С.E. Яхонтов
Древнейшие упоминания названия «киргиз» *
// СЭ. 1970. №2. С. 110-120. **
Древнейшими тюркоязычными источниками, в которых упоминается этноним киргиз, являются памятники рунической письменности. Слово киргиз неоднократно встречается в орхонских надписях начала VIII в. Оно имеет в них форму qїrqїz (пишется qirqz). К несколько более раннему времени относится греческая запись того же слова — Chérkis [1].
Однако ещё раньше мы встречаем тот же этноним в китайских исторических сочинениях. В разное время он записывался по-разному: (1) гэгунь (гэкунь), (2) гяньгунь (гянькунь), (3) кигу, (4) гегу, (5) хэгусы, (6) хягясы [2]. Правда, существует мнение, что последняя из этих форм — (6) хягясы — обозначает другое слово (произношение которого реконструируется как хакас) и имеет иное значение, чем остальные. Однако в китайских источниках все перечисленные формы рассматриваются как названия одного и того же народа (или государства).
Название (1) гэгунь приводит Сыма Цянь в связи с событиями, происходившими в первые годы династии Хань, т.е. примерно в 200 г. до н.э. (точная дата не указана) [3]. Форма (2) гяньгунь появляется в 49 г. до н.э. [4], (3) кигу — в 553 г. или несколько позже, (4) гегу — в 638 г. (везде имеется в виду дата описываемого события, а не время составления текста, в котором упомянута соответствующая форма) [5].
Народу (6) хягясы отведен специальный раздел в главе 217б «Новой истории Тан» [6]. Название хягясы отождествлено здесь с гяньгунь и гегу, причем о формах хягясы и гегу говорится как об «ошибочных». Форма хягясы появилась между 758 и 843 гг. В книге „Изложение сведений о варварах четырёх стран света” («Сы и шу»), составленной Цзя Данем, были полностью приведены все наименования хягясы. После этого стало ясно, что действительное положение в диких странах Цзя Дань
(110/111)
знал точно и безошибочно» [7]. Судя по этому рассказу, форма хягясы впервые упомянута в написанной в 801 г. [8] книге Цзя Даня, одного из крупнейших географов Китая.
Согласно тому же «Тан хуйяо», в годы Кайюань (713-741 гг.) губернатор пограничного округа Аньси (на территории нынешнего Синьцзяна) Гай Цзя-юнь писал в книге «Записки о Западном крае» («Си юй цзи»), что «государство Гяньгунь... ныне некоторые измененно называют Хэгусы». Это название далее отождествляется с этнонимом (7) хэгу, мимоходом упоминаемым при перечислении почти сорока племен в разделе о телэ «Истории Суй» и «Истории Северных династий» [9]. Таким образом, форма (5) хэгусы впервые зарегистрирована в первой половине VIII в.
Среди перечисленных китайских названий наиболее обычными являются (2) гяньгунь, (4) гегу и (6) хягясы. Везде, где эти наименования выступают в пределах одного и того же текста (как в уже упоминавшемся разделе о хягясы в «Новой истории Тан» или в разделе о гегу в «Тан хуйяо»), они определённо считаются равнозначными, и это специально оговаривается. Только в текстах компилятивного характера, включающих ряд отрывочных заметок различного происхождения, эти названия могут употребляться параллельно, не будучи отождествляемыми. Так, в разделе о хусюэ из главы 217б «Новой истории Тан», где перечисляется около десяти разных народов, об одном из них говорится, что он часто воюет с гегу, а о другом — что он соседствует с хягясы. [10]
Все рассмотренные китайские слова представляют собой транскрипцию (т.е. фонетическую запись средствами китайской письменности) самоназвания народа, о котором идет речь. Сомнения может вызвать только форма (6) хягясы; в китайских источниках встречается утверждение, что это уйгурское слово с собственным значением. В «Тан хуйяо» говорится по этому поводу следующее: «Спрашивали у переводчиков, и те сказали, что (8) хягя имеет значение „жёлтая голова, красное лицо”. Видимо, уйгуры называют их так. Но ныне посол говорит, что они сами имеют это название. Не знаю, что правильно» [11]. По-видимому, название народа хягясы ассоциировалось у переводчиков с уйгурским словом qїrγu ~ qїzγu 'розовый, румяный' [12]. Но из текста отнюдь не следует, что их мнение было правильно; разумнее верить тому, что утверждал сам хягясский посол [13].
Вопрос о том, как звучали оригинальные (некитайские) слова, лежащие в основе китайских транскрипций, не может решаться без обращения к древнему чтению китайских иероглифов. Никакие отождествления, сделанные без учёта исторической фонетики китайского языка, не имеют доказательной силы.
(111/112)
Есть несколько систем реконструкций китайской фонетики VI-VII вв., но во всём существенном они согласуются между собой. Ниже приводится древнее чтение иероглифов, составляющих китайские транскрипции, в соответствии с реконструкциями Б. Карлгрена [14].
| Китайское слово | Древнее чтение |
| (1) гэгунь, гэкунь | kek kuən |
| (2) гяньгунь, гянькунь | kien kuən |
| (3) кигу | khiet kuət [15] |
| (7) хэгу | γat kuət |
| (4) гегу | kiet kuət |
| (5) хягусы | γət kuat sie |
| (6) хягясы | γăt kăt sie |
Некоторые из этих реконструкций требуют комментариев.
Иероглиф 9 в древности читался двояко: liek и kεk, иероглиф 10 — только как kεk. Поскольку оба написания представляют собой лишь графические варианты одной и той же транскрипции, иероглифы в обоих вариантах должны читаться одинаково. Заметим ещё, что если иероглиф читается двояко и в одном из чтений обозначает имя собственное или географическое название, то обычно это же чтение он имеет и тогда, когда используется для транскрипции иностранных слов. Иероглиф 9 в чтении kεk означает название уезда, а также фамилию, поэтому в составе транскрипций он должен читаться kεk.
Иероглиф 11 в словаре «Гуан юнь» читается γət, γuət, γiət. Указано, что γət — это имя отца Конфуция; в этом же чтении иероглиф входит в состав трёх «варварских» (т.е. некитайских) фамилий. В соответствии со сказанным выше можно предположить, что именно это чтение, связанное с именами собственными, использовалось в составе транскрипций.
Иероглиф 12 в словаре «Гуан юнь» читается kuət, γuət, kiət, kâi, и во всех чтениях он имеет одно и то же значение. Но ключевые словари (например, «Канси цзыдянь») на первом месте дают разрезание, соответствующее чтению kuət.
Для иероглифа 13 словарь «Гуан юнь» также указывает несколько чтений: khiei, khiet, khiət. К последнему дано пояснение: «Кидань, название варварского народа; взято из словаря ,,Цзы линь”». Естественно предположить, что иероглиф 13 во всех случаях, когда он употребляется для транскрипции иностранных слов, читался одинаково. Однако по причинам, которые будут изложены несколько ниже, чтение khiət для первого иероглифа в слове кигу маловероятно; выбрано было ближайшее к нему чтение khiet.
Чтение иероглифа 14 Б. Карлгрен реконструирует как kăt, а иероглифа 15 — как γat [16]. У этих двух слогов оказываются неодинаковые гласные; между тем оба иероглифа входят в одну и ту же рифму «Гуан юня» — 14-ю рифму тона «жу». Этой рифме в системе реконструкций Б. Карлгрена должна соответствовать финаль-at; итак, иероглиф 14
(112/113)
следовало бы читать kat. Однако, как показал Дун Тун-хэ, гласный 14-й рифмы восстановлен Б. Карлгреном неверно (ошибка кроется в самих китайских источниках, на которые он опирался, — 14-ю и 15-ю рифмы тона «жу» следует поменять местами) [17]. С учетом поправки Дун Тун-хэ финаль 14-й рифмы тона «жу» должна быть -ăt, a финаль15-й рифмы — -at (у Б. Карлгрена — наоборот). Поэтому слоги 14-й рифмы и транскрибируются выше как γăi и kăt.
Какие же иноязычные звуки могли изображаться с помощью перечисленных китайских транскрипций?
Начнем с того, что неопределенным гласным ə в сочетаниях uən, -uət можно пренебречь. В китайском языке VI-VII вв. гласный и не мог непосредственно сочетаться с конечными -п и -t, т.е. не было сочетаний -un, -ut, и их заменяли uən, -uət.
Далее, китайский k в транскрипциях служил регулярным соответветствием тюркского q; тюркский k передавался сочетаниями ki-, kj-. В санскритских словах звуки k, kh также всегда передавались сочетаниями ki-, kj- и khi-, khj-; твёрдых (не йотированных) начальных k и kh в китайских транскрипциях санскритских слов практически вообще нет [18]. Таким образом, встречая в составе транскрипции твёрдый k, мы можем предполагать, во-первых, что слово, изображаемое этой транскрипцией, принадлежит языку алтайского типа; во-вторых, что слово это содержит гласные заднего ряда, поскольку в алтайских языках только такие гласные сочетаются с q. Во всех интересующих нас транскрипциях заднеязычные согласные твёрдые (это относится и слогам kien, kiet, khiet) ; следовательно, исходные слова имели гласные заднего ряда. Есть, правда, один сомнительный случай — кигу. Иероглиф 13, как упоминалось выше, имеет чтение khiət в слове кидань. Поскольку, однако, второй слог слова кигу имеет твёрдый согласный, то и для иероглифа 13 в этом слове было выше выбрано чтение с твёрдым начальным kh (иначе пришлось бы предположить, что в этом слове отсутствует гармония гласных).
Формы (2) kien kuən (гяньгунь) и (4) kiet kuət (гегу) очень близки между собой, отличаясь только конечным согласным в обоих слогах. Несмотря на это различие, обе китайские транскрипции могут отражать одну и ту же исходную форму. Хорошо известно, что конечный -r иностранных слов в эпоху Хань китайцы передавали своим конечным -п, а в эпоху Тан — конечным -t [19]. Поэтому возможно, что в слове, изображаемом китайскими транскрипциями гяньгунь и гегу, оба слога кончались звуком -r.
Поскольку первый слог обеих транскрипций начинается твёрдым k, в исходном слове он должен был иметь начальный q и гласный заднего ряда. Этим гласным явно не мог быть а; скорее всего это был ї. В целом слово, лежавшее в основе китайских гяньгунь и гегу, может быть восстановлено как qїr qur.
То, что в первом слоге слова, изображаемого китайским гяньгунь, должен быть восстановлен именно -r, а не -п, можно утверждать довольно определенно. Во-первых, в середине слова маловероятно сочетание -nq- (с переднеязычным, а не заднеязычным носовым). Во-вторых, показательна несколько более ранняя форма (1) гэгунь. Если взять реконструкции Б. Карлгрена, относящиеся не к VI-VII вв.н.э., а к I тысячелетию до н.э., то иероглиф 9 должен читаться klĕk [20], что
(113/114)
могло бы обозначать qrїq. Очевидно, китайские (1) гэгунь и (2) гяньгунь отражают одно и то же слово, но с метатезой ї и r (qrїq qur и qїr qur).
Что касается конечного согласного второго слога, то в нём мы не можем быть вполне уверены. Не исключено, что (1) гэгунь и (2) гяньгунь транскрибируют слово с конечным -п (а не -r), т. е. qrїq qun, qїr qun. Таким же образом и (4) гегу может отражать исходное qїr qut — с конечным -t.
Не исключено даже, что (4) гегу (kiet kuət) означает исходную форму qїr quz. По-видимому, в единичных случаях китайский конечный -t мог передавать иноязычный -2; ср. (16) ade, K. âdhiet = ädiz [21].
Напомню ещё, что китайский язык не различает r и l, поэтому везде, где мы восстанавливаем r, теоретически возможно предполагать и l. Это относится и ко всем транскрипциям, которые будут рассмотрены ниже; мы не будем оговаривать это каждый раз особо.
Форма (3) кигу, К. khiet kuət, если мы правильно выбрали чтение первого иероглифа, отличается от (4) гегу только наличием придыхания у первого согласного. Возможно, что это указывает на звук, более близкий к х, чем к q; ср. kh в транскрипции названия хазар—(17) кэса, К. khâ sât. Итак, кигу может обозначать xїr qur или xїr qut.
Третья форма, относящаяся приблизительно к тому же времени, что (3) кигу и (4) гегу— это (7) хэгу, К. yat kuət. Гласный ə, несомненно, изображает ї; что касается -γ, то ему, скорее всего, соответствовал тот же звук оригинала. Однако есть ряд примеров, в которых начальный γ китайской транскрипции соответствует отсутствию начального согласного в тюркском (это — особенность именно транскрипций тюркских слов; при записи звуков других языков указанное соответствие не наблюдается). Ср., например, (18) хэ, К. γâр = alp, (19) хойхэ, К. γuâi γət = ujγur. Таким образом, первый слог формы хэгу, вероятно, обозначает γїr, но не исключено и їr.
Прежде чем перейти к последующим двум транскрипциям, надо отметить, что где-то около 700 г. (или, может быть, несколько позже — в первых десятилетиях VIII в.) в китайском произношении произошли серьезные изменения; речь идёт, по-видимому, не о естественных и постепенных изменениях внутри одной формы языка, а о смене господствующего диалекта [22]. Среди этих изменений наиболее существенно для нас начало оглушения звонких согласных: после 700 г. глухие и звонкие согласные (особенно щелевые) в транскрипциях иностранных слов начинают смешиваться.
Иероглиф 20 сы, К. sie в конце двух последних транскрипций (хэгусы и хягясы) мог обозначать согласный s, a также z, поскольку звонкие и глухие различались нечётко. Впрочем, ещё до 700 г. тот же иероглиф передавал 2 в имени Пируз: (21) бэйлусы [23], К., pjie luo sie.
Начальный γ первого слога обеих транскрипций, как мы уже знаем, мог изображать исходный γ, но не исключено также, что он соответствовал гласному началу слова. Кроме того, в соответствии с тем, что было сказно выше о звонких и глухих согласных, этот γ в VIII-IX вв. мог обозначать и х.
Некоторых дополнительных (и довольно сложных) объяснений требует конечный -t второго слога обеих транскрипций.
(114/115)
Мы уже знаем, что конечный согласный, который Б. Карлгрен восстанавливает как -t, в эпоху Тан мог в транскрипциях обозначать конечный -r. К этому надо добавить, что по крайней мере с VIII в. наблюдается и обратное явление: в китайских словах, записанных средствами алфавитной письменности (например, тибетской или уйгурской), китайский -t почти всегда передается через -r. По-видимому, он действительно произносился близко к r. А. Масперо предполагает, что все неносовые конечные согласные китайского языка — p, t, k — в VIII в. представляли собой звонкие спиранты, которые, однако, были очень неустойчивы и на стыке слогов легко видоизменялись под влиянием начального согласного следующего слога [24].
По-видимому, конечный неносовой согласный полностью ассимилировался (или просто выпадал), если он оказывался перед согласным того же места образования, начинающим следующий слог (как видно из примеров, приводимых ниже, это наблюдалось не только в VIII в., но и значительно раньше). В составе транскрипций конечный неносовой в этих условиях не имеет самостоятельного фонетического значения, т.е. ему не соответствует никакой звук в исходной форме. Возможно, что употребление в транскрипции слога с конечным согласным указывает в таких случаях краткость предшествующего гласного; но сам согласный в указанных условиях во всяком случае можно игнорировать. В частности, конечный -t ассимилируется (или выпадает) не только перед t или l, но и перед s и даже i, например:
(22) дада, К. dhât tât = tatar
(23) гулигань, К. kuət lji kân = qurїqan
(24) фасупаньду, К. bhiwat suo bhuân dhuo = Vasubandhu [25]
(25) хэса, K. γât sât = xazar [26]
(26) баегу, К. bhuât ia kuo = bajїrqu [27].
Для -р и -k трудно найти примеры, ясно показывающие, что эти согласные подвергались аналогичной ассимиляции. Однако -р явно не произносится перед т, например:
(28) самогянь, К. sập muât kian = Samarkand [28].
Аналогичным примером с -k может послужить (29) дэ'и, К. tək ηji — название какого-то большого озера или моря на запад от Китая [29]; транскрипция эта передает звуки tä' ηji и может 'быть отождествлена с тюркским täηiz 'озеро, море' (конечный согласный в китайской записи опущен).
Конечные согласные перед начальными, отличавшимися от них по месту образования, сохраняют в транскрипциях самостоятельное
(115/116)
значение, например:
(31) дагань, К. dhât kân = tarqan
(32) гемо, К. kiаt muâ = karma
(33) шэху, К. iäp γuo = jabγu
(34) иологэ, К. iak lâ kât = jaγlaqar.
В транскрипциях (5) хэгусы и (6) хягясы и первый, и второй слоги кончались согласным -t. Однако во втором слоге он ассимилировался следующему s; в исходной форме в этом месте не было согласного. В первом слоге -t находился перед k и, следовательно, отражал какой-то согласный оригинала — скорее всего -r.
Гласные звуки в слове (5) хэгусы не вызывают сомнений; это те же гласные, что и в более раннем (7) хэгу, и они имеют то же транскрипционное значение. Таким образом, хэгусы отражает исходную форму γїr qu' s или xїr qu' s; менее вероятно, но возможно также їr qu' s.
В (6) хягясы, К. γăt kăt sie, гласные в двух первых слогах одинаковы — ă.
В китайском языке VI-VII вв. было два широких нелабиализованных гласных — более задний â и более передний а. Оба, по мнению Б. Карлгрена, первоначально могли быть долгими и краткими; но в VIII в. во всяком случае они уже не различались по длительности. Звук а иноязычных слов всегда передавался через â, за исключением случаев, когда начальный согласный перед ним вообще не сочетался с â. В следующих примерах а после g, γ в тюркских словах передается китайским â:
(35) кэхань, К khâ γân = qaγan
(36) гань, К. kâm=qam
(31) дагань, К. dhât kân = tarqan
(37) гэлолу, К. kâ lâ luk = qarluq
Более передний а обычно встречается в транскрипциях только в сочетании с промежуточным i или вслед за такими согласными, после которых невозможен â. В этих случаях он передает звуки а, ā, изредка t (в слове (26) баегу, К- bhuât ia kuo = bajїrqu). В других условиях передний а практически не встречается вообще, за исключением названия (6) хягясы. В этом последнем он не может передавать тюркский а, поскольку, как мы видели, этот звук после q и γ всегда передается китайским задним â. Так как в слове, изображаемом китайским хягясы, должны быть гласные заднего ряда, то остается предположить, что ă передаёт ї. Итак, форма хягясы отражает исходное γїr qї' s или xїr qї' s, менее вероятно — їr qї' s.
Теперь мы можем обобщить полученные результаты и указать для каждой китайской транскрипции предполагаемый оригинал. Мы будем различать формы наиболее вероятные и маловероятные, но теоретически возможные. Выбирая наиболее вероятную форму, мы учитываем, во-первых, какие звуки передаются данным китайским звуком чаще всего и, во-вторых, какая форма находит подтверждение в других (более ранних или более поздних) формах записи того же слова.
Для краткости только наиболее вероятные исходные формы приводятся полностью; остальные возможные варианты указываются отдельно для первого и второго слога.
В этой таблице не указаны теоретические возможные формы с конечным -l (как уже упоминалось, китайский язык не различает в транскрипциях r и l).
(116/117)
| Китайское слово | Наиболее вероятная исходная форма | Другие возможные формы | ||
| 1-й слог | 2-й слог | |||
| (1) | гэгунь | qrїq qur | qun | |
| (2) | гяньгунь | qїr qur | qun | |
| (3) | кигу | qїr qur, xїr qur | qut, quz | |
| (7) | хэгу | γїr qur | їr | qut, quz |
| (4) | гэгу | qїr qur | qut, quz | |
| (5) | хэгусы | xїr qu' s, γїr qu' s | їr | qu' z |
| (6) | хягясы | xїr qi' s, fir qї' s | їr | qi' z |
Полученные реконструкции не оставляют сомнений, что во всех случаях мы имеем дело с записями вариантов одного и того же слова.
Китайские источники дают и некоторые другие транскрипции этого слова, но они нигде не встречаются в текстах самостоятельно и приводятся лишь как видоизменения или искажения какой-то другой формы, принимаемой за основную. Никаких новых сведений эти варианты нам не дают. Исключением является только слово (38) гюйву, К. kiwo miuət, которое упоминается как одно из названий хягясы в «Новой истории Тан» [30]. Китайское сочетание -iwo могло обозначать ü, а в VIII-IX вв.— также i; форму в целом можно реконструировать как kümür, küvir, kivir (конечный согласный может быть также l или t). Очевидно, что это название этимологически не связано с остальными; речь идет либо об ошибочном отождествлении, либо о другом названии того же народа.
Форма xїr qї' s, восстанавливаемая по китайской транскрипции (6) хягясы, наиболее близка к названиям киргизов, известным по памятникам алфавитных письменностей — руническому qїrqїz и греческому Chérkis. В китайской и греческой передаче первый согласный слова отражен как звук типа х (хотя китайская транскрипция может указывать и на т). Форма, представленная в тюркских рунических памятниках, правда, начинается на q, но этот q чаще всего записывается буквой <|, т. е. иначе, чем второй q, хотя оба находятся перед одним и тем же гласным ї; разница в написании может указывать на какие-то, пока не известные нам различия в произношении. Все более ранние китайские транскрипции отличаются от рунической и греческой форм тем, что показывают гласный и, а не ї во втором слоге. Конечный согласный, отражаемый более старыми транскрипциями, неясен; для эпохи Хань это может быть r или n, для VI-VII вв. — r, t или z.
Выше уже упоминалось, что исходную форму китайской транскрипции (6) хягясы иногда реконструируют как хакас [31]. Эта реконструкция не может быть принята. Во-первых, как уже было сказано, звук а других языков китайцы всегда передавали задним â, а не передним а. Во-вторых, остается неучтённым конечный -t в первом слоге, который, очевидно, передает звук r. Иностранные конечные r и l китайцы иногда не передавали вообще; ср., например, транскрипцию (26) баегу, К. bhuât ia kuo для слова bajїrqu [32]. Но если в транскрипции присутствует -t (перед
(117/118)
заднеязычным или губным согласным), ему непременно должен был соответствовать какой-то согласный в оригинале [33].
По тем же самым причинам не может быть сближаема с китайским (6) хягясы современная форма хаас [34].
Основанием для прочтения хягясы как хакас, вероятно, послужила форма хагас, которой пользуется Н.Я. Бичурин. Но в действительности она представляет собой лишь искусственное упрощение китайского слова. Говоря о народе жуаньжуань, Н.Я. Бичурин замечает: «В переводе слово Жуань-жуань, для лёгкости в выговоре, сокращено в Жужань» [35]. Такое же сокращение (но не оговорённое) представляет собой хагас [36].
Таким образом, форма (6) хягясы есть китайская транскрипция слова кыркыз; другие формы, к которым она приравнивается в китайских историях — (2) гяньгунь, (4) гегу и др. отражают фонетические варианты того же этнонима (например, кыркур или, может быть, кыркун, кыркут, кыркуз). Форма хягясы не может передавать звуки хакас.
Кыркуры-кыркызы на протяжении более тысячи лет сохраняли свое название и занимали приблизительно одну и ту же территорию; очевидно, они представляли собой довольно большой народ, говоривший на одном языке, а не случайное государственное образование, включавшее разноплеменные элементы. Численность кыркызов в эпоху Тан составляла несколько сот тысяч человек [37], и они могли выставить 80 000 войска (для сравнения: хойху, т. е. уйгуры, имели 50 000 войска, кидани — 40 000, сеяньто — 200 000, гулигань — 5 000) [38].
Кыркызы эпохи Тан говорили на языке тюркской семьи; «письмо их и язык совершенно сходны с хойхускими», — читаем о хягясы в «Новой истории Тан» [39]. Некоторые кыркызские слова, приводимые китайскими источниками, без сомнения тюркские. Таковы (41) ай, К. âj = aj 'месяц', (36) гань, К. kâm = qam 'шаман', (42) су, К. suo = sol 'левый'. К этому списку можно добавить (43) ме, К. miet — название рыбы, водящейся в стране кыркызов [40]. Начиная с VIII в. китайцы часто передавали своими
(118/119)
начальными носовыми звонкие неносовые других языков; поэтому слог miet может обозначать bäl 'таймень' — слово, существующее в тувинском, алтайском и (в другой фонетической форме) хакасском языках.
Среди слов, имеющих другую (не тюркскую) этимологию, наиболее убедительно объяснено (44) гяша, К. ka şa 'железо', происходящее из самодийских языков [41]. Слово это относится к области культуры и легко могло быть заимствовано (так же, как оно было заимствовано киданями) [42], поэтому наличие его у кыркызов не противоречит утверждению, что они были тюрками по языку.
Вопрос о происхождении титула кыркызского государя — (45) ажэ, К. 'â ńźiät — не может считаться окончательно решённым. В китайских транскрипциях санскритских слов до начала VIII в. при помощи ńź передавался звук ñ. Скорее всего слово ажэ стало известно китайцам ранее VIII в. — в 648 г.; в середине VIII в. сношения между обоими государствами прервались, а вскоре после этого ажэ объявил себя каганом, т.е. титул его изменился. Если так, то транскрипция ажэ, К. 'â ńźiät должна обозначать звуки аñаr или äñär (конечным согласным может
(119/120)
быть также l или t). Эту форму можно отождествить с тюркским титулом inäl или їnal [43].
Этимологии, предложенные для других кыркызских слов, известных нам из китайских источников, неубедительны.
Сведений о языке кыркызов до эпохи Тан у нас нет. Существует предположение, что первоначально кыркызы говорили не на тюркском, а на каком-то другом языке, но оно основано только на косвенных (не лингвистических) данных.
Итак, киргизы (кыркызы) впервые упоминаются в китайских исторических сочинениях под названием (1) гэгунь, (2) гяньгунь; позднее они называются (4) гегу и (6) хягясы. Все эти транскрипции отражают одну и ту же исходную форму и рассматриваются китайскими историками как равнозначные. Кыркызы эпохи Тан описываются как довольно большой (судя по размерам армии, превосходившей по численности войска уйгуров и киданей) народ, говоривший на языке тюркской семьи.
