Рериховские чтения. 1979 год.
К 50-летию института «Урусвати».
Материалы конференции.
Новосибирск, 1980.
К 50-летию института «Урусвати».
Материалы конференции.
Новосибирск, 1980.
Преемственность всегда была и во всем, и нам нечего отказываться от наследий Византии, Востока и Италии. |
|
Н.К. Рерих. |
В новых краях богослужения вначале устраивались в тех же войлочных юртах кочевников, но в дальнейшем потребность в храмовых сооружениях становилась все более актуальной.
История мировых религий свидетельствует о том, что в этих случаях всегда стремились к воспроизведению освященных традицией образцов зодчества духовной метрополии. Но в Бурятии первые буддийские храмы (дацаны), возведенные во второй половине XVIII и первой половине XIX вв., не повторяют образцов культовой архитектуры Тибета или соседних стран, исповедующих буддизм — Монголии и Китая. Определенная общность в планировке и объемно-пространственной структуре может быть усмотрена при сравнении бурятских храмов с деревянными церквями Восточной Сибири. По-видимому, сходство функционального назначения, одинаковость строительного материала и технических приемов исполнения обусловили определенные аналогии в характере архитектуры. При этом нельзя однако упускать из виду конкретные исторические условия становления бурятского культового зодчества.
В Прибайкалье буддизм и христианство выступали как упорные соперники. Буддийское духовенство стремилось к максимальному выпячиванию самостоятельности, обособленности своей религии, к несхожести храмовых зданий — обители разных богов. Первый буддийский храм в Бурятии — "кошмовый" Цонгольский дацан (1741 г.) — немногим более чем через десятилетие заменили на большое деревянное здание. Одновременно были построены еще шесть малых храмов комплекса (1758 г.). Согласно сведениям П.С. Палласа, архитектурный замысел осуществлен под личным руководством главы буддийского духовенства Бурятии, "который в этом попытался, насколько возможно, подражать манере строительства и украшению тибетских храмов"1). Но ни план, ни внешняя архитектура Цонгольского дацана не напоминает тип тибетского храма даже отдаленно.
План дацана состоял из квадрата (8x8 саженей) основной части и примыкавших к каждой из сторон, меньших по ширине прирубов. Вокруг крестообразного двадцатистороннего многоугольника располагалась галерея для ритуального обхода (прадакшина), огражденная по периметру колоннами, несущими крышу. Основной объем занимал зал для молебствий, потолок которого поддерживали 30 колонн.
Рис. I. В центре — упрощенное иконографическое изображение идеального храма ("хото-мандал").
ИНДИЯ. I. Мегалитический могильник. Брахмагири; 2.
Ступа. Амаравати; 3. Террасный храм в Хочо. Восточный Туркестан; 4.
Типичный план индусского храма (по С.И. Тюляеву); 5. План храмовой части
буддийского монастыря (композиция автора: совмещение элементов планов
монастырей в Бхамала, Багх-Гай, Тахт-и-Бхаи, Таксила, Аджина-Тепа); 6.
Храм Парашурамешвара. Бхуванешвар; 7. Схема архитектурной композиции
монастырей Уддандапури в Магадхе и его тибетского двойника в Сам-яй
(составлена автором по описанию Г.Ц. Цыбикова).
ТИБЕТ. 8. Тибетский замок; 9. Тибетский буддийский
храм (составлено автором по различным материалам); 10. Буддийский
монастырь в Мери-мяу. Внутренняя Монголия.
КИТАЙ. II. Утайсы — пятибашенный храм. Пекин.
МОНГОЛИЯ. 12. Народное жилище — юрта; 13.
Храм-субурган. Чжалханцзы; 14. Деревянный юртообразный храм; 15.
Юртообразный храм с гонхоном; 16. Цокчин в Гандане; 17. Соборный храм
монастыря Амур-Баясхуланту (1728—1735); 18. Цокчин в Цзаин-хуре; 19.
Чжар-дацан в Цзаин-хуре.
РОССИЯ (ВОСТОЧНАЯ СИБИРЬ). 21. Спасская церковь в
Зашиверске (1700 г.); 22. Церковь с. Тарбагатай (ок. 1760 г.); 23.
Церковь с. Воробьевского. Иркутская губ.
БУРЯТИЯ С СЕРЕДИНЫ XVIII в. 24. Народное жилище —
юрта; 25. Храм-юрта; 26. Цонгольский дацан (I758 г.): 27. Худунский
дацан (1775 г.).
КАЛМЫКИЯ. 28. Храм Большого Багачоносовского хурула (по Д.Б. Пюрвееву). {168}
{169}
БУРЯТИЯ. ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XIX — НАЧАЛО XX вв. 29.
Анинский дацан (1806—1808 гг., перестроен в конце 1860 г.); 31.
Гусиноозерский дацан (1858—1870 гг.).
(Примечание: масштаб изображений различен.)
Южный пристрой служил вестибюлем, северный — святилищем. В
объёмно-пространственной структуре здания каждая из частей выявлялась ее
развитием в виде самостоятельной вертикали. Над шатровыми покрытиями
главного объема и прирубов возвышались прямоугольные в плане башенки с
пирамидальными крышами изломанного контура. В центральной, самой большой
располагалась часовня, окруженная галереей с колоннами. Здесь почитался
гений-хранитель храма. По вариантам архитектурной композиции
Цонгольского построены все другие дацаны первого поколения Бурятии.Не похожий на соседние монгольские и китайские образцы бурятский тип буддийского храма неожиданно обнаруживает сходство с храмами, построенными далеко на западе, за Волгой. У калмыков, которые восприняли буддизм еще до своего ухода в начале XVII в. из Центральной Азии и соорудили на своем пути к Волге такие капитальные культовые центры как "Семь палат" и Аблайкит, к концу XIX столетия, наряду с продолжавшимся использованием храмовых юрт, строили деревянные и каменные храмы. Для их архитектуры характерен квадратно-крестообразный план и пятиглавая объемная структура2). При всем своеобразии калмыцких храмов в частностях, аналогии с архитектурой бурятских дацанов по главным, определяющим принципам композиции несомненны.
Поскольку контакты между калмыками и бурятами во времена XVIII—XIX вв. практически отсутствовали, остается предположить наличие общего источника, определившего возникновение в двух столь удаленных областях Российской империи феномена родственной архитектуры. Сама эта общность свидетельствует о том, что принципы архитектурной композиции имели какую-то весьма важную значимость, обусловившую необходимость их применения.
Чтобы получить ответ, следует обратиться к исходной точке развития буддийской культовой архитектуры. История индийской архитектуры буддийского периода еще достаточно темна. От этого времени осталось не так уж много архитектурных памятников. Среда них ступа прямо относится к поставленному вопросу. Став на своем раннем этапе символом Будды, она в дальнейшем превратится в главный культовые объект строительства, в воплощение сверхъестественных вневременных космических взаимосвязей. К ступе особенно применима характеристика индийского зодчества, что это "не столь облекающая пространство архитектура в традиционном ее смысле, как пластическое выражение религиозной системы"3). Одновременно с превращением первоначального буддизма в богословскую систему "махаяны" происходит дальнейшее развитие символике и архитектоники ступы. Онa теперь возводится на ступенчато-ярусном основании. На возвышенные террасы, к центральной ступе с четырех сторон света ведут широкие лестницы, т.е. план сооружения получает характерный крестообразный рисунок с квадратным ядром, что отмечается также в бурятских и калмыцких храмах. Такое совпадение отнюдь не случайное.
Линия развития архитектурных и символических идей ступы в храмовом строительстве некоторых стран распространения буддизма стала главной и привела к созданию таких шедевров мирового зодчества, как пагоды Бирмы, Боробудур на Яве. В этих сооружениях буддийское представление о мироздании получило более доступное для широких масс верующих истолкование. В V—VI вв. составленный на основе гораздо более древних источников трактат "Манасара-Шильпа-Шастра" стал руководством индийских ремесленников, художников и архитекторов4). Из буддийской литературы по вопросам искусства и архитектуры часть дошла в переводах, вошедших в доставленные в ХVI в. тибетские энциклопедические труды "Ганджур" и "Данджур". Последние послужили образцом для тибетских и монгольских (Агваанцерен, XIX в.) сочинений5). Однако есть основания утверждать, что ко времени строительства Цонгольского дацана таких руководств у бурят еще не было. Между тем идея взаимоотношения Будды и космоса — излюбленный сюжет буддийской иконографии. Самый популярный и обычный разряд тибетских икон — "хото-мандал"— представляет изображения чудесных дворцов того или иного будды. Именно эту схему идеального храма, отображающую космос с "первоначальной единой сущностью" (Буддой) в его центре, пытались осуществить в реальном строительстве. Именно с этих икон, в условиях, когда впервые надо было решать архитектурную композицию буддийского храма, буряты взяли идеи крестообразного плана, ориентированного по сторонам света, ярусность развития объема, размещение в центре сооружения наиболее сокровенной части. Этот же источник послужил руководством и для калмыков.
Первый буддийский монастырь в Тибете Сам-яй основан, по преданию, в 811 г. королем Тисрон-Децаном по образцу индийской вихары Уддандапури в Магадхе6). В Сам-яе центр комплекса, огражденного круговой стеной, занимает пятиэтажный главный храм с пятиглавым завершением. Его окружают замкнутый прямоугольник корпуса из часовень и келий монахов, малые храмы и ступы7). Планировка ансамбля, размещение его отдельных сооружений свидетельствует о том, что в его архитектуре в копии представлена одна из попыток осуществления богословской идеи "мандала" в реальном строительстве Индии. О подобном же не сохранившемся пятиэтажном, завершенном пятью ступами храме Махабодхи в Бодх-Гайя, сообщает В. Виллетс8), считающий его прообразом китайской пагоды индийского типа. Монастырь Сам-яй не стал образцом для последующего культового зодчества Тибета. В специфических социальных и природных условиях "Страны снегов" религиозная символика уступила приоритет более жизненно важным требованиям. Тибетский храм "дуган" продолжал местные архитектурно-строительные традиции укрепленного жилого дома. Его трансформации в культовое здание способствовал другой индийский образец — храм с башнеобразным святилищем (шикхарой). Переднюю часть дугана занимает большой зал молебствий со стенами без окон, освещаемый сверху. Задняя башнеобразная "гонхон" заключает в себе самые сокровенные помещения. Как видим, логическая стройность идеи "мандала" подверглась определенным деформациям. Последние оправдываются другими богословскими построениями, также космического масштаба, но явно менее убедительными.
В Монголии наряду с выработкой собственного типа храма, ведущего свою родословную от сборно-разборной юрты, получил распространение и тибетский "дуган". Но, как в первом, так и во втором случае, проявляется тенденция к утверждению центрально размещенного "гонхона", т.е. к приведению архитектуры храма в соответствие с символикой "мандала". В Бурятии в XIX в. появляется и довольно быстро достигает органического развития одноглавый тип храма. Возникнув первоначально в качестве простейшего варианта бурятского многоглавого дацана, его эволюция в дальнейшем осуществляется в условиях укрепления связей бурят с религиозными центрами Монголии и Тибета, возрастания влияния и материальных возможностей буддийского духовенства, становления самостоятельной школы культового зодчества Бурятии. План дацана получает прямоугольную, более рациональную с функциональной точки зрения конфигурацию. Первый этаж, зачастую возводимый из камня, больше не опоясывают обходными галереями с крышей, поддерживаемой колоннами. Галереи сохраняются только в верхних этажах. Объем {173} приобретает ярусный характер ступенчатой пирамиды, завершенной павильоном — аналогом "гонхона". Таким образом, при несомненном влиянии тибетских образцов, что особенно заметно в архитектуре нижних этажей и декоративных элементах, бурятские зодчие стойко сохранили концепцию мандала в расположении наиболее сокровенной части храма.
При параллельной развитии одноглавого типа храма в Монголии и Бурятии, общий источник образцов в духовной метрополии ламаизма, взаимное влияние в условиях многообразных контактов предопределили известную степень общности в декоративных деталях и архитектурном образе. Вместе с тем сохраняются существенные различия в характере архитектуры. Буряты несомненно и на этом этапе развития своего культового зодчества проявили самостоятельность и мастерство в разрешении творческих задач. Об этом свидетельствует архитектура таких дацанов, как Анинский, Цугольский, Агинский, новый Цонголский. В их архитектурном решении древняя богословская мечта об идеальном храме, аналоге мистической космологической концепции буддизма, нашла разнообразное и творчески оригинальное архитектурное воплощение. {174}
1) Pallas P.S. Sammlungen historischer Nachrichten über die Mongolischen Völkerschaften. Zweyter Theil, St. Petersburg, 1801, S. 173.
2) Д.Б. Пюрвеев. Архитектура Калмыкии. М., 1975, с. 63 – 76.
3) E. Diets. Die Kunat Indiens. — Zit nach: Stelzer G. Kunat am Bau. Leipzig, 1969, S. 15.
4) С.И. Тюляев. Архитектура Индии. М., 1939, с. 5.
5) Д. Майдар. Архитектура и градостроительство Монголии. Очерки по истории. М., 1971, с. 29.
6) S. Ch. Das. The Sacred and ornamented characters of Tibet. — "Journal of tne Asiatic Society of Bengal, Part 1. History, Literature @ c., № 11, 1889. Calcutta, 1889, p. 42.
7) Г.Ц. Цыбиков. Буддист-паломник у святынь Тибета. Пгр, 1918, с. 395.