Засецкая И.П. О хронологии и культурной принадлежности памятников южнорусских степей и Казахстана гуннской эпохи (Постановка вопроса)

Советская археология. 1978, № 1.
 

Начало исследования археологических памятников гуннского времени относится к концу XIX — первым десятилетиям XX в. Тогда же появляются первые обобщающие работы венгерских ученых, в которых поднимаются вопросы датировки и этнокультурной принадлежности памятников эпохи переселения народов.
И. Гампель, публикуя венгерские древности, объединил комплексы гуннского и аварского времени в единую хронологическую и культурную группу.¹⁾ Однако в это же время Белла Пошта рассматривает находки гуннской эпохи как отдельную категорию германо-гуннского происхождения.²⁾
Позднее А. Альфёльди окончательно выделяет гуннские древности в самостоятельную группу.³⁾
В 20-е годы советские исследователи, изучая археологические материалы южнорусских степей, также выделяют комплексы гуннской эпохи. Большое значение в этом отношении имеют работы Т.М. Минаевой. Ей принадлежит первая небольшая сводка по погребениям с сожжением Нижнего Поволжья и Северного Причерноморья, а также публикация курганов у станции Шипово в Южном Приуралье.⁴⁾ Определив дату этих погребений IV—VII вв. н.э., «точнее конец IV — V вв. н.э.», Т.М. Минаева ошибочно связывает их с сарматской культурой. Далее в 30-е годы И.В. Синицын, опубликовав ряд погребений Нижнего Поволжья, датирует их концом IV — началом V в. н.э. и так же, как Т.М. Минаева, относит эти захоронения к сарматской культуре.⁵⁾ В более поздних своих работах И.В. Синицын, а вслед за ним Е.К. Максимов на основании общих черт погребального обряда объединяют погребения гуннского периода с комплексами VI—VIII вв. н.э. в единую группу позднейших сармато-аланских памятников.⁶⁾ Хронологии нижневолжских находок эпохи переселения народов посвящена и наша специальная  статья, в которой захоронения конца IV — первой половины V в. н.э. отделены от более поздних комплексов и представлены как самостоятельная историко-культурная группа памятников времени нашествия и господства гуннов в Восточной Европе.⁷⁾
Находки из северопричерноморских степей, известные по отдельным публикациям, также большей частью относятся к сармато-аланской культуре и датируются IV—V вв. н.э.⁸⁾ Немецкий ученый И. Вернер в своей книге, посвященной археологии эпохи правления Аттилы, датирует памятники южнорусских степей первой половиной V в. н.э.⁹⁾
Таким образом, в высказываниях исследователей по вопросам хронологии памятников собственно гуннского времени существенных разногласий нет, датировка их укладывается в пределах IV—V вв. н.э.
Совершенно по-иному освещается этот вопрос в статье А.К. Амброза, который делит комплексы, известные ранее как памятники одной эпохи, на три хронологические и культурные группы: I группа датируется им V в. н.э., II группа — VI—VII вв., III группа — VII в.¹⁰⁾
Однако такая периодизация нам представляется спорной, требующей дополнительных доказательств. Решение данного вопроса находится в прямой зависимости от степени изученности археологического материала, который, несмотря на большое количество работ, посвященных памятникам гуннской эпохи, все еще недостаточно подвергнут научному анализу.
Важным этапом на пути исследования материалов гуннского времени является разработка типологии отдельных категорий вещей, которая до сих пор не имеет места в советской литературе. Лишь выделение типов вещей, определение времени бытования каждого из них, а также сравнительный анализ комплексов позволит вплотную подойти к решению вопроса хронологии. При этом следует учитывать не только находки в южнорусских степях и Казахстане, но и комплексы Юго-Восточной и Центральной Европы. Огромное значение для хронологии имеют и материалы позднеантичного некрополя на Госпитальной улице в Керчи, который, к сожалению, до сих пор не опубликован.
Не располагая полным анализом находок гуннской эпохи и тем самым не имея возможности решать проблему хронологии в целом, хотелось бы, однако, вынести на обсуждение следующие вопросы: насколько позволяют археологические материалы южнорусских степей и Казахстана (последние легли в основу периодизации А.К. Амброза) делить указанные памятники на какие-либо группы и можно ли их по-прежнему рассматривать как принадлежащие к единому историко-культурному кругу, независимо от конкретной даты.
В результате простейшей систематизации, а также типологического анализа вещей представленные на рис. 1 комплексы распались на две группы.
Однако в процессе изучения археологического материала мы столкнулись с необходимостью предварительного деления памятников на отдельные подгруппы, которые обозначены А, Б, В, Г и Д.
В подгруппу А включены захоронения, в погребальном инвентаре которых ведущей категорией является уздечный набор, состоящий из удил оригинальной конструкции и накладок от ремней, исполненных в полихромном стиле (рис. 1, 1-13).
Удила состоят из двух железных стержней с загнутыми в петли концами, сквозь петли свободных концов продеты кольчатые серебряные или бронзовые псалии (рис. 1, 1-4, 6, 9, 13, а).¹¹⁾ В некоторых случаях на концах стержней надеты серебряные или бронзовые граненые наконечники с круглым граненым кольцом, сквозь которое продевались псалии (рис. 1, 2, 3, 6, в). Псалии были снабжены двумя зажимами прямоугольной формы, согнутыми из бронзовой или серебряной пластины. В месте сгиба вырезана петля. Верхняя часть пластины зажима обтянута золотым листом и украшена каменными вставками в гнездах из узкой золотой ленточки, напаянной ребром (рис. 1, 1, 3, 9, б). Длина зажимов 7-5,3 см, ширина 1,5 см. Зажимы соединялись при помощи петли с кольцом псалия, а свободный конец прикреплялся к уздечным ремням повода и оголовья. Ремень помещался между верхней и нижней пластинами и закреплялся бронзовыми штифтами.
Уздечные рамки украшались накладками различных геометрических форм: крестовидными, прямоугольными, ромбовидными, в виде строенных кружков или ромбов, лунницами-подвесками, прямоугольными наконечниками с одним округлым концом (рис. 1, 1-11). Все они изготовлены из бронзовой пластины, сверху обтянутой золотым или электровым листом, края которого загнуты внутрь и плотно прилегают к бронзовой основе. Накладки по краям украшены штампованным орнаментом, имитирующим рубчатую проволоку или витую веревочку. Орнамент оттискивался или с бронзовой основы, или с рельефных проволочек-валиков, напаянных на основу. Большинство накладок имеет вставки граната, альмандина или сердолика в гнездах из узкой золотой ленточки, напаянной ребром. Гнезда окружены штампованным рубчатым пояском, реже ободками из зерни (рис. 1, 8 в, л). Концы гнезда заходят один за другой или просто смыкаются, или имеют надрезы и как бы входят один в другой. На всех бляшках сохранились отверстия от штифтов или сами штифты, посредством которых бляшки-накладки крепились к ремням.
Некоторые накладки и лунницы-подвески украшены только геометрическими фигурами в виде отдельных кружков, кружков, соединенных прямыми линиями, полукружий с расходящимися концами-усиками, поперечными, продольными поясками и волнообразными линиями. Орнамент штампованный, имитирующий рубчатую проволоку. На кожаных ремнях уздечки бляшки-накладки располагались следующим образом: крестовидные помещались в местах перекрещивания продольных, нащечных ремней, с поперечными — налобными и наносными ремнями; ромбовидные — в центре налобного и наносного; узкие прямоугольные и фигурные накладки украшали продольные и частично поперечные ремни; лунницы-подвески прикреплялись по сторонам ромбовидных блях, наконечники завершали концы ремней.
Наиболее полно такие наборы сохранились в погребениях с сожжением у с. Новогригорьевки Запорожской обл. (рис. 1, 1, 2). Во всех остальных захоронениях с разрушенными комплексами они представлены разрозненными экземплярами.
Таким образом, бляшки-накладки, несмотря на разнообразие форм, по своим стилистическим и технологическим особенностям идентичны. В том же стиле и в аналогичной технике исполнены зажимы от уди.ч (рис. 1, 1, 3, б) и накладки от ножен меча (рис. 1, 5, 10, д). [55]

	[56]
	[57]
	[58]
	[59]
	[60]
Рис. 1. Сводная таблица комплексов гуннской эпохи	[61]

Общность комплексов подгруппы А подтверждают и другие предметы погребального инвентаря: пряжки, наконечники поясов, оружие, металлические детали седла.
Пряжки по конструктивным особенностям относятся к тому разделу пряжек, у которых обойма, кольцо и язычок изготовлялись отдельно и затем при помощи петель соединялись вместе. Обоймы состоят из согнутой вдвое пластины, нижняя часть пластины, как правило, меньше верхней, уже и короче. В месте сгиба вырезались две петли, сквозь которые продевалось кольцо из дрота с круглым, овальным или граненым сечением. Передняя часть кольца утолщенная, тыльная сторона — более узкая и несколько выпрямленная, с боковыми уступчиками, препятствующими скольжению обоймы. Язычок хоботовидной формы с сужающимся, загнутым книзу свободным концом. С тыльной стороны язычка расположена пластинчатая петля, при помощи которой язычок прикреплялся к кольцу пряжи (рис. 1, 1, 2, 4-7, 9-11, 13, а, б, в).
Пряжки изготовлялись из серебра, бронзы или золота. Некоторые из них украшались вставками в напаянных гнездах (рис. 1, 1, 2, 5-7, а), или в гнездах-ячейках, образованных перегородками (рис. 1, 1, 2, 5, 13, б). Пряжки с напаянными гнездами с лицевой стороны обоймы обтягивались золотым листом, что сближает их по технике исполнения с уздечными накладками. В двух случаях по краям обоймы имеется рубчатый штампованный орнамент (рис. 1, 2, 5, г).
Наконечники поясных ремней, представляющие специфику погребального инвентаря подгруппы А, изготовлены из золотой или серебряной прямоугольной пластины, согнутой вдвое. В месте сгиба с лицевой стороны пластина выгибалась в виде валика. Наконечник, полый внутри, надевался на кожаный ремень, который при помощи двух штифтов соединялся с верхней и нижней сторонами. Боковые отверстия закрыты вырезанными пластинками. Лицевая сторона наконечников украшена вставками в напаянных гнездах или гнездах-ячейках и накладным орнаментом из золотой проволоки и зерни (рис. 1, 1, 4, 5, 9, 13).
Из оружия для характеристики подгруппы А большое значение имеют наконечники стрел, представленные только одной формой. Это трехперые черешковые железные наконечники с угольчатыми лопастями и уступчиком при переходе пера в черешок, длина их 4,5 см.
Металлические детали седла представлены золотыми обкладками от луки седла подтреугольной формы со штампованным или пунсонным чешуйчатым орнаментом (рис. 1, 1, 2, 10, 12, а) и узкими каннелированными длинными пластинками, служившими обивкой деревянного края седла (рис. 1, 2, 6, 11, в).
Даже такое краткое описание материала подгруппы А не вызывает сомнения в принадлежности данных комплексов к единому культурному кругу памятников, о чем свидетельствуют одинаковый состав погребального инвентаря, стандартизация форм и общность художественно-технологических признаков изделий.
Подгруппу В составляют комплексы с полихромными украшениями, декорированными цветными вставками в напаянных гнездах и накладным орнаментом из золотой проволоки и зерни (рис. 1, 18-25). Украшения предоставлены диадемами (рис. 1, 18-20, 22, 24, 25, а), колтами (рис. 1, 18, 19, 21, б), кулонами (рис. 1, 19, 20, в), перстнем (рис. 1, 20, г), пектералью (рис. 1, 21, д), серьгами (рис. 1, 23, 24, е), наконечниками гривны (рис. 1, 24, ж). Все эти предметы объединяются общими стилистическими и технологическими признаками: 1 — сочетанием цветных вставок с накладным проволочным орнаментом и зернью; 2 — орнаментальными мотивами в виде «плетенки», «елочки», «рубчика», «веревочки», ободками зерни, треугольниками, ромбиками и пирамидками, выложенными зернью; 3 — техникой орнамента: «веревочка» свита из двух гладких проволочек, «плетенка» образована двумя параллельно  расположенными «веровочками», «елочка» — двумя «веровочками» и помещенной между ними гладкой проволокой, «рубчик» — проволокой с нарезками; 4 — техникой изготовления гнезд: узкая золотая ленточка, напаянная ребром с сомкнутыми, заходящими или врезанными друг в друга концами (рис. 2).
Плоские предметы — диадемы, пектораль (рис. 1, 18, 19, 21, 22, 25, а, д) — имеют в основе бронзовую пластину, сверху покрытую золотым или электровым листом, края которого загнуты внутрь и плотно прилегают к оборотной стороне основы. Колты сделаны из толстой золотой пластины и орнаментированы с обеих сторон (рис. 1, 14, 18, 19, 21, б). Объемные вещи — серьги, кулоны, наконечники гривен (рис. 1, 19, 20, 23, 24, в, е, ж) — изготовлены из листового золота и спаяны из двух половин. Полое пространство заполнено мастикой, служившей для сохранения формы предмета. Вставки расположены в определенном порядке, большей частью горизонтальными рядами. Центр предмета почти всегда выделяется крупными вставками в комбинации с размещенными вокруг них более мелкими камнями. Форма гнезд достаточно разнообразна, однако превалируют округлые, овальные и прямоугольные. Наряду с ними имеются миндалевидные, сегментовидные и треугольные гнезда. Как правило, все виды гнезд в различных сочетаниях присутствуют на одном предмете.
Таким образом, стилистические и технические особенности описанных выше украшений свидетельствуют о едином характере этих изделий, а наличие их в разных комплексах позволяет рассматривать и погребения подгруппы В как памятники единой культуры.
К подгруппе Б нами отнесены комплексы со смешанным погребальным инвентарем (рис. 1, 14-17). В них наряду с предметами конского снаряжения и оружия, представленных в подгруппе А, имеются полихромные украшения, типичные для погребений подгруппы В.
В подгруппе Г выделены четыре комплекса с полихромными диадемами, отличающимися от украшений подгруппы В по стилистическим и некоторым техническим признакам (рис. 1, 26-29). Общим для диадем подгруппы Г является отсутствие накладного орнамента из проволоки и зерни. Все они украшены рядами вставок и поясками штампованного орнамента, имитирующими рубчатую проволоку и «веревочку» (рис. 2). На трех диадемах техника гнезд та же, что и на изделиях подгруппы В. Исключение составляет диадема из кург. 2 у ст. Шипово, где гнезда вырезаны в верхнем покрытии (рис. 1, 29). В двух комплексах (рис. 1, 28, 29, г) обнаружены пряжки, у которых кольцо и обойма сделаны из одной пластины.
К подгруппе Д относятся пять погребений (рис. 1, 30-34). Основанием для ее выделения послужило наличие в погребальном инвентаре оригинальных по орнаменту блях прямоугольной и круглой формы, украшенных геометрическими фигурами (рис. 1, 30-32, а), или изображениями мужского лица (рис. 1, 30, 32-34, б). Бляхи служили украшением узды и сбруи коня. По технологии они идентичны уздечным накладкам подгруппы А. Как и последние, бляхи подгруппы Д состоят из бронзовой пластины с рельефным орнаментом из золотого или электрового покрытия, края которого загнуты внутрь и плотно прилегают к основе. Геометрический орнамент в виде ряда зерновидных или сдвоенных катушкообразных фигур, дуговидных и прямых поясков, имитирующих прямую или рубчатую проволоку, а также изображения лиц, оттиснуты на золотом покрытии с бронзовой основы. В отличие от геометрического орнамента изображения личин на бляхах по стилистическим особенностям носят ярко выраженный индивидуальный характер.
На прямоугольных бляшках из погребения у колхоза «Восход» близ г. Покровска изображена пара бородатых лиц с круглым овалом, с выпуклым прямым носом, сильно расширяющимся книзу, удлиненными

	[64]

Рис. 2. Сводная таблица стилистических и технологических признаков группы полихромных изделий гуннской эпохи. Условные обозначения.

Накладной орнамент: 1 — веревочка, 2 — косичка, 3 — елочка, 4— витая пластинка — имитация веревочки, 5 — катушечная проволока, 6 — бусинная проволочка, 7 — зернь, 8 — двойной ряд зерни, 9 — двойной ряд зерни, разделенный проволокой, 10 — гладкая пластина, обрамленная с одной стороны зернью, 11 — гладкая пластина, обрамленная с двух сторон зернью, 12 — ободок из зерни, 13 — простые пирамидки из зерни, 14 — сложные пирамидки из зерни, 15 — бусины, спаянные из двух полых полушарий, 16 — треугольники из зерни, 17 — комбинации из треугольников, выложенных зернью, 18 — ромб из зерни, 19 — комбинации из ромбов, выложенных зернью.
Штампованный орнамент: 1 — веревочка, 2 — косичка, 3 — рубчатая проволока, 4 — двойной ряд рубчатой проволоки, 5 — бусинная проволока — имитация зерни
Техника гнезд: 1 — вырезанное гнездо, 2 — напаянное гнездо, 3 — перегородчатая инкрустация, 4 — гнездо со смыкающимися концами, 5 — гнездо с заходящими концами, 6 — гнездо с врезанными концами

выпуклыми глазами, узким щелевидным ртом. Волосы в виде широкой челки, закрывающей лоб, и борода переданы параллельными бороздками. По углам бляхи и в промежутках между лицами (наверху и внизу) веерообразно расположены бороздки. Края бляхи обрамлены широким рубчатым пояском. В погребении найдено 23 таких бляхи. Размеры их: 7,8*5,0 см (рис. 1, 34, б).
Другая прямоугольная пластина с изображением двух и частично третьего лица происходит из кург. 18 близ г. Покровска. Здесь воспроизведены мужские лица с выступающими скулами и с заостренным подбородком, переданным округлой выпуклостью, с длинным прямым носом, слегка расширяющимся книзу, с круглыми выпуклыми глазами и узким щелевидным ртом. Над глазами — рельефная дуга, как бы подчеркивающая линию лба. Ни бороды ни волос нет. Личины окаймлены ободком из лжезерни, между лицами (наверху и внизу) оттиснуты кружочки из лжезерни. По краям длинных сторон пластины — широкий рубчатый поясок. Ширина пластины 3,2 см, длина не восстанавливается, так как концы пластины обломаны (рис. 1, 33, б). В кург. 17 близ г. Покровска найдены круглые бляхи в виде мужского бородатого лица, с длинным выпуклым, слегка расширяющимся книзу носом, с эллипсовидной формы глазами и широким ртом, губы обозначены двумя выпуклыми прямыми полосками. Волосы и брови переданы рельефными косыми, а борода — прямыми бороздками. Края бляхи обрамлены ободком — «веревочкой», диаметр — 5 см (рис. 1, 32, б). Еще две круглые бляхи в виде человеческого лица происходят из погребения с сожжением (могила VII) у с. Новогригорьевки Запорожской обл. На бляхе воспроизведено лицо мужчины с длинным выпуклым носом, слегка расширяющимся книзу, глаза и рот переданы углублениями эллипсовидной формы, обрамленными узкими рельефными ободками-валиками. Сросшиеся брови обозначены рельефными полосками рубчатой проволоки, такой же полоской обозначена линия волос и окаймлены края бляхи. Диаметр ее — 4,5 см (рис. 1, 30, б).
Отличительным признаком погребального инвентаря подгруппы Д является отсутствие вещей полихромного стиля. Исключение составляет  лишь разрушенное погребение у колхоза «Восход», в котором найдены пряжка и накладка, возможно, от перекрестия меча, исполненные в технике перегородчатой инкрустации, и уздечные узкие накладки со вставками в напаянных гнездах и штампованным рубчатым орнаментом (рис. 1, 34, д).
Следует отметить также, что в одном из комплексов, в кург. 3 у станции Шппово, обнаружены пряжки, идентичные пряжке из женского погребения кург. 2 того же могильника (рис. 1, 29, г).
Предварительное деление комплексов носит рабочий характер. К окончательному решению поставленного вопроса можно подойтп лишь после сравнительного анализа выделенных подгрупп. Остановимся первоначально на сопоставлении комплексов подгрупп А, Б п В.
Подгруппы А и В резко отличаются по составу погребального инвентаря. Характерные предметы вооружения и конской упряжи подгруппы А полностью отсутствуют в комплексах подгруппы В, и наоборот, яркие, орнаментированные накладным проволочным орнаментом и зернью украшения одежды, типичные для подгруппы В, почти не встречаются в погребениях подгруппы А. Такое отличие, мы полагаем, можно объяснить тем, что погребальные комплексы подгруппы А принадлежат мужским захоронениям, а памятники подгруппы В — женским. Этот вывод подтверждается и некоторыми антропологическими данными. Например, в погребениях Казахстана у сел. Кара-Агач¹²⁾ и Канаттас¹³⁾ зафиксированы женские скелеты.
К сожалению, комплексы подгруппы А либо происходят из случайных находок, либо из погребений с сожжением.
Однако, несмотря на разницу в погребальном инвентаре, которая выражается не только в составе, но частично и в характере материала, мы полагаем, что эти две подгруппы едины по времени и культурной принадлежности. Доказательством этого являются комплексы подгруппы Б (рис. 1, 14-17), в которых сочетаются типы вещей, характерные для подгрупп А и В. К ним относятся четыре погребения. Одно из них открыто в 1890 г. у с. Здвиженского бывш. Новогригорьевского уезда Ставропольской губ.¹⁴⁾ (рис. 1, 14). Из архивного дела следует, что данная находка была произведена местным крестьянином Кищенко, который «усмотрел на берегу р. Маныча торчащую кость конской головы, а под нею небольшой курганчик, половина которого обрушилась в реку. Желая узнать содержимое в курганчике, он его раскопал и нашел разные металлические вещи ... Найденные вещи лежали под головой и костями лошади».¹⁵⁾ Далее в архивных бумагах было отмечено, что, разрыв курган на глубину и в ширину 1, 1/2 аршина (1*1 м), нашел в глинистом кургане котелок красной меди, который, по словам находчика, «от древности пришел в совершенную негодность».¹⁶⁾
Все найденные вещи поступили в Археологическую комиссию и затем были переданы в Эрмитаж. Здесь обнаружены бляхи, накладки, наконечники и подвески от уздечного набора, бронзовые кольчатые псалии с зажимами, 10 серебряных и бронзовых пряжек, 66 серебряных гвоздей с выпуклой круглой шляпкой, бронзовая серьга в виде знака вопроса с костяной бусиной на прямом конце и два золотых колта (рис. 1, 14).
Мы не можем наверняка утверждать, что перечисленные вещи происходят пз одного погребения, однако такое предположение, судя по [66] обстоятельствам находки, наиболее вероятно. Косвенным доказательством этого может служить и тот факт, что погребение найдено не на могильнике, а является единичным, изолированным, что было свойственно для захоронений гуннской эпохи.¹⁷⁾
Второе погребение обнаружено рабочими в карьере в Кизиярской балке близ Мелитополя в 1948 г. (рис. 1, 15). Место находки было доследовано К.Ф. Смирновым, В.Ф. Пешановым и Н.И. Волчковой.¹⁸⁾ На месте находки был заложен раскоп площадью 12 м². На глубине 40-50 см обнаружены кости лошади и козы, лежащие цепочкой на протяжении до 1,5 м. Возле них оказался опрокинутый бронзовый котелок и три узенькие золотые пластинки с инкрустацией, такие же пластинки еще раньше были найдены рабочими. Кроме того, из этого погребения происходят железные удила с кольчатыми бронзовыми псалиями, накладки от уздечных ремней, обкладки луки седла, золотые полуовальные бляшки, 17 камней сердолика и граната — вставки, выпавшие из гнезд, несколько золотых оправ-гнезд, бронзовое зеркальце, трехлопастной ромбовидный в плане наконечник стрелы с небольшим уступчиком при переходе к черенку. Наконечник стрелы был найден застрявшим в берцовой кости. И наконец, великолепная диадема, которая, по словам рабочих, найдена на костях черепа. К приезду археологов от черепа сохранилась лишь лобная кость, сильно окрашенная в зеленый цвет (следы окислов от бронзовой основы диадемы) и сжатая с боков, очевидно, вследствие искусственной деформации. Данное погребение относится к типу бескурганных изолированных захоронений.
Еще одно захоронение юноши было обнаружено О.Д. Дашевской на могильнике при античном городище Беляус в Крыму (рис. 1, 16). Это оказалось впускное захоронение в склеп I в. н.э. Могила была вырыта в полу склепа и сверху закрыта плитами; над ногами покойника, на вымостке, .лежали кости ног и череп лошади. С погребенным были обнаружены принадлежности конской упряжи, серебряные пряжки, золотая серьга с цветными вставками и орнаментом из зерни.¹⁹⁾
И наконец, четвертый комплекс представлен случайной находкой у оз. Борового в Казахстане (рис. 1, 17).²⁰⁾ Здесь обнаружены различные украшения — пуговицы, накладки, наконечники поясов, части, вероятно диадемы, исполненные в полихромном стиле, характерном для украшений подгруппы В, вещи с перегородчатой инкрустацией и, кроме того, золотые обкладки от луки седла с чешуйчатым орнаментом. Условия находки неясны.
Обнаруженные в этих погребениях вещи четко разделяются на предметы, характерные для комплексов подгрупп А и В. К первым относятся удила с кольчатыми псалиями (рис. 1, 14, 15, а-в), уздечные накладки (рис. 1, 14, 15, б, в, г, з, л), золотые обкладки луки седла (рис. 1, 15, 17, а, б), серия серебряных и бронзовых пряжек (рис. 1, 14, 16, в), наконечникп поясов (рис. 1, 17); ко вторым — золотые колты (рис. 1, 14, б), диадема (рис. 1, 15, а), серьга (рис. 1, 16, е,), накладки и обрывки диадем (рис. 1, 17, а).
Кроме того, в комплексах подгрупп А и В встречаются и другие близкие по типам вещи — пряжки, стеклянные бокалы (рис. 1, 4, 25, а), наконечники ремней (рис. 1, 1-3, 5, 8, 10, 23, б). Об этом же свидетельствует стилистический анализ полихромных изделий (рис. 2).
На рис. 2 мы попытались выделить стилистические и технологические признаки полихромных изделий. В результате выделились три стилистические группы, различающиеся только по технике орнамента: 1 — вещи с накладным орнаментом из золотой проволоки и зерни, 2 — предметы со штампованным орнаментом без зерни, 3 — изделия, в которых сочетаются оба вида орнаментации.
Отличаясь по технике декора, полихромные украшения идентичны по другим признакам. Это выразилось в геометрических формах изделий, в общности орнаментальных мотивов, в расположении гнезд правильными рядами, в цветовом решении — сочетание золотого фона с камнями красных оттенков (граната, альмандина, сердолика, реже с янтарем и красным стеклом), в форме и технике гнезд, в наличии бронзовой основы. Все эти черты позволяют говорить о едином характере художественного направления выделенных групп.
Интересно отметить, что стилистические особенности большей частью совпадают с функциональным различием вещей. В первую группу вошли все украшения одежды и головного убора (рис. 1, 18-25), в том числе и наконечники поясов подгруппы А (рис. 1, 4, 5, 17). Во вторую украшения конской упряжи и накладки ножен меча. Исключение составляют диадемы подгруппы Г.
Таким образом, археологический материал рассматриваемых подгрупп А, Б и В позволяет говорить о культурном и временном единстве комплексов, представляющих эти подгруппы. К ним, вероятно, следует отнести и два комплекса из подгруппы Г (рис. 1, 26, 27).
Наиболее самостоятельной выглядит подгруппа Д. Как мы уже указывали, отличительными признаками ее являются бляхи конской упряжи, двухчастные пряжки и отсутствие вещей иолихромного стиля.
Однако и эта подгруппа имеет общие черты с остальными памятниками. По составу погребального инвентаря она примыкает к мужским захоронениям подгруппы А. Есть в ней и ряд предметов, типологически сходных с вещами комплексов подгруппы А. Например, форма оружия — мечей и наконечников стрел, уздечные накладки с геометрическим штампованным орнаментом в виде кружков, соединенных прямой линией, имитирующих рубчатую проволоку (рис. 1, 31, и), обкладки луки седла и узкие пластинки (рис. 1, 31, 33, 34). Наиболее близко к комплексам подгруппы А разрушенное погребение у колхоза «Восход» Саратовской обл.
В погребальном инвентаре этого захоронения наряду с характерными для подгруппы Д бляшками с изображениями личин найдены предметы, типичные для подгруппы А — узкие накладки уздечных ремней со вставками и штампованными рубчатыми поясками, окаймляющими накладку по краям и делящие ее на квадраты, обрывки золотой обкладки с чешуйчатым орнаментом, серебряные пряжки. Таким образом, данное погребение оказывается связующим звеном между подгруппами А и Д.
На близость групп А и Д указывает также и погребальный обряд (погребения с сожжением). Интересно, что одно погребение с сожжением подгруппы Д происходит из могильника у с. Новогригорьевки, в котором были открыты и два погребения с сожжением из подгруппы А (рис. 1, 1, 2, 30).
Все эти данные не позволяют отрывать комплексы подгруппы Д от остальных памятников, а скорее указывают на непосредственную близость тех и других. К подгруппе Д бесспорно примыкает женское погребение из кург. 2 у станции Шипово (подгруппы Г), которое фактически составляет единый погребальный комплекс с мужским погребением из соседнего кург. 3. Оба кургана находятся рядом, и насыпь одного из них наплывает на насыпь другого. Два комплекса из подгруппы Г (рис. 1, 26, 27), в состав которых входят диадемы, вероятно, по стилистическим особенностям последних могут относиться к подгруппе А. Классификационное  место погребения у с. Верхне-Погромное из подгруппы Г пока для нас недостаточно ясно.
В результате проведенного нами предварительного анализа археологических находок из погребальных памятников, представленных на рис. 1, мы пришли к выводу, что они могут быть разделены на две группы. В первую группу нами выделены комплексы подгрупп А, Б, В и два комплекса подгруппы Г (рис. 1, 1-27). Во вторую группу вошли комплексы подгруппы Д и один комплекс подгруппы Г (рис. 1, 30-34, 29).²¹⁾
Причина различия погребального инвентаря этих двух групп пока остается неясной. Связано ли это с вопросами хронологии или этнокультурной принадлежности, можно будет решить только после определения точной даты обеих групп. Однако для этой цели, как уже отмечалось выше, следует расширить исследуемый круг памятников, разработать и показать наглядно типологию вещей, проследить время существования каждого типа в отдельности и провести сравнительный анализ всех комплексов с учетом материала керченских склепов. Такую работу мы предполагаем проделать в дальнейшем.
На данном этапе работы мы можем сделать следующее заключение: каждая группа представлена синхронными памятниками, близкими в культурном отношении и тесно связанными между собой.

Приложение
Список археологических памятников к рис. 1

1 — погребение с сожженпем, могила IX у с. Новогригорьевки Никопольского р-на Запорожской обл. Раскопки Д.Я. Самоквасова, 1884 г. Т.М. Минаева. Погребения с сожжением близ гор. Покровска. Уч. зап. СГУ, VI, вып. 3., Саратов, 1927, стр. 94-100;
2 — то же, могила VIII;
3 — разрушенное погребение с сожжением у дер. Нижней Добринки Камышинского р-на Саратовской обл. Случайная находка 1914 г. Т.М. Минаева. Ук. соч., стр. 103, 104;
4 — с. Новая Маячка, котловина «Щербатая» Херсонской обл. Случайная находка 1905 г. ОАК за 1905 г. СПб., 1906, стр. 101, рис. 133;
5 — разрушенное погребение у с. Ново-Ивановка Новоникольского р-на Запорожской обл. Случайная находка 1961 г. Материал не опубликован;
6 — хут. Саги, близ г. Алешки Херсонской обл. Случайная находка 1899 г. ОАК за 1899 г. СПб., 1900, стр. 127, рис. 250;
7 — с. Раденск, близ г. Алешки Херсонской обл. Случайная находка 1897 г. ОАК за 1897 г. СПб., 1898, стр. 34, 35, рис. 106-108;
8 — Гора Клементовка, окрестности г. Феодосии, Восточный Крым. Случайная находка 1957 г. Т.Н. Высотская, Е.Н. Черепанова. Находки из погребения IV—V вв. в Крыму. СА, 1966, 3, стр. 195, 196, рис. 3, 10-12;
9 — разрушенное погребение у с. Федоровка Бузулукского р-на Оренбургской обл. Случайная находка 1927 г. В.В. Гольмстен. Археологические памятники Самарской губ. ТСА РАНИОН, т. IV, М., 1928, стр. 134, 135;
10 — разрушенное погребение у совхоза им. Калинина, г. Красногвардейск, Крым. Случайная находка 1959 г. Т.И. Высотская, Е.Н. Черепанова. Ук. соч., стр 187-195;
11 — погребение с сожжением, кург. 42, у с. Ровное Саратовской обл. Раскопки П.Д. Рау, 1926 г.; Р. Rau. Prähistorische Ausgrabungen auf der Steppenseite des Deutschen Wolgagebiets um Jahre 1926. Pokrowsk, 1927, S. 72—76, Abb. 67-70;
12 — с. Курнаевка, Иловаткинский р-н, Саратовская обл. Случайная находка 1911 г. Материал не опубликован; [69]
13 — с. Муслюмово Оренбургской обл. Случайная находка 1895 г. ОАК за 1895 г. СПб., 1896, стр. 172, рис. 185;
14 — разрушенное погребение у с. Здвиженское Ставропольской обл. Случайная находка 1890 г. ОАК за 1890 г. СПб., 1891, стр. 121, 122, рис. 82-87;
15 — разрушенное погребение у г. Мелитополя, Кизиярская балка, Запорожской обл. В.Ф. Пешанов. Мелитопольская диадема. КСИА УССР, 11, 1961, стр. 70-74:
16 — погребение на могильнике у городища Беляус в Крыму. О.Д. Дашевская. Погребение гуннского времени в Черноморском районе Крыма. МИД, 169, 1969, стр. 52-61;
17 — озеро Боровое в Казахстане. Случайная находка 1928 г. А.Н. Бернштам. Находки у озера Борового в Казахстане. СМАЭ, XIII, 1949, стр. 216-229;
18 — хут. Верхне-Яблочный Волгоградской обл. Случайная находка 1902 г. ОАК за 1902 г. СПб., 1903, стр. 126, 127, рис. 211-213;
19 — погребение у дер. Марфовки в Керчи. Случайная находка 1925 г. И.П. Засецкая. Полихромные изделия гуннского времени из погребений Нижнего Поволжья. АСб. ГЭ, 10, 1968, стр. 45-47;
20 — погребение 12, кург. 3, у г. Ленинска Волгоградской обл. Раскопки В.П. Шилова 1956 г. И.П. Засецкая. Ук. соч., стр. 36-38.
21 — разрушенное погребение у дер. Алешки Херсонской обл. Случайная находка 1902 г. ОАК за 1902 г. СПб., 1903, стр. 132, 133, рис. 228, 229.
22 — разрушенное погребение у с. Старая Игрень Никопольского р-на Днепропетровской обл. Случайная находка 1959 г. И.Ф. Ковалева. Погребение IV в. у с. Старая Игрень. СА, 1963, № 4, стр. 233-238, рис. 1, 2;
23 — погребение 2, кург. 36, у г. Покровска Саратовской обл. И.В. Синицын. Позднесарматские погребения Нижнего Поволжья. ИСНВИК, т. VII. Саратов, 1936, стр. 81, 82, рис. 9, 10;
24 — погребение у с. Кара-Агач в Казахстане. Раскопки 1904 г. А. Козырев. Раскопки кургана в урочище Кара-Агач Акмолинского уезда. ИАК, 16. СПб., 1905, стр. 27-36, рис. 1-5;
25 — погребение у с. Канаттас Карагандинской области в Казахстане. Раскопки М.К. Кадырбаева, 1957 г. М.К. Кадырбаев. Памятники ранних кочевников Центрального Казахстана. Тр. ИИАЭ КазССР, т. 7, 1959, стр. 193;
26 — погребение у с. Антоновки Одесской обл. Случайная находка 1965 г. М.А. Тиханова, И.Т. Черняков. Новая находка погребения с диадемой в Северо-Западном Причерноморье. СА, 1970, 3, стр. 17;
27 — разрушенное погребение у дер. Березовка Саратовской обл. Случайная находка 1927 г. Т. Minajeva. Zwei Kurgane bei der Station Shipovo. ESA, IV, 1929, S. 206-207. Abb. 32, 33;
28 — погребение 3, кург. 4, у с. Верхне-Погромное Волгоградской обл. Раскопки В.П. Шилова 1954 г. И.П. Засецкая. Ук. соч., стр. 54-59.
29 — погребение в кург. 2 у станции Шипово, Южное Приуралье. Раскопки П.С. Рыкова 1925 г. Т. Minajeva. Zwei Kurgane..., S. 199-209;
30 — погребение с сожжением, могила VII, у с. Новогригорьевки Никопольского р-на Запорожской обл. Раскопки Д.Я. Самоквасова, 1884 г. Т.М. Минаева. Ук. соч., стр. 94-100;
31 — погребение в кург. 3 у станции Шипово, Южное Приуралье. Раскопки П.С. Рыкова. 1925 г. Т. Minajeva. Zwei Kurgane..., S. 199-209;
32 — погребение с сожжением, кург. 17, близ г. Покровска Саратовской обл. Раскопки П. С. Рыкова 1925 г. Т.М. Минаева. Ук. соч. стр. 91-94;
33 — там же, кург. 18;
34 — разрушенное погребение у колхоза «Восход» близ г. Покровска Саратовской обл. Случайная находка 1929 г. И.В. Синицын. Ук. соч., стр. 73-80.

---

I.P. Zassetzkaïa
Chronologie et appartenance culturelle des monuments des steppes de la russie meridionale et du Kazakhstan a l'epoque des huns

Résumé

Jusqu'à une époque peu éloignée, il n'existait pas de grandes contradictions sur la chronologie des monuments appartenant au temps des Huns, c. à. d. la période de l'invasion et de la domination des Huns en Europe orientale. On les datait du IVe et du Ve siècle. A. K. Ambroz propose une autre périodisation chronologique des monuments de l'époque des Huns, selon laquelle ceux-ci se répartissent en trois groupes: Ve s., Vie et Vile s., et Vile s. Cependant, une telle conclusion nous paraît contestable. C'est pourquoi [70] les pièces fournies par les monuments des steppes du sud de la Russie et du Kazakhstan sont réexaminées avec le point de vue suivant: à quel degré le matériel archéologique permet de diviser les dits monuments en groupes indépendamment de leur appartenance-chronologique. Dans ce but, les pièces des ensembles sont systématisées dans un tableau d'après la destination fonctionnelle. Les colonnes verticales, qui en résultent, renferment les objets d'une même catégorie. En tenant compte de la composition du mobilier funéraire dans son ensemble, et de la typologie des objets de catégories à part, ces ensembles ont été préalablement divisés en cinq sous-groupes: A, B, C, D, E. Cependant, l'analyse comparée des sous-groupes, basée sur la concordance des trouvailles, a montré que tous étaient directement ou indirectement liés entre eux, formant un cercle fermé d'analogies, et, par conséquent, se rapportant à la même époque historique. Il faut donc chercher l'explication de ces particularités du mobilier funéraire non dans une division chronologique des ensembles d'inhumations, mais dans les différences ethnique, sociale et du sexe des personnes inhumées.

---

¹⁾ Hampel J. Die Altertümer des frühen Mitellalters im Ungarn. Braunschweig, 1905, II-III.
²⁾ Béla Pósta. Archeologische Studien auf Russischem Boden. Teil I, Budapest — Leipzig, 1905.
³⁾ Alföldi A. Funde aus der Hunnenzeit und ihre ethnische Sonderung. AH, 1932, IX.
⁴⁾ Минаева Т.М. Погребения с сожжением близ гор. Покровска — Уч. зап. СГУ, — VI, вып. 3, 1927, с. 123; Minajeva Т. Zwei Kurgane bei der Station Shipovo. — ESA, 1929, т. IV, S. 208, 209.
⁵⁾ Синицын И.В. Позднесарматские погребения Нижнего Поволжья. — ИСНВИК 1936. VII, с. 71-85.
⁶⁾ Синицын И.В. Археологические памятники в низовьях реки Иловли. — Уч. зап. СГУ, 1954, XXXIX, с. 218-253; Максимов Е.К. Позднейшие сармато-аланские погребения V—VIII вв. на территории Нижнего Поволжья — ТСОМК, Археологический сборник, вып. 1. Саратов, 1956, с. 65-85.
⁷⁾ Засецкая И.П. О хронологии погребений «эпохи переселения народов» Нижнего Поволжья. — СА, 1968, № 2, с. 60.
⁸⁾ Самоквасов Д.Я. Могилы Русской земли. М., 1908, с. 132-136; Пешанов В.Ф. Мелитопольская диадема. — КСИА АН УССР, 1961, № 11, с. 70-74; Ковалева И.Ф. Погребение IV в. у с. Старая Игрень. — СА, 1962, № 4, с. 233-238; Высотская Т.Н., Черепанова Е.Н. Находки из погребения IV—V вв. в Крыму. — СА, 1966, № 3, с. 187-195; Засецкая И.П. Полихромные изделия гуннского времени из погребений Нижнего Поволжья. —АСб. ГЭ, № 10, 1968, с. 35-53; Тиханова И.А., Черняков И.Т. Новая находка погребения с диадемой в северо-западном Причерноморье. — СА, 1970, № 3, с. 117-127; Дашевская О.Д. Погребение гуннского времени в Черноморском районе Крыма. — МИА, 1969, № 196, с. 52-61.
⁹⁾ Werner I. Beiträge zur Archäologie des Attila-Reiches. München, 1956.
¹⁰⁾ Амброз А.К. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы. — СА, 1971, № 2 и 3, с. 96-123, 106-134.
¹¹⁾ Буквами а, б, в, ...обозначены типы и варианты типов вещей, выделяемые нами внутри отдельных категорий вещей.
¹²⁾ Козырев А. Раскопки кургана в урочище Кара-Агач Акмолинского уезда. — ИАК, 1905, 16, с. 27-36.
¹³⁾ Кадырбаев М.К. Памятники ранних кочевников Центрального Казахстана. — Тр. Ин-та истории, археологии и этнографии, т. 7. Алма-Ата, 1959, с. 162-202.
¹⁴⁾ ОАК за 1890 г. СПб., 1891, с. 121, 122, рис. 82-87.
¹⁵⁾ Архив ЛОИА, д. 219/1890.
¹⁶⁾ Там же.
¹⁷⁾ Мацулевич Л.А. Погребение варварского князя в Восточной Европе. М.–Л., 1934; Засецкая И.П. Особенности погребального обряда гуннской эпохи на территории степей Нижнего Поволжья и Северного Причерноморья. — АСб. ГЭ, 1971, 13, с. 61-72.
¹⁸⁾ Пешанов В.Ф. Ук. соч., с. 70-74.
¹⁹⁾ Дашевская О.Д. Ук. соч., с. 52-61.
²⁰⁾ Бернштам А.Н. Находки у озера Борового в Казахстане. — СМАЭ, 1949, № XIII, с. 216-229.
²¹⁾ В периодизации А.К. Амброза памятники, представленные в нашей таблице, распределились следующим образом. В I группу (V в. н.э.) вошли комплексы подгруппы А (рис. 1, 1-2, 8, 10), остальные комплексы подгруппы А в статье А.К. Амброза не упомянуты; один комплекс из подгруппы Г (рис. 1, 27). II группа .VI—VII вв. н.э.), по периодизации А.К. Амброза, полностью совпадает с нашей второй группой (рис. 1, 29-34). В III группу .VII в. н.э.) вошли все комплексы подгруппы Б и В (рис. 1, 14-25).

---