Сальвадор Мадариага. "Англичане, французы, испанцы"
Введение
I
С первого взгляда на повседневную жизнь этих трех народов возникает впечатление единства — очевидного и вместе с тех поверхностного, — в основе которого лежит общность системы идей и обычаев, свойственных всем народам белой расы, по крайней мере, в рамках европейской цивилизации. Однако если от поверхностного слоя сознательно выражаемых идей погрузиться в мир подсознания, инстинктов и склонностей, мы обнаружим три существенно различающихся подхода к жизни, определяющих естественные и спонтанные реакции этих народов. Подобные реакции проистекают из определенных характерных импульсов, которые, в свою очередь, проявляются в сложной, уникальной для каждого из этих трех народов психологической сущности, соединяющей в себе идею-чувство-силу. Этот комплекс и задает стандарт поведения каждого народа, является ключом к его эмоциональной жизни и выступает источником теоретических построений.
Вот эти три системы:
Для англичанина — fair play,
для француза — le droit,
для испанца — el honor.
Сразу отметим, что все эти три слова, представляющие собой три системы отношения к жизни, непереводимы в полной мере на другие языки. Так, fair play не имеет удовлетворительного эквивалента ни во французском, ни в испанском языках. Англичане переводят le droit термином law , что лишь отчасти разрешает проблему. В испанском языке есть слово derecho, которое более или менее передает в юридических текстах идею le droit, как ее трактуют на юридических факультетах. Однако витальный le droit тех французов, которые никогда в жизни не изучали право, Испании не известен. Средний испанец вряд ли даже сможет различить слова derecho и obligacion [3]. Что же касается el honor , то смысл этого слова еще труднее передать в современных французском и английском языках, даже при помощи тех терминов, которые физически применяются в тех же самых ситуациях. Английский термин honour и французский honneur радикальным образом отличаются от испанского «el honor», в особенности когда они сочетаются с такими эпитетами, как «испанский» или «кастильский».
Как и следовало ожидать, эти три слова не могут быть удовлетворительным образом переведены на другие языки, поскольку передают не абстрактные идеи, а психологические сущности, интуитивно столь же ясные и определенные, как слова «лошадь», «береза» и «галенит» (свинцовый блеск).
Fair play — это спортивный термин. Подчеркнем, что спорт сам по себе — чистое действие как таковое. Fair play означает прекрасную приспособленность игрока к игре в целом. Она регулирует отношения игрока как со своими партнерами по команде, так и с противником. Это уже подлинная мудрость. Стремление поддерживать хорошие отношения с союзником — вполне разумно. Но мудрость есть нечто большее, чем разум. Это видение целого, интуиция мира как одной общей игры, а противостояния соперников в игре — как формы сотрудничества. Fair play предполагает забвение индивидом самого себя перед лицом команды, и команды — перед лицом игры. Однако такое забвение еще не означает полного упразднения. Отнюдь. Оно создает еще более полные условия, обеспечивающие эффективность деятельности индивида, поскольку его действия теперь соотносятся с действиями остальных игроков так, что образуют совершенную систему взаимодействия. Это интуитивное и непрерывное чувство баланса между индивидуальным и общим и составляет подлинную сущность fair play.
Fair play невозможно вместить в рамки каких-то определенных формул. Она парит, подобно живому духу, над всеми установлениями. Неуловимая, но при этом достаточно определенная; гибкая и податливая, но при этом требовательная и придирчивая, — она соответствует подвижным формам жизни столь же полно, как перчатка соответствует руке. Будучи живым духом, она проявляет себя в конкретных действиях. Она неотделима от действия и не может быть определена вне него. Это способ действия. В самом деле, fair play — это и есть само действие.
Le droi — это идея. Это решение, к которому приходит рассчитывающий Ум в ходе размышлений над проблемой соотношения индивидуального и общего. Le droit — это геометрическая линия, отмечающая на карте интеллекта границы индивидуальных свобод. Если fair play в каждый момент подстраивает себя под действие эмпирическим образом, то le droit предварительно набрасывает схематические правила, в рамки которых стремится ввести деятельность. Если fair play существует одновременно с действием, то le droit действие опережает. В отличие от fair play, le droit не может считаться спонтанным и вечно обновляющимся сочетанием рассудка и природы, но является такой системой, где природа подчинена рассудку. Если fair play сочетает в себе объект и субъект в едином акте, а деятельность, в свою очередь, не является ни субъективной, ни объективной по отдельности, но есть то и другое одновременно, le droit отстраненно объективен. Его ответ на все треволнения жизни таков - интеллект непогрешим. Le droit — это интеллект.
По поводу el honor как психологического типа существует множество разного рода предвзятых и ошибочных мнений. Попробуем выйти за рамки общепринятых мнений и попытаемся получше понять связанные с ним факты повседневной жизни. Начнем с нескольких текстов, и в особенности с трех таких текстов, которые представляются наиболее прозрачными в этом отношении. Во-первых, это катрен, который в энергичных и властных тонах изрекает знаменитый «Саламейский алькальд», чье имя обессмертил Кальдерон:
Al Rey la hacienda y vida
Se ha dar; pero el honor
Es patrimonio del alma,
Y el alma solo es de Dios.
(Королю мы обязаны нашей жизнью и судьбой, но el honor — это вотчина души, а душа принадлежит одному лишь Богу).
Второй текст касается знаменитого эпизода из жизни легендарного героя Испании. Сид, находящийся в изгнании, нуждается в деньгах. Он занимает деньги у двух евреев из Бургоса, оставляя им в качестве залога два сундука, наполненных песком. Своих кредиторов же он уверяет, что сундуки полны золота. Добившись возвращения славы и богатства, он возвращает деньги, сопроводив их трогательным объяснением:
Умоляю вас простить меня,
Поскольку сделал я это с большой неохотой
И исключительно под давлением необходимости;
А поскольку то, что я оставил вам в двух сундуках — br> На самом деле всего лишь песок,
Я зарыл в нем
Золото моей душевной прямоты и правдивости.
Наш третий текст — забавный «романс», или баллада, о графе Леоском. Придворные дамы и кавалеры коротают время в покоях и галереях дворца Ройял Палас. С верхней галереи они могут видеть клетку с четырьмя свирепыми африканскими львами. Донна Анна роняет перчатку в клетку, чтобы проверить отвагу кавалеров. Граф Леонский входит в клетку и достает перчатку, но, прежде чем вернуть ее хозяйке, он ударяет перчаткой по лицу донне Анны со словами: «Возьмите это и впредь из-за простой перчатки не испытывайте el honor стольких благородных людей. А если кто-либо не одобряет то, что я совершил, пусть выйдет вперед, в круг el honor и защищает свое мнение, как того требуют законы рыцарства».
Эти три примера демонстрируют нам el honor в его реальном проявлении. Зачастую же под именем «испанской чести» люди имеют в виду нечто совершенно иное — нечто выспреннее и велеречивое. Давайте обратимся к реальным жизненным фактам — таким, которые нельзя не замечать, когда мы говорим об Испании. Такие черты явственно проступают в эпизоде с Сидом, утилитарный характер которого совершенно очевиден. Но, пожалуй, еще более поучительна баллада о графе Леонском, поскольку она показывает нам рыцаря, известного своей храбростью, бросающего упрек даме, которая как игрушкой забавлялась el honor окружающих ее кавалеров и своей собственной. Необходимо подчеркнуть исключительно разумный и практичный характер el honor, поскольку под влиянием образа Дон Кихота (по всей вероятности, не слишком верно понятого) el honor часто понимают как своего рода экстравагантный идеализм, не имеющий никакого практического значения.
El honor — это установление некоего субъективного закона поверх всех законов объективных, будь то спонтанные и естественные законы (fair play), или рассчитанные и рассудочные (droit). Этот субъективный закон представляет собой некий императив, который благородный человек ощущает в себе и который явственно говорит, что он должен делать в каждом случае. Однако такое абсолютное освобождение от всех социальных законов может быть оправдано лишь тогда, когда мы имеем дело с благородным человеком, т.е. с тем, кто не попытается извлечь из этой свободы никаких недостойных выгод. В качестве же залога благородный человек может предложить лишь собственную кровь. Пределом свободы является сама его жизнь — за поступки отвечает «честной булат».
И мы видим примеры такого образа жизни. Сид оставляет в качестве залога по займу два сундука с песком, но делает это лишь для того, чтобы иметь возможность отправиться на битву. Подлинным же залогом является не песок, а «золото душевной прямоты и правдивости». Это «золото» потому, что это душевная прямота Сида, человека благородного. Граф Леонский ощущает себя в достаточной мере свободным, чтобы совершить неслыханный поступок — ударить женщину. Однако он только что вышел из клетки со львами и готов кровью подтвердить тот приговор, который вынес женщине, слишком легкомысленно игравшей el honor.
Это потому, что, как красноречиво выразился Саламейский алькальд, el honor — вотчина души, а душа принадлежит одному лишь Богу. Король, т.е. общество, группа — не имеют прав на нашу душу, а тем самым и на нашу честь. В любой ситуации душа остается свободной, непосредственно восходя к Богу и соответствующим образом поступая. Общество здесь уступает первенство индивиду, оставляя за собой право судить его поступки a posteriori. Индивид же рискует своей жизнью (физической или, в случае бесчестного человека — моральной жизнью).
Как мы видим, fair play совпадает с действием; le droit - предшествует ему, а el honor — идет за ним вслед. Для англичанина правило и действие — одно и то же, для француза — действие подчиняется правилу, а для испанца — правило подчиняется действию. Природа выступает союзником интеллекта для англичанина, преклоняется перед интеллектом для француза и одерживает над ним верх для испанца. El honor таким образом оказывается чем-то субъективным, невыразимым. El honor — это страсть.
Итак, ряд fair play — droit — honor выводит нас на другой ряд: действие — интеллект — страсть. Конечно, было бы совершеннейшим ребячеством утверждать, что каждый представитель одного из этих трех народов полностью лишен остальных двух третей способностей души, присущих человеку. Наша гипотеза утверждает лишь одно — психологический центр тяжести каждого из этих трех народов располагается соответственно:
для англичанина — в телесной воле;
для француза — в интеллекте;
для испанца — в душе;
а потому естественная реакция на обстоятельства жизни для представителей этих народов состоит:
для англичанина — в действии;
для француза — в мысли;
для испанца — в страсти.
II
Любое состояние души — активное или пассивное, — в котором может находиться человек, имеет сложную природу. Если его проанализировать, то мы обнаружим три вида тенденций. Во-первых, это тенденция, ассоциирующаяся с идеей механической силы, которую мы понимаем как борьбу между принципом силы, исходящим от нас, и принципом сопротивления, исходящим от внешнего мира. Во-вторых, это тенденция, ассоциирующаяся с идеей видения, которую мы понимаем как внимательное наблюдение за миром с намерением объединить все его части друг с другом и с нами самими в одно гармоничное целое. В-третьих, тенденция, ассоциирующаяся с идеей единения, которую мы понимаем как ассимиляцию жизни нашим собственным бытием, циркуляцией жизненного потока внутри нашего собственного бытия. Первую тенденцию мы называем волей, вторую — интеллектом, третью — страстью.
Однако не следует воспринимать этот анализ буквально. Было бы слишком смелым пытаться поделить реку жизни на отдельные участки, которые мы назвали состояниями. Но даже если бы у нас была такая возможность, было бы совершенно безрассудным подвергать расщеплению само состояние на том основании, что составляющие его отдельные аспекты соединены волей, интеллектом или душой. Вне всякого сомнения, однако, сложность состояний человека может быть лучше понята, если разделить их на элементы, принадлежащие каждому из трех типов тенденций, в которых проявляет себя наша витальность. Более того, существуют крайние случаи, когда тот или иной из этих трех типов тенденций доминирует. Мы существуем перед лицом действия, мысли или в момент страсти. Однако можно продолжить это различение между тенденциями и состояниями дальше. Мы можем обсуждать, с одной стороны, ряд тенденций — волю, интеллект, страсть — и, с другой стороны, ряд состояний — действие, мысль и момент страсти. Каждый из элементов первого ряда порождает соответствующий элемент второго ряда. Это наблюдение позволяет нам проникать глубже во внутреннюю конституцию состояния. Человек действует, испытывая страсть. Этот состояние может быть результатом действия (порождающий фактор), вызывающим страсть (результирующий фактор). Или же, наоборот, страсть (порождающий фактор) может быть причиной действия (результирующий фактор). Вот состояние, которое аналитическим образом можно разложить на мысль и действие. Возможно, что действие стимулирует мысль, но возможно, что и мысль провоцирует действие. Аналогичное замечание можно сделать также по поводу состояния, состоящего из смешения мысли и страсти. И здесь возможны два разных пути объяснения, в зависимости от того, какой из элементов является порождающим.
Нормальные психологические типы, т.е. такие, в которых все три тенденции сбалансированы совершенным образом, достаточно редки. Обычно распространены типы, в которых одна из тенденций доминирует. В таких типах доминирующая тенденция становится и порождающим элементом для большинства состояний. Этот фактор составляет своего рода психологический «ключ», задающий общий тон жизненной симфонии каждого индивида. Для одних людей таким жизненным ключом является действие, для других — мысль, для третьих — страсть. Конечно, ключ, или тон индивидуальной жизни следует отличать от реальной субстанции последней. Дарования, присущие двум другим тенденциям, вполне сопоставимы с жизнью, прожитой в ключе одной из них. Так, Кромвель, несомненно, обладал высоким интеллектом и страстностью, хотя вел жизнь человека действия. Вольтер же вел далеко не пассивный образ жизни и хорошо знал, что такое страсть, однако свою жизнь он прожил в ключе мысли. Св. Тереза, одна из самых активных и интеллигентных женщин на свете, являет собой прекрасный образец жизни, прожитой в ключе страсти.
Здесь мы находимся в сфере естественных и спонтанных тенденций, не зависящих от каких бы то ни было мнений и стандартов. Эти изначальные манифестации природы не подпадают ни под какое суждение, будь то моральное, интеллектуальное или эстетическое. Каждый тип подчиняется своей специфической тенденции, полностью игнорируя действительность, с той же слепой фатальностью, с какой капли дождя подчиняются закону гравитации, тигр подчиняется закону сильнейшего, а роза — закону красоты. Каждый из нас является человеком действия, мысли или страсти, подобно тому, как каждый имеет темные волосы, небольшой рот или орлиный нос. Это не вопрос сознательного выбора, но идиосинкразии, которая заключает в себе столько же дарований, сколько и ограничений. Задаваемая Природой тенденция становится подлинным законом определяемого ею психологического типа.
Из этого следует, что каждый психологический тип подчиняет все воплощенному в нем закону. Человек действия впрягает в колесницу действий свои интеллект и сердце, человек мысли питает интеллект, как пищей, поступками и страстями, человек страсти сжигает в своей огненной душе действия и мысли. И в каждом случае тот или иной тип подчиняется соответствующей тенденции абсолютно бескорыстно. Действие для одного, мысль для другого, страсть для третьего, — все это и есть их жизнь. А жизнь — это огонь, в котором мы сгораем, не преследуя никакой определенной цели, просто ради самого процесса горения.
Если лежащая в основе данного исследования гипотеза верна, каждый из этих европейских народов должен относиться более-менее определенно к одному из названных выше типов. Доминирующей тенденцией у англичан должна быть воля, у французов — мысль и страсть — у испанцев. Более того, у каждого из народов можно наблюдать действие, мысль и страсть в качестве результирующих состояний. Это заключение ведет нас к следующей таблице:
