с ним союза.
21 Оничков (Аничков) Шурат- представитель дворянского рода, владевшего поместьями в Новгородских землях с конца XV в., родственник Малюты Скуратова.
22 Ушков (Усов) Иван- представитель дворянского рода, владевшего поместьями в Бежецкой и Обонежской пятинах.
23 День всех святых-1 ноября.
24 Парский Поздей (Постник) Иванович-представитель дворянского рода, владевшего поместьями в Новгородских землях.
25 5 локтей-около 3 м. (Carlson A. W. Med matt matt. Boras, 1993.S. 3).
26 Шелепин (Щелепин) Никита Юрьевич-дьяк в Новгороде в 1569-1572 гг., затем был отозван в Москву, где служил в Ямском приказе. В 1580-90-х гг. служил дьяком в Твери, Торжке, Пскове. (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие... С.587).
27 Ростовцев Богдан Федорович -новгородский дьяк в 1569-70 гг., был казнен в 1571 г.
28 Адвент-от лат. adventus (приход, пришествие). Рождественский пост у католиков. Продолжается с 26. XI по 24. XII и содержит 4 воскресенья, из которых только первое празднуется как церковный праздник.
29 По всей вероятности, это был сын боярский Иван Жаденский. (Сборник РИО. Т. 129. С. 177).
30 Передовой отряд опричников во главе с В. Г. Зюзиным подошел к Новгороду 2 января. 6 января под Новгород прибыл сам Иван IV в сопровождении 1500 стрельцов и стал лагерем на Городище. (Скрынников Р. Г. Трагедия Новгорода. М., 1994. С. 83).
31 Иоахимсталеры-название гульденов, чеканившихся в Чехии в г. Яхимове (Иоахимстале) из добывавшегося там серебра. В России их называли "ефимками". К тексту
32 Грязной Григорий Григорьевич, сопровождавший шведское посольство, получил от царя инструкции "береженье им учинити и корм давать, как пригоже... проверять ежедень всех по списку, со двора не пускать";. (Сборник РИО.Т. 129. С. 177-178). К тексту
33 Речь идет о посольстве И. М. Воронцова (1567-1569), которому предшествовали русско-шведские переговоры, завершившиеся заключением союзного договора на условиях присоединения большей части Ливонии к Русскому государству. Воронцов прибыл для ратификации этого договора. Однако его миссия закончилась неудачей. 25 сентября 1568 г. Эрик XIV был свергнут с престола, и королем стал его брат Юхан. Расправа над русскими послами была прекращена герцогом Карлом Зюдерманландским, понимавшим важность сохранения мирных отношений с Московским государством. Тем не менее следствием воцарения Юхана III было начало военных действий между Россией и Швецией. (Путешествия русских послов XVI-XVII вв. М.; Л.. 1954. С. 7-62).
34 Зима 1568/69 гг. в Европейской России была холодной, снежной, весна- многоводной, с возвратом холодов, а лето- избыточно влажным и холодным. Следствием этого был неурожай и рост хлебных цен в 5-10 раз. Нехватка продовольствия усугублялась опричным террором и эпидемией сыпного тифа и чумы, продолжавшейся до 1572 г. (Бараш С. И. История неурожаев и погоды в Европе. Л., 1989. С. 206-207).
35 Посольство Яна Кротовского прибыло в Москву 3 марта 1570 г., переговоры начались только в начале мая. Из-за натянутых отношений со Швецией и усиливавшейся опасности с юга Иван IV решил заключить мир или перемирие с Польшей. К концу июня был выработан приемлемый для обеих сторон проект трехлетнего перемирия. (Зимин А. А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 431-434).
36 Иван Михайлович Висковатый (?-1570)-дипломат, думный дьяк Посольского приказа, участвовавший почти во всех переговорах с иностранными послами в 1550-60-х гг. Был заподозрен в измене и казнен после жестокой пытки. Андрей Васильев Попов-Игнатьев-ближайший соратник И. М. Висковатого-был переведен в Посольский приказ в 1562 г. из Разрядного приказа, пользовался особым расположением и доверием Ивана IV. (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XV1I вв. М., 1975; Граля И. Иван Михайлов Висковатый. М., 1994).
37 В 1569 г. Юхан III послал к Ивану IV Петера Йонссона с мирными предложениями: "и как государь их Яган король учинился в Свейском королевстве и присылал он к царю и великому князю бити челом з грамотою человека своего Петра Енсона... мир и суседство учинити по прежним обычаям." (Сборник РИО. Т. 129. С. 184); Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России. Т. IV. М., 1902. С. 124.).
38 Магнус Эрикссон (1319-1364)- шведский король. После того, как путем религиозных дискуссий ему не удалось обратить новгородцев в католичество, в 1348 г. он совершил последний крестовый поход в новгородские земли. Военные действия велись с переменным успехом, и в мае 1351 г. в Юрьеве Ливонском (Дерпте) начались переговоры, закончившиеся подписанием мирного договора. (Шаскольский И. П. Борьба Руси за сохранение выхода к Балтийскому морю в XIV в. Л., 1987. С. 142-163).
39 Речь идет о посольстве Стена Эрикссона Лейонхувуда 1557 г., в составе которого были известные церковные деятели- архиепископ Лаврентий Петри и епископ М. Агрикола. В 1658 г. шведские власти оправдывали свои действия в отношении членов посольства И. М. Воронцова тем, "что князя Штеня (Стена Эрикссона) держали в Новгороде заперта три недели и корму не давали, а человека его в тюрьму кинули... а над вами то сталось против того Штеневадела". Ни русскими, ни шведскими источниками этот инцидент не подтверждается. Вполне возможно, что такое сомнительное оправдание дурного обращения с русскими послами придумал сам Стен Лейонхувуд. (Путешествия русских послов.С. 21, 362).
40 Речь идет о толмачах Энгельберте Нильссоне (Абраме Николаеве) и Ларсе Бертильссоне (Власе Пантелееве), которые по приказу царя были оставлены в Москве для обучения русских юношей шведскому языку. При этом царь ссылался на то, что они "преж сего у нас в нашем государстве нашей русской грамоте учились". Юхан III потребовал незамедлительно отпустить их и в качестве заложников задержал в Швеции царских гонцов Владимира Пивова и Василия Чихачева. Ларе Бертильссон вскоре умер в России, а Энгельберт Нильссон был в 1574 г. отпущен в Швецию, но при обыске в Орешке у него был найден царский родословец и выписки из разрядных книг. За это он был обвинен в лазучстве, слуга его был казнен, а его самого обменяли на В. Пивова. (Сборник РИО. Т. 129. СПб., 1910. С. 252-255, 289; Kovalenko G. M. On the Study and Use of the Sweedish Language in prerevolutionary Russia // Musarum minister. Studia in honorem Kari Tarkiainen. Tampere, 1998). К тексту
41 Князь Ливонии Магнус- датский герцог Магнус Гарток( 1540-1583). В 1570 г. Иван IV отдал ему во владение завоеванную его войсками часть Ливонии, в 1573 г. выдал за него замуж свою племянницу Марию Владимировну Старицкую. В 1578 г. он перешел на службу к польскому королю Стефану Баторию.
42 Иванов день-24 июня. (Даты указаны по старому стилю).
43 Праздник св. Марии Магдалины-22 июля. (Даты указаны по старому стилю).
44 Старая шведская миля составляла 10 688 м.
45 Вяземский Афанасий (?-1570)- опричник, пользовавшийся расположением и доверием Ивана IV. В 1570 г. был обвинен в измене и умер под пытками.
46 Тенне Олофссон Вильдеман (?- 1584)-дворянин, имел поместье под Выборгом, участвовал в войне 1555-56 гг., был членом двух посольств в Россию.
47 См. коммент. 37
48 Cтен Стуре Старший (ок. 1440-1503)-правитель Швеции в 1470-97, 1501-1503 гг., в его правление в сентябре 1495 г. началась русско-шведская война, предопределенная русско-датским договором 1493 г. Она закончилась подписанием в Новгороде в марте 1497 г. перемирия на 6 лет.
49 Сванте Нильссон Стурс (?-1512) -правитель Швеции в 1504-1512 гг. В 1510 г. его посольство побывало в Москве, где был подписан договор о перемирии сроком на 60 лет. Этот год считается началом установления дипломатических отношений между Россией и Швецией. (Похлебкин В. В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет. М, 1992. С. 170).
50 Густав Эрикссон Васа (1496-1560) -шведский дворянин, в 1521-23 гг. возглавил борьбу против унии с Данией, в 1523 г. был избран королем Швеции. Воспользовавшись обострением отношений Москвы с Ливонским орденом, в 1555 г. попытался захватить берега Невы, однако русские войска отразили нападение, и в 1557 г. между Россией и Швецией было заключено перемирие на 40 лет.
51 Екатерина Ягеллонка (1526-1583), дочь польского короля Сигизмунда I. В 1561 г. за нее сватался Иван IV, но в 1562 г. она вышла замуж за брата Эрика XIV финляндского герцога Юхана, что привело к осложнению отношений между братьями и между Россией и Швецией. В 1567 г. царь потребовал выдачи Екатерины, и Эрик был готов выполнить его требование. После того, как Эрик XIV был свергнут с престола и Юхан стал королем, она оставалась яблоком раздора между ним и царем.
52 Крещение-6 января. (Даты указаны по старому стилю).
53 Очевидно, речь идет о сыне астраханского царевича Абдуллы (Кайбулы), перешедшем в 1552 г. на русскую службу, Михаиле Кайбуловиче. В 1571-1572 гг. он возглавлял боярскую думу. (Скрынников Р. Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 205; Зимин А. А. Опричнина... С. 363).
54 Эрик XIV (1533-1577)-сын Густава I Васы, шведский король (1560-1568). В его правление Швеция вступила в Ливонскую войну. В феврале 1567 г. заключил союз с Россией, одним из условий которого была выдача царю жены герцога Юхана Екатерины Ягеллонки. В 1568 г. был свергнут с престола своим братом Юханом.
55 Очевидно, речь идет о миссии Третьяка Андреевича Пушечникова, посланного летом 1565 г. с письмом царя к Эрику XIV. Он умер в дороге от. чумы, так и нс доехав до Стокгольма. Впоследствии Иван Грозный обвинил шведов в том, что они умертвили Пушечникова.
56 Нильс Гюлленшерна (Nils Gyllenstjerna)-канцлер Швеции, глава шведского посольства 1657 г.
57 Речь идет о посольстве И. М. Воронцова (см. коммент. 32).
58 В 1568-71 гг. Юхан III и Иван IV обменялись серией уникальных по оскорбительному тону писем ("укоризненных грамот"). (Послания Ивана Грозного. М.; Л.,1951; Hjdrne H. Ur brewaxlingen mellan konung Johan III och tsar Ivan Vasilevitj. 1568-71 //Historisk bibliotek. VII. 1880).
59 По всей вероятности, речь идет о единственной незамужней в то время дочери Густава Васы принцессе Елизавете (1549-1587).
60 Полновесная марка (lodig mark) составляла 210,6 грамма серебра {Carbon A. W. Med matt matt. Boras, 1993. S. 56).
61 1 лот = 13,281 грамма (Carlson A. W. Op. cit. S. 55).
62 Клиппинки-скандинавская серебряная и медная монета четырехугольной формы, впервые чеканенная датским королем Кристианом IV.
63 1 марка (mark) золота весила 222,8 грамма (Carlson A. W. Op. cit. S. 56).
64 Розенобль-название золотой монеты, впервые выпущенной английским королем Эдуардом IV, с изображенной на обеих сторонах розой. Подражания ей чеканились в Нидерландах и Дании.
65 Ангелот-французская золотая монета весом от 87 до 97 граммов.

 
Приложение 1

Письмо П. Юстена Юхану III 

(Данный документ находится в Государственном архиве Швеции. Riksarkivet. Moscovitica. Svenska beskickningars till Ryssland brev och arkiv. Vol. 3)
Светлейший и милосердный Государь, следуя приказу Вашей Светлости исполнять обязанности послов в Московии, мы столкнулись там с опасностями, грозящими не только нашему делу, но и самой жизни. И хотя были такие, кто убеждал Ваше Величество не медлить с отправлением послов в Московию, поскольку наступил момент, когда она, страдая от набегов татар, которых зовут крымскими, легче склонится к подписанию мирного договора. Но это было их ложное утверждение, при помощи которого они хотели добиться расположения Вашего Величества, делая вид, что заботятся о спокойствии страны. Что же касается русских, то они, действительно, ждали послов, но лишь для того, чтобы отомстить за обиду, нанесенную их соотечественникам в Швеции. Итак, мы отправились в путь, заранее зная, на кого русские обрушат свой гнев и возмущение, накопленное против шведов. И хотя на границе нас встретили почтительно и сопроводили до Новгорода, где с нами некоторое время обходились хорошо, но это была не подлинная доброжелательность, а лишь притворство, сменившееся неприязнью, которую нам с растущими день ото дня тяготами пришлось долго переносить и терпеть. Можно подробно вспоминать это в целом и в [183] деталях, но я пишу кратко. Во-первых, подобно тому, как русские послы недавно удерживались два года в Швеции (не знаю, плохо ли, хорошо ли), так и нас в России удерживают не как послов, но как преступников, и подобно тому, как их гонцов при короле Эрике возили по всей Швеции, так и нас возят по всей стране, при этом нас огорчают цены, по которым везде продается хлеб. Далее, подобно тому, как они были расселены по Або, Раумо и ... (Одно слово непонятно. — Примеч. сост.), так и нас расселили, одних в Муроме за Рязанью, других не знаю где. В-третьих, подобно тому, как воины Вашего Величества грабили русских послов в Стокгольме, так и нас как заложников безжалостно ограбили, отобрав все состояние: золото, серебро, иоахимсталеры и шведскую монету. Я уже не говорю о том, что нас морили голодом и томили жаждой все 47 седмиц и варварски унижали. Со Дня Трех королей 1570 г. до Михайлова дня и потом до 1571 г. мы оставались без вина и сладкого медового напитка и вынуждены были довольствоваться кислым винцом, которого к тому же нам давали в меру. Вот так обращаются с послами у московитов в то время, когда их дети дома растут без отеческих наставлений и горюют их жены, а дома оскудевают без заботы и попечения хозяина. Кроме того, если наши послы, бывало, возвращались после полугодового пребывания, нагруженные подарками русских, то мы вернемся как из ссылки (до сих пор мы вообще не уверены в своем освобождении), с грузом бесчестья и разных поношений и сверх того, лишенные всего, что у нас было (с собой). От всего сердца молю Бога, чтобы Ваше Величество посылали к другим монархам, королям и принцам послов при более благоприятных обстоятельствах. Если не будет Божьей воли на то, чтобы мне благополучно вернуться на родину (пишу письмо, будучи тяжело больным), покорнейше молю Ваше Величество обеспечить моей супруге [185] достойное содержание, и призываю Бога, праведного судью, в свидетели, что Я заслужил вознаграждение. После недавнего вторжения русских в Финляндию письма Вашего Величества, источник блаженных воспоминании, очень редко доставлял в Московию магистр Канут, который перед Днем Петра и Павла уехал из Выборга и вернулся в День Св. Варфоломея, и ему не по заслугам было дано поместье Корсомяки. А что же заслужил я, который два года посольства содержался хуже, чем в ссылке, и терпел обиды и бесчестье? В воле Вашего Величества воздать добром или злом. Да хранит Бог своей безмерной милостью Ваше Королевское Величество для правления в Швеции и бережет под своей надежной защитой долгое время вместе со всей королевской семьей.
Писано в Муроме Русском в октябре 1571 г.
Вашего Светлейшего Величества несчастный и бедствующий посол Павел Юстен Абоский
Да не будет ни в чем удачи тому, кто полагает, что оценивать дела нужно по их результату.
(пер. И. Л. Григорьевой, Н. В. Салоникова)
Текст воспроизведен по изданию: Павел Юстин. Посольство в Московию. Спб. Блиц. 2000
© текст - Григорьева И. Л.; Салоников Н. В. 2000

Приложение 2
Русская реляция, составленная Матиасом Шубертом в форме песни «Пошли нам, Господи, милость свою»
 
О, Господи, на троне твоем
яви свою милость,
пусть Христос хранит
нашего высокородного князя
господина Юхана, сына Густава.
По ту сторону Балтийского моря
замыслил русский великий князь
ослабить шведскую корону.
Твоим провидением и мудростью
стал шведским королем
один из благороднейших мужей.
Воспитанный по-королевски,
жить в мире и согласии он желает
и расположен он сердцем к тебе, Господь.
Приняв корону, благие помыслы
имел он в сердце.
Желая сохранить и укрепить
любимую отчизну, [189]
он по обычаям древним
с мирным намерением
послал послов в страну руссов.
Я назову посланцев тех:
епископа магистра Павла,
Тен Олсона не можешь ты не знать,
мое имя также знакомо тебе.
Отправились мы к русским все и перешли
границу, где богато одетые [русские]
дружески нас встретили и сопроводили.
По русскому обычаю
нас встретил Новгород
с учтивостью и блеском.
Но в тот же день доставлены
мы были на постоялый двор,
где неучтиво обыскали нас,
желая поживиться, от чего
забились наши сердца и страх нас обуял.
Наместник потребовал,
чтобы мы ему по старому обычаю
и по воле великого князя
цель нашей миссии открыли.
Но мы заявили протест,
поскольку по приказу короля
мы должны цель нашей миссии
открыть лишь великому князю.
Тогда под стражу взяли нас,
и были мы в опале недель семнадцать,
когда бранили нас и окружили
деревьями высокими, как мачты,
которые стояли день и ночь.
Михайлович твердил одно: [191]
Что мы ни говорим, то все вранье,
и поделом нам наше наказание.
Затем нас известили,
что пришел один боярин,
он выслушает нас,
в то время как не склонен
великий князь принять нас в этот год.
О деле же своем
сказать должны мы двум боярам.
И мы осмелились,
и в день св. Кнута
пошли в наместничий дворец.
Князь Петр любезно пригласил нас
в гости во дворец вместе с предателем
Ефимием, всеми слугами и лошадьми.
Князь же великий был нам
недоступен, но власть его во всем ее
великолепии познали мы поутру,
и беспокойство охватило нас.
Советники его все были здесь
и много воинов.
Такой обычай был нам раньше незнаком.
Мы передать послание хотели,
как нам предписано было.
Но им оно не нужно было,
и приговор нам был — мученьям подвергнуть.
Князь Петр затопал ногами:
«Откуда вы пришли, собачьи дети,
где почести от брата моего,
подите прочь с глаз моих, грубияны».
И биты были наши головы,
и с лестницы спустили нас.
Досталось нам тогда сполна. [193]
Втолкнули нас всех в один зал,
одежды сняли, цепи, кольца.
Связали руки и за спиной так,
что шевелиться мы не могли.
И так отправились мы в гости
к великому князю во дворец.
Затем нас прогнали из замка
как предателей и воров.
И шли мы пешком,
погоняемые русскими плетьми и палками.
Глядя на это, многие не могли удержаться от слез.
Такого не слыхивали даже от турок.
Для них удовольствие было
гнать нас полмили к тюрьме
и огромной несчастной толпе,
и скрыться было невозможно.
И бороду выдергали мне,
любой подтвердит этот срам.
Нас всех раздели догола,
толкали нас от одного к другому,
и били и загнали в помещенье,
где просидели мы четыре дня
без пищи и воды под строгою охраной.
Потом доставили ларец наш.
Все перерыто было в нем:
и золото, и серебро из него были взяты.
И, возвращая нам разграбленный ларец,
Григорий Григорьевич сказал:
поделом вам, непозволительным
вашим поведеньем разгневали
Михайловича вы сильно. [195]
Григорий сообщил нам,
что сам Великий князь прибыл сюда.
Не будет он нас больше мучить,
что совершенно ясно.
Великий князь велел нам
собираться в путь и отправляться
в Москву в сопровождении Григория.
Опасен путь наш был в Москву.
Кругом лежало много замерзших трупов,
и это зрелище было ужасным.
Великий князь был беспощаден
к мужчинам и женщинам — ко всем,
кто попадался ему на глаза.
О Господи, лишь ты воздашь за все.
Недели три мы шли под стражей,
кто отморозил ноги,
а иных болезнь скрутила от грязной той воды,
что пили мы в пути.
В нее бросали мертвецов,
и запах был невыносимый.
О Господи, ты все мог это видеть.
На всем пути с нас
не спускала стража глаз.
И стражники, которых было много,
огнем нас освещали по ночам.
И голод мучил нас, а хлеб из отрубей,
который нам давали,
одним собакам пищей мог бы быть.
Придя в Москву, расположились мы
невдалеке от Польского двора.
Но радость испытать нам не пришлось.
Нас всех переписав, велели ждать. [197]
И все мы оказались в заброшенном саду,
и начались страданья наши вновь.
Наутро увели от нас
Бартельссона и Энгельбрехта,
а с ними их воинов и слуг.
И их конвой не меньше сотни был,
и дрогнули наши сердца.
О Господи, избавь нас
от участи такой.
Хлеб нам давали ежедневно
на каждого по одному куску.
Но весил тот кусок не больше лота (1 лот = 13,281 г — Примеч. пер.).
И мясо приносили нам
нанизанным на палку.
У нас такое мясо
клевал бы только ворон.
Ни одна собака не стала бы его глодать,
таким зловонным оно было.
Еще давали нам напиток,
по-русски — квас,
полбочки каждый день.
Мы предпочли б ему простую воду,
она вкусней гораздо.
Но, Господи, твоим благословленьем
тогда и квас был вкусен нам.
Он был для нас, что иудеям манна.
Ты нас питал, хвала тебе
от всего сердца.
Ты нас не покидал все это время,
благословенно имя будь твое.
Когда мы голодали дней по пять,
по десять дней, [199]
ты нас одаривал, Господь,
как пророка Даниила.
Руками стражников ты пищу нам давал.
Великий князь не допустил бы это,
когда б не твоя воля.
Постились не однажды мы
по три недели и четыре дня,
и был скандал для тех,
кто тянул руки к хлебу,
но ты давал нам пищу
в суровое для нас время,
являя нам свою доброту,
за что мы прославим тебя
ныне, присно и во веки веков.
Трижды учинили нам допрос,
подвергая злым насмешкам.
Требовали открыть, с чем прислал нас король.
Говорили,что к его инструкциям
нет доверия, и отправили нас в Муром.
Мы должны были ехать по реке,
которая называлась Окой.
Длиной в сто миль был наш путь
в страну, которая называлась Татарией.
И голод мы вновь испытали.
Пищу у нас силой отобрал пристав,
а крестьяне метали в нас копья и дротики,
и все это продолжалось довольно долго.
Год и восемь недель были мы в полоне
в Муроме, в то время, когда
несметные полчища татар опустошили Россию
и сожгли ее лучший город Москву [201] (Весной 1571 г. крымский хан Девлет-Гирей совершил опустошительный набег на русские земли. Разгромив высланного навстречу ему Я.Ф.Волынского, 23 мая он появился под стенами Москвы и поджег посады, с них огонь перекинулся на город. По сообщению летописца, «Москва згорела вся: город и в городе государев двор и все дворы и посады все... и люден погорело многое множество». (Зимин А. А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964.С.452-45; ПСРЛ. Т. ХIII.С.301). Примеч. сост.).
Если бы Великий князь смог бежать
и переправиться через Оку,
то они бы убили его.
Мы снова познали божью милость,
которая привела нас в Муром,
иначе бы погибли мы в огне или в полон попали,
а то и были бы убиты.
Как бы сурова ни была наша доля,
как бы болезни ни мучали нас,
ты сохранил нам жизнь и отвел опасности от нас.
Исполнив над нами свою волю,
великий князь не унимался
и приказал привести нас ночью из Мурома
и отправить в Клин.
Не ведая, что происходит,
мы вновь оказались в пути.
И холод был таким жестоким,
что мы едва могли двигаться.
В Клину мы должны были
пасть на колени в снег
перед Великим князем головою в снег.
Польские послы были свидетелями
унижений нас, шведских послов,
перед безбожниками. [203]
После того, как мы испытали
такие унижения и насмешки,
Тене Олсон был отправлен
в Швецию с посланием.
Но больше всего мучений
нам выпало в Новгороде.
Там мы трижды преклонили колена,
за что русские хвалили нас,
а потом воздали нам почести.
Первый раз — перед боярами,
второй раз — перед господами —
старым и молодым (Иван IV был в то время в Новгороде вместе с сыном Иваном Ивановичем.-Примеч. сост.).
Так мы вымаливали милость,
чтобы нас отпустили домой,
а не лишили жизни по приказу
их тирана.
Мир он обещал на время
и отправил нас к границе
с конями и повозками,
обещая не идти на нас войной.
Но не сдержал он своего слова.
В войне все помыслы его,
бесчестного злодея.
Здесь кончить я хочу
печальное свое повествование.
Не гневайся, о Боже, на меня.
Нужда подвигла меня
искать твоей милости.
Это пел тебе Матс Шуберт,
у которого выступали
слезы от страданий,
выпавших на его долю.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Вот что у меня. Матиаса Шуберта, отобрали в Великом Новгороде
Золотую цепь сняли с шеи стоимостью ... 300 талеров
Три золотые подвески с драгоценными камнями отобрали во дворце, каждая по 100 талеров, всего ... 300 талеров
Три золотые кольца с голубыми сапфирами, которые я спрятал в штанах, когда нас начали грабить, и которые пропали в суматохе, стоят все вместе ... 200 талеров
Перстень кардинал, отобранный во дворце, стоит ... 12 талеров
Мое кольцо редкой формы, отобранное во дворце, стоит ... 20 талеров
В черное льняное платье моего старшего мальчика Генриха я положил 102 талера, их забрали во дворце ..... 102 талера
Когда нас связанных вели из дворца в заточение, один из русских сорвал с моей руки золотой браслет, так что выступила кровь, стоит ... 20 талеров
Со шляпы моего младшего мальчика Нилуса во дворце забрали шитую золотом ленту со шляпы стоимостью ... 20 талеров
В своей тюремной комнате я поставил под стол и скамейку зеленый сундучок с тремя драгоценными камнями: изумрудом, бриллиантом и сапфиром, каждый из которых стоил сто талеров ... 300 талеров
В том сундучке были также две серьги стоимостью ... 20 талеров
Футляр для расчески стоимостью ... 10 талеров
(пер. Л. М. Николаевой)
Текст воспроизведен по изданию: Павел Юстин. Посольство в Московию. Спб. Блиц. 2000
Автор: varent на 20:07
Ярлыки: