Темы

Австролоиды Альпийский тип Америнды Англия Антропологическая реконструкция Антропоэстетика Арабы Арменоиды Армия Руси Археология Аудио Аутосомы Африканцы Бактерии Балканы Венгрия Вера Видео Вирусы Вьетнам Гаплогруппы генетика Генетика человека Генетические классификации Геногеография Германцы Гормоны Графики Греция Группы крови Деградация Демография в России Дерматоглифика Динарская раса ДНК Дравиды Древние цивилизации Европа Европейская антропология Европейский генофонд ЖЗЛ Живопись Животные Звёзды кино Здоровье Знаменитости Зодчество Иберия Индия Индоарийцы интеллект Интеръер Иран Ирландия Испания Исскуство История Италия Кавказ Канада Карты Кельты Китай Корея Криминал Культура Руси Латинская Америка Летописание Лингвистика Миграция Мимикрия Мифология Модели Монголоидная раса Монголы Мт-ДНК Музыка для души Мутация Народные обычаи и традиции Народонаселение Народы России научные открытия Наши Города неандерталeц Негроидная раса Немцы Нордиды Одежда на Руси Ориентальная раса Основы Антропологии Основы ДНК-генеалогии и популяционной генетики Остбалты Переднеазиатская раса Пигментация Политика Польша Понтиды Прибалтика Природа Происхождение человека Психология Разное РАСОЛОГИЯ РНК Русская Антропология Русская антропоэстетика Русская генетика Русские поэты и писатели Русский генофонд Русь Семиты Скандинавы Скифы и Сарматы Славяне Славянская генетика Среднеазиаты Средниземноморская раса Схемы США Тохары Тураниды Туризм Тюрки Тюрская антропогенетика Укрология Уралоидный тип Филиппины Фильм Финляндия Фото Франция Храмы Хромосомы Художники России Цыгане Чехия Чухонцы Шотландия Эстетика Этнография Этнопсихология Юмор Япония C Cеквенирование E E1b1b G I I1 I2 J J1 J2 N N1c Q R1a R1b Y-ДНК

Поиск по этому блогу

пятница, 25 ноября 2016 г.

Федорова Е.Г. (Санкт-Петербург) Система питания манси: взаимодействие различных культурных традиций

Историческое познание: традиции и новации:
Материалы Международной теоретической конференции.
Ижевск, 26-28 окт. 1993 г. Часть 1.
Ижевск: Изд-во Удмуртского университета, 1996.
 

К числу важнейших элементов культуры этноса, играющих большую роль в обеспечении его жизнедеятельности, относится пища. Установлено, что характер и состав основной пищи, способы ее получения находятся в тесной взаимосвязи с хозяйственнокультурным типом, к которому относится тот или иной народ. По определению В. П. Алексеева, хозяйственно-культурные типы слагаются из множества элементарных ячеек-антропогеоценозов, представляющих структуру, основные компоненты которой хозяйственный коллектив, производственная деятельность и эксплуатируемая территория.
Одним из проявлений функциональных связей микросреды и хозяйственного коллектива служит так называемая «пищевая цепь», характеризующаяся составом, изменением состава по сезонам, количеством пищи, присущими именно данному антропогеоценозу1). Таким образом, в особенностях пищи отражается характер биологической адаптации человека к природной среде. Набор основных продуктов, употребляемых в пищу, и типы блюд, которые готовят из них, наличие особых дополнительных компонентов (приправы и специи) способы обработки продуктов и приготовления блюд, пищевые ограничения и предпочтения, правила поведения, связанные с приготовлением и приемом пищи, характеризуют систему питания конкретного народа. То, за счет какого продукта обеспечивается основная калорийность пищи, соотношение продуктов, являющихся источником энергии для организма, содержащих необходимые для него вещества (жиры, белки, углеводы растительного или животного происхождения, витамины), а также, в каком виде употребляются эти продукты, определяется как модель питания2).
По предварительным данным, на территории Сибири, при многообразии хозяйственно-культурных типов и их вариантов, фиксируется сравнительно небольшое количество моделей питания. Вероятно, можно говорить и о том, что питание народов Сибири (за исключением экстремальных ситуаций) было рациональным и сбалансированным, то есть в пище присутствовали химические вещества, соотношение которых, а также режим питания и физические свойства пищи, обеспечивали нормальную жизнедеятельность человеческого организма. Население каждого региона вырабатывало  оптимальную для конкретных условий модель питания, подбирая необходимые именно в этих условиях пищевые компоненты и отказываясь от того, что не способствовало поддержанию жизнедеятельности организма. С другой стороны, пища — это одно из тех явлений культуры, которые оказывали существенное влияние на развитие хозяйственно-культурных типов. В частности, состав стада определялся не только тем, каких домашних животных наиболее выгодно было содержать в данных условиях, но и тем, какие из них и в каком количестве обеспечивают семью нужной в этих условиях пищей. В другой ситуации потребность в необходимом количестве пищи, которую можно было добыть, занимаясь охотой или рыболовством, заставляла население передвигаться с места на место, и новый образ жизни отражался соответственно на других компонентах культуры, давая толчок к их трансформации.
Для поддержания нормальной жизнедеятельности организма в разных ландшафтно-климатических условиях существовали определенные наборы продуктов, что связано уже именно со спецификой этих условий. Продукты, полученные путем обмена и торговли, восполняли отсутствие или недостаток необходимых для организма веществ. Возможно, именно из-за недостатка определенных пищевых компонентов в тех продуктах, которые можно было получить в местных условиях, среди северных охотников и оленеводов так быстро и широко распространился хлеб, хотя вопрос о вхождении в их рацион хлебной пищи не имеет однозначного решения. Об этом будет сказано дальше на примере мансийских материалов.
Основой традиционной системы питания манси в целом являлись рыбные, мясные, в меньшей степени — растительные продукты, поскольку их хозяйство базировалось на так называемых «присваивающих» видах деятельности: охоте, рыболовстве, которые сопровождались собирательством. Справедливым представляется уже неоднократно высказывавшееся замечание относительно того, что определение «присваивающее» не является вполне правильным, так как деятельность людей не ограничивается простым присвоением, но подразумевает и действия, связанные с организацией соответствующих видов хозяйства, с переработкой продукции, что требует разнообразных технических навыков3). Совершенно очевидно, что ни один хозяйственно-культурный тип не являет собой нечто застывшее и не представлен в чистом, идеальном виде. Во-первых все они, как и любое историческое явление, подвержены различного рода изменениям, вызванным самыми разнообразными  причинами. Во-вторых, внутри каждого хозяйственнокультурного типа можно выделить подтипы и варианты, связанные уже с более конкретными локальными особенностями в хозяйстве и культуре этноса. Так, культура различных территориальных групп манси имела свою специфику, которая проявлялась и в их системе питания. Охота и рыболовство сочетались с оленеводством или, в незначительных размерах, разведением рогатого скота и лошадей. Разведение транспортных животных позволило интенсифицировать основные промыслы: их использование давало возможность осваивать значительные территории охотничьих угодий, более быстрое, по сравнению с пешими охотниками, передвижение также способствовало увеличению продуктивности промысла. В свою очередь, как считается, развитие мансийского оленеводства, которое определяется как горнотаежное (отгонное)4), было связано с увеличением объема пушной охоты ясачного населения. Кроме того, концентрация сил и времени на зимнем охотничьем промысле привела, по мнению некоторых исследователей, и к изменению традиционного рыболовства. Ресурсы пушного промысла сосредотачивались в приуральской части территории обитания манси. Поскольку зимой население вынуждено было больше заниматься пушной охотой, то летом приходилось делать основные запасы рыбных продуктов на зиму, что повлекло за собой возникновение в XVII—XVIII вв. сезонных «челночных миграций» в широтном направлении — с запада на восток (в места летней концентрации ценных полупроходных рыб) и обратно5). Как представляется, сезонные «челночные миграции» могли возникнуть и по другой причине. Дело в том, что они характерны для определенных локальных групп северных манси и фиксируются, насколько известно, по материалам XVII—XX столетий. Установлено, что территория, на которой в этот период проживали упомянутые группы, не являлась исконной для них6). Возможно, прежде она была занята хантами. По предварительным данным, предки современных манси проникали сюда двумя потоками. Один шел с верховьев Северной Сосьвы и ее притоков в этой части, то есть из районов, примыкающих к Уралу, второй — с несколько более южных территорий, но не через верховья, а по крупным рекам: Конде, Иртышу, Оби в низовья Северной Сосьвы. Первый из обозначенных потоков можно связать с охотниками-оленеводами, второй — с рыболовами и скотоводами. Их присутствие, направленность взаимодействий и взаимовлияний сейчас только намечается, а более детальное изучение — дело дальнейших исследований. Но можно допустить, что возникновение «челночных миграций» было связано с проникновением {108} в глубь тайги рыболовов больших рек, которые за тот период, что они здесь фиксируются, еще не успели, во-первых, перейти к новой системе питания, во-вторых, вероятно, вопрос связан и с наличием свободных угодий, и, таким образом, определенная часть мансийского населения вынуждена была в летнее время перемещаться в низовья Сев. Сосьвы, где рыболовство наиболее продуктивно. Уже в XIX в. рыбу здесь ловили не только для создания продовольственных запасов для семьи, но и для продажи русским купцам. В дальнейшем, в годы советской власти, эта система закрепляется за колхозами, совхозами и другими производственными организациями; планируется объем продукции для сдачи государству, причем цифры плана постоянно увеличивались. Были установлены определенные запреты на добычу рыбы, в том числе и для коренного населения, что повлияло на традиционную систему питания манси.
Для манси, живших и живущих сейчас по восточным склонам Урала, ведущим занятием является охота, т.к. рыболовство здесь всегда существовало лишь в незначительных размерах. Оленеводство, как почти у всех практиковавших его групп манси, носило транспортный характер, и только отдельные семьи переходили к крупностадному оленеводству. В период существования совхозов модель питания данной группы манси находилась на грани разрушения: для охоты на лося требовалась лицензия; численность оленей, находившихся в личной собственности, была ограничена (не разрешалось иметь более 99 оленей, причем у манси такие цифры, по данным похозяйственных книг, даже и не фиксировались, поскольку мансийское оленеводство имело другую направленность). Таким образом, домашние олени забивались лишь в крайнем случае, мясо при забое государственных оленей продавалось в ограниченном количестве только рабочим и служащим совхоза. Возможностью заниматься летним рыболовством в необходимых для удовлетворения личных потребностей размерах располагали далеко не все. Окончательный вывод относительно того, насколько эти ограничения повлияли на традиционную систему питания манси, вероятно, будет сделан лишь через некоторое время.
В целом же можно говорить об общей для всех манси модели питания с определенными локальными вариантами, которые характеризуются различным соотношением употребляемых в пищу рыбных и мясных продуктов.
Рыбу едят в сыром, сушеном, соленом, жареном и вареном видах. Летом в сыром виде в пищу идет только что пойманный {109} сырок. Зимой из мороженой рыбы (нельмы, сырка) делают строганину, которую сейчас нередко едят с солью. Очень характерно для манси употребление в пищу сушеной рыбы, заготовка которой производится в летнее время несколькими способами. Непосредственно перед употреблением сушеную рыбу обычно варят или жарят, предварительно слегка вымочив. Мелкую сушеную рыбу толкут в муку и едят с чаем. Кроме того, сушеная рыба идет в пищу в сочетании с рыбьим жиром, который вываривают из мелкой рыбы или внутренностей крупной. Соление рыбы относительно широко манси стали применять приблизительно с 1930-х годов. Вполне возможно, что определенную (и немаловажную) роль в данном случае сыграло то, что государству требовалось сдавать большое количество рыбы, для сохранения которой необходимы какие-либо способы консервации, например, соление, для чего рыбакам выдавали соль для обработки рыбы на местах, что и способствовало более активному внедрению в рацион манси соленой рыбы.
Аналогичные способы заготовки и употребления, за исключением соления, существовали и для мяса. Кроме того, известны некоторые блюда, например кровяная колбаса, характерные для оленеводческой культуры.
Если проводить параллели между системой питания манси и других народов Сибири, проживающих в сходных условиях и ведущих близкий мансийскому образ жизни, то есть являющихся представителями тех же хозяйственно-культурных типов или их вариантов, можно обнаружить очень много общего. Таким образом, национальная пища является показателем не столько этнической, как это считалось ранее, сколько местной традиции7). В то же время, в определенном смысле, пища отражает и этническую специфику: пока народ проживает на той территории, где сформировалась характеризующая его в этой ситуации система питания, пища может служить для маркировки данного этноса. При переселении же на другие территории, что нередко ведет за собой изменения в хозяйственной деятельности, поскольку старая система обеспечения пищевыми продуктами уже не работает, меняется и сама система питания. Естественно, не сразу, поэтому в течение еще некоторого времени пища служит этническим маркером. По материалам, собранным во второй половине XX в., среди северных манси намечаются три линии, которые оказались решающими в развитии процесса изменения традиционной системы питания: первая — жесткое включение манси в орбиту государственных предприятий, различного рода ограничения, связанные с традиционной  системой природопользования, о чем уже говорилось; вторая — укрупнение населенных пунктов и развитие торговли на местах, хорошее (периодически) по сравнению со многими другими районами, снабжение продуктами; третья — пребывание детей в школах-интернатах. Последнее привело к тому, что современная мансийская молодежь, особенно девушки, не знает даже названий рыб на мансийском языке, предпочитает питаться супами из пакетов, а не традиционными мансийскими рыбными блюдами. Как это отразится на состоянии людей, какие произойдут изменения в организме, сейчас сказать трудно. Для этого повсеместно должны быть проведены серьезные медицинские исследования.
То, что изменения в традиционной системе питания происходят очень быстро, подтверждают и материалы экспедиции 1993 г. к переселившимся на притоки Салыма (территорию, где раньше жили южные ханты), небольшой группы восточных юганских хантов. При традиционных занятиях — охоте, рыболовстве, собирательстве — здесь начали разводить кроликов, буквально на болоте строят парники, в которых выращивают помидоры и лук. Все это внедрил один из местных жителей, вернувшийся недавно из армии.
Таким образом, когда речь идет об изменении традиций, нужно учитывать еще и следующие моменты: степень изолированности населенного пункта, национальный состав, возрастной состав населения. Вероятно, результат зависит от того, какой из этих показателей оказывается преобладающим.
Все сказанное относится к повседневной пище. В праздничной и обрядовой, наоборот, отражаются этногенетические и этноисторические процессы. У манси большинства территориальных групп в обрядовой пище существенное место принадлежит конине — продукту, который не может быть характерным для таежных охотников и рыболовов. Лошадь у манси является основным жертвенным животным. Это лишний раз подтверждает известное положение, согласно которому при сложении предков обских угров немаловажную роль сыграло скотоводческое (коневодческое) население, которое, вероятно, занималось еще и разведением рогатого скота, что также отражается в области жертвоприношений манси. Так, у обской группы женщины в течение жизни должны принести в жертву 7 овец; чтобы обеспечить удачу в рыбном промысле, манси бросали в воду чучело коровы и лили спиртное, на берегу забивали быка или корову так, чтобы кровь стекала в воду8). Принесение в жертву определенного животного, как известно, является реликтом повседневного употребления его мяса.  Существование экономической основы для подобного набора жертвенных животных у северных манси этнографическими материалами не фиксируется. Таким образом, он вполне мог возникнуть в процессе этногенеза, когда происходило слияние культур таежных охотников и рыболовов и пришедших с юга кочевников-скотоводов, или на ранних этапах этнической истории. В качестве иллюстрации самого процесса можно привести пример из материалов упомянутой выше экспедиции к восточным хантам. Там продолжают держать оленей, хотя необходимости в этом, на первый взгляд, нет: мясо домашних оленей в пищу в большом количестве не идет, сейчас достаточно других продуктов; летом, из-за болот, на них ездить невозможно, зимой в последние годы пользуются мотонартами. Но оленей сохраняют для совершения жертвоприношений, поскольку у этой группы хантов олень — основное жертвенное животное. Причем существует даже очередь на получение оленя для жертвы.
Явно с неместными этническими компонентами связана и такая праздничная пища, как каша-саломат, которая, вероятно, ведет происхождение от тюрко- или монголоязычных народов9). Видимо, включение в рацион предков манси хлебной пищи (как повседневной, так и обрядовой) произошло под влиянием народов нетаежного круга. Об этом свидетельствуют лингвистические материалы. В мансийском языке в названиях хлебных блюд присутствует компонент «нянь» («хлеб»). Слова «нянь», «нон», «нан» служат для определения различных видов хлеба у ряда народов от Поволжья до Индостана, включая всю территорию Западной Сибири10). То, что хлебная пища для манси не является поздним заимствованием, подтверждает и присутствие темы хлеба в мансийском фольклоре, причем имеется в виду наиболее ранний его пласт, связываемый с процессами этногенеза и ранними этапами этнической истории.
Подводя итоги, нужно сказать, что в целом система питания манси отражает взаимодействие следующих культурных традиций: скотоводческой и охотничье-рыболовческой на начальном этапе, позднее появляются традиции, связанные с оленеводческой культурой. XX век, особенно вторая его половина, характеризуется трансформацией традиционной системы питания под воздействием городской культуры.

Примечания

1) Алексеев В.П. Антропогеоценозы: сущность, типология, динамика // Природа, 1975. № 7. С. 18-25. {112}
2) Арутюнов С.А. Этнография питания народов стран зарубежной Азии: Введение, М., 1981. С. 4-7.
3) См., напр.: Чебоксаров Н.К, Чебоксарова И.А. Народы, расы, культуры. М., 1971, С. 171.
4) Козьмин В.А. 1) Оленеводство народов Западной Сибири в конце XIX начале XX в. (Проблема происхождения и типология): Автореф. дис... канд. ист. наук. Л., 1981. С. 17; 2) Традиции в развитии современного оленеводства таежной зоны Западной Сибири // Культурные традиции народов Сибири. Л., 1986. С. 53.
5) Пика А.И. Сосьвинские манси как этносоциальная общность (XVII—XX вв.): Автореф. дис.... канд. ист. наук. М., 1982. С. 14.
6) Подробнее см.: Соколова З.П. 1) Обские угры (ханты и манси) // Этническая история народов Севера. М., 1982. С. 31; 2) Проблемы, социальной и этнической истории хантов и манси в XVIII—XIX вв.: Автореф. дис.... докт. ист. наук. М., 1984. С. 32, 43.
7) Арутюнов С.А. Пища // Свод этнографических понятий и терминов: Материальная культура. М., 1989. С. 136.
8) Гемуев И.Н., Сагалаев А.М. Религия народа манси: Культовые места ХIХ — начало XX в. Новосибирск, 1986. С. 102.
9) Шитова С.Н., Гаделгареева Р.Г. Злаки в повседневной, праздничной и обрядовой пище башкир в конце XIX — начале XX в. // Хозяйство и культура башкир в XIX — начале XX в. М., 1979. С. 95.
10) Русско-таджикский словарь. Сталинабад, 1949. С. 813; Русско-казахский словарь. М., 1954. С. 874; Русско-узбекский словарь. М., 1954. С. 932; Хомич Л.В. Ненцы: Историко-этнографические очерки, М.; Л., 1966. С. 137; Алексеенко Е.А. Кеты: Историко-этнографические очерки Л., 1967. С. 127; Лыткин В.И., Гуляев Е.С. Краткий этимологический словарь коми языка. M., 1970. С. 202; Персидско-русский словарь. Т. 2. М., 1970. С. 622) Кочнев В.И., Семашко И.М., Мазурина В.Н. Центральный и Северо-Западный Индостан // Этнография питания народов стран зарубежной Азии. М., 1981. С. 51.