Кровь их моя окрасит.
Рунами каждое слово
Врезано будет крепко.
Брагу девы веселой
Выпью, коль захочу я,
Только на пользу ль будет
Брага, что Бард мне налил?
Рог разлетелся на куски, а напиток пролился на солому. Альвир уже
совсем опьянел, и тогда Эгиль встал и повел его к дверям, а руку держал
на мече. Возле двери к ним подошел Бард и предложил Альвиру выпить на
прощанье. Эгиль взял рог вместо Альвира, выпил его и сказал вису:
Альвир от браги бледен,
Дай мне рог — я выпью, —
Ливнем она из рога
Сквозь усы прольется.
Ты беды не чуешь,
Ливень мечей зовущий!
Слушай вису скальда —
Одина ливень шумный.
Затем Эгиль бросил рог, схватил меч и обнажил его. В сенях было
темно. Он пронзил Барда мечом, так что конец меча торчал из спины. Бард
упал замертво, и из раны хлынула кровь. Упал и Альвир, и его стало
рвать.
Эгиль же выскочил из дома. Снаружи было совершенно темно — луны не было. Эгиль бросился бежать.
А в доме люди увидели, что Бард и Альвир упали и остались лежать.
Конунг подошел к ним и велел поднести свет. Тогда все увидели, что
произошло: Альвир лежал без памяти, а Бард был убит, и весь пол был
залит его кровью. Тогда конунг спросил, где тот высокий человек, который
пил в этот вечер больше всех. Люди сказали, что он вышел.
— Разыщите его, — говорит конунг, — и приведите ко мне.
Начали разыскивать Эгиля по всей усадьбе, но его нигде не было. Тогда
люди конунга пошли в дом, где расположились люди Альвира, и спросили,
не приходил ли туда Эгиль. Там лежали многие из них. Они ответили, что
он прибежал, взял свое оружие и вышел. Об этом сказали конунгу, и тот
велел поскорее занять все лодки, которые были на острове.
— Завтра, как только рассветет, — сказал он, — мы обыщем весь остров и убьем этого человека.
XLV
Эгиль шел в ночной темноте, пробираясь туда, где стояли суда. Но где
он ни выходил на берег, везде были люди. Он бродил всю ночь и не достал
лодки. На рассвете он оказался на каком-то мысу и увидел перед собой
другой остров, отделенный очень широким проливом от этого мыса.
Тогда Эгиль снял шлем и меч и отломил наконечник копья от древка.
Древко он бросил в море, а оружие завернул в плащ, сделал узел и
привязал его себе за спину. Потом он бросился в воду и плыл, пока не
добрался до острова. Этот остров называется Саудей. Он невелик и весь
порос кустарником. Здесь пасся скот — коровы и овцы — с острова Атлей.
Выйдя на берег, Эгиль выжал свою одежду. Было уже светло, и солнце
взошло.
На рассвете конунг Эйрик велел обыскать остров Атлей. Дело шло
медленно, потому что остров был велик. Эгиля на нем не нашли. Сели тогда
на лодки и отправились разыскивать его на других островах. Под вечер
двенадцать человек причалили к острову Саудей, чтобы поискать там Эгиля.
А ведь вблизи было много других островов.
Эгиль увидел лодку, когда та подходила к острову. Девять человек
сошли на берег и разделились для поисков. А Эгиль спрятался в кустах еще
до того, как лодка причалила к берегу. Те, которые высадились на
остров, отправились на поиски по трое, а три человека остались охранять
лодку.
И вот, когда холм заслонил лодку от разыскивавших Эгиля, он встал и
подошел к лодке. Те, которые охраняли лодку, заметили его только тогда,
когда он подошел к ним совсем близко. Одного из них Эгиль поразил мечом
насмерть, второй бросился бежать и стал карабкаться по склону, но Эгиль
взмахнул мечом и отсек ему ногу. Третий же взобрался на лодку и стал
багром отталкиваться от берега. Тогда Эгиль за канат притянул лодку к
себе и вскочил в нее. После короткой схватки Эгиль убил человека конунга
и сбросил его за борт. Он взялся за весла и поплыл прочь от острова. Он
греб всю ночь и следующий день, не останавливаясь, пока не приехал к
херсиру Ториру.
Альвира и его спутников конунг отпустил с миром. А те люди, которые
остались на острове Саудей, провели там много ночей, и убивали скот себе
на пищу, и разводили костры. Они подбрасывали в огонь сучья и разжигали
такое большое пламя, чтобы его можно было заметить у них дома. Когда их
костер увидели на острове Атлей, за ними приехали. Конунга в это время
уже не было на острове. Он отправился на другой пир.
Альвир и его спутники приехали домой раньше Эгиля. Торир с Торольвом
тогда только что вернулись домой со свадьбы. Альвир рассказал обо всех
событиях — об убийстве Барда и о том, как это все произошло. Но он не
знал, что случилось с Эгилем. Торольв был очень опечален, и также
Аринбьёрн. Они думали, что Эгиль уже не вернется.
А на следующее утро Эгиль приехал. Когда Торольв узнал об этом, он
встал со своего места, подошел к Эгилю и спросил его, как он спасся и
что с ним случилось. Тогда Эгиль сказал вису:
С конунгом норвежским
Мне пришлось расстаться.
Не хвалясь, скажу я,
Что едва ли Эйрик
Трех, ему служивших,
Вновь увидеть сможет.
Не вернутся трое
Из чертогов смерти.
Аринбьёрну подвиги Эгиля пришлись по душе. Он сказал, что его отец должен помирить Эгиля с конунгом. Торир тогда отвечает:
— Люди, правда, скажут, что Барда стоило убить. Все же Эгиль, как и
его родичи, слишком мало остерегается гнева конунга. А большинству людей
от его гнева приходится нелегко. Но на этот раз я попытаюсь добиться
для Эгиля мировой.
И Торир отправился к конунгу, Аринбьёрн же остался дома и сказал, что пусть их всех постигнет одна судьба.
Приехав к конунгу, Торир просил его взять виру и согласиться на
мировую с Эгилем. Торир предлагал, что он сам будет поручителем за Эгиля
и чтобы конунг был судьей в этом деле. Конунг Эйрик был в сильном
гневе, и добиться чего-либо от него было трудно. Он сказал, что
оправдываются слова его отца, который предупреждал, что нельзя доверять
этому роду. Затем конунг сказал Ториру:
— Пусть Эгиль не живет больше в моем государстве, если я даже пойду
на мировую с ним. Только ради тебя, Торир, я возьму виру за убитых
Эгилем.
Конунг назначил виру. Торир все выплатил и поехал домой.
XLVI
Торольв и Эгиль жили у Торира в большом почете. А весной братья
снарядили большой боевой корабль, набрали на него людей и отправились
воевать в восточные земли. Они много раз вступали в бой и добыли себе
большое богатство.
Приехали они в Курляндию, пристали к берегу и договорились с жителями
полмесяца сохранять мир и торговать. Когда этот срок истек, они стали
совершать набеги, высаживаясь в разных местах.
Однажды они высадились в широком устье реки. Там был большой лес. Они
сошли на берег и, разделившись на отряды по двенадцать человек,
углубились в лес. Скоро показалось селение. Здесь они начали грабить и
убивать, а жители убегали, не сопротивляясь. К концу дня Торольв велел
протрубить отход. Те, кто был в лесу, повернули назад к кораблю с того
места, где они находились. Только на берегу можно было пересчитать
людей, но когда Торольв вышел на берег, Эгиля там не было. Уже стемнело,
и они решили, что искать его невозможно.
Эгиль и с ним его двенадцать человек прошли в лес и увидели широкие
поля, а на них строения. Неподалеку стоял двор, и они направились к
нему. Придя на двор, они стали врываться в постройки13,
но не видели там ни одного человека. Они забирали все добро, которое
могли унести с собой. Там было много построек, и они задержались
надолго. Когда же они оставили двор, их отделила от леса большая толпа,
которая приготовилась напасть на них.
От двора к лесу шла высокая изгородь. Эгиль велел своим спутникам
следовать за ним вдоль изгороди так, чтобы на них нельзя было напасть со
всех сторон. Эгиль шел первым, а за ним остальные, так близко один за
другим, что между ними нельзя было пройти. Толпа куров ожесточенно
нападала на них, больше всего пуская в ход копья и стрелы, но за мечи не
брались.
Двигаясь вдоль изгороди, Эгиль и его люди сначала не видели, что с
другой стороны у них тоже шла изгородь, и она отрезала им путь наискось.
В тупике куры стали теснить их, а некоторые направляли в них копья и
мечи из-за изгороди, другие же набрасывали одежду им на оружие. Они были
ранены, а потом их взяли в плен, связали и привели на двор.
Хозяин этого двора был человек могущественный и богатый. У него был
взрослый сын. Они стали обсуждать, что делать с Эгилем и другими. Хозяин
двора сказал, что его совет — убить их, одного за другим. Но сын его
сказал, что уже ночь, и в темноте нельзя будет позабавиться, мучая
пленников. Он предложил подождать до утра. Тогда их втолкнули в одну из
построек и крепко связали. Эгиля привязали к столбу за руки и за ноги.
После этого дверь крепко заперли, а сами пошли к себе и ели, пили и
веселились.
Эгиль налегал на столб и дергал его до тех пор, пока не вырвал из
пола. Столб упал, и тогда Эгиль освободился от него. Потом он зубами
развязал себе руки, а когда руки были свободны, он снял путы и с ног.
После этого он освободил своих товарищей.
Когда же они все были развязаны, они стали осматриваться и искать
выхода. Стены были сложены из толстых бревен, а в одном конце была
дощатая перегородка. Они с разбега нажали на эту перегородку, сломали ее
и вошли в другое помещение. Здесь также кругом были бревенчатые стены.
Вдруг они услышали внизу, у себя под ногами, человеческую речь.
Они оглядели все вокруг, нашли в полу дверь и открыли ее.
Там внизу была глубокая яма. Оттуда и слышалась речь. Эгиль спросил,
что там за люди. Тот, кто ответил ему, назвался Аки. Эгиль спросил, не
хочет ли он выбраться из ямы. Аки сказал, что они охотно сделали бы это.
Тогда Эгиль с товарищами опустили в яму веревку, которой они были
связаны, и вытащили наверх трех человек. Аки сказал, что это его два
сына, что они датчане и что их взяли в плен прошлым летом.
— Зимой со мной хорошо обращались, — сказал он, — я управлял
хозяйством у здешнего бонда, но сыновей моих сделали рабами, и они
тяжело переносили это. Весной мы бежали, а потом нас нашли и посадили в
эту яму.
— Ты, должно быть, знаешь, как устроен дом, — говорит Эгиль, — как нам выбраться отсюда?
Аки сказал, что в доме есть еще одна перегородка.
— Сломайте ее, и тогда вы попадете в ригу, а оттуда можно легко выйти.
Эгиль с товарищами так и сделали. Они сломали перегородку и вышли в
ригу, а оттуда наружу. Была безлунная ночь. Спутники Эгиля говорили, что
нужно спешить в лес. Эгиль сказал Аки:
— Ты ведь знаешь здешнее жилье, покажи, где бы нам раздобыть что-нибудь из добра.
Аки говорит тогда:
— Здесь немало добра. Вот большой чердак, где спит хозяин. Там полно оружия.
Эгиль велел отправиться на чердак, а когда они поднялись по лестнице
наверх, они увидели, что дверь открыта, внутри горит свет и слуги стелят
постели. Эгиль оставил нескольких человек снаружи следить, чтобы никто
не вышел. Сам он ворвался внутрь и схватил оружие, которого там было
вдоволь. Они убили всех людей на чердаке. Все они взяли себе оружие.
Аки подошел к тому месту, где в половицах была дверь, открыл ее и
сказал, что они должны спуститься вниз, в клеть. Они взяли светильник и
пошли туда. Там хранились сокровища бонда — драгоценные вещи и много
серебра. Люди нагрузились и понесли, что взяли. Эгиль взял большой
кувшин для браги и потом нес его под мышкой.
Они двинулись к лесу, а когда они пришли в лес, Эгиль остановился и сказал:
— Мы поступили не так, как надо. Воины так не поступают: мы украли
добро бонда. Не должно быть на нас такого позора. Вернемся обратно, и
пусть они знают, что произошло.
Все возражали Эгилю и говорили, что надо спешить на корабль.
Тогда Эгиль поставил кувшин на землю и бегом пустился обратно. А
когда он пришел на двор бонда, он увидел, что слуги выходили из главного
дома и переносили оттуда в другой дом подносы с едой. В очаге горел
большой огонь, а над ним висели котлы. Эгиль вошел в главный дом. Огонь
был разведен так, как было принято в этой стране: был зажжен один конец
бревна, и от него постепенно сгорало все бревно. Эгиль схватил это
бревно, понес его к тому дому, где сидели люди за едой, и стал совать
горящий конец бревна под стреху, крытую берестой. Береста быстро
загорелась, но люди, которые сидели внутри и пили, ничего не замечали до
тех пор, пока пламя не охватило всю крышу и не проникло внутрь. Тогда
они бросились к дверям, но выйти оттуда было не так-то просто: выход
загораживали бревна, и, кроме того, там стоял Эгиль. Он убивал и тех,
кто показывался в дверях, и тех, кто успевал выбежать. Но очень скоро
горящая крыша рухнула. Там погибли все, кто был в доме.
Эгиль же вернулся к своим спутникам. Они пошли все вместе на корабль.
Эгиль сказал, что кувшин, который он нес, он хочет оставить себе как
добычу предводителя. А кувшин-то был полон серебра.
Торольв и все другие очень обрадовались, когда Эгиль вернулся. Как только рассвело, они отчалили.
Аки с сыновьями остались в отряде Эгиля.
В конце лета они поплыли в Данию, нападали на торговые корабли и грабили везде, где удавалось.
XLVII
В то время Данией стал править Харальд, сын Горма14. Отец его, Горм, уже умер. Страна была опустошена набегами: вокруг Дании плавало много викингов,
Аки знал все в Дании, и на море и на суше. Эгиль часто расспрашивал
его, где бы они могли добыть побольше добра. Когда они достигли
Эйрасунда, Аки сказал, что в тех местах, подальше от берега, есть
большой торговый город, который называется Лунд. Аки говорил, что там
можно ожидать богатой добычи, но горожане, видно, окажут сопротивление.
Об этом рассказали всем людям на корабле, чтобы они решили, нападать на
Лунд или нет. Голоса разделились: одни были за нападение, другие —
против. Тогда решили поступить так, как скажут предводители. Торольв был
за нападение. Спросили также Эгиля, и он в ответ сказал вису:
Пусть мечи сверкают!
Мы порою летней
Подвигов немало
Совершим, о воины!
В Лунд мы путь направим.
Песнь мечей суровая
Будет раздаваться
На заре вечерней.
Тогда все снарядились для битвы и направились к Лунду. А жители
узнали, что идет враг, и вышли против него. Вокруг города были
деревянные укрепления. В них засели защитники. Начался бой. Эгиль первым
прорвался за укрепления. После этого горожане бежали. Там было много
убитых. Викинги разграбили город и сожгли его, а потом отправились
обратно к своим кораблям.
XLVIII
Торольв и его спутники плыли вдоль побережья Халланда на север. Когда
погода испортилась, они зашли в одну бухту. Здесь они не стали грабить.
Немного поодаль от берега жил ярл по имени Арнфид, и когда он узнал,
что в стране появились викинги, он послал к ним своих людей узнать, чего
хотят эти викинги: мира или войны.
Послы Арнфида прибыли к Торольву, и он им сказал, что не собирается
воевать. Он говорил, что ему и его людям ни к чему делать здесь набеги и
опустошать страну, потому что места здесь небогатые. Послы вернулись к
ярлу и передали ему ответ Торольва. А когда ярл узнал, что ему не надо
из-за этих викингов созывать рать, он сел на коня и один поскакал к ним.
Они встретились и разговорились. Ярл пригласил к себе на пир Торольва и
всех тех, кого тот хотел бы взять с собой. Торольв обещал приехать.
В назначенный день ярл прислал за ними верховых лошадей. Они
собрались в путь — Торольв и Эгиль — и взяли с собой три десятка
человек. Ярл принял их хорошо. Их провели в дом и тотчас же поднесли им
браги. Они просидели там до вечера. А перед тем как должны были
поставить столы с едой, ярл предложил бросить жребий, кому с кем сидеть.
Должны были сидеть попарно мужчина с женщиной, насколько женщин хватило
бы, а остальные должны были сидеть сами по себе. Все положили жребий в
полу плаща. И ярл вынимал их.
У ярла была дочь — красивая девушка лет двадцати. Эгилю выпал жребий
сидеть рядом с ней. Дочь ярла забавлялась, расхаживая между столами.
Эгиль пошел и сел на то место, где она сидела днем. А когда люди стали
рассаживаться, дочь ярла подошла к своему месту и сказала:
Ты напрасно, юноша,
Выбрал это место.
Редко волчьей стае
Ты давал добычу.
Не видал, как ворон
Каркает над кровью,
Как мечи с мечами
В сечах ищут встречи.
Эгиль усадил ее рядом с собой и сказал:
Я с мечом кровавым
И копьем звенящим
Странствовал немало,
Ворон мчался следом.
Грозен натиск викингов.
Пламя жгло жилища.
В городских воротах
Яростно я дрался.
Они пили весь вечер вдвоем и веселились. Пир удался на славу и
продолжался также весь следующий день. Потом викинги поехали к своим
кораблям. Они расстались с ярлом друзьями и обменялись с ним подарками.
Торольв и его люди поплыли к островам Бреннейяр. Там в то время
собиралось множество викингов, потому что мимо островов часто проходили
торговые корабли. Аки поехал вместе со своими сыновьями домой. Он был
очень богатый человек, и у него было много дворов в Ютландии. Эгиль и
Аки расстались большими друзьями.
А осенью Торольв поплыл на север, в Норвегию, и, приехав в Фирдир,
отправился к херсиру Ториру. Торир принял их хорошо, а Аринбьёрн, его
сын, еще лучше. Он предложил Эгилю остаться у них на зиму. Эгиль
согласился и поблагодарил Аринбьёрна. Но когда Торир узнал о предложении
Аринбьёрна, он сказал, что его сын чересчур поспешил.
— Я не знаю, — сказал Торир, — как на это посмотрит конунг Эйрик.
Ведь после убийства Барда он говорил, что не желает, чтобы Эгиль
оставался у нас в стране.
— Ты, отец, — отвечает Аринбьёрн, — можешь, конечно, сделать так,
чтобы конунг не гневался на то, что Эгиль останется у нас. Ты предложи
своему зятю Торольву погостить у тебя, а мы с Эгилем тоже проведем эту
зиму вместе.
По этим речам Торир понял, что Аринбьёрн все равно сделает по-своему.
Тогда отец с сыном предложили Торольву провести у них зиму, и Торольв
согласился. Зимой они жили у Торира — всего двенадцать человек.
Жили два брата. Их звали Торвальд Дерзкий и Торфид Суровый. Они были
близкие родичи Бьёрна Свободного и воспитывались вместе с ним. Торвальд и
Торфид были мужи рослые и сильные, смелые и честолюбивые. Братья
сопровождали Бьёрна в викингских походах, а когда Бьёрн сменил походы на
мирную жизнь, они поехали к Торольву и вместе с ним ходили в викингские
походы. Их место в бою было на носу его корабля. А когда Эгиль добыл
себе корабль, Торфид стал плавать с ним, и его место было теперь на носу
корабля Эгиля. Братья постоянно сопровождали Торольва, и он ценил их
больше всех своих людей.
Этой зимой братья тоже были у Торольва и сидели рядом с ним и Эгилем.
Торольв сидел на почетном сиденье и пил вместе с Ториром, а Эгиль сидел
напротив Аринбьёрна и пил вместе с ним. При всех поминаньях15 они вставали с места и шли навстречу друг другу.
Осенью херсир Торир поехал к конунгу Эйрику. Конунг принял его очень
приветливо. А когда они разговорились, Торир стал просить конунга не
сердиться на него, если Эгиль проведет зиму в его доме. Конунг отвечал
ему, что Торир может добиться от него всего, чего он пожелает. Конунг
добавил:
— Никому другому не сошло бы так легко, если бы он принял в своем доме Эгиля.
Но Гуннхильд слышала их разговор и сказала:
— Я думаю, Эйрик, что ты слишком легко поддался уговорам, как это с
тобой не раз бывало и раньше. Ты уже не помнишь зла, которое тебе
причинили. Ты до тех пор будешь щадить сыновей Скаллагрима, пока они не
убьют еще каких-нибудь твоих близких родичей. Но хоть ты и считаешь, что
убийство Барда — это пустяки, я на это смотрю иначе.
Конунг говорит:
— Ты, Гуннхильд, больше всех подбиваешь меня быть жестоким. А ведь
раньше вы с Торольвом были большими друзьями. Но я не возьму обратно
своего слова, которое я дал Ториру.
— Торольв был хорош, — говорит Гуннхильд, — пока его не испортил Эгиль. А теперь я не вижу между ними никакой разницы.
Торир поехал домой, когда он собрался, и передал братьям слова конунга и его жены.
XLIX
Братьев Гуннхильд звали Эйвинд Хвастун и Альв. Отцом их всех был Ацур
Тоти. Братья были мужи рослые, очень сильные и смелые. Конунг Эйрик и
Гуннхильд были к ним очень расположены, но народ их не любил. Тогда они
были очень молоды, но уже в цвете сил.
Весной стало известно, что летом в Гауларе будет большое
жертвоприношение. Там было прославленное капище. Туда отправилось
множество народу и из Фирдира, и из Фьялира, и из Согна — большей частью
знатные люди. Конунг Эйрик также поехал в Гаулар. Тогда Гуннхильд
сказала своим братьям:
— Я хочу, чтобы вы постарались среди этого множества народу убить одного из сыновей Скаллагрима, а еще лучше — их обоих.
Братья обещали, что постараются.
Херсир Торир собирался в путь. Он позвал Аринбьёрна и сказал ему:
— Я еду на жертвоприношение, но я не хочу, чтобы Эгиль ехал с нами. Я
знаю, какие речи ведет Гуннхильд, знаю неуступчивый нрав Эгиля, а также
могущество конунга. Не легко будет уследить за ними всеми. А Эгиля не
удержать дома, если ты не останешься с ним. Торольв же поедет со мной, и
вместе с ним их спутники. Пусть Торольв принесет жертву и за себя, и за
своего брата.
После этого Аринбьёрн сказал Эгилю, что он останется дома.
— Мы оба останемся здесь, — сказал он.
Эгиль ответил:
— Пусть будет так.
А Торир и другие поехали на жертвоприношение. Собралось в Гауларе
великое множество народу, и там много пили. Торольв повсюду сопровождал
Торира, и они не расставались ни днем, ни ночью. И вот Эйвинд сказал
Гуннхильд, что ему никак не добраться до Торольва. Тогда она велела
убить кого-нибудь из его людей.
— Это будет все же лучше, чем ничего, — сказала Гуннхильд. Однажды
вечером конунг ушел спать, так же как Торир и Торольв. А Торфид и
Торвальд еще оставались с другими. Тогда Эйвинд и Альв пришли и сели с
ними вместе, и все очень веселились. Сначала пили, посылая рог
вкруговую. Потом стали пить рог по двое, пополам. Эйвинд пил вместе с
Торвальдом, а Альв с Торфидом. Позже начали пить нечестно, и тут пошли
хвастливые речи и перебранки. Тогда Эйвинд вдруг встал, обнажил меч и
нанес Торвальду смертельную рану. Но ни у кого из них не было при себе
оружия, потому что здесь было священное место. Люди стали между наиболее
разъяренными и разделили их. В тот вечер больше ничего не произошло.
Эйвинд убил человека в священном месте и стал вне закона. Он должен
был немедля уехать. Конунг предлагал за убитого виру, но Торольв и
Торфид сказали, что они никогда не брали виры и не хотят ее брать. На
том они и расстались. Торир и его спутники поехали домой.
Конунг и Гуннхильд послали Эйвинда на юг, в Данию, к конунгу
Харальду, сыну Горма, потому что Эйвинд не мог оставаться в Норвегии.
Конунг Харальд хорошо принял его и его спутников. Эйвинд приехал в Данию
на большом боевом корабле. Позже конунг поставил Эйвинда защищать
страну от викингов. Эйвинд был отличный воин.
Когда после этой зимы наступила весна, Торольв и Эгиль опять
собрались в викингский поход. Снарядившись, они снова поплыли в
восточные земли. Но возле Вика они повернули на юг и поплыли вдоль
Ютландии. Здесь они стали опустошать побережье. Потом они направились к
стране фризов и летом долго оставались там, а затем опять повернули к
Дании. И вот, когда они достигли границы, где встречается Дания и страна
фризов, и пристали здесь к берегу, однажды вечером, когда люди уже
ложились на своих кораблях спать, на корабль Эгиля пришли два человека и
сказали, что у них есть дело к Эгилю. Их провели к нему, и тогда они
сказали:
— Нас прислал Аки Богатый. Мы должны сообщить тебе, что Эйвинд
Хвастун плавает у западного побережья Ютландии и подстерегает вас,
ожидая, когда вы поплывете на север. Он собрал большое войско, и против
всех его сил вам будет не устоять. Сам же Эйвинд с двумя быстроходными
кораблями сейчас находится неподалеку отсюда.
Когда Эгиль услышал это, он велел сразу же убрать шатры и бесшумно
выйти в море. Они так и сделали. На рассвете они подошли к кораблям
Эйвинда, стоявшим на якоре, и тотчас же напали на них, пустив в ход
оружие и камни. Многих из людей Эйвинда они убили, а сам Эйвинд бросился
за борт и вплавь добрался до берега, как и те его люди, которым удалось
спастись. Эгиль взял корабли Эйвинда со всем грузом и все оружие. Днем
они вернулись обратно к своим и встретили Торольва. Тогда Торольв
спрашивает, где Эгиль был и где он добыл корабли, которые идут с ним.
Эгиль отвечает, что корабли эти раньше принадлежали Эйвинду Хвастуну и
что они забрали их в бою. Потом Эгиль сказал вису:
У земли Ютландской
В сечу мы вступили.
Данов земли защитник,
Викинг бился храбро.
Но недолго с Эйвиндом
Эта битва длилась:
В волны прыгнул воин,
Бросив коня морского.
Торольв на это говорит:
— Вы, кажется, сделали так, что нам нельзя этой осенью ехать в Норвегию.
Эгиль ответил, что тогда неплохо бы поехать в какое-нибудь другое место.
L
Эльврад Могучий правил Англией. Он первым из своего рода стал
единовластным конунгом в своей стране. Это было еще в дни Харальда
Прекрасноволосого, норвежского конунга. После Эльврада конунгом в Англии
был его сын Ятвард, отец Адальстейна Победителя, воспитателя Хакона
Доброго. А в это время страной стал править после смерти своего отца
Адальстейн. У него было несколько братьев, сыновей Ятварда.
Когда же Адальстейн стал конунгом, против него поднялись те вожди,
которых его отец и дед лишили власти. Им казалось, что сейчас, когда
государством правит молодой конунг, самое подходящее время выступить со
своими требованиями. Это были бритты, скотты и иры. И тогда конунг
Адальстейн стал собирать войско и брал к себе на службу всех, кто хотел
добыть так богатство, будь то иноземцы или жители Англии.
Торольв и его брат Эгиль плыли на юг вдоль страны саксов и
фламандцев. И вот они услышали, что английскому конунгу нужны ратные
люди и что на службе у него можно добыть много добра. Тогда они решили
направиться со своими людьми в Англию. Осенью они поплыли туда и явились
к конунгу Адальстейну. Он принял их хорошо и, как видно, ожидал большой
помощи от их дружины. Вскоре он предложил им пойти к нему на службу и
стать защитниками его страны. Братья согласились служить Адальстейну.
Англия была крещена задолго до того, как все это произошло. Конунг
Адальстейн был христианин, и его называли Адальстейн Благочестивый.
Конунг предложил Торольву с братом принять неполное крещение. Это был
распространенный обычай у торговых людей и у тех, кто нанимался к
христианам, потому что принявшие неполное крещение могли общаться и с
христианами, и с язычниками, а веру они себе выбирали ту, какая им
больше нравится. Торольв и Эгиль сделали так, как просил конунг, и оба
приняли неполное крещение. У них тогда было под началом три сотни
воинов, получивших плату от конунга.
LI
Конунга скоттов звали Олав Красный. Он был сыном скотта, а по матери —
датчанин и происходил из рода Рагнара Кожаные Штаны. Это был
могущественный вождь. Шотландией называют страну, втрое меньшую Англии.
Одна пятая часть Англии называется Нортумбрией. Она лежит на самом
севере, рядом с Шотландией, с восточной стороны. Раньше в Нортумбрии
правили датские конунги. Главный город там Йорк. Нортумбрия принадлежала
Адальстейну, и он посадил там двух ярлов. Одного звали Альвгейр, а
другого Годрек. Они должны были защищать страну от нападений скоттов или
же датчан и норвежцев, которые сильно опустошали ее и считали, что у
них есть права на Нортумбрию, потому что все, кто там имел вес и
влияние, были датчанами со стороны отца или матери, а многие с обеих
сторон.
Уэльсом в это время правили два брата — Хринг и Адильс. Они были
обязаны платить конунгу Адальстейну дань и, кроме того, должны были со
своими людьми стоять в его войске в самых первых рядах, перед знаменем
конунга. Оба брата были отличные воины и уже не очень молоды. Эльврад
Могучий лишил всех конунгов, плативших ему дань, их звания и власти.
Всех тех, кого раньше называли конунгами или сыновьями конунгов, стали
называть ярлами. Было так и во времена Эльврада, и при Ятварде, его
сыне. Адальстейн же пришел к власти совсем молодым, и его меньше
боялись. Тогда стали изменниками многие из тех, кто раньше был услужлив16.
LII
Олав, конунг скоттов, собрал большое войско и повел его на юг, в
Англию. Он пришел в Нортумбрию и стал разорять страну. А когда об этом
узнали ярлы, правившие там, они собрали рать и вышли против конунга
Олава. Оба войска встретились, и была большая битва. Она закончилась
победой конунга Олава. Ярл Годрек был убит, Альвгейр же бежал, и с ним
большая часть их войска — все те, кто уцелел в бою. После этого Альвгейр
не мог больше оказывать сопротивление, и конунг Олав подчинил себе всю
Нортумбрию. Альвгейр поехал к конунгу Адальстейну и рассказал ему о
своей беде.
Как только конунг Адальстейн услыхал, что в его страну вторглось
такое большое войско, он разослал людей созывать рать. Он послал весть
своим ярлам и другим знатным и могущественным мужам. Сам он двинулся
против скоттов с тем войском, которое у него было.
Когда стало известно, что Олав, конунг скоттов, одержал в Нортумбрии
победу и подчинил себе немалую часть Англии и что войско его гораздо
больше войска Адальстейна, к нему устремились многие знатные люди.
Узнали об этом Хринг и Адильс и, собрав большое войско, тоже примкнули к
конунгу Олаву. У всех у них вместе была огромная ратная сила.
Узнав об этом, конунг Адальстейн созвал своих военачальников и
советников и спрашивал их, как разумнее всего поступить. Он подробно
рассказал им всем то, что разузнал о действиях Олава и его
многочисленного войска. Все тогда как один говорили, что на ярле
Альвгейре лежит большая доля вины в том, что произошло, и считали, что
его следовало бы лишить звания ярла. Было решено, что конунг Адальстейн
вернется назад, на юг Англии, и будет набирать войско по всей стране,
потому что если бы рать созывал не сам конунг, то быстро собрать так
много людей, как это было нужно, не удалось бы. В том войске, которое
уже было у конунга, он поставил военачальниками Торольва и Эгиля. А под
началом у Альвгейра были его люди. Во главе отрядов конунг поставил тех,
кого он счел достойными.
Когда Эгиль после совета вернулся к своим товарищам, они спросили, какие у него вести о конунге скоттов. Эгиль сказал:
Олав ярла в битве
Поразил. Другого
Прочь бежать принудил.
Он могуч в сраженьях.
Слишком часто Годрек
Шел тропой неверной.
Адальстейн лишился
Половины царства.
Потом к конунгу Олаву отправили послов, поручив сказать ему, что
конунг Адальстейн хочет сразиться с ним и предлагает как место битвы
равнину Винхейд17
возле леса Винуског. Он хочет, чтобы Олав пока не разорял его страну, а
править в Англии пусть будет тот из них, кто победит в этой битве.
Конунг Адальстейн предложил, чтобы они встретились для битвы через
неделю и чтобы тот, кто придет раньше, ждал другого. А тогда был такой
обычай: как только конунгу назначали место битвы, он не должен был
опустошать страну, пока битва не закончится, если он не хотел покрыть
себя позором. Конунг Олав остановил свое войско и больше не опустошал
страну, дожидаясь назначенного дня. Когда пришло время, он привел свое
войско на равнину Винхейд.
К северу от равнины была крепость. Конунг Олав засел в этой крепости с
большей частью своих людей, потому что он думал, что туда легче будет
доставлять нужные для войска припасы из больших селений, лежавших рядом.
Он послал своих людей на равнину, где по уговору с Адальстейном должно
было произойти сражение, чтобы они выбрали там место для шатров и
подготовили что надо к приходу войска.
Когда люди конунга Олава явились туда, там уже стояли вехи из ветвей
орешника, обозначавшие границы того места, где предстояла битва. Такое
место всегда тщательно выбирали: оно должно было быть ровным и пригодным
для того, чтобы расставить на нем большое войско. И действительно,
здесь была равнина, удобная для битвы. С одной стороны текла река, а с
другой шел большой лес. Там, где лес ближе всего подходил к реке, хотя
между ними еще оставалось очень большое пространство, разбили свои шатры
люди конунга Адальстейна. Шатры их стояли от самого леса до реки. Они
сделали так, что каждый третий из шатров был совсем пустой, и лишь
немного воинов было в остальных. А когда к ним подошли люди конунга
Олава, у них много народу стояло перед всеми шатрами и не заходило
внутрь. Люди Адальстейна сказали, что все их шатры переполнены и
остальные воины уже не могут поместиться внутри. Шатры были такие
высокие, что поверх них нельзя было разглядеть, стояло ли их много или
мало в глубину. Люди конунга Олава решили, что здесь уже все войско
Адальстейна.
Они расставили шатры к северу от вех. Здесь был небольшой склон. Люди
Адальстейна изо дня в день говорили, что их конунг прибудет или уже
прибыл в крепость к югу от равнины. День и ночь к ним подтягивались
новые силы. А когда установленный срок истек, люди Адальстейна послали к
конунгу Олаву вестника сказать так:
— Конунг Адальстейн готов к битве, и у него очень большое войско, но
он не хочет, чтобы погибло множество людей, и потому предлагает конунгу
Олаву вернуться домой, в страну скоттов, а конунг Адальстейн даст ему в
знак дружбы по скиллингу серебра с каждого плуга во всем своем
государстве. Он хочет, чтобы он и конунг Олав были друзьями.
Когда послы явились к конунгу Олаву, он уже строил свое войско и
собирался скакать в битву. Но выслушав послов, конунг в этот день не
выступил. Он сидел и совещался с военачальниками. Они давали различные
советы. Некоторые очень советовали принять предложенные условия и
говорили, что это был бы славный поход, если бы они вернулись домой,
получив от Адальстейна такой большой выкуп. Другие возражали и говорили,
что Адальстейн предложит гораздо больше, если они на этот раз
откажутся. Так и порешили.
Тогда послы попросили у конунга Олава, чтобы он дал им срок поехать к
конунгу Адальстейну и спросить, не согласится ли тот заплатить еще
больший выкуп, чтобы сохранить мир. Они просили три дня перемирия: один
день для поездки к своим, другой — для совещания, а третий — на обратный
путь. Конунг Олав согласился.
И вот послы едут к своему войску, а на третий день возвращаются, как
договорились раньше, и сообщают конунгу Олаву, что Адальстейн согласен
дать все то, что он предлагал прежде, и сверх того по скиллингу каждому
свободному мужу в войске конунга Олава, по марке каждому из начальников,
у которых в отряде двенадцать человек или больше, по марке золота
начальникам над телохранителями конунга и по пять марок золота каждому
ярлу. Конунг Олав велел объявить об этом своему войску. Так же, как и в
первый раз, одни хотели принять эти условия, а другие были против. В
конце концов конунг принял решение. Он сказал, что согласен принять
выкуп, если конунг Адальстейн отдаст ему к тому же всю Нортумбрию со
всеми податями и доходами,
Послы снова попросили три дня сроку и предложили конунгу Олаву
послать еще и своих людей, чтобы они, выслушав слова конунга
Адальстейна, узнали, примет ли он это новое условие или нет. Они
сказали, что конунг Адальстейн, кажется, пойдет на многое, лишь бы
заключить мир. Конунг Олав согласился и послал своих людей к конунгу
Адальстейну.
Поскакали послы все вместе и встретили конунга Адальстейна в
крепости, которая была сразу же за равниной, к югу от нее. Послы конунга
Олава изложили свое поручение конунгу Адальстейну и сообщили условия
мира. А люди конунга Адальстейна рассказали, с какими предложениями они
ездили к конунгу Олаву. Они говорили, что сделали это по совету добрых
людей для того, чтобы оттянуть битву до тех пор, пока не приедет сам
конунг. Конунг Адальстейн быстро решил все дело и сказал послам так:
— Передайте конунгу Олаву, что я дам ему срок доехать со своим
войском до Шотландии. И пусть он вернет добро, которое незаконно
захватил здесь в стране. Затем мы заключим мир между нашими странами, и
пусть никто не идет войной на другого. Кроме того, конунг Олав должен
отдаться мне под руку, править Шотландией от моего имени и стать
конунгом, подвластным мне. Теперь поезжайте, — говорит Адальстейн, — и
расскажите вашему конунгу, как обстоит дело.
Послы в тот же вечер пустились в обратный путь и около полуночи
прибыли к конунгу Олаву. Они разбудили конунга и, не медля, передали ему
слова конунга Адальстейна. Конунг Олав велел тотчас же созвать ярлов и
других военачальников, а послам — прийти и рассказать, как они выполнили
свое поручение и что сказал конунг Адальстейн. Когда же воины узнали об
ответе Адальстейна, все в один голос стали говорить, что надо
готовиться к битве. Послы сказали также, что у Адальстейна очень большое
войско и что он прибыл в крепость в один день с послами. Тогда ярл
Адильс сказал:
— Выходит, конунг, я был прав, когда говорил, что вы еще узнаете этих
хитрецов англичан. Мы сидели здесь столько времени и ждали, а они
стягивали свои войска. Конунга их и близко не было, когда мы пришли
сюда. За то время, пока мы тут стояли, они, должно быть, собрали большое
войско. А теперь, конунг, мой совет такой: нам с братом надо скакать
сейчас же, ночью, с нашим войском и напасть на их стан. Может быть, они
сейчас не так осторожны, когда знают, что их конунг поблизости с большим
войском. Мы нападем на них, и если они побегут, то это ослабит все их
войско и сделает его менее смелым в битве.
Конунг нашел этот совет удачным. Он сказал:
— Как только рассветет, мы выстроим здесь наше войско и двинемся вслед за вами.
Приняв такое решение, они разошлись.
LII
Ярл Хринг и его брат Адильс подняли своих воинов и сразу же, ночью,
двинулись на юг, к равнине Винхейд. На рассвете часовые Торольва увидели
приближавшееся войско. Тогда протрубили боевой клич, и воины
вооружились. Войско построили двумя полками. Над одним полком
начальствовал ярл Альвгейр, и перед ним несли его знамя. В этом полку
были его воины, а также ратники, собранные в стране. Этот полк был много
больше, чем полк Торольва.
У Торольва было такое вооружение: большой и толстый шит, на голове —
прочный шлем, у пояса — меч. Он называл этот меч — Длинный. Это было
славное оружие. В руке Торольв держал копье. Наконечник копья был длиной
в два локтя, и сверху у него было четырехгранное острие. Верхняя часть
наконечника была широкой, а втулка — длинная и толстая. Древко было
такой длины, что стоя можно было рукой достать до втулки. Оно было очень
толстое и оковано железом. Железный шип скреплял втулку с древком.
Такие копья назывались «кол в броне».
Эгиль вооружился так же, как Торольв. У его пояса висел меч, который
он называл Ехидна. Эгиль добыл его в Курляндии. Это было отличное
оружие. Ни один из них не надел брони.
Подняли боевое знамя. Его нес Торфид Суровый. У всех воинов Торольва
были норвежские щиты и норвежское боевое снаряжение. Все в его полку
были норвежцы. Торольв выстроил свой полк около леса, а полк Альвгейра
двигался вдоль реки.
Ярл Адильс и его брат увидели, что им не удалось застигнуть Торольва
врасплох. Тогда они стали строить свое войско и разбили его на два
полка. В каждом было свое знамя. Адильс поставил своих воинов против
ярла Альвгейра, а Хринг против викингов.
Началась битва. Обе стороны сражались хорошо. Ярл Адильс упорно
наступал и в конце концов потеснил Альвгейра. Тогда люди Адильса стали
наступать еще решительнее. Прошло немного времени, и Альвгейр обратился в
бегство.
Об Альвгейре надо рассказать, что он поскакал на юг равнины, а за ним
— его люди. Он скакал до тех пор, пока не достиг той крепости, где
находился конунг. Тогда ярл сказал:
— Я думаю, нам не стоит ехать к конунгу. Нам досталось немало упреков
и в прошлый раз, когда мы явились к конунгу после того, как нас победил
конунг Олав. А сейчас наше положение покажется конунгу не лучшим, чем
тогда. Мне нечего ждать от него почестей.
Потом Альвгейр поехал на юг страны, и надо рассказать о его поездке,
что он скакал день и ночь, пока они не добрались до мыса Ярлснес. Здесь
ярл переправился через море во Францию, где у него была половина
родичей. В Англию он больше не вернулся.
Адильс сначала преследовал бегущих, но недолго, а потом повернул
обратно — туда, где шло сражение, и снова начал наступать. Когда Торольв
увидел это, он обратился против ярла и велел нести туда знамя, а своим
воинам велел следовать за ним тесно сомкнутыми рядами.
— Будем держаться вплотную к лесу, — сказал Торольв, — тогда он будет
прикрывать нас с тыла, и они не смогут подойти к нам со всех сторон.
Воины Торольва так и сделали и стали наступать вдоль леса. Началась
жестокая сеча. Эгиль устремился навстречу Адильсу, и они яростно
сражались. Разница в силах между войсками была очень велика, но все же
среди людей Адильса было больше убитых. Торольв так разъярился, что
забросил щит себе за спину и взял копье обеими руками. Он бросился
вперед и рубил и колол врагов направо и налево. Люди разбегались от него
в разные стороны, но многих он успевал убить.
Так он расчистил себе путь к знамени ярла Хринга, и никто не мог
перед ним устоять. Он убил воина, который нес знамя ярла Хринга, и
разрубил древко знамени. Потом он вонзил копье ярлу в грудь, так что оно
прошло через броню и тело и вышло между лопаток. Он поднял ярла на
копье над своей головой и воткнул древко в землю. Ярл умер на копье, и
все это видели — и его воины, и враги. После этого Торольв обнажил меч и
стал рубить обеими руками. Его люди тоже наступали. Тогда были убиты
многие из бриттов и скоттов, а некоторые бежали.
Когда ярл Адильс увидел, что его брат убит и многие его воины пали, а
другие обратились в бегство, он понял, что его дело плохо, и бросился
бежать к лесу. Он скрылся в лесу, и за ним последовали его воины. Все их
войско обратилось в бегство. Множество бежавших было убито, а остальные
рассеялись далеко по равнине. Ярл Адильс бросил свое знамя, и никто не
знал, он ли там бежит или кто-либо другой.
Скоро стало смеркаться, и Торольв и Эгиль с викингами повернули
обратно в свой стан. Вскоре сюда прибыл конунг Адальстейн со всем
войском. Люди стали ставить шатры и устраиваться на ночь.
Немного позже подошел конунг Олав со своим войском. Они ставили шатры
и устраивались также в тех шатрах, которые уже раньше поставили их
люди. Конунгу Олаву тогда сказали, что убиты оба его ярла, Хринг и
Адильс, и множество его воинов.
LIV
Предыдущую ночь конунг Адальстейн провел в той крепости, о которой
говорилось раньше, и там он узнал, что на равнине шло сражение. Он, не
медля, собрался со всем своим войском и двинулся на север, на равнину.
Здесь он расспросил подробно, как проходила битва. Торольв и Эгиль
пришли к конунгу, и он благодарил их за доблесть и за победу, которую
они одержали. Он обещал им свою полную дружбу. Они провели все вместе
ночь.
Рано утром конунг Адальстейн разбудил свое войско. Он поговорил с
военачальниками и сказал им, как надо построить войско. Впереди он
поставил свой полк, а в первых его рядах стояли отряды самых храбрых
воинов. Конунг Адальстейн сказал, что над этими отрядами будет
начальствовать Эгиль.
— А Торольв, — сказал он, — поведет своих воинов и те отряды, которые
я там поставлю. У него под началом должен быть второй полк в нашем
войске. Ведь скотты никогда не сражаются сомкнутым строем: они то
подбегают, то отбегают и появляются то там то сям. Они часто наносят
удары, если их не остерегаться, по когда на них наступают, они
рассыпаются по полю.
Эгиль ответил конунгу:
— Я не хочу расставаться с Торольвом во время битвы, пусть нас обоих
поставят там, где это больше всего нужно и где будет самая горячая
схватка.
Торольв сказал:
— Пусть конунг сам решает, куда нас поставить. Сделаем так, как ему
угодно. Но если ты хочешь, я лучше стану там, где было указано тебе.
Эгиль тогда говорит:
— Будь по-вашему, но я много раз пожалею, что нас так поставили.
Войско построилось в полки так, как указал конунг. Подняли знамена.
Полк конунга широко растянулся по равнине до реки, а полк Торольва стал
вдоль леса.
Конунг Олав тоже начал строить свое войско, когда увидел, что войско
Адальстейна уже выстроилось. Он также разбил свое войско на два полка и
велел поставить свое знамя и тот полк, над которым он сам начальствовал,
против конунга Адальстейна и его полка. У каждого из них было такое
большое войско, что не заметно было разницы между ними в числе воинов. А
второй полк конунга Олава выстроился около леса против Торольва. Там
военачальниками были ярлы скоттов, и воины их были большей частью
скотты. В этом полку было огромное множество воинов.
Потом полки двинулись друг против друга, и скоро началась
ожесточенная битва. Торольв решительно наступал и велел нести знамя
вперед вдоль леса. Он задумал пройти вперед и потом ударить сбоку по
полку конунга Олава. Его люди держали перед собой щиты, а с правой
стороны у них был лес. Он должен был прикрывать их.
Торольв зашел так далеко вперед, что лишь немногие из его воинов
оказались перед ним. А когда он меньше всего остерегался, из лесу
выбежали ярл Адильс и его люди. Они метнули в Торольва много копий
сразу, и он упал там, около леса. Торфид, который нес знамя, отскочил
назад, туда, где воины стояли гуще. Адильс же стал теснить их, и
завязалась жестокая схватка.
Скотты прокричали победный клич, как только увидели, что у врага убит
военачальник. А когда Эгиль услышал их крик и увидел, что знамя
Торольва двинулось назад, он понял, что сам Торольв, наверное, уже не
следует за своим знаменем. Эгиль бросился в ту сторону и бежал посредине
между обоими полками. Скоро он встретил своих людей и узнал, что
произошло. Он стал увлекать воинов в наступление, и сам пошел впереди
всех.
В руках он держал свой меч Ехидну. Он рубил обеими руками, пробиваясь
вперед, и убил многих. Торфид нес знамя сразу за ним, а за знаменем
следовал весь второй полк. Завязалась ожесточеннейшая сеча.
Эгиль шел вперед, пока не встретил ярла Адильса. Они обменялись
немногими ударами, и ярл Адильс был убит, и вокруг него еще много людей.
Тогда его войско бежало. Эгиль и его воины преследовали бегущих и
убивали всех, кого настигали. Их было бесполезно просить о пощаде. А
когда ярлы скоттов увидели, что их товарищи бегут, они тоже обратились в
бегство.
Эгиль же со своими людьми достиг места, где стоял полк конунга Олава.
Они зашли этому полку в тыл и устроили там побоище. Тогда полк разбился
на небольшие кучки и потом совсем рассыпался. Многие из людей Олава
бежали, а викинги прокричали победный клич.
Как только конунг Адальстейн увидел замешательство в полку конунга
Олава, он стал воодушевлять свое войско и велел нести свое знамя вперед.
Их натиск был силен, и все войско Олава отступило, потеряв много
убитыми. Там пал сам конунг Олав и большая часть его войска, потому что
всех бежавших убивали, если их могли настигнуть. Конунг Адальстейн
одержал очень большую победу.
LV
Конунг Адальстейн оставил поле битвы, а его воины продолжали
преследовать бегущих. Он повернул обратно к крепости и нигде не
останавливался на ночлег, пока не приехал туда.
Эгиль преследовал бегущих. Он долго гнался за ними и убивал всех,
кого настигал. Потом он повернул со своим отрядом обратно к тому месту,
где была битва. Здесь он разыскал тело своего убитого брата Торольва,
подобрал его, обмыл и похоронил по тогдашнему обычаю. Они вырыли могилу и
опустили в нее Торольва со всем его оружием и одеждой. Прежде чем
расстаться с ним, Эгиль надел ему на обе руки по золотому запястью.
Потом на могилу положили камни и сверху засыпали землею. Тогда Эгиль
сказал вису:
В буре Одина смело
Шел убийца ярла.
Пал отважный Торольв.
На равнине Винхейд
Травы зеленеют
Над могилой брата.
Тяжко это горе,
Но его мы скроем.
И еще он сказал такую вису:
Поле грудой трупов
Я покрыл, сражаясь
В буре стали с Адильсом.
С англами Олав юный
Гром железный вызвал.
И мечи на вече
Хринг собрал могучий,
Воронье насытив.
После этого Эгиль отправился со своим отрядом к конунгу Адальстейну.
Приехав, он сразу же пошел к конунгу, который в это время пировал. Там
было большое веселье. А как только конунг увидел, что в палату вошел
Эгиль, он велел освободить для него и его людей скамьи напротив. Он
сказал, что Эгиль должен сидеть там, на втором почетном сиденье. Эгиль
сел и положил щит себе под ноги. На голове у него был шлем, а меч он
положил на колени и то вытягивал его до половины из ножен, то вкладывал
обратно. Он сидел прямо, не сгибаясь.
У Эгиля было крупное лицо, широкий лоб, густые брови, нос не длинный,
но очень толстый, нижняя часть лица — огромная, подбородок и скулы —
широченные. У него была толстая шея и могучие плечи. Он выделялся среди
других людей своим суровым видом, а в гневе был страшен. Он был статен и
очень высок ростом. Волосы у него были цветом, как у волка, и густые,
но он рано стал лысеть. В то время как он сидел там, в палате конунга
Адальстейна, одна бровь у него опустилась до скулы, а другая поднялась
до корней волос. У Эгиля были черные глаза и сросшиеся брови. Он не пил,
когда ему подносили брагу, и то поднимал, то опускал брови.
Конунг Адальстейн сидел на возвышении. Он, как и Эгиль, положил меч
себе на колени, а после того, как они просидели так некоторое время,
конунг вынул меч из ножен, снял с руки большое дорогое запястье и надел
его на конец меча. Затем он встал, подошел к очагу и над огнем протянул
меч с запястьем Эгилю. Эгиль встал, обнажил меч и пошел по палате
навстречу конунгу. Он продел меч в запястье и притянул его к себе, а
потом вернулся на свое место. Конунг снова сел на возвышение. Эгиль тоже
сел, надел запястье на руку, и тогда его брови расправились. Он отложил
меч и шлем, взял олений рог, который ему поднесли, и осушил его. Он
сказал:
Путы рук звенящие
В дар мне отдал воин,
Чтоб украсить ими
Ветвь — гнездовье ястреба.
Я ношу запястье
На руке и славлю
Конунга могучего
За подарок щедрый.
После этого Эгиль каждый раз выпивал свою долю и беседовал с другими.
А конунг велел принести два сундука. Оба они были полны серебром, и каждый из них несли по два человека. Конунг сказал:
— Эгиль, возьми эти сундуки и, если ты поедешь в Исландию, отвези это
серебро своему отцу. Я посылаю ему его как виру за сына. Часть этого
серебра ты должен разделить среди тех родичей, твоих и Торольва, которых
ты считаешь самыми достойными. Ты же получишь виру за брата здесь, у
меня, — земли или деньги, чего ты больше хочешь. И если ты готов
остаться у меня навсегда, то я окажу тебе почести, какие ты только
пожелаешь.
Эгиль взял серебро и поблагодарил конунга за подарки и дружеские слова. Он повеселел и сказал:
Брови хмурил горько,
Но от доброй встречи
Разошлись морщины —
Лба нависшие скалы.
Конунг их раздвинул,
Подарив запястье.
Хмурый взор мой ныне
Снова ясным станет.
Позже вылечили тех, кто был ранен в бою и остался жив. Эгиль провел у
конунга Адальстейна следующую зиму после смерти Торольва, и конунг
оказывал ему большие почести. С ним были все воины, его и Торольва,
уцелевшие в битве. Здесь Эгиль сочинил хвалебную песнь в честь конунга
Адальстейна, и в ней есть такая виса:
Вот владык потомок,
Трех князей убивший.
Край ему подвластен.
Не исчислить подвигов
Адальстейна в битвах.
Я клянусь, о щедрый
Конунг, — мы не знаем,
Кто б с тобой сравнился.
А припев в этой хвалебной песни такой:
Вплоть до гор страною
Адальстейн владеет.
В награду за хвалебную песнь Адальстейн дал Эгилю два золотых
запястья, каждое из которых весило марку, а кроме того — дорогой плащ со
своего плеча.
Весной Эгиль объявил конунгу, что он задумал поехать летом в Норвегию и узнать, что с Асгерд, женой Торольва. Эгиль сказал:
— Там осталось большое богатство, и я не знаю, жив ли кто-нибудь из
их детей. Я должен посмотреть, живы ли они. Если же Торольв умер
бездетным, то все его наследство принадлежит мне.
Конунг ответил:
— Воля твоя, Эгиль, ты можешь, конечно, уехать, если считаешь это
необходимым. Но мне все-таки кажется, что тебе лучше всего было бы
остаться у меня — на условиях, какие ты только пожелал бы.
Эгиль поблагодарил конунга и сказал:
— Сперва я поеду, куда должен ехать, но я думаю, что еще вернусь за тем, что ты мне обещаешь, как только это мне удастся.
Конунг просил его непременно вернуться.
Эгиль собрался в путь вместе с частью своих людей, но многие из них
остались служить конунгу. У Эгиля был большой боевой корабль, и на нем
около ста двадцати человек. Когда он был совсем готов и подул попутный
ветер, они вышли в море. Эгиль и конунг Адальстейн расстались большими
друзьями. Прощаясь, конунг опять просил Эгиля вернуться поскорее. Эгиль
сказал, что так и сделает.
Эгиль поплыл в Норвегию. Когда он достиг страны, то поспешил в
Фирдир. Он узнал, что херсир Торир умер, а Аринбьёрн получил его
наследство и стал лендрманном. Эгиль поехал к нему. Аринбьёрн встретил
его приветливо и предложил пожить у него. Эгиль согласился. Он велел
вытащить корабль на берег и позаботился о том, чтобы найти жилье для
своих людей. Эгиль и еще одиннадцать человек поселились у Аринбьёрна.
Здесь Эгиль и провел зиму.
LVI
Берг-Энунд, сын Торгейра Шип-Ноги, взял в жены Гуннхильд, дочь Бьёрна
Свободного. Она жила у него в Аске. Другая же дочь Бьёрна — Асгерд,
жена Торольва, сына Скаллагрима, — жила тогда у своего родича
Аринбьёрна. У Асгерд с Торольвом была дочь. Девочка жила вместе с
матерью.
Эгиль рассказал Асгерд о смерти Торольва и предложил ей свою помощь и
заботу. Весть о смерти Торольва очень опечалила Асгерд. Эгилю она,
правда, ответила приветливо, вообще же больше молчала.
Была поздняя осень. Эгиль стал невесел и часто сидел понурив голову.
Как-то раз к нему подошел Аринбьёрн и спросил, отчего он такой
невеселый. Аринбьёрн добавил:
— Хотя смерть твоего брата — большая потеря, но мужчина не должен
поддаваться горю. Один человек умирает, а другие должны жить. Что ты
теперь сочиняешь? Дай-ка я послушаю.
Эгиль сказал, что он совсем недавно сочинил такую вису:
Женщину увидеть
Я хотел. Она же
Встречи избегала.
Прежде смело в очи
Женщинам смотрел я,
Ныне робко взоры
Долу опускаю,
Вспомнив Герд запястья.
Аринбьёрн спросил, о какой это женщине он сочиняет любовную песнь, и добавил:
— Ты, наверно, скрыл ее имя в этой висе.
Тогда Эгиль сказал:
Имя в браге Одина
Я скрываю редко,
Оттого что люди
Могут догадаться.
Кто искусен в песнях,
Тот на ощупь может
В висе, что сложил я,
Тайну обнаружить.
— Часто говорят, — продолжал Эгиль, — что другу рассказывают обо
всем. Пусть будет так и на этот раз. Ты спрашиваешь, о какой это женщине
я сочиняю висы. Я отвечу тебе. Это Асгерд, твоя родственница. И я хотел
бы, чтобы ты помог мне добиться ее руки.
Аринбьёрн тогда говорит:
— Это ты хорошо придумал. Я, конечно, замолвлю ей слово за тебя, когда ты посватаешься к ней.
После этого Эгиль посватался к Асгерд. Она ответила, что решать тут
должны ее отец и ее родич Аринбьёрн. Потом с Асгерд говорил Аринбьёрн, и
она дала ему такой же ответ. Аринбьёрн хотел этого брака. Он поехал с
Эгилем к Бьёрну, и Эгиль просил у Бьёрна руки его дочери Асгерд. Тот
принял сватовство с одобрением и сказал, что это дело должен решить
Аринбьёрн. Аринбьёрн очень хотел, чтобы Эгиль женился на Асгерд, и дело
кончилось помолвкой. Свадьбу договорились праздновать у Аринбьёрна. А
когда пришло время, свадебный пир был устроен на славу. Всю зиму после
этого Эгиль был очень весел.
Весной Эгиль снарядил торговый корабль, чтобы поехать в Исландию, —
Аринбьёрн советовал ему не оставаться в Норвегии, пока власть Гуннхильд,
жены конунга, была так велика.
— Она тебе враг, — сказал Аринбьёрн, — и ее вражда к тебе усугубилась
после того, что произошло, когда вы с Эйвиндом встретились возле
Ютландии.
Когда Эгиль был готов и подул попутный ветер, он вышел в море.
Поездка их прошла хорошо. Осенью он достиг Исландии и направился в
Боргарфьорд. Он не был в Борге уже двенадцать лет. Скаллагрим за это
время состарился. Возвращение Эгиля его очень обрадовало. Эгиль поехал
жить в Борг, а с ним Торфид Суровый и еще многие его люди. Зиму они
провели у Скаллагрима. У Эгиля было очень много всякого добра, но о том,
чтобы он поделился серебром, которое получил от Адальстейна, со
Скаллагримом или с кем-нибудь другим, ничего не рассказывают.
В ту зиму Торфид женился на Сеунн, дочери Скаллагрима, а весной
Скаллагрим дал им место для поселения у водопада Лангарфорс (Водопад
Длинной Реки) и землю от ручья Лейрулёк между реками Лангой и Альфтой
(Лебединая Река) до самых гор. Дочь Торфида и Сеунн, по имени Тордис,
стала потом женой Арнгейра из Хольма. Он был сыном Берси Безбожника. А
сына Арнгейра и Тордис звали Бьёрн Богатырь с Хит-реки.
Эгиль прожил в Борге несколько зим. Он стал распоряжаться добром и
заниматься хозяйством вместе со Скаллагримом. Эгиль стал таким же лысым,
как его отец.
В это время край все больше заселялся. В Тверархлиде (Склон
Поперечной Реки) тогда жил Хромунд, брат Грима из Халогаланда, и те, кто
приехал с ним. Хромунд был отцом Гуннлауга, у которого была дочь Турид
Дюлла. Сына Турид звали Иллуги Черный.
Зима проходила за зимой, а Эгиль жил в Борге. И вот однажды летом в
Исландию пришли корабли из Норвегии, и стало известно, что Бьёрн
Свободный умер. Кроме того, рассказывали, что все добро Бьёрна забрал
его зять Берг-Энунд. Все движимое имущество он перевез к себе домой, а
земли заселил и собирал с них подати. Он объявил своей собственностью
все, чем владел Бьёрн. Когда Эгиль услышал об этом, он стал
расспрашивать, добился ли Берг-Энунд всего этого одними только своими
силами или его поддерживал кто-либо из более могущественных людей. Эгилю
ответили, что к Энунду очень расположен конунг Эйрик и еще больше его
жена Гуннхильд.
Этой осенью Эгиль ничего не предпринимал, но когда наступила весна,
он велел спустить на воду свой корабль, стоявший под навесом у водопада
Лангарфорс. Он снарядил корабль для морского плавания и набрал на него
людей. Его жена Асгсрд собралась в дорогу вместе с ним, а Тордис, дочь
ее и Торольва, осталась в Исландии. Когда Эгиль был готов, они вышли в
море.
О поездке Эгиля нечего рассказывать, пока он не прибыл в Норвегию.
Там он сразу же направился к Аринбьёрну. Аринбьёрн принял его хорошо. Он
пригласил Эгиля пожить у него, и Эгиль принял приглашение. Он с Асгерд,
и с ним еще несколько человек, поехали жить к Аринбьёрну.
Вскоре Эгиль завел с Аринбьёрном разговор о наследстве, ради которого он и приехал в Норвегию. Аринбьёрн говорит ему тогда:
— Вряд ли у тебя что-нибудь выйдет. Берг-Энунд — человек суровый и
неуступчивый, нечестный и жадный до богатства. Кроме того, теперь его
очень поддерживают конунг и его жена. А Гуннхильд — твой заклятый враг,
как тебе давно известно. Она, конечно, не станет убеждать Энунда, чтобы
он согласился на решение дела по закону.
Эгиль говорит:
— Конунг позволит нам добиваться законного и справедливого решения. И
если ты меня поддержишь, я не побоюсь судиться с Берг-Энундом.
Они договорились, что Эгиль снарядит небольшой корабль и отправится к
Берг-Энунду. С Эгилем поехало около двадцати человек. Они поплыли на
юг, в Хёрдаланд, и прибыли в Аск. Там они вошли в дом к Энунду. Эгиль
изложил свое дело и потребовал от Энунда, чтобы он отдал ему половину
наследства Бьёрна. Он говорил, что по закону обе дочери Бьёрна — его
равные наследницы.
— Я даже считаю, — добавил Эгиль, — что Асгерд более высокого рождения, чем твоя жена Гуннхильд.
Тогда Энунд говорит очень нагло:
— До чего ты дерзок, Эгиль! Конунг Эйрик изгнал тебя из Норвегии, а
ты все-таки приезжаешь сюда и собираешься идти против его людей. Помни,
Эгиль, что таких, как ты, я убирал с дороги, даже если для этого было
меньше причин, чем теперь, когда ты требуешь от меня наследства для
своей жены, в то время как всем известно, что ее мать была рабыня.
Энунд вел свои наглые речи еще некоторое время, и Эгиль понял, что
Энунд не согласится на справедливое решение их спора. Тогда он сказал,
что вызывает Энунда в суд и передает тяжбу для решения на Гулатинг.
Энунд ответил:
— Я приеду на Гулатинг, и надеюсь, что ты не вернешься с этого тинга целым и невредимым.
Эгиль сказал:
— Ты меня не испугаешь. Я все же приеду на тинг, и тогда посмотрим, как решится наша тяжба.
Эгиль и его спутники уехали. Вернувшись домой, Эгиль рассказал
Аринбьёрну о своей поездке и об ответе Энунда. Аринбьёрн очень
рассердился, что Тору, сестру его отца, назвали рабыней. Он отправился к
конунгу Эйрику и рассказал ему обо всем деле. Конунг был очень
недоволен и сказал, что Аринбьёрн уже давно пособничает Эгилю.
— Когда раньше я разрешил ему остаться здесь в стране, — сказал
конунг, — то я сделал это ради тебя. Но сейчас я вижу, что ты идешь даже
против меня, раз ты помогаешь Эгилю бороться против моих друзей.
Во время всего разговора конунг был очень сердит, а жена его, как
заметил Аринбьёрн, была еще враждебнее. Аринбьёрн сказал конунгу:
— Но ты ведь позволишь нам добиваться законного решения этой тяжбы.
Вернувшись домой, Аринбьёрн сказал Эгилю, что у них очень мало надежды на успех.
Прошла зима, и наступило время ехать на Гулатинг. Аринбьёрн поехал
туда с большой дружиной. Эгиль был вместе с ним. Конунг Эйрик тоже был
на тинге, и с ним много народу. Берг-Энунд находился среди приближенных
конунга, и с ним его братья. У них была большая дружина.
Когда на тинге разбирались тяжбы, обе стороны подходили к месту, где
сидели судьи, и каждый приводил доказательства своей правоты. Энунд
держал здесь большую речь. Местом суда было ровное поле, окруженное
вехами из орешника. Между вехами была протянута веревка. Она называлась
границей суда. А в кругу сидели судьи: двенадцать из фюлька Фирдир,
двенадцать из фюлька Согн и двенадцать из фюлька Хёрдаланд. Эти судьи
разбирали тяжбы. От Аринбьёрна зависело, какие судьи будут из Фирдира, а
от Торда из Аурланда — какие будут из Согна. И те и другие действовали
заодно.
Аринбьёрна сопровождало на тинг множество людей. Он взял с собой
большой корабль, полный народу, и много небольших кораблей и гребных
лодок, на которых сидели бонды. Конунг Эйрик прибыл туда с большой
силой: у него было шесть или семь боевых кораблей Натанге собралось
также множество бондов.
Эгиль изложил свое дело и сказал, что судьи должны признать, что
закон на его стороне. Он доказывал свои права на имущество, которое
раньше принадлежало Бьёрну, сыну Брюньольва. Он сказал также, что его
законная жена Асгерд, дочь Бьёрна, должна получить наследство после
своего отца. Ведь по своему рождению она имеет право владеть наследными
землями, и кроме того, многие ее родичи были лендрманнами, а ее предки
были еще знатнее. Эгиль потребовал, чтобы судьи присудили Асгерд
половину наследства Бьёрна — его земель и движимости. А когда он кончил,
заговорил Берг-Энунд:
— Моя жена Гуннхильд, — сказал он, — дочь Бьёрна и Алов, законной
жены Бьёрна. Гуннхильд — по закону наследница своего отца. Я взял все
добро, оставленное Бьёрном, так как знал, что вторая дочь Бьёрна не
имеет прав на наследство: ее мать увезли из дому как пленницу, а потом
она стала наложницей. Родители ее не давали согласия на брак, и Бьёрн
возил ее из страны в страну. А ты, Эгиль, видно вздумал действовать
здесь так же, как везде, где бы ты ни появлялся: ты хочешь добиться
своего дерзостью и бесчинством. Но это тебе не удастся, потому что
конунг Эйрик и его жена Гуннхильд обещали мне, что всякая тяжба будет
решена в мою пользу, если это будет в их власти. Я приведу правдивых
свидетелей того, что Тора Кружевная Рука, мать Асгерд, была насильно
увезена из дома ее брата Торира, а второй раз — из Аурланда от
Брюньольва. Она уехала из нашей страны с викингами, которых конунг
изгнал из страны. Асгерд, дочь Торы и Бьёрна, родилась в изгнании. И
прямо удивительно, как Эгиль попирает все, что бы ни сказал конунг
Эйрик. Во-первых, Эгиль, ты жил здесь в стране после того, как конунг
Эйрик объявил тебя изгнанным из Норвегии. Кроме того, хотя ты женился на
рабыне, ты добиваешься для нес наследства. Я требую, чтобы судьи
присудили все наследство Бьёрна мне, а Асгерд как рабыню — конунгу,
потому что она родилась в то время, когда ее отец и мать были
изгнанниками, лишенными всех прав.
Потом заговорил Аринбьёрн:
— Конунг Эйрик, мы приведем свидетелей и подтвердим их показания
клятвами, что мой отец Торир и Бьёрн Свободный договорились, что Асгерд,
дочь Бьёрна и Торы, будет наследницей своего отца Бьёрна. Кроме того,
конунг, вы сами знаете, что вы дали Бьёрну право жить здесь в стране и
что тогда было покончено со всем тем, что прежде мешало примирению.
Конунг не спешил с ответом. Тогда Эгиль сказал:
Он сказал: рабыней
Родилась жена моя.
Алчный Энунд, слушай!
Право на наследство
За женой бесспорно
По ее рождению.
В том готов поклясться, —
Принимай же клятву.
Аринбьёрн вызвал двенадцать человек, чтобы они выступили свидетелями.
Все они были уважаемые люди. Они слышали, как Торир договаривался с
Бьёрном, и предложили поклясться в том перед конунгом и судьями. Судьи
хотели принять их клятвы, если конунг не запретит этого. Но конунг
сказал, что не станет вмешиваться и не будет ни разрешать, ни запрещать
эти клятвы. Тогда заговорила жена конунга Гуннхильд:
— Меня, конунг, удивляет, как ты позволяешь, чтобы этот знаменитый
Эгиль поворачивал все дело по-своему. Может статься, ты не возражал бы
ему, даже если бы он потребовал от тебя все твое государство. Но если ты
не хочешь оказать Энунду никакой помощи, то я не потерплю, чтобы Эгиль
попирал ногами моих друзей и чтобы он неправдой отобрал у Энунда его
добро. Где ты, брат мой, Альв Корабельщик? Поспеши со своим отрядом
туда, где сидят судьи, и не допусти, чтобы это неправое дело
совершилось!
Тогда Альв Корабельщик и его дружинники побежали к месту суда,
сломали орешниковые вехи, разрубили натянутые между ними веревки и
разогнали судей. На тинге поднялся сильный шум, но люди там были все без
оружия. Тогда Эгиль сказал:
— Послушай, Берг-Энунд, что я тебе скажу!
— Ну, слушаю, — ответил Энунд.
— Я вызываю тебя на поединок. Давай биться здесь, на тинге. Пусть
тот, кто победит, владеет всем добром — землями и движимым имуществом.
Каждый назовет тебя подлецом, если ты не отважишься на поединок.
Тут говорит конунг Эйрик:
— Если ты, Эгиль, так рвешься в бой, то мы можем предоставить тебе для этого случай.
Эгиль отвечает:
— Я не хочу биться с тобой и с твоей большой дружиной, но от равного числа людей я не побегу, кто бы ни были эти люди.
Тогда Аринбьёрн сказал:
— Давай уедем. Все равно на этот раз мы ничего не добьемся.
Он повернулся, чтобы уходить, и с ним все его люди. Тогда Эгиль обернулся и сказал:
— Я беру в свидетели тебя, Аринбьёрн, и тебя, Торд, и всех, кто
теперь слышит мои слова, и лендрманнов, и знатоков законов, и весь
народ. Я запрещаю заселять и использовать земли, которые принадлежали
Бьёрну. Я запрещаю это и тебе, Берг-Энунд, и всем другим, как жителям
нашей страны, так и чужеземцам, как знатным, так и незнатным. Всякого,
кто это сделает, я обвиняю в нарушении законов и порядков страны и
призываю на него гнев богов.
После этого Эгиль ушел вместе с Аринбьёрном. Они отправились к своим
кораблям, которых за холмом не было видно с поля тинга. Подойдя к
кораблям, Аринбьёрн сказал:
— Все знают, чем кончился тинг: мы не добились законного решения, а
конунг так разгневан, что всем нам, я думаю, крепко бы от него
досталось, если бы он добрался до нас. Поэтому я хочу, чтобы каждый из
вас шел на свой корабль и плыл домой.
Потом он сказал Эгилю:
— Иди-ка на свой корабль вместе со всеми твоими спутниками. Уезжайте
отсюда поскорей и будьте осторожны, потому что конунг постарается
догнать вас. Когда будем дома, подумаем, как бы помирить вас с конунгом.
Эгиль сделал, как сказал Аринбьёрн. Они пошли на свой корабль — их
было три десятка человек — и поспешно отплыли. Это был небольшой, очень
быстроходный корабль. Тогда же вышло из бухты множество других судов,
принадлежавших Аринбьёрну, парусников и гребных лодок, а боевой корабль
Аринбьёрна шел последним, потому что он был самым тяжелым, когда шли на
веслах. Корабль Эгиля быстро ушел вперед. Тогда Эгиль сказал такую вису:
Злой Торгейра отпрыск,
Ложь призвав на помощь,
Завладел наследством.
Не боюсь угроз его,
Отплачу сторицей
За грабеж…
Конунг Эйрик слышал последние слова Эгиля на тинге и пришел в сильный
гнев. Но на тинге никто не имел при себе оружия, и потому конунг не мог
сразу напасть на Эгиля. Тогда он велел всем своим людям идти на
корабли, и они так и сделали. Конунг собрал своих приближенных на совет и
рассказал им, что он задумал:
— Мы сейчас уберем на кораблях шатры. Я решил поплыть вслед за
Аринбьёрном и Эгилем и догнать их. Я хочу также объявить вам, что я
решил убить Эгиля, если мы его нагоним, и не будет пощады никому, кто
вздумает помешать этому.
Потом они отправились на корабли, поспешно снарядились и отчалили от
берега. Они пошли на веслах к тому месту, где раньше стояли корабли
Аринбьёрна. Потом конунг велел грести по проливу на север. Когда они
вышли в Согнефьорд, то увидели корабли Аринбьёрна. Потом конунг велел
грести по проливу на север. Когда они вышли в Согнефьорд, то увидели
корабли Аринбьёрна, которые входили в пролив Саудунгссунд. Туда же
повернул и конунг. В проливе он нагнал корабль, на котором плыл
Аринбьёрн. Он сразу же подошел к нему, и они окликнули друг друга.
Конунг спросил, нет ли у них на корабле Эгиля.
Аринбьёрн отвечает:
— Нет, конунг, на моем корабле его нет. Вы это сейчас сами увидите.
Здесь у нас на борту все люди, которых вы знаете, а Эгиль не стал бы
прятаться под палубой даже от вас.
Конунг спрашивает, какие у Аринбьёрна самые последние вести об Эгиле,
а тот отвечает, что Эгиль с тремя десятками человек поплыл на небольшом
быстроходном корабле в пролив Стейнссунд.
Конунг и его люди уже раньше заметили, что много судов пошло в
Стейнссунд. Конунг приказал гребцам войти в пролив с другой стороны
острова и плыть навстречу Эгилю.
У конунга Эйрика был дружинник по имени Кетиль Хауд. Он указывал путь
на корабле конунга и сам правил кораблем. Это был человек рослый и
красивый. Он приходился близким родичем конунгу Эйрику, и многие
говорили, что он похож на конунга.
Прежде чем поехать на тинг, Эгиль погрузил все добро на один из
кораблей и оставил этот корабль на плаву возле острова. Теперь Эгиль
направился туда, где стоял этот торговый корабль. 0ни поднялись на него,
а быстроходный корабль оставили с рулем наготове, и весла на нем были в
уключинах.
Утром, едва рассвело, стража заметила, что к ним приближаются большие
корабли. Как только Эгиль услыхал это, он встал и тотчас же увидел, что
на них хотят напасть. Шесть боевых кораблей подходило к ним. Тогда
Эгиль велел всем садиться на быстроходный корабль, который стоял
наготове, и они поспешно перешли на него. Эгиль успел взять с собой два
сундука, которые он получил от конунга Адальстейна и повсюду возил с
собой.
И Эгиль, и его спутники быстро вооружились. Они пошли на веслах
вперед между берегом и тем кораблем из плывших им навстречу, который шел
ближе всех к берегу. Это был корабль конунга Эйрика.
Так как все произошло внезапно и было еще не очень светло, то корабли
разошлись в противоположные стороны. Но в тот миг, когда они как раз
поравнялись, Эгиль бросил копье и попал прямо в человека, сидевшего у
руля. Это был Кетиль Хауд. Тогда конунг Эйрик крикнул, чтобы люди гребли
вслед за Эгилем. А часть кораблей конунга подошла к торговому кораблю
Эгиля, и дружинники конунга вскочили на него. Все те из людей Эгиля, кто
остался на этом корабле и не перешел на его быстроходный корабль, были
убиты или бежали на берег. Десять человек из дружины Эгиля были там
убиты.
Одни из кораблей конунга поплыли вслед за Эгилем, а другие
задержались у его торгового корабля. Все добро, которое было на борту
корабля, разграбили, а сам корабль сожгли. Те же, которые преследовали
Эгиля, гребли изо всех сил. Они взялись по двое за каждое весло: людей у
них было достаточно. А у Эгиля гребцов было немного — всего
восемнадцать человек. Расстояние между кораблями стало уменьшаться. Но
вот они достигли места, где между двумя островами был мелководный
пролив. Было как раз время отлива. Эгиль и его спутники повели корабль
по мелководью, но большой корабль конунга там не мог пройти, и это их
разделило. Тогда конунг повернул обратно, к югу, а Эгиль поплыл на
север, к Аринбьёрну. Тут Эгиль сказал такую вису:
Эйрик — могучий воин —
Десять храбрых витязей
Из моей дружины
В сече предал смерти.
Но копье метнул я,
И оно, вонзаясь
Между ребер Кетиля,
Жизнь мне сохранило.
Эгиль приехал к Аринбьёрну и рассказал ему все, что произошло.
Аринбьёрн сказал, что он и не ждал ничего хорошего от конунга Эйрика и
его людей.
— Но у тебя, Эгиль, — добавил Аринбьёрн, — не будет недостатка в
имуществе. Корабль, которого ты лишился, я возмещу тебе: я дам тебе
другой, и на нем ты сможешь доехать до Исландии.
Асгерд, жена Эгиля, жила у Аринбьёрна все время, с тех пор как они
поехали на тинг. Аринбьёрн дал Эгилю корабль, пригодный для морского
плавания, и велел нагрузить его строевым лесом. Эгиль снарядил корабль
для поездки за море. На корабле было около трех десятков человек. Эгиль и
Аринбьёрн расстались друзьями. Эгиль сказал:
Да избавят боги
Нас от злого конунга,
Что меня ограбил.
О великий Один,
Да изгонит гнев твой
Недруга людского.
Фрейр и Ньёрд, сразите
Нечестивца карой.
LVII
Когда Харальд Прекрасноволосый начал стариться, он посадил своих
сыновей править вместе с ним Норвегией, а Эйрика назначил верховным
правителем над ними всеми. Но после того как Харальд пробыл конунгом
семь десятков лет, он передал своему сыну Эйрику полную власть в стране.
В это время Гуннхильд родила сына, и Харальд окропил его водой и дал
ему свое имя, а также сказал, что мальчик должен стать конунгом после
своего отца, если он доживет до тех пор.
Конунг Харальд ушел тогда на покой и чаще всего жил в Рогаланде или
Хёрдаланде. Тремя годами позже он умер в Рогаланде, и над ним был
насыпан курган у пролива Хаугасунд. После его смерти был великий раздор
между сыновьями, потому что жители Вика выбрали конунгом Олава, а трёнды
— Сигурда. Но конунг Эйрик убил обоих своих братьев в Тунсберге через
год после смерти конунга Харальда. Это случилось в то лето, когда конунг
Эйрик поплыл со своим войском из Хёрдаланда на восток, в Вик, биться со
своими братьями. А перед этим была тяжба на Гулатинге между Эгилем и
Берг-Энундом, о которой уже рассказывалось.
В то время как конунг отправился в поход, Берг-Энунд оставался у себя
дома: он считал, что неосторожно уезжать из дому, пока Эгиль еще
остается в Норвегии. Вместе с Энундом был его брат Хёдд.
Жил тогда человек по имени Фроди, родич конунга Эйрика и его
воспитанник. Он был хорош собой и молод. Конунг Эйрик оставил его для
охраны Берг-Энунда. Фроди сидел в Альрексстадире, в поместье конунга, и с
ним был отряд воинов.
Одного из сыновей конунга Эйрика и Гуннхильд звали Рёгнвальд. Ему
тогда было лет десять или одиннадцать. Это был красивый мальчик, и от
него многого ожидали в будущем. В это время Рёгнвальд жил в
Альрексстадире с Фроди.
Прежде чем отправиться в поход, конунг Эйрик объявил Эгиля вне
закона, и всякий человек в Норвегии имел право убить его. Аринбьёрн был
вместе с конунгом в походе. А еще до того, как он уехал из дому, Эгиль
вышел на своем корабле в море и направился к тоне в шхерах около острова
Альди. Эти шхеры называются Витар. Они лежат в стороне от обычного пути
кораблей. Там были рыбаки, и от них легко было узнать новости. Эгилю
стало известно, что конунг объявил его вне закона. Тогда он сказал такую
вису:
Конунг, закон поправший,
Мне судил изгнанье,
В том повинна Гуннхильд, —
Эйрик братоубийца
Внял жены советам.
Отомщу как должно
Женщине жестокой
За ее коварство.
Стояла почти безветреная погода. По ночам дул береговой ветер, а днем
— слабый ветер с моря. Как-то раз вечером Эгиль и его спутники вышли в
море, и тогда рыбаки, которые были поставлены там, чтобы следить за
Эгилем, поплыли к берегу. Увидев, что Эгиль вышел в море и уплыл прочь,
они сообщили об этом Берг-Энунду. А когда Энунд услыхал об этом, он
отослал от себя всех людей, которых раньше держал при себе из
предосторожности. Он поехал в Альрексстадир и пригласил к себе Фроди,
потому что дома у Берг-Энунда было много браги. Фроди поехал с ним, взяв
с собой еще несколько человек. Там они славно попировали и
повеселились. Они думали, что им нечего опасаться.
У Рёгнвальда, сына конунга, была быстроходная лодка на шесть пар
гребцов. Выше воды она была вся крашеная. Рёгнвальда постоянно
сопровождало человек десять или двенадцать.И когда Фроди уехал к
Берг-Энунду, Рёгнвальд взял свою лодку, и они поплыли к острову Хердле.
Их всего было двенадцать человек. На этом острове было большое поместье
конунга, а управителем там был человек по имени Торир Борода. В этом
поместье Рёгнвальд воспитывался в детстве. Торир встретил сына конунга с
радостью. Не стало дело и за брагой.
Ночью Эгиль вышел в море, как уже было описано, но утром ветер спал, и
наступило затишье. Они плыли по воле волн, и несколько ночей их носило
по морю. А потом подул ветер с моря, и Эгиль сказал своим спутникам:
— Теперь мы направимся к берегу, потому что неизвестно, где нам
придется пристать, если поднимется сильный ветер с моря. Ведь почти
везде нас ждет далеко не дружелюбный прием.
Спутники Эгиля сказали, чтобы он сам решил, куда плыть. Они подняли
паруса и пошли к шхерам у острова Хердлы. Здесь они нашли удобную бухту,
поставили на корабле шатры и провели там ночь.У них на корабле была
лодка. Эгиль сел в нее, взяв с собой трех человек, и ночью они поплыли к
Хердле. Там он послал одного из своих спутников узнать, что слышно.
Вернувшись, тот сказал:
— В усадьбе сын конунга Рёгнвальд со своими людьми. Они сидят там и
пьют. Я встретил одного из домочадцев, он был пьян и сказал, что здесь
пьют не меньше, чем у Берг-Энунда, хотя у того пирует Фроди, и с ним еще
четыре человека. Он сказал, что сейчас у Берг-Энунда, кроме домочадцев,
только Фроди и его люди.
Тогда Эгиль вернулся обратно на корабль и велел людям встать и взять
оружие. Они так и сделали. Корабль они поставили на якорь. Двенадцать
человек Эгиль оставил охранять корабль, а сам поехал на лодке, которая у
них была, и с ним семнадцать человек. Они гребли вдоль пролива и к
вечеру добрались до острова Фенхрипг. Здесь они причалили к берегу в
укромной бухте. Тогда Эгиль сказал:
— Я один сойду на остров и посмотрю, что мне удастся разузнать, а вы подождите меня здесь.
У Эгиля было с собой оружие, которое он обычно носил: шлем и щит, у
пояса — меч, в руке — копье. Он сошел на берег и направился вперед вдоль
леса. Шлем он прикрыл плащом.Он подошел к месту, где сидели несколько
слуг с большими собаками. Эгиль заговорил со слугами и спросил, откуда
они и почему сидят здесь с такими большими собаками. Те ответили:
— Да ты, видно, совсем ничего не смыслишь. Разве ты не слыхал, что по
острову бродит медведь? Он причиняет много вреда, убивает и людей, и
скот, и за его голову назначена награда. Мы сторожим здесь каждую ночь
наш скот, укрытый в загоне. А почему ты ходишь по ночам с оружием?
Эгиль говорит:
— Я боюсь медведя, и мне кажется, теперь немногие ходят без оружия.
Этой ночью медведь долго гнался за мной. Да и сейчас он там — в кустах
на опушке леса. А разве все люди в усадьбе спят?
Один из слуг сказал, что Берг-Энунд и Фроди, наверно, еще пьют.
— Они сидят все ночи напролет, — добавил он.
— Скажите им тогда, — говорит Эгиль, — где медведь, а я пойду домой.
Он ушел, а слуга побежал в усадьбу к тому дому, где сидели и пили
Берг-Энунд и Фроди. В это время все уже спали, кроме троих — Энунда,
Фроди и Хёдда. Слуга сказал им, где медведь, и они взяли оружие,
висевшее рядом, немедля выбежали из дому и — прямо к лесу.
Около опушки леса в некоторых местах был кустарник. Слуга сказал
Энунду, где в зарослях кустарника сидит медведь. Они увидели, что ветви
зашевелились, и им показалось, что они различают медведя. Тогда
Берг-Энунд сказал, чтобы Хёдд и Фроди бежали туда, где кусты подходят к
лесу, и следили, как бы медведь не ушел в лес. Сам Берг-Энунд бросился
прямо к кустам. На нем были шлем и щит, у пояса — меч, в руке — копье.
В кустах был Эгиль, а не медведь, и когда он увидел Берг-Энунда, он
вынул меч из ножен. На мече в средней части рукоятки было кольцо, и
Эгиль надел его себе на руку, оставив меч висеть на кольце. Он схватил
копье и побежал навстречу Берг-Энунду. А когда Берг-Энунд увидел Эгиля,
он побежал к нему еще быстрее и заслонился щитом. Прежде, чем они
встретились, каждый из них бросил свое копье в другого. Подставив свой
щит под копье, Эгиль держал его наклонно, так что копье скользнуло по
щиту и полетело на землю. А копье Эгиля попало Берг-Энунду в середину
щита, глубоко вошло в него и застряло в нем. Энунду стало тяжело держать
щит.
Тогда Эгиль быстро схватился за рукоятку меча. Энунд также начал
вытаскивать свой меч из ножен, но не успел вытащить его и наполовину,
как Эгиль нанес ему удар мечом. Энунд упал, а Эгиль с силой рванул меч к
себе и ударил Энунда еще раз. Он почти отсек ему голову. Потом Эгиль
вытащил свое копье из щита.
Хёдд и Фроди видели, как был убит Берг-Энунд, и побежали туда. Эгиль
обратился против них. Он бросил в Фроди копье, и оно пронзило щит и
вонзилось в грудь Фроди так глубоко, что наконечник его показался из
спины. Фроди упал навзничь мертвым. Тогда Эгиль взял меч и обратился
против Хёдда. Они обменялись всего несколькими ударами, и Хёдд был убит.
В это время подошли слуги, и Эгиль сказал им:
— Охраняйте Энунда, вашего хозяина, и его товарищей, чтобы звери и птицы не растерзали их трупов.
Эгиль пошел своим путем, и скоро одиннадцать из его товарищей вышли
ему навстречу. Шестеро же в это время охраняли лодку. Они спросили, что
он делал, и он ответил:
Долго нес ущерб я,
Хоть и не смирялся,
Защищая право
На свои владенья.
Берг-Энунда ранил —
Умер он, — а вскоре
Землю я окрасил
Кровью Хёдда и Фроди.
Потом Эгиль сказал:
— Пойдем в усадьбу и, как подобает воинам, убьем всех, кто нам попадется, и захватим все, что сможем захватить.
Они отправились в усадьбу, ворвались в дом и убили там пятнадцать или
шестнадцать человек. Некоторые же спаслись бегством. Они разграбили все
имущество и уничтожили то, что не смогли унести с собой. Скот они
угнали на берег, зарубили его и взяли с собой в лодку, сколько
вместилось. Потом они поехали своим путем и гребли, пока не вышли из
пролива между островами.
Эгиль был теперь так разъярен, что с ним нельзя было разговаривать.
Он сидел на руле. А когда они плыли по фьорду к острову Хердле, им
навстречу плыл сын конунга Рёгнвальд на своей крашеной лодке, и с ним
еще двенадцать человек. Они услыхали, что корабль Эгиля стоит в шхерах у
острова Хердлы, и решили сообщить Энунду, что появился Эгиль.
Когда Эгиль увидел лодку Рёгнвальда, он тотчас же узнал ее. Он
направил свою лодку им прямо навстречу. Оба судна сошлись и столкнулись
борт о борт. Лодка Рёгнвальда наклонилась так, что вода хлынула через
борт и залила ее. Эгиль вскочил и схватил копье. Он велел своим людям не
упустить живым ни одного из тех, кто был на лодке Рёгнвальда. Это было
легко сделать, потому что они не оборонялись. Рёгнвальд и все его
спутники были убиты в воде, и никто из них не спасся. Всего погибло
тринадцать человек. После этого Эгиль с товарищами поплыли к острову
Хердле. Тогда Эгиль сказал вису:
Мы сражались. Меч мой
Красен от крови сына
Эйрика и Гуннхильд.
Гнев их мне не страшен.
Я тринадцать воинов
В битве предал смерти.
Бранный труд был тяжек,
Я его исполнил.
Когда они приехали на Хердлу, то сразу же бросились в полном
вооружении в усадьбу. Увидев их, Торир и его домочадцы пустились бежать и
спрятались. Бежали все, кто мог ходить, мужчины и женщины. Эгиль и его
люди захватили добро, какое только попалось им в руки. Потом они
отправились на корабль. Вскоре подул попутный ветер, и Эгиль и его
спутники стали готовиться к отплытию.
Но когда они уже держали паруса наготове, Эгиль снова поднялся на
остров. Он взял орешниковую жердь и взобрался с ней на скалистый мыс,
обращенный к материку. Эгиль взял лошадиный череп и насадил его на
жердь. Потом он произнес заклятье, говоря:
— Я воздвигаю здесь эту жердь и посылаю проклятие конунгу Эйрику и
его жене Гуннхильд, — он повернул лошадиный череп в сторону материка. — Я
посылаю проклятие духам, которые населяют эту страну, чтобы они все
блуждали без дороги и не нашли себе покоя, пока они не изгонят конунга
Эйрика и Гуннхильд из Норвегии.
Потом он всадил жердь в расщелину скалы и оставил ее там. Он повернул
лошадиный череп в сторону материка, а на жерди вырезал рунами сказанное
им заклятье18.
После этого Эгиль вернулся к своим спутникам на корабль. Они подняли
паруса и вышли в море. Попутный ветер крепчал, и корабль шел быстро.
Тогда Эгиль сказал:
Ветер храпящий рубит
Море лезвием бури,
Волны сечет крутые —
Дорогу коня морского.
Ветер в одеждах снежных
Рвет, как пила, зубцами
Крылья морского лебедя,
Грудь ему раздирая.
Потом они вышли в открытое море и поплыли в Исландию. Путешествие их
кончилось благополучно. Они вошли в Боргар-фьорд, и Эгиль направил
корабль к причалу. Когда они разгрузили корабль, Эгиль отправился в
Борг, а его спутники стали искать, у кого им поселиться.
Скаллагрим был уже стар и от старости немощен. Эгиль стал тогда распоряжаться добром и заниматься хозяйством.
LVIII
Жил человек по имени Торгейр. Он был женат на Тордис, дочери Ингвара.
Она приходилась сестрой Бере, матери Эгиля. Торгейр жил к востоку от
мыса Альфтанес, в Ламбастадире (Двор Ламби). Он приехал в Исландию с
Ингваром. Он был человек богатый и уважаемый. Сына его и Тордис звали
Торд. После смерти отца Торд жил в Ламбастадире. Это было в то время,
когда Эгиль приехал в Исландию.
Однажды в конце осени, перед самой зимой, Торд поехал в Борг
навестить своего родича Эгиля и позвал его к себе на пир. Для пира он
велел наварить браги. Эгиль обещал приехать через неделю, и когда срок
подошел, он собрался в путь, и его жена Асгерд — с ним. Всего их поехало
десять или двенадцать человек. Когда Эгиль был готов к отъезду,
Скаллагрим вышел к нему, обнял его перед тем, как тот поднялся в седло, и
сказал:
— Что-то ты, Эгиль, не спешишь отдать мне деньги, которые послал мне конунг Адальстейн. Что ты думаешь с этими деньгами делать?
Эгиль ответил:
— Тебе очень нужны деньги, отец? Я не знал этого. Я тотчас же отдам
тебе серебро, как только узнаю, что оно тебе нужно. Но я ведь знаю, что у
тебя еще остается один или два сундука, полные серебра.
— Ты, кажется, уже получил свою часть нашего добра. Поэтому
предоставь мне поступать, как мне угодно, с тем, что осталось у меня, —
сказал Скаллагрим.
— Конечно, тебе нечего спрашивать моего разрешения на это, — отвечал Эгиль. — И ведь ты сделаешь по-своему, что бы я ни сказал.
После этого Эгиль поехал в Ламбастадир. Там его встретили дружески и приветливо. Он должен был провести там три ночи.
В тот самый вечер, когда Эгиль уехал из дому, Скаллагрим велел
оседлать коня, и когда все легли спать, он уехал из дому. Выезжая, он
держал перед собой довольно большой сундук, а под мышкою — медный котел.
Люди рассказывали потом, что сундук или котел, а возможно, и то и
другое, он утопил в болоте Крумскельде (Топи Сутулого), а сверху навалил
большой плоский камень.
К полуночи Скаллагрим вернулся домой, пошел в свою каморку и лег, не
раздеваясь, в постель. А наутро, когда рассвело и люди встали,
Скаллагрим сидел мертвый, прислонясь к столбу. Он так закоченел, что
люди не смогли разогнуть его, сколько ни старались.
Тогда один из людей сел на коня и помчался во весь опор в
Ламбастадир. Там он пошел к Эгилю и рассказал ему, что случилось. Эгиль
оделся, взял оружие и в тот же вечер поехал домой, в Борг. Сойдя с коня,
он направился в дом. Эгиль вошел в каморку, взял Скаллагрима за плечи и
разогнул его. Он положил его на скамью и сделал все, что было надо.
Потом он приказал взять ломы и проломить южную стену дома. Когда это
сделали, Эгиль взял Скаллагрима под голову, другие — за ноги, и они
вынесли его из дому через пролом в стене. Не останавливаясь, они несли
его до мыса Наустанеса (Мыс Корабельных Сараев). На ночь над ним разбили
шатер. Рано утром, в прилив, Скаллагрима внесли на корабль и отплыли к
мысу Дигранес. Эгиль велел насыпать могильный холм на самом мысу. Туда
положили Скаллагрима, его оружие, коня, кузнечные орудия. Положили ли с
ним его добро — об этом ничего не рассказывают.
Эгиль унаследовал все земли и все добро. Теперь он распоряжался в доме. Тордис, дочь Торольва и Асгерд, он оставил у себя.
LIX
Конунг Эйрик уже целую зиму правил Норвегией после смерти своего
отца, конунга Харальда, когда из Англии приехал Хакон, воспитанник
Адальстейна, второй сын конунга Харальда. Тем же летом Эгиль, сын
Скаллагрима, вернулся в Исландию. Хакон поехал на север, в Трандхейм.
Там его выбрали конунгом. Всю зиму в Норвегии было два конунга — он и
Эйрик. Но весной оба стянули свои войска. У Хакона людей было много
больше, и Эйрик не видел иного выхода, как покинуть страну. Он уехал со
своей женой Гуннхильд и детьми.
Херсир Аринбьёрн был побратимом конунга Эйрика и воспитателем его
детей. Изо всех лендрманнов конунг любил его больше всех. Он сделал его
правителем фюлька Фирдир. Аринбьёрн покинул страну вместе с конунгом.
Сначала они поехали за море на запад — на Оркнейские острова. Там
Эйрик выдал свою дочь Рагнхильд за ярла Арнфинна. Потом он отправился с
войском на юг, в Шотландию, и воевал там. Оттуда он направился в Англию и
там тоже совершал набеги.
Когда конунг Адальстейн узнал об этом, он собрал войско и выступил
навстречу Эйрику. Но, встретившись, они вступили в переговоры, и было
решено, что конунг Адальстейн предоставляет Эйрику власть над
Нортумбрией. Он должен был защищать страну конунга Адальстейна от
скоттов и иров. После смерти конунга Олава конунг Адальстейн заставил
Шотландию платить дань, но народ там был ненадежен. Конунг Эйрик
постоянно сидел в Йорке.
Рассказывают, что Гуннхильд занималась колдовством и сделала так, что
Эгилю, сыну Скаллагрима, не найти было в Исландии покоя, пока они опять
не увидятся. Но в то лето, когда Хакон и Эйрик боролись за власть в
Норвегии, выход кораблей из Норвегии в другие страны был запрещен. Тем
летом ни один корабль не пришел в Исландию, и ни одного известия не было
получено из Норвегии.
Эгиль, сын Скаллагрима, жил в своей вотчине. Но на вторую зиму,
которую он провел после смерти Скаллагрима в Борге, ему стало не по
себе, и чем дальше шла зима, тем мрачнее он становился, и когда
наступило лето, Эгиль объявил, что он хочет снарядить свой корабль,
чтобы летом уехать. Он набрал гребцов и задумал отплыть в Англию. У него
на корабле было тридцать человек. Асгерд осталась дома и вела
хозяйство, а Эгиль решил навестить конунга Адальстейна, чтобы
воспользоваться обещанием, которое тот дал при их расставании.
Эгиль долго собирался в плавание, а когда они вышли в море, то долго
не было попутного ветра. Наступила осень, и начались сильные бури. Они
обошли Оркнейские острова с севера. Там Эгиль причалить не захотел, он
думал, что на эти острова распространяется власть конунга Эйрика. Они
плыли теперь на юг вдоль Шотландии в сильную бурю и при противном ветре.
С трудом миновали они Шотландию и подошли к английскому берегу. Но
вечером, когда начало темнеть, поднялся сильный ветер. Внезапно они
заметили, что со стороны открытого моря и перед ними буруны разбиваются о
подводные скалы. Им не оставалось ничего другого, как идти к берегу.
Так они и сделали. Корабль разбился, а сами они выбрались на берег в
устье реки Хумры. Никто из них не погиб, и большая часть груза тоже
уцелела, но корабль разлетелся в щепки.
Когда они встретили местных жителей и заговорили с ними, то узнали —
чего Эгиль и опасался, — что поблизости были Эйрик Кровавая Секира и
Гуннхильд. Они правили этим краем, и Эйрик был здесь рядом, в городе
Йорк. Эгиль узнал и то, что херсир Аринбьёрн жил у конунга и был у него в
большой милости.
Получив это известие, Эгиль задумался. Ему казалось маловероятным,
что удастся уйти, даже если бы он попытался пройти, скрываясь, длинный
путь до границ государства Эйрика. Его легко узнал бы любой встречный, и
ему казалось недостойным быть схваченным при таком бегстве. Тогда он
пришел к смелому решению. В эту же ночь он достал себе коня и поехал
прямо к городу. К вечеру следующего дня он достиг города и сразу же
въехал в него. Он покрыл шлем плащом, но был в полном вооружении. Эгиль
спросил, в каком дворе живет Аринбьёрн. Ему указали, и он поехал туда.
Подъехав к дому Аринбьёрна, Эгиль слез с коня и обратился к какому-то
человеку. Тот сказал, что Аринбьёрн ужинает. Эгиль сказал:
— Я хотел бы, любезный, чтобы ты пошел в дом и спросил Аринбьёрна,
где ему удобней говорить с Эгилем, сыном Скаллагрима, в доме или на
улице?
Человек ответил:
— Это нетрудно передать.
Он вошел в дом и громко сказал:
— Тут приехал какой-то человек, большущий, как тролль, он просил меня
зайти сюда и спросить, дома или на улице ты хочешь говорить с Эгилем,
сыном Скаллагрима.
Аринбьёрн сказал:
— Пойди и попроси его подождать около дома, я сейчас выйду.
Тот сделал, как сказал Аринбьёрн, вышел и сказал, что ему было
ведено. Аринбьёрн распорядился убрать столы. Затем он вышел, и все его
домочадцы с ним. Увидев Эгиля, он поздоровался с ним и спросил, зачем он
приехал. Эгиль в немногих словах рассказал все о своей поездке:
— А теперь, если ты хочешь мне помочь, посоветуй, как мне поступить.
— Ты встретил здесь в городе кого-нибудь, — спросил Аринбьёрн, — кто мог бы узнать тебя, прежде чем ты приехал сюда во двор?
— Никого, — ответил Эгиль.
— Пусть твои люди вооружатся, — сказал Аринбьёрн. Они так и сделали, и
когда они и люди Аринбьёрна вооружились, Аринбьёрн пошел с ними к
конунгу. Подойдя к палате, Аринбьёрн постучал в дверь, попросил открыть
ему и назвал себя. Стража сразу же отворила дверь. Конунг сидел за
столом. Аринбьёрн велел, чтобы вошли, не считая его самого и Эгиля,
десять человек.
— Теперь, Эгиль, — сказал он, — ты должен прийти к конунгу с повинной и обнять его ноги, а я буду ходатайствовать за тебя.
Потом они вошли. Аринбьёрн подошел к конунгу и приветствовал его.
Конунг дружелюбно принял его и спросил, чего он хочет. Аринбьёрн сказал:
— Тут я привел одного человека, который проделал большой путь, чтобы
посетить вас и помириться с вами. Это большая честь для вас, государь,
что ваши враги добровольно едут из других стран, не будучи в силах
вынести ваш гнев даже тогда, когда вы так далеко от них. Поступите по
отношению к этому человеку так, как подобает повелителю. Помиритесь с
ним, раз он, как видите, так высоко оценил вашу славу, что через моря,
опасным путем, приехал к вам, оставив свой дом. Никто не гнал его в этот
путь, только расположение к вам.
Тогда конунг оглядел вошедших и поверх голов узнал Эгиля. Он бросил на него пронзительный взгляд и сказал:
— Как ты дерзнул прийти ко мне, Эгиль? Расставались мы так, что тебе не приходится ждать от меня пощады.
Тогда Эгиль подошел к столу, обнял ногу конунга и сказал:
Долго плыть пришлось мне.
Часто против ветра
Направлял я смело
Бег коня морского.
Англии владыку
Мне хотелось видеть,
И теперь предстал я
Перед ним без страха.
Конунг Эйрик сказал:
— Мне не стоит перечислять тебе твои дела: их столько и они таковы,
что любого из них с лихвой довольно, чтобы ты не вышел отсюда живым.
Здесь тебе нечего ждать, кроме смерти. Знай, что примирения со мной тебе
не видать.
Гуннхильд сказала:
— Почему Эгиля не убивают сразу? Разве ты забыл, конунг, что он тебе
сделал? Он убил твоих друзей и родичей, он убил твоего сына, а над тобою
глумился. Где и когда это слыхано, чтобы так поступали с конунгом?
Аринбьёрн сказал:
— Если Эгиль оскорбил конунга, пусть он искупит это хвалебной песнью, которая останется навсегда.
Гуннхильд ответила:
— Мы не хотим слушать его хвалы. Вели, конунг, вывести его и зарубить. Я не хочу ни слышать, ни видеть его.
Тогда Аринбьёрн сказал:
— Конунг не позволит склонить себя к низкому делу. Он не позволит убить Эгиля ночью, ибо убийство ночью — это низкое убийство.
Конунг сказал:
— Будь по-твоему, Аринбьёрн! Пусть Эгиль живет до утра. Возьми его к себе в дом и приведи сюда утром.
Аринбьёрн поблагодарил конунга за его слова.
— Я надеюсь, государь, — сказал он, — что его дело повернется к
лучшему. Ведь как ни велика его вина перед вами, подумайте, что и он
много пострадал от ваших родичей. Ваш отец, конунг Харальд, велел убить
славного витязя Торольва, его дядю, совсем безвинно, по наговору злых
людей. А вы, конунг, нарушили закон, действуя против Эгиля в пользу
Берг-Энунда. Кроме того, вы хотели убить Эгиля, перебили его людей,
отняли его добро и сверх того объявили его вне закона и изгнали из
страны. А ведь Эгиль не такой человек, который позволит себя обидеть.
Когда выносят приговор, надо взвесить и побуждения, а не только вину. А
теперь я возьму Эгиля на ночь к себе.
Так и было сделано. И когда они пришли к Аринбьёрну, они поднялись
вдвоем в маленькую горницу и стали обсуждать положение. Аринбьёрн
сказал:
— Конунг был в большом гневе, но мне кажется, что его гнев смягчился к
концу разговора. Теперь судьба решит, что будет дальше. Я знаю, что
Гупнхильд приложит все силы, чтобы погубить тебя. Я советую тебе не
спать ночь и сочинить хвалебную песнь конунгу Эйрику. Хорошо, если это
будет песнь в двадцать вис с припевом, и ты сможешь сказать ее утром,
когда мы придем к конунгу. Так же поступил Браги, мой родич, когда
вызвал гнев шведского конунга Бьёрна. Он тогда сочинил ему в одну ночь
хвалебную песнь в двадцать вис, и за это ему была дарована жизнь. Может
быть, и нам так повезет, что это помирит тебя с конунгом.
Эгиль сказал:
— Я попробую сделать, как ты советуешь, только я, по правде говоря, совсем не собирался сочинять хвалебную песнь конунгу Эйрику.
Аринбьёрн просил его попытаться. Потом он пошел к своим людям, и они
сидели и пили до полуночи. Они пошли затем спать, но, прежде чем
раздеться, Аринбьёрн поднялся к Эгилю в горницу и спросил его, как идет
дело с песней. Эгиль сказал, что еще ничего не сочинил.
— Тут на окне сидела ласточка и щебетала всю ночь, так что мне не было покоя.
Аринбьёрн вышел и пошел к двери, через которую входили наверх. Он сел
снаружи у окна, где до этого сидела птица. Тут он увидел, как от дома
удалилась какая-то колдунья, принявшая чужой образ. Всю ночь сидел
Аринбьёрн у окна, пока не рассвело, а когда он вошел к Эгилю, у того
была уже готова вся песнь, и он так крепко запомнил ее, что мог сказать
ее всю Аринбьёрну. Теперь они стали ждать, когда придет час отправиться к
конунгу.
LX
Конунг Эйрик пошел, как обычно, к столу. Его окружало множество
народу. Узнав об этом, Аринбьёрн пришел со всеми своими вооруженными
людьми на двор конунга. Он потребовал, чтобы его впустили, и ему сразу
же разрешили войти. С половиною людей они прошли с Эгилем в палату.
Вторая половина осталась у дверей снаружи. Аринбьёрн сказал:
— Эгиль пришел. Он не пытался убежать ночью. Мы хотели бы знать,
государь, какова будет его судьба. Я жду от вас добра. Словом и делом я
всегда стремился увеличить вашу славу, не жалея ничего, как это и
подобает. Я оставил все свои владения, родню и друзей, которые были у
меня в Норвегии, и последовал за вами, когда все лендрманны оставили
вас. И я должен был так поступить, потому что вы сделали мне много
добра.
Тогда Гуннхильд сказала:
— Замолчи, Аринбьёрн, и не говори так много об этом. Ты сделал много
хорошего конунгу Эйрику, но он вполне вознаградил тебя за это. Ты
несравненно большим обязан конунгу, чем Эгилю. Ты не имеешь права
требовать, чтобы Эгиль ушел без возмездия после всего, что он причинил
нам.
Аринбьёрн ответил:
— Если вы с Гуннхильд твердо решили, что Эгиль не получит здесь
пощады, то было бы благородно дать ему отсрочку и разрешить уехать на
неделю, чтобы он мог спастись. Ведь он по своей воле приехал к вам и
рассчитывал на мир. А тогда будь что будет!
Гуннхильд сказала:
— Теперь я вижу, Аринбьёрн, что тебе милее Эгиль, чем конунг Эйрик.
Если Эгиль получит пощаду на неделю, он успеет уйти к конунгу
Адальстейну. Конунг Эйрик может видеть теперь, что он слабее всех
конунгов, хотя еще недавно никто бы не поверил, что у конунга Эйрика нет
ни желанья, ни силы, чтобы отомстить за оскорбление такому человеку,
как Эгиль.
Аринбьёрн отвечал:
— Никто не сочтет Эйрика более могущественным, если он убьет
отдавшегося в его руки сына чужеземного бонда. Но если уж он хочет
прославиться этим, то я помогу ему сделать это событие достойным
предания. Эгиль и я, мы будем помогать друг другу, так что придется
биться с нами обоими. Смерть Эгиля обойдется вам дорого, конунг, потому
что на поле битвы останемся мы все, я и мои люди. Я не ждал от вас, что
вы скорее позволите убить меня, чем сохранить жизнь человеку, о котором я
прошу.
Тогда конунг сказал:
— Уж очень горячо ты стараешься помочь Эгилю, Аринбьёрн. Я не хотел
бы погубить тебя, даже если ты готов отдать свою жизнь ради того, чтобы
жил Эгиль. Эгиль очень виноват передо мной, что бы я ни велел сделать с
ним.
Когда конунг сказал это, Эгиль вышел вперед и начал свою песнь. Он говорил громко, и наступила тишина.
LXI
Пока Эгиль говорил свою хвалебную песнь, конунг Эйрик сидел,
выпрямившись, и пристально смотрел на него. Когда песнь кончилась,
конунг сказал:
— Песнь исполнена превосходно. Я решил теперь, Аринбьёрн, как
поступить с Эгилем. Ты так горячо защищал его, что хотел даже стать мне
врагом. Так пусть будет по-твоему, пусть Эгиль уйдет от меня целый и
невредимый. Но ты, Эгиль, вперед путешествуй так, чтобы, покинув сейчас
эту палату, ты больше никогда не попадался на глаза ни мне, ни моим
сыновьям. Не попадайся никогда ни мне, ни моим людям, а на этот раз я
подарю тебе жизнь. Я не сделаю тебе зла потому, что ты сам отдался мне
во власть, но знай, что это не примирение со мной, с моими сыновьями или
нашими родичами, если они захотят осуществить справедливую месть.
Тогда Эгиль сказал:
Голову я
Не прочь получить:
Пусть безобразна,
Но мне дорога.
Эйрик достойный
Мне отдал ее, —
Кто получал
Подарок богаче!
Аринбьёрн торжественно поблагодарил конунга за честь и дружбу,
которые тот ему оказал. Потом Эгиль и Аринбьёрн отправились к
Аринбьёрну. Аринбьёрн велел своим людям седлать лошадей и выехал с
Эгилем. Их сопровождало сто двадцать хорошо вооруженных людей. Аринбьёрн
ехал вместе с отрядом, пока они не приехали к конунгу Адальстейну. Там
их приняли хорошо. Конунг предложил Эгилю остаться у него и спросил, что
произошло у него с конунгом Эйриком. Тогда Эгиль сказал:
Щедрый вождь дружины
Мне глаза оставил
С черными бровями, —
Подарил он жизнь мне.
Аринбьёрна смелость
Помогла немало:
Основаньем шлема
Снова я владею.
При расставании Эгиль дал Аринбьёрну оба золотых запястья, которые
ему подарил конунг Адальстейн. Каждое весило марку. Аринбьёрн подарил
Эгилю меч, который назывался Драгвандиль. Торольв, сын Скаллагрима, дал
его Аринбьёрну, а раньше его получил Скаллагрим от своего брата
Торольва, а Торольву этот меч дал Грим Бородач, сын Кетиля Лосося.
Кетиль Лосось владел этим мечом и обнажал его на поединках. Это был
острейший из мечей.
Аринбьёрн и Эгиль расстались добрыми друзьями, и Аринбьёрн вернулся
домой, в Йорк, к конунгу Эйрику. А товарищей Эгиля и его гребцов никто
не трогал, и под защитой Аринбьёрна они могли продать свои товары. К
концу зимы они отправились на юг, в Англию, и приехали к Эгилю.
LXII
Жил в Норвегии лендрманн по имени Эйрик Мудрый. Он был женат на Торе,
дочери херсира Торира, сестре Аринбьёрна. У него были владения на
востоке, в Вике. Это был очень богатый, уважаемый и умный человек. Сына
его и Торы звали Торстейн. Его воспитал Аринбьёрн, и он был уже
взрослый. Он поехал с Аринбьёрном в Англию.)
Той осенью, когда Эгиль приехал в Англию, из Норвегии пришло
известие, что Эйрик Мудрый умер, а его наследство забрали управители
конунга Хакона и объявили его имуществом конунга. Когда Аринбьёрн и
Торстейн узнали об этом, они решили, что Торстейн поедет в Норвегию и
будет добиваться своего наследства. А когда наступила весна и люди,
собиравшиеся за море, уже готовили корабли, Торстейн поехал на юг, в
Лондон, и явился к конунгу Адальстейну. Он показал конунгу верительные
знаки и передал послание от Аринбьёрна к конунгу, а также к Эгилю. Эгиль
должен был ходатайствовать перед конунгом Адальстейном и просить его
послать весть конунгу Хакону, своему воспитаннику, чтобы Торстейн
получил свое наследство в Норвегии. Конунг Адальстейн легко согласился
на это, так как знал Аринбьёрна с хорошей стороны. Тогда Эгиль заговорил
с конунгом Адальстейном и сообщил ему о своих намерениях.
— Летом, — сказал он, — я хочу поехать в Норвегию за тем добром,
которое отняли у меня конунг Эйрик и Берг-Энунд. Им владеет теперь Атли
Короткий, брат Берг-Энунда. Я знаю, что если до конунга дойдут ваши
слова, то я добьюсь своего права.
Конунг ответил, что Эгиль волен ехать, если хочет.
— Хотя, — добавил он, — я бы предпочел, чтобы ты остался у меня и
стал защитником моей страны и вождем моего войска. Я щедро вознагражу
тебя.
Эгиль сказал:
— Это предложение очень заманчиво. Я на него согласен и не хочу от
него отказываться. Но сначала я хотел бы съездить в Исландию навестить
жену и присмотреть за своим добром.
Конунг Адальстейн дал Эгилю большой торговый корабль вместе с грузом.
Там была пшеница и мед, и много другого добра. Когда Эгиль снарядил
свой корабль, с ним решил ехать Торстейн, о котором говорилось раньше и
которого позже стали звать сыном Торы. Собравшись, они отплыли. Конунг
Адальстейн и Эгиль расстались большими друзьями.
Путешествие Эгиля и Торстейна прошло благополучно. Они подошли к Вику
и направили корабль в Ослофьорд. Там у Торстейна были владения, а также
и дальше в глубине страны, в Раумарики. Когда Торстейн приехал в
Норвегию, он потребовал, чтобы управители конунга, жившие в его
владениях, вернули ему отцовское наследство. Многие помогали Торстейну
при этом. Он встречался со многими людьми. Здесь у него было немало
знатных родичей. Наконец дело было передано на решение конунга, а
Торстейну было поручено управление добром, которым владел его отец.
Эгиль поехал на зиму к Торстейну. С ним было одиннадцать человек. Он
велел переправить в дом Торстейна пшеницу и мед. Они весело провели
зиму. Торстейн жил на широкую ногу, потому что имел большие запасы.
LXIII
Как уже было сказано, Норвегией правил тогда конунг Хакон, воспитанник Адальстейна. Ту зиму он провел на севере, в Трандхейме.
В конце зимы Торстейн пустился в путь, и Эгиль вместе с ним. У них
было около трех десятков человек. Когда они собрались, то поехали
сначала в Уппланд, оттуда — на север, через Доврафьялль, в Трандхейм, и
там явились к конунгу Хакону. Они рассказали конунгу, с чем приехали.
Торстейн объяснил свое дело и привел свидетелей, подтвердивших, что ему
принадлежало все то наследство, которого он добивался. Конунг принял его
речь хорошо, вернул ему его собственность, и, кроме того, Торстейн стал
лендрманном конунга, как раньше — его отец.
Тогда выступил перед конунгом Эгиль и объяснил свое дело, а также
передал слова конунга Адальстейна и его верительные знаки. Эгиль
добивался того имущества — земель и другого добра, — которым раньше
владел Бьёрн. Он требовал половину всего этого имущества для себя и жены
своей Асгерд, предлагал выставить свидетелей и принести клятву по
своему делу. Он сказал, что обращался со всем этим к конунгу Эйрику, и
добавил, что законных прав не добился из-за самовластия Эйрика и козней
Гуннхильд. Эгиль описал, как происходило дело на Гулатинге. Он просил
конунга решить это дело, как того требовал закон.
Конунг Хакон отвечает:
— Слыхал я, как брат мой Эйрик и Гуннхильд говорили, что ты, Эгиль,
надеешься метнуть больший камень, чем тебе по силам. Я думаю, ты можешь
быть доволен, Эгиль, что я не вмешался в это дело, поскольку нам с
Эйриком не было суждено жить в согласии.
Эгиль ответил:
— Ты не должен, конунг, молчать в таких важных делах, потому что все
здесь в стране, и свои, и иноземцы, прислушиваются к вашим решениям. Я
слышал, что вы установили законы и права для всех здесь в стране, и я
знаю, что вы мне предоставите защиту закона, как и всем другим.
Думается, я не уступаю Атли Короткому ни знатностью, ни силою рода здесь
в стране. А о делах наших с конунгом Эйриком надо вам сказать, что я
был у него, и мы расстались так, что он отпустил меня ехать с миром,
куда я хочу. Я хотел бы, государь, предложить вам свою службу. Я знаю,
ваши люди не окажутся храбрее меня, и я чувствую, что недолго ждать,
пока вам придется столкнуться с конунгом Эйриком, если ваш возраст
позволит вам дождаться этого. Странно будет, я думаю, если тебе со
временем не покажется, что у Гуннхильд слишком много сыновей.
Конунг говорит:
— Ты не станешь моим дружинником, Эгиль. Слишком широкую брешь твои
родичи прорубили в нашем роде, чтоб тебе можно было оставаться здесь в
стране. Поезжай-ка в Исландию и оставайся там на отцовской земле. Тогда
не будет тебе никакого вреда от нашего рода. А здесь в стране всю твою
жизнь, надо думать, наши родичи будут самыми могущественными. Но ради
конунга Адальстейна, моего воспитателя, ты будешь иметь право жить
здесь, и будут тебе закон и защита, потому что я знаю, что конунг
Адальстейн очень любит тебя.
Эгиль поблагодарил конунга за его слова и просил, чтобы конунг дал
ему свои верительные знаки к Торду в Аурланде или к другим своим
лендрманнам в Согне и Хёрдаланде. Конунг сказал, что он их ему даст.
LXIV
Закончив все свои дела, Торстейн и Эгиль пустились в путь. Они
поехали назад, и когда они перебирались на юг через Доврафьялль, Эгиль
сказал, что он хочет спуститься в Раумсдаль, а откуда поехать дальше к
югу проливами.
— Я хочу, — сказал он, — покончить с делами в Согне и Хёрдаланде,
потому что мне надо снарядить мой корабль, чтобы летом отплыть в
Исландии.
Торстейн сказал ему, чтобы он ехал, куда ему надо. Они расстались, и
Торстейн поехал к югу, в Далир и дальше, пока не прибыл в свои владения.
Там он предъявил управителям верительные знаки конунга и передал его
распоряжение о возврате ему всего имущества, которое у него отняли и
которого он добивался.
Эгиль поехал своей дорогой. С ним было одиннадцать человек. Они
приехали в Раумсдаль, нашли себе там корабль и отправились на юг, в
Мёри. Об их плавании до острова, который называется Хёд, ничего не
рассказывается. Они прибыли на остров Хёд и отправились ночевать во двор
под названием Блиндхейм. Это был богатый двор. Здесь жил лендрманн по
имени Фридгейр. Он был молод и недавно получил в наследство владения
своего отца. Его мать звали Гюда. Она была сестрой херсира Аринбьёрна.
Это была женщина достойная и знатного рода. Она вела хозяйство вместе со
своим сыном Фридгейром, и они жили очень богато. Эгиль и его спутники
нашли тут радушный прием.
Вечером Эгиль сидел рядом с Фридгейром, а дальше сидели его товарищи.
Там был большой пир с богатым угощением. Хозяйка заговорила с Эгилем.
Она спросила об Аринбьёрне, своем брате, и о других родных и друзьях
своих, которые отправились с ним в Англию. Эгиль отвечал на ее вопросы.
Потом она спросила, что случилось с ним в пути. Он рассказал ей подробно
и сказал так:
Безобразно гневен
Был страны хозяин.
Не поет кукушка,
Коршуна завидев.
Снова, как бывало,
Аринбьёрн помог мне.
Руки дружбы крепкой
Не дают упасть нам.
Вечером Эгиль был очень весел, но Фридгейр и все домашние были
малоразговорчивы. Эгиль заметил там девушку, красивую и нарядную. Ему
сказали, что это сестра Фридгейра. Девушка была грустна и плакала весь
вечер. Это показалось Эгилю странным. Они провели там ночь.
Наутро подул сильный ветер, и в море выйти было нельзя, а им надо
было отплыть. Тогда Фридгейр и Гюда подошли к Эгилю и попросили его и
его спутников остаться и дождаться хорошей погоды, и обещали потом
помочь во всем, что понадобится. Эгиль согласился.
Они пробыли там три ночи, пережидая непогоду, и пировали. Наконец
ветер улегся. Наутро Эгиль со своими людьми поднялся рано и собрался в
путь. Им принесли поесть и подали брагу, и они посидели немного, а потом
стали одеваться. Эгиль встал, поблагодарил хозяина и хозяйку за прием и
вышел со своими спутниками. Хозяин с матерью вышли вместе с ними.
Гюда подошла к Фридгейру, своему сыну, и о чем-то тихо заговорила с ним. Эгиль стоял и ждал. Он обратился к девушке:
— Почему ты плачешь, девушка, я ни разу не видел тебя веселой.
Она не могла ничего ответить и заплакала еще сильней. В это время Фридгейр громко ответил своей матери:
— Я не хочу сейчас просить об этом. Они уже готовы в дорогу.
Тогда Гюда подошла к Эгилю и сказала:
— Я расскажу тебе, Эгиль, что тут у нас случилось. Тут есть человек,
которого зовут Льот Бледный. Он берсерк и охотник до поединков. Никто
здесь не любит его. Он приходил сюда и сватался к моей дочери, но мы не
стали долго разговаривать и отказали ему. Тогда он вызвал Фридгейра,
моего сына, на поединок, и завтра они должны драться с ним на острове,
который зовется Вёрль. И я хотела бы, Эгиль, чтобы ты поехал на этот
остров с Фридгейром. Если бы Аринбьёрн был здесь, уж верно нам не
пришлось бы терпеть обид от таких людей, как Льот.
— Уже ради Аринбьёрна, родича твоего, хозяйка, я должен поехать с Фридгейром, если он думает, что это поможет ему.
— Вот это хорошо с твоей стороны, — сказала Гюда. — А теперь пойдем в дом и проведем этот день вместе.
Эгиль и его спутники вошли в дом и стали пировать. Они просидели
целый день, а вечером пришли друзья Фридгейра, которые решили ехать с
ним, и к ночи там собралось множество людей. Пир шел горой.
На другой день Фридгейр отправился в путь, и с ним много народу. Был
среди них и Эгиль. Погода была хорошей, они отплыли и прибыли на остров
Вёрль. У самого моря была там прекрасная поляна, где должен был
состояться поединок. Место поединка было обозначено камнями, положенными
вокруг.
Наконец приехал Льот со своими людьми. Он приготовился к бою. У него
были щит и меч. Льот был очень велик ростом и силен, и когда он вступил
на поле боя, ярость берсерка обуяла его. Он стал злобно выть и кусать
свой щит. Фридгейр был невелик ростом, худощав, красив и не силен. Он
никогда еще не был в бою. Эгиль, когда увидел Льота, сказал вису:
Фридгейр плох для битвы.
Воины! За мною!
Не получит деву
Тот, кто боя ищет,
Щит кусает, жертвы
Всем богам приносит,
Сам же смотрит в страхе,
Смерть свою почуяв.
Льот увидал Эгиля, услышал его слова и сказал:
— Иди-ка сюда, богатырь, и дерись со мной, если ты так этого хочешь.
Померяемся с тобой силами. Это будет справедливее, чем драться мне с
Фридгейром: если я уложу его на месте, мне славы не прибавится.
Тогда Эгиль сказал:
Льоту не откажем
В этой скромной просьбе.
С бледным воином славно
Я мечом поиграю.
К битве приготовлюсь —
Нет ему пощады.
Я ему сегодня
Спор щитов устрою.
Затем Эгиль приготовился к бою с Льотом. У него был щит, которым он
обычно пользовался. На поясе у него был меч, который он называл Ехидна, а
в руке он держал меч Драгвандиль. Он вступил на площадку для поединка,
но Льот не был еще готов. Эгиль взмахнул мечом и сказал:
Меч вздымаю светлый,
В щит клинком врубаюсь.
Я мечу готовлю
Пробу кровью Льота.
С жизнью распростится
Бледный этот воин,
И орлов на падаль
Будет звать железо.
Тогда Льот вышел на поле боя. Они бросились навстречу друг другу, и
Эгиль ударил Льота мечом, но тот закрылся щитом. Эгиль наносил удар за
ударом, так что Льот не успевал отвечать на них.
Он отпрыгнул, чтобы размахнуться, но Эгиль сразу же бросился за ним и
стал рубить изо всей силы. Льот перепрыгнул камни, которыми было
огорожено место поединка, и бегал по поляне. Так прошла первая схватка.
Льот попросил передышки, и Эгиль согласился. Они расположились
отдохнуть. Тогда Эгиль сказал:
Пламени потока
Щедрый расточитель!
Дрогнул он, как видно,
Оробел трусливый.
Воин, в битве медлящий,
Устоять не может.
Злой бежит с поляны,
Плешь мою завидя.
В то время был такой закон, что если кто-нибудь вызывает человека на
поединок и побеждает, то он должен получить свою долю победителя,
оговоренную заранее. Если же он терпит поражение, то платит сам. А если
он погибает в бою, то лишается всего своего имущества, и наследство
получает тот, кто убил его в поединке. И был еще закон, что если в
поединке убивали чужеземца, у которого не было наследников в Норвегии,
то его наследство доставалось конунгу.
Эгиль попросил Льота приготовиться.
— Я хочу, — сказал он, — чтобы мы покончили с этим поединком.
Затем он бросился к Льоту и стал наносить ему удары. Он подступил так
близко к Льоту, что тот отпрянул, и его щит отлетел. Тогда Эгиль нанес
удар Льоту, попал выше колена и отрубил ему ногу. Льот упал и вскоре
умер. Эгиль подошел к тому месту, где стояли Фридгейр и его люди. Они
очень благодарили его. Тогда Эгиль сказал:
Пал людей убийца,
Много зла творивший.
Льота скальд прикончил, —
Фридгейр, будь спокоен.
Платы мне не надо,
Пламя вод дающий.
Копий стук люблю я,
Тешусь их игрою.
Большинство людей совсем не жалели о Льоте, потому что он был очень
буйным человеком. Он был шведом по происхождению и не имел родичей здесь
в стране. Он приехал сюда и разбогател, убив многих честных бондов на
поединках из-за их земель и добра. Таким образом он собрал много земель и
всякого добра. Эгиль поехал домой с Фридгейром. Там он пробыл еще
немного, прежде чем поехать на юг, в Мёри. Эгиль и Фридгейр расстались
большими друзьями. Эгиль предложил Фридгейру забрать те земли, которыми
раньше владел Льот. Потом он поехал своей дорогой и прибыл в Фирдир.
Оттуда он направился в Cora — к Торду, в Аурланд. Там его приняли
хорошо. Эгиль изложил Торду свое дело и передал слова конунга Хакона.
Торд выслушал его и обещал ему свою помощь. Этой весной Эгиль долго
пробыл у Торда.
LXV
Эгиль отправился своим путем на юг, в Хёрдаланд. Он плыл на гребном
судне с тремя десятками гребцов. Однажды они подошли к Аску на острове
Фенхринг. Эгиль сошел на берег с двадцатью гребцами, а десять остались у
корабля. Атли Короткий был там, и с ним несколько человек. Эгиль велел
вызвать его и сказать, что у Эгиля, сына Скаллагрима, есть к нему дело.
Атли схватил оружие, взял с собой всех годных для боя людей, и они вышли
к Эгилю. Эгиль сказал:
— Мне говорили, Атли, что ты управляешь добром, которое по праву
принадлежит мне и жене моей Асгерд. Ты, наверно, слышал, что я добиваюсь
наследства Бьёрна Свободного, которое Берг-Энунд, твой брат, не отдал
мне. Теперь я пришел затем, чтобы осмотреть все это имущество, земли и
прочее добро и потребовать, чтобы ты отступился от него и отдал мне.
Атли ответил:
— Мы давно уже слышали, Эгиль, что ты заносчивый человек, а теперь
мне приходится и самому убедиться в этом, раз ты домогаешься у меня того
добра, которое конунг Эйрик присудил моему брату Энунду. Конунг Эйрик
судил и правил тогда здесь в стране. Я думал, Эгиль, что ты приехал сюда
заплатить виру за моих братьев, убитых тобою, и возместить грабеж,
который ты учинил здесь, на Аске. Поступи ты так, я бы стал с тобой
разговаривать, а пока что я ничего не могу тебе ответить.
— Я хочу, — сказал Эгиль, — предложить тебе то, что я предлагал
Энунду: чтобы наше дело решал Гулатинг. А твои братья не заслуживают
виры, потому что они были убиты за преступления: они лишили меня закона и
права здесь в стране и силой отняли мое добро. У меня есть разрешение
конунга искать защиты закона в этом деле. Я вызываю тебя на Гулатинг,
там вынесут решение по закону!
— Я приду на Гулатинг, — сказал Атли, — и там мы поговорим об этом деле.
После этого Эгиль уехал со своими людьми. Он поехал на север, в Cora,
в Аурланд, к своему родичу Торду. Там он пробыл до начала Гулатинга.
А когда люди собрались на тинг, Эгиль тоже приехал. Явился туда и
Атли Короткий. Они изложили свое дело и защищали его перед теми, кто
должен был решать. Эгиль требовал возврата имущества, а Атли оспаривал
его право на это перед законом и предлагал двенадцать поручителей в том,
что Эгилю не принадлежало то, чего он домогался. Но когда Атли явился
на суд со своими поручителями, навстречу ему выступил Эгиль и сказал,
что ему не нужны клятвы вместо имущества.
— Я предлагаю другой закон, а именно — биться на поединке здесь, на тинге, и пусть тот получит добро, кто победит.
Предложение Эгиля было законным и обычным в прежние времена. Каждый
имел тогда право вызвать другого на поединок, будь то ответчик или
истец.
Атли сказал, что он согласен на поединок с Эгилем.
— Ты предложил лишь то, что я сам хотел предложить, потому что у меня
есть за что мстить тебе. Ты загубил обоих моих братьев, и я, конечно,
скорее, чем отдать тебе вопреки закону мое добро, буду биться с тобой,
как ты предлагаешь.
Они пожали друг другу руки и договорились, что будут биться на
поединке и что тот, кто победит, получит земли, из-за которых шел спор.
После этого они приготовились к поединку. У Эгиля на голове был шлем, а в
руке — копье. Перед собой он держал щит, а меч Драгвандиль висел у него
на правой руке. Чтобы во время поединка не надо было обнажать меч, было
принято вешать его уже обнаженным на руку, так, чтоб его было легко
достать, когда он понадобится. Атли был вооружен так же, как Эгиль. Он
был человек привычный к поединкам, сильный и смелый.
Привели большого старого быка. Его называли жертвенным животным. Тот,
кто победит, должен был зарезать его. Иногда бывал всего один
жертвенный бык, иногда же каждый из тех, кто выходил на поединок,
приводил по быку.
Когда бойцы приготовились к поединку, они побежали друг другу
навстречу. Сначала они метнули свои копья, но ни одно из них не
вонзилось в щит — оба упали на землю. Тогда оба взялись за мечи, сошлись
и стали рубиться. Атли не отступал. Мощные удары сыпались так часто,
что щиты скоро были изрублены и стали непригодны. Когда Атли увидел это,
он отбросил свой щит, взял меч в обе руки и стал рубить что было силы.
Эгиль нанес ему удар в плечо, но меч не вонзился. Тогда он ударил его
второй раз и третий. Ему легко было выбирать место для своих ударов, так
как Атли не был защищен. Эгиль замахивался мечом изо всей силы, но меч
не вонзался, куда ни попадал.
Видя, что ничего так не выйдет, ибо и его щит тоже пришел в
негодность, Эгиль бросил меч и щит, кинулся на Атли и обхватил его.
Здесь сказалось неравенство сил, и Атли упал на спину, а Эгиль
наклонился над ним и перекусил ему горло. Так Атли расстался с жизнью, а
Эгиль быстро вскочил и побежал туда, где стоял жертвенный бык. Он
схватил его одной рукой за морду, другой за рог, перевернул вверх ногами
и сломал ему шею. Потом он пошел туда, где стояли его люди. Он сказал:
Меч мой закаленный
От щита отпрянул, —
Атли Короткий сделал
Сталь клинка тупою.
Воина болтливого
Сокрушил я все же,
И не жаль зубов мне
Для такой победы.
Теперь Эгиль получил все владения, которых добивался и которые, как
он говорил, его жена Асгерд получила в наследство от своего отца. Больше
об этом тинге ничего не рассказывается.
Эгиль поехал сначала в Согн и вступил во владение теми землями, которые он получил в собственность.
Он долго жил там в эту весну, а потом уехал со своими людьми на
восток — в Вик. Он отправился к Торстейну и жил некоторое время у него.
LXVI
Летом Эгиль снарядил свой корабль и, когда собрался, отплыл. Он
направился в Исландию. Плавание было спокойным. Он вошел в Боргарфьорд и
пристал к берегу недалеко от своего двора. Грузы он велел перенести
домой, а корабль втащить на берег. Эту зиму Эгиль провел у себя дома.
Эгиль добыл на чужбине много добра. Он стал очень богатым человеком. У
него было обширное хозяйство. Он не любил вмешиваться в чужие дела и,
пока жил здесь в стране, никому не сделал ничего плохого. И люди тоже не
трогали того, что принадлежало ему. Так Эгиль жил у себя дома немало
зим.
Детей Эгиля и Асгерд звали так: старшего сына — Бёдвар, второго —
Гуннар, дочерей — Торгерд и Бера, самого младшего — Торстейн. Все дети
Эгиля были очень понятливы и подавали большие надежды. Старшею из детей
была Торгерд. Второй была Бера.
LXVII
С востока из-за моря дошли до Эгиля вести о том, что Эйрик Кровавая
Секира погиб в викингском походе на запад, а Гуннхильд и ее сыновья
поехали на юг — в Данию. Покинула Англию и вся дружина, которая
последовала за Эйриком туда. Аринбьёрн вернулся тогда в Норвегию. Он
получил свои прежние доходы и владения и был в большой дружбе с
конунгом.
Эгилю захотелось тогда поехать в Норвегию. Он получил также известие о
том, что конунг Адальстейн умер. Англией в то время правил его брат
Ятмунд19.
Эгиль снарядил свой корабль и набрал гребцов. Ведал сборами Энунд
Сьони, сын Ани из Анабрекки. Энунд был высок и силен, сильнее всех в
дружине. Многие говорили, что он оборотень. Он много раз плавал в чужие
страны. Энунд был немного старше Эгиля. Они были давно друзьями.
Когда Эгиль снарядился в путь, он вышел в море. Плавание было
спокойным. Они подошли к середине Норвегии. Когда они увидели берег, то
направились в Фирдир. Они получили вести с берега, им сообщали, что
Аринбьёрн дома, в своей вотчине. Тогда Эгиль направил свой корабль в
бухту недалеко от его двора. Потом он поехал к Аринбьёрну, и их встреча
была очень радостной. Аринбьёрн просил Эгиля погостить у него с теми из
спутников, кого он хотел бы оставить с собой. Эгиль согласился и велел
втащить корабль на берег, а гребцы нашли себе пристанище. Сам он поехал к
Аринбьёрну, и с ним одиннадцать человек. Еще раньше он велел изготовить
великолепный корабельный парус. Он поднес Аринбьёрну этот парус и еще
много других подарков. Эгиль прожил здесь зиму, окруженный почетом.
Этой же зимой Эгиль поехал на юг, в Согн, за податью со своих земель. Там он пробыл долго, а потом поехал на север, в Фирдир.
У Аринбьёрна праздновали йоль. Аринбьёрн созвал на него своих друзей и
окрестных бондов. Там собралось очень много народа, и было богатое
угощение. Аринбьёрн подарил Эгилю по случаю йоля длинное одеяние, сшитое
из шелка, с золотой каймой и золотыми пуговицами спереди до самого
низа. Аринбьёрн велел сделать это одеяние по росту Эгиля. Еще он подарил
ему полный наряд, сшитый на йоль. Он был скроен из пестрой английской
ткани. Аринбьёрн оделил всевозможными дружескими подарками своих гостей,
так как он был очень щедрым и достойным человеком.
Тогда Эгиль сочинил вису:
Муж достойный отдал
Свой наряд богатый.
Никогда не встречу
Преданнее друга.
Дорогим подарком
Наделил меня он.
Не найду того я,
Кто бы с ним сравнился.
LXVIII
Эгиль был очень не в духе после йоля, настолько, что не говорил ни
слова. И когда Аринбьёрн увидел это, он заговорил с Эгилем и спросил
его, отчего им овладела такая печаль.
— Я хочу, — сказал он, — чтобы ты поведал мне, болен ли ты или что
другое случилось с тобой. Мы тогда найдем средство помочь тебе.
Эгиль отвечает:
— Не болезнь меня мучит, но забота о том, как получить добро, которое
я добыл себе, убив Льота Бледного на севере, в Мёри. Мне сказали, что
управители конунга забрали все это добро и передали его в собственность
конунга. Теперь мне была бы нужна твоя помощь, чтобы получить это добро.
Аринбьёрн сказал:
— Я думаю, что это не против законов, чтобы ты получил это добро, но
мне кажется, что оно попало в крепкие руки. К конунгу во двор широкий
вход, но выход оттуда узкий. Было у нас уже много трудных тяжб о
возврате добра с людьми, более могущественными, чем мы. И тогда конунг
больше доверял мне, чем теперь, потому что теперь моя дружба с конунгом
Хаконом невелика, хотя мне и приходится поступать так, как говорит
древняя пословица: надо беречь тот дуб, под которым строишь жилье.
— Я думаю, — говорит Эгиль, — что если закон на нашей стороне, то
надо попытаться. Возможно, что конунг поддержит нас, так как мне
говорили, что он человек справедливый и строго соблюдает законы, которые
вводит в стране. Я полагаю, что мне надо поехать к конунгу и попытаться
уладить с ним это дело.
Аринбьёрн отвечает, что ему это не по душе.
— Мне кажется, Эгиль, — говорит он, — что трудно будет твой пыл и
твою смелость привести в согласие с характером конунга и его
могуществом. Я думаю, что он тебе не друг и что у него есть на то
причины. Я хотел бы, чтоб мы лучше оставили это дело и больше не брались
за него. Но если ты, Эгиль, настаиваешь на своем, то уж лучше я сам
поеду к конунгу с этим делом.
Эгиль отвечает, что он очень благодарен и что он очень хотел бы этого.
Хакон жил тогда в Рогаланде, а иногда в Хёрдаланде. Встретиться с ним
было нетрудно. Вскоре после того разговора Аринбьёрн собрался в дорогу.
Он объявил своим людям, что отправляется к конунгу, и посадил своих
людей на двадцативесельное судно, которое у него было. Эгиль должен был
остаться дома. Аринбьёрн не хотел, чтобы он ехал.
Снарядившись в путь, Аринбьёрн вышел в море. Плавание было спокойным.
Он явился к конунгу Хакону и встретил хороший прием. Прожив там
некоторое время, он изложил конунгу свое дело и сказал, что Эгиль, сын
Скаллагрима, приехал в страну и думает, что должен получить все то
добро, которым ранее владел Льот Бледный.
— Нам сказали, конунг, что закон на стороне Эгиля, но ваши управители
забрали все добро и передали в вашу собственность. Я хочу просить вас о
том, государь, чтобы Эгиль получил свое, согласно законам.
Конунг не сразу ответил на его речь.
— Я не знаю, — сказал он, — почему ты выступаешь от имени Эгиля в
этом деле. Он уже был у меня однажды, и я сказал ему, что я не хочу,
чтобы он был здесь в стране по причине, которая вам давно известна.
Эгиль не должен предъявлять мне такие требования, как раньше брату моему
Эйрику. А тебе, Аринбьёрн, надо сказать, что ты только тогда сможешь
оставаться здесь в стране, если не будешь ценить иноземцев больше, чем
меня или мои слова. Я ведь знаю, что мысли твои там, где сын Эйрика
Харальд, твой воспитанник, и самое лучшее для тебя — уехать к нему и его
братьям и остаться с ними. У меня есть большое подозрение, что такие
люди, как ты, будут мне плохой помощью, если дело дойдет до ссоры с
сыновьями Эйрика.
Поскольку конунг принял его речь так плохо, Аринбьёрн увидел, что
вести дело дальше бесполезно. Он собрался в обратный путь. Конунг был с
ним очень неприветлив и неласков после того, как узнал, с чем он
приехал. Но Аринбьёрн не стал унижаться перед конунгом. Так они и
расстались.
Аринбьёрн поехал домой и рассказал Эгилю о своей неудаче.
— Я больше не стану, — сказал он, — обращаться с такими делами к конунгу.
Эгиль был очень опечален, он считал, что у него несправедливо отнято много добра.
Несколько дней спустя, рано утром, когда Аринбьёрн был в своем доме —
там было тогда мало народу, — он послал человека за Эгилем и, когда тот
пришел, велел открыть сундук, достал оттуда сорок марок серебра и
сказал так:
— Это серебро я даю тебе, Эгиль, за те земли, которыми владел Льот
Бледный. Я нахожу справедливым, чтобы ты получил эту плату от меня и
родителей Фридгейра за то, что ты спас его жизнь от Льота. Я знаю, что
ты сделал это для меня. Я в долгу перед тобой. Я ведь допустил, чтобы
тебя обидели.
Эгиль взял деньги и поблагодарил Аринбьёрна. Он снова стал весел и доволен.
LXIX
Эту зиму Аринбьёрн провел дома, а потом, весной, он объявил, что
хочет отправиться в викингский поход. У Аринбьёрна были хорошие корабли.
Весною он приготовил три больших боевых корабля. У него было тридцать
дюжин человек. На свой корабль он взял своих домочадцев. Это были
отличные воины. С ним отправились также многие сыновья бондов. Эгиль
решил поехать вместе с ним. Он начальствовал на одном корабле, и с ним
поехали многие из тех спутников, которых он взял с собой из Исландии. А
торговый корабль, на котором он приехал из Исландии, Эгиль отправил на
восток, в Вик. Он нанял людей, чтобы они поехали с его товарами. А сами
они с Аринбьёрном направили боевые корабли к югу, вдоль берега. Потом
они направились со своим войском на юг, в страну саксов. Там они
провоевали все лето и добыли себе много добра. Осенью они пустились
снова на север и остановились около страны фризов.
Однажды ночью, в тихую погоду, они вошли в какую-то реку, потому что
не было бухт, удобных для причала, и отлив обнажил берега. Кругом была
широкая равнина, и недалеко — лес. Поля были мокрые, потому что шел
сильный дождь. Тогда они решили сойти на берег, а треть войска оставили
охранять корабли. Они пошли вверх по реке, между нею и лесом. Скоро
перед ними открылось селение. Здесь жило много бондов. Увидев войско,
они со всех ног пустились бежать из деревни в глубь страны. Викинги
бросились за ними. Дальше было второе селение и еще одно. Когда они
подходили, весь народ бежал оттуда.
Кругом была плоская и широкая равнина. В земле были вырыты рвы, и в
них стояла вода. Так здесь огораживали свои поля и луга. В некоторых
местах рвы были укреплены большими сваями. Для проезда были мосты —
через рвы лежали бревна. Все жители селений убежали в лес.
Когда же викинги отошли подальше от берега, фризы собрались в лесу, и
так как их было больше тридцати дюжин человек, они вышли навстречу
викингам и вступили с ними в бой. Это была жестокая битва. Она кончилась
тем, что фризы бежали, а викинги преследовали бегущих. Убегая, поселяне
широко рассеялись. То же случилось и с теми, кто их преследовал. Лишь
немногие из них держались вместе. Эгиль преследовал фризов, и с ним
несколько человек. А убегавших было очень много. Фризы добежали до
какого-то рва и перебрались через него. Потом они убрали мост. И тут же к
этому рву с другой стороны подбежал Эгиль со своими людьми. Эгиль
бросился и перепрыгнул ров, но остальные так не могли. Никто даже и не
пытался прыгнуть. И когда фризы увидели это, они напали на Эгиля, но он
отбился. На него кинулись еще одиннадцать человек, но бой кончился тем,
что он уложил их всех. После этого Эгиль положил мост на место и перешел
ров обратное Тут он увидел, что все их войско повернуло к кораблям.
Эгиль был тогда у самого леса. Он двинулся вперед к кораблям вдоль леса,
так, чтобы скрыться в лесу, если понадобится.
Викинги добыли там много добра и скота, и когда они вернулись к
кораблям, одни стали резать скот, другие тащили свое добро на корабли, а
третьи стояли на берегу, закрывшись щитами и образуя заслон, потому что
фризы подошли в большом числе и стреляли в викингов. Это было их второе
войско.
Когда Эгиль вышел на берег и увидел, в чем дело, он со всех ног
побежал туда, где толпой стояли фризы. Он держал копье наперевес двумя
руками, а щит отбросил назад. Эгиль разил копьем и валил всех, кто стоял
перед ним, и таким образом расчистил себе проход сквозь войско. Так он
пробился к своим. Они думали, что он вернулся из преисподней.
Потом они поднялись на свои корабли и отчалили. Теперь они
направились в Данию. Когда они пришли в Лимфьорд и встали около Хальса,
Аринбьёрн созвал своих людей на совет и рассказал им, что он задумал.
— Теперь, — сказал он, — я должен отправиться к сыновьям Эйрика с
теми из вас, кто захочет последовать за мной. Я узнал нынче, что они
здесь, в Дании, с большим войском и что летом они в походах, а зимой
здесь, в Дании. Я отпускаю в Норвегию всех, кто больше хочет вернуться
туда, чем следовать за мной. Тебе же, Эгиль, по-моему, надо, когда мы
расстанемся, вернуться в Норвегию, а оттуда поскорее ехать в Исландию.
Затем люди разделились по кораблям. К Эгилю пошли те, кто хотел плыть
назад, в Норвегию, но большинство последовало за Аринбьёрном. Аринбьёрн
и Эгиль расстались друзьями.
Аринбьёрн отправился к сыновьям Эйрика, в дружину Харальда Серая
Шкура, своего воспитанника, и оставался с ним, пока они оба были живы.
Эгиль же поплыл на север, в Вик, и вошел в Ослофьорд. Там стоял его
торговый корабль, который он весной отправил на юг. Здесь были и товары
его, и люди, которые сопровождали корабль. Торстейн, сын Торы, приехал к
Эгилю и предложил ему провести у него зиму со всеми теми людьми, кого
он хотел бы взять с собой. Эгиль принял приглашение, велел втащить
корабль на берег и отвезти грузы в надежное место. А люди, которые с ним
были, частью остались там, а частью поехали на север, по своим домам.
Эгиль отправился к Торстейну, и с ним было десять или двадцать человек.
Эгиль прожил там зиму в полном довольстве.
LXX
Конунг Харальд Прекрасноволосый подчинил себе на востоке Вермаланд.
Вермаланд был впервые завоеван Олавом Лесорубом, отцом Хальвдана Белая
Кость, который первым в их роде был конунгом в Норвегии. А Харальд стал
конунгом по наследству. Все его предки владели Вермаландом, собирали там
дань, а своих людей посылали управлять страной.
Когда конунг Харальд состарился, Вермаландом правил ярл по имени
Арнвид. Как и во многих других местах, налоги там стали собираться хуже,
чем в лучшую пору жизни конунга, и так же было, когда сыновья Харальда
боролись между собой за власть в Норвегии. Тогда обращали мало внимания
на подвластные страны, которые были далеко.
Но когда Хакон добился мира, он стал думать о всех владениях, которые
принадлежали его отцу Харальду. Он послал людей на восток, в Вермаланд.
Их было двенадцать человек. Они получили у ярла дань. Но когда они
ехали обратно через лес Эйдаског, на них напали разбойники и убили их
всех. То же случилось с другими посланцами конунга Хакона в Вермаланд.
Людей этих убили, а дань пропала. Поговаривали тогда, что ярл Арнвид сам
подсылал своих людей, чтобы они убивали посланцев конунга, а дань
привозили ему обратно.
И вот конунг Хакон посылает людей в третий раз. Он был тогда в
Трандхейме, а они должны были поехать в Вик к Торстейну, сыну Торы, и
передать ему, что он должен ехать на восток, в Вермаланд, чтоб собрать
для конунга дань. В противном случае ему пришлось бы покинуть страну,
так как конунг узнал, что Аринбьёрн, его дядя по матери, приехал в Данию
к сыновьям Эйрика, а также, что у них были большие дружины, с которыми
они ходили летом в викинг-ские походы. Конунгу Хакону все это казалось
подозрительным. Он ожидал, что сыновья Эйрика начнут войну, как только
наберут достаточно сил для восстания против него. Поэтому он преследовал
всех родичей Аринбьёрна, его друзей и близких, многих из них изгнал из
страны или учинил над ними другие насилия. По той же причине он и
поставил Торстейна перед таким выбором.
Тот человек, который привез Торстейну это известие, побывал во всех
странах, подолгу жил и в Дании, и в Швеции. Все было там ему знакомо, и
места, и люди. Много где бывал он и в Норвегии. И когда он передал
поручение конунга Торстейну, сыну Торы, Торстейн рассказал Эгилю, с
каким поручением приехали эти люди, и спросил, что им ответить. Эгиль
сказал:
— Из этого поручения ясно видно, что конунг хочет удалить тебя из
страны, как и других родичей Аринбьёрна. Я считаю это поручение
гибельным для тебя, такого знатного человека. Мой совет тебе —
поговорить с людьми конунга, и я хочу быть при вашем разговоре.
Посмотрим тогда, что выйдет.
Торстейн сделал, как Эгиль сказал. Он вызвал их на разговор.
Посланные изложили свое поручение и передали слова конунга о том, что
Торстейн должен отправиться в эту поездку, или будет изгнан из Норвегии.
Тогда Эгиль сказал:
— Я хорошо вижу, в чем дело. Если Торстейн не захочет ехать, то ехать за данью придется вам.
Посланные сказали, что он прав.
— Торстейн не поедет, потому что он, такой знатный человек, совсем не
обязан браться за дело, которое не принесет ему славы. Но он охотно
сделает то, что он обязан, — последует за конунгом повсюду, внутри и вне
страны, если конунг потребует этого. А если вам нужны люди для этой
поездки, то они будут вам даны, а также все, что бы вы ни попросили у
Торстейна на дорогу.
Тогда посланные посоветовались между собой и решили, что они приняли бы это условие, если бы Эгиль поехал с ними.
— Конунг, — решили они, — очень не любит его и наша поездка покажется
ему удачной, если нам удастся сделать так, что Эгиль будет убит. Пусть
он тогда изгоняет Торстейна из страны, если ему угодно.
И они сказали Торстейну, что они были бы согласны, если бы Эгиль поехал, а Торстейн может тогда остаться дома.
— Мне надо, — сказал Эгиль, — избавить Торстейна от этой поездки. Но сколько человек, по-вашему, нужно взять отсюда?
— Нас всего восемь, — сказали они, — мы хотим, чтобы отсюда поехало еще четверо. Тогда нас будет двенадцать.
Эгиль сказал, что так оно и будет.
Энунд Сьони и несколько спутников Эгиля еще до этого разговора
поехали к морю присмотреть за кораблем и теми товарами, которые они
осенью оставили там на хранение. Они еще не вернулись. Эгиль был очень
недоволен этим, потому что люди конунга торопили его в дорогу и не
хотели ждать.
LXXI
Эгиль собрался в путь, и с ним трое из его спутников. У них были
лошади и сани, как и у людей конунга. Лежал глубокий снег, и все дороги
были заметены. Снарядившись, они пустились в путь и направились в глубь
страны. Когда они достигли Эйда, то там за одну ночь выпало столько
снегу, что дороги не было видно. На следующий день они поехали медленно,
потому что, съехав с дороги, можно было сразу увязнуть в снегу с
головой. На исходе дня они остановились и покормили лошадей недалеко от
покрытой лесом горы.
Люди конунга сказали Эгилю:
— Здесь наши дороги расходятся. Там, под горой, живет бонд по имени
Арнальд, наш друг. Мы все поедем туда ночевать, а вам надо ехать на
гору. Когда вы переберетесь через нее, перед вами сразу окажется большой
двор, и там вам будет хороший ночлег. Там живет очень богатый человек
по имени Армод Борода. А рано утром мы встретимся и на следующий вечер
подъедем к Эйдаскогу. Там живет достойный бонд по имени Торфинн.
На этом они расстались. Эгиль и его люди поехали на гору, а о людях
конунга надо сказать, что как только Эгиль и его спутники скрылись из
виду, они взяли лыжи, которые у них были, и надели их. Затем они
пустились назад что было силы. Они мчались ночь и день, добрались до
Уппланда, а оттуда пустились на север через Доврафьялль. Они не
отдыхали, пока не явились к конунгу Хакону и не рассказали ему про свою
поездку.
К вечеру Эгиль и его спутники добрались до вершины горы. Короче всего
будет сказать, что они сбились с дороги. Шел густой снег. Лошади тонули
в снегу через каждый шаг, так что их приходилось вытаскивать. Тут были
крутые склоны и заросли кустарника, и пробираться было очень тяжело.
Лошади часто останавливались, а людям было еще тяжелее. Они очень
устали, но все же перебрались через гору и увидели перед собой большой
двор. Они пошли туда.
Когда они вошли за ограду, то увидели возле дома людей. Это был Армод
и его люди. Они разговорились и спросили друг друга о новостях. И когда
Армод узнал, что их послал конунг, он предложил им ночлег. Они приняли
его приглашение. Люди Армода увели их лошадей и убрали сбрую, а хозяин
предложил Эгилю пройти в дом, и они пошли туда.
Армод посадил Эгиля на второе почетное сиденье, а его спутников
рядом. Они много рассказывали о том, с каким трудом им пришлось ехать
вечером. Людей Армода очень удивляло, как они добрались сюда, и они
говорили, что никто не смог бы проехать тут, даже если бы не было снега.
Тогда Армод сказал:
— Не кажется ли вам, что всего лучше будет, если поставят столы и
подадут ужин, а потом вы пойдете спать? Так вы бы лучше всего отдохнули.
— Хорошо бы, — ответил Эгиль.
Тогда Армод велел поставить для них столы, и на них — большие
деревянные миски, полные кислого молока. Армод сказал, что жаль — нет
браги, и он не может их угостить. Эгиль и его товарищи устали от тяжелой
дороги и очень хотели пить. Они взяли миски и жадно выпили кислое
молоко, а Эгиль пил больше всех. Ничего другого не было подано.
В доме было много домочадцев. Хозяйка дома сидела на женской скамье, и
с нею несколько женщин. Дочь бонда была на полу у очага. Ей было десять
или одиннадцать лет. Хозяйка подозвала ее к себе и сказала ей что-то на
ухо. Тогда девочка подбежала к столу, за которым сидел Эгиль. Она
сказала:
Мать меня послала,
Приказав промолвить,
Чтобы осторожным
Был ты, Эгиль, нынче.
И еще сказала:
Приготовься — скоро
Мы еду другую
Для гостей поставим.
Армод ударил девочку и велел ей молчать:
— Ты всегда болтаешь что не надо!
Девочка ушла прочь, а Эгиль поставил миску с кислым молоком на стол.
Она была почти пустая. Миски у них взяли и унесли. Теперь и все
домочадцы заняли свои места, и были расставлены столы и принесена еда.
Сначала принесли мясное и подали Эгилю, как и другим. Потом была подана
брага. Это был очень крепкий напиток. Скоро начали пить каждый в
одиночку. Каждый мужчина должен был выпить по рогу. Об Эгиле и его людях
особенно заботились. Они должны были пить, сколько могли вместить.
Эгиль пил очень много, и когда его спутники уже больше не могли пить, он
еще пил то, что они не допили. Так продолжалось до тех пор, пока столы
не вынесли.
Все, кто был там, были совсем пьяны, а Армод всякий раз, когда пил,
говорил: «Я пью за тебя, Эгиль!», и его домочадцы, когда пили, говорили
то же спутникам Эгиля. Одному человеку поручили подносить Эгилю и его
людям каждый раз по полному рогу, и он подзадоривал их, чтоб они пили
быстрей. Эгиль сказал своим спутникам, чтоб они больше не пили, а сам
выпивал за них все.
Эгиль почувствовал тогда, что ему становится нехорошо. Он встал и
пошел прямо туда, где сидел Армод. Он взял его руками за плечи и прижал к
спинке скамьи. Его сильно вырвало прямо в лицо Армоду, в его глаза,
ноздри и рот. Все это потекло тому на грудь. У Армода захватило дыхание,
а когда он снова смог вздохнуть, его тоже вырвало. И все люди Армода,
которые были здесь, сказали, что Эгиль самый жалкий и самый плохой из
людей, потому что он не вышел вон, когда его рвало, и что он не должен
был делать такое при всех в доме во время пира. Эгиль сказал:
— Нельзя упрекать только меня за то, что я делаю то же самое, что и хозяин. Его рвет не меньше, чем меня.
Потом Эгиль пошел на свое место и сел. Он попросил принести себе браги и громко сказал:
Знай, как много съел я.
Сок из щек свидетель,
Что пора в дорогу.
За ночлег иные
Платят и получше.
До нескорой встречи!
Армод бородатый
Гущей весь измазан.
Армод вскочил и выбежал вон, а Эгиль попросил дать ему еще браги.
Тогда хозяйка сказала человеку, которому в этот вечер было поручено
подавать брагу, чтобы он подавал всем вдоволь. Тот взял рог, наполнил
его и поднес Эгилю. Эгиль осушил рог одним глотком. Потом он сказал:
Каждый рог я досуха
Пью, хотя обильно
Мне, певцу, подносит
Влагу рога воин.
Осушаю быстро
Солода потоки,
Пусть хоть до утра мне
Их несут усердно.
Эгиль пил еще некоторое время, осушая каждый рог, который ему
подавали. Но веселья было мало, хотя пили и другие. Наконец Эгиль встал,
и его люди тоже. Они сняли свое оружие со стены, куда его раньше
повесили, и пошли в сарай, где стояли их лошади. Там они легли на солому
и проспали ночь.
LXXII
Утром Эгиль поднялся, как только рассвело. Они собрались и, как
только были готовы, пошли к дому искать Армода. Когда они пришли в
каморку, где спали Армод, его жена и дочь, Эгиль распахнул дверь и
подошел к постели Армода. Он обнажил меч, а другой рукой схватил Армода
за бороду и рванул его к себе. Жена и дочь Армода вскочили и стали
просить Эгиля, чтобы он не убивал его. Эгиль сказал, что ради них
оставит его в живых:
— Вы заслужили это, но его следовало бы убить.
Эгиль сказал:
И жене и дочери
Жизнью ты обязан.
Бог звенящей стали
Нам совсем не страшен.
Не пристало пир твой
Восхвалять и славить, —
Мне он не по нраву.
В дальний путь готов я.
Потом он начисто отрезал Армоду бороду и надавил ему пальцем на глаз
так, что тот вылез на щеку. После этого он вышел к своим спутникам. Они
поехали своим путем и ко времени утренней еды20
добрались до двора Торфинна. Он жил возле леса Эйдас-ког. Они
потребовали еды себе и корму лошадям. Торфинн сказал, что они получат
все это. Тогда Эгиль и его люди вошли в дом. Эгиль спросил, видел ли
Торфинн его спутников:
— Мы уговорились собраться здесь.
Торфинн ответил так:
— Здесь проехало шестеро незадолго до рассвета, и они были вооружены до зубов.
Тогда один из домочадцев Торфинна сказал:
— Я ездил ночью за дровами и встретил дорогой шесть человек. Это были
люди Армода, но до рассвета было еще далеко. Так что я не знаю, были ли
это те же люди, что и те шестеро, о которых ты говоришь.
Торфинн сказал, что люди, которых он встретил, проехали позже, чем его домочадец вернулся с возом дров домой.
Когда Эгиль и его люди сели за еду, Эгиль заметил, что на поперечной
скамье лежит больная женщина. Он спросил Торфинна, кто эта женщина,
которая так страдает. Торфинн ответил, что ее зовут Хельга и что она его
дочь:
— Она уже давно болеет. У неё сильная лихорадка. Она не спит по ночам и стала как помешанная.
— И вы ничего не пробовали, — сказал Эгиль, — против ее болезни?
Торфинн ответил:
— Были вырезаны руны. Здесь неподалеку живет сын одного бонда, он и
сделал это. Но с тех пор ей стало много хуже, чем раньше. Может быть,
ты, Эгиль, можешь помочь чем-нибудь в такой беде?
Эгиль сказал:
— Пожалуй, хуже не станет, если я возьмусь за это.
И когда Эгиль насытился, он подошел к больной и поговорил с ней. Он
попросил приподнять ее со скамьи и подстелить ей чистые одежды. Так и
было сделано. Тогда он обшарил то место, на котором она лежала, и нашел
там китовый ус, на котором были вырезаны руны. Эгиль прочел их,
соскоблил и бросил в огонь. Эгиль сжег весь китовый ус и велел вынести
на воздух те одежды, которые были у нее раньше. Тогда он сказал:
Рун не должен резать
Тот, кто в них не смыслит.
В непонятных знаках
Всякий может сбиться.
Десять знаков тайных
Я прочел и знаю,
Что они причина
Хвори этой долгой.
Эгиль вырезал руны и положил их под подушку на ее ложе. Ей
показалось, будто она проснулась ото сна, и она сказала, что теперь
здорова, хотя и совсем без сил. Ее отец и мать очень обрадовались.
Торфинн предложил Эгилю располагать всем, что ему только нужно было.
LXXIII
Эгиль сказал своим людям, что он хочет отправиться в путь и не
медлить дольше. У Торфинна был сын по имени Хельги. Он был смелый
парень. Отец и сын предложили Эгилю, что проводят его через лес. Они
сказали, что наверняка знают, что Армод Борода послал шесть человек в
засаду в лес, и может оказаться, что в лесу прячется еще больше народу,
на случай, если у первых ничего не выйдет. Торфинн собрался провожать
Эгиля, и с ним было еще трое, и тогда Эгиль сказал вису:
Четверо со мною, —
Знай: на нас, отважных,
Шестеро не смогут
Замахнуться сталью.
Если же нас восемь —
Дюжина не в силах,
Грозно в бой вступая,
Сердце мне встревожить.
Торфинн и его люди решили, что они поедут в лес вместе с Эгилем.
Всего собралось восемь человек. Подъехав к тому месту, где была засада,
они увидели там людей. Но когда люди Армода, сидевшие в засаде, увидели,
что приближаются восемь человек, они не решились напасть и спрятались
дальше в лесу. Эгиль и остальные подошли туда, где была раньше засада, и
увидели, что дело нечисто. Эгиль сказал, что Торфинн и его люди должны
ехать назад, но те хотели ехать дальше. Эгиль воспротивился этому и
просил их вернуться домой. Они так и сделали, и повернули назад, а Эгиль
со своими двинулся вперед, и теперь их было четверо.
Когда день был на исходе, они заметили в лесу шестерых. Им
показалось, что это были люди Армода. Те выскочили и напали на них, но
они отбивались, и схватка кончилась тем, что Эгиль уложил двоих, а
оставшиеся в живых убежали в лес.
Эгиль с товарищами продолжали свой путь, и ничего с ними не
случилось, пока они не вышли из лесу. Здесь, на краю леса, они
остановились у бонда по имени Альв, по прозвищу Богатый. Это был человек
старый и богатый, но странный. Он не терпел у себя домочадцев, кроме
очень немногих. Он принял Эгиля хорошо и был с ним разговорчив. Эгиль
расспрашивал его, что слышно нового, и Альв рассказал ему обо всем. Они
говорили больше всего о ярле и о посланцах норвежского конунга, которые
перед этим проезжали на восток, чтобы собрать дань. Судя по разговору,
Альв не был другом ярлу.
LXXIV
Рано утром Эгиль собрался в дорогу со своими спутниками. При
расставании Эгиль подарил Альву большой мех. Альв с благодарностью
принял подарок.
— Я смогу сделать себе плащ из этого меха, — сказал он и просил Эгиля опять навестить его, когда Эгиль поедет обратно.
Они расстались друзьями, и Эгиль поехал своим путем. К концу дня он
прибыл ко двору ярла Арнвида, и ярл принял его очень хорошо. Его со
спутниками посадили рядом с мужем, сидевшим на почетном сиденье напротив
ярла.
Проведя там ночь, Эгиль и его спутники изложили ярлу свое поручение и
передали ему слова норвежского конунга. Они сказали, что конунг хочет
получить всю дань с Вермаланда, которая осталась неуплаченной с тех пор,
как Арнвид стал там ярлом. Ярл сказал, что он передал всю дань в руки
посланцам конунга.
— И я не знаю, — сказал он, — что они потом сделали с ней: отдали ее
конунгу или бежали с нею из страны. Но раз вы предъявили истинные знаки,
что вас послал конунг, то я соберу всю дань, которая ему причитается, и
передам ее вам в руки. Я не отвечаю, однако, за то, что с вами может
потом случиться.
Эгиль прожил там некоторое время со своими людьми, а перед тем, как
они уехали, ярл передал им дань. Она была частью серебром, частью —
беличьими шкурками. И когда Эгиль и его люди собрались, они пустились в
обратный путь. При расставании Эгиль сказал ярлу:
— Теперь мы отвезем конунгу дань, которую получили, но ты должен
знать, ярл, что здесь гораздо меньше, чем конунг рассчитывал получить, и
ведь сюда не вошла вира за его посланцев, которых, как люди говорят, ты
велел убить.
Ярл отвечал, что это неправда. На этом они расстались.
Когда Эгиль уехал, ярл позвал своих двух братьев, которые оба звались Ульвами. Он сказал им так:
— Я думаю, что этот верзила Эгиль, который здесь у нас только что
был, не принесет нам добра, вернувшись к конунгу, Легко себе
представить, как он будет говорить о нас конунгу, если он посмел в глаза
обвинить нас в таком деле, как убийство людей конунга. Вы должны
поехать за ними и убить их всех, чтоб они не смогли оговорить нас перед
конунгом. По-моему, самое разумное подстеречь их в лесу Эйдаског.
Возьмите с собой столько людей, сколько нужно, чтобы ни один из них не
ушел и чтобы вы сами не потерпели от них урона.
Братья снарядились в дорогу, и с ними тридцать человек. Они поехали в
лес, где знали каждую тропинку. Их разведчики следили за Эгилем. Через
лес вели две дороги. Одна из них шла через гору по крутому склону и была
такой узкой, что двое не могли ехать рядом по ней. Эта дорога была
более короткой. Другая дорога шла под горой. Там были большие болота,
через которые были положены поваленные деревья. Здесь тоже можно было
ехать только по одному в ряд. У каждой дороги село в засаду по
пятнадцати человек.
LXXV
Эгиль ехал, пока не доехал до двора Альва. Там его хорошо приняли, и
он провел там ночь. Он поднялся до рассвета и собрался в дорогу. Когда
он сидел за утренней едой со своими людьми, вошел Альв. Он сказал:
— Рано собираешься, Эгиль! Я бы посоветовал тебе не спешить так в
дорогу, а действовать осторожно, потому что я думаю, что в лесу вас
подстерегает засада. У меня нет людей, чтобы дать тебе подкрепление, но я
хочу предложить тебе переждать здесь у меня, пока я не скажу тебе, что
можно ехать через лес.
Эгиль ответил:
— Это все только пустые страхи. Я поеду своей дорогой, как собирался раньше.
Он собрался со своими людьми в дорогу, а Альв удерживал его и просил
вернуться, если он увидит, что кто-то проехал до него. Он сказал, что ни
один человек не проехал через лес к западу с тех пор, как Эгиль проехал
на восток.
— Кроме тех, — добавил он, — которые, как я полагаю, хотят на вас напасть.
— Как ты думаешь, сколько там должно быть человек, если это так, как
ты говоришь? — спросил Эгиль. — Нас нелегко одолеть, будь нас даже
меньше.
Альв ответил:
— Я ездил в лес, и мои люди со мной. Мы нашли там следы, и эти следы
вели в глубину леса. Там должно быть много пароду. А если ты не веришь
моим словам, поезжай туда и посмотри на эти следы. Но только вернись
обратно, если убедишься в том, что я сказал правду.
Эгиль поехал, и когда они выехали на дорогу, которая вела в лес, они
увидели следы людей и лошадей. Спутники Эгиля стали говорить, что надо
вернуться.
— Мы поедем вперед, — сказал Эгиль. — Меня не удивляет, что через Эйдаског проехали люди. Ведь это большая дорога.
И они поехали дальше, а след не прерывался, и отпечатков ног было
очень много. А там, где дороги расходились, следы расходились тоже, и их
шло поровну в каждую сторону. Тогда Эгиль сказал:
— Теперь я допускаю, что Альв говорил правду. Нам надо сейчас так
приготовиться, как если бы мы знали, что предстоит встреча с врагами.
Тогда Эгиль и его спутники скинули плащи и верхнюю одежду и положили
все это на сани. У Эгиля в санях был толстый канат, потому что у людей,
которые едут в далекий путь, был обычай иметь с собой запасные канаты на
случай, если понадобится чинить сбрую. Эгиль взял большой плоский
камень и закрыл им грудь и живот. Потом он прикрутил его к себе канатом и
обмотал себя им всего до плеч.
Эйдаског — это такой лес, что с обеих сторон его густая чаща доходит
до самых селений. В середине же его — перелески и кустарник, а местами и
вовсе нет леса. Эгиль и его люди поехали по более короткой дороге,
которая шла через гору. У всех у них были щиты и шлемы, а также оружие,
чтобы рубить и колоть. Эгиль ехал впереди, и когда они доехали до горы,
внизу было мелколесье, а наверху на горе леса не было.
Когда они начали подниматься по крутому склону, из леса выскочили
семь человек, бросились за ними и стали в них стрелять из луков. Эгиль и
его люди повернулись к ним и стали поперек дороги. Тогда сверху со
скалы стали спускаться другие. Они кидали вниз камни, и это было много
опаснее. Тогда Эгиль сказал:
— Отходите вниз и защищайтесь, как только можете, а я поднимусь на скалу.
Они так и сделали. Когда Эгиль поднялся на скалу, перед ним оказались
восемь человек, и все они сразу бросились к нему и напали на него. Об
этой битве нечего рассказывать, кроме того, что он уложил их всех. Потом
он подошел к обрыву и стал бросать вниз камни. Враги перестали
сопротивляться. Три вермаландца были убиты, а четверо ушли в лес. Они
были ранены и ушиблены.
Тогда Эгиль и его люди взяли своих лошадей и поехали вперед, пока не
поднялись на гору. А те вермаландцы, которые ускользнули от них,
рассказали все своим товарищам, сидевшим в засаде у болота. Те
отправились вперед по нижней дороге, чтобы опередить Эгиля на пути.
Тогда Ульв сказал своим товарищам:
— Теперь мы должны действовать хитро и не упустить их. Дело обстоит
так, что та дорога идет по горе, болото же подходит к самой горе. Там
наверху есть скала. Дорога же идет вдоль скалы, и она не шире узкой
тропы. Одни из вас должны отправиться к скале и напасть на них, если они
захотят пройти там. Другие же должны спрятаться здесь в лесу и напасть
на них сзади, когда они покажутся. Надо, чтобы ни один из них не ушел.
Они так и сделали. Ульв пошел вперед к скале, и с ним десять человек.
Эгиль же и его люди ехали своим путем и ничего не знали об этих
замыслах, пока не достигли того места, где дорога становилась узкой. Тут
сзади на них напали вооруженные люди. Эгиль и его товарищи повернулись к
ним лицом и стали защищаться.
Теперь на них напали еще и те, которые были под скалой, и когда Эгиль
увидел это, он кинулся им навстречу. Они недолго сражались, и Эгиль
убил некоторых на дороге, другие же отошли назад, где было ровнее. Эгиль
бросился за ними. Тут пал Ульв. В конце концов Эгиль один убил
одиннадцать человек. Потом он вернулся туда, где его товарищи защищались
против восьми врагов. С обеих сторон были раненые. Когда Эгиль
появился, вермаландцы сразу же убежали. Лес был совсем близко. Пятеро
убежали туда, все сильно израненные, а трое лежали мертвыми. На Эгиле
было много ран, но ни одной тяжелой.
Они пустились в дорогу. Эгиль перевязал раны своим товарищам. Все
раны были не смертельны. Они сели в сани и ехали остаток дня. А те
вермаландцы, которые убежали, взяли своих лошадей и потащились из леса
на восток, к жилью. Там им перевязали раны и дали им провожатых. Так они
приехали к ярлу и рассказали ему о своей неудаче. Они сказали, что оба
Ульва погибли и пятнадцать человек остались лежать мертвыми.
— И только мы пятеро вернулись живыми, и то все раненные и ушибленные.
Ярл спросил, что сталось с Эгилем и его спутниками. Они ответили:
— Мы не знаем точно, насколько они изранены, но они очень смело
нападали на нас. Когда нас было восьмеро, а их четверо, нам пришлось
бежать. Пятеро из нас убежало в лес, а трое погибли, Эгиля же и его
людей мы видели только полными сил.
Ярл сказал, что все это очень плохо.
— Я бы мог примириться с потерей стольких людей, если бы вы убили
этих норвежцев. А сейчас, когда они выйдут из леса на запад и расскажут
норвежскому конунгу, что произошло, надо ждать от него самого худшего.
LXXVI
Эгиль ехал дальше, пока не выбрался из лесу. К вечеру они приехали к
Торфинну и встретили очень хороший прием. Эгилю и его спутникам
перевязали раны. Они пробыли там несколько ночей. Хельга, дочь хозяйки,
уже исцелилась от своего недуга и была на ногах. Она и вся семья
благодарили Эгиля за это. Эгиль и его люди отдохнули там и дали
отдохнуть лошадям.
Тот человек, который вырезал руны Хельге, жил неподалеку. Теперь
стало известно, что он сватался к ней, но Торфинн не захотел ее выдать
за него. Тогда он хотел соблазнить ее, но это ему не удалось. Наконец,
он задумал вырезать ей любовные руны, но не сумел этого сделать и
вырезал ей такие руны, от которых она заболела.
Когда Эгиль был готов к отъезду, Торфинн с сыном поехали проводить
его. Всего их было десять или двенадцать человек. Весь день они ехали
вместе с ними для защиты от Армода и его людей. Но когда стало известно,
что Эгиль и его люди отбились в лесу от превосходящих числом врагов и
победили их, Армод потерял надежду на то, что сможет справиться с
Эгилем. Так он и остался дома со всеми своими людьми.
Эгиль и Торфинн обменялись при расставании подарками и дали обет быть
друзьями. Потом Эгиль и его люди поехали своим путем, и о том, как они
добрались до Торстейна, ничего не рассказывается. Им залечили их раны, и
они прожили там до весны. А Торстейн послал людей к конунгу Хакону,
чтобы отвезти ему дань, собранную Эгилем в Вермаланде. Когда они прибыли
к конунгу, они рассказали ему, что произошло с Эгилем во время его
поездки, и передали ему дань.
Конунг понял теперь, что справедливы были его предположения о том,
что ярл Арнвид оба раза велел убить посланцев, которых конунг посылал на
восток. Конунг сказал, что Торстейн может теперь оставаться в стране и
жить с ним в мире. Посланцы отправились домой и, вернувшись к Торстейну,
рассказали ему, что конунг очень доволен поездкой Эгиля и что Торстейн
может теперь жить в мире с конунгом.
Летом конунг Хакон поехал на восток, в Вик, и оттуда с большим
войском отправился в поход в Вермаланд. Ярл Арнвид бежал, но конунг взял
большой выкуп с бондов, которые, по словам тех людей, которые собирали
дань, были непокорными. Он поставил другого ярла управлять этим краем и
взял заложников от него и от бондов. Потом Хакон двинулся дальше в
западный Гаутланд и покорил его, как рассказывается в саге о нем и в
песнях, которые о нем сложили. В них рассказывается также о том, как он
отправился в Данию и воевал там. Двенадцать кораблей вывел он из строя у
датчан, когда у него было только два своих, а своему племяннику
Трюггви, сыну Олава, он дал тогда звание конунга и власть над восточным
Виком.
Летом Эгиль снарядил торговый корабль и набрал гребцов. А тот боевой
корабль, на котором он осенью приплыл из Дании, он при расставании отдал
Торстейну. Торстейн богато отдарил Эгиля, и они обещали друг другу быть
друзьями. Эгиль послал людей в Аурланд к своему родичу Торду и поручил
ему управлять своими землями в Согне и Хёрдаланде. Он просил Торда
продать эти земли, если бы нашелся покупатель.
Когда Эгиль был готов в путь и подул попутный ветер, он сначала вышел
из Вика, а потом поплыл на север вдоль берегов Норвегии и дальше в
открытое море. Ветер благоприятствовал ему. Эгиль вошел в Боргарфьорд и
направил корабль к берегу, недалеко от своего двора. Он велел перенести
товары домой, а корабль вкатить на берег. Потом он отправился домой, и
люди встретили его очень радостно. Он провел зиму дома.
LXXVII
К тому времени, когда Эгиль возвратился из своей поездки, весь край
был заселен. Первые поселенцы уже все умерли, но их сыновья или внуки
еще там жили.
Кетиль Гува приехал в Исландию, когда страна была сильно заселена.
Первую зиму он пробыл в Гувускаларе (Двор Гувы), на полуострове
Росмхваланес (Моржовый Мыс). Кетиль приехал с запада, из-за моря, из
Ирландии. У него было много рабов-ирландцев. Весь полуостров
Росмхваланес был тогда уже заселен. Поэтому Кетиль отправился на
полуострова к северу оттуда и следующую зиму провел на полуострове
Гувунес (Мыс Гувы), но не поселился там навсегда. Оттуда он поехал на
Боргарфьорд и провел там третью зиму, в том месте, которое позднее
назвали Гувускалар, на реке Гуве, которая впадает в море там, где он
оставил на зиму свой корабль.
Торд, сын Ламби, жил в Ламбастадире. Он был женат, и у него был сын
по имени Ламби. Ламби был тогда уже взрослым и высоким, и сильным для
своих лет. Летом, когда люди поехали на тинг, Ламби поехал тоже. А
Кетиль Гува поехал на запад, в Брейдафьорд (Широкий Фьорд), поискать там
себе жилья. В это время убежали его рабы. Ночью они пришли в
Ламбастадир к Торду, подожгли его дом и сожгли Торда и всех его
домашних. Они разорили его клеть и растащили драгоценности и товары. Все
это они нагрузили на лошадей и потом поехали на полуостров Альфтанес.
На восходе солнца Ламби вернулся домой. Еще ночью он увидел пожар. С
ним было несколько человек. Он сразу же поехал догонять рабов. К нему
присоединились люди из других дворов. Когда рабы заметили погоню, они
пустились бежать и бросили награбленное. Одни убежали в болота, другие
бежали вдоль моря, пока не очутились перед фьордом. Тут Ламби со своими
спутниками догнал их, и они убили одного, которого звали Кори. С тех пор
это место называется Коранес (Полуостров Кори). А Скорри, Тормод и
Сварт прыгнули в море и поплыли от берега. Тогда Ламби и его спутники
взяли лодки и поплыли за ними вдогонку на веслах. Скорри они поймали на
Скоррей (Острове Скорри) и убили его там. Потом они подплыли к островку
Тормодсскер (Островку Тормода) и убили там Тормода. Поэтому островок
этот так и называется. Они поймали там еще нескольких рабов, и по их
именам называются теперь места. Потом Ламби жил в Ламбастадире и был
знатным бондом. Он обладал большой силой, но не был буйным человеком.
Кетиль Гува поехал на запад, в Брейдафьорд, и поселился в
Торскафьорде (Тресковый Фьорд). По его имени долину назвали Гувудаль
(Долина Гувы), а фьорд — Гувуфьорд (Фьорд Гувы). Жену его звали Ири, она
была дочерью Гейрмунда Адская Кожа. Их сына звали Вали.
Жил человек по имени Грим. Он был сыном Свертинга. Он жил в Мосфелле
(Мшистая Гора), ниже пустоши. Он был богат и знатен родом. Его
единоутробную сестру звали Раннвейг, она была женой Тородда, годи в
Эльфусе. Их сын был законоговоритель Скафти. Грим тоже был позже
законоговорителем. Он посватался за Тордис, дочь Торольва, племянницу и
падчерицу Эгиля. Эгиль любил Тордис не меньше, чем своих собственных
детей. Она была очень красивая женщина. Так как Эгиль знал, что Грим —
человек знатный и потому подходящий, чтобы быть ее мужем, они были
помолвлены. Тордис выдали замуж за Грима. Эгиль выделил ей тогда ее
отцовское наследство. Она поехала к Гриму, и оба они долго жили в
Мосфелле.
LXXVIII
Жил человек по имени Олав. Отцом его был Хёскульд, сын Колля из
Долин, а матерью Мелькорка, дочь ирландского короля Мюркьяртана. Олав
жил в Хьярдархольте (Стадный Холм), в долине Лаксдаль (Лососья Долина)
на Брейдафьорде. Олав был очень богат и красив собой. Это был очень
достойный человек. Олав посватался за Торгерд, дочь Эгиля. Торгерд была
девушка красивая, рослая, умная и очень гордая, но всегда спокойная и
покладистая. Эгиль хорошо знал, кто такой Олав, и понимал, что он
достойный жених. Поэтому Торгерд выдали замуж за Олава. Она поехала с
ним в Хьярдархольт. Их детей звали Кьяртан, Торберг, Халльдор, Стейндор,
Турид, Торбьёрг, Бергтора. Бергтора была женою годи Торхалля, сына
Одди. Торбьёрг была сначала женой Асгейра, сына Кнётта, потом —
Вермунда, сына Торгрима. Турид была замужем за Гудмундом, сыном
Сёльмунда, и у них были сыновья Халль и Барди Убийца. Оцур, сын Эйвинда,
брат Тородда из Эльфуса, получил в жены дочь Эгиля, Беру.
Бёдвар, сын Эгиля, был тогда в расцвете юности. Это был
многообещающий юноша, красивый собою, рослый и сильный, такой, каким
были в его годы и Эгиль, и Торольв. Эгиль очень любил его, и Бёдвар тоже
был очень привязан к нему. Однажды летом в реку Хвиту вошел корабль, и
там был большой торг. Эгиль купил там много лесу и велел отвезти его на
корабле домой. Его люди отплыли на корабле с восемью скамьями для
гребцов, который был у Эгиля.
Случилось так, что Бёдвар попросил их взять и его с собой, и они
согласились. Так он поплыл с ними к устью реки Хвиты. Их было шестеро на
судне с восемью скамьями для гребцов. Они собрались плыть домой, но им
мешал вечерний прилив, и так как им пришлось пережидать его, они
отправились только поздно вечером. Тут поднялся очень сильный
юго-западный ветер, а отливное течение шло ему навстречу. Вода бурлила
во фьорде, как это часто бывает там. В конце концов корабль затонул, и
все они погибли.
На другой день волны прибили их тела к берегу, и тело Бёдвара
оказалось у мыса Эйнарснес (Мыс Эйнара). Другие тела отнесло на юг
фьорда, и туда же прибило корабль. Его нашли у скалы Рейкьярхамар (Скала
Дымы).
Эгиль узнал о случившемся в тот же день и сразу поехал разыскивать
тело сына. Он нашел его на берегу. Эгиль поднял его, положил перед собой
и так поехал на мыс Дигранес к могильному холму Скаллагрима. Он велел
раскопать холм и положил Бёдвара рядом со Скаллагримом. После этого холм
был опять засыпан, но не раньше, чем день склонился к вечеру.
Потом Эгиль уехал домой, в Борг. И когда он вернулся, то пошел сразу в
каморку, где он обычно спал. Он лег и задвинул засов. Никто не смел
заговорить с ним. Еще рассказывают, что когда Бёдвара хоронили, Эгиль
был одет так: чулки плотно облегали его ноги, на нем была красная
матерчатая одежда, узкая в верхней части и зашнурованная сбоку. И люди
рассказывают, что он так глубоко вздохнул, что одежда на нем лопнула и
чулки тоже.
Эгиль не отпер двери своей каморки и на другой день и не принимал ни
еды, ни питья. Так пролежал он весь день и следующую ночь. Никто не смел
заговорить с ним.
А на третье утро, когда рассвело, Асгерд велела одному человеку сесть
на коня — тот помчался во весь опор на запад, в Хьярдархольт, — и
рассказать обо всем, что случилось, Торгерд. Было после полудня, когда
он приехал туда. Посланный сказал также, что Асгерд просит ее как можно
скорее приехать в Борг.
Торгерд велела сразу же седлать коня, и с ней поехали двое человек.
Они скакали весь вечер и всю ночь, пока не прибыли в Борг. Торгерд сразу
вошла в дом. Асгерд поздоровалась с ней и спросила, ужинала ли она.
Торгерд громко ответила:
— Я не ужинала и не буду ужинать, пока не попаду к Фрейе. Я намерена
последовать примеру моего отца, я не хочу пережить его и брата.
Она подошла к спальной каморке и крикнула:
— Отец, отопри! Я хочу, чтоб мы оба отправились одним путем.
Эгиль отодвинул засов. Тогда Торгерд вошла и задвинула засов снова.
Она легла на другое ложе, которое там было. Тогда Эгиль сказал:
— Это хорошо, дочь, что ты хочешь последовать за отцом. Большую
любовь выказала ты мне. Что за смысл жить мне дольше с таким горем?
Они молчали некоторое время. Потом Эгиль спросил:
— Что это, дочка? Ты что-то жуешь?
— Я жую водоросль, — сказала она, — потому что, думаю, мне станет хуже от нее. Иначе, боюсь, я проживу слишком долго.
— А разве она вредна? — спросил Эгиль.
— Да, очень, — отвечала она. — Хочешь попробовать?
— Что ж! — сказал Эгиль.
Спустя некоторое время она крикнула, чтобы ей принесли пить. Ей принесли воды. Тогда Эгиль сказал:
— Это всегда так. Когда поешь водоросли, хочется пить без конца.
— Хочешь попить, отец? — спрашивает Торгерд. Он взял рог с питьем и сделал большой глоток. Торгерд сказала:
— Нас обманули, это молоко.
Тогда Эгиль впился зубами в рог, откусил кусок и бросил рог на землю. А Торгерд сказала:
— Что ж нам теперь делать? Наш замысел расстроился. Я все же хотела
бы, отец, продлить нашу жизнь, чтобы ты мог сочинить поминальную песнь
Бёдвару. А я бы вырезала ее рунами на дереве. А потом давай умрем, если
нам покажется, что так надо. Твой сын Торстейн вряд ли сочинит
поминальную песнь Бёдвару, а ведь не подобает оставлять его без
посмертной почести, потому что я думаю, что из нас двоих ни один не
будет сидеть на его тризне.
Эгиль сказал, что и в самом деле едва ли можно надеяться на то, что
Торстейн сумеет сочинить песнь Бёдвару, даже если попытается.
— Так что я попробую сам, — добавил он. У Эгиля был еще один сын, Гуннар, и он тоже недавно умер. Вот начало песни:
Тягостно мне
Неволить язык —
Песню слагать.
Одина мед
Мне не дается.
Трудно слова
Из горла исторгнуть.
Чем далее сочинял, тем более креп Эгиль, и когда песнь была окончена,
он исполнил ее Асгерд, Торгерд и своим домочадцам. Он встал со своего
ложа и сел на почетное сиденье. Эту песнь он назвал «Утрата сыновей».
Потом Эгиль велел справить тризну по своим сыновьям по старому обычаю, а
когда Торгерд уезжала домой, он богато одарил ее на дорогу.
Эгиль долго жил в Борге и состарился там, но не слышно, чтобы он вел
какие-либо тяжбы с кем-либо здесь в стране. Не слышно также, чтобы у
него были поединки или битвы с тех пор, как он навсегда поселился в
Исландии. Люди говорят, что после событий, о которых было рассказано, он
не покидал Исландии. Эгиль не мог жить в Норвегии из-за враждебности
конунгов, о которой уже говорилось. Он жил широко, потому что имел
немало добра. И он был весел и бодр духом.
Конунг Хакон, воспитанник Адальстейна, долго правил Норвегией, но к
концу его жизни в Норвегию пришли сыновья Эйрика и воевали с конунгом
Хаконом за власть. Однако Хакон из всех битв выходил победителем. Их
последняя битва была у Фитьяра на острове Сторд в Хёрдаланде. Конунг
Хакон победил, но был ранен насмерть. Тогда в Норвегии стали править
сыновья Эйрика.
Херсир Аринбьёрн был при Харальде, сыне Эйрика. Он стал его
советником, и Харальд осыпал его почестями. Аринбьёрн был его
военачальником и ведал защитой страны. Аринбьёрн был могучий и привычный
к победам воин. Он получил в управление фюльк Фирдир.
Эгиль, сын Скаллагрима, узнал о том, что в Норвегии стал править
новый конунг, а также то, что Аринбьёрн вернулся в свои владения в
Норвегии и был в большой чести у конунга. Тогда Эгиль сложил в его честь
хвалебную песнь. Эта песнь начинается так:
Песню вождю
Быстро сложил,
Но о скупцах
Петь не хочу.
Вольно пою
Славу вождю,
Где надо лгать —
Я молчалив.
Жил человек по имени Эйнар. Он был сыном Хельги, внуком Оттара,
правнуком Бьёрна Норвежца, который занял землю в Брейдафьорде, и братом
Освивра Мудрого. Уже в раннем возрасте он был рослым, сильным и во всем
искусным человеком. С юности начал он слагать висы и был очень
любознателен.
Однажды летом, на альтинге, Эйнар зашел в палатку Эгиля, сына
Скаллагрима, и они стали беседовать. Вскоре у них зашла речь об
искусстве скальдов, и оба остались довольны этой беседой. После этого
Эйнар привык часто беседовать с Эгилем, и между ними возникла большая
дружба. Эйнар недавно вернулся из поездки в чужие страны. Эгиль много
расспрашивал его о событиях в Норвегии, а также о своих друзьях и тех,
кто, как он думал, ему враг. Он много расспрашивал также о тех, кто
теперь был в силе. А Эйнар расспрашивал Эгиля о его былых походах и о
его подвигах. Такая беседа нравилась Эгилю, и он охотно рассказывал
Эйнару о былом.
Эйнар спросил Эгиля, что было его самым большим подвигом, и просил его рассказать о нем. Тогда Эгиль сказал:
С восьмерыми дрался,
С дюжиною дважды.
Все убиты мною
Волку на добычу.
Бились мы упорно.
На удар ударом
Отвечал клинок мой,
Для щитов опасный.
Расставаясь, Эгиль и Эйнар обещали друг другу быть друзьями. Эйнар
долго пробыл в чужих краях среди знатных людей. Он был щедр, но часто
нуждался. Эйнар был человек храбрый и благородный, и хороший товарищ. Он
был дружинником ярла Хакона, сына Сигурда.
В то время в Норвегии шла война. Ярл Хакон воевал с сыновьями Эйрика:
то ему, то им приходилось оставлять страну. Конунг Харальд, сын Эйрика,
пал в битве у Хальса в Лимфьорде, на юге, в Дании. Его там предали. Ему
пришлось биться с Харальдом, сыном Кнута, которого звали Золотой
Харальд, и с ярлом Хаконом. Тогда пал в битве вместе с конунгом
Харальдом и херсир Аринбьёрн, о котором прежде шла речь. И когда Эгиль
узнал о гибели Аринбьёрна, он сказал:
Меньше стало ныне
Тех, кто блеском моря
Воинов дарили.
За морем едва ли
Щедрые найдутся,
Что мои ладони
Захотят наполнить
Белым снегом тигля.
Скальда Эйнара прозвали Звоном Весов. Он сложил хвалебную песнь в
честь ярла Хакона, которая называется «Недостаток золота». Ярл очень
долго не хотел слушать ее, так как гневался на Эйнара. Тогда Эйнар
сказал:
Эту брагу Одина
Сделал я о конунге.
Он страною правит,
Спать другим позволив.
Верить не могу я,
Что не любит скальдов
Конунг. Я стремился
Здесь его увидеть.
А потом он сказал еще:
Я поеду к ярлу21,
Что мечом усердно
Волчьи стаи кормит.
На корабль пойду я
К Сильвальди, что носит
Щит с узором круглым.
Ран змею сгибающий
Не прогонит скальда.
Ярл не захотел, чтобы Эйнар уехал, и поэтому выслушал песнь. В
награду за песнь он дал Эйнару щит. Это было большое сокровище: на щите
были рисунки из древних сказаний, а между рисунками — золотые блестки и
драгоценные камни.
Эйнар поехал обратно в Исландию, в гости к своему брату Освивру. Но
осенью он уехал оттуда, приехал в Борг и остался гостить там. Эгиля
тогда не было дома. Он поехал недалеко на север, и дома ждали его. Эйнар
ждал его три ночи. Тогда был обычай более трех ночей не гостить. Затем
Эйнар собрался в дорогу, и когда он был готов, он подошел к месту Эгиля и
укрепил над ним тот драгоценный щит, сказав домашним, что он дарит этот
щит Эгилю. После этого он уехал, а в тот же день Эгиль вернулся домой.
Когда он подошел к своему месту, то увидел щит и спросил, кому
принадлежит это сокровище. Ему сказали, что приезжал Эйнар Звон Весов и
подарил ему этот щит. Тогда Эгиль сказал:
— Ничтожнейший из людей! Он думает, что я просижу над щитом всю ночь и
буду сочинять в честь него песнь! Дайте мне коня! Я догоню и убью его!
Эгилю сказали, что Эйнар уехал рано утром.
— Он должен быть уже на западе, в долинах Брейдафьорда.
Тогда Эгиль сложил все же хвалебную песнь, и она начинается так:
Восхвалить хочу я
Щит — подарок добрый,
Славу коня морского.
Щедрый воин в дом мой
Слово прислал привета,
В песнях я искусен,
Пусть услышит каждый
Песню, что сложил я.
Эгиль и Эйнар остались друзьями на всю жизнь, а об этом щите
рассказывают, что Эгиль взял его с собой, когда поехал на одну свадьбу
на север, в Видимюр (Лозняковое Болото), вместе с Торкелем, сыном
Гуннвальда, и сыновьями Бьёрна Красного — Тревилем и Хельги. Там щит
испортился, упав в бочку с кислым молоком. Эгиль велел снять с него
украшения, и в блестках оказалось двенадцать эйриров золота.
LXXIX
Когда Торстейн, сын Эгиля, подрос, он стал очень красивым. Волосы у
него были светлые, а лицо белое. Он был высок и силен, но совсем не
похож на своего отца. Торстейн был умным, мягким, умеренным и спокойным
человеком, Эгиль не очень любил его, и Торстейн не был особенно привязан
к отцу. Но Асгерд очень любила его, и он ее тоже. Эгиль стал теперь
сильно стареть.
Однажды летом, когда Торстейн уехал на альтинг, Эгиль остался дома.
Перед отъездом из дому Торстейн и Асгерд взяли из сундука Эгиля его
шелковое одеяние, подарок Аринбьёрна, и Торстейн поехал в нем на тинг.
Оно волочилось по земле и испачкалось, когда первый раз шли к Скале
Закона. Когда Торстейн вернулся домой, Асгерд уложила одеяние туда, где
оно лежало прежде. Много позднее Эгиль открыл свой сундук, увидел, что
одеяние испорчено, и потребовал от Асгерд объяснения, как это случилось.
Тогда она сказала ему правду. И Эгиль сказал:
Некому наследство
Мне теперь оставить.
Я поступок сына
Назову обманом.
Правящий конем морским
Подождал бы лучше,
Чтоб меня зарыли
В каменном кургане.
Торстейн женился на Йофрид, дочери Гуннара и внучке Хлива. Мать ее,
Хельга, была дочерью Олава Фейлана и сестрою Торда Ревуна. Йофрид была
стачала замужем за Тороддом, сыном Одда из Тунги (Междуречье). Вскоре
умерла Асгерд. После этого Эгиль покинул свой двор и оставил его
Торстейну, а сам отправился на юг, в Мосфелль, к своему зятю Гриму,
потому что из всех, кто был жив тогда, больше всех он любил Тордис, свою
падчерицу.
Однажды в залив Лейруваг (Глинистый Залив) вошел корабль. Им управлял
человек по имени Тормод, он был норвежец и домочадец Торстейна, сына
Торы. Он привез с собой щит, который Торстейн послал Эгилю, сыну
Скаллагрима. Щит этот был большой драгоценностью. Тормод передал щит
Эгилю, и Эгиль с благодарностью принял его. Зимой Эгиль сложил хвалебную
песнь, которая называется «Песнь о щите». Начинается она так:
Слушай, воин смелый,
Эту брагу Одина!
Пусть молчит дружина,
Внемля пенью скальда!
В Хёрдаланде часто
Будут слушать песнь,
Что сложил я искусно,
О могучий воин!
Торстейн, сын Эгиля, жил в Борге. У него было два внебрачных сына,
Хривла и Храфн, а после женитьбы он имел от Йофрид десять детей. Из-за
его дочери Хельги Красавицы Гуннлауг Змеиный Язык бился со скальдом
Храфном. Старшего из сыновей Торстейна звали Грим, второго — Скули,
третьего — Торгейр, четвертого — Колльсвейн, пятого — Хьёрлейв, шестого —
Халли, седьмого — Эгиль, восьмого — Торд. Его дочь звали Тора, на ней
был женат Тормод, сын Клсппьярна. От детей Торстейна пошел большой род,
из которого вышло много видных людей. Всех, кто ведет свой род от
Скаллагрима, называют людьми с Болот.
LXXX
Энунд Сьони жил в Анабрекке, когда Эгиль жил в Борге. Он был женат на
Торгерд, дочери Бьёрна Сильного с Снефелльсстранда (Побережье Снежной
Горы). Их детьми были Стейнар и Далла, на которой женился Эгмунд, сын
Гальти. У них были сыновья Торгильс и Кормак. Когда Энунд состарился и
стал плохо видеть, он перестал вести хозяйство и передал его Стейнару,
своему сыну. Отец и сын владели большим богатством.
Стейнар был очень высокий и сильный, но уродливый и горбатый,
длинноногий, с коротким туловищем. Он был человек буйный, заносчивый,
дерзкий и очень горячий.
Когда Торстейн, сын Эгиля, поселился в Борге, вскоре вспыхнула ссора
между ним и Стейнаром. К югу от ручья Хавслёк лежит болото, которое
называется Стакксмюр (Стоговое Болото). Зимой оно под водой, но весной,
когда тает лед, болото превращается в такое хорошее пастбище, что его
даже назвали Стог Сена. Хавслёк долго служил границею. Весной скот
Стейнара часто заворачивал на это болото, когда его гнали от Хавслёка.
Работники Торстейна жаловались на это, но Стейнар не обращал внимания на
эти жалобы. В первое лето это не вызвало никаких событий. Но следующей
весной скот Стейнара продолжал пастись там же, и тогда Торстейн
обратился к Стейнару и стал спокойно говорить об этом. Он просил его
держаться в границах, которые издавна были установлены. Стейнар ответил,
что скот волен пастись, где ему угодно. Он говорил об этом очень
упрямо, и они с Торстейном изрядно поспорили. Тогда Торстейн велел
прогнать скот Стейнара с болота на Хавслёк, а когда Стейнар узнал об
этом, он велел Грани, своему рабу, пасти скот на болоте, и тот пас его
там целыми днями. Так прошел остаток лета. Все луга к югу от Хавслёка
были потравлены.
Однажды Торстейн поднялся на холм над Бортом, чтобы осмотреть
окрестности. Тут он увидел, где пасется скот Стейнара. Тогда он пошел к
болоту. Дело было к вечеру. Он увидел, как далеко в болото зашел скот.
Торстейн побежал к болоту, но когда Грани увидел его, он быстро погнал
скот к загону, где его доили. Торстейн погнался за ним, нагнал его у
ворот и убил его. Место, где были эти ворота, зовется с тех пор
Гранахлид (Ворота Грани). Торстейн свалил изгородь на Грани и закрыл его
тело. Потом он вернулся домой, в Борг.
Женщины, пришедшие доить, нашли тело Грани. Они пошли домой и
рассказали Стейнару, что случилось. Стейнар похоронил Грани на пригорке и
поручил другому рабу пасти стадо. Имя его не называют. До конца лета
Торстейн держался так, будто он ничего не знает об этом.
Случилось, что Стейнар в первой половине зимы отправился на
Снефелльсстранд и пробыл там некоторое время. Там увидел он одного раба
по имени Транд. Он был очень рослый и сильный. Стейнар захотел купить
этого раба и предложил высокую цену. Но владелец раба оценил его в три
марки серебра. Это было много больше, чем цена обыкновенного раба.
Сделка все же состоялась, и Стейнар взял Транда с собою домой.
Когда они вернулись домой, Стейнар сказал Транду:
— Дело вот в чем: у меня есть для тебя работа. Все прочие дела уже
распределены здесь. А я дам тебе работу, которая тебя сильно не
затруднит. Ты будешь пасти мой скот. Для меня очень важно, чтобы скот
был хорошо выпасен, и я хочу, чтобы ты ни с кем не считался в выборе
лучшего пастбища. Если у тебя недостанет силы и смелости управиться с
любым работником Торстейна, то я плохо разбираюсь в людях.
Стейнар дал Транду большую секиру с лезвием длиной почти в локоть и очень острым.
— По твоему виду, Транд, — сказал Стейнар, — едва ли можно
сомневаться в том, что звание годи не остановит тебя, если ты
столкнешься с Торстейном один на один.
Транд ответил:
— Я думаю, что я немногим обязан Торстейну, и я, кажется, понимаю,
что за задачу ты мне ставишь. Ты думаешь, конечно, что немногим рискуешь
с таким рабом, как я. А мне-то это очень по душе, если доведется
помериться с Торстейном силою.
И Транд стал пасти скот. Вскоре он понял, где Стейнар велел пасти
свой скот, и он стал пасти его на болоте Стаксмюр. Когда Торстейн
обнаружил это, он послал одного из своих работников к Транду и велел
указать ему границу земель его и Стейнара. Работник нашел Транда,
передал то, что ему было поручено, и попросил его перегнать скот в
другое место. Он сказал, что Транд сейчас пасет скот на земле Торстейна,
сына Эгиля. Транд ответил:
— Меня совсем не заботит, чья это земля. Я пасу на том лугу, где мне кажется лучше.
На этом они расстались. Работник вернулся и передал Торстейну ответ
раба. Торстейн ничего не предпринял. И Транд пас скот днем и ночью.
LXXXI
Однажды утром Торстейн поднялся с рассветом и взошел на холм. Он
увидел, где паслось стадо Стейнара. Тогда Торстейн пошел к болоту и
подошел к стаду. Возле Хавслёка высится поросшая деревьями скала.
Наверху на этой скале спал Транд. Обувь он снял. Горстейн поднялся на
скалу. В руке он держал небольшую секиру, и никакого другого оружия при
нем не было. Торстейн толкнул Транда ручкой секиры и велел ему вставать.
Тот быстро вскочил, схватил двумя руками свою секиру и взмахнул ею. Тут
он спросил, чего хочет Торстейн. Тот ответил:
— Я только хочу сказать тебе, что эта земля принадлежит мне и что
ваше пастбище по ту сторону ручья. Неудивительно, что ты еще не знаешь
границы.
Транд ответил:
— Мне все равно, кому принадлежит эта земля. Я буду пасти скот там, где ему больше нравится.
— Однако, — сказал Торстейн, — распоряжаться своей землей буду я, а не рабы Стейнара.
Транд отвечал:
— Ты еще глупей, чем я думал, Торстейн, если ты хочешь погибнуть от
моей секиры и подвергнуть опасности свою честь. Насколько я вижу, я
вдвое сильнее тебя, и смелости у меня хватает. И к тому же я лучше
вооружен, чем ты.
— Я пойду на эту опасность, — ответил Торстейн, — если ты не станешь
пасти в другом месте. Я надеюсь, что наши судьбы будут столь же
различными, как неодинаково наше положение перед законом.
Транд ответил:
— Ты сейчас увидишь, Торстейн, боюсь ли я твоих угроз.
Транд сел и стал завязывать свою обувь, а Торстейн взмахнул секирой и
ударил ею по затылку Транда так, что голова его упала на грудь. Потом
Торстейн завалил камнями его тело и отправился обратно в Борг.
В этот день скот Стейнара долго не возращался домой. И когда уже
пропала всякая надежда на то, что он вернется, Стейнар оседлал свою
лошадь и вооружился. Он поехал на юг, в Борг, и, приехав туда, вступил с
людьми в разговор и спросил, где Торстейн. Ему сказали, что Торстейн в
доме. Тогда Стейнар велел попросить Торстейна, чтобы тот вышел, и
сказал, что он имеет дело к нему. Когда Торстейн это услышал, он взял
свое оружие, вышел и встал перед дверью. Он спросил Стейнара, что ему
надо.
— Ты убил моего раба Транда? — спросил Стейнар.
— Убил, — отвечал Торстейн. — Тебе не нужно искать других виновников.
— Я вижу, ты думаешь, что храбро защищаешь свою землю, убивая одного
за другим моих рабов. Но мне это не кажется таким уж большим подвигом. Я
предоставлю тебе еще лучший случай храбро защищать свою землю, потому
что я никому другому не поручу больше пасти свое стадо. Но ты должен
знать, что днем и ночью мой скот будет пастись на твоей земле,
— Прошлым летом я убил твоего раба, которому ты велел пасти скот на
моей земле, а потом я позволил тебе пасти, где ты хочешь, до зимы.
Теперь я убил второго твоего раба за то же, за что убил первого, и ты
опять можешь пасти скот, где хочешь, до зимы. Но если ты следующим летом
опять будешь пасти на моей земле и поручишь людям гонять сюда свой
скот, я буду убивать каждого человека, кто будет стеречь скот, будь это
хоть ты сам. И так будет каждое лето, пока ты будешь продолжать пасти
там.
С этим Стейнар уехал домой в Анабрекку и вскоре отправился в
Ставахольт. Там жил тогда Эйнар. Он был годи. Стейнар просил у него
поддержки и предложил денег. Эйнар сказал:
— Моя помощь не будет иметь значения, если тебе не окажут помощи в этом деле другие уважаемые люди.
Тогда Стейнар поехал в Рейкьярдаль к Одду из Тунги и попросил у него
поддержки, и предложил денег, Одд взял деньги и обещал поддержать
Стейнара в тяжбе с Торстейном. Затем Стейнар поехал домой. А весной Одд и
Эйнар отправились вызывать Торстейна на суд. Их сопровождало много
народу. Стейнар обвинял Торстейна в убийстве рабов и требовал изгнания
за каждое убийство. Таков был закон в том случае, если у человека
убивали рабов и не возмещали убытка к третьему восходу солнца. А два
изгнания были равносильны объявлению вне закона22.
Торстейн не выдвигал встречного иска, но вскоре после этого он послал
людей на юг. Они приехали в Мосфелль к Гриму и рассказали ему о
событиях. Эгиль, казалось, не был обеспокоен ими, но потихоньку он
собрал точные сведения о действиях Торстейна и Стейнара и о людях,
которые поддерживали Стейнара в этом деле. Потом посланцы уехали домой, и
Торстейн был очень доволен их поездкой.
Торстейн, сын Эгиля, с большим числом провожатых поехал на весенний
тинг и приехал на одну ночь раньше других. Он покрыл свою палатку, и так
же сделали те из его провожатых, у кого были палатки. Когда его
провожатые устроились, Торстейн велел им браться за дело и построить
большие стены. Потом он велел покрыть их, и эта палатка была много
больше других, стоявших там, но люди там не жили.
Стейнар тоже приехал на тинг с большим числом провожатых. И Одд из
Тунги приехал со многими людьми. Много людей было и у Эйнара из
Ставахольта (Столбовый Холм). Они покрыли свои палатки. Собралось очень
много народу. Люди начали излагать свои дела. Торстейн не предлагал
мировой и ответил тем, которые пытались посредничать, что он собирается
ждать решения суда. Он сказал, что иск, который возбуждает Стейнар в
связи с убийством его рабов, кажется ему неосновательным, и утверждал,
что рабы Стейнара были убиты поделом.
Стейнар же очень похвалялся. Его иск казался ему законным, а
поддержка достаточно сильной, чтобы выиграть тяжбу. Поэтому он рьяно вел
свое дело. Днем люди поднимались на холм тинга и оттуда излагали свои
дела, а вечером судьи должны были вынести решение. Торстейн был там со
своими людьми. Он следил за соблюдением распорядка тинга, потому что так
было, пока Эгиль выполнял обязанности годи и имел власть. Обе стороны
были в полном вооружении.
Вдруг на тинге увидели, что вдоль реки Глювры скачут люди. Их щиты
сверкали. И когда они подъехали к полю тинга, впереди них был человек в
синем плаще. На голове у него был золоченый шлем, сбоку — украшенный
золотом щит, в руке — копье с насадкой, окованной золотом, на поясе —
меч. Это приехал Эгиль, сын Скаллагрима, с восемью десятками человек.
Все они были хорошо вооружены, как для битвы. Все они были как на
подбор, потому что Эгиль привел с собой лучших сыновей бондов со всех
южных полуостровов, тех, кто казался ему хорошими воинами. Эгиль
подъехал со своими людьми к той палатке, которую Торстейн велел
поставить и которая до сих пор стояла пустой. Они спешились.
Когда Торстейн узнал о приезде своего отца, он пошел ему навстречу со
всеми своими людьми и принял его радушно. Эгиль и его люди сложили свои
пожитки в палатке и отвели лошадей на луг. Когда это было сделано,
Эгиль и Торстейн со всеми провожатыми пошли на холм тинга и сели там,
где садились обычно. Эгиль встал и сказал громко:
— Здесь ли, на тинге, Энунд Сьони?
Энунд ответил, что он здесь, и сказал:
— Я рад, что ты приехал, Эгиль. Это устранит все, что препятствует миру между людьми.
— Это ты причиной тому, что твой сын Стейнар начал тяжбу против моего
сына Торстейна и собрал столько народу, чтоб объявить Торстейна вне
закона?
— Я не виноват, — сказал Энунд, — что между ними раздор. Я потратил
много слов, убеждая Стейнара помириться с Торстейном, потому что я
всегда избегал оскорблять твоего Торстейна. Я делал это ради старой
дружбы, которая была между нами, Эгиль, с тех пор как мы выросли такими
близкими соседями.
— Скоро станет ясно, — ответил Эгиль, — говоришь ты правду или лжешь,
хотя я и не могу поверить во второе. Я вспоминаю те дни, когда каждому
из нас показалось бы невероятным, что мы так вот станем судиться и не
сможем удержать наших сыновей от глупостей, о которых я сейчас слышу. Я
считаю, что, пока мы живы и раз эта ссора наших сыновей, надо нам взять
это дело в свои руки и уладить его. Не позволим Одду из Тунги и Эйнару
стравливать наших сыновей, как лошадей. Пусть они лучше умножают свое
добро другим способом, чем берясь за такое дело.
Тогда Энунд встал и сказал:
— Верно говоришь ты, Эгиль, и нам не подобает быть на том тинге, где
судятся наши сыновья. Стыдно будет нам, если мы не сможем их помирить. Я
хочу, Стейнар, чтобы ты доверил мне это дело и предоставил вести его,
как я найду нужным.
— Я не знаю, — ответил Стейнар, — могу ли я отказаться от своего
иска, после того как я заручился поддержкой знатных людей. Я буду
добиваться только такого конца, который удовлетворит Одда и Эйнара.
Тут Одд и Стейнар посовещались между собой, и Одд сказал:
— Я буду оказывать тебе поддержку, как я тебе обещал, пока ты не
добьешься закона или такого конца дела, на который ты согласишься. Кто
знает, как повернется твое дело, если решение по нему будет выносить
Эгиль?
Тогда заговорил Энунд:
— Слова Одда мне не указ. От него я ни хорошего, ни плохого не видел,
а Эгиль сделал мне очень много добра. Я доверяю ему гораздо больше, чем
другим, и потому возьмусь за это дело сам. Тебе не стоило бы
восстанавливать нас всех против себя. До сих пор я всегда решал за нас
обоих. Так будет и сейчас.
— Ты слишком рьяно берешься за это дело, отец, и мы не раз, я думаю, раскаемся в этом.
После этого Стейнар передал дело Энунду, чтобы тот продолжал тяжбу
или заключил мировую, как полагалось по закону. И Энунд, как только взял
дело в свои руки, пошел к Торстейну и Эгилю. Он сказал:
— Теперь, Эгиль, я хочу, чтобы ты судил и решал сам, как тебе угодно,
так как я верю твоему решению больше всего, в моих делах, как и во всех
прочих.
Энунд и Торстейн подали друг другу руки и просили присутствующих быть
свидетелями того, что Эгиль, сын Скаллагрима, сам должен решить дело на
тинге, как он хочет, без всяких ограничений. Разговор на этом кончился,
и люди разошлись по своим палаткам. Торстейн велел подвести трех быков к
палатке Эгиля и зарезать их, чтоб кормиться во время тинга. А Одд из
Тунги и Стейнар вернулись в свою палатку, и Одд сказал:
— Раз ты, Стейнар, с твоим отцом решили прекратить тяжбу, я считаю
себя свободным от обещания оказывать тебе поддержку, так как мы
договаривались, что я должен поддерживать тебя до того как ты выиграешь
тяжбу, или до такого ее прекращения, которое бы тебя удовлетворило.
Стейнар сказал, что Одд поддерживал его хорошо и смело и что их дружба должна стать еще крепче, чем раньше.
— Я считаю, — добавил он, — что ты свободен от обязательства, которое дал мне.
Вечером собрались судьи для решения дел, но рассказывают, что ничего особенного не произошло.
LXXXII
На другой день Эгиль, сын Скаллагрима, пошел на холм тинга, и с ним
Торстейн и все их люди. Пришли туда также Энунд и Стейнар. Одд из Тунги и
Эйнар со своими людьми тоже пришли туда. После того как другие люди
изложили свои дела, Эгиль встал и сказал:
— Здесь ли Стейнар и Энунд, слышат ли они меня?
Энунд отвечал, что они здесь.
— Тогда я вынесу решение по тяжбе Стейнара с Торстейном. Я начну с
того, что мой отец Грим приехал сюда в страну и занял всю землю вокруг
Болот и дальше. Он поселился в Борге и определил границы своей земли. А
друзьям своим он роздал земли вокруг, где они и жили с тех пор. Ани он
дал Анабрекку (Холм Ани), где живут теперь Энунд и Стейнар. Все мы
знаем, Стейнар, где проходит граница между Бортом и Анабреккой: эта
граница — ручей Хавслёк. И ведь дело было не так, Стейнар, что ты послал
пасти скот на землю Торстейна, не ведая того, нет — ты присвоил его
землю и думал, что он настолько недостоин своего рода, что позволит тебе
ограбить себя! А ведь вы, Стейнар и Энунд, должны знать, что Ани
получил эту землю от моего отца Грима! Тогда Торстейн убил двух твоих
рабов. Всем понятно, что своими делами они вполне заслужили смерть и не
стоят виры. Даже если бы они были свободными людьми, они бы не стоили
виры. А за то, Стейнар, что ты замышлял захватить владения моего сына
Торстейна, которые он получил от меня, а я получил в наследство от моего
отца, — за это ты должен отдать твои земли в Анабрекке безо всякого
возмещения за них. И ты не должен иметь ни жилья, ни приюта здесь в
округе, к югу от реки Ланги, и должен уехать из Анабрекки раньше, чем
истекут положенные дни перехода. И тебя сможет убить каждый, кто захочет
поддержать Торстейна, сразу же по истечении положенных дней перехода,
если только ты не уедешь прочь или не исполнишь чего-либо из того, к
чему я обязал тебя здесь.
Когда Эгиль сел, Торстейн просил присутствующих быть свидетелями этого решения. Тогда Энунд Сьони сказал:
— Люди скажут, Эгиль, что решение, которое ты вынес и объявил здесь,
очень несправедливо. Обо мне можно только сказать, что я всегда
стремился уладить раздоры. Но отныне я не упущу случая сделать все, что
смогу, во вред Торстейну.
— Мне сдается, — сказал Эгиль, — что ваша судьба с сыном станет еще
хуже, если наша тяжба затянется. Я думаю, Энунд, тебе надо бы знать, что
мне всегда удавалось отстоять свое право перед такими людьми, как ты и
твой сын. А Одд и Эйнар, которые приняли в этом деле такое большое
участие, приобрели благодаря ему столько уважения, сколько они
заслуживали.
LXXXIII
На тинге был также Торгейр Соня, сын сестры Эгиля. Он очень
поддерживал Торстейна в этой тяжбе, и он просил отца и сына дать ему
землю где-нибудь в Болотах. Эгиль принял эту просьбу благожелательно и
сказал Торстейну, чтоб он пустил туда Торгейра. Они поселили его в
Анабрекке, а Стейнар перебрался на ту сторону реки Ланги и поселился у
ручья Лейрулёк.
Эгиль поехал домой, в Мосфелль. Отец и сын расстались дружески.
У Торстейна был человек по имени Ири, быстроногий как никто и очень
зоркий. Он был чужеземцем и отпущенником Торстейна. На нем лежала забота
о скоте, особенно о том, чтобы выгонять овец в горы весной и загонять
назад в загоны осенью.
После положенных дней перехода Торстейн велел собрать овец, которые
еще оставались там, и погнать их в горы. Ири остался в овечьем загоне, а
Торстейн со своими работниками поехал в горы. Их было восемь человек.
Торстейн велел поставить на Грисартунге (Междуречье Гриса) изгородь
между озером Лангаватном (Длинное Озеро) и рекой Глюврой. Весной он
послал многих людей на эту работу.
Посмотрев, как идет работа, он поехал домой. Но когда он проезжал
мимо поля тинга, навстречу ему прибежал Ири и сказал, что хочет говорить
с ним с глазу на глаз. Торстейн сказал, чтобы спутники его ехали
вперед, пока он поговорит с Ири. Ири рассказал, что днем он взбирался на
холм Эйнкуннир посмотреть, где овцы.
— И тут я увидел, — сказал он, — что в лесу, повыше зимней дороги, торчат двенадцать копий и блестят щиты.
Торстейн громко сказал, так, чтобы его слышали спутники:
— Почему ему так хочется увидеться со мной, что я не могу продолжать
свой путь домой? Впрочем, Альвальду покажется несправедливым, если я
откажусь поговорить с ним, когда он болен.
А Ири побежал со всех ног на гору.
Торстейн сказал спутникам:
— Я думаю, наша поездка будет долгой, так как нам придется сначала
поехать на юг, в Альвальдсстадир (Двор Альвальда). Альвальд просит меня,
чтоб я заехал к нему. Но то, что я поеду к нему по его просьбе, едва ли
покажется ему достаточной наградой за быка, которого он мне подарил
прошлой осенью.
И они поехали на юг по болотам ниже Стангархольта, потом дальше к
югу, к реке Гуве, и вниз вдоль реки по верховой тропе. Когда они
проехали мимо озерка на реке, к югу от реки они увидели большое стадо и
одного человека при нем. Это был работник Альвальда. Торстейн спросил
его, как дела. Тот отвечал, что все здоровы и что Альвальд в лесу, на
рубке леса.
— Тогда скажи ему, — сказал Торстейн, — что если он хочет говорить со мной, то пусть приедет в Борг, а я теперь поеду домой.
Так он и сделал. Но позже стало известно, что в этот день Стейнар,
сын Сьони, с одиннадцатью людьми сидел в засаде у холма Эйнкуннира.
Торстейн сделал вид, что он ни о чем не знает, и все было спокойно.
LXXXIV
Жил человек по имени Торгейр. Он был родичем и близким другом
Торстейна. Он в это время жил на полуострове Альфтанес. Торгейр имел
обыкновение каждую осень приглашать к себе гостей на пир. Он поехал к
Торстейну, сыну Эгиля, и пригласил его к себе. Торстейн обещал быть, и
Торгейр уехал обратно.
В условленный день Торстейн собрался в дорогу. Оставалось четыре
недели до начала зимы. С Торстейном поехали живший у него норвежец и
двое из его работников. Сыну Торстейна, Гриму, было тогда десять лет. Он
тоже отправился с ними. Всего их было пятеро. Они поехали к водопаду на
Ланге и дальше через реку, а потом дальше, к реке Ауридаа (Тайменья
Река).
За рекою работали Стейнар и Энунд со своими людьми. Узнав Торстейна,
они бросились к оружию, а потом вслед за ним и его людьми. Когда
Торстейн обнаружил погоню, он и его спутники выезжали с Лангахольта
(Длинная Река). Там стоит высокий и неширокий холм. Они спешились и
поднялись на холм. Торстейн сказал, чтобы маленький Грим бежал в лес и
не оставался с ними. Когда Стейнар и его люди достигли холма, они
кинулись на Торстейна и на его спутников, и началась битва.
Со Стейнаром было шесть взрослых мужчин. Седьмым был его
двенадцатилетний сын. Их столкновение увидели люди из других дворов,
бывшие на лугах, и сбежались, чтобы их разнять. Когда их разняли, оба
работника Торстейна были уже убиты. Был убит и один раб Стейнара, и
некоторые ранены. Едва их разняли, Торстейн огляделся, ища Грима, и
Грима нашли. Он был тяжело ранен, а сын Стейнара лежал возле него
мертвый.
Когда Торстейн сел на свою лошадь, Стейнар закричал ему:
— Убегаешь, белобрысый Торстейн?
Торстейн сказал:
— Ты побежишь еще дальше, раньше чем пройдет неделя.
Потом он поехал со своими спутниками через болото, и маленький Грим
был с ним. Но когда они ехали по одному холму, мальчик умер, и они
похоронили его там. С тех пор этот холм называется Гримсхольт (Холм
Грима). А то место, где они бились, зовется с тех пор Орростухваль (Холм
Битвы).
Вечером Торстейн приехал на Альфтанес, как и собирался раньше, и
прогостил там три дня. Потом он собрался в обратный путь. Ему предлагали
провожатых, но он отказался, и они поехали назад вдвоем.
А в тот день, когда Стейнар ожидал возвращения Торстейна, он поехал
вдоль моря. Он приехал к дюнам ниже Ламбастадира и остановился там. У
него был меч, который называется Скрюмир. Это было очень хорошее оружие.
Так стоял он в дюнах с обнаженным мечом и пристально смотрел только в
одну сторону, туда, где ехал по песку Торстейн.
Ламби жил тогда в Ламбастадире, и он увидел, что замышляет Стейнар.
Он вышел из дому и пошел в дюны, и, подойдя к Стей-нару, схватил его
сзади под руки. Стейнар хотел вырваться от него, но Ламби держал крепко,
и оба скатились с дюны вниз. Как раз в это время Торстейн и его спутник
проехали внизу по дороге.
Стейнар приехал на жеребце. Этот жеребец сорвался и побежал вдоль
моря. Торстейц с товарищем увидели его и удивились, потому что они не
заметили, что Стейнар проехал здесь. А Стейнар снова рванулся на дюну,
потому что он не видел, как Торстейн проехал мимо. А когда они опять
выбрались на пригорок, Ламби столкнул Стейнара с дюны вниз. Стейнар не
удержался и слетел вниз на песок, а Ламби побежал домой. Стейнар вскочил
на ноги и помчался за ним. Но как только Ламби добежал до своих дверей,
он вбежал внутрь и заперся. Стейнар ударил мечом так, что меч глубоко
вошел в наличник двери. Так они расстались, и Стейнар пошел домой.
На следующий день после того, как Торстейн вернулся домой, он послал
работника в Лейрулёк сказать Стейнару, чтобы тот перебирался за
Боргархраун, иначе он, Торстейн, воспользуется тем, что у него больше
людей.
— И тогда тебе уже не уйти, — сказал он. Стейнар ушел на побережье
Снефелльсстраид и там построил двор, который называется Эллиди (Ладья).
Так кончились раздоры между ним и Торстейном, сыном Эгиля.
Торгейр Соня жил в Анабрекке. Но он был плохим соседом Торстейну в
чем только мог. Однажды, когда Эгиль и Торстейн встретились, они много
говорили о Торгейре Соне, их родиче, и сошлись во всем. Тогда Эгиль
сказал:
Я единым словом
Землю взял у Стейнара.
Тем потомку Гейра
Пособить хотел я.
Сын сестры нежданно
Скверным оказался.
Странно, что не смог он
Избежать дурного.
Торгейр Соня перебрался тогда из Анабрекки на юг, в долину Флокадаль
(Долина Флоки), потому что Торстейн понял, что не уживется с ним, даже
если бы и хотел этого. Торстейн был человек прямой, справедливый и
миролюбивый. Но когда другие задевали его, он умел защитить себя.
Поэтому связываться с ним было опасно.
Одд из Тунги был тогда хёвдингом на Боргарфьорде, к югу от реки
Хвиты. Он был годи и смотрел за капищем, на содержание которого все в
Скардсхейде (Щербатый Перевал) платили налог.
LXXXV
Эгиль, сын Скаллагрима, теперь совсем состарился и стал неповоротлив.
Зрение и слух у него ослабели, а ноги плохо его слушались. Он жил тогда
в Мосфелле, у Грима и Тордис. Однажды, когда он шел вдоль стены дома,
нога его подвернулась, и он упал. Какие-то женщины увидели это,
засмеялись над ним и сказали:
— Плохо твое дело, Эгиль, если ты сам валишься с ног!
Тогда Грим сказал:
— Когда мы были молоды, женщины меньше насмехались над нами.
А Эгиль сказал:
Я как лошадь в путах —
Оступиться легко мне.
Мой язык слабеет,
Да и слух утрачен.
В конце концов Эгиль совсем ослеп. Однажды зимой, в холодную погоду,
Эгиль подошел к огню погреться. Стряпуха сказала, что странно, когда
такой человек, каким был некогда Эгиль, путается теперь под ногами и
мешает работать.
— Позволь мне погреться у огня, — сказал Эгиль, — не будем ссориться из-за места.
— Вставай! — отвечала она. — Иди на свое место и не мешай нам.
Эгиль тогда встал, пошел на свое место и сказал:
У огня, ослепший,
Я дрожу. Должна ты,
Женщина, простить мне
Глаз моих несчастье.
Англии владыке
Я певал, бывало.
Слушал он охотно,
Золотом платил мне.
Еще как-то раз Эгиль подошел к огню погреться. Один человек спросил
его, не замерзли ли у него ноги, и сказал, чтобы он не держал их слишком
близко к огню.
— Так я и сделаю, — сказал Эгиль, — но мне теперь нелегко ставить ноги куда надо. Я ничего не вижу, а слепота делает неловким.
И он сказал тогда вису:
Еле ползет
Время. Я стар
И одинок.
Не защитит
Конунг меня.
Пятки мои
Как две вдовы:
Холодно им.
В первые дни правления Хакона Могучего Эгилю пошел девятый десяток.
Во всем, кроме зрения, он был еще крепок. Однажды летом, когда люди
собирались на тинг, Эгиль попросил Грима, чтоб он взял его с собой.
Гриму не понравилась эта просьба. И когда Грим и Тордис разговаривали
друг с другом, Грим сказал ей, о чем Эгиль просил.
— Я хотел бы, — добавил он, — чтоб ты выведала, что кроется за этой просьбой.
Тордис пошла к Эгилю, своему родичу. Самой большой радостью для него было разговаривать с нею. Придя к нему, Тордис спросила:
— Это правда, дядя, что ты хочешь поехать на тинг? Я хочу, чтобы ты мне сказал, что ты там думаешь делать.
— Я скажу тебе, — отвечал он, — что я задумал. Я хочу взять с собой
на тинг оба сундука, которые мне подарил когда-то конунг Адальстейн. Оба
они полны английским серебром. Я хочу, чтобы сундуки втащили на Скалу
Закона, где всего больше народу. Потом я раскидаю серебро, и было бы
удивительно, если бы люди мирно поделили его между собой. Я думаю, тут
будет довольно и пинков и пощечин, и возможно, что в конце концов все на
тинге передерутся.
Тордис ответила:
— Это была бы великолепная шутка, она бы осталась в памяти, пока страна обитаема.
Потом она пошла к Гриму и сообщила ему намерение Эгиля.
— Нельзя позволить, чтобы он осуществил такой чудовищный замысел, — сказал Грим.
И когда Эгиль опять заговорил с ним о поездке на тинг, он отсоветовал
ему ехать. Так Эгиль остался дома. Ему не нравилось это, и он был очень
не в духе. Летом из Мосфелля перегоняли скот на горные луга, и Тордис
была в горах во время тинга. Как-то вечером, когда люди в Мосфелле уже
ложились спать, Эгиль позвал двух рабов Грима. Он велел привести ему
лошадь.
— Я поеду помыться на горячий источник, — сказал он. Собравшись, он
вышел, взяв с собой свои сундуки с серебром. Он сел на лошадь, выехал за
ограду и поехал по лугу за пригорок, пока не скрылся из виду. А утром,
когда люди встали, они увидели, как по холму к востоку от двора бредет
Эгиль и тянет за собою коня. Они пошли и привели его домой. Но рабов и
сундуков больше не видели, и о том, куда Эгиль спрятал свое серебро,
было много догадок.
В Мосфелле к востоку от двора есть в горе овраг. При внезапной
оттепели оттуда низвергается водопад. И вот после спада воды в этом
овраге стали часто находить английские монеты. Некоторые высказывают
догадку, что Эгиль спрятал там свое серебро. Ниже Мосфелля есть большие и
очень глубокие болота. Многие думают, что Эгиль утопил там свое
серебро. К югу от реки есть горячие источники и возле них большие ямы, и
некоторые предполагают, что Эгиль спрятал свое серебро в них, потому
что именно там часто видны блуждающие огни. Эгиль сказал, что убил рабов
Грима, а серебро спрятал. Но где он его спрятал, этого он не сказал
никому.
Осенью Эгиль заболел, и болезнь свела его в могилу. Когда он умер,
Грим велел одеть его в лучшие одежды. Потом он велел отнести его на мыс
Тьяльданес (Палаточный Мыс) и насыпать там могильный холм. В этом холме
Эгиля похоронили вместе с его оружием и одеянием.
LXXXVI
Грим был крещен в Мосфелле, когда в Исландии было введено
христианство. Он велел построить там церковь, и люди рассказывают, что
Тордис перевезла в нее тело Эгиля. Этот рассказ подтверждается тем, что
когда в Мосфелле построили новую церковь, а ту, которую Грим поставил
когда-то в Хрисбру (Хворостяной Мост), снесли, под тем местом, где был
алтарь, откопали скелет человека. Кости были гораздо больше, чем у
обыкновенных людей, и все решили, что, судя по рассказам стариков, это
должны быть кости Эгиля.
Жил тогда там священник Скафти, сын Торарина. Он был умный человек.
Он взял череп Эгиля и отнес его на кладбище. Череп был необычайно велик,
но еще необычайнее была его тяжесть. Снаружи череп был весь изборожден,
как раковина. Скафти решил испытать его прочность. Он взял довольно
большой топор, замахнулся им со всей силы и ударил обухом по черепу,
думая проломить его. Череп побелел в том месте, куда пришелся удар, но
ни вмятины, ни трещины не осталось. Отсюда видно, что этому черепу удары
обыкновенных людей не приносили вреда и тогда, когда он был одет плотью
и кожей.
Кости Эгиля были погребены на краю кладбища в Мосфелле.
LXXXVII
Когда в Исландии приняли христианство, Торстейн крестился и велел
построить церковь в Борге. Он был человеком благочестивым и строгих
нравов. Он дожил до глубокой старости и умер от болезни. Похоронен он
был в Борге, в той церкви, которую построил.
Он положил начало большому роду. Многие видные люди и скальды вышли
из этого рода людей с Болот, как называли всех, кто произошел от
Скаллагрима. Долгое время люди этого рода были сильны и воинственны, а
некоторые и большого ума. Но между людьми этого рода были большие
различия. К нему принадлежали самые красивые люди из когда-либо
рожденных в Исландии, как Торстейн, сын Эгиля, Кьяртан, сын Олава,
племянник Торстейна, Халль, сын Гудмунда, а также Хельга Красавица, дочь
Торстейна, из-за которой бились Гуннлауг и Храфн Скальд. Но немало было
в этом роде и очень безобразных людей.
Торгейр, сын Торстейна, был более сильным из братьев, но Скули был
выше ростом. После смерти Торстейна Скули жил в Борге. Скули долго
плавал с викингами. Он стоял на носу корабля Железный Борт ярла Эйрика,
когда погиб конунг Олав, сын Трюггви. В семи битвах побывал Скули вместе
с викингами.
Примечания
1 …вырезать ратную стрелу… — Рассылаемая по стране стрела служила сигналом, призывающим к оружию.
2 Конунг Харальд присвоил в каждом фюльке наследственные владения и всю землю… — Это, несомненно, преувеличение. Норвежские бонды и много позднее сохраняли землю в своей собственности.
3 Зимой Торольв поехал в горы… — в Финнмарк.
4 Колбяги — по-видимому, скандинавы, торговавшие с финнами и лопарями.
5 Квены — по-видимому, финское племя, жившее на берегу Ботнического залива.
6 …корабли, которые летом стояли, как обычно, у Эйра. — Летом в Эрс-сунде (вероятно, у Хельсингёра) собирались торговые корабли со всей Скандинавии.
7 …они поплыли при северо-восточном ветре по фьорду к морю. — По Тронхеймсфьорду.
8 От гор до моря тянулись большие болота… — Речь идет о болотах на западном берегу Боргарфьорда. …назвал его Борг (Городище)… — Борг расположен у подножья холма.
9 …его окропили водой… — Языческий обряд, похожий на христианский обряд крещения, но не связанный с ним.
10 Ярл Сигурд — правитель Оркнейских островов, подвластный Харальду Прскрасноволосому.
11 Поход Эйрика в Бьярмаланд был в 918 г.
12 Гуннхильд… умела колдовать.
— По преданию, еще девушкой она была послана родителями в Финнмарк к
лопарям, чтобы обучиться колдовству. Лопари слыли искусными колдунами.
13 Придя на двор, они стали врываться в постройки…
— Исландский двор (по образцу которого изображается в нижеследующем
рассказе курляндский двор, куда попали Эгиль и его спутники) состоял из
нескольких примыкающих друг к другу построек, из которых каждая имела
свою крышу. Стены были земляные, без окон. Посредине главного дома
(skali или eldaskali) на земляном полу был очаг, дым от которого выходил
через отверстие в крыше (потолка не было), а по бокам от него, вдоль
стен, — дощатый настил, на котором спали. В другом доме (stofa) вдоль
стен шло сиденье, перед которым ставили столы для еды. Остальные
постройки имели хозяйственное назначение.
14 Харальд, сын Горма, или Харальд Синий Зуб — правил Данией ок. 940 — ок. 985 гг.
15 При всех поминаньях… — На пиру было принято поминать умерших родичей и богов.
16 Эльврад Могучий
— английский король Альфред Великий (871–899). Ятвард — английский
король Эдвард (899–924). Адальстейн Победитель — английский король
Этельстан (924–940).
17 …предлагает как место битвы равнину Винхейд…
— В английских источниках описываемая ниже битва называется битвой при
Брунанбургe. Она произошла в 937 г. В саге об этой битве едва ли все
исторически точно.
18 Он взял орешниковую жердь…
— Такой жерди с насаженным на нее лошадиным черепом приписывалась
магическая сила. Высказывалось предположение, что в действительности
Эгиль вырезал на жерди не приведенное ниже заклятье, а две сказанные им
раньше висы, которые по своему содержанию в общих чертах совпадают с
этим заклятьем. Вероятно, не случайно в подлиннике в этих висах
выдержаны магические числовые соотношения между рунами (буквами): в
каждом из четверостиший, из которых эти висы состоят, — по 72 руны (т.
с. три раза общее количество рун в руническом алфавите).
19 Англией в то время правил его брат Ятмунд. — Это анахронизм. Эдмунд (Ятмунд), брат Этельстана, правил Англией несколько раньше (с 940 по 946 г.).
20 …ко времени утренней еды… — Утренняя еда была и завтраком и обедом, так как ели только два раза в день: часов в девять утра и вечером.
21 Я поеду к ярлу… — Ярл Сигвальди — викингский вождь, который воевал с ярлом Хаконом.
22 А два изгнания были равносильны объявлению вне закона.
— Изгнание было трехгодичным, если осужденный вносил одну марку
серебра. Объявление вне закона было пожизненным, и от него нельзя было
откупиться.
Перевод: С. С. Масловой-Лашанской (гл. I–LVII), В. В. Кошкина (гл. LVIII–LXXXVII) и А. И. Корсуна (стихи).
Источник: «Исландские саги» в двух томах, том I.
Центральное место в «Саге об Эгиле» занимает сам Эгиль (он родился ок. 910 и умер ок. 990 г.). В саге приводится много стихов Эгиля. Некоторые из них, однако, по-видимому, не подлинны (например, висы в гл. LXIV (кроме первой) и LXXI). С исключительной правдивостью изображается в саге Эгиль — этот необузданный в гневе, жестокий и жадный викинг, но вместе с тем и большой поэт, верный друг и бесстрашный борец против главы феодального государства.
Эгиль совершил четыре поездки из Исландии за море, во время которых он подолгу жил в Норвегии и Англии и бывал в ряде других стран северной Европы. Вообще действие саги охватывает всю северную Европу, от Исландии, Оркнейских островов и Англии на западе до Белого моря, Карелии и Курляндии на востоке. Хотя некоторые из сообщаемых в этой саге фактов и приукрашены фольклорными мотивами (например, обстоятельства написания «Выкупа головы» или битва на Винхейде) и кое-что в социальных отношениях, изображаемых в этой саге, больше похоже на XIII век, эпоху написания саги, — в основном эта сага исторически вполне правдива. Многие исследователи предполагали, что автором «Саги об Эгиле» был Снорри Стурлусон (1178–1241), знаменитый автор «Младшей Эдды» и «Круга Земного».
Эта сага была написана, вероятно, ок. 1220 г. Она сохранилась в нескольких списках, важнейшие из которых не древнее середины XIV в. Перевод сделан по изданию: Egils saga Skallagrímssonar herausgegeben von Finnur Jónsson. Halle, 1894 (Altnordische Saga-Bibliothek. 3).