Публикация 1915 г.
С целью окончательного улажения всех этих вопросов и главным образом с намерением заключить тесный мир с Россией против врагов, шведское правительство решило послать в Москву блестящее посольство. Адольф Эбершильд, который был с 1667 г. резидентом Швеции в Москве, но в 1669 г. по настоянию русских должен был ее покинуть, теперь, в начале 1673 г., прибыл в русскую столицу, как посланник (о нем упоминает Кильбургер в I ч., II гл., V п.: Envoye Eberschildt), с извещением о прибытии этого великого посольства. Эбершильд подал в приказ записку, помеченную 4 февралем 1673 г., в которой между прочим указывалось, что Россия, заключив тесный союз со Швецией, избавила бы себя от внешних и внутренних осложнений, а перенеся архангельскую торговлю на Балтийское море, извлекла бы большую пользу из торговли с Западом, и иностранцы могли бы, вместо одной поездки в Архангельск, совершать ежегодно три поездки в одну из балтийских гаваней (о чем говорил еще в 1653 г. [2] Родес). Эбершильд остался в Москве до прибытия посольства 2). Между тем великое шведское посольство, во главе которого был поставлен государственный советник граф Густав Оксеншерн, получило в конце июня 1673 г. королевскую инструкцию. Однако оно отплыло из Стокгольма только 21 августа 1673 г., но, задержанное противными ветрами, прибыло в Ровель лишь 14 сентября. Здесь к Оксеншерну присоединились остальные члены посольства: эстляндский ландрат барон Ганс Генрих Тизенгаузен, лифляндский ландрат Гатгард Иоанн Будберг и асессор коммерц-коллегии Лилиенгоф, который должен был советами содействовать посольству в вопросе о развитии торговли и домогаться особым договором склонить русских направлять свои товары к Балтийскому морю, а не к Архангельску. Только 15 ноября 1673 г. посольство выехало из Нарвы, достигло русской границы 18 ноября, 27 — было в Новгороде, откуда выехало 2 декабря. 31 декабря 1673 г. был въезд послов в Москву 3. Они были весьма торжественно встречены, и в честь их был устроен военный парад. 2 января 1674 г. должна была состояться аудиенция, но русские потребовали, чтобы шведы вошли в государевы покои без шапок, на что те не согласились и решили послать гонцом к своему королю Карлу XI переводчика Эосандера, чтобы сам король разрешил возникшее [3] затруднение. Русские были сильно раздражены поведением посольства, и дом его был окружен стражей. Шведский гонец уехал из Москвы 15 января, а возвратился лишь 19 марта с известием, что король дозволил явиться к царю с обнаженной головой. Тогда, 30 марта, состоялась без всякой торжественности так долго жданная аудиенция 4. Таким образом, почти три месяца посольство было обречено на бездействие.
Переговоры, однако, были безуспешны. С русской стороны их вели князья Юрий Алексеевич Долгорукий, его сын Михаил и окольничий Артемон Сергеевич Матвеев. По словам датского резидента, русский канцлер даже пригрозил послам тюрьмой, если они будут снова упорствовать, а самому датскому резиденту заявил, что «фантазию шведов он скоро рассеет», что о поддержке русскими шведского кандидата в Польше не может быть и речи, и царь будет отстаивать датскую кандидатуру. В общем никаких существенных постановлений не было сделано: шведские послы не имели полномочий установить детальных условий союза, а русские иначе не хотели договариваться; русские не соглашались допустить свободной торговли шведов в России, указывая, что и их торговцам запрещены непосредственные сношения с иностранцами в Риге; шведам было разрешено вести торговлю с русскими (а не с иностранцами) в Новгороде, Пскове и Москве; относительно уменьшения пошлин и сравнения их со шведскими, русские ничего не хотели слышать. Ю. Долгорукий вообще говорил, что не стоит даже говорить о торговле, потому что торговые сношения России со Швецией ничтожны и незначительны, но другое дело Англия или Голландия. Матвеев [4] же, которого шведы первоначально считали за друга Швеции и были довольны, что он заменил в Посольском приказе враждебного Швеции Нащокина, в действительности же оказался, по словам послов, вреднейшим человеком для Швеции, и, подобно Долгорукому, считал Россию величайшим государством, с которым не могла сравниться Швеция. К тому же при переговорах много вредили погрешности в переводах, так что обе стороны не могли доискаться в них смысла 5.
23 июня 1674 г. шведское посольство выехало из Москвы, ничего не добившись и напрасно пробыв в Москве более 5 ½ месяцев 6. [5]
Однако, если это посольство не достигло никаких политических результатов, в научном отношении оно дало очень многое. [6]
Во-первых, молодой талантливый инженер капитан Эрих Пальмквист, посланный е посольством в качестве тайного военного агента, через год по возвращении в Швецию, [7] представил королю свой труд: «Несколько замечаний о России, ее дорогах, укреплениях, крепостях и границах во время последнего королевского посольства к московскому царю, собранных [8] Эрихом Пальмквистом». Этот труд представляет собою большой альбом с соответствующим текстом; по своему [9] художественному исполнению он стоит гораздо выше альбома Мейерберга 7.
Во-вторых, другим интересным и важным результатом этого посольства нужно считать появление трактата Иоганна Филиппа Кильбургера, почти всесторонне обхватывающего вопрос о состоянии русской торговли того времени.
Если мы прибавим к этим двум сочинениям донесение Родеса о русской торговле в начале 1650-х годов и книгу Котошихина, написанную в 1660-х годах и раскрывающую перед глазами шведского правительства политическое и финансовое устройство русского государства, то станет ясным, что Швеция имела в руках все данные и великолепный материал, чтобы в совершенстве познать свою могущественную соседку и хорошо изучить ее политическое и экономическое состояние. Вполне справедливо можно сказать, что шведы тогда могли лучше знать о русских, чем сами русские о себе. Но при этом является вопрос о степени распространения среди шведов этих сочинений о России.
Всеподданнейшее донесение Родеса о русской торговле было послано им шведской королеве в 1658 году. Оно теперь хранится в Стокгольмском Архиве. В нем заключаются размышления как о русской торговле, так и о средствах привлечения ее из Архангельска на Балтийское море, т. е. тут разбирается тот самый вопрос, о котором было поручено хлопотать в Москве Лилиенгофу во время вышеупомянутого шведского посольства. Сочинение Родеса было известно не одной только королеве, но его читали и другие; по крайней мере о нем знал Кильбургер; с другой же стороны, в рижском архиве [10] находится рукописная, но не точная, копия с сочинения Родоса. О существовании других экземпляров рукописи Родеса — неизвестно.
Сочинение Котошихина было распространено в рукописях на шведском языке, которые и теперь находятся во многих шведских библиотеках; таким образом, Котошихина читали в Швеции.
Что же касается альбома Пальмквиста, то приходится признать, что он был мало кому известен и, очевидно, хранился только в одном экземпляре в Стокгольмском Королевском Архиве, где был открыт около 1880 г. Но несомненен тот факт, что шведское правительство знало о нем и могло им пользоваться.
О Кильбургере же даже нельзя сказать, было ли его сочинение известно королю, или же было ли ему представлено, подобно альбому Пальмквиста. Впрочем, если шведское правительство не имело в своем распоряжении сочинения Кильбургера, оно могло с успехом воспользоваться донесением Родеса, которое к тому времени еще не потеряло своего значения. Говоря о степени распространения сочинений Кильбургера, нужно ограничиться указанием на существование двух рукописных его экземпляров: один хранится в Вольфенбиттельской Герцогской библиотеке и отличается полнотой содержания, а другой был на руках нашего историографа Миллера, но он подарил его Бишингу, который и напечатал его в своем «Magazin fuer neue Historie und Geographie», Th. III; из этого напечатанного текста видно, что рукопись Миллера была неполной и имела некоторые отличия от вольфенбиттельской; отсюда можно вывести заключение, что были рукописи не одинаковые, что могло произойти от частого переписывания, и, таким образом, можно думать, конечно, вполне не настаивая на этом, что экземпляров рукописей Кильбургера было не два, а больше, т. е. его сочинение читалось современниками.
Кто такой был Кильбургер, об этом до сих пор почти ничего не было известно. Аделунг в своей книге о древнейших путешествиях иностранцев по России говорит только, что Кильбургер был родом швед 8, находился вместе со [11] шведским посольством в Москве, а потом написал в Стокгольме сочинение о русской торговле. Адслунг взял свои данные от Бишинга, который поместил предисловие в изданному им сочинению Кильбургера. В этом кратком предисловии Бишинг говорит о значении этого труда для познания экономического состояния России, о том, что Кильбургер был швед, был, очевидно, со шведским посольством в Москве и потом составил в Стокгольме описание русской торговли, «как можно видеть из ч. III, гл. I и VII и ч. IV, гл. IX»; что автор был в Москве, Бишинг узнал, как увидим ниже, из введения самого Кильбургера.
Таким образом, все те скудные сведения, которые до сих пор были известны о Кильбургере, почерпывались из его же собственного сочинения. Других известий о нем, несмотря на наши долгие и настойчивые разыскания, мы не нашли среди исторической литературы, но, при архивных поисках, нам удалось найти отчасти в Московском Архиве Иностранных Дел, а главным образом в Стокгольмском Королевском Архиве, благодаря крайней любезности его первого архивариуса Теодора Вестрина, за что приносим ему свою искреннюю благодарность, новые данные о Кильбургере, которые вполне разъясняют вопрос о таинственном авторе описания русской торговли.
В качестве кого был Кильбургер в посольстве, из его собственного сочинения не видно. В этом отношении у нас есть только одно свидетельство Кильбургера, а именно он в конце своего предисловия оговаривается, что дает разные сведения о России, «насколько мне это позволяет непродолжительность времени, которое я был в Москве, как и мое занятие (Profession), которое далеко от торговли». Эта фраза очень характерна, и, опираясь на нее, можно прийти к выводам, что автор не был послан с торговой целью, и его профессия была далеко от торговли, а отсюда следует, что появление его сочинения нельзя считать преднамеренным, а случайным, может быть, простым любительским трудом. Действительно, в Московском Архиве Иностранных Дел мы нашли несколько списков членов посольства (см. наши приложения), которые подтверждают, что Кильбургер не был специалистом по торговой части. Так, в «росписи его Кор. В-ства свейского персоном великим и полномочным послом, присланным к его ц. в-ству и которым [12] быть у его ц. в-ства высокой руки» в начале поставлены имена 3 послов (Оксеншерна, Тизенгаузена и Будберха), потом — «думного в торговле» Лилиенгофа, посольского маршалка, «вольных господ», посольского секретаря, доктора, капитана Пальмквиста и др., и тут, в числе королевских дворян, на самом последнем месте, находим имя — «Ефим Филип Килбергер» после него упоминаются 2 переводчика (при чем первым — С. Эосандер), пастор, 2 подьячих, «квайтемистр» и др. Всего в посольстве, считая с послами, было 44 человека 9. В другой росписи, составленной при отпуске послов («имена королевским дворяном, которые были ц-ого в-ства у руки на отпуске»), имя — «Ефим Кильбергер» стоит тоже в конце списка королевских дворян, а после него следуют имена переводчиков, «писарей» и др. 10. Таким образом, Кильбургер был королевским дворянином, причем занимал самое последнее место среди них 11; это, впрочем, станет понятно, если мы скажем, что он тогда был очень молодым человеком, как это увидим впоследствии. Капитан же Пальмквист числился выше его на 10 мест и даже «отдавал королевские и королевины дары» 12. Нам, значит, хорошо известно, что Кильбургер входил в состав свиты послов в качестве наименее заслуженного королевского дворянина. Он, как и Пальмквист, присутствовал 30 марта на приеме посольства в Грановитой палате, затем 2 апреля — в Столовой палате, когда было положено начало переговорам, и, наконец, 19 июня — на отпуске; в числе остальных членов посольской свиты он во все эти разы бывал «у его ц-го в-ства высокой руки». Но при переговорах (всего было 10 «ответов»), хотя послы всегда приходили в Ответную палату со своей свитой, при самом открытии заседания всякий [13] раз всех «королевских дворян и чиновных людей высылали вон», так что в палате оставались только одни послы. Поэтому Кильбургер не мог лично присутствовать при переговорах и следить за их постепенным развитием, но нам кажется, что это было для него весьма выгодно, потому что он имел много свободного времени, которым мог распоряжаться по своему усмотрению.
Невзирая на то, что он был «королевским дворянином», и, таким образом, род его занятий в самом деле был далек от торговли, как он сам заявляет в предисловии к своему сочинению, он очень заинтересовался торгово-промышленною жизнью такого большого государства, как Россия, и основательно с нею ознакомился во время своей бытности в Москве. Хотя уже из русских архивных материалов нам известно, как долго был Кильбургер в этом городе, однако из его же сочинения также можно это определить, а именно в III ч., VI гл. он пишет, что рейхсталеры тогда ходили (anitzo gingen) в Москве (в 1674 г.) в течение 4 месяцев за 56-57 копеек, а дукаты с 1 января по 1 мая этого же 1674 г. поднялись с 115 до 120 коп., 17 мая — 122 коп., а 123 коп. достигли 1 «июля» (Julii; но не описка ли это, вместо «июня», так как ведь посольство выехало из Москвы 23 июня). Итак, Кильбургер прожил в Москве более 5 ½ месяцев, но и это время показалось ему недостаточным, чтобы вполне познать экономическое состояние России, и он поэтому называет срок своего пребывания в ней — «коротким».
Вот только что можно сказать о Кильбургере во время шведского посольства. После же 1674 года мы стоим на еще более твердых архивных данных, которые находим в Стокгольмском Королевском Архиве.
В этом архиве сохранилось лишь одно письмо, писанное рукой Кильбургера. Оно на четырех языках: немецком, шведском, французском и латинском, не датировано 13 и обращено к государственному канцлеру Магнусу Де ля Гарди. В этом письме Кильбургер просит предоставить ему должность, при чем пишет: «lebe der ungezweiffelten Hoffnung E. Erl. Hoch. graeffl. Excell. werde [14] gnaedigst gelieben mir die am Hoffe anitzo ersetzliche Stelle vor einem andern in Gnaden widerfahren zu lassen, wofuer lebeslang verharre». Ha свою подданнейшую просьбу он получил 22 июля 1675 г. назначение на открывшуюся должность нотариуса «durch unser gantzes Reich und alle darunter liegende Provincien» 14, т. e. он стал общественным нотариусом (Notarius publicus), и в том же году был определен на шведскую государственную службу. Но 23 октября 1675 г. президент королевской коммерц-коллегии барон Кнут Курк решил, что Кильбургер должен заместить умершего протонотария, или секретаря, при торговой коллегии (Handels-kollegium) в Риге 15 Иоганна Фроста 16 и 29 того же месяца коммерц-коллегия рекомендовала Кильбургера королю для получения им этой должности, мотивируя свой выбор в следующих выражениях: «weil er nicht nur gute Studien gemacht, sondern auch waehrend seiner Aufenthalt in Russland bei der letzten Legation solche Kenntnisse von dem Russischen Handel sich verschafft hat, die fuer ein solches Amt nicht gering von Noeten sind» 17. 23 следующего месяца, декабря, Кильбургер получил королевским письмом назначение на должность секретаря 18. Но он пробыл в Риге только короткое время. Уже в 1678 г. он был опять в Стокгольме в качестве Notarius publicus regius, как можно видеть по сделанной им скрепе. С этого времени он жил в Стокгольме до самой смерти, которая постигла его 1 июля 1721 г. День его смерти и его семейные отношения становятся известными из описи его имущества, которая была совершена 31 августа 1722 г. и еще теперь хранится в опеке в Стокгольме. Его жена — Euphrosina Maria Beloch умерла в 1714 г. и имела с ним семеро детей: 1) Katarina Beata, ко времени описи имущества ей было 40 лет; 2) Anna Elisabeth, замужем за знаменосцем — Petter Hoflander; 3) Sofia Juliana, замужем за [15] лейтенантом — Ditlev Christian Ruede; 4) Maria Margalena, 34 лет; 5) Karl Henrik; 6) Euphrosina Barbara, замужем за знаменосцем — Johann Henrik Kalling и 7) Kristina Margareta, замужем за Karl Gustaf Guetinger.
Коммерц-секретарь Кильбургер (так он титулируется в описи) жил в Стокгольме в Старом городе [Alstadt («Staden»)], где владел двумя каменными домами — один был оценен в 18,000 талеров, а другой в 9,000 талеров серебряной монетой. Имущество, оставленное им, достигало до 31,870 талеров серебряной монетой.
Его сын Karl Henrik был Notarius publicus и умер 3 марта 1735 года (Totenbuch der Nikolai-Gemeinde).
Обратимся теперь к самому сочинению Кильбургера.
Время, когда оно было написано, неизвестно. В статье об икре (ч. I, гл. I, пункт I) автор говорит об ее цене «в феврале этого года» в Москве; дата года не сказана, но, несомненно, 1674 г., потому что откуда бы Кильбургер знал цену, как не из своей поездки в Москву. Значит, он эти строки написал в 1674 г. Там же автор пишет (п. II), что ловля семги в Коле «принадлежала лежащему на Белом море и теперь (nun) несколько лет блокируемому Соловецкому монастырю». Соловки же взбунтовались, как известно, в 1668 г., а были взяты приступом в 1676 г. Отсюда следует, что об этом автор писал до 1676 г. В главе о железных рудниках (ч. ГV, гл. V) находим такие фразы: Петр Марселис «в этом году заплатил своему родственнику... 20.000 рублей», «Привилегии (Марселиса) окончились теперь в этом году...» Тут под словом «в этом году» Кильбургер, без сомнения, подразумевает 1674 г., потому что только в свою бытность в Москве он мог почерпнуть об этом такие сведения. Раз же он говорит «в этом году», то, значит, он писал эту главу в том же 1674 году. Можно еще обратить внимание на такие фразы, как: «бумага стоит теперь (itzo) в месяце мае в лавках» столько-то (ч. I, гл. III, п. I), свинина зимой стоила столько-то, а «теперь (anitzo) пуд свежей — 24 коп.» (ч. I, гл. II, п. III). Все это указывает, что автор писал эти строки в 1674 г., так как все собранные им цены относятся именно к этому году. Если же мы, наконец, возьмем вольфенбиттельскую рукопись (Blatt 98 a), то [16] в главе о медных рудниках (ч. IV, гл. IV) найдем полное подтверждение нашего мнения в словах, что рудники были отданы Марселису «in diessem 1674-ten jahre». Итак, можно уверенно сказать, что Кильбургер писал в 1674 г., и в 1675 г. его сочинение было уже написано. Обратим еще внимание на то обстоятельство, что в октябре 1675 г. коммерц-коллегия рекомендовала королю Кильбургера, как трудолюбивого человека и во время последнего путешествия приобретшего в русской торговле такие познания, которые могли принести немалую пользу в Риге; очевидно, Кильбургер за такое небольшое время не мог проявить на деле своих познаний и доказать службой свое трудолюбие, но, вероятно, он написал свое сочинение, на которое потратил много труда, показал его власть имеющим лицам в коммерц-коллегии, как доказательство своих познаний в торговом деле, почему коммерц-коллегия так лестно аттестовала его королю 29 октября 1675 г. Если же Кильбургер написал бы свою работу позднее 1675 г., то пребывание его в должности секретаря при торговой рижской коллегии, несомненно, в сильной степени способствовало бы собиранию нужных материалов, при чем они касались бы более прибалтийской торговли и затрагивали не только прошлые годы, но и 1675, 1676, а это все должно было бы сказаться и в самом сочинении; между тем в нем нет ни малейшего намека или указания на события, цены или количества товаров после 1674 г.: все сведения кончаются 1674 г. включительно. Это еще лишний раз показывает, что, когда Кильбургер официально был назначен в декабре 1675 г. в Ригу, его сочинение было уже написано.
Место, где писал свой трактат Кильбургер, также неизвестно, но, вероятно, это было в Швеции, в частности — в Стокгольме. Это видно из многих выражений этого сочинения: так, говоря о русских монетах (ч. III, гл. I), он пишет: «точно, как здесь, в Швеции»; упоминая о доставке в Москву иностранных курантов (ч. III, гл. VII), он вставляет фразу: «как здесь, в Швеции»; также он сравнивает (ч. IV, гл. IX) Большой приказ «с камер-коллегией здесь, в Швеции».
Для кого предназначался этот трактат и с какой целью он был написан, нельзя положительно сказать. Если бы это была официальная работа, то автор хотя бы чем-нибудь обмолвился в пользу этого предположения, но ничего подобного мы [17] не находим ни в его предисловии ни в самом тексте; только в одном месте (ч. IV, гл. XVIII) Кильбургер мимоходом обронил ничего незначащую фразу, что «по похвальному приказанию шведской короны» в Лифляндии были отпечатаны на русском языке сочинения Лютера. Заметим, что официальный характер сочинения Родеса и альбома Пальмквиста вполне явствует из самого текста этих произведений; тоже следовало ожидать и от сочинения Кильбургера, если бы оно предназначалось для короля; с другой стороны, труды Родеса и Пальмквиста, как официальные, до сих пор хранятся в Королевском Архиве, а сочинения Кильбургера там нет. Ясно, что этот труд не официального характера, а лишь частного. Такое мнение подтверждается и содержанием предисловия Кильбургера, вполне подходящего для сочинения, предназначенного для публики, а не для представления королю. Для подтверждения этой мысли укажем, что автор ни одним словом не намекает, что имеет в виду короля или другое высокопоставленное лицо; наоборот, такие ссылки, как «смотри» (siehe) такого-то автора, или «смотри» (siehe) такую-то главу и т. д., показывают, что автор имел в виду обыкновенного читателя; в конце своего предисловия он, как бы обращаясь к будущим читателям, просто говорит: «Но, чтобы я не слишком зашел с этими предварительными замечаниями, позвольте мне прекратить их и приступить к самому сочинению». Однако большее значение имеет для доказательства частного характера сочинения краткое введение в IV части, где Кильбургер пишет, что он хочет тут сообщить о предметах, отчасти имеющих отношение к торговле, «отчасти же могущих некоторым образом удовлетворить любознательного и особенно того, кто, может быть, думает ехать» в Россию. Из этих слов, несомненно, видно, что автор имел в виду широкую публику, для которой и писал свое сочинение. Также нельзя не обратить внимания и на то обстоятельство, что книга Кильбургера, как не имеющая официального характера, лишена тех боевых нот, которыми полно официальное донесение Родеса и особенно официальный отчет Пальмквиста. Кильбургер же пишет спокойно, совсем не затрагивая вопроса о перемещении торговли из Архангельска; между тем, как выше мы видели, одной целью посольства был также вопрос о направлении русской торговли к балтийским гаваням посредством уменьшения [18] пошлин со стороны русских, для чего отчасти и был присоединен к послам Лилиенгоф; если бы Кильбургер писал для правительства, он должен был коснуться и этого вопроса, чего в самом деле не видим. Это еще раз доказывает, что сочинение Кильбургера было частного характера и предназначалось для торговой или любознательной путешествующей публики.
Прежде чем перейти к рассмотрению текста Кильбургера, скажем несколько слов о тех двух рукописях, благодаря которым мы познакомились с этим сочинением молодого шведа.
Выше уже упоминалось, что нам известны 2 рукописи. Бишинг с одной рукописи издал в 1769 г. текст Кильбургера в сборнике Magazin 19 и в своем предисловии к этому изданию говорит: «Господин проф. Фромман подарил рукопись господину коллежскому советнику Миллеру, а он подарил ее несколько лет тому назад мне» 20. Другая же рукопись теперь хранится в Вольфенбиттеле в Герцогской библиотеке под сигнатурой 262.10 Extrav 4° 21. Отожествлять эти рукописи, кажется, нельзя, потому что вторая рукопись полнее первой, а также в ней есть, хотя и неважные, различия в слоге по сравнению с текстом Бишинга; предполагать же, что Бишинг мог сам сократить текст и изменить слог рукописи, нет достаточных [19] оснований, а если бы это и было, то он, очевидно, оговорил бы это в своем предисловии.
Эти рукописи в следующем разнятся друг от друга.
У Бишинга сочинение озаглавлено так:
«Kurzer Unterricht von dem Russischen Handel, wie selbiger mit aus-und eingehenden Waaren 1674 durch ganz Russland getrieben worden; aufgesetzet von Johann Philipp Kilburger».
Вольфенбиттельская же рукопись озаглавлена иначе:
«Mercatura Rutenica oder Kurtzer Unterricht von dem Russichen Commercien. Wie nemlich selbige Anno 1674 mit aus-und eingehenden Wahren durch gantz Moscovien bey der damahls durch Ihro Hochgraeffl. Excellence den Hochgebohrnen Grafen und Hernn Hernn Gustaw Oxenstern, Grafen zu Korsholm und Vasa, Freyherrn zu Moerby, Herrn zu Caster und Aya etc. Ihro Koenigl. Maytt, in Schweden Rath undt Kriegs Rath etc. verrichteten grossen Legation zusammen getragen von Johan Philipp Kilburger.
Nulla regio vel magnitudine, vel fertilitate rerum ad vitam et victum pertinentium Moscoviam sive Russiam vincit».
Это заглавие интересно тем, что оно ясно указывает на участие Кильбургера в большом шведском посольстве в Москву. Бишинг же писал в своем предисловии к Кильбургеру: «Er soll mit einer schwedischen Gesandschaft zu Moskau gewesen seyn»; слово «soll» показывает, что Бишинг не имел в руках вольфенбиттельской рукописи, а то бы категорически написал, что Кильбургер был в Москве со шведским посольством.
Другое отличие рукописей в том, что у Бишинга V часть имеет только 2 главы: I) О водах и реках между Нарвой и Москвой, II) О реке Луге в Ингерманландии. Вольфенбиттельская же рукопись имеет, кроме этих глав, еще 2 главы, т. е. III и IV: III) Обозначение пути и миль от Стокгольма до Москвы, IV) Обозначение пути и расстояния от Москвы до Тобольска в Сибири и оттуда до Пекина в Китае. При этом в тексте IV главы путь указан до Тобольска, а дальше помещено сокращение из путешествия Байкова в 1654 г., из которого видно, как вышел Байков из Тобольска и какой дорогой он шел в Пекин. Эти дополнительные главы, находящиеся в [20] вольфенбиттельской рукописи, нельзя считать не принадлежащими Кильбургеру и приписывать их другому лицу, потому что, во-первых, вся эта рукопись писана одним почерком, ее оглавление соответствует дальнейшему изложению, а, во-вторых, самое главное, даже рукопись, находившаяся у Бишинга, в одном месте прямо указывает на эти главы; именно по тексту Бишинга в II части, IV главе «О китайской торговле» в начале сказано, что в 1654 г. русские послали свое первое посольство в Пекин, «wie unten im letzten Kapitel des V 22 Theils zu sehen»; но в издании Бишинга последняя глава (II) пятой части говорит всего только о реке Луге, и, таким образом неоконченность этого текста становится очевидной и без сравнения с вольфенбиттельской рукописью; в последней же вышеприведенное место из начала главы о китайской торговле написано иначе: «wie unten Part V, cap: ult zu sehen». Наконец, в третьих, доказательством того, что главы о пути от Москвы до Тобольска, а далее экстракт путешествия Байкова в Пекин принадлежат самому Кильбургеру, служит то обстоятельство, что в начале V части (по вольфенбиттельскому списку) помещено краткое оглавление ее, где Кильбургер пишет, что он хочет познакомить читателей «в последней главе с положением пути и расстоянием от Москвы до Тобольска в Сибирь, а оттуда до знаменитого китайского главного и престольного города Пекина, каковое путешествие взад и вперед ежегодно совершается купцами. Этим описанием я заключу свое сочинение». Последние слова особенно характерны и важны.
Таковы главные отличия вольфенбиттельской рукописи от рукописи, которую имел Бишинг.
Переходим к исследованию текста сочинения.
Сам Кильбургер в предисловии назвал его небольшим трактатом (Tractaetlein), и, действительно, это настоящий трактат с большим количеством материала, правильно разбитого и сгруппированного по соответствующим рубрикам. Группировку [21] нужно признать очень удовлетворительной для XVII века. Вся книга делится на 5 частей: 1) о русских товарах, 2) об иностранных, 3) о русской монете, весе, мерах, фрахте, пошлинах, иностранной монете, почте; 4) об Архангельске, гостях, рудниках, соболином промысле, суконной промышленности, гостиных дворах, царской казне, торговле в г. Москве, типографиях, колоколе, съестных припасах, винных и яблочных погребах, кабаках и ледниках, каменном строительстве, аптеках, кирках; 5) о водных путях сообщения между Нарвой и Москвой, о р. Луге в Ингерманландии, о дороге от Стокгольма до Москвы и, наконец, о дороге от Москвы до Тобольска и Пекина. Первая часть о русских туземных товарах имеет такое подразделение: 1) товары, которые русские продают иностранцам, 2) товары, которые русские сами употребляют для своих нужд и 3) товары, которые русские имеют в недостаточном количестве и должны покупать у других народов. Такое деление материала весьма удачное и делает честь молодому шведу третьей четверти XVII в. Вторая часть об иностранных товарах разбита на четыре главы: 1) европейская торговля, 2) персидская, 3) греческая и 4) китайская.
«Сочинение» Кильбургера (так он сам его называет) явилось результатом строго продуманного замысла. Он работал над ним усердно, тщательно распределил материал и потом подверг его просмотру. На это указывает как составление предисловия и оглавления к книге, так и такие фразы, которые ссылаются на последующее содержание, напр., в ч. I, гл. II, п. VII о железе сказано: «смотри III гл. этой части и V главу IV части»; в ч. II, гл. II о персидской торговле такая ссылка: «смотри IV часть, VIII главу», или же в вышеприведенном месте из ч. II, гл. IV о китайской торговле говорится: «как ниже, в последней главе V части видно» и т. д. Выдержанность и последовательность содержания книги Кильбургера особенно бросается в глаза по сравнению с донесением Родеса о торговле, где последний, несмотря на свои попытки систематизировать материал, вследствие неудачного распределения данных, должен был повторяться, почему и в донесении Родеса нельзя сразу разобраться. Кильбургер же, имея перед глазами это сочинение, избежал в своей работе подобного изложения. [22]
Он пишет на немецком языке 23, довольно ясно, хотя иногда, но редко, попадаются плохо построенные фразы, затемняющие их смысл. Укажем для примера на введение, где встречается несколько таких мест, на конец главы о медных рудниках и начало главы о железных рудниках, где говорится о местонахождении тульского рудника, и на X гл. IV ч., где в начале в длинной фразе говорится о московских лавках. Но в общем автор пишет понятно.
Настроение книги Кильбургера совершенно спокойное, и обо всем он пишет «sine ira et odio», как и подобает научному трактату. Научность этой книги становится виднее при ближайшем рассмотрении ее источников, которых у Кильбургера было много, но точно указать их всех нельзя, а только некоторые.
Источники были печатные, письменные и устные.
Что касается печатных и письменных источников, то их можно разделить на западноевропейские и русские.
Западноевропейские источники становятся известными из текста же Кильбургера, который сам ссылается на них.
В главе о большом колоколе (ч. IV, гл. XII) он пишет: «Прежний большой колокол, который тоже висит на Иване Великом, описывает Олеарий в своем описании персидского путешествия, стр. 147». Итак, Кильбургер знал Олеария, но в данном случае он совсем не пользуется им, потому что здесь идет речь о колоколе, поднятом в марте 1674 г.; упоминая Олеария, он только отсылает любознательного читателя к его сочинению, но сам не передает его содержания. В другом месте, в главе о дороге между Стокгольмом и Москвой (ч. V, гл. III), он говорит, что «между Хотилово и Коломной есть два болота, как и камень тирана Ивана Васильевича, о котором (сообщает) Олеарий в своем описании персидского посольства, стр. 26». Но и тут Кильбургер не передает, что сказано о камне у Олеария; это просто ссылка, которая помогла бы читателю [23] удовлетворить свое любопытство по данному вопросу, если он с ним не знаком. Однако в том случае, когда Кильбургер в действительности пользуется данными Олеария, он совершенно умалчивает об источнике, так что самому приходится исследовать, что именно заимствовано им у Олеария. Мы приводим ниже два параллельных отрывка, которые ясно свидетельствуют о том, что Кильбургер воспользовался сведениями Олеария.
Тут интересно отметит, что ни у Койэта, ни у Таннера, бывших около того
же времени в Москве, нет указаний на существование в их время этой
брани, хотя они все говорят о слободе Кукуе. Только Рейтенфельс
(1671-1673 г.г.) говорит, что русские дразнят немцев «шишами». Вероятно,
Кильбургер сам не слыхал этой брани, а просто позаимствовал ее у
Олеария.
Neuhoff есть другое лицо, на которое находим у Кильбургера ссылки. В статье о чае (ч. I, гл. II, Nota, 1) читаем: «Смотри Neuhofs ostindische Gesandschaft, S. 347». Изданий Neuhoff’а есть несколько. Так, есть издание 1665 г.: «L'ainbassad de la Compagnie Orientale des Provinces Unies vers L'empereur de la Grand Cam de Tartarie. Iean Nieuhoff. A Leyde. 1665»; другое издание — латинское 1668 r.: «Descriptio Legationis Batavicae Societatis Indie Orientales ad Magnum Tartarie Chamum, Modernum Sinae Imperatorem. Iohannen Nieuhovium. Amsterdam. 1668», и, наконец, третье — немецкое: «Die Gesandtschaft die Oost-Indischen Compagneij in den Vereinigten Niederlandern an den Grossen Tartarische Cham und nunmehr auch Sinischen Keijser mit Rom. Kaijs. Maj. Privilegio. In Amsterdam gedruckt... 1669».
Из всех этих трех изданий, согласно указанной Кильбургером странице, больше всего подходит только последнее издание, немецкое 1669 г. 25, в котором на страницах 324-326 находим следующие сведения о чае. [25]
Прежде сообщается, как он растет, а потом, какова его цена: «фунт стоит 5 голландских шиллингов, или 30 штиверов; листья, которые больше — 50 шиллингов, которые еще больше — 5 голландских гульдена, — 15 и, наконец, — 50 и — 100 гульденов.
«Когда всякий раз пьют этот напиток, или скорее всего тянут его внутрь, он должен быть всегда теплым, по обычаю древних римлян, которые более употребляли теплую воду, чем холодную. Сила и действие этого напитка те, что он удерживает от неумеренного сна, но особенно чувствуют себя хорошо те, которые перегрузили желудок кушаньем, а мозг отяготили крепким напитком, потому что он высушивает и отнимает всю лишнюю влажность и прогоняет подымающиеся пары или туманы, которые причиняют сон; он укрепляет память и изощряет ум, но если его слишком много пьют, он увеличивает желчь. Китайцы восхваляют силу и свойство этого напитка до небес и приписывают только ему одному, что они ничего не знают о подагре, пузырных и почечных камнях, чему мы тем более верим, что никого не встретили в Хине оба раза во время нашего путешествия туда и обратно, кто был бы одержим такой заразой.
В приготовлении и употреблении этого напитка значительная разница между китайцами и японцами.
Японцы толкут листья в порошок и наливают горячую воду в кувшинчик или в кубок; тут и получается хороший напиток, который они потом и пьют таким горячим, втягивая его в себя. Но китайцы, особенно простой народ, бросают несколько листьев в кувшинчик с горячей водой, оставляя немного постоять, пока вода не впитает в себя силы листьев, а потом пьют его очень теплым или сильно прихлебывают его, так что немалое количество листьев прямо попадает им в рот и желудок. Некоторые татары и китайцы, особенно знатные люди и большие господа, приготовляют этот чай следующим образом: берут полно в руки чайных листьев и бросают их в кипящую горячую воду, потом вливают в воду вареное сладкое молоко в количестве только четвертой части воды и дают туда немного соли. Тогда пьют его теплым из деревянных чаш или кубков, которые внутри оправлены в серебро, или тянут его в себя (прихлебывают) [26] равным образом, как и другие; таковое втягивание, как показывает опыт, придает вкусу гораздо большее наслаждение, чем питье. Этот напиток, который пьют таким горячим, китайцы ценят так высоко, как и алхимики свой философский камень.
Но этот напиток не только в Хине и в соседних местах, но и также уже в Европе многократно употребляем многими знатными лицами, так что те, которые этим напитком здесь в стране 26, как и в Хине, пользуются, единогласно утверждают, что они себя при этом очень хорошо чувствуют; теперь сюда привозят сушеные листья в оловянных посудах вполне сохранными и везде очень дорого продают. В случае же, если этот напиток не имеет одинакового действия в Европе и Хине к отогнанию обыкновенного сна, подагры, пузырных и почечных камней и других болезней, то нужно знать, что это не так сильно зависит от самой травы, как от ее приготовления и употребления, так и от нашего телесного организма и тому подобных препятствий». Далее идет указание о действии чая на кровь человека и т. п. и когда китайцы познакомились с чаем.
Для удобства сравнения приведем тут же целиком то место, где Кильбургер говорит о чае (ч. I, гл. II, Nota, 1):
«Чай есть трава, которую русские называют «чаем», и она растет в «Катае», или «Хине». Считают, что она укрепляет силы человека, отвращает припадки, которые могут с ним случиться от дурного воздуха и вообще. Особенно его употребляют для отвращения опьянения, принимая его перед питьем, или для рассеяния хмеля, происходящего от питья, если его употребляют после питья. Индийское употребление этой травы заключается в том, что они ее сушат при умеренной теплоте, потом кипятят в воде и при этом кладут для вкуса немного сахару и таким теплым прихлебывают. Японцы же растирают чай в порошок и принимают его тогда в теплой воде или в их напитке. Для приготовления можно взять половину квентика травки, воды — сколько зараз захотят выпить, а сахару — по желанию. Но для настоящего лечения берут травки еще раз столько же. И подобно тому, как у жителей восточных стран, этот напиток очень обыкновенен, так и у нас, европейцев, встречается в настоящее время много любителей его. Я купил в Москве фунт за 30 копеек. Смотрв Neuhofs ostindische Gesandschaft, S. 347».
Сравнивая текст Neuhoff’а с этим местом сочинения Кильбургера, видим степень зависимости нашего автора и его систему пользования источниками. Получается такое впечатление, что Кильбургер не списывает просто с книги, но пишет по памяти и поэтому вкратце передает лишь наиболее существенное. Кой-чего нет у Neuhoff’а, и Кильбургер это прибавил из другого источника, но что находим у Neuhoff’а, видим в другом виде у Кильбургера. Отсюда вытекает, что он свободно пользовался своими источниками, перефразируя их и прибавляя новые данные; но зато Neuhoff пишет, что в чай кладут «немного соли», а по Кильбургеру — «немного сахара»; это уже — серьезная ошибка, происшедшая, вероятно, оттого, что Кильбургеру (а может быть, Бишингу!) показалось странным, что чай пьют с солью, а не с сахаром, и он поэтому написал — сахар. Далее также нельзя не обратить внимания на следующее крайне подозрительное обстоятельство. Neuhoff пишет, что фунт чая стоит «5 голландских шиллингов, или 30 штиверов», и дороже. Голландец Койэт в свою бытность в России (1675-1676 г.г.) считал стейфер равным 1 копейке (Посольство Кленка, с. 345; голландский же гульден, по Койэту, = 1/5 рубля, — с. 495), т. е. 30 штиверов = 30 коп. Таким образом, по Neuhoff’у фунт чая стоил 30 коп. (хотя был чай и в 100 гульденов, т. е. 20 рублей, согласно счету Койэта), а Кильбургер говорит, что он купил в Москве фунт чаю за 30 коп. Вероятнее всего, и это едва ли будет с нашей стороны ошибкой, автор взял цену у Neuhoff’а, заявив, что он сам купил чай по такой цене.
Это место сочинения Кильбургера есть единственное в его труде, где он делает ссылку на сочинение, из которого тут же заимствует, давая тем возможность читателю узнать, откуда он брал свои данные.
У него есть еще одна ссылка на Neuhoff’а, но она такого же характера, как и ссылки на Олеария, т. е. автор тут только указывает, где можно познакомиться с данным [28] вопросом. Именно в извлечении о путешествии Байкова в Китай (ч. V, гл. IV) Кильбургер, говоря о голландском посольстве (1655-1657 г.г.), бывшем тогда в Пекине, пишет: «Что среди этих голландцев был тогда и господин Neuhoff, который в 1666 году напечатал книгу под заглавием: «Die Gesandtschaft der Ost-Indischen Compagney in den Vereinigten Niederlanden an den Grossen Tartarischen Cham und nunmehr auch Sinischen Kayser», то это можно видеть из упомянутой книги, стр. 181 и 187». Указанные страницы более всего подходят к упомянутому выше немецкому изданию 1669 г., в котором на стр. 164 повествуется о том, что голландцы застали в Пекине русское посольство, а на стр. 169-170 говорится об отъезде его из Пекина; дальше же идет рассказ о пребывании голландцев в Пекине, церемонии и, начиная со стр. 185, описание Пекина, его территории и, наконец, отбытие голландцев из Пекина (с. 192).
Гораздо большее значение среди источников Кильбургера имеют — отечественные, т. е. труды, составленные шведами. Среди них бесспорно первое место занимает комиссар Иоганн де Родес, который, однако, как и Кильбургер, писал не по-шведски, подобно Пальмквисту, а по-немецки. Почти все, что говорит Родес о русской торговле, находим у Кильбургера, исключая только вопроса о перенесении архангельской торговли на балтийское побережье. Вопрос о заимствовании Кильбургером у Родеса является весьма существенным для оценки труда Кильбургера, почему на нем и нужно детальнее остановиться.
Подробное донесение Родеса шведской королеве о русской торговле впервые стало известно благодаря Густаву Эверсу, который напечатал найденную в рижском архиве рукопись в «Beitraege zur Kenntniss Russlands und seiner Geschichter... Dorpat. 1816.» S. 241-275. Из начала этой рукописи узнаем, что эти размышления о московской торговле написаны в 1653 г. Уже Г. Эверс в кратком введении к этим размышлениям указывал, что, кто знаком с сочинением Кильбургера, «того не может не поразить согласие и сходство его сочинения с размышлением де Родеса... Мне не верится, что такое сходство произошло от того, что оба пользовались одним источником; гораздо вероятнее, что Кильбургер воспользовался своим предшественником». Но Бабст в своем переводе этого донесения Родеса, [29] помещенного в «Магазине землеведения и путешествий» Н. Фролова, т. V, Москва, 1858 г., сомневался в справедливости этих слов Г. Эверса, а тождество многих мест сочинения Кильбургера с Родесом объяснял тем, что Кильбургер имел на руках, как и Родес, таможенные книги из Архангельска: «Если бы он (Кильбургер) знал сочинение де Родеса и пользовался им, то он бы непременно о нем упомянул. Сходство и тождество многих известий произошло, мы повторяем опять, единственно оттого, что оба пользовались одним и тем же источником». Как сейчас увидим, эти слова Бабста совершенно не правильны, и что Кильбургер не упомянул о Родесе, показывает только на его систему пользования источниками. Кильбургер, приводя из Родсса данные, иногда только говорит, что это было «более 20 лет тому назад», и это вполне верно, потому что ведь Родес писал в 1653 г. Чтобы убедиться в заимствовании Кильбургером из Родеса, приведем несколько наиболее характерных параллельных сопоставлений из обоих этих сочинений.
Этих выдержек вполне достаточно, чтобы наглядным образом убедиться, что
Кильбургер заимствовал у Родеса. Можно было бы еще привести в
доказательство чисто цифровые данные, как это сделал Эверс, указывая,
что у Кильбургера, как и у Родеса, одинаково упоминаются 75.000 пар
юфти, но это не дает такого очевидного и неопровержимого доказательства и
может вызвать вполне понятное сомнение и возможную мысль, что такое
сходство данных могло явиться результатом пользования обоими
сочинителями одними и теми же источниками, как и думал Бабст. Но
совершенно другое дело, когда мы сличим текстуально обоих писателей, как
только что сделали, и увидим их полное совпадение, почти одинаковое [32]
распределение слов; при таких условиях зависимость позднейшего автора —
Кильбургера от более раннего — Родеса выступает совершенно ясно.
При этом выясняется характер пользования автором своими источниками. Раз Родес говорит, что русские не едят телятины «по моему мнению», потому что они от выросшего животного получат больше пользы, то можно было ожидать от Кильбургера, что он, повторяя почти буквально те же слова, скажет: «по мнению де Родеса», а этого Родес мог бы вправе ожидать от Кильбургера, потому что его мысль была весьма здравой, обдуманной и совсем новой по сравнению с прежними мнениями по этому поводу; напр., Олеарий говорит, что русские не едят телятины, считая ее мерзостью, по Коллинсу — русские признают ее «поганой», а Рейтенфельс даже отзывается полным неведением, почему русские ее не едят. И вот Кильбургер, высказывая мысль Родеса, не упоминает его имени. To же самое он делает при всех остальных многочисленных заимствованиях из Родеса.
Донесение Родеса о торговле распадается на три части: 1) о родах и количестве русских товаров, 2) о доставке товаров в Архангельск и вывозе оттуда и 3) каким образом можно перенести русскую торговлю из Архангельска опять на Балтийское море. Из I части Кильбургер буквально все позаимствовал (по р. переводу Бабста эта часть занимает с.с. 234-246, а по н. тексту Эверса S. 242-260) и поместил эти сведения в своей I части, в ее трех главах, в которых идет речь о родах и количестве русских товаров, при чем больше всего заимствований находим в I гл., меньше во II и менее всего в III. Ho некоторые заимствования из I части Родеса видим у Кильбургера и в других частях; так, в ч. II, гл. II о персидской торговле, некоторые сведения взяты у Родеса, напр., мнение, что персы охотнее повели бы свою торговлю не через Турцию, а через Россию; тут видим однородные выражения и одинаковые цифры с Родесом. Из II части донесения Родеса (по пер. Бабста с.с. 246-250) Кильбургер взял немногое, а именно поместил в III части, главе IV о фрахте, размер платы за грузы, причем, по своему обыкновению, сделал эти «данные более растяжимыми, но, конечно, здесь автор мог иметь и свой материал. Из III (и последней) части донесения Родеса [33] (по пер. Бабста с.с. 250-255) Кильбургер ничем не воспользовался.
Откуда Кильбургер мог достать рукопись Родеса? 23 декабря 1675 г. он был назначен на должность секретаря при торговой коллегии в Риге. В рижском же шведском архиве, по словам Эверса, и был найден манускрипт Родеса, текст которого Эверс и напечатал. Невольно возникает мысль о связи этих двух обстоятельств, и можно было бы подумать, что автор, в бытность в Риге, в качестве секретаря имел доступ в архив, нашел рукопись Родеса и ею воспользовался, но, с другой стороны, возможно с таким же основанием предположить, что сам Кильбургер привез и оставил в Риге донесение Родеса. Однако если мы обратимся к сравнению цифровых данных Кильбургера с рижской рукописью в издании Эверса, увидим, что в рижской рукописи нет всех тех цифр, которые можно было бы ожидать, что они взяты у Родеса; так, например, цена смолы у Кильбургера определена в 20 руб., а в тексте Эверса нет на это указаний, но в стокгольмской рукописи есть; таблица фрахта утрачена по рукописи Эверса, а в стокгольмской она есть; в главе о персидской торговле (ч. II, гл. II) у Кильбургера сказано, что провоз шелка стоит « ½ Real am Achten», в рукописи же Эверса читаем то же место: «ein halb Real von nechsten dahingegen...», но в стокгольмской рукописи ясно сказано: «ein halb Real von 8:ten dahingegen...» Отсюда очевидно, что Кильбургер не мог взять своих слов из рижской рукописи Родеса, а из другой. Еще укажем на такие отличия: по рижской рукописи цена козлиных кож указана за 1.000 штук, а у Кильбургера за 100 штук, что вполне согласно со стокгольмской рукописью; по рижской рукописи струги поднимают 100 ластов, а по Кильбургеру — 1.000 ластов, что опять вполне сходно со стокгольмской рукописью. Итак, все это свидетельствует, что Кильбургер не пользовался рижской рукописью, потому что сделал бы те же ошибки, какие находим в ней, а этого мы именно и не видим у него. Укажем, что только в одном месте сочинение Кильбургера более соответствует рижской рукописи, чем стокгольмской, а именно где автор говорит, что ежегодно из Архангельска шло 600 тонн ворвани, и то же число находим в рижском тексте, между тем как в стокгольмской стоит 6.000 тонн, что, несомненно, правильнее; [34] однако в данном месте у Кильбургера скорее всего не что иное, как простая ошибка или же описка, а не результат пользования им рижским манускриптом. Таким образом, отвергая со стороны автора возможность пользования рижской рукописью, следует признать, что он воспользовался, может быть, стокгольмской рукописью или же одним из ее списков.
Для полноты сведений о западных источниках нашего писателя нужно упомянуть: «I. Marquardi, Tractatus politico-juridicus de jure mercatorum et commerciorum, in quo Poloniae et Moscoviae constitutt., status, mores etc. 1662», из которого Кильбургер поместил в заглавии своего сочинения небольшую выдержку в качестве эпиграфа.
Переходя к исследованию о русских литературных источниках Кильбургера, мы имеем в виду одного только Гр. Котошихина.
В 1666-1667 г.г. Котошихин написал в Стокгольме сочинение о России в царствование Алексея Михайловича. Оно было переведено на шведский язык, и один из таких переводов известен 1669 г. и сделан в Стокгольме, а другой — 1682 г. Экземпляры переводов Котошихина находятся во многих библиотеках Швеции, так что они были хорошо известны в Швеции и между прочим нашему автору — Кильбургеру. Посмотрим, как он воспользовался этим сочинением, а для этого придется сделать значительные параллельные выписки из обоих этих писателей.
Ознакомившись с вышеприведенными выписками, видим несомненное заимствование Кильбургером у Котошихина, что [38]
особенно сказывается в главе о соболином промысле и несколько темнее в
главе о царской казне или приказах. В главе о соболином промысле в
особенности характерны заключительные слова об истреблении соболей —
«что и есть причиной того, что подобные соболи теперь стали дороже, чем
несколько раньше», пишет Кильбургер, а Котошихин об этом говорит почти в
таких же выражениях: «и от того соболи почали быть перед старой ценой
дороже». Но вышеуказанными двумя местами и ограничиваются заимствования
Кильбургера у Котошихина.
Указать еще другие литературные источники Кильбургера очень трудно. Несмотря на старательный просмотр сочинений, которые могли быть известны образованной публике в 1674 году, нам не удалось больше найти ясных следов заимствований Кильбургером у того или другого автора. Впрочем попадались некоторые места, которые можно было бы объяснить заимствованием от другого автора, но все это было так неясно и бездоказательно, что строить на подобных сомнительных сходных случаях выводы было бы крайне рискованно. Исследование источников Кильбургера затрудняется его системой пользования ими. Он, например, пользуясь Котошихиным, не упомянул ничем о нем; особенно это касается Родеса, давшего ему такой обширный материал; в статье об икре и о Кукуе он воспользовался Олеарием, тоже не упоминая о нем; в статье о чае он не говорит, что взял некоторые сведения у Нейхофа, но только отсылает читателя к нему, если тот желает подробнее ознакомиться с этим вопросом; такого же характера есть другая ссылка на Нейхофа же в извлечении о путешествии Байкова и ссылки на Олеария в главе о московском колоколе и в главе о дороге от Стокгольма к Москве, именно когда речь идет о камне Ивана Грозного. При всех своих ссылках Кильбургер совсем не приводит содержания указываемых авторов (только в статье о чае он это отчасти делает по отношению к Нейхофу), а где же он в самом деле пользуется чужим материалом, там не считает нужным указать на свой источник. Вследствие всего этого нелегко найти все литературные источники Кильбургера, и некоторые из них, если они вообще есть, очевидно, должны пока еще остаться скрытыми от нашего взора, отчасти по вышесказанным [39] причинам, а отчасти оттого, что в настоящее время могут быть известны еще не все литературные источники того времени, когда писал Кильбургер. Сравнивая вышеприведенные параллельные выдержки из Кильбургера и других писателей, видим, что наш автор ими пользовался большею частью почти текстуально (Родос, Котошихин), но группировал их по своему желанию; например, описание товаров у Родеса помещено им отдельно от их количества и цен, а Кильбургер, говоря о каком-нибудь товаре, большею частью тут же дает цифру его вывоза и цену; он также не все выписывает, что находит у других авторов, а только то, что считает необходимым; так, из того же Родеса, он иногда не сообщает о количестве и цене того или другого русского товара, т. е. Кильбургер не вполне использовал своих литературных источников.
Перейдем теперь к вопросу о документальных источниках.
Родес приводит, по его словам, «извлечение из архангельских таможенных книг», касающееся вывоза русских товаров. Из этих слов нельзя решить, имел ли сам Родес таможенные книги или только получил от кого-то выписку из них; но дальше он пишет: «Следовало бы здесь приложить также извлечение из таможенных книг относительно привозных товаров, но до сих пор я не в состоянии был их достать». Эти слова служат как бы подтверждением, что Родес не имел самих книг, а только извлечения из них. К тому же было бы удивительным, чтобы Родес мог получить подлинные таможенные книги, которые тоже были нужны русским. Впрочем сам Родес в одном из своих очередных донесений писал, что он старается достать от архангельского цольнера экстракт о ввозе и вывозе Архангельска, а раз Родес не имел таможенных книг, то и Кильбургер не мог ими воспользоваться, а должен был удовлетвориться тем, что сообщил Родес в своем донесении о состоянии русской торговли. Но если Родес привел данные о количестве вывозных русских товаров, а о привозных иностранных не дал никаких цифр, не имея для этого соответствующего материала, то Кильбургер поступил наоборот и дал обширные таблицы привозных товаров за 1671-1673 г.г., а о вывозных за то же время ничего не говорит и только приводит старые данные о [40] них, взятые у Родеса и относящиеся таким образом ко времени более, чем 20 лет назад.
Кильбургер начинает I главу II части такой фразой: «Что касается товаров, которые Россия ежегодно получает от европейцев, то они должны привозиться или через Архангельск или Лифляндию, и, следовательно, годовые росписи (Jahrslisten) из архангельских и лифляндских таможенных книг могут дать об этом наилучшее сведение, из которых некоторые я помещу здесь же. Однако при этом нужно заметить, что из архангельских росписей можно только видеть количество, а не доброту товаров». Далее Кильбургер приводит роспись 1671 г. товаров, привезенных морем в Архангельск, архангельскую роспись 1672 г. и, наконец, роспись 1673 г., самую обширную, состоящую из нескольких частей и сообщающую, сколько товаров было привезено на 33 кораблях, а именно: на 4 кораблях (2 гамб., 1 гол., 1 бремен. — пришли 25 и 30 июля), на 13 кораблях (8 гамб., 3 бремен. и 2 гол.), на 14 кораблях из Голландии (пришли 28 сент.) и на 2 голландских (пришли 27 сент.). Все эти росписи занимают по изданию Бишинга 23 стр. (S. 279-302).
Откуда Кильбургер мог получить все эти сведения? Вероятно, эти выписки из архангельских книг, а не самые таможенные книги, Кильбургер получил через руки какого-нибудь русского, захотевшего на этом заработать. Стоит только нам познакомиться с той системой, которой пользовались иностранцы для получения нужных им сведений, как станут ясны те способы, к которым прибегал Кильбургер для приобретения необходимых ему материалов. Когда Родес был назначен Швецией фактором в Москву, ему было предписано узнавать и выведывать все относящееся к русской внутренней и внешней торговле, при чем он должен был стараться расположить к себе сильных людей подарками и тем заинтересовать такие особы, которым доверены канцелярские акты, а шведское правительство обещало возвратить Родесу все его расходы по этим делам. Таким способом Родес, очевидно, получил от архангельского цольнера таблицу архангельского вывоза, а таблицы ввоза не мог получить, несмотря на обещанное им большое вознаграждение, как он сам пишет. Но еще более яркий пример, как иностранцы узнавали о русских делах, [41] показывает нам спутник Кильбургера — Пальмквист, который должен был выведать все касающееся военного и географического состояния России, т. е. получить такие сведения, которые русскому правительству особенно желательно было держать в тайне от иноземцев. И несмотря на это, Пальмквист, как ловкий и умный военный шпион, узнал много военных секретов; с этой целью он не останавливался даже перед подкупом, о чем сообщает в предисловии к своему альбому, незаметно пробирался в крепости, запоминая и снимая с них план, и т. п. Впрочем московскому правительству не было, кажется, особенной нужды скрывать таможенные архангельские книги от взоров иноземцев, в особенности книги привозных товаров; кроме того, Кильбургер для получения нужного материала мог прибегнуть к помощи торговых иноземцев, живших в России и знакомых с положением вещей; это тем более правдоподобно, что владельцы иностранных кораблей должны были сами составлять письменные росписи всех своих привозных товаров, и такие росписи были обязаны иметь всегда при себе, чтобы русские могли проверить количество их товаров. (Торговый устав 1667 г., С. Г. Гр. и Д., IV, № 55, п. 43). Однако для большей верности наших выводов настоятельно подчеркнем то обстоятельство, что из текста самого Кильбургера вытекает, что приведенные им росписи взяты из архангельских книг, при чем Кильбургер получил списки только привозных товаров, а вывозных за те же годы не достал, отчего его данные за промежуток 1671-1673 гг. получили односторонний характер, подобно данным Родеса за его время.
Кильбургер достал лишь роспись русских вывозных товаров за 1673 г. до середины октября (ч. I, гл. I), но вывезенных не через Архангельск, а через Нарву. Можно думать, что он получил эту роспись, когда возвращался из Москвы, потому что обратный путь посольства как раз был совершен через Нарву, где Кильбургер мог получить роспись от нарвских таможенных учреждений или же от служащего там. Но посольство возвращалось в июле 1674 г., так что роспись вывезенных товаров за прошлый год могла вполне определиться, а между тем роспись Кильбургера оканчивается серединой октября 1673 г. Вследствие этого следует думать, что, когда посольство ехало в Москву и прибыло для этого в Ревель 14 [42] сентября 1673 г., где пробыло до 15 ноября, по-видимому, именно тогда и достал там Кильбургер эту неполную роспись нарвского русского экспорта за этот год до середины октября.
В главе о пошлинах (ч. III, гл. V) Кильбургер приводит интересные данные о количестве собранных в Архангельске таможенных пошлин, начиная с 1654 г. и кончая 1673 г. Вероятно, он получил их в Москве у приказного человека за известное вознаграждение. Отрицая возможность пользования Кильбургером непосредственно таможенными книгами, мы тем самым не склонны думать, что таблица архангельских пошлин составлена самим автором на основании русских книг, полученных им из русских рук. Чтобы разобраться в русских документах того времени, для этого нужны известного рода навык и знакомство с русским делопроизводством, не говоря уже о необходимости знания русского языка, а что можно ожидать от иностранца, только что приехавшего в Россию, пробывшего в ней короткое время и, если понимавшего русский язык, то очень плохо и тем более не бывшего в состоянии разобраться в русском письме, не говоря уже о том, что невозможно даже предположить, чтобы позволили неизвестному иностранцу знакомиться с русскими документами или снабдили его необходимым, обширным для этой цели, архивным материалом. Подобного рода соображения заставляют думать, что Кильбургер не сам составил таблицу пошлин, а получил ее уже готовой; конечно, мы этим не хотим сказать, что автор приобрел ее непременно в том самом виде, в каком находим ее у него, и, может быть, ее данные были распределены несколько в ином порядке и по иным рубрикам, но приведены Кильбургером к наипростейшему виду (что и могло быть причиной допущения с его стороны некоторых неточностей).
В ч. II, гл. I после архангельских росписей автор поместил прейскурант привозных товаров в конце мая 1674 г. в Москве. Он написан на голландском испорченном языке. Его Кильбургер, без сомнения, получил в Москве, потому что он относится к концу мая, т. е. того месяца, к которому относится большая часть прейскурантов Кильбургера, что показывает, что он в это время интересовался ценами и повсюду, где только можно было, их добывал и между [43] прочим получил, наверное, от голландца вышеупомянутый прейскурант.
Устные источники в сочинении Кильбургера играют весьма видную роль.
В ч. I, гл. I находим прейскурант русских вывозных товаров в месяце январе и феврале 1674 г. в Москве. Составлен он в Москве, на что указывает выражение, что сала «здесь, в Москве, немного». Цены, которые касаются Москвы, Кильбургер мог узнать от москвичей или московских иностранцев, а что касается упоминаемых тут Ярославля, Вологды и Переяславля, это могли ему сообщить лица, знакомые с этими городами.
Bo II главе той же I части приложен прейскурант тех русских товаров, которые Россия сама потребляла. Помечен он 30 маем 1674 г., и цены отнесены к гор. Москве. Этот прейскурант нужно считать составленным самим Кильбургером. Дата его составления относится ко времени, когда автор был, несомненно, в Москве и усердно собирал сведения о ценах. Цены на хлеб он мог узнать у русских торговцев в их рядах, о мясе и прочем — там же или же у жен московских иностранцев, о железе у Марселиса и Акемы или их служащих, о солодковом корне в аптеке или тоже в рядах и т. д. и т. д., — одним словом, у Кильбургера не было недостатка в путях, которыми он мог бы узнать тогдашние цены, и каждый хороший купец мог их без труда ему сообщить.
В ч. II, гл. I помещен другой прейскурант, тоже относящийся к 30 мая. Это самый обширный прейскурант (Buesching, S. 304-308) и касается цен на иностранные товары в Москве. Он составлен, без сомнения, самим Кильбургером, и для каждого товара (перечислено более 100 видов его) выставлена майская цена, а также наивысшая и наименьшая, какая вообще бывает на данный род товара. Для составления этой таблицы цен автор отчасти прибег к помощи вышеупомянутого голландского прейскуранта того же самого времени. Остальные цены он, очевидно, получил непосредственно из уст русских или иностранных купцов и торговцев, ходя по их лавкам и записывая их цены, или же от русских, поставлявших послам провиант. [44]
Таким же образом он мог между прочим получить сведения о ценах на шелк (ч. II, гл. II); он говорит, что «шелк теперь можно найти... там и туг у частных лиц в значительном количестве и по сходной цене... В частных шелковых лавках простые цвета стоят от 110 до 130 копеек за фунт...»
В ч. IV, гл. XIII Кильбургер дает список московских цен на съестные припасы, при чем пишет: «Zu dieser meiner Zeit und im Winter kostete». Тут он сообщает главным образом майские цены, но есть некоторые цены и зимнего времени. В этой главе автор отчасти пользуется данными, приведенными им уже раньше, а именно в московском прейскуранте 30 мая 1674 г., где упоминаются товары, потребляемые самими русскими (ч. I, гл. II). Интересно отметить в этом списке цен на съестные припасы упоминание о Твери: в Москве «5 яиц в мае — 1 копейка, в июле в Твери 14-15 яиц — 1 копейка». Здесь совершенно ясно выступает метод собирания Кильбургером сведений: он записал (или запомнил) эту цену, когда проезжал через Тверь в Швецию, а потом и воспользовался ею в данном месте. Автор сообщает стоимость хлеба, мяса, дичи, рыбы, кореньев, напитков и т. д. Все это он мог узнать или непосредственно у торговцев или же у жен и хозяек знакомых иностранцев; от них же мог узнать, что дыня стоила в августе — 3 коп., а 130 огурцов в августе же — 1 коп.
Из вышесказанного можно вывести заключение, что Кильбургер, собрав в мае материал о ценах, потом, при составлении своего сочинения, подверг его соответствующей группировке.
Если мы подобным образом рассмотрим прочее содержание книги Кильбургера, то еще более убедимся, что он обращался с расспросами к знающим людям.
Так, сведения о бумаге он, по всей вероятности, почерпнул у иностранцев, занимающихся этим делом; то же самое нужно сказать и о стеклянных заводах. Относительно статьи о стекле (ч. I, гл. III, п. VIII) можно отметить следующее обстоятельство: вероятно, сам Кильбургер расспрашивал русских о заводах и, когда ему сказали, что глину добывают в 50 верстах от Москвы «во Гжеле», он неправильно понял и вообразил, что глину добывают в местности «Вогжеле», почему [45] так и написал: «zu Wocksell». Также очень многие и другие данные Кильбургер получил посредством расспросов, например, о морских поездках в Архангельск, о времени архангельской ярмарки, об иностранцах, торгующих там, о русских гостях, о рудниках, о суконном производстве, об аптеках и их служащих и т. д.. Рассказывая о предметах, вырабатываемых Марселисом, он говорит, что там делают и цирены, однако «величины их я собственно не заметил, но измерил в селении Мшаге на соляных варницах несколько цирен, которые были длиной...» В частности о рудниках ему говорили причастные к этому делу лица, а именно сами горнозаводчики — Марселис, Акема и др. Мы находим в главе о железных рудниках такие выражения, которые н позволяют сомневаться в справедливости этих слов; например, Кильбургер пишет: «Марселис однако полагает...», пара пушек «[по показанию Марселиса] обошлась в 150 рублей», «один штабель (дров)... [как Марселис и Акема сообщают] стоит от 11 до 12 копеек». Кильбургер также обращался с расспросами к московским кузнецам, среди которых могли быть и шведы; по крайней мере в 1648 г. Померенинг доносил, что работы на тульском заводе остановились, и поэтому шведские кузнецы поселились в Москве 30; раз в Туле были шведские кузнецы, они могли быть и в самой Москве. Кильбургер писал, что «кузнецы в Москве даже указали мне на то, что русские тигли» лучше других. Кроме того, автор в этой главе сообщает такие подробности о заводах, что невольно возникает мысль, не был ли сам автор на них; именно возможно, что он посетил царский Павловский завод, лежащий, по его словам, в 52 верстах от Москвы по дороге в Клин. Он говорит, в какой почве лежат рудники, об отсутствии гидравлики, сколько бросают в печи угля и руды, «бревно подымающее молот — дубовое, а молот весить от 18 до 21 пуда», сколько получает мастер, работник, угольщик и т. п. В главе о суконном производстве автор пишет: «Мне сказали, что теперешний царь неоднократно выписывал... овец», [46] «таких овец я теперь видел в Москве у окольничего Арт. Серг. Матвеева и у нескольких немецких купцов». Кильбургер, очевидно, посетил и аптеки и приводит даже рецепт, за который нужно заплатить 45 коп.; вероятно, это лекарство потребовалось для кого-нибудь из шведского посольства; водочный завод при аптеке, «по заявлению доктора Розенбурга», как пишет Кильбургер, давал 27-28 тысяч рублей чистого дохода; неизвестно, от кого он узнал, что шведский посланник Эбершильд вывез в 1673 г. из России хмель за такую-то цену, но, по всей вероятности, это ему сказал сам Эбершильд 31. У Кильбургера не раз попадаются выражения, указывающие, что то или другое известие добыто им по слуху или по расспросам, напр., «должно быть», «говорят»: «Мста, говорят, имеет много падунов...», зарезанный бык возле Архангельска, «говорят, очищенным весил 36 пудов», «соболи, говорят,...» и т. п.
Некоторые сведения у Кильбургера являются результатом его непосредственного наблюдения, о чем отчасти уже было сказано выше; так главы о гостиных дворах, базарах, книгопечатнях, колоколе, кабаках и ледниках, винных и яблочных погребах, каменном строительстве, аптеках, кирках, дорогах и пр. Побывав на гостиных дворах, он поинтересовался о величине наемной платы за лавки, заметил внутри Нового гостиного двора большие городские весы и измерил шагами пространство, занимаемое внутренним двором; Новый гостиный двор — лучшее здание в Москве; он отмечает небольшой размер московских лавок, где самому торговцу трудно повернуться; самым замечательным в Москве он считает, что каждый род товаров имеет свой ряд; это ему очень нравится, так как можно быстро найти желаемый товар; а на вшивом рынке есть много прекрасных и дорогих вещей. «Я видел многократно на меховом рынке много барсучьих кож», сообщает он в одной главе, или же: «Я еще заметил в [47] Москве несколько вещей»... «Во всей России я знаю не более 2 книгопечатен», заявляет он в другом месте; эти книгопечатни находились в Киеве и Москве, и в последней автор, наверное, был и заметил, что там работают 8 прессами и большею частью печатают на писчей бумаге, именно священные книги и изображения. В яблочных погребах его заинтересовали «наливные» яблоки, которые иногда так прозрачны, что на солнце видны их зерна. Пиво — дорого и не вкусно; пивных совсем мало, даже в Москве, «и я встретил, пишет Кильбургер, на большой сухопутной дороге между Новгородом и Москвой на расстоянии более 500 верст не свыше 9-10»; почти все русские пьют квас; «он, по моему сведению, не варится». Московские кирпичи — большие, а известь — бела и хороша; автор узнал заработную плату каменщиков и носильщиков камней. Аптека — хороша и обильно снабжена лекарствами, а сами лекарства отпускаются с наложением печати. В самой Москве живет лишь несколько иностранцев, а большая часть их населяет особую слободку, где 4 кирки, но без колоколов и органов, зато они имеют по изразцовой печи...
Также и описание дорог (часть V) составлено Кильбургером на основании личных наблюдений. В этом нельзя сомневаться относительно водной дороги между Нарвой и Новгородом (гл. I), а водный путь от Нарвы до устья р. Шоши, а отсюда сушей до Москвы (гл. I), хотя тоже составлен на основании наблюдений, но тут автор в незначительной степени привлек расспросный материал, так, сведения о Мсте, по которой он не ехал, и о Волхове. Когда он проезжал через Вышний Волочек, обратил внимание, что тут реки Цна и Тверца сближаются между собой на расстояние 75 шагов, и их отделяет только один песок, так что во время таяния снегов воды обеих рек смешиваются. «Если поэтому, замечает Кильбургер, здесь сделать перекоп, то Ладожское море и, следовательно, также Восточное море (Балтийское) были бы соединены с Каспийским». Ту же самую мысль находим в альбоме Пальмквиста, высказанную почти в таких же выражениях и таким же образом обоснованную. Это обстоятельство ясно показывает, что, может быть, тут на берегах Цны и Тверцы оба путешественника делились своими мыслями и задолго до образования Вышневолоцкой системы высказывали мнение о важности [48] ее создания. Эти свидетельства Пальмквиста и Кильбургера интересны в том отношении, что являются первым по времени из известных нам проектов Вышневолоцкого канала, изложенным на бумаге. Конечно, нельзя считать обоих этих лиц творцами этой идеи, потому что она так проста, что не требует высших соображений, и, несомненно, не один купец думал об этом гораздо раньше их. Дорогу по р. Луге Кильбургер описывает в таком порядке, в каком он по ней ехал, возвращаясь из Москвы. Если ехать из Новгорода в Нарву, говорит он, впервые можно увидеть Лугу в селении Передольском; так было с Кильбургером, но он не рассказывает об этом в первом лице, а в безличной форме, что можно много раз встретить в его книге. Далее автор подробно и добросовестно перечисляет все селения, которые встречались им на пути или виднелись издали, когда они поднимались сперва по берегу Луги, а потом от с. Онежицы по самой реке вниз, к ее устью. «Новгородский воевода, пишет об этом Кильбургер, заплатил 70 рублей за 6... стругов и за 28 гребцов, которых мы имели от Онежицы до Муравейны», а «в Муравейне мы условились с русскими относительно лодьи оттуда до крепости Яма... Потом от Яма до Нарвы 3 мили, если ехать сухим путем».
Труднее решить вопрос, откуда и из каких источников Кильбургер почерпнул известия о пути из Стокгольма в г. Або, а оттуда о сухопутной дороге по югу Финляндии до Выборга, Ниеншанца и Новгорода. Здесь можно лишь высказать предположение, что переводчик Эосандер, ездивший тогда в Стокгольм и обратно в Россию по зимнему пути, мог дать соответствующие сведения об этой дороге любознательному Кильбургеру; впрочем Швеция тогда также имела свои дорожники и карты, из которых наш автор мог позаимствовать необходимые ему данные; заметим, что у Пальмквиста нет маршрута этого пути, а есть только описание его части: «Обыкновенная зимняя дорога от Ниеншанца прямо к Новгороду».
Иначе решается вопрос об описании Кильбургером дороги от Москвы до Тобольска и Пекина. У Пальмквиста помещено то же самое описание, но от Тобольска путь у него показан на Енисейск, Красноярск до Киргизской степи, и тут он кончается, а у Кильбургера описание доведено только до Тобольска, а [49] дальше он поместил путешествие Байкова, из которого видно, как Байков пошел из Тобольска вверх по Иртышу, к его истокам, а далее через степь Гоби к Пекину. Вопрос о пути через Россию в Пекин в то время, как и раньше, чрезвычайно интересовал иностранные державы, и они не раз просили позволения у русских найти дорогу в Китай через их владения. Понятно, что Кильбургер и Пальмквист постарались достать описание дороги в Сибирь, но Кильбургер пошел дальше своего современника и показал на примере Байкова возможную дорогу в Пекин. Откуда он взял текст путешествия Байкова, на это нельзя прямо ответить. Может быть, он сам достал русский оригинал этого путешествия и сделал из него извлечение, но против этого говорит испорченная передача названий, а мы увидим ниже, что Кильбургер правильно передавал русские названия; кроме того, нельзя предположить, что автор так хорошо знал русский язык, чтобы взялся за перевод с русского на немецкий; к тому же русские редакции, пока известные нам, значительно отличаются от сокращения Кильбургера, а, наоборот, заграничные редакции приближаются в нему. Все это заставляет предполагать, что автор сделал извлечение из какого-нибудь уже тогда существующего иностранного печатного или рукописного описания этого посольства. Мы знаем, что Н. Витзен вывез в 1665 г. из Москвы описание посольства Байкова и сам его перевел на голландский язык, и возможно, что наш автор пользовался именно голландским переводом или одной из его переделок, потому что это путешествие тогда всех интересовало, и его переводили на многие языки.
Для полноты указания источников можно еще указать, что Кильбургер отчасти пользовался услугами истории и в некоторых главах дает краткие исторические справки; так, в главе о персидской торговле он упоминает о разграблении С. Разиным Астрахани, но это он, очевидно, слышал в Москве. Когда 2 года спустя был в Москве голландец Балтазар Койэт, он собрал довольно обширный материал (11 страниц) о бунте Разина; впрочем заграничные газеты во время этого бунта были полны его описанием. Далее Кильбургер, говоря о порте Архангельске, приводит из истории несколько строк о том, как в 1553 г. Уилльби ногиб, а Чанселлер открыл [50] торговому миру Архангельск, за что англичане получили льготы, но в 1649 г. лишились их, под предлогом убийства ими своего короля. В главе о пошлинах Кильбургер мимоходом и поверхностно напоминает о Тявзинском мире 1595 г. и следующих постановлениях о пошлинах, но всего этого он касается слегка, насколько требует только ясность изложения.
Вообще Кильбургер обладал большими познаниями. Это был образованный человек, начитанный, знающий, куда ему обратиться за теми или другими необходимыми для него сведениями. Он знал не только шведский язык и немецкий, на котором он писал, но и латинский и французский. Знание этих языков подтверждается тем его единственным собственноручным письмом, которое сохранилось в Стокгольмском архиве и писано на 4 языках: немецком, шведском, французском н латинском. Знание латинского языка также обнаруживается латинской надписью на вольфенбиттельской рукописи — надписью, без сомнения, составленною им самим. Знакомство его с французским языком видно и в самом тексте его книги, а именно в предисловии, где он приводит французскую пословицу: «pour prendre un renard il faut rcnard et demi». Следует думать, что он знал и голландский язык, потому что он пользовался голландским прейскурантом, в книге же целиком помещенным; он считает необходимым заметить, что московский реформаторский священник проповедует на голландском языке; может быть, Кильбургер его слушал. Кроме того, можно еще предполагать, что автор был не только в России, но и в других странах, именно в Голландии. Так, в предисловии он сравнивает Москву с Амстердамом, говоря, что в Москве больше лавок, чем в Амстердаме, но тут же спешит оговориться, что это касается только количества лавок, а что касается величины их, то, действительно, 10 московских почти что равняются одной амстердамской — так малы русские лавки. В статье о железных рудниках Кильбургер говорит: «надо знать, что в России можно найти столь же прекрасную землю (Erde), как в Голландии и Франции».
Владел ли Кильбургер русским языком, вот вопрос, который является весьма интересным и важным для оценки его сочинения. Думаем, что да, хотя, может быть, очень и очень плохо, но все-таки настолько, чтобы быть в состоянии [51] разбираться в русских ответах. К сожалению, автор ни в одном месте не дает повода для твердого вывода об этом, и только одни русские названия и отдельные слова дают материал для решения этого вопроса. Приводимые им русские названия предметов отличаются большой правильностью, напр., «IkraTschorna» — черная икра, «Suecken» — щуки (ч. I, гл. I, п. I), «Karluck» — карлук, так русские называли рыбий клей, добываемый из рыбы «Belluga» — белуги (там же, п. XXIV); есть также рыба — «Biella Ribba» (ч. I, гл. II, п. IV); моржовую кость русские называют — «Tschadra Kost» (т. же, п. X), а лошадиные стада — «Tablinen», (ч. I, гл. III, п. XI); названия монет, веса и мер совершенно правильно переданы; в Архангельске есть — «Bolschaja Turma» (ч. IV, гл. I), а в Москве — «Gostinoy Dwor Staroy», «Gostinoy Dwor Nowoy» (ч. IV, гл. VIII), бывает «Basar» и есть «Semsckoy Pricas» (ч. IV, гл. X), «Posolskoy Pricas» (ч. III, гл. VII), «Bolschaja Casna», «Tschptnoy Pricas» (ч. IV, гл. IX), «Puschneschnoy Pricas»; снаряд для поднятия колокола выдумал «Storosk» — сторож (ч. IV, гл. XII); лучшие яблоки называются «Nalliweny» — наливными (ч. IV, гл. XIV); на Пасху ходатаи приносят в приказ подношения с возгласом: «Christos wos chrest» (ч. III, гл. VI) и т. д.. Все это показывает, что автор хорошо вслушивался в русскую речь и не искажал слов; приводя русские названия, он, где считал нужным, объяснял их значение: «Gostinoy Dwor Staroy oder der alte Gasthof», «Storosk oder Thuerhueter», «Suddaky oder Sandarn», «Giesshaus — Puschneschnoy Dwor» и т. п. Отсюда можно вывести заключение, не лишенное, может быть, некоторого основания, что Кильбургер знал настолько русский язык, что был в состоянии давать объяснения русским словам и названиям, которые всегда передавал правильно 32. При собирании материалов, знание русского языка, хотя бы и незначительное, имело для него большое значение. Ходя по городу, он мог узнавать цены, расспрашивать, а что он ходил по лавкам, это видим из его слов, например: «Каменных куниц в Москве я (почти) не видал или немного» (ч. I, гл. I, п. III, 2), «Я еще заметил в Москве некоторые предметы», [52] «Я купил фунт (чая) за 30 копеек»; далее Кильбургер говорит о бадьяне, каповом дереве, шарфах, кошельках, пуговках, пороховницах, замках и сообщает их цены, очевидно, полученные им по расспросам, а «в заключение, пишет он, ... я хочу еще упомянуть, что нужно удивляться, как много гробов всякой величины лежит там и тут по городу для продажи; они все сделаны из одного куска дубового дерева и иногда вывешиваются перед лавками. Самый большой стоит от 160 до 170 копеек» (ч. I, гл. II, Nota). Как видим, эти гробы поразили Кильбургера, и он даже к ним приценился.
Вопрос о свободе, которой пользовался Кильбургер в Москве, имеет большое значение для определения важности материала, им собранного. Правда, шведское правительство не очень то гостеприимно было встречено в Москве, но это не могло помешать нашему путешественнику ходить по городу, потому что он не играл при посольстве официальной роли и был лишь одним из королевских дворян. Когда Балтазар Койэт прибыл 2 года спустя после Кильбургера в Москву с голландским посольством Кленка, он, как узнаем из сочинения самого Койэта, свободно гулял по городу, посещал иноземцев, ездил даже на стеклянный завод своего родственника Койэта и т. п., а 2 года спустя после Койэта в Москве был вместе с польско-литовским посольством Таннер, который тоже имел возможность свободно расхаживать по городу, все рассматривать, ему даже случайно удалось два раза видеть поездку царя за город. Такою же свободою передвижения мог пользоваться и Кильбургер, что он и делал, как мы видели раньше. Что шведское посольство в самом деле пользовалось относительной свободой; а не находилось точно в заключении, хорошо явствует хотя бы из того, что 22 января, т. е. когда русские наиболее были раздражены несговорчивостью шведов во время аудиенции «сидеть без шляп», и когда вследствие этого были прерваны с ними переговоры до решения королем этого вопроса, то, несмотря на такую создавшуюся напряженность отношений, упомянутого 22 января было позволено одному шведскому дворянину из посольства с 2 людьми (им было дано 3 саней) отправиться из Москвы в Лифляндию «для покупки про их обиход красных нитей» 33. [53]
Обратимся сейчас к исследованию достоверности известий Кильбургера.
У Кильбургера встречаются некоторые места недоумевающего характера. О горностае он, например, пишет, что в Москве выделанный сорок горностаев стоит 20 копеек (ч I, гл. I, п. III, 3); тут описка или ошибка несомненна, тем более, что сам автор в прейскуранте, приложенном к этой главе указывает, что в Москве можно найти только казанских горностаев ценой (за сорок) в 4-5 руб. В другом случае автор сообщает о норках, что «в каждом сороке — от 12 до 15 штук, перемешанных с гладкими или совсем короткошерстыми» (там же, 5), а в прейскуранте читаем: «норки с 10-15 гладкими, сорок от 14 до 15 рублей». Понять точный смысл этого затруднительно; противоречие или описка в цифрах тут ясна.
Кроме этого, у Кильбургера находим просто ошибки. Вес свертка юфти, согласно ему, = 1 ½ пуда (г. I, гл. I, п. IV), а по Родесу (как по рукописи Эверса, так и по стокгольмской) = 1 ½ пуда; между тем нам известно, что данные об юфти Кильбургер брал у Родеса.
«Соленых, воловьих и козлиных кож почти 4.500 штук ежегодно... везется в Архангельск» (там же, п. XIX). Это взято Кильбургером тоже у Родеса, однако у Родеса сказано совсем не то, а именно у него показано, что одних только бараньих (или соленых) кож вывозится из Архангельска 4.500, воловьих — 300, а козлиных — 8.978; кроме того, Кильбургер прямо говорит — соленые кожи, не объясняя, какие это кожи, а у Родеса это сказано: «бараньи, или соленые, кожи». Из этого примера видно, в какое большое заблуждение может ввести Кильбургер. Отметим тут еще очень важное обстоятельство. Беря у Родеса данные, он их приурочивает к своему времени, как, например, видно на вышеприведенном примере. Но в то же время следует отдать ему справедливость, указав, что он таким образом не всегда поступает и иногда отмечает: «более 20 лет тому назад вывозилось из Архангельска столько-то».
Сверх вышеуказанной неточности в количестве вывезенных бараньих, воловьих и козлиных кож, можно привести [54] и другие примеры. Так, полотна по Кильбургеру иногда вывозится за море в один год свыше 30.000 аршин, а между тем у Родеса вывоз точно определен в количестве 325.980 арш.; итак, автор должен был сказать свыше 300.000, а не 30.000; впрочем здесь может быть вина переписчика или наборщика (ч. I, гл. I, п. VII). В другом пункте (там же, п. XI) показано, что ворвани «ежегодно идет около 600 тонн». Положим, что такое же количество есть и по тексту Г. Эверса, но по стокгольмской рукописи совершенно ясно видно, что за море шло 6.000 тонн, что вполне верно. Приведенная в той же главе табличка вывезенных из Архангельска мехов отличается в издании Бишинга неточностями, по сравнению с таблицей Родеса, но эти неточности, очевидно, вкрались не по вине автора, а вследствие описок в рукописи или при печатании.
Кроме того, нужно обратить внимание на тот факт, что Кильбургер любит округлять цифры или делать их более растяжимыми. Так, он говорит, что свиной щетины вывозится ежегодно от 5.000 до 6.000 пудов, а у Родеса точно указано — 5.500 пудов; тюленьих кож по Кильбургеру ежегодно вывозится через Архангельск около 30.000, а по Poдесу — 31.060, рогож — от 300.000 до 400.000, а по Родесу — 389.000 и т. д. Округление Кильбургером этих цифр собственно понятно, потому что Родес писал о вывозе какого-нибудь одного года, а Кильбургер безотносительно, вообще об архангельском вывозе, но зато это показывает, к каким (искусственным, скажем) приемам он прибегал для получения своих данных, и насколько они могут соответствовать действительному положению вещей.
Конечно, от такого умного человека, как Кильбургер, нельзя ожидать, чтобы он бессознательно заимствовал цифры вывоза у Родеса, и, действительно, он прибегал к такому приему, когда верил в возможность такого количества вывоза в свое время и думал, что со времени Родеса вывоз этот остался без перемен. Но, когда он говорит, например, сале (говяжьем), он не приводит количества вывоза, указанного Родесом (115.080 пудов по 11 руб. за шиффунт), а пишет: «Раньше много сала вывозилось морем, но теперь больше не вывозится так много», потому что русские стали сами его больше употреблять, и «теперь продавался шиффунт от 8 до [55] 8 1 ½ рублей» (ч. I, гл. I, п. XV); или: «Прежде вывозилось ежегодно около 3.500 пудов (воска), но так как страна год от году увеличивается..., то должны были прекратить» его вывоз (ч. I, гл. III, п. II). Количество вывоза некоторых товаров, указанное Родесом, даже совсем не упоминается у Кильбургера.
Самое главное в сочинении Кильбургера приведенные им выписи из таможенных архангельских книг. Сам Кильбургер пользовался ими при перечислении разных видов торговли, где он иногда указывает, сколько было ввезено этого товара в Россию за годы 1671, 1672 и 1673; так, он говорит, сколько ввезено было в 1673 г. полотна (ч. I, гл. I, п. VII) или бумаги за 1671, 1672 и 1673 годы, или воска, или выдр, или бутылок, или железа, соли и т. п. (ч. I, гл. III). Но, заимствуя на этот раз у самого себя, т. е. перерабатывая свой материал, он в точности выписывает цифры, а не округляет их, как по большей части делал при выписках из Родеса. К сожалению, в настоящее время нет пока еще возможности узнать, какой достоверностью отличаются росписи Кильбургера и насколько они отличаются полнотой. В них обращает на себя внимание их характер. Росписи 1671 и 1672 г.г. составлены сплошным подсчетом товаров без указания, какие корабли их привезли; наоборот, роспись 1673 г. состоит из 4 списков, в начале каждого из которых указано время прихода кораблей, их число и национальность, а именно всего пришло 33 корабля: 19 голландских, 10 гамбургских и 4 бременских, а пришли они в конце июля и в конце сентября. Тут и может возникнуть вопрос, воспользовался ли Кильбургер всеми списками за 1673 г. или же некоторые ускользнули от его внимания или же просто не были им приведены. При этом он сам странно говорит, что ежегодные росписи из архангельских и лифляндских таможенных книг лучше всего могут дать понятие об европейском ввозе, «из которых некоторые я здесь помещу». Из этих слов видно, что автор как будто имел и лифляндские росписи, но он из них не дал ни одной; с другой же стороны, что он хотел выразить словами, что «некоторые (einige, несколько) я помещу здесь»? или он хотел сказать, что дает росписи полностью за несколько лет, или же, что вообще даст несколько (случайно) имевшихся у него [56] росписей, хотя и не вполне охватывающих всего вывоза? Впрочем сам автор говорит, что, очевидно, действительное количество привозных товаров должно быть более значительным, чем видно из росписей, так как много товаров привозится контрабандой.
После росписей обращает на себя внимание таблица архангельских таможенных сборов от 1654 г. до 1673 г. включительно (ч. III, гл. V). Она резко идет против единичных указаний других иностранцев на колоссальный таможенный сбор г. Архангельска. Эта таблица в общем не возбуждает подозрений в своей верности и даже претендует на большую точность, так как сбор указан даже с полушками. В 1654 г. сбор показан равным около 54 тыс. p., в 1658 г. — 92 тыс. и среди этих пределов он и колеблется почти все время от 1654 до 1673 г. включительно, редко спускаясь ниже. В книге Крестинина конца XVIII в. («Краткая ист. о гор. Архангельске, сочинена архангелогородским гражданином Васильем Крестининым. СПБ., при Имп. Ак. Наук, 1792 г.», с. 92) под 1645 г. указан «збор таможенныя городския пошлины 51.500 рублев 20 ¾ копеек», а по Кильбургеру — 51.585 p. 56 ½ коп., т. е. разница, как видим, ничтожная, всего несколько более 85 руб. Но для проверки данных Кильбургера, у нас есть еще более ценный источник — это архангельские книги, сохранившие нам сметные списки архангельской таможни между прочим за 1669-1674 годы 34. Мы не станем всех их подвергать полному изучению, потому что для нашей цели вполне достаточно будет остановиться на разработке архангельских таможенных документов 1673 года, которым годом оканчивается таблица Кильбургера.
На основании архангельской книги этого 181 года, т. е. московского года — с 1 сентября 1672 г. по 1 сентября 1673 г., мы составляем следующую подробную таблицу таможенных записей за это время. [57]
Из этой таблицы мы видим, что в действительности таможенных и писчих денег —
45.076 р. 27 а. 11 д. взято (= 535 р. 22 а. 5 ½ д. + 18.865 р. 19 а. 1 ½ д. + 7 р. 21 а. 4 ½ д. + 25.667 р. 31 а. 3 ½ д.),
1.656 р. 13 а. 2 д. написано в доимку,
404 р. 19 а. 2 ½ д. зачтено в пошлину,
4.101 р. 9 а. 1 ½ д. не взято (= 171 р. 28 а. 3 д. + 3.929 р. 14 а. ½ д.).
Итого: 51.239 р. 2 а. 13 д.
Если же теперь к выведенному нами итогу прибавим еще ту прибыль, которую русские выручили при взимании с иноземцев пошлин, взамен ефимков, русскими мелкими серебряными деньгами, именно 358 р. 15 а. 5 д., то получим окончательную сумму в 51.597 р. 20 а., которая совершенно совпадает с той цифрой архангельского сбора, которая с такой замечательной точностью была выведена в таможенных документах XVII века.
Между тем у Кильбургера указано, что в 1673 г. было собрано у Архангельска 52.267 р. 47 ½ к., что не соответствует вышеприведенным несомненно точным данным. Однако если мы и тут постараемся глубже ознакомиться с архангельскими книгами, то увидим, что и цифры Кильбургера отличаются не меньшей точностью, чем документы архангельской таможни. В самом деле, прибавив к полученной нами сумме архангельского сбора — 51.597 р. 20 а. стоимость конфискованных за это время товаров и взятых штрафов — всего 669 р. 29 а. 1 ½ д., у нас получится — 52.267 р. 47 ½ к. ½ д. (т. е. у Кильбургера меньше на ½ коп.! он вообще в своей таблице принимает во внимание лишь полушки, совершенно уместно игнорируя четвертые части копеек).
Таким образом подробное изучение архивных документов вполне объясняет и раскрывает нам составные части неодинаковых пошлинных архангельских итогов 1673 г., которые мы находим, с одной стороны, в русских таможенных списках, а с другой стороны, у Кильбургера.
Однако было бы ошибочно думать, что у нашего автора наблюдается во всех его итогах одинаковый состав их частей. [58] И правда, если в сбор 1673 г. входят у него между прочим и писчие деньги, то сбор, например, за 1669 г. указан без них — 66.021 р. 4 а., между тем как по архангельской книге (№ . 5) размер пошлин, собранных во время ярмарки, вычислен в 66.021 р. 4 а. + писчих денег 657 р. 25 a. 1 д. (+ осенний и зимний сбор 1.075 р. 23 a. 1 ½ д.). За оба вышеприведенные годы, 1673 и 1669, у Кильбургера, как мы видим, не включены в его итоги осенние и зимние сборы, которые, впрочем, были всегда не велики (обыкновенно они ограничивались сотнями рублей) и падали на время от 1 сентября предыдущего года до начала архангельской «карабельной пристани» текущего года.
Итак, в окончательном результате мы видим, что цифры Кильбургера, если и разнятся от общих итогов русских таможенных документов, то не вследствие ошибок, а по причине разного способа пользования цифровым материалом. Впрочем нужно признать, что данные ни архангельских книг, ни Кильбургера не соответствуют истинному сбору архангельских пошлин, потому что в эти итоги входит не только в самом деле пошлина, но и также что следовало взять, доимки, недоимки, зачеты, писчие деньги и конфискации. Но зато, с другой стороны, подобного рода цифровой материал служит даже более верным указателем размера торговли Архангельска, чем если бы мы имели сведения, исключительно указывающие только на действительное поступление пошлин. Что данные Кильбургера верны, также свидетельствует то обстоятельство, что количество архангельских пошлин за последующие годы, т. е. с 1674; г., не противоречит цифрам нашего автора. Эти сборы известны нам как из тех же русских архангельских книг за соответствующие годы, так и из Двинской летописи, в которой они упоминаются с 1688 г. с перерывами до 1694 г. и достигают 80-84 тысяч, а в 1700 г. доходят до 95 т. р.
Подвергая рассмотрению вопрос о достоверности цен Кильбургера, прежде всего следует заметить, что те же цены какие встречаем у Родеса, находим и у Кильбургера, который выдает их, как бы за современные ему; так, цены козлиных, бараньих и воловьих кож (ч. I, гл. I, п. XIX) взяты у Родеса; цена хлеба за ласт — 25 руб. взята тоже у Родеса, как и количество вывозимого хлеба (ч. I, гл. II, п. II); то же нужно сказать о ворвани, льняном семени, свиной щетине и др. товарах. [59] Но думать, что автор воспользовался везде ценами Родеса, было бы ошибочно уже по одному тому, что у Родеса количество цен по сравнению с Кильбургером совсем небольшое. Он даже воспользовался не всеми ценами Родеса, а лишь некоторыми, очевидно, именно теми, которых он не имел в собранном им самим материале. У него даже выставлены цены, расходящиеся с Родесом, например, кошки по Родесу — по 5 руб. за сорок, т. е. штука — 12 ½ коп., а по Кильбургеру (ч. I, гл. I, п. III, 11) штука — 30-36 коп., а домашняя — 80-120 коп.; то же самое наблюдаем на ценах рогож и мн. др. товаров.
Все это относится к ценам, которые автор дает при перечислении товаров, а что касается отдельных прейскурантов, то тут данные целиком собраны самим Кильбургером, а не взяты из литературных источников. В частности остановимся несколько на обширном московском прейскуранте 30 мая 1674 г., где выставлены тогдашние цены иностранных товаров, а также наивысшие и наинизшие. Его можем сравнить с голландским прейскурантом, помещенным впереди его и относящимся к концу того же мая 1674 г., но показывающим только тогдашние цены (ч. II, гл. I). Выписав из обоих прейскурантов однородные товары с их стоимостью, получим такую таблицу:
Здесь, несмотря на короткий промежуток времени, какой мог пройти от
«конца мая», к которому относится голландский прейскурант, до 30 мая, т.
е. ко времени немецкого прейскуранта, мы замечаем разницу в некоторых
ценах, иногда значительную. Это можно объяснить или неправильностью
голландского прейскуранта или же искусственным подбором цен
Кильбургером; так, например, искусственность эта ясно видна на следующих
примерах:
Эти цены потому возбуждают сомнение в своей полной достоверности, что
переходы от низшей к современной Кильбургеру и к наивысшей стоимости
всегда отличаются удивительной одинаковой последовательной надбавкой к
предыдущей цене для получения последующей цены, например, на I p., на 20
коп. и т. д. Говоря об искусственности вышеприведенных цифр, мы этим не
отрицаем достоверности тогдашних цен, т. е. современных Кильбургеру, но
мы хотим лишь указать, что автор для определения пределов их колебания
прибег к явно искусственному приему, так что этих пределов нельзя
принимать на веру. А что цены, указанные Кильбургером для своего
времени, верны, можно для примера убедиться из росписи того же 1674 г.
архангельских предположенных к закупке товаров: «30 бочек железа белого
купят у города по 15 p., а на Москве купят по 17 p.»; это не
противоречит выведенной Кильбургером цене белой жести — 16 p.; ценность
по росписи стопы бумаги доброй 1 р. 30 к., другой руки — 1 р., также не
противоречит Кильбургеру, у которого указана стоимость и обыкновенной [61] бумаги в 90 коп. с предельными колебаниями в 70 коп. — 1 р. 20. коп. 36.
Большинство же прочих цен Кильбургера, которые находим в том же немецком прейскуранте, при обозначении их высших и низших пределов, не возбуждают с внешней стороны никаких сомнений в своей правдивости; так, например, сукно тангермюндское стоило 6 р., низшая цена была тоже 6 р., значит не спускалась, а высшая — 8 р.; турецкий камлот — 3 р., а высшей и низшей цены даже совсем не указано; цена риса (сорочинское пшено) — 90 коп., самая дешевая — 80 коп., а самая дорогая — 1 р. 50 коп.; сушеный инбирь — 4 р., и это же есть самая высокая цена, а дешевая — 2 р.. В этих ценах чувствуется искренность.
Цены на съестные припасы можно считать в общем достоверными. Когда Кильбургер был в июле в Твери, то, вероятно, при покупке яиц узнал и записал их стоимость; также можно полагать, что, проезжая по р. Луге, путешественники купили овцу, и автор тоже занес ее стоимость в свою книгу; некоторые цены Кильбургер два раза приводит в своей работе, при чем нигде не изменяет их, например, цены ржи.
Но для точного определения степени достоверности цен Кильбургера следует их сравнить с ценами, взятыми из других исторических источников. Правда, проверка цен представляет ту трудность, что они отличаются крайней изменчивостью и разнообразием не только при различии места и времени, но и при условии одноместности и одновременности. Сам автор говорит о больших колебаниях цен в России, так что иногда цены разнились в течение месяца на 100%, что происходило оттого, что в Россию приходили корабли только раз в год, а не постоянно. Кильбургер также указывает на разницу цен по месту, сообщая, что овца в Москве стоила 30-36 коп., но к западу от Новгорода, на р. Луге, — 12-14 коп., или что десяток яиц в Москве стоил (в мае) 2 коп., а в Твери (в июле) всего около 0,7 коп.
Но, несмотря на колебание цен, все-таки возможно проверить правдивость их у Кильбургера. Для этого обратимся к архивным данным за тот же год. [62]
Когда шведское посольство было в Москве, в Посольском приказе возник вопрос об его продовольствии. Дьяк Як. Петелин 27 декабря спрашивал у высшего начальства, где покупать зелья и приводил для справки цены, по которым «в рядех покупают пряные зеля» 37. 30 декабря 1673 г. в Посольском приказе уже был заключен с торговым человеком овощного ряда кадашевцем М. Филипповым договор, согласно которому он обязался поставлять шведам во все время пребывания их в Москве до их отпуска (по 23 июня) пряные зелья «подлинно по указным статьям» по условленной цене. Когда послы уехали, М. Филиппов предъявил правительству просьбу уплатить деньги за его поставку пряностей посольству, и при решении этого дела было выяснено, по каким ценам челобитчик обязался поставлять упомянутые товары 38. Вот эти именно цены — справочные дьяка Як. Петелина и поставочные М. Филиппова, мы можем сопоставить с некоторой осторожностью с данными из голландского и немецкого прейскурантов Кильбургера (ч. II, гл. I).
Из этой таблицы отчетливо видно, что одни цены сходятся или сближаются и
лишь некоторые, например, мускатный цвет, расходятся, но в общем
таблица подтверждает достоверность цифр Кильбургера.
Остальные определения стоимости Кильбургера можно рассматривать также по трем рубрикам: цены, которые не сходятся с другими, цены, которые не противоречат им, и, наконец, цены, которые соответствуют им. Для их сравнения можно взять данные из Русской Исторической Библиотеки, т. XXIII, где напечатаны дела Тайного приказа за 1663-1676 г.г., в которых находим много цен для гор. Москвы.
По Кильбургеру каповая ложка стоит 40-60 коп. (ч. I, гл. II, Nota, 3), а между тем в январе того же 1674 г. были куплены ложки по 10, 15 коп. штука (Р. И. Б., с. 210), т. е. тут Кильбургер определил чересчур высокий предел цены, потому что ложку можно было купить и за 10 коп., а не только за 40-60 коп.
Здесь же автор пишет, что каповая чаша (ковш) стоит по 3 р., и, действительно, в январе того же года покупали каповые ковши по ½, 1 и 2 р. (Р. И. Б., с.с. 206, 210). [64]
Стоимость обыкновенной (не калькутской, а русской) курицы Кильбургер считает в 3 коп. (ч. IV, гл. XIII). Эта цена показана наполовину ниже действительной, потому что нам достоверно известно, что в мае 1674 же года она стоила 6 коп. (Р. И. Б., с. 293), а цены Кильбургера на съестные припасы относятся главным образом к маю этого года. Курица стоила в Москве не только в этом году 6 коп., но и в другие годы, колеблясь от 5 до 7 коп.; например, в июле 1669 г. — 6 коп. (Р. И. Б., с. 36), а в августе живая — 7 коп. (Р. И. Б., с. 70), в марте 1670 г. тоже живая — 7 коп., (Р. И. Б., с. 1298), а в августе этого года (зарезанная) — 5 коп. (Р. И. Б., с. 1372).
Такую же недостоверность цены видим в стоимости козлиных и других кож. Уже одно то обстоятельство, что эти цены, как было выше видно, взяты у Родеса и приурочены, по смыслу текста, ко времени Кильбургера, показывает их несостоятельность. К сожалению, цен для 1674 г. тут нельзя привести, но зато известно много их за годы 1666-1670, когда стоимость козлиных кож колебалась от 15 до 20 коп., при чем цена в 20 коп. чаще всего встречается (Р. И. Б., с.с. 1585-1643, книга сафьянного завода), в то время как у Кильбургера выставлена ценность козлиной кожи — 36 коп. (ч. I, гл. I, п. XIX).
Различие других цен с данными Кильбургера объясняется не ошибочностью их, а способностью цен изменяться по условиям рынка и времени.
Свежий шпик 40, пуд, по нашему автору стоил в Москве в его время 24 коп., а вяленый — 40 коп. (ч. I, гл. II, п. III или ч. IV, гл. XIII), а в январе 1674 г. покупали пуд свиного мяса за 35 коп., а в январе 1675 г. — 40 коп. (Р. И. Б., с.с. 229, 374).
100 яиц при Кильбургере стоили в мае 20 коп. (ч. IV, гл. XIII), а нам известно, что в мае же того же 1674 г. в Москве покупали 100 яиц за 30 коп. (Р. И. Б., с. 294), а в декабре 1673 г. — 40 коп. (там же, с. 190), в марте 1670 г. — 25 коп. (т. же, с. 1298), а в апреле — 15, 13, 20 коп. (т. же, с.с. 3, 5, 6); тут, конечно, разнообразие цен нисколько не [65] подрывает их искренности, потому что это есть товар с сильно колеблющимися ценами.
Камка (итальянская) по Кильбургеру стоила в мае 1674 г. аршин — 74-75 коп. (нем. прейскур., ч. II, гл. I), в январе же 1675 г. покупали камку (белую) по 85 коп. аршин (Р. И. Б., с. 355), а в апреле 1670 г. камку (мелкотравчатую и желтую) по 80 коп. арш. (там же, с. 1315) и т. д.. Разнообразие этих цен, конечно, зависит от разновременности их, но главным образом от качества и сорта этой материи, и сам Кильбургер указывает, что 74-75 коп. стоит камка итальянская, а амстердамская всего — 40 коп.; цена 74-75 коп. (наинизшая 70, а наивысшая 90 коп.), как видим, все-таки приближается в вышеприведенным ценам камок. Но по росписи 1674 г. заморских товаров, которые следовало купить во время архангельской ярмарки 41, между прочим показана сметная цена камки одинакой за аршин — 1 р. 20 коп., а двойной камки — 1 р. 50 коп.; такие цены мы находим у Кильбургера не на камки (Damast), а на объяри (Tobinen): тяжелая стоила аршин 1 р. 60 коп. (1 р. 40 к. — 1 р. 90 к. — 2 p.), обыкновенная — 1 р. 20 коп. (1 р. 10 к. — 1 р. 30 к.). По той же росписи цена аршина багреца самого доброго помечена в 2 ½ р., а багреца подтемкрасного — 2 ½ р.; у Кильбургера же видим подобные цены на бархат (Sammet) венецианский самый тяжелый и лучший — 2 ½ р. (2 ½ — 3 ½ р.).
Войлок, который шел поштучно, продавался в марте 1669 г. по 9 коп. (Р. И. Б., с. 1099), а при Кильбургере в 1674 г. — 6-7 коп. (ч. I, гл. I, п. XIV); эти цены, несмотря на пятилетний промежуток, немного разнятся.
Рыбий клей (карлук), как пишет наш путешественник, продавался из казны по 17 ½ — 37 ½ коп. фунт (ч. I, гл. I, п. XXIV), но в прейскуранте, относящемся к январю и февралю того же года, Кильбургер отмечает другую цену — 15-22 ½ к. за фунт (ч. I, гл. I); конечно, карлук мог быть разного качества и стоимости, и, действительно, мы видим, что в 1669 г., в апреле, куплен рыбий клей по 12 ½ к. и по 25 к. фунт (Р. И. Б., с.с. 3, 5). [66]
В марте 1670 г. пуд перца покупали в Москве за 5 р. 60 к., а в августе — 5 р. 20 к.; в мае 1674 г. по Кильбургеру цена пуда перца — 5 р. (нем. прейскур., ч. II, гл. I), т. е. цена перца мало изменилась.
Согласно автору в мае пуд меда стоил 1 р. 10 к. (прейскур., ч. I, гл. II), а в июле того же года «мед сырец добрый» — 1 р. (Р. И. Б., с. 320); различие цен легко объясняется тут тем, что в мае мед мог быть еще старого запаса, а в июле уже нового, отчего и подешевел.
Такое же различие цен можно наблюдать на овсе. По Кильбургеру в мае 1674 г. четверть овса ценилась в 32 к. (там же), а нам известно, что в январе 1675 г. четь стоила — 45 к. (Р. И. Б., с. 380); здесь ясно в чем дело: летом овес мог уже подешеветь, в виду нового урожая, но зимой следующего года, конечно, поднялся на 10-15 к.. Впрочем сам Кильбургер удостоверяет это колебание цен на полевые продукты зимой и летом, указывая, что четверть ржи зимой стоила 70 к., а в мае — 60 к. (ч. IV, гл. XIII), т. е. понизилась r лету на 10 к.
По Кильбургеру пуд масла стоил 1 р. (ч. IV, гл. XIII); в январе того же 1674 г. можно было его купить за 90 к, но в декабре 1673 г. — 1 р. (Р. И. Б., с.с. 257, 96); отсюда можно заключить о достоверности цен Кильбургера, потому что разнообразие их вполне естественное, но в марте 1670 г. пуд стоил 1 р. 70 к. (Р. И. Б., с. 1298).
Там же автор дает цену пуда самой лучшей соли в 20 к., в июне же того же 1674 г. покупали соль по 18 к. (Р. И. Б., с. 309); разница эта, конечно, могла быть или от разного качества соли или же от изменившегося состояния соляного рынка.
В августе 1670 г. было «куплено у иноземца, у Петра Марселиса, сто пудов железных цренных досок по рублю по две гривны» (Р. И. Б., с. 1368); но если в 1670 г. пуд их стоил 1 р. 20 к., то в 1674 г. у Марселиса они стоили 1 р. 10 — 1 р. 15 к. (ч. IV, гл. V и прейскур. — ч. I, гл. II), при чем Кильбургер говорит, что они «не особенно много расходятся, и теперь у Марселиса много в запасе»; это небольшое понижение цены 1674 г. по сравнению с 1670 г. можно именно и объяснить застоем дела. Другие цены железных изделий у Кильбургера сходятся также и с архивными данными. [67] В феврале 1674 г. П. Марселис поставлял железо по уговорной цене 107 года: пуд прутового по 50 к. (у Кильбургера по прейскуранту — ч. I, гл. II — грубое прутовое железо П. Марселиса пуд — 50-55 к.), пуд литых пушек — 30 к. (у Кильбургера — 25 к.), пуд дощатого железа — 90 к., но в феврале 1670 г. Марселис поставлял дощатое железо по 1 р. (у Кильбургера — дверные и оконные доски Марселиса — 1 р.). 42
О холсте (или полотне) Кильбургер пишет, что аршин его стоил 2, 5, 6 к. (ч. I, гл. I, п. VII); эти цены соответствуют тем данным, которые нам известны за 1668, 1669, 1672, и 1673 г.г. В декабре 1668 г., например, за аршин холста давали 3 к. (Р. И. Б., с. 1249); в апреле 1669 г. — 3, 4, 3 ½ к. (Р. И. Б., с.с. 4, 1100, 1101), в мае — 6 ½ к. (там же, с. 1103); в феврале 1670 г. — 4, 4 ½, 3 к. (т. же, с.с. 1268, 1271), в марте — 2 ½ к. (т. же, с. 1291), в апреле — 3, 2 ½ к. (т. же, с.с. 1313, 1318), в июле — 2¾ (т. же, с. 1359); в декабре 1672 г. — 4 к. (т. же, с. 95); в январе 1673 г. — 2 к. (т. же, с. 111). Отсюда мы видим, что в эти годы цена одного аршина холста (или полотна) равнялась от 2 до 6 ½ к., что почти согласуется с Кильбургером.
Двойные рогожи, которые, пишет Кильбургер, называются «цыновками», стоят 4, 5, 6 к. штука (ч. I, гл. I, п. XXII); одна цыновка была куплена в марте того же года за 5 к. (Р. И. Б., с. 279), а в августе 1670 г. куплено много «ценок» по 6 в. штука (Р. И. Б., с. 1367). Кильбургер также указывает цену простых, но больших, рогож в 2¾-3 к. штука, а в августе 1670 г. простая рогожа была куплена за З ½ к. (Р. И. Б., с. 1367). Все эти цены, как видно, соответствуют данным нашего автора.
Можно еще указать на одну цену. В феврале 1674 г. был куплен русачий мех ценой в 1 р. 20 к. (Р. И. Б., с. 246), а у Кильбургера мы находим сведение, что русачий мех стоит 1 р.-1 р. 20 к. (ч. I, гл. I, п. III, 13).
В заключение обозрения достоверности цен укажем еще на один архивный документ, подтверждающий данные [68] Кильбургера. У него в прейскуранте, относящемся к январю и февралю 1674 г. (ч. I, гл. I), стоимость в Москве берковца наилучшей пеньки сырца определена в 2 ½ — 3 р., а обыкновенной пеньки — 2 р.-2 р. 10 к.; по справке же московских приказов, в Москве покупали в феврале и марте 1674 г. брянскую пеньку по 2 р. 10 к. и 2 р. 40 к. берковец; голландец же Гутман уверял русское правительство, что пенька (брянская добрая, трепанная и нетрепанная), купленная им в марте этого же года на Гостином дворе, обошлась ему со всеми расходами, считая даже харчи, по 3 ½ р. берковец; конечно, здесь голландец поднял в своих интересах цену, желая получить с казны как можно большее вознаграждение за причиненные ему ею убытки 43.
Все это показывает, что цены Кильбургера во многих случаях сходятся с ценами, взятыми из других источников, а поэтому их нужно считать в общем достоверными. Однако, как выше было указано, у него попадаются цены и недостоверные. Вообще же следует сказать, что цен Кильбургера, как и всяких цен, почерпаемых из других источников, нельзя рассматривать самостоятельно от прочих и пользоваться только ими, не сопоставив их с другими.
Также нельзя не заметить и о том обстоятельстве, что русские тогда при торговле считали на рубли, полтины, гривны, алтыны и деньги, но не на копейки, а у Кильбургера счет почти везде на копейки, т. е. он сам переводил ценность товаров на эту монету, а от этого у него и могли в некоторых случаях произойти невольные ошибки.
Достоверность других цифровых данных Кильбургера также может быть подвергнута критической оценке. Он между прочим посвящает целую главу (ч. IV, гл. XII) описанию большого колокола, дает понятие об его объеме и весе, но те же цифры мы встречаем и у Пальмквиста, хотя у последнего показаны две цифры с большей точностью, чем у Кильбургера. По-видимому, оба они получили из третьих рук эти сведения в виде уже готовых цифр, а сами не измеряли колокола, [69] потому что написали бы об этом, как наш автор упомянул, что он лично вымерил цирены на солеварнях р. Мшаги.
Можно еще указать на известие о лошадях, когда Кильбургер говорит, что в Москву пригоняют в августе лошадиные табуны, «иногда даже 20 и более тысяч лошадей». У Мейерберга (1661 г.) определено это количество лошадей в 40 тысяч, а по Котошихину «ежегодь (приюняют) лошадей тысечь по 30 и по 40 и по 50 и болши». Возможно думать, что Кильбургер тут указывает довольно малую и неточную цифру. Также заметим, что автор, сообщая из Родеса о месте добывания товаров, иногда, вместо области «вологодская», пишет «валдайская», а в известиях о шелке находим, вместо «Александретта», неправильно — «Александрия». Зато все даты Кильбургера правильны.
Что же касается поверстных или мильных расстояний, указываемых Кильбургером, то они не всегда точны. Упоминаемые при этом географические названия весьма близко подходят к действительным и только несколько, чаще в окончании, разнятся от наших современных названий, но это объясняется тем, что русские названия до нашего времени потерпели изменения, и часто не соответствуют старинным. Что касается неточностей в определении расстояний, это объясняется неточностью измерений того времени и разнообразием мер длины. По Прозоровскому у нас было три рода верст: «нынешняя мерой в 5204/5, 651 и 10413/5 сажен». Миля же по Кильбургеру равна 5 русским верстам; эта мера была общепринята среди всех иностранцев, но Кильбургер пользуется при описании дороги от Стокгольма до Ниеншанца и другой милей, именно новой шведской, «считая 6.000 саженей на 1 милю», которая «почти на ⅓» больше (немецкой) мили. Дорогу от Стокгольма до Ниеншанца можно хорошо проследить, руководствуясь помильным расстоянием, указанным Кильбургером и его географической номенклатурой. Расстояния в общем соответствуют современным. Отметим некоторые неточности в мильных расстояниях относительно дороги в Ингерманландии (ч. V, гл. II). От Ямбурга до Нарвы сушей Кильбургер указывает 3 мили, а расстояние между этими пунктами даже по прямой линии равно современными нам верстами не менее 20 верстам; несоответствие миль с верстами тут ясно, и, действительно, по [70] Пальмквисту от Ямбурга до Нарвы 5 миль, или 25 верст, т. е. тут у Кильбургера ошибка или скорее описка или опечатка. Кильбургер считает длину озера Ильменя в 60 в., ширину в 40 в.. Те же числа видим у Пальмквиста и даже у Герберштейна. Отсюда ясно, что это есть результат издавна установившихся понятий о величине Ильменя. Теперь же по точному измерению считают длину его в 42 в. и 35 в. в ширину. Мста по Кильбургеру впадает в Ильмень приблизительно в 6 ½ верстах от Новгорода, а по Большому Чертежу (с. 175) — за 20 верст от Новгорода; современными нам верстами от Новгорода до устья Мсты по прямой линии до 12 верст, т. е. во всяком случае больше цифры шведского путешественника. Волхов, пишет он, — длиной в 180 в., а по Большому Чертежу (с. 176) — 200 в., а теперь считают — 206 верст.
Этих примеров достаточно, чтобы показать, что у Кильбургера есть неправильные определения, без сомнения, почерпнутые из расспросов, но где он ехал сам, там видим довольно большую точность в цифрах, хотя, конечно, встречаются и серьезные промахи. Например, в той же главе находим, что от устья р. Шоши (именно от селения Шоши, лежащего по Кильбургеру на этой реке) сушей до Клина 25 в., а до Москвы 125 в.; между тем сам Кильбургер дальше (ч. V, гл. III) пишет, что от Шоши до Клина 35 в., а от Клина до Москвы — 85 в., т. е. всего — 120 в.. В этом случае он сам себе противоречит. Но расстояние стеклянного завода Койэта от Москвы показано у Кильбургера в 40 в., что совершенно сходится с русскими архивными данными того времени.
Рассматривая поверстные расстояния Кильбургера между отдельными пунктами, мы видим, что он серьезно отнесся к делу и постарался дать точные цифры. Он не списал просто с какого-нибудь дорожника, а сам проверял их, когда ехал по этим местам. По дороге Новгород — Москва он ехал два раза и оба раза обращал внимание на дальность пути, о чем говорит в конце главы, посвященной этой дороге (ч. V, гл. III): «Хотя русские вообще говорят, что пути между Новгородом и Москвой 540 верст, однако я не мог найти их, ни ехавши туда, ни возвращаясь обратно, но... (по моему) подсчету не более, как 518». Это характерное замечание автора показывает его добросовестное отношение к собиранию своего материала: он [71] не поверил на слово говорившим ему, но сам проверил их показание. Некоторые дистанции вполне совпадают с современными; так, по Кильбургеру от Торжка до Марьина — 18 в., как и теперь, отсюда до Свищева — 1 в., то же и теперь, отсюда до Ямок — 10 в., как и теперь, откуда до Медного — 1 в., но тут уже ошибка, должно быть 3 в.; до «Миколы монастыря» (Малица) по Кильбургору — 25 в., а от него до Твери — 5 в., между тем как он находится в 7 в.; в результате у автора выходит от Торжка до Твери — 60 в. Эта цифра вполне соответствует указанию Большого Чертежа (с. 132), что «от Торжка до Твери — 60 верст». По географическому словарю Семенова, Торжок находится в 57 в. к с.-з. от Твери по бывшему петербургскому шоссе. Дальше, по показанию Кильбургера, от Клина до Москвы всего 85 в., а по Большому Чертежу (с. 133) — 90 в.; по современным же измерениям, Клин лежит в 77 в. к с.-з. от Москвы. У Кильбургера от Клина до Пешек указано 30 в., а у Пальмквиста — 32 версты. Это все показывает, что данные нашего писателя не всегда сходны с Большим Чертежом или с Пальмквистом. У Пальмквиста, кроме того, в итоге от Новгорода до Торжка — 484 в., а у Кильбургера — 518. У одного из них должна быть ошибка. Но Пальмквист уже при подведении своего итога сделал ошибку: у него получилось 191 в. (или 381/5 мили), а между тем, складывая его же цифры, должно быть 189 в. (или 374/5 мили). Теперь от Новгорода до Москвы считается — 493 версты, и таким образом оба современника не дают этой цифры: Кильбургер дает большую цифру, а Пальмквист — меньшую. За глаза можно однако сказать, что данные Кильбургера ближе к действительности, потому что в XVII в. дорога не могла быть короче, чем теперь, а длиннее, так как этому были причиной болота и другие природные препятствия, которые наши предки предпочитали объезжать, чем прокладывать через них дороги; кроме того, сравнивая тогдашнюю дорогу Новгород — Москва с современной нам, можно видеть, что она теперь стала прямее, и некоторые селения в настоящее время находятся в стороне от нее, и поэтому, если Кильбургер дает цифру 518 в., т. е. несколько превышающую теперешнюю, то это даже служит порукой ее достоверности. Можно даже сказать больше, а именно, что расстояние в 540 в., о котором русские говорили Кильбургеру, соответствовало [72] тогдашним измерениям и дальности пути, а Кильбургер мог где-нибудь ошибиться, отчего у него и не получилось этой цифры.
Этим можем окончить рассмотрение географического материала Кидьбургера, при использовании которого, непременно нужно иметь в виду альбом Пальмквиста с его картами и описанием многих дорог (числом до 10); между прочим у Пальмквиста дорога от Ниеншанца зимой прямо на Новгород отличается большей подробностью и точностью, у Кильбургера же, по изданию Хр. Шмидта, этот путь совсем спутан, и цифры отнесены не к тем селениям, к каким следует. Виной этому может быть и не Кильбургер, а переписчик или наборщик.
Здесь также нужно сказать и оговориться, что все вышеуказанные неточности в сочинении Кильбургера как в количестве товаров, так цен, верст и т. п., указаны нами на основании текста, напечатанного у Бишинга, а что в издании Бишинга встречаются (хотя и немного) опечатки, это можно заметить по некоторым местам, например, напечатано (ч. I, гл. I, п. VI), что через Архангельск вывезен лен в 1763 г.; в другом месте архангельская роспись помечена 1763 годом (ч. II, гл. I), имя отделяется запятой от отчества и фамилии: «Werner, Mueller» (Вернер Миллер, или Вахрамей Миллер) (ч. I, гл. I, п. XXX), «Okolnitz, Artemon, Zergewitz, Mattffeoff» (ч. IV, гл. VII); в самом оглавлении некоторые главы неверно распределены; в I ч., гл. I, п. XXVII, вместо ссылки на № 18, напечатано — № 3.
Общий вывод о достоверности Кильбургера является таким образом для него вообще благоприятным. Почти вся II, III, IV и V части составлены на основании им же собранных материалов посредством получения необходимых документов, расспросов и личных наблюдений (последнее особенно касается IV ч.), и только I часть является в значительной степени основанной на сочинении Родеса; во II и III частях он лишь слегка им пользуется. Слабо он воспользовался, как мы видели, Олеарием, Нейхофом и Котошихиным. Для всего остального он имел свой собственный материал, тщательно собранный и распределенный. Пользуясь его данными, нужно быть однако осторожным. Где он пишет о количестве вывоза русских товаров из Архангельска и их цене, не говоря, к какому времени относятся эти сведения, нужно знать, что эти данные принадлежат ко времени Родеса и, может быть, являются для 1674 года уже[73] сильно устарелыми. Другое дело цены, где Кильбургер является, за некоторыми исключениями, достоверным источником; он хотя прибегал к искусственному созданию цен, как выше было сказано, а также немного заимствовал их у Родеса, но зато сам собрал массу действительных цен своего времени, касавшихся ремесленных изделий, мануфактурных предметов и жизненных припасов. Сомневаться в достоверности архангельских росписей привоза нет оснований, и только можно говорить, насколько они полно определяют ввоз в Архангельск, и воспользовался ли Кильбургер всеми росписями или же нет. Список архангельских пошлин достоверен, хотя это не исключает возможности некоторых неточностей в них. Прочие известия не могут вызывать подозрений, за исключением единичных случаев (например, глава о медных рудниках, где встречаются неясные определения положения рудников, и пр.).
Что дает нового Кильбургер по сравнению с другими путешественниками?
Уже одно беглое обозрение его книги показывает, что его даже нельзя рассматривать наряду с другими путешественниками, давшими общее описание своих путешествий, впечатлений и сведений о России. Сочинение Кильбургера совершенно лишено характера, который придавали своим книгам иностранные путешественники, и его нужно скорее считать научным трактатом, имевшим своею целью познание России главным образом в торговом и промышленном отношении. Никто из иностранцев не дает в этой области такого богатого, ценного материала, и только Родес сообщает много данных о торговле, но не так широко охватывает тему, как Кильбургер. Кроме того, цель Родеса была вполне определенная и преимущественно заключалась в указании на важность, необходимость и возможность перенесения архангельской торговли в шведские порты. Цель же Кильбургера, совершенно лишенная узких политических замыслов, была чисто практической, коммерческой и стремилась дать верное представление о русской торговле. Ни один иностранец не задавался подобной специальной задачей, и поэтому, естественно, никто не дал столько сведений по этому вопросу, как Кильбургер. Ни от кого мы не получаем такого большого количества цен, столь обширного перечисления всевозможных товаров, столько данных об архангельском ввозе, о пошлинах, [74] о горной промышленности и пр. Тут можно найти данные не только для истории торговли и промышленности, но и для истории западной церкви, исторической географии, частью для военной истории, истории медицины, почт, монет, веса, мер длины, отчасти заработной платы, а в частности истории гор. Москвы и гор. Архангельска и т. д.
Если бы в 1769 г., т. е. когда Бишинг впервые издал это сочинение, спросили, что дает Кильбургер нового для русской истории, то, конечно, на это мог быть один ответ: почти все, что сообщает Кильбургер, ново для истории. Теперь же очень многое изменилось, и многие данные Кильбургера известны уже из других источников. Один Родес, впервые напечатанный Г. Эверсом, должен был нанести сильный удар одиноко стоящим до тех пор известиям нашего автора; потом знакомство с другими путешественниками, а также с архивным материалом постепенно обесценивали значение Кильбургера, и с дальнейшим развитием экономической истории, с открытием новых и новых данных, роль его известий, естественно, будет уменьшаться. Но в настоящее время сочинение Кильбургера является важным источником истории.
К сожалению, оно имеет один очень серьезный недостаток: оно отличается неполнотой, весьма вредно отражающейся на его достоинствах, При всем своем желании дать наиболее исчерпывающие сведения, Кильбургер этого однако не достиг. Но, если мы примем во внимание его время, обстановку, при которой он работал, то ничего удивительного в этом не увидим; даже за то, что он собрал и написал, он достоин только великой похвалы.
Неполнота же его известий заключается в их односторонности относительно ввоза и вывоза. Действительно, мы видим у Кильбургера два рода этих данных: количество товаров более, чем за 20 лет тому назад, и количество товаров за 1671-1673 г.г. включительно. Первый род товаров есть не что иное, как данные Родеса, который приводит их, как образчик ежегодного вывоза из Архангельска, но точно не указывает, к какому году он их относит; этот вывоз, таким образом, дает понятие только о русском отпуске за это время, а иностранный привоз за это же время не указан. Второй же род товаров, указанный Кильбургером и касающийся 1671-1673 г.г., [75] представляет собой, наоборот, ввоз иностранных товаров в Россию; отпуск же русских товаров за это же время совсем не приведен. Вследствие этого составить себе цельное впечатление на основании материала Кильбургера — невозможно; также нельзя, по этой же причине, определить общего оборота русской торговли и отношения его к пошлинному сбору. Иначе дело обстоит с ценами 1674 г., потому что автор дает цены как русских, так и иностранных товаров.
Тут следует указать на неточность, допущенную Кильбургером в заглавии (если оно только написано им самим), какое он дал своему сочинению. Согласно этому заглавию (по вольфенбиттельской рукописи), содержанием книги служит «краткое известие о русской коммерции, как именно она производилась в 1674 г. вывозными и привозными товарами по всей Московии...» Как мы видели, за 1674 г. автор совсем не дает количества привозных товаров, но сообщает их за 1671-1673 г.г. включительно; количество же вывозных товаров за эти годы, как и за 1674 г., не дано; указаны только цены за 1674 г. на русские и иностранные товары. С другой же стороны, мы видели, что Кильбургер говорит о количестве и отчасти ценах русских отпускных товаров за 20 с лишком лет до него, т. е. он затрагивает торговлю начала 1650-х годов; сам же Родес, как известно, писал в 1653 г. Отсюда ясно, что Кильбургер неправильно озаглавил свою работу, а правильнее было дать ей заглавие: «Краткое известие о русской торговле, как она производилась по всей России вывозными и привозными товарами в третьей четверти XVII века.»
Что же касается термина «краткое» известие, оно вполне правильно употреблено Кильбургером, который не только тут, но и в других случаях говорит, что дает краткие сведения по данному вопросу (так, в конце предисловия, в начале ч. ч. IV и V). И действительно, по сравнению с тем, что тогда в самом деле представляла собою русская торговля и все касающееся ее, то, конечно, книга Кильбургера, объемом всего 100 печатных страниц немецкого текста, но, правда, очень сжатого, краткого и весьма содержательного изложения, не могла подробно остановиться на своем предмете; кроме того, мы видели, ее односторонность. Поэтому к ней и уместно выражение автора — «краткое известие», и совсем нельзя думать, что оно не искренне и явилось лишь результатом скромности того времени: назвал [76] же Родес свое донесение о русской торговле «подробным», хотя оно занимает всего около 30 страниц! Если же Кильбургер считал свое известие о русской торговле «кратким», то это только показывает, что автор лучше ознакомился с ней, чем Родес, больше приобрел о ней сведений, увидал, как она велика, обширна и разнообразна, так что он счел возможным дать лишь краткие известия о ней; недаром же он называет поэтому свое сочинение не трактатом, а всего «трактатцем».
Книга Кильбургера, при всем богатстве материала и его ценности, совершенно не приобрела известности, на какую она в праве могла бы рассчитывать. Сочинения о России Герберштейна, Олеария и др. очень хорошо были известны образованным людям того времени, их тогда цитировали, упоминали их имена, Кильбургера же — нет. По крайней мере нам неизвестно ни одного упоминания или намека на труд Кильбургера. Между тем автор его жил еще долго после составления им этого сочинения, более 45 лет, так что мог позаботиться об его распространении, однако об этом не сохранилось следов. Объясняется это тем, что эта книга захватывала специальный вопрос, была написана по-ученому, деловито, без художественных прикрас и читать ее было не так легко и не так занимательно, как Олеария и пр.. Она не пришлась по вкусу современникам, была им не по плечу, так что даже не была напечатана, а осталась в рукописи. В XVIII в. она попалась проф. Фромманну, который подарил ее нашему историографу Миллеру, но тот, занятый большею часью сибирской и современной ему историей, не счел нужным для себя ею воспользоваться, а отдал ее за несколько лет до 1769 г. Антону Бишингу, который впервые ее и напечатал в своем историческом сборнике «Magazin», выходившем в Гамбурге, причем в кратком введений к своему изданию Бишинг указал, что всякие описания русской торговли следует ценить и знакомиться по ним с русским государством.
Но в этом немецком и при том заграничном издании Кильбургер не мог быть известен широкой русской публике, и русские историки были лишены возможности им пользоваться, и только 50 лет спустя Д. Языков, познакомившись с этим сочинением, задался блестящей мыслью перевести его на русский [77] язык и тем сделал его общедоступным. Это был замечательный перевод, как единственный в своем роде и открывавший собой ряд переводных сочинений иностранцев, касавшихся прямо или косвенно экономического состояния России. Но, к сожалению, уже при самом появлении этого перевода, число его экземпляров было незначительно, и он сделался библиографической редкостью, о чем уже жалел в 1858 г. И. Бабст, переводчик сочинения Родеса. Библиографическая редкость перевода Языкова привела к тому, что лишь немногие были в состоянии его использовать 44. Аделунг даже не упоминает о нем в своей книге о путешествиях иностранцев по России. Только один Н. Костомаров в сильной степени воспользовался переводом Языкова в своем «Очерке торговли московского государства», а В. Ключевский в своей книге «Сказания иностранцев о московском государстве» совсем не говорит о Кильбургере, даже в обзоре торговли.
Принимая во внимание время, когда переводил Языков, и состояние исторической науки в эти годы, нужно признать его перевод хорошим. Он издан в 1820 года в Петербурге, небольшой книжечкой, формата in 8°. Примечаниями он почти не снабжен, а если они есть, то касаются некоторых гоогра фичсских названий. Делая этот перевод по изданию Бишинга, Языков не заметил, что недостает конца, и только когда перевод уже поступил в продажу, Языкову попалась редкая книга: «Zur Geschichte und Litteratur. Aus den Schaetzen der Herzoglichen Bibliothek zu Wolfenbuettel. Fuenster Beytrag. Von Gotthold Ephraim Lessing und Johann Joachim Eschenburg. Braunschweig, in Verlage der Fuerstl. Waysenhaus-Buchhandlung. 1781». В этой книге Языков нашел дополнения из вольфенбиттельской рукописи к тексту Бишинга и не замедлил их перевести с немецкого на русский и поместить с примечаниями к некоторым географическим названиям в «Северном Архиве, журнале истории, статистики и путешествий, издаваемом Ф. Булгариным, части V, СПБ., 1823 г.», с.с. 169-187.
Неправильностей в переводе Языкова почти нет; укажем только на некоторые. У Кильбургера в предисловии сказано, [78] что кто хочет обмануть русского, а не быть им обманутым, тот сам не должен быть глупым: «Es heisset hier: pour prendre un renard il faut un renard et demi». Языков перевел эту фразу по-русски: «на то и щука в море, чтобы карась не дремал». Слова Кильбургера, однако, вовсе не дают оснований так перевести эту пословицу и заставлять думать, что русские употребляли тогда эту пословицу, и что именно ее имел в виду Кильбургер. Кроме того, еще большой вопрос, к чему относится «hier»: к России или Швеции, где писал Кильбургер. Как бы там ни было, Языков перевел ее известной общераспространенной русской пословицей и ввел тем Костомарова в заблуждение, который, пользуясь его переводом и думая, что эта русская пословица текстуально записана Кильбургером, высказал мысль, что хитрость и обман «не казались русскому предосудительными; он оправдывал себя пословицей: «на то щука в море, чтоб карась не дремал» (Кильбургер, с. 15) — пословицей, которая, как видно, была до того в употреблении, что даже иностранцы затверживали ее». (Очерк торг. моск. госуд., изд. II, с. 179). Раз Кильбургер приводил по-французски пословицу, Языков должен был передать ее на том же языке. В I части, в конце III главы (Nota) Языков переводит, что хмеля и меда достаточно добывается в стране, но не в северных провинциях, по причине большого холода, «но кажется, что привоз сих вещей не убыточен, потому что иностранцы иногда привозят таковые морем через Архангельск». Но смыслу этого перевода следует, что привоз меда и хмеля в Архангельск не приносит убытка, а в самом же деле у Кильбургера сказано «...однако кажется, что стоимость провоза не всегда позволяет привозить туда эти предметы, так как иностранцы привозят иногда таковые морем через Архангельск». Тут выходит, наоборот, что, хотя меда и хмеля довольно добывается в Москве, но провоз его в Архангельск убыточен, почему иностранцы сами снабжают его этими предметами. В той же главе, в статье о бумаге Языков перевел Narren-Kapppapier — хорошо оклеенная бумага, а нужно перевести просто «шутовской колпак», так как это был водяной знак на бумаге, изображающий шапку шута.
Важнее этого однако те неточности, которые встречаются у Языкова в цифрах, например, в главе о персидской [79] торговле (ч. II, гл. II) неверно указано число дней для плавания по Волге, а в главе о водных путях (ч. V, гл. I) у него сказано, что между Цной и Тверью «75 верст», вместо « — шагов» (Schritte); в росписях Языков иногда отбрасывает при цифрах дроби, которые показывают количество половинок сукон, отчего получаются очень большие ошибки.
Но и это все-таки не такие серьезные недочеты у Языкова, по сравнению с теми пропусками, которые он допускал в своем переводе. Так, он совсем опустил (ч. II, гл. I) голландский прейскурант привозных товаров конца мая 1674 г., и это произошло потому, что этот прейскурант трудно перевести, чего, конечно, нельзя было делать, тем более, что Кильбургер, помещая после этого голландского прейскуранта немецкий, говорит: «Еще один прейскурант...» Этот голландский прейскурант, заметим кстати, также находится в вольфенбиттельской рукописи.
В главе о мерах сыпучих тел и длины (ч. III, гл. III) Языков опустил масштаб мер длины, на котором нанесены деления, упоминаемые тут же в тексте этой главы, при чем Кильбургер пишет: «как показывает приложенная четверть» (Quartier, размер). Естественно, что данные этой главы о мерах длины в переводе Языкова в таком виде могли только привести читателя в полное недоумение.
Также в главе о медных рудниках (ч. IV, гл. IV), Языков не поместил ее конца, трудного для перевода и непонятного по смыслу.
В главе о кирках (ч. IV, гл. XVIII) он, упомянув о ручье Кукуе, пропустил слова: «откуда происходит известная по всей России, но презрительная для иностранцев, поговорка — Tschisna Kukui». Несомненно, что он не понял значения этой фразы и поэтому предпочел не переводить ее.
Но наиболее странный пропуск мы видим в том дополнении в своему переводу, которое Языков напечатал 2 года спустя в «Северном Архиве». Именно тут, в главе о дорогах от Москвы до Тобольска, а оттуда до Пекина (ч. V, гл. IV), Языков не поместил извлечения (Extract) из сочинения Байкова, которое составил сам Кильбургер, чтобы показать путь от Тобольска до Пекина. Чем руководствовался при [80] этом переводчик, трудно сказать. Можем только догадываться, что он не заметил, что этот Extract относится к сочинению Кильбургера, тем более, что он помещен в вышеупомянутой книге: «Zur Geschichte und Litteratur» с новой страницы и озаглавлен крупными буквами, так что первое впечатление получается, что это не относится к предыдущей главе, а есть начало совсем другого самостоятельного произведения. Если же Языков сознательно опустил эту главу, это еще более усугубляет его вину, потому что глава IV ясно озаглавлена, что тут указана дорога до самого Пекина, а в переводе Языкова, помещенном в «Северном Архиве», читатель, прочитав такое оглавление, находит к своему немалому удивлению и недоумению указание на дорогу только до Тобольска, где подведен итог, и кончается вся заметка.
Делая такие серьезные пропуски, Языков, что неприятнее всего, совершенно не оговаривается и ни одним словом не обмолвливается насчет этого.
Печатный немецкий оригинал сочинения Кильбургера состоит из 2 изданий: Бишинга и дополнений к нему Шмидта. Об издании Бишинга уже была речь выше, здесь же несколько остановимся на дополнениях к нему в книге: «Zur Geschichte und Litteratur». В этой книге (S. 157-182) Dr. Eristoph Schmidt (прозванный Phiseldek) рассказывает, что среди манускриптов вольфенбиттельской библиотеки ему попалась рукопись Кильбургера, которую он сверил с изданием Бишинга и нашел, что «она с ним согласна, кроме незначительных вариантов в тексте, в титуле и одного места», именно в V части, где были III и IV главы, в то время как у Бишинга всего только две первые: I и II. Шмидт и напечатал эти дополнительные две главы: III и IV. При этом он говорит, что эти главы, несомненно, принадлежат самому Кильбургеру, потому что вся рукопись, начиная с заглавия до самого конца, написана одним почерком. Мы же, со своей стороны, отметим, что эта рукопись, действительно, написана одной рукой и кончается словами: «...hauptstadt in welcher Baikoff woywode oder Gouverneur war», а дальше идут чистые листы. Этими же словами оканчиваются и дополнения, изданные Шмидтом, так что он, значит, напечатал их до конца, при чем он, как говорит сам, передал «упомянутые [81] две главы так точно, как они находились в рукописи, не изменяя ничего ни в правописании ни в выражении». Шмидт только снабдил их примечаниями, которые он взял, как указывает, из IV т., VI отдела «Sammlung Russischer Geschichte». Действительно, Г. Миллер в своем сочинении — «Sammlung Russischer Geschichte. Des vierten Bandes, sechstes Stueck. St. Petersburg, bei der kayserl. Academie der Wissenschaften, 1760» поместил статью: «Von den ersten Reisen, die Russen nach China geschehen sind», S. 473-534, где он весьма подробно останавливается на описании посольства Байкова, делая для этого обширные извлечения из французского описания этого путешествия; тут же Миллер подвергает их критическому анализу. (Эта же статья, но уже по-русски, была помещена в журнале «Ежемесячные сочинения», за июль 1755 г., с.с. 15-57).
Теперь нам осталось сказать только о нашем переводе. Причины, вызвавшие его, понятны: библиографическая редкость перевода Языкова и его неполнота, а также редкость немецкого текста, помещенного в «Magazin» Бишинга, и его дополнения в «Zur Geschichte und Litteratur, и, наконец, богатство материала, даваемого Кильбургером, и его несомненная ценность, — все это побудило нас выпустить 95 лет спустя после первого перевода Кильбургера второй русский перевод. Наш перевод сделан по вышеупомянутому изданию Бишинга и Шмидта.
Бишинг в своем издании при тексте поместил в разных его местах до десяти лаконических и незначительных примечаний, которые главным образом сравнивают сообщения Кильбургера с временем Бишинга, т. е. эпохой Екатерины II, например, автор пишет, что товары идут большею частью через Архангельск, а Бишинг к этому делает ссылку: «Теперь больше всего через С.-Петербург» и т. п. Конечно, при своем переводе мы всех этих примечаний, как лишних и не принадлежащих самому источнику, не приводим. Также мы не приводим и примечаний Шмидта, которыми он объяснял изданные им две последние главы V части и которые главным образом касаются путешествия Байкова и почти целиком взяты у Миллера, так что можно непосредственно с ними ознакомиться по сочинениям Миллера; они, хотя и интересны и ценны, но мы их опустили, потому что они написаны не Кильбургером. [82]
Перевод Языкова вольный, мы же поставили своей задачей, как можно ближе передавать мысли знаменитого шведа и сохранить характер подлинника.
Те сокращения, которые делал автор, мы тоже передавали сокращенно, напр., Spf. = шиф. (шиффунт), Kap. = гл. (глава), Rthl. = pcт. (рейхсталер), gen = овинок (сокращенное, вместо Halb-gen = пол-овинок) и т. д. Числа нами переданы в таком же виде, как и в подлиннике, так, например, аптека приносит доходу от 27 до 28.000 рублей (правильнее было бы написать: от 27.000 до 28.000 или от 27 тыс. до 28 тыс.), дров на рудниках выходит от 5 до 600 саженей (т. е. от 500 до 600 саж.) и т. п.
Но, придерживаясь везде как можно ближе подлинника, мы все-таки принуждены были разбить некоторые главы (так, гл. о рудниках, иностр. монетах и пр.) для большей ясности красными строками на соответствующие части, чтобы легче было понять их содержание; в подлиннике же почти все главы напечатаны сплошным, без красных строк, текстом, что сильно мешает их отчетливому и быстрому пониманию.
Те слова, которые не находятся в сочинении Кильбургера, но которые при переводе на русский язык нужно было вставить для ясности текста, мы напечатали курсивом и заключили их в скобки, как не принадлежащие оригиналу.
Не желая затруднять читателя неприятным нарушением течения его мыслей, нами помещены после текста Кильбургера «Примечания лингвистические к русскому переводу сочинения Кильбургера», где приведены в немецком написании собственные и другие названия, встречающиеся у автора, а также все сомнительные места, попадающиеся у него и наводящие на некоторого рода размышления; в целях наивозможной точности нами приведены в «Примечаниях» даже такие слова, которые не вызывают сомнений при определении общего понятия, но которым можно дать при переводе разное обозначение для второстепенных частей общего понятия.
Вслед за «Примечаниями» нами даны «Объяснения и дополнения к русскому переводу сочинения Кильбургера» с общими указаниями на его соответствующие главы.
Поместив свои «Примечания лингвистические» и «Объяснения и дополнения» отдельно от трактата Кильбургера, мы [83] только в его V части отступили от этого плана, потому что в упомянутой части вследствие ее географического характера удобнее было привести все названия по немецкому написанию в самом тексте в скобках или в конце страницы в примечаниях и также дать необходимые объяснения и дополнения тут же в сносках.
2. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Дел, шведские дела, реестр II, 1673 г., № 2, св. 110. Эбершильду было велено королем остаться в Москве до прибытия посольства, а когда оно прибыло, то русские выдали Эбершильду проезжую грамоту, заявив (15 янв.), чтобы он уехал обратно, потому что ведь послы уже приехали, и «ему, посланнику, при них, послах, будучи на Москве, делать нечево». Поэтому 16 января ему была назначена прощальная аудиенция, но, побывав на ней, он не захотел выезжать, указывая, что по королевскому указу ему велено быть при послах. Только по настоянию русских и вследствие желания послов не раздражать их Эбершильд должен был подчиниться и в январе же покинул Москву. (М. Гл. Арх. Мин. Ин. Дел, шв. д., реестр I, книга 93, л.л. 100 об., 103 об., 137 об.).
3. Приезд в 1673 г. на границу, а потом в Москву шведского посольства — М. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., шв. дела, реестр II, 1673 г., № 3, св. 111. Картина, изображающая приезд шведов на русско-шведскую границу у р. Моравены и встречу их русскими приставами, зарисована Пальмквистом в его альбоме.
4. Датский резидент Giöe, который употреблял все усилия, чтобы враждебно настроить русских против шведского посольства, послал в Копенгаген обстоятельное донесение об этой аудиенции. Г. Форстен в статье «Датские дипломаты» (Ж. М. Н. Пр., 1904 г., № 9) неверно пишет, что шведский нарочный прибыл в Москву 21 марта (а не 19), а прием послов был 31 марта (а не 30). С. Кологривов в своих «Материалах для истории сношений России с иностранными державами в XVII в.», СПБ., 1911 г. в перечислении русских документов упоминает: «Прием свейского Карлуса короля посла Густава Аксеншерна с товарищи и поднесение ими подарков, марта 30, 1674 г.»; так как I выпуск этих «Материалов» охватывает время только до 1660 г. включительно, то данный документ и не вошел в этот выпуск.
5. Г. Форстен, «Сношения Швеции и России во второй половине XVII века — 1648-1700», с.с. 285-308 (отд. и в Ж. М. Н. Пр., 1899 г., июнь). В начале 1881 г. молодой шведский ученый д-р Теодор Вестрин, ныне первый архивариус Стокгольмского Королевского Архива, поместил в «Ny Illustrerad Tidning» 1881, № 2, 3 статью с подробными сведениями о посольстве Оксеншерна и об альбоме Пальмквиста. Я. Грот, «Новооткрытый памятник русской истории на шведском языке» в Московских Ведомостях, 1881 г., № 236; перепечатано потом в Журн. Мин. Нар. Просв, 1881 г., октябрь, часть CCXVII. Соловьев, «История России», т. XII, Москва, 1880 г., с.с. 218-222. Бантыш-Каменский, «Обзор внешних сношений России», ч. IV, с. 192. Между прочим о шведских послах в селе Никольском в декабре 1673 г. говорится в голландской «газете» XVII века: «Hollandze (Hollandsche) Mercurius, verhabende do voornaemste geschiedenissen voorgevallen binnen Europa», 1674, XXV, 50 («Посольство Кунрада фан Кленка», пер. А. Ловягина. Введение, с. XXII). Г. Форстен, «Датские дипломаты при Московском дворе в II половине XVII в.» в Ж. М. Н. Пр., 1904 г., № 9, с.с. 120-133. О посольстве Оксеншерна также упоминается (Оксен-Стерн, Оксенстерв) косвенно и в виде беглых справок о нем в «Памятниках дипл. снош. др. Р. с держ. иностр.», т. IV (СПБ., 1856 г.) — с.с. 1129-1130, т. V (СПБ, 1858 г.) — с.с. 56, 105, 188, 262-263, 426, 681.
6. Такова схематическая история шведского посольства 1674 года, более же подробное его изложение представляется по данным Московского Гл. Архива Мин. Иностранных Дел (шведские дела; черновики, подлинники их находятся в реестре II, в связках, а чистовики, копии — в реестре II, в книгах) в следующем виде.
Послы перед въездом в Москву были остановлены в Никольском селе, и, когда в столице все было готово к их приему, их повезли в первопрестольную («Записка Посольского приказа подьячего Емельяна Украинцова, как он посылан к свейским полномочным послом на подхожей стан в село Никольское» — Николаевское, шв. д.. реестр I, кн. 98, л. 7 об.). В самой Москве послов везли очень медленно, потому что по дороге шло много войск, и послы спрашивали, зачем их везут так «мешкотно», и ядовито добавили: «Разве де для того приказано ему, Емельяну, весть их мешкотно, чтоб ратных людей наперед заводить и ставить!?» (кн. 93, л. 12). По отзыву датского резидента, этот въезд был великолепен, присутствовало множество народа и войск; при этом царь, желая еще более почтить послов, «хотя и не против древних обычаев, позволил всем свободный приезд и разговор имети с послами». (Гей, л. 142. «Список с курантов, каковы послал с Москвы к корол. в-ству дацкому дацкой резидент Монс Гей», кн. 93, л.л. 138 об. — 144). Русские сами говорили Оксеншерну, что их, «послов, встречали с великою честию, какой встречи и чести свейским послам никогда не бывало», так как их приняли «з болшим выездом свыше прежних приемов и встреч». Шведам было предоставлен для житья Посольский двор (кн. 93, л. 17 об.), который находился в Белом городе по дороге к Покровским воротам (его местоположение указано Пальмквистом на плане Москвы, помещенном в его альбоме, — Lit. С, а — Legaternes Quarteer). Русские потребовали именную роспись членов посольства, но шведы заявили, что они уже раньше дали список общего состава посольства; однако потом они все-таки были принуждены исполнить эту формальность (кн. 93, л. 21. См. соответствующее наше приложение). На 2 января, пишет Гей, была неожиданно назначена аудиенция, но послы упросили ее отсрочить, предъявив свои условия приема (т. е. быть на приеме в шапках), при чем «упрямство их явно учинилося по всему городу, понеже вси собрашася видети их приезд на государской двор, и не токмо то пресветлейшаго государя доволно возьярило, но яко и новое дело всех помышления удивило» (Гей, л. 143). Русские многократно убеждали шведов «упорство свое отставить» и править посольство «без шляп», но те «стояли в том упорно». Государь даже велел, сообщал Гей, отпустить их тотчас обратно, возвратив королевские дары, и, действительно, им этим пригрозили (кн. 93, л. 39). Наконец, шведы заявили, что без короля они не могут решить вопроса о шляпах, и царь им дозволил послать гонца в Стокгольм, а до его возвращения шведам было предоставлено, согласно впрочем их же предложению, «жить на своих проторях» (кн. 93, л. 95 об.); двум шведским гонцам была дана 15 января 1674 г. проезжая грамота в Швецию (л. 104); по этому случаю из Москвы «поехали шесть человек» (л. 110); русским же воеводам было велено, если потом «в порубежный город Олонец» прибудут послы от короля, немедленно доставить их в Москву (л. 109 и об.).
19. марта приехал с ответом от короля переводчик Эосандер (кн. 93, л. 144), и в присланной Оксеншерну грамоте король дозволил ему править посольство с «непокровенными главами». («Перевод свейского письма з грамоты» от 1674 г. 23 февр., а перевод сделан 1674 г. 24 марта). До 25 марта (с 16 янв.) послы жили на свой счет (т. е. 2 месяца 6 дней, при чем ежедневно у них выходило на пищу по 56 p., а за все время они таким образом истратили 3.542 руб.); с 25 же марта они снова стали получать казенное продовольствие, так как недоразумение о церемониале было уже улажено. Послы стали готовиться к аудиенции, приготовили королевские подарки и составили им роспись, которую подали русским. Наконец, 30 марта в Грановитой палате состоялся прием послов вместе со всеми их королевскими дворянами и другими членами посольства (кн. 93, л. 168) Оксеншерн вручил царю королевскую грамоту от 1673 г. 23 июня (русский перевод ее сделан 30-го же марта 1674 г. Св. 112); посольством были поднесены богатые дары от короля государю, а от матери королевы — Наталье Кирилловне. Они состояли из серебряного золоченого паникадила, серебряного водовзвода (подъема водяного), серебряных лоханей, чеканенных золотом, кубков, стаканов, чулок, зеркальцев, записной книжки, духов и пр. (Роспись даров в кн. 93, л. 164; перевод со шведского письма о присланных дарах, кн. 92, л. 362 об.; роспись по весу и цене присланных даров царю, кн. 92, л. 561). Пальмквист, присутствовавший с остальными королевскими дворянами на этой аудиенции, запечатлел ее на художественно исполненном рисунке, но пояснения, сделанные им к этому рисунку, подлежат тщательной проверке. Уезжая с приема, шведы расспрашивали приставленных к ним служилых, кто из русских присутствовал на аудиенции. «И послом говорено: При великом государе, при его ц. в-стве были: у его ц-ого в-ства места стояли ближние бояря: с правую сторону боярин князь Никита Иванович Одоевской, с левую сторону боярин и оружейничей Богдан Матвеевич Хитрово. На правой же стороне в полате сидели бояря и околничие и думные люди» (кн. 93, л. 188 и об.). Нам также известно, в каком одеянии принимал царь 30 марта посольство, и каким образом совершался самый церемониал приема (кн. 93, л. 170 и след. Записка, как происходил I прием шв. посольства 30 марта 182 г., кн. 93, л. 187 и след; подлинник же этой записки находится в реестре II, 1674 г., № 3 — первая половина, в середине, — св. 112). Вторая аудиенция была 2 апреля в Столовой палате, после чего государь велел послам идти в Ответную палату для переговоров с его боярами (кн. 93, л. 191 об., л. 196 и об.); когда шведы туда пришли, «королевских дворян и чиновных (шведских) людей выслали вон», так что при переговорах (что происходило всякий раз) присутствовали только одни послы без своей свиты. Так состоялся 2 апр. «первый ответ» бояр на предложения Швеции. Следующие ответы были: II ответ — 6 апр., III — 10 апр., IV — 30 апр., V — 6 мая, VI — 18 мая, VII — 27 мая, VIII — 29 мая, IX — 9 июня, X и последний — 13 июня. (Подлинный текст хода ответов от I до VII включительно хранится — реестр II, в связке 112, а с VIII до последнего — в связке 113; чистовики ответов в кн. 93, — реестр I). Во время ответов бояре, заранее ознакомленные с предложениями шведов, отвечали им на них. Между прочим шведы предъявили к русским много жалоб на притеснения в торговле (обширное изложение этих жалоб и ответ русских — кн. 98, л.л. 328 об. — 366; подлинники — в связке 112). Русские стояли на том, что договоры ими исполняются точно, а ссылки шведов на нарушение этих обязательств — неправильны. Послы же жаловались, что шведским купцам велено торговать только с гостями, назначенными от царя, а с частными русскими торговцами запрещено вести торговлю; кроме того, на русские товары назначена высокая цена, и вообще шведам «великие убытки чинятца, понеже волность у них вся отнята»; если у шведов, говорили они, не было ефимков для уплаты пошлин, то, согласно договору, можно было платить за ефимок 17 алтын, «а ныне берут в таможне по 20 алтын» за ефимок (кн. 93, л. 329 и об.); по словам шведов, они платят двойные пошлины, напр. на сахаре, напитках и пр. (кн. 93, л. 330). Подобного рода жалобы на торговые притеснения не раз встречаются при переговорах (кн. 93, л. 602 и сл., л. 698 и след., а также и др.), но, конечно, не только они служили целью посольства, потому что шведы приехали в Москву также для того, чтобы выяснить политическое отношение России к соседним державам. Резюме всех эти переговорах, как о международном положении России, так и о торговле ее со Швецией, изложены весьма умело в ответной грамоте царя к шведскому королю.
19 июня была дана снова в Грановитой палате прощальная аудиенция, на которой присутствовало все посольство в полном составе. Оксеншерну была вручена обширная вышеупомянутая ответная царская грамота на имя короля (грамота от 19 июня 7182 г. — кн. 93, л. 786 об. и след.; чистовой список с нее в реестре II, св. 113, № 3; она издана в Доп. к Актам Истор., т. VI, № 138, гр. XX, с.с. 461-477. Программа отпуска в шв. делах реестра I, кн. 93, л. 773 и след., а подлинник в св. 113 — во второй половине, в начале).
Отпуск вообще отличался миролюбивым настроением. Послы и все посольские люди получили в дары много мехов (кн. 93, л. 854. См. соответствующее наше приложение). Кроме того, при отъезде Оксеншерн просил возместить их расходы по пропитанию, когда они жили в Москве на своем содержании, и царь велел 19 же июня за эти «простойные дни» выдать им из Сибирского приказа соболей на 3.542 p., т. е. на сумму, какую шведы истратили (св. 113). К тому же послы тогда попросили отпустить с ними капитана Гендриха Реинборха, посаженного в тюрьму Новой Четверти за продажу заповедного вина, и «царь для соседственной дружбы» его простил и отпустил с посольством (кн. 92, л.л. 594 об. — 595). 23 июня послы «с Москвы пошли», и им с их свитой было дано 140 подвод, не считая стрелецких и кормовых телег (кн. 92, л.л. 591-592). Когда они были на стану под Черкизовым, то говорили сопровождавшим их русским, что «они выдивитися не могут, что после московскаго разореня, како умножилое такое превеликое российского народу многолюдство и в такие малые лета всякими достатки исполнились, а наипаче зданием святых божих церквей и строением преславных каменных домов и воинских преславных нарядов» (кн. 92, л. 624 об. Записка, «что, едучи с Москвы, дорогою с послами говорено», кн. 92. л.л. 624-629). Сами послы были всем довольны, о чем они заявили русским, при чем указали, что пища была дана им даже сверх посольского уговора, и вообще их посольство было так хорошо встречено, что они доложат об этом королю и напишут другим монархам. Шведы, по приказанию короля, ехали из Москвы очень скоро, так что провиант не успевал за ними следовать, но они говорили, что это ничего не значит, и им «во всем всякое удовольство есть» (кн. 92, л. 625). 6 июля, проездом, они захотели побывать в Иверском монастыре, и Тизенгаузен, Яган Фанбуберх, Лилиенгоф и еще 4 королевских дворян были приглашены архимандритом на молебствие и на обед (кн. 92, л.л. 625-627). Новогородский воевода еще раньше (24 июня) получил приказание принять послов и, им «дав подводы и провожатых, отпустить за свейской рубеж на которые места они ехать похотят» (кн. 92, л. 567). В Псков же посольство приехало из Новгорода 19 июля, а было отпущено за свейский рубеж 20 июля. (Отписка из Пскова о приеме послов, приехавших из Новгорода, кн. 92, л.л. 647-648).
Последствием этого посольства был приезд в Москву в январе 1675 г. шведского переводчика Самоила Эосандера с королевской грамотой, в которой Швеция спрашивала, когда и кто будет послан в Стокгольм для решения тех дел, которых шведские послы не могли окончить в 1674 году (реестр II, 1675 г., № 2, св. 114).
7. Альбом Пальмквиста (Erich Palmquist) напечатан роскошным изданием in fol.: «Nagre widh Sidste Kongl. Ambassaden till Tzaren i Muskou 1674. Stockholm, 1898».
Статья Ю. Готье: «Известия Пальмквиста о России» в «Археологических известиях и заметках», год VII, 1899, (№ 3-4), с.с. 65-98.
8. Костомаров ошибочно считал Кильбургера голландцем: «Очерк торг. моск. Государства», изд. II, с. 161.
9. М. Гл. A. М. Ин. Д., шв. д., реестр I, кн. 92, л. 358 об. и след.
10. М. Гл. A. М. Ин. Д., кн. 93, л. 784
11. По росписи 8 апр. 1674 г. — сколько давать членам посольства напитков — имя «Ефим Филип Кербергер» поставлено в перечислении 2-й статьи» королевских дворян и чиновных людей, а далее идет перечень шведских подьячих (М. Гл. A. М. Ин. Д., кн. 92, л. 486).
12. Согласно перечню имен членов посольства, бывших на первой и последней аудиенциях (М. Гл. A. М. Ин. Д., кн. 93, л.л. 183 и 784).
13. Sammlung de la Gardischen.
14. Reichsregistratur den 22. Juli 1675, fol. 768.
15. Эта рижская торговая коллегия была подчинена главной коммерц-коллегии, находящейся в Стокгольме, и была учреждена в 1674 году для надзора за всеми делами, которые случались в этой стране (Registratur des Kommerzienkollegiums den 29. October 1675).
16. Protokolle des Kommerzienkollegiums.
17. Registratur des Kommerzienkollegiums.
18. Reichsregistratur den 23. Desember 1675, fol. 479.
19. Magazin fuer die neue Historie und Geographie, angelegt von D. Anton Friderich Buesching, Koenigl. Preussischen Oberconsistorialrath, Direcktor des Cvmnasii im grauen Kloster zu Berlin, und der davon obhaengenden beyden Shulen. Dritter Theil Mit Kupfern. Mit Churfuerstl. Saechss. gnaedigstem Privilegio. Hamburg, im Verlag Johann Nicolaus Carl Buchenroeders und Compagnie, 1769.
20. A. Ф. Бишинг был в Петербуге в 1750 г. и в 1761-1765 г.г. Он находился в дружеской и постоянной переписке с Миллером и состоял в Берлине посредником Архива Мин. Ин. Дел по приобретению заграничных изданий для библиотеки Архива (А. Брикнер: Антон Фридрих Бюшинг, Исторический Вестник 1886 г., июль. Кн. Н. В. Голицын: Портфели Г. Ф. Миллера, Сборник Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., вып. VI. с. 414).
21. Пользуемся случаем выразить нашу благодарность Вольфенбиттельской Герцогской библиотеке в лице ее обер-библиотекаря проф. Dr. G. Milchsack и Dr. R. Buerger, благодаря содействию которых мы ознакомились с вольфенбиттельской рукописью.
22. Хотя у Бишинга напечатано «des IV», но это ошибка или опечатка.
23. По Аделунгу («Барон Мейерберг и путеш. его по России», СПБ., 1827 г., с 286, прим. 58) — «подлинник (сочинения Кильбургера) написан на шведском языке, а немецкий перевод помещен в Бюшинговском магазине, ч. III, с. 245 и пр.». Очевидно, Аделунг выразил это мнение на основании теории вероятностей, исходя из мысли, что Кильбургер был швед.
24. По изданию Бишинга «Tschis na» напечатано слитно: «Tschisna».
25. Сам Кильбургер ссылается (ч V, гл. IV) на немецкое издание 1666 года, но такого издания у нас не было, а поэтому мы делали сравнения по нем. изданию 1669 г. С. Белокуров («Юрий Крижанич в России», с. 141, прим. 160, в Чтениях Ист. и Др., 1903г., II) указывает на три голландских издания в Амстердаме: 1665, 1670, 1693, а также на латинское 1668 г., на французское 1665 г. и на английские: 1669 и 1673 г.г.
26. Т. е. в Голландии.
27. «Тонна», как у Кильбургера, так и у Родеса, употребляется в смысле — «бочки». По стокгольмской рукописи Родеса не 600 тонн, а 6.000 тонн, по 1 ½ руб., а всего на 9.000 руб.
28. По стокгольмской рукописи вернее: «hande». Хотя стокгольмская рукопись нами издана, но в данном случае мы не делаем ссылок на ее страницы, потому что соответствующие места можно легко найти в нашей книге о донесениях Родеса.
29. В подлиннике «добудет».
30. Чтения Моск. Общ. Ист. и Др. Poс., 1898 г., кн. I. Якубов: «Россия и Швеция в половине XVII в.», с. 420.
31. Адольф Еберс-Шилт прибыл в Москву в январе 1673 г., а в январе 1674 года уехал. (Бантыш-Каменский, «Обзор вн. снош.», ч. IV, стр. 192). Шубинский неверно говорит, что он был шведским резидентом в Москве во время посольства 1674 г.. (С. Шубинский, «Ист. очерки и рассказы», с. 6).
32. Если отбросить предположение, что сам Бишинг (или же Миллер) мог внести существенные поправки в переданных Кильбургером названиях и именах.
33. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, шведские дела, реестр II, 1674 г., св. 112.
34. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, архангельские книги № № 5, 6, 7 и 8.
35. Смета Архангельского города этого года и 182, 183 г.г. издана нами в приложениях.
36. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, прик. дела ст. лет, 7182-1674 г., № 476.
37. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, шведские дела, реестр I, кн. 92, л.л. 345 об. — 346.
38. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, шведские дела, реестр I, кн. 92, л.л. 634-639.
39. По примерным ценам росписи 1674 г. предположенных закупок в Архангельске. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, прик. дела ст. лет, 7182-1674 г., № 476.
40. Speck — под этим словом Кильбургер, очевидно, подразумевает вообще свиное мясо, а не одно только сало.
41. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, прик. дела ст. лет, 7182-1674 г., № 476.
42. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, прик. дела ст. лет, 1674 г., № 438, № 427.
43. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Дел, прик. дела ст. лет, 1671 г., № 382.
44. Мы пользовались экземплярами перевода Языкова, находящимися в библиотеках Академии Наук и Московского Университета.
Подобно тому, как Бог не наделяет одного человека всеми благами, так он
не снабдил также ни одной страны всеми предметами, нужными для жизни
людей. Поэтому и ни одна страна не может обходиться без купечества,
чтобы товары, которыми она (преимущественно) перед другими
странами одарена и которые ей самой не все нужны, могли быть развозимы в
другие места, а ей, напротив, привозимы такие вещи, в которых она
терпит нужду. Тем более ни одна страна не может существовать без
торговли, что посредством нее получаются деньги, и нужно стремиться к
благосостоянию правителей и подданных, и до этого сумели додуматься
некоторые города, а именно Любек и Антверпен уже несколько столетий тому
назад, затем в прошлом столетии — Амстердам и Гамбург, но теперь почти
весь свет это понимает и может сознавать. Почти, говорю я, потому что
мне кажется, что Господь Бог по неисповедным причинам еще затмевает
теперь эту мысль русскому народу и не хочет пока им указать и дать
понять тех выгод, что их страна перед всеми другими во всей вселенной
одарена удобством для устройства и процветания коммерции.
Во-первых, разве есть ли где страна, которую Бог так расположил между всеми морями света, как Россию? Она имеет свои торговые города, известный Архангельск при Северном море и пространном океане. на Каспийском море имеет она превосходную морскую гавань, знаменитый город Астрахань. Черное море находится недалеко от киевской области, теперь завоеванной, а Восточное море лежит у них также у порога.
Во-вторых, где есть еще страна, которую Бог прорезал вдоль и поперек столь многочисленными прекрасными речками и [88] реками 1, как Россию? Надо только назвать длинную и богатую рыбой Волгу, Дон, благородную Сухону и Северную Двину, большую реку Обь, Днепр, Западную Двину 2, Оку, Мезень, Югу, Вагу, Тоболь, Иртыщ и многие другие, которые все судоходны.
В-третьих, есть ли также хотя еще одна нация, которая удобнее и с меньшей опасностью и издержками торгует из первых рук со столь многими народами во всем свете, как делает Россия и может делать? Ибо, сверх того, что голландцы, англичане, французы, испанцы, норвежцы, гамбургцы, бременцы и любечане приходят в Архангельск на своих кораблях, Россия имеет еще свою торговлю и обмен товаров с азиатскими народами: калмыками, бухарцами, монголами, китайцами, индийцами, персами, дагестанцами, черкассами, крымцами, турками, греками, армянами и со всеми живущими почти на всем востоке, как и еще с поляками, литовцами и шведами.
В-четвертых, сама Россия также имеет у себя много хороших товаров, посредством которых торговля тем гораздо лучше может быть привлекательной и приводимой в процветание, как будет явствовать из продолжения этого трактатца.
В-пятых, она имеет ту большую выгоду, что только ее жители от самого знатного и до самого простого любят купечество, что и есть причиной того, что в городе Москве попадается больше торговых лавок, чем в Амстердаме или хотя бы в ином делом княжестве. Но здесь не отрицается, что эти лавки маленькие и иногда плохой важности, но хочется только доказать, что русские любят торговлю; сравнивать же (русские лавки с амстердамскими) совсем нельзя, потому что иначе надо согласиться, что, может быть, из одной амстердамской лавки можно сделать десять и более московских.
В-шестых, к этому еще нужно прибавить, что русские не только в еде, питье и одежде могут жить бережливее и хуже других европейских наций, но и что они ради малой прибыли готовы прилагать большое старание и неутомимы в принятии на себя далеких и трудных путешествий.
И, наконец, в-седьмых, ничего нет такого незначительного и плохого, чего бы русский не сумел обратить в деньги и пользу, как это достаточно доказывает рынок тряпок и живодеров 3 в Москве. [89]
Но, несмотря на все эти выгоды, нельзя, однако, сказать, что Россия процветает в торговле и мануфактуре, или что русские еще теперь получают десятую часть пользы, которую они могли бы, по мнению здравого смысла, извлечь из торговли, потому что или Господь Бог еще не хочет показать им превосходства их земли, или (что скорее можно думать) они сами не хотят этого видеть. Торговлю можно сравнить с маленькой птицей в руке человека: если ее сжимают слишком крепко, она должна умереть, но если предоставить ее слишком много своей воле, она улетает, и хозяин опять имеет убыток. В этом последнем русские еще никогда не погрешали, но в том первом случае слишком погрешают. Они притесняют и препятствуют торговле различным образом, потому что они учредили много царских монополий и доверяют плохо поставленной и вредной интересам государства коммерц-коллегии, а именно тем корыстолюбивым «гостям», о которых должна толковать часть IV, глава III. Также наложили на иностранцев тяжелые пошлины и ограничили торговлю тяжелыми условиями и ограничениями. Сами не строят кораблей, хотя Их Царское Величество имеет все материалы в своем собственном государстве. Не поддерживают достаточно дорог в столь болотистой стране, также не стараются очищать меньших рек, потоков 4 и делать их удобными для торговли. Иностранных художников 5 запугивают прибывать в страну, потому что удерживают их силой у себя, а подданным не позволяют выезжать и учиться у других. Заставляют купцов платить на почте большую плату за письма, как это можно видеть в части III, главе VII. Людям, которые умеют устроить мануфактуры, не помогают средствами, и еще есть много подобных вещей, которые препятствуют и задерживают торговлю и обмен. К этому нужно присовокупить, что русские купцы по большей части от природы так ловко в торговле приучены к всяким выгодам, скверным хитростям и проказам, что и умнейшие заграничные торговцы часто бывают ими обманываемы. Кто, напротив того, хочет обмануть русского, тот должен сам приехать и не быть глупым. Здесь говорится: «pour prendre un renard il faut un renard et demi». Pycские охотно меняются своими товарами, и немецкие купцы, жившие уже долго в Москве, не могли еще никогда дойти так далеко, потому что русский тот товар, который он приобрел на [90] архангельской ярмарке, тотчас опять им может продать с прибылью на наличные деньги. Например, часто случается, что немцы камку, атлас, стриженный бархат и подобное меняют у русских на соболя, юфть, пеньку, поташ и другие товары, и русский тогда эти же заграничные товары тотчас так дешево продает опять немцам, что их можно посылать без убытка опять в Гамбург и Амстердам. И сами немцы с удивлением рассказывают в Москве о почти невероятных вещах подобного рода.
Но, чтобы я не слишком далеко зашел с этими предварительными указаниями, позвольте мне прекратить их и приступить к самому сочинению, где я намерен изложить вкратце, как и каким образом производится теперь коммерция по всему русскому государству. При этом, насколько возможно, вместе с ценами можно будет видеть количество и качество всех товаров, вывозимых и привозимых по Северному и Восточному морям. Равным образом здесь будет еще представлено сообщение о некоторых других вещах, как показывает последующее содержание глав, и насколько мне это позволяет краткость времени, которое я был в Москве, как и мое занятие, которое далеко от торговли 6.
2. Северная Двина и Западная Двина у путешественников не различаются этими именами, но иностранцы Северную Двину называют просто Dwina, а Западную Двину — Duena. Однако тут, как и в последующем переводе, эти названия по-русски передаются общепринятой в русском языке терминологией.
3. «Lumpen-und Schindermarkt».
4. Baeche.
5. Kuenstler.
6. «Imgleichen soll noch Unterricht von einigen andern Sachen, wie naechstfolgender Innhalt der Kapitel ausweiset, und so viel die Kuerze der Zeit, welche ich in Moscau sugebracht habe, wie auch meine Profession, die von den Commerden entfernet ist, hat leiden wollen, hier dargestellet werden».
Размерь лавок в г. Москве было очень малым. По данным 1626 г. в Китай-городе преобладали лавки незначительной величины:
15 помещений было в 3¾ — 1¾ лавки.
63 помещений было в 1 ½ — 13/8 лавки.
307 помещений было в 1 лавку.
76 помещений было в ⅞ — ¾ лавки.
328 помещений было в ½ лавки.
27 помещений было в ½ — ½ лавки.
Одна же лавка со времени Феодора Ивановича = 2 на 2 ½ сажени 8. Это ярко иллюстрирует слова Кильбургера, что «из одной амстердамской лавки можно сделать десять и более московских». Такая дробность лавок обратила на себя внимание и Корнилия де Бруина, бывшего при Петре I в России: «А так как народу в Москве великое множество, то для лавочек их но этим улицам они должны довольствоваться небольшими помещениями, которые вечером и запирают, уходя домой» 9.
Характер русских купцов не нравился иностранцам. Барберини (1565 г.) предупреждал, чтобы торгующие с русскими были очень осторожны, потому что русские умеют обманывать и подменивать лучшие товары худшими 10. «Иностранцам, жаловался Герберштейн, они продают каждую вещь гораздо дороже, так что за то, что при других обстоятельствах можно купить за дукат, они запрашивают 5, 8, 10, иногда 20 дукатов. Впрочем и сами они в свою очередь иногда покупают у иностранцев редкую вещь за 10 или 15 флоринов, а на самом деле она вряд ли стоит 1 или 2 флорина» 11. Таким образом, иностранцы и русские в одинаковой мере умели надувать друг [248]друга. Несмотря на это, почти каждый путешественник считал своею обязанностью указать, что русский «народ по природе склонен в обману» 12; другие иностранцы только повторяют эту же мысль: русский народ «от природы склонен ко лжи, обману и всякого рода порокам» 13. Один ремесленник в Москве ловко надул в 1661 г. Главинича, украв большую часть ваты, данной ему для шитья одеяла 14, и, как кажется, можно верить словам Якова Рейтенфельса, что в России «сильно господствует ныне обман и подкуп» 15. Но нельзя согласиться с свидетельствами тех иностранцев, которые думали, что «русский народ чрезвычайно туп» 16 и не может вести заграничной торговли, вследствие «природнаго своего неспособия и тупа разума» 17. Путешественники могли бы только говорить об отсутствии у русских известной гибкости ума, но отрицать у них наличность умственных дарований могли только те иностранцы, которые были лишены способности верно и беспристрастно отнестись к пониманию духа чуждого им народа. Поэтому отзывы о русских таких умных и наблюдательных путешественников, как Олеарий, весьма выгодно отличаются от других иностранных известий. Он писал: «Что касается ума, русские, правда, отличаются смышленостью и хитростью, но пользуются не для того, чтобы стремиться к добродетели и похвальной жизни, во чтобы искать выгод и пользы и угождать страстям своим... Их смышленость и хитрость, наряду с другими поступками, особенно выделяется в куплях и продажах, так как они выдумывают всякие хитрости и лукавства, чтобы обмануть своего ближнего. А если кто желает их обмануть, то у [249] такого человека должны быть хорошие мозги... того, кто их обманет, они хвалят и считают мастерами. Поэтому как-то несколько московских купцов упрашивали голландца, обманувшего их в торговле на большую сумму, чтобы он вступил с ними в компанию и стал их товарищем по торговле», с целью научиться от него искусству обмана 18. Этот поступок со стороны купечества был весьма удачным шагом для улучшения постановки своей торговли, потому что трудно остеречься обмана, когда неизвестна сама его система. Но, конечно, русские тут более стремились не к обеспечению себя от обманов, а к тому, чтобы обманывать других.
Сами русские не раз попадались в ловушки, расставленные иноземцами, особенно голландцами. Так, например, при Михаиле Федоровиче один ярославец, желая продать свой меховой товар непосредственно в Амстердаме, чтобы сохранить наиболее прибыли, отправился из Риги туда на корабле, но должен был, не найдя покупателей, вернуться морем же в Архангельск, где тотчас купили у него, даже по высокой цене, весь товар те самые голландцы, которые ехали вместе с ним из Амстердама, откровенно заявив, что они устроили стачку в Амстердаме для того, чтобы русские не ездили туда и тем не отнимали у них прибыли. В то же царствование ездил за границу гость Наз. Чистой с шелком-сырцом, и иностранцы тоже нарочно не купили у него шелка, но, когда он вернулся с ним в Архангельск, купили его полностью 19. И подобных случаев отношения иностранцев к русским было много, а это вело к тому, что русские торговцы не могли жить за границей и именно вследствие главным образом «немечского завидения и злобы, кою суть многи наши отведали». Также несомненно, что «инородны торговцы лехко нас перехитряли и обмамляли нещадно во всяко время» 20, и, не ошибаясь, можно сказать, что со стороны западных европейцев было больше обмана в торговле, чем со стороны русских. И русским приходилось клин клином выбивать! Торгуя с иноземцами, они, благодаря своей большой восприимчивости, [250] быстро перенимали их торговые сноровки, особенно если они касались обмана. Голландцы в этом отношении были их хорошими учителями, и это влияние голландцев заметил Коллинс, который нехорошо отзывался о русских: они «вообще лукавы, не держат мирных договоров, хитры, алчны, как волки и с тех пор, как начали вести торговлю с голландцами, еще более усовершенствовались в коварстве и обманах» 21. Но, вероятно, русские скоро превзошли своих невольных учителей, потому что в 1660 г. царский комиссар Иван Гебдон писал из Голландии, что голландцы боятся обманов со стороны русских, так как «во всякой русской товар такой оман, что стидно слышеть, не токмо видеть», и голландцы даже жаловались на это своим властям 22. Особенно характерную бытовую картину приемов русской торговли в самой Москве дает Павел Алеппский: «В большей части лавок есть маленькие мальчики... при продаже они нас надували хуже, чем их старшие... большинство этих мальчивов — невольники, турки и татары из тех, которых берут в плен донские казаки; мы узнавали их по их глазам, лицам и волосам... При покупке мы часто одерживали верх над взрослыми людьми, но эти мальчики оставляли нас в дураках, и мы были против них бессильны. Один еврей... говорил нам..., что евреи превосходят все народы хитростью и изворотливостью, но что московиты и их превосходят и берут над ними верх в хитрости и ловкости» 23. Вообще Стрюйс верно выразился о русских, что «обман в [251] торговле слывет у них хитрой штукой и делом умным» 24. Того же мнения был и Корб (1698 г.) 25.
Понятно, что иностранцы не могли быть беспристрастны в своих отзывах о характере русских. Часто, входя лишь во внешнее соприкосновение с русскими, они получали неблагоприятное впечатление о них по единичным поступкам, свидетелями которых они были. Более сблизиться с ними не позволяла национальная и религиозная рознь. Сами русские не любили иностранцев, которые в свою очередь называли «русский народ самым недоверчивым и подозрительным в мире» 26. Русская подозрительность резко бросалась в глаза путешественникам. По сообщению Павла Алеппского, все русские, от мала до велика, были коварны: «ни одному чужестранцу ни о каком предмете ничего не сообщают ни хорошего ни дурного, так что, когда наш владыка патриарх спрашивал их, от вельмож и священников до простолюдинов, о делах царя, то никто из них ничего не говорил, кроме слова ”не знаем”, даже дети», и никто не смел рассказывать чужеземцам о государственных и своих делах 27. Эту скрытность русских подметил и Рейтенфельс, который рассказывает, что иностранных послов «посещают почетные русские сановники, беседуют о разных предметах, и, если разговор коснется их отечества, с некоторым преувеличением в хорошую сторону, но с таким умением, что возвратившиеся иностранцы по совести не могут похвалиться знанием настоящего положения дел в Московии» 28.
Но, ознакомившись с вышеприведенными нелестными отзывами иностранцев о русских, было бы ошибочно думать, что [252] ни один путешественник не заметил положительных качеств великого русского народа и не распространил понятия о части на целое. Мы уже знаем, что Олеарий признавал за русскими ум и смышленость. Рейтенфельс, который называет русских льстивыми, подозрительными, трусливыми, жестокими, обманывающими, в то же время указывает на беспримерную благотворительность русских к бедным, на твердость духа в несчастии, равнодушие в счастии, на надежду во всем на Бога 29. По «Описанию Московии» (1663-1664 г.г.), русские «хитры и не лишены ума» и хотя «в высшей степени вероломны», но «не имеют недостатка в дарованиях» 30. Особенно верно подметил русские качества Вимен да Ченеда (1657 г.): «русские некоторые лживы, вороваты, но в деревнях нет таких испорченных нравов, как в городах и среди богачей» 31. Но, очевидно, Кампензе (1523-1524 г.г.) преувеличивал, говоря, что «обмануть друг друга почитается у них ужасным и гнусным распутством» 32. [253]
Торговые операции русских вызывали справедливое удивление иностранцев. Русскому купцу при тяжелых и неблагоприятных условиях, вызываемых московскою жизнью, приходилось всячески ухитряться, чтобы удачно вести свои дела. Олеарий слегка раскрывает нам систему русской торговли: «Торговцы хитры и падки на наживу. Внутри страны они торгуют всевозможными необходимыми в обыкновенной жизни товарами. Те же, которые с соизволения его царского величества путешествуют по соседним странам, как-то: по Лифляндии, Швеции, Польше и Персии, торгуют, большею частью, соболями и др. мехами, льном, коноплей и юфтью. Они обыкновенно покупают у английских купцов, ведущих большой торг в Москве, сукно по 4 талера за локоть и перепродают тот же локоть за 3 ½ или 3 талера и все-таки не остаются без барыша. Делается это таким образом: они за эту цену покупают один или несколько кусков сукна с тем, чтобы произвести расплату через полгода или год, затем идут и продают его лавочникам, вымеривающим его по локтям, за наличные деньги, которые они потом помещают в других товарах. Таким образом они могут с течением времени с барышом 3 раза и более совершить оборот своими деньгами» 33. [254]
Но приведенный Олеарием пример все-таки не вполне объясняет слова Кильбургера, что «русский тот товар, который он приобрел на архангельской ярмарке, тотчас опять им может продать с прибылью на наличные деньги». По Олеарию, купец некоторое время, а то и целый год, производит обороты, выручая тем капитал, а по Кильбургеру, он «эти же заграничные товары тотчас так дешево продает опять немцам», что те везут их без убытка обратно. Немцам это казалось невероятным, а между тем оно легко объясняется характером русской торговли. В самом деле, будучи хорошо знаком с русским внутренним рынком, а также пользуясь тем главным своим преимуществом, что иностранцы были лишены возможности непосредственно стать в сношения с русским промышленником, русский купец, с затратой наименьшего капитала, накупив русские произведения страны, отправлялся к иностранцам менять их на заграничные товары, причем, зная истинную стоимость своего товара, ценил его гораздо выше заплаченной им суммы. Но так как иностранцы требовали много [255] русского товара, то взамен его в свою очередь давали так много заграничного товара, что его нельзя было с желательной выгодой продать русскому потребителю, который был в общей своей массе экономически несостоятелен и невзыскателен в жизни, довольствуясь небольшим. Оттого и в Москве можно было купить заграничные товары по такой же цене и даже дешевле, как и в Италии, Франции, Персии и др. странах, т. е. предложение их превышало спрос 34. Учитывая это, а также дороговизну перевозки, затрату труда и времени (при чем товар легко мог даже залежаться) и вообще коммерческий риск, русский купец, стремясь получить наибольшую выгоду, и совершал именно тот ловкий прием, сути которого никак не могли понять иностранцы. Именно он, не теряя времени, полученные в промен заграничные дорогие товары: шелк, стриженный бархат и пр., предлагал купить тем же иностранцам, от которых их только что выменял, и при том по более низкой цене, чем сам их принял; иностранцам был прямой смысл их взять и снова променять по высокой цене другому русскому на нужные им сырые произведения русской страны или же, если нет уже желающих, отвезти свои же товары, не терпя никакого убытка, домой и там продать их с прибылью; они так и делали; но, получая от русского свои же товары, иностранцы не могли дать за них тех же заграничных товаров, так как русский потому и возвращал их, что они ему не были нужны, при чем ради этого даже терпел для себя убыток, отдавая их по меньшей цене, что и изумляло иноземцев; таким образом, принимая обратно свой атлас, бархат и прочее, заграничному купцу ничего другого не оставалось, как уплатить русскому деньгами, что именно и хотел русский, потому что деньги для него представляли наиболее выгодное помещение своего капитала и давали ему возможность успешнее и гибче вести свои торговые дела. И при всей этой длительной операции русский все-таки оставался в выгоде, потому что он был в состоянии играть на понижение до такой суммы, которая равнялась бы той, которую он затратил, запасаясь отечественными товарами, а так как он умел их выгодно покупать, он мог играть на большое [256] понижение, довольствуясь даже небольшой прибылью. Русским приходилось пускаться на такие сложные операции для получения денег, потому что иностранцы вели с русскими «по большей части» 35 или «почти исключительно» меновую торговлю 36 и редко и неохотно совершали денежные сделки, так как им это было невыгодно; кроме того, раз иностранец прибыл со своими заграничными товарами, ему было даже убыточно расплачиваться деньгами, так как он был бы принужден свои же товары отвозить обратно. И вот русский поневоле должен был брать малоинтересные для него чужеземные материи, но, продавая их тут же тому же или другому иностранцу, силой обстоятельств заставлял заморских купцов расплачиваться уже деньгами.
Так смышленый русский купец, незаметно для иностранцев и против их желания, добивался посредством хитрой торговой операции того, что иноземцы ему платили за его товар деньгами. Вполне верно поэтому путешественники писали, что русский человек отличается «самостоятельностью и упрямством» 37, что купцы «весьма способны к торговым делам и крайне искусны во всякого рода хитростях и обманах» 38 и «в делах торговых хитры и оборотливы» 39. И это несмотря на то, что, как жаловались в то время, «самыя аритметики и чисельныя уметели не учатся наши торговцы» «и потому не умеют разценить таковых преторгов, кои ся ведут на много сот тысучь» 40.
2. Горсей (пер. Ю. Толстого), Чтения, 1907 г., II, с. 44.
3. Чтения, 1905 г., III, с. 122.
4. «Русское государство в половине XVII в.», М., 1859 г., издал П. Бессонов (отдельное приложение к Русской Беседе за 1859 г. к № № 1-5), № 1, с.с. 9-10. Выдержки из этого редкого издания перепечатаны в общедоступном издании: «Юрий Крижанич. Экономические и политические его взгляды. С предисловием В. И. Пичета», П., 1914 г.
5. Родес, с.с. 149-150.
6. Олеарий, с. 202.
7. Чтения, 1875 г., I, с. 9.
8. М. В. Довнар-Запольский, «Торговля и промышленность Москвы XVI-XVII в.в.», М., 1910 г., с.с. 53, 43.
9. Чтения, 1872 г., II, с. 86.
10. Сын Отечества, журнал, 1842 г., ч. III, № 7, с. 22.
11. Герберштейн, с. 94.
12. Ченслер (1553-1555 г.г.), Чтения, 1884 г., IV, «Известия англ. о Рос. во второй половине XVI в.», с. 10.
13. Какаш и Тектандер (1602-1603 г.г.), Чтения, 1896 г., II, с. 13.
14. Чтения, 1875 г., I, предисловие.
15. Чтения, 1905 г., III, с. 111.
16. Коллинс (1667 г.), с. 165. Перевод сочинения Коллинса помещен в Записках Московского Археологического Института, т. XV: П. М. де Ламартиньер, «Путешествие в северные страны» (1653 г.), перев. и примеч. В. Н. Семенковича, М., 1912 г.; в этой книге В. Семенкович дал, в качестве прибавления, со с. 127 по 178 перевод сочинения неизвестного ему автора, которое именно и принадлежит Коллинсу.
17. Крижанич, «Русское госуд. в полов. XVII в.в.», № 1, с. 9.
18. Олеарий, с. 181.
19. Акты Археогр. Эксп., IV, с.с. 19, 20.
20. Крижанич, «Pyс. госуд.», № 1, с.с. 9, 8.
21. Чтения, 1846 г., I, с. 38. Согласно переводу В. Семенковича, Коллинс был убежден, что «большинство русских грубы, невежественны и бесчестные люди, за исключением некоторых, которые цивилизовались, ведя торговлю с иностранцами или путешествуя к польскому двору», и им «ничего не стоит нарушить договор, если только это им выгодно» (Ламартиньер, «Путеш. в сев. страны», с.с. 166, 168). Об этом же писал и Олеарий (с.с. 184, 185).
22. И. Я. Гурлянд, «Иван Гебдон, комиссариус и резидент (материалы)», Ярославль, 1903 г., с. 73.
23. Павел Алеппский, «Путешествие антиох. патр. Макария в Россию в полов. XVII в.в, М., 1896-1900 г.г. (отдельно и в Чтениях, при чем II вып. в Чт. 1897 г., IV, а III и IV вып. в Чт. 1898 г., III и IV) вып. III, с. 45.
24. Русский Архив, 1880 г., I, с. 40.
25. «Мы не можем вполне надивиться всей испорченности нравов русского народа: ложь и клятвопреступление безнаказанны в этом крае. Среди русских всегда и везде найдешь людей, готовых лжесвидетельствовать; понятия москвитян там и сям до того извращены, что искусство обманывать считается у них признаком высоких умственных. способностей» (Чтения, 1866 г., IV, с.с. 77-78).
26. Маржерет, «Сказ. совр. о Д. Самозв.», П., 1859 г., (изд. III, исправл.), I, с. 264.
27. Павел Алеппский, вып. II, с.с. 199-200.
28. Журн. Мин. Нар. Просв., ч. XXIII, 1839 г., с.с. 30-31.
29. Чтения, 1906 г., III, с.с. 141-142.
30. Историческая Библиотека, учено-литер. журн., П., 1879 г., № 5, с.с. 13-14.
31. Отечествен. Зап., 1829 г., ч. 37, с. 230.
32. «Библиотека иностранных писателей о России», (В. Семенова), П., 1836 г., I, Кампензе, с. 34. Правительство вместе с духовенством, действительно, принимало меры к искоренению обмана и насаждению добрых нравов. В 1564 г. Иоанн Грозный велел «по торгам кликати, чтоб православнии христиане от мала до велика именем Божиим во лжу не клялись и на криве креста не целовали и иными неподобными клятвами не клялись и матерны бы не лаялись и отцом и матерью скверными речами друг друга не оупрекались и всякими б неподобными речми скверными друг друга не оукоряли и бород бы не брили и не обсекали и усов бы не подстригали», к волхвам не ходили и т. п. (М. Гл. Арх. Ин. Дел, портф. Малиновского 3, № 58). Но необходимость и привычка скверно ругаться и браниться до того вкоренились в русскую натуру, что, по словам Олеария (с. 187), несмотря даже на весьма строгие запрещения и публичное немедленное телесное наказание ругающихся, правительству не удалось вывести этого порока. Насаждая хорошие нравы, правительство также обращало внимание на бани, и, например, в 1646 г. велено было, чтобы в Нижнем Новгороде в торговых банях мужики с женками вместе не парились, «а на Москве и в ыных городех мужики и жонки парятца в особых банях, а не вместе» (Чтения, 1907 г., I, Смесь, с.с. 30-31). О характеристике русского народа по запискам иностранцам см. Е. Замысловский, «Герберштейн и его историко-географические известия о России», П., 1884 г., с.с. 401-410 и др.; С. Середонин, «Сочинение Джильса Флетчера, как исторический источник», П., 1891 г., с. 156 и след.; В. Ключевский, «Сказания иностранцев о Московском госуд.», с.с. 8-9 (Моск. Унив. Известия, 1866 г., № 7).
33. Олеарий, с.с. 206-207. Если эти цифровые данные Олеария взяты им из действительной жизни, а не приведены только как примерные цифры, то отсюда можно прийти к интересным соображениям о величине бытового процента в купеческом мире в I-й половине XVII века. Олеарий говорит, что купец брал товар в кредит на год или на полгода за 1 рубля и продавал его, совершая первый оборот своего капитала, за 3 р. или 3 ½ р.; значит, 3 р. и 3 ½ р. была действительная цена товара, по мнению торговых людей, покупающих его от оперирующего купца; остальная же сумма до 4 рублей, т. е. 1 р. или ½ р., и составляла для купца те процентные деньги, которые он должен был уплатить за свой кредит иностранцу; далее, если размер этих процентных денег (1 р. и ½ р.) стоит в соответствующей зависимости от годового и полугодового срока кредита, то следует, что купец с 3 рублей капитала уплачивал в год 1 р. процентных денег, что составит всего 4 рубля; отсюда, произведя соответствующие вычисления, увидим, что купец брал в кредит по 33⅓%; тот же размер процента получим, если примем во внимание, что купец с 3 ½ рублей уплачивал в полгода ½ рубля процентных денег, т. е. всего тоже 4 рубля. Итак, получился весьма большой процент — 33 ½, который купец должен был заработать быстротой и удачностью своих оборотов, а кроме того, еще получить на всем прибыль для издержек на свою жизнь и улучшения своего торгового предприятия. Это, конечно, заставляло купца быть изворотливым. Но величина процента не всегда была одинакова. Герберштейн сообщает, что общепринятым процентом было 20%, но церкви брали меньше — 10%; Флетчер даже приводит документ об обыкновенном росте, «как ходит в людех, на пять шестой», т. е. 20% (Герберштейн, с.с. 43, 96. Флетчер, с. 60). Нам известно, что ростовый приговор 1558 г. установил наивысший процент именно в 20%. Но голландцы, желая заинтересовать своим торговым благополучием высших придворных лиц, нарочно брали у них деньги в долг, платя по 25%, т. е. более законного (Баус, 1583-1581 г.г., «Изв. англ. о Рос.», Чтения, 1884 г, IV, с. 96). Судебных 1589 г. (статья 23) и закон 1626 г. подтвердили законный размер процента в 20%; но этот процент был для долгосрочных займов, а краткосрочный заем (именно о нем и говорит Олеарий) был тяжелее: по 48% и даже по 156% (М. Богословекий, «Кредит в земском хозяйстве в XVII в.» — в «Сборннке статей, посвящ. В. О. Ключевскому», 1909 г., с.с. 40-42).
34. Рейтенфельс, Чтения, 1906 г., III, с. 132.
35. Даниил Принц, Чтения, 1874 г., IV, с. 71.
36. Рейтенфельс, Чтения, 1906 г., III, с, 132.
37. Масса (1610 г.), «Сказания Массы и Геркмана», П., 1874 г., с. 259.
38. Рейтенфельс, Чтения, 1906 г., III, с. 134.
39. Лизек (1675 г.) Журн. Мин. Нар. Просв., ч. 16, 1837 г., с. 381.
40. Крижанич (1661-1676 г.г.), «Pyс. госуд.», № 1, с.с. 8, 13.
Гл. I. О товарах, которыми Россия снабжает другие страны.
II. О товарах, которые Россия хотя сама имеет, однако сама же потребляет.
III. О тех товарах, которые Россия отчасти имеет, а отчасти должна покупать у других наций.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ.
Гл. I. (Об европейской торговле) о товарах, привозимых через Архангельск и Восточное море 7.
II. О персидской торговле.
III. О греческой торговле.
IV. О китайской торговле.
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ.
Гл. I. О монете и родах денег.
II. О весе.
III. О мере и локтях 8.
IV. О фрахтах.
V. О пошлинах.
VI. О торговле червонцами и рейхсталерами.
VII. О почте и плате за письма.
ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ.
Гл. I. О морской гавани Архангельске.
II. О рейсе в Архангельск 9. [92]
Гл. III. О гостях, или царских коммерц-советниках.
IV. О медных рудниках.
V. О железных рудниках.
VI. О соболином промысле в Сибири.
VII. О суконном производстве и русской шерсти.
VIII. О гостиных и торговых дворах.
IX. О царской казне.
X. О торговых площадях и базарах.
XI. О книгопечатне.
XII. О большом колоколе.
XIII. О провианте и съестных припасах 10.
XIV.О винных и яблочных погребах.
XV. О кабаках и ледниках.
XVI. О материалах и издержках на каменную постройку.
XVII. О медиках и аптеках.
XVIII. О немецкой церкви и ее Exercitio Religionis.
ПЯТАЯ ЧАСТЬ.
Гл. I. О водах и реках между Нарвой и Москвой.
II. О реке Луге в Ингерманландии.
III. Обозначение пути и миль от Стокгольма до Москвы 11.
IV. Описание пути и расстояния от Москвы до Тобольска в Сибири и оттуда до Пекина в Китае.
Примечание. Так как в каждой стране торговля состоит из двух видов, а именно из туземных и иностранных, или привозных товаров, то и должно быть о каждой части особое описание.
8. «Von dem Maass und Ellen».
9. «Von der Fahrt nach Archangel».
10. У Бишинга тут следующий порядок оглавления:
«XIII. Von Wein-und Aepfelkellern.
XIV. Von Kabacken und Eisskellern.
XV. Von Proviant und Lebensmitteln».
Такой порядок глав не соответствует дальнейшему изложению, почему в переводе он изменен согласно последующему распределению глав.
11. В тексте Бишинга имеется только I и II главы, а III и IV совершенно нет, но вольфенбиттельская рукопись заключает в себе все четыре главы, и в ее «Содержании» они носят такое заглавие:
«Pars V......
_ « _ Caр. 3. Designation des Wegs und der Meilen von Stockholm biss Moscau.
_ « _ Caр. 4. Beschreibung des Wegs und der ferne von Moscau biss Tobolskoy in Sibirien und von dannen biss Peking in China».
Благодаря этому обстоятельству мы и поместили в настоящем «Содержании» те две последние главы V части, которых недостает у Бишинга.
Текст воспроизведен по изданию: Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича // Сборник студенческого историко-этнографического кружка при Императорском университете Св. Владимира, Вып. VI. Киев. 1915
© текст - Курц Б. Г. 1915
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Университет Св. Владимира. 1915
1) которые страна имеет в таком изобилии, что снабжает ими другие государства;
2) которых имеет не более, чем самой потребно, и
3) которых она сама не имеет в достаточном количестве, но должна покупать у других наций 12.
Вывозные товары главным образом следующие:
I. «Кавиар». Caviaro — итальянское слово; русские называют его «икра», и изготовляется из икры осетров и белуг, которые ловятся на Волге и в большом количестве около Астрахани. Русские имеют обыкновение также ее называть «черной икрой», для различия от желтой, которая в разных местах делается из «щук» 15 и других обыкновенных рыб [94] и употребляется, вместо черной, людьми низшего состояния. Она двоякого рода: прессованная и непрессованная, и так как ее приготовляют главным образом в трех местах, то и поэтому называется — астраханской, казанской и яицкой.
Прессованная, или паюсная, икра есть собственность царской торговли, и никакому частному лицу не дозволяется ею торговать ни в малейшей степени. Ее добывается ежегодно около 300 бочек, считая каждую от 40 до 50 пудов, и возится «гостями» на царском собственном судне вверх по Волге к Нижнему Новгороду и при высокой воде (так как в ином случае нужно в Нижнем переносить на маленькие суда) немедленно далее к знаменитому городу Ярославлю, от которого она везется 46 миль по суше к Вологде 16, а затем вниз к Архангельску водой по Верхней и Нижней Сухоне и реке Северной Двине. Там Филипп Ферпоортен 17 (живущий в Гамбурге и заключивший с царем контракт на десять лет на эту торговлю) поручает ее принять своему фактору Яну Ферпуису 18, который живет в Москве, и платит за каждый пуд 3 рстл., так что этот прессованный кавиар приносит царю ежегодно почти 40.000 рстл. От Архангельска он идет потом на кораблях в Италию и Ливорно. Аренде прошло теперь 6 лет, а еще осталось 4 года. Но иногда случается, что этот кавиар не всегда хорошо солен и прессован, и скоро начинает портиться. Чтобы же великий князь при этом мог быть без убытка, икра навязывается по 1 рублю за 10 пудов купцам, которые должны сами заботиться, как бы они могли ее в свою очередь сбыть. Особенно она покупается в пост людьми низшего состояния. Они смешивают ее с большим количеством перца, наливают уксуса, а иногда при этом и орехового или конопляного масла и в таком виде ее едят. Прессованная по армянскому способу, она, говорят, недурное кушанье, особенно когда, вместо уксуса, выжать на нее лимонного сока, она возбуждает аппетит к еде и раздражает натуру.
Что касается непрессованной икры, то она в изобилии возится в зимнее время на санях в Москву и в разные места по всей стране. Как скоро приходит лето, они сохраняют ее в своих ледниках и пользуются ею так в течение всего года. В феврале этого года фунт в Москве продавался от 2¾ до 4 копеек, и всякий может ею торговать. Для еды они хорошо [95] ее перемешивают с перцем и мелко нарезанным луком, а не иначе.
II. Семга. В России к северу есть несколько ловлей семги, из которых рыба вывозится через море; так, на реке у Колы — у лапландской границы, на Северной Двине выше Архангельска и еще до 60 верст выше Холмогор и на реке Мезени, которая протекает через провинцию Кондора и также вливается в Белое море.
В Коле ежегодно ловится более 200 ластов семги, и (эта ловля) принадлежала лежащему на Белом море и теперь несколько лет блокируемому монастырю Соловки. Ловля эта всегда отдавалась на откуп надежным людям. До этого ее держал 10 лет Филипп Ферпоортен, но при этом ничего не выручил. Теперь имеет ее Генрих Буденант, купец в Гамбурге, и его родственник Иероним Фрадель 19, голландец, живущий в Ярославле, и говорят, что они также имеют при этом плохую прибыль. За каждую рыбу они платят 12 копеек, но так, что две маленькие считаются за одну большую. Рыба ловится русскими, и к этому же времени приходят туда из Голландии два корабля, которые сами принимают ее и солят.
Треска также здесь ловится и солится, но никому не отдается на откуп, а каждому она доступна. Несколько наполненных ею судов привозят к Архангельску и там продают ее на вес.
В этой стране находятся также довольно большие жемчужины, даже такие, пара которых продается за 20 рублей. Но они обыкновенно приближаются к бледнокрасным.
Что касается двух других рек, то нельзя было в точности узнать, как много семги там ловится, потому что она не арендуется. Тамошние жители занимаются этим и большею частью продают ее в Архангельск. В эти две реки семга идет не прежде августа месяца, когда она уже опять пошла от Колы. В 1673 году продавался пуд свежей семги в Архангельске по низкой цене — 50 копеек, а, стоит иногда от 70 до 80 копеек.
III. Меха добываются во всех местах по целому государству, но больше всего и наилучшие в Сибири, и суть:
1. Соболи. Они не только идут в европейские государства и страны, но также много простых покупается китайцами, а греками — лучшие соболи, которых от 10 и приблизительно до [96] 100 рублей за сорок можно в теперешнее время встретить в достаточном количестве не только в царской казне, но и повсюду в разных местах, но затем, чем выше в цене, тем реже, а соболи от 400 до 7,800, даже 1.000 рублей редко встречаются. Мне говорили за достоверное, что кто-то несколько лет тому назад продавал в Москве одну пару за 100 рублей. Смотри далее ниже IV часть, VI главу. Собольи хвосты лучшего сорта стоят в Москве штука от 25 до 30 копеек, но их не всегда можно найти, а другие, от 6 и приблизительно до 18 копеек, всегда встречаются. Собольи брюшки продаются по сорокам или также сшитыми мехами, и тогда стоит один от 16 до 26 и более рублей. Собольи опушки продаются парами, пара обыкновенно должна иметь от 18 до 20 хвостов, и тогда наилучшие стоят 5, 5 ½ и до 6 рублей. Собольи лапы и душки сшиваются в меха и обыкновенно бывают крепкими. Здесь нужно заметить, что только наихудшие соболи продаются с брюшками, и что у простых обыкновенно отрезываются хвосты и передние лапы. В Москве соболей сохраняют в мешке из синей холстины, который открывается сверху и снизу, и чем теснее мешок, тем лучше для соболей.
2. Куницы. Куницы бывают двух родов: лесные куницы и каменные куницы. Лесные куницы имеют в свою очередь разные названия по местностям и странам, в которых они ловятся; башкирские — наилучшие и идут больше всего из царства Казани. Каменных куниц в Москве я почти не видал или немного. Куньи хвосты, лапы и душки не встречаются в таком множестве, как собольи, однако хвосты есть один из обыкновеннейших товаров.
3. Горностаи бывают различные, но сибирские — наилучшие и их больше не найти в Москве, а покупаются китайцами в городе Тобольске и отвозятся оттуда в восточные страны. Все они продаются сороками и обыкновенно невыделанными. Тогда они так выворачиваются, чтобы мех был обращен внутрь. Русские умеют распознавать их по хвосту и также могут прямо снаружи по коже ощупать, хороший и густой ли внутри волос. Но другие прорезывают брюшко несколько вдоль. В Москве можно теперь встретить всякие сорта (исключая сибирских), и выделанный сорок стоит там 20 копеек 20. [97]
4. Белка имеет разные названия по провинциям и местностям, где она добывается, но сибирская — наилучшая, а за ней казанская, затем мезенская, а московская довольно плохая, красная, тонкая и короткошерстая. Всякая белка продается по 1.000, и в одной связке находится 20 штук и тоже выворочены внутрь так, как и горностаи. Подобно тому, как русские узнают доброту горностаев по хвосту, так они судят о белке спереди по голове прямо над носом. Сибирская теперь находится в Москве не в таком количестве, как раньше, потому что в настоящее время она скупается китайцами в Тобольске и отвозится в Татарию. Цена ее колеблется между 23 и 30 рублями за 1.000. Беличьи брюшки сшиваются в меха, и можно подобный мех иметь в достаточном числе от 80 до 90 копеек. Летучая белка иначе называется королевой белок и имеет вместо передних лап два маленьких крыла, или скорее лоскутка, как у летучих мышей, а хвост, как у молодой кошки. Кожа тонкая, как бумага, и совершенно ни к чему не годится. Русские гладят ею скверные и красные глаза 21.
5. Норки 22. Этот товар — ходкий предмет торговли; они продаются сороками и не требуются в России, но все посылаются морем в Гамбург, откуда развозятся по всей Германии и потребляются на женские шапки. В каждом сороке — от 12 до 15 штук, перемешанных с гладкими или совсем короткошерстыми 23.
6. Рыси. Рыси — троякого рода, как-то: кошки, волк и телята-рыси 24. Кошки-рыси есть наилучшие, но телята-рыси — наибольшие. Они добываются в разных местах России и большею частью скупаются поляками.
7. Лисицы в России дороже, чем в нашей стране, и называются сибирскими, уфимскими, русскими и тому подобными по местностям, где они ловятся. Ежегодно доставляются французские лисицы через Архангельск и Лифляндию в Москву; смотри III главу этой части, № VII. За черные лисицы в Москве платится дороже, и мне говорили, что недавно там была продана одна за 60 рублей. Черные лисьи лапы, когда они сделаны мехом, стоит большой от 20 до 36 рублей; но часть, которая идет по спине, обыкновенно красноватая. Белые лисицы, встречаются в умеренном количестве, штука стоит от 25 до [89] 30 копеек, а хвосты большею частью отрезываются. Каменные лисицы, хотя не так дороги, но немного встречаются.
8. Россомаха. Их можно было теперь получить, как в царевой казне, так и в других местах, и лапы обыкновенно отрезываются; цена была от 90 до 150 копеек, а также еще выше.
9. Волки. Сибирские — с длинными и мягкими волосами. Один, очень хороший, в настоящее время стоит 90 копеек, а также и 1 рубль. Других, которые добываются в стране, можно было иметь за 80 копеек. Черные волки иногда привозятся из Сибири и продаются за 4, а также и более рублей. Но их можно встретить не иначе, как по одиночке, и то редко.
10. Черные медвежьи шкуры встречаются в разных местах по всей стране по разным ценам, до 2 ½ и 3 рублей. Белые медведи также имеются, но их обыкновенно нужно искать через маклеров. Молодые медведи встречаются зимой, но не легко летом, и при этом должны их собирать отдельно то тут, то там. Те, которые обыкновенно служат для покрывал, стоят от 60 до 120 копеек, но поменьше — от 12 до 40 и 50 копеек. Русские сами очень много их употребляют и подбивают ими перчатки.
11. Кошки. В Москве имеются большие дикие кошки; штука — от 30 до 36 копеек, а мех домашних кошек имеется в массе от 80 до 120 копеек.
12. Зайцы. Заячьи меха делаются очень большими и находятся повсюду в изобилии; мех из белых зайцев стоит от 50 до 65 копеек. Подобный мех из лап от 1 рубля до 110 копеек.
13. «Руссаки». Русские имеют еще один особый вид зайцев, которые ловятся на больших необитаемых полях около Крымской Татарии и называются «руссаками». Они хотя светло-серые, но не имеют сходства с обыкновенными зайцами. Меха, делаемые из них, велики, продаются от 1 рубля до 120 копеек.
14. «Перевозчики», или богемские полевые мыши. Эти зверьки величиной с большую крысу, коротковолосые и совершенно пестрые, желтого, черного и белого цвета. Они сшиваются мехами и тогда продаются от 2¾ до 3 рублей. [99]
15. «Выхухоли», или Bisam-Ratten, имеют гадкие, длинные, толстые хвосты, держатся в воде и часто ловятся около Москвы; штука стоит от 2 до 3 копеек. Но они у них ни для чего не употребляются, как только для запаха, отчего их и кладут к одеждам.
16. Барсуки. Я видел многократно на меховом рынке много барсучьих кож, и они большею частью употребляются для обтягивания сундуков и хомутов.
17. Шкуры и рога северных оленей бывают в Москве в продаже, но совершенно нет лапландской одежды, как в Швеции. Из рогов делается рукоятка к кнутовищам.
18. «Кабардин», лат. Capra Indica, — зверь, из которого получается мускус и кабардин; ловится в стране калмыков, большой, как серна, довольно похож на нее и шерстью и видом, однако исключая головы, потому что из передней части рта выступают два больших кривых зуба, а в прочем вся голова сильно похожа на собаку или волка. С некоторого времени сибирские купцы каждую зиму привозят в Москву несколько целых, с головой и ногами, шкур, которые имеют в пупе свой мускус; там (в Москве) они покупаются иностранцами от 1 ½ до 4 рублей и отсылаются, как редкость. Мех ни к чему не годится. Смотри № XXVII в этой главе.
NB. Бобры, выдры и хорьки принадлежат к товарам, которых сама Россия не имеет в достаточном количестве, и они поэтому пока оставлены до III главы этой части.
Это, следовательно, такие меха, которые Россия вывозит. Из них много отправляется из Сибири и Перми вниз по реке Юге, впадающей в Двину у Устюга, и прямо к Архангельску без того, чтобы еще заходить в Москву.
В одно лето вывезено через Архангельск мехов:
579 сороков соболей.
355.950 штук белок.
300 сороков куниц.
281 сорок норков.
15.970 штук всяких лисиц.
288 сороков горностаев.
18.742 штуки собольих хвостов. [100]
598 собольих опушек.
15.550 собольих кончиков 25.
18.795 штук всяких кошек.
IV. Юфти вывозятся в большом количестве и выделываются в казанской, нижегородской, как и в московской, но больше всего и наилучшие в ярославской и костромской областях. Те, которые заготовляются около и в Великом Новгороде и псковской области, не так хороши, как предыдущие. Сама Россия имеет только посредственный скот 26 и не может отпускать ежегодно (такого) множества (кож), отчего прекраснейшие и наибольшие кожи отовсюду собираются и скупаются (русскими). При этом берется во внимание зимняя дорога, в какое время торговцы кож и выдельщики юфти путешествуют по Подолии и Украйне, а также в Лифляндии, и все, что могут только получить, скупают. Они возвращаются не ранее, как на исходе санного пути; тут кожи, вследствие наступающей оттепели и происходящей от этого нечистой воды, остаются лежать до ранней весны 27. Но тогда работают изо всей силы, чтобы их можно было еще до архангельской ярмарки туда доставить. Более 20 лет тому назад уже ежегодно вывозилось из России около 75.000 свертков, или 225.000 пар юфти, но теперь вывозится еще более. Сверток весит 1 ½ пуда.
V. Пенька 28. В теперешнее время во всем государстве стараются о разведении конопли, и ежегодно отпускаются через Северное и Восточное моря большие партии чистой и Past-, или сырцовой пеньки 29. Кто хочет с русскими заключить в стране контракт на этот товар, обыкновенно должен давать деньги вперед, а потом смотреть, чтобы он не был обманут, потому что они часто перемешивают внутри хорошую со скверной. Нет сомнения, что, так как конопля и рабочие в России дешевы, там могут быть устроены с хорошей выгодой веревочные заводы, или канатное производство.
VI. Лен большею частью растет в псковской области, а в Москве нет особенного его запаса. Царь, правда, приказал поощрять льноводство, от которого в казне было для продажи несколько льна, но из него не было сбыто ни одной партии. Шиффунт ценят в 7 рублей. Псковский, как чистый, так [101] и сырцовый, вывозится через Восточное море, и в 1673 году через Нарву было вывезено кораблями 3.605 шиффунтов.
VII. Полотно 30 больше всего делается в ярославской, валдайской, каргопольской областях и у Северной Двины и Ваги но направлению внутрь страны и редко бывает свыше ¾ аршина ширины. Аршин в Москве продается от 2 до 5 и 6 копеек, и во всякое время его можно достать в большом количестве. Иногда за море отпускали в один год свыше 30.000 аршин 31. Оно красится в разные цвета и потребляется русскими не только для кафтанов и одежд, но также очень много и на палатки. Одну часть они красят только с одной стороны, а иную — с обеих сторон. Они также умеют давать ему прекрасный глянец, и много этого полотна набивается в Москве большими и малыми цветами разных красок и продается по сходной цене 32. Парусина, наволоки и тик, говорят, могли бы с успехом делаться в России, но это еще не практикуется, потому что русские стараются из года в год стать в некоторых вещах наравне с другими европейцами, и, как прежде они жили, ложась спать на скамейки и матрацы, так теперь многие из них, которые обзавелись кроватями, изменились — и сейчас ежегодно ввозятся наволоки. В 1673 году через Архангельск пришло их 27 штук, как и 32 штуки тика. Тонкое полотно ежегодно ввозится из Голландии; так, в только что сказанном году оттуда было его привезено в Архангельск 321 штука. Но так как царица никогда не носит на своем теле никакого иностранного полотна, то для нее, а также для царского двора, делается совершенно тонкое полотно в Москве, в Кадашовой Слободе, каковое место по этой причине пожаловано перед другими царскими привилегиями.
VIII. Льняное семя растет около Казани, Нижнего Новгорода, Костромы, Ярославля, Вологды, Галича и недалеко от Северной Двины по направлению внутрь страны, и через Архангельск ежегодно проходит около 600 ластов, которое там обыкновенно продается за 24 рубля ласт.
IX. «Поташ». Пенька, юфти и поташ составляют теперь в России весьма важную торговлю. Много поташа отвозится на кораблях в Архангельск, Нарву и Ригу и много также потребляется мыловарнями. Наилучший теперь находят в Сибири у Морозова, а после него ценится царский 33. [102]
X. «Вайдаш». Он далеко не так хорош, как поташ, и потому то продается не по весу, а бочками. Но должно остерегаться, чтобы не быть при этом обманутым, так как русские иногда делают бочки из дерева такими толстыми, что в них находится золы не более 4 или 5 пудов.
XI. Ворвань вытапливается из тюленей, которые бьются рыбаками, крестьянами и самоедами на Белом море и у кондорских и самоедских морских берегов. Тюлени доставляются к Архангельску в своих собственных кожах, некоторые из них сшиваются, как мешок, и только там вытапливают и вываривают ворвань, которая больше всего покупается бременцами. Тонна стоит 1 ½ рубля в Архангельске, и ежегодно добывается около 600 тонн.
XII. Смола и деготь обыкновенно гонится в каргопольской области и у Ваги, которая впадает в 12 милях выше Холмогор в Северную Двину, и на этой реке нагружается на суда. В Архангельске продается ласт за 18, 19 и 20 рублей, а в Москве одна тонна смолы теперь стоит 1 рубль.
ХIII. «Ватмана», или русского сукна 34, много делается, и в Москве аршин продается от 5 до 6 копеек. Из архангельских таможенных книг видно, что в одном году вывезено 168.500 аршин.
XIV. Войлок наилучший делается в городе Калуге на Оке, и в Москве на «гостином дворе» всегда можно найти большие партии его. Русские, татары и казаки носят непромокаемые плащи из войлока, и они не набивают седел волосом, но кладут под низ только войлок, каковая привычка для солдат и путешественников не неудобна, потому что они употребляют седельный войлок для подстилки, седло — для изголовья, а войлочный плащ служит одеялом. На вонь и лошадиный пот они не обращают внимания и ничего не чувствуют. Обыкновенный войлок стоит в Москве от 6 до 7 копеек, а большой войлочный плащ от 70 копеек до 1 ½ рубля.
XV. Сала 35 много добывается в областях: казанской, нижегородской, московской, ярославской и валдайской. Законы запрещают русским есть телятину, может быть, потому что они могут получить от теленка мало пользы, но, напротив, когда он станет выросшим быком, могут получить, кроме кожи, много сала. Теперь продавался шиффунт от 8 до 8 ½ [103] рублей. При покупке нужно сильно остерегаться, потому что они часто смешивают сало с водой и испорченными веществами и делают также бочки из дерева такими толстыми, что иногда теряешь при этом 8 процентов. Раньше много сала вывозилось морем, но теперь больше не вывозится так много, потому что русские, чем дальше, тем больше сами начинают употреблять сальные свечи: и как город Москва отпускал несколько лет тому назад еще большое количество, так теперь ежегодно он удерживает у себя немалую партию.
XVI. Мыло. Наилучшее варится в Костроме. Оно бурое и довольно твердое, но в других провинциях делается только легкое и белое, однако разного сорта и в большом количестве, и первое обыкновенно продается брусок за 70 копеек, а второе за 50 копеек, и такой брусок бывает длиною почти 2 ½ локтя, а шириной — 1 ½ локтя. Никакая нация не может делать этого товара за лучшую цену, чем русские, потому что они имеют в массе все материалы, как-то: золу, сало, соль и дрова, и отпускают (их) другим.
XVII. Свиная щетина собирается людьми, имеющими там и тут в городах своих определенных покупателей; потом она вся доставляется крупнейшими купцами в одни или несколько рук, и ежегодно продается от 5 до 6.000 пудов приблизительно по 4 ½ рубля иностранцам, которые частью обрабатывают ее в Голландии, а частью, если она чисто выварена, везут во Францию и Италию.
XVIII. Лосиные кожи привозятся также в достаточном количестве из Сибири и сопредельных городов вниз по реке Юге и дальше по Северной Двине в Архангельск, а другие, находящиеся в разных местах в стране, также свозятся из одного города в другой, и что простым человеком не может быть продано туземным купцам, то везут в Москву и продают это иностранцам. Но в случае, если они не могут также сойтись с ними, отправляются с этим зимою в Вологду, где оставляют лежать (кожи) до полой воды, а тогда идут в Архангельск на ярмарку, где ежегодно свозится около 5.000 и более штук. Некоторые также идут через Лифляндию, а в 1671 т. было ввезено через Архангельск 42 штуки выделанных. Русские в это самое время имели тяжелую войну с бунтовщиком Стенькой Разиным, и, без сомнения, [104] вышесказанные лосиные кожи были привезены туда для немецких офицеров.
XIX. Соленых, воловьих и козлиных кож 36 почти 4.500 штук ежегодно свозится со всей страны и большею частью везется в Архангельск. Соленая кожа продается по 70 рублей, воловья по 90 рублей, козлиная по 36 рублей за 100. Испанская кожа в России совсем скверная.
XX. Тюленьих кож в Архангельске ежегодно продается около 30.000, и много сундуков и погребцов 37 обтягивают ими в Холмогорах. Штука продается по партиям за 15 копеек.
XXI. Кожаные рукавицы есть товар, которого много идет в шведские провинции. В Москве 100 пар продается от 5 до 8 рублей, смотря, как велики рукавицы и хороша кожа, а если внутри шерстяные, пара стоит от 10 до 12 копеек.
XXII. Рогожи всякого рода делаются в валдайской области и оттуда привозятся в Архангельск, как и впрочем в иные места государства. Большие теперь стоят от 2¾ до 3 рублей, меньшие от 1¾ до 2 рублей, а двойные, называемые «цыновками», от 4, 5 до 6 рублей за 100. Из них я не видал двойных вне страны. Они делаются по особому способу, очень густы и крепки так, что дождь не может их пробить, но при этом они довольно тяжелы. Все рогожи делаются из коры липовых деревьев, и через Архангельск идет их ежегодно приблизительно от 3 до 400.000 штук.
XXIII. Слюда добывается между Архангельском и морским берегом у Вайгача на морском выступе и открывается в утесистых высоких горах. Все, что бывает длиной и шириной более 1 аршина, принадлежит царской монополии и не может быть открыто продаваемо никаким частным лицом. В Москве пуд стоит от 15 до 150 рублей, смотря именно, как велико стекло в куске.
XXIV. Рыбий клей 38, по-русски называется «карлук», получается из большой рыбы белуги, которая также дает кавиар и ловится около Астрахани на Волге. Этот товар, подобно кавиару, в настоящее время есть собственность царской торговли, и добывается его ежегодно до 300 пудов, которые продаются из «Дворца» с торгов от 7 до 15 рублей. В 1673 году прошло через Нарву 1.450 фунтов. [105]
XXV. Бобровая шерсть вычесывается из бобров, предназначаемых на женские шапки, или из мехов, прежде уже ношенных, и продается чужестранцам, которые везут ее в Францию, где из нее делают шляпы. С этим товаром русские производят много плутовства. Они намазывают ее жиром, мукой, белилами, железными опилками и тому подобным и смешивают ее также с шерстью кошек и зайцев, отчего немного лет тому назад случилось, что она была во Франции запрещена, и вследствие этого немецким купцам в Москве был причинен немалый убыток. В Архангельске фунт стоит от 3 до 3 ½ ртл. Голландцы также начали ее сами вычесывать и получали при этом хорошую прибыль, но так как она теперь года два тому назад стала в Архангельске дешевой, они опять оставили это.
XXVI. Бобровая струя в России двоякого рода: сибирская и украинская. Первая — наилучшая, и в феврале 1074 года фунт стоил в Москве 2 ½ рубля, а вторая продавалась по 150 копеек. Россия может ежегодно вывозить около 70 пудов. Нужно смотреть, чтобы она была суха и не поддельна.
XXVII. «Мускус» идет из Сибири и страны калмыков. Цена в Москве колеблется между 12 и 24 рублями за фунт, и там весь мускус продается в своих собственных мешочках с тарой. Но здесь нужно заметить, что он, как и все другие сибирские товары, должен покупаться зимой, потому что его тогда можно получить как бы из первых рук от сибирских купцов, но, напротив того, летом его нужно с трудом отыскивать у немецких купцов и дороже платить. Мускус есть пуп из зверя, которого русские называют «мскус» или «кабардин». В пупе этого зверя скопляется кровь объемом почти в половину кулака, которая в известное время становится столь зрелой, что природа побуждает зверя выжимать ее у камня или чего-нибудь другого, и этот мускус есть наилучший по своей полной зрелости, но он встречается совсем редко. Этот зверь очень преследуется и добывается ради имеющегося у него драгоценного товара; чем ближе, когда его кровь в пупе приходит в зрелость, тем сильнее и лучше делается потом мускус. Но в то время, когда кровь только наполовину или еще не наполовину созрела, то вытекает не мускус, а только кабардин. От этого случается, что кто нехорошо [106] осведомлен об этой торговле может быть очень обманут и принимает кабардин, который едва стоит половину, за мускус, в виду того, что они между собою совершенно похожи и могут быть различаемы только по одному вкусу. Русские также умеют хорошо раскрывать мешочек, вынимать оттуда мускус и вместо него кладут козью кровь; они также имеют обыкновение класть в мешочек мелко нарезанные кожи, дерево и также даже от 2 до 3 золотников свинца, а потом умеют его так заделать своим сибирским губным клеем 39, что никто не может этого заметить. Смотри выше № 18 40, слово «кабардин».
XXVIII. Лиственничная губка, лат. Agaricus или Agaricum, — губка, которая растет около Архангельска и по пути к самоедам на дереве, называемом лиственницей. Ежегодно через Архангельск вывозится приблизительно 60 пудов. Та хороша, которая бела, легка, мягка, упруга, ломка и на вкус сперва сладкая, но потом чуть горькая и вязкая. Деревянистая, длинная, жесткая и тяжелая не годится. Эта губка служит много лет, прежде чем потеряет свои свойства.
XXIX. Ревень. Этот корень — ввозимый и вывозимый товар, потому что он не растет в России, но в стране бухарцев и идет через Сибирь в Москву. Он хорошо известен в аптеках и там считается, как и Agaricus, за Purgantia primaria. И хотя эта ревенная торговля — царская монополия, и никакому купцу не дозволено им торговать, однако зимою много тайно провозится и продается по разным ценам; но теперь большею частью это — плохая торговля и товар, который немного ищут. С ним также случается много плутовства, и часто продается «рапонтик» за ревень. Тот хорош, который кругл, плотен и не расщеплен, снаружи переходит из черноватого в красный, а снутри — из красного в желтый, и внутренний цвет несколько похож на мускатный орех, и когда он растирается или раскусывается, тогда получается как бы шафрановый цвет.
XXX. Мачты. Прекрасные мачты нашли 4 года тому назад по реке Юге, впадающей в Северную Двину, и в Архангельске ими был прежде нагружен один корабль, а потом два. Вернер Миллер 41 и Генрих Буденант, купцы в Москве, составили теперь с несколькими (купцами) в Амстердаме компанию и заарендовали у царя лес и с того времени до сих пор нагрузили им в Архангельске в два года один за другим четыре корабля 42, но в этом году за ним должно прибыть пять кораблей. Сорты есть от 26 до 28 пальмов; лес, говорят, очень большой, и компания хочет теперь выстроить там лесопильню. Царь получает от каждой мачты от 4 до 5 рублей, и одна мачта, говорят, стоит компании со всеми расходами от 25 до 30 рублей.
XXXI. Кнуты. Они нигде не делаются, как только в Англии и России. Русские умеют очень хорошо плести их и делают их всяких родов, штуку за 5-50 и 60 копеек, смотря по тому, как много работы на рукоятве и также, как тонко сплетен кнут. Большею частью рукоятки из татарского вереска 43, и все сверху до низу усажены костью, для чего считается самой главной моржовая кость. Для этого также употребляют рога северных оленей, которые не уважаются в Швеции, в виду того, что они часто находятся на лапландских ярмарках. Некоторые обложены также желтой медью. Обыкновенно длинный санный кнут стоит 8 копеек. В Москве на ярмарке кнутов находятся также палки из татарского вереска, сверху с набалдашником, выточенным и отделанным красками, желтой медной проволокой и перламутом, а внизу снабженные также выточенной костью, штука за 12-15 копеек, смотря по толщине вереска.
XXXII. Сухие жилы, или нервы. Русские много делают сухих жил из битого скота, которые вывозятся из страны и большею частью покупаются седельниками.
Таковы товары, вывозимые из России, которые вывозятся не только через Архангельск, но и отчасти через Восточное море, как показывает нижеследующий список.
3.273 шиффунтов чистого льна.
143 шиффунта Past-и сырцовой пеньки 29.
332 шиффунта льна. [108]
65 шиффунтов пакли.
492 шиффунта поташа.
49 шиффунтов сала.
2.988 десятков юфти.
27 десятков воловьих кож.
178 десятков козьих кож.
24 десятка сафьянов.
64 десятка gebarkt 44 кож.
136 десятков хвостов.
47 штук лосиных кож.
728 ластов ржи.
64 ласта ячменя.
132 ласта овса.
89 ластов солода.
663 тонны муки.
44 тонны крупы.
39 тонн гороха.
2 сорока соболей.
2 сорока куниц.
141 сорок норок.
3 штуки мехов собольих брюшек.
1.719 сороков белок.
29 штук мехов.
753 сорока кошек.
5 штук тех же мехов. 43 штуки заячьих мехов.
111 сороков горностаев.
38 штук лисиц.
1.540 фунтов рыбьего клея.
55 тонн масла.
431 того же, пришедшего из Выборга.
43 тонны соленого мяса.
38 шиффунтов копченого мяса.
73 полтей шпика 46.
4.585 тонн ингерманландского дегтя.
19 бочек ворвани.
4.300 пар русских рукавиц.
58 брусков мыла.
2.080 штук рогож. [109]
12.700 штук сушеных 45 щук.
8 шиффунтов хмеля.
I. Соль. В разных местах по всей России много вывариваотся соли.
1) В астраханской области находятся озера, в которых соль заготовляется солнцем в таком количестве, какое всегда требуется. Царь приказывает возить ее на его судах вверх по Волге в Нижний Новгород и Москву.
2) В двух милях от Нижнего Новгорода вываривается так много соли, что жители там кругом могут продовольствоваться ею.
3) В Тотьме на Двине вываривается много соли и такая белая, как люнебургская.
4) В Перми Великой, на реке Каме, которая течет с сибирской стороны и впадает в Северную Двину, приготовляется солнцем прекрасная белая и твердая соль, и пуд ее стоит только 1 ½ копейки, но в Москве она теперь стоит 20 копеек.
5) От Костромы к востоку, в маленьком городе и замке, по названию Галич, в одном маленьком округе вываривается так много соли, что близлежащие замки, города и деревни могут быть ею снабжаемы.
6) Хорошая соль добывается на острове Соловках, на Белом море, которой могут удовлетворить свои нужды все живущие там.
7) Соль также вываривается на Ильмени в Старой Русе, как и на Мшаге у ингерманландской границы и далее в других местах.
Раньше Рига и Кенигсберг снабжали солью Белоруссию, но теперь туда возится зимой на санях ногайская соль. [111]
II. Хлеб прежде был собственностью царской торговли, и в Архангельск шло почти ежегодно около 10.000 ластов ржи, пшеницы и ячменя, которые должны были там долго лежать, пока хлеб не достигал высокой цены, и потом обыкновенно продавался ласт за 25 рублей, но теперь такая торговля превратилась, и весь хлеб потребляется в стране и много винокурнями; немного привозится также из Сомерской области в Нарву.
III. Шпик 46 и мясо составляли раньше хорошую торговлю, и в Архангельск ежегодно свозилось до 5.500 шиффунтов, но теперь туда не идет больше, чем нужно для снабжения кораблей съестными запасами. Русский скот только посредственной величины 47, большие же господа, как и немецкие купцы, стараются о крупном голландском скоте, и недавно был заколот возле Архангельска бык, который, говорят, очищенным весил 36 пудов. В московской и других областях шпика не коптят, но только вялят на воздухе и солнце. Зимой в Москве целая очищенная свинья продается от 1 до 1 ½ рубля, а также несколько выше и ниже, смотря, как она велика; теперь пуд свежей стоит 24 копейки, а вяленой — 40 копеек; немного этого товара возится в Архангельск, Нарву и Ниен, как и самими русскими на их лодьях 14 из Ладожского озера в Швецию.
IV. Соленые и другие рыбы. В Москве есть длинный рынок исключительно с солеными рыбами всякого рода, особенно лещами, окунями и т. д., большая часть которых привозится с Волги. Об этом рыбном рынке справедливо сказать, что говорят и об островах Мадагаскаре и Цейлоне, а именно, что такие места можно раньше обонять, чем видеть. Смрад здесь так велик, что все иностранцы должны из-за этого затыкать нос, русский, напротив того, совсем не замечает такого сильного смрада и при этом чувствует себя хорошо. Зимой они возят замерзшую свежую рыбу очень длинной дорогой в Москву, и много саней полных корюшки, ершей и других (рыб)идет не только из Ладожского озера через Новгород, но туда также привозятся даже из Астрахани белуга, осетры и стерляди и особенно осетры в таком большом количестве, что ими завален большой гостиный двор, и рыбы, как холмы, лежат одна на другой. В Москве едят «белую рыбу» 48, которая ловится при [112] Ярославле в Волге и очень вкусная. Также имеются прекрасные судаки, караси, пискари, гольцы. Береговые карпы 49 — редки.
V. Хмель. Подобно тому, как каждый товар имеет в Москве свой определенный рынок, так там также находят длинный хмелевой рынок, и в разных местах страны растет прекрасный хмель. Теперь продавался наилучший за 12 рублей шиффунт. В 1673 г. он был такой дешевый, что посланник Эбершильдт 50 купил в Москве за 4 рубля шиффунт и оттуда отослал в Лифляндию.
VI. Мед. Хотя тут и там в Москве добывается много меду, как белого, так и бурого, и раньше вывозилось немалое количество, но в провинции Мордве 51 собирается все-таки наилучший и теперь весь потребляется в стране.
VII. Железо. В настоящее время в России делается много железа, но и все употребляется в стране. Смотри III главу этой части и V главу IV части.
VIII. Селитра идет в Россию большею частью из Украйны, и есть товар, который запрещено вывозить, вследствие чего он и продается дешево или по умеренной цене, как видно ниже из прейскуранта.
IX. Порох. Русские употребляют порох только против своих неприятелей; если даже сам царь или какой-нибудь посол другого государя совершает в Москве свой въезд или выезд, или бывают какие-нибудь другие большие празднества с коронациями, или что-нибудь иное, то все-таки никогда не стреляют и не дают залпов. В этом государстве совсем мало пороховых мельниц, приводимых в движение водой, но, напротив, гораздо больше ручных мельниц.
X. Моржовая кость, по-русски «щадра кость». Морж — большой морской зверь, которого русские бьют на льду возле Новой Земли. У него высовываются изо рта два больших зуба, которых ценят выше, чем слоновую кость, и чем больше кость окрашена под мрамор, тем она реже и стоит дороже. Этот товар принадлежит собственной царской торговле; много употребляется на черенки и кнутовища и много вывозится в Персию. В Голландии также имеют подобный (товар), и привозится туда голландскими моряками.
XI. Гусиный пух имеют в Москве в продаже, особенно к зимнему времени, однако русские не особенно много [113] употребляют постелей, а спят на матрацах, хотя они и держат в стране изобилие гусей. Фунт самого лучшего живого гусиного пуха можно иметь за 20 копеек. Дикий лебяжий пух попадается на архангельской ярмарке.
XII. Liquiritia, также называется Glycirrhiza, а по-немецки Suessholz 52. Хотя этот корень, насколько я знаю, не вывозится, однако же он растет столь многочисленным и большим в стране русских: на Волге, в Ногайской Татарии и около нее, что подобного нигде не найти. В Москве в лавках продают его расколотым. Куски, длиной приблизительно в кисть, очищены от корки и нанизаны на нитки. Фунт стоит 6 копеек.
Заметка. Я еще заметил в Москве несколько вещей, которыми хотя не производится никакой такой большой торговли, однако же, мне думается, стоит труда, чтобы их вкратце прибавить к этой главе.
1. Чай есть трава, которую русские называют «чаем», и она растет в «Катае», или «Хине» 53. Считают, что она укрепляет силы человека, отвращает припадки, которые могут с ним случиться от дурного воздуха и вообще. Особенно ее употребляют для отвращения опьянения, принимая ее перед питьем, или для рассеяния хмеля, происходящего от питья, если ее употребляют после опьянения. Индийское употребление этой травки заключается в том, что ее сушат при умеренной теплоте, потом кипятят в воде и при этом кладут для вкуса немного сахару и такой теплой прихлебывают. Японцы же растирают чай в порошок и принимают его тогда в теплой воде, или в их напитке. Для приготовления можно взять половину квентика травки, воды — сколько зараз хотят выпить, а сахару — по желанию 54. Но для настоящего лечения берут травки еще раз столько же. И подобно тому, как у жителей восточных стран, этот напиток очень обыкновенен, так и у нас, европейцев, встречается в настоящее время много любителей его. Я купил в Москве фунт за 30 копеек. Смотри Neuhofs ostindische Gesandschaft, S. 347.
2. «Бадьян», лат. Anisum stellatuin, есть растение такое большое, как половина рейхсталера, и имеет вокруг 6 игол, подобно звезде. Он имеет запах, вкус и свойство, как анис, но гораздо сильнее и крепительнее, и привозится, как и чай, [114] сибирскими купцами зимой в Москву и продается за четверть рубля.
3. «Кап» есть особенный корень, похожий несколько на свилеватое дерево и имеет свойство, что чашки для меда и водки и ложки, сделанные из него, можно сжать и опять выпрямить, если именно эти вещи сперва полежат в тепловатой воде. Это дерево дорого, и настоящее редко встречается. Одна ложка стоит от 40 до 60 копеек, а чашка до 3 рублей.
4. Палатки. Так как полотно, нитки, веревки и рабочая плата не дороги, то и можно там иметь совсем дешево палатки: так, в хорошую погоду они разбиты перед замком разнообразных сортов для продажи, и можно получить разных цветов.
5. Сетки от комаров. Известно, что из-за многих степей люди в России терпят от комаров большую беду; поэтому в городе Вологде на Сухоне хорошо ткут различной величины сетки от комаров и вешают над кроватями. Можно было получить целую занавеску на большую кровать от 120 до 150 копеек.
6. Сундуки. В городке Холмогороде на Северной Двине, 12 миль по эту сторону Архангельска, делаются сундуки различной величины, заслуживающие справедливую славу. Некоторые обтянуты красной юфтью, а самые лучшие покрыты со всех сторон хорошей тюленьей кожей и иногда на дне и повсюду хорошо окованы железной обивкой, которая на некоторых полужена. В эти сундуки обыкновенно укладываются нюренбергские товары и посылаются в Москву, и, так как тогда провоз за сундуки таким образом ничего не стоит, они могут быть потом куплены в Москве за ту же цену.
Там же делают тоже много погребцов на подобный же образец, также и подголовков 55. Летом в продаже встречается немного сундуков, но погребцов и подголовков достаточно находят во всякое время. Подголовки не делаются так, чтобы на них писать, потому что они обиты сверху различными лужеными железными обручами; русские же пишут, как в коллегиях, так где-либо в другом месте, никогда не иначе, как на своих коленях; но такие подголовки сделаны для путешествующих в зимнее время и очень удобны для кладки под голову в санях, потому что известно, что в русские сани имеют обыкновение класть полную постель. [115]
Сверх сейчас названных вещей, в Москве есть еще в продаже за сходную цену 32 различные мелочи из собственных русских изделий, как-то:
Матрацы из красной юфти от 60 до 150 копеек. Патронташи, обтянутые черным плисом и обшитые золотом и серебром, от 24 до 70 и 80 копеек. Фонари из слюды, хорошо сделанные и по разным ценам. Польские шелковые шарфы от 45 до 200 копеек, подобные из верблюжьей шерсти от 25 до 36 копеек. Различные кошельки, сотканные из золота, серебра или шелка, различной стоимости; еще другие длинные кошельки, сделанные из кошачьих шкур и увешанные шелковыми кистями, от 4 до 12 копеек. Серебряные пуговицы различной величины и сорта, за которые покупатель дает копеек не более, чем они весят, из чего следует, что они непременно дают к серебру примесь и таким образом получают вознаграждение за работу. Висячие замки персидского образца, но сделанные в городе Ярославле на Волге, простой по 10, а двойной от 15 до 16 копеек. Хорошие ружейные кремни, 100 штук за 3 копейки. Шелковые шнурки, пуговицы из желтой меди, ярославские пороховницы, кожаные дорожные кошельки для опоясывания тела и т. д., и вообще все дешево, что русские сами могут изготовить из персидского шелка, пеньки, кожи, крестьянского железа (железо, которое крестьяне делают ручными раздувальными мехами) и дерева.
В заключение я хочу еще упомянуть в этой главе, что нужно удивляться, как много гробов разной величины лежит для продажи там и тут в городе; они все сделаны из одного куска дубового дерева и иногда вывешиваются перед лавками. Самый большой стоит от 160 до 170 копеек.
I. Бумага, несмотря на то, что теперь около Москвы две бумажные мельницы, однако же там не может делаться по недостатку тонких тряпок, но ежегодно привозятся большие партии французской, голландской и немецкой бумаги. В 1671 году через Архангельск прйвезено 28.479 стоп, в 1672 г. — 3.709 и в 1673 г. — [117] 8.033 стопы и еще 2 кипы бумаги. Одна мельница лежит на реке Пахре, в 20 верстах от Москвы, где вышеназванная река впадает в(реку) Москву 60, и устроена одним немцем, по имени Иоганн фон Шведен 61. Другую же царь велел двум мастерам, которые неохотно ушли из прежней мельницы, выстроить на Яузе близ города Москвы, но там еще мало работают. Вдова фон Шведена поддерживает еще свое дело, и, когда цена на бумагу высоко подымается, такая туземная продается по 1 рублю стопа. Хорошая шутовской колпак бумага 62 стоит теперь в месяце мае в лавках 160 копеек, а французская почтовая бумага малого формата — 140 копеек стопа.
II. Воск добывается в большом количестве в нижней 63, казанской, в Мордве 51 и других местностях. Прежде вывозилось ежегодно около 3.500 пудов, но так как страна год от году увеличивается, и чем дальше, тем больше он употребляется перед их образами в церквах и домах и при публичных процессиях, то должны были прекратить его отправку на кораблях. В Архангельске он так дорог, что его туда возят морем, и им можно снабжать соседние провинции и города. В 1672 году было туда привезено (морем) 64 из России 6 тонн; приходят также партии из Лифляндии, Украйны и Черкасс.
III. Водка принадлежит собственной царской торговле. Кто ею занимается тайком и пойман, должен наказываться кнутом. Царь имеет в разных местах по всему государству свои винокурные заводы, и сам содержит в Москве и около все пивные и водочные «кабаки», или кружала, а которые находятся далеко от Москвы в деревне и в местечках 65, он отдает в аренду. Однако его собственной водки недостаточно, а надо ежегодно покупать значительные партии от лифляндцев и черкассов. Последние привозят свою (водку) зимой в Москву на новый постоялый двор, или «Новый гостиный двор», а первые везут ее только до Пскова. В кабаках за один штоф лишь обыкновенной водки, или восьмую часть ведра, уплачивается от 8 до 13 копеек, но в аптеке она платится по весу, и стоит фунт самой плохой — 12 копеек; перегнанная тминная водка стоит 16 копеек, и говорят, что здесь водка продается до 50 копеек за фунт. Эта торговля ежегодно много приносит царю в казну. [118]
IV. Бобры. Россия отпускает бобровую струю, но не бобров, а ежегодно их получает в большом количестве от голландцев и гамбургцев, которые их привозят из Англии. Удивительно, что иностранцы продают русским бобровые меха, а потом покупают в свою очередь в России шерсть, которую русские вычесывают из мехов, потому что русские совсем не покупают или немного бобровых мехов, которые уже вычесаны. Эти вычесанные меха окрашиваются в черный цвет и употребляются на женские шапки, и нет ни одной женщины от самой простой до самой знатной, которая не носила бы такой шапки. Из невычесанных делаются большие воротники к соболю, кунице, белке и другим мехам, и ими же оторачивают кругом края (меховой одежды) и спереди рукава, а также украшают ими рукавицы.
V. Выдры часто привозятся в Россию и здесь употребляются большею частью, как бобры, на отделку других мехов. В 1672 г. пришло туда 9 штук через Архангельск, а в 1673 г. — 300 штук через Нарву.
VI. Хорьки. Этот товар привозится в Россию отчасти из Англии, и еще в 1673 году оттуда было привезено 40 сороков. Зимой покупали мех от 3 ½ до 4 рублей. Летом же их трудно было найти, потому что они со вскрытием вод отвозятся в Астрахань, а оттуда в Персию.
VII. Французские лисицы. Русские не только сами имеют много лисьих мехов, но также ежегодно их отпускают; смотри выше I главу этой части, III. Но тем не менее они получают французские, как через Нарву, так и через Архангельск; в 1673 г. пришло в Архангельск 330 штук, а через Нарву прошло 180 штук. Черные лисицы также ввозятся и дорого продаются.
VIII. Стекло. Около Москвы устроили два стеклянных завода. Один мастер, по имени Мигнот 66, итальянец и управляет одним заводом, который принадлежит царю, находится в 5 верстах от Москвы и называется Измайлов. Его очень хвалят за его искусство, и он выдувает довольно тонкое стекло. Другой завод называется Духанина и находится в 40 верстах от Москвы и впервые заведен одним человеком, по имени Юлий Койет 67. Правда, он тогда должен был возить из Германии нужные материалы с большими [119] издержками, но, наконец, все такие вещи, благодаря большому труду и старанию, были найдены также в России, и теперь нашли большую мель 68 в 5 верстах от Москвы. Печные камни привозятся за 15 верст оттуда, а кирпичная глина, которая превосходит иностранную в крепости, копается зимою в 50 верстах во Гжели 69, — и все привозится в названное время на заводы. Так как нельзя найти в этих местностях буковых дров, то, вместо них, употребляется зола из осиновых и еловых дров, а такую золу пережигают окрестные крестьяне и в изобилии привозят продавать на заводы за 12 коп. тонну. Годный для этого лесок копается на речке Истре, которая в 12 верстах от Москвы впадает в (реку) Москву, а оттуда возится на заводы. Сами стеклянные заводы выстроены на местах, изобилующих лесом, и каждый завод употребляет ежегодно от 5 до 600 сажен 70 березовых дров, которые все рубятся летом. В течение целого года работают только от 25 до 30 недель, потому что зимою нельзя работать, по причине большого холода, и каждый завод работает 6-8 мастерами, не считая трубочистов и других работников. В Духанине выдувают только грубое стекло, а именно оконное и различные скляницы 71, которые тогда, когда они там готовы 72, большею частью зимой, а именно ежегодно от 80 до 90.000, отправляются для продажи в Москву. Но на этих обоих заводах не делается достаточного количества стекла, почему не только очень много простого, но особенно синего стекла разных сортов привозят зимой из Черкасс в Москву и на гостином дворе продается целый год; однако из Лифляндии приходит также много оконного стекла и партии хрустальных скляниц и другого стекла. В 1671 году были привезены через Архангельск 64 дюжины скляниц и 170 бутылок, а также много стеклянных корольков.
IX. Зелень 73. Русские сами делают зелень из красной меди, но она и наполовину не так хороша, как та, что привозится извне. Иностранцы могут сбывать ежегодно не больше 3-4 шиффунтов.
X. Хинный корень, лат. Radix Chinae. Этот корень, употребляемый против французской болезни, привозят в Москву сибирские купцы, но он очень плохой, и его продают от 30 до 40 копеек и немного дороже, отчего происходит, что провизор царской аптеки большую часть выписывает из Германии и охотнее за него платит в Москве 4 любских марки за фунт. Снаружи он бывает красный или немного черноватый, изнутри же белый или красноватый, и чем он чернее, тем он и лучше.
XI. Лошади. Хотя русские имеют в своей стране много лошадей и особенно их получают в ногайской и калмыцкой Татарии, потому что эти народы пригоняют туда (в Москву) ежегодно в августе много тысяч, иногда даже 20 и более тысяч лошадей, которые называются лошадиными стадами, «табунами», но все-таки они немало покупают от других наций и самых редких своих верховых лошадей получают от пер-еов, турок, калмыков, дагестанцев и других. Каретных лошадей доставляют немцы, и до сих пор ими была хорошая торговля через Любек и Нарву, но теперь она очень ослабела и почти совсем прекращается, отчасти потому что уже много привезено, отчасти также оттого что не стараются привезти туда чего-нибудь редкого и хорошего. Теперь несколько лет тому назад в Лифляндии начали делать и привозить в Москву столько немецких карет, что им также нет больше сбыта.
Заметка. Железо, сталь, соль, красная медь и мёд могли бы также быть причислены к товарам, которые Россия хотя сама имеет, но и отчасти покупает от иностранцев. Так, хотя в настоящее время в Москве делается столько железа, что и им можно достаточно снабдить целую страну, но все-таки через Архангельск привозится ежегодно шведское железо, именно столько, сколько там нужно вокруг (лежащим) северным местам. Оно также через Новгород привозится в Москву, потому что они не могут так хорошо делать из своего собственного железа некоторых вещей и почти непременно должны иметь шведское. В 1671 году было привезено в Москву 1.957, в 1672 г. — 123 прута и 90 пудов и в 1673 г. — 672 прута. Также привозятся морем каждый год и значительные партии обработанного железа, как-то: замки, ножи, ножницы, съёмцы 74 и т. д. Сталь привозится также из Швеции через Новгород. Ни одна русская провинция не нуждается в соли извне, кроме Псковского княжества; она идет туда из Нарвы и в настоящее время составляет самую лучшую торговлю, которая там ведется Нарвой. Через [121]Архангельск не надо было бы выписывать соли, потому что в разных местах страны соль добывается в изобилии, но немцы так лакомы, что выписывают морем для своего собственного хозяйства люнебургскую соль, равным образом голландский сыр и масло, вестфальские окорока, даже висмарскую мумму и тому подобное. В 1671 г. было привезено в Архангельск 15 тонн люнебургской соли. Хмеля и меда достаточно добывается в стране, но не в северных провинциях, по причине большого холода, и однако кажется, что стоимость провоза не всегда позволяет привозить туда эти предметы, так как иностранцы иногда. привозят таковые морем через Архангельск 75. В 1671 году туда прибыло 8 больших и 9 малых мешков хмеля и 6 тонн меда. [122]
13. «... selbige fallen in den benachbarten beyden Fuerstenthuemern Plescow und Nowogorod, und an dem Duena-Strom, wiewohl etwas weniges auch durch Moscau dahin kommt».
14. Lottien.
15. «... von Suecken, Hechten», вместо «von Suecken, oder Hechten».
16. «... von dannen er 46 Meilen ueber Land nach der Wolga». Здесь очевидная ошибка — Wolga, вместо Wologda.
17. Philipp Verpoorten.
18. Jan Verpuis.
19. «... Henrich Budenant... dessen Schwager Hieronymus Fradel». Слово Schwager имеет растяжимое понятие при определении родственных отношений: зять, шурин, свояк.
20. «... ein Zimmer zubereitet kostet daselbst 20 Copecken». Тут ошибка, так как цена неправдоподобна, причем дальше, в прейскуранте, приложенном в конце этой главы, сказано, что сорок горностаев стоит — 3 ½, 4, 5 рублей.
21. «Die Russen streichen boese und rothe Augen damit», т. e. русские лечат беличьей шкуркой свои больные глаза.
22. Minken. Языков оставил это слово без перевода на русский язык. Брэм (нем. изд. 1877 г., II т. о млекопитающихся, S. 95) пишет: «unser Noerz uud sein amerikanischer Vertreten, der Mink». Ho и сам Родес писал: «Norkin oder Minken».
23. «In jedem Zimmer sind 12 bis 15 Stueck, platte oder ganz kurzhaerige mit untergemischet». Это место нужно сопоставить с прейскурантом в конце этой главы, где сказано: «Mincken mit 10 bis 15 Platten, das Zimmer 14 bis 15 Rubel».
24. «Die Luechse sind dreyerley, als Katzen-Wolf und Kaelberluchse».
25. Punten. У Родеса — Puenten.
26. «... mittelmaessig Vieh». См. ч. I, гл. II, п. III и примеч. 47.
27. «... bis aufs Vorjahr».
28. Hanf. Это слово означает два разные русские понятия: пенька и конопля, а поэтому в данном месте, как и в дальнейшем переводе, Hanf переводится соответственно смыслу текста, главным образом — «пенька».
29. «Past-oder Seretzhanf», но в росписи нарвских товаров, приложенной к концу этой главы, напечатано: «Past-und Seretzhanf», т. е. тут оба понятия не однородны.
30. Leinwand. По-русски Leinwand означает холст и полотно, но в нашем переводе везде берется второе значение.
31. «30.000 аршин» — это ошибка или скорее опечатка, потому что Кильбургер, следуя за Родесом, должен был поставить цифру 300.000, так как у Родеса показано, что в один год вывезено из Архангельска 325.980 аршин полотна.
32. «... zu gutem Preise» (к с. 101); «... um guten Preiss» (к c. 115).
33. «Die beste findet man itzo in Sibirien, bey Morossoff, und nach derselbigen hat des Zaaren seine den Preiss».
34. «Wattman, oder russische Lacken». Слово Lacken (стаpoe правописание) мы передаем русским понятием — «сукно», хотя это противоречит тому, что обыкновенно теперь понимают под этим словом. По словарю Павловского: «Laken, n. (m.) (–s,–) (Leinen) полотно; холст; холстина; (Tuch) платок,-ка; (Bett) простыня». Но Кильбургер употребляет слово Laken в значении — «сукна», в чем убеждаемся из следующих соображений.
I. Кильбургер уже раньше говорил о полотне — Leinwand, что означает также и холст, и поэтому было бы странным, если бы он через страницу опять поместил данные о холсте; если бы ватман был холстом, он о нем сказал бы после «полотна» или «пеньки». В действительности же Кильбургер, сказав о полотне, т. е. легкой материи, через страницу говорит о тяжелой материи, именно о сукне-ватмане и после него о войлоке, как имеющем к нему отношение.
II. Далее Кильбургер отмечает ценность аршина Leinwand от 2 до 5-6 копеек, а аршина Laken — от 5 до 6 коп., т. е. Laken ценился в общем дороже и не имел таких низких цен, как иногда Leinwand, а отсюда естественно заключить, что Laken не мог быть полотном (или холстом), а был более ценной материей, т. е. это могло быть сукно. Впрочем есть одно сильное возражение против этого, а именно у Родеса, как раз, наоборот, выходит, что Laken стоил дешевле (арш. — 4 коп.), чем Leinwand (арш. — 5 коп.). Таким образом, или Кильбургер или Родес ошибается.
III. Bo II ч., I гл., в начале росписи 1673 г. (25 и 30 июля) говорится, что в Россию привезли через Архангельск: «8/2 gen Carmosin Lacken. 26/2 gen Hollaendischen Lacken. 66 Stueck Camelotten...», т. e. «8 половинок кармазинного Lacken, 26 половинок голландского Lacken, 66 штук камлота...» Тут Lacken, очевидно, = сукно, потому что оно привозилось половинками и оно, при сравнении с подобными местами других росписей, где прямо говорится о сукне (Tuch), более всего подходит по смыслу к данному месту.
IV. Кроме того, можно еще указать на следующее обстоятельство: Родес писал, что царские гости приобретают в Персии шелк-сырец «gegen Lacken, Kupfer, Zobeln und Geld erhandeln lassen» (по изданию Эверса S. 242; по нашему изданию с. 150), а Кильбургер (ч. II, гл. II, о персидской торговле, пункт I) передает это место в таких словах «...gegen Tuecher, Koepfe (ошибка: должно быть — Kupfer), Zobel und Gold erhandeln», т. е. слово Lacken Кильбургер заменяет словом Tuecher, значит, эти слова — однозначущие, и Lacken = сукно.
V. Но важнее всего установить, как понимали слова Laken сами русские.
Обратимся к автору торговой книги около конца XVI или начала XVII в. в., который писал о сукнах (глава 14, 16, 28, 29):
«Настрафиль... цена по сукну и по цвету и по мере, а настрафиль по-немецки ангельс лакен...»
«Рословское двоепечатное зовут по-немецки гярло схелакенен...»
«Лимбарские сукна, по-немецки шгеньдень схелакенен...»
«Английская меньшая, по-немецки мынстер лакенен...»
Отсюда видим, что то, что иностранцы называли Laken, русские называли сукном.
Но это свидетельство автора, жившего более полвека до Кильбургера, могло бы казаться недостаточным, а поэтому обратимся в почти одновременным данным с Кильбургером, а именно к голландскому тексту посольства Кленка. Этот текст для нас тем более интересен, что голландцы привозили в Россию большое количество своего сукна. В 1676 г. Кленк привез с собой в подарок царю много голландских материй. Койэт, описавший это посольство, поместил в своей книге список этих подарков, а мы к тому же имеем перечень этих же подарков, сделанный русскими, когда они их принимали. Койэт перечисляет большое количество разного цвета Laken, напр.: Een Portiese wit Laken... Een Portiese Carmoziyn — root Laken и т. п., а в русской голландской книге они все отмечены, как «сукна», всего 20 портищ цветного сукна (но «Tien Portieses gout en zilver Laken» передано так: — «10 портищ золотых и серебряных алтабасов»). (Койэт, «Посольство... Кленка», с.с. 106-107, 394-397, прим. 23).
Итак, здесь Laken несомненно означает сукно.
Вышеприведенные доводы кажутся нам достаточными, чтобы считать слова Laken не за «холст» или «полотно», а за «сукно» или, по крайней мере, за «материю» плотную, а не легкую. Поэтому везде в нашем переводе Laken передано через слово «сукно». Впрочем лица, несогласные с этим, легко могут восстановить желаемое им значение Laken, так как везде в таких случаях сделаны сноски на это примечание.
Таким образом, «ватман» — русское сукно (а не холст или полотно). К тому же само название — Wattman показывает, что мы имеем тут дело не с легкой материей, холстом, а толстой, плотной, В словаре Даля нет, однако, такого слова, а только близкое по созвучию к нему: «Ватола, ватула (вотола, вотула) ж. вор. ряз. тмб. самая толстая и грубая крестьянская ткань. Основа из самой толстой пряжи, уток из легкоскрученных охлопков, толщиною в гусиное перо; ряднина, дерюга, воспище, торпище, веретье, но грубее и толще; идет на покрышку возов, на подстилку и одеяла».
Кильбургер, без сомнения, взял слово Wattman у Родеса, а Родес откуда? Наверно, это слово тогда было и в Прибалтийском крае. Из энцикл. слов. Брокгауза узнаем, что: «Ватмал или вадмал (у эстов) — грубая шерстяная ткань, употребляемая на одежду в Лифляндии, Швеции, Дании и Сев. Германии и сохранившаяся потом в Эстляндской губ. Тут она бывает почти всегда черного цвета, за что латыши и прозвали эстов чернокафтанниками».
Можно думать, что словом «ватман» Родес и Кильбургер обозначали то сукно, которое мы называем сермяжным, однорядочным; эти простые сукна делались русскими крестьянами для себя и для продажи на сельских торгах. В архивных документах часто встречаются указания, что во II половине XVII в. их возили даже в далекую Сибирь. Сермяжные сукна были белые и серые и также окрашивались крестьянами в разные цвета.
Было бы странно, если бы Кильбургер, перечисляя разнообразные товары туземного производства, упоминая даже о незначительных русских товарах, не упомянул о русском (сермяжном) сукне. Раз он говорит о полотне (или холсте; холстом, собственно, называется тоже полотно, но только целый кусок полотна, который бывал длиной в 10, 12 аршин и пр.) и также о войлоке, то естественно было бы ждать от него известий и о русском сукне, и вот он дает их, как мы думаем, под названием «ватман».
Языков переводит слово Laken — холст, откуда у него и следует, что «ватман» есть русский холст. Костомаров, пользуясь переводом Языкова, только повторяет за ним, говоря, что был холст, называемый «ватман», шедший заграницу («Оч. торг. моск. госуд.,» II изд., с. 252).
Очевидно, указание Кильбургера, что аршин Leinwand стоил и 2 коп. и 6 коп., ясно показывает, что это полотно было высокого сорта и низкого, то есть низкий сорт полотна был грубым и тем, что у нас часто называют холстом, определяя этим худшие сорта полотна.
35. Unschlitt. Это слово означает топленое сало. Что тут говорится о топленом сале, видно и из текста, где сказано, что сало смешивают с водой и испорченными веществами и из него делают свечи; тут же говорится, что бык дает сало, т. е. здесь Кильбургер пишет именно о говяжьем сале.
У Родеса на соответствующем месте стоит не слово Unschlitt., а Talch. В одном из своих донесений, хранящихся в Стокгольмском Королевском Архиве, Родес различает Talch топленый и Talch нетопленый, но в данном месте он не определяет, о каком он говорит Talch. Кильбургер же в конце I ч., I гл., в прейскур., написал: «Unschlitt oder Talch», т. е. придает обоим словам однородное значение: топленое говяжье сало.
36. «Gesalzen Leder, Bueffelshaeute und Bockfelle».
37. Flaschenfutter.
38. Hausblase. Теперь говорят Hausenblase, т. e. белужий (или рыбий) клей (Hausen, m., = белуга, Blase, f., = пузырь).
39. «Губным клеем» — Mundleim.
40. У Бишинга опечатка в цифре: «Siehe oben № 3».
41. У Бишинга ошибочно имя отделено запятой от фамилии: «Werner, Mueller».
42. «... hat auch seithero und nun zwei Jahre nach einander vier Schiffe in Archangel damit gelastet».
43. Heide.
44. Значение этого слова на русском языке не подыскано.
45. Droege. По-голландски «droge» — сушеный.
46. Speck. Это слово по-русски означает «сало», обыкновенно, свиное, и отсюда в русском языке употребляется слово «шпик», «шпек», «нашпиговать». Кроме того, по русско-немецкому словарю Павловского (Рига., изд. 1900 г.) — «солонина s. f. 1, das Salz-, Poekelfleisch; 2, (Westrussl.) der Speck». Но, кажется, вернее было бы передавать в данном русском переводе слово Speck понятием — «свинина». В виду важности установления действительного значения Speck, как оно понималось Кильбургером, нужно подробнее остановиться на этом вопросе.
Приведем все те места из текста Бишинга, где упоминается Speck.
I. В I ч., в конце I гл. помещена роспись нарвских вывозных товаров за 1673 г., и в ней находим:
«43 Tonnen gesalzen Fleisch.
38 Schiffpfimd geraeuchert Fleisch.
73. Seiten Speck».
II. В I ч., II гл., пункт III озаглавлен: «Speck und Fleisch». Далее говорится, что русский скот посредственной величины, но в России уже заботятся о разведении крупного голландского, и недавно в Архангельске был заколот бык, «welcher hackenrein 36 Pud soll gewogen haben. Im Moscowischen und andern Gebieten wird kein Speck geraeuchert, sondern nur in der Luft und Sonne getrocknet. Im Winter wird in Moscau ein ganzes Schwein hackenrein vor 1 bis 1 und ein halb Rubel, auch wohl etwas darueber und darunter, nachdem es gross ist, verkaufet, anitzo hat das Pud frisch 24 Copecken, und getrocknet 40 Copeken gekostet...»
III. В конце этой же главы в прейскуранте сказано: «Speck und Fleisch getrocknet 40 Copecken, pro Pud».
IV. В IV ч., XIII гл. Кильбургер писал:
«1 Pud Ochsenfleisch 28 Copecken.
1 Pud frischer Speck 24 Copecken.
1 Schaaf 30 bis 36 Copecken; aber diesseit Novogorod am Luga-Strom 12 bis 14 Copecken.
1 Spanferkel 5 bis 6 Copecken.
………………………………..
1 Pud getrockneter Speck 40 Copecken».
Если в I выдержк мы поставим, вместо Speck, значение «сало», то нельзя будет перевести и понять — Seiten Speck. С другой стороны значение «солонина» тоже не подойдет, так как всего двумя строчками выше ясно сказано — «43 тонны солонины» (gesalzen Fleisch), и, значит, под Speck Кильбургер подразумевает что-то другое, отличающееся от соленого мяса, почему и ставит отдельно эти два понятия, а не соединяет их вместе, как однородные. Если же мы подставим третье значение — «свинина», то текст станет ясен. Дело в том, что Seite значит — «сторона», «бок», и, таким образом, может обозначать и русское «полоть», которое означает половину животного, разрезанного по хребту от хвоста до головы, т. е. одну его «сторону». Отсюда следует, что было вывезено: «73 полти свинины». Кроме того, заметим, что если бы Speck тут означало «сало» или «солонину», то их необходимо было бы везти в тоннах, т. е. в бочках в переводе на русский язык, а тут просто сказано: «73 Seiten Speck»; полтевую же свинину можно было везти прямо поштучно. Торговая книга (Временник, VIII, с. 6) сообщает: «Мясо свиное полтевое солено не в бочках без разсолу, а кое по-русски некопчено солят, немцам де то ся непригожает». Итак, из Нарвы было вывезено: 43 бочки солонины, 38 шиф. копченого мяса и 73 полти свинины. [По нем.-рус. словарю Павловского (Рига, 1902 г.): «Speckseite, f. (–, –n) полость вотчины»].
Bo II выдержке «Speck und Fleisch» следовало бы в переводе передать словами: «свинина и мясо», причем мясо подразумевается говяжье. Действительно, в этой части Кульбургер и рассказывает о говядине (о скоте, быке) и о свиньях. При этом он говорит, что русские не коптят Speck, но только вялят на воздухе и солнце. Далее Кильбургер совершенно ясно указывает, что целая (очищенная) «свинья» стоила около 1 – 1 ½ р., пуд свежей — 24 копейки, а пуд вяленой 40 коп. В IV ч., гл. XIII Кильбургер приводит те же самые цены (выдержка IV), однако не говорит Schwein или Schweinfleisch, а Speck, т. е. эти слова он считает одозначущими, и, значит, Speck = свинина. Таким образом, мы узнаем, что пуд говядины стоит 28 коп., свинины свежей — 24 коп., овцы 30-36 и 12-14 коп., поросенок — 5-6 коп., а пуд вяленой свинины — 40 коп. Если бы Speck означало сало, то вышло бы, что Кильбургер сообщает сколько стоит только говядина, а о свинине умалчивает, говоря, вместо этого, о сале, чего не могло быть. Недаром же Кильбургер тотчас после цены говядины ставит frischer Speck, т. е. свежую свинину, как и следовало ожидать. Кроме того, если бы тут Speck означало «сало» (свиное), то Кильбургер этим противоречил бы себе, так как раньше (в I ч., гл. II, п. III) он ясно говорил, что такая цена стоит на свиное мясо. На это может быть возражение, что у Кильбургера в ч. I. гл, II, п. III могла быть обмолвка или что под «ein ganzes Schwein hackenrein» нужно считать свинью очищенную от мяса, т. е. свиное сало со всей свиньи, и, таким образом, выходит, что сало со всей свиньи стоит 1 – 1 ½ р., и что цены 24 коп. и 40 коп. относятся к салу, но в действительности такое возражение неприемлемо уже потому, что, принимая 24 к. за ценность свежего сала, мы должны прийти к заключению, что одна свинья имела сала 4–6 пудов, откуда, считая вес сала–«шпика» равным 27,6% веса всей свиной туши (это процентное отношение найдено при опытах в Ельце над русскими свиньями, имевших в среднем живой вес 12 п. 21 ф. «Справочная книга русского хозяина». Ф. А. Баталин. Изд. Девриена, 1892 г., с.с. 345-346), получаем, что вся свинья весила более 14-21 пуда, что является невозможным, так как вообще русский скот был мелок, именно «посредственной величины», как сам выражается несколькими строками выше Кильбургер. Если же мы будем считать, что Speck, как вытекает из текста, означает свинину, то получим, что вся свинья весила 4-6 пудов, и, конечно, могла быть и легче и тяжелее, «смотря, как она велика», по выражению самого Кильбургера. Такой вес для русской крестьянской свиньи (XVII в.) не представляет ничего странного. К изложенным соображениям следует еще прибавить, что «Schwein hackenrein» ни в коем случае нельзя понять, как свиное сало, очищенное от мяса и костей, уже по одному тому, что несколько выше сказано о заколке в Архангельске быка, который «hackenrein», т. е. очищенным, весил 36 пудов. Тут уже не может быть сомнения, что речь идет не о сале, а просто о туше, так как убойный скот дает сала всего от 1,5 до 12,2% своего живого веса. Интересно отметить, что по опытам, сделанным в конце XIX в. на скотопригонном дворе в Петербурге, оказалось, что порода скота «холмогорка» имела живого веса 36 п. 10 ф. (причем мяса было 20 п., а сала всего 2 п. 26 ф., остальное же весило — голова, кожа, внутренности и пр.) («Справочн. кн. рус. сельск. хоз.», с. 339.), т. е. почти столько, сколько указано Кильбургером — 36 п., причем он даже говорит не о живом весе, а о туше.
Итак, Кильбургер, говоря об очищенной свинье не говорит об ее сале, а именно о свинине, т. е. тут нельзя видеть никакой описки или ошибки.
Можно также отметить, что Родес пишет, а вслед за ним и Кильбургер, о вывозе сала (Talich, Talg — у Родеса, а у Кильбургера — Unschlitt) в размере свыше 115 тыс. пудов, по 1,1 р. за пуд, и также указывает, что Speck вывозили 5.500 пудов по 0,6 р. за пуд. Нужно думать, что в первом случае речь у Родеса (а вслед за ним и у Кульбургера) идет о сале топленном и говяжьем, а во втором случае — о свинине.
Вышеприведенные доводы кажутся довольно убедительными, чтобы думать, что Speck у Кильбургера (и Родеса) означает не сало свиное в узком смысле, а вообще свинину, как она есть, т. е. вместе с салом, мясом и костями.
Но, несмотря на все это, мы не переводили «Speck» — «свинина», а словом, происшедшим от него, «шпик», предоставляя читателю понимать под этим словом, что ему кажется более вероятным (в настоящее же время «шпик» употребляется в сельских книгах для обозначения наружного свиного сала).
47. «...von mittelmaessiger Groesse». См. ч. I. гл. I, п. IV.
48. «Biella Ribba, oder Weissfisch». Вообще в русском переводе все немецкие пояснения русских названий нами опущены.
49. Strandkarpfen.
50. Eberschildt.
51. Mordwa.
52. Suessholz, т. е. сладкий дубец, или солодковый корень.
53. Хотя по изданию Бишинга: «in Cathaja und China», но это, очевидно, ошибка, потому что второе название должно служить пояснением первого; в главе же IV части II эти названия уже правильно приводятся: «in Cathaja oder China». Впрочем, по показанию сибирских казаков Тюменца и Петрова (1616 г.), они «у Алтына царя проведывали про Китайское и про иные государства... А за Китайским де государством Катайское государство». (Ф. И. Покровский, «Путешествие в Монголию и Китай сиб. казака Ив. Петлина в 1618 г.», П., 1914 г.) с.с. 24-25).
54. «Zur Praeservirung kann man des Kraeutleins ein halb Quentlein des Wassers, so viel man auf einmal trinken will, und des Zuckers nach Belieben nehmen». Знаки препинания поставлены, согласно тексту Бишинга.
55. «погребцов... подголовков» — «Flaschenfutter... Pulpete».
56. Stangeneisen.
57. «Двери и ставни» — Thurm-und Fensterplatten (к с. 116). Тут, очевидно, ошибка, и вместо Thurm должно быть «Thueren und Fensterplatten», как видим в ч. IV, гл. V, п. IV. Лучше было бы перевести: «дверные (или башенные: Thurm) и оконные доски (Platten)».
58. Platten. Русские обыкновенно говорили не «железный лист», а «железная доска», «дощатое железо», «медные доски».
59. «Gegossene Stuecke» (к с. 116). Stuecke (к с. 166).
60. «…von Moscau... in die Mosqua», т. е. тут начертание разное: гор. Москва — Moscau, а река Москва — Mosqua. В дальнейшем наблюдается то же самое, а потому, когда встречается Mosqua, то в переводе перед ним сделано пояснение в скобках курсивом «река». Е слову сказать, по-голландски тоже различное начертание: город — Mosko, а река — Mosqua (Койэт, «Посольство... Кленка», гл. XXXIIX, с.с. 215-216).
61. Johann von Schweden.
62. «Gut Narren-Kapppapier.» По-русски правильнее было бы сказать: «хорошая бумага с филигранью (водяным знаком), изображающей шутовской колпак». На бумаге бывали тогда разные водяные знаки и между прочим изображение колпака шута. Языков перевел это место — «хорошо оклеенная бумага».
63. «... im Niesischen», сокращенное, вместо «in Niesen-Nowgorodischen». Такие сокращения встречаются и в дальнейшем.
64. Это слово нужно вставить в перевод для ясности, потому что это вытекает из предыдущего текста, а также из архангельской росписи 1672 г. (ч. II, гл. I), где указано в числе других привезенных морем в Архангельск иностранных товаров «6 тонн воска».
65. «...auf dem Lande und an kleinen Plaetzen».
66. Mignot.
67. Julius Cojet.
68. Bank.
69. «...zu Wocksell».
70. Klaftern.
71. Flaschen. Русские в XVII в. обыкновенно говорили «скляница». Кильбургер еще употребляет термин — «Bouteillen», которое переводится в нашем переводе — «бутылки».
72. «...sie daselbst beschraubet worden».
73. Gruenspan (к c. 119, c. 124). Языков перевел — «ярь медянка». Кильбургер пишет иногда и Spangruen, а в немецком прейскуранте 1674 г., 30 мая, (ч. II, гл. I) — Spanischgruen (с. 144).
74. Lichtputzen. Щипцы для снимания нагара со свечей, главного тогда освещения домов.
75. «...und scheinet dennoch, dass diese Sachen dahin zu fuehren, die Fracht nicht allemal leiden will, weil die Auslaender zuweilen dergleichen ueber See nach Archangel bringen». У Языкова это место передано так: «но кажется, что перевоз сих вещей не убыточен, потому что иностранцы иногда...»
ИОГАНН ФИЛИПП КИЛЬБУРГЕР
КРАТКОЕ ИЗВЕСТИЕ О РУССКОЙ ТОРГОВЛЕ,
КАК ОНА ПРОИЗВОДИЛАСЬ В 1674 Г.
ВЫВОЗНЫМИ И ПРИВОЗНЫМИ ТОВАРАМИ ПО ВСЕЙ РОССИИ.
СОЧИНЕНО ИОГАННОМ ФИЛИППОМ
КИЛЬБУРГЕРОМ
KURZER NACHRICHT VON DEM RUSSISCHEN HANDEL; WIE SELBIGER
MIT AUS- UND EINGEHENDEN WAAREN 1674 DURCH GANZ RUSSLAND GETRIEBEN WORDEN; AUFGESETZT VON
JOHANN PHILIPP KILBURGER
СОЧИНЕНИЕ КИЛЬБУРГЕРА О РУССКОЙ ТОРГОВЛЕ В ЦАРСТВОВАНИЕ АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА
Июнь 1915 г.
Ho в искушеньях долгой кары,
Перетерпев судеб удары,
Окрепла Русь. Так тяжкий млат,
Дробя стекло, кует булат.
A. С. Пушкин.
Исследование о Кильбургере и его сочинении о русской торговле третьей четверти XVII века 1
Вскоре после Кардисского мира 1661 г. опять возникли недоразумения между
Россией и Швецией. Швеция жаловалась, что пленники не возвращаются
Россией, согласно мирным постановлениям, что граница не исправлена, как
желали шведы, и царь возвысил пошлину на ввозные товары и вообще
препятствует иностранной торговле.Перетерпев судеб удары,
Окрепла Русь. Так тяжкий млат,
Дробя стекло, кует булат.
A. С. Пушкин.
С целью окончательного улажения всех этих вопросов и главным образом с намерением заключить тесный мир с Россией против врагов, шведское правительство решило послать в Москву блестящее посольство. Адольф Эбершильд, который был с 1667 г. резидентом Швеции в Москве, но в 1669 г. по настоянию русских должен был ее покинуть, теперь, в начале 1673 г., прибыл в русскую столицу, как посланник (о нем упоминает Кильбургер в I ч., II гл., V п.: Envoye Eberschildt), с извещением о прибытии этого великого посольства. Эбершильд подал в приказ записку, помеченную 4 февралем 1673 г., в которой между прочим указывалось, что Россия, заключив тесный союз со Швецией, избавила бы себя от внешних и внутренних осложнений, а перенеся архангельскую торговлю на Балтийское море, извлекла бы большую пользу из торговли с Западом, и иностранцы могли бы, вместо одной поездки в Архангельск, совершать ежегодно три поездки в одну из балтийских гаваней (о чем говорил еще в 1653 г. [2] Родес). Эбершильд остался в Москве до прибытия посольства 2). Между тем великое шведское посольство, во главе которого был поставлен государственный советник граф Густав Оксеншерн, получило в конце июня 1673 г. королевскую инструкцию. Однако оно отплыло из Стокгольма только 21 августа 1673 г., но, задержанное противными ветрами, прибыло в Ровель лишь 14 сентября. Здесь к Оксеншерну присоединились остальные члены посольства: эстляндский ландрат барон Ганс Генрих Тизенгаузен, лифляндский ландрат Гатгард Иоанн Будберг и асессор коммерц-коллегии Лилиенгоф, который должен был советами содействовать посольству в вопросе о развитии торговли и домогаться особым договором склонить русских направлять свои товары к Балтийскому морю, а не к Архангельску. Только 15 ноября 1673 г. посольство выехало из Нарвы, достигло русской границы 18 ноября, 27 — было в Новгороде, откуда выехало 2 декабря. 31 декабря 1673 г. был въезд послов в Москву 3. Они были весьма торжественно встречены, и в честь их был устроен военный парад. 2 января 1674 г. должна была состояться аудиенция, но русские потребовали, чтобы шведы вошли в государевы покои без шапок, на что те не согласились и решили послать гонцом к своему королю Карлу XI переводчика Эосандера, чтобы сам король разрешил возникшее [3] затруднение. Русские были сильно раздражены поведением посольства, и дом его был окружен стражей. Шведский гонец уехал из Москвы 15 января, а возвратился лишь 19 марта с известием, что король дозволил явиться к царю с обнаженной головой. Тогда, 30 марта, состоялась без всякой торжественности так долго жданная аудиенция 4. Таким образом, почти три месяца посольство было обречено на бездействие.
Переговоры, однако, были безуспешны. С русской стороны их вели князья Юрий Алексеевич Долгорукий, его сын Михаил и окольничий Артемон Сергеевич Матвеев. По словам датского резидента, русский канцлер даже пригрозил послам тюрьмой, если они будут снова упорствовать, а самому датскому резиденту заявил, что «фантазию шведов он скоро рассеет», что о поддержке русскими шведского кандидата в Польше не может быть и речи, и царь будет отстаивать датскую кандидатуру. В общем никаких существенных постановлений не было сделано: шведские послы не имели полномочий установить детальных условий союза, а русские иначе не хотели договариваться; русские не соглашались допустить свободной торговли шведов в России, указывая, что и их торговцам запрещены непосредственные сношения с иностранцами в Риге; шведам было разрешено вести торговлю с русскими (а не с иностранцами) в Новгороде, Пскове и Москве; относительно уменьшения пошлин и сравнения их со шведскими, русские ничего не хотели слышать. Ю. Долгорукий вообще говорил, что не стоит даже говорить о торговле, потому что торговые сношения России со Швецией ничтожны и незначительны, но другое дело Англия или Голландия. Матвеев [4] же, которого шведы первоначально считали за друга Швеции и были довольны, что он заменил в Посольском приказе враждебного Швеции Нащокина, в действительности же оказался, по словам послов, вреднейшим человеком для Швеции, и, подобно Долгорукому, считал Россию величайшим государством, с которым не могла сравниться Швеция. К тому же при переговорах много вредили погрешности в переводах, так что обе стороны не могли доискаться в них смысла 5.
23 июня 1674 г. шведское посольство выехало из Москвы, ничего не добившись и напрасно пробыв в Москве более 5 ½ месяцев 6. [5]
Однако, если это посольство не достигло никаких политических результатов, в научном отношении оно дало очень многое. [6]
Во-первых, молодой талантливый инженер капитан Эрих Пальмквист, посланный е посольством в качестве тайного военного агента, через год по возвращении в Швецию, [7] представил королю свой труд: «Несколько замечаний о России, ее дорогах, укреплениях, крепостях и границах во время последнего королевского посольства к московскому царю, собранных [8] Эрихом Пальмквистом». Этот труд представляет собою большой альбом с соответствующим текстом; по своему [9] художественному исполнению он стоит гораздо выше альбома Мейерберга 7.
Во-вторых, другим интересным и важным результатом этого посольства нужно считать появление трактата Иоганна Филиппа Кильбургера, почти всесторонне обхватывающего вопрос о состоянии русской торговли того времени.
Если мы прибавим к этим двум сочинениям донесение Родеса о русской торговле в начале 1650-х годов и книгу Котошихина, написанную в 1660-х годах и раскрывающую перед глазами шведского правительства политическое и финансовое устройство русского государства, то станет ясным, что Швеция имела в руках все данные и великолепный материал, чтобы в совершенстве познать свою могущественную соседку и хорошо изучить ее политическое и экономическое состояние. Вполне справедливо можно сказать, что шведы тогда могли лучше знать о русских, чем сами русские о себе. Но при этом является вопрос о степени распространения среди шведов этих сочинений о России.
Всеподданнейшее донесение Родеса о русской торговле было послано им шведской королеве в 1658 году. Оно теперь хранится в Стокгольмском Архиве. В нем заключаются размышления как о русской торговле, так и о средствах привлечения ее из Архангельска на Балтийское море, т. е. тут разбирается тот самый вопрос, о котором было поручено хлопотать в Москве Лилиенгофу во время вышеупомянутого шведского посольства. Сочинение Родеса было известно не одной только королеве, но его читали и другие; по крайней мере о нем знал Кильбургер; с другой же стороны, в рижском архиве [10] находится рукописная, но не точная, копия с сочинения Родоса. О существовании других экземпляров рукописи Родеса — неизвестно.
Сочинение Котошихина было распространено в рукописях на шведском языке, которые и теперь находятся во многих шведских библиотеках; таким образом, Котошихина читали в Швеции.
Что же касается альбома Пальмквиста, то приходится признать, что он был мало кому известен и, очевидно, хранился только в одном экземпляре в Стокгольмском Королевском Архиве, где был открыт около 1880 г. Но несомненен тот факт, что шведское правительство знало о нем и могло им пользоваться.
О Кильбургере же даже нельзя сказать, было ли его сочинение известно королю, или же было ли ему представлено, подобно альбому Пальмквиста. Впрочем, если шведское правительство не имело в своем распоряжении сочинения Кильбургера, оно могло с успехом воспользоваться донесением Родеса, которое к тому времени еще не потеряло своего значения. Говоря о степени распространения сочинений Кильбургера, нужно ограничиться указанием на существование двух рукописных его экземпляров: один хранится в Вольфенбиттельской Герцогской библиотеке и отличается полнотой содержания, а другой был на руках нашего историографа Миллера, но он подарил его Бишингу, который и напечатал его в своем «Magazin fuer neue Historie und Geographie», Th. III; из этого напечатанного текста видно, что рукопись Миллера была неполной и имела некоторые отличия от вольфенбиттельской; отсюда можно вывести заключение, что были рукописи не одинаковые, что могло произойти от частого переписывания, и, таким образом, можно думать, конечно, вполне не настаивая на этом, что экземпляров рукописей Кильбургера было не два, а больше, т. е. его сочинение читалось современниками.
Кто такой был Кильбургер, об этом до сих пор почти ничего не было известно. Аделунг в своей книге о древнейших путешествиях иностранцев по России говорит только, что Кильбургер был родом швед 8, находился вместе со [11] шведским посольством в Москве, а потом написал в Стокгольме сочинение о русской торговле. Адслунг взял свои данные от Бишинга, который поместил предисловие в изданному им сочинению Кильбургера. В этом кратком предисловии Бишинг говорит о значении этого труда для познания экономического состояния России, о том, что Кильбургер был швед, был, очевидно, со шведским посольством в Москве и потом составил в Стокгольме описание русской торговли, «как можно видеть из ч. III, гл. I и VII и ч. IV, гл. IX»; что автор был в Москве, Бишинг узнал, как увидим ниже, из введения самого Кильбургера.
Таким образом, все те скудные сведения, которые до сих пор были известны о Кильбургере, почерпывались из его же собственного сочинения. Других известий о нем, несмотря на наши долгие и настойчивые разыскания, мы не нашли среди исторической литературы, но, при архивных поисках, нам удалось найти отчасти в Московском Архиве Иностранных Дел, а главным образом в Стокгольмском Королевском Архиве, благодаря крайней любезности его первого архивариуса Теодора Вестрина, за что приносим ему свою искреннюю благодарность, новые данные о Кильбургере, которые вполне разъясняют вопрос о таинственном авторе описания русской торговли.
В качестве кого был Кильбургер в посольстве, из его собственного сочинения не видно. В этом отношении у нас есть только одно свидетельство Кильбургера, а именно он в конце своего предисловия оговаривается, что дает разные сведения о России, «насколько мне это позволяет непродолжительность времени, которое я был в Москве, как и мое занятие (Profession), которое далеко от торговли». Эта фраза очень характерна, и, опираясь на нее, можно прийти к выводам, что автор не был послан с торговой целью, и его профессия была далеко от торговли, а отсюда следует, что появление его сочинения нельзя считать преднамеренным, а случайным, может быть, простым любительским трудом. Действительно, в Московском Архиве Иностранных Дел мы нашли несколько списков членов посольства (см. наши приложения), которые подтверждают, что Кильбургер не был специалистом по торговой части. Так, в «росписи его Кор. В-ства свейского персоном великим и полномочным послом, присланным к его ц. в-ству и которым [12] быть у его ц. в-ства высокой руки» в начале поставлены имена 3 послов (Оксеншерна, Тизенгаузена и Будберха), потом — «думного в торговле» Лилиенгофа, посольского маршалка, «вольных господ», посольского секретаря, доктора, капитана Пальмквиста и др., и тут, в числе королевских дворян, на самом последнем месте, находим имя — «Ефим Филип Килбергер» после него упоминаются 2 переводчика (при чем первым — С. Эосандер), пастор, 2 подьячих, «квайтемистр» и др. Всего в посольстве, считая с послами, было 44 человека 9. В другой росписи, составленной при отпуске послов («имена королевским дворяном, которые были ц-ого в-ства у руки на отпуске»), имя — «Ефим Кильбергер» стоит тоже в конце списка королевских дворян, а после него следуют имена переводчиков, «писарей» и др. 10. Таким образом, Кильбургер был королевским дворянином, причем занимал самое последнее место среди них 11; это, впрочем, станет понятно, если мы скажем, что он тогда был очень молодым человеком, как это увидим впоследствии. Капитан же Пальмквист числился выше его на 10 мест и даже «отдавал королевские и королевины дары» 12. Нам, значит, хорошо известно, что Кильбургер входил в состав свиты послов в качестве наименее заслуженного королевского дворянина. Он, как и Пальмквист, присутствовал 30 марта на приеме посольства в Грановитой палате, затем 2 апреля — в Столовой палате, когда было положено начало переговорам, и, наконец, 19 июня — на отпуске; в числе остальных членов посольской свиты он во все эти разы бывал «у его ц-го в-ства высокой руки». Но при переговорах (всего было 10 «ответов»), хотя послы всегда приходили в Ответную палату со своей свитой, при самом открытии заседания всякий [13] раз всех «королевских дворян и чиновных людей высылали вон», так что в палате оставались только одни послы. Поэтому Кильбургер не мог лично присутствовать при переговорах и следить за их постепенным развитием, но нам кажется, что это было для него весьма выгодно, потому что он имел много свободного времени, которым мог распоряжаться по своему усмотрению.
Невзирая на то, что он был «королевским дворянином», и, таким образом, род его занятий в самом деле был далек от торговли, как он сам заявляет в предисловии к своему сочинению, он очень заинтересовался торгово-промышленною жизнью такого большого государства, как Россия, и основательно с нею ознакомился во время своей бытности в Москве. Хотя уже из русских архивных материалов нам известно, как долго был Кильбургер в этом городе, однако из его же сочинения также можно это определить, а именно в III ч., VI гл. он пишет, что рейхсталеры тогда ходили (anitzo gingen) в Москве (в 1674 г.) в течение 4 месяцев за 56-57 копеек, а дукаты с 1 января по 1 мая этого же 1674 г. поднялись с 115 до 120 коп., 17 мая — 122 коп., а 123 коп. достигли 1 «июля» (Julii; но не описка ли это, вместо «июня», так как ведь посольство выехало из Москвы 23 июня). Итак, Кильбургер прожил в Москве более 5 ½ месяцев, но и это время показалось ему недостаточным, чтобы вполне познать экономическое состояние России, и он поэтому называет срок своего пребывания в ней — «коротким».
Вот только что можно сказать о Кильбургере во время шведского посольства. После же 1674 года мы стоим на еще более твердых архивных данных, которые находим в Стокгольмском Королевском Архиве.
В этом архиве сохранилось лишь одно письмо, писанное рукой Кильбургера. Оно на четырех языках: немецком, шведском, французском и латинском, не датировано 13 и обращено к государственному канцлеру Магнусу Де ля Гарди. В этом письме Кильбургер просит предоставить ему должность, при чем пишет: «lebe der ungezweiffelten Hoffnung E. Erl. Hoch. graeffl. Excell. werde [14] gnaedigst gelieben mir die am Hoffe anitzo ersetzliche Stelle vor einem andern in Gnaden widerfahren zu lassen, wofuer lebeslang verharre». Ha свою подданнейшую просьбу он получил 22 июля 1675 г. назначение на открывшуюся должность нотариуса «durch unser gantzes Reich und alle darunter liegende Provincien» 14, т. e. он стал общественным нотариусом (Notarius publicus), и в том же году был определен на шведскую государственную службу. Но 23 октября 1675 г. президент королевской коммерц-коллегии барон Кнут Курк решил, что Кильбургер должен заместить умершего протонотария, или секретаря, при торговой коллегии (Handels-kollegium) в Риге 15 Иоганна Фроста 16 и 29 того же месяца коммерц-коллегия рекомендовала Кильбургера королю для получения им этой должности, мотивируя свой выбор в следующих выражениях: «weil er nicht nur gute Studien gemacht, sondern auch waehrend seiner Aufenthalt in Russland bei der letzten Legation solche Kenntnisse von dem Russischen Handel sich verschafft hat, die fuer ein solches Amt nicht gering von Noeten sind» 17. 23 следующего месяца, декабря, Кильбургер получил королевским письмом назначение на должность секретаря 18. Но он пробыл в Риге только короткое время. Уже в 1678 г. он был опять в Стокгольме в качестве Notarius publicus regius, как можно видеть по сделанной им скрепе. С этого времени он жил в Стокгольме до самой смерти, которая постигла его 1 июля 1721 г. День его смерти и его семейные отношения становятся известными из описи его имущества, которая была совершена 31 августа 1722 г. и еще теперь хранится в опеке в Стокгольме. Его жена — Euphrosina Maria Beloch умерла в 1714 г. и имела с ним семеро детей: 1) Katarina Beata, ко времени описи имущества ей было 40 лет; 2) Anna Elisabeth, замужем за знаменосцем — Petter Hoflander; 3) Sofia Juliana, замужем за [15] лейтенантом — Ditlev Christian Ruede; 4) Maria Margalena, 34 лет; 5) Karl Henrik; 6) Euphrosina Barbara, замужем за знаменосцем — Johann Henrik Kalling и 7) Kristina Margareta, замужем за Karl Gustaf Guetinger.
Коммерц-секретарь Кильбургер (так он титулируется в описи) жил в Стокгольме в Старом городе [Alstadt («Staden»)], где владел двумя каменными домами — один был оценен в 18,000 талеров, а другой в 9,000 талеров серебряной монетой. Имущество, оставленное им, достигало до 31,870 талеров серебряной монетой.
Его сын Karl Henrik был Notarius publicus и умер 3 марта 1735 года (Totenbuch der Nikolai-Gemeinde).
Обратимся теперь к самому сочинению Кильбургера.
Время, когда оно было написано, неизвестно. В статье об икре (ч. I, гл. I, пункт I) автор говорит об ее цене «в феврале этого года» в Москве; дата года не сказана, но, несомненно, 1674 г., потому что откуда бы Кильбургер знал цену, как не из своей поездки в Москву. Значит, он эти строки написал в 1674 г. Там же автор пишет (п. II), что ловля семги в Коле «принадлежала лежащему на Белом море и теперь (nun) несколько лет блокируемому Соловецкому монастырю». Соловки же взбунтовались, как известно, в 1668 г., а были взяты приступом в 1676 г. Отсюда следует, что об этом автор писал до 1676 г. В главе о железных рудниках (ч. ГV, гл. V) находим такие фразы: Петр Марселис «в этом году заплатил своему родственнику... 20.000 рублей», «Привилегии (Марселиса) окончились теперь в этом году...» Тут под словом «в этом году» Кильбургер, без сомнения, подразумевает 1674 г., потому что только в свою бытность в Москве он мог почерпнуть об этом такие сведения. Раз же он говорит «в этом году», то, значит, он писал эту главу в том же 1674 году. Можно еще обратить внимание на такие фразы, как: «бумага стоит теперь (itzo) в месяце мае в лавках» столько-то (ч. I, гл. III, п. I), свинина зимой стоила столько-то, а «теперь (anitzo) пуд свежей — 24 коп.» (ч. I, гл. II, п. III). Все это указывает, что автор писал эти строки в 1674 г., так как все собранные им цены относятся именно к этому году. Если же мы, наконец, возьмем вольфенбиттельскую рукопись (Blatt 98 a), то [16] в главе о медных рудниках (ч. IV, гл. IV) найдем полное подтверждение нашего мнения в словах, что рудники были отданы Марселису «in diessem 1674-ten jahre». Итак, можно уверенно сказать, что Кильбургер писал в 1674 г., и в 1675 г. его сочинение было уже написано. Обратим еще внимание на то обстоятельство, что в октябре 1675 г. коммерц-коллегия рекомендовала королю Кильбургера, как трудолюбивого человека и во время последнего путешествия приобретшего в русской торговле такие познания, которые могли принести немалую пользу в Риге; очевидно, Кильбургер за такое небольшое время не мог проявить на деле своих познаний и доказать службой свое трудолюбие, но, вероятно, он написал свое сочинение, на которое потратил много труда, показал его власть имеющим лицам в коммерц-коллегии, как доказательство своих познаний в торговом деле, почему коммерц-коллегия так лестно аттестовала его королю 29 октября 1675 г. Если же Кильбургер написал бы свою работу позднее 1675 г., то пребывание его в должности секретаря при торговой рижской коллегии, несомненно, в сильной степени способствовало бы собиранию нужных материалов, при чем они касались бы более прибалтийской торговли и затрагивали не только прошлые годы, но и 1675, 1676, а это все должно было бы сказаться и в самом сочинении; между тем в нем нет ни малейшего намека или указания на события, цены или количества товаров после 1674 г.: все сведения кончаются 1674 г. включительно. Это еще лишний раз показывает, что, когда Кильбургер официально был назначен в декабре 1675 г. в Ригу, его сочинение было уже написано.
Место, где писал свой трактат Кильбургер, также неизвестно, но, вероятно, это было в Швеции, в частности — в Стокгольме. Это видно из многих выражений этого сочинения: так, говоря о русских монетах (ч. III, гл. I), он пишет: «точно, как здесь, в Швеции»; упоминая о доставке в Москву иностранных курантов (ч. III, гл. VII), он вставляет фразу: «как здесь, в Швеции»; также он сравнивает (ч. IV, гл. IX) Большой приказ «с камер-коллегией здесь, в Швеции».
Для кого предназначался этот трактат и с какой целью он был написан, нельзя положительно сказать. Если бы это была официальная работа, то автор хотя бы чем-нибудь обмолвился в пользу этого предположения, но ничего подобного мы [17] не находим ни в его предисловии ни в самом тексте; только в одном месте (ч. IV, гл. XVIII) Кильбургер мимоходом обронил ничего незначащую фразу, что «по похвальному приказанию шведской короны» в Лифляндии были отпечатаны на русском языке сочинения Лютера. Заметим, что официальный характер сочинения Родеса и альбома Пальмквиста вполне явствует из самого текста этих произведений; тоже следовало ожидать и от сочинения Кильбургера, если бы оно предназначалось для короля; с другой стороны, труды Родеса и Пальмквиста, как официальные, до сих пор хранятся в Королевском Архиве, а сочинения Кильбургера там нет. Ясно, что этот труд не официального характера, а лишь частного. Такое мнение подтверждается и содержанием предисловия Кильбургера, вполне подходящего для сочинения, предназначенного для публики, а не для представления королю. Для подтверждения этой мысли укажем, что автор ни одним словом не намекает, что имеет в виду короля или другое высокопоставленное лицо; наоборот, такие ссылки, как «смотри» (siehe) такого-то автора, или «смотри» (siehe) такую-то главу и т. д., показывают, что автор имел в виду обыкновенного читателя; в конце своего предисловия он, как бы обращаясь к будущим читателям, просто говорит: «Но, чтобы я не слишком зашел с этими предварительными замечаниями, позвольте мне прекратить их и приступить к самому сочинению». Однако большее значение имеет для доказательства частного характера сочинения краткое введение в IV части, где Кильбургер пишет, что он хочет тут сообщить о предметах, отчасти имеющих отношение к торговле, «отчасти же могущих некоторым образом удовлетворить любознательного и особенно того, кто, может быть, думает ехать» в Россию. Из этих слов, несомненно, видно, что автор имел в виду широкую публику, для которой и писал свое сочинение. Также нельзя не обратить внимания и на то обстоятельство, что книга Кильбургера, как не имеющая официального характера, лишена тех боевых нот, которыми полно официальное донесение Родеса и особенно официальный отчет Пальмквиста. Кильбургер же пишет спокойно, совсем не затрагивая вопроса о перемещении торговли из Архангельска; между тем, как выше мы видели, одной целью посольства был также вопрос о направлении русской торговли к балтийским гаваням посредством уменьшения [18] пошлин со стороны русских, для чего отчасти и был присоединен к послам Лилиенгоф; если бы Кильбургер писал для правительства, он должен был коснуться и этого вопроса, чего в самом деле не видим. Это еще раз доказывает, что сочинение Кильбургера было частного характера и предназначалось для торговой или любознательной путешествующей публики.
Прежде чем перейти к рассмотрению текста Кильбургера, скажем несколько слов о тех двух рукописях, благодаря которым мы познакомились с этим сочинением молодого шведа.
Выше уже упоминалось, что нам известны 2 рукописи. Бишинг с одной рукописи издал в 1769 г. текст Кильбургера в сборнике Magazin 19 и в своем предисловии к этому изданию говорит: «Господин проф. Фромман подарил рукопись господину коллежскому советнику Миллеру, а он подарил ее несколько лет тому назад мне» 20. Другая же рукопись теперь хранится в Вольфенбиттеле в Герцогской библиотеке под сигнатурой 262.10 Extrav 4° 21. Отожествлять эти рукописи, кажется, нельзя, потому что вторая рукопись полнее первой, а также в ней есть, хотя и неважные, различия в слоге по сравнению с текстом Бишинга; предполагать же, что Бишинг мог сам сократить текст и изменить слог рукописи, нет достаточных [19] оснований, а если бы это и было, то он, очевидно, оговорил бы это в своем предисловии.
Эти рукописи в следующем разнятся друг от друга.
У Бишинга сочинение озаглавлено так:
«Kurzer Unterricht von dem Russischen Handel, wie selbiger mit aus-und eingehenden Waaren 1674 durch ganz Russland getrieben worden; aufgesetzet von Johann Philipp Kilburger».
Вольфенбиттельская же рукопись озаглавлена иначе:
«Mercatura Rutenica oder Kurtzer Unterricht von dem Russichen Commercien. Wie nemlich selbige Anno 1674 mit aus-und eingehenden Wahren durch gantz Moscovien bey der damahls durch Ihro Hochgraeffl. Excellence den Hochgebohrnen Grafen und Hernn Hernn Gustaw Oxenstern, Grafen zu Korsholm und Vasa, Freyherrn zu Moerby, Herrn zu Caster und Aya etc. Ihro Koenigl. Maytt, in Schweden Rath undt Kriegs Rath etc. verrichteten grossen Legation zusammen getragen von Johan Philipp Kilburger.
* * *
Marquard de jure Mercator. et Commerc. Lib. II, cap. 7, № 19.Nulla regio vel magnitudine, vel fertilitate rerum ad vitam et victum pertinentium Moscoviam sive Russiam vincit».
Это заглавие интересно тем, что оно ясно указывает на участие Кильбургера в большом шведском посольстве в Москву. Бишинг же писал в своем предисловии к Кильбургеру: «Er soll mit einer schwedischen Gesandschaft zu Moskau gewesen seyn»; слово «soll» показывает, что Бишинг не имел в руках вольфенбиттельской рукописи, а то бы категорически написал, что Кильбургер был в Москве со шведским посольством.
Другое отличие рукописей в том, что у Бишинга V часть имеет только 2 главы: I) О водах и реках между Нарвой и Москвой, II) О реке Луге в Ингерманландии. Вольфенбиттельская же рукопись имеет, кроме этих глав, еще 2 главы, т. е. III и IV: III) Обозначение пути и миль от Стокгольма до Москвы, IV) Обозначение пути и расстояния от Москвы до Тобольска в Сибири и оттуда до Пекина в Китае. При этом в тексте IV главы путь указан до Тобольска, а дальше помещено сокращение из путешествия Байкова в 1654 г., из которого видно, как вышел Байков из Тобольска и какой дорогой он шел в Пекин. Эти дополнительные главы, находящиеся в [20] вольфенбиттельской рукописи, нельзя считать не принадлежащими Кильбургеру и приписывать их другому лицу, потому что, во-первых, вся эта рукопись писана одним почерком, ее оглавление соответствует дальнейшему изложению, а, во-вторых, самое главное, даже рукопись, находившаяся у Бишинга, в одном месте прямо указывает на эти главы; именно по тексту Бишинга в II части, IV главе «О китайской торговле» в начале сказано, что в 1654 г. русские послали свое первое посольство в Пекин, «wie unten im letzten Kapitel des V 22 Theils zu sehen»; но в издании Бишинга последняя глава (II) пятой части говорит всего только о реке Луге, и, таким образом неоконченность этого текста становится очевидной и без сравнения с вольфенбиттельской рукописью; в последней же вышеприведенное место из начала главы о китайской торговле написано иначе: «wie unten Part V, cap: ult zu sehen». Наконец, в третьих, доказательством того, что главы о пути от Москвы до Тобольска, а далее экстракт путешествия Байкова в Пекин принадлежат самому Кильбургеру, служит то обстоятельство, что в начале V части (по вольфенбиттельскому списку) помещено краткое оглавление ее, где Кильбургер пишет, что он хочет познакомить читателей «в последней главе с положением пути и расстоянием от Москвы до Тобольска в Сибирь, а оттуда до знаменитого китайского главного и престольного города Пекина, каковое путешествие взад и вперед ежегодно совершается купцами. Этим описанием я заключу свое сочинение». Последние слова особенно характерны и важны.
Таковы главные отличия вольфенбиттельской рукописи от рукописи, которую имел Бишинг.
Переходим к исследованию текста сочинения.
Сам Кильбургер в предисловии назвал его небольшим трактатом (Tractaetlein), и, действительно, это настоящий трактат с большим количеством материала, правильно разбитого и сгруппированного по соответствующим рубрикам. Группировку [21] нужно признать очень удовлетворительной для XVII века. Вся книга делится на 5 частей: 1) о русских товарах, 2) об иностранных, 3) о русской монете, весе, мерах, фрахте, пошлинах, иностранной монете, почте; 4) об Архангельске, гостях, рудниках, соболином промысле, суконной промышленности, гостиных дворах, царской казне, торговле в г. Москве, типографиях, колоколе, съестных припасах, винных и яблочных погребах, кабаках и ледниках, каменном строительстве, аптеках, кирках; 5) о водных путях сообщения между Нарвой и Москвой, о р. Луге в Ингерманландии, о дороге от Стокгольма до Москвы и, наконец, о дороге от Москвы до Тобольска и Пекина. Первая часть о русских туземных товарах имеет такое подразделение: 1) товары, которые русские продают иностранцам, 2) товары, которые русские сами употребляют для своих нужд и 3) товары, которые русские имеют в недостаточном количестве и должны покупать у других народов. Такое деление материала весьма удачное и делает честь молодому шведу третьей четверти XVII в. Вторая часть об иностранных товарах разбита на четыре главы: 1) европейская торговля, 2) персидская, 3) греческая и 4) китайская.
«Сочинение» Кильбургера (так он сам его называет) явилось результатом строго продуманного замысла. Он работал над ним усердно, тщательно распределил материал и потом подверг его просмотру. На это указывает как составление предисловия и оглавления к книге, так и такие фразы, которые ссылаются на последующее содержание, напр., в ч. I, гл. II, п. VII о железе сказано: «смотри III гл. этой части и V главу IV части»; в ч. II, гл. II о персидской торговле такая ссылка: «смотри IV часть, VIII главу», или же в вышеприведенном месте из ч. II, гл. IV о китайской торговле говорится: «как ниже, в последней главе V части видно» и т. д. Выдержанность и последовательность содержания книги Кильбургера особенно бросается в глаза по сравнению с донесением Родеса о торговле, где последний, несмотря на свои попытки систематизировать материал, вследствие неудачного распределения данных, должен был повторяться, почему и в донесении Родеса нельзя сразу разобраться. Кильбургер же, имея перед глазами это сочинение, избежал в своей работе подобного изложения. [22]
Он пишет на немецком языке 23, довольно ясно, хотя иногда, но редко, попадаются плохо построенные фразы, затемняющие их смысл. Укажем для примера на введение, где встречается несколько таких мест, на конец главы о медных рудниках и начало главы о железных рудниках, где говорится о местонахождении тульского рудника, и на X гл. IV ч., где в начале в длинной фразе говорится о московских лавках. Но в общем автор пишет понятно.
Настроение книги Кильбургера совершенно спокойное, и обо всем он пишет «sine ira et odio», как и подобает научному трактату. Научность этой книги становится виднее при ближайшем рассмотрении ее источников, которых у Кильбургера было много, но точно указать их всех нельзя, а только некоторые.
Источники были печатные, письменные и устные.
Что касается печатных и письменных источников, то их можно разделить на западноевропейские и русские.
Западноевропейские источники становятся известными из текста же Кильбургера, который сам ссылается на них.
В главе о большом колоколе (ч. IV, гл. XII) он пишет: «Прежний большой колокол, который тоже висит на Иване Великом, описывает Олеарий в своем описании персидского путешествия, стр. 147». Итак, Кильбургер знал Олеария, но в данном случае он совсем не пользуется им, потому что здесь идет речь о колоколе, поднятом в марте 1674 г.; упоминая Олеария, он только отсылает любознательного читателя к его сочинению, но сам не передает его содержания. В другом месте, в главе о дороге между Стокгольмом и Москвой (ч. V, гл. III), он говорит, что «между Хотилово и Коломной есть два болота, как и камень тирана Ивана Васильевича, о котором (сообщает) Олеарий в своем описании персидского посольства, стр. 26». Но и тут Кильбургер не передает, что сказано о камне у Олеария; это просто ссылка, которая помогла бы читателю [23] удовлетворить свое любопытство по данному вопросу, если он с ним не знаком. Однако в том случае, когда Кильбургер в действительности пользуется данными Олеария, он совершенно умалчивает об источнике, так что самому приходится исследовать, что именно заимствовано им у Олеария. Мы приводим ниже два параллельных отрывка, которые ясно свидетельствуют о том, что Кильбургер воспользовался сведениями Олеария.
|
Кильбургер.
|
Олеарий.
|
|
«Они (русские) смешивают ее (прессованную икру) с большим
количеством перца, наливают уксуса, а иногда при этом и орехового или
конопляного масла и в таком виде ее едят. Прессованная по армянскому
способу, она, говорят, недурное кушанье, особенно, когда вместо уксуса
выжать на нее лимонного сока, она возбуждает аппетит к еде и раздражает
натуру... Что касается непрессованной икры... для еды они хорошо ее
перемешивают с перцем и мелконарезанным луком, а не иначе». (Buesching,
Th. I, К. I, «Caviaro»). |
«Они (русские) отбивают икру от прилегающей к ней кожицы, солят
ее, а после того, как она постояла в таком виде 6 или 8 дней, мешают ее с
перцем и мелко-нарезанными луковицами, затем некоторые добавляют еще
сюда уксуса и деревянного масла и подают. Это не плохое кушанье; если
вместо уксуса полить его лимонным соком, то она дает, как говорят,
хороший аппетит и имеем силу, возбуждающую естество». (Пер. A. М.
Ловягина, изд. 1906 г., с. 203). |
|
Немецкая слобода лежит «между рекой Яузой и ручьем Кукуем, откуда
происходит известная по всей России, но презрительная для иностранцев,
поговорка: — Tschis na Kukui» 24 (Th. IV, K. XVIII). |
Олеарий говорит (стр. 354-356), что место Кукуй лежит на р. Яузе и так
названо, потому что немки, видя что-нибудь интересное, всегда кричали
друг другу: «Kuck! Kucke hie!», но «русские переменили это слово на [24]
постыдное слово... и кричали немцам, когда им приходилось идти на это
место, в виде брани: «Немчин, (м)чись на — , — », т. е. «Немец, убирайся
на» и т. д.». |
Neuhoff есть другое лицо, на которое находим у Кильбургера ссылки. В статье о чае (ч. I, гл. II, Nota, 1) читаем: «Смотри Neuhofs ostindische Gesandschaft, S. 347». Изданий Neuhoff’а есть несколько. Так, есть издание 1665 г.: «L'ainbassad de la Compagnie Orientale des Provinces Unies vers L'empereur de la Grand Cam de Tartarie. Iean Nieuhoff. A Leyde. 1665»; другое издание — латинское 1668 r.: «Descriptio Legationis Batavicae Societatis Indie Orientales ad Magnum Tartarie Chamum, Modernum Sinae Imperatorem. Iohannen Nieuhovium. Amsterdam. 1668», и, наконец, третье — немецкое: «Die Gesandtschaft die Oost-Indischen Compagneij in den Vereinigten Niederlandern an den Grossen Tartarische Cham und nunmehr auch Sinischen Keijser mit Rom. Kaijs. Maj. Privilegio. In Amsterdam gedruckt... 1669».
Из всех этих трех изданий, согласно указанной Кильбургером странице, больше всего подходит только последнее издание, немецкое 1669 г. 25, в котором на страницах 324-326 находим следующие сведения о чае. [25]
Прежде сообщается, как он растет, а потом, какова его цена: «фунт стоит 5 голландских шиллингов, или 30 штиверов; листья, которые больше — 50 шиллингов, которые еще больше — 5 голландских гульдена, — 15 и, наконец, — 50 и — 100 гульденов.
«Когда всякий раз пьют этот напиток, или скорее всего тянут его внутрь, он должен быть всегда теплым, по обычаю древних римлян, которые более употребляли теплую воду, чем холодную. Сила и действие этого напитка те, что он удерживает от неумеренного сна, но особенно чувствуют себя хорошо те, которые перегрузили желудок кушаньем, а мозг отяготили крепким напитком, потому что он высушивает и отнимает всю лишнюю влажность и прогоняет подымающиеся пары или туманы, которые причиняют сон; он укрепляет память и изощряет ум, но если его слишком много пьют, он увеличивает желчь. Китайцы восхваляют силу и свойство этого напитка до небес и приписывают только ему одному, что они ничего не знают о подагре, пузырных и почечных камнях, чему мы тем более верим, что никого не встретили в Хине оба раза во время нашего путешествия туда и обратно, кто был бы одержим такой заразой.
В приготовлении и употреблении этого напитка значительная разница между китайцами и японцами.
Японцы толкут листья в порошок и наливают горячую воду в кувшинчик или в кубок; тут и получается хороший напиток, который они потом и пьют таким горячим, втягивая его в себя. Но китайцы, особенно простой народ, бросают несколько листьев в кувшинчик с горячей водой, оставляя немного постоять, пока вода не впитает в себя силы листьев, а потом пьют его очень теплым или сильно прихлебывают его, так что немалое количество листьев прямо попадает им в рот и желудок. Некоторые татары и китайцы, особенно знатные люди и большие господа, приготовляют этот чай следующим образом: берут полно в руки чайных листьев и бросают их в кипящую горячую воду, потом вливают в воду вареное сладкое молоко в количестве только четвертой части воды и дают туда немного соли. Тогда пьют его теплым из деревянных чаш или кубков, которые внутри оправлены в серебро, или тянут его в себя (прихлебывают) [26] равным образом, как и другие; таковое втягивание, как показывает опыт, придает вкусу гораздо большее наслаждение, чем питье. Этот напиток, который пьют таким горячим, китайцы ценят так высоко, как и алхимики свой философский камень.
Но этот напиток не только в Хине и в соседних местах, но и также уже в Европе многократно употребляем многими знатными лицами, так что те, которые этим напитком здесь в стране 26, как и в Хине, пользуются, единогласно утверждают, что они себя при этом очень хорошо чувствуют; теперь сюда привозят сушеные листья в оловянных посудах вполне сохранными и везде очень дорого продают. В случае же, если этот напиток не имеет одинакового действия в Европе и Хине к отогнанию обыкновенного сна, подагры, пузырных и почечных камней и других болезней, то нужно знать, что это не так сильно зависит от самой травы, как от ее приготовления и употребления, так и от нашего телесного организма и тому подобных препятствий». Далее идет указание о действии чая на кровь человека и т. п. и когда китайцы познакомились с чаем.
Для удобства сравнения приведем тут же целиком то место, где Кильбургер говорит о чае (ч. I, гл. II, Nota, 1):
«Чай есть трава, которую русские называют «чаем», и она растет в «Катае», или «Хине». Считают, что она укрепляет силы человека, отвращает припадки, которые могут с ним случиться от дурного воздуха и вообще. Особенно его употребляют для отвращения опьянения, принимая его перед питьем, или для рассеяния хмеля, происходящего от питья, если его употребляют после питья. Индийское употребление этой травы заключается в том, что они ее сушат при умеренной теплоте, потом кипятят в воде и при этом кладут для вкуса немного сахару и таким теплым прихлебывают. Японцы же растирают чай в порошок и принимают его тогда в теплой воде или в их напитке. Для приготовления можно взять половину квентика травки, воды — сколько зараз захотят выпить, а сахару — по желанию. Но для настоящего лечения берут травки еще раз столько же. И подобно тому, как у жителей восточных стран, этот напиток очень обыкновенен, так и у нас, европейцев, встречается в настоящее время много любителей его. Я купил в Москве фунт за 30 копеек. Смотрв Neuhofs ostindische Gesandschaft, S. 347».
Сравнивая текст Neuhoff’а с этим местом сочинения Кильбургера, видим степень зависимости нашего автора и его систему пользования источниками. Получается такое впечатление, что Кильбургер не списывает просто с книги, но пишет по памяти и поэтому вкратце передает лишь наиболее существенное. Кой-чего нет у Neuhoff’а, и Кильбургер это прибавил из другого источника, но что находим у Neuhoff’а, видим в другом виде у Кильбургера. Отсюда вытекает, что он свободно пользовался своими источниками, перефразируя их и прибавляя новые данные; но зато Neuhoff пишет, что в чай кладут «немного соли», а по Кильбургеру — «немного сахара»; это уже — серьезная ошибка, происшедшая, вероятно, оттого, что Кильбургеру (а может быть, Бишингу!) показалось странным, что чай пьют с солью, а не с сахаром, и он поэтому написал — сахар. Далее также нельзя не обратить внимания на следующее крайне подозрительное обстоятельство. Neuhoff пишет, что фунт чая стоит «5 голландских шиллингов, или 30 штиверов», и дороже. Голландец Койэт в свою бытность в России (1675-1676 г.г.) считал стейфер равным 1 копейке (Посольство Кленка, с. 345; голландский же гульден, по Койэту, = 1/5 рубля, — с. 495), т. е. 30 штиверов = 30 коп. Таким образом, по Neuhoff’у фунт чая стоил 30 коп. (хотя был чай и в 100 гульденов, т. е. 20 рублей, согласно счету Койэта), а Кильбургер говорит, что он купил в Москве фунт чаю за 30 коп. Вероятнее всего, и это едва ли будет с нашей стороны ошибкой, автор взял цену у Neuhoff’а, заявив, что он сам купил чай по такой цене.
Это место сочинения Кильбургера есть единственное в его труде, где он делает ссылку на сочинение, из которого тут же заимствует, давая тем возможность читателю узнать, откуда он брал свои данные.
У него есть еще одна ссылка на Neuhoff’а, но она такого же характера, как и ссылки на Олеария, т. е. автор тут только указывает, где можно познакомиться с данным [28] вопросом. Именно в извлечении о путешествии Байкова в Китай (ч. V, гл. IV) Кильбургер, говоря о голландском посольстве (1655-1657 г.г.), бывшем тогда в Пекине, пишет: «Что среди этих голландцев был тогда и господин Neuhoff, который в 1666 году напечатал книгу под заглавием: «Die Gesandtschaft der Ost-Indischen Compagney in den Vereinigten Niederlanden an den Grossen Tartarischen Cham und nunmehr auch Sinischen Kayser», то это можно видеть из упомянутой книги, стр. 181 и 187». Указанные страницы более всего подходят к упомянутому выше немецкому изданию 1669 г., в котором на стр. 164 повествуется о том, что голландцы застали в Пекине русское посольство, а на стр. 169-170 говорится об отъезде его из Пекина; дальше же идет рассказ о пребывании голландцев в Пекине, церемонии и, начиная со стр. 185, описание Пекина, его территории и, наконец, отбытие голландцев из Пекина (с. 192).
Гораздо большее значение среди источников Кильбургера имеют — отечественные, т. е. труды, составленные шведами. Среди них бесспорно первое место занимает комиссар Иоганн де Родес, который, однако, как и Кильбургер, писал не по-шведски, подобно Пальмквисту, а по-немецки. Почти все, что говорит Родес о русской торговле, находим у Кильбургера, исключая только вопроса о перенесении архангельской торговли на балтийское побережье. Вопрос о заимствовании Кильбургером у Родеса является весьма существенным для оценки труда Кильбургера, почему на нем и нужно детальнее остановиться.
Подробное донесение Родеса шведской королеве о русской торговле впервые стало известно благодаря Густаву Эверсу, который напечатал найденную в рижском архиве рукопись в «Beitraege zur Kenntniss Russlands und seiner Geschichter... Dorpat. 1816.» S. 241-275. Из начала этой рукописи узнаем, что эти размышления о московской торговле написаны в 1653 г. Уже Г. Эверс в кратком введении к этим размышлениям указывал, что, кто знаком с сочинением Кильбургера, «того не может не поразить согласие и сходство его сочинения с размышлением де Родеса... Мне не верится, что такое сходство произошло от того, что оба пользовались одним источником; гораздо вероятнее, что Кильбургер воспользовался своим предшественником». Но Бабст в своем переводе этого донесения Родеса, [29] помещенного в «Магазине землеведения и путешествий» Н. Фролова, т. V, Москва, 1858 г., сомневался в справедливости этих слов Г. Эверса, а тождество многих мест сочинения Кильбургера с Родесом объяснял тем, что Кильбургер имел на руках, как и Родес, таможенные книги из Архангельска: «Если бы он (Кильбургер) знал сочинение де Родеса и пользовался им, то он бы непременно о нем упомянул. Сходство и тождество многих известий произошло, мы повторяем опять, единственно оттого, что оба пользовались одним и тем же источником». Как сейчас увидим, эти слова Бабста совершенно не правильны, и что Кильбургер не упомянул о Родесе, показывает только на его систему пользования источниками. Кильбургер, приводя из Родсса данные, иногда только говорит, что это было «более 20 лет тому назад», и это вполне верно, потому что ведь Родес писал в 1653 г. Чтобы убедиться в заимствовании Кильбургером из Родеса, приведем несколько наиболее характерных параллельных сопоставлений из обоих этих сочинений.
|
Кильбургер.
|
Родес.
|
|
«Ворвань вытапливается из тюленей, которые бьются рыбаками и самоедами
на Белом море и у кондорских и самоедских островов. Тюлени доставляются в
Архангельск в своих собственных кожах, некоторые из них сшиваются, как
мешок, и там вытапливают и вываривают только ворвань, которая больше
всего покупается бременцами. Тонна стоит 1 ½ рубля в Архангельске, и
ежегодно добывается около 600 тонн». (Buesching, Th. I, К. I, S. 260,
XI). |
«Ворвань вытапливается из тюленей, которые бьются рыбаками и
крестьянами, как и самоедами, на Белом море, у самоедского берега. Они
доставляются (оттуда), где они биты, к Архангельску в своих
собственных кожах, некоторые из них сшиваются, как мешок; там они
вываривают и вытапливают только ворвань; больше всего покупается
бременцами». По таблице архангельского вывоза видно, что вывозилось: «600 тонн 27 ворвани по 1 ½ рубля». (Нем. текст [30] Эверса, S. 259, S. 255; рус. перевод Бабста, с. 245, с. 243). |
|
«Смола и деготь обыкновенно гонится в каргопольской области и у Ваги,
которая впадает в 12 милях выше Холмогор в Северную Двину, и на этой
реке нагружается на суда. В Архангельске продается ласт за 18, 19 и 20
рублей, а в Москве одна тонна смолы теперь стоит 1руб.» (Th. I, К. I, S.
260, XII). |
«Смола и деготь гонится в каргопольской (области) и у Ваги и из
Ваги, которая впадает в 12 милях в Северную Двину, по ее течению везется
до Архангельска». (Нем. текст Эверса, S. 260; р. пер. Бабста, с. 246). В рукописи Эверса в таблице архангельского вывоза нет данных о вывозе смолы и дегтя, но в рукописи, хранящейся в Стокгольме, есть, а именно там сказано, что вывозится «200 ластов смолы и дегтя по 20 рублей». |
|
«Сала много добывается в областях: казанской, ниже-новгородской,
московской, ярославской и валдайской. Закон запрещает русским есть
телятину, может быть, потому что они могут получить от теленка мало
пользы, но, напротив, когда он станет выросшим быком, могут получить,
кроме кожи, много сала». (Th. I, К. I, S. 261, XV). |
«Сала много добывается в казанской, нижней (-новгородской),
московской, ярославской, вологодской областях и со всех мест
доставляется по зимнему пути в Вологду, откуда по Верхней и Нижней
Сухоне и дальше по Двине в Архангельск. Русские по своим законам не
могут есть телятины, по моему мнению, потому что им от теленка нет
пользы, напротив, когда он станет хорошо выросшим быком, то дождутся
сала и, сверх того, хорошей кожи, что также есть несомненной причиной
так много находящихся в деревнях (in den Laendern) быков и коров». (Нем.
Текст [31] Эверса, S. 258-529; р. пер. Бабста, с. 245). |
|
«Свиная щетина собирается людьми, которые имеют там и сям в городах
своих верных покупателей; потом она вся доставляется крупнейшими купцами
в одни или несколько рук (Haende), и ежегодно продается от 5 до 6.000
пудов приблизительно по 4 ½ р. иностранцам, которые частью обрабатывают
ее в Голландии, а частью, если она чисто выварена, везут ее во Францию и
Италию». (Th. I, К. I, S, 261, XVII). |
«Свиная щетина собирается крестьянами, которые там и сям в городах имеют
своих верных покупателей; потом она вся собирается более крупными
купцами в один или несколько бунтов (Buende) 28.
Она покупается голландцами, которые частью обрабатывают ее в Голландии,
а частью, если она чисто выварена, везут ее во Францию и Италию». Из
Архангельска ежегодно вывозилось «5.700 пудов свиной щетины по 4 ½
руб.». (Нем. текст Эверса, S. 259; р. пер. Бабста, С. 245, с. 243). |
При этом выясняется характер пользования автором своими источниками. Раз Родес говорит, что русские не едят телятины «по моему мнению», потому что они от выросшего животного получат больше пользы, то можно было ожидать от Кильбургера, что он, повторяя почти буквально те же слова, скажет: «по мнению де Родеса», а этого Родес мог бы вправе ожидать от Кильбургера, потому что его мысль была весьма здравой, обдуманной и совсем новой по сравнению с прежними мнениями по этому поводу; напр., Олеарий говорит, что русские не едят телятины, считая ее мерзостью, по Коллинсу — русские признают ее «поганой», а Рейтенфельс даже отзывается полным неведением, почему русские ее не едят. И вот Кильбургер, высказывая мысль Родеса, не упоминает его имени. To же самое он делает при всех остальных многочисленных заимствованиях из Родеса.
Донесение Родеса о торговле распадается на три части: 1) о родах и количестве русских товаров, 2) о доставке товаров в Архангельск и вывозе оттуда и 3) каким образом можно перенести русскую торговлю из Архангельска опять на Балтийское море. Из I части Кильбургер буквально все позаимствовал (по р. переводу Бабста эта часть занимает с.с. 234-246, а по н. тексту Эверса S. 242-260) и поместил эти сведения в своей I части, в ее трех главах, в которых идет речь о родах и количестве русских товаров, при чем больше всего заимствований находим в I гл., меньше во II и менее всего в III. Ho некоторые заимствования из I части Родеса видим у Кильбургера и в других частях; так, в ч. II, гл. II о персидской торговле, некоторые сведения взяты у Родеса, напр., мнение, что персы охотнее повели бы свою торговлю не через Турцию, а через Россию; тут видим однородные выражения и одинаковые цифры с Родесом. Из II части донесения Родеса (по пер. Бабста с.с. 246-250) Кильбургер взял немногое, а именно поместил в III части, главе IV о фрахте, размер платы за грузы, причем, по своему обыкновению, сделал эти «данные более растяжимыми, но, конечно, здесь автор мог иметь и свой материал. Из III (и последней) части донесения Родеса [33] (по пер. Бабста с.с. 250-255) Кильбургер ничем не воспользовался.
Откуда Кильбургер мог достать рукопись Родеса? 23 декабря 1675 г. он был назначен на должность секретаря при торговой коллегии в Риге. В рижском же шведском архиве, по словам Эверса, и был найден манускрипт Родеса, текст которого Эверс и напечатал. Невольно возникает мысль о связи этих двух обстоятельств, и можно было бы подумать, что автор, в бытность в Риге, в качестве секретаря имел доступ в архив, нашел рукопись Родеса и ею воспользовался, но, с другой стороны, возможно с таким же основанием предположить, что сам Кильбургер привез и оставил в Риге донесение Родеса. Однако если мы обратимся к сравнению цифровых данных Кильбургера с рижской рукописью в издании Эверса, увидим, что в рижской рукописи нет всех тех цифр, которые можно было бы ожидать, что они взяты у Родеса; так, например, цена смолы у Кильбургера определена в 20 руб., а в тексте Эверса нет на это указаний, но в стокгольмской рукописи есть; таблица фрахта утрачена по рукописи Эверса, а в стокгольмской она есть; в главе о персидской торговле (ч. II, гл. II) у Кильбургера сказано, что провоз шелка стоит « ½ Real am Achten», в рукописи же Эверса читаем то же место: «ein halb Real von nechsten dahingegen...», но в стокгольмской рукописи ясно сказано: «ein halb Real von 8:ten dahingegen...» Отсюда очевидно, что Кильбургер не мог взять своих слов из рижской рукописи Родеса, а из другой. Еще укажем на такие отличия: по рижской рукописи цена козлиных кож указана за 1.000 штук, а у Кильбургера за 100 штук, что вполне согласно со стокгольмской рукописью; по рижской рукописи струги поднимают 100 ластов, а по Кильбургеру — 1.000 ластов, что опять вполне сходно со стокгольмской рукописью. Итак, все это свидетельствует, что Кильбургер не пользовался рижской рукописью, потому что сделал бы те же ошибки, какие находим в ней, а этого мы именно и не видим у него. Укажем, что только в одном месте сочинение Кильбургера более соответствует рижской рукописи, чем стокгольмской, а именно где автор говорит, что ежегодно из Архангельска шло 600 тонн ворвани, и то же число находим в рижском тексте, между тем как в стокгольмской стоит 6.000 тонн, что, несомненно, правильнее; [34] однако в данном месте у Кильбургера скорее всего не что иное, как простая ошибка или же описка, а не результат пользования им рижским манускриптом. Таким образом, отвергая со стороны автора возможность пользования рижской рукописью, следует признать, что он воспользовался, может быть, стокгольмской рукописью или же одним из ее списков.
Для полноты сведений о западных источниках нашего писателя нужно упомянуть: «I. Marquardi, Tractatus politico-juridicus de jure mercatorum et commerciorum, in quo Poloniae et Moscoviae constitutt., status, mores etc. 1662», из которого Кильбургер поместил в заглавии своего сочинения небольшую выдержку в качестве эпиграфа.
Переходя к исследованию о русских литературных источниках Кильбургера, мы имеем в виду одного только Гр. Котошихина.
В 1666-1667 г.г. Котошихин написал в Стокгольме сочинение о России в царствование Алексея Михайловича. Оно было переведено на шведский язык, и один из таких переводов известен 1669 г. и сделан в Стокгольме, а другой — 1682 г. Экземпляры переводов Котошихина находятся во многих библиотеках Швеции, так что они были хорошо известны в Швеции и между прочим нашему автору — Кильбургеру. Посмотрим, как он воспользовался этим сочинением, а для этого придется сделать значительные параллельные выписки из обоих этих писателей.
|
Кильбургер.
|
Котошихин.
|
|
«... Все соболи идут из Сибири и иначе нигде не встречаются. Это —
басня, что те, которые в царской немилости ссылаются в эту страну,
должны ловить этих зверей. Сибирь занимает большую часть русского
царства. Главный город называется Тоболь или Тобольский, и не найти
страны, которая доставляла бы более разнообразные и лучшие меха, чем [35]
эта. В Москве говорят, как верное, что она приносит ежегодно до 600.000
рублей, чему, без сомнения, значительно способствует соболиная ловля.
Соболи ловятся отчасти сетями и силками, а отчасти (бьются) из
луков и тупыми стрелами, как и из ружей, не только царскими ловцами, но
преимущественно татарами, чувашами, вотяками, и другими, кругом там
живущими народами, которые это именно смеют делать и вносят царю из
застреленного и добытого десятину. Никакой воевода, офицер или купец не
смеет дерзнуть купить себе там самых лучших (соболей), а именно
пару, стоящую более 20 рублей, и один сорок, — более 300 рублей, чтобы в
свою очередь продать их из страны, но такие составляют собственную
царскую торговлю, и для этого в надлежащих местах поставлена сильная
стража, которая должна об этом разведывать. Если кто-нибудь пойман,
сделавший вопреки этому, тотчас соболи отнимаются, но кто хочет подбить
ими свою одежду, тому это позволено, и таким образом попадает много
соболей в руки частных лиц, а потом через них — из страны. Если [36]
кто-нибудь хочет их спрятать или продать за меньшую цену, нежели они
стоят, то равным образом они отнимаются; так не менее жестоко
наказывается то, кто низкого происхождения и имеет их при себе. В
теперешнее время ловятся почти только простые и посредственные соболи в
Сибири, в местах, лежащих ближе к Москве, потому что они частной охотой
там очень загнаны и уменьшены, а самые лучшие находятся далеко по ту
сторону сибирских городов и во всякое время при реках в больших
пустошах, и это есть причиной, что подобные соболи теперь дороже, чем
несколько раньше».. (Buesching, Th. IV, K. VI, S. 327-328). |
«...А началной город в Сибири зовется Тоболеск. И ис тех приказов,
Казанского и Сибирского, ссылаются с Москвы и из городов, на вечное
житье, всякого чину люди, за вины; а тех ссылочных людей в тамошних
городех верстают в службы, смотря по человеку, во дворяне, и в дети
боярские, и в казаки, и в стрелцы. А присылается из Сибири царская казна, ежегодь: соболи, мехи собольи, куницы, рыси, песци черные и белые, и зайцы, и волки, бабры, барсы. А сколко числом тое казны придет в году, того описати не в память, а чаять тое казны приходу в год болши штисот тысечь рублев... А ловят тех зверей тянеты, и бьют из луков и ис пищалей, и иным обычаем ясачные люди, татаровья и чюваша и вотяки и иные; а окроме тех людей, ловити и бити никому не велено. Таким же обычаем, которые соболи добрые самые, а годятца они в царскую казну, купити воеводам и служивым и торговым людем и ис того государства вывозити и продавати не велено ж, и поставлены для того заставы; и у кого объявятся добрые соболи, пара свыше 20 рублей, а сорок свыше трех сот рублев, по московской цене, и у таких людей емлют те соболи на царя безденежно. А кто такие соболи дорогие похочет вывесть и переделает в платье, и в платье им про себя вывозити волно; а кто хочет утаить и солгать, что будет 29 болши указные цены, и у них то вынимают и бывает за то середним людем наказние и пеня жестокая. И ныне самых добрых соболей от Москвы в ближних городех звериной лов помешался, а ловят соболи середние и плохие, потому что многие звери отпужаны и умалелося; а доставают самые добрые соболи и иные звери в самых далних отстатных сибирских городех, на Лене; и от того собли почали быть перед старою ценою дороже». (Котошихин. Изд. IV, СПБ., 1906 г. Гл. VII, статья 7 — «Сибирский Приказ», с.с. 93-94). |
|
«Между 42-мя учрежденными в москве «приказами», или коллегиями…
находится один, который называется «Большая Казна»… Также есть еще
другой, который называется «Счетный приказ» и может быть сравнен с
камер-коллегией здесь, в Швеции, потому что туда доставляются все счеты
государства и что ежегодно остается в излишке от доходов после уплаты
всех обыкновенных расходов… Сюда (в «Сибирский приказ») приходят не только все меха, которые доставляют Сибирь и Казанское царство, [37]
но также еще другие товары, которые царь или сам иногда добывает, или
получает через десятину, или же поручает перекупать через своих
«гостей». «Гости» и несколько присягнувших граждан бывают смотрителями
над ним, принимают товары и оценивают их и имеют свои определенные
сроки, когда они держват казну открытой, и тогда каждый может в большем
или меньшем количестве купить там, что ему угодно. Присяга смотрителей
имеет целью, чтобы они ничего из казны не крали и между собою тайно не
променивали товаров, также не повышали цены из-за собственной пользы и
не выдавали по дружбе лучших товаров, вместо худших, тому, кто
ассигнирован царем в казну… Когда послы иностранных государей уезжают из
Москвы, или же когда царь посылает куда-нибудь своих великих послов, из
этой казны берутся и выдаются подарки и особенно чистый соболь; также
большею частью уплачивается из этого «приказа» променными товарами
персидским, как и грузинским (grusinischen) купцам за их товары,
проданные царю…» (Th. IV, K. IX, S. 330-331). |
Котошихин о Счетном приказе писал, что он ведает государственный «приход
и расход и остаток по книгам, за многие годы. А приход в него бывает
остаточные денги, которые в котором году с кого не взяты в царскую
казну, так же в котором году за расходом что осталось в остатке… I всего
на Москве, кроме городовых и патриарших приказов и таможень,. 42
приказа». (Гл. VII, статья 36, с. 117). В Сибирский приказ шли из Сибири всякие меха. «И у той соболиной и у всякой мяхкой казны, для оценки и приему и роздачи, бывают погодно: голова – гость, а с ним товарыщи, целовалники и сторожи, торговые выборные люди, погодно; а выбирают их к той казне своя братья, гости и торговые люди, за верой и крестным целованием, что им тое царские казны не красть, и соболей своих худых, и иные мяхкие рухляди в казну не приносить и не обменивать, так же кому велят тое казну продавать или за службы и за товары давать, цены лишние для своей прибыли не прибавливать и для дружбы никому за худые не давать добрыми; а велено им цена ставить всяким зверям по прямой московской цене, дешевле торгового малым чем, как про царя, так и в роздачю и на продажу врозне. Так же та казна посылается во окрестные государства к потентатом в дарех, и платят персицким и греческим купчинам и купецким людем за товары, и кому что будет от царя приказано дати…» (Гл. VII, статья 7, с. 93). |
Указать еще другие литературные источники Кильбургера очень трудно. Несмотря на старательный просмотр сочинений, которые могли быть известны образованной публике в 1674 году, нам не удалось больше найти ясных следов заимствований Кильбургером у того или другого автора. Впрочем попадались некоторые места, которые можно было бы объяснить заимствованием от другого автора, но все это было так неясно и бездоказательно, что строить на подобных сомнительных сходных случаях выводы было бы крайне рискованно. Исследование источников Кильбургера затрудняется его системой пользования ими. Он, например, пользуясь Котошихиным, не упомянул ничем о нем; особенно это касается Родеса, давшего ему такой обширный материал; в статье об икре и о Кукуе он воспользовался Олеарием, тоже не упоминая о нем; в статье о чае он не говорит, что взял некоторые сведения у Нейхофа, но только отсылает читателя к нему, если тот желает подробнее ознакомиться с этим вопросом; такого же характера есть другая ссылка на Нейхофа же в извлечении о путешествии Байкова и ссылки на Олеария в главе о московском колоколе и в главе о дороге от Стокгольма к Москве, именно когда речь идет о камне Ивана Грозного. При всех своих ссылках Кильбургер совсем не приводит содержания указываемых авторов (только в статье о чае он это отчасти делает по отношению к Нейхофу), а где же он в самом деле пользуется чужим материалом, там не считает нужным указать на свой источник. Вследствие всего этого нелегко найти все литературные источники Кильбургера, и некоторые из них, если они вообще есть, очевидно, должны пока еще остаться скрытыми от нашего взора, отчасти по вышесказанным [39] причинам, а отчасти оттого, что в настоящее время могут быть известны еще не все литературные источники того времени, когда писал Кильбургер. Сравнивая вышеприведенные параллельные выдержки из Кильбургера и других писателей, видим, что наш автор ими пользовался большею частью почти текстуально (Родос, Котошихин), но группировал их по своему желанию; например, описание товаров у Родеса помещено им отдельно от их количества и цен, а Кильбургер, говоря о каком-нибудь товаре, большею частью тут же дает цифру его вывоза и цену; он также не все выписывает, что находит у других авторов, а только то, что считает необходимым; так, из того же Родеса, он иногда не сообщает о количестве и цене того или другого русского товара, т. е. Кильбургер не вполне использовал своих литературных источников.
Перейдем теперь к вопросу о документальных источниках.
Родес приводит, по его словам, «извлечение из архангельских таможенных книг», касающееся вывоза русских товаров. Из этих слов нельзя решить, имел ли сам Родес таможенные книги или только получил от кого-то выписку из них; но дальше он пишет: «Следовало бы здесь приложить также извлечение из таможенных книг относительно привозных товаров, но до сих пор я не в состоянии был их достать». Эти слова служат как бы подтверждением, что Родес не имел самих книг, а только извлечения из них. К тому же было бы удивительным, чтобы Родес мог получить подлинные таможенные книги, которые тоже были нужны русским. Впрочем сам Родес в одном из своих очередных донесений писал, что он старается достать от архангельского цольнера экстракт о ввозе и вывозе Архангельска, а раз Родес не имел таможенных книг, то и Кильбургер не мог ими воспользоваться, а должен был удовлетвориться тем, что сообщил Родес в своем донесении о состоянии русской торговли. Но если Родес привел данные о количестве вывозных русских товаров, а о привозных иностранных не дал никаких цифр, не имея для этого соответствующего материала, то Кильбургер поступил наоборот и дал обширные таблицы привозных товаров за 1671-1673 г.г., а о вывозных за то же время ничего не говорит и только приводит старые данные о [40] них, взятые у Родеса и относящиеся таким образом ко времени более, чем 20 лет назад.
Кильбургер начинает I главу II части такой фразой: «Что касается товаров, которые Россия ежегодно получает от европейцев, то они должны привозиться или через Архангельск или Лифляндию, и, следовательно, годовые росписи (Jahrslisten) из архангельских и лифляндских таможенных книг могут дать об этом наилучшее сведение, из которых некоторые я помещу здесь же. Однако при этом нужно заметить, что из архангельских росписей можно только видеть количество, а не доброту товаров». Далее Кильбургер приводит роспись 1671 г. товаров, привезенных морем в Архангельск, архангельскую роспись 1672 г. и, наконец, роспись 1673 г., самую обширную, состоящую из нескольких частей и сообщающую, сколько товаров было привезено на 33 кораблях, а именно: на 4 кораблях (2 гамб., 1 гол., 1 бремен. — пришли 25 и 30 июля), на 13 кораблях (8 гамб., 3 бремен. и 2 гол.), на 14 кораблях из Голландии (пришли 28 сент.) и на 2 голландских (пришли 27 сент.). Все эти росписи занимают по изданию Бишинга 23 стр. (S. 279-302).
Откуда Кильбургер мог получить все эти сведения? Вероятно, эти выписки из архангельских книг, а не самые таможенные книги, Кильбургер получил через руки какого-нибудь русского, захотевшего на этом заработать. Стоит только нам познакомиться с той системой, которой пользовались иностранцы для получения нужных им сведений, как станут ясны те способы, к которым прибегал Кильбургер для приобретения необходимых ему материалов. Когда Родес был назначен Швецией фактором в Москву, ему было предписано узнавать и выведывать все относящееся к русской внутренней и внешней торговле, при чем он должен был стараться расположить к себе сильных людей подарками и тем заинтересовать такие особы, которым доверены канцелярские акты, а шведское правительство обещало возвратить Родесу все его расходы по этим делам. Таким способом Родес, очевидно, получил от архангельского цольнера таблицу архангельского вывоза, а таблицы ввоза не мог получить, несмотря на обещанное им большое вознаграждение, как он сам пишет. Но еще более яркий пример, как иностранцы узнавали о русских делах, [41] показывает нам спутник Кильбургера — Пальмквист, который должен был выведать все касающееся военного и географического состояния России, т. е. получить такие сведения, которые русскому правительству особенно желательно было держать в тайне от иноземцев. И несмотря на это, Пальмквист, как ловкий и умный военный шпион, узнал много военных секретов; с этой целью он не останавливался даже перед подкупом, о чем сообщает в предисловии к своему альбому, незаметно пробирался в крепости, запоминая и снимая с них план, и т. п. Впрочем московскому правительству не было, кажется, особенной нужды скрывать таможенные архангельские книги от взоров иноземцев, в особенности книги привозных товаров; кроме того, Кильбургер для получения нужного материала мог прибегнуть к помощи торговых иноземцев, живших в России и знакомых с положением вещей; это тем более правдоподобно, что владельцы иностранных кораблей должны были сами составлять письменные росписи всех своих привозных товаров, и такие росписи были обязаны иметь всегда при себе, чтобы русские могли проверить количество их товаров. (Торговый устав 1667 г., С. Г. Гр. и Д., IV, № 55, п. 43). Однако для большей верности наших выводов настоятельно подчеркнем то обстоятельство, что из текста самого Кильбургера вытекает, что приведенные им росписи взяты из архангельских книг, при чем Кильбургер получил списки только привозных товаров, а вывозных за те же годы не достал, отчего его данные за промежуток 1671-1673 гг. получили односторонний характер, подобно данным Родеса за его время.
Кильбургер достал лишь роспись русских вывозных товаров за 1673 г. до середины октября (ч. I, гл. I), но вывезенных не через Архангельск, а через Нарву. Можно думать, что он получил эту роспись, когда возвращался из Москвы, потому что обратный путь посольства как раз был совершен через Нарву, где Кильбургер мог получить роспись от нарвских таможенных учреждений или же от служащего там. Но посольство возвращалось в июле 1674 г., так что роспись вывезенных товаров за прошлый год могла вполне определиться, а между тем роспись Кильбургера оканчивается серединой октября 1673 г. Вследствие этого следует думать, что, когда посольство ехало в Москву и прибыло для этого в Ревель 14 [42] сентября 1673 г., где пробыло до 15 ноября, по-видимому, именно тогда и достал там Кильбургер эту неполную роспись нарвского русского экспорта за этот год до середины октября.
В главе о пошлинах (ч. III, гл. V) Кильбургер приводит интересные данные о количестве собранных в Архангельске таможенных пошлин, начиная с 1654 г. и кончая 1673 г. Вероятно, он получил их в Москве у приказного человека за известное вознаграждение. Отрицая возможность пользования Кильбургером непосредственно таможенными книгами, мы тем самым не склонны думать, что таблица архангельских пошлин составлена самим автором на основании русских книг, полученных им из русских рук. Чтобы разобраться в русских документах того времени, для этого нужны известного рода навык и знакомство с русским делопроизводством, не говоря уже о необходимости знания русского языка, а что можно ожидать от иностранца, только что приехавшего в Россию, пробывшего в ней короткое время и, если понимавшего русский язык, то очень плохо и тем более не бывшего в состоянии разобраться в русском письме, не говоря уже о том, что невозможно даже предположить, чтобы позволили неизвестному иностранцу знакомиться с русскими документами или снабдили его необходимым, обширным для этой цели, архивным материалом. Подобного рода соображения заставляют думать, что Кильбургер не сам составил таблицу пошлин, а получил ее уже готовой; конечно, мы этим не хотим сказать, что автор приобрел ее непременно в том самом виде, в каком находим ее у него, и, может быть, ее данные были распределены несколько в ином порядке и по иным рубрикам, но приведены Кильбургером к наипростейшему виду (что и могло быть причиной допущения с его стороны некоторых неточностей).
В ч. II, гл. I после архангельских росписей автор поместил прейскурант привозных товаров в конце мая 1674 г. в Москве. Он написан на голландском испорченном языке. Его Кильбургер, без сомнения, получил в Москве, потому что он относится к концу мая, т. е. того месяца, к которому относится большая часть прейскурантов Кильбургера, что показывает, что он в это время интересовался ценами и повсюду, где только можно было, их добывал и между [43] прочим получил, наверное, от голландца вышеупомянутый прейскурант.
Устные источники в сочинении Кильбургера играют весьма видную роль.
В ч. I, гл. I находим прейскурант русских вывозных товаров в месяце январе и феврале 1674 г. в Москве. Составлен он в Москве, на что указывает выражение, что сала «здесь, в Москве, немного». Цены, которые касаются Москвы, Кильбургер мог узнать от москвичей или московских иностранцев, а что касается упоминаемых тут Ярославля, Вологды и Переяславля, это могли ему сообщить лица, знакомые с этими городами.
Bo II главе той же I части приложен прейскурант тех русских товаров, которые Россия сама потребляла. Помечен он 30 маем 1674 г., и цены отнесены к гор. Москве. Этот прейскурант нужно считать составленным самим Кильбургером. Дата его составления относится ко времени, когда автор был, несомненно, в Москве и усердно собирал сведения о ценах. Цены на хлеб он мог узнать у русских торговцев в их рядах, о мясе и прочем — там же или же у жен московских иностранцев, о железе у Марселиса и Акемы или их служащих, о солодковом корне в аптеке или тоже в рядах и т. д. и т. д., — одним словом, у Кильбургера не было недостатка в путях, которыми он мог бы узнать тогдашние цены, и каждый хороший купец мог их без труда ему сообщить.
В ч. II, гл. I помещен другой прейскурант, тоже относящийся к 30 мая. Это самый обширный прейскурант (Buesching, S. 304-308) и касается цен на иностранные товары в Москве. Он составлен, без сомнения, самим Кильбургером, и для каждого товара (перечислено более 100 видов его) выставлена майская цена, а также наивысшая и наименьшая, какая вообще бывает на данный род товара. Для составления этой таблицы цен автор отчасти прибег к помощи вышеупомянутого голландского прейскуранта того же самого времени. Остальные цены он, очевидно, получил непосредственно из уст русских или иностранных купцов и торговцев, ходя по их лавкам и записывая их цены, или же от русских, поставлявших послам провиант. [44]
Таким же образом он мог между прочим получить сведения о ценах на шелк (ч. II, гл. II); он говорит, что «шелк теперь можно найти... там и туг у частных лиц в значительном количестве и по сходной цене... В частных шелковых лавках простые цвета стоят от 110 до 130 копеек за фунт...»
В ч. IV, гл. XIII Кильбургер дает список московских цен на съестные припасы, при чем пишет: «Zu dieser meiner Zeit und im Winter kostete». Тут он сообщает главным образом майские цены, но есть некоторые цены и зимнего времени. В этой главе автор отчасти пользуется данными, приведенными им уже раньше, а именно в московском прейскуранте 30 мая 1674 г., где упоминаются товары, потребляемые самими русскими (ч. I, гл. II). Интересно отметить в этом списке цен на съестные припасы упоминание о Твери: в Москве «5 яиц в мае — 1 копейка, в июле в Твери 14-15 яиц — 1 копейка». Здесь совершенно ясно выступает метод собирания Кильбургером сведений: он записал (или запомнил) эту цену, когда проезжал через Тверь в Швецию, а потом и воспользовался ею в данном месте. Автор сообщает стоимость хлеба, мяса, дичи, рыбы, кореньев, напитков и т. д. Все это он мог узнать или непосредственно у торговцев или же у жен и хозяек знакомых иностранцев; от них же мог узнать, что дыня стоила в августе — 3 коп., а 130 огурцов в августе же — 1 коп.
Из вышесказанного можно вывести заключение, что Кильбургер, собрав в мае материал о ценах, потом, при составлении своего сочинения, подверг его соответствующей группировке.
Если мы подобным образом рассмотрим прочее содержание книги Кильбургера, то еще более убедимся, что он обращался с расспросами к знающим людям.
Так, сведения о бумаге он, по всей вероятности, почерпнул у иностранцев, занимающихся этим делом; то же самое нужно сказать и о стеклянных заводах. Относительно статьи о стекле (ч. I, гл. III, п. VIII) можно отметить следующее обстоятельство: вероятно, сам Кильбургер расспрашивал русских о заводах и, когда ему сказали, что глину добывают в 50 верстах от Москвы «во Гжеле», он неправильно понял и вообразил, что глину добывают в местности «Вогжеле», почему [45] так и написал: «zu Wocksell». Также очень многие и другие данные Кильбургер получил посредством расспросов, например, о морских поездках в Архангельск, о времени архангельской ярмарки, об иностранцах, торгующих там, о русских гостях, о рудниках, о суконном производстве, об аптеках и их служащих и т. д.. Рассказывая о предметах, вырабатываемых Марселисом, он говорит, что там делают и цирены, однако «величины их я собственно не заметил, но измерил в селении Мшаге на соляных варницах несколько цирен, которые были длиной...» В частности о рудниках ему говорили причастные к этому делу лица, а именно сами горнозаводчики — Марселис, Акема и др. Мы находим в главе о железных рудниках такие выражения, которые н позволяют сомневаться в справедливости этих слов; например, Кильбургер пишет: «Марселис однако полагает...», пара пушек «[по показанию Марселиса] обошлась в 150 рублей», «один штабель (дров)... [как Марселис и Акема сообщают] стоит от 11 до 12 копеек». Кильбургер также обращался с расспросами к московским кузнецам, среди которых могли быть и шведы; по крайней мере в 1648 г. Померенинг доносил, что работы на тульском заводе остановились, и поэтому шведские кузнецы поселились в Москве 30; раз в Туле были шведские кузнецы, они могли быть и в самой Москве. Кильбургер писал, что «кузнецы в Москве даже указали мне на то, что русские тигли» лучше других. Кроме того, автор в этой главе сообщает такие подробности о заводах, что невольно возникает мысль, не был ли сам автор на них; именно возможно, что он посетил царский Павловский завод, лежащий, по его словам, в 52 верстах от Москвы по дороге в Клин. Он говорит, в какой почве лежат рудники, об отсутствии гидравлики, сколько бросают в печи угля и руды, «бревно подымающее молот — дубовое, а молот весить от 18 до 21 пуда», сколько получает мастер, работник, угольщик и т. п. В главе о суконном производстве автор пишет: «Мне сказали, что теперешний царь неоднократно выписывал... овец», [46] «таких овец я теперь видел в Москве у окольничего Арт. Серг. Матвеева и у нескольких немецких купцов». Кильбургер, очевидно, посетил и аптеки и приводит даже рецепт, за который нужно заплатить 45 коп.; вероятно, это лекарство потребовалось для кого-нибудь из шведского посольства; водочный завод при аптеке, «по заявлению доктора Розенбурга», как пишет Кильбургер, давал 27-28 тысяч рублей чистого дохода; неизвестно, от кого он узнал, что шведский посланник Эбершильд вывез в 1673 г. из России хмель за такую-то цену, но, по всей вероятности, это ему сказал сам Эбершильд 31. У Кильбургера не раз попадаются выражения, указывающие, что то или другое известие добыто им по слуху или по расспросам, напр., «должно быть», «говорят»: «Мста, говорят, имеет много падунов...», зарезанный бык возле Архангельска, «говорят, очищенным весил 36 пудов», «соболи, говорят,...» и т. п.
Некоторые сведения у Кильбургера являются результатом его непосредственного наблюдения, о чем отчасти уже было сказано выше; так главы о гостиных дворах, базарах, книгопечатнях, колоколе, кабаках и ледниках, винных и яблочных погребах, каменном строительстве, аптеках, кирках, дорогах и пр. Побывав на гостиных дворах, он поинтересовался о величине наемной платы за лавки, заметил внутри Нового гостиного двора большие городские весы и измерил шагами пространство, занимаемое внутренним двором; Новый гостиный двор — лучшее здание в Москве; он отмечает небольшой размер московских лавок, где самому торговцу трудно повернуться; самым замечательным в Москве он считает, что каждый род товаров имеет свой ряд; это ему очень нравится, так как можно быстро найти желаемый товар; а на вшивом рынке есть много прекрасных и дорогих вещей. «Я видел многократно на меховом рынке много барсучьих кож», сообщает он в одной главе, или же: «Я еще заметил в [47] Москве несколько вещей»... «Во всей России я знаю не более 2 книгопечатен», заявляет он в другом месте; эти книгопечатни находились в Киеве и Москве, и в последней автор, наверное, был и заметил, что там работают 8 прессами и большею частью печатают на писчей бумаге, именно священные книги и изображения. В яблочных погребах его заинтересовали «наливные» яблоки, которые иногда так прозрачны, что на солнце видны их зерна. Пиво — дорого и не вкусно; пивных совсем мало, даже в Москве, «и я встретил, пишет Кильбургер, на большой сухопутной дороге между Новгородом и Москвой на расстоянии более 500 верст не свыше 9-10»; почти все русские пьют квас; «он, по моему сведению, не варится». Московские кирпичи — большие, а известь — бела и хороша; автор узнал заработную плату каменщиков и носильщиков камней. Аптека — хороша и обильно снабжена лекарствами, а сами лекарства отпускаются с наложением печати. В самой Москве живет лишь несколько иностранцев, а большая часть их населяет особую слободку, где 4 кирки, но без колоколов и органов, зато они имеют по изразцовой печи...
Также и описание дорог (часть V) составлено Кильбургером на основании личных наблюдений. В этом нельзя сомневаться относительно водной дороги между Нарвой и Новгородом (гл. I), а водный путь от Нарвы до устья р. Шоши, а отсюда сушей до Москвы (гл. I), хотя тоже составлен на основании наблюдений, но тут автор в незначительной степени привлек расспросный материал, так, сведения о Мсте, по которой он не ехал, и о Волхове. Когда он проезжал через Вышний Волочек, обратил внимание, что тут реки Цна и Тверца сближаются между собой на расстояние 75 шагов, и их отделяет только один песок, так что во время таяния снегов воды обеих рек смешиваются. «Если поэтому, замечает Кильбургер, здесь сделать перекоп, то Ладожское море и, следовательно, также Восточное море (Балтийское) были бы соединены с Каспийским». Ту же самую мысль находим в альбоме Пальмквиста, высказанную почти в таких же выражениях и таким же образом обоснованную. Это обстоятельство ясно показывает, что, может быть, тут на берегах Цны и Тверцы оба путешественника делились своими мыслями и задолго до образования Вышневолоцкой системы высказывали мнение о важности [48] ее создания. Эти свидетельства Пальмквиста и Кильбургера интересны в том отношении, что являются первым по времени из известных нам проектов Вышневолоцкого канала, изложенным на бумаге. Конечно, нельзя считать обоих этих лиц творцами этой идеи, потому что она так проста, что не требует высших соображений, и, несомненно, не один купец думал об этом гораздо раньше их. Дорогу по р. Луге Кильбургер описывает в таком порядке, в каком он по ней ехал, возвращаясь из Москвы. Если ехать из Новгорода в Нарву, говорит он, впервые можно увидеть Лугу в селении Передольском; так было с Кильбургером, но он не рассказывает об этом в первом лице, а в безличной форме, что можно много раз встретить в его книге. Далее автор подробно и добросовестно перечисляет все селения, которые встречались им на пути или виднелись издали, когда они поднимались сперва по берегу Луги, а потом от с. Онежицы по самой реке вниз, к ее устью. «Новгородский воевода, пишет об этом Кильбургер, заплатил 70 рублей за 6... стругов и за 28 гребцов, которых мы имели от Онежицы до Муравейны», а «в Муравейне мы условились с русскими относительно лодьи оттуда до крепости Яма... Потом от Яма до Нарвы 3 мили, если ехать сухим путем».
Труднее решить вопрос, откуда и из каких источников Кильбургер почерпнул известия о пути из Стокгольма в г. Або, а оттуда о сухопутной дороге по югу Финляндии до Выборга, Ниеншанца и Новгорода. Здесь можно лишь высказать предположение, что переводчик Эосандер, ездивший тогда в Стокгольм и обратно в Россию по зимнему пути, мог дать соответствующие сведения об этой дороге любознательному Кильбургеру; впрочем Швеция тогда также имела свои дорожники и карты, из которых наш автор мог позаимствовать необходимые ему данные; заметим, что у Пальмквиста нет маршрута этого пути, а есть только описание его части: «Обыкновенная зимняя дорога от Ниеншанца прямо к Новгороду».
Иначе решается вопрос об описании Кильбургером дороги от Москвы до Тобольска и Пекина. У Пальмквиста помещено то же самое описание, но от Тобольска путь у него показан на Енисейск, Красноярск до Киргизской степи, и тут он кончается, а у Кильбургера описание доведено только до Тобольска, а [49] дальше он поместил путешествие Байкова, из которого видно, как Байков пошел из Тобольска вверх по Иртышу, к его истокам, а далее через степь Гоби к Пекину. Вопрос о пути через Россию в Пекин в то время, как и раньше, чрезвычайно интересовал иностранные державы, и они не раз просили позволения у русских найти дорогу в Китай через их владения. Понятно, что Кильбургер и Пальмквист постарались достать описание дороги в Сибирь, но Кильбургер пошел дальше своего современника и показал на примере Байкова возможную дорогу в Пекин. Откуда он взял текст путешествия Байкова, на это нельзя прямо ответить. Может быть, он сам достал русский оригинал этого путешествия и сделал из него извлечение, но против этого говорит испорченная передача названий, а мы увидим ниже, что Кильбургер правильно передавал русские названия; кроме того, нельзя предположить, что автор так хорошо знал русский язык, чтобы взялся за перевод с русского на немецкий; к тому же русские редакции, пока известные нам, значительно отличаются от сокращения Кильбургера, а, наоборот, заграничные редакции приближаются в нему. Все это заставляет предполагать, что автор сделал извлечение из какого-нибудь уже тогда существующего иностранного печатного или рукописного описания этого посольства. Мы знаем, что Н. Витзен вывез в 1665 г. из Москвы описание посольства Байкова и сам его перевел на голландский язык, и возможно, что наш автор пользовался именно голландским переводом или одной из его переделок, потому что это путешествие тогда всех интересовало, и его переводили на многие языки.
Для полноты указания источников можно еще указать, что Кильбургер отчасти пользовался услугами истории и в некоторых главах дает краткие исторические справки; так, в главе о персидской торговле он упоминает о разграблении С. Разиным Астрахани, но это он, очевидно, слышал в Москве. Когда 2 года спустя был в Москве голландец Балтазар Койэт, он собрал довольно обширный материал (11 страниц) о бунте Разина; впрочем заграничные газеты во время этого бунта были полны его описанием. Далее Кильбургер, говоря о порте Архангельске, приводит из истории несколько строк о том, как в 1553 г. Уилльби ногиб, а Чанселлер открыл [50] торговому миру Архангельск, за что англичане получили льготы, но в 1649 г. лишились их, под предлогом убийства ими своего короля. В главе о пошлинах Кильбургер мимоходом и поверхностно напоминает о Тявзинском мире 1595 г. и следующих постановлениях о пошлинах, но всего этого он касается слегка, насколько требует только ясность изложения.
Вообще Кильбургер обладал большими познаниями. Это был образованный человек, начитанный, знающий, куда ему обратиться за теми или другими необходимыми для него сведениями. Он знал не только шведский язык и немецкий, на котором он писал, но и латинский и французский. Знание этих языков подтверждается тем его единственным собственноручным письмом, которое сохранилось в Стокгольмском архиве и писано на 4 языках: немецком, шведском, французском н латинском. Знание латинского языка также обнаруживается латинской надписью на вольфенбиттельской рукописи — надписью, без сомнения, составленною им самим. Знакомство его с французским языком видно и в самом тексте его книги, а именно в предисловии, где он приводит французскую пословицу: «pour prendre un renard il faut rcnard et demi». Следует думать, что он знал и голландский язык, потому что он пользовался голландским прейскурантом, в книге же целиком помещенным; он считает необходимым заметить, что московский реформаторский священник проповедует на голландском языке; может быть, Кильбургер его слушал. Кроме того, можно еще предполагать, что автор был не только в России, но и в других странах, именно в Голландии. Так, в предисловии он сравнивает Москву с Амстердамом, говоря, что в Москве больше лавок, чем в Амстердаме, но тут же спешит оговориться, что это касается только количества лавок, а что касается величины их, то, действительно, 10 московских почти что равняются одной амстердамской — так малы русские лавки. В статье о железных рудниках Кильбургер говорит: «надо знать, что в России можно найти столь же прекрасную землю (Erde), как в Голландии и Франции».
Владел ли Кильбургер русским языком, вот вопрос, который является весьма интересным и важным для оценки его сочинения. Думаем, что да, хотя, может быть, очень и очень плохо, но все-таки настолько, чтобы быть в состоянии [51] разбираться в русских ответах. К сожалению, автор ни в одном месте не дает повода для твердого вывода об этом, и только одни русские названия и отдельные слова дают материал для решения этого вопроса. Приводимые им русские названия предметов отличаются большой правильностью, напр., «IkraTschorna» — черная икра, «Suecken» — щуки (ч. I, гл. I, п. I), «Karluck» — карлук, так русские называли рыбий клей, добываемый из рыбы «Belluga» — белуги (там же, п. XXIV); есть также рыба — «Biella Ribba» (ч. I, гл. II, п. IV); моржовую кость русские называют — «Tschadra Kost» (т. же, п. X), а лошадиные стада — «Tablinen», (ч. I, гл. III, п. XI); названия монет, веса и мер совершенно правильно переданы; в Архангельске есть — «Bolschaja Turma» (ч. IV, гл. I), а в Москве — «Gostinoy Dwor Staroy», «Gostinoy Dwor Nowoy» (ч. IV, гл. VIII), бывает «Basar» и есть «Semsckoy Pricas» (ч. IV, гл. X), «Posolskoy Pricas» (ч. III, гл. VII), «Bolschaja Casna», «Tschptnoy Pricas» (ч. IV, гл. IX), «Puschneschnoy Pricas»; снаряд для поднятия колокола выдумал «Storosk» — сторож (ч. IV, гл. XII); лучшие яблоки называются «Nalliweny» — наливными (ч. IV, гл. XIV); на Пасху ходатаи приносят в приказ подношения с возгласом: «Christos wos chrest» (ч. III, гл. VI) и т. д.. Все это показывает, что автор хорошо вслушивался в русскую речь и не искажал слов; приводя русские названия, он, где считал нужным, объяснял их значение: «Gostinoy Dwor Staroy oder der alte Gasthof», «Storosk oder Thuerhueter», «Suddaky oder Sandarn», «Giesshaus — Puschneschnoy Dwor» и т. п. Отсюда можно вывести заключение, не лишенное, может быть, некоторого основания, что Кильбургер знал настолько русский язык, что был в состоянии давать объяснения русским словам и названиям, которые всегда передавал правильно 32. При собирании материалов, знание русского языка, хотя бы и незначительное, имело для него большое значение. Ходя по городу, он мог узнавать цены, расспрашивать, а что он ходил по лавкам, это видим из его слов, например: «Каменных куниц в Москве я (почти) не видал или немного» (ч. I, гл. I, п. III, 2), «Я еще заметил в Москве некоторые предметы», [52] «Я купил фунт (чая) за 30 копеек»; далее Кильбургер говорит о бадьяне, каповом дереве, шарфах, кошельках, пуговках, пороховницах, замках и сообщает их цены, очевидно, полученные им по расспросам, а «в заключение, пишет он, ... я хочу еще упомянуть, что нужно удивляться, как много гробов всякой величины лежит там и тут по городу для продажи; они все сделаны из одного куска дубового дерева и иногда вывешиваются перед лавками. Самый большой стоит от 160 до 170 копеек» (ч. I, гл. II, Nota). Как видим, эти гробы поразили Кильбургера, и он даже к ним приценился.
Вопрос о свободе, которой пользовался Кильбургер в Москве, имеет большое значение для определения важности материала, им собранного. Правда, шведское правительство не очень то гостеприимно было встречено в Москве, но это не могло помешать нашему путешественнику ходить по городу, потому что он не играл при посольстве официальной роли и был лишь одним из королевских дворян. Когда Балтазар Койэт прибыл 2 года спустя после Кильбургера в Москву с голландским посольством Кленка, он, как узнаем из сочинения самого Койэта, свободно гулял по городу, посещал иноземцев, ездил даже на стеклянный завод своего родственника Койэта и т. п., а 2 года спустя после Койэта в Москве был вместе с польско-литовским посольством Таннер, который тоже имел возможность свободно расхаживать по городу, все рассматривать, ему даже случайно удалось два раза видеть поездку царя за город. Такою же свободою передвижения мог пользоваться и Кильбургер, что он и делал, как мы видели раньше. Что шведское посольство в самом деле пользовалось относительной свободой; а не находилось точно в заключении, хорошо явствует хотя бы из того, что 22 января, т. е. когда русские наиболее были раздражены несговорчивостью шведов во время аудиенции «сидеть без шляп», и когда вследствие этого были прерваны с ними переговоры до решения королем этого вопроса, то, несмотря на такую создавшуюся напряженность отношений, упомянутого 22 января было позволено одному шведскому дворянину из посольства с 2 людьми (им было дано 3 саней) отправиться из Москвы в Лифляндию «для покупки про их обиход красных нитей» 33. [53]
Обратимся сейчас к исследованию достоверности известий Кильбургера.
У Кильбургера встречаются некоторые места недоумевающего характера. О горностае он, например, пишет, что в Москве выделанный сорок горностаев стоит 20 копеек (ч I, гл. I, п. III, 3); тут описка или ошибка несомненна, тем более, что сам автор в прейскуранте, приложенном к этой главе указывает, что в Москве можно найти только казанских горностаев ценой (за сорок) в 4-5 руб. В другом случае автор сообщает о норках, что «в каждом сороке — от 12 до 15 штук, перемешанных с гладкими или совсем короткошерстыми» (там же, 5), а в прейскуранте читаем: «норки с 10-15 гладкими, сорок от 14 до 15 рублей». Понять точный смысл этого затруднительно; противоречие или описка в цифрах тут ясна.
Кроме этого, у Кильбургера находим просто ошибки. Вес свертка юфти, согласно ему, = 1 ½ пуда (г. I, гл. I, п. IV), а по Родесу (как по рукописи Эверса, так и по стокгольмской) = 1 ½ пуда; между тем нам известно, что данные об юфти Кильбургер брал у Родеса.
«Соленых, воловьих и козлиных кож почти 4.500 штук ежегодно... везется в Архангельск» (там же, п. XIX). Это взято Кильбургером тоже у Родеса, однако у Родеса сказано совсем не то, а именно у него показано, что одних только бараньих (или соленых) кож вывозится из Архангельска 4.500, воловьих — 300, а козлиных — 8.978; кроме того, Кильбургер прямо говорит — соленые кожи, не объясняя, какие это кожи, а у Родеса это сказано: «бараньи, или соленые, кожи». Из этого примера видно, в какое большое заблуждение может ввести Кильбургер. Отметим тут еще очень важное обстоятельство. Беря у Родеса данные, он их приурочивает к своему времени, как, например, видно на вышеприведенном примере. Но в то же время следует отдать ему справедливость, указав, что он таким образом не всегда поступает и иногда отмечает: «более 20 лет тому назад вывозилось из Архангельска столько-то».
Сверх вышеуказанной неточности в количестве вывезенных бараньих, воловьих и козлиных кож, можно привести [54] и другие примеры. Так, полотна по Кильбургеру иногда вывозится за море в один год свыше 30.000 аршин, а между тем у Родеса вывоз точно определен в количестве 325.980 арш.; итак, автор должен был сказать свыше 300.000, а не 30.000; впрочем здесь может быть вина переписчика или наборщика (ч. I, гл. I, п. VII). В другом пункте (там же, п. XI) показано, что ворвани «ежегодно идет около 600 тонн». Положим, что такое же количество есть и по тексту Г. Эверса, но по стокгольмской рукописи совершенно ясно видно, что за море шло 6.000 тонн, что вполне верно. Приведенная в той же главе табличка вывезенных из Архангельска мехов отличается в издании Бишинга неточностями, по сравнению с таблицей Родеса, но эти неточности, очевидно, вкрались не по вине автора, а вследствие описок в рукописи или при печатании.
Кроме того, нужно обратить внимание на тот факт, что Кильбургер любит округлять цифры или делать их более растяжимыми. Так, он говорит, что свиной щетины вывозится ежегодно от 5.000 до 6.000 пудов, а у Родеса точно указано — 5.500 пудов; тюленьих кож по Кильбургеру ежегодно вывозится через Архангельск около 30.000, а по Poдесу — 31.060, рогож — от 300.000 до 400.000, а по Родесу — 389.000 и т. д. Округление Кильбургером этих цифр собственно понятно, потому что Родес писал о вывозе какого-нибудь одного года, а Кильбургер безотносительно, вообще об архангельском вывозе, но зато это показывает, к каким (искусственным, скажем) приемам он прибегал для получения своих данных, и насколько они могут соответствовать действительному положению вещей.
Конечно, от такого умного человека, как Кильбургер, нельзя ожидать, чтобы он бессознательно заимствовал цифры вывоза у Родеса, и, действительно, он прибегал к такому приему, когда верил в возможность такого количества вывоза в свое время и думал, что со времени Родеса вывоз этот остался без перемен. Но, когда он говорит, например, сале (говяжьем), он не приводит количества вывоза, указанного Родесом (115.080 пудов по 11 руб. за шиффунт), а пишет: «Раньше много сала вывозилось морем, но теперь больше не вывозится так много», потому что русские стали сами его больше употреблять, и «теперь продавался шиффунт от 8 до [55] 8 1 ½ рублей» (ч. I, гл. I, п. XV); или: «Прежде вывозилось ежегодно около 3.500 пудов (воска), но так как страна год от году увеличивается..., то должны были прекратить» его вывоз (ч. I, гл. III, п. II). Количество вывоза некоторых товаров, указанное Родесом, даже совсем не упоминается у Кильбургера.
Самое главное в сочинении Кильбургера приведенные им выписи из таможенных архангельских книг. Сам Кильбургер пользовался ими при перечислении разных видов торговли, где он иногда указывает, сколько было ввезено этого товара в Россию за годы 1671, 1672 и 1673; так, он говорит, сколько ввезено было в 1673 г. полотна (ч. I, гл. I, п. VII) или бумаги за 1671, 1672 и 1673 годы, или воска, или выдр, или бутылок, или железа, соли и т. п. (ч. I, гл. III). Но, заимствуя на этот раз у самого себя, т. е. перерабатывая свой материал, он в точности выписывает цифры, а не округляет их, как по большей части делал при выписках из Родеса. К сожалению, в настоящее время нет пока еще возможности узнать, какой достоверностью отличаются росписи Кильбургера и насколько они отличаются полнотой. В них обращает на себя внимание их характер. Росписи 1671 и 1672 г.г. составлены сплошным подсчетом товаров без указания, какие корабли их привезли; наоборот, роспись 1673 г. состоит из 4 списков, в начале каждого из которых указано время прихода кораблей, их число и национальность, а именно всего пришло 33 корабля: 19 голландских, 10 гамбургских и 4 бременских, а пришли они в конце июля и в конце сентября. Тут и может возникнуть вопрос, воспользовался ли Кильбургер всеми списками за 1673 г. или же некоторые ускользнули от его внимания или же просто не были им приведены. При этом он сам странно говорит, что ежегодные росписи из архангельских и лифляндских таможенных книг лучше всего могут дать понятие об европейском ввозе, «из которых некоторые я здесь помещу». Из этих слов видно, что автор как будто имел и лифляндские росписи, но он из них не дал ни одной; с другой же стороны, что он хотел выразить словами, что «некоторые (einige, несколько) я помещу здесь»? или он хотел сказать, что дает росписи полностью за несколько лет, или же, что вообще даст несколько (случайно) имевшихся у него [56] росписей, хотя и не вполне охватывающих всего вывоза? Впрочем сам автор говорит, что, очевидно, действительное количество привозных товаров должно быть более значительным, чем видно из росписей, так как много товаров привозится контрабандой.
После росписей обращает на себя внимание таблица архангельских таможенных сборов от 1654 г. до 1673 г. включительно (ч. III, гл. V). Она резко идет против единичных указаний других иностранцев на колоссальный таможенный сбор г. Архангельска. Эта таблица в общем не возбуждает подозрений в своей верности и даже претендует на большую точность, так как сбор указан даже с полушками. В 1654 г. сбор показан равным около 54 тыс. p., в 1658 г. — 92 тыс. и среди этих пределов он и колеблется почти все время от 1654 до 1673 г. включительно, редко спускаясь ниже. В книге Крестинина конца XVIII в. («Краткая ист. о гор. Архангельске, сочинена архангелогородским гражданином Васильем Крестининым. СПБ., при Имп. Ак. Наук, 1792 г.», с. 92) под 1645 г. указан «збор таможенныя городския пошлины 51.500 рублев 20 ¾ копеек», а по Кильбургеру — 51.585 p. 56 ½ коп., т. е. разница, как видим, ничтожная, всего несколько более 85 руб. Но для проверки данных Кильбургера, у нас есть еще более ценный источник — это архангельские книги, сохранившие нам сметные списки архангельской таможни между прочим за 1669-1674 годы 34. Мы не станем всех их подвергать полному изучению, потому что для нашей цели вполне достаточно будет остановиться на разработке архангельских таможенных документов 1673 года, которым годом оканчивается таблица Кильбургера.
На основании архангельской книги этого 181 года, т. е. московского года — с 1 сентября 1672 г. по 1 сентября 1673 г., мы составляем следующую подробную таблицу таможенных записей за это время. [57]
|
181 г. осень и зима.
|
||
|
Предположено собрать, согласно прошлогоднему сбору за это время, таможенных пошлин, писчих денег и пр. — 2.472 р. 5 а. 4 д. Но в действительности собрано таможенных пошлин и писчих денег русскими мелкими серебряными деньгами + золотыми и ефимками: |
||
|
946 р. 10 а. 1 д. [+ 16 р. 17 а. 5 д. (Это
— прибыль, полученная русскими вследствие платежа иностранцами пошлин,
вместо ефимков, русскими мелкими серебряными деньгами.)]
|
||
|
В том числе:
|
||
|
С русских людей взято мелкими серебряными деньгами:
|
С иноземцев взято, вместо золотых и ефимков, мелкими серебряными деньгами:
|
С иноземцев взято золотых и ефимков на:
|
|
60. р. 13 а. 3 д.
|
99 р. 2 а. 3д.
(при чем прибыли оказалось на 16 р. 17 а. 5 д.). |
803 р. 12 а.
|
|
159 р. 16 а.
|
||
|
962 р. 28 а.
|
||
|
Не добрано, по сравнению с прошлогодним сбором 1880 г. за осень же и зиму, — 1.509 р. 11 а. |
||
|
181 г. лето.
|
||||||||||||||
|
Предположено собрать, согласно прошлогоднему сбору за это же время,
таможенных пошлин, писчих денег и прочих мелких сборов — 70.068 р. 28 а.
5 ½ д. Но в действительности было собрано таможенных пошлин и прочих мелких сборов: |
||||||||||||||
|
51.091 р. 28 а. 3 ½ д. + писчих денег 505 р. 24 а. 4 ½ д.
|
||||||||||||||
|
51.597 р. 20 а. (Все нижеследующие цифры означают пошлины вместе с писчими деньгами и мелким сбором.).
|
||||||||||||||
|
В том числе:
|
||||||||||||||
|
Взято с товаров Боль-шого дворца ефим-ками на:
|
Следовало взять с шелка-сырца:
|
Взято с товаров пр. Тайных дел, пр. Большой казны и с русских купецких и промыш-леннох людей мелкими сереб-ряными деньгами:
|
Зачтено в пошлину гостю Т. Кельдер-ману за взятый у него в Москве в казну жемчуг мелкими сереб-ряными деньгами:
|
Следо-вало взять с англ. Т. Гебдона:
|
Следо-вало взять с датских, гол-ландс-ких, флорен-тийских, гамбурс-ких и бременс-ких инозем-цев:
|
Следовало взять ефимками с непроданного ренского вина
|
Следо-вало взять с отдачи с поташа Сергац-ких буд, продан-ного инозем-цам:
|
С товаров инозем-ных, выменен-ных на упомяну-тый сергац-кий поташ, а также куплен-ных сверх этого:
|
С гамбурских сукон иноземца гостя Яг. Фангорна
|
С питей инозем-ца Ф. Акамы с тов., Петра Марсе-лила и Гр. Мика-лаева:
|
Было конфис-ковано неявлен-ных в таможню товаров, денег и пенных ефим-ков:
|
|||
|
Посольс-кого приказа:
|
Казен-ного приказа:
|
с гол-ландца Д. Арт-мана:
|
с приказ-чика (А. Дит-хенс) гол-ландца Я. Фандор-мера:
|
|||||||||||
|
с отдачи:
|
с приему:
|
|||||||||||||
|
535 р. 22 а. 5 ½ д.
|
43 р. 10 а. 1 д.
|
128 р. 18 а. 2 д.
|
18.856 р. 19 а. 1 ½ д.
|
404 р. 19 а. 2 ½ д.
|
326 р. 26 а.
|
25.341 р. 5 а. 3 ½ д.
|
606 р.
|
1.050 р. 13 а. 2 д.
|
1.543 р. 19 а. 3 д.
|
1.325 р. 8 а. 1 д.
|
456 р. 7 а. 5 ½ д.
|
456 р. 7 а. 5 ½ д.
|
148 р. 3 а. 5 ½ д.
|
669 р. 29 а. 1 ½ д.
|
|
171 р. 28 а. 3 д.
|
Взято на нем же с сахара ефимками на: 7 р. 21 а. 4 ½ д.
|
25.667 р. 31 а. 3 ½ д.
|
1.656 р. 13 а. 2 д.
|
3.929 р. 14 а. ½ д.
|
||||||||||
|
Но эти
пошлины и писчие деньги не взяты, потому что их следовало уплатить в
казну золотыми, ефимками и заморскими товарами лишь в новую
архангельскую ярмарку, именно в августе 1674 г.
|
[В счет
этого: взято 22.300 золотых и 3.152¼ ефимка с 16 долею ефимка + взято,
вместо ефимков, русскими мелкими серебряными деньгами – 16 р. 5 а. 2 ½
д. + заятено ит. Ф. Гласхонну и гамб. А. Бутенанту за взятые у них в
Москве в казну товары русскими мелкими серебряными деньгами — 2.134 р.
25 а.
Всего с инозмцев взято и зачтено в пошлину серебр.
деньгами: 2.150 р. 30 а. 3 ½ д. (при чем прибыли оказалось на 358 р. 15
а. 5 д.)]
|
Эти пошлины и писчие деньги написаны в доимку.
|
Но эти пошлины и писчие деньги, по указу государя, не взяты.
|
|||||||||||
45.076 р. 27 а. 11 д. взято (= 535 р. 22 а. 5 ½ д. + 18.865 р. 19 а. 1 ½ д. + 7 р. 21 а. 4 ½ д. + 25.667 р. 31 а. 3 ½ д.),
1.656 р. 13 а. 2 д. написано в доимку,
404 р. 19 а. 2 ½ д. зачтено в пошлину,
4.101 р. 9 а. 1 ½ д. не взято (= 171 р. 28 а. 3 д. + 3.929 р. 14 а. ½ д.).
Итого: 51.239 р. 2 а. 13 д.
Если же теперь к выведенному нами итогу прибавим еще ту прибыль, которую русские выручили при взимании с иноземцев пошлин, взамен ефимков, русскими мелкими серебряными деньгами, именно 358 р. 15 а. 5 д., то получим окончательную сумму в 51.597 р. 20 а., которая совершенно совпадает с той цифрой архангельского сбора, которая с такой замечательной точностью была выведена в таможенных документах XVII века.
Между тем у Кильбургера указано, что в 1673 г. было собрано у Архангельска 52.267 р. 47 ½ к., что не соответствует вышеприведенным несомненно точным данным. Однако если мы и тут постараемся глубже ознакомиться с архангельскими книгами, то увидим, что и цифры Кильбургера отличаются не меньшей точностью, чем документы архангельской таможни. В самом деле, прибавив к полученной нами сумме архангельского сбора — 51.597 р. 20 а. стоимость конфискованных за это время товаров и взятых штрафов — всего 669 р. 29 а. 1 ½ д., у нас получится — 52.267 р. 47 ½ к. ½ д. (т. е. у Кильбургера меньше на ½ коп.! он вообще в своей таблице принимает во внимание лишь полушки, совершенно уместно игнорируя четвертые части копеек).
Таким образом подробное изучение архивных документов вполне объясняет и раскрывает нам составные части неодинаковых пошлинных архангельских итогов 1673 г., которые мы находим, с одной стороны, в русских таможенных списках, а с другой стороны, у Кильбургера.
Однако было бы ошибочно думать, что у нашего автора наблюдается во всех его итогах одинаковый состав их частей. [58] И правда, если в сбор 1673 г. входят у него между прочим и писчие деньги, то сбор, например, за 1669 г. указан без них — 66.021 р. 4 а., между тем как по архангельской книге (№ . 5) размер пошлин, собранных во время ярмарки, вычислен в 66.021 р. 4 а. + писчих денег 657 р. 25 a. 1 д. (+ осенний и зимний сбор 1.075 р. 23 a. 1 ½ д.). За оба вышеприведенные годы, 1673 и 1669, у Кильбургера, как мы видим, не включены в его итоги осенние и зимние сборы, которые, впрочем, были всегда не велики (обыкновенно они ограничивались сотнями рублей) и падали на время от 1 сентября предыдущего года до начала архангельской «карабельной пристани» текущего года.
Итак, в окончательном результате мы видим, что цифры Кильбургера, если и разнятся от общих итогов русских таможенных документов, то не вследствие ошибок, а по причине разного способа пользования цифровым материалом. Впрочем нужно признать, что данные ни архангельских книг, ни Кильбургера не соответствуют истинному сбору архангельских пошлин, потому что в эти итоги входит не только в самом деле пошлина, но и также что следовало взять, доимки, недоимки, зачеты, писчие деньги и конфискации. Но зато, с другой стороны, подобного рода цифровой материал служит даже более верным указателем размера торговли Архангельска, чем если бы мы имели сведения, исключительно указывающие только на действительное поступление пошлин. Что данные Кильбургера верны, также свидетельствует то обстоятельство, что количество архангельских пошлин за последующие годы, т. е. с 1674; г., не противоречит цифрам нашего автора. Эти сборы известны нам как из тех же русских архангельских книг за соответствующие годы, так и из Двинской летописи, в которой они упоминаются с 1688 г. с перерывами до 1694 г. и достигают 80-84 тысяч, а в 1700 г. доходят до 95 т. р.
Подвергая рассмотрению вопрос о достоверности цен Кильбургера, прежде всего следует заметить, что те же цены какие встречаем у Родеса, находим и у Кильбургера, который выдает их, как бы за современные ему; так, цены козлиных, бараньих и воловьих кож (ч. I, гл. I, п. XIX) взяты у Родеса; цена хлеба за ласт — 25 руб. взята тоже у Родеса, как и количество вывозимого хлеба (ч. I, гл. II, п. II); то же нужно сказать о ворвани, льняном семени, свиной щетине и др. товарах. [59] Но думать, что автор воспользовался везде ценами Родеса, было бы ошибочно уже по одному тому, что у Родеса количество цен по сравнению с Кильбургером совсем небольшое. Он даже воспользовался не всеми ценами Родеса, а лишь некоторыми, очевидно, именно теми, которых он не имел в собранном им самим материале. У него даже выставлены цены, расходящиеся с Родесом, например, кошки по Родесу — по 5 руб. за сорок, т. е. штука — 12 ½ коп., а по Кильбургеру (ч. I, гл. I, п. III, 11) штука — 30-36 коп., а домашняя — 80-120 коп.; то же самое наблюдаем на ценах рогож и мн. др. товаров.
Все это относится к ценам, которые автор дает при перечислении товаров, а что касается отдельных прейскурантов, то тут данные целиком собраны самим Кильбургером, а не взяты из литературных источников. В частности остановимся несколько на обширном московском прейскуранте 30 мая 1674 г., где выставлены тогдашние цены иностранных товаров, а также наивысшие и наинизшие. Его можем сравнить с голландским прейскурантом, помещенным впереди его и относящимся к концу того же мая 1674 г., но показывающим только тогдашние цены (ч. II, гл. I). Выписав из обоих прейскурантов однородные товары с их стоимостью, получим такую таблицу:
| |
Голл. прейскур.
|
Нем. прейскур.
|
|
Камка аршин |
74-76 к.
|
74-75 к.
|
|
Объярь обыкновенная |
1р. 05 к.
|
1 р. 20 к.
|
|
Indigo Guatimalo пуд |
22-23 р.
|
23 р.
|
|
— Lauro |
24 р.
|
25 р.
|
|
Ладан белый |
7 р.
|
7 р.
|
|
— серый |
3 ½-4 р.
|
4 р.
|
|
Масло деревянное |
2р. 90 к.
|
3 р.
|
|
Шафран |
48 р.
|
80 р.
|
|
Свинец |
8 р.
|
8 р.
|
|
Квасцы |
13 р.
|
12 р.
|
|
Сушеный инбирь |
4 р.
|
4 р.
|
|
Орех мускатный |
25 р.
|
25 р.
|
|
Гвоздика |
48 р.
|
48 р.
|
|
Котлы |
5 р.
|
5 р.
|
|
Тазы |
6 р.
|
6 р. [60]
|
| |
Наименьшая цена.
|
Тогдашняя цена.
|
Наивысшая цена.
|
Разница в цене на:
|
|
Сукно гамб. |
7 р.
|
8 р.
|
9 р.
|
1 р.
|
|
Бумага |
1р. 00 к.
|
1р. 20 к.
|
1р. 40 к.
|
20 к.
|
|
— |
1р. 10 к.
|
1р. 30 к.
|
1р.5 к.
|
20 к.
|
|
Зелень (ярь) |
8 р.
|
14 р.
|
20 р.
|
6 р.
|
|
Клыки слоновые |
15 р.
|
20 р.
|
25 р.
|
5 р.
|
|
Тазы |
5 р.
|
6 р.
|
7 р.
|
1 р.
|
|
Жесть белая |
12 р.
|
16 р.
|
20 р.
|
4 р.
|
|
Вино красное |
10 р.
|
14 р.
|
18 р.
|
4 р.
|
Большинство же прочих цен Кильбургера, которые находим в том же немецком прейскуранте, при обозначении их высших и низших пределов, не возбуждают с внешней стороны никаких сомнений в своей правдивости; так, например, сукно тангермюндское стоило 6 р., низшая цена была тоже 6 р., значит не спускалась, а высшая — 8 р.; турецкий камлот — 3 р., а высшей и низшей цены даже совсем не указано; цена риса (сорочинское пшено) — 90 коп., самая дешевая — 80 коп., а самая дорогая — 1 р. 50 коп.; сушеный инбирь — 4 р., и это же есть самая высокая цена, а дешевая — 2 р.. В этих ценах чувствуется искренность.
Цены на съестные припасы можно считать в общем достоверными. Когда Кильбургер был в июле в Твери, то, вероятно, при покупке яиц узнал и записал их стоимость; также можно полагать, что, проезжая по р. Луге, путешественники купили овцу, и автор тоже занес ее стоимость в свою книгу; некоторые цены Кильбургер два раза приводит в своей работе, при чем нигде не изменяет их, например, цены ржи.
Но для точного определения степени достоверности цен Кильбургера следует их сравнить с ценами, взятыми из других исторических источников. Правда, проверка цен представляет ту трудность, что они отличаются крайней изменчивостью и разнообразием не только при различии места и времени, но и при условии одноместности и одновременности. Сам автор говорит о больших колебаниях цен в России, так что иногда цены разнились в течение месяца на 100%, что происходило оттого, что в Россию приходили корабли только раз в год, а не постоянно. Кильбургер также указывает на разницу цен по месту, сообщая, что овца в Москве стоила 30-36 коп., но к западу от Новгорода, на р. Луге, — 12-14 коп., или что десяток яиц в Москве стоил (в мае) 2 коп., а в Твери (в июле) всего около 0,7 коп.
Но, несмотря на колебание цен, все-таки возможно проверить правдивость их у Кильбургера. Для этого обратимся к архивным данным за тот же год. [62]
Когда шведское посольство было в Москве, в Посольском приказе возник вопрос об его продовольствии. Дьяк Як. Петелин 27 декабря спрашивал у высшего начальства, где покупать зелья и приводил для справки цены, по которым «в рядех покупают пряные зеля» 37. 30 декабря 1673 г. в Посольском приказе уже был заключен с торговым человеком овощного ряда кадашевцем М. Филипповым договор, согласно которому он обязался поставлять шведам во все время пребывания их в Москве до их отпуска (по 23 июня) пряные зелья «подлинно по указным статьям» по условленной цене. Когда послы уехали, М. Филиппов предъявил правительству просьбу уплатить деньги за его поставку пряностей посольству, и при решении этого дела было выяснено, по каким ценам челобитчик обязался поставлять упомянутые товары 38. Вот эти именно цены — справочные дьяка Як. Петелина и поставочные М. Филиппова, мы можем сопоставить с некоторой осторожностью с данными из голландского и немецкого прейскурантов Кильбургера (ч. II, гл. I).
|
ТОВАРЫ.
|
Голландский прейскурант конца мая 1674 г.
|
Немецкий прейскурант 30 мая 1674 г.
|
Цены в овощном ряду 27 декабря 1673 г.
|
Цены поставочные с 1 января по 23 июня 1674 г.
|
|
Сахар головной полу-рафинад пуд |
4 р. 60 к.
|
4 ½ р. (4-6 p.)
|
Сахар головной добрый } 6 р.
|
6 р.
|
|
Сахар леденец белый |
—
|
6 ½ p. (6-10 p.)
|
||
|
Сахар леденец серый |
—
|
5 ½ p. (4-8 p.)
|
||
|
Масло деревянное |
2 р. 90 к.
|
3 p. (2-5 p.).
|
2 р. 80 к.
|
—
|
|
Миндаль |
—
|
5 p. (3-7p.).
|
6 р.
|
6 р.
|
|
Инбирь сушеный |
4 р.
|
4 р. (3-7 р.)
|
Инбирь – 6 р.
|
6 р. [63]
|
|
Инбирь консервирован. |
—
|
6 ½ р. (4-8 р.).
|
||
|
Пшено сорочинское |
80-85 к.
|
90 к. (80-1 р. 50 к).
|
1р. 20 к.
|
1р. 60 к.
|
|
Коринка |
4 ½ р.
|
2 ½ р. (1 ½-3 p.).
|
6 р.
|
3 р. 20 к.
|
|
Корица |
—
|
30 p. (25-40 p.).
|
68 р.
|
32 р.
|
|
Шафран |
48 р.
|
80 p. (50-120 p.).
|
157 р. 60 к.
|
—
|
|
Мускатный орех |
25 р.
|
25 р. (16-30 p.).
|
57 р.60 к.
|
38 р. 40 к.
|
|
Мускатный цвет |
—
|
50 р. (30-60 p.).
|
72 р.
|
115 р. 20 к.
|
|
Ладан белый |
7 p.
|
7 p. (6-10 p.)
|
9 р. 39
|
—
|
Остальные определения стоимости Кильбургера можно рассматривать также по трем рубрикам: цены, которые не сходятся с другими, цены, которые не противоречат им, и, наконец, цены, которые соответствуют им. Для их сравнения можно взять данные из Русской Исторической Библиотеки, т. XXIII, где напечатаны дела Тайного приказа за 1663-1676 г.г., в которых находим много цен для гор. Москвы.
По Кильбургеру каповая ложка стоит 40-60 коп. (ч. I, гл. II, Nota, 3), а между тем в январе того же 1674 г. были куплены ложки по 10, 15 коп. штука (Р. И. Б., с. 210), т. е. тут Кильбургер определил чересчур высокий предел цены, потому что ложку можно было купить и за 10 коп., а не только за 40-60 коп.
Здесь же автор пишет, что каповая чаша (ковш) стоит по 3 р., и, действительно, в январе того же года покупали каповые ковши по ½, 1 и 2 р. (Р. И. Б., с.с. 206, 210). [64]
Стоимость обыкновенной (не калькутской, а русской) курицы Кильбургер считает в 3 коп. (ч. IV, гл. XIII). Эта цена показана наполовину ниже действительной, потому что нам достоверно известно, что в мае 1674 же года она стоила 6 коп. (Р. И. Б., с. 293), а цены Кильбургера на съестные припасы относятся главным образом к маю этого года. Курица стоила в Москве не только в этом году 6 коп., но и в другие годы, колеблясь от 5 до 7 коп.; например, в июле 1669 г. — 6 коп. (Р. И. Б., с. 36), а в августе живая — 7 коп. (Р. И. Б., с. 70), в марте 1670 г. тоже живая — 7 коп., (Р. И. Б., с. 1298), а в августе этого года (зарезанная) — 5 коп. (Р. И. Б., с. 1372).
Такую же недостоверность цены видим в стоимости козлиных и других кож. Уже одно то обстоятельство, что эти цены, как было выше видно, взяты у Родеса и приурочены, по смыслу текста, ко времени Кильбургера, показывает их несостоятельность. К сожалению, цен для 1674 г. тут нельзя привести, но зато известно много их за годы 1666-1670, когда стоимость козлиных кож колебалась от 15 до 20 коп., при чем цена в 20 коп. чаще всего встречается (Р. И. Б., с.с. 1585-1643, книга сафьянного завода), в то время как у Кильбургера выставлена ценность козлиной кожи — 36 коп. (ч. I, гл. I, п. XIX).
Различие других цен с данными Кильбургера объясняется не ошибочностью их, а способностью цен изменяться по условиям рынка и времени.
Свежий шпик 40, пуд, по нашему автору стоил в Москве в его время 24 коп., а вяленый — 40 коп. (ч. I, гл. II, п. III или ч. IV, гл. XIII), а в январе 1674 г. покупали пуд свиного мяса за 35 коп., а в январе 1675 г. — 40 коп. (Р. И. Б., с.с. 229, 374).
100 яиц при Кильбургере стоили в мае 20 коп. (ч. IV, гл. XIII), а нам известно, что в мае же того же 1674 г. в Москве покупали 100 яиц за 30 коп. (Р. И. Б., с. 294), а в декабре 1673 г. — 40 коп. (там же, с. 190), в марте 1670 г. — 25 коп. (т. же, с. 1298), а в апреле — 15, 13, 20 коп. (т. же, с.с. 3, 5, 6); тут, конечно, разнообразие цен нисколько не [65] подрывает их искренности, потому что это есть товар с сильно колеблющимися ценами.
Камка (итальянская) по Кильбургеру стоила в мае 1674 г. аршин — 74-75 коп. (нем. прейскур., ч. II, гл. I), в январе же 1675 г. покупали камку (белую) по 85 коп. аршин (Р. И. Б., с. 355), а в апреле 1670 г. камку (мелкотравчатую и желтую) по 80 коп. арш. (там же, с. 1315) и т. д.. Разнообразие этих цен, конечно, зависит от разновременности их, но главным образом от качества и сорта этой материи, и сам Кильбургер указывает, что 74-75 коп. стоит камка итальянская, а амстердамская всего — 40 коп.; цена 74-75 коп. (наинизшая 70, а наивысшая 90 коп.), как видим, все-таки приближается в вышеприведенным ценам камок. Но по росписи 1674 г. заморских товаров, которые следовало купить во время архангельской ярмарки 41, между прочим показана сметная цена камки одинакой за аршин — 1 р. 20 коп., а двойной камки — 1 р. 50 коп.; такие цены мы находим у Кильбургера не на камки (Damast), а на объяри (Tobinen): тяжелая стоила аршин 1 р. 60 коп. (1 р. 40 к. — 1 р. 90 к. — 2 p.), обыкновенная — 1 р. 20 коп. (1 р. 10 к. — 1 р. 30 к.). По той же росписи цена аршина багреца самого доброго помечена в 2 ½ р., а багреца подтемкрасного — 2 ½ р.; у Кильбургера же видим подобные цены на бархат (Sammet) венецианский самый тяжелый и лучший — 2 ½ р. (2 ½ — 3 ½ р.).
Войлок, который шел поштучно, продавался в марте 1669 г. по 9 коп. (Р. И. Б., с. 1099), а при Кильбургере в 1674 г. — 6-7 коп. (ч. I, гл. I, п. XIV); эти цены, несмотря на пятилетний промежуток, немного разнятся.
Рыбий клей (карлук), как пишет наш путешественник, продавался из казны по 17 ½ — 37 ½ коп. фунт (ч. I, гл. I, п. XXIV), но в прейскуранте, относящемся к январю и февралю того же года, Кильбургер отмечает другую цену — 15-22 ½ к. за фунт (ч. I, гл. I); конечно, карлук мог быть разного качества и стоимости, и, действительно, мы видим, что в 1669 г., в апреле, куплен рыбий клей по 12 ½ к. и по 25 к. фунт (Р. И. Б., с.с. 3, 5). [66]
В марте 1670 г. пуд перца покупали в Москве за 5 р. 60 к., а в августе — 5 р. 20 к.; в мае 1674 г. по Кильбургеру цена пуда перца — 5 р. (нем. прейскур., ч. II, гл. I), т. е. цена перца мало изменилась.
Согласно автору в мае пуд меда стоил 1 р. 10 к. (прейскур., ч. I, гл. II), а в июле того же года «мед сырец добрый» — 1 р. (Р. И. Б., с. 320); различие цен легко объясняется тут тем, что в мае мед мог быть еще старого запаса, а в июле уже нового, отчего и подешевел.
Такое же различие цен можно наблюдать на овсе. По Кильбургеру в мае 1674 г. четверть овса ценилась в 32 к. (там же), а нам известно, что в январе 1675 г. четь стоила — 45 к. (Р. И. Б., с. 380); здесь ясно в чем дело: летом овес мог уже подешеветь, в виду нового урожая, но зимой следующего года, конечно, поднялся на 10-15 к.. Впрочем сам Кильбургер удостоверяет это колебание цен на полевые продукты зимой и летом, указывая, что четверть ржи зимой стоила 70 к., а в мае — 60 к. (ч. IV, гл. XIII), т. е. понизилась r лету на 10 к.
По Кильбургеру пуд масла стоил 1 р. (ч. IV, гл. XIII); в январе того же 1674 г. можно было его купить за 90 к, но в декабре 1673 г. — 1 р. (Р. И. Б., с.с. 257, 96); отсюда можно заключить о достоверности цен Кильбургера, потому что разнообразие их вполне естественное, но в марте 1670 г. пуд стоил 1 р. 70 к. (Р. И. Б., с. 1298).
Там же автор дает цену пуда самой лучшей соли в 20 к., в июне же того же 1674 г. покупали соль по 18 к. (Р. И. Б., с. 309); разница эта, конечно, могла быть или от разного качества соли или же от изменившегося состояния соляного рынка.
В августе 1670 г. было «куплено у иноземца, у Петра Марселиса, сто пудов железных цренных досок по рублю по две гривны» (Р. И. Б., с. 1368); но если в 1670 г. пуд их стоил 1 р. 20 к., то в 1674 г. у Марселиса они стоили 1 р. 10 — 1 р. 15 к. (ч. IV, гл. V и прейскур. — ч. I, гл. II), при чем Кильбургер говорит, что они «не особенно много расходятся, и теперь у Марселиса много в запасе»; это небольшое понижение цены 1674 г. по сравнению с 1670 г. можно именно и объяснить застоем дела. Другие цены железных изделий у Кильбургера сходятся также и с архивными данными. [67] В феврале 1674 г. П. Марселис поставлял железо по уговорной цене 107 года: пуд прутового по 50 к. (у Кильбургера по прейскуранту — ч. I, гл. II — грубое прутовое железо П. Марселиса пуд — 50-55 к.), пуд литых пушек — 30 к. (у Кильбургера — 25 к.), пуд дощатого железа — 90 к., но в феврале 1670 г. Марселис поставлял дощатое железо по 1 р. (у Кильбургера — дверные и оконные доски Марселиса — 1 р.). 42
О холсте (или полотне) Кильбургер пишет, что аршин его стоил 2, 5, 6 к. (ч. I, гл. I, п. VII); эти цены соответствуют тем данным, которые нам известны за 1668, 1669, 1672, и 1673 г.г. В декабре 1668 г., например, за аршин холста давали 3 к. (Р. И. Б., с. 1249); в апреле 1669 г. — 3, 4, 3 ½ к. (Р. И. Б., с.с. 4, 1100, 1101), в мае — 6 ½ к. (там же, с. 1103); в феврале 1670 г. — 4, 4 ½, 3 к. (т. же, с.с. 1268, 1271), в марте — 2 ½ к. (т. же, с. 1291), в апреле — 3, 2 ½ к. (т. же, с.с. 1313, 1318), в июле — 2¾ (т. же, с. 1359); в декабре 1672 г. — 4 к. (т. же, с. 95); в январе 1673 г. — 2 к. (т. же, с. 111). Отсюда мы видим, что в эти годы цена одного аршина холста (или полотна) равнялась от 2 до 6 ½ к., что почти согласуется с Кильбургером.
Двойные рогожи, которые, пишет Кильбургер, называются «цыновками», стоят 4, 5, 6 к. штука (ч. I, гл. I, п. XXII); одна цыновка была куплена в марте того же года за 5 к. (Р. И. Б., с. 279), а в августе 1670 г. куплено много «ценок» по 6 в. штука (Р. И. Б., с. 1367). Кильбургер также указывает цену простых, но больших, рогож в 2¾-3 к. штука, а в августе 1670 г. простая рогожа была куплена за З ½ к. (Р. И. Б., с. 1367). Все эти цены, как видно, соответствуют данным нашего автора.
Можно еще указать на одну цену. В феврале 1674 г. был куплен русачий мех ценой в 1 р. 20 к. (Р. И. Б., с. 246), а у Кильбургера мы находим сведение, что русачий мех стоит 1 р.-1 р. 20 к. (ч. I, гл. I, п. III, 13).
В заключение обозрения достоверности цен укажем еще на один архивный документ, подтверждающий данные [68] Кильбургера. У него в прейскуранте, относящемся к январю и февралю 1674 г. (ч. I, гл. I), стоимость в Москве берковца наилучшей пеньки сырца определена в 2 ½ — 3 р., а обыкновенной пеньки — 2 р.-2 р. 10 к.; по справке же московских приказов, в Москве покупали в феврале и марте 1674 г. брянскую пеньку по 2 р. 10 к. и 2 р. 40 к. берковец; голландец же Гутман уверял русское правительство, что пенька (брянская добрая, трепанная и нетрепанная), купленная им в марте этого же года на Гостином дворе, обошлась ему со всеми расходами, считая даже харчи, по 3 ½ р. берковец; конечно, здесь голландец поднял в своих интересах цену, желая получить с казны как можно большее вознаграждение за причиненные ему ею убытки 43.
Все это показывает, что цены Кильбургера во многих случаях сходятся с ценами, взятыми из других источников, а поэтому их нужно считать в общем достоверными. Однако, как выше было указано, у него попадаются цены и недостоверные. Вообще же следует сказать, что цен Кильбургера, как и всяких цен, почерпаемых из других источников, нельзя рассматривать самостоятельно от прочих и пользоваться только ими, не сопоставив их с другими.
Также нельзя не заметить и о том обстоятельстве, что русские тогда при торговле считали на рубли, полтины, гривны, алтыны и деньги, но не на копейки, а у Кильбургера счет почти везде на копейки, т. е. он сам переводил ценность товаров на эту монету, а от этого у него и могли в некоторых случаях произойти невольные ошибки.
Достоверность других цифровых данных Кильбургера также может быть подвергнута критической оценке. Он между прочим посвящает целую главу (ч. IV, гл. XII) описанию большого колокола, дает понятие об его объеме и весе, но те же цифры мы встречаем и у Пальмквиста, хотя у последнего показаны две цифры с большей точностью, чем у Кильбургера. По-видимому, оба они получили из третьих рук эти сведения в виде уже готовых цифр, а сами не измеряли колокола, [69] потому что написали бы об этом, как наш автор упомянул, что он лично вымерил цирены на солеварнях р. Мшаги.
Можно еще указать на известие о лошадях, когда Кильбургер говорит, что в Москву пригоняют в августе лошадиные табуны, «иногда даже 20 и более тысяч лошадей». У Мейерберга (1661 г.) определено это количество лошадей в 40 тысяч, а по Котошихину «ежегодь (приюняют) лошадей тысечь по 30 и по 40 и по 50 и болши». Возможно думать, что Кильбургер тут указывает довольно малую и неточную цифру. Также заметим, что автор, сообщая из Родеса о месте добывания товаров, иногда, вместо области «вологодская», пишет «валдайская», а в известиях о шелке находим, вместо «Александретта», неправильно — «Александрия». Зато все даты Кильбургера правильны.
Что же касается поверстных или мильных расстояний, указываемых Кильбургером, то они не всегда точны. Упоминаемые при этом географические названия весьма близко подходят к действительным и только несколько, чаще в окончании, разнятся от наших современных названий, но это объясняется тем, что русские названия до нашего времени потерпели изменения, и часто не соответствуют старинным. Что касается неточностей в определении расстояний, это объясняется неточностью измерений того времени и разнообразием мер длины. По Прозоровскому у нас было три рода верст: «нынешняя мерой в 5204/5, 651 и 10413/5 сажен». Миля же по Кильбургеру равна 5 русским верстам; эта мера была общепринята среди всех иностранцев, но Кильбургер пользуется при описании дороги от Стокгольма до Ниеншанца и другой милей, именно новой шведской, «считая 6.000 саженей на 1 милю», которая «почти на ⅓» больше (немецкой) мили. Дорогу от Стокгольма до Ниеншанца можно хорошо проследить, руководствуясь помильным расстоянием, указанным Кильбургером и его географической номенклатурой. Расстояния в общем соответствуют современным. Отметим некоторые неточности в мильных расстояниях относительно дороги в Ингерманландии (ч. V, гл. II). От Ямбурга до Нарвы сушей Кильбургер указывает 3 мили, а расстояние между этими пунктами даже по прямой линии равно современными нам верстами не менее 20 верстам; несоответствие миль с верстами тут ясно, и, действительно, по [70] Пальмквисту от Ямбурга до Нарвы 5 миль, или 25 верст, т. е. тут у Кильбургера ошибка или скорее описка или опечатка. Кильбургер считает длину озера Ильменя в 60 в., ширину в 40 в.. Те же числа видим у Пальмквиста и даже у Герберштейна. Отсюда ясно, что это есть результат издавна установившихся понятий о величине Ильменя. Теперь же по точному измерению считают длину его в 42 в. и 35 в. в ширину. Мста по Кильбургеру впадает в Ильмень приблизительно в 6 ½ верстах от Новгорода, а по Большому Чертежу (с. 175) — за 20 верст от Новгорода; современными нам верстами от Новгорода до устья Мсты по прямой линии до 12 верст, т. е. во всяком случае больше цифры шведского путешественника. Волхов, пишет он, — длиной в 180 в., а по Большому Чертежу (с. 176) — 200 в., а теперь считают — 206 верст.
Этих примеров достаточно, чтобы показать, что у Кильбургера есть неправильные определения, без сомнения, почерпнутые из расспросов, но где он ехал сам, там видим довольно большую точность в цифрах, хотя, конечно, встречаются и серьезные промахи. Например, в той же главе находим, что от устья р. Шоши (именно от селения Шоши, лежащего по Кильбургеру на этой реке) сушей до Клина 25 в., а до Москвы 125 в.; между тем сам Кильбургер дальше (ч. V, гл. III) пишет, что от Шоши до Клина 35 в., а от Клина до Москвы — 85 в., т. е. всего — 120 в.. В этом случае он сам себе противоречит. Но расстояние стеклянного завода Койэта от Москвы показано у Кильбургера в 40 в., что совершенно сходится с русскими архивными данными того времени.
Рассматривая поверстные расстояния Кильбургера между отдельными пунктами, мы видим, что он серьезно отнесся к делу и постарался дать точные цифры. Он не списал просто с какого-нибудь дорожника, а сам проверял их, когда ехал по этим местам. По дороге Новгород — Москва он ехал два раза и оба раза обращал внимание на дальность пути, о чем говорит в конце главы, посвященной этой дороге (ч. V, гл. III): «Хотя русские вообще говорят, что пути между Новгородом и Москвой 540 верст, однако я не мог найти их, ни ехавши туда, ни возвращаясь обратно, но... (по моему) подсчету не более, как 518». Это характерное замечание автора показывает его добросовестное отношение к собиранию своего материала: он [71] не поверил на слово говорившим ему, но сам проверил их показание. Некоторые дистанции вполне совпадают с современными; так, по Кильбургеру от Торжка до Марьина — 18 в., как и теперь, отсюда до Свищева — 1 в., то же и теперь, отсюда до Ямок — 10 в., как и теперь, откуда до Медного — 1 в., но тут уже ошибка, должно быть 3 в.; до «Миколы монастыря» (Малица) по Кильбургору — 25 в., а от него до Твери — 5 в., между тем как он находится в 7 в.; в результате у автора выходит от Торжка до Твери — 60 в. Эта цифра вполне соответствует указанию Большого Чертежа (с. 132), что «от Торжка до Твери — 60 верст». По географическому словарю Семенова, Торжок находится в 57 в. к с.-з. от Твери по бывшему петербургскому шоссе. Дальше, по показанию Кильбургера, от Клина до Москвы всего 85 в., а по Большому Чертежу (с. 133) — 90 в.; по современным же измерениям, Клин лежит в 77 в. к с.-з. от Москвы. У Кильбургера от Клина до Пешек указано 30 в., а у Пальмквиста — 32 версты. Это все показывает, что данные нашего писателя не всегда сходны с Большим Чертежом или с Пальмквистом. У Пальмквиста, кроме того, в итоге от Новгорода до Торжка — 484 в., а у Кильбургера — 518. У одного из них должна быть ошибка. Но Пальмквист уже при подведении своего итога сделал ошибку: у него получилось 191 в. (или 381/5 мили), а между тем, складывая его же цифры, должно быть 189 в. (или 374/5 мили). Теперь от Новгорода до Москвы считается — 493 версты, и таким образом оба современника не дают этой цифры: Кильбургер дает большую цифру, а Пальмквист — меньшую. За глаза можно однако сказать, что данные Кильбургера ближе к действительности, потому что в XVII в. дорога не могла быть короче, чем теперь, а длиннее, так как этому были причиной болота и другие природные препятствия, которые наши предки предпочитали объезжать, чем прокладывать через них дороги; кроме того, сравнивая тогдашнюю дорогу Новгород — Москва с современной нам, можно видеть, что она теперь стала прямее, и некоторые селения в настоящее время находятся в стороне от нее, и поэтому, если Кильбургер дает цифру 518 в., т. е. несколько превышающую теперешнюю, то это даже служит порукой ее достоверности. Можно даже сказать больше, а именно, что расстояние в 540 в., о котором русские говорили Кильбургеру, соответствовало [72] тогдашним измерениям и дальности пути, а Кильбургер мог где-нибудь ошибиться, отчего у него и не получилось этой цифры.
Этим можем окончить рассмотрение географического материала Кидьбургера, при использовании которого, непременно нужно иметь в виду альбом Пальмквиста с его картами и описанием многих дорог (числом до 10); между прочим у Пальмквиста дорога от Ниеншанца зимой прямо на Новгород отличается большей подробностью и точностью, у Кильбургера же, по изданию Хр. Шмидта, этот путь совсем спутан, и цифры отнесены не к тем селениям, к каким следует. Виной этому может быть и не Кильбургер, а переписчик или наборщик.
Здесь также нужно сказать и оговориться, что все вышеуказанные неточности в сочинении Кильбургера как в количестве товаров, так цен, верст и т. п., указаны нами на основании текста, напечатанного у Бишинга, а что в издании Бишинга встречаются (хотя и немного) опечатки, это можно заметить по некоторым местам, например, напечатано (ч. I, гл. I, п. VI), что через Архангельск вывезен лен в 1763 г.; в другом месте архангельская роспись помечена 1763 годом (ч. II, гл. I), имя отделяется запятой от отчества и фамилии: «Werner, Mueller» (Вернер Миллер, или Вахрамей Миллер) (ч. I, гл. I, п. XXX), «Okolnitz, Artemon, Zergewitz, Mattffeoff» (ч. IV, гл. VII); в самом оглавлении некоторые главы неверно распределены; в I ч., гл. I, п. XXVII, вместо ссылки на № 18, напечатано — № 3.
Общий вывод о достоверности Кильбургера является таким образом для него вообще благоприятным. Почти вся II, III, IV и V части составлены на основании им же собранных материалов посредством получения необходимых документов, расспросов и личных наблюдений (последнее особенно касается IV ч.), и только I часть является в значительной степени основанной на сочинении Родеса; во II и III частях он лишь слегка им пользуется. Слабо он воспользовался, как мы видели, Олеарием, Нейхофом и Котошихиным. Для всего остального он имел свой собственный материал, тщательно собранный и распределенный. Пользуясь его данными, нужно быть однако осторожным. Где он пишет о количестве вывоза русских товаров из Архангельска и их цене, не говоря, к какому времени относятся эти сведения, нужно знать, что эти данные принадлежат ко времени Родеса и, может быть, являются для 1674 года уже[73] сильно устарелыми. Другое дело цены, где Кильбургер является, за некоторыми исключениями, достоверным источником; он хотя прибегал к искусственному созданию цен, как выше было сказано, а также немного заимствовал их у Родеса, но зато сам собрал массу действительных цен своего времени, касавшихся ремесленных изделий, мануфактурных предметов и жизненных припасов. Сомневаться в достоверности архангельских росписей привоза нет оснований, и только можно говорить, насколько они полно определяют ввоз в Архангельск, и воспользовался ли Кильбургер всеми росписями или же нет. Список архангельских пошлин достоверен, хотя это не исключает возможности некоторых неточностей в них. Прочие известия не могут вызывать подозрений, за исключением единичных случаев (например, глава о медных рудниках, где встречаются неясные определения положения рудников, и пр.).
Что дает нового Кильбургер по сравнению с другими путешественниками?
Уже одно беглое обозрение его книги показывает, что его даже нельзя рассматривать наряду с другими путешественниками, давшими общее описание своих путешествий, впечатлений и сведений о России. Сочинение Кильбургера совершенно лишено характера, который придавали своим книгам иностранные путешественники, и его нужно скорее считать научным трактатом, имевшим своею целью познание России главным образом в торговом и промышленном отношении. Никто из иностранцев не дает в этой области такого богатого, ценного материала, и только Родес сообщает много данных о торговле, но не так широко охватывает тему, как Кильбургер. Кроме того, цель Родеса была вполне определенная и преимущественно заключалась в указании на важность, необходимость и возможность перенесения архангельской торговли в шведские порты. Цель же Кильбургера, совершенно лишенная узких политических замыслов, была чисто практической, коммерческой и стремилась дать верное представление о русской торговле. Ни один иностранец не задавался подобной специальной задачей, и поэтому, естественно, никто не дал столько сведений по этому вопросу, как Кильбургер. Ни от кого мы не получаем такого большого количества цен, столь обширного перечисления всевозможных товаров, столько данных об архангельском ввозе, о пошлинах, [74] о горной промышленности и пр. Тут можно найти данные не только для истории торговли и промышленности, но и для истории западной церкви, исторической географии, частью для военной истории, истории медицины, почт, монет, веса, мер длины, отчасти заработной платы, а в частности истории гор. Москвы и гор. Архангельска и т. д.
Если бы в 1769 г., т. е. когда Бишинг впервые издал это сочинение, спросили, что дает Кильбургер нового для русской истории, то, конечно, на это мог быть один ответ: почти все, что сообщает Кильбургер, ново для истории. Теперь же очень многое изменилось, и многие данные Кильбургера известны уже из других источников. Один Родес, впервые напечатанный Г. Эверсом, должен был нанести сильный удар одиноко стоящим до тех пор известиям нашего автора; потом знакомство с другими путешественниками, а также с архивным материалом постепенно обесценивали значение Кильбургера, и с дальнейшим развитием экономической истории, с открытием новых и новых данных, роль его известий, естественно, будет уменьшаться. Но в настоящее время сочинение Кильбургера является важным источником истории.
К сожалению, оно имеет один очень серьезный недостаток: оно отличается неполнотой, весьма вредно отражающейся на его достоинствах, При всем своем желании дать наиболее исчерпывающие сведения, Кильбургер этого однако не достиг. Но, если мы примем во внимание его время, обстановку, при которой он работал, то ничего удивительного в этом не увидим; даже за то, что он собрал и написал, он достоин только великой похвалы.
Неполнота же его известий заключается в их односторонности относительно ввоза и вывоза. Действительно, мы видим у Кильбургера два рода этих данных: количество товаров более, чем за 20 лет тому назад, и количество товаров за 1671-1673 г.г. включительно. Первый род товаров есть не что иное, как данные Родеса, который приводит их, как образчик ежегодного вывоза из Архангельска, но точно не указывает, к какому году он их относит; этот вывоз, таким образом, дает понятие только о русском отпуске за это время, а иностранный привоз за это же время не указан. Второй же род товаров, указанный Кильбургером и касающийся 1671-1673 г.г., [75] представляет собой, наоборот, ввоз иностранных товаров в Россию; отпуск же русских товаров за это же время совсем не приведен. Вследствие этого составить себе цельное впечатление на основании материала Кильбургера — невозможно; также нельзя, по этой же причине, определить общего оборота русской торговли и отношения его к пошлинному сбору. Иначе дело обстоит с ценами 1674 г., потому что автор дает цены как русских, так и иностранных товаров.
Тут следует указать на неточность, допущенную Кильбургером в заглавии (если оно только написано им самим), какое он дал своему сочинению. Согласно этому заглавию (по вольфенбиттельской рукописи), содержанием книги служит «краткое известие о русской коммерции, как именно она производилась в 1674 г. вывозными и привозными товарами по всей Московии...» Как мы видели, за 1674 г. автор совсем не дает количества привозных товаров, но сообщает их за 1671-1673 г.г. включительно; количество же вывозных товаров за эти годы, как и за 1674 г., не дано; указаны только цены за 1674 г. на русские и иностранные товары. С другой же стороны, мы видели, что Кильбургер говорит о количестве и отчасти ценах русских отпускных товаров за 20 с лишком лет до него, т. е. он затрагивает торговлю начала 1650-х годов; сам же Родес, как известно, писал в 1653 г. Отсюда ясно, что Кильбургер неправильно озаглавил свою работу, а правильнее было дать ей заглавие: «Краткое известие о русской торговле, как она производилась по всей России вывозными и привозными товарами в третьей четверти XVII века.»
Что же касается термина «краткое» известие, оно вполне правильно употреблено Кильбургером, который не только тут, но и в других случаях говорит, что дает краткие сведения по данному вопросу (так, в конце предисловия, в начале ч. ч. IV и V). И действительно, по сравнению с тем, что тогда в самом деле представляла собою русская торговля и все касающееся ее, то, конечно, книга Кильбургера, объемом всего 100 печатных страниц немецкого текста, но, правда, очень сжатого, краткого и весьма содержательного изложения, не могла подробно остановиться на своем предмете; кроме того, мы видели, ее односторонность. Поэтому к ней и уместно выражение автора — «краткое известие», и совсем нельзя думать, что оно не искренне и явилось лишь результатом скромности того времени: назвал [76] же Родес свое донесение о русской торговле «подробным», хотя оно занимает всего около 30 страниц! Если же Кильбургер считал свое известие о русской торговле «кратким», то это только показывает, что автор лучше ознакомился с ней, чем Родес, больше приобрел о ней сведений, увидал, как она велика, обширна и разнообразна, так что он счел возможным дать лишь краткие известия о ней; недаром же он называет поэтому свое сочинение не трактатом, а всего «трактатцем».
Книга Кильбургера, при всем богатстве материала и его ценности, совершенно не приобрела известности, на какую она в праве могла бы рассчитывать. Сочинения о России Герберштейна, Олеария и др. очень хорошо были известны образованным людям того времени, их тогда цитировали, упоминали их имена, Кильбургера же — нет. По крайней мере нам неизвестно ни одного упоминания или намека на труд Кильбургера. Между тем автор его жил еще долго после составления им этого сочинения, более 45 лет, так что мог позаботиться об его распространении, однако об этом не сохранилось следов. Объясняется это тем, что эта книга захватывала специальный вопрос, была написана по-ученому, деловито, без художественных прикрас и читать ее было не так легко и не так занимательно, как Олеария и пр.. Она не пришлась по вкусу современникам, была им не по плечу, так что даже не была напечатана, а осталась в рукописи. В XVIII в. она попалась проф. Фромманну, который подарил ее нашему историографу Миллеру, но тот, занятый большею часью сибирской и современной ему историей, не счел нужным для себя ею воспользоваться, а отдал ее за несколько лет до 1769 г. Антону Бишингу, который впервые ее и напечатал в своем историческом сборнике «Magazin», выходившем в Гамбурге, причем в кратком введений к своему изданию Бишинг указал, что всякие описания русской торговли следует ценить и знакомиться по ним с русским государством.
Но в этом немецком и при том заграничном издании Кильбургер не мог быть известен широкой русской публике, и русские историки были лишены возможности им пользоваться, и только 50 лет спустя Д. Языков, познакомившись с этим сочинением, задался блестящей мыслью перевести его на русский [77] язык и тем сделал его общедоступным. Это был замечательный перевод, как единственный в своем роде и открывавший собой ряд переводных сочинений иностранцев, касавшихся прямо или косвенно экономического состояния России. Но, к сожалению, уже при самом появлении этого перевода, число его экземпляров было незначительно, и он сделался библиографической редкостью, о чем уже жалел в 1858 г. И. Бабст, переводчик сочинения Родеса. Библиографическая редкость перевода Языкова привела к тому, что лишь немногие были в состоянии его использовать 44. Аделунг даже не упоминает о нем в своей книге о путешествиях иностранцев по России. Только один Н. Костомаров в сильной степени воспользовался переводом Языкова в своем «Очерке торговли московского государства», а В. Ключевский в своей книге «Сказания иностранцев о московском государстве» совсем не говорит о Кильбургере, даже в обзоре торговли.
Принимая во внимание время, когда переводил Языков, и состояние исторической науки в эти годы, нужно признать его перевод хорошим. Он издан в 1820 года в Петербурге, небольшой книжечкой, формата in 8°. Примечаниями он почти не снабжен, а если они есть, то касаются некоторых гоогра фичсских названий. Делая этот перевод по изданию Бишинга, Языков не заметил, что недостает конца, и только когда перевод уже поступил в продажу, Языкову попалась редкая книга: «Zur Geschichte und Litteratur. Aus den Schaetzen der Herzoglichen Bibliothek zu Wolfenbuettel. Fuenster Beytrag. Von Gotthold Ephraim Lessing und Johann Joachim Eschenburg. Braunschweig, in Verlage der Fuerstl. Waysenhaus-Buchhandlung. 1781». В этой книге Языков нашел дополнения из вольфенбиттельской рукописи к тексту Бишинга и не замедлил их перевести с немецкого на русский и поместить с примечаниями к некоторым географическим названиям в «Северном Архиве, журнале истории, статистики и путешествий, издаваемом Ф. Булгариным, части V, СПБ., 1823 г.», с.с. 169-187.
Неправильностей в переводе Языкова почти нет; укажем только на некоторые. У Кильбургера в предисловии сказано, [78] что кто хочет обмануть русского, а не быть им обманутым, тот сам не должен быть глупым: «Es heisset hier: pour prendre un renard il faut un renard et demi». Языков перевел эту фразу по-русски: «на то и щука в море, чтобы карась не дремал». Слова Кильбургера, однако, вовсе не дают оснований так перевести эту пословицу и заставлять думать, что русские употребляли тогда эту пословицу, и что именно ее имел в виду Кильбургер. Кроме того, еще большой вопрос, к чему относится «hier»: к России или Швеции, где писал Кильбургер. Как бы там ни было, Языков перевел ее известной общераспространенной русской пословицей и ввел тем Костомарова в заблуждение, который, пользуясь его переводом и думая, что эта русская пословица текстуально записана Кильбургером, высказал мысль, что хитрость и обман «не казались русскому предосудительными; он оправдывал себя пословицей: «на то щука в море, чтоб карась не дремал» (Кильбургер, с. 15) — пословицей, которая, как видно, была до того в употреблении, что даже иностранцы затверживали ее». (Очерк торг. моск. госуд., изд. II, с. 179). Раз Кильбургер приводил по-французски пословицу, Языков должен был передать ее на том же языке. В I части, в конце III главы (Nota) Языков переводит, что хмеля и меда достаточно добывается в стране, но не в северных провинциях, по причине большого холода, «но кажется, что привоз сих вещей не убыточен, потому что иностранцы иногда привозят таковые морем через Архангельск». Но смыслу этого перевода следует, что привоз меда и хмеля в Архангельск не приносит убытка, а в самом же деле у Кильбургера сказано «...однако кажется, что стоимость провоза не всегда позволяет привозить туда эти предметы, так как иностранцы привозят иногда таковые морем через Архангельск». Тут выходит, наоборот, что, хотя меда и хмеля довольно добывается в Москве, но провоз его в Архангельск убыточен, почему иностранцы сами снабжают его этими предметами. В той же главе, в статье о бумаге Языков перевел Narren-Kapppapier — хорошо оклеенная бумага, а нужно перевести просто «шутовской колпак», так как это был водяной знак на бумаге, изображающий шапку шута.
Важнее этого однако те неточности, которые встречаются у Языкова в цифрах, например, в главе о персидской [79] торговле (ч. II, гл. II) неверно указано число дней для плавания по Волге, а в главе о водных путях (ч. V, гл. I) у него сказано, что между Цной и Тверью «75 верст», вместо « — шагов» (Schritte); в росписях Языков иногда отбрасывает при цифрах дроби, которые показывают количество половинок сукон, отчего получаются очень большие ошибки.
Но и это все-таки не такие серьезные недочеты у Языкова, по сравнению с теми пропусками, которые он допускал в своем переводе. Так, он совсем опустил (ч. II, гл. I) голландский прейскурант привозных товаров конца мая 1674 г., и это произошло потому, что этот прейскурант трудно перевести, чего, конечно, нельзя было делать, тем более, что Кильбургер, помещая после этого голландского прейскуранта немецкий, говорит: «Еще один прейскурант...» Этот голландский прейскурант, заметим кстати, также находится в вольфенбиттельской рукописи.
В главе о мерах сыпучих тел и длины (ч. III, гл. III) Языков опустил масштаб мер длины, на котором нанесены деления, упоминаемые тут же в тексте этой главы, при чем Кильбургер пишет: «как показывает приложенная четверть» (Quartier, размер). Естественно, что данные этой главы о мерах длины в переводе Языкова в таком виде могли только привести читателя в полное недоумение.
Также в главе о медных рудниках (ч. IV, гл. IV), Языков не поместил ее конца, трудного для перевода и непонятного по смыслу.
В главе о кирках (ч. IV, гл. XVIII) он, упомянув о ручье Кукуе, пропустил слова: «откуда происходит известная по всей России, но презрительная для иностранцев, поговорка — Tschisna Kukui». Несомненно, что он не понял значения этой фразы и поэтому предпочел не переводить ее.
Но наиболее странный пропуск мы видим в том дополнении в своему переводу, которое Языков напечатал 2 года спустя в «Северном Архиве». Именно тут, в главе о дорогах от Москвы до Тобольска, а оттуда до Пекина (ч. V, гл. IV), Языков не поместил извлечения (Extract) из сочинения Байкова, которое составил сам Кильбургер, чтобы показать путь от Тобольска до Пекина. Чем руководствовался при [80] этом переводчик, трудно сказать. Можем только догадываться, что он не заметил, что этот Extract относится к сочинению Кильбургера, тем более, что он помещен в вышеупомянутой книге: «Zur Geschichte und Litteratur» с новой страницы и озаглавлен крупными буквами, так что первое впечатление получается, что это не относится к предыдущей главе, а есть начало совсем другого самостоятельного произведения. Если же Языков сознательно опустил эту главу, это еще более усугубляет его вину, потому что глава IV ясно озаглавлена, что тут указана дорога до самого Пекина, а в переводе Языкова, помещенном в «Северном Архиве», читатель, прочитав такое оглавление, находит к своему немалому удивлению и недоумению указание на дорогу только до Тобольска, где подведен итог, и кончается вся заметка.
Делая такие серьезные пропуски, Языков, что неприятнее всего, совершенно не оговаривается и ни одним словом не обмолвливается насчет этого.
Печатный немецкий оригинал сочинения Кильбургера состоит из 2 изданий: Бишинга и дополнений к нему Шмидта. Об издании Бишинга уже была речь выше, здесь же несколько остановимся на дополнениях к нему в книге: «Zur Geschichte und Litteratur». В этой книге (S. 157-182) Dr. Eristoph Schmidt (прозванный Phiseldek) рассказывает, что среди манускриптов вольфенбиттельской библиотеки ему попалась рукопись Кильбургера, которую он сверил с изданием Бишинга и нашел, что «она с ним согласна, кроме незначительных вариантов в тексте, в титуле и одного места», именно в V части, где были III и IV главы, в то время как у Бишинга всего только две первые: I и II. Шмидт и напечатал эти дополнительные две главы: III и IV. При этом он говорит, что эти главы, несомненно, принадлежат самому Кильбургеру, потому что вся рукопись, начиная с заглавия до самого конца, написана одним почерком. Мы же, со своей стороны, отметим, что эта рукопись, действительно, написана одной рукой и кончается словами: «...hauptstadt in welcher Baikoff woywode oder Gouverneur war», а дальше идут чистые листы. Этими же словами оканчиваются и дополнения, изданные Шмидтом, так что он, значит, напечатал их до конца, при чем он, как говорит сам, передал «упомянутые [81] две главы так точно, как они находились в рукописи, не изменяя ничего ни в правописании ни в выражении». Шмидт только снабдил их примечаниями, которые он взял, как указывает, из IV т., VI отдела «Sammlung Russischer Geschichte». Действительно, Г. Миллер в своем сочинении — «Sammlung Russischer Geschichte. Des vierten Bandes, sechstes Stueck. St. Petersburg, bei der kayserl. Academie der Wissenschaften, 1760» поместил статью: «Von den ersten Reisen, die Russen nach China geschehen sind», S. 473-534, где он весьма подробно останавливается на описании посольства Байкова, делая для этого обширные извлечения из французского описания этого путешествия; тут же Миллер подвергает их критическому анализу. (Эта же статья, но уже по-русски, была помещена в журнале «Ежемесячные сочинения», за июль 1755 г., с.с. 15-57).
Теперь нам осталось сказать только о нашем переводе. Причины, вызвавшие его, понятны: библиографическая редкость перевода Языкова и его неполнота, а также редкость немецкого текста, помещенного в «Magazin» Бишинга, и его дополнения в «Zur Geschichte und Litteratur, и, наконец, богатство материала, даваемого Кильбургером, и его несомненная ценность, — все это побудило нас выпустить 95 лет спустя после первого перевода Кильбургера второй русский перевод. Наш перевод сделан по вышеупомянутому изданию Бишинга и Шмидта.
Бишинг в своем издании при тексте поместил в разных его местах до десяти лаконических и незначительных примечаний, которые главным образом сравнивают сообщения Кильбургера с временем Бишинга, т. е. эпохой Екатерины II, например, автор пишет, что товары идут большею частью через Архангельск, а Бишинг к этому делает ссылку: «Теперь больше всего через С.-Петербург» и т. п. Конечно, при своем переводе мы всех этих примечаний, как лишних и не принадлежащих самому источнику, не приводим. Также мы не приводим и примечаний Шмидта, которыми он объяснял изданные им две последние главы V части и которые главным образом касаются путешествия Байкова и почти целиком взяты у Миллера, так что можно непосредственно с ними ознакомиться по сочинениям Миллера; они, хотя и интересны и ценны, но мы их опустили, потому что они написаны не Кильбургером. [82]
Перевод Языкова вольный, мы же поставили своей задачей, как можно ближе передавать мысли знаменитого шведа и сохранить характер подлинника.
Те сокращения, которые делал автор, мы тоже передавали сокращенно, напр., Spf. = шиф. (шиффунт), Kap. = гл. (глава), Rthl. = pcт. (рейхсталер), gen = овинок (сокращенное, вместо Halb-gen = пол-овинок) и т. д. Числа нами переданы в таком же виде, как и в подлиннике, так, например, аптека приносит доходу от 27 до 28.000 рублей (правильнее было бы написать: от 27.000 до 28.000 или от 27 тыс. до 28 тыс.), дров на рудниках выходит от 5 до 600 саженей (т. е. от 500 до 600 саж.) и т. п.
Но, придерживаясь везде как можно ближе подлинника, мы все-таки принуждены были разбить некоторые главы (так, гл. о рудниках, иностр. монетах и пр.) для большей ясности красными строками на соответствующие части, чтобы легче было понять их содержание; в подлиннике же почти все главы напечатаны сплошным, без красных строк, текстом, что сильно мешает их отчетливому и быстрому пониманию.
Те слова, которые не находятся в сочинении Кильбургера, но которые при переводе на русский язык нужно было вставить для ясности текста, мы напечатали курсивом и заключили их в скобки, как не принадлежащие оригиналу.
Не желая затруднять читателя неприятным нарушением течения его мыслей, нами помещены после текста Кильбургера «Примечания лингвистические к русскому переводу сочинения Кильбургера», где приведены в немецком написании собственные и другие названия, встречающиеся у автора, а также все сомнительные места, попадающиеся у него и наводящие на некоторого рода размышления; в целях наивозможной точности нами приведены в «Примечаниях» даже такие слова, которые не вызывают сомнений при определении общего понятия, но которым можно дать при переводе разное обозначение для второстепенных частей общего понятия.
Вслед за «Примечаниями» нами даны «Объяснения и дополнения к русскому переводу сочинения Кильбургера» с общими указаниями на его соответствующие главы.
Поместив свои «Примечания лингвистические» и «Объяснения и дополнения» отдельно от трактата Кильбургера, мы [83] только в его V части отступили от этого плана, потому что в упомянутой части вследствие ее географического характера удобнее было привести все названия по немецкому написанию в самом тексте в скобках или в конце страницы в примечаниях и также дать необходимые объяснения и дополнения тут же в сносках.
Текст воспроизведен по изданию: Сочинение Кильбургера о русской
торговле в царствование Алексея Михайловича // Сборник студенческого
историко-этнографического кружка при Императорском университете Св.
Владимира, Вып. VI. Киев. 1915
© текст - Курц Б. Г. 1915
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Университет Св. Владимира. 1915
© текст - Курц Б. Г. 1915
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Университет Св. Владимира. 1915
Комментарии
1. Доклад об этом исследовании был сообщен автором на XV Археологическом Съезде в г. Новгороде 1911 г. Сокращенное изложение этого сообщения помещено в «Чтениях в историч. обществе Нестора Летописца», кн. XXIII, вып. I, Киев, 1912 г., с.с. 20-22.2. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Дел, шведские дела, реестр II, 1673 г., № 2, св. 110. Эбершильду было велено королем остаться в Москве до прибытия посольства, а когда оно прибыло, то русские выдали Эбершильду проезжую грамоту, заявив (15 янв.), чтобы он уехал обратно, потому что ведь послы уже приехали, и «ему, посланнику, при них, послах, будучи на Москве, делать нечево». Поэтому 16 января ему была назначена прощальная аудиенция, но, побывав на ней, он не захотел выезжать, указывая, что по королевскому указу ему велено быть при послах. Только по настоянию русских и вследствие желания послов не раздражать их Эбершильд должен был подчиниться и в январе же покинул Москву. (М. Гл. Арх. Мин. Ин. Дел, шв. д., реестр I, книга 93, л.л. 100 об., 103 об., 137 об.).
3. Приезд в 1673 г. на границу, а потом в Москву шведского посольства — М. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., шв. дела, реестр II, 1673 г., № 3, св. 111. Картина, изображающая приезд шведов на русско-шведскую границу у р. Моравены и встречу их русскими приставами, зарисована Пальмквистом в его альбоме.
4. Датский резидент Giöe, который употреблял все усилия, чтобы враждебно настроить русских против шведского посольства, послал в Копенгаген обстоятельное донесение об этой аудиенции. Г. Форстен в статье «Датские дипломаты» (Ж. М. Н. Пр., 1904 г., № 9) неверно пишет, что шведский нарочный прибыл в Москву 21 марта (а не 19), а прием послов был 31 марта (а не 30). С. Кологривов в своих «Материалах для истории сношений России с иностранными державами в XVII в.», СПБ., 1911 г. в перечислении русских документов упоминает: «Прием свейского Карлуса короля посла Густава Аксеншерна с товарищи и поднесение ими подарков, марта 30, 1674 г.»; так как I выпуск этих «Материалов» охватывает время только до 1660 г. включительно, то данный документ и не вошел в этот выпуск.
5. Г. Форстен, «Сношения Швеции и России во второй половине XVII века — 1648-1700», с.с. 285-308 (отд. и в Ж. М. Н. Пр., 1899 г., июнь). В начале 1881 г. молодой шведский ученый д-р Теодор Вестрин, ныне первый архивариус Стокгольмского Королевского Архива, поместил в «Ny Illustrerad Tidning» 1881, № 2, 3 статью с подробными сведениями о посольстве Оксеншерна и об альбоме Пальмквиста. Я. Грот, «Новооткрытый памятник русской истории на шведском языке» в Московских Ведомостях, 1881 г., № 236; перепечатано потом в Журн. Мин. Нар. Просв, 1881 г., октябрь, часть CCXVII. Соловьев, «История России», т. XII, Москва, 1880 г., с.с. 218-222. Бантыш-Каменский, «Обзор внешних сношений России», ч. IV, с. 192. Между прочим о шведских послах в селе Никольском в декабре 1673 г. говорится в голландской «газете» XVII века: «Hollandze (Hollandsche) Mercurius, verhabende do voornaemste geschiedenissen voorgevallen binnen Europa», 1674, XXV, 50 («Посольство Кунрада фан Кленка», пер. А. Ловягина. Введение, с. XXII). Г. Форстен, «Датские дипломаты при Московском дворе в II половине XVII в.» в Ж. М. Н. Пр., 1904 г., № 9, с.с. 120-133. О посольстве Оксеншерна также упоминается (Оксен-Стерн, Оксенстерв) косвенно и в виде беглых справок о нем в «Памятниках дипл. снош. др. Р. с держ. иностр.», т. IV (СПБ., 1856 г.) — с.с. 1129-1130, т. V (СПБ, 1858 г.) — с.с. 56, 105, 188, 262-263, 426, 681.
6. Такова схематическая история шведского посольства 1674 года, более же подробное его изложение представляется по данным Московского Гл. Архива Мин. Иностранных Дел (шведские дела; черновики, подлинники их находятся в реестре II, в связках, а чистовики, копии — в реестре II, в книгах) в следующем виде.
Послы перед въездом в Москву были остановлены в Никольском селе, и, когда в столице все было готово к их приему, их повезли в первопрестольную («Записка Посольского приказа подьячего Емельяна Украинцова, как он посылан к свейским полномочным послом на подхожей стан в село Никольское» — Николаевское, шв. д.. реестр I, кн. 98, л. 7 об.). В самой Москве послов везли очень медленно, потому что по дороге шло много войск, и послы спрашивали, зачем их везут так «мешкотно», и ядовито добавили: «Разве де для того приказано ему, Емельяну, весть их мешкотно, чтоб ратных людей наперед заводить и ставить!?» (кн. 93, л. 12). По отзыву датского резидента, этот въезд был великолепен, присутствовало множество народа и войск; при этом царь, желая еще более почтить послов, «хотя и не против древних обычаев, позволил всем свободный приезд и разговор имети с послами». (Гей, л. 142. «Список с курантов, каковы послал с Москвы к корол. в-ству дацкому дацкой резидент Монс Гей», кн. 93, л.л. 138 об. — 144). Русские сами говорили Оксеншерну, что их, «послов, встречали с великою честию, какой встречи и чести свейским послам никогда не бывало», так как их приняли «з болшим выездом свыше прежних приемов и встреч». Шведам было предоставлен для житья Посольский двор (кн. 93, л. 17 об.), который находился в Белом городе по дороге к Покровским воротам (его местоположение указано Пальмквистом на плане Москвы, помещенном в его альбоме, — Lit. С, а — Legaternes Quarteer). Русские потребовали именную роспись членов посольства, но шведы заявили, что они уже раньше дали список общего состава посольства; однако потом они все-таки были принуждены исполнить эту формальность (кн. 93, л. 21. См. соответствующее наше приложение). На 2 января, пишет Гей, была неожиданно назначена аудиенция, но послы упросили ее отсрочить, предъявив свои условия приема (т. е. быть на приеме в шапках), при чем «упрямство их явно учинилося по всему городу, понеже вси собрашася видети их приезд на государской двор, и не токмо то пресветлейшаго государя доволно возьярило, но яко и новое дело всех помышления удивило» (Гей, л. 143). Русские многократно убеждали шведов «упорство свое отставить» и править посольство «без шляп», но те «стояли в том упорно». Государь даже велел, сообщал Гей, отпустить их тотчас обратно, возвратив королевские дары, и, действительно, им этим пригрозили (кн. 93, л. 39). Наконец, шведы заявили, что без короля они не могут решить вопроса о шляпах, и царь им дозволил послать гонца в Стокгольм, а до его возвращения шведам было предоставлено, согласно впрочем их же предложению, «жить на своих проторях» (кн. 93, л. 95 об.); двум шведским гонцам была дана 15 января 1674 г. проезжая грамота в Швецию (л. 104); по этому случаю из Москвы «поехали шесть человек» (л. 110); русским же воеводам было велено, если потом «в порубежный город Олонец» прибудут послы от короля, немедленно доставить их в Москву (л. 109 и об.).
19. марта приехал с ответом от короля переводчик Эосандер (кн. 93, л. 144), и в присланной Оксеншерну грамоте король дозволил ему править посольство с «непокровенными главами». («Перевод свейского письма з грамоты» от 1674 г. 23 февр., а перевод сделан 1674 г. 24 марта). До 25 марта (с 16 янв.) послы жили на свой счет (т. е. 2 месяца 6 дней, при чем ежедневно у них выходило на пищу по 56 p., а за все время они таким образом истратили 3.542 руб.); с 25 же марта они снова стали получать казенное продовольствие, так как недоразумение о церемониале было уже улажено. Послы стали готовиться к аудиенции, приготовили королевские подарки и составили им роспись, которую подали русским. Наконец, 30 марта в Грановитой палате состоялся прием послов вместе со всеми их королевскими дворянами и другими членами посольства (кн. 93, л. 168) Оксеншерн вручил царю королевскую грамоту от 1673 г. 23 июня (русский перевод ее сделан 30-го же марта 1674 г. Св. 112); посольством были поднесены богатые дары от короля государю, а от матери королевы — Наталье Кирилловне. Они состояли из серебряного золоченого паникадила, серебряного водовзвода (подъема водяного), серебряных лоханей, чеканенных золотом, кубков, стаканов, чулок, зеркальцев, записной книжки, духов и пр. (Роспись даров в кн. 93, л. 164; перевод со шведского письма о присланных дарах, кн. 92, л. 362 об.; роспись по весу и цене присланных даров царю, кн. 92, л. 561). Пальмквист, присутствовавший с остальными королевскими дворянами на этой аудиенции, запечатлел ее на художественно исполненном рисунке, но пояснения, сделанные им к этому рисунку, подлежат тщательной проверке. Уезжая с приема, шведы расспрашивали приставленных к ним служилых, кто из русских присутствовал на аудиенции. «И послом говорено: При великом государе, при его ц. в-стве были: у его ц-ого в-ства места стояли ближние бояря: с правую сторону боярин князь Никита Иванович Одоевской, с левую сторону боярин и оружейничей Богдан Матвеевич Хитрово. На правой же стороне в полате сидели бояря и околничие и думные люди» (кн. 93, л. 188 и об.). Нам также известно, в каком одеянии принимал царь 30 марта посольство, и каким образом совершался самый церемониал приема (кн. 93, л. 170 и след. Записка, как происходил I прием шв. посольства 30 марта 182 г., кн. 93, л. 187 и след; подлинник же этой записки находится в реестре II, 1674 г., № 3 — первая половина, в середине, — св. 112). Вторая аудиенция была 2 апреля в Столовой палате, после чего государь велел послам идти в Ответную палату для переговоров с его боярами (кн. 93, л. 191 об., л. 196 и об.); когда шведы туда пришли, «королевских дворян и чиновных (шведских) людей выслали вон», так что при переговорах (что происходило всякий раз) присутствовали только одни послы без своей свиты. Так состоялся 2 апр. «первый ответ» бояр на предложения Швеции. Следующие ответы были: II ответ — 6 апр., III — 10 апр., IV — 30 апр., V — 6 мая, VI — 18 мая, VII — 27 мая, VIII — 29 мая, IX — 9 июня, X и последний — 13 июня. (Подлинный текст хода ответов от I до VII включительно хранится — реестр II, в связке 112, а с VIII до последнего — в связке 113; чистовики ответов в кн. 93, — реестр I). Во время ответов бояре, заранее ознакомленные с предложениями шведов, отвечали им на них. Между прочим шведы предъявили к русским много жалоб на притеснения в торговле (обширное изложение этих жалоб и ответ русских — кн. 98, л.л. 328 об. — 366; подлинники — в связке 112). Русские стояли на том, что договоры ими исполняются точно, а ссылки шведов на нарушение этих обязательств — неправильны. Послы же жаловались, что шведским купцам велено торговать только с гостями, назначенными от царя, а с частными русскими торговцами запрещено вести торговлю; кроме того, на русские товары назначена высокая цена, и вообще шведам «великие убытки чинятца, понеже волность у них вся отнята»; если у шведов, говорили они, не было ефимков для уплаты пошлин, то, согласно договору, можно было платить за ефимок 17 алтын, «а ныне берут в таможне по 20 алтын» за ефимок (кн. 93, л. 329 и об.); по словам шведов, они платят двойные пошлины, напр. на сахаре, напитках и пр. (кн. 93, л. 330). Подобного рода жалобы на торговые притеснения не раз встречаются при переговорах (кн. 93, л. 602 и сл., л. 698 и след., а также и др.), но, конечно, не только они служили целью посольства, потому что шведы приехали в Москву также для того, чтобы выяснить политическое отношение России к соседним державам. Резюме всех эти переговорах, как о международном положении России, так и о торговле ее со Швецией, изложены весьма умело в ответной грамоте царя к шведскому королю.
19 июня была дана снова в Грановитой палате прощальная аудиенция, на которой присутствовало все посольство в полном составе. Оксеншерну была вручена обширная вышеупомянутая ответная царская грамота на имя короля (грамота от 19 июня 7182 г. — кн. 93, л. 786 об. и след.; чистовой список с нее в реестре II, св. 113, № 3; она издана в Доп. к Актам Истор., т. VI, № 138, гр. XX, с.с. 461-477. Программа отпуска в шв. делах реестра I, кн. 93, л. 773 и след., а подлинник в св. 113 — во второй половине, в начале).
Отпуск вообще отличался миролюбивым настроением. Послы и все посольские люди получили в дары много мехов (кн. 93, л. 854. См. соответствующее наше приложение). Кроме того, при отъезде Оксеншерн просил возместить их расходы по пропитанию, когда они жили в Москве на своем содержании, и царь велел 19 же июня за эти «простойные дни» выдать им из Сибирского приказа соболей на 3.542 p., т. е. на сумму, какую шведы истратили (св. 113). К тому же послы тогда попросили отпустить с ними капитана Гендриха Реинборха, посаженного в тюрьму Новой Четверти за продажу заповедного вина, и «царь для соседственной дружбы» его простил и отпустил с посольством (кн. 92, л.л. 594 об. — 595). 23 июня послы «с Москвы пошли», и им с их свитой было дано 140 подвод, не считая стрелецких и кормовых телег (кн. 92, л.л. 591-592). Когда они были на стану под Черкизовым, то говорили сопровождавшим их русским, что «они выдивитися не могут, что после московскаго разореня, како умножилое такое превеликое российского народу многолюдство и в такие малые лета всякими достатки исполнились, а наипаче зданием святых божих церквей и строением преславных каменных домов и воинских преславных нарядов» (кн. 92, л. 624 об. Записка, «что, едучи с Москвы, дорогою с послами говорено», кн. 92. л.л. 624-629). Сами послы были всем довольны, о чем они заявили русским, при чем указали, что пища была дана им даже сверх посольского уговора, и вообще их посольство было так хорошо встречено, что они доложат об этом королю и напишут другим монархам. Шведы, по приказанию короля, ехали из Москвы очень скоро, так что провиант не успевал за ними следовать, но они говорили, что это ничего не значит, и им «во всем всякое удовольство есть» (кн. 92, л. 625). 6 июля, проездом, они захотели побывать в Иверском монастыре, и Тизенгаузен, Яган Фанбуберх, Лилиенгоф и еще 4 королевских дворян были приглашены архимандритом на молебствие и на обед (кн. 92, л.л. 625-627). Новогородский воевода еще раньше (24 июня) получил приказание принять послов и, им «дав подводы и провожатых, отпустить за свейской рубеж на которые места они ехать похотят» (кн. 92, л. 567). В Псков же посольство приехало из Новгорода 19 июля, а было отпущено за свейский рубеж 20 июля. (Отписка из Пскова о приеме послов, приехавших из Новгорода, кн. 92, л.л. 647-648).
Последствием этого посольства был приезд в Москву в январе 1675 г. шведского переводчика Самоила Эосандера с королевской грамотой, в которой Швеция спрашивала, когда и кто будет послан в Стокгольм для решения тех дел, которых шведские послы не могли окончить в 1674 году (реестр II, 1675 г., № 2, св. 114).
7. Альбом Пальмквиста (Erich Palmquist) напечатан роскошным изданием in fol.: «Nagre widh Sidste Kongl. Ambassaden till Tzaren i Muskou 1674. Stockholm, 1898».
Статья Ю. Готье: «Известия Пальмквиста о России» в «Археологических известиях и заметках», год VII, 1899, (№ 3-4), с.с. 65-98.
8. Костомаров ошибочно считал Кильбургера голландцем: «Очерк торг. моск. Государства», изд. II, с. 161.
9. М. Гл. A. М. Ин. Д., шв. д., реестр I, кн. 92, л. 358 об. и след.
10. М. Гл. A. М. Ин. Д., кн. 93, л. 784
11. По росписи 8 апр. 1674 г. — сколько давать членам посольства напитков — имя «Ефим Филип Кербергер» поставлено в перечислении 2-й статьи» королевских дворян и чиновных людей, а далее идет перечень шведских подьячих (М. Гл. A. М. Ин. Д., кн. 92, л. 486).
12. Согласно перечню имен членов посольства, бывших на первой и последней аудиенциях (М. Гл. A. М. Ин. Д., кн. 93, л.л. 183 и 784).
13. Sammlung de la Gardischen.
14. Reichsregistratur den 22. Juli 1675, fol. 768.
15. Эта рижская торговая коллегия была подчинена главной коммерц-коллегии, находящейся в Стокгольме, и была учреждена в 1674 году для надзора за всеми делами, которые случались в этой стране (Registratur des Kommerzienkollegiums den 29. October 1675).
16. Protokolle des Kommerzienkollegiums.
17. Registratur des Kommerzienkollegiums.
18. Reichsregistratur den 23. Desember 1675, fol. 479.
19. Magazin fuer die neue Historie und Geographie, angelegt von D. Anton Friderich Buesching, Koenigl. Preussischen Oberconsistorialrath, Direcktor des Cvmnasii im grauen Kloster zu Berlin, und der davon obhaengenden beyden Shulen. Dritter Theil Mit Kupfern. Mit Churfuerstl. Saechss. gnaedigstem Privilegio. Hamburg, im Verlag Johann Nicolaus Carl Buchenroeders und Compagnie, 1769.
20. A. Ф. Бишинг был в Петербуге в 1750 г. и в 1761-1765 г.г. Он находился в дружеской и постоянной переписке с Миллером и состоял в Берлине посредником Архива Мин. Ин. Дел по приобретению заграничных изданий для библиотеки Архива (А. Брикнер: Антон Фридрих Бюшинг, Исторический Вестник 1886 г., июль. Кн. Н. В. Голицын: Портфели Г. Ф. Миллера, Сборник Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., вып. VI. с. 414).
21. Пользуемся случаем выразить нашу благодарность Вольфенбиттельской Герцогской библиотеке в лице ее обер-библиотекаря проф. Dr. G. Milchsack и Dr. R. Buerger, благодаря содействию которых мы ознакомились с вольфенбиттельской рукописью.
22. Хотя у Бишинга напечатано «des IV», но это ошибка или опечатка.
23. По Аделунгу («Барон Мейерберг и путеш. его по России», СПБ., 1827 г., с 286, прим. 58) — «подлинник (сочинения Кильбургера) написан на шведском языке, а немецкий перевод помещен в Бюшинговском магазине, ч. III, с. 245 и пр.». Очевидно, Аделунг выразил это мнение на основании теории вероятностей, исходя из мысли, что Кильбургер был швед.
24. По изданию Бишинга «Tschis na» напечатано слитно: «Tschisna».
25. Сам Кильбургер ссылается (ч V, гл. IV) на немецкое издание 1666 года, но такого издания у нас не было, а поэтому мы делали сравнения по нем. изданию 1669 г. С. Белокуров («Юрий Крижанич в России», с. 141, прим. 160, в Чтениях Ист. и Др., 1903г., II) указывает на три голландских издания в Амстердаме: 1665, 1670, 1693, а также на латинское 1668 г., на французское 1665 г. и на английские: 1669 и 1673 г.г.
26. Т. е. в Голландии.
27. «Тонна», как у Кильбургера, так и у Родеса, употребляется в смысле — «бочки». По стокгольмской рукописи Родеса не 600 тонн, а 6.000 тонн, по 1 ½ руб., а всего на 9.000 руб.
28. По стокгольмской рукописи вернее: «hande». Хотя стокгольмская рукопись нами издана, но в данном случае мы не делаем ссылок на ее страницы, потому что соответствующие места можно легко найти в нашей книге о донесениях Родеса.
29. В подлиннике «добудет».
30. Чтения Моск. Общ. Ист. и Др. Poс., 1898 г., кн. I. Якубов: «Россия и Швеция в половине XVII в.», с. 420.
31. Адольф Еберс-Шилт прибыл в Москву в январе 1673 г., а в январе 1674 года уехал. (Бантыш-Каменский, «Обзор вн. снош.», ч. IV, стр. 192). Шубинский неверно говорит, что он был шведским резидентом в Москве во время посольства 1674 г.. (С. Шубинский, «Ист. очерки и рассказы», с. 6).
32. Если отбросить предположение, что сам Бишинг (или же Миллер) мог внести существенные поправки в переданных Кильбургером названиях и именах.
33. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, шведские дела, реестр II, 1674 г., св. 112.
34. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, архангельские книги № № 5, 6, 7 и 8.
35. Смета Архангельского города этого года и 182, 183 г.г. издана нами в приложениях.
36. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, прик. дела ст. лет, 7182-1674 г., № 476.
37. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, шведские дела, реестр I, кн. 92, л.л. 345 об. — 346.
38. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, шведские дела, реестр I, кн. 92, л.л. 634-639.
39. По примерным ценам росписи 1674 г. предположенных закупок в Архангельске. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, прик. дела ст. лет, 7182-1674 г., № 476.
40. Speck — под этим словом Кильбургер, очевидно, подразумевает вообще свиное мясо, а не одно только сало.
41. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, прик. дела ст. лет, 7182-1674 г., № 476.
42. Моск. Гл. Арх. Мин. Иностр. Дел, прик. дела ст. лет, 1674 г., № 438, № 427.
43. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Дел, прик. дела ст. лет, 1671 г., № 382.
44. Мы пользовались экземплярами перевода Языкова, находящимися в библиотеках Академии Наук и Московского Университета.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Во-первых, разве есть ли где страна, которую Бог так расположил между всеми морями света, как Россию? Она имеет свои торговые города, известный Архангельск при Северном море и пространном океане. на Каспийском море имеет она превосходную морскую гавань, знаменитый город Астрахань. Черное море находится недалеко от киевской области, теперь завоеванной, а Восточное море лежит у них также у порога.
Во-вторых, где есть еще страна, которую Бог прорезал вдоль и поперек столь многочисленными прекрасными речками и [88] реками 1, как Россию? Надо только назвать длинную и богатую рыбой Волгу, Дон, благородную Сухону и Северную Двину, большую реку Обь, Днепр, Западную Двину 2, Оку, Мезень, Югу, Вагу, Тоболь, Иртыщ и многие другие, которые все судоходны.
В-третьих, есть ли также хотя еще одна нация, которая удобнее и с меньшей опасностью и издержками торгует из первых рук со столь многими народами во всем свете, как делает Россия и может делать? Ибо, сверх того, что голландцы, англичане, французы, испанцы, норвежцы, гамбургцы, бременцы и любечане приходят в Архангельск на своих кораблях, Россия имеет еще свою торговлю и обмен товаров с азиатскими народами: калмыками, бухарцами, монголами, китайцами, индийцами, персами, дагестанцами, черкассами, крымцами, турками, греками, армянами и со всеми живущими почти на всем востоке, как и еще с поляками, литовцами и шведами.
В-четвертых, сама Россия также имеет у себя много хороших товаров, посредством которых торговля тем гораздо лучше может быть привлекательной и приводимой в процветание, как будет явствовать из продолжения этого трактатца.
В-пятых, она имеет ту большую выгоду, что только ее жители от самого знатного и до самого простого любят купечество, что и есть причиной того, что в городе Москве попадается больше торговых лавок, чем в Амстердаме или хотя бы в ином делом княжестве. Но здесь не отрицается, что эти лавки маленькие и иногда плохой важности, но хочется только доказать, что русские любят торговлю; сравнивать же (русские лавки с амстердамскими) совсем нельзя, потому что иначе надо согласиться, что, может быть, из одной амстердамской лавки можно сделать десять и более московских.
В-шестых, к этому еще нужно прибавить, что русские не только в еде, питье и одежде могут жить бережливее и хуже других европейских наций, но и что они ради малой прибыли готовы прилагать большое старание и неутомимы в принятии на себя далеких и трудных путешествий.
И, наконец, в-седьмых, ничего нет такого незначительного и плохого, чего бы русский не сумел обратить в деньги и пользу, как это достаточно доказывает рынок тряпок и живодеров 3 в Москве. [89]
Но, несмотря на все эти выгоды, нельзя, однако, сказать, что Россия процветает в торговле и мануфактуре, или что русские еще теперь получают десятую часть пользы, которую они могли бы, по мнению здравого смысла, извлечь из торговли, потому что или Господь Бог еще не хочет показать им превосходства их земли, или (что скорее можно думать) они сами не хотят этого видеть. Торговлю можно сравнить с маленькой птицей в руке человека: если ее сжимают слишком крепко, она должна умереть, но если предоставить ее слишком много своей воле, она улетает, и хозяин опять имеет убыток. В этом последнем русские еще никогда не погрешали, но в том первом случае слишком погрешают. Они притесняют и препятствуют торговле различным образом, потому что они учредили много царских монополий и доверяют плохо поставленной и вредной интересам государства коммерц-коллегии, а именно тем корыстолюбивым «гостям», о которых должна толковать часть IV, глава III. Также наложили на иностранцев тяжелые пошлины и ограничили торговлю тяжелыми условиями и ограничениями. Сами не строят кораблей, хотя Их Царское Величество имеет все материалы в своем собственном государстве. Не поддерживают достаточно дорог в столь болотистой стране, также не стараются очищать меньших рек, потоков 4 и делать их удобными для торговли. Иностранных художников 5 запугивают прибывать в страну, потому что удерживают их силой у себя, а подданным не позволяют выезжать и учиться у других. Заставляют купцов платить на почте большую плату за письма, как это можно видеть в части III, главе VII. Людям, которые умеют устроить мануфактуры, не помогают средствами, и еще есть много подобных вещей, которые препятствуют и задерживают торговлю и обмен. К этому нужно присовокупить, что русские купцы по большей части от природы так ловко в торговле приучены к всяким выгодам, скверным хитростям и проказам, что и умнейшие заграничные торговцы часто бывают ими обманываемы. Кто, напротив того, хочет обмануть русского, тот должен сам приехать и не быть глупым. Здесь говорится: «pour prendre un renard il faut un renard et demi». Pycские охотно меняются своими товарами, и немецкие купцы, жившие уже долго в Москве, не могли еще никогда дойти так далеко, потому что русский тот товар, который он приобрел на [90] архангельской ярмарке, тотчас опять им может продать с прибылью на наличные деньги. Например, часто случается, что немцы камку, атлас, стриженный бархат и подобное меняют у русских на соболя, юфть, пеньку, поташ и другие товары, и русский тогда эти же заграничные товары тотчас так дешево продает опять немцам, что их можно посылать без убытка опять в Гамбург и Амстердам. И сами немцы с удивлением рассказывают в Москве о почти невероятных вещах подобного рода.
Но, чтобы я не слишком далеко зашел с этими предварительными указаниями, позвольте мне прекратить их и приступить к самому сочинению, где я намерен изложить вкратце, как и каким образом производится теперь коммерция по всему русскому государству. При этом, насколько возможно, вместе с ценами можно будет видеть количество и качество всех товаров, вывозимых и привозимых по Северному и Восточному морям. Равным образом здесь будет еще представлено сообщение о некоторых других вещах, как показывает последующее содержание глав, и насколько мне это позволяет краткость времени, которое я был в Москве, как и мое занятие, которое далеко от торговли 6.
Комментарии
1. «Fluessen und Stroemen». В дальнейшем переводе слово Fluss везде переводится «речка», а Strom — «река», для различия этих двух понятий.2. Северная Двина и Западная Двина у путешественников не различаются этими именами, но иностранцы Северную Двину называют просто Dwina, а Западную Двину — Duena. Однако тут, как и в последующем переводе, эти названия по-русски передаются общепринятой в русском языке терминологией.
3. «Lumpen-und Schindermarkt».
4. Baeche.
5. Kuenstler.
6. «Imgleichen soll noch Unterricht von einigen andern Sachen, wie naechstfolgender Innhalt der Kapitel ausweiset, und so viel die Kuerze der Zeit, welche ich in Moscau sugebracht habe, wie auch meine Profession, die von den Commerden entfernet ist, hat leiden wollen, hier dargestellet werden».
(пер. Б. Г. Курца)
Текст воспроизведен по изданию: Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича // Сборник студенческого историко-этнографического кружка при Императорском университете Св. Владимира, Вып. VI. Киев. 1915
© текст - Курц Б. Г. 1915
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Университет Св. Владимира. 1915
Текст воспроизведен по изданию: Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича // Сборник студенческого историко-этнографического кружка при Императорском университете Св. Владимира, Вып. VI. Киев. 1915
© текст - Курц Б. Г. 1915
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Университет Св. Владимира. 1915
ОБЪЯСНЕНИЯ И ДОПОЛНЕНИЯ
к русскому переводу сочинения Кильбургера.
к русскому переводу сочинения Кильбургера.
ОБЪЯСНЕНИЯ И ДОПОЛНЕНИЯ 1
К ПРЕДИСЛОВИЮ
Отношение русских к торговле, как к роду занятия, было весьма
благоприятно, и еще в первые века существования русского государства
великие князья учитывали большое значение торговых сношений, которые в
следующие столетия неуклонно развивались, по мере приложения труда к
использованию природных богатств страны. Ко времени кончины Грозного
размеры торговли были уже настолько велики, по сравнению с торговлей
других государств, что иностранцы отзывались о ней, как «о большой
торговле, или мене со всеми народами», служившей [246] к обогащению страны 2.
Русский народ, несомненно, обладал способностями к торговой
деятельности, и Кильбургер вполне прав, что все русские, знатные и
простые, любят торговать. Поэтому нельзя согласиться с Рейтенфельсом
(1671-1673 г.г.), что «занятие торговлей или какими-либо иными
пристойными ремеслами дворяне почитают ниже своего достоинства» 3.
Подобного взгляда не могло существовать, когда сам царь был первым
купцом своей страны. Крижанич (1661-1676 г.г.) и объясняет нам, что
только «некои люди на время (порою) говорят: владетелем и племенитым
людем торгование не быть лепо, ни пристойно. Али треба ость знати: яко
торговство само по себе есть честно и годно, а нечестна есть мерзкая
лакомость, кая часто вкупе ходит с торговством» 4.
Родес (которому следует в этом Кильбургер) совершенно ясно указывает на
господствующее значение торговли в московском государстве и на скромные
жизненные запросы русского торговца, старавшегося даже из ничтожной
вещи извлечь выгоду 5.
Олеарий тоже подметил, что русские «в общем живут плохо, и у них
немного уходит на их хозяйство... Большинство, особенно простонародье,
проживает весьма немного» 6. С этим вполне согласуется показание Главинича (1661 г.), что в «московском народе такая [247] выносливость к труду и голоду, какой нет ни у одного из других народов... довольствуются одним хлебом, солью да водой» 7.Размерь лавок в г. Москве было очень малым. По данным 1626 г. в Китай-городе преобладали лавки незначительной величины:
15 помещений было в 3¾ — 1¾ лавки.
63 помещений было в 1 ½ — 13/8 лавки.
307 помещений было в 1 лавку.
76 помещений было в ⅞ — ¾ лавки.
328 помещений было в ½ лавки.
27 помещений было в ½ — ½ лавки.
Одна же лавка со времени Феодора Ивановича = 2 на 2 ½ сажени 8. Это ярко иллюстрирует слова Кильбургера, что «из одной амстердамской лавки можно сделать десять и более московских». Такая дробность лавок обратила на себя внимание и Корнилия де Бруина, бывшего при Петре I в России: «А так как народу в Москве великое множество, то для лавочек их но этим улицам они должны довольствоваться небольшими помещениями, которые вечером и запирают, уходя домой» 9.
Характер русских купцов не нравился иностранцам. Барберини (1565 г.) предупреждал, чтобы торгующие с русскими были очень осторожны, потому что русские умеют обманывать и подменивать лучшие товары худшими 10. «Иностранцам, жаловался Герберштейн, они продают каждую вещь гораздо дороже, так что за то, что при других обстоятельствах можно купить за дукат, они запрашивают 5, 8, 10, иногда 20 дукатов. Впрочем и сами они в свою очередь иногда покупают у иностранцев редкую вещь за 10 или 15 флоринов, а на самом деле она вряд ли стоит 1 или 2 флорина» 11. Таким образом, иностранцы и русские в одинаковой мере умели надувать друг [248]друга. Несмотря на это, почти каждый путешественник считал своею обязанностью указать, что русский «народ по природе склонен в обману» 12; другие иностранцы только повторяют эту же мысль: русский народ «от природы склонен ко лжи, обману и всякого рода порокам» 13. Один ремесленник в Москве ловко надул в 1661 г. Главинича, украв большую часть ваты, данной ему для шитья одеяла 14, и, как кажется, можно верить словам Якова Рейтенфельса, что в России «сильно господствует ныне обман и подкуп» 15. Но нельзя согласиться с свидетельствами тех иностранцев, которые думали, что «русский народ чрезвычайно туп» 16 и не может вести заграничной торговли, вследствие «природнаго своего неспособия и тупа разума» 17. Путешественники могли бы только говорить об отсутствии у русских известной гибкости ума, но отрицать у них наличность умственных дарований могли только те иностранцы, которые были лишены способности верно и беспристрастно отнестись к пониманию духа чуждого им народа. Поэтому отзывы о русских таких умных и наблюдательных путешественников, как Олеарий, весьма выгодно отличаются от других иностранных известий. Он писал: «Что касается ума, русские, правда, отличаются смышленостью и хитростью, но пользуются не для того, чтобы стремиться к добродетели и похвальной жизни, во чтобы искать выгод и пользы и угождать страстям своим... Их смышленость и хитрость, наряду с другими поступками, особенно выделяется в куплях и продажах, так как они выдумывают всякие хитрости и лукавства, чтобы обмануть своего ближнего. А если кто желает их обмануть, то у [249] такого человека должны быть хорошие мозги... того, кто их обманет, они хвалят и считают мастерами. Поэтому как-то несколько московских купцов упрашивали голландца, обманувшего их в торговле на большую сумму, чтобы он вступил с ними в компанию и стал их товарищем по торговле», с целью научиться от него искусству обмана 18. Этот поступок со стороны купечества был весьма удачным шагом для улучшения постановки своей торговли, потому что трудно остеречься обмана, когда неизвестна сама его система. Но, конечно, русские тут более стремились не к обеспечению себя от обманов, а к тому, чтобы обманывать других.
Сами русские не раз попадались в ловушки, расставленные иноземцами, особенно голландцами. Так, например, при Михаиле Федоровиче один ярославец, желая продать свой меховой товар непосредственно в Амстердаме, чтобы сохранить наиболее прибыли, отправился из Риги туда на корабле, но должен был, не найдя покупателей, вернуться морем же в Архангельск, где тотчас купили у него, даже по высокой цене, весь товар те самые голландцы, которые ехали вместе с ним из Амстердама, откровенно заявив, что они устроили стачку в Амстердаме для того, чтобы русские не ездили туда и тем не отнимали у них прибыли. В то же царствование ездил за границу гость Наз. Чистой с шелком-сырцом, и иностранцы тоже нарочно не купили у него шелка, но, когда он вернулся с ним в Архангельск, купили его полностью 19. И подобных случаев отношения иностранцев к русским было много, а это вело к тому, что русские торговцы не могли жить за границей и именно вследствие главным образом «немечского завидения и злобы, кою суть многи наши отведали». Также несомненно, что «инородны торговцы лехко нас перехитряли и обмамляли нещадно во всяко время» 20, и, не ошибаясь, можно сказать, что со стороны западных европейцев было больше обмана в торговле, чем со стороны русских. И русским приходилось клин клином выбивать! Торгуя с иноземцами, они, благодаря своей большой восприимчивости, [250] быстро перенимали их торговые сноровки, особенно если они касались обмана. Голландцы в этом отношении были их хорошими учителями, и это влияние голландцев заметил Коллинс, который нехорошо отзывался о русских: они «вообще лукавы, не держат мирных договоров, хитры, алчны, как волки и с тех пор, как начали вести торговлю с голландцами, еще более усовершенствовались в коварстве и обманах» 21. Но, вероятно, русские скоро превзошли своих невольных учителей, потому что в 1660 г. царский комиссар Иван Гебдон писал из Голландии, что голландцы боятся обманов со стороны русских, так как «во всякой русской товар такой оман, что стидно слышеть, не токмо видеть», и голландцы даже жаловались на это своим властям 22. Особенно характерную бытовую картину приемов русской торговли в самой Москве дает Павел Алеппский: «В большей части лавок есть маленькие мальчики... при продаже они нас надували хуже, чем их старшие... большинство этих мальчивов — невольники, турки и татары из тех, которых берут в плен донские казаки; мы узнавали их по их глазам, лицам и волосам... При покупке мы часто одерживали верх над взрослыми людьми, но эти мальчики оставляли нас в дураках, и мы были против них бессильны. Один еврей... говорил нам..., что евреи превосходят все народы хитростью и изворотливостью, но что московиты и их превосходят и берут над ними верх в хитрости и ловкости» 23. Вообще Стрюйс верно выразился о русских, что «обман в [251] торговле слывет у них хитрой штукой и делом умным» 24. Того же мнения был и Корб (1698 г.) 25.
Понятно, что иностранцы не могли быть беспристрастны в своих отзывах о характере русских. Часто, входя лишь во внешнее соприкосновение с русскими, они получали неблагоприятное впечатление о них по единичным поступкам, свидетелями которых они были. Более сблизиться с ними не позволяла национальная и религиозная рознь. Сами русские не любили иностранцев, которые в свою очередь называли «русский народ самым недоверчивым и подозрительным в мире» 26. Русская подозрительность резко бросалась в глаза путешественникам. По сообщению Павла Алеппского, все русские, от мала до велика, были коварны: «ни одному чужестранцу ни о каком предмете ничего не сообщают ни хорошего ни дурного, так что, когда наш владыка патриарх спрашивал их, от вельмож и священников до простолюдинов, о делах царя, то никто из них ничего не говорил, кроме слова ”не знаем”, даже дети», и никто не смел рассказывать чужеземцам о государственных и своих делах 27. Эту скрытность русских подметил и Рейтенфельс, который рассказывает, что иностранных послов «посещают почетные русские сановники, беседуют о разных предметах, и, если разговор коснется их отечества, с некоторым преувеличением в хорошую сторону, но с таким умением, что возвратившиеся иностранцы по совести не могут похвалиться знанием настоящего положения дел в Московии» 28.
Но, ознакомившись с вышеприведенными нелестными отзывами иностранцев о русских, было бы ошибочно думать, что [252] ни один путешественник не заметил положительных качеств великого русского народа и не распространил понятия о части на целое. Мы уже знаем, что Олеарий признавал за русскими ум и смышленость. Рейтенфельс, который называет русских льстивыми, подозрительными, трусливыми, жестокими, обманывающими, в то же время указывает на беспримерную благотворительность русских к бедным, на твердость духа в несчастии, равнодушие в счастии, на надежду во всем на Бога 29. По «Описанию Московии» (1663-1664 г.г.), русские «хитры и не лишены ума» и хотя «в высшей степени вероломны», но «не имеют недостатка в дарованиях» 30. Особенно верно подметил русские качества Вимен да Ченеда (1657 г.): «русские некоторые лживы, вороваты, но в деревнях нет таких испорченных нравов, как в городах и среди богачей» 31. Но, очевидно, Кампензе (1523-1524 г.г.) преувеличивал, говоря, что «обмануть друг друга почитается у них ужасным и гнусным распутством» 32. [253]
Торговые операции русских вызывали справедливое удивление иностранцев. Русскому купцу при тяжелых и неблагоприятных условиях, вызываемых московскою жизнью, приходилось всячески ухитряться, чтобы удачно вести свои дела. Олеарий слегка раскрывает нам систему русской торговли: «Торговцы хитры и падки на наживу. Внутри страны они торгуют всевозможными необходимыми в обыкновенной жизни товарами. Те же, которые с соизволения его царского величества путешествуют по соседним странам, как-то: по Лифляндии, Швеции, Польше и Персии, торгуют, большею частью, соболями и др. мехами, льном, коноплей и юфтью. Они обыкновенно покупают у английских купцов, ведущих большой торг в Москве, сукно по 4 талера за локоть и перепродают тот же локоть за 3 ½ или 3 талера и все-таки не остаются без барыша. Делается это таким образом: они за эту цену покупают один или несколько кусков сукна с тем, чтобы произвести расплату через полгода или год, затем идут и продают его лавочникам, вымеривающим его по локтям, за наличные деньги, которые они потом помещают в других товарах. Таким образом они могут с течением времени с барышом 3 раза и более совершить оборот своими деньгами» 33. [254]
Но приведенный Олеарием пример все-таки не вполне объясняет слова Кильбургера, что «русский тот товар, который он приобрел на архангельской ярмарке, тотчас опять им может продать с прибылью на наличные деньги». По Олеарию, купец некоторое время, а то и целый год, производит обороты, выручая тем капитал, а по Кильбургеру, он «эти же заграничные товары тотчас так дешево продает опять немцам», что те везут их без убытка обратно. Немцам это казалось невероятным, а между тем оно легко объясняется характером русской торговли. В самом деле, будучи хорошо знаком с русским внутренним рынком, а также пользуясь тем главным своим преимуществом, что иностранцы были лишены возможности непосредственно стать в сношения с русским промышленником, русский купец, с затратой наименьшего капитала, накупив русские произведения страны, отправлялся к иностранцам менять их на заграничные товары, причем, зная истинную стоимость своего товара, ценил его гораздо выше заплаченной им суммы. Но так как иностранцы требовали много [255] русского товара, то взамен его в свою очередь давали так много заграничного товара, что его нельзя было с желательной выгодой продать русскому потребителю, который был в общей своей массе экономически несостоятелен и невзыскателен в жизни, довольствуясь небольшим. Оттого и в Москве можно было купить заграничные товары по такой же цене и даже дешевле, как и в Италии, Франции, Персии и др. странах, т. е. предложение их превышало спрос 34. Учитывая это, а также дороговизну перевозки, затрату труда и времени (при чем товар легко мог даже залежаться) и вообще коммерческий риск, русский купец, стремясь получить наибольшую выгоду, и совершал именно тот ловкий прием, сути которого никак не могли понять иностранцы. Именно он, не теряя времени, полученные в промен заграничные дорогие товары: шелк, стриженный бархат и пр., предлагал купить тем же иностранцам, от которых их только что выменял, и при том по более низкой цене, чем сам их принял; иностранцам был прямой смысл их взять и снова променять по высокой цене другому русскому на нужные им сырые произведения русской страны или же, если нет уже желающих, отвезти свои же товары, не терпя никакого убытка, домой и там продать их с прибылью; они так и делали; но, получая от русского свои же товары, иностранцы не могли дать за них тех же заграничных товаров, так как русский потому и возвращал их, что они ему не были нужны, при чем ради этого даже терпел для себя убыток, отдавая их по меньшей цене, что и изумляло иноземцев; таким образом, принимая обратно свой атлас, бархат и прочее, заграничному купцу ничего другого не оставалось, как уплатить русскому деньгами, что именно и хотел русский, потому что деньги для него представляли наиболее выгодное помещение своего капитала и давали ему возможность успешнее и гибче вести свои торговые дела. И при всей этой длительной операции русский все-таки оставался в выгоде, потому что он был в состоянии играть на понижение до такой суммы, которая равнялась бы той, которую он затратил, запасаясь отечественными товарами, а так как он умел их выгодно покупать, он мог играть на большое [256] понижение, довольствуясь даже небольшой прибылью. Русским приходилось пускаться на такие сложные операции для получения денег, потому что иностранцы вели с русскими «по большей части» 35 или «почти исключительно» меновую торговлю 36 и редко и неохотно совершали денежные сделки, так как им это было невыгодно; кроме того, раз иностранец прибыл со своими заграничными товарами, ему было даже убыточно расплачиваться деньгами, так как он был бы принужден свои же товары отвозить обратно. И вот русский поневоле должен был брать малоинтересные для него чужеземные материи, но, продавая их тут же тому же или другому иностранцу, силой обстоятельств заставлял заморских купцов расплачиваться уже деньгами.
Так смышленый русский купец, незаметно для иностранцев и против их желания, добивался посредством хитрой торговой операции того, что иноземцы ему платили за его товар деньгами. Вполне верно поэтому путешественники писали, что русский человек отличается «самостоятельностью и упрямством» 37, что купцы «весьма способны к торговым делам и крайне искусны во всякого рода хитростях и обманах» 38 и «в делах торговых хитры и оборотливы» 39. И это несмотря на то, что, как жаловались в то время, «самыя аритметики и чисельныя уметели не учатся наши торговцы» «и потому не умеют разценить таковых преторгов, кои ся ведут на много сот тысучь» 40.
Текст воспроизведен по изданию: Сочинение Кильбургера о русской
торговле в царствование Алексея Михайловича // Сборник студенческого
историко-этнографического кружка при Императорском университете Св.
Владимира, Вып. VI. Киев. 1915
© текст - Курц Б. Г. 1915
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Университет Св. Владимира. 1915
© текст - Курц Б. Г. 1915
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Университет Св. Владимира. 1915
Комментарии
1. He стремясь привести здесь исчерпывающих сведений из сочинений других иностранцев по вопросам, затронутым Кильбургером, мы в «Объяснениях и дополнениях» даем только необходимые и не лишние, на наш взгляд, комментарии к сочинению Кильбургера, основанные главным образом на современных иностранных известиях и отчасти архивных материалах. Наши объяснения распределены по возможности в последовательном порядке соответственно содержанию сочинения Кильбургера. При этом, конечно, нужно всегда иметь в виду, что известия иностранцев отличаются относительной достоверностью, действительная ценность которых может быть выяснена лишь при полном изучении каждого отдельного вопроса, исследуемого с привлечением всех относящихся к нему материалов. Выдержки из сочинений иностранцев о гор. Москве собраны И. Ивакиным: Таннер — «Опис. путеш.», Чт. Имп. Общ. Ист. и Др. Рос., 1891 г., III, приложения. Такие же извлечения о строе экономическом, политическом и пр. изданы П. Фальковичем — «Картины жизни в Московском государстве», М., 1913 г. и В. Н. Бочкаревым — «Московское государство XV-XVII в.в.», П., 1914 г., но оба эти издания (особенно первое) не отличаются полнотой и научными достоинствами. Сочинения иностранных путешественников, помещенные в Чтениях (Чт. Имп. Общ. Ист. и Др. Рос. при Моск. Унив.), выходили также и отдельно. А. Сувориным хорошо изданы: Герберштейнг и Иовий Новокомский (введение, пер. и указ. A. И. Малеина, 1908 г.). Горсей (пер. Н. Белозерской, 1909 г.), Флетчер (1905 г.), Олеарий (введ., пер. и указ. A. М. Ловягина, 1906 г.) и Корб (пер. и примеч. A. И. Малеина, 1906 г.). «Посольство Кунрада фан-Кленка...», описанное Койэтом, (введ., примеч. и указ. A. М. Ловягина) издано Археографической Комиссией, П., 1900 г. Стокгольмская рукопись Родеса — «Подробное донесение о происходящей в России коммерции» издана в нашей книге — «Состояние России в 1650-1655 г.г. по донесениям Родеса» (Чт. Имп. Общ. Ист. и Др. Рос., 1915 г., II и отдельно).2. Горсей (пер. Ю. Толстого), Чтения, 1907 г., II, с. 44.
3. Чтения, 1905 г., III, с. 122.
4. «Русское государство в половине XVII в.», М., 1859 г., издал П. Бессонов (отдельное приложение к Русской Беседе за 1859 г. к № № 1-5), № 1, с.с. 9-10. Выдержки из этого редкого издания перепечатаны в общедоступном издании: «Юрий Крижанич. Экономические и политические его взгляды. С предисловием В. И. Пичета», П., 1914 г.
5. Родес, с.с. 149-150.
6. Олеарий, с. 202.
7. Чтения, 1875 г., I, с. 9.
8. М. В. Довнар-Запольский, «Торговля и промышленность Москвы XVI-XVII в.в.», М., 1910 г., с.с. 53, 43.
9. Чтения, 1872 г., II, с. 86.
10. Сын Отечества, журнал, 1842 г., ч. III, № 7, с. 22.
11. Герберштейн, с. 94.
12. Ченслер (1553-1555 г.г.), Чтения, 1884 г., IV, «Известия англ. о Рос. во второй половине XVI в.», с. 10.
13. Какаш и Тектандер (1602-1603 г.г.), Чтения, 1896 г., II, с. 13.
14. Чтения, 1875 г., I, предисловие.
15. Чтения, 1905 г., III, с. 111.
16. Коллинс (1667 г.), с. 165. Перевод сочинения Коллинса помещен в Записках Московского Археологического Института, т. XV: П. М. де Ламартиньер, «Путешествие в северные страны» (1653 г.), перев. и примеч. В. Н. Семенковича, М., 1912 г.; в этой книге В. Семенкович дал, в качестве прибавления, со с. 127 по 178 перевод сочинения неизвестного ему автора, которое именно и принадлежит Коллинсу.
17. Крижанич, «Русское госуд. в полов. XVII в.в.», № 1, с. 9.
18. Олеарий, с. 181.
19. Акты Археогр. Эксп., IV, с.с. 19, 20.
20. Крижанич, «Pyс. госуд.», № 1, с.с. 9, 8.
21. Чтения, 1846 г., I, с. 38. Согласно переводу В. Семенковича, Коллинс был убежден, что «большинство русских грубы, невежественны и бесчестные люди, за исключением некоторых, которые цивилизовались, ведя торговлю с иностранцами или путешествуя к польскому двору», и им «ничего не стоит нарушить договор, если только это им выгодно» (Ламартиньер, «Путеш. в сев. страны», с.с. 166, 168). Об этом же писал и Олеарий (с.с. 184, 185).
22. И. Я. Гурлянд, «Иван Гебдон, комиссариус и резидент (материалы)», Ярославль, 1903 г., с. 73.
23. Павел Алеппский, «Путешествие антиох. патр. Макария в Россию в полов. XVII в.в, М., 1896-1900 г.г. (отдельно и в Чтениях, при чем II вып. в Чт. 1897 г., IV, а III и IV вып. в Чт. 1898 г., III и IV) вып. III, с. 45.
24. Русский Архив, 1880 г., I, с. 40.
25. «Мы не можем вполне надивиться всей испорченности нравов русского народа: ложь и клятвопреступление безнаказанны в этом крае. Среди русских всегда и везде найдешь людей, готовых лжесвидетельствовать; понятия москвитян там и сям до того извращены, что искусство обманывать считается у них признаком высоких умственных. способностей» (Чтения, 1866 г., IV, с.с. 77-78).
26. Маржерет, «Сказ. совр. о Д. Самозв.», П., 1859 г., (изд. III, исправл.), I, с. 264.
27. Павел Алеппский, вып. II, с.с. 199-200.
28. Журн. Мин. Нар. Просв., ч. XXIII, 1839 г., с.с. 30-31.
29. Чтения, 1906 г., III, с.с. 141-142.
30. Историческая Библиотека, учено-литер. журн., П., 1879 г., № 5, с.с. 13-14.
31. Отечествен. Зап., 1829 г., ч. 37, с. 230.
32. «Библиотека иностранных писателей о России», (В. Семенова), П., 1836 г., I, Кампензе, с. 34. Правительство вместе с духовенством, действительно, принимало меры к искоренению обмана и насаждению добрых нравов. В 1564 г. Иоанн Грозный велел «по торгам кликати, чтоб православнии христиане от мала до велика именем Божиим во лжу не клялись и на криве креста не целовали и иными неподобными клятвами не клялись и матерны бы не лаялись и отцом и матерью скверными речами друг друга не оупрекались и всякими б неподобными речми скверными друг друга не оукоряли и бород бы не брили и не обсекали и усов бы не подстригали», к волхвам не ходили и т. п. (М. Гл. Арх. Ин. Дел, портф. Малиновского 3, № 58). Но необходимость и привычка скверно ругаться и браниться до того вкоренились в русскую натуру, что, по словам Олеария (с. 187), несмотря даже на весьма строгие запрещения и публичное немедленное телесное наказание ругающихся, правительству не удалось вывести этого порока. Насаждая хорошие нравы, правительство также обращало внимание на бани, и, например, в 1646 г. велено было, чтобы в Нижнем Новгороде в торговых банях мужики с женками вместе не парились, «а на Москве и в ыных городех мужики и жонки парятца в особых банях, а не вместе» (Чтения, 1907 г., I, Смесь, с.с. 30-31). О характеристике русского народа по запискам иностранцам см. Е. Замысловский, «Герберштейн и его историко-географические известия о России», П., 1884 г., с.с. 401-410 и др.; С. Середонин, «Сочинение Джильса Флетчера, как исторический источник», П., 1891 г., с. 156 и след.; В. Ключевский, «Сказания иностранцев о Московском госуд.», с.с. 8-9 (Моск. Унив. Известия, 1866 г., № 7).
33. Олеарий, с.с. 206-207. Если эти цифровые данные Олеария взяты им из действительной жизни, а не приведены только как примерные цифры, то отсюда можно прийти к интересным соображениям о величине бытового процента в купеческом мире в I-й половине XVII века. Олеарий говорит, что купец брал товар в кредит на год или на полгода за 1 рубля и продавал его, совершая первый оборот своего капитала, за 3 р. или 3 ½ р.; значит, 3 р. и 3 ½ р. была действительная цена товара, по мнению торговых людей, покупающих его от оперирующего купца; остальная же сумма до 4 рублей, т. е. 1 р. или ½ р., и составляла для купца те процентные деньги, которые он должен был уплатить за свой кредит иностранцу; далее, если размер этих процентных денег (1 р. и ½ р.) стоит в соответствующей зависимости от годового и полугодового срока кредита, то следует, что купец с 3 рублей капитала уплачивал в год 1 р. процентных денег, что составит всего 4 рубля; отсюда, произведя соответствующие вычисления, увидим, что купец брал в кредит по 33⅓%; тот же размер процента получим, если примем во внимание, что купец с 3 ½ рублей уплачивал в полгода ½ рубля процентных денег, т. е. всего тоже 4 рубля. Итак, получился весьма большой процент — 33 ½, который купец должен был заработать быстротой и удачностью своих оборотов, а кроме того, еще получить на всем прибыль для издержек на свою жизнь и улучшения своего торгового предприятия. Это, конечно, заставляло купца быть изворотливым. Но величина процента не всегда была одинакова. Герберштейн сообщает, что общепринятым процентом было 20%, но церкви брали меньше — 10%; Флетчер даже приводит документ об обыкновенном росте, «как ходит в людех, на пять шестой», т. е. 20% (Герберштейн, с.с. 43, 96. Флетчер, с. 60). Нам известно, что ростовый приговор 1558 г. установил наивысший процент именно в 20%. Но голландцы, желая заинтересовать своим торговым благополучием высших придворных лиц, нарочно брали у них деньги в долг, платя по 25%, т. е. более законного (Баус, 1583-1581 г.г., «Изв. англ. о Рос.», Чтения, 1884 г, IV, с. 96). Судебных 1589 г. (статья 23) и закон 1626 г. подтвердили законный размер процента в 20%; но этот процент был для долгосрочных займов, а краткосрочный заем (именно о нем и говорит Олеарий) был тяжелее: по 48% и даже по 156% (М. Богословекий, «Кредит в земском хозяйстве в XVII в.» — в «Сборннке статей, посвящ. В. О. Ключевскому», 1909 г., с.с. 40-42).
34. Рейтенфельс, Чтения, 1906 г., III, с. 132.
35. Даниил Принц, Чтения, 1874 г., IV, с. 71.
36. Рейтенфельс, Чтения, 1906 г., III, с, 132.
37. Масса (1610 г.), «Сказания Массы и Геркмана», П., 1874 г., с. 259.
38. Рейтенфельс, Чтения, 1906 г., III, с. 134.
39. Лизек (1675 г.) Журн. Мин. Нар. Просв., ч. 16, 1837 г., с. 381.
40. Крижанич (1661-1676 г.г.), «Pyс. госуд.», № 1, с.с. 8, 13.
СОДЕРЖАНИЕ
последующих частей и глав.
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ.последующих частей и глав.
Гл. I. О товарах, которыми Россия снабжает другие страны.
II. О товарах, которые Россия хотя сама имеет, однако сама же потребляет.
III. О тех товарах, которые Россия отчасти имеет, а отчасти должна покупать у других наций.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ.
Гл. I. (Об европейской торговле) о товарах, привозимых через Архангельск и Восточное море 7.
II. О персидской торговле.
III. О греческой торговле.
IV. О китайской торговле.
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ.
Гл. I. О монете и родах денег.
II. О весе.
III. О мере и локтях 8.
IV. О фрахтах.
V. О пошлинах.
VI. О торговле червонцами и рейхсталерами.
VII. О почте и плате за письма.
ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ.
Гл. I. О морской гавани Архангельске.
II. О рейсе в Архангельск 9. [92]
Гл. III. О гостях, или царских коммерц-советниках.
IV. О медных рудниках.
V. О железных рудниках.
VI. О соболином промысле в Сибири.
VII. О суконном производстве и русской шерсти.
VIII. О гостиных и торговых дворах.
IX. О царской казне.
X. О торговых площадях и базарах.
XI. О книгопечатне.
XII. О большом колоколе.
XIII. О провианте и съестных припасах 10.
XIV.О винных и яблочных погребах.
XV. О кабаках и ледниках.
XVI. О материалах и издержках на каменную постройку.
XVII. О медиках и аптеках.
XVIII. О немецкой церкви и ее Exercitio Religionis.
ПЯТАЯ ЧАСТЬ.
Гл. I. О водах и реках между Нарвой и Москвой.
II. О реке Луге в Ингерманландии.
III. Обозначение пути и миль от Стокгольма до Москвы 11.
IV. Описание пути и расстояния от Москвы до Тобольска в Сибири и оттуда до Пекина в Китае.
Примечание. Так как в каждой стране торговля состоит из двух видов, а именно из туземных и иностранных, или привозных товаров, то и должно быть о каждой части особое описание.
Комментарии
7. У Бишинга напечатано только следующее: «Kaр. I. Von denen ueber Archangel und die Ostsee eingehenden Waaren», но мы в переводе вставили перед этими словами: «О европейской торговле», с целью наиболее наглядного распределения материала.8. «Von dem Maass und Ellen».
9. «Von der Fahrt nach Archangel».
10. У Бишинга тут следующий порядок оглавления:
«XIII. Von Wein-und Aepfelkellern.
XIV. Von Kabacken und Eisskellern.
XV. Von Proviant und Lebensmitteln».
Такой порядок глав не соответствует дальнейшему изложению, почему в переводе он изменен согласно последующему распределению глав.
11. В тексте Бишинга имеется только I и II главы, а III и IV совершенно нет, но вольфенбиттельская рукопись заключает в себе все четыре главы, и в ее «Содержании» они носят такое заглавие:
«Pars V......
_ « _ Caр. 3. Designation des Wegs und der Meilen von Stockholm biss Moscau.
_ « _ Caр. 4. Beschreibung des Wegs und der ferne von Moscau biss Tobolskoy in Sibirien und von dannen biss Peking in China».
Благодаря этому обстоятельству мы и поместили в настоящем «Содержании» те две последние главы V части, которых недостает у Бишинга.
Текст воспроизведен по изданию: Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича // Сборник студенческого историко-этнографического кружка при Императорском университете Св. Владимира, Вып. VI. Киев. 1915
© текст - Курц Б. Г. 1915
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Университет Св. Владимира. 1915
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
О туземных, или вывозных товарах
Туземные товары в России троякого рода:1) которые страна имеет в таком изобилии, что снабжает ими другие государства;
2) которых имеет не более, чем самой потребно, и
3) которых она сама не имеет в достаточном количестве, но должна покупать у других наций 12.
ГЛАВА I
О товарах, которые Россия имеет в таком изобилии, что снабжает ими другие государства
Те товары, которые Россия отпускает другим государствам и странам, идут
меньшею частью к восточным народам, а большею частью через Архангельск;
некоторые также идут еще через Ниен, Нарву, Ревель и Ригу, через
Восточное море, и они же попадают в соседние два княжества, Псков и
Новгород, и на реку Западную Двину, хотя немного идет туда и через
Москву 13. Сами русские кое-что привозят на своих лодьях 14 из Ладожского озера в шведские города.Вывозные товары главным образом следующие:
I. «Кавиар». Caviaro — итальянское слово; русские называют его «икра», и изготовляется из икры осетров и белуг, которые ловятся на Волге и в большом количестве около Астрахани. Русские имеют обыкновение также ее называть «черной икрой», для различия от желтой, которая в разных местах делается из «щук» 15 и других обыкновенных рыб [94] и употребляется, вместо черной, людьми низшего состояния. Она двоякого рода: прессованная и непрессованная, и так как ее приготовляют главным образом в трех местах, то и поэтому называется — астраханской, казанской и яицкой.
Прессованная, или паюсная, икра есть собственность царской торговли, и никакому частному лицу не дозволяется ею торговать ни в малейшей степени. Ее добывается ежегодно около 300 бочек, считая каждую от 40 до 50 пудов, и возится «гостями» на царском собственном судне вверх по Волге к Нижнему Новгороду и при высокой воде (так как в ином случае нужно в Нижнем переносить на маленькие суда) немедленно далее к знаменитому городу Ярославлю, от которого она везется 46 миль по суше к Вологде 16, а затем вниз к Архангельску водой по Верхней и Нижней Сухоне и реке Северной Двине. Там Филипп Ферпоортен 17 (живущий в Гамбурге и заключивший с царем контракт на десять лет на эту торговлю) поручает ее принять своему фактору Яну Ферпуису 18, который живет в Москве, и платит за каждый пуд 3 рстл., так что этот прессованный кавиар приносит царю ежегодно почти 40.000 рстл. От Архангельска он идет потом на кораблях в Италию и Ливорно. Аренде прошло теперь 6 лет, а еще осталось 4 года. Но иногда случается, что этот кавиар не всегда хорошо солен и прессован, и скоро начинает портиться. Чтобы же великий князь при этом мог быть без убытка, икра навязывается по 1 рублю за 10 пудов купцам, которые должны сами заботиться, как бы они могли ее в свою очередь сбыть. Особенно она покупается в пост людьми низшего состояния. Они смешивают ее с большим количеством перца, наливают уксуса, а иногда при этом и орехового или конопляного масла и в таком виде ее едят. Прессованная по армянскому способу, она, говорят, недурное кушанье, особенно когда, вместо уксуса, выжать на нее лимонного сока, она возбуждает аппетит к еде и раздражает натуру.
Что касается непрессованной икры, то она в изобилии возится в зимнее время на санях в Москву и в разные места по всей стране. Как скоро приходит лето, они сохраняют ее в своих ледниках и пользуются ею так в течение всего года. В феврале этого года фунт в Москве продавался от 2¾ до 4 копеек, и всякий может ею торговать. Для еды они хорошо [95] ее перемешивают с перцем и мелко нарезанным луком, а не иначе.
II. Семга. В России к северу есть несколько ловлей семги, из которых рыба вывозится через море; так, на реке у Колы — у лапландской границы, на Северной Двине выше Архангельска и еще до 60 верст выше Холмогор и на реке Мезени, которая протекает через провинцию Кондора и также вливается в Белое море.
В Коле ежегодно ловится более 200 ластов семги, и (эта ловля) принадлежала лежащему на Белом море и теперь несколько лет блокируемому монастырю Соловки. Ловля эта всегда отдавалась на откуп надежным людям. До этого ее держал 10 лет Филипп Ферпоортен, но при этом ничего не выручил. Теперь имеет ее Генрих Буденант, купец в Гамбурге, и его родственник Иероним Фрадель 19, голландец, живущий в Ярославле, и говорят, что они также имеют при этом плохую прибыль. За каждую рыбу они платят 12 копеек, но так, что две маленькие считаются за одну большую. Рыба ловится русскими, и к этому же времени приходят туда из Голландии два корабля, которые сами принимают ее и солят.
Треска также здесь ловится и солится, но никому не отдается на откуп, а каждому она доступна. Несколько наполненных ею судов привозят к Архангельску и там продают ее на вес.
В этой стране находятся также довольно большие жемчужины, даже такие, пара которых продается за 20 рублей. Но они обыкновенно приближаются к бледнокрасным.
Что касается двух других рек, то нельзя было в точности узнать, как много семги там ловится, потому что она не арендуется. Тамошние жители занимаются этим и большею частью продают ее в Архангельск. В эти две реки семга идет не прежде августа месяца, когда она уже опять пошла от Колы. В 1673 году продавался пуд свежей семги в Архангельске по низкой цене — 50 копеек, а, стоит иногда от 70 до 80 копеек.
III. Меха добываются во всех местах по целому государству, но больше всего и наилучшие в Сибири, и суть:
1. Соболи. Они не только идут в европейские государства и страны, но также много простых покупается китайцами, а греками — лучшие соболи, которых от 10 и приблизительно до [96] 100 рублей за сорок можно в теперешнее время встретить в достаточном количестве не только в царской казне, но и повсюду в разных местах, но затем, чем выше в цене, тем реже, а соболи от 400 до 7,800, даже 1.000 рублей редко встречаются. Мне говорили за достоверное, что кто-то несколько лет тому назад продавал в Москве одну пару за 100 рублей. Смотри далее ниже IV часть, VI главу. Собольи хвосты лучшего сорта стоят в Москве штука от 25 до 30 копеек, но их не всегда можно найти, а другие, от 6 и приблизительно до 18 копеек, всегда встречаются. Собольи брюшки продаются по сорокам или также сшитыми мехами, и тогда стоит один от 16 до 26 и более рублей. Собольи опушки продаются парами, пара обыкновенно должна иметь от 18 до 20 хвостов, и тогда наилучшие стоят 5, 5 ½ и до 6 рублей. Собольи лапы и душки сшиваются в меха и обыкновенно бывают крепкими. Здесь нужно заметить, что только наихудшие соболи продаются с брюшками, и что у простых обыкновенно отрезываются хвосты и передние лапы. В Москве соболей сохраняют в мешке из синей холстины, который открывается сверху и снизу, и чем теснее мешок, тем лучше для соболей.
2. Куницы. Куницы бывают двух родов: лесные куницы и каменные куницы. Лесные куницы имеют в свою очередь разные названия по местностям и странам, в которых они ловятся; башкирские — наилучшие и идут больше всего из царства Казани. Каменных куниц в Москве я почти не видал или немного. Куньи хвосты, лапы и душки не встречаются в таком множестве, как собольи, однако хвосты есть один из обыкновеннейших товаров.
3. Горностаи бывают различные, но сибирские — наилучшие и их больше не найти в Москве, а покупаются китайцами в городе Тобольске и отвозятся оттуда в восточные страны. Все они продаются сороками и обыкновенно невыделанными. Тогда они так выворачиваются, чтобы мех был обращен внутрь. Русские умеют распознавать их по хвосту и также могут прямо снаружи по коже ощупать, хороший и густой ли внутри волос. Но другие прорезывают брюшко несколько вдоль. В Москве можно теперь встретить всякие сорта (исключая сибирских), и выделанный сорок стоит там 20 копеек 20. [97]
4. Белка имеет разные названия по провинциям и местностям, где она добывается, но сибирская — наилучшая, а за ней казанская, затем мезенская, а московская довольно плохая, красная, тонкая и короткошерстая. Всякая белка продается по 1.000, и в одной связке находится 20 штук и тоже выворочены внутрь так, как и горностаи. Подобно тому, как русские узнают доброту горностаев по хвосту, так они судят о белке спереди по голове прямо над носом. Сибирская теперь находится в Москве не в таком количестве, как раньше, потому что в настоящее время она скупается китайцами в Тобольске и отвозится в Татарию. Цена ее колеблется между 23 и 30 рублями за 1.000. Беличьи брюшки сшиваются в меха, и можно подобный мех иметь в достаточном числе от 80 до 90 копеек. Летучая белка иначе называется королевой белок и имеет вместо передних лап два маленьких крыла, или скорее лоскутка, как у летучих мышей, а хвост, как у молодой кошки. Кожа тонкая, как бумага, и совершенно ни к чему не годится. Русские гладят ею скверные и красные глаза 21.
5. Норки 22. Этот товар — ходкий предмет торговли; они продаются сороками и не требуются в России, но все посылаются морем в Гамбург, откуда развозятся по всей Германии и потребляются на женские шапки. В каждом сороке — от 12 до 15 штук, перемешанных с гладкими или совсем короткошерстыми 23.
6. Рыси. Рыси — троякого рода, как-то: кошки, волк и телята-рыси 24. Кошки-рыси есть наилучшие, но телята-рыси — наибольшие. Они добываются в разных местах России и большею частью скупаются поляками.
7. Лисицы в России дороже, чем в нашей стране, и называются сибирскими, уфимскими, русскими и тому подобными по местностям, где они ловятся. Ежегодно доставляются французские лисицы через Архангельск и Лифляндию в Москву; смотри III главу этой части, № VII. За черные лисицы в Москве платится дороже, и мне говорили, что недавно там была продана одна за 60 рублей. Черные лисьи лапы, когда они сделаны мехом, стоит большой от 20 до 36 рублей; но часть, которая идет по спине, обыкновенно красноватая. Белые лисицы, встречаются в умеренном количестве, штука стоит от 25 до [89] 30 копеек, а хвосты большею частью отрезываются. Каменные лисицы, хотя не так дороги, но немного встречаются.
8. Россомаха. Их можно было теперь получить, как в царевой казне, так и в других местах, и лапы обыкновенно отрезываются; цена была от 90 до 150 копеек, а также еще выше.
9. Волки. Сибирские — с длинными и мягкими волосами. Один, очень хороший, в настоящее время стоит 90 копеек, а также и 1 рубль. Других, которые добываются в стране, можно было иметь за 80 копеек. Черные волки иногда привозятся из Сибири и продаются за 4, а также и более рублей. Но их можно встретить не иначе, как по одиночке, и то редко.
10. Черные медвежьи шкуры встречаются в разных местах по всей стране по разным ценам, до 2 ½ и 3 рублей. Белые медведи также имеются, но их обыкновенно нужно искать через маклеров. Молодые медведи встречаются зимой, но не легко летом, и при этом должны их собирать отдельно то тут, то там. Те, которые обыкновенно служат для покрывал, стоят от 60 до 120 копеек, но поменьше — от 12 до 40 и 50 копеек. Русские сами очень много их употребляют и подбивают ими перчатки.
11. Кошки. В Москве имеются большие дикие кошки; штука — от 30 до 36 копеек, а мех домашних кошек имеется в массе от 80 до 120 копеек.
12. Зайцы. Заячьи меха делаются очень большими и находятся повсюду в изобилии; мех из белых зайцев стоит от 50 до 65 копеек. Подобный мех из лап от 1 рубля до 110 копеек.
13. «Руссаки». Русские имеют еще один особый вид зайцев, которые ловятся на больших необитаемых полях около Крымской Татарии и называются «руссаками». Они хотя светло-серые, но не имеют сходства с обыкновенными зайцами. Меха, делаемые из них, велики, продаются от 1 рубля до 120 копеек.
14. «Перевозчики», или богемские полевые мыши. Эти зверьки величиной с большую крысу, коротковолосые и совершенно пестрые, желтого, черного и белого цвета. Они сшиваются мехами и тогда продаются от 2¾ до 3 рублей. [99]
15. «Выхухоли», или Bisam-Ratten, имеют гадкие, длинные, толстые хвосты, держатся в воде и часто ловятся около Москвы; штука стоит от 2 до 3 копеек. Но они у них ни для чего не употребляются, как только для запаха, отчего их и кладут к одеждам.
16. Барсуки. Я видел многократно на меховом рынке много барсучьих кож, и они большею частью употребляются для обтягивания сундуков и хомутов.
17. Шкуры и рога северных оленей бывают в Москве в продаже, но совершенно нет лапландской одежды, как в Швеции. Из рогов делается рукоятка к кнутовищам.
18. «Кабардин», лат. Capra Indica, — зверь, из которого получается мускус и кабардин; ловится в стране калмыков, большой, как серна, довольно похож на нее и шерстью и видом, однако исключая головы, потому что из передней части рта выступают два больших кривых зуба, а в прочем вся голова сильно похожа на собаку или волка. С некоторого времени сибирские купцы каждую зиму привозят в Москву несколько целых, с головой и ногами, шкур, которые имеют в пупе свой мускус; там (в Москве) они покупаются иностранцами от 1 ½ до 4 рублей и отсылаются, как редкость. Мех ни к чему не годится. Смотри № XXVII в этой главе.
NB. Бобры, выдры и хорьки принадлежат к товарам, которых сама Россия не имеет в достаточном количестве, и они поэтому пока оставлены до III главы этой части.
Это, следовательно, такие меха, которые Россия вывозит. Из них много отправляется из Сибири и Перми вниз по реке Юге, впадающей в Двину у Устюга, и прямо к Архангельску без того, чтобы еще заходить в Москву.
В одно лето вывезено через Архангельск мехов:
579 сороков соболей.
355.950 штук белок.
300 сороков куниц.
281 сорок норков.
15.970 штук всяких лисиц.
288 сороков горностаев.
18.742 штуки собольих хвостов. [100]
598 собольих опушек.
15.550 собольих кончиков 25.
18.795 штук всяких кошек.
IV. Юфти вывозятся в большом количестве и выделываются в казанской, нижегородской, как и в московской, но больше всего и наилучшие в ярославской и костромской областях. Те, которые заготовляются около и в Великом Новгороде и псковской области, не так хороши, как предыдущие. Сама Россия имеет только посредственный скот 26 и не может отпускать ежегодно (такого) множества (кож), отчего прекраснейшие и наибольшие кожи отовсюду собираются и скупаются (русскими). При этом берется во внимание зимняя дорога, в какое время торговцы кож и выдельщики юфти путешествуют по Подолии и Украйне, а также в Лифляндии, и все, что могут только получить, скупают. Они возвращаются не ранее, как на исходе санного пути; тут кожи, вследствие наступающей оттепели и происходящей от этого нечистой воды, остаются лежать до ранней весны 27. Но тогда работают изо всей силы, чтобы их можно было еще до архангельской ярмарки туда доставить. Более 20 лет тому назад уже ежегодно вывозилось из России около 75.000 свертков, или 225.000 пар юфти, но теперь вывозится еще более. Сверток весит 1 ½ пуда.
V. Пенька 28. В теперешнее время во всем государстве стараются о разведении конопли, и ежегодно отпускаются через Северное и Восточное моря большие партии чистой и Past-, или сырцовой пеньки 29. Кто хочет с русскими заключить в стране контракт на этот товар, обыкновенно должен давать деньги вперед, а потом смотреть, чтобы он не был обманут, потому что они часто перемешивают внутри хорошую со скверной. Нет сомнения, что, так как конопля и рабочие в России дешевы, там могут быть устроены с хорошей выгодой веревочные заводы, или канатное производство.
VI. Лен большею частью растет в псковской области, а в Москве нет особенного его запаса. Царь, правда, приказал поощрять льноводство, от которого в казне было для продажи несколько льна, но из него не было сбыто ни одной партии. Шиффунт ценят в 7 рублей. Псковский, как чистый, так [101] и сырцовый, вывозится через Восточное море, и в 1673 году через Нарву было вывезено кораблями 3.605 шиффунтов.
VII. Полотно 30 больше всего делается в ярославской, валдайской, каргопольской областях и у Северной Двины и Ваги но направлению внутрь страны и редко бывает свыше ¾ аршина ширины. Аршин в Москве продается от 2 до 5 и 6 копеек, и во всякое время его можно достать в большом количестве. Иногда за море отпускали в один год свыше 30.000 аршин 31. Оно красится в разные цвета и потребляется русскими не только для кафтанов и одежд, но также очень много и на палатки. Одну часть они красят только с одной стороны, а иную — с обеих сторон. Они также умеют давать ему прекрасный глянец, и много этого полотна набивается в Москве большими и малыми цветами разных красок и продается по сходной цене 32. Парусина, наволоки и тик, говорят, могли бы с успехом делаться в России, но это еще не практикуется, потому что русские стараются из года в год стать в некоторых вещах наравне с другими европейцами, и, как прежде они жили, ложась спать на скамейки и матрацы, так теперь многие из них, которые обзавелись кроватями, изменились — и сейчас ежегодно ввозятся наволоки. В 1673 году через Архангельск пришло их 27 штук, как и 32 штуки тика. Тонкое полотно ежегодно ввозится из Голландии; так, в только что сказанном году оттуда было его привезено в Архангельск 321 штука. Но так как царица никогда не носит на своем теле никакого иностранного полотна, то для нее, а также для царского двора, делается совершенно тонкое полотно в Москве, в Кадашовой Слободе, каковое место по этой причине пожаловано перед другими царскими привилегиями.
VIII. Льняное семя растет около Казани, Нижнего Новгорода, Костромы, Ярославля, Вологды, Галича и недалеко от Северной Двины по направлению внутрь страны, и через Архангельск ежегодно проходит около 600 ластов, которое там обыкновенно продается за 24 рубля ласт.
IX. «Поташ». Пенька, юфти и поташ составляют теперь в России весьма важную торговлю. Много поташа отвозится на кораблях в Архангельск, Нарву и Ригу и много также потребляется мыловарнями. Наилучший теперь находят в Сибири у Морозова, а после него ценится царский 33. [102]
X. «Вайдаш». Он далеко не так хорош, как поташ, и потому то продается не по весу, а бочками. Но должно остерегаться, чтобы не быть при этом обманутым, так как русские иногда делают бочки из дерева такими толстыми, что в них находится золы не более 4 или 5 пудов.
XI. Ворвань вытапливается из тюленей, которые бьются рыбаками, крестьянами и самоедами на Белом море и у кондорских и самоедских морских берегов. Тюлени доставляются к Архангельску в своих собственных кожах, некоторые из них сшиваются, как мешок, и только там вытапливают и вываривают ворвань, которая больше всего покупается бременцами. Тонна стоит 1 ½ рубля в Архангельске, и ежегодно добывается около 600 тонн.
XII. Смола и деготь обыкновенно гонится в каргопольской области и у Ваги, которая впадает в 12 милях выше Холмогор в Северную Двину, и на этой реке нагружается на суда. В Архангельске продается ласт за 18, 19 и 20 рублей, а в Москве одна тонна смолы теперь стоит 1 рубль.
ХIII. «Ватмана», или русского сукна 34, много делается, и в Москве аршин продается от 5 до 6 копеек. Из архангельских таможенных книг видно, что в одном году вывезено 168.500 аршин.
XIV. Войлок наилучший делается в городе Калуге на Оке, и в Москве на «гостином дворе» всегда можно найти большие партии его. Русские, татары и казаки носят непромокаемые плащи из войлока, и они не набивают седел волосом, но кладут под низ только войлок, каковая привычка для солдат и путешественников не неудобна, потому что они употребляют седельный войлок для подстилки, седло — для изголовья, а войлочный плащ служит одеялом. На вонь и лошадиный пот они не обращают внимания и ничего не чувствуют. Обыкновенный войлок стоит в Москве от 6 до 7 копеек, а большой войлочный плащ от 70 копеек до 1 ½ рубля.
XV. Сала 35 много добывается в областях: казанской, нижегородской, московской, ярославской и валдайской. Законы запрещают русским есть телятину, может быть, потому что они могут получить от теленка мало пользы, но, напротив, когда он станет выросшим быком, могут получить, кроме кожи, много сала. Теперь продавался шиффунт от 8 до 8 ½ [103] рублей. При покупке нужно сильно остерегаться, потому что они часто смешивают сало с водой и испорченными веществами и делают также бочки из дерева такими толстыми, что иногда теряешь при этом 8 процентов. Раньше много сала вывозилось морем, но теперь больше не вывозится так много, потому что русские, чем дальше, тем больше сами начинают употреблять сальные свечи: и как город Москва отпускал несколько лет тому назад еще большое количество, так теперь ежегодно он удерживает у себя немалую партию.
XVI. Мыло. Наилучшее варится в Костроме. Оно бурое и довольно твердое, но в других провинциях делается только легкое и белое, однако разного сорта и в большом количестве, и первое обыкновенно продается брусок за 70 копеек, а второе за 50 копеек, и такой брусок бывает длиною почти 2 ½ локтя, а шириной — 1 ½ локтя. Никакая нация не может делать этого товара за лучшую цену, чем русские, потому что они имеют в массе все материалы, как-то: золу, сало, соль и дрова, и отпускают (их) другим.
XVII. Свиная щетина собирается людьми, имеющими там и тут в городах своих определенных покупателей; потом она вся доставляется крупнейшими купцами в одни или несколько рук, и ежегодно продается от 5 до 6.000 пудов приблизительно по 4 ½ рубля иностранцам, которые частью обрабатывают ее в Голландии, а частью, если она чисто выварена, везут во Францию и Италию.
XVIII. Лосиные кожи привозятся также в достаточном количестве из Сибири и сопредельных городов вниз по реке Юге и дальше по Северной Двине в Архангельск, а другие, находящиеся в разных местах в стране, также свозятся из одного города в другой, и что простым человеком не может быть продано туземным купцам, то везут в Москву и продают это иностранцам. Но в случае, если они не могут также сойтись с ними, отправляются с этим зимою в Вологду, где оставляют лежать (кожи) до полой воды, а тогда идут в Архангельск на ярмарку, где ежегодно свозится около 5.000 и более штук. Некоторые также идут через Лифляндию, а в 1671 т. было ввезено через Архангельск 42 штуки выделанных. Русские в это самое время имели тяжелую войну с бунтовщиком Стенькой Разиным, и, без сомнения, [104] вышесказанные лосиные кожи были привезены туда для немецких офицеров.
XIX. Соленых, воловьих и козлиных кож 36 почти 4.500 штук ежегодно свозится со всей страны и большею частью везется в Архангельск. Соленая кожа продается по 70 рублей, воловья по 90 рублей, козлиная по 36 рублей за 100. Испанская кожа в России совсем скверная.
XX. Тюленьих кож в Архангельске ежегодно продается около 30.000, и много сундуков и погребцов 37 обтягивают ими в Холмогорах. Штука продается по партиям за 15 копеек.
XXI. Кожаные рукавицы есть товар, которого много идет в шведские провинции. В Москве 100 пар продается от 5 до 8 рублей, смотря, как велики рукавицы и хороша кожа, а если внутри шерстяные, пара стоит от 10 до 12 копеек.
XXII. Рогожи всякого рода делаются в валдайской области и оттуда привозятся в Архангельск, как и впрочем в иные места государства. Большие теперь стоят от 2¾ до 3 рублей, меньшие от 1¾ до 2 рублей, а двойные, называемые «цыновками», от 4, 5 до 6 рублей за 100. Из них я не видал двойных вне страны. Они делаются по особому способу, очень густы и крепки так, что дождь не может их пробить, но при этом они довольно тяжелы. Все рогожи делаются из коры липовых деревьев, и через Архангельск идет их ежегодно приблизительно от 3 до 400.000 штук.
XXIII. Слюда добывается между Архангельском и морским берегом у Вайгача на морском выступе и открывается в утесистых высоких горах. Все, что бывает длиной и шириной более 1 аршина, принадлежит царской монополии и не может быть открыто продаваемо никаким частным лицом. В Москве пуд стоит от 15 до 150 рублей, смотря именно, как велико стекло в куске.
XXIV. Рыбий клей 38, по-русски называется «карлук», получается из большой рыбы белуги, которая также дает кавиар и ловится около Астрахани на Волге. Этот товар, подобно кавиару, в настоящее время есть собственность царской торговли, и добывается его ежегодно до 300 пудов, которые продаются из «Дворца» с торгов от 7 до 15 рублей. В 1673 году прошло через Нарву 1.450 фунтов. [105]
XXV. Бобровая шерсть вычесывается из бобров, предназначаемых на женские шапки, или из мехов, прежде уже ношенных, и продается чужестранцам, которые везут ее в Францию, где из нее делают шляпы. С этим товаром русские производят много плутовства. Они намазывают ее жиром, мукой, белилами, железными опилками и тому подобным и смешивают ее также с шерстью кошек и зайцев, отчего немного лет тому назад случилось, что она была во Франции запрещена, и вследствие этого немецким купцам в Москве был причинен немалый убыток. В Архангельске фунт стоит от 3 до 3 ½ ртл. Голландцы также начали ее сами вычесывать и получали при этом хорошую прибыль, но так как она теперь года два тому назад стала в Архангельске дешевой, они опять оставили это.
XXVI. Бобровая струя в России двоякого рода: сибирская и украинская. Первая — наилучшая, и в феврале 1074 года фунт стоил в Москве 2 ½ рубля, а вторая продавалась по 150 копеек. Россия может ежегодно вывозить около 70 пудов. Нужно смотреть, чтобы она была суха и не поддельна.
XXVII. «Мускус» идет из Сибири и страны калмыков. Цена в Москве колеблется между 12 и 24 рублями за фунт, и там весь мускус продается в своих собственных мешочках с тарой. Но здесь нужно заметить, что он, как и все другие сибирские товары, должен покупаться зимой, потому что его тогда можно получить как бы из первых рук от сибирских купцов, но, напротив того, летом его нужно с трудом отыскивать у немецких купцов и дороже платить. Мускус есть пуп из зверя, которого русские называют «мскус» или «кабардин». В пупе этого зверя скопляется кровь объемом почти в половину кулака, которая в известное время становится столь зрелой, что природа побуждает зверя выжимать ее у камня или чего-нибудь другого, и этот мускус есть наилучший по своей полной зрелости, но он встречается совсем редко. Этот зверь очень преследуется и добывается ради имеющегося у него драгоценного товара; чем ближе, когда его кровь в пупе приходит в зрелость, тем сильнее и лучше делается потом мускус. Но в то время, когда кровь только наполовину или еще не наполовину созрела, то вытекает не мускус, а только кабардин. От этого случается, что кто нехорошо [106] осведомлен об этой торговле может быть очень обманут и принимает кабардин, который едва стоит половину, за мускус, в виду того, что они между собою совершенно похожи и могут быть различаемы только по одному вкусу. Русские также умеют хорошо раскрывать мешочек, вынимать оттуда мускус и вместо него кладут козью кровь; они также имеют обыкновение класть в мешочек мелко нарезанные кожи, дерево и также даже от 2 до 3 золотников свинца, а потом умеют его так заделать своим сибирским губным клеем 39, что никто не может этого заметить. Смотри выше № 18 40, слово «кабардин».
XXVIII. Лиственничная губка, лат. Agaricus или Agaricum, — губка, которая растет около Архангельска и по пути к самоедам на дереве, называемом лиственницей. Ежегодно через Архангельск вывозится приблизительно 60 пудов. Та хороша, которая бела, легка, мягка, упруга, ломка и на вкус сперва сладкая, но потом чуть горькая и вязкая. Деревянистая, длинная, жесткая и тяжелая не годится. Эта губка служит много лет, прежде чем потеряет свои свойства.
XXIX. Ревень. Этот корень — ввозимый и вывозимый товар, потому что он не растет в России, но в стране бухарцев и идет через Сибирь в Москву. Он хорошо известен в аптеках и там считается, как и Agaricus, за Purgantia primaria. И хотя эта ревенная торговля — царская монополия, и никакому купцу не дозволено им торговать, однако зимою много тайно провозится и продается по разным ценам; но теперь большею частью это — плохая торговля и товар, который немного ищут. С ним также случается много плутовства, и часто продается «рапонтик» за ревень. Тот хорош, который кругл, плотен и не расщеплен, снаружи переходит из черноватого в красный, а снутри — из красного в желтый, и внутренний цвет несколько похож на мускатный орех, и когда он растирается или раскусывается, тогда получается как бы шафрановый цвет.
XXX. Мачты. Прекрасные мачты нашли 4 года тому назад по реке Юге, впадающей в Северную Двину, и в Архангельске ими был прежде нагружен один корабль, а потом два. Вернер Миллер 41 и Генрих Буденант, купцы в Москве, составили теперь с несколькими (купцами) в Амстердаме компанию и заарендовали у царя лес и с того времени до сих пор нагрузили им в Архангельске в два года один за другим четыре корабля 42, но в этом году за ним должно прибыть пять кораблей. Сорты есть от 26 до 28 пальмов; лес, говорят, очень большой, и компания хочет теперь выстроить там лесопильню. Царь получает от каждой мачты от 4 до 5 рублей, и одна мачта, говорят, стоит компании со всеми расходами от 25 до 30 рублей.
XXXI. Кнуты. Они нигде не делаются, как только в Англии и России. Русские умеют очень хорошо плести их и делают их всяких родов, штуку за 5-50 и 60 копеек, смотря по тому, как много работы на рукоятве и также, как тонко сплетен кнут. Большею частью рукоятки из татарского вереска 43, и все сверху до низу усажены костью, для чего считается самой главной моржовая кость. Для этого также употребляют рога северных оленей, которые не уважаются в Швеции, в виду того, что они часто находятся на лапландских ярмарках. Некоторые обложены также желтой медью. Обыкновенно длинный санный кнут стоит 8 копеек. В Москве на ярмарке кнутов находятся также палки из татарского вереска, сверху с набалдашником, выточенным и отделанным красками, желтой медной проволокой и перламутом, а внизу снабженные также выточенной костью, штука за 12-15 копеек, смотря по толщине вереска.
XXXII. Сухие жилы, или нервы. Русские много делают сухих жил из битого скота, которые вывозятся из страны и большею частью покупаются седельниками.
Таковы товары, вывозимые из России, которые вывозятся не только через Архангельск, но и отчасти через Восточное море, как показывает нижеследующий список.
Список тех товаров, которые в 1673 году с начала вскрытия воды до половины октября были вывезены из Нарвы со стороны моря
2.009 шиффунтов чистой пеньки.3.273 шиффунтов чистого льна.
143 шиффунта Past-и сырцовой пеньки 29.
332 шиффунта льна. [108]
65 шиффунтов пакли.
492 шиффунта поташа.
49 шиффунтов сала.
2.988 десятков юфти.
27 десятков воловьих кож.
178 десятков козьих кож.
24 десятка сафьянов.
64 десятка gebarkt 44 кож.
136 десятков хвостов.
47 штук лосиных кож.
728 ластов ржи.
64 ласта ячменя.
132 ласта овса.
89 ластов солода.
663 тонны муки.
44 тонны крупы.
39 тонн гороха.
2 сорока соболей.
2 сорока куниц.
141 сорок норок.
3 штуки мехов собольих брюшек.
1.719 сороков белок.
29 штук мехов.
753 сорока кошек.
5 штук тех же мехов. 43 штуки заячьих мехов.
111 сороков горностаев.
38 штук лисиц.
1.540 фунтов рыбьего клея.
55 тонн масла.
431 того же, пришедшего из Выборга.
43 тонны соленого мяса.
38 шиффунтов копченого мяса.
73 полтей шпика 46.
4.585 тонн ингерманландского дегтя.
19 бочек ворвани.
4.300 пар русских рукавиц.
58 брусков мыла.
2.080 штук рогож. [109]
12.700 штук сушеных 45 щук.
8 шиффунтов хмеля.
Прейскурант русских вывозных товаров в месяце январе и феврале 1674 г. в Москве
|
Поташ наилучший, шиффунт |
5 ½-5¾
|
|
Того же, Brenscha 44 |
4-4 ½
|
|
Вайдаш, бочка |
3-4 рубля
|
|
Пенька сырцовая наилучшая, шиффунт |
2 ½-3 рубля
|
|
Та же, обыкновенная |
2-2 рублей 10 копеек
|
|
Сала, или талька, есть здесь в Москве немного, в Ярославле и Вологде, шиффунт |
8 ½-9 рублей
|
|
Юфть в Переяславле |
31 гривна за 1 пуд
|
|
Юфть в Москве |
33 гривны за 1 пуд
|
|
Норки, с 10-15 гладкими 23, сорок |
14-15 рублей
|
|
Бобровая шерсть наилучшая, фунт |
130 копеек
|
|
Та же, обыкновенная |
110 копеек
|
|
Куницы башкирские, сорок |
17-18 рублей
|
|
Те же, казанские |
14-15 рублей
|
|
Горностаи сибирские не встречаются, как только в Сибири |
|
|
Горностаи казанские |
4-5 рублей
|
|
Те же, обыкновенные |
3 ½ рубля
|
|
Соболи с брюшками |
20-25 рублей
|
|
Лисицы сибирские |
9 рублей за 10 штук
|
|
Те же, уфимские |
8 рублей за 10 штук
|
|
Те же, русские |
6 ½ рублей за 10 штук
|
|
Собольи хвосты по доброкачественности |
10-30 рублей за 100 штук
|
|
Белка русская |
17-18 рублей за 1.000 штук
|
|
Та же, казанская |
19-22 рублей за 1.000 штук
|
|
Та же, сибирская |
25-27 рублей за 1.000 штук
|
|
Кабардин, без тары, фунт |
8 рублей
|
|
Мускус, который хорош |
12-15 рублей
|
|
Куньи хвосты за 100 штук |
6-7 рублей
|
|
Бобровая струя, фунт |
1 ½ рубля [110]
|
|
Рыбий клей, пуд |
6-9 рублей
|
|
Рогожи, за 1.000 штук |
25 рублей
|
ГЛАВА II
О таких товарах, которые сама Россия имеет и сама же потребляет
Россия имеет, кроме вышеперечисленных предметов, также еще и другие товары, но она их сама потребляет и не вывозит.I. Соль. В разных местах по всей России много вывариваотся соли.
1) В астраханской области находятся озера, в которых соль заготовляется солнцем в таком количестве, какое всегда требуется. Царь приказывает возить ее на его судах вверх по Волге в Нижний Новгород и Москву.
2) В двух милях от Нижнего Новгорода вываривается так много соли, что жители там кругом могут продовольствоваться ею.
3) В Тотьме на Двине вываривается много соли и такая белая, как люнебургская.
4) В Перми Великой, на реке Каме, которая течет с сибирской стороны и впадает в Северную Двину, приготовляется солнцем прекрасная белая и твердая соль, и пуд ее стоит только 1 ½ копейки, но в Москве она теперь стоит 20 копеек.
5) От Костромы к востоку, в маленьком городе и замке, по названию Галич, в одном маленьком округе вываривается так много соли, что близлежащие замки, города и деревни могут быть ею снабжаемы.
6) Хорошая соль добывается на острове Соловках, на Белом море, которой могут удовлетворить свои нужды все живущие там.
7) Соль также вываривается на Ильмени в Старой Русе, как и на Мшаге у ингерманландской границы и далее в других местах.
Раньше Рига и Кенигсберг снабжали солью Белоруссию, но теперь туда возится зимой на санях ногайская соль. [111]
II. Хлеб прежде был собственностью царской торговли, и в Архангельск шло почти ежегодно около 10.000 ластов ржи, пшеницы и ячменя, которые должны были там долго лежать, пока хлеб не достигал высокой цены, и потом обыкновенно продавался ласт за 25 рублей, но теперь такая торговля превратилась, и весь хлеб потребляется в стране и много винокурнями; немного привозится также из Сомерской области в Нарву.
III. Шпик 46 и мясо составляли раньше хорошую торговлю, и в Архангельск ежегодно свозилось до 5.500 шиффунтов, но теперь туда не идет больше, чем нужно для снабжения кораблей съестными запасами. Русский скот только посредственной величины 47, большие же господа, как и немецкие купцы, стараются о крупном голландском скоте, и недавно был заколот возле Архангельска бык, который, говорят, очищенным весил 36 пудов. В московской и других областях шпика не коптят, но только вялят на воздухе и солнце. Зимой в Москве целая очищенная свинья продается от 1 до 1 ½ рубля, а также несколько выше и ниже, смотря, как она велика; теперь пуд свежей стоит 24 копейки, а вяленой — 40 копеек; немного этого товара возится в Архангельск, Нарву и Ниен, как и самими русскими на их лодьях 14 из Ладожского озера в Швецию.
IV. Соленые и другие рыбы. В Москве есть длинный рынок исключительно с солеными рыбами всякого рода, особенно лещами, окунями и т. д., большая часть которых привозится с Волги. Об этом рыбном рынке справедливо сказать, что говорят и об островах Мадагаскаре и Цейлоне, а именно, что такие места можно раньше обонять, чем видеть. Смрад здесь так велик, что все иностранцы должны из-за этого затыкать нос, русский, напротив того, совсем не замечает такого сильного смрада и при этом чувствует себя хорошо. Зимой они возят замерзшую свежую рыбу очень длинной дорогой в Москву, и много саней полных корюшки, ершей и других (рыб)идет не только из Ладожского озера через Новгород, но туда также привозятся даже из Астрахани белуга, осетры и стерляди и особенно осетры в таком большом количестве, что ими завален большой гостиный двор, и рыбы, как холмы, лежат одна на другой. В Москве едят «белую рыбу» 48, которая ловится при [112] Ярославле в Волге и очень вкусная. Также имеются прекрасные судаки, караси, пискари, гольцы. Береговые карпы 49 — редки.
V. Хмель. Подобно тому, как каждый товар имеет в Москве свой определенный рынок, так там также находят длинный хмелевой рынок, и в разных местах страны растет прекрасный хмель. Теперь продавался наилучший за 12 рублей шиффунт. В 1673 г. он был такой дешевый, что посланник Эбершильдт 50 купил в Москве за 4 рубля шиффунт и оттуда отослал в Лифляндию.
VI. Мед. Хотя тут и там в Москве добывается много меду, как белого, так и бурого, и раньше вывозилось немалое количество, но в провинции Мордве 51 собирается все-таки наилучший и теперь весь потребляется в стране.
VII. Железо. В настоящее время в России делается много железа, но и все употребляется в стране. Смотри III главу этой части и V главу IV части.
VIII. Селитра идет в Россию большею частью из Украйны, и есть товар, который запрещено вывозить, вследствие чего он и продается дешево или по умеренной цене, как видно ниже из прейскуранта.
IX. Порох. Русские употребляют порох только против своих неприятелей; если даже сам царь или какой-нибудь посол другого государя совершает в Москве свой въезд или выезд, или бывают какие-нибудь другие большие празднества с коронациями, или что-нибудь иное, то все-таки никогда не стреляют и не дают залпов. В этом государстве совсем мало пороховых мельниц, приводимых в движение водой, но, напротив, гораздо больше ручных мельниц.
X. Моржовая кость, по-русски «щадра кость». Морж — большой морской зверь, которого русские бьют на льду возле Новой Земли. У него высовываются изо рта два больших зуба, которых ценят выше, чем слоновую кость, и чем больше кость окрашена под мрамор, тем она реже и стоит дороже. Этот товар принадлежит собственной царской торговле; много употребляется на черенки и кнутовища и много вывозится в Персию. В Голландии также имеют подобный (товар), и привозится туда голландскими моряками.
XI. Гусиный пух имеют в Москве в продаже, особенно к зимнему времени, однако русские не особенно много [113] употребляют постелей, а спят на матрацах, хотя они и держат в стране изобилие гусей. Фунт самого лучшего живого гусиного пуха можно иметь за 20 копеек. Дикий лебяжий пух попадается на архангельской ярмарке.
XII. Liquiritia, также называется Glycirrhiza, а по-немецки Suessholz 52. Хотя этот корень, насколько я знаю, не вывозится, однако же он растет столь многочисленным и большим в стране русских: на Волге, в Ногайской Татарии и около нее, что подобного нигде не найти. В Москве в лавках продают его расколотым. Куски, длиной приблизительно в кисть, очищены от корки и нанизаны на нитки. Фунт стоит 6 копеек.
Заметка. Я еще заметил в Москве несколько вещей, которыми хотя не производится никакой такой большой торговли, однако же, мне думается, стоит труда, чтобы их вкратце прибавить к этой главе.
1. Чай есть трава, которую русские называют «чаем», и она растет в «Катае», или «Хине» 53. Считают, что она укрепляет силы человека, отвращает припадки, которые могут с ним случиться от дурного воздуха и вообще. Особенно ее употребляют для отвращения опьянения, принимая ее перед питьем, или для рассеяния хмеля, происходящего от питья, если ее употребляют после опьянения. Индийское употребление этой травки заключается в том, что ее сушат при умеренной теплоте, потом кипятят в воде и при этом кладут для вкуса немного сахару и такой теплой прихлебывают. Японцы же растирают чай в порошок и принимают его тогда в теплой воде, или в их напитке. Для приготовления можно взять половину квентика травки, воды — сколько зараз хотят выпить, а сахару — по желанию 54. Но для настоящего лечения берут травки еще раз столько же. И подобно тому, как у жителей восточных стран, этот напиток очень обыкновенен, так и у нас, европейцев, встречается в настоящее время много любителей его. Я купил в Москве фунт за 30 копеек. Смотри Neuhofs ostindische Gesandschaft, S. 347.
2. «Бадьян», лат. Anisum stellatuin, есть растение такое большое, как половина рейхсталера, и имеет вокруг 6 игол, подобно звезде. Он имеет запах, вкус и свойство, как анис, но гораздо сильнее и крепительнее, и привозится, как и чай, [114] сибирскими купцами зимой в Москву и продается за четверть рубля.
3. «Кап» есть особенный корень, похожий несколько на свилеватое дерево и имеет свойство, что чашки для меда и водки и ложки, сделанные из него, можно сжать и опять выпрямить, если именно эти вещи сперва полежат в тепловатой воде. Это дерево дорого, и настоящее редко встречается. Одна ложка стоит от 40 до 60 копеек, а чашка до 3 рублей.
4. Палатки. Так как полотно, нитки, веревки и рабочая плата не дороги, то и можно там иметь совсем дешево палатки: так, в хорошую погоду они разбиты перед замком разнообразных сортов для продажи, и можно получить разных цветов.
5. Сетки от комаров. Известно, что из-за многих степей люди в России терпят от комаров большую беду; поэтому в городе Вологде на Сухоне хорошо ткут различной величины сетки от комаров и вешают над кроватями. Можно было получить целую занавеску на большую кровать от 120 до 150 копеек.
6. Сундуки. В городке Холмогороде на Северной Двине, 12 миль по эту сторону Архангельска, делаются сундуки различной величины, заслуживающие справедливую славу. Некоторые обтянуты красной юфтью, а самые лучшие покрыты со всех сторон хорошей тюленьей кожей и иногда на дне и повсюду хорошо окованы железной обивкой, которая на некоторых полужена. В эти сундуки обыкновенно укладываются нюренбергские товары и посылаются в Москву, и, так как тогда провоз за сундуки таким образом ничего не стоит, они могут быть потом куплены в Москве за ту же цену.
Там же делают тоже много погребцов на подобный же образец, также и подголовков 55. Летом в продаже встречается немного сундуков, но погребцов и подголовков достаточно находят во всякое время. Подголовки не делаются так, чтобы на них писать, потому что они обиты сверху различными лужеными железными обручами; русские же пишут, как в коллегиях, так где-либо в другом месте, никогда не иначе, как на своих коленях; но такие подголовки сделаны для путешествующих в зимнее время и очень удобны для кладки под голову в санях, потому что известно, что в русские сани имеют обыкновение класть полную постель. [115]
Сверх сейчас названных вещей, в Москве есть еще в продаже за сходную цену 32 различные мелочи из собственных русских изделий, как-то:
Матрацы из красной юфти от 60 до 150 копеек. Патронташи, обтянутые черным плисом и обшитые золотом и серебром, от 24 до 70 и 80 копеек. Фонари из слюды, хорошо сделанные и по разным ценам. Польские шелковые шарфы от 45 до 200 копеек, подобные из верблюжьей шерсти от 25 до 36 копеек. Различные кошельки, сотканные из золота, серебра или шелка, различной стоимости; еще другие длинные кошельки, сделанные из кошачьих шкур и увешанные шелковыми кистями, от 4 до 12 копеек. Серебряные пуговицы различной величины и сорта, за которые покупатель дает копеек не более, чем они весят, из чего следует, что они непременно дают к серебру примесь и таким образом получают вознаграждение за работу. Висячие замки персидского образца, но сделанные в городе Ярославле на Волге, простой по 10, а двойной от 15 до 16 копеек. Хорошие ружейные кремни, 100 штук за 3 копейки. Шелковые шнурки, пуговицы из желтой меди, ярославские пороховницы, кожаные дорожные кошельки для опоясывания тела и т. д., и вообще все дешево, что русские сами могут изготовить из персидского шелка, пеньки, кожи, крестьянского железа (железо, которое крестьяне делают ручными раздувальными мехами) и дерева.
В заключение я хочу еще упомянуть в этой главе, что нужно удивляться, как много гробов разной величины лежит для продажи там и тут в городе; они все сделаны из одного куска дубового дерева и иногда вывешиваются перед лавками. Самый большой стоит от 160 до 170 копеек.
Прейскурант тех товаров, которые Россия хотя сама имеет, но и сама потребляет. В Москве 30 мая 1674 г.
|
Соль наилучшая |
2 гривны за пуд и также 2 ½ рубля за шиф.
|
|
Рожь |
6 гривен, в феврале – 7 гривен
|
|
Ячмень |
6 копеек за четверть
|
|
Солод |
45 копеек за четверть [116]
|
|
Овес |
32 копейки за четверть
|
|
Гречневая крупа |
120 копеек за четверть
|
|
Пшенная крупа |
160 копеек за четверть
|
|
Шпик 46 и мясо вяленое |
40 копеек за пуд
|
|
Соленые рыбы |
|
|
Хмель наилучший |
от 11 до 12 рублей за шиффунт
|
|
Мед |
110 копеек за пуд
|
|
Прутовое железо 56 грубого сорта у Марселиса |
от 5 до 5 ½ гривен за пуд
|
|
Того же, у Акмана |
от 6 до 6 ½ гривен за пуд
|
|
Того же, хорошего сорта у Акмана |
7 гривен
|
|
Двери и ставни 57 у Марселиса |
1 рубль за пуд
|
|
Того же, у Акмана |
110 копеек за пуд
|
|
Двойные тонкие доски 58 |
120 копеек за пуд
|
|
Литые пушки 59 |
½ рубля за пуд
|
|
Селитра |
от 2 до 2 ½ рубля за пуд
|
|
Порох наилучший |
от 3 рублей 6 копеек до 4 рублей за пуд
|
|
Моржовая кость |
17 рублей за пуд в царской казне
|
|
Гусиный пух наилучший и совсем белый |
8 рублей за пуд
|
|
Тот же, серый |
4 рубля за пуд
|
|
Liquiritia (солодковый корень) |
2 рубля 40 копеек за пуд
|
ГЛАВА III
О тех товарах, которые Россия хотя сама имеет, но не в достаточном количестве и отчасти должна покупать у других наций
Товары, которые Россия отчасти имеет, но все же не в достаточном
количестве и должна отчасти покупать от других наций, — следующие,
как-то:I. Бумага, несмотря на то, что теперь около Москвы две бумажные мельницы, однако же там не может делаться по недостатку тонких тряпок, но ежегодно привозятся большие партии французской, голландской и немецкой бумаги. В 1671 году через Архангельск прйвезено 28.479 стоп, в 1672 г. — 3.709 и в 1673 г. — [117] 8.033 стопы и еще 2 кипы бумаги. Одна мельница лежит на реке Пахре, в 20 верстах от Москвы, где вышеназванная река впадает в(реку) Москву 60, и устроена одним немцем, по имени Иоганн фон Шведен 61. Другую же царь велел двум мастерам, которые неохотно ушли из прежней мельницы, выстроить на Яузе близ города Москвы, но там еще мало работают. Вдова фон Шведена поддерживает еще свое дело, и, когда цена на бумагу высоко подымается, такая туземная продается по 1 рублю стопа. Хорошая шутовской колпак бумага 62 стоит теперь в месяце мае в лавках 160 копеек, а французская почтовая бумага малого формата — 140 копеек стопа.
II. Воск добывается в большом количестве в нижней 63, казанской, в Мордве 51 и других местностях. Прежде вывозилось ежегодно около 3.500 пудов, но так как страна год от году увеличивается, и чем дальше, тем больше он употребляется перед их образами в церквах и домах и при публичных процессиях, то должны были прекратить его отправку на кораблях. В Архангельске он так дорог, что его туда возят морем, и им можно снабжать соседние провинции и города. В 1672 году было туда привезено (морем) 64 из России 6 тонн; приходят также партии из Лифляндии, Украйны и Черкасс.
III. Водка принадлежит собственной царской торговле. Кто ею занимается тайком и пойман, должен наказываться кнутом. Царь имеет в разных местах по всему государству свои винокурные заводы, и сам содержит в Москве и около все пивные и водочные «кабаки», или кружала, а которые находятся далеко от Москвы в деревне и в местечках 65, он отдает в аренду. Однако его собственной водки недостаточно, а надо ежегодно покупать значительные партии от лифляндцев и черкассов. Последние привозят свою (водку) зимой в Москву на новый постоялый двор, или «Новый гостиный двор», а первые везут ее только до Пскова. В кабаках за один штоф лишь обыкновенной водки, или восьмую часть ведра, уплачивается от 8 до 13 копеек, но в аптеке она платится по весу, и стоит фунт самой плохой — 12 копеек; перегнанная тминная водка стоит 16 копеек, и говорят, что здесь водка продается до 50 копеек за фунт. Эта торговля ежегодно много приносит царю в казну. [118]
IV. Бобры. Россия отпускает бобровую струю, но не бобров, а ежегодно их получает в большом количестве от голландцев и гамбургцев, которые их привозят из Англии. Удивительно, что иностранцы продают русским бобровые меха, а потом покупают в свою очередь в России шерсть, которую русские вычесывают из мехов, потому что русские совсем не покупают или немного бобровых мехов, которые уже вычесаны. Эти вычесанные меха окрашиваются в черный цвет и употребляются на женские шапки, и нет ни одной женщины от самой простой до самой знатной, которая не носила бы такой шапки. Из невычесанных делаются большие воротники к соболю, кунице, белке и другим мехам, и ими же оторачивают кругом края (меховой одежды) и спереди рукава, а также украшают ими рукавицы.
V. Выдры часто привозятся в Россию и здесь употребляются большею частью, как бобры, на отделку других мехов. В 1672 г. пришло туда 9 штук через Архангельск, а в 1673 г. — 300 штук через Нарву.
VI. Хорьки. Этот товар привозится в Россию отчасти из Англии, и еще в 1673 году оттуда было привезено 40 сороков. Зимой покупали мех от 3 ½ до 4 рублей. Летом же их трудно было найти, потому что они со вскрытием вод отвозятся в Астрахань, а оттуда в Персию.
VII. Французские лисицы. Русские не только сами имеют много лисьих мехов, но также ежегодно их отпускают; смотри выше I главу этой части, III. Но тем не менее они получают французские, как через Нарву, так и через Архангельск; в 1673 г. пришло в Архангельск 330 штук, а через Нарву прошло 180 штук. Черные лисицы также ввозятся и дорого продаются.
VIII. Стекло. Около Москвы устроили два стеклянных завода. Один мастер, по имени Мигнот 66, итальянец и управляет одним заводом, который принадлежит царю, находится в 5 верстах от Москвы и называется Измайлов. Его очень хвалят за его искусство, и он выдувает довольно тонкое стекло. Другой завод называется Духанина и находится в 40 верстах от Москвы и впервые заведен одним человеком, по имени Юлий Койет 67. Правда, он тогда должен был возить из Германии нужные материалы с большими [119] издержками, но, наконец, все такие вещи, благодаря большому труду и старанию, были найдены также в России, и теперь нашли большую мель 68 в 5 верстах от Москвы. Печные камни привозятся за 15 верст оттуда, а кирпичная глина, которая превосходит иностранную в крепости, копается зимою в 50 верстах во Гжели 69, — и все привозится в названное время на заводы. Так как нельзя найти в этих местностях буковых дров, то, вместо них, употребляется зола из осиновых и еловых дров, а такую золу пережигают окрестные крестьяне и в изобилии привозят продавать на заводы за 12 коп. тонну. Годный для этого лесок копается на речке Истре, которая в 12 верстах от Москвы впадает в (реку) Москву, а оттуда возится на заводы. Сами стеклянные заводы выстроены на местах, изобилующих лесом, и каждый завод употребляет ежегодно от 5 до 600 сажен 70 березовых дров, которые все рубятся летом. В течение целого года работают только от 25 до 30 недель, потому что зимою нельзя работать, по причине большого холода, и каждый завод работает 6-8 мастерами, не считая трубочистов и других работников. В Духанине выдувают только грубое стекло, а именно оконное и различные скляницы 71, которые тогда, когда они там готовы 72, большею частью зимой, а именно ежегодно от 80 до 90.000, отправляются для продажи в Москву. Но на этих обоих заводах не делается достаточного количества стекла, почему не только очень много простого, но особенно синего стекла разных сортов привозят зимой из Черкасс в Москву и на гостином дворе продается целый год; однако из Лифляндии приходит также много оконного стекла и партии хрустальных скляниц и другого стекла. В 1671 году были привезены через Архангельск 64 дюжины скляниц и 170 бутылок, а также много стеклянных корольков.
IX. Зелень 73. Русские сами делают зелень из красной меди, но она и наполовину не так хороша, как та, что привозится извне. Иностранцы могут сбывать ежегодно не больше 3-4 шиффунтов.
X. Хинный корень, лат. Radix Chinae. Этот корень, употребляемый против французской болезни, привозят в Москву сибирские купцы, но он очень плохой, и его продают от 30 до 40 копеек и немного дороже, отчего происходит, что провизор царской аптеки большую часть выписывает из Германии и охотнее за него платит в Москве 4 любских марки за фунт. Снаружи он бывает красный или немного черноватый, изнутри же белый или красноватый, и чем он чернее, тем он и лучше.
XI. Лошади. Хотя русские имеют в своей стране много лошадей и особенно их получают в ногайской и калмыцкой Татарии, потому что эти народы пригоняют туда (в Москву) ежегодно в августе много тысяч, иногда даже 20 и более тысяч лошадей, которые называются лошадиными стадами, «табунами», но все-таки они немало покупают от других наций и самых редких своих верховых лошадей получают от пер-еов, турок, калмыков, дагестанцев и других. Каретных лошадей доставляют немцы, и до сих пор ими была хорошая торговля через Любек и Нарву, но теперь она очень ослабела и почти совсем прекращается, отчасти потому что уже много привезено, отчасти также оттого что не стараются привезти туда чего-нибудь редкого и хорошего. Теперь несколько лет тому назад в Лифляндии начали делать и привозить в Москву столько немецких карет, что им также нет больше сбыта.
Заметка. Железо, сталь, соль, красная медь и мёд могли бы также быть причислены к товарам, которые Россия хотя сама имеет, но и отчасти покупает от иностранцев. Так, хотя в настоящее время в Москве делается столько железа, что и им можно достаточно снабдить целую страну, но все-таки через Архангельск привозится ежегодно шведское железо, именно столько, сколько там нужно вокруг (лежащим) северным местам. Оно также через Новгород привозится в Москву, потому что они не могут так хорошо делать из своего собственного железа некоторых вещей и почти непременно должны иметь шведское. В 1671 году было привезено в Москву 1.957, в 1672 г. — 123 прута и 90 пудов и в 1673 г. — 672 прута. Также привозятся морем каждый год и значительные партии обработанного железа, как-то: замки, ножи, ножницы, съёмцы 74 и т. д. Сталь привозится также из Швеции через Новгород. Ни одна русская провинция не нуждается в соли извне, кроме Псковского княжества; она идет туда из Нарвы и в настоящее время составляет самую лучшую торговлю, которая там ведется Нарвой. Через [121]Архангельск не надо было бы выписывать соли, потому что в разных местах страны соль добывается в изобилии, но немцы так лакомы, что выписывают морем для своего собственного хозяйства люнебургскую соль, равным образом голландский сыр и масло, вестфальские окорока, даже висмарскую мумму и тому подобное. В 1671 г. было привезено в Архангельск 15 тонн люнебургской соли. Хмеля и меда достаточно добывается в стране, но не в северных провинциях, по причине большого холода, и однако кажется, что стоимость провоза не всегда позволяет привозить туда эти предметы, так как иностранцы иногда. привозят таковые морем через Архангельск 75. В 1671 году туда прибыло 8 больших и 9 малых мешков хмеля и 6 тонн меда. [122]
(пер. Б. Г. Курца)
Текст воспроизведен по изданию: Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича // Сборник студенческого историко-этнографического кружка при Императорском университете Св. Владимира, Вып. VI. Киев. 1915
© текст - Курц Б. Г. 1915
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Университет Св. Владимира. 1915
Текст воспроизведен по изданию: Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича // Сборник студенческого историко-этнографического кружка при Императорском университете Св. Владимира, Вып. VI. Киев. 1915
© текст - Курц Б. Г. 1915
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Университет Св. Владимира. 1915
Комментарии
12. Весь этот отрывок («Туземные товары в России троякого рода... должна покупать у других наций») помещен по изданию Бишинга не тут, а выше, в конце «Содержания», где он напечатан непосредственно за «Примечанием». Но мы сочли возможным и нужным поместить его в данном месте, т. е. в начале I части, потому что он как бы служить ее оглавлением или кратким предисловием, которые находим во всех остальных частях.13. «... selbige fallen in den benachbarten beyden Fuerstenthuemern Plescow und Nowogorod, und an dem Duena-Strom, wiewohl etwas weniges auch durch Moscau dahin kommt».
14. Lottien.
15. «... von Suecken, Hechten», вместо «von Suecken, oder Hechten».
16. «... von dannen er 46 Meilen ueber Land nach der Wolga». Здесь очевидная ошибка — Wolga, вместо Wologda.
17. Philipp Verpoorten.
18. Jan Verpuis.
19. «... Henrich Budenant... dessen Schwager Hieronymus Fradel». Слово Schwager имеет растяжимое понятие при определении родственных отношений: зять, шурин, свояк.
20. «... ein Zimmer zubereitet kostet daselbst 20 Copecken». Тут ошибка, так как цена неправдоподобна, причем дальше, в прейскуранте, приложенном в конце этой главы, сказано, что сорок горностаев стоит — 3 ½, 4, 5 рублей.
21. «Die Russen streichen boese und rothe Augen damit», т. e. русские лечат беличьей шкуркой свои больные глаза.
22. Minken. Языков оставил это слово без перевода на русский язык. Брэм (нем. изд. 1877 г., II т. о млекопитающихся, S. 95) пишет: «unser Noerz uud sein amerikanischer Vertreten, der Mink». Ho и сам Родес писал: «Norkin oder Minken».
23. «In jedem Zimmer sind 12 bis 15 Stueck, platte oder ganz kurzhaerige mit untergemischet». Это место нужно сопоставить с прейскурантом в конце этой главы, где сказано: «Mincken mit 10 bis 15 Platten, das Zimmer 14 bis 15 Rubel».
24. «Die Luechse sind dreyerley, als Katzen-Wolf und Kaelberluchse».
25. Punten. У Родеса — Puenten.
26. «... mittelmaessig Vieh». См. ч. I, гл. II, п. III и примеч. 47.
27. «... bis aufs Vorjahr».
28. Hanf. Это слово означает два разные русские понятия: пенька и конопля, а поэтому в данном месте, как и в дальнейшем переводе, Hanf переводится соответственно смыслу текста, главным образом — «пенька».
29. «Past-oder Seretzhanf», но в росписи нарвских товаров, приложенной к концу этой главы, напечатано: «Past-und Seretzhanf», т. е. тут оба понятия не однородны.
30. Leinwand. По-русски Leinwand означает холст и полотно, но в нашем переводе везде берется второе значение.
31. «30.000 аршин» — это ошибка или скорее опечатка, потому что Кильбургер, следуя за Родесом, должен был поставить цифру 300.000, так как у Родеса показано, что в один год вывезено из Архангельска 325.980 аршин полотна.
32. «... zu gutem Preise» (к с. 101); «... um guten Preiss» (к c. 115).
33. «Die beste findet man itzo in Sibirien, bey Morossoff, und nach derselbigen hat des Zaaren seine den Preiss».
34. «Wattman, oder russische Lacken». Слово Lacken (стаpoe правописание) мы передаем русским понятием — «сукно», хотя это противоречит тому, что обыкновенно теперь понимают под этим словом. По словарю Павловского: «Laken, n. (m.) (–s,–) (Leinen) полотно; холст; холстина; (Tuch) платок,-ка; (Bett) простыня». Но Кильбургер употребляет слово Laken в значении — «сукна», в чем убеждаемся из следующих соображений.
I. Кильбургер уже раньше говорил о полотне — Leinwand, что означает также и холст, и поэтому было бы странным, если бы он через страницу опять поместил данные о холсте; если бы ватман был холстом, он о нем сказал бы после «полотна» или «пеньки». В действительности же Кильбургер, сказав о полотне, т. е. легкой материи, через страницу говорит о тяжелой материи, именно о сукне-ватмане и после него о войлоке, как имеющем к нему отношение.
II. Далее Кильбургер отмечает ценность аршина Leinwand от 2 до 5-6 копеек, а аршина Laken — от 5 до 6 коп., т. е. Laken ценился в общем дороже и не имел таких низких цен, как иногда Leinwand, а отсюда естественно заключить, что Laken не мог быть полотном (или холстом), а был более ценной материей, т. е. это могло быть сукно. Впрочем есть одно сильное возражение против этого, а именно у Родеса, как раз, наоборот, выходит, что Laken стоил дешевле (арш. — 4 коп.), чем Leinwand (арш. — 5 коп.). Таким образом, или Кильбургер или Родес ошибается.
III. Bo II ч., I гл., в начале росписи 1673 г. (25 и 30 июля) говорится, что в Россию привезли через Архангельск: «8/2 gen Carmosin Lacken. 26/2 gen Hollaendischen Lacken. 66 Stueck Camelotten...», т. e. «8 половинок кармазинного Lacken, 26 половинок голландского Lacken, 66 штук камлота...» Тут Lacken, очевидно, = сукно, потому что оно привозилось половинками и оно, при сравнении с подобными местами других росписей, где прямо говорится о сукне (Tuch), более всего подходит по смыслу к данному месту.
IV. Кроме того, можно еще указать на следующее обстоятельство: Родес писал, что царские гости приобретают в Персии шелк-сырец «gegen Lacken, Kupfer, Zobeln und Geld erhandeln lassen» (по изданию Эверса S. 242; по нашему изданию с. 150), а Кильбургер (ч. II, гл. II, о персидской торговле, пункт I) передает это место в таких словах «...gegen Tuecher, Koepfe (ошибка: должно быть — Kupfer), Zobel und Gold erhandeln», т. е. слово Lacken Кильбургер заменяет словом Tuecher, значит, эти слова — однозначущие, и Lacken = сукно.
V. Но важнее всего установить, как понимали слова Laken сами русские.
Обратимся к автору торговой книги около конца XVI или начала XVII в. в., который писал о сукнах (глава 14, 16, 28, 29):
«Настрафиль... цена по сукну и по цвету и по мере, а настрафиль по-немецки ангельс лакен...»
«Рословское двоепечатное зовут по-немецки гярло схелакенен...»
«Лимбарские сукна, по-немецки шгеньдень схелакенен...»
«Английская меньшая, по-немецки мынстер лакенен...»
Отсюда видим, что то, что иностранцы называли Laken, русские называли сукном.
Но это свидетельство автора, жившего более полвека до Кильбургера, могло бы казаться недостаточным, а поэтому обратимся в почти одновременным данным с Кильбургером, а именно к голландскому тексту посольства Кленка. Этот текст для нас тем более интересен, что голландцы привозили в Россию большое количество своего сукна. В 1676 г. Кленк привез с собой в подарок царю много голландских материй. Койэт, описавший это посольство, поместил в своей книге список этих подарков, а мы к тому же имеем перечень этих же подарков, сделанный русскими, когда они их принимали. Койэт перечисляет большое количество разного цвета Laken, напр.: Een Portiese wit Laken... Een Portiese Carmoziyn — root Laken и т. п., а в русской голландской книге они все отмечены, как «сукна», всего 20 портищ цветного сукна (но «Tien Portieses gout en zilver Laken» передано так: — «10 портищ золотых и серебряных алтабасов»). (Койэт, «Посольство... Кленка», с.с. 106-107, 394-397, прим. 23).
Итак, здесь Laken несомненно означает сукно.
Вышеприведенные доводы кажутся нам достаточными, чтобы считать слова Laken не за «холст» или «полотно», а за «сукно» или, по крайней мере, за «материю» плотную, а не легкую. Поэтому везде в нашем переводе Laken передано через слово «сукно». Впрочем лица, несогласные с этим, легко могут восстановить желаемое им значение Laken, так как везде в таких случаях сделаны сноски на это примечание.
Таким образом, «ватман» — русское сукно (а не холст или полотно). К тому же само название — Wattman показывает, что мы имеем тут дело не с легкой материей, холстом, а толстой, плотной, В словаре Даля нет, однако, такого слова, а только близкое по созвучию к нему: «Ватола, ватула (вотола, вотула) ж. вор. ряз. тмб. самая толстая и грубая крестьянская ткань. Основа из самой толстой пряжи, уток из легкоскрученных охлопков, толщиною в гусиное перо; ряднина, дерюга, воспище, торпище, веретье, но грубее и толще; идет на покрышку возов, на подстилку и одеяла».
Кильбургер, без сомнения, взял слово Wattman у Родеса, а Родес откуда? Наверно, это слово тогда было и в Прибалтийском крае. Из энцикл. слов. Брокгауза узнаем, что: «Ватмал или вадмал (у эстов) — грубая шерстяная ткань, употребляемая на одежду в Лифляндии, Швеции, Дании и Сев. Германии и сохранившаяся потом в Эстляндской губ. Тут она бывает почти всегда черного цвета, за что латыши и прозвали эстов чернокафтанниками».
Можно думать, что словом «ватман» Родес и Кильбургер обозначали то сукно, которое мы называем сермяжным, однорядочным; эти простые сукна делались русскими крестьянами для себя и для продажи на сельских торгах. В архивных документах часто встречаются указания, что во II половине XVII в. их возили даже в далекую Сибирь. Сермяжные сукна были белые и серые и также окрашивались крестьянами в разные цвета.
Было бы странно, если бы Кильбургер, перечисляя разнообразные товары туземного производства, упоминая даже о незначительных русских товарах, не упомянул о русском (сермяжном) сукне. Раз он говорит о полотне (или холсте; холстом, собственно, называется тоже полотно, но только целый кусок полотна, который бывал длиной в 10, 12 аршин и пр.) и также о войлоке, то естественно было бы ждать от него известий и о русском сукне, и вот он дает их, как мы думаем, под названием «ватман».
Языков переводит слово Laken — холст, откуда у него и следует, что «ватман» есть русский холст. Костомаров, пользуясь переводом Языкова, только повторяет за ним, говоря, что был холст, называемый «ватман», шедший заграницу («Оч. торг. моск. госуд.,» II изд., с. 252).
Очевидно, указание Кильбургера, что аршин Leinwand стоил и 2 коп. и 6 коп., ясно показывает, что это полотно было высокого сорта и низкого, то есть низкий сорт полотна был грубым и тем, что у нас часто называют холстом, определяя этим худшие сорта полотна.
35. Unschlitt. Это слово означает топленое сало. Что тут говорится о топленом сале, видно и из текста, где сказано, что сало смешивают с водой и испорченными веществами и из него делают свечи; тут же говорится, что бык дает сало, т. е. здесь Кильбургер пишет именно о говяжьем сале.
У Родеса на соответствующем месте стоит не слово Unschlitt., а Talch. В одном из своих донесений, хранящихся в Стокгольмском Королевском Архиве, Родес различает Talch топленый и Talch нетопленый, но в данном месте он не определяет, о каком он говорит Talch. Кильбургер же в конце I ч., I гл., в прейскур., написал: «Unschlitt oder Talch», т. е. придает обоим словам однородное значение: топленое говяжье сало.
36. «Gesalzen Leder, Bueffelshaeute und Bockfelle».
37. Flaschenfutter.
38. Hausblase. Теперь говорят Hausenblase, т. e. белужий (или рыбий) клей (Hausen, m., = белуга, Blase, f., = пузырь).
39. «Губным клеем» — Mundleim.
40. У Бишинга опечатка в цифре: «Siehe oben № 3».
41. У Бишинга ошибочно имя отделено запятой от фамилии: «Werner, Mueller».
42. «... hat auch seithero und nun zwei Jahre nach einander vier Schiffe in Archangel damit gelastet».
43. Heide.
44. Значение этого слова на русском языке не подыскано.
45. Droege. По-голландски «droge» — сушеный.
46. Speck. Это слово по-русски означает «сало», обыкновенно, свиное, и отсюда в русском языке употребляется слово «шпик», «шпек», «нашпиговать». Кроме того, по русско-немецкому словарю Павловского (Рига., изд. 1900 г.) — «солонина s. f. 1, das Salz-, Poekelfleisch; 2, (Westrussl.) der Speck». Но, кажется, вернее было бы передавать в данном русском переводе слово Speck понятием — «свинина». В виду важности установления действительного значения Speck, как оно понималось Кильбургером, нужно подробнее остановиться на этом вопросе.
Приведем все те места из текста Бишинга, где упоминается Speck.
I. В I ч., в конце I гл. помещена роспись нарвских вывозных товаров за 1673 г., и в ней находим:
«43 Tonnen gesalzen Fleisch.
38 Schiffpfimd geraeuchert Fleisch.
73. Seiten Speck».
II. В I ч., II гл., пункт III озаглавлен: «Speck und Fleisch». Далее говорится, что русский скот посредственной величины, но в России уже заботятся о разведении крупного голландского, и недавно в Архангельске был заколот бык, «welcher hackenrein 36 Pud soll gewogen haben. Im Moscowischen und andern Gebieten wird kein Speck geraeuchert, sondern nur in der Luft und Sonne getrocknet. Im Winter wird in Moscau ein ganzes Schwein hackenrein vor 1 bis 1 und ein halb Rubel, auch wohl etwas darueber und darunter, nachdem es gross ist, verkaufet, anitzo hat das Pud frisch 24 Copecken, und getrocknet 40 Copeken gekostet...»
III. В конце этой же главы в прейскуранте сказано: «Speck und Fleisch getrocknet 40 Copecken, pro Pud».
IV. В IV ч., XIII гл. Кильбургер писал:
«1 Pud Ochsenfleisch 28 Copecken.
1 Pud frischer Speck 24 Copecken.
1 Schaaf 30 bis 36 Copecken; aber diesseit Novogorod am Luga-Strom 12 bis 14 Copecken.
1 Spanferkel 5 bis 6 Copecken.
………………………………..
1 Pud getrockneter Speck 40 Copecken».
Если в I выдержк мы поставим, вместо Speck, значение «сало», то нельзя будет перевести и понять — Seiten Speck. С другой стороны значение «солонина» тоже не подойдет, так как всего двумя строчками выше ясно сказано — «43 тонны солонины» (gesalzen Fleisch), и, значит, под Speck Кильбургер подразумевает что-то другое, отличающееся от соленого мяса, почему и ставит отдельно эти два понятия, а не соединяет их вместе, как однородные. Если же мы подставим третье значение — «свинина», то текст станет ясен. Дело в том, что Seite значит — «сторона», «бок», и, таким образом, может обозначать и русское «полоть», которое означает половину животного, разрезанного по хребту от хвоста до головы, т. е. одну его «сторону». Отсюда следует, что было вывезено: «73 полти свинины». Кроме того, заметим, что если бы Speck тут означало «сало» или «солонину», то их необходимо было бы везти в тоннах, т. е. в бочках в переводе на русский язык, а тут просто сказано: «73 Seiten Speck»; полтевую же свинину можно было везти прямо поштучно. Торговая книга (Временник, VIII, с. 6) сообщает: «Мясо свиное полтевое солено не в бочках без разсолу, а кое по-русски некопчено солят, немцам де то ся непригожает». Итак, из Нарвы было вывезено: 43 бочки солонины, 38 шиф. копченого мяса и 73 полти свинины. [По нем.-рус. словарю Павловского (Рига, 1902 г.): «Speckseite, f. (–, –n) полость вотчины»].
Bo II выдержке «Speck und Fleisch» следовало бы в переводе передать словами: «свинина и мясо», причем мясо подразумевается говяжье. Действительно, в этой части Кульбургер и рассказывает о говядине (о скоте, быке) и о свиньях. При этом он говорит, что русские не коптят Speck, но только вялят на воздухе и солнце. Далее Кильбургер совершенно ясно указывает, что целая (очищенная) «свинья» стоила около 1 – 1 ½ р., пуд свежей — 24 копейки, а пуд вяленой 40 коп. В IV ч., гл. XIII Кильбургер приводит те же самые цены (выдержка IV), однако не говорит Schwein или Schweinfleisch, а Speck, т. е. эти слова он считает одозначущими, и, значит, Speck = свинина. Таким образом, мы узнаем, что пуд говядины стоит 28 коп., свинины свежей — 24 коп., овцы 30-36 и 12-14 коп., поросенок — 5-6 коп., а пуд вяленой свинины — 40 коп. Если бы Speck означало сало, то вышло бы, что Кильбургер сообщает сколько стоит только говядина, а о свинине умалчивает, говоря, вместо этого, о сале, чего не могло быть. Недаром же Кильбургер тотчас после цены говядины ставит frischer Speck, т. е. свежую свинину, как и следовало ожидать. Кроме того, если бы тут Speck означало «сало» (свиное), то Кильбургер этим противоречил бы себе, так как раньше (в I ч., гл. II, п. III) он ясно говорил, что такая цена стоит на свиное мясо. На это может быть возражение, что у Кильбургера в ч. I. гл, II, п. III могла быть обмолвка или что под «ein ganzes Schwein hackenrein» нужно считать свинью очищенную от мяса, т. е. свиное сало со всей свиньи, и, таким образом, выходит, что сало со всей свиньи стоит 1 – 1 ½ р., и что цены 24 коп. и 40 коп. относятся к салу, но в действительности такое возражение неприемлемо уже потому, что, принимая 24 к. за ценность свежего сала, мы должны прийти к заключению, что одна свинья имела сала 4–6 пудов, откуда, считая вес сала–«шпика» равным 27,6% веса всей свиной туши (это процентное отношение найдено при опытах в Ельце над русскими свиньями, имевших в среднем живой вес 12 п. 21 ф. «Справочная книга русского хозяина». Ф. А. Баталин. Изд. Девриена, 1892 г., с.с. 345-346), получаем, что вся свинья весила более 14-21 пуда, что является невозможным, так как вообще русский скот был мелок, именно «посредственной величины», как сам выражается несколькими строками выше Кильбургер. Если же мы будем считать, что Speck, как вытекает из текста, означает свинину, то получим, что вся свинья весила 4-6 пудов, и, конечно, могла быть и легче и тяжелее, «смотря, как она велика», по выражению самого Кильбургера. Такой вес для русской крестьянской свиньи (XVII в.) не представляет ничего странного. К изложенным соображениям следует еще прибавить, что «Schwein hackenrein» ни в коем случае нельзя понять, как свиное сало, очищенное от мяса и костей, уже по одному тому, что несколько выше сказано о заколке в Архангельске быка, который «hackenrein», т. е. очищенным, весил 36 пудов. Тут уже не может быть сомнения, что речь идет не о сале, а просто о туше, так как убойный скот дает сала всего от 1,5 до 12,2% своего живого веса. Интересно отметить, что по опытам, сделанным в конце XIX в. на скотопригонном дворе в Петербурге, оказалось, что порода скота «холмогорка» имела живого веса 36 п. 10 ф. (причем мяса было 20 п., а сала всего 2 п. 26 ф., остальное же весило — голова, кожа, внутренности и пр.) («Справочн. кн. рус. сельск. хоз.», с. 339.), т. е. почти столько, сколько указано Кильбургером — 36 п., причем он даже говорит не о живом весе, а о туше.
Итак, Кильбургер, говоря об очищенной свинье не говорит об ее сале, а именно о свинине, т. е. тут нельзя видеть никакой описки или ошибки.
Можно также отметить, что Родес пишет, а вслед за ним и Кильбургер, о вывозе сала (Talich, Talg — у Родеса, а у Кильбургера — Unschlitt) в размере свыше 115 тыс. пудов, по 1,1 р. за пуд, и также указывает, что Speck вывозили 5.500 пудов по 0,6 р. за пуд. Нужно думать, что в первом случае речь у Родеса (а вслед за ним и у Кульбургера) идет о сале топленном и говяжьем, а во втором случае — о свинине.
Вышеприведенные доводы кажутся довольно убедительными, чтобы думать, что Speck у Кильбургера (и Родеса) означает не сало свиное в узком смысле, а вообще свинину, как она есть, т. е. вместе с салом, мясом и костями.
Но, несмотря на все это, мы не переводили «Speck» — «свинина», а словом, происшедшим от него, «шпик», предоставляя читателю понимать под этим словом, что ему кажется более вероятным (в настоящее же время «шпик» употребляется в сельских книгах для обозначения наружного свиного сала).
47. «...von mittelmaessiger Groesse». См. ч. I. гл. I, п. IV.
48. «Biella Ribba, oder Weissfisch». Вообще в русском переводе все немецкие пояснения русских названий нами опущены.
49. Strandkarpfen.
50. Eberschildt.
51. Mordwa.
52. Suessholz, т. е. сладкий дубец, или солодковый корень.
53. Хотя по изданию Бишинга: «in Cathaja und China», но это, очевидно, ошибка, потому что второе название должно служить пояснением первого; в главе же IV части II эти названия уже правильно приводятся: «in Cathaja oder China». Впрочем, по показанию сибирских казаков Тюменца и Петрова (1616 г.), они «у Алтына царя проведывали про Китайское и про иные государства... А за Китайским де государством Катайское государство». (Ф. И. Покровский, «Путешествие в Монголию и Китай сиб. казака Ив. Петлина в 1618 г.», П., 1914 г.) с.с. 24-25).
54. «Zur Praeservirung kann man des Kraeutleins ein halb Quentlein des Wassers, so viel man auf einmal trinken will, und des Zuckers nach Belieben nehmen». Знаки препинания поставлены, согласно тексту Бишинга.
55. «погребцов... подголовков» — «Flaschenfutter... Pulpete».
56. Stangeneisen.
57. «Двери и ставни» — Thurm-und Fensterplatten (к с. 116). Тут, очевидно, ошибка, и вместо Thurm должно быть «Thueren und Fensterplatten», как видим в ч. IV, гл. V, п. IV. Лучше было бы перевести: «дверные (или башенные: Thurm) и оконные доски (Platten)».
58. Platten. Русские обыкновенно говорили не «железный лист», а «железная доска», «дощатое железо», «медные доски».
59. «Gegossene Stuecke» (к с. 116). Stuecke (к с. 166).
60. «…von Moscau... in die Mosqua», т. е. тут начертание разное: гор. Москва — Moscau, а река Москва — Mosqua. В дальнейшем наблюдается то же самое, а потому, когда встречается Mosqua, то в переводе перед ним сделано пояснение в скобках курсивом «река». Е слову сказать, по-голландски тоже различное начертание: город — Mosko, а река — Mosqua (Койэт, «Посольство... Кленка», гл. XXXIIX, с.с. 215-216).
61. Johann von Schweden.
62. «Gut Narren-Kapppapier.» По-русски правильнее было бы сказать: «хорошая бумага с филигранью (водяным знаком), изображающей шутовской колпак». На бумаге бывали тогда разные водяные знаки и между прочим изображение колпака шута. Языков перевел это место — «хорошо оклеенная бумага».
63. «... im Niesischen», сокращенное, вместо «in Niesen-Nowgorodischen». Такие сокращения встречаются и в дальнейшем.
64. Это слово нужно вставить в перевод для ясности, потому что это вытекает из предыдущего текста, а также из архангельской росписи 1672 г. (ч. II, гл. I), где указано в числе других привезенных морем в Архангельск иностранных товаров «6 тонн воска».
65. «...auf dem Lande und an kleinen Plaetzen».
66. Mignot.
67. Julius Cojet.
68. Bank.
69. «...zu Wocksell».
70. Klaftern.
71. Flaschen. Русские в XVII в. обыкновенно говорили «скляница». Кильбургер еще употребляет термин — «Bouteillen», которое переводится в нашем переводе — «бутылки».
72. «...sie daselbst beschraubet worden».
73. Gruenspan (к c. 119, c. 124). Языков перевел — «ярь медянка». Кильбургер пишет иногда и Spangruen, а в немецком прейскуранте 1674 г., 30 мая, (ч. II, гл. I) — Spanischgruen (с. 144).
74. Lichtputzen. Щипцы для снимания нагара со свечей, главного тогда освещения домов.
75. «...und scheinet dennoch, dass diese Sachen dahin zu fuehren, die Fracht nicht allemal leiden will, weil die Auslaender zuweilen dergleichen ueber See nach Archangel bringen». У Языкова это место передано так: «но кажется, что перевоз сих вещей не убыточен, потому что иностранцы иногда...»
