Темы

Австролоиды Альпийский тип Америнды Англия Антропологическая реконструкция Антропоэстетика Арабы Арменоиды Армия Руси Археология Аудио Аутосомы Африканцы Бактерии Балканы Венгрия Вера Видео Вирусы Вьетнам Гаплогруппы генетика Генетика человека Генетические классификации Геногеография Германцы Гормоны Графики Греция Группы крови Деградация Демография в России Дерматоглифика Динарская раса ДНК Дравиды Древние цивилизации Европа Европейская антропология Европейский генофонд ЖЗЛ Живопись Животные Звёзды кино Здоровье Знаменитости Зодчество Иберия Индия Индоарийцы интеллект Интеръер Иран Ирландия Испания Исскуство История Италия Кавказ Канада Карты Кельты Китай Корея Криминал Культура Руси Латинская Америка Летописание Лингвистика Миграция Мимикрия Мифология Модели Монголоидная раса Монголы Мт-ДНК Музыка для души Мутация Народные обычаи и традиции Народонаселение Народы России научные открытия Наши Города неандерталeц Негроидная раса Немцы Нордиды Одежда на Руси Ориентальная раса Основы Антропологии Основы ДНК-генеалогии и популяционной генетики Остбалты Переднеазиатская раса Пигментация Политика Польша Понтиды Прибалтика Природа Происхождение человека Психология Разное РАСОЛОГИЯ РНК Русская Антропология Русская антропоэстетика Русская генетика Русские поэты и писатели Русский генофонд Русь Семиты Скандинавы Скифы и Сарматы Славяне Славянская генетика Среднеазиаты Средниземноморская раса Схемы США Тохары Тураниды Туризм Тюрки Тюрская антропогенетика Укрология Уралоидный тип Филиппины Фильм Финляндия Фото Франция Храмы Хромосомы Художники России Цыгане Чехия Чухонцы Шотландия Эстетика Этнография Этнопсихология Юмор Япония C Cеквенирование E E1b1b G I I1 I2 J J1 J2 N N1c Q R1a R1b Y-ДНК

Поиск по этому блогу

суббота, 5 ноября 2016 г.

Всеволод Игоревич Авдиев Военная история Древнего Египта Том II Период крупных войн в Передней Азии и Нубии в XVI-XV вв. до н.э.Часть 2

Глава V.
Последние завоевания и упадок военной мощи Египта
в XV—XIV вв. до н. э.

Военная политика Египта при Аменхотепе II

При Тутмосе III египетское государство достигло апогея своего политического и военного могущества. Египетские войска одержали ряд крупных побед над племенами Нубии и Передней Азии. Нубия до 4-го порога была полностью замирена и включена в состав Египта. Свободолюбивые народы и непокорные города Палестины, Финикии и Сирии были подчинены Египту. Тутмос III во время своих походов достиг естественных рубежей Сирии на севере в предгорьях Тавра и на востоке у берегов Евфрата.
Больше того, египетские войска переправились через многоводный Евфрат, вторглись в пределы страны Митанни и нанесли тяжелый удар Митаннийскому государству. Опираясь на свои многочисленные войска и богатые ресурсы завоеванных территорий, Египет прочной ногой встал в Передней Азии, захватил в свои руки важные торговые пути, соединявшие Северо-Восточную Африку, Переднюю Азию и Эгейский мир, завладел ключевыми стратегическими районами и плацдармами, превратившись в сильнейшую державу того времени. Преемнику Тутмоса III необходимо было поддерживать на прежнем уровне политическую и военную мощь Египта. Это было необходимо для сохранения международного престижа Египта, ибо только сильная армия и военные успехи могли держать в повиновении племена, покоренные силой оружия, и импонировать соседним независимым государствам. Это было необходимо и для дальнейшего развития рабовладельческого [152] хозяйства самого Египта, так как только постоянный приток в страну военнопленных мог пополнять естественную убыль рабов и регулярно обеспечивать рабской силой сельское хозяйство, ремесленные производства, царское, храмовое и аристократическое хозяйство Египта. Поэтому военная, точнее — завоевательная, политика была в центре внимания египетского правительства и после смерти Тутмоса III.
Преемником Тутмоса III был его сын Аменхотеп II, носивший второе имя Аа-хеперу-Ра и женатый на царевне Хатшепсут, дочери знаменитой царицы Хатшепсут. Этот брак особенно укреплял законную царскую власть и авторитет нового фараона, который благодаря этому мог опереться на самые разнообразные слои аристократии и аристократического жречества, а также на бывших сторонников царицы Хатшепсут, временно оттесненных при Тутмосе III. Таким образом, Аменхотеп II смог объединить вокруг себя весь правящий класс рабовладельческой аристократии, что дало ему полную возможность энергично продолжать активную завоевательную политику его предшественника. Чтобы еще больше укрепить свое положение, Аменхотеп II приблизил к себе соратников и сподвижников своего отца. Старый военный командир Аменемхеб, участвовавший в походах Тутмоса III и получивший от него ряд почетных наград, с гордостью рассказывает в своей автобиографии, что Аменхотеп II приказал ему «подняться во внутренние помещения дворца и встать перед сыном Амона Аа-хеперу-Ра, этим великим и сильным». Подчеркивая свое расположение к видным представителям старой армии, фараон говорит Аменемхебу, что ему известна его доблесть, которую он неоднократно проявлял, когда находился в свите Тутмоса III. В виде особой милости Аменхотеп II назначил Аменемхеба на высокий пост «представителя войска» и приказал ему командовать личной охраной «храбрецов царя».1) Стремясь еще больше расширить социальную базу своей власти, Аменхотеп II, как некогда царица Хатшепсут, объявил себя властителем «народа» (рехит), возможно, пытаясь заинтересовать в своей завоевательной политике широкие слои свободного зажиточного населения Египта, которым военные походы и расширение торговли сулили быстрое обогащение.2)
Стремясь всячески идеализировать деспотическую государственность древнего Египта и в связи с этим изобразить завоевательную политику Аменхотепа II в качестве оборонительной, буржуазные историки со времени Бругша и Масперо обычно объявляют первые военные походы Аменхотепа II карательными экспедициями, которые были вызваны восстаниями иноземных племен, покоренных Тутмосом III. Однако вряд ли можно думать, что слабые, малочисленные, разрозненные племена [153] Синайского полуострова или Восточной пустыни и оазиса эль-Кхаргэ могли поднять сколько-нибудь значительное восстание против могущественного египетского фараона, опиравшегося на сильную армию, закаленную в многолетних боях в царствование Тутмоса III. Поэтому следует скорее предположить, что краткое сообщение в надписи Аменемхеба о том, что Аменхотеп II тотчас же после своего восшествия на престол «присоединил азиатов «кат» к Красной Стране и отрубил головы вождям их. Появился он подобно Гору, сыну Изиды и схватил он... Генеунтиу, страну Кенемтиу»,3) является лишь официальной версией, объясняющей возобновление завоевательной политики предшествующего царствования необходимостью подавить восстания, вспыхнувшие в разных частях страны. Эта официальная версия, конечно, — лишь обычная демагогическая пропаганда, целью которой было примирить египетский народ с тяготами военного времени и несколько подогреть военный пыл армии. Если недовольство политикой египетского правительства и прорывалось в разных частях египетского государства, то подавление этих вспышек недовольства не требовало ведения регулярной войны. К тому же в надписи Аменемхеба ни слова не сказано о каком-либо восстании. Карательные экспедиции фараона против племен Восточной пустыни и оазиса эль-Кхаргэ были предприняты лишь для того, чтобы устрашить ближайших соседей Египта, пограбить эти области и продемонстрировать военную мощь Египта накануне большого похода, задуманного с целью продолжить завоевательные войны Тутмоса III.
На двух стэлах — на стэле из храма в Амада, текст которой был скопирован еще Шампольоном, и на стэле из храма в Элефантине, которые помечены 3-м годом царствования Аменхотепа, упоминается «возвращение его величества из Верхнего Речену, его величества, поразившего всех своих врагов и расширившего границы Египта во время своего первого победоносного похода». Дальше в этих двух одинаковых надписях говорится, что фараон своей собственной секирой убил семь князей в стране Тихси, расположенной в области Антиливана, к северу от Дамаска. Трупы этих семи князей были повешены вниз головой на корме царского корабля и доставлены в Египет. Трупы шести князей были повешены перед стеной Фив, а труп седьмого князя был доставлен в Нубию и повешен перед стеной города Напаты.
На гранитной стэле, найденной еще Шампольоном около второго из южных пилонов Карнакского храма, на так называемой Карнакской или Фиванской стэле Аменхотепа II, текст которой был поврежден при Эхнатоне и поэтому плохо сохранился, имеется несколько более подробное, но все же фрагментарное описание похода Аменхотепа II в Сирию. Египтологи, [154] изучавшие эти три надписи в XIX и в начале XX в., полагали, что в них описывается один и тот же поход Аменхотепа в Сирию, который назван в первых двух надписях «первым победоносным походом» Аменхотепа II. Однако текст стэлы, найденной египтологом Бадауни в 1942 г. вовремя раскопок развалин Мемфиса в Мит-Рахине, пролил новый свет на первые годы царствования Аменхотепа II и заставил египтологов резко изменить свои взгляды на первые походы Аменхотепа II в Сирию. В тексте этой Мемфисской стэлы подробно описываются два похода Аменхотепа в Сирию, причем первый поход, названный «первым победоносным походом» помечен 7-м годом царствования Аменхотепа II, а второй, соответственно названный «вторым победоносным походом», помечен 9-м годом царствования этого фараона. Сличение Мемфисской надписи с Фиванской показывает, что в обеих надписях описывается один и тот же поход.4) Таким образом, приходится признать, что в Амадской и Элефантинской надписях, относящихся к 3-му году царствования Аменхотепа II, упомянут первый поход фараона в Сирию, а в Фиванской и Мемфисской описан второй поход Аменхотепа II в Сирию, который происходил на 7-м году его царствования, но странным образом в Мемфисской надписи тоже назван «первым победоносным походом». Альт предполагает, что первый поход происходил во время соправительства Аменхотепа II со своим отцом Тутмосом III, а второй — во время его полного единовластия и поэтому тоже назван «первым походом». Однако это предположение доказать не представляется возможным, так как в Амадской и Элефантинской надписях упомянуты не соправители Тутмос III и Аменхотеп II, а лишь один царствующий фараон Аменхотеп II.5) Поэтому до сих пор нельзя удовлетворительно объяснить, почему два различных похода названы «первым победоносным походом».
Поход 7-го года в Сирию был предпринят Аменхотепом II с целью не только укрепить в экономическом и военно-политическом отношении позиции Египта в Передней Азии, но и для того, чтобы «расширить границы» Египта, как об этом ясно говорится в тексте Мемфисской стэлы.6) Вполне естественно, что свободолюбивые племена Палестины, Финикии и Сирии и после смерти Тутмоса III нередко поднимали восстания против египетских угнетателей, однако на этот раз, если и вспыхнуло в Сирии восстание против Египта, все же истинной причиной похода 7-го года была военно-агрессивная политика Египта в Передней Азии. Характерно, что в Мемфисской стэле, которая в некоторых отношениях напоминает текст «Анналов Тутмоса III» и, очевидно, также восходит к дневникам походов Аменхотепа II, не говорится о каком-либо крупном восстании в Сирии, как на это ясно указывается в «Анналах».7) Автор [155] Мемфисской стэлы лишь мельком упоминает о том, что фараон имел целью, помимо «расширения границ» Египта, «захватить имущество тех, кто не сохранил ему верности».8) Весьма возможно, что первым непокорным городом был Шамаш-Эдом, молниеносно захваченный и опустошенный египетским войском. Однако реальный результат этой кровавой расправы с мятежным городом указывает на то, что восстание если и произошло на самом деле, то было весьма незначительным. При его усмирении было захвачено всего лишь 35 азиатов и 22 быка. Это мелкое восстание было либо спровоцировано в целях демагогической пропаганды, либо использовано, чтобы замаскировать истинные захватнические цели похода 7-го года, задуманного в большом масштабе.9)
После взятия Шамаш-Эдома Аменхотеп во главе авангарда переправился через Оронт.10) На другом берегу он подвергся нападению со стороны сирийцев. Однако, судя по текстам Фиванской и Мемфисской стэл, Аменхотеп II одержал над сирийским отрядом молниеносную победу, которую льстивый писец объясняет личным мужеством фараона. Характерно, что писец сравнивает воинственного фараона с египетским богом Монту и сирийским богом Решефом, что указывает на проникновение в Египет в этот период, а может быть, и несколько позднее, сирийских культов, в частности культа бога войны Решефа и культа богини войны Анат.11) В обоих текстах отмечена и личная добыча фараона: два князя, шесть знатных сирийцев, их колесницы, лошади.
Затем Аменхотеп II двинулся по направлению к Евфрату и через 14 дней достиг города Нии, идя, возможно, по пути, который вел от Оронта через Халпу (Алеппо) к долине Евфрата.12) Судя по довольно быстрому продвижению египетского войска (30 км в сутки), население всего района, расположенного между Оронтом и Евфратом, не оказывало сопротивления. Жители Нии во главе с князем города приветствовали фараона, выйдя на городские стены. Вряд ли можно думать, вслед за И. С. Кацнельсоном,13) что Ния сдалась фараону. Об этом в надписи нет ни слова. Равным образом в надписи не говорится ни об осаде, ни о штурме Нии. Правильнее думать, что Ния сохранила верность Египту, как и в царствование Тутмоса III.14) Весьма возможно, что князья Нии, расположенной на важном торговом пути, ведшем из долины Евфрата к долине Оронта, защищаясь от посягательств митаннийских и хеттских царей, часто ориентировались на поддержку Египта.15)
Однако не все города Сирии находились полностью в сфере влияния Египта. Возможно, что те города, которые были центрами независимых государств и издавна вели обширную и самостоятельную внешнюю торговлю, стремились сохранить [156] свою независимость или сбросить ненавистное египетское иго. К этим городам, очевидно, принадлежал Угарит, развалины которого были раскопаны Шеффером около Рас-Шамра. Угарит еще со времени Среднего царства был значительным и богатым городом, центром сильного северосирийского государства.16) В Карнакской и Мемфисской надписях ясно говорится о том, что во время похода Аменхотепа II в Сирию в Угарите началось восстание против египтян. Видимо, еще находясь в Нии, фараон узнал, что «некоторые сирийцы, находившиеся в Угарите», составили заговор и решили изгнать египетские войска из города. Поэтому можно предположить, что это восстание против Египта охватило не только Угарит, но и ряд соседних областей и городов Северной Сирии. Карательная экспедиция, предпринятая фараоном против Угарита, окончилась полной победой египтян. Так как Фиванская и Карнакская надписи совершенно не упоминают ни об осаде города, ни о штурме или даже о каких-либо боях, можно думать, что египетские войска стремительным броском овладели городом Угаритом, наголову разбив заговорщиков, которые, возможно, даже и не успели поднять восстание. Во всяком случае в надписях Аменхотепа II после описания того, как было подавлено это восстание, сразу говорится, что вся страна Угарит и даже страна «Чараха на всем своем протяжении»17) подчинились фараону, став его собственностью. Таким образом, весь район богатой долины Оронта с прилегающим средиземноморским побережьем, а также с глубинными районами, расположенными между Оронтом и Евфратом, принуждены были признать господство Египта.18) Из последующего текста Мемфисской надписи видно, что подавление Аменхотепом II восстания в Угарите оказало сильное влияние на правителей северно-сирийских городов и областей. После того как фараон расположился лагерем поблизости от Чараха и его войска опустошили и разграбили этот район, правитель Гизры пришел к египетскому царю «миролюбиво» и доставил ему (возможно, в качестве дани) своих детей и свое имущество.19) Равным образом «предложила мир его величеству и страна Инка».20) Очевидно, эти местности находились неподалеку от Кадеша, так как после этих слов в Мемфисской надписи говорится: «достиг его величество Кадеша». В памяти египтян еще были свежи воспоминания о том, какое упорное сопротивление всегда оказывал египтянам Кадеш, этот сильнейший город Сирии, возможно, центр довольно значительного сирийского государства. Именно поэтому в Мемфисской надписи подчеркивается, что правитель Кадеша вышел к фараону с предложением мира: но, по-видимому, фараон не очень верил в искренность миролюбивых чувств правителя Кадеша и его жителей. По крайней мере в Мемфисской надписи сказано, что [157] «принудили их дать клятву [верности] и равным образом их детей».21) Как известно, Тутмос III также заставил князей, захваченных в Мегиддо, дать клятву верности, как об этом сообщает надпись из Джебель-Баркала, в которой приводится и полный текст этой клятвы: «Тогда заставило мое величество [их] дать клятву, говоря: «Мы никогда снова не причиним зла Мен-хепер-Ра, да живет он вечно, пока мы будем жить, так как мы видели его могущество. Да дарует он нам дыхание [жизни, как он захочет]». Очевидно, египетские фараоны считали Мегиддо и Кадеш наиболее опасными для Египта центрами сопротивления сирийских племен. Именно поэтому они, не доверяя искренности правителей этих сильных городов, требовали от них принесения особой клятвы в вечной верности египетскому фараону. Больше того, чтобы внушить населению Кадеша страх перед могуществом египтян и их обоготворенного царя, фараон решил наглядно продемонстрировать в Кадеше свою физическую силу. Как сказано в Мемфисской надписи: «Его величество выстрелил перед ними на южной окраине этого города в две круглые цели из кованой меди».22) На большую физическую силу Аменхотепа II и его мастерскую стрельбу из лука указывает и ряд других надписей. Так, в надписи из Медамуда упоминается о том, что фараон предложил своим спутникам повторить тот выстрел из лука, который он только что сделал. В надписи на третьем пилоне большого Карнакского храма сказано, что стрела, пущенная фараоном из лука, пробила медную цель толщиной в три пальца. В этой надписи Аменхотеп назван «могучим луком, который превосходно стреляет, причем его стрелы никогда не пролетают мимо». В надписи из Амады об Аменхотепе II говорится: «Он могуч мечом, нет подобного ему, не найти равного ему. Он царь, обладающий мощной рукой. Не может натянуть его лука никто из его воинов, из правителей иноземных стран, из князей страны Речену, так как сила его больше [силы] всех царей». В надписи, найденной около сфинкса в Гизэ, рассказывается о том, как Аменхотеп II выбрал себе самый лучший лук из 300 луков и, стреляя со своей колесницы, пробил стрелами четыре медные цели, расположенные на расстоянии 20 локтей друг от друга. Очевидно, воспоминание о мастерской стрельбе из лука Аменхотепа II и его необыкновенной физической силе долго сохранялось в древнеегипетском фольклоре. По крайней мере в рассказе Геродота об эфиопском царе, который послал Камбизу свой огромный лук с предложением его натянуть, ясно сохранился далекий отголосок легенды о могучем царе, огромный лук которого никто не мог натянуть.23) Нет ничего удивительного в том, что образ могущественного и физически мощного фараона был использован в официальных реляциях о победах Аменхотепа II [158] для устрашения всех внутренних и внешних врагов египетского государства. Для того чтобы еще резче подчеркнуть, что весь район вокруг Кадеша был полностью замирен фараоном, в Мемфисской надписи рассказывается, что после занятия Кадеша в горах Рабиу (около Кадеша) была организована большая охота на газелей, жеребцов, зайцев и онагров.
Продолжая повествовать о личных подвигах Аменхотепа II, автор Мемфисской надписи сообщает, как фараон на своей колеснице, никем не сопровождаемый, направился в Хашабу24) и вскоре возвратился оттуда, захватив в плен и пригнав оттуда 16 знатных сирийцев, причем 20 (отрубленных) рук висело на лбу его коня и 60 быков он гнал перед своей колесницей. Рассказ кончается словами: «Предложил мир его величеству также и этот город».25) Этими словами писец хотел подчеркнуть мощь египетского фараона, который совершенно один подавлял восстания в сирийских городах, брал там пленников и добычу и принуждал города к подчинению.
После этих «блестящих» успехов и полного замирения ряда областей Северной Сирии Аменхотеп II вернулся по дороге, ведшей вдоль Саронской долины,26) обратно в Египет. На пути фараон встретил «посла27) князя Нахарины с глиняной табличкой на шее».28) В надписи говорится, что фараон взял этого посла в плен и привез с собой в Египет, очевидно, в виде заложника. Можно предполагать, что Аменхотеп II не доверял митаннийскому царю и потому, не пожелав вступить с ним в переговоры, привел в Египет его посла в качестве своего личного пленника.
Для того чтобы наглядно показать реальные результаты похода Аменхотепа II в Сирию, совершенного им на 7-м году его царствования, автор Мемфисской надписи приводит следующий «перечень его добычи: знатных сирийцев — 550, их жен — 240, хананеев — 640, сыновей правителей — 232, дочерей правителей — 323, наложниц правителей всех иноземных стран — 270 вместе с украшениями из серебра и золота, которое было на них, всего 2214.29) Лошадей — 820, боевых колесниц — 730, вместе со всем их боевым оружием».
Трудно установить, каковы были причины второго похода Аменхотепа в Сирию, описанного во второй части Мемфисской стэлы. Весьма возможно, что в завоеванных ранее областях Передней Азии было поднято восстание против Египта. Однако в надписи об этом ничего не сказано. Судя по большому количеству взятых пленных, этот поход, как и большинство других походов египетских фараонов, имел целью грабеж соседних стран и захват пленников, которых, как обычно, обращали в рабство. Возможно, что одной из причин этого второго похода Аменхотепа II в Сирию и Палестину было стремление укрепить [159] положение Египта в Передней Азии и принудить крупнейшие государства Передней Азии, а именно Митанни, Хеттское царство и Вавилон, признать завоевания Египта. На это обстоятельство как будто указывают последние фразы Мемфисской надписи.
«Второй победоносный поход» Аменхотепа II был начат в 25-й день 3-го месяца наводнения на 9-м году его царствования. В Мемфисской надписи после указания точной даты начала этого похода говорится, что он был предпринят против страны Речену, в частности против города Ипек, который, возможно, находился в горах Гильбоа, в Северной Палестине, в 10 км к западу от Бет-Шана, т. е. в густонаселенном районе. Судя по тому, что в надписи не упоминается ни одного боевого столкновения и даже ни одной стычки, город быстро сдался на милость победителя и обратился к фараону с просьбой даровать ему мир. Эту быструю первую бескровную победу Аменхотепа II можно объяснить предшествующими победами фараона, нагнавшими страх на города Палестины.
Первую настоящую победу после более или менее крупной битвы египетские войска одержали около города Ихема,30) расположенного в 15км к западу от Ипека, прямо к югу от Таанака. Очевидно, здесь собрались войска враждебной Египту коалиции, которая, возможно, подняла восстание против Египта, что и было причиной второго похода Аменхотепа II. Судя по большому количеству пленных, указанному в конце Мемфисской надписи, и на основании того, что эти пленные происходили из разных частей Сирии, можно предполагать, что в состав этой коалиции входили города и области не только Палестины, но и Сирии. Полностью разгромив в этом районе неприятельские войска, Аменхотеп II опустошил район поселений Мапасин и Хатичана, расположенных к западу от Сохо, очевидно, современного Шувейко, к северу от Наблуса.31) В результате этой крупной победы город был занят египетскими войсками, а правители его, их дети, жены и близкие были взяты в качестве пленников. Одновременно с этим египтяне взяли здесь большую добычу в виде «бесчисленного имущества», скота и лошадей.
Следующая большая победа была одержана египтянами около городов Итурина и Мигдолинета, находившихся в области Самарии. Видимо и здесь египтянам противостояли довольно многочисленные войска, собранные не только в Палестине, но и в Сирии, так как, судя по Мемфисской надписи, Аменхотеп II взял здесь в плен 34 правителя. Последней крупной победой египтян во время второго похода Аменхотепа, была победа под Анахаратом, которая привела к взятию и опустошению этого города, упомянутого еще в списке покоренных городов Тутмоса [160] III.32) Наконец, в Мемфисской надписи упоминается захват правителя города Геба-Сумне по имени Гаргур вместе с его женой, детьми и близкими.
О значительных результатах второго похода Аменхотепа в Сирию можно судить по перечню добычи, помещенному в конце Мемфисской надписи. В этом перечне указано: «правителей страны Речену — 217, братьев правителей — 179, аперу33) — 3600, шасу — 15 200, сирийцев — 36 300, пленников из Нагасу34) — 15 060, их близких — 30 652, а всего — 89 600,35) вместе с их бесчисленным имуществом, всем их мелким и крупным рогатым скотом, боевых колесниц из золота и серебра — 60, деревянных раскрашенных боевых колесниц со всем их снаряжением — 1032, лошадей (?) — 3500».36) Большое количество пленных, взятых египетским войском во время этого похода, ясно указывает на то, что Аменхотеп совершил этот поход не только в Северную Палестину, но и в некоторые районы Сирии. Именно поэтому широкий размах завоевательной политики Аменхотепа II произвел настолько сильное впечатление на наиболее сильных царей Передней Азии, на царя Митанни, на царя Хеты и на царя Сагара,37) что они, по словам Мемфисской надписи, обратились к фараону с просьбой о мире и даже выразили пожелание принести фараону дань. Таким образом, два «победоносных похода» Аменхотепа II, к сожалению, очень кратко описанные в Мемфисской надписи, несомненно, укрепили военно-политическое положение Египта в Передней Азии, возможно, несколько пошатнувшееся после смерти Тутмоса III. Египет стал снова сильнейшим государством Передней Азии, имевшим возможность широко использовать людские и экономические ресурсы Северо-Восточной Африки, Палестины, Финикии и Сирии; Египет снова стал господствовать над важнейшими торговыми путями, соединявшими Малую Азию и Месопотамию с Северо-Восточной Африкой и всем районом Эгейского моря. Эти победы Аменхотепа II в Палестине и Сирии, конечно, дали толчок дальнейшему развитию рабовладельческого хозяйства Египта и тем самым содействовали усилению древнеегипетской деспотии.
Наиболее крупным успехом, достигнутым Египтом в Передней Азии в царствование Аменхотепа II, было признание египетской гегемонии соседними государствами, как об этом ясно говорится в Мемфисской надписи и в надписи на колонне в гипостиле Тутмоса IVi) между четвертым и пятым пилонами Карнакского храма. Автор этой последней надписи с гордостью говорит, что «правители Митанни пришли к нему (фараону. — В. А.) со своей данью на спине, чтобы просить его величество даровать им сладкое дыхание жизни. Замечательное событие, о котором не было слышно со времен богов! Эта страна, [161] которая не знала Египта, умоляет благого бога».38) Очевидно, на египтян произвело особенно сильное впечатление то обстоятельство, что даже князья далекой митаннийской страны, расположенной за Евфратом, признали господство Египта, принеся дань египетскому фараону. Это было как бы наглядным доказательством того, что победы Аменхотепа II принудили все государства Передней Азии признать гегемонию Египта. К сожалению, в настоящее время трудно более или менее точно очертить район египетских владений в Передней Азии, тем более, что список покоренных городов и местностей Аменхотепа II, высеченный на стене часовни Аменхотепа II в храме Амона в Карнаке, сохранился очень плохо. Заголовок этого перечня гласит: «Перечень стран, которые его величество сокрушил в их долинах и залил их кровью». Среди сохранившихся названий можно различить следующие названия азиатских местностей и городов: 1) Речену (Верхнее), 2) Речену (Нижнее), 3) Хару... 12) Кадеш, 13) Алеппо, 14) Ния, 15) Саджара, 16) Тунип, 17) Катна, 18) Хаджор.39) Но и по этим немногим сохранившимся географическим названиям ясно видно, что в результате «победоносных походов» Аменхотепа в Сирию египтяне укрепили свое господство не только в Палестине, но и в Северной Сирии, возможно, вплоть до Евфрата, заняв важнейшие опорные стратегические пункты — Кадеш, Алеппо, Пию и Тунип.
Чтобы вести успешные войны в Сирии, египетские фараоны всегда должны были держать в повиновении подчиненные им нубийские области, откуда Египет в те времена получал большое количество различного сырья, золото и множество рабов. Очевидно, именно с целью укрепления своего влияния в Нубии Аменхотеп II отправил туда специальную экспедицию, которой было поручено доставить и повесить на стенах Напаты труп побежденного убитого азиатского князя для устрашения непокорных правителей Нубии.40) Возможно, где-то в районе 4-го порога Нила, недалеко от Напаты, в стране Карой была установлена южная граница египетского государства. Как здесь, так и на северной границе, в стране Нахарины были установлены памятные стэлы, о чем говорится в надписи «царского писца Минхотепа».41) Эти стэлы должны были сохранить память о фараоне, который «установил свои границы так далеко, как того сам захотел».42)
Укрепление египетской власти в Нубии, замирение непокорных нубийских племен, возможное расширение завоеванных территорий главным образом к югу, беспощадная эксплуатация нубийских и иных племен Восточной Африки дали возможность египетскому государству систематически выкачивать из Нубии наряду с людскими резервами, прежде всего в виде рабов, [162] большие материальные ценности. Обильная дань и разнообразные подати широкой рекой текли в Египет, в сокровищницу фараона. Один из знатных чиновников царского казначейства в Фивах, Тотнофер, изобразил на стенах своей гробницы (Шейх-абд-эль-Гурна, № 80) доставку, приемку, взвешивание и, надо полагать, подсчет различных ценностей, привезенных, очевидно, из Нубии в сокровищницу египетского фараона.43) Среди этих ценностей выделяются золото в виде прямоугольных брусков, слитков и колец, медные слитки, слоновые клыки, страусовые перья, ящики и ларцы, в которых, возможно, хранились одежды, ткани и т. п. Слуги взвешивают золотые кольца на весах, а писцы записывают результаты взвешивания и подсчета. Наряду с драгоценными металлами в царской сокровищнице в те времена хранились роскошные, высокохудожественные изделия. На фреске из гробницы Кенамона, знатного вельможи времени Аменхотепа II, мы видим изящные, богато отделанные сосуды в виде бутона, в форме лежащей антилопы, зеркало, украшенное слоновой костью и черным деревом, конскую сбрую, панцири, мечи, секиры, ларцы. Судя по изящно сделанным рисункам и тут же помещенным надписям, здесь хранилось 230 кожаных колчанов, 680 щитов, обтянутых кожей, 30 царских посохов из черного дерева, серебра и болота, 360 железных серповидных мечей, 140 железных кинжалов, 220 бичей из золота, слоновой кости, черного дерева и т. д. Изобразив, по-видимому, только небольшую часть сокровищ, ценностей и оружия, вероятно, хранившихся в одном из отделений царской сокровищницы, Кенамон имел в виду дать хотя бы некоторое представление о богатствах, находившихся в распоряжении царя. Вполне естественно, что накопление этих богатств в царской сокровищнице стало возможным благодаря завоевательным походам в Переднюю Азию и Нубию, которые позволили египетским фараонам захватить в покоренных странах. Огромную добычу, обеспечить регулярный приток дани и способствовали дальнейшему развитию внешней торговли Египта.44) Египет в период XVIII династии прочно завоевал Нубию. Она была введена в состав египетского государства в качестве особой области, непосредственно подчиненной высокому чиновнику, носившему титулы «царского сына Куша» и «начальника стран юга». При Аменхотепе II эту должность занимал некий Усерсатит, который в своих надписях называет себя «сын царя, начальник стран юга», «наследственный князь», «единственный друг», «состоящий при царе во всех его местах», «начальник дворца», «великие верховные уста во всей стране», «казначей царя Нижнего Египта». Судя по этим титулам и эпитетам Усерсатита, которые сохранились в его надписях, на должность наместника Нубии и вообще южных стран обычно [163] назначался высокопоставленный чиновник, придворный, занимавший видное положение при царском дворе, близкий к царю, может быть, непосредственно ему подчиненный. Одной из его важнейших обязанностей было получение и доставка в царское казначейство ценностей, которые систематически выкачивались египтянами из Нубии. Поэтому Усерсатит с гордостью говорит, что он был «велик данью из Нубии», что он «наполнял сокровищницу золотом (джам)».45)
Египетское экономическое влияние проникало в Нубию главным образом через города, крепости служили военным оплотом египетского могущества и господства, храмы были проводниками культурного и религиозного влияния египтян на местное население.
С целью все большего укрепления египетского влияния в Нубии при Аменхотепе II здесь были достроены храмы, начавшие строиться еще в предшествующее царствование. Эти храмы были сооружены из камня и окружены кирпичными стенами, что превращало их в своеобразные крепостные сооружения. В надписях из Амады и Элефантины говорится о том, что на это строительство не жалели средств. «Двери [были] из лучшего кедра террас», «ворота из песчаника». Сооружение монументальных Арамов должно было свидетельствовать о силе и богатстве египетского государства, о его прочности и вечности. В надписях из Амады и Элефантины упоминается, что Аменхотеп II построил «большой пилон из песчаника.., окруженный колоннами из песчаника, как вечное сооружение».46)
В различных районах Нубии сохранились остатки храмов, культовых сооружений, рельефов, статуй и надписей, ясно указывающие на глубокое проникновение египетского влияния в эти южные страны в царствование Аменхотепа II. В районе первых порогов на скалистом острове Бигэ (егип. Сенмет) была найдена сидящая гранитная статуя Аменхотепа II. В Калабша в переднем зале храма сохранился рельеф с изображением Аменхотепа II, который в качестве основателя храма приносит вино в жертву богу Мину и местному божеству Мандулис. В Амаде сохранились рельефы с изображениями и надписями времени Аменхотепа II. К югу от Анибы, на склоне крепостной горы Каср-Ибрим сохранилась памятная ниша с изображением Аменхотепа II, которому чиновники приносят дань (между прочим и пантеру). Между Вади-Хальфа и Керма на острове Саи сохранились остатки святилища, построенного Тутмосом III и достроенного Аменхотепом II между 2-м и 3-м порогами.
Проводником египетского влияния в Нубии было жречество; его высший слой, в состав которого входили крупные рабовладельцы и чиновники, был надежной опорой для проведения в Нубии политики египетского государства. Вполне естественно, [164] что Аменхотеп II, как и все его предшественники, щедро одарял наряду с египетскими также и нубийские храмы. В надписях из Амады и Элефантины говорится, что он «добавил один день к празднику [который праздновался] в Нубии [в честь] его матери, богини Анукет, во время его путешествия «Начало реки». Здесь же перечисляются и жертвы, приносившиеся по этому случаю в храм: «хлеб, пиво, быки, гуси, вино, благовония, фрукты, всякие хорошие и чистые вещи, как полагается каждый год, как добавка к трем дням его обычного праздника...»».47) Постройки храмов и щедрые жертвы богам, вернее жрецам, связывались с победами фараона, который, вернувшись после победоносного похода в Верхнее Речену, считал своим долгом отблагодарить богов за дарованные им победы, а жрецов — за поддержку.48) Огромные естественные богатства Нубии и прилегающих к ней областей широко использовались египетским правительством в значительной степени для проведения завоевательной политики в Передней Азии. Некоторая, очевидно, небольшая часть этих средств, оставалась в Нубии, оседая главным образом в храмах. На эти средства организовывалась религиозная пропаганда, которая должна была укрепить идеологическое влияние Египта в завоеванной Нубии и священный авторитет обоготворяемого фараона. Эти средства использовались и для организации египетского управления в Нубии, а также для материальной поддержки египетских жрецов и чиновников, живших к югу от 1-го порога Нила.
При Аменхотепе II завоевательная политика Египта достигла высокого напряжения. Египетским войскам покорились Палестина, Финикия, Сирия, северосирийские княжества; Нубия была прочно введена в состав египетского государства и подверглась сильному египетскому влиянию; наконец, даже далекое и большое Митаннийское государство было принуждено признать мощь и авторитет Египта в Передней Азии. Судя по захвату огромного числа пленных, египетские войска были многочисленны и достаточно организованы, чтобы совершать далекие походы вплоть до Напаты на юге и Северо-Западной Месопотамии на севере.
Государственный аппарат Египта был в значительной степени централизован. Страной управлял узкий круг высокопоставленных чиновников, которые контролировали административное управление, хозяйственную жизнь, финансы и даже храмы с их необозримыми богатствами и владениями. Имена некоторых из этих знатных аристократов хорошо известны. Таков Кенамон, в гробнице которого среди многих рисунков сохранилось изображение юного царевича Аменхотепа II, сидящего на коленях своей кормилицы, «великой кормилицы фараона».49) [165]
Таков один из наиболее видных представителей царской администрации того времени (везир) Рехмира, который занимал ряд высоких постов при Тутмосе III и сумел сохранить свое положение при Аменхотепе II.50) Эти высокопоставленные чиновники входили в высший слой правящего класса рабовладельческой аристократии наряду с представителями наиболее знатного и богатого жречества. Весьма возможно, что уже в это время на первое место начало претендовать высшее фиванское жречество, что, конечно, не могло не вызвать некоторых трений между первосвященниками Амона и царской властью. Но конфликт между царской властью и высшим жречеством, особенно фиванским, которое стремилось к некоторой самостоятельности, еще не назрел. Царская власть была достаточно сильна, чтобы не заискивать перед богатым и сановным жречеством. От времени Аменхотепа II до нас дошло довольно мало храмов. Возможно, что в религиозном центре столицы — Фивах, в частности в Карнаке, на было или почти не было возведено в то время каких-либо значительных построек. Однако здесь все же были построены молельня у западного фасада пятого пилона Карнакского храма, а также небольшой юбилейный (хебседный) храм.51) Аменхотеп II, как и в Нубии, ограничивался главным образом достройкой храмов, начатых его отцом. В своей надписи он сообщает о сооружении в южном гипостиле «величественных колонн, богато украшенных электрумом». Следуя давней традиции, Аменхотеп II построил свой заупокойный храм, выбрав для него место на западном берегу Нила около святилища Тутмоса III. Очевидно, и в этом сказалось стремление Аменхотепа II во многом подражать своему предшественнику, полностью продолжая его широкую завоевательную политику в Передней Азии и Нубии. К сожалению, этот заупокойный храм не сохранился, и только скудные его остатки были обнаружены Флиндерсом Петри в 1896 г.52) Весьма вероятно, что уже Аменхотеп II стремился в какой-то мере опереться на провинциальное жречество. В одной надписи, сохранившейся в Турра, говорится, что царем были «открыты каменоломни, чтобы добывать хороший известняк Айяна», причем тут же указано, что это должно было быть «памятником для богов и богинь, для их храмов [на миллионы лет]».53) Особенно характерно то, что Аменхотеп II изобразил себя в данном случае перед вереницей из 13 божеств. Брэстед предполагает, что фараон добывал в этих каменоломнях строительный материал для своих построек в Мемфисе и Гелиополе.54) Как бы то ни было, сохранились скудные известия о том, что Аменхотеп строил в Гермополе. В одной надписи55) упоминается о постройке царем «укрепленного дворца [под названием] Аа-хеперу-Ра» именно в Гермополе. Как эта постройка, так и сооружение [166] пышной гробницы фараона в Долине царских гробниц свидетельствуют об усилении политического и религиозного авторитета обоготворявшегося царя, культ которого с давних пор существовал в Египте и использовался рабовладельческой аристократией в период крупных завоеваний для укрепления классового строя в целом.
Власть фараона все еще была прочными нитями связана с высшим, главным образом фиванским жречеством. Неизбежной данью времени были жертвы храмам, которые щедро расточали многие фараоны Египта. Аменхотеп II, очевидно, пытавшийся в некоторой степени освободиться от влияния фиванских первосвященников, все же принужден был сообщать в своих торжественных надписях о том, как он одарял Фиванский храм Амона — главное святилище и богатейшую сокровищницу Египта в те времена. Вполне естественно, что эти жертвы связываются с победами египтян в Передней Азии и с богатой данью, полученной из страны Митанни. После описания этих важнейших для того времени событий автор надписи говорит о сооружении царем в южном гипостиле величественных колонн, богато украшенных электрумом, и о том, что царь пожертвовал в храм золотую и серебряную утварь. «Сокровищница [храма] была наполнена данью из каждой страны. Его амбары ломились от чистого зерна». Царь пожертвовал Амону алтарь (?) из золота, пол которого был сделан из серебра, а также роскошные драгоценные сосуды, которые были «прекраснее, чем звезды».56) Демагогически используя поддержку все еще могущественного жречества, Аменхотеп II с гордостью говорит, что бог щедро наградил царя за эти жертвы, сделав его «владыкой народа».57) Характерно, что и в эту эпоху, как и во время царствования Хатшепсут, рабовладельческая аристократия, возглавляемая царем, пыталась укрепить всеми способами свой авторитет среди широких масс свободного населения, которые в египетском языке того времени обычно обозначались словом «рехит».
Завоевательные войны в значительной степени содействовали обогащению рабовладельческой аристократии Египта. В сокровищницу фараона непрерывным потоком стекались огромные богатства: военная добыча, подати и дань покоренных народов, большие материальные ресурсы, которые систематически выкачивались как из местного египетского населения, так из завоеванных стран Передней Азии и Нубии. Одновременно с этим развивалась и внешняя торговля, в частности с племенами Эгейского мира, на что между прочим указывают изображения в гробнице Аменемхеба.58) Естественно, что искусство этого времени ярко отразило роскошный быт богатой и знатной аристократии, постоянно и щедро награждаемой [167] царем. «Начальник царской трапезы» Суемнут изобразил на стенах своей гробницы яркие картины быта, характеризующие привольную и праздную жизнь богачей при царском дворе. Мы видим, как Суемнут осматривает «прекрасные места царского погреба в Фивах», в котором хранятся огромные запасы вина, разлитого в кувшины и предназначенного для царского стола. Далее изображена царская пивоварня, в которой готовят пиво. На некоторых сосудах, очевидно, с пивом, видны имена Аменхотепа II. Наконец, на стенах той же гробницы изображен Суемнут, наблюдающий за приготовлением царской трапезы. На стол ставят фрукты, овощи, мясо. В корзинах лежат смоквы и гранаты, в сосудах налит мед.59) Знатные богачи в своих усадьбах старались окружить себя утонченной роскошью. Каждый из них стремился иметь свою свиту. Так, слуги Кенамона несут его оружие и утварь: щит, колчаны, бумеранг, стул, палку, сандалии, кошель — богатые и роскошные вещи его обихода. Не только сад, но и кухня Кенамона достойны того, чтобы их запечатлеть на стенах гробницы. Особенно тщательно и изящно изобразил египетский художник девушку, играющую на лютне. Недаром этот рисунок считается одним из шедевров египетского искусства.60) Роскошные пиры, на которых угощали знатных гостей, развлекая их музыкой и плясками гаремных девушек, хорошо изображены на стенах гробниц Тотнофера, Тота и Небамона.61) Знатные богачи гордились своими колесницами, подражая в этом египетскому фараону. Нередко они совершали путешествия на своих кораблях в священный город Озириса — Абидос. Один маленький эскиз, изображающий приготовление постели и причесывание женщины, смотрящейся в зеркало, который сохранился в гробнице «ювелира и скульптора Нефер-ренпет», — дает яркое представление о роскошной и беспечной жизни богатых рабовладельцев того времени.62)
Художественное ремесло и искусство служили в значительной степени для украшения предметов быта и религиозного культа. Об этом говорят изящные изделия, сохранившиеся до наших дней, как, например, статуэтка Аменхотепа II, стоящего на коленях и держащего в руках два жертвенных сосуда.63) В Британском музее хранятся высокохудожественные изделия этого времени: диоритовое ушебти тонкой работы с именем Аменхотепа II, стеклянные и алебастровые сосуды, наконечник булавы, стэла Иату, второго царского жреца, часть сосуда с именем писца Тутмоса и раскрашенная скульптурная группа Иату, занимавшего должности жреца бога Амона, хранителя царского дворца и начальника сокровищницы, который изображен вместе с его родственниками.64) Очевидно, этот период был временем особенного обогащения и усиления рабовладельческой [168] аристократии, которая сумела с максимальной выгодой для себя использовать военно-агрессивную политику египетского государства.
Развитие рабовладельческого хозяйства объективно приводило к дальнейшему росту производительных сил в стране. Использование большого количества рабской силы давало возможность расширять территорию обрабатываемых земель и способствовало развитию сельского хозяйства. Укрепление экономических и культурных связей Египта с соседними странами позволяло египетским рабовладельцам использовать технический опыт культурных народов Передней Азии. И хотя технический прогресс в этом отношении был незначительным и не всегда поддается учету, однако ближайшее исследование должно пролить некоторый свет на эти проблемы.
На стенах гробниц египетских вельмож времени Аменхотепа II сохранились изображения, ярко характеризующие хозяйственную жизнь больших рабовладельческих поместий. По-прежнему сохраняло свое значение сельское хозяйство, в частности промысловая ловля птиц сетями, скотоводство, земледелие и виноградарство. Частнособственнический характер этих крупных поместий подчеркивается тщательным учетом хозяйственной продукции, будь то клеймение скота или перепись кувшинов с вином.65) Некоторый, пожалуй, несомненный технический прогресс заметен в тех ремесленных производствах, которые возникли или развивались под иноземным воздействием. Так, например, при изготовлении кузова колесниц и сандалий используется цветная кожа. Высокое развитие получает ювелирное искусство, в частности изготовление из золота и серебра роскошных и высокохудожественных ваз и чаш, стиль которых обнаруживает несомненное влияние переднеазиатского и эгейского искусства.66)
Искусство достигло в это время в Египте высокого расцвета; в период XVIII династии египетский классический стиль выработал свои особенно отчетливые и в то же время утонченные формы. При этом искусство и религия использовались в значительной степени для укрепления существующего классового строя и для связанного с этим возвеличения царя, которого жреческая пропаганда изображала в качестве бога.
Египетские войска, при Аменхотепе II вторгшиеся в Северо-Западную Месопотамию в пределы Митаннийского государства, укрепили главенствующее положение Египта в Передней Азии. Огромные богатства, стекавшиеся в Египет из завоеванных и соседних стран в виде добычи, дани, податей и товаров, непомерно обогатили царскую казну и храмовые сокровищницы, обеспечив роскошную жизнь рабовладельцев, жрецов и чиновников, но в то же время углубив классовые противоречия между [169] богачами и бедняками, между знатными рабовладельцами и обездоленными рабами.

[Правление Тутмоса IV и Аменхотепа III]^)

Ввиду отсутствия документов трудно сказать, совершали ли египтяне крупные военные походы в Переднюю Азию в течение второго десятилетия царствования Аменхотепа II. Однако имеются все основания предполагать, что Египет был обескровлен длительными войнами и что под давлением некоторых слоев населения египетское правительство, как некогда при Хатшепсут, было принуждено временно приостановить политику внешних завоеваний и больших военных походов. Таким образом, уже в последние годы царствования Аменхотепа II мог наметиться тот поворот к новому курсу мирной внешней политики, который получил наиболее четкое выражение при Аменхотепе III и особенно при Эхнатоне. Однако эта передышка была непродолжительной. Вскоре после смерти Аменхотепа II на престол вступил Тутмос IV, который, возможно, стал царем в результате дворцового переворота. Недаром в одной легенде, текст которой начертан на стэле, найденной между лапами большого Гизэхского Сфинкса, рассказывается о вещем сне Тутмоса. Заснув после охоты в тени Великого Сфинкса, Тутмос увидел во сне, что к нему явился сам бог «великой статуи Хепра», т. е. верховный бог солнца, и обещал ему свое «царство на земле». Очевидно, эта легенда должна была обосновать законность притязаний Тутмоса IV на царский престол. Больше того, в этой надписи ясно указываются те социальные слои, на которые опирался новый фараон. «Войско, царские дети и все знатные радовались ему и любили его... Кварталы Мемфиса и все города, ему принадлежавшие, пришли к нему, подымая руки перед его лицом и восхваляя его».67) Нет ничего удивительного, что войско, дворцовая аристократия и знатные рабовладельцы, а также зажиточные слои городского населения, заинтересованные в возобновлении завоевательной политики, возвели на престол Тутмоса IV, видя в нем истинного преемника Тутмоса III Мен-хепер-Ра. Да и сам Тутмос IV в надписи на Латеранском обелиске называет себя сыном великого завоевателя и считает своим долгом «украсить» и «воздвигнуть» обелиск своего знаменитого предшественника, пролежавший в неоконченном виде 35 лет в Карнакском храме. Возможно, что воцарению Тутмоса IV способствовали и старые сподвижники и соратники Тутмоса III, как, например, писец Чанани, автор «Анналов Тутмоса III», продолжавший свою службу в качестве «начальника войска» и «действительного царского писца» при Тутмосе IV. Характерно, что некоторые особенности летописного стиля, впервые появившиеся в «Анналах Тутмоса III», сохранились и в надписях времени его преемников: Аменхотепа II, Тутмоса IV и даже Аменхотепа III. Так велико [170] было влияние той идеологии, которая была выработана в период расцвета военной политики Египта при Тутмосе III.68)

Тутмос IV, сражающийся на колеснице. Рельефное изображение на колеснице Тутмоса IV.
Каирский Музей. Новое царство. XVIII династия.
Военная аристократия, возведя на престол Тутмоса IV, использовала все идеологические средства того времени — художественную литературу, изобразительное искусство и религию, для того чтобы окружить фараона ореолом неустрашимого мужества, создав легендарный образ царя-победителя, который с самых юных лет как бы готовился к карьере полководца, будучи смолоду смелым охотником на львов и метким стрелком.69) И настолько глубоко внедрился в сознание современников облик фараона-победителя, что даже в гробнице Тутмоса IV сохранились на обломке царского трона и роскошной колесницы его изображения в виде сфинкса, попирающего поверженных нубийцев, и триумфатора, который на своей колеснице топчет и сокрушает сведенные в предсмертных судорогах тела побежденных иноземцев.70) Этот образ идеализированного героя — победоносного фараона, мчащегося на своей колеснице во время охоты на диких зверей, а в дни войны — на своих врагов, укрепляется в изобразительном искусстве и художественной литературе времени Нового царства. Особенно характерно, что этот становящийся почти стандартным образ мужественного [171] охотника и смелого воина используется для изображения не только царя, но часто и знатного аристократа, который пользовался своей колесницей как на охоте,71) так и в бою. Это указывает на то, что египетский фараон в период XVIII династии был особенно тесно связан с богатой и родовитой военной знатью, интересы которой он в первую очередь представлял и защищал.
О походе Тутмоса IV в Переднюю Азию сохранились очень скудные сведения в некоторых надписях того времени. В очень обрывочной надписи в Карнаке, содержащей список жертв, упоминаются «предметы, которые его величество захватил в Нахарине... во время первого победоносного похода».72) Один из сподвижников фараона, служивший в его свите или личной охране, в надписи на своей стэле сообщает, что он находился при царе во время его «походов в южные и северные страны, следуя за его величеством от Нахарины до Кароя и находясь [вместе с ним] на поле битвы».73) Во время этого похода в Переднюю Азию (очевидно, в Северную Сирию) Тутмос IV захватил некоторое количество пленных. В надписи, высеченной в заупокойном храме Тутмоса IV в Фивах, упоминается «заселение «Крепости Мен-хеперу-Ра» людьми из Хару, которых его величество взял в плен в городе Гезере (Ка-джа)».74) Во время этого похода в Нахарину египетские войска захватили не только пленных, но и добычу. Князья Нахарины принуждены были доставлять в Египет обильную дань, как мы это видим на одном изображении из гробницы Хаемхета.75) В гробнице «действительного царского писца, писца новобранцев и начальника войска Чанани» изображено, как «доставляются приношения из Речену и поставки из северных стран: серебро, золото, малахит, всякие драгоценные камни из страны бога, [которые привозятся] князьями всех стран».76) Очевидно, этот так называемый «первый победоносный поход» Тутмоса IV в Переднюю Азию увенчался несомненным успехом. Его результатом было укрепление египетского влияния в странах Речену и Нахарина, иными словами, во всей Сирии вплоть до границ Малой Азии и Месопотамии. Сирийские князья были снова принуждены поставлять ценности ко двору египетского фараона.
Имеются основания предполагать, что Тутмоса IV в начале его царствования поддерживали военные слои рабовладельческой и придворной аристократии, войско и зажиточные слои городского населения, а также, возможно, и провинциальное жречество.77)
В этот период начала упадка военной и политической мощи египетского государства, когда, несомненно, стало понемногу ослабевать политическое влияние Египта в соседних [172]

Египетский вельможа на охотничьей колеснице. Роспись из гробницы Усерхета.
Новое царство. XVIII династия.
странах и все больше углублялись классовые и социальные противоречия между различными слоями населения, центральная власть в лице фараона и его ближайшего окружения должна была опираться на более широкие слои населения и умело лавировать между наиболее сильными группировками в среде правящего класса рабовладельческой аристократии. Однако, возобновив прежний курс завоевательной политики, Тутмос IV, начав на 8-м году своего царствования поход против нубийских племен, сделал попытку опереться теперь на высшее фиванское жречество, которое всегда вдохновляло фараонов на широкие завоевания, в особенности в Нубии, всегда считавшейся исконным доменом верховного фиванского бога Амона, его главного храма в Фивах и его жречества. На скалах Коноссо около Филэ, где издавна проходила граница собственно Египта,78) сохранилась надпись, описывающая поход Тутмоса против восставших нубийских племен. Эта надпись выдержана в стиле, типичном для того времени, когда египетские фараоны изображали себя в качестве преданных почитателей бога Амона, называя фиванского бога своим «отцом» и спрашивая у него совета как у «правителя богов». В надписи говорится о том, что, когда Тутмос IV находился в Фивах и совершал обряды, в [173] частности обряд очищения, в честь бога Амона, фараону сообщили, что южные племена спустились из страны Вават, задумав поднять восстание против Египта и собрав вокруг себя ряд соседних мятежных племен. Демонстрируя перед народом свое традиционное благочестие и свою связь с высшим фиванским жречеством, Тутмос IV , совершив соответствующие церемонии, обратился за советом к верховному фиванскому богу Амону, названному в этой надписи «правителем богов». Получив от фиванских жрецов согласие на проведение этого похода, фараон во главе своего войска выступил на юг. Судя по тому, что войска фараона двигались по обоим берегам Нила, а корабль фараона шел вверх по Нилу, причем царь останавливался в больших населенных пунктах у наиболее почитаемых храмов, например в Эдфу, этот поход был скорее карательной экспедицией, нежели регулярной войной с организованными войсками противника.79) В надписи сказано о том, что население с восторгом встречало фараона, а мятежные враги пытались укрыться в «недоступных долинах» восточного нагорья, где их настигали египетские войска. К сожалению, конец надписи плохо сохранился и поэтому трудно сказать, каковы были реальные последствия этого похода. Очевидно, в результате этого похода восстание мятежных племен, если оно имело место, было подавлено, что дало египтянам возможность укрепить и расширить свою власть над «южными странами», откуда они постоянно получали военную добычу, дань и подати, жестоко взимаемые с местного населения. Как полагает Брэстед, пленные, захваченные в стране Куш, были поселены фараоном в ограде его заупокойного храма в Фивах. На это, возможно, указывает надпись, найденная Петри и хранящаяся в Хаскельском Восточном музее в Чикаго.80) Таким образом, с этого времени египетские фараоны начинают выводить все большее количество рабов из завоеванных соседних стран и расселять их в специальных поселениях и лагерях.
При Тутмосе IV последний подъем завоевательной политики египетского государства носит судорожный характер тщетной попытки удержать обширные территории, которые были завоеваны в Передней. Азии и Северо-Восточной Африке в конце XVI и в первой половине XV в. Географические границы территорий, на которых разыгрывалась эта упорная борьба в царствование Тутмоса IV, отмечены названиями, сохранившимися на внутренней стенке кузова колесницы этого фараона. В этом списке перечислены страны и города Передней Азии: Нахарина, Сангара, Тунип, Шасу, Кадеш и Тихиса, а также местности Нубии: Куш (?), Караи, Миу, Ирем, Гурсес и Тиураик.81) Наряду с известными обозначениями «от Нахарины до Караи» встречаются и некоторые другие, редко упоминаемые. Но район [174] борьбы по-прежнему простирается от берегов Евфрата до далеких стран Восточной Африки.

Аменхотеп III на своей колеснице.
Рельеф Каирского Музея. Новое царство.
При следующем египетском фараоне военная политика Египта становится значительно менее напряженной и активной, чем в предшествующий период, когда египетские войска наводили трепет и ужас на племена и города Передней Азии и Нубии и внушали не только уважение, но даже беспокойство и страх сильным соседним государствам. Судя по отсутствию специальных надписей, повествующих о больших военных походах Аменхотепа III, а также по дипломатическим документам Амарнского архива, после смерти Тутмоса IV египетское правительство принуждено было почти полностью отказаться от прежнего традиционного курса завоевательной политики. Весьма возможно, что это стоит в связи с истощением сил египетского народа после длительного периода войн, с обострением классовых противоречий, когда огромные богатства скопились в руках рабовладельческой аристократии, в частности в руках высшего фиванского жречества. Имеются некоторые основания предполагать, что подготовка Амарнской [175] реформы, связанная с ориентацией центральной власти на провинциальное жречество и средние слои населения, началась еще до вступления на престол Эхнатона, может быть, в царствование Аменхотепа III.82)
Весьма возможно, что эти слои населения еще в доамарнский период активно выступали против высшего фиванского жречества. К сожалению, в документах не сохранилось явных на это указаний. Но во всяком случае совершенно ясно, что Аменхотеп III только в начале своего царствования и то главным образом с целью укрепления своего авторитета в первую очередь среди рабовладельческой аристократии и фиванского жречества, а также продолжая старую традицию, совершил поход в Нубию. В ряде надписей этого времени описывается этот поход, который произошел в течение 5-6 годов царствования Аменхотепа III. В надписи у 1-го порога фараон сообщает о победе над «врагом из Куша» и подчеркивает свою связь с фиванским храмом, называя себя «правителем Фив, любимцем Амона-Ра, царя богов». В надписи, высеченной на скале на острове Коноссо, эта связь фараона с фиванским жречеством подчеркнута еще более ясно и наглядно благодаря изображению Амона, который приводит к Аменхотепу III в качестве пленников четыре южные страны: Куш, Ирем, Урем и Арек. В этой надписи в традиционной напыщенной форме говорится о победах фараона и о том, что «ни один царь Египта не сделал чего-либо подобного».83) В одной надписи Британского музея упоминается о том, что Аменхотеп III одержал победу над нубийскими племенами в районе Ибхата и захватил там 740 пленников.84) Однако вряд ли можно согласиться с Брэстедом, что Аменхотеп III углубился в Нубию «немного дальше», чем Тутмос III. Действительно, Бубастисская надпись сообщает, что египетские войска достигли «высот Хуа». Однако если это название встречается в списке географических названий рядом с названием страны Пунт, то из этого никак нельзя делать вывод, что эти «высоты Хуа» находились именно рядом со страной Пунт, поскольку в египетских географических списках названия местностей располагались далеко не всегда в строго географическом порядке. С другой стороны, нельзя принимать на веру трафаретные напыщенные утверждения автора Коносской надписи, что «ни один царь Египта не сделал чего-либо подобного». Такие фразы довольно часто встречаются в египетских победных надписях и с течением времени приобрели чисто стандартный характер. Ведь в каждом языке есть такие слова, как «необыкновенный», «необычайный», «непревзойденный»; однако все эти слова в обычном словоупотреблении часто теряют свой прямой смысл и просто означают «особенный» в смысле «превосходного» и т. д.85) Трудно сказать, сколько карательных [176] экспедиций совершил Аменхотеп III в Нубию, но вряд ли они носили более серьезный и внушительный характер, чем походы его предшественников. Эти военные экспедиции на юг предпринимались не для подавления восстаний, не с целью дальнейших завоеваний, а главным образом для захвата добычи, которую Аменхотеп III стремился вывезти из Нубии,86) как это делали и многие из его предшественников.
Естественные богатства Нубии и прилегающих стран широко эксплуатировались в течение всего периода XVIII династии, причем эта эксплуатация восточноафриканских ресурсов достигла в царствование Аменхотепа III весьма значительных размеров, что во многом обусловило внешний расцвет материальной культуры, необыкновенный рост храмового хозяйства, обогащение аристократии и обеспечило развитие внешней торговли и дипломатической деятельности египетского государства. В гимне Амону, который сохранился на стэле, найденной в Фивах в заупокойном храме Мернепта, в торжественных словах говорится о том, что «вожди презренной страны Куш» несут фараону дань на своей спине, что в крепости, окруженной высокими стенами, поселены «дети вождей нубийских племен», что «страны Пунта» присылают в Египет лучшие сорта дерева.87)
Для того чтобы сохранить за Египтом контроль над районами Восточной Африки, от Нижней Нубии до Пунта, необходимо было непрерывно принимать меры к усилению экономического, политического и культурного влияния Египта в этих странах. Поэтому, египтианизация Нубии продолжалась и при Аменхотепе III. С этим была связана обширная строительная деятельность, постройка храмов, которые были в те времена рассадниками и центрами религиозной пропаганды, в частности царского культа. В храме в Седеинга, между 2-м и 3-м порогами Нила египетская царица, жена Аменхотепа III, была изображена в виде богини. Несколько южнее, в Солебе, был построен храм, посвященный культу царствующего фараона. В надписях, сохранившихся в развалинах этого храма, Аменхотеп III торжественно говорит, что он построил этот храм в качестве памятника для возвеличения своего образа, называя себя «владыкой Нубии (Та-педжет), великим богом, владыкой неба». Далее описываются красоты этого «обширного и просторного» храма, пилоны и флагштоки которого достигают неба и небесных светил.88)
Еще южнее, в 180 км к югу от Вади-Хальфа, на западном берегу Нила, в Сесеби, между 2-м и 3-м порогами, приблизительно во время Хатшепсут возник важный укрепленный город, своего рода крепость и опорный пункт египетского могущества в Нубии, получивший довольно большое значение [177] при Аменхотепе III. Очевидно, этот город особенно разросся в первые годы царствования Аменхотепа IV, как на это указывают развалины трех храмов, относящихся именно к этому времени.89) Наконец, древнейшая часть египетского города времени Нового царства, раскопанного в Кава, к югу от 3-го порога, была, возможно, также построена в царствование Аменхотепа III, так как древнейшие находки, сделанные здесь, относятся к этому времени. Этот город, получивший название Гематон, стал крупным центром при Эхнатоне и, видимо, был связан с культом Атона, первые зачатки которого, как известно, стали появляться еще при Аменхотепе III.90)
Так завоевание Нубии фараонами XVIII династии привело не только к тому, что Нубия была прочно включена в состав египетского государства, но также к тому, что египетское влияние глубоко проникло в толщу местного населения, сохранившись в своих пережитках до весьма позднего времени.
Совершенно иная обстановка создалась в Передней Азии. В Северо-Западной Месопотамии выросло сильное Митаннийское государство, которое стало соперничать с Хеттским царством. Оба эти государства, ведя между собой упорную борьбу, пытались укрепить свое политическое влияние в Северной Сирии. В Южной Сирии образуется коалиция сиро-финикийских князей и городов, пытающихся освободиться от власти Египта. В Палестину проникают племена хабири, угрожающие египетским резидентам, гарнизонам и городам, сохраняющим верность египетскому фараону. Египет, ослабленный многолетними и тяжелыми войнами, истощивший свои людские резервы, не может удержать своих позиций в Передней Азии. Начинается период ослабления военной мощи Египта при Эхнатоне и его слабых преемниках. Лишь при первых фараонах XIX династии Египет снова начинает активизировать свою внешнюю политику; однако этот период египетской истории уже выходит за пределы нашего исследования. [178]

Примечания (в конце книги, кроме специально оговоренных. Нумерация страниц сохранена.)
1) Надпись Аменемхеба, 47 (К. Sethe. Urkunden der XVIII Dynastie. IV, 897).
2) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II. Chicago, 1906, p. 318.
3) Надпись Аменемхеба, 40-42 (К. Sethе. Urkunden.., IV, 896). О древнеегипетских названиях оазиса эль-Харгэ см. H. Brugsсh. Reise nach der grossen Oase el-Khargeh. Leipzig, 1878, S. 66-68.
4) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 304-309, 312-313; A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amenophis II — ASAE, vol. XLII, 1943, p. L-23; И. С. Кацнельсон. Характер войн и рабовладение в Египте при фараонах-завоевателях XVIII—XX династий. — ВДИ, 1951, № 3, стр. 40-54.
5) А. Аlt. Amenophis II in Syrien und in Palostina. — «Forschungen und Fortschritte», 26 Jahrgang, Heft 7-8, April 1956, S. 85.
6)  A. M. Badäwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 5. Аналогичное выражение  встречается и в «Анналах Тутмоса III» (K. Sethe. Urkunden.., IV, 648).
7) К. Sethе. Urkunden.., IV, 648.
8) A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 5.
9) Название города  встречается в Карнакской надписи Аменхотепа II (G. Masperо. — ÄZ, Bd. XVII, р. 56; G. Legrain. — ASAE, vol. IV, р. 129), в Карнакском списке городов и местностей, покоренных Тутмосом III (К. Sethе. Urkunden.., IV, 783, № 51), и в Птолемеевской копии этого списка (W. M. Müller. Egyptological Researches, vol. II. Washington, 1910, p. 66-69; OLZ, Bd. III, S. 272). Ж. Готье (Dictionnaire geographique, vol. V, p. 102), а вслед за ним И. С. Кацнельсон (ВДИ, 1951, № 3, стр. 41) помещают этот город в горах Галилеи. Масперо отождествлял название этого города с библейским Адама и (Современным Кирбет-Адма (G. Masperо. Etudes de mythologie et d'archéologie egyptiennes, vol. V, Paris, 1910, p. 38-39, 132-133). С. Смит, исходя из начертания Птолемеевской копии  сопоставляет это название с названием  и локализует его в районе Дафнэ, расположенном к западу от Оронта, где вплоть до римского времени сохранялся культ Аполлона, т. е., иными словами, культ солнца. Эта местность находилась на расстоянии одного дня пути от переправы через Оронт в его северном изгибе (S. Smith. Statue of Idrimi. London, 1949, p. 50-51). Бадауи также полагает, что этот город находился в Северной Сирии (A. M. Badäwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 6). По мнению A. Jirku, этот город находился в южной части Ливанской области («Klio», neue Folge, 25. Beiheft, Leipzig, 1937, S. 12). [243]
10) О переправе Аменхотепа через Оронт см. E. Drioton. Rechef sur les flots en furie. — ASAE, vol. XLV, p. 61 sqq.; B. Grdseloff. Sur deux passages de la nouvelle Stèle d'Amenophis II trouvé à Memphis. — ASAE, vol. XLV, 1947; Vl. Vikentief. La traversée de l'Oronte. La chasse et la veillée de nuit du pharaon Aménophis II, d'apres la grande stèle de Mit-Rahineh. — «Bulletin de l'Institut do l'Egypte», vol. XXX, Le Caire, 1949.
11) B. Grdseloff. Les débuts du culte de Rechef en Egypte. Le Caire, 1942; Б. А. Туpaeв. Примечания к Филону. — «Сообщ. Палестинского об-ва», т. XIII, 1902, ч. II, № 2, СПб., 1903, стр. 163. Изображения Решефа на стэле Британского музея № 263 см. «Guide to the Egyptian Galleries of the British Museum», London, 1909, p. 135, № 647. Изображение Решефа на фаянсовой табличке Каирского музея см. W. M. Müller. Egyptological Researches, vol. I, p. 33. Гимн Решефу на стэле Британского музея № 264 (см. «Guide to the Egyptian Galleries of the British Museum», p. 135, № 647). Изображение Решефа на стэле из Тель-Дафнэ (Каирский музей, № 438) см. H. Greszmann. Altorientalische Texte und Bilder, Bd. II. Tübingen, 1909, S. 72-73, Abb. 132; H. Schäfer. Eine Nordsyrische Kultsitte. — ÄZ, Bd. LXXIII, S. 54-55. Изображение Решефа на черепке Каирского музея, № 25063 см. G. Daressу. Catalogue of Ostraca of Cairo Museum, № 25063, Le Caire, 1901. H. Greszmann. Altorientalische Texte und Bilder, Bd. II, Abb. 131; E. A. Wallis Budge. Gods of the Egyptians, vol. II. London, 1904, p. 282-283.
12) Местность  Ния упоминается в «Списке покоренных местностей» Тутмоса III (К. Sethe. Urkunden.., IV, 788, № 132) и в списке Аменхотепа II в Карнаке (W. M. Müller. Egyptological Researches, vol. I, p. 40, pl. 54-55, № 14). Эта местность была завоевана уже Тутмосом II (J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 125), а затем Тутмосом III и Аменхотепом II, как видно из указанных списков. В надписи Аменемхеба говорится, что в местности  Ния Тутмос III охотился на слонов (К. Sethe. Urkunden.., IV, 893). В табличках из Амарнского архива mât Ni-i упоминается наряду с Нухашше, Цинцар и Тунанат (S. Merсer. El Amarna Tablets, vol. I. Toronto, 1939, p. 231). Это название упоминается также и в клинописной надписи из Богаз-кеоя (KB, I, VS, 31 sq.). Мюллер считает, что Ния находилась в районе нижнего течения Оронта. Клаус (ZDPV, 1907) отождествлял Нию с Нихи, расположенным в 8 км к северу от Захле, в восточных отрогах Ливана. Однако Иирку не нашел здесь остатков древневосточной эпохи («Klio», neue Folge, 25. Beiheft, Leipzig, 1937, S. 19). Винклер искал Нию в Калат-аль-Мудик в позднейшей Апамее. Гардинер («Ancient Egyptiaa Onomastica», vol. I, Oxford, 1947, p. 167-168) присоединился к мнению Винклера, сопоставив «Апамейское озеро» с «озером Нии», упомянутым в надписи из Джебейль-Баркала. Однако С. Смит указал на то, что «Апамейское озеро» летом пересыхает и что здесь не могли водиться слоны. Название «Ния» встречается в надписи на статуе царя Идри-ми, найденной в Алалахе. Очевидно, «Ния» было названием царства Идри-ми, в которое входили Амау, Мукишхе и город Алалах. Имеются все основания предполагать, что Ния находилась к западу от северной излучины Евфрата, к северо-востоку от Халаба (Халпы, Алеппо) и к востоку от страны Нухашше. С. Смит сопоставляет название «Ния» с названием местности Нихия, расположенной на пути из Ракки в Русафе (S. Smith. Statue of Idri-mi, p. 42). Это подтверждается тем, что в преамбуле хеттского договора с Маттивазой Ния, в которой правил Такува, упоминается наряду с Алеппо и Мукишхе (КВ, I, № l, obv. 30-37, № 2, obv. 11-19, S. Smith. Statue of Idrimi, p. 42). При Аменхотепе III [244] правитель Нии был подчинен Египту (S. Smith. Statue of Idri-mi p. 42). А. Гардинер полагает, что Ния находилась в районе Оронта между Алалахом и Кадешем (A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 167).
13) И. С. Кацнельсон. Войны и рабовладение в Египте. — ВДИ, 1951, № 3, стр. 42.
14) В. И. Авдиев. Военная история древнего Египта, т. I. М., 1948, стр. 252.
15) В. И. Авдиев. Военная история древнего Египта, т. I, стр. 257.
16) В. И. Авдиев. Военная история древнего Египта, т. I, стр. 234 сл.
17)  (A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amsnophis II, p. 10). Название «Чараха» встречается в «Списке покоренных местностей» Тутмоса III в форме  (К. Sethе. Urkunden.., IV, 794), а также в одной табличка Амарнского архива в форме Za-al-hi. По мнению Бадауи, это было древнее название местности Джебель-эль-Акра, расположенной к югу от устья Оронта и некогда посвященной Зевсу Касиос (A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 11).
18) Область , расположенная к востоку от Оронта, находилась между Алеппо и Апамеей (H. Gauthier. Dictionnaire geographique, vol. I, p. 110). В Мемфисской надписи говорится, что «вся эта иноземная область стала его (фараона. — В. А.) собственностью». A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 10.
19) A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 11.
20) Название  можно сопоставить с названием , которое встречается в Списке покоренных местностей Тутмоса III (К. Sethе. Urkunden.., IV, 789), а также с названием города Унки, расположенного к северу от Кадеша и упомянутого в ассирийских надписях. По мнению Бадауи, Инка, Миндату и Гизра находились на правом берегу Оронта (см. A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 11).
21) A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 12. Текст аналогичной клятвы и надписи из Джебель-Баркала см. G. Reisner. — ÄZ, Bd. LXIX, S. 32.
22) A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 12.
23) ASAE, vo. XXVIII, p. 126, fig. 5; H. S. Schäfer. — OLZ, Bd. XXXII, Sp. 233-244. Ср. надпись из Амады — L. D. Bd. III, 65a. H. S. Schäfer. Zu Herodot, III, 21. — ÄZ, Bd. XXXVIII, S. 66-67; H. Kees. Ägypten, S. 233. Cp. ASAE, vol. XXXVII, p. 129-134. Ср. Геродот, III, 21.
24)  находился в 30 км к югу от финикийского города Сидона. Это название можно сопоставить с названием Ha-sa-bu, встречающимся в амарнском письме № 174, и с современным названием Хасбейя (район истоков Нар-эль-Хасбани) (A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 15).
25) A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 14. [245]
26)  соответствует названию Шаруна, которое встречается в амарнских письмах (A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 14).
27) Факт отправки посла  митаннийским царем указывает на существование дипломатических отношений между Митанни и князьями Сирии. Египетские цари со времени Среднего царства отправляли своих послов в соседние страны (см. G. Steindorff. Statuette of an egyptian commissioner in Syria. — JEA, vol. XXV, pl. 7, p. 31). Египетское слово  — «посол» — вполне соответствует аккадскому mar šipri.
28) A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 15.
29) Итог неправилен, следует — 2255 (A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 16).
30) Город  упоминается в «Анналах Тутмоса III» в начертании  (К. Sethе. Urkunden.., IV, 649). В этом городе Тутмос III накануне битвы при Мегиддо созвал военный совет.
31) Наблус или Сихем находился в горной местности колена Эфраима.
32) Название города  в несколько ином начертании  встречается в списке покоренных городов и местностей Тутмоса III (К. Sethе. Urkunden.., IV, 783). Очевидно, этот город соответствовал библейскому  'Ανάχερε и находился на территории колена Иссахара. Его, название, может быть, сохранилось в современном названии En-Naura (в 14 км к юго-востоку от Назарета). См. A. Jirкu. Die ägyptischen Listen palästinensischer und syrischer Ortsnamen. — «Klio», neue Folge, 25. Beiheft, 1937, S. 12; A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 21.
33) Египетское начертание  соответствует аккадскому названию Habir-i и древнееврейскому . См. В. И. Авдиев. Военная история древнего Египта, т. I, стр. 260-261.
34) Очевидно, эта страна  та же самая страна, которая упоминается в «Анналах Тутмоса III» (К. Sethе. Urkunden. IV, 704-744), а также в форме «Нухашше» в амарнских письмах. Эта страна, возможно, находилась к западу от Евфрата между Кархемышем и Кадешем (см. A. M. Badâwi. Die neue historische Stele Amenophis II, p. 22; В. И. Авдиeв. Военная история древнего Египта, т. I, стр. 252-254).
35) Общий итог подсчитан неверно. Если все слагаемые даны правильно, то общий итог должен быть 101 218 человек.
36) Слово «лошадей» в тексте отсутствует. Так как предшествующая цифра относится к слову «колесниц», то данная цифра (3500), очевидно, обозначала количество захваченных лошадей.
37) Мемфисская надпись, 33.
38) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 317. [246]
39) G. Legrain. Rapport sur les travaux exécutés à Karnak. 1902—1903. — ASAE, vol. I, Le Caire, 1904, p. 34-35; J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 314; A. Jirku. Die Ägyptischen Listen... — «Klio», neue Folge, Beiheft XXXVIII, Heft 25, 1937, S. 25-26.
40) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 309.
41) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 315.
42) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 309.
43) W. Wreszinski. Atlas zur altägyptischen Kulturgeschichte. Bd. I. Leipzig, 1923, Taf. 50.
44) W. Wreszinski. Atlas.., Bd. I, Taf. 305-306.
45) Надписи, содержащие титулы Усерсатита, сохранились на следующих его памятниках: 1) статуе из Дейр-эль-Мединэ, 2) спеосе из Ибрима, 3) граффито из Сехеля, 4) Бухенской стэле, 5) Каирском ушебти (см. Ch. Mауstre. Melanges Maspero, vol. I. Orient Ancien. Le Caire, 1935—1938, p. 657-664).
46) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 311-312.
47) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 313-314.
48) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 311-312.
49) W. Wreszinski. Atlas.., Bd. I, Taf. 298.
50) Судя по надписям и изображениям, сохранившимся в гробнице Рехмира, последний описал здесь ту роль, которую он сыграл в качестве крупнейшего сановника умершего фараона при восшествии на престол Аменхотепа II. Дэвис думает, что после смерти Тутмоса III Аменхотеп II находился к северу от Фив, может быть, в Перу-Нефер (?). Царь отправился на юг, чтобы посетить Южный Египет, а Рехмира выехал к нему навстречу и встретился с ним в Хет-сехем (70 км к северу от Фив). Судя по соответствующей надписи, Аменхотеп II благосклонно принял Рехмира, может быть, даже его наградил и, очевидно, сохранил за ним его высокий пост. Однако Дэвис неправ, говоря, что Рехмира как «глава жречества и везир» приветствовал царя. В данной надписи Рехмира перечисляет лишь свои светские гражданские титулы и не приводит ни одного жреческого титула. Следовательно, Рехмира в данный момент был в первую очередь высоким чиновником, который от имени фараона лишь контролировал храм Амона (N. de G. Davies. The Tomb of Rekh-mi-Re at Thebes, vol. I. New York, 1943, p. 63-69).
51) M. Э. Матье предполагает, что строителем храмов в Фивах при Аменхотепе II был зодчий Минмес. Однако это предположение еще требует дальнейших доказательств (М. Э. Матье. Искусство Нового царства. XVI—XV вв. Л., 1947, стр. 41-43).
52) Д. Г. Брэстед, История Египта, т. II. М., 1915, стр. 5.
53) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 314-315.
54) Д. Г. Брэстед, История Египта, т. II, стр. 5-6.
55) Рецензия H. R. Hall на работу E. Schiaparelli. La tomba intatta dell'architetto Cha. Torino, 1927. — JEA, vol. XXV, 1928, p. 204.
56) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 316-318.
57) J. H. Breasted. Anciont Records of Egypt, vol. II, p. 316-318.
58) W. M. Müller. — MVG, Bd. II, S. 39 ff.; Ed. Meyer. Geschichte des Altertums, 2 Aufl., 1928, Bd. II, l, S. 109. [247]
59) W. Wreszinski. Atlas.., Bd. I, Taf. 295-297.
60) W. Wreszinski. Atlas.., Bd. I, Taf. l, 209, 300 a-b, 302.
61) W. Wreszinski. Atlas.., Bd. I, Taf. 258, 259, 260, 169, 116, 308.
62) M. Baud. Les dessins ébauchés de la nécropole Thébaine (au temps du Nouvel Empire), p. 169 et suiv., pl. XXV. Paris, 1935. Цит. по M. Gauthier-Laurent. Les scènes de coiffure féminine («Mélanges Maspero». Vol. I. Orient Ancien, p. 682-683).
63) Gh. Boreux. Atiquités Egyptiennes. Musée du Louvre, vol. II. Paris, 1932, p. 481.
64) British Museum. Guide to the Egyptian Collection. London, 1909, p. 153, 232; British Museum. Guide to the Egyptian Galleries (Sculpture). London, 1909, p. 109.
65) См. изображения из гробницы Усерхета: 1) промысловая ловля птиц сетями (W. Wreszinski. Atlas.., Bd. I, Taf. 184); 2) клеймение крупного рогатого скота (W. Wreszinski. Atlas.., Bd. I, Taf. 187); 3) жатва (W. Wreszinski. Atlas.., Bd. I, Taf. 188); 4) сбор винограда, выдавливание виноградного сока; перепись кувшинов с пивом (W. Wreszinski. Atlas.., Bd. I, Taf. 12); ср. изображение ссыпки зерна в закрома из гробницы Небамона (W. Wreszinski. Atlas.., Bd. I, Taf. 63).
66) См. изображения из гробницы Мери (W. Wreszinski. Atlas.., Bd. I, 307, 59 а-с).
67) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 322-323.
68) В надписях Тутмоса III, Аменхотепа II и Тутмоса IV упоминается «первый победоносный поход» соответствующего фараона. Тем самым как бы создается впечатление, что каждый из этих фараонов провел целую серию «победоносных походов». Еще Брэстед указал на то, что Бубастисская надпись с описанием похода Аменхотепа III в Нубию выдержана в стиле «Анналов Тутмоса III» (J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 337).
69) В надписи на стэле Сфинкса описывается, как Тутмос IV, еще будучи юношей, охотился в мемфисском нагорье на львов и диких коз и стрелял в цель медными стрелами. Эта последняя деталь живо напоминает аналогичный рассказ о том, как Аменхотеп II метко стрелял из лука в цель. И в том и в другом описании подчеркивается быстрота, с которой летели кони, впряженные в царскую колесницу (J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 322).
70) На обломке царского трона, сохранившегося в гробнице Тутмоса IV, фараон изображен в виде идущего сфинкса, попирающего лапами тела поверженных нубийцев. В помещенной тут же гиероглифической надписи говорится, что «фараон сокрушает все иноземные страны» —  (H. Carter and P. E. Newberry. The Tomb of Thoutmösis IV. London, 1904, p. 21-22, pl. 11a). На внешней части кузова богато изукрашенной колесницы Тутмоса IV, сохранившегося в его гробнице, изображен победоносный фараон, который, стоя на колеснице (очевидно, во время битвы), давит и топчет иноземцев-азиатов, корчащихся под колесами его колесницы и копытами его коней (H. Carter and P. E. Newberry. The Tomb of Thoutmösis IV, p. 26-30, pl. IX-XI, fig. 1-6).
71) W. Wreszinski. Atlas.., Bd. I, Taf. 26.
72) A. Mariette. Karnak. Leipzig, 1875, p. 33. [248]
73) Стэла Аменхотепа (см. S. Sharpe. Egyptian Inscriptions, I. London, 1836, p. 93).
74) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 326.
75) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 325.
76) K. Sethe. Urkunden.., IV, 1007.
77) В надписи на стэле Сфинкса подчеркивается культ ряда главным образом северноегипетских богов. Особенно характерно, что культ богов Горахте, Хепер, Атума и Ра связывается с Гелиополем и Мемфисом. Так, про Тутмоса IV говорится, что он «очищает Гелиополь, удовлетворяет Ра, украшает Мемфис, подносит истину Атуму» и т. д. (J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 322). В этом явно чувствуется стремление фараона опереться на провинциальное жречество, может быть, несколько противопоставляя его высшим слоям фиванского жречества.
78) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 326-329.
79) Брэстед полагает, что битва между египетским войском и восставшими племенами Нубии произошла «несомненно, где-то в Вавате» (J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 327). Однако это предположение не может быть доказано, так как в надписи даже не говорится о какой-либо битве и не указывается, в каком районе произошел окончательный разгром восставших. Поэтому можно думать, что этот поход Тутмоса IV был скорее карательной экспедицией, систематическим подавлением в Нубии всех мятежных элементов, чем регулярной войной с организованными войсками противника. Сам Брэстед неоднократно указывает, что в период XVIII династии Нубия была не только прочно присоединена к Египту, но и в сильной степени египтианизована.
80) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 327.
81) На внутренней части кузова колесницы Тутмоса IV фараон изображен в виде сфинкса, который попирает лапами побежденных иноземцев. Ниже изображены головы азиатов и нубийцев рядом с названиями покоренных стран и городов (H. Garter and P. E. Newberry. The Tomb of Thoutmösis IV. p. 32-33). Художник тщательно изобразил своеобразную одежду, прически и украшения южан, часть которых, по мнению Севе-Седерберга, — типичные негры. Поэтому обозначенные здесь африканские страны, возможно, находились в современном Судане (Т. Säve-Söderbergh. Ägypten und Nubien. Lund, 1941, S. 157).
82) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 336.
83) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 336, 340-342. Страна Ирем упоминается в надписях Хатшепсут на стенах ее храма в Дейр-эль-Бахри (J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 110). Однако нет никаких оснований считать, что эта страна была покорена Аменхотепом III.
84) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 334, 337-340. Эд. Мейер вполне обоснованно предполагает, что Аменхотеп III во время своих походов в Нубию не продвинулся дальше района Напаты и четырех порогов Нила (Ed. Meyer. Geschichte des Altertums, 2. Aufl. Bd. II, l, S. 150).
85) В одной надписи Британского музея говорится, что Аменхотеп III вывел из страны Ибхет в Нубии 740 пленников. В своей большой строительной надписи Аменхотеп говорит, что при украшении пилона в Карнакском храме он использовал золото, вывезенное из страны Карой во время его «первого победоносного похода», «когда он сокрушил презренную страну Куш» (J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 341, 360). [249]
86) J. H. Breasted. Aucient Records of Egypt, vol. II, p. 341, 360.
87) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II. Chicago, 1906, p. 361-362.
88) L. D. Abt. III, Bl. 89; J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 362-363.
89) A. M. Blасkman. Report of the excavations at Sesebi (1936—1937). — JEA, vol. XXIII, p. 148-149; H. W. Fairman. Preliminary report on the excavations at Sesebi (1937—1938). — JEA, vol. XXIV, p. 151.
90) L. P. Rirman. Preliminary report of the Oxford University excavations at Kawa (1935—1936). — JEA, vol. XXII, p. 202.
^) В книге в этой главе обозначен только один подзаголовок - в начале. Но разделение напрашивается. HF
i) В книге было «Тутмоса I». Опечатка, на мой взгляд, явная — HF.

Глава VI.
Организация и техника военного дела в период крупных войн XVI—XV вв. до н. э.
(главным образом при XVIII династии)

Начиная со времени Нового царства Египет вышел на широкую арену активной международной политики. Развитие рабовладельческого хозяйства требовало постоянного притока новой рабочей силы. Только агрессивные войны, дававшие возможность захватывать большое количество пленных, обычно обращавшихся в рабство, обеспечивали крупные поместья царя, храмов и аристократов достаточным количеством рабов. Эти войны не были оборонительными, ибо ни гиксосы, ни мелкие, почти карликовые государства Сирии, Финикии и Палестины, ни слишком далеко расположенные и в то время еще недостаточно сильные царства Малой Азии и Месопотамии не могли представлять серьезной, даже потенциальной опасности для фараонов могущественной XVIII династии.1) Конечно, эти войны велись не потому, что некоторые фараоны были «великими полководцами»,2) которые воевали из любви к «бранной потеxе» или для вящей славы своей и своего государства, а потому, что развитие военно-захватнической политики было обусловлено всем ходом развития социально-экономической жизни древнего Египта.
Военная политика Египта в период Нового царства достигла невиданного ранее в долине Нила размаха. Из сравнительно отсталой, консервативной и экономически замкнутой страны Египет превратился в большую, в рамках древнего мира «великую державу», ведшую широкую завоевательную политику и вступившую в контакт с целым рядом соседних племен, народов, стран и государств.3) [179]
В связи с развитием военной политики организация военного дела в Египте в период Нового царства изменилась по сравнению с предшествующим.4) Со времени XVIII династии и связи с началом крупных войн в Египте увеличиваются постоянные войска, усложняется организация армии и военного дела в целом, появляются новые виды оружия и новые роды войск, причем широко используется опыт передовой техники культурных народов Передней Азии. Возникают первые более или менее ясные представления о тактике и стратегии. Непрерывные войны требуют; военизации государственного управления, выдвигают на видное место военную аристократию и окончательно оформляют своеобразную идеологию «великодержавия», которая оказывает сильное воздействие на изобразительное искусство, литературу и идеологию того времени.
Проведение широкой военно-захватнической политики, организация многочисленной, хорошо вооруженной и снабженной всем необходимым армии, которая должна была часто совершать далекие военные походы, сопряженные с большими опасностями, влекли за собой подчинение всей системы государственного управления военной политике, непрерывно требовавшей полного напряжения сил египетского народа. Начиная со времени XVIII династии среди высших чиновников все чаще встречаются профессиональные военные командиры, которые постепенно захватывают в свои руки весь аппарат государственного управления, занимая, наряду с военными должностями, чисто гражданские, хозяйственные посты и даже проникая в область храмового управления. Так, например, «начальник воинов» лично руководит работами на оросительной сети, от которых всегда зависела египетская экономика, поскольку каналы были главными питательными артериями сельского хозяйства. «Царский колесничий» и «начальник полиции», соответственно ведавшие отборными частями египетской армии, отрядами колесниц и осуществлявшие военную охрану как внутри страны, так и на ее границах, наблюдали за перевозкой памятников, в частности статуй, а также доставкой каменных блоков, необходимых для построек. Эти работы всегда имели в древнем Египте большое значение, так как крупные постройки, особенно при фараонах XVIII династии, создавались в большом масштабе и должны были наглядно свидетельствовать о материальной мощи египетского государства. Характерно, что военные командиры этого времени фактически выполняли те важные обязанности, которые в предшествующие времена были прерогативой «казначея бога».5) Многочисленные надписи времени XVIII династии ясно указывают на то, что многие из высших командиров, занимавшие видные посты в военном ведомстве и командовании армией, вместе с тем выполняли (очевидно, [180] по непосредственному указанию фараона) целый ряд не военных обязанностей, занимая различные, чисто гражданские должности. Имунджеху, приближенный и соратник Тутмоса III, бывший «спутником царя во всех странах», т. е. занимавший высокий пост в царской свите, был одновременно «руководителем всех царских работ», «начальником двойного амбара Южной и Северной страны».6) «Начальник войска» Интеф, стоявший во главе особого «управления войска менефит», был в то же время «казначеем царя Нижнего Египта» и «начальником двух амбаров».7) Другой боевой соратник Тутмоса III состоял в должности «начальника войска западного рукава [Нила]» и вместе с тем был «начальником работ» и довольно видным жрецом.8) Многие видные военные чиновники, служившие в военном ведомстве, занимали различные, порой важные посты в храмовом управлении. Так, «писец войска» Нахтсобк, сын «писца войска царя» Хайи, впоследствии занял заметную должность в хозяйственном управлении Фиванского храма Амона и «наполнял амбары Амона».9) «Писец новобранцев» Саисет управлял святилищами в Абидосе. Служивший в войсках Тутмоса I ветеран по имени Усер заведовал заупокойным культом этого фараона. Наконец, крупный военный командир, «начальник коней владыки Двух Стран» Нахтмин занимал посты и в гражданском управлении в качестве «царского писца», а также в храмовом хозяйстве в качестве «начальника амбаров Амона» и «начальника людей Амона»10)» Это переплетение чисто военных должностей с гражданскими, главным образом хозяйственными, а также храмовыми, указывает на стремление подчинить государственный аппарат и прежде всего хозяйственное ведомство и храмовое хозяйство со всеми его богатствами военным нуждам рабовладельческого государства, а также на растущее влияние военных командиров, военных чиновников, одним словом, военной аристократии, которая в период максимального развития военной политики Египта все больше и больше захватывала в свои руки государственный аппарат и храмовое хозяйство.
На военизацию государственного аппарата и на наличие довольно большого постоянного войска, которое, возможно, комплектовалось среди свободного населения с помощью регулярных наборов или призывов, указывает распространение в новоегипетском языке особого термина «ремеч меша»,11) который в буквальном переводе означает «люди войска». Этот термин служил для обозначения «рядовых воинов», т. е., употребляя современную терминологию, «рядовых бойцов» или «солдат», очевидно, новобранцев. Напряжение военной политики требовало постоянно иметь наготове довольно большое постоянное войско. Но низкий уровень техники не позволял всегда» [181] использовать этих людей на поле боя или даже непосредственно для военных нужд. Поэтому этих «людей войска», особенно в мирное время, часто использовали для работ в каменоломнях. Особенно характерно, что это использование приняло, по-видимому, систематический характер, так как термин «люди войска» стал обозначать не только «рядовые воины», но и «отряды работников в каменоломнях».12)
Несомненно, что численность египетских войск в период Нового царства превышала численность армий предшествующего времени; Ведь начиная с эпохи XVIII династии Египет вел значительно более широкую военную политику, чем при фараонах Среднего царства. Египетским завоевателям с XVI в. до н. э. приходилось непрерывно отправлять свои армии в далекие походы в Палестину, Сирию, Финикию вплоть до страны Митанни и в то же время продолжать свою завоевательную деятельность на юге, стремясь покорить все нубийские племена до 4-го нильского порога. Наконец, было необходимо держать войска не только в завоеванных странах, не только на оккупированных территориях, но ив самом Египте, главным образом сохраняя гарнизоны в крепостях. К сожалению, источники не содержат точных данных относительно численности египетских войск. Некоторые сведения мы имеем лишь о хеттских войсках, противостоявших египетской армии под Кадешем во время большой войны, которую вел с хеттами Рамзес II. Судя по надписям около изображений, которые сохранились в Абусимбеле, Рамессее, Луксоре и Абидосе, хеттское войско состояло из двух больших частей, в каждой из которых было от 8 до 9 тыс. воинов. К ним следует добавить вспомогательные отряды союзных племен, наконец, 2500 колесниц, на которых находилось 10 500 человек. Таким образом, все хеттское войско достигало приблизительно 30 тыс. воинов, не считая обоза. Можно предполагать, что войска Рамзеса II насчитывали приблизительно столько же солдат. Судя по ходу битвы, силы противников были почти одинаковыми. Поскольку напряжение военной политики Египта в период XVIII династии во всяком случае было не меньшим, чем в период больших египто-хеттских войн, можно думать, что фараоны, завоевавшие области Сирии, Финикии, Палестины, а также Нубии до 4-го порога, располагали не менее чем 25-30 тыс. воинов. Конечно, численность населения Египта позволяла выставить значительно более многочисленные войска. Так, Масперо полагает, что армия фараонов XVIII династии могла быть доведена до 120 и даже 130 тыс. человек. Но не следует забывать того, что крайне низкий уровень техники, примитивные условия транспорта, отсутствие регулярного и организованного снабжения не позволяли доводить армию до такой высокой для того времени цифры. Поэтому [182] вряд ли можно предполагать, чтобы фараоны, даже во время наивысшего расцвета военного дела и военной политики в период XVIII династии, выставляли одновременно более 25-30 тыс. воинов.13)

Отряды новобранцев. Роспись из гробницы Чанани.
Новое царство. Время Тутмоса IV.
Необходимость держать довольно значительную постоянную армию требовала систематических наборов новобранцев среди свободного населения Египта. Некоторые изображения на стенах фиванских гробниц, например Пехсухера, Чанани и Хоремхеба, а также немногочисленные надписи дают лишь самое общее представление об этих наборах. На некоторых изображениях мы видим, как специальные призывные комиссии чиновников, состоящие, видимо, из «писцов войска», и особых «писцов новобранцев», набирают из всей массы призванных молодых людей тех, кто, очевидно, лучше всего подходил для службы в армии как по своим физическим, так и по иным данным. Художник весьма красочно изобразил переживания родственников, мужчин и женщин, которые, весьма вероятно, пытались оказывать некоторое влияние на военных чиновников.14) Всем делом набора рекрутов ведал особый видный военный чиновник, носивший звание «главного писца новобранцев», которому подчинялись обычные «писцы новобранцев». Так, некий Аменхотеп, живший при Аменхотепе III, писал в своей надписи: «Я набирал молодежь моего господина, я записывал бесконечные цифры, я заменял ветеранов новобранцами из молодых поколений... я взимал с их домов определенное количество».15) [183]

Отряды египетских войск. Роспись из гробницы Небамона.
Новое царство. XVIII династия.
Иногда должность «начальника писцов воинов» занимал знатный аристократ, приближенный царя, как, например, Чанани, который в то же время носил высокое звание «начальника войска» и был царским летописцем, составившим известные «Анналы Тутмоса IV». Весьма возможно, что «начальник писцов воинов» стоял одновременно и во главе ведомства военного снабжения, т. е. был своего рода главным интендантом, который ведал снабжением новобранцев, во всяком случае необученных, а может быть, даже и их обучением военному делу, в частности военному строю. Военные наборы производились не только в Египте, но также и в тех частях Нубии, которые прочно вошли в состав египетского государства и управлялись египетскими чиновниками.16) При Рамзесе III в войска призывали каждого десятого, причем храмовые поместья освобождались от воинских наборов.17)
Наличие постоянной армии и частые войны с культурными народами Передней Азии, которые в некоторых областях техники, в частности военной, стояли выше египтян, требовали организации воинского обучения. Уже в период Древнего царства существовали особые «начальники обучения», которые ведали в первую очередь муштровкой новобранцев.18) Очевидно, наиболее распространенные виды физической тренировки воинов существовали задолго до времени Нового царства. Так, воинов учили борьбе, прыжкам, свободному бегу, бегу и шагу [184]

Учет военных отрядов и выдача провианта. Роспись из гробницы Аменемхеба.
Новое царство. XVIII династия.
шеренгами, соблюдая равнение и расстояние между шеренгами, применению копья, меча и кинжала в бою. В период XVIII династии и в последующие времена Нового царства новобранцев особенно усердно обучали военному строю, маршировке и бегу шеренгами, что должно было приучать солдат к военным действиям при массированных наступательных действиях пехоты, а также бою в рассыпном строю. На стенах гробницы Чанани, ведавшего не только призывом новобранцев, но и их обучением, изображено, как специальные командиры обучают солдат маршировке шеренгами. Небольшие отделения или звенья воинов, насчитывающие от 4 до 10 человек, маршируют обычно одной шеренгой. Левофланговый в некоторых случаях держит в руках знамя в виде штандарта или военный значок на длинном шесте. Впереди воинов иногда шагает барабанщик или трубачи. Впереди или сбоку шеренги марширующих солдат идут младшие командиры, отличающиеся от рядовых белыми комзолами+ и палками, которые, очевидно, были не только знаками командирского достоинства, но и средством физического воздействия на нерадивых воинов Вместе с египтянами обучались военному строю нубийцы, ливийцы и негры, которых можно отличить по внешним признакам: общему типу, лицу, прическам и страусовым перьям на голове. На стене гробницы Чанани с наряду с египетскими новобранцами изображены пять марширующих негров, причем художник тщательно передал необычайную массивность и толщину этих негров, которые, может быть, входили в состав особой команды иноземных атлетов или борцов тяжелого веса (на это, кстати, указывает штандарт с изображением борцов, который несет левофланговый этого [185] «атлетического звена»). Так как в условиях военной техники и полевого боя того времени особенно ценились наиболее сильные и физически лучше всего подготовленные бойцы, то, естественно, для боевого единоборства тщательно тренировались как египетские новобранцы, так особенно нубийцы и негры, до сих пор являющиеся по своим боевым качествам непревзойденными воинами.19) Важное значение придавалось обучению воинов стрельбе из лука, так как именно в период Нового царства широко применялись в полевом бою специальные отряды лучников. Весьма возможно, что использование крупных отрядов лучников, вооруженных особо большими (может быть, азиатскими) луками, было новшеством, заимствованным египтянами из Передней Азии. По крайней мере на стенах Карнакского храма изображен бог иноземцев и пустынных стран Сэт, который обучает Тутмоса III стрельбе из большого лука.20) Аменхотеп II в своих надписях с гордостью говорит, что он как меткий стрелок попадал на большом расстоянии в особую мишень, которая, по-видимому, применялась не только при состязаниях в стрельбе из лука, но и при обучении воинов.21) В систему военного воспитания царевича входила стрельба из лука в цель стрелами с медными наконечниками.22) Очевидно, фараоны своим личным примером хотели показать войскам, какое большое значение имела ныне в бою с хорошо обученными азиатскими войсками сверхметкая стрельба из лука.
В состав египетских войск наряду с местным египетским населением входили еще в предшествующие времена наемники, которые могли образовывать отдельные или предназначенные для специальных целей войсковые части или отряды. Начиная со времени Нового царства появляются наемники из племен Передней Азии, бассейна Средиземного моря, в большом количестве из Нубии и Ливии. Увеличение числа и удельного веса иноземных наемников в египетских войсках является в некоторой степени признаком высокого напряжения военной политики и связанного с этим истощения сил египетского народа; с другой стороны, это указывает на все большее сближение Египта с соседними странами. Принужденное в силу развития рабовладельческого хозяйства вести завоевательные войны, египетское правительство должно было все больше и больше опираться на войска наемников, что обусловливало сперва растушую мощь, а затем все возрастающую слабость египетского государства. В XV—XIV вв. государства и богатые торговые города Передней Азии имели возможность включать в свои войска наемников. Полукочевые племена Палестины и Сирии могли поступать на службу к могущественным царям хеттов и правителям богатых торговых городов, продавая им свою жизнь и боевую силу. В амарнских письмах упоминаются племена [186] суту, или воины-суту, которые, возможно, служили в качестве наемников. Сирийские наемники появляются в египетской армии со времени XVIII династии. Очевидно, это были хорошо обученные профессиональные воины, которые использовались в отборных войсках, в царской охране, причем некоторые, из них занимали более или менее почетное положение, выдвигаясь среди общей массы рядовых бойцов. Так, на одном барельефе этого времени изображен бородатый воин, сидящий на скамейке и пьющий вино (?) из кувшина через особую трубку, которую поддерживает слуга. Около воина на скамеечке сидит женщина. Судя по бороде, своеобразной прическе и типу лица, этот воин, вооруженный копьем и коротким мечом, был азиатом, возможно, сирийцем, служившим в египетской армии в качестве командира. Свободный, близкий к реалистическому художественный стиль этой непринужденной бытовой сценки, изображающей домашний быт зажиточного сирийца, служившего в египетских войсках, позволяет отнести это изображение ко времени Эхнатона или несколько более позднему времени, когда в египетском искусстве еще сохранялись остатки амарнского художественного стиля.23)

Отряды воинов. Роспись из гробницы Чанани.
Время Тутмоса IV.
В качестве профессиональных наемников особое место в египетских войсках заняли наемники из племени шардана, о которых впервые сообщают амарнские письма как о воинах, находившихся в распоряжении Риб-Адди, князя Библа, подвластного [187] Египту, или в составе египетского гарнизона, расположенного в этом важнейшем опорном пункте египтян в Финикии.24) Племя шардана упоминается в египетских надписях наряду с акуаша, турша, лукки, шеклеши, которые, по мнению египтян, входили в группу северных «морских» народов иноземного происхождения. Так как в египетских надписях говорится, что эти племена населяли «северные страны, которые находятся на своих островах» или пришли «из своих стран на островах посреди Великого Зеленого Моря», т. е. Средиземного моря, можно думать, что название «шардана» родственно древнему названию острова Сардиния, на что указывают археологические находки на этом острове. Изображения шарданских воинов, служивших в египетских войсках, живо напоминают эгейские или крито-микенские изображения и выдержаны в типично средиземноморском стиле того времени. Особенно характерно вооружение наемников из племен шардана, состоящее из длинных мечей, круглых щитов и своеобразных шлемов с круглыми навершиями и выступами в виде рогов.25)
Ливийские наемники входили в состав египетского войска еще при Хатшепсут; значительно позднее они образуют крупные и самостоятельные контингенты войск, представивших реальную угрозу самостоятельности египетского государства. Нубийские наемники, а также воины из других африканских, в частности негритянских, племен упоминаются в египетских надписях довольно часто. Ими пользовались египетские фараоны со времен Древнего царства и вплоть до поздних периодов египетской истории. В рассказе о войне Камесу с гиксосами говорится о том, что в состав египетского войска входил отряд маджаев. Поскольку этнический термин «маджаи»  — md3t26) со времени Среднего царства получил очень широкое, распространенное значение, трудно сказать, служили ли маджаи в армии Камесу в качестве наемников или на каких-либо иных условиях. Во всяком случае уже несколько ранее начала Нового царства слово «маджаи» стало обозначать «полицейский». Очевидно, охранные отряды пограничной службы, в особенности в пустынных районах, окаймляющих Нубию и Верхний Египет, комплектовались сперва главным образом, а потом исключительно из нубийцев племени маджаи. Впоследствии ими стали пользоваться в качестве обычной полиции. Однако весьма возможно, что не только нубийцы-маджаи, но и другие африканские племена служили в египетских войсках как наемники.
Иноземные наемники, служившие в египетской армии, иногда происходили из среды военнопленных. Со времени Нового [188] царства египетские фараоны, захватывая во время войн в Передней Азии и Нубии большое количество пленников, часть из них обращали в рабство, часть поселяли в особых лагерях. Большинство этих поселений находилось на территории храмовых поместий, причем жившие в них иноземные пленники могли использоваться в качестве рабов. Таковы поселения сирийских и нубийских пленников, организованные Тутмосом IV.27) В Мемфисе было расположено особое «поле хеттов», в Анибе (Нубия) — «поле кипрян». Наконец, Геродот упоминает «лагерь тирян» в Мемфисе.28) Весьма возможно, что из таких военнопленных-поселенцев, частично обращенных в рабство, вербовались наемники для египетского войска. Так, в «Кадешской поэме», описывающей битву Рамзеса II с хеттами под Кадешем, говорится, что в состав египетского войска входили «шарданы, которых его величество взял в плен своей победоносной рукой».29)

Бог Сэт обучает Тутмоса III стрельбе из лука.
Одной из основных функций египетского войска было держать в повиновении простой народ и рабов. Для этой цели фараоны использовали отряды маджаев, которые постепенно превратились в обычную регулярную полицию. Эта полиция по роду и району своей деятельности делилась на отряды пограничной охраны, столичную полицию, речную полицию, полицию фиванского некрополя, а также гарнизонные войска. Таким образом, эти полицейские отряды, состоявшие из египтян, [189] представляли собой отборные части не только для несения полицейской службы, но также для охраны границ, крепостей, и, возможно, во время иноземных походов. На это указывает и то обстоятельство, что Небамон, занимавший в период XVIII династии должности «знаменосца царского корабля, начальника множества воинов» и «начальника лучников в западной части Фив», был в то же время «начальником полиции западной части Фив». Этот высокопоставленный командир, носивший титул «адъютанта владыки Двух Стран в странах юга и севера» и гордившийся милостями Тутмоса IV и Аменхотепа III, командовал, очевидно, не только отрядами полиции, но и регулярными войсками, в частности пехотой. В гробнице Небамона сохранилось изображение как полиции, так и лучников, проходящих в строю и с войсковыми знаменами перед Небамоном или царем.30)
Наряду с полицейскими отрядами «маджаев» в Египте в период Нового царства были отряды регулярной полиции  scš3-,31) которая служила для охраны каналов, полей или зернохранилищ, храмов, наконец, помещений, в которых трудились или жили рабы. Таким образом, эта полиция была тем аппаратом принуждения, на который опирался рабовладельческий класс и который он использовал как военную силу для подавления народных масс и для охраны своих материальных ценностей.32)
Египетские войска Нового царства, как это ясно видно из текста «Кадешской поэмы», делились в основном на три вида: пехоту, колесницы и отряды наемников. Несмотря на то, что отряды колесниц в период XVIII-XIX династий представляли собой довольно значительную боевую силу и что на них сражались отборные воины, принадлежавшие к военной аристократии, все же пехота и по численности, и по боевой подготовке, и по старым военным традициям была главной составной частью армии, «царицей полей», от ратных подвигов, боевой выучки, упорства и выносливости которой в конечном счете зависел исход каждой войны. Поэтому-то в тексте «Кадешской поэмы» эта основная боевая сила египетской армии, состоявшая из египетских новобранцев, поставлена на первом месте, и только затем упомянуты колесницы и шарданы. Египетская пехота по боевым качествам и военной подготовке может быть разделена на три части: отряды новобранцев, своего рода маршевые подразделения призывной молодежи, далее обученные войска, составлявшие основу армии (менфит),33) наконец, ударные части, называвшиеся «храбрецы царя». Аменемхеб в своей автобиографии рассказывает, что во время штурма Кадеша он командовал именно этим отрядом египетской гвардии.34) [190] Совершенно особую воинскую часть образовывал личный конвой фараона, который, очевидно, находился под командованием и в непосредственном распоряжении самого фараона. В конце XVIII династии, при Эхнатоне в этот конвой фараона включались не только египтяне, но также и иноземные воины. Характерно, что в отдельные подразделения наряду с египетскими воинами, вооруженными луками, секирами, копьями, серповидными кинжалами и щитами, входили азиаты, вооруженные копьями, секирами и серповидными кинжалами, ливийцы, вооруженные секирами, и даже негры, причем эти смешанные подразделения находились под командованием египетских командиров. По-видимому, в этом новом способе смешанного комплектования воинских частей отразилась новая политика египетского правительства, стремившегося теснее связать собственно Египет с покоренными народами Палестины, Сирии, Финикии и Нубии.35)

Стрельба из лука. Роспись из гробницы Ментуиуи.
Новое царство. XVIII династия.
По боевому вооружению египетская пехота Нового царства делилась на легковооруженные и тяжеловооруженные отряды. К легковооруженным принадлежали лучники , pd.t. Эти стрелки были вооружены большими луками, которые иногда привозились из Нубии или Пунта.36) Оружием тяжеловооруженных [191] пехотинцев были длинное копье, секира, щит, иногда серповидные мечи, вероятно, заимствованные из Передней Азии. На стене храма Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри изображен небольшой отряд тяжеловооруженной пехоты — восемь воинов, вооруженных копьями, секирами и щитами, во главе с командиром, вооруженным копьем, секирой и луком.37) В гробнице Небамона изображен отряд тяжеловооруженных пехотинцев, вооруженных копьями, щитами и бумерангами, а также два отряда стрелков, вооруженных луками.38)
Египетская пехота делилась на отдельные полки,*) которые назывались «меша» —  (войско). Войска Рамзеса II, двинутые им против хеттского войска, стоявшего под Кадешем, состояли из четырех полков, носивших названия «полк Амона», «полк Ра», «полк Пта» и «полк Сэта». Эти полки насчитывали по нескольку тысяч человек. Полки в свою очередь делились на роты —  — s3, которые в раннюю рамессидскую эпоху насчитывали 200 человек.39) В каждой роте было несколько взводов и отделений. Эти наиболее мелкие войсковые подразделения (7-15 человек) представляли собой костяк пехоты, в которой главную роль играли подвижные отряды легковооруженных стрелков.
Если пехота составляла основную массу египетского войска, то главной ударной силой было специальное колесничное войско, появившееся только в начале Нового царства, несомненно, под иноземным азиатским влиянием. Очевидно, в самом начале XVIII династии, а может быть, и немного ранее, как это показывают надписи времени Яхмоса I, в Египте появились колесницы и лошади, заимствованные, весьма возможно (как это принято полагать), у гиксосов или какого-либо другого азиатского племени.40) С этого времени египтяне начинают все больше и чаще пользоваться колесницей, запряженной конями, для охоты, а также в военном деле. На стенах египетских гробниц часто изображаются колесницы. В надписях, содержащих описания войн, всегда подчеркивается захват колесниц и коней после побед над азиатскими племенами. Видимо, для египтян в те времена колесницы и кони были особенно ценной «военной техникой» наиболее современного типа. Именно благодаря применению колесниц египетская армия могла передвигаться намного быстрее, чем раньше, приобрела значительно большую [192] маневренность, что дало ей возможность стремительно нападать на врага и энергично преследовать его после поражения. Конечно, в те времена и колесницы и кони как технические боевые новинки стоили еще довольно дорого и были доступны только царю, его приближенным и знатным аристократам. Поэтому коням и колесницам, особенно царским, присваиваются торжественные, пышные имена. Богачи и знатные люди гордятся своими запряжками и часто изображают их на стенах своих гробниц. Даже в царскую гробницу порой клали «заупокойную», особенно разукрашенную колесницу, вроде той, части которой были найдены в гробнице Тутмоса IV. Судя по изображениям, сохранившимся колесницам,41) а также отдельным их частям, древнеегипетская колесница была сравнительно небольших размеров, чрезвычайно легка и подвижна. В нее обычно впрягали двух коней; в ней могли поместиться всего лишь два, в редких случаях три человека.

Надгробие сирийского наемника.
Новое царство. XVIII династия.
Колесничное войско, появившееся в период XVIII династии, при фараонах XIX династии уже противопоставлялось пехоте и отрядам наемников-шарданов. Следовательно, это было вполне [193]

Отряд египетских воинов. Рельеф на стене храма в Дейр-эль-Бахри.
Новое царство. XVIII династия.
самостоятельное и достаточно крупное воинское соединение, которое имело определенное назначение, могло действовать отдельно, имея свою организацию и свое управление. В Голенищевском словарике, текст которого относится ко времени Рамзеса XI, встречается специальный термин для обозначения колесничных воинов, входивших в состав особого колесничного войска, которое поэтому и получило название , t-nt-ḥtri.42) Только благодаря наличию этого колесничного войска египетские войска смогли вступить в борьбу с крупными военными силами переднеазиатских государств и их коалиций, и, тем более, одержать над ними ряд значительных побед. Поэтому понятно то внимание, которое уделяли египетское правительство и весь класс рабовладельцев колесничному войску и конному делу вообще. Очевидно, существовал особый «конный двор», во главе которого стояли виднейшие сановники государства. Возможно, что им управлял особый «начальник коней» ,43) который в то же время командовал и всем колесничным войском. Вероятно, это был один из крупных военных командиров, так как он упомянут в словариках XX династии, например в Голенищевском словарике, на пятом месте среди высших воинских чинов, непосредственно после высокого придворного сановника, носившего титул «начальник царского дома».44) Его ближайшим помощником по управлению и командованию колесничным войском был «помощник начальника колесничного войска»,45) занимавший здесь такое [194]

Египетская колесница времени Нового царства. Музей во Флоренции.
же положение, как в пехоте «помощник начальника войска» (очевидно, пехотного). Колесничное войско делилось на отряды (своего рода эскадроны) из 25 колесниц, которыми, по мнению Фолькнера,46) командовали особые «колесничие резиденции». На каждой колеснице находилось два человека: собственно колесничий, или возница —  и колесничный боец — .47) В среде колесничных офицеров служили наиболее знатные представители рабовладельческой аристократии. Высокий пост «начальника коней» занимали два сына Рамзеса III, а должность первого «колесничего царя» обычно занимал высокопоставленный сановник, иногда даже царевич.48) Высшие должности в колесничном войске порой объединялись с высокими военно-административными или дипломатическими постами. Так, например, Хоремхеб, состоявший в период XVIII династии в высокой должности «начальника коней», был в то же время «начальником всех царских писцов войска» и «царским писцом записи новобранцев», т. е. фактически управлял всеми военными канцеляриями и, в частности, управлением по набору. В компетенцию знатного военачальника конца XVIII династии Хоремхеба входило выполнение обязанностей, связанных с регистрацией рекрутов. Весьма возможно, что с этим делом было связано снабжение и обучение молодых новобранцев. Таким образом, обязанности знатного «начальника коней» несколько напоминали обязанности начальника своего рода мобилизационного управления, если [195] для этой цели можно пользоваться термином значительно более позднего времени. Конечно, древнеегипетский аристократ во многом отличался от генерала новой Европы. Организация военного дела в древнем Египте стояла в общем на довольно примитивной ступени развития. Однако самый принцип набора новобранцев и первые зачатки военной организации этого дела, несомненно, восходят к глубокой древности.49) Другой крупный военный командир и знатный вельможа, живший, возможно, при фараоне Сетнахте, некто Гори, сын Кама, занимал высокий пост «первого царского колесничего» и одновременно носил звание «посла во всякую иноземную страну», чем он немало гордился.50) Имеются некоторые основания предполагать, что этот Гори был вместе с тем «царским сыном Куша», т. е. наместником Нубии.+ В этом нет ничего удивительного, так как некоторые наместники Нубии в своих надписях называли себя «первыми колесничими его величества» и «начальниками конюшни», иными словами, занимали высокие командные посты в колесничном войске и на «конном дворе», что увеличивало их влияние. В состав конного двора входили особые «начальники конюшен» — ḥrjiḥw — ,51) которые управляли не только конюшнями, но и казармами для колесничих и для колесничных бойцов, а также наблюдали за содержанием лошадей. Наряду с обычными конюшнями были и особые тренировочные конюшни, в которых выращивали и объезжали коней. Начальники конюшен также занимали очень видное место в среде крупной аристократии. Один из «начальников конюшен» занимал в то же время высокий административный пост «наместника Нубии».52) В Голенищевском словарике упоминается и особый «конюх». Очевидно, в период XX династии выделяется довольно значительная группа специального персонала, обслуживающего колесничное войско, конный двор и всякого рода конюшни, которая достойна упоминания в этом древнейшем известном нам своеобразном словаре древнеегипетских слов, названий и терминов.53)
Многочисленные надписи и изображения времени Нового царства, в частности перечни военных должностей, сохранившиеся в словариках и папирусе Лансинга, позволяют в некоторой степени восстановить организационную структуру египетской армии того времени и должностную иерархию ее командного состава. Во главе всей армии и военного дела в целом стоял верховный властитель страны — фараон, во всех важнейших случаях лично командовавший армией, и в надписях, выдержанных в традиционном торжественном и напыщенном стиле, всегда изображавшийся в качестве победителя над врагами и защитника своей страны и своего народа. Помощником самого [196] фараона в деле организации армии и военного дела был везир. Невидимому, именно он руководил военным ведомством. Везиру были подчинены крепости с их военными гарнизонами во всей стране. Везир устанавливал численность армии и царского конвоя. Ему были поручены и другие важные обязанности, связанные с организацией армии и военного ведомства.54) При фараоне и везире состоял особый «совет войска» — d3d3t nt mšc. В мирное время везир передавал этому военному совету особые «военные предписания».55) Во время похода фараон созывал этот военный совет, состоявший, очевидно, из высших военных командиров, для решения наиболее важных вопросов, сообщая ему о создавшейся стратегической или тактической обстановке, советуясь о том, как организовать военные действия и, наконец, передавая ему в форме военного приказа свое окончательное решение.56)
Высшим военным званием, дававшим право командовать всеми вооруженными силами страны, было звание «великого начальника войска», которое иногда переводят европейским словом «генералиссимус». Это звание носили знатнейшие аристократы и даже царевичи, как, например, наследники престола при Рамзесах II и III, а также при Мернепта. Этот военный титул, известный со времени Среднего царства, когда уже в некоторой степени оформилась завоевательная политика Египта, помещен в Голенищевском словарике на первом месте в списке военных должностей.57) Отдельными, наиболее крупными воинскими соединениями, своего рода корпусами, командовали «начальники войска» ,58) звание которых сохранялось в египетском языке с Древнего царства вплоть до поздней коптской эпохи. Как «начальник войска», так и начальник колесничных отрядов имели помощников, своего рода заместителей, которые выполняли обязанности, напоминающие обязанности начальника штаба. В надписях Нового царства упоминаются «помощник начальника войска» и «помощник начальника колесничного войска». Эти «помощники начальника войска» были высокопоставленными командирами. Так, «царевичу Куша» подчинялись два таких помощника (идену), а в декрете фараона Хоремхеба упоминаются два «идену» для двух половин Египта: юга и севера.59) Во главе пехотных полков стояли начальники и командиры лучников,60) которые иногда командовали крепостными гарнизонами. В списке командиров и военных чиновников папируса Лансинга эти военные командиры занимают почетное место, непосредственно следуя за начальником войска. Основной, наиболее распространенной командной должностью была должность командира роты, состоявшей из 200 человек, который носил специфическое название [197] «знаменосца» . Эти знаменосцы командовали как сухопутными отрядами, так и отрядами корабельных войск. Некоторые из них, например Небамон, служивший при Тутмосе IV, занимали довольно видные посты «знаменосца царского корабля, начальника множества воинов», начальника лучников, начальника полиции западной части столицы.61) Наконец, низшим командирским званием был «старший над 50-ю» . Возможно, что самыми мелкими воинскими подразделениями — взводами, отделениями или звеньями — командовали младшие командиры, своего рода унтер-офицеры или подпрапорщики. К сожалению, более подробных сведений мы об этом не имеем.62)
Крепостными гарнизонами командовали коменданты крепостей. В периоды напряженной обороны Египта от надвигавшихся армий противника крепостные гарнизоны Северного и Южного Египта выделялись в особые войсковые соединения во главе с высокопоставленными командирами, носившими звания «начальник крепостей [побережья] Великого Зеленого моря» и «начальник крепостей Нубии».63) Им подчинялись командиры гарнизонов крепостей, расположенных в отдельном округе, так называемые  — «начальники гарнизонных войск», наконец, во главе гарнизона отдельной крепости стояли  Ḥri iwcjt.64)
В египетской армии, по-видимому, были специальные командиры, состоявшие при высших командирах для особых поручений, очевидно, в первую очередь для сбора информации, которую они должны были регулярно докладывать своему начальнику, а затем для передачи приказаний нижестоящим командирам. Эти своего рода адъютанты назывались .65)
Весьма возможно, что Египет в военно-административном отношении делился на ряд территориальных округов. Однако этот вопрос может быть полностью освещен лишь при условии изучения всего относящегося к этому вопросу материала, заимствованного из источников всего периода Нового царства, включая XIX и XX династии. В настоящее время можно указать на то, что Нубия во время XVIII династии представляла собой особый административный округ, своего рода наместничество, подчиненное высокому чиновнику, носившему титул «царский сын Куша».66) В компетенцию этого наместника Нубии входило командование войсками, возможно, расположенными [198] или набиравшимися в Нубии. Так, Мермесу, наместник Куша при Аменхотепе III, а позднее Панехеси лично командовали своими войсками. Наместнику Нубии подчинялись, очевидно, на его территории или в пределах его полномочий «начальник лучников Куша» — ḥrj pd-t n Kš и даже особый «начальник конюшни» — ḥrj iḥw. Именно поэтому наместник Нубии был одним из высоких военных командиров, который занимал важные военные и военно-административные посты и носил высокие военные звания «первого колесничего царя» или «оруженосца царя».67)
Управление военным ведомством было централизовано и находилось в руках везира, как это видно из инструкции, сохранившейся в гробнице везира Рехмира. Фолкнер предполагает, что везиру в управлении военным ведомством помогал чиновник, носивший звание , однако это предположение нельзя считать доказанным, так как это звание пока еще не обнаружено в титулатурах чиновников, связанных с военным ведомством, или в надписях, трактующих о военном деле.68)
Как в гражданском управлении, так и в военном ведомстве весь механизм управления находился в руках писцов. Начиная со времени Среднего царства и особенно часто со времени XVIII династии в надписях упоминаются «писец войска»  и «писец пехоты» .69) Военным снабжением и распределением припасов и оружия ведали военные чиновники, своего рода интенданты, называвшиеся  «писец сбора» и  «писец распределения».70)
Деятельность этих военных чиновников довольно наглядно изображена на стенах гробниц Аменемхеба, Пехсукхера и Усерхета. По-видимому, в каждом «корпусе» было свое более или менее самостоятельное интендантство и поэтому начальник корпуса («начальник войска») или его заместитель ведал снабжением подчиненных ему воинских частей. Так, например, в гробнице «заместителя начальника войска» Аменемхеба сохранилось изображение выдачи «провианта, мяса, вина, хлеба и всевозможных хороших овощей» воинам писцами, которые находились в распоряжении Аменемхеба.71) В своей автобиографии Аменемхеб старался показать себя храбрым командиром, всегда смело шедшим в бой, на стенах своей гробницы он показал себя в качестве рачительного военного чиновника, который сам наблюдал за правильной раздачей продуктов подчиненным ему рядовым воинам и командирам. Интендантские склады, [199] откуда выдавалось продовольствие воинам и командирам, изображены на стенах гробницы Пехсукхера.72) Выдача пайков изображена в гробнице Усерхета. Старшие чиновники интендантства наблюдают за выдачей, а младшие поддерживают порядок среди воинов, получающих пайки. Судя по этому изображению, солдаты получали только хлеб, тогда как командиры получали добавочные продукты, очевидно, мясо и овощи, а также кувшин с пивом или вином.73)
Расширение пределов египетского государства и далекие походы, совершавшиеся вплоть до страны Митанни на северо-востоке и до глубинных областей Восточной Африки на юге, требовали значительного развития военного транспорта, необходимого для переброски войск и кораблей, для доставки продуктов, воды и оружия. С этой целью со времени XVIII династии применялись повозки, запряженные волами. В частности, именно на таких повозках были доставлены из Библа к Евфрату корабли во время восьмого похода Тутмоса III в Переднюю Азию. Такие же повозки применялись в военном деле и при Рамзесе II, а также при Рамзесе III. Весьма возможно, что военным снабжением ведали чиновники, носившие звание «машакабу» — .74) Однако эти машакабу были не только военными, но и гражданскими чиновниками, которые ведали главным образом доставкой различного рода имущества при помощи кораблей.
Главным видом транспорта в Египте издревле был водный. Для перевозки людей и грузов со времен Древнего царства пользовались в основном весельными и парусно-весельными кораблями, причем Нил с его сложной сетью рукавов и каналов был основной транспортной магистралью. Поэтому естественно, что и для военных целей водный транспорт имел первостепенное значение. В период Нового царства, когда египтяне стали совершать далекие военные походы в глубь Передней Азии и Нубии почти до Пунта, роль водного транспорта еще более возросла. Для переброски войск к портовым городам восточного побережья Средиземного моря, для захвата этих городов, для их морской блокады, для доставки товаров, оружия, продовольствия в Палестину, Финикию и Сирию, а также для вывоза различного имущества из этих стран, для переправы через Евфрат, для ведения войны с нубийскими племенами необходим был флот. Поэтому кораблестроение и кораблевождение получили дальнейшее развитие в период Нового царства. В связи с увеличением количества перевозимых грузов и людей не только по Нилу, но и вдоль морского берега начиная со времени XVIII династии в Египте строят более крупные корабли, которые несколько отличаются от кораблей предшествующего [200] периода. Эти корабли снабжаются большим парусом, который укреплен на короткой мачте, так что ширина паруса иногда в два раза превосходит его высоту. На кораблях устраивались особые каюты для людей. Ввиду необходимости перевозить большие грузы, как, например, каменные обелиски, принимались меры для укрепления бортов.75)

Выдача провианта воинам. Роспись из гробницы Усерхета.
Новое царство.
Развитие водного транспорта требовало сооружения все большего количества кораблей. При Тутмосе III функционировала большая судостроительная верфь, причем в особом сохранившемся до нашего времени журнале тщательно регистрировались обмеры лесоматериалов, выдававшихся на руки группам кораблестроителей.76) Однако египетские верфи не могли удовлетворить возросших потребностей, особенно в связи с развитием военной политики. Поэтому египтяне строили корабли в Финикии, пользуясь местным высококачественным строевым и мачтовым лесом. В надписи из Джебель-Баркала Тутмос III сообщает, что его воины «рубили мачтовый лес на сосновых террасах... вожди страны Речену тащили этот мачтовый лес при помощи быков к берегу [моря]. И построило мое величество корабль из соснового дерева на побережье Ливана [Ременен]».77) [201]
Любопытно отметить, что эти корабли строились из того знаменитого финикийского дерева «аш», которое и ранее доставлялось в Египет из Сирии. Очевидно, сирийские князья принуждены были оказывать в этом деле существенную помощь египтянам. Корабли, как указывается в этой надписи, должны были служить для доставки в Египет различных ценностей из Сирии и Финикии. Но, конечно, такого рода корабли предназначались и для военных целей. Поскольку Тутмос III систематически совершал военные походы в Переднюю Азию и столь же систематически выкачивал из завоеванных стран их человеческие и материальные ресурсы, постольку Египту нужно было постоянно получать из Финикии все новые и новые корабли. Поэтому Тутмос III, как он сам об этом сообщает, «ежегодно сооружал [корабли] в стране Джахи из настоящего соснового дерева страны Ливан [Ременен]».78)
Некоторое представление о форме, оснащении и командах египетских транспортных кораблей дают изображения флота, снаряженного при царице Хатшепсут, сохранившиеся на стенах ее храма в Дейр-эль-Бахри. На больших парусно-весельных кораблях команды достигают 41 человека: капитан и лоцман, обычно изображавшиеся на капитанском мостике, два кормчих, которые управляли большими рулевыми веслами, приводившимися в движение специальными рычагами, 30 гребцов, сидевших на веслах у обоих бортов, три надсмотрщика, наконец, четыре матроса, управлявших парусом.79) Применялись иногда и буксиры. Так громадную баржу, на которой перевозили большой каменный обелиск Хатшепсут, тащили на буксире 30 кораблей, построенных в три параллельных ряда.80)
Необходимость пользоваться во время войны кораблями как на северных, так и на южных границах государства привела к разделению египетского флота уже в начале XVIII династии на две флотилии, или эскадры. Яхмос, сын Иабаны, сражавшийся в войсках Яхмоса против гиксосов, сообщает в своей автобиографической надписи, что он служил в северной эскадре.
Судя по тому, что этот «начальник гребцов» , может быть, «начальник морской пехоты» был переведен в северную эскадру «за храбрость» — , служба в северной эскадре считалась более почетной. Вполне естественно, что фараоны XVIII династии обращали особенное внимание на северный и северо-восточный театр военных действий и поэтому заботились об усилении и комплектовании отборными кадрами именно северной эскадры, которой предназначалась крупная роль в борьбе с гиксосами, а затем в завоевании областей Передней Азии.81) [202]
* * *
О развитии военного дела и военного искусства в Египте в период Нового царства свидетельствуют сохранившиеся в летописях описания военных походов Тутмоса III и Рамзеса II. Особые царские писцы, как, например, Чанани, должны были во время похода вести специальные дневники и подробно отмечать в них все детали, касающиеся военных действий. Очевидно, уже в те времена возникали древнейшие формы литературных произведений, в которых описывались военные события и которые имели целью суммировать боевой опыт, накопленный войсками и полководцами. Судя по описаниям походов, при помощи разведчиков собирались сведения о передвижениях неприятельских войск, об их численности, расположении, боевой готовности и всякого рода иная военная информация. Обсуждая план боевых действий на военном совете в Ихеме, Тутмос III опирался на данные разведки, выяснившей важный факт сосредоточения неприятельских войск в Кадеше. Раньше чем вынести окончательное решение, фараон принимает меры к получению дополнительных разведывательных данных и только после этого отдает приказ о наступлении. Как видно из этого же рассказа летописца, перед принятием особенно ответственных решений фараоны созывали особые военные советы, на которых имели право выступать со своими предложениями, очевидно, наиболее видные командиры. Конечно, эти военные советы могли обладать лишь совещательными функциями. После подробного обсуждения вопросов, связанных с ходом кампании, фараон единолично принимал решение и отдавал соответствующий приказ по войскам.
«Анналы Тутмоса III» дают некоторое представление и о тактике боя. Египетское войско во время передвижения делилось на авангард и арьергард, а в бою — на центр и два фланга. В необходимых случаях применялась быстрая сокрушительная атака, которая должна была смять войска противника, внести дезорганизацию в его ряды и уничтожить его живую силу. Ввиду низкого уровня военной техники конечный исход битвы во многом зависел от численности войск, физической силы и выносливости бойцов и, конечно, морального фактора. На военном совете в Ихеме Тутмос III приказывает выступить по опасной горной тропе, чтобы неожиданно и быстро напасть на войско противника и решительным ударом нанести ему полное поражение. При развертывании войск перед боем учитывалось расположение возвышенностей, теснин, рек и дорог, которые должны были усилить позицию.
Уровень военной техники всегда связан с уровнем технических знаний и навыков. Несомненный прогресс в развитии [203] материальной культуры нашел отражение и в военном деле. Египтяне в период Нового царства использовали металлическое оружие лучшего качества, чем в предшествующие времена. Соприкоснувшись во время своих походов в Переднюю Азию с рядом культурных народов, они заимствовали у них различные технические достижения. Применение в военном деле колесницы и коня дало возможность организовать новый вид колесничного войска, что в свою очередь сделало египетскую армию более подвижной и маневренной. Некоторый прогресс наблюдается и в технике изготовления оружия. Появляются большие сложные луки, широко применяются кинжалы и мечи, наконец, у азиатов заимствуется и новая форма особого серповидного меча. В фортификации появляются новые переднеазиатские способы постройки крепостей. Широкое развитие военной политики требует от египетского правительства тщательной обороны границ государства. В связи с этим строится ряд новых пограничных укреплений. На северо-восточном рубеже находилась крепость Джару , которая должна была защищать Дельту Нила от нашествия азиатских племен. В Джару был расположен особый гарнизон, которым командовал офицер, бывший в то же время комендантом крепости. При Тутмосе IV эту должность занимал некто Неби, до этого назначения бывший «начальником крепости в стране Вават».82) Очевидно уже в те времена появляется группа военных командиров, которые специализируются именно в этом направлении. По мере углубления в области Передней Азии египетские фараоны были вынуждены строить различные укрепления в глубине завоеванных территорий, чтобы обороняться от восстаний мятежников, а также от нападения войск соседних больших государств. Так, например, Тутмос III после взятия Мегиддо построил в этом районе крепость и назвал ее «Тутмос — покоритель иноземцев». Судя по этому названию, эта крепость должна была явиться военной базой для дальнейшего продвижения египетских войск.
С той же целью египтяне строили в Нубии не только отдельные крепости, но целые линии укреплений. Под их защитой располагались провиантские склады, военные гарнизоны, которые обеспечивали порядок в завоеванной стране. Вокруг новых крепостей вырастали египто-нубийские поселения, становившиеся центрами хозяйственного, политического и культурного влияния египтян в Нубии. Еще в период Среднего царства в районе 2-го порога Нила была построена мощная линия укрепленных пунктов. По мере углубления египетских войск во внутренние области Восточной Африки эта первая линия египетских укреплений стала постепенно уступать свое [204] место второй, более южной линии крепостей. Тутмос I построил на острове Томбос крепость, как об этом говорится в Томбосской надписи Тутмоса I и в Ассуанской надписи Тутмоса II. Название этой крепости — «Никто не может противиться ему (фараону. — В. А.) среди племен девяти луков» — должно было указывать на важность этого укрепленного пункта, который призван был обеспечить господство египтян в завоеванной ими Нубии.83)

Боевой топор с изображением быка и льва. Новое царство.
Раскопки и надписи позволяют проследить всю цепь египетских укреплений, созданную фараонами Нового царства в Нубии. Крепости, построенные в предшествующий период в Нижней Нубии, снова стали использоваться в военных целях. Внешние стены этих старых крепостей во многих случаях все еще были достаточно прочными и годились для обороны. Так, например, крепости в Элефантине и Бигэ в период Нового царства продолжали служить в качестве опорных пунктов для египтян. В частности, они упоминаются в надписи из гробницы Рехмира и в одной надписи времени Рамзеса V.84) Крепость в Иккуре, судя по найденной здесь керамике, существовала и в эпоху Нового царства. Однако по мере дальнейшего продвижения египтян к югу она все больше и больше становилась ненужной. Раскопки Эмери и Кирвана показали, что крепость в Кубане в период Нового царства все еще сохраняла свое значение. Ряд построек здесь был возведен при Сети I и Рамзесе IX. Крепость в Анибе была превращена в большой укрепленный город, вокруг которого выросли большие пригороды. В Фарае, около главного русла Нила выросла новая крепость, которая упоминается в надписи Хэви времени Тутанхамона.85) В Бухене, судя по раскопкам Макивера и Ууллея, укрепления времени Среднего царства были расширены и территория, обнесенная стенами, увеличена. На острове во время XVIII династии была, возможно, заложена новая крепость.86) Из укреплений, [205] расположенных у 2-го порога, сохранила военную ценность лишь большая крепость в Семнэ. Зато новые важные укрепления были сооружены между Вади-Хальфа и Керма. Эти новые крепости должны были защищать не только южную, но и юго-западную границу Египта. Поэтому многие из этих крепостей были построены на западном берегу Нила. Среди этих укрепленных пунктов следует отметить Амару, Саи, Седеингу, Сесеби и Солеб. Крепость в Солебе еще не раскопана, но она упоминается в надписях под названием  — Mnnw Ḫc-m-m3ct.87)
В Седеинге, как известно, была расположена крепость Тейе.88) Еще южнее находились укрепления Гематона, возможно, основанного еще при Аменхотепе III.89) Наконец, несомненно, военным целям служили и некоторые храмы, судя по сохранившимся стенам и найденным надписям. Так, храм в Амаде был защищен внешней стеной, а в надписях упоминается «укрепленный город» Амон-хери-иб, расположенный в Абу-симбеле, где грандиозный пещерный храм мог во время военных действий служить прекрасным убежищем и крепостью.90) Одним из крупных центров египетского влияния в Нубии была Напата со своей крепостью, остатки которой еще не обнаружены. Возможно, что в Джебель-Баркальской надписи упоминается именно эта крепость под названием «Шема-хазетиу» («Уничтожение азиатов»).91) А в надписи Аменхотепа говорится, что» фараон приказал повесить на крепостной стене Напаты тело захваченного и доставленного сюда азиатского врага.92) Крепость в Напате была наиболее южным форпостом египетского могущества в Верхней Нубии и поэтому имела для египтян большое военное значение.
В надписях Аменхотепа III, Сети I и Рамзеса III упоминаются крепости в Нубии.93) Очевидно, в эти времена крепостное строительство в Нубии считалось важной государственной задачей.
Египетская армия в период XVIII династии превратилась в хорошо обученную, более или менее организованную и для того времени не плохо вооруженную армию, состоящую из профессиональных воинов и кадрового командного состава. Кадровые командиры египетской армии были типичными представителями военной аристократии, которая плотным кольцом окружала фараона, царствующий дом и ближайших сподвижников царя. Автобиографии этих военных командиров, как, например, надпись Яхмоса, сына Иабаны, или надпись Аменемхеба, дают яркое представление о деятельности этих древнеегипетских «офицеров», которые всю свою жизнь проводили в военных походах, старались всячески выслужиться перед фараоном и с гордостью сообщали в своих жизнеописаниях [206] о совершенных ими подвигах и наградах и почестях, которыми они были удостоены. Как видно по этим надписям, в этот период египетской истории уже существовали особые знаки воинских отличий, носившие своеобразные названия «золотая муха» и «лев». Наряду с этими древнейшими военными «орденами» применялись в качестве наград и ценные украшения. Так, фараон награждал своих военных командиров золотыми и серебряными браслетами, ожерельями, опахалами, а также драгоценным оружием, золотыми и серебряными кинжалами и секирами.94) Наконец, фараон награждал отличившихся командиров своей армии и более существенными ценностями, как, например, земельными участками и рабами.95) Так постепенно создавалась и укреплялась военная прослойка рабовладельческой аристократии, которая была особенно заинтересована в дальнейшем развитии военно-захватнической политики египетского государства. В одном поучении времени XX династии резко подчеркивается классовое расслоение, столь типичное для египетской армии того времени. Автор поучения в образных словах рисует тяжелую жизнь рядового воина, полную бедствий и горестей. Все тягости похода падают на плечи простого воина, в то время как его начальники «входят и выходят из палат царского дворца».96)
Углубление классовых противоречий, столь характерное для Египта времени Нового царства, не могло не коснуться армии. Основная масса рядовых бойцов, на долю которых падали все трудности и невзгоды далеких походов в заморские страны, те простые воины, которые гибли тысячами в долинах Сирии и пустынях Восточной Африки и всю свою жизнь платили государству и фараону тяжелый налог кровью, должны были рано или поздно активно выступить против безумной политики военных авантюр и все развивавшейся агрессии. Свободные массы египетского населения, весь трудовой люд должен был рано или поздно поднять свой голос против непрерывного развития военно-захватнической политики, достигшей наивысшего напряжения при фараонах XVIII династии. И как не пытались идеологи рабовладельческого класса систематической пропагандой убедить народ в том, что «фараон», являясь «сыном солнца от плоти его», т. е. физическим, кровным наследником солнечного божества на земле и тем самым неограниченным повелителем всей страны, облечен самими богами верховной властью и непререкаемым авторитетом, освященным религией, все же эта жреческая пропаганда, проводившаяся в ритуале, в изобразительном искусстве и литературе, могла лишь на время заглушить протест народных масс. Резкое прекращение военной политики при Аменхотепе III и Эхнатоне было, очевидно, вызвано активным протестом народных масс; [207] силы народа были истощены длительными тяжелыми войнами, поэтому народ требовал, чтобы бесконечным войнам был положен конец.
Военно-агрессивная политика времени XVIII династии привела лишь к иллюзии процветания, а на самом деле вызвала резкое обострение классовых противоречий. Только своевременное изменение правительственного курса внешней политики несколько смягчило эти противоречия и предотвратило взрыв классовой борьбы и повторение такого же крупного восстания бедноты, как то, которое некогда привело к крушению Среднее царство Египта. [208]

Примечания (в конце книги, кроме специально оговоренных. Нумерация страниц сохранена.)
1) Большинство современных египтологов полагает, что причиной организации крупной военной силы Египта и походов египетских фараонов XVIII династии было стремление египетского государства защитить страну от иноземного вторжения или господства. Так, например, М. Мэррей считает, что Тутмос III начал превентивную войну против «коалиции могущественных князей Мегиддо и Кадеша», так как соседние с Египтом страны «стали бросать завистливые взгляды на его богатства» (M. Murray. The Splendour that was Egypt. London, 1949, p. 50). Фолкнер также думает, что развитие военного дела в Египте в период Нового царства объясняется «решимостью фараонов не допустить того, чтобы Египет снова подпал под власть иноземцев» (R. O. Faulkner. Egyptian Military Organization. — JEA, vol. XXXIX, p. 41-42). Но оба эти специалиста по египтологии совершенно не учитывают того обстоятельства, что ни Кадеш, ни Мегиддо, ни даже вся коалиция сиро-финикийских княжеств и городов, воевавшая с Тутмосом III, не были столь сильны, чтобы начать агрессивную войну против Египта. Совершенно некритически подходя к египетским надписям, они предполагают, что египетские фараоны действительно воевали в Сирии и Финикии, чтобы либо подавить восстания местных племен, либо оградить границы Египта от нападений соседних государств. Однако все такого рода указания в источниках чаще всего являются пропагандистскими приемами, которые должны были искусственно создать впечатление о чисто оборонительной политике египетского государства. Только изучение военной истории Египта позволяет вскрыть истинный захватнический характер этих войн, необходимых для развития рабовладельческого хозяйства древнего Египта.
2) Ф. Корнелиус в своей краткой «Истории древнего Востока», чрезмерно преувеличивая роль личности, в частности фараонов, в истории Египта, пишет, что «Тутмос III был первый великий полководец, мысли которого мы знаем, столь же великий в качестве организатора захваченных провинций» (F. Cornelius. Geschichte des alten Orients. Stuttgart, 1950, S. 58). Изучение военной истории древнего Египта показывает, что и до Тутмоса III в Египте были крупные полководцы и что впоследствии и менее удачливые полководцы принуждены были вести захватнические войны. О личных свойствах Тутмоса III мы узнаем лишь из льстивых и трафаретных описаний придворных писцов и летописцев, которым трудно полностью доверять. Об организационной деятельности Тутмоса III вообще известно лишь очень немногое. Ясно лишь одно, что Тутмос III в течение ряда лет принужден был вести агрессивную политику в Передней Азии, чтобы иметь возможность непрерывно выкачивать человеческие ресурсы и эксплуатировать естественные богатства Сирии, Финикии и Палестины. [250]
3) Еще в период Среднего царства в Египте стала формироваться «великодержавная идеология», провозглашавшая египтян господствующим народом, которому должны повиноваться все остальные народы и племена (см. В. И. Авдиeв. Военная история древнего Египта, т. I. М., 1948, стр. 72). Из старых буржуазных историков только Либлейн сумел настолько критически отнестись к источникам, чтобы установить в древнем Египте в период Нового царства наличие «шовинизма» (J. Lieblein. Recherches sur l'histoire et la civilisation de l'Ancienne Egypte, I. fasc. Leipzig, 1910, p. 183-184).
4) Г. Масперо недооценивает развитие организации военного дела в древнем Египте в период Нового царства, полагая, что «военная организация не изменилась заметным образом по сравнению с предшествующим временем» (G. Maspero. Histoire ancienne des peuples de l'Orient classique. Les premieres melees des peuples. Paris, 1897, p. 211).
5) A. Erman. Ägypten und ägyptisches Leben im Altertum. Tübingen, 1922, S. 116.
6) K. Sethe. Urkunden der XVIII. Dynastie, IV, 956-957, 960.
7) K. Sethe. Urkunden.., IV, 964, 966, 972.
8) K. Sethe. Urkunden.., IV, 981.
9) H. Kees. Das Priestertum im ägyptischen Staat vom Neuen Reich bis zur Spätzeit. Leiden, 1953, S. 77.
10) H. Kees. Das Priestertum.., S. 75; K. Sethe. Urkunden.., IV, 1176-1190.
11)  rmt mšc соответствует древнегреческому слову λαός — «народ, войско», которое Геродот применил для обозначения свободных людей, строивших пирамиды (A.Erman und H. Grapow. Wörterbuch der ägyptischen Sprache, Bd. II, S. 155).
12) Войска изредка использовались для работ в каменоломнях даже в период Древнего царства (см. JEA, vol. XIII, р. 76; ср. K. Sethe. Egyptian Military Organization, p. 33). Однако это стало распространенным явлением только во время Нового царства в связи с большим развитием военного дела и появлением крупных постоянных армий.
13) Интересно сопоставить с данными древнеегипетских источников о численности египетских войск данные XIX в. Мехмед-Али в 1830—1840 гг. располагал в Сирии, Египте и Судане войсками, в состав которых входило 120 тыс. человек. В 1841 г. его армия насчитывала 81 тыс. человек. Согласно договору, который он плохо выполнял, он имел право держать только 18 тыс. солдат (G. Maspero. Histoire ancienne des peuples de l'Orient classique, p. 212). Брэстед полагал, что хеттские войска под Кадешем насчитывали не менее 20 тыс. воинов, столько же, не считая наемников, было и в армии Рамзеса II (Д. Г. Бpэстeд. История Египта, т. II, М., 1915, стр. 105). Эд. Мейер оценивает численность как хеттских, так и египетских войск под Кадешем, не считая обоза, в 25-30 тыс. солдат (Ed. Meyer. Geschichte des Altertums. 2. Aufl., Bd. II, l, S. 460-461).
14) N. de G. Davies. The Tombs of two officials. London, 1923, p. 38, pl. XXIV-XXV; cp. Ph. Virey. Tombeau d'Amenemab. — «Mémoires de la Mission archeologiquefrancaise au Caire», vol. V, p. 221; H. Bouriant. Tombeau de Harmhabi. — «Memoires de la Mission...», vol. V, p. 413-443.
15) Наблюдение за «записью новобранцев» имело столь большое значение даже в сравнительно мирное время царствования Аменхотепа III, что этим ведал виднейший чиновник, «начальник Нижнего и Верхнего [251] Египта», «начальник царских работ», «управляющий скотом Амона на юге и на севере», знаменитый Аменхотеп, сын Хану, прославленный «мудрец», объявленный впоследствии богом (S. R. K. Glanville. Some notes on material for the reign of Amenophis III. — JEA, vol. XV, p. 3-4; J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. II, p. 371-379).
16) K. Sethe. Urkunden.., IV, 1002-1018; W. Wreszinski. Atlas zur altägyptischen Kulturgeschichte, Bd. I. Leipzig, 1923, Taf. 23, 236.
17) Pap. Harris, I, 57.8 sqq.; cp. R. O. Faulkner. Egyptian Military Organization, p. 45.
18) В. И. Авдиев. Военная история древнего Египта, т. I, стр. 46; G. Maspero. Histoire ancienne des peuples de l'Orient classique, p. 219-220.
+ Так — HF.
19) W. Wreszinski. Atlas.., Bd. I, Taf. 23, 236.
20) L. D., Bd: V, Abt. III, 36b.
21) См. выше стр. 160.
22) См. выше стр. 160.
23) W. Spiegelberg und A. Erman. Grabstein eines syrischen Söldners, aus Tell-Aniarna. — ÄZ, Bd. XXXVI, S. 126 ff. Эрман предполагает, что на этой стэле изображен северносирийский или малоазиатский обычай пить вино через трубку (там же, стр. 128-129).
24) Риб-Адди сообщает фараону, что один из его чиновников в Сирии по имени Пахура послал против Гебала людей суту и убил людей шардана, которые, очевидно, входили в состав египетского гарнизона в Гебале (J. A. Knudtzоn. Die El-Amarna Tafeln, Bd. I. 195, S. Leipzig, 526-531; Bd. II, S. 1221-1223).
25) Название племени шардана встречается в тексте словарика Голенищева в форме  A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, Oxford, 1947, p. 194*-199*; ср. Ed. Meyer. Geschichte des Altertums, 2. Aufl., Bd. II, I S. 57-58; R. O. Faulkner. Egyptian Military Organization, p. 44-45.
26) A.Erman und H. Grapow. Wörterbuch der Ägyptischen Sprache, Bd. II, S. 186. Слово «маджалу» встречается в тексте словарика Голенищева в форме  (A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 73*). Гардинер указывает на то, что в период XX династии не только командиры маджаев, но и их подчиненные владели домами в западной части Фив. Следовательно, эти полицейские чины принадлежали к зажиточному слою населения. Отряды маджаев были расположены в качестве гарнизонов в крепости в Биггэ, а также в районе Вади-эт-Тумилат (A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 84*-85*). Об отряде маджаев, входивших в армию Яхмоса I, см. В. И. Авдиев. Военная история древнего Египта, т. I, стр. 146; R. O. Faulkner. Egyptian Military Organization, p. 44.
27) Flinders Petrie. Six temples at Thebes. Pl. l, № 7-8, p. 9, 20-21; L. Borchardt. Ansiedelung Kriegsgefangener in Tempeln. — ÄZ, Bd. XXXVI, S. 84.
28) L. Borchardt. Ansiedelung Kriegsgefangener in Tempeln, S. 84; W. Bissing. — ÄZ, Bd. XXXVII, S. 79-80. В восточной части [252] Мемфиса находилось особое «поле шарданов», а у Атрибиса — «стена сирийцев» (см. H. Kees. Ägypten. München, 1933, S. 329).
29) J. H. Breasted. Ancient Records of Egypt, vol. III, p. 136-137.
30) Титулы Небамона см. N. de G. Davies. The Tombs of two officials, pl. XXVI, p. 35; pl. XXIII; pl. XXVIII; p. 33; pl. XXI, p. 22. Изображения отрядов полиции и лучников из гробницы Небамона см. там же, табл. XXVII, стр. 36. В фиванской гробнице № 200, принадлежащей одному из предшественников Небамона, знаменосцу гвардии его величества» и «начальнику полиции», изображены отряды пехотинцев, насчитывающие до 15 человек в каждом (N. de G. Davies. The Tombs of two officials, p. 37). Дэвис ссылается на рисунок Хэя, хранящийся в Британском музее (British Museum. Add. MSS. 29822, fol. 63).
31) Слово śš3 — «полицейский, стражник» встречается в тексте Голенищевского словарика наряду со словом  — «сторож урожая на корню» (A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 92*-95*).
32) В папирусе Гарриса упоминаются «отряды стражников» (полицейских «саша») «для охраны берега канала в освященном месте». Немного далее упоминаются такие же полицейские, охранявшие урожай пшеницы (Pap. Harris, 28, 6-8). Во главе этих полицейских стояли особые «начальники стражников» (Pap. jud. Turin, 6, 5). В надписи на одном ушебти упоминается  — «стражник рабского дома» (Th. Dévéria. Mémoires et fragments, publies par G. Maspero, t. II. Paris, 1896, p. 248). Встречается также титул «полицейский жертвоприношений Амона» («Rev. Eğ.», Nouv. Ser., vol. I, p. 184; A. H. Gardiner. Ancieut Egyptian Onomastica, vol. I, p. 92*-93*).
33)  mnf3t (A.Erman und H. Grapow. Wörterbuch der ägyptischen Sprache. Bd. II, S. 80). Это слово встречается в тексте словарика Голенищева в форме . Оно противопоставляется слову  t-nt-ḥtrj — «колесничие, отряды колесниц», следовательно, обозначает пехоту (A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 113*). Гардинер предполагает, что слово «менфит» происходит от корня «неф» и означает «нападающие, атакующие». Однако это предположение требует дальнейших доказательств. На изображениях в Дейр-эль-Бахри солдаты «менфит» резко отличаются от молодых новобранцев  — «хуну неферу». Ed. Naville. Deir-el-Bahari, vol. IV, pl. XCI, CLV; R. O. Faulkner. Egyptian Military Organization, p. 43-44).
34) Аменемхеб в таких словах описывает свое участие в штурме Кадеша во главе отряда «храбрецов царя»: «Приказал его величество выступить всем храбрым его войскам, чтобы разрушить стену (укрепления. — В. А.), которую заново построил Кадеш. Я разрушил ее, будучи первым среди всех храбрецов» (K. Sethe. Urkunden.., IV, 894). В конце своей надписи Аменемхеб, говоря о назначении его Аменхотепом II на высокий военный пост, указывает на то, что царь поручил ему наблюдать за «храбрецами царя»  (K. Sethe. Urkunden.., IV 897). [253]
35) N. de G. Davies. Rock Tombs of El-Amarna, vol. I. London, 3903, 1908, pl. X-XV; vol. II, pl. XIII-XVIII, XXXI.
36) Стрелки из лука составляли основную массу египетского войска. Очевидно, поэтому в амарнских письмах египетские войска называются словом «пидати» или «битати», которое является искаженной формой египетского слова  pdt (педжет) — «стрелки из лука» (J. А. Knudtzon. Die El-Amarna Tafeln, Bd. II. 1915, S. 1492; Ed. Meyer. Geschichte des Altertums. 2. Aufl., 1928, Bd. II, l, S. 69; Ed. Naville. Deir-el-Bahari, vol. III, pl. LXXX).
37) Ed. Naville. Deir-el-Bahari, vol. III, pl. LXIX; G. Maspero. Histoire ancienne des peuples de l'Orient classique, vol. II, p. 213-214; L. D., Bd. V, Abt. III, 61; W. M. Müller. Egyptological Researches, vol. I. Washington, 1908, p. 15.
38) N. de G. Davies. The Tombs of two officials, pl. XXVII.
39) R. O. Faulkner. Egyptian Military Organization, p. 45. Роты, состоявшие из 200 человек, были, возможно, основными войсковыми единицами. Поэтому при каждой роте находилось особое знамя или, вернее, военный штандарт, в связи с чем командир роты носил звание «знаменосца». Ротам были присвоены особые названия, как, например, «рота его величества», рота «победоносен правитель Она», рота «солнце правителей», рота «Неб-Маат-Ра-Атон сияет» и т. д. (R. O. Faulkner. Egyptian Military Standards. — JEA, vol. XXVII p. 17).
40) Слово «колесница»  встречается в надписи Яхмоса, сына Иабаны (K. Sethe. Urkunden.., IV, 3, 5-6). Согласно Биссингу, этимология этого слова твердо не установлена, но все же оно производит впечатление египетского слова. Однако Биссинг указывает на возможность происхождения этого слова из какого-либо азиатского языка. Миронов производит это слово из индийского vararatha. Шпейзер считает, что оно происходит из хурритского слова waratušhu — «место для колесниц». Воздерживаясь от окончательного решения этого вопроса, Биссинг ссылается на Баттискомба Генна, который признает египетское происхождение этого слова («Archiv für Orientforschung», XI, 5-6, S. 330). Египетские слова  mrkbt,  c3glt, несомненно, переднеазиатского происхождения. Они сохранились в коптском языке. Египетское слово  -śśmt, возможно, происходит из семитского . Биссинг сопоставляет его с вавилонским sîsû и древнеиндийским aśwas («Archiv für Orientforschung», XI, 5-6, p. 330). См. P. C. Labib. Die Herrschaft der Hyksos in Ägypten und ihr Sturz. Hamburg, 1936, S. 10-11. А. Эрман полагает, что колесница и кони были заимствованы египтянами у хурритов или хананеев (см. А. Erman. Ägypten und ägyptisches Leben im Altertum, S. 583-584; ср. В. И. Авдиев. Военная история древнего Египта, т. I, стр. 133, 151, 177).
41) О внешнем виде древнеегипетской колесницы времени XVIII династии можно получить хорошее представление, так как до нашего времени сохранилось очень много изображений таких колесниц и даже несколько подлинных экземпляров. Одна такая колесница была найдена в гробнице Юя и Туйю, а другая хранится в Музее г. Флоренции. Части роскошно украшенной, парадной (очевидно, не предназначенной для употребления) царской колесницы были найдены в гробнице Тутмоса IV и хранятся ныне в Каирском музее. См. J. E. Quibell. Tomb of [254] Juaa and Thuiu. Le Caire, 1908, p. 65 sqq., pl. 51 sqq.; N. de G. Davies. Tomb of Jouiya and Touiyou, p. 35 sqq.; H. Сarter and P. E. Newberry. The Tomb of Thoutmosis IV. Westminster, 1904, p. 24 sqq. См. там же реконструкцию и описание колесницы (стр. 24-25). См. Nyoffer. Der Rennwagen im Altertum. 1904, S. 10 ff.; A. Erman. Ägypten und ägyptisches Leben im Altertum, S. 584-585.
42) A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 113*.
43)  В Голенищевском словарике это слово встречается в форме . В тексте словарика папируса Худа это слово сохранилось в более правильном начертании  (A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, 27*-28 *). При фиванском храме Амона находился особый конный двор коней Амона, которым управлял специальный чиновник, «начальник лошадей Амона» (G. Lefèbvre. Histoire des grands-prêtres d'Amon. Paris, 1929, p. 50).
44)  (A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 27*).
45) A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 28*.
46) R. O. Faulkner. Egyptian Military Organization, p. 43.
47) A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, p. 43, vol. I, p. 28*-29*. Слово заимствовано из семитского языка одного из народов Передней Азии и соответствует вавилонскому слову guzi (A. Erman und H. Grapow. Würterbuch der ägyptischen Sprache. Bd. V, S. 184). Судя по детерминативу «стрелы» в слове  — snny — «колесничный боец», эти бойцы были лучниками, как это, впрочем, и видно на всех сохранившихся изображениях.
48) H. Gauthier. Livre des Rois, vol. III. Le Caire, p. 176.
49) Должности Хоремхеба:
 — «начальник коней»
 — «начальник всех царских писцов войска»
  — «царский писец записи рекрутов»
(Н. Bouriant. Tombeau de Harmhabi. Paris, 1893, p. 416-423).
50) Должности Гори, сына Кама:
 — «первый колесничий его величества»
— «посол во всякой иноземной стране»
(Т. Säve-Söderbergh. Ägypten und Nubien. Lund, 1941, S. 177).
+ Г.А. Белова в книге «Египтяне в Нубии» помещает его в список царских сыновей Куша без каких-либо оговорок. HF.
51) A. H. Gardiner. Wilbour papyrus, vol. II. Oxford, 1948, p. 77 sqq.
52) R. O. Faulkner. Egyptian Military Organization, p. 43; L. D., III, 138n; A. Erman. Ägypten und ägyptisches Leben im Altertum, S. 655. [255]
53) A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 27*-29*.
54) См. выше стр. 91.
55) См. выше стр. 91. R. O. Faulkner. Egyptian Military Organization, p. 42.
56) См. выше стр. 106-110.
57) A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 20*-21*.
58) Слово  сохранилось в коптском  и в греческой форме λεμεισα (A.Erman und H. Grapow. Wörterbuch der ägyptischen Sprache, Bd. II, S. 155; A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 25*; A. Erman und H. Lange. Papyrus Lansing. Koebenhavn, 1925, S. 83).
59) A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 25*-26*; A. Erman und H. Lange. Papyrus Lansing, S. 84.
60) A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I. p. 112*-113*; A. Erman und H. Lange. Papyrus Lansing, S. 83-84; N. de G. Davies. Tomb of Mencheperrasonb, pl. XLVI.
61) A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 29*; N. de G. Davies. The Tomb of two officials, pl. XXVI, p. 12 sqq.; A. Erman und H. Lange. Papyrus Lansing, S. 84.
62) Звание младшего командира  c3t3w сохранилось прочно вплоть до коптской эпохи и вошло в коптский язык (A. Erman und H. Lange. Papyrus Lansing, S. 84-85).
63) В Голенищевском словарике упоминается звание «заместителя начальника Великого Зеленого моря» (т. е. Средиземного моря):  (A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 33*). Следовательно, можно предполагать существование должности «начальника крепости Великого Зеленого моря», который имел своего особого заместителя. Очевидно, в этом титуле имеется в виду не только одна крепость, а вся линия крепостной обороны Нижнего Египта (R. O. Faulkner. Egyptian Military Organization, p. 46).
64) R. O. Faulkner. Egyptian Military Organization, p. 46. Фолкнер по непонятной причине и без всяких оговорок пропустил в своем перечне военных должностей должность «начальника крепостного гарнизона», которая упоминается в перечне командных должностей, сохранившемся в папирусе Лансинга (см. A. Erman und H. Lange. Papyrus Lansing, S. 84).
65) A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. 1, 91* sqq.; R. O. Faulkner. Egyptian Military Organization, p. 45-46.
66) В. И. Авдиев. Военная история древнего Египта, т. I, стр. 174-175.
67) G. Reisner — JEA, vol. VI, p. 73-76, 83; Т. Säve-Söderbergh.Ägypten und Nubien, S. 175-177, 181-182.
68) R. O. Faulkner. Egyptian Military Organization, p. 42.
69) Звание «писца воинов» появляется со времени Среднего царства. «Писец воинов менфит» упоминается в Голенищевском словарике (см. A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 25*). [256]
70) A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 33*-34*.
71) W. Wreszinski. Atlas.., Bd. I, Taf. 94.
72) Ph. Virey. Sept tombeaux thebains de la XVIII dynastie. — «Mémoires de la Mission archéologique française an Caire», vol. V, 2, p. 288-291.
73) W. Wreszinski. Atlas.., Bd. I, Taf. 186.
74) A. H. Gardiner. Ancient Egyptian Onomastica, vol. I, p. 92*; A. Alt. Eine syrische Bevölkerungsklasse. — ÄZ, Bd. LXXV, S. 18-20.
75) A. Röster. Schiffahrt und Handelsverkehr des Östlichen Mittelmeeres im 3. und 2. Jahrtausend vor Chr. — Beiheft zum «Alten Orient», № l, S. 12-14; H. Kees. Ägypten, S. 115.
76) S. R. K. Glanville. Records of a royal dockyard of the time of Thutmosis III. — ÄZ, Bd. LXVI, S. 105.
77) G. A. Reisner and M. B. Reisner. Inscribed monuments of Gebel-Barkal, II. — ÄZ, Bd. LXIX; P. Montet. Les reliques de l'art Syrien. Paris, 1937, p. 11.
78) P. Montet. Les reliques de I'art Syrien, p. 12.
79) Ed. Naville. Deir-el-Bahari, vol. VI, pl. CLIII-CLIV, p. 5; fig. 3; vol. IV, pl. LXXXVIII, XC-XCI; vol. V, pl. LXXII-CXXIV, vol. III, pl. LXXII-LXXIII, LXXV.
80) Ed. Naville. Doir-el-Bahari, vol. VI, pl. CLIII-CLIV, p. 5, fig. 3.
81) K. Sethe. Urkunden.., IV, 3-4.
82) P. A. Böser. Beschreibung der ägyptischen Sammlung in Leden, Bd. VI. Leiden, 1913, pl. XIII, 22; W. Helck. Einfluss der Militärführer. Leipzig, 1939, S. 25; Т. Säve-Söderbergh. Ägypten und Nubien, S. 195.
83) K. Sethe. Urkunden.., IV, 138-139; J. H. Breasted. Ancient records of Egypt, vol. II, p. 49; Т. Säve-Söderbergh. Ägypten und Nubien, S. 195.
84) K. Sethe. Urkunden.., IV, 1120-1122.
85) G. Steindorff. Aniba, II. Hamburg, 1937, p. 17, sqq.; N. de G. Davies. The Tomb of Huy. London, 1926, pl. XIV sqq.
86) D.R. Maciver and C. L. Woolley. Buhen. Philadelphia, 1911.
87) H. Gauthier. Livre des Rois, vol. II, p. 314; N. de G. Davies. The Tomb of Huy, pl. XIV.
88) AJSL, vol. XXV, p. 98; Т. Säve-Söderbergh. Ägypten und Nubien, S. 194.
89) JEA, vol. XXII, p. 210.
90) Т. Säve-Söderbergh. Ägypten und Nubien, S. 195-197.
91) ÄZ, Bd. LXIX, S. 26.
92) См. выше, стр. 164.
93) JEA, vol. XIII, p. 203; «Medinet-Habu», vol. III, pl. 138z, p. 40, sqq., Chicago, 1934.
94) K. Sethe. Urkunden.., IV, 4-5.
95) K. Sethe. Urkunden.., IV, 2.
96) A. Erman und H. Lange. Papyrus Lansing, S. 84. [257]
*) Для того чтобы не загромождать текста книги малоизвестными египетскими словами, приходится для обозначения египетских воинских частей и подразделений пользоваться современными терминами. Однако такие переводы носят весьма условный характер, так как древняя организация военного дела резко отличалась от современной.
Автор: varent на 11:16
Ярлыки: