Интервью с антропологом Марией Медниковой о предназначении татуировок в древности, технике нанесения и различном отношении к ним в письменных и дописьменных обществах
Sheila Tostes
Материал подготовлен на основе радиопередачи «ПостНаука»
на радио Русская Служба Новостей. Ведущий — редактор проекта ПостНаука
Анна Козыревская, гость эфира — Мария Медникова, доктор исторических
наук, кандидат биологических наук, ведущий научный сотрудник Института
археологии РАН, автор книги "Неизгладимые знаки: Татуировка как
исторический источник".
— Давайте поговорим о татуировке в качестве исторического источника. И начнем с того, что же такое татуировка.— Мне кажется, что применительно к татуировке можно использовать расширительное понятие. Собственно, его ввел в научный оборот в XIX веке российский исследователь, этнограф Штернберг. Он написал статью для энциклопедии Брокгауза и Ефрона и в ней определил татуировку как неизгладимый знак наряду с некоторыми другими манипуляциями с человеческим телом. То есть это такое действие, которое приводит к необратимым последствиям. Допустим, какая-нибудь ритуальная раскраска может быть смыта, а татуировка остается навсегда, и именно поэтому так важно ее изучать, так как это не случайное действие, а очень серьезное и осмысленное, особенно если мы говорим о людях, которые жили в прошлом, о людях традиционной культуры.
— Про какой период мы будем говорить в истории татуировки? И про какие регионы, народы и религии?
— Так сложилась моя научная судьба, что в принципе я работаю от очень древних этапов, связанных с происхождением человека, его становлением, и до наших исторических времен. И я должна сказать, что появление этих неизгладимых знаков, а это не только татуировки, которые мы по понятным причинам не можем распознать в археологических остатках, как правило, это глубокое шрамирование, — оно может оставлять для нас видимые черты. Эти явления уходят корнями в каменный век.
— Когда собственно зарождаются татуировки? Когда обнаружены первые свидетельства татуировок и что они собой представляли?
— Прежде всего мне хочется сказать, что нужно разграничивать два аспекта существования человека. Это люди современные, люди индустриальной эпохи, и люди традиционной культуры. Первоначально к ним относили представителей доиндустриального общества. И, безусловно, к ним относились представители тех археологических культур, которые исследуются археологами. Так вот, если говорить о происхождении современного человека, то ранние следы манипуляций, которые связаны уже с sapiens — анатомически современным человеком, — уводят нас в период порядка 30 тысяч лет назад. Именно к этому периоду относятся те свидетельства, о которых мы можем говорить. Опять же татуировка — это такая область исследований, которая с трудом может быть воспроизведена какими-то методами, потому что это рисунок, который вводится под кожу, а кожа недолговечна. Но, если было обнаружено глубокое шрамирование, археология, которая работает с такой глубокой древностью, проводит аналогии с тем, как это, например, сегодня в Африке делается. Иногда это могло затронуть слой костной ткани. Мы действительно встречаем шрамы на черепах кроманьонцев, которые жили очень давно. В строго определенных местах были сделаны эти шрамы. Совместно с моими коллегами мы опубликовали находку, которая была сделана на территории нашей страны. Это знаменитые Костенки в Воронежской области эпохи палеолита.
— Есть ли какие-то исследования на тему, для каких ритуалов это было предназначено?
— Опять же мы можем основываться на контексте этих находок. Если мы сопоставим эту находку с находками близкого круга памятников, скажем, из Моравии (территория современной Чехии), где тоже жили кроманьонцы, то там такие шрамы были встречены только у мужчин. И только старше 18 лет. То есть мы можем предполагать, что речь идет об обрядах посвящения и инициации. И в данном случае нанесение татуировки или глубокого шрама было знаком того, что он прошел этот обряд перехода и что он приобрел какое-то новое качество и, по-видимому, стал носителем какого-то сакрального текста.
— Давайте вернемся к источникам исследований. Когда Вы говорили о шрамировании, было понятно, как могли сохраниться результаты, а с татуировками все еще не ясно, каким образом исследователи находят остатки этих древних татуировок, чтобы их изучать.
— Если говорить собственно про археологию, то, конечно, это находки мумий. В некоторых случаях даже природные условия способствуют тому, что человеческое тело сохраняется. Среди таких очень известных находок — находка «Отци» в Альпийских горах, человека, на которого, по-видимому, напали, и потом он замерз и погиб, и сейчас на территории Италии существует целый институт, которым руководит профессор Альберт Цинк, очень авторитетный антрополог. Этот институт специально занимается исследованием только этой находки. И на теле этого мужчины были встречены татуировки. Это уводит нас в глубину на 5 тысяч лет назад примерно. Есть и другие места, где сохраняются мумии. Например, Синьцзян — это территория Китая, пустынная местность, и там опять же природные условия способствовали такой консервации. И древнейшая мумия уводит нас в область 4 тысячи лет назад. Но основной массив этих находок связан с серединой первого тысячелетия до нашей эры. Там татуировки тоже очень хорошо сохранились. И наконец, гордость наших археологов — раскопки на территории Алтая. Первые такие открытия были сделаны после Второй мировой войны Руденко, замечательным ленинградским археологом. И сейчас эти мумии хранятся в Эрмитаже, где их продолжают исследовать, в том числе современными методами. И замечательная находка была сделана в 1993 году Натальей Викторовной Полосьмак, которая работает в Институте археологии и этнографии Сибирского отделения Академии наук в Новосибирске. Это была действительно находка века. Находки такой сохранности редко попадаются ученым. На границе Китая, Монголии и Тувы — это территория Алтая, плато Укок — было найдено неграбленое погребение молодой женщины, которая была вся покрыта татуировками. И, соответственно, к этому же культурному кругу принадлежат и другие находки.
— Каким было отношение древнего человека к татуировкам? Мы живем в мире, где татуировка — это обычное дело, но понимаем, что отношение к ним древнего человека не могло быть таким же, как у нас.
— Мне кажется, для того чтобы понять, как к этому относились, мы можем привлечь другой источник — письменный. Потому что хотя письменность — это достаточно позднее изобретение человечества, тем не менее некоторые важные моменты мы можем извлечь из нее. И здесь такие тексты, как, например, Ветхий Завет. Причем очень любопытно, что для Ветхого Завета существуют разные переводы, и для перевода на английский язык он звучит не так, как у нас, даже с интерпретационной точки зрения. И поэтому англоязычные исследователи делают вполне определенные выводы о распространенности именно ритуального шрамирования и татуировок у населения эпохи бронзы, если пользоваться современной археологической классификацией. И оттуда же мы можем понять, в каких случаях делались эти манипуляции. Например, в случае траура. Тут мы можем реконструировать, что люди действительно осознавали эту грань между жизнью и смертью, и в этот момент опять же они участвовали в обряде перехода. На самом деле, если мы вернемся к истокам, жизнь человека традиционного общества делилась на отрезки времени: детство, отрочество, брак, смерть.
Что касается обрядов перехода, то я могу сослаться на известную книжку Арнольда ван Геннепа, и вообще эта тема очень хорошо разработана культурологами за последние сто лет. Жизнь человека традиционного общества делились на четко выраженные отрезки, и любопытно их сравнить с некоторыми очень важными биологическими трансформациями, которые с человеком происходят. На самом деле так или иначе эти пути идут параллельно — социальное развитие и биологическое развитие индивида. Другой известный автор Мирча Элиаде писал о том, что человек традиционной культуры проживает свою физиологическую, биологическую жизнь, как таинство. Поэтому многие вполне очевидные вещи осознавались через ритуал. И действительно, например, ребенок был еще не совсем человеком в представлении этих людей. Его надо было «доделать», и очень часто его «доделывали» путем неких манипуляций с телом. Необязательно это была татуировка. Иногда это могли быть манипуляции с зубами, их подпиливали, инкрустировали, выдирали или чернили. Это могло быть шрамирование, о котором мы уже говорили. Иногда даже такая страшная вещь, как ритуальная ампутация. Такие обычаи описаны, в частности, у аборигенов Австралии, и они еще совсем недавно производились. Итак, ребенок рождается, растет, достигает возраста шести-семи лет, когда у него начинается прорезаться вторая генерация зубов. Тут в традиционном обществе возможны первые посвятительные обряды. Дальше он растет, достигает подросткового возраста. И здесь опять он должен быть посвящен в члены племени. Это настоящая инициация. Иногда эти обряды были очень сложными, могли быть кровавыми. И тут как раз возможность татуировки и возникает. Обращаю ваше внимание, что очень часто после прохождения этих обрядов люди приобретают новое имя. Собственно, мы и сегодня осколки этих представлений имеем, потому что, скажем, при вступлении в брак мы можем изменить имя. И, наконец, третий, последний момент, когда умер близкий человек, это тоже обряд перехода в традиционном обществе. Люди совершали такое путешествие в область смерти, и оттуда они выходили обладателями новых знаний, новых качеств, как это представлялось. Иногда они просто перерождались. Но в этой связи, может быть, я могу сослаться на легенду маори, которую несколько лет назад перевела, об обретении как раз дара татуировки. Довольно любопытная история, которая повествует о том, как реальный человек земли Матаора познакомился с девушкой из подземного мира. Он на ней женился и последовал за ней. Оказывается, эта девушка является потомком очень важных представителей местного пантеона богов, то есть с одной стороны бог, который отвечает за землетрясения, а с другой — богиня ночи. И отец этой девушки, естественно, тоже очень важный представитель подземного мира, учит этого Матаору ценному дару татуировок. Потому что мы знаем, что как раз у аборигенов Новой Зеландии очень сложные татуировки, очень болезненные, они, кстати, называются не тату, а моко. И с набором всяких ценных сакральных предметов он возвращается потом на поверхность и несет это невероятно ценное знание людям. Нужно сказать, что для аборигенов Новой Зеландии татуировка, моко, представляла собой, конечно, статусное явление.
— Что они изображали?
— Это были фигуры в виде спирали. В этой легенде опять же есть некоторые намеки, что там изгибается хвост ящерицы, но на самом деле какого-то буквального толкования мы не должны за этим усматривать, мне кажется. Потому что речь идет о сферах, скажем, коллективного бессознательного. Это архетип. Архетип можно по-разному интерпретировать, потому что на самом деле татуировка маори запечатлевает миф. Миф всегда многовариантен, он несет много толкований. И в этом, собственно, интерес этой ситуации. Когда европейцы появились на этой земле и когда заключались договоры о передачах земли, были всякие имущественные отношения между вождями племен и европейскими колонизаторами. На договорах часто рисовали свойственный определенному вождю рисунок татуировки. То есть это было как герб, как инсигния власти, это имело очень важное символическое значение. И, безусловно, это было освящено какими-то сакральными ценностями этого населения. Я думаю, это была очень серьезная вещь на самом деле.
— Какие знания о культуре исследователи могут получить из татуировок отдельных людей?
— Мне кажется, что рассмотрение татуировок и распространение их в прошлом говорит о ментальном состоянии обществ. Почему? Дело в том, что если мы будем анализировать сообщения древних авторов, а это прежде всего греки и римляне, которые отмечали распространение татуировок, то мы поймем, что у каких-то народов они были распространены — у фракийцев, у скифов, а у каких-то они использовались совсем другим образом. То есть, скажем, в тех местах, где были города, где была письменность, к татуировкам относились неодобрительно, это был такой метод наказания, причем серьезный. Скажем, татуировали рабов. То есть это был знак рабской принадлежности, это было клеймо в знак наказания у римлян.
В других культурах — у фракийцев, у скифов — это было, наоборот, символом престижа, символом принадлежности к определенному обществу. И, собственно, моя идея заключается в том, что это можно противопоставить. То есть здесь мы имеем очень яркую иллюстрацию двух очень разных типов мышления. Это люди письменной традиции, собственно об этом писал Лотман. И мы здесь видим практическое применение его теории. И те культуры, у которых письменности не было, использовали так называемые мнемонические символы. В качестве этих символов могли служить самые разные предметы. Мне кажется, что и люди с татуировками и с разными манипуляциями, характерными для определенных культурных традиций, становились такими живыми мнемоническими символами. То есть когда мы используем письменность, то мы множим тексты, умножаем количество смыслов. Когда у нас письменности нет, мы все время обращаемся к первозданному мифу. Мы должны его воспроизводить раз за разом. И собственно исследователи конкретных случаев татуировки, в частности тех самых пазырыкских мумий, обращают внимание на повторяемость сюжета, повторяемость рисунков. Причем эти рисунки воспроизводятся на одежде, предметах декоративного искусства, оружии и на коже человека. Это такой священный текст, запечатленный для того, чтобы мир не рухнул. И, безусловно, иногда сюжеты татуировок позволяют нам больше понять про эти культурные традиции. Например, изображение кошачьего животного, часто с оскаленными зубами. С точки зрения психологии это может быть интерпретировано как проявление агрессии, которое было свойственно племенам так называемой военной демократии. К ним относились и скифы, и сарматы, и, конечно, фигура воина, охотника стояла очень высоко. Безусловно, это был один аспект, связанный с распространением подобного явления. Здесь татуировки служили одной цели. В других обществах они, возможно, отражали совсем иное. Но тут совершенно другой источник. Пластика, фигуративное искусство очень древнее, оно восходит к ранним земледельцам. Вообще-то земледелие происходит на Ближнем Востоке. Может быть, об этом не всем известно, но порядка 12 тысяч лет назад в так называемых странах плодородного полумесяца, куда сейчас частично относится Иран, Ирак, Сирия, часть Израиля, люди перешли к земледелию и к производящему хозяйству. Возникает культ плодородия, и одним из его символов становится распространение женских фигурок. И очень часто они покрыты узорами. Потом была миграция через Балканы, и там тоже находят такие фигурки. То есть в данном случае женская фигурка с татуировкой, возможно, может служить совсем другим целям, чем у скифов.
— Какими методами наносились эти знаки?
— Если говорить о татуировках, то тут, конечно, большой интерес представляет вопрос, какие субстанции использовали для того, чтобы ввести краситель. Есть иногда предположения, что могла использоваться сажа священного очага, какие-то красители, которые могли представлять особую ценность для конкретной культурной традиции. Иногда понять, как это производилось, помогают химические исследования, потому что сейчас археология переживает технологический бум. И в частности, если мы говорим про скифов, сажа использовалась как основное красящее средство. Есть некоторые тексты опять же греческих авторов, которые нам, наоборот, говорят, как сводить татуировки, какие химические вещества растительного происхождения можно применять, чтобы избавиться от нежелательного рисунка. Одна из таких легенд записана на стенах храма Асклепия про некоего Пандария, который избавлялся от татуировки, и там без божественной помощи дело не обошлось. В принципе, очевидно, что это был широко распространенный феномен. Но в каждом конкретном случае мы должны исходить из контекста находок и понимать, с чем мы имеем дело. Иногда по косвенным признакам мы можем судить о татуировках. Если мы вернемся к шрамированию, то это такое явление, как символическая трепанация. Этот термин был предложен одним венгерским антропологом лет 50 назад, и он описывал достаточно частное явление — появление где-то около полутора тысяч лет назад в Карпатской долине населения кочевого происхождения, у которого на лбу были глубокие ямки, явно сделанные искусственно человеческими руками. И по аналогии с трепанацией, которая все-таки представляет собой сквозную процедуру, это было названо символической трепанацией, то есть не доведенной до конца. Я позволила в своих работах несколько расширить применимость этого термина. У представителей одного племени шрамы в определенном месте, в другом племени — в другом месте. Иногда их несколько, и число их не случайно. Оказалось, что начиная с эпохи Верхнего палеолита они распространяются и фактически доходят в некоторых племенах до наших дней. И, безусловно, это как раз ритуальное воздействие. Иногда оно интерпретировалось и как медицинская процедура, потому что понятно, что в прошлом фигура знахаря, целителя была связана с ритуальными действиями, поэтому тут нельзя одно отделить от другого. Но таких примеров сейчас очень много. И у нас есть определенные культуры, эпохи, когда такие явления становятся очень распространенными.
— Если мы говорим о современных татуировках, какое сейчас отношение в культуре к ним? Как оно, с Вашей точки зрения, изменилось?
— Любопытная вещь: как я уже сказала, цивилизованные страны с самого начала происхождения письменности воспринимали татуировку со знаком «минус» — в противоположность варварским народам. И христианство, в общем, тоже восприняло эту традицию, и хотя в Ветхом Завете есть указание на то, что они когда-то делались, но, в принципе, оценки Нового Завета отрицательные. Совершенно аналогично было и в Японии, на Дальнем Востоке тоже, в Китае — это символ наказания, это непозитивное действие. И буквально в последние десятилетия мы живем в очень интересном времени, когда смешивается много всего разного в нашей жизни. Многие очень образованные люди обращаются к практикам древности, пытаясь найти какие-то истоки настоящей жизни и приобщиться к каким-то туманным ценностям. Мне кажется, что тут надо разбирать психологию этих явлений. У меня есть предположение, что все-таки в процессе эволюции мы как-то были запрограммированы на более активную жизнь, на жизнь охотника, активного человека, и сейчас мы ее до конца не проживаем. То есть как-то надо выпускать пар и, может быть, на данном этапе, хотя, безусловно, мы живем в урбанизированных условиях, но такого рода возвращения к подобным странным действиям могут служить какой-то компенсацией за информационный шум, который нас окружает.
Мария Медникова
доктор исторических наук, кандидат биологических наук, ведущий научный сотрудник Института археологии РАН
Анна Козыревская
