Темы

Австролоиды Альпийский тип Америнды Англия Антропологическая реконструкция Антропоэстетика Арабы Арменоиды Армия Руси Археология Аудио Аутосомы Африканцы Бактерии Балканы Венгрия Вера Видео Вирусы Вьетнам Гаплогруппы генетика Генетика человека Генетические классификации Геногеография Германцы Гормоны Графики Греция Группы крови Деградация Демография в России Дерматоглифика Динарская раса ДНК Дравиды Древние цивилизации Европа Европейская антропология Европейский генофонд ЖЗЛ Живопись Животные Звёзды кино Здоровье Знаменитости Зодчество Иберия Индия Индоарийцы интеллект Интеръер Иран Ирландия Испания Исскуство История Италия Кавказ Канада Карты Кельты Китай Корея Криминал Культура Руси Латинская Америка Летописание Лингвистика Миграция Мимикрия Мифология Модели Монголоидная раса Монголы Мт-ДНК Музыка для души Мутация Народные обычаи и традиции Народонаселение Народы России научные открытия Наши Города неандерталeц Негроидная раса Немцы Нордиды Одежда на Руси Ориентальная раса Основы Антропологии Основы ДНК-генеалогии и популяционной генетики Остбалты Переднеазиатская раса Пигментация Политика Польша Понтиды Прибалтика Природа Происхождение человека Психология Разное РАСОЛОГИЯ РНК Русская Антропология Русская антропоэстетика Русская генетика Русские поэты и писатели Русский генофонд Русь Семиты Скандинавы Скифы и Сарматы Славяне Славянская генетика Среднеазиаты Средниземноморская раса Схемы США Тохары Тураниды Туризм Тюрки Тюрская антропогенетика Укрология Уралоидный тип Филиппины Фильм Финляндия Фото Франция Храмы Хромосомы Художники России Цыгане Чехия Чухонцы Шотландия Эстетика Этнография Этнопсихология Юмор Япония C Cеквенирование E E1b1b G I I1 I2 J J1 J2 N N1c Q R1a R1b Y-ДНК

Поиск по этому блогу

пятница, 4 ноября 2016 г.

КИЛЬБУРГЕР, ИОГАНН ФИЛИПП Краткое известие о русской торговле Часть 3

ОБЪЯСНЕНИЯ И ДОПОЛНЕНИЯ
к русскому переводу сочинения Кильбургера.

К ВТОРОЙ ЧАСТИ
К главе I
Европейская торговля, доставлявшая России много иноземных товаров, достигла в XVII в. больших размеров. Русские не довольствовались приездом к себе иностранцев, но сами совершали торговые путешествия в чужие страны. «Могут, рассказывает Рейтенфельс, однако и русские купцы выезжать за пределы отечества, но непременно с разрешения царя и с обязательством вернуться обратно. Они имеют даже вне своего отечества несколько складочных мест, пользующихся необычайной свободой, как, например, в Гольме, в Швеции, в Вильне, в Литве, в Ревеле и Риге, в Ливонии и других соседних городах, куда они свозят товары и продают их без всякого стеснения» 504. Швецию русские посещали в значительном количестве, и, например, в 1681 г. «русских людей новгородцов, олонченов, тихвинцев было в Стекольне... с русскими разными товары человек с 40 и болши» 505. Поэтому не вполне верно замечание Крижанича, что «русы, ляхи и весь народ словенский отнюдь не знадут далекого торгования ни по морю ни по суху» 506.

Само московское правительство принимало большое участие во внешней торговле, и «на поташ, воск и мед царь (Алексей Михайлович) выменивал бархат, атлас, камку, золотые материи (парчу) и тонкое сукно, которыми награждал своих чиновников за службу» 507. Правительство посылало своих комиссаров [331] за границу делать закупки иностранных товаров иногда на громадные суммы. Так в докладе царю по отчетам, присланным Гебдоном по поводу возложенного на него в конце 1660 г. поручения купить европейские товары, сказано: «А на тое мушкетную и суконную покупку надобно 104.000 рублей, оприч иных покупок»; именно Гебдон должен был купить «30.000 аршин сукон разных цветов по 26 алтын по 4 деньги аршин, итого 24.000 рублей» 508. Часто правительство покупало материи, вина и пр. в Архангельске 509.
Виды европейских товаров, ввозимые в Россию, были весьма разнообразны, и среди них встречаются даже такие предметы, которые производила сама Россия, но по тем или другим соображениям они все-таки ввозились в Россию, хотя иногда и в небольшом количестве (напр., соль, лисицы). По росписям Кильбургера (1671, 1672 и 1673 г.г.) и его прейскурантам (май 1674 г.) можно составить почти полный перечень товаров, доставляемых тогда Европой России 510. На некоторых из этих товаров следует несколько остановиться 511. [332]
Тафта была тонкой шелковой материей, чистой и обыкновенно лоснящейся. [333]
Объярь (обер) — подражание волнам на шерстяных и шелковых материях, но главным образом на гродетуре, который [334] собственно и называется объярью. Согласно «Переписной книге (7166 г.) домовой казны патр. Никона», объяри были широкие и [335] узкие, а по цвету — лимонные, вишневые, таусинные, гвоздичные, двоелишные, черные, зеленые, лазоревые, с травами, «по серебряной земле травы золотые с разным шелком». Мерой они были большею частью в 10 аршин, а также в 4, 5, 8, 12, 13 аршин с вершками 512.
Парчой прежде называли материю из одного золота, потом это название перешло к штофам с золотыми и серебряными цветами, а около половины 18 века парчой стали называть во Франции всякую шелковую материю с травами или разводами. Парча лукская — был французский штоф, делаемый в подражание производимым в Луке.
Сатин, как термин, был известен русским еще в 119 г.: «2 сатыни по портищу» 513.
Камка была амстердамская, а также кизильбашская и индийская («индейская»); была также материя «камкасей» 514.
Гробгрин, очевидно, соответствует искаженному русскими названию сукна «графин» 515.
Дрогет, или драгет, — полусукно из шерсти, иногда с примесью ниток, шелка; есть драгеты и чисто «шелковые» и чисто «нитяные», с золотом и серебром.
Жемчуг бывал мелкий, средний, крупный; различались зерна гурмыдкие, кафимские, зерно раковинное, зерно не алмазное; [336] жемчуг считался по зернам, половинкам и золотникам 516. Жены бояр и богатых лиц много употребляли жемчуга на свою одежду и украшения. На платье бояр и их сапоги тоже шел жемчуг; бояре даже одевали на шею широкое ожерелье из жемчуга и драгоценных камней 517.
Перстни с драгоценными камнями привозили из-за границы. У царевны Анны Михайловны было (139 г.) много золотых перстней с благородными камнями, напр., «перстень золот с финвфтом черным, на печати в середках алмаз четвероуголен да около его 8 искорок яхонтовых червчаты» 518. Перстни были необходимым украшением мужчин и женщин всех слоев русского населения. Перстень с резной вставкой назывался жиковиной (или жуковиной), и жиковиной запечатывали грамоты 519.
Венци из желтой меди тоже ввозились в Россию. «Повязка, устроенная сплошною, напр., жемчужною каймой вокруг головы, называлась венком. Особый вид венка, который делался обыкновенно из металлической цки (т. е. доски) и прорезывался насквозь каким-либо узором с городками или зубцами вверху, назывался венцом... Такой венец (т. е. с острыми углами вокруг) употреблялся у нас исключительно в девичьем уборе, по той причине, что его носили только на открытых волосах». Венец мог быть и из золота, серебра, украшен финифтью, камнями и пр. 520. Невесте, рассказывает Олеарий, одевали корону; «корона приготовлена из тонко выкованной золотой или серебряной жести, на матерчатой подкладке; около ушей, где корона несколько согнута вниз, свисают четыре, шесть или более ниток крупного жемчуга, опускающихся значительно ниже грудей» 521. Согласно Рейтенфельсу, «девушки украшали себя красивыми венками из золотых шнурков, драгоценных камней и кораллов» 522. Таннер видал, как русские девушки «на лоб надевают [337] ободок в 3 пальца шириной с золотом и серебром и с висящими кругом звездочками, так что нельзя шевельнуть головой без того, чтобы он не засиял лучами» 523. Что же касается серег из серебра или другого металла, то, по уверению Флетчера, нельзя было увидеть без них ни одной женщины и девушки 524.
Золото и серебро продавалось на литры 525. По мнению Крижанича, русским следовало бы научиться делать пряденое золото, потому что в России «много ся прошьет и проплетет того злата на петлицы, на рубачи и на ино» 526.
Проволока золотая и серебряная делалась в волос толщиной и навивалась на шелковинку и тогда называлась цевочным золотом или серебром.
Канитель — проволока золотая или серебряная, настоящая или мишурная, которую навивали на железную проволоку, так что, по вынутии железной проволоки, канитель оставалась в виде трубочки.
Галун золотой, серебряный или шелковый шел на обивку мебели, стен, занавесей и т. п. 527.
Листы золотые были доставлены в 1669 г. гамбургским купцом для Коломенского дворца «к стенным делам» 528. В казне Никона было: «золото сусальное листовое по связкам, а в связках по 6 тетрадей, а в ней 300 листов»; «серебро листовое 27 тетрадей, а в тетради 15 листов». Пряденое золото мерялось на цевки, золото и серебро волоченое и канитель — на фунты и золотники, кружева золотые и серебряные и тесьмы золотые с серебром волоченные — на аршины 529. [338]
Медь привозили в Россию в необработанном виде и в деле 530. Сосуды из меди были разные, как по величине, так и по названиям, напр., котел медный пивной в 50 ведер, «естовной» — 1 ½, 4, 7 ведер, лохани, «тазишки» 531. В 1649 г. Христина шведская русским торговым людям в Стокгольме «поволили беспошлинно отсюда к Руси вывесть денежных и венгерских медяных досок, також и литую старую медь, которую они здесь своим торговым промыслом доступили» 532. Но в 1676 г. русские жаловались, что в Швеции было запрещено шведским правительством покупать красную медь у частных лиц, а только в казне, и после Кардиского договора (1661 г.) русские платили по 50 и 60 рублей за берковец, а прежде покупали вольной ценой по 30 рублей 533.
Железо иностранного производства разного рода в большом количестве было обнаружено в казне Никона: «77 листов железа немецкаго двойного, 3 пуда 11 гривенок железа листоваго, 41 лист железа немецкаго двойного белаго», «8 бочек немецкаго белаго двойного железа целых» и «железа свицкаго 52 доски» 534.
Сукно английское, рассказывает Коллинс, при нем «совершенно пало в цене, потому что оно дороже голландского, а голландское сукно, хотя непрочно и в мочке сседается на шестую долю, но нравится русским, которые говорят, что сседается только новое сукно. Напрасно и мы (англичане) не ввозим им такого же. К тому же мы все торгуем сукном, а голландцы привозят шелки и всякого рода мелочные товары, расходящиеся больше, нежели сукно, которое теперь выходит из употребления» 535. Сукно привозилось в кипах (Pack) и половинках (Halbgen). [339] Величина половинок была разная: в 17, 20, 22, 27 арш. и пр. 536. Кармазинные сукна были разных цветов 537. О немецких названиях сукон дает объяснения автор Торговой книги, который отожествляет «лакен» с сукном; кроме того, по старинным немецким словарям Laken = Tuch 538.
Краски, между прочим, шли на крашение материй. Кармазинным (или кармазинновым) цветом называется красный цвет с синеватым оттенком, в отличие от шарлака, красного цвета с желтоватым оттенком. Шарлах же есть целый ряд азопигментов разнообразного химического состава, растворимых в воде, с красивым красным цветом. «Замечается, сообщает «Словарь коммерческий», что «крамозинными» называются все цвета, делаемые из кошенили». Хороших красных цветов насчитывали семь, а именно: 1) экарлатный красный французский или гобелинский, 2) красный кармазинный, 3) красный краповый, 4) красный полузернистый 5) полукармазинный, 6) красный накаратный, 7) экарлатный кошенильный или голландского фасону. Экарлат, одна из красных красок, делалась из агарика, кваса, пастели и зерен эварлатных или вермильона. Кармазинный цвет для шелка [340]приготовлялся из фернамбука (красного, или бразильского дерева). Наибольшее значение в красильном деле имеют следующие краски: кампеш, или синий сандал; фернамбуковое, или красное, или бразильское дерево; сандальное дерево, или сандал; желтое дерево, или фустик; физетовое, или венгерское. Этими красками окрашиваются шерстяные, шелковые, хлопчатобумажные ткани и шерсть 539.
Краски, употребляемые русскими, были разнообразнейшими 540. Из них туалетные краски, судя по отзывам иностранцев, были крайне необходимы для русских женщин, которые, как пишут путешественники, считали для себя обязательным подкрашиваться, хотя бы они и были красивы 541. Как повествует автор описания России 1557-1558 г.г., русские женщины «так намазывают свои лица, что почти на расстоянии выстрела можно видеть налепленные на лицах краски; всего лучше сравнить их с женами мельников, потому что они выглядят, как будто около их лиц выколачивали мешки муки; брови они раскрашивают в черную краску под цвет ”гагата”» 542. Не раскрашивать лица считали даже за стыд, и поэтому «молодыя и старыя, богатыя и бедныя румянились и белились, но очень грубо» 543. Олеарий заметил, что русские женщины «в общем красиво сложены, нежны лицом и телом, но в городах они все румянятся и белятся, при том так грубо и заметно, что кажется, будто кто-нибудь пригоршней муки провел по лицу их и кистью выкрасил щеки в красную краску. Они чернят также, а иногда окрашивают в коричневый цвет, брови и ресницы». Эта [341] косметика, по словам Олеария, была обязательной, и жених присылал своей невесте ящик с румянами; при гостях или выходя на улицу, напр., в церковь, женщины великолепно одевались, «и лицо и шея должны быть густо и жирно набелены и нарумянены» 544. Мейербер повторяет, что «этот ложный обычай подкрашивать себе цвет лица до того укоренился, что даже в числе свадебных подарков глупый жених посылает невесте также и румяна, чтобы она себя подделывала» 545. Но в смысле достоверности более интересен отзыв доктора Коллинса, много лет прожившего среди москвичей: «Румяна их похожи на те краски, которыми мы украшаем летом трубы наших домов и которые состоят из красной вохры и исианских белил. Они чернят зубы» 546. Койэт тоже рассказывает о русских женщинах, злоупотреблявших косметикой 547. Девушки также румянились и белились 548.
Пряности русские покупали от иностранцев, которые привозили их из Индии окружным морским путем, а между тем, как справедливо говорит Крижанич, русские сами могли бы через калмыков получать все индийские товары (пряности и драгоценные камни) и даже перепродавать их иностранцам 549. Впрочем, как свидетельствует Рейтенфельс, у русских «пища приготовлялась без всяких приправ, кроме соли, а если подается на стол еще перец и уксус, то это уже роскошь» 550. Конечно, богатые люди употребляли приправы. Во II пол. XVI в. русские ели к жаркому соленые сливы, а лимоны «считали за лакомство при [342] рыбах и другой пище» 551. Голландцы для сбережения лимонов солили их в рассоле и посылали во все северные страны 552.
О характере русско-европейской торговли Кильбургер говорит в заключении главы относительно этой торговли, жалуясь, что иностранцы действуют врозь, не знают, кто выписал какой товар и в каком количестве, отчего и происходит большое падение и повышение цен 553; вследствие этого немцы желали бы, чтобы было известно, кто что выписал, потому что тогда можно было бы правильно строить свои коммерческие расчеты, т. е. чтобы торговля была открытой и правильно организованной. Совершенно другого мнения был Родес, заявлявший, что «молчаливость и величайшая таинственность — самое важное дело в торговле» 554. Русские собственно и следовали этому правилу, и каждый действовал самостоятельно, на свой страх и риск, так что у них наблюдалась большая разобщенность. Такая несплоченность русского купечества не могла не отзываться вредным образом на внешней торговле, потому что она при таких условиях подвергалась всевозможным случайностям и отличалась крайней неустойчивостью, неопределенностью и запутанностью. Поэтому Кленк во время своего посольства в Россию (1675-1676 г.г.) предложил русским устроить в Архангельске [343] компанию и ставить общие цены, как это было в заграничных городах. Русские гости дали на это предложение очень характерный ответ: «А чтобы русским людем о товарех заговор иметь и торговать и на товары цену накладывать кампаниею и то де дело нестаточное, для того что обыкновенья таково межь русскими людьми наперед сего не бывало и иные такой твердости межь ими уставить никоторыми мерами немочно, потому что иноземцы приезжают со многими товары небольшие люди, а русские люди многим числом всякой с своим товаром, что у кого есть, и поползновение и всякая нетвердость бывает от молодчих людей»; гости привели в пример, как в 175 году Аверкей Кириллов решил составить компанию и уговорился с русскими продавать юхотный товар по общей определенной цене; но не прошло и 2 недель после сговора, как, «не дождався последних кораблей, молодчие люди свои товары распродали и договор поставили ни во что». Выслушав это, бояре заявили гостям, что государь прикажет смотреть за нарушителями уговора и конфисковать их товар; тогда гости согласились на устройство компании, прибавив, что «хотя сперва, за необыклостью, и трудно покажетца» это для русских купцов, но потом они сами признают всю выгоду компании, подобно тому, как при царе Алексее «имали юхотный товар у всех торговых людей в его великого государя казну и продавали у города (т. е. Архангельска), и в то время иноземцы купили по 6 рублев с полтиной пуд, а ныне врознь покупают по 3 рубля с полтиной пуд, а иное и меньше» 555.
К главе II
Персидская торговля в русской внешней торговле XVII в. занимала после европейской торговли второе место. Она удовлетворяла с одной стороны потребностям самих русских, с другой — западных европейцев, служа передаточным звеном между Персией, Индией и Западом. [344]
Астрахань в этой торговле была главной пристанью, благодаря своему выгодному географичесисому положению при устье Волги. О значении самой Волги, Мейерберг писал, что она доставляла восточным народам меха, а передавала от них «разные ткани, льняныя, хлопчатобумажныя и шелковыя, золотыя и серебряныя парчи, ковры, самый лучший шелк, окрашенный в разные цвета, рубины, бирюзу и жемчуг, ревень, закаленные в бактриянском Низапуре клинки» 556. Русские издавна торговали в Астрахани, славившейся в XIV в. своею обширностью и богатством; она отправляла шелк и пряности в Тану, откуда они шли в Италию, однако после нашествия Тамерлана 1395 г. Астрахань пала, но все-таки русские купцы ее посещали в XV в., и Контарини в 1473 г. даже занял тут у них деньги. В этом столетии шелк и пряности шли уже через Сирию (а не через Астрахань и Тану) 557. Но, очевидно, торговля Астрахани постепенно поднялась, и купец Тедальди, ездивший в 1554 г. в Персию, рассказывал Поссевину, что в Астрахани «бывает большое стечение народа и прославленная торговля» 558. Масса тоже говорит, что Астрахань, при завоевании ее русскими, была «значительным», «большим и многолюдным торговым городом», куда стекались азиатские и русские купцы 559. Но после полного покорения Астрахани Грозным (1556 г.) торговля ее ослабела. Когда ее посетил в 1558 г. Дженкинсон, торговля тут была в малых и ничтожных размерах; сюда съезжались купцы из разных стран: русские, татары и персы; русские привозили красные кожи, бараньи шкуры, деревянную посуду, уздечки, седла, ножи и т. п. безделушки, хлеб, свинину и др. припасы; татары доставляли сюда товары, выделанные из хлопка, шерсти, шелка; персы, именно из Шемахи, привозили шелковые нитки, которые весьма употреблялись в России, пестрые шелка для поясов, кольчуги, луки, мечи и т. п., иногда хлеб, грецкие орехи, но «все это в таких незначительных размерах, что торговля здешняя ничтожна и бедна» 560. Но впоследствии астраханская торговля [345] возродилась. Если верить донесению Шиля (1598 г.), в Казани и Астрахани в конце XVI в. «торговля приносила великому князю до 100 тысяч золотых ежегодного дохода в пошлинах и мытах» 561, а по словам Маржерета, Астрахань «производит очень деятельную торговлю, более чем все прочие города русские и снабжает почти все государство солью и соленой рыбой» 562. Однако в начале XVII в. город Астрахань был «не особенно велик» 563, но царь Михаил увеличил его «почти на треть» 564. Тут русские, персы и индийцы имели свои отдельные рынки. «Так как, рассказывает Олеарий, и бухарские, крымские и ногайские татары, а также армяне (христианский народ) со всякими товарами ведут тут большую торговлю и промыслы, то, как говорят, город этот и приносит ежегодно его царскому величеству большую сумму, — даже одних пошлин 12.000 рублей, или 24 тысячи рейхсталеров» 565. «Об его торговле, пишет Стрюйс (1668-1670 г.г.), можно сказать, что она очень велика», и «государь получает с него большие доходы, вследствие постоянного ввоза и вывоза различных товаров, обложенных большой пошлиной» 566. [346] Девствительно, во II половине XVII в. «в Астрахани производилась большая торговля иностранцами: персианами, индийцами, бухарцами, армянами и др.», и «здесь было большое судоходство и торговля» 567. Более поздний путешественник — Бель (1716 г.) подтверждает, что «Астрахань производит знатную торговлю с Персией, Хивой, Бухарой и Индией» 568.
Что касается общей характеристики восточной торговли, то о ней П. Алеппский получил такое впечатление, что русский царь не нуждается в торговцах, приезжавших из Турции и покупающих соболей и другие меха, «быть может, на сумму в миллион золотых», потому что кизылбаши привозят свои редкие товары «на сумму в тысячи золотых», а также приезжают купцы из Австрии и из Европы (откуда они «приезжают тысячами» в Архангельск) 569. Но более спокойный наблюдатель Крижанич справедливо доказывал, что хотя «ныне добываем перских товаров, али не толико, нить тако, како бы можно было при своих ладиях, коими бысмо обходили по всех градех [347] и странах, лежащих окол Хвалынского моря. А разумно поступаючь, добывали бысмо и волны тонкия на ткание сукон добрых. А волны грубыя и кожухов бысмо добывали без трудности» 570 .
Сам царь производил торговлю «с персидцкими купчинами — шолком, сырцом и вареным, и всякими тамошними товарами, в Астарахани и в Казани и на Москве. А ценят те персидцкие товары по тамошней их цене, по чему купят в Персии, а на Москве за те деньги дают ис царские казны соболи и иную мяхкую рухлядь, а ценят тое мяхкую рухлядь против роздачи с прибавкой. А как те купчины бывают в Астарахани, и в Казани, и на Москве: и им даетца до поезду их царское жалованье, корм и питье, и суды, в чем им ехать водой, и гребцы безденежно» 571. Принимая у себя восточных купцов, «великий князь, рассказывает Олеарий, почти каждый год посылает к шаху персидскому посланников или малых послов, которые, при своих зачастую неважных поручениях, занимаются и торговлей (впрочем купцов своих великий князь посылает еще особо); эта торговля дает им тем большие выгоды, что шах дает им в своей стране полное содержание» 572. В другом месте Олеарий тоже говорит, что великий князь «пользуется услугами известных лиц, которым он доверяет и товары и большие суммы наличных денег: он посылает этих людей в соседние страны, особенно в Персию и Турцию, и велит торговать в пользу своей казны» 573. Один из таких купцов — Котов в 131 г. [348] «ходил за море в Персицкую землю в купчинах з государевой казной» и оставил описание этого путешествия, где между прочим говорит о Шемахе: «А в Шемахе семь гостиных дворов, все каменные... а стоят гостинные дворы промеж рядами: тезичей, арменьской, на том русские торгуют, гилянской и иные дворы и местом велики» 574. В 1637 г. Олеарий посетил Шемаху, в которой русские продавали на своем дворе олово, медь, юфть и соболи 575.
Плавание по Волге было трудным и продолжительным. Русские послы в Швеции в 1617-1618 г.г. считали «от Московского государства до ц. в-ва отчины, до Нижняго Новгорода» — 500 верст, от Нижнего до Казани — 500, а от Казани до Астрахани — 2.000 верст 576. Английские купцы плыли от Св. Николая в Вологду 14 суток, от Вологды до Ярославля ехали сушей 2 суток, а от Ярославля до Астрахани водой — 30, т. е. весь путь от Архангельска до Астрахани совершали летом в 46 суток 577. От Москвы же до Астрахани русские обыкновенно плыли на стругах и насадах, согласно Кильбургеру, 40-42 дня, а обратно на маленьках, т. с. быстроходных, судах 42-49 дней, что не противоречит русским источникам. Для плавания по своим рекам [349] русские употребляли разные суда. «Суда, называемые «насадами», были длинными, широкими, плоскодонными, сидели не свыше 4 футов над водой, могли возить до 200 тонн; на них не было никаких принадлежностей из железа, но все из дерева; при попутном ветре они плыли на парусах, в противном же случае, для их движения требовалось много людей: одни тащили судно, обвязав вокруг шеи длинные канаты, прикрепленные к барке, другие на самой барке двигали ее длинными шестами»; таких судов было много на С. Двине 578. Русские не только для речных судов не употребляли гвоздей, но и для плавания на море делали суда, скрепляя их только прутьями и лозой 579. Русские, кроме бурлацкой тяги, шли против течения по Волге, когда нельзя было пользоваться парусами, занесением вперед на ½ мили одного якоря за другим, но таким способом проходили в день не более 2 миль; волжские струги, плоские внизу, поднимали 400-500 ластов; они большею частью нагружались солью, икрой и грубой соленой рыбой; на больших стругах помещалось 200 рабочих 580. Однако волжские суда были и в 1.000 ластов 581 или 1.000 тонн 582. Но вообще у русских были в употреблении «небольшие» плоскодонные «струги, которые могли подымать до 300 тюков шелку, составлявших 15 ластов, и имели довольно значительную полость, или вместимость», и шли на парусах или на 16 веслах 583. Впрочем это известие относится к эпохе Петра I, при Кильбургере же были суда в 1.000 ластов. Родес (1653 г.) подробно останавливается на этом вопросе. Он говорит, что по Волге соль и рыбу возили на больших «насадах», «из которых некоторые так велики, что на них можно отправлять по 1.000 ластов». Они ходили только до Нижнего Новгорода и [350] лишь при высокой воде до Ярославля 584. Обыкновенно же от Нижнего грузы шли на более мелких судах. Несмотря на то, что на упомянутых громадных насадах бывало до 600-800 чел. экипажа, на них часто нападали донские казаки небольшими шайками в 50-60 человек и требовали большой откуп 585. Раз 400 казаков напали на русский караван в 1.500 человек и половину их перебили, хотя лодки шли под охраной стрельцов. Когда Олеарий плыл по Волге, казаки не раз нападали на плывущих, которые должны были постоянно их опасаться 586. Московское правительство энергично боролось с этим злом, строило остроги по Волге против казаков, и во время Кильбургера донские казаки, которые обыкновенно с Дона переправлялись на Волгу по Иловли и Камышинке 587, уже не могли опустошать Волги, как это было, например, при Разине. Что казаки замышляли идти воровать на Волгу, было дано знать государю еще в 1667 г., и, действительно, вскоре они начали свой грабеж под предводительством Разина, но в 1671 году он был [351] казнен. Койэт, как и Стрюйс, много рассказывает о Стеньке Разине и передает, что, когда Разин изменой взял Астрахань (1670 г.), князя Ивана Семеновича Прозоровского «схватили и повели в четырехугольную башню в замке, служившую маяком для судов, шедших о Каспийского моря, и сбросили сверху вниз... Имущество многих заграничных купцов, бывших тогда в городе, персов, индийцев, туров, армян, бухарцев и других, было разграблено и растаскано, а сами они частью перебиты» 588. По известиям одного иностранца (1671 г.), в обвинительном акте Разина было сказано: «Ты предал смерти многих знатных купцов персидского шаха и многих других иностранных торговцев, персиан, индийцев, турок, армян и бухарцев, которые были в то время в Астрахани ради торговых целей, и разграбил их богатства, подав тем великому шаху персидскому повод к раздору» 589.
Торговых путей в Персию было несколько. Как доносил Родес, шелк, добываемый только в одной провинции Гилянь, шел в Европу ближайшим путем через Каспийское море на Астрахань и далее по Волге. Другой путь был длиннее и дороже и шел на Ормуз, лежащий в проливе, соединяющем Персидский залив с Аравийским морем. Отсюда шелк англичане и голландцы везли морем вокруг Африки в свои страны. Третий путь лежал через г. Алеппо, откуда шелк через гавани Александретту, Триполи и др. вывозился в Италию и Францию. Из всех этих путей самым удобным был на Астрахань, как наиболее короткий, и доставка сюда 2 тюков шелка обходилась среднем всего в 1 р. 50 к., а доставка тех же 2 тюков в Ормуз обходилась среднем в 2 р. 63 ½ коп. и требовала 80-90 дней времени; доставка же через Александретту, Триполи и Смирну была, несомненно, еще дороже. Таким образом, самым удобным путем был путь на Астрахань. Конечно, провоз товаров из Астрахани в европейские государства (через Балтийское или Белое моря) требовал еще дальнейших расходов, но, следует думать, они все были по расчетам купцов меньше, чем по другим направлениям, раз, как мы [352] знаем, иностранцы многократно и настойчиво пытались установить через Россию провоз персидских товаров, главным образом шелка. Кильбургер в данном вопросе ничего нового не сообщает, так как он тут пользуется лишь известиями Родеса 590. Но зато у нас есть другой ценный источник: «О ходу в Персидское царство и из Персиды в Турскую землю и в Индию и в Урмуз, где корабли приходят», который подробно указывает на продолжительность пути, и через какие города идут торговые дороги. От Астрахани купчина Котов плыл (в августе 131 г.) на бусах до Низовой Пристани (южнее Дербента) около 7 дней (однако был и сухопутный путь, который Котов тоже описывает). От Дербента до Шемахи было хода 6 дней, отсюда до Ардевиля — 10 дней, отсюда до Казбина (Казвин) — 11 дней, от него до Кум (Ком) — 7 дней; тут путь раздваивался: на юг шел к столице Испагани — 7 дней, а на восток — к Ормузу. Путь на Ормуз длился от Кум на восток (через Ваирамея, Тайрань) до Фарабата — 11 дней, отсюда к востоку до Мешети — 15 дней (в сев.-вост. углу нынешней Персии), от Мешети на юго-восток, в область современного южного Афганистана, до Кандагара — 40 дней. В Кандагаре (тут была персидская «грань от Индеи») путь снова раздваивался: шел на Индию (для этого нужно было «от того города Кандагари все итьтить на восход солнца») и на Ормуз; чтобы достигнуть Ормуза, нужно было повернуть от Кандагара на ю.-з. — 40 дней. Таким образом, путь из Гиляни на Ормуз делал большой круг, так как прежде нужно было идти далеко на ю.-в., а потом поворачивать назад, на ю.-з. Следовательно, согласно этим данным, от Казвина (т. е. недалеко от области Гилянь) до Ормуза шли 124 дня, а от Казвина до Астрахани 34 дня, т. е. гораздо скорее, чем на Ормуз. По Родесу однако путь от Гиляни до Ормуза длился 80-90 дней, а не 124 дня, но эта разница в количестве дней одного и того же пути может быть объяснена тем (если все эти данные верны), что Родес считал от более близкого пункта, или же, может быть, направление дороги при Родесе было изменено, и расстояние сократилось. О самом Ормузе рассматриваемый памятник так отзывается: «А на том Белом море стоит город [353] Урмуз, и к тому городу пристань корабельная, приходят немецкие люди Английские и Фрянцовские, из того города Урмуза приходят (в Испагань) на вьюках на верблюдах...; приезжают в Испагань в Персидское царство Немецкие люди с товары и с ефимки для сырого шелку. А был тот город Урмуз Индейской, да взяли его Шах и Немды вместе; а ныне сказывают, что тот город Урмуз весь за Шахом» 591.
Бухарская торговля была на месте изучена Дженкинсоном (1558 г.), который дает для того времени интересные сведения о ней. Тогда ходили в Бухару караваны от Мертвого Култука (на Каспийском море) в 1.000, 600 верблюдов, принадлежащих христианам, персам и татарам, но они постоянно находились под угрозой нападения степняков. Русские привозили в Бухару кожи, деревянную посуду, седла и т. п., но не сукна, потому что их никто не брал бы, так как индийцы и персы получали сукна от португальцев, из Алеппо и др. турецких городов и привозили их в Бухару. Поэтому и важно отметить, что в XVII в. русские уже имели возможность сами ввозить в Персию сукна, завоевавши таким образом новый рынок сбыта. Из Бухары русские вывозили при Дженкинсоне хлопчатобумажные ткани, шелк, краски, но все в небольшом количестве; тут же персы покупали у русских их товары, напр., кожи 592.
Индийская торговля стала развиваться только в XVII в. В предыдущем же столетии генуэзский капитан Павел, как сообщает Иовий, узнал по слухам, что индийские благовония можно провозить не через Океан и Средиземное море, как делали португальцы и испанцы, а вверх по р. Инду и далее до Каспийского моря, Астрахани, Москвы, Риги и через Балтийское море, и этот путь был дешевле. Но его попытки получить [354] разрешение у Василия III на открытие через Москву торговых сношений с Индией окончились неудачей 593. В 1647 г., получив известие, что в Астрахани можно спокойно торговать, туда приехало 25 индийцев, «а товары с ними небольшие, тысячи по три, четыре, потому что еще приехали они в первые проведати», какая в России торговля и можно ли безопасно торговать; пошлин с них было взято в Астрахани 4.000 рублей. «А индеяне привозят свои товары: шелк, дороги, киндяки и миткали и бязи и иные товары и каменье дорогое», а покупают «соболи не самые дорогие, шубы бельи, которыя деланы на их индейскую руку, а умеют де те шубы делать в Казани, медь и иные товары». В 1650 г., уже в Ярославль, индийцы привезли киндяки, кушаки, кумачи, выбойки гилянския и индийския, фаты бумажныя, шелк ряский, завесы арабския и пр. 594.
Шелк во время составления Торговой книги еще не являлся вполне установившимся передаточным персидским товаром, и русские тогда только наводили справки у англичан и других иностранцев, «надобно ли привозити его» 595. Но при Стрюйсе уже «главную отрасль торговли в Астрахани составлял шелк из Персии и других мест» 596. Иностранцы в XVII в. не раз пытались получать персидские товары через Россию. Так англичане в 1614 г. и 1620 г., а нидерландцы в 1631 г. домогались разрешения свободной торговли с Персией по Волге, но неудачно, вследствие того, что русские купцы заявили, что это повредит их торговле и казне, «потому что из Московского государства [355] ездят в Персию для торговли многие торговые (русские) люди» 597. Столь же печальные результаты имела уже учрежденная Голштинская компания, обязавшаяся в 1634 г. платить ежегодно царю по 300.000 рублей за право передаточной торговли с Персией. Но компания могла покупать в Персии только «шелк сырой, каменье дорогое, краски и иные большие товары, которыми русские торговые люди не торгуют»; последние же покупали у персов всякие материи, крашеные шелки, сафьяны и мн. др. товары; таким образом, компания была сильно ограничена выбором товаров, а громадная плата за право торговли с Персией не соответствовала действительным выгодам 598. Поэтому Крижанич был не прав, когда по поводу неосуществления голштинского проекта думал, что этим «помиловал бо есть Бог тогда наш народ: да не бысть немцем дано сею землею в конец завладать и выбирать нашия корысти с нашею остудой» 599. Русские не так были просты, как мог бы полагать Крижанич, и они заключили с Голштинией договор на весьма выгодных для России условиях, так что нарушение этого договора Голштинией было лишь к невыгоде России. Для голштинской компании главный интерес, конечно, представлял сырец-шелк, который можно было обрабатывать на западноевропейских фабриках, и извлекать из этого большую прибыль. Московское правительство учитывало это значение шелка для Запада и сделало его казенной монополией. Но в половине XVII в., несмотря на царскую монополию, шелк из Персии шел в Европу большею частью через Турцию, а но Россию. В виду явной дешевизны доставки шелка через Россию, Родес тогда сделал попытку к осуществлению этого провоза. Он заявил И. Д. Милославскому, что если бы московское правительство достигло того, чтобы весь шелк, добываемый в Персии, поступал в царскую казну, то иностранные купцы покупали бы у царя весь этот шелк; при этом Родес прибавил, что это не ограничилось бы одним шелком, но притянуло еще многие другие персидские товары, а также [356] «значительную часть индийской, особенно китайской торговли». Милославскому все это очень понравилось, но, очевидно, дело на этом и заглохло. В то время (1653 г.) в Архангельске обыкновенно получалось средним в каждые три года по 120-150 тюков (900 пудов) шелка, который казна продавали по 45 рублей за пуд, а ей самой он обходился всего по 30 рублей 600. Но в торговле персидским шелком-сырцом наступила перемена, когда в мае 1667 г. армянская компания во главе с армянином Ромодамским и Григорием Лусиковым получила льготы: неограниченный ввоз шелка в Россию, единственный путь через Россию (а не через Турцию), непроданный шелк в России можно везти за море, но возвращаться с заморскими товарами должно через Россию же; при всем этом платится отъезжая и провозная пошлина 601. Однако едва успела наладиться торговля компании, как она была прекращена продолжительным бунтом Разина и смертью шаха Аббаса II. Именно благодаря главным образом этим обстоятельствам, наблюдается в этот период упадок русско-персидской торговли. В 1673 г. (февраля) была совершена договорная торговая подтвердительная запись с армянской компанией о восстановлении с Россией прежней торговли, но, вследствие советов русских гостей, без права сквозного провоза, чтобы предоставить тем русскому купечеству всю выгоду передачи, и чтобы европейские ефимки могли задерживаться в России 602. Торговля не замедлила возобновиться на этих условиях 603. [357] Однако главное преимущество компании — право на транзит было ею потеряно, и, может быть, от этого армяне привозили в Россию мало шелка. Впрочем в 1676 г. (184 г.) они привезли «в Московское государство шолку-сырцу хотя и не по договору, однако ж многое число». Гости предлагали самую дешевую, по их же словам, плату (червчатого цвета ансырь, т. е. фунт, по 26 алтын 4 деньги, а иных цветов по 20 алтын и меньше), но армяне просили дорого, потому что они привезли, «чтобы продать ево болшой ценою, чая то, что преж сего к Москве в привозе его бывало малое число и купят его с охотой... Знатно, что им некоторое обнадеживание есть от заморских иноземцев», т. е. что армяне вошли в стачку с иностранцами. В этом же 1676 г. Кленк снова поднял старый вопрос о персидской торговле через Россию и поддерживал его почти такою же мотивировкой, как и Родес. Именно голландский посол говорил, что если бы Россия дозволила армянам и персам свободный торг в государстве всякими персидскими товарами, а также вольный проезд в Архангельск и «за море в Голанскую землю» (причем пошлины брать по-старому, а «новой торговой вредной устав отставить», так как он казне прибыли не принес, а только разорил купцов и оттогнал иноземцев), то тогда бы «вес шолк и иные персидцкие товары, которые с великими трудами и проторами чрез турскую землю трудными путьми кизыльбаши возят, обратились в государство великого [358] государя нашего его царского величества, и, послышав о том, учали сверх того многие товары привозить из государств и индейского Могала» и других стран, отчего русское купечество разбогатеет, султан лишится больших доходов и не будет в состоянии вести без денег войн, которые тогда тревожили Россию; при этом Кленк высчитывал, что, если по договору 1667 г. армяне будут привозить «шолку сырцу на всякой год по осмы тысячь тай» (голл. — baelen), то за эти только 8.000 тюков царь получит 204.000 р. пошлин и 33.600 р. провозных денег, всего237.600 рублей в год, не считая пошлин с других персидских товаров. Кленк еще предложил послать из Голландии корабельных мастеров для постройки судов на Хвалынском море для перевозки персидских товаров, потому что персы не имели хороших судов. На все это Кленку ответили, что государь указал «персидским купецким людям по прежним армянским договорам, каков договор учинен, по их челобитью на Москве в прошлых во 175 и во 181 годех с шолком сырцом и с иными персидцкими товары приезжати в росииское государство поволно», «на Москве те свои товары продавать руским торговым людем поволною торговлею, а пошлины платить им с шолку сырцу по их армянскому договору, а с иных персидцких товаров по новому торговому уставу», т. е. новый устав не отменялся, и армяне и персы не могли в Москве продавать иноземцам, о разрешении чего именно и хлопотал Кленк. Но зато, если армяне (и даже те, «которые ныне на Москве») не хотели продать в Москве шелка русским, им было позволено ехать в Архангельск продавать его всяким иноземцам, а если бы и там не продали его, они могли ехать за море, куда хотят; возвращаясь через Россию с заграничными товарами, армяне и персы должны были «пошлину заплатить по новому ж торговому уставу, а чтобы тот его ц. велич. указ и поволную торговлю в персидцкой земли купецкие люди ведали, и в будущий год с шолком сырцом и с иными персидцкими товары оставя путь через турскую землю были в росииское государство, велено в Персиду писати тем армяном с нарочным своим посыльщиком наскоро», а у Кленка русские попросили поскорее прислать обещанных корабельных мастеров; в Англию же и Голландию были посланы в том же году грамоты с извещением, что армяне привезли в этом и в предыдущем году в Москву «шолку [359]сырцу двести тай», но не захотели продать его в Москве русским, а повезли в Архангельск, где иноземные купцы могут его купить 604. Таким образом, персы получили возможность возить шелк в Архангельск, уплачивая по дороге туда по 5% в разных городах (всего 15%), но, по словам Невилля (1689 г.), кн. Голицын позволил им возить шелк более прямым путем — на Ригу, с уплатой пошлин в 15% только в Москве; персы приплывали в Астрахань в конце октября, оттуда ехали на счет царя на санях в Москву. Из Испагани в Ригу было 3 месяца пути 605.
В то время, когда шведы и голландцы (в лице Родеса и Кленка) хлопотали о транзитной торговле с Персией через Россию, англичанин Самуил Коллинс при царе Алексее высказывал боязнь, что, «если здесь окончательно распространится торговля с Персией и Индией шелком, то я сильно опасаюсь, что англичанам придется много потрудиться, чтобы восстановить свои льготы и привилегии». Нащокин, пишет в другом месте этот автор, «завел по всей России торговлю шелком, которая привлечет сюда весь шелк из Индии» 606. Действительно, русское правительство старалось о развитии персидской торговли, и в 1668 г. Стрюйс отправился в Москву, потому что «московский царь повелел снарядить в Амстердаме несколько кораблей для следования в Каспийское море в Персию. Цель этой экспедиции заключалась в том, чтобы направить торговлю персидским шелком в Московское государство, на путь более безопасный и удобный, потому что купцы, следуя по прежнему пути, нередко разорялись, вместо того, чтобы извлекать пользу из этой торговли. так как нельзя было перевозить шелк иначе, как совершая большой объезд, то нередко случалось, что, кроме чрезвычайных издержек на перевозку, часть его грабили татары и другие народы, через земли которых доводилось проезжать купцам» 607. Петр Великий даже хотел «овладеть областями на [360] Каспийском море, где добывается лучший шелк, и привлечь в свои земли главную торговлю этим товаром, которая до тех пор имела направление в Европу», но ужасы войны способствовали лишь тому, что после завоевания областей Ширвани и Гиляни «выгодная перевозная (транзитная) армянская торговля остановилась совсем, прежнее шелководство в завоеванных им областях (Ширвань, Гилянь, Мазандеран, Астрабат и лишь юридически Ферабат) упало и развилось в соседственных персидских» 608.
Русские также старались добывать шелк в своих областях. Крижанич предлагал разводить шелковичных червей в избах 609. При царе Алексее Михайловиче упоминаются (в 1671г.) тутовые сады в с. Измайлове 610. В Астрахани, по словам Крижанича, шелковичные черви не могли разводиться в «толикой множине, дабы ся могла от них корысть имать», вследствие того, что они легко там вымирали от болезней 611. В 1666 г. в Астрахани у разных чинов оказалось 415 тутовых деревьев. В этом же году было велено воеводе Симбирска (в котором были тутовые деревья, как в Царицыне и Астрахани) посадить присланные тутовые семена, «чтоб за милостью Божиею завесть тутовой самой болшой завод». В 1672 г. царь Алексей приказал астраханскому воеводе призывать в Астрахани, Терках или за морем садовников, могущих завести в Москве тутовый сад и шелковичных червей, арбузные сады, наподобие астраханских; подрядить у астраханских иноземцев хлопчатой бумаги по прежней цене с пошлинами по 8 руб., а если нельзя, то по 9-12 руб.; также приискать «садовника знающаго, самого ж доброво и смирнова, который бы умел завесть бумагу на Москве»; приобрести в Астрахани у иноземцев краски для крашения шелка; приискать шелководов и мастеров, чтобы «за помощию б Божией завесть шолк на Москве»; найти «ткачей, которые б ис хлопчатой бумаги умели делать миткали, кисеи, киндяки, фереспири, бязи и бумагу, ковры шерстяные болшие и шолковые з золотом [361] и без золота; красильников, которые б умели красить шолк всякими цветы..., сафьянных мастеров...» 612.
Предметы русско-персидской торговли были вообще многочисленны. Перечень товаров, которыми торговали русские дан в «записи» о персидско-голштинской торговле, а также в донесении Родеса 613, которым пользовался Кильбургер. Более подробные сведения находим в книгах о персидских товарах 1663 г.-1675 г., среди которых есть также «Книга 1674-1675 г.г. персидских товаров», т. е. как раз относящаяся ко времени Кильбургера, и цены, указанные ею, не противоречат данным нашего автора. Из сопоставления цифр этих книг видно, что в персидском вывозе первое место занимали дешевые материи: киндяки и дороги 614. И в самом деле, Родес в 1552 г. доносил относительно прекращения русско-персидской торговли, что русские, особенно простонародие, не могут обходиться без дорог и киндяков, потому что главным образом одеваются в них; это были легкие, красивые и прочные ткани, которые можно было купить за недорогую цену 615. Киндяк («или крашеная выбойка») есть бумажная, набойчатая ткань. Она у русских шла (как и каттун, тафта, дамаст или атлас) на кафтаны и ферязи 616; кафтан опоясывался «персидским кушаком, на котором вешали ножи и ложку» 617. В Испагани, по словам автора «О ходу в Персицкое царство», в одном из рядов «киндяки делают, красят, а миткали привозят из Индеи и из Арап» 618.Ковры [362] занимали тоже одно из главных мест в персидском вывозе 619. Из Персии среди остальных товаров также вывозили безуй, или безоар; так назывался камень, находимый в желудке некоторых животных в количестве 1-6, величиной в боб, а иногда даже в голубиное яйцо. В виду ценности этого камня, как лекарства, были безоары и поддельные 620. Нефть, черная и белая, еще во время Торговой книги привозилась русскими из Шемахи и продавалась иностранцам 621. Она добывалась у моря около Баку и горы Бармах, и при Олеарии в последнем месте было до 30 нефтяных колодцев, дававших белую и бурую нефть 622. Рис, или, как его тогда русские называли, сорочинское пшено, тоже получался из Персии 623.
К главе III
Греческая торговля имела для России большое значение для сбыта мехов. Русские, по словам Рейтенфельса, «гораздо раньше» открытие португальцами морского пути в Индию, вели в Колхиде и по всей Греции широко распространенную торговлю высоко ценимыми собольими мехами 624. «Турки бо и греки, об [363] этом же замечает Крижанич, рады покупают соболя и иная драгая корзна, коих немцы не веле любят» 625. Этим как бы подтверждаются слова Кильбургера, что греки покупали хороших (ценных) соболей, а не дешевых (последние шли в Персию). Когда греческие архимандриты и светские лица приезжали за милостынею в Москву, большинство из них привозило с собой много денег для покупки мехов, распродаваемых потом ими в Турции, и так как они в течение всего пребывания в России, начиная с Путивля, кормились русским правительством, получали даровых лошадей и не платили пошлин со своих товаров, то «они выгадывали большую пользу, если имели с собой товары или много денег», потому что сама милостыня иногда не покрывала расходов, сделанных приезжими, и только на нее полагаться было рискованно. Путивль был город, через который тогда лежала единственная дорога в Москву из турецких стран. Чтобы проникнуть в Россию и вести там беспошлинную торговлю, греки прибегали к разным хитростям: они то ездили в качестве добровольных послов, то просто присоединялись к свите какого-нибудь патриарха или архиерея и потом вели в Москве тайную торговлю 626. Греки, рассказывает Родес, ежегодно приезжали, вывозя из Турции, Персии, Аравии и Греции «всякого рода драгоценные товары, как-то: превосходныя богатыя золотыя ткани, ковры, тканые золотом и серебром, одеяла, бархаты и т. п.; также всякого рода драгоценные подобные шелковые товары, как и турецкие камлоты из верблюжьей шерсти». Они только тогда могли вступать в торговлю с кем хотели, когда царь выбрал, в промен на меха, нужные ему товары. Но греки требовали мехов на большую стоимость, чем сами привозили товаров, а поэтому доплачивали арабскими дукатами. Эти меха они продавали в Турции и Греции 627. Что греки ежегодно приезжали к нам, об этом говорит и Котошихин, согласно которому, они привозили с собою «сосуды столовые и питейные, золотые и серебряные, с каменьем с алмазы и с яхонты и с-ызумруды и с лалы, и золотные портища, и конские наряды, [364] седла и муштуки и узды и чапраки со всяким каменьем, и царице и царевнам венцы и зарукавники и серги и перстни с розными ж каменьи, немалое число». Эти греческие товары никто не смел покупать, кроме царя, для чего торговые люди, иноземцы и мастера оценивали их, и покупали в казну на соболи и другую рухлядь. Таких товаров ежегодно покупалось «множество». «А бывает тех гречан на год по 50 и по 100 человек, и живут на Москве для продажи многие годы, и даетца им корм и питье доволное. А которые товары подносят они царю, а в царскую казну те товары не годятца, и им те товары отдаютца назад, и волно им продати всякого чину людем» 628.
К главе IV
Китайская торговля, с Россией первоначально была посреднической. Нельзя сомневаться, что русские стали знакомиться с китайскими материями издавна. Татары одевались в меха, получаемые из России и др. стран, а также в всевозможные материи, доставлявшиеся из Китая 629; отсюда понятно, что русские еще от татар могли получать за свои меха китайские ткани. До открытия португальцами морского пути в Восточную Индию «товары китайские, индийские и персидские большею частью шли через Астрахань и Тану (Азов), города на Черном море, и отсюда уже распространялись по всей Европе» 630. При Иовии Новокомском же португальцы уже знали китайцев, так как торговали с ними в Индии и привозили от них собольи меха. Но Иовий был убежден, что до самого Китая возможно доплыть и через Ледовитый океан 631. Неизвестный автор одного донесения, упоминая об этом мнении Иовия, добавляет, что «Иван (Грозный) [365] назначил большие награды» для открытия этого водного пути 632. Однако для половины XVI в. мы уже несомненно знаем, что наши предки имели возможность вести непосредственную торговлю с китайскими караванами; именно караваны из Китая ходили в Бухару, куда же ездили русские купцы продавать свои туземные товары; караваны из Китая привозили в Бухару мускус, расписные материи и пр.; путь этих караванов лежал через Ташкент и Кашгар и длился 9 месяцев; но с 1555 г. в районе этих городов началась война, так что никакой караван не мог пройти, не будучи ограбленным, и поэтому до 1558 г. из Китая в Бухару не пришло ни одного каравана 633. Непосредственные же сношения России с Китаем начались лишь в следующем столетии. Мильтон в своей компиляции о России передает, что «в 1611 г. несколько жителей Катая и другие, посланные от царя Алтына, который называл себя «Золотым царем», прибыли на реку Обь в Сургут (Zergolta or Surgot) и торговали там, привезя с собой плиты серебра» 634. К сожалению, русские смешивали китайцев с монголами и др. В 1616 г. В. Тюменец и Ив. Петров из Томска пошли проведывать Китайское царство, но дошли только до страны царя Алтына, где получили интересующие их сведения о Китае, и в 1617 г. в Москве, куда они прибыли с послами Алтына, их показания о Китае были записаны в Посольском приказе. В 1618 г. русские послы, бывшие в Швеции, воспользовались этими показаниями и преувеличенно заявили шведам, что русские уже дошли до самого Китая, но это было неверно, потому что только в сентябре этого же 1618 г. посол толмач Ив. Петлин впервые достиг Пекина, а вернулся в Москву через год 635. [366]
Хотя уже Петлин собрал в Китае данные о китайской торговле, но явное развитие русско-китайских сношений нам приходится вести только с половины этого столетия. Сам Кильбургер пишет, что русские начали серьезно работать над созданием русско-китайской торговли с 1654 г., когда отправили в Китай свое посольство. Называя это посольство «первым», Кильбургер говорит правду и передает лишь мнение московских канцелярских кругов. Посольство Петлина было отправлено не самим московским правительством и не из Москвы, а по замыслу тобольского воеводы и именно из Томска. Поэтому то, как необходимо думать, московские приказы не считали этого посольства официальным и началом посольских сношений с Китаем. Но когда в самой Москве возникла мысль о посылке такого посольства в Пекин, и отсюда был отправлен послом дворянин Ф. Байков, снабженный полномочиями центральным московским правительством, то московское правительство стало смотреть на это посольство, как на первое. Это видно из грамоты, которую Байков должен был вручить богдыхану: «С предки вашими, китайского государьства с цари и с вами богдыханом царем, за дальным разстоянием пути, у них, великих государей, предков наших, и у отца нашего, блаженныя памяти великого государя, ссылки и любви не бывало, и послы и посланники не посылываны»; по наказу же Байкову, он должен был [367] в свою очередь сказать богдыхану, что «учинилась ныне ссылка первая, а наперед сего... ссылок николы не бывало». Цель этого посольства была, как видно из сохранившихся архивных документов, завязать торговые сношения с Китаем. Посол должен был собрать сведения о товарах и торговле Китая и пригласить китайских купцов ездить в Россию беспошлинно торговать 636. Хотя это посольство не имело полного успеха, но дальнейшие настойчивые попытки русских установить прочные торговые связи с Китаем и отыскать туда самый удобный путь 637 привели еще в XVII в. к большому развитию русско-китайской торговли. Это понятно способствовало процветанию главного города Сибири — Тобольска, который вел, «сообразно своему положению, большую торговлю» 638. Он был средоточием сибирской торговли. Сюда особенно приезжали бухарцы со своими туземными и китайскими товарами; «они (татары) не хотели отдавать своих товаров за деньги, а только меняли на другие, привезенные из Архангельска» 639. Но сами китайцы не приезжали торговать в сибирские города, и русские должны были ездить к ним. При Петре I эта торговля с китайцами вполне окрепла, и, по словам Перри (1698-1715 г.г.), в Китай ежегодно шли русские караваны, нагруженные мехами и мелким товаром, получаемым через Архангельск, а из Китая русские привозили чай, шелковую камку, китайку (это была «особого рода льняная ткань, с примесью бумаги», разных цветов), а также небольшое количество жемчуга и слитки золота; китайку русские женщины употребляли на одежду 640. Невилль (1689 г.) еще раньше писал, что русские одевались летом в китайские и персидские шелковые ткани 641. Из китайских товаров русские также привозили лалы, яхонты и другие камни.
Драгоценные камни вообще играли в русской торговле с иностранцами большую роль, потому что русские были их любителями. В виду такого значения торговли этими камнями, автор «Книжки описательной, како молодым людем торг вести» дает подробные советы, как узнать ценность каждого камня 642, посвящая этому почти столько же внимания, сколько и сукнам. В Москву приезжали из разных стран ювелиры с драгоценностями, и нужно было обладать превосходными знаниями, чтобы не быть ими обманутым 643. Из европейских государей никто не мог сравняться с русским царем по богатству имеющихся у него драгоценных камней, хотя у него было и много камней не очень дорогих 644. Впрочем, по словам одного иностранца эпохи Иоанна Грозного, русские не столько обращали внимания на пропорциональность частей камней, сколько на их величину 645. Таннер подтверждает наличность у русских большого количества камней: «Разных драгоценностей у москвитян много — жемчугу, смарагдов, бирюзы, сапфиров, благодаря частым торговым сношениям с персианами. По крайней мере, мелкие граненые рубины до того у них дешевы, что продаются на фунты, — по 20 московских или 6 немецких флорина за фунт» 646. Русские так интересовались камнями, что когда в Москве узнали, что Ив. Петров, путешествовавший к Алтын-хану в 1616 г., сказал, что видал одно озеро, «в коем озере самоцвет камень», то московское правительство поспешило приказать послать к озеру несколько служилых людей набрать этого камня 647. [369]

Текст воспроизведен по изданию: Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича // Сборник студенческого историко-этнографического кружка при Императорском университете Св. Владимира, Вып. VI. Киев. 1915
© текст - Курц Б. Г. 1915
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Университет Св. Владимира. 1915

Комментарии
504. Чтения, 1906 г., III, с. 133.
505. Е. Замысловский, «Снош. Рос. со Шв. и Данией», Рус. Вестн., 1889 г., январь, с. 27.
506. «Рус. госуд.», № 1, с. 8.
507. Коллинс, Чтения, 1846 г., I, с. 34.
508. И. Я. Гурлянд, «Ив. Гебдон», с.с. 51, 50.
509. Родес, с. 221 и др.
510. Даем ниже такой перечень, придерживаясь данных Кильбургера за 1671-1674 г.г. При этом пользуемся для определения названий товаров и их объяснений теми сведениями, которые находим у Кильбургера же, а те объяснения, которые заимствуем из других источников, приведены нами в скобках; в скобках же для ясности приводим немецкую терминологию некоторых товаров, употребляемую Кильбургером.
Шелковые материи: тафта — черная гладкая и волнистая, венецианская, лукская; объярь (Tobynen, Tobinen) — шелковая и серебряная; бархат — венецианский, амстердамский; атлас — амстердамский, голландский, травчатый, не травчатый, брикс-атлас; сатин (Sattin, Sattyen — сатин, атлас); парча.
Шелковые и шерстяные материи: камка (Damast) — шерстяная, полушелковая, амстердамская, итальянская; флер (шелковая, шерстяная ткань, совершенно прозрачная); штоф (Stoff) — шелковый, шерстяной, гладкий, травчатый; гробгрин (Grobgruen) — шелковый, шерстяной; дрогет (есть чисто шелковый и чисто нитяный, с золотом и серебром; это собственно полусукно из шерсти, с примесью ниток).
Шерстяные материи: сукно — кармазинное, полукармазинное, светло-серое, серое и «другого цвета», голландское, гамбургское, тангермюндское (Тангермюнд — гор. в округе Магдебурга, при впадении р. Тангер в Эльбу), силезское (Slesier), английское; камлоты, среди которых встречаются немецкие и турецкие; полемит (очень легкая материя, род полукамлота); дерюга (Packtuecher) английская; саржа (саржа могла быть также суконной и шелковой); раш (шерстяная завивчатая материя; род очень плотной саржи без ворса); кронраш; кирза (Kirsayen); каразея (Herensayen; редкая грубая шерстяная ткань; у Кильбургера она упоминается наряду с камлотами); фирлот (Vierlothen, или Vier Loden) — материя (в Шотландии «фирлот» — мера сыпучих тел); могер (Mageyers — упоминается среди шерстяных материй; это — английское слово, и могером англичане называют ангорскую шерсть; в торговле же так называется материя из этой шерсти и вообще материя, содержащая козью шерсть); «английский сает (Sayen), или стамет (Stammelen)»; трипп (шерстяной бархат); платки (Tuecher) женские; суконные отрезки, лоскутья, тряпки, покромки.
Шерстяные и бумажные материи: байка (Boy; бай, шерстяная материя, косматая с одной или с двух сторон, но есть байка также бумажная и полушелковая); бомбазин (Bomersin, Bomseiden, Bombastin; род легкой бумазеи и шелковой ткани, пополам с хлопчатой бумагой).
Бумажные материи: бомазея (Bomseyen, Bomsayen; бомазея, или бумазея, — хлопчатобумажная материя); плис (бумажный бархат).
Бумажные и льняные материи: выбойка (Cattun; полотно бумажное и льняное, набитое красками) — крашеная, цветная, персидская.
Льняные материи: полотно (Leinwand) — голландское, гамбургское, немецкое, полотно на скатерти, на салфетки; наволоки на постели (Buerwerk zu Betten).
Прочее: одеяла, среди которых упоминаются данцигские; локтевой товар (Ellenguth), т. е. товар, который мерялся и продавался на локти, аршины.
Товары из шелка, шерсти и пр.: чулки шелковые и шерстяные, ленты шелковые, галуны шелковые, шелк пряденый, шляпы немецкие, светильни выбойчатые.
Меха: соболи, бобры, выдры, лисицы — среди них упоминаются черные лисицы; хорьки, индийские медвежьи черные шкуры, выделанные лосьи кожи, сафьян красный и желтый, рукавицы кожаные.
Драгоценные камни и изделия из них: жемчуг — мелкий, крупный; розы-алмазы (Rosen-Diamanten); сапфиры; перстни с печатью (Petschierringe) с сапфирами, рубинами и др. камнями; серьги с драгоценными камнями; украшения (Geschmuecke) золотые с драгоценными камнями; кораблик и карета — осыпанные драгоценными камнями; фальшивые драгоценные камни; корольки стеклянные, красные и разных цветов.
Драгоценные металлы, изделия из них и подделка под них: species рейхсталеры (рейхсталер = ефимок), species дукаты (дукат = червонец); русские деньги из Украйны; счетные пфенниги (Rechenpfennig); шведские денежные доски (Geldplatten); золотые и серебряные выкованные доски (Platten); золото и серебро кованое, намотанное на катушки; проволока золотая и серебряная — голландская и венецианская; проволока золотая — нюренбергская, гамбургская, миланская, амстердамская; проволока серебряная амстердамская; поддельная золотая и серебряная проволока; мишура (Mestur, Messur): — «поддельное золото и серебро»; канитель (Cantillie); блестки (Flinter); шумиха (Flattergold); кружева (Spitzen) золотые и серебряные и поддельные; галуны золотые и серебряные; шнурки серебряные поддельные для кафтанов; чапрак обшитый золотом и серебром; ножи выжженного серебра (Brandsilber); серебряные — кружки (Kannen), кубки (Becher), чаши (Schalen), солонки; серебряная посуда (Silberzeug).
Простые металлы и вещи из них:
Медь: красная медь (Kupfer), кровельная красная медь (Deck-Kupfer), колокольная медь; желтая медь (Messing); из желтой меди: колокола, доски (Platten), проволока, струны, трубы, рукомойники (Handbecken), умывальники (Handfaesser), котлы (Kessel), тазы (Becken), подсвечники, фонари, столовые кольца (Tafelringe), наперстки, венцы (Kronen).
Железо шведское; проволока железная.
Сталь; ложки стальныя.
Жесть; жесть белая оконная.
Олово; оловянные полосы (Stabzinn), английские оловянные блюда (Schuesselzinn), — тарелки и др. вещи, оловянные кубки (Becher), скляницы (Flaschen).
Свинец.
Металлические и другие вещи: колокола, кадильницы (Rauchfaesser), пилы, съёмцы (Lichtputzen), замки, подносы, кружки штофные, ножницы, ножи, ножны, булавки, иголки, сабли, карабины, пистолеты, погребцы (Flaschenfutter), столовые кружки (Tafelkraenze), посуда (Gezeug) каменная испанская, подсвечники каменные, нюренбергские безделушки (мелочи), письменные приборы (Schreibbueschsen); улитковые головки (Schneckenkoepfe, т. е. раковины от улиток) и маленькие раковины (Muscheln), «которыми украшают конскую сбрую»; слоновая кость (Elfenbein) и слоновые клыки (Elephantenzaehne); корзины плетеные; стулья немецкие; дерево Stockfisch (Stockfischholz), дерево бразильское, фернамбуковое, синее.
Стекло: скляницы (Flaschen), бутылки (Bouteillen), хрустальная посуда, гельбрюнские рюмки и тонкие (feine) кружки; зеркальное стекло (Spiegelglas), зеркала большие, маленькие, книжные (Buchspiegel); очки.
Бумага: бумага со знаком (филиграном): шутовской колпак (Narrenkapp), амстердамский герб, «белыя лилии или зелень, кувшин» (Weisse Lilien oder Kraut, Pott); александрийская бумага; бумага хлопчатая; карты игральные [По словам Петрея, «некоторые (русские) играли в карты», другие — в шашки. При Таннере именно «высший класс играл в французские карты, купцы — в шахматы» (Чтения, 1891 г., III, с. 103)].
Лекарства, краски, всякие вещества и пр.: лекарства, чилибуха (Kransaugen; «цилибуха» или «целибуха» — рвотный орех), масла всякие для лекарств, баночки с бальзамом, мышьяк; бензой («бензуй», как и ладан, — твердая смола), камфора, нашатырь (Sal Armoniacum; или аммониак — соль белая; его привозили из Сирии, Египта и Индии), квасцы, крахмал, ладан белый и серый, гумми (древесный клей), лак венецианский, ртуть, меркурий (название ртути), сера, бура («...ящик буры, какую употребляют золотых дел мастера»), купорос, галмея (цинковая или шпиаутеровая окись); краски — синяя, желтая, красная и «всякая краска», краска Kuzumile, зелень (Gruenspan, Spangruen, Spanischgruen), синька (Blausel), белила свинцовые (Bleyweis), белила туалетные (weisse Schminke); кармин (Rosenroth), киноварь, вермильон (Vermillion, франц., мелко истертая красная краска, киноварь), сурик, охра желтая и красная, чернильные орехи, драконовая кровь (Drachenblut или змеиная кровь; так называется красная смола дерева «дракониска» — Calamus draco), индиго, индиго гватимало (Indigo Guatimalo), индиго лауро (Indigo Lauro), плоский индиго (Platt-Indigo), «плохой индиго, или синяя краска», «Ammulirung, или финифть», «Sietgelb и желтая земля», воск.
Пряности, фрукты, сладости и пр.: перец, шафран, коринка, корица, гвоздика, мускатные орехи, мускатный цвет, анис, корень фиалковый, сладкий стручок; кардамон, инбирь сушеный; миндаль, финики, винные ягоды (фиги) изюм длинный, корзинный (Korbrosinen), каперсы, оливки, сливы, брунели, яблоки сушеные; лимоны свежие, сушеные, соленые, лимонный сок; корки померанцевые сушеные; консервированные (eingemacht): инбирь, лимоны, цукаты; сахарное печенье (Banquetzucker), конфеты; сахар — конфетный, головной (Topfzucker), головной сахар мелис; леденец — белый, бурый и красный; сироп; мед; хмель; канареечное семя; рис; масло — деревянное, анисовое и спиковое; соль люнебургская; сельди.
Вина: вино французское белое и красное, мальвазия (Malvasier), мускатель (Muskateller), аликант (Alicant), сект (Sect — сладкое канарское вино), тинт (Wein de Tint), бастерт (Bastert), петер-сцемен (Peter-Scemen), испанское; уксус винный.
511. Для этого в дальнейшем изложении отчасти пользуемся Savary Des Bruslons, J., «Dictionnaire universel de commerce...», 6-oe ed., T. I-IV, Geneve, 1750, и «Словарем коммерческим» половины XVIII в., переведенным с французского В. Левшиным в 1787-1792 г.г., ч.ч. I-VII, Москва.
512. Временник, XV, с.с. 50-51.
513. Забелин, «Дом. быт р. цариц», с. 617.
514. «Переп. кн. дом. казны патр. Никона», Временник, XV, с.с. 52, 54. О названиях камок во время Торговой книги: Зап. Отд. р. и сл. арх. И. Арх. О., I, отд. III, с. 128.
515. Именно Торговая книга упоминает, что «в городе Махелен» делают «сукно, по-немецки зовут графин» (по др. списку — графун) (Зап. Отд. р. и сл. арх. И. Арх. О., I, отд. III, с. 120. Временник, VIII, с.с. 13-14). По-польски Grubryn — турецкая материя («Словарь древ. актового яз. сев.-зап. края и царства Польскаго», Н. Горбачевского). По словарю Даля, «Гро ср. нескл., фр. [gros], название шелковых, самых плотных тканей, ныне изменяющихся по обыку; грогро [фр. gros-gros], гроденапль [gros de Naples] и пр. разные виды их. Гродетур [gro de Tours] одна из таких бывших тканей».
516. «Переп. кн. д. казны патр. Никона», Времен., XV, с. 22.
517. Флетчер, с.с. 125-126.
518. Забелин, «Д. б. р. царей», с. 708.
519. П. Савваитов, «Опис. ст. русских утварей...», П., 1896 г.
520. Забелин, «Д. б. р. цариц», с.с. 480-482.
521. Олеарий, с.с. 213-214.
522. Чтения, 1906 г., III, с. 151.
523. Чтения, 1891 г., III, с. 47.
524. Флетчер, с. 127.
525. Напр., Доп. к А. Ист., III, с. 143. «К иноке Марье отнес (124 г.)... три литры золота, одна 10 р., а два по 9 ½ р.» (Забелин, «Д. б. р. цариц», с. 629).
526. «Рус. госуд.», № 1, с. 36.
527. Забелин, «Д. б. р. царей», с.с. 672, 679.
528. «Листового золота в указное число по счету принято 154.000 статьями, а на листы то золото не считано» (Забелин, «Д. б. р. царей», с. 447).
529. «Переписн. кн.», Временник, XV, с.с. 22, 59.
530. Цена меди в Брянске была в сент. 177 г. за пуд меди «в деле» 4 рубля, а за пуд «ветоши» — 3 рубля (Времен., XV, Смесь, с. 30).
531. Опись 116 г , Временник, VIII, Смесь, с. 22 — «Суды медные».
532. К. Якубов, «Рос. и Шв.», с. 226.
533. Е. Замысловский, «Снош. Рос. с Дан. и Шв. в царств. Фед. Алекс.», Р. Вестник, 1889 г., янв., с. 9.
534. «Переписн. кн.», Времен., XV, с.с. 69, 134-135.
535. Чтения, 1846 г., I, с. 38.
536. В царском быту, например, в 175 г. «на окна сукна пошло 4 половинки темнозеленых амбургских по 22 аршина в половинке»; в 172 г. на обивку 2 дверей пошло «сукна аглинского червчатого половишка, мерою 27 аршин» (Забелин, «Д. б. р. царей», с. 641-642). По «Переписной книге дом. казны патр. Никона» половинки были в 27 аршин 8 вершков, 27 а. 4 в., 20 а., 17 а. 12 в.; тут же упоминаются сукна мерой: 1 а. 3 в., 1 а. 8 в., 4 a, 4 a. 4 в., 4 a. 8 в., 5 a., 5 a. 4 в., 7 a., 8 а. 9 в., 8 a. 12 в., 9 a. 1 в., 9 a. 12 в., 18 a., 21 a., 22 a. 12 в., 30 a., 30 a. 2 в; по цвету же сукна были: черные, малиновые, красные, светло-вишневые, лазоревые, зеленые (Временник, XV, с.с. 55-57). О названиях многочисленных цветов на тканях — Записки Отд. р. и сл. арх. Имп. Арх. Общ., I, 1851 г.: «Записка для обозрения русских древностей», с. 70.
537. Например, в 183 г. «скроены... полавочники в сукнах розных цветов кармазиновых, в кроении вышло сукон»: червчатого, вишневого, темно-осинового, малинового, желтого, светло-зеленого, зеленого, голубого (Забелин, «Д. б. р. царей», с. 647).
538. Зап. Отд. р. и сл. арх. И. Арх. О., I, 1851 г., с.с. 118-120. Временник, VIII, с.с. 11-14. Объяснение испорченных русскими названий иностранных материй — Зап. И. Арх. О., XI, 1865 г. (и отд.): «Опис. старин. царских утварей...», П. И. Савваитов, с. 546, прим. 432. (Также «Опис. ст. русских утварей», П., 1896 г., П. И. Савваитов).
539. «Словарь коммерческий», VII, с. 289, III, с.с. 371, 361 и др. Словарь Энцикл. Брокгауза — «Красильное дерево» и др.
540. Из них сурик шел, между прочим, на раскрашивание печей, а драконовая кровь (Drachenblut) употреблялась в стеклянном производстве; напр., в амбаре Измайловского завода было «к фигурному делу» «12 золотников краски дракомблюда» (Забелин, «Д. быт р. царей», с.с. 140-141, 520).
541. Флетчер, с. 125. «Опис. Московии при рел. гр. Карлейля», Ист. Библ., 1879 г, № 5, с. 17. Рейтенфельс, Чтения, 1906 г., III, с.с. 140-141. Лизек, Ж. М. Нар. Пр., ч. 16, с. 382.
542. Чтения, 1884 г., IV, «Изв. англ. о Рос. во II пол. XVI в.», с. 26.
543. Маржерет, «Сказ. совр. о Д. Сам.», I, с.с. 268-269. (О том же пишет Маскевич).
544. Олеарий, с.с. 173-174, 210, 217.
545. Чтения, 1873 г., III, с. 84.
546. Чтения, 1846, I, с. 21.
547. Этот автор в данном случае только воспользовался сочинением Олеария. Женщины, пишет Койэт, «те, что живут в городах, румянятся до такой степени, что лица их кажутся как будто осыпанными мукой, а румяна как будто кисточкой размазаны по щекам»; «когда они ходят в церковь, то ...накладывают густыя и жирныя белила на лицо и даже на шею» («Посольство К. ф.-Кленка», с.с. 525-526, 529).
548. Таннер, Чтения, 1891 г., III, с.с. 17, 102.
549. «Рус. госуд.», № 1, с. 15.
550. Ж. М. Н. Пр., ХХIII, с. 50.
551. Д. Принц, Чтения, 1876 г., IV. с. 69.
552. «Словарь коммерч.», Ш. В Россию в XVII в. также привозили кардамон и капарсы. Кардамон — трехгранный плод семейства инбирных; семена его содержат кардамоновое жидкое (эфирное) масло, сильно действующее на желудок. Капарс — цвет и плод капарсового дерева; плод похож на маленькую оливку; капарсы мариновали, и они шли в кушанье и на лекарства.
553. Об этом же писал еще Герберштейн: «Иногда своевременно ввозятся какие-нибудь дешевые вещи, которые приносят немало прибыли. Часто также случается, что всех охватывает желание иметь какую-нибудь вещь, и вот, кто первый привез ее, выручает гораздо более надлежащего. Затем, если несколько купцов привезут большое количество одних и тех же предметов, то иногда следствием этого является такая дешевая цена на них, что тот, кто успел продать свои товары возможно дорого, снова покупает их по понизившейся цене и с большой выгодой для себя привозит обратно в отечество» (Герберштейн, с. с. 90-91).
554. Родес, с. 199.
555. «Пос. К. ф.-Кленка», Введение, с.с. CLIV, CLV. У Родеса (1653 г.) цена пуда юфти тоже показана в 3 ½ р. (Родес, с. 165).
556. Чтения, 1873 г, III, с. 54. Низапур — в Персии, в Харасане.
557. «Библ. ин. пис. о Рос.», I, Барбаро, с. 56, Контарини, с.с. 89-91.
558. Ж. М. Н. Пр., 1891 г., № 5, с. 128.
559. «Сказ. Массы и Геркмана», П., 1874 г., с. 18.
560. Чтения, 1884 г., IV, «Изв. англ. о Р.», с.с. 40-41.
561. Чтения, 1875 г., II, с. 17. Флетчер (1589 г.) не говорит о пошлинах в Астрахани, а только в Казани (11.000 р.) и Н. Новгороде (7.000 р.) (с. 45. Середонин, «Соч. Д. Флетчера», с.с. 332-333).
562. «Сказ. совр. о Д. Сам.», I, с. 250.
563. Какаш и Тектандер, Чтения, 1896 г., II, с. 25.
564. «Посольство К. ф.-Кленка», с. 451. О расширении города Астрахани «нынешним великим князем» (т. е. Алекс. Мих.) сообщал Олеарий (с. 402), а Стрюйс писал, что «на целую треть он был расширен покойным царем» (т. е. Мих. Феод.), а «после его смерти еще более увеличился» (Рус. Архив, 1880 г., I, с. 83).
565. Олеарий, с. 402. Один из спутников Олеария написал оду в честь Астрахани (с. 524):
«...Хоть ты не велика, но торг тебя прославил
И дальних множество племен к тебе направил».
По недостоверному известию Корба, Архангельск и Астрахань приносили вместе до 10 миллионов рублей (Ключевский, «Сказ. иностр. о М. госуд.», с. 144, отд. и в Московских Универс. Известиях, 1866 г., № 8, прилож.).
566. Русский Архив, 1880 г., I, с. 83. «Не только бухарцы, черемисы, ногайцы, калмыки и другие татары, но даже персиане, армяне и индусы способствуют ее процветанию. Индусы прибывают сюда по Каспийскому морю на грузовых судах в 80 тонн».
567. «Известие» (1671 г.) о бунте Разина, Чтения, 1895 г., III, с. 8. «Посольство К. ф.-Кленка», с. 451.
568. «Белевы путешествия через Россию в разныя азиятския земли», изд. 1776 г. «Астраханский сборник, изд. Петровским Обществом изследователей астрах. края», 1896 г., в. I, с. 224. Здесь даны выдержки из сочинений иностранцев об Астрахани.
П. Мельгунов думал, что «сношения с Персией в XVI ст. были необыкновенно оживлены, но около первой половины XVII ст. они начали падать» («Очерки по ист. р. торговли IX-XVII вв.», М., 1905 г., с. 223), однако для подобного вывода у нас нет серьезных оснований. Флетчер в конце XVI в., перечисляя «главные города по торговле», не упоминает Астрахани, а только Казань (Флетчер, с. 45). Развитие астраханской торговли нужно скорее отнести именно на долю XVII в. Временное же ослабление казенной торговли к концу царств. Алексея Михайловича (ценность персидских товаров, купленных казной, равнялась в 1663-1665 г.г. — 73.378 р., в 1666-1670 г.г. — 63.979 р., в 1670-1672 г.г. — 22.561 р. и в 1674-1675 г.г. — 15.949 р.; казна же вывезла в Персию русских товаров в 1663-1665 г.г. на 76.544 р. А. Шпаковский, «Торговля Моск. Руси с Персией в XVI-XVII в.в.», Сборник статей Ист.-Этнограф. Кружка, Киев, 1915 г., в. VII, с.с. 46, 58, 45, 49) также не дает поводов считать русско-персидскую торговлю во всем ее объеме в то время уже ослабевающей.
569. П. Алеппский, в. II, с. 103.
570. «Рус. госуд.», 1, с. 17.
571. Котошихин, изд. III, с. 165 (гл. XV, статья 3).
572. Олеарий, с. 229. По переводу Барсова (Чтения, 1868 г., III, с. 224) получается иной смысл слов Олеария: «Великий князь почти ежегодно отправляет к персидскому шаху посланника или незначительного посла по торговым делам, вообще ведущимся у них довольно плохо, хотя, кроме того, он посылает туда особо и простых купцов».
573. Олеарий, с. 258. В Персии Олеарий встретил такого купчину, по имени Савелия, посланного туда с суммой в 2.000 рублей, но в три года растратившего там казенные деньги, и поэтому принявшего потом персидское подданство (с.с. 258-259). Койэт, пользовавшийся Олеарием, повторяет, что царь посылает «купчин» в соседние государства с большим количеством товаров и денег, «особенно в Персию и Турцию, чтобы вести там для него прибыльную торговлю» («Посольство К. ф.-Кленка», с. 494).
574. «О ходу в Персидское царство...», Временник, XV, с. 4.
575. Олеарий, с.с. 462-463. Главное занятие шемахинцев было «прядение, тканье и вышиванье шелком и бумагой. В южной стороне города имеется большой рынок, или ”базар”, с несколькими различнаго вида крытыми улицами, в которых помещаются их лавки с разным товаром: пестрой бумажной тканью, шелком, серебряной и золотой парчой, луками, стрелами, саблями и другой ручной работой; все это можно купить по дешевой цене. Тут же на рынке 2 пакгауза, или гостиных двора с разными ходами и каморками, куда являются чужие купцы и торгуют оптом. Один из них называется Шах-каравансерай; здесь останавливаются русские, торгующие оловом, медью, юфтью и соболями. Другой называется Лозги-каравансерай; сюда заходят черкасские татары, ведущие здесь свою торговлю: они продают лошадей, женщин, малолетних или взрослых девиц, мальчиков и девочек...».
576. К. Якубов, «Рос. и Шв.», с. 48.
577. Ключевский, «Сказ. иностр. о М. госуд.», с. 228 (отд. и в Моск. Унив. Известиях, 1866 т., № 9). Соловьев, «История России», VII, 1870 г, с. 63. От Белого моря до Вологды зимой было 8 дней пути.
578. Дженкинсон (1557 г.), Чтения, 1884 г., IV, «Изв. англ. о Р.», с. 31.
579. Рейтенфельс, Чтения, 1906 г., III, с. 152.
580. Олеарий, с. 362. Голштинское посольство в Астрахани «купило две большие лодки, каждую в 12 сажен длиной и 2 ½ шириной. Они стоили в готовом виде до 600 рейхсталеров; для каждой послы наняли 30 рабочих для гребли; из них каждый от Астрахани до Казани получил 6 рублей, или 12 рейхсталеров» (с.с. 525-526).
581. Масса, «Сказ. Массы и Геркмана», П., 1874 г., с. 101.
582. Перри (1698-1715 г.г.), Чтения, 1871 г., II, с. 51.
583. Бруин, Чтения, 1872 г., III, с. 150.
584. О значении Нижнего Новгорода — Д. Богородицкий, «Очерк торговли Нижнего Новгорода за XVI и XVII в», Университетские Известия, К., 1912 г., № 7 или в Сборнике статей Ист.-Этногр. Кружка, вып. I, К., 1913 г. Е. Д. Сташевский, «Пятина 142-го года и торгово-промышленные центры Моск. госуд.», Ж. М. Н. Пр., 1912 г., № 5. На основании сбора пятины невозможно судить об истинном торговом значении городов, потому что сбор пятины не стоит в соответствии с торговыми операциями, производимыми в городе, и, например, в 142 г. было собрано более:
Пятины.
Таможенных пошлин.
Архангельск, Двина, Холмогоры и Двинский уезд
4.666 р.
23.865 р.
Нижний Новгород
8.414 р.
18.511 р.
Устюг Великий
5.381 р.
3.499 р. (в 143 г.)
Астрахань
2.273 р.
? (по известиям Олеария-12 т. р.).
Торговлю в Казани Стрюйс считал «довольно развитой» (Р. Архив, 1880 г., I, с. 72).
585. Родес, с. 157. По рижской рукописи, изданной Эверсом, неверно сказано, что насады поднимали 100 ластов (вместо 1.000). Кильбургер данные о насадах, конечно, заимствовал у Родеса.
586. Олеарий, с.с. 395, 374, 385, 386, 393 и др.
587. Олеарий, с.с. 387-388.
588. «Посольство К. ф.-Кленка», с.с. 446, 452.
589. Чтения, 1895 г., III, с. 18.
590. Родес, с.с. 151, 155, 157, 208, 209.
591. Временник, XV, с.с. 21-22. От Шемахи до Царьграда нужно было ехать 50 дней (с.с. 20-21). Кроме Временника, путешествие Котова издано лучше и полнее в 1907 г. в Известиях Отделения рус. яз. и слов. Имп. Ак. Н., т. XII, кн. I, а в т. XV, кн. IV (1910 г.) помещена статья: «О новом списке путешествия Ф. А. Котова».
592. Чтения, 1884 г, IV, с.с. 42, 51-55. Общий очерк С. В. Жуковского — «Сношения России с Бухарой и Хивой за последнее трехсотлетие», П., 1915 г.
593. Иовий, с.с. 252-254. «Донесение о Московии второй половины XVI в.», пер., пред. и прим. В. Огородникова, Чтения, 1913 г, II, с. 21, приложения, XLII.
594. Ульяницкий, «Снош. Рос. со Ср. Азией и Индией», Чтения, 1888 г, III, с. с. 32-34.
595. «Распрашивати у англинцов и у иных немцов: по чему вам сырой и некрашеной шелк в толстой и средней нити дадут за фунт? И по чему в чистой и тонкой нити дадут за фунт? И пытати, насколько пудов купцы будут подлинно про шелк и про цену сговариваться? И распрося, что скажут, вели у себя подлинныя их речи написати, чтобы нам вперед про шелк вестно было и надобе ли привозити его? И пытати англинцы: с Шемахи много ли его вывозят, где продают и по чему за фунт?» (Зап. Отд. р. и сл. арх. Имп. Арх. О., I, 1851 г., с. 136, глава 225).
596. Рус. Архив, 1880 г., I, с. 83.
597. Отчет Бурха и Фелтдриля, Сбор. Имп. Рус. Ист. О., т. 116, с.с. 167-168.
598. Олеарий, Введение A. М. Ловягина, с.с. VIII, XII.
599. «Рус. госуд.», № 1, с. 13.
600. Родес, с.с. 151, 153, 167. В 153 г., когда уже было продано из приказа Большой Казны Давиду Микулаеву с тов. 900 слишком пудов шелка-сырца по 77 ефимков за пуд, то русские торговцы предложили большую цену и тем перекупили шелк и повезли его в Архангельск. Однако иноземцы, сговорясь, в Архангельске нарочно ничего у них не купили, говоря, что русских «заставим торговать лаптями, и забудут де у нас перекупаться всякими товары» (Акты Арх. Эксп., IV, с. 20).
601. Собр. Гос. Гр. и Дог., IV, № 56. П. С. З, I, № 409.
602. Собр. Гос. Гр. и Дог., IV, № 83 ГИ. С. З., I, № № 514, 539.
603. Спустя почти год, именно 31 янв. 1674 г. армянин Егупко Григорьев привез ”шолку-сырцу и цветного» 72 пуда. Этот шелк приняли в казну и заплатили по уговору. Однако этот армянин подал следующую жалобу. По договору 1667 г., чего армяне в Астрахани не продадут, они на казенный счет могут везти в Москву. Е. Григорьев заплатил в Астрахани все пошлины и получил проезжую грамоту, которой ему велено давать от Астрахани до Царицына, Саратова, Самары, Симбирска и Казани под шелк-сырец и персидские товары, весом в 72 п., струг с кормщиком и 12 гребцами, а для сухопутного передвижения 3 телеги, а зимой сани, «для того, что с того ево Егупова товара за провоз с пуда по рублю взято в казну в. к. в Астрахани». Армянин приплыл в Царицын в начале ноября 1673 г., но царицынский воевода, несмотря на проезжую, не дал ему подвод, потому что все они были в то время разосланы из Царицына, а армянин не хотел дожидаться, сам нанял 7 саней и с первым зимним путем двинулся на Саратов. В Саратове ему было дано всего 3 подводы (согласно проезжей), так что он должен был сам принанять еще 4. По его словам, он издержал на наем всех подвод 45 р. 5 к. По рассмотрении этой жалобы, было велено зачесть армянину в Астрахани эти расходы в пошлину за его товары (Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Дел, пр. дела ст. л., 1674 г., № 170).
604. «Посольство К. ф.-Кленка», Введение А. Ловягина с прилож. документов, с.с. CLII, CXLVIII, LXXV-LXXVIII, XCIII-XCIV.
605. Невилль. Русская Старина, 1891 г., т. 72, ноябрь, с. 276.
606. Зап. Моск. Арх. Инст., XV, с.с. 176, 171. Чтения, 1846 г., I, с. 38. Рус. Вестник, 1841 г., № 9, с. 592.
607. Стрюйс, Рус. Архив, 1880 г., I, с. 17.
608. Фоккеродт, Чтения, 1874 г., II, с. 66.
609. «Рус. госуд.», № 1, с. 53.
610. Рус. Ист. Библ., XXI, с. 1551.
611. «Pyс. госуд.», № 1, с. 53.
612. Зап. Отд. р. и сл. арх. Имп. Рус. Арх. О., II, 1861 г., с.с. 385-387, 380-381, 379.
613. Олеарий, Введение, с. VIII. Родес, с.с. 151-155.
614. Рус. Ист. Библ., ХХIII, с.с. 1563–1583. А. Шпаковский, «Торг. Моск. Руси с Персией в XVI-XVII в.в.», с. с. 45-46.
615. Родес, с. 133.
616. Олеарий, с. 174.
617. Флетчер, с. 125. Киндяк также шел на подкладку к мебели, опушки, оторочки и занавесы (Забелин, «Д. быт р. царей», с.с. 643, 645).
618. «А платье персы и кизылбаши носят кафтаны озямные, киндячные и дорогильные и кутняные... А жонки ходят, закрывшеся в тонкие миткали, лиц и глаз не видать» (Временник, XV, с. 9). Миткали различались: «миткали арабские», «миткали узкие» (Забелин, «Д. быт р. цариц», с. 629. «Переп. кн.. Никона», Времен., XV, с. 54).
619. Так у Никона было много турских и кизылбашских ковров: золотые, бархатные, малиновые с каймами разных цветов и кистями, а немецких всего один, на котором были «деланы городы и звери разных цветов» («Переп. кн. …», с.с. 57, 58).
620. «Словарь коммерческий», перев. Левшиным.
621. Зап. Отд. р. и сл. арх. И. Арх. О., I, с. 134. Временник, VIII, с. 6.
622. Олеарий, с.с. 447, 483.
623. Между Дербентом и Шемахой, пишет Олеарий, лежала деревня Сорат, («которую некоторые зовут Бахель»). В другом месте он говорит о «деревне Бахель, обыкновенно в виду плодородия местности и роста пшена, весьма здесь изобильнаго, именуемой Суррат» (Олеарий, с.с. 445, 483). Отсюда и могло произойти название «сорочинское пшено». Крижанич спрашивал, нельзя ли найти в России почву для его произрастания, и объяснял, что «пшено сарачинско ся родит на низких мовчарных местех и затонях, кая ся могут и затопить, напустивши воду, и осушить, опустивши воду, для жатвы и для тежания» («Рус. госуд.», № 1, с. 54).
624. Чтения, 1906 г., III, с. 131.
625. «Рус. госуд.», № 1, с. 18.
626. П. Алеппский, в. III, с. 89.
627. Родес, с. 161.
628. Котошихин, изд III, гл. XII, статья 4, с. 165.
629. Рубрук (1253 г.), пер. А. Малеина, 1911 г., с. 76.
630. Рейтенфельс, Чтения, 1906 г., III, с. 131. Торговая книга среди тафт упоминает китайку, которая была самой плохой тафтой (Зап. Отд. р. и сл. арх. И. Арх. О., I, с. 128).
631. Иовий, с. 262.
632. «Донесение о Московии второй половины XVI века», Чтения, 1913 г., II, с.с. 21, 43, 44. Известия этого автора недостойны полного доверия.
633. Дженкинсон, Чтения, 1884 г., IV, «Изв. англ. о Рос.», с. 52.
634. «Московия... по изв. англ. путеш.», Чтения, 1847, III, с. 14.
635. Русские в Швеции так рассказывали шведам о разных подвластных царю сибирских народах и землях: «Да за теми ж за всеми далними землями объявились новоприбылые государства — Китайское государство, которое в кронниках описует великим государьством, и ныне великого государя нашего люди и до того великого государства дошли, а в том Китайском государстве царь, а имя ему Тайсынь, a город Китай стоит на морской губе, а около него конем добрым езду 10 дней, оприч его уезду и земли Китайской. Да тут же х Китайскому государству подошли государства великие ж — Катанское царство», а в нем царь именем Акапрык, а город каменной же за Китайским государством ходу месяц; да блиско Китайсково ж государства Топинское государство, а в нем два царя, одному имя Ишим, а другому Блатырь, а городы у них все каменные и богаты добре, всякими узорочьи дорогими наполнены. Да у Китайсково ж государства блиско за месяц от него кочевные два государства великие, Жолтово царя да Алтына царя, a по их языку — Золотого царя». Этот Алтын царь прислал к Михаилу послов с просьбой о подданстве царю и взаимной торговле: «И ныне те Алтына царя послы у государя нашего, его ц. в-ства, были при нас на Москве» (К. Якубов, «Рос. и Шв.», Чтения, 1897 г, III, с.с. 47-48). Этот документ следует сличить с подлинными показаниями Тюменца и Петрова, чтобы видеть, как русские искажали имена и вообще в своем уме претворяли полученные ими из других источников сведения (Ф. И. Покровский, ”Путешествие в Монголию и Китай сиб. каз. Ив. Петлина в 1618 г.», П., 1914 г., с.с. 24-25; оттиск из Изв. Отд. р. яз. и сл. И. Ак. Н., ХVIII, 1913 г., кн. 4).
636. Моск. Арх. Мин. Юстиции, дела Сибирского приказа, ст. 1663; это маленький столбец, всего из л.л. 72-142, весь состоит из копий XVII века с памяти февраля 162 г. дьякам о посылке в Китай посольства Ф. Байкова, с указа 175 г. о присылке из Посольского приказа в Сибирский приказ списков с грамоты, данной Байкову для вручения богдыхану, и наказа самого Байкова, которые тут же и приводятся. Этот столбец целиком издан П. Ивановым, «Описание Государственного Разрядного Архива», М., 1842 г., с.с. 387-429. Б Архиве Оружейной Палаты, судя по неточному предметному указателю (Опись 26, д. 131), есть также документы с упоминанием имени Федора Байкова.
637. См. «Объяснения и дополнения» к пятой части.
638. «Посольство К. ф.-Кленка», с. 341.
639. Мейерберг, Чтения, 1873 г., IV, с. 135.
640. Чтения, 1871 г., II, с. 52.
641. Русская Старина, т. 72, ноябрь, с. 267.
642. Зап. Отд. р. и сл. арх. Имп. Арх. О., I, с.с. 120-122. Временник, VIII. с.с. 14-15.
643. Родес, с.с. 163, 224.
644. Коллинс, Чтения, 1846 г., I, с. 20.
645. Чтения, 1882 г., IV, «Изв. англ. о Рос.», с. 21.
646. Чтения, 1891 г., III, с. 70.
647. Рукописное I Отдел. Библ. Имп. Акад. Наук,. кн. I Томского Архива (из бумаг Миллера), ч. I, № 60, л.л. 74 об.-75 об. (Грамота также приведена Ф. И. Покровским в упом. соч.).



ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ

О монете, весе, мере, фрахтах, пошлинах, торговле дукатами и рейхсталерами и вместе с тем о почтовом деле в Москве

ГЛАВА I

О монете
Один рубль составляет 100 копеек.
Одна полтина ½ рубля.
Одна полуполтина — ½ рубля.
Одна гривна — 10 копеек.
Один алтын — 3 копейки.
Один грош — 2 копейки.
Одна копейка — 1/56 часть рейхст. или 1 эр теперешней серебряной шведской монеты.
Одна денежка — ½ копейки.
Одна полушка — ½ копейки.
Из всех этих названий монет не имеется ни одного in specie, как только копейки, денежки и полушки, остальные не выбиваются, а ими только торгуют под голым названием точно, как здесь, в Швеции, марками и полумарками. Копейки чеканятся из специес рейхсталеров без примеси и из проволоки.
С ними обращаться неприятно, так как они маленькие, скользкие и легко падают через пальцы. Между ними подсунуто и много фальшивых посеребренных, медных и свинцовых копеек; поэтому нужно старательно этого беречься. Они также тогда [155] бывают более недействительны, если изображение и надпись уже так стерлись от старости и большого употребления, что их нельзя более разобрать. На копейке с одной стороны — всадник Св. Георгий, на другой — царское имя и маленький титул. На денежке на одной стороне — всадник с саблей в руке, а на другой — также царское имя и маленький титул. На полушке же на одной стороне находится только голубь, а на другой — только слово «царь».

ГЛАВА II

О весе
Один берковец — 1 шиффунт, или 400 фунтов.
Один пуд — 2 лисфунта, или 40 фунтов.
Гривенкой, или фунтом, называют они обыкновенный, или малый, фунт.
Один золотник — 1/56 часть фунта 156, или ⅓ лота.
Некоторые тяжелые товары, как свинец, сера, пенька, поташ и т. д., русские покупают и продают по берковцам, или шиффунтам, а все другие считаются пудами или, маленькие вещи, фунтами и золотниками. О лотах русские ничего не знают. Вес приблизительно так тяжел, как в Риге и Ревеле, но легче нарвского от 14 до 15%.
400 русских фунтов составляют в Амстердаме 328 фунтов.
Один русский пуд содержит в Амстердаме 324/5 фунта, в Гамбурге 33⅓ фунта, в Стокгольме — фунта, в Любеке 35 фунтов, в Нарве 33/14 фунта, в Ревеле — фунта 157.
400 русских фунтов составляют в Любеке 350 фунтов.
400 новгородских фунтов составляют в Любеке 340 фунтов.
400 псковских фунтов содержат в Любеке 337 фунтов. [156]

ГЛАВА III

О мере и локтях 158
Четверть — самая большая мера.
Осьмина — ½ четверти.
Четверик — 1/8 четверти.
3 московские четверти составляют 2 новгородских, а 1 новгородская составляет 2 стокгольмских тонны; псковская четверть немного больше новгородской, а четверть в Печоре в свою очередь немного больше псковской.
Ласт французской соли в Нарве весит в Пскове, если она белая, от 13 до 13 ½ шиффунтов, но черная — 14 шиффунтов.
Русский аршин длиннее брабандского локтя на один дюйм, как показывает приложенная четверть 159.
№ 1 и 2 одна рижская четверть.
1 и 3 одна ревельская четверть.
1 и 4 одна гамбургская четверть.
1 и 5 одна стокгольмская четверть.
1 и 6 одна голландская четверть.
1 и 7 одна брабандская четверть.
1 и 8 одна четверть русского аршина.

ГЛАВА IV

О фрахтах
Товары, идущие из Москвы в Архангельск, возятся санным путем 40 миль до Вологды, и фрахт стоит по крайней мере по 4 копейки с пуда. Но если иногда случается что-нибудь посылать туда в летнее время, то должны платить тоже по крайней мере по 15 копеек за пуд. От Вологды они идут [157] по водному пути вниз по Сухоне и Северной Двине в Архангельск; плата за фрахт тогда опять 15 копеек за пуд, но зимой на санях — 25 копеек. Впрочем совсем редко что-нибудь туда посылается зимой.
За товары, отправляемые зимой из Москвы в Нарву, дают за фрахт до Новгорода от 6 до 9 копеек за пуд, а летом — от 24 до 30 копеек, когда хорошая дорога. От Новгорода до Нарвы по зимнему пути платят от 2 ½ до 3 копеек 160, летним путем — от 4 до 6 копеек за пуд. От Новгорода до Ниен зимою — от 3 до 3 ½ копеек, летом — от 4 до 5 копеек.
Заметка. На сани в одну лошадь нагружают 3 русских шиффунта, но поташа и других тяжелых товаров до 3 шиффунтов нарвского веса.

ГЛАВА V

О пошлинах
Все иностранцы, какой бы ни были нации, платят со своих товаров одинаковую пошлину, а именно с ввозимых, если они складываются в пограничных городах: Архангельске, Новгороде и Пскове, — 6%; но если их не хотят или не могут там продать и посылают дальше в Москву, то должны вносить теперь и с 21 мая 1667 года сперва в названных городах 10% проезжей пошлины, а потом в Москве на большой таможне опять — 6%; купец даже еще принужден внести названную проезжую пошлину в специес-монете, именно, вместо 10 рублей, 10 дукатов, хотя рубль неизменно составляет только 100 копеек, а дукат, напротив, подымается от 114 до 125, и в Новгороде их часто нельзя достать, что приносит большой убыток шведской нации, в виду того, что не только в установленном в Тявзине в 1595 г. вечном заключении мира вообще было постановлено, что шведские и русские подданные должны вносить со своих имуществ равную пошлину, что и потом было одобрено и подтверждено в следующих договорах и постановлениях, но и оба властелина согласились на то, чтобы платить впредь [158] по 2%, почему потом русские в шведских городах до сих пор никогда не облагались большим 161. При этом также надо знать, что вина подлежат чрезмерной и очень большой пошлине. За одну пипу испанского вина платится 20 дукатов, а за один оксофт французского — 10 дукатов. Что касается оборотных товаров, то купцы в свою очередь могут вывезти из Москвы свободно и без пошлины столько товаров, сколько составляет стоимость привезенных; но что они высылают сверх ее, должны за это платить, как и прежде, 6%. Проезжая пошлина в пограничных городах должна всегда вноситься по 6% специес-монетой, как со всех оборотных, так и привозимых товаров. Осмотр довольно строг, пошлину требуют также с дукатов и рейхсталеров, потому что этот род денег составляет в России особый товар и торговлю, как видно из следующей главы, почему часто осматривают платье. Когда товары заявлены в пограничных городах, они тут не должны быть в силу договоров осматриваемы, но за печатью пропущены в Москву 162. Еще несколько похвально и то, что, если купец находится при недостаточных средствах, он легко может достигнуть под залог или ручательство, чтобы ему была ссужена пошлина, пока товары не будут проданы.

Список, что ежегодно взималось с 1654 г. на таможне в Архангельске
1654 — 54.031 руб. 62 ½ коп. 163
1655 — 51.585 руб. 56 ½ коп.
1656 — 63.225 руб. 14 ½ коп.
1657 — 76.959 руб. 11 ½ коп.
1658 — 91.742 руб. 34 ½ коп.
1659 — 78.323 руб. 20 коп.
1660 — 89.354 руб. 58 ½ коп.
1661 — 84.437 руб. 78 ½ коп.
1662 — 58.090 руб. 19 ½ коп.
1663 — 61.241 руб. 20 коп.
1664 — 71.675 руб. 41 ½ коп.
1665 — 66.905 руб. 78 ½ коп.
1666 — 72.601 руб. 95 коп. [159]
1667 — 57.800 руб. 24 ½ коп.
1668 — 74.660 руб. 50 ½ коп.
1669 — 77.872 руб. 89 ½ коп.
1670 — 66.021 руб. 12 коп.
1671 — 61.508 руб. 34 ½ коп.
1672 — 72.626 руб. 35 коп.
1673 — 52.267 руб. 47 ½ коп.

ГЛАВА VI

O торговле дукатами, рейхсталерами, половинными рейхсталерами и рейхсортами
Русские имеют обыкновение не столько спрашивать, хотят ли разменять или выменять дукаты и рейхсталеры, как — хотят ли их купить или продать, потому что ими производится в Москве немаловажная торговля.
Но они (дукаты) 164 все должны быть полновесны. Персы их взвешивают разом сотнями и обыкновенно дают за каждый от 1 до 2 копеек больше, чем русские; голландские берут охотнее всего, а двойные не так охотно, как обыкновенные; многие русские даже совсем не хотят иметь двойных, а все арабские обыкновенно отвергаются. С 1 января по 1 мая 1674 года они поднялись от 115 до 120 копеек, 17 мая они стоили 122, 1 июля — 123. Иногда они подымаются до 125 копеек. Зимой они очень ищутся сибирскими купцами, а весной при полной воде — теми, которые едут в Астрахань и там покупают персидские товары. Обыкновенно они также подымаются к Пасхе от 3 до 4%, потому что тогда всякий, кто имеет какое-нибудь дело при дворе и «приказах», приносит знатным и самым главным в упомянутых «приказах» дукаты или в коробочке 117, или в бумажке вместе с пасхальным яйцом и пасхальным приветствием: «Христос Воскресе!» Но летом повышают их нагайские татары, пригоняющие в августе и сентябре для продажи в Москву много тысяч лошадей, и дукаты всякий раз становятся дороже. [160]
При этом надо заметить, что в Нарве можно совершенно легко получить во всякое время один рейхсталер за 52-53 копейки и самое высокое — 54 копейки, и в Москве 2 рейхсталера не так ценны, как один дукат. Теперь там рейхсталеры ходили в течение четырех месяцев от 56 до 57 копеек и редко подымаются выше.
Половинные рейхсталеры они мало ценят, а рейхсортов совсем не берут.

ГЛАВА VII

О почтовом деле и оплате писем
Так как почтовое дело есть такое предприятие, что занимающиеся торговлей не могут обойтись без него для поддержания старательной корреспонденции, то и об этом должно быть дано краткое сведение.
В 1663 году Иоганн фон Шведен впервые устроил в России почтовое дело, так как раньше письма посылались не иначе, как нарочными.
По вторникам к вечеру почта идет в Новгород, Псков, Ригу и т. д. Она идет между Москвой и Ригой 9–11 дней. Один золотник, или лота, в Новгород стоит — 6, в Псков — 8, а в Ригу — 10 копеек. Эта почта прибывает по четвергам опять в Москву; польская почта отправляется через Вильну 165 по средам вечером; с нею можно в свою очередь посылать письма через Кенигсберг во все места римского государства. Те же, которые должны идти в Гамбург, надо франковать до Берлина и заплатить за каждый золотник 25 копеек. Эта почта идет 21 день и, значит, на 2 дня скорее, чем рижская в Гамбург 166. Она опять приходит по средам утром. Между Новгородом и Нарвой не идет обыкновенная почта, но почти еженедельно в течение целого года представляются случаи посылать между ними письма.
Как только почта прибывает в Москву, пакеты должны быть отнесены в замок в «Посольский приказ» (это — канцелярия) и там вскрыты, чтобы частные лица не узнали раньше [161] двора того, что делается вне и внутри страны, но более всего, чтобы каждый остерегался, что он может навлечь на себя подозрение в непозволительной и вредной для государства корреспонденции, имея в виду, что все письма попадают в руки главнейшему канцлеру. С почтой еженедельно получают точно так правильно, как здесь, в Швеции, все голландские, гамбургские, кенигсбергские, как напечатанные, так и написанные ведомости. Они всегда должны быть переведены на русский язык и прочитаны царю. [162]


Комментарии
156. «... — 1/56 часть фунта» — «...ist der 56ste Theil von einem Pfund». Языков думает, что тут типографская ошибка, и вместо «56» должно быть «96». Примеч. 133.
157. Вся эта фраза расположена у Бишинга во всю длину строк:
«Ein Pud Russisch bringt in Amsterdam 324/5 Pfund, in Hamburg 33⅓ Pfund, in Stockholm — Pfund, in Luebeck 35 Pfund, in Narva 33/14 Pfund, in Reval — Pfund».
158. «Von Maass und Ellen». Bo всем переводе «Elle» пepeдано через слово — «локоть», а «Arschin» — «аршин».
159. «Die Russische Arschin ist einen Daumenbreit laenger als die brabantische Elle, wie beystehendes Quartier ausweiset». Приложенный масштаб точно снят с издания Бишинга.
160. В цифре 2 ½ по изд. Бишинга числитель пропущен.
161. «...beyde Potentaten sich ferner dahin vergleichen, dass 2 pro Cent bezahlet werden sollen; immassen dann die Russen in den schwedischen Staedten niemals mit mehr bis dato sind beleget worden».
162. «...sondern versiegelt nach Moscau durchgelassen werden». Смысл фразы ясен: на таможнях товары не вскрываются, но там только накладывают на них таможенные печати и пропускают их дальше.
163. В издании Бишинга список таможенных сборов расположен в следующем виде:
«1654 = = = = Rubel 54031 62 ½
1655 = = = = Rubel 51585 56 ½» и т. д.
164. Этого слова нет в издании Бишинга, но в русском переводе его следует вставить для большей ясности изложения. У Бишинга вся эта глава написана без красных строк, но нами она разбита на соответствующие части. Что в вышесказанном месте речь идет о дукатах, следует из того, что высота курса такая же, как и в предыдущей V главе, где говорилось, что дукаты колеблются от 114 до 125 коп.
165. «...ueber Wilda».
166. «...und also 2 Tage geschwinder, als...» Из этой фразы как бы следует, что Кильбургер уже выше говорил о продолжительности почты из Риги в Гамбург, но в действительности в предыдущем тексте по изданию Бишинга этого нет.

(пер. Б. Г. Курца)
Текст воспроизведен по изданию: Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича // Сборник студенческого историко-этнографического кружка при Императорском университете Св. Владимира, Вып. VI. Киев. 1915
© текст - Курц Б. Г. 1915
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Университет Св. Владимира. 1915

ОБЪЯСНЕНИЯ И ДОПОЛНЕНИЯ
к русскому переводу сочинения Кильбургера.

К ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

К главе I
О монете сообщают многие иностранцы 648, но Кильбургер дает более стройную схему монетной системы. Так как ему было известно сочинение Котошихина, приведем для сравнения из него соответствующую выдержку: «А делают деньги серебряные, мелкие: копейки, на одной стороне царь на коне, а на другой стороне подпись: «царь и великий князь» имя царское и титла самая короткая; денги, половина копеек, на одной стороне человек на коне с саблей, на другой подпись царская такая ж что и на копейках; полушки, четвертая доля копеек, денег половина, на одной стороне голубь, а на другой написано: «царь» из ефимочного серебра, ежегодь. А привозят ефимки и серебро, прутовое и тянутое, к Архангельскому городу из Галанской земли и из Венецыи и из Любка, и из Амбурга...». Далее Котошихин рассказывает о злополучных монетных мероприятиях царя Алексея, о появлении фальшивых медных денег, причем подозрение пало в подделке «на денежных мастеров, и на серебряников, и на котельников, и на оловянищников, и на иных людей», внезапно разбогатевших 649. Коллинс [370] в мрачных красках описывает последствия вообще неудачных финансовых мероприятий этого царствования: «Московская торговля прошедшим летом была в большом упадке по причине недавней войны, которая лишила купцов пятой части денег, кроме того, что они потеряли от возвышения пошлин. У них силой брали товары за медные деньги, а медные деньги упали сначала от ста до одного, и когда казна снова захотела их вывести, многие разорились, многие повесились, другие пропили свои имущества и померли в пьянстве» 650.
Русские монеты были круглые и продолговатой, овальной формы, потому что бились из проволоки. они были неправильной формы и веса, и даже при Юле (1709 г.) иногда 2 копейки по весу равнялись 3 коп. Полушки ( ½ коп.) уже при авторе Торговой книги не делались, потому что был «им росход мал» 651, а Рейтенфельс (1671-1673 г.г.) заявляет, что полушки прежде были в большом употреблении, «но теперь их более не видно». Олеарий рассказывает, что, так как русские деньги «очень мелки, то ими трудно вести торг, они легко проваливаются сквозь пальцы; поэтому у русских вошло в привычку, при осмотре и мерянии товаров, брать зачастную до 50 копеек в рот, продолжая при этом так говорить и торговаться, что зритель и не замечает этого обстоятельства». Кильбургер, может быть, под влиянием Олеария, тоже говорит, что русские деньги неприятны, вследствие своих маленьких размеров; по его словам, русские чеканили только копейки, денежки и полушки, а остальные монетные названия были лишь отвлеченными понятиями (как, напр., в Англии фунт стерлингов, в Швеции марка, полумарка), т. е. не in specie. Слово species, прибавляемое к названию монет (специес-рейхсталер, специес-талер), именно и показывает, что эти названия (рейхсталер, талер) были не отвлеченными понятиями, но соответствовали специальным, действительно вычеканенным монетам; именно в таком смысле и нужно понимать упоминание в росписях Кильбургера о ввозе стольких-то тысяч [371] специес-рейхсталеров или специес-дукатов. При Петре I, как пишет Юль, в России чеканились монеты уже всех ценностей.
Для производства медной монеты русские приобретали в Швеции красную медь, а для серебряных — посредством казенной торговли получали у иностранцев серебро и серебряную монету, которую перечеканивали, получая при этом большую прибыль, причем никто не смел торговать в России серебряной иностранной монетой, «не разменяв ее предварительно на копейки... по причине большой выгоды для царской казны». По данным Родеса, перечеканка иностранной монеты (талеров, или, иначе говоря, ефимков) давала царской казне 31 ½ — 32% прибыли 652, по Павлу Алеппскому, эта прибыль = 24 — 28% (реал, стоимостью в 50 коп., равнялся по весу 62-64 коп.), а по Котошихину, даже 58 — 60% (из ефимка получалось 64 коп., а ефимок брался у иностранцев за русские товары и в пошлину по принудительному курсу в 40-42 коп.) 653. Корб писал о русских, что «полновесный империал они обменивают на 50 или 55 копеек, а вычеканивают из одного империала 100, а иногда и 120 коп., как мы убедились в свое время на месте, сравнив вес империала и копеек» 654.
Хотя русские обыкновенно привозили себе «свейскую» медь, но и в России были медные рудники, о которых говорит Кильбургер в IV ч., IV гл. Золотых же и серебряных рудников в России не было, «хотя и в крониках писали, что русская земля на золото и серебро урожайная», а если их и находили, то мало, да и к тому делу русские люди не были «промышлены» , а иноземцы боялись производить розыски и затрачивать свой капитал, опасаясь, что русское правительство может потом отнять у них их рудники 655. Впрочем еще в XVI в. [372] иностранцы говорили, что в России нет серебряных и золотых рудников. Правда, Кампензе (1523-1524 г.г.), упоминая о монете, говорил, что у русских в рудниках «нет недостатка», подразумевая драгоценные рудники 656, но уже Герберштейн отрицал это: «Некоторые писали, что в этой области весьма редко встречается в изобилии серебро... Подлинно, эта область не имеет вовсе серебра, за исключением того, которое... ввозится туда» 657. Иовий прямо утверждал, что у русских нет «рудников золота и серебра», кроме железа 658. Барберини уверял, что в России не было «ни золота, ни серебра, ни меди, ни свинца, ни олова» 659; также по словам Д. Принца (1576-1578 г.г.), русские «не имели никаких рудников: ни золотых ни серебряных» 660; то же самое слышим в 1661 г. от Главинича 661. Но при Якове Рейтенфельсе «недавно» царь позволил нескольким иностранцам осмотреть за Казанью, по направлению к Сибири, горы, где была найдена серебряная и золотая руда 662, а в 1674 г. стряпчий Зиновьев приехал в Архангельск, чтобы ехать в вотчину Кириллова мон., в волость Умбу и другие места для сыска серебряной и золотой руды 663. Крижаничу рассказывали, что при Красном Яру в Сибири нашли серебряную руду, давшую при пробе восьмую часть серебра 664. Но в 1678 г. в Москве был Таннер, который не говорит об этом: «Еще и поныне есть следы, что они когда-то искали золотой и серебряной руды, но напрасно: все золото и серебро, какое только у них есть, ввозится из других стран» 665.
Как известно, русские не имели золотой монеты, а если ее били, то только в торжественных случаях в знак [373] отличия, и ее редко можно было встретить в России (Олеарий, Рейтенфельс). Не упомянув о золотой монете, Кильбургер также не перечислил других менее употребительных монет. Так у нас еще в конце XVII в. в мелочной расценке считали на «пироги», «мортки» и пр., т. е. на денежные знаки равные ⅛ моск. копейки. Что касается «пул», то они бухарского происхождения, и Дженкинсон их встретил в Бухаре; это была медная монета (Poole), и 120 их = 12 английским пенсам, причем чаще расплачивались ими, чем серебром 666. При Герберштейне 60 пул по стоимости были равны московской деньге 667. По рассказу английского путешественника, Ричарда Джемса, бывшего в Архангельске в 1618-1620 г.г., монета, чеканенная в Новгороде с изображением «сабли», раньше называлась «сабляницей», а с перенесением ее чеканки в Москву, — «копейкой»; но у новгородцев (так можно понимать текст Джемса) чеканилась еще монета с булавой, «которую (т. е. булаву) называют меч», и это есть, очевидно, мечевая деньга, и эту монету, по перенесении ее чеканки в Москву, стали называть «деньгой московской» 668.
Кильбургер пишет, что 1 копейка есть 56-ая часть рейхсталера, или же = 1 эру серебряной шведской монете. Такое соотношение выведено Кильбургером согласно тогдашнему курсу, а именно в его время в Москве рейхсталер ходил по 56-57 копеек, как он сам удостоверяет в VI гл. этой же части 669.
Относительно описания русской «полушки», данного Кильбургером, следует указать, что он для этого, несомненно, воспользовался описанием Котошихина, который писал, что на одной стороне полушки изображен «голубь» 670. Между тем, [374] очевидно, Котошихин, как замечает С. Чижов, неправильно назвал голубем изображенного на полушке орла, который однако, действительно, по первому взгляду скорее напоминает голубя, чем орла 671.
Русские при записывании на бумаге денежных счетов иногда пользовались условным обозначением, размещая цифры по клеткам 672. В русских приказах, как пишет Олеарий, было «очень много писцов, пишущих красивым почерком и довольно хорошо обученных, по их способу, счетному искусству. Вместо марок для счета, они употребляют косточки от слив, которые каждый имеет при себе в небольшом кошельке» 673. Однако Кильбургер в числе ввоза упомянул 4 ящика счетных пфеннигов (марок) 674. «Числа они (русские), рассказывает Корб, считают и изображают иным, чем другие народы способом. Они имеют доску, разделенную многими рядами зерен; пользуясь ими они с удивительной скоростью достигают очень высокого и верного итога. Этот способ нисколько не разнится от счетов, которые применяют обыкновенно и другие народы, выражая при помощи разнообразного размещения костяшек различные числа» 675.

К главе II
Вес в России был разнообразен. Гривенка равнялась или фунту (в 96 зол.) или полуфунту (в 48 зол.), и оба эти [375] веса встречаются рядом в одних и тех же памятниках без всякого внешнего различия, но гривенка в 96 зол. употреблялась для взвешивания хмела, олова и др. товаров, а гривенка в 48 зол. — для серебра, золота и пр. 676. Торговец Барберини (1565 г.) определенно говорит, что жемчуг, драгоценные металлы, шелк, пряности и разные мелочи взвешивались в Москве гривенкой в 48 зол. (6 золотников = 1 унции), а крупные вещи — фунтом, в котором было 2 гривенки 677. Зная, что гривенкой в XVII в. называли фунт в 96 зол. и 48 зол. (скаловая гривенка), мы, очевидно, в последнем смысле должны понимать слова Кильбургена, что «Griwencka oder Pfund nennen sie ein ordinaires oder kleines Pfund». Вес одного золотника указан у него (по изданию Бишинга) равным 56-ой части фунта, но это опечатка, так как должно быть — 96-ой части фунта 678. Ричард Джемс (1618-1620 гг.) прямо сообщает, что «золотник есть 96-ая часть фунта, а «гревинка» — фунт 679.
Первоначально русские имели разные весы, но, по указу Алексея, «на Москве и в Великом Новгороде и в иных городах учинен один вес, и велено купити и продавати русским иноземцом в тот один вес, а разных весов, больших и малых, не указано» 680. Кильбургер, однако, не упоминает о всех названиях веса, которые еще в его время знала Россия, напр., об ансыре, которым мерялся шелк, и безмене, которым взвешивался воск; сам Кильбургер в своих [376] росписях европейских товаров считает золото и серебро на литры 681. Русские не знали кантаров, или немецких безменов, с нарезанными на железе числами, с подвижным железным веском и с крючками, висящими на цепях; русский же безмен был «грубый домашний», которым легко было обманывать 682.
Что касается сравнения русского веса с иностранным, то Павел Алеппский сравнил его с турецким: так как русский пуд = 40 фунтам, а 1 ф. = 133 драхмам, то «пуд = полным 13 константинопольских окам» 683. Юль сличил его с датским весом: «Обыкновенный нарвский или шведский фунт, которым взвешивают грубый товар, на один квинтин легче датского фунта, (употребляемого) для взвешивания серебра. Нарвский же или шведский фунт для взвешивания серебра, а также мелкого товара, на 3 лота и один квинтин легче датского фунта для взвешивания серебра. Русский же фунт, как для взвешивания грубого товара, так и для взвешивания серебра, один (и тот же) и на 4 ½ лота легче датскаго, (употребляемого) золотых дел мастерами. Русский фунт содержит 96 русских золотников»; «...я нашел, что русский лисфунт, заключающий в себе 30 фунтов, равен датскому, т. е. 16-ти (датским) фунтам; нарвских же или шведских фунтов в датском лисфунте содержится 17¾» 684. Кильбургер же приравнивал пуд 2 лисфунтам, или 40 фунтам, т. е. лисфунт имел 20 фунтов 685. Родес в [377] 1652 г. доносил, что русский пуд содержит по голландскому весу 33 ½ фунта, и это вполне соответствует показанию Кильбургера о весе русского пуда в Гамбурге 686.
Но чему равнялся в Нарве русский пуд по имеющемуся у нас экземпляру издания Бишинга нельзя сказать, потому что в издании произошла в данном месте типографическая неясность: 3[..] ¾ ф., в то время, как в самом деле это число должно соответствовать 34¾ (в нашем же тексте перевода и в примечании к нему — 157 мы передали эту цифру через 33/14 что, конечно, является в действительности неверным) 687.

К главе III
О мерах сыпучих тел и длины лишь немногие иностранцы сообщают данные, и поэтому известия Кильбургера по этому вопросу имеют большую ценность.
Четверть, мера сыпучих тел, была разного веса. В 1615 г. (123 г.) томские служилые жаловались, что «хлебного жалованья нам, холопем государевым, прежде сего с Руси приходило в наши оклады на прошлые годы четь муки по пяти пуд с четью и по семи пуд с четью, а круп и толокна по тому ж. А нынчи государев запас приходит мал, четь муки по три пуда и по четыре, а круп четь и толокна по тому ж» 688. В 1649 г. шведы просили у русских «дать им у Архангельского города ржи, а имать бы хлеб по пяти пуд четверть...» 689. Н. Оглоблин привел роспись 164 г. переложения четей, осмин и т. д. на вес, согласно чему четверть = 4 пудам 23 гривенкам с полугривенкой 690.[378] В 1678 г. в Холмогорах и в Архангельске «хлебная мера была учинена меньше старой, против московския меры» 691. В 1711 г. Юль вымерил русский четверик и узнал, что четверик = 26 датским литрам и 2 пэлям, а отсюда русская четверть (8 четвериков) = 212 литрам, между тем как датская = всего 144 литрам 692.
Три московские четверти, как пишет Кильбургер, равнялись двум новгородским, т. е. новгородская четверть была больше московской (иначе говоря, 1 новг. четв. = 1 ½ моск. четв.), с чем не соглашался Никитский 693. Но псковская четверть, по указанию Кильбургера же, в свою очередь была немного больше московской, а еще немного больше псковской была печорская. Таким образом, самая малая четверть была московская, а самая большая — печорская (zu Petzur). [379]
Печора, упомянутая Кильбургером, лежала вблизи Пскова, почему Кильбургер и сравнивает псковскую четверть с печорской. Спутник Кильбургера, Пальмквист, при проезде через эту Печору, снял ее виды и даже план. Это был торговый пункт, а также крепость. В 1618 г. шведы предложили «всем псковичам, також и печерским и гдовским, всего псковского княжества, ...с юрьевскими ливонского и с лифлянскими, которые поданные коруне польской, в ссылке не быти... и не торговати и не съезжатися..., а торговали б они после сего в Иване городе да в Ругодиеве». На это русские им ответили, что «псковичи и печерские люди с Ригою и с иными лифлянскими и курляндскими городами» взаимно торгуют и этого нельзя запретить 694. Мейерберг в своем альбоме ничего не говорит о торговле Печоры: «Печора (Pitschur), монастырь и городок в Белой России, принадлежащий великому князю московскому. Монахи пользуются им, но должны содержать солдат и отбывать службу начальству. Он находится в 3 милях от Ниенгаузена. Это первый пограничный город, встреченный нами: за одну милю от него находится граница между Россией и Лифляндией... Вышеозначенный замок построен из камня» 695. Около монастыря, как видно по альбому, раскинулась деревня. Голландец Стрюйс обратил внимание (1668 г.) на большое торговое значение Печоры (Pitsiora): «Печоры — небольшое, но очень удобное село, которое лежит первым при везде из Ливонии в Московское государство. Население в нем живет в достатке, а хорошая почва дает ему возможность вести торговлю. Лишь только жители узнали о нашем прибытии, как пришли осведомиться, нет ли у нас для продажи жемчуга или бриллиантов. Этот вопрос заинтересовал нас и побудил погулять по селу, где мы увидали такие же лавки и магазины, как в самых больших городах. Подивившись виденному, я спросил у них о том, какое бы употребление они сделали из шелковых и узорчатых тканей. На это они отвечали мне, что продают товары во сто раз дороже ко двору царя, средоточию богатств; что они ездят туда от времени до времени и возвращаются весьма довольные своей поездкой» 696. [380]
Ласт — мера ёмкости, а не веса, имела разный вес, смотря по роду товара. Поэтому Кильбургер говорит, что ласт соли = 13– 13 ½ или 14 шиф., смотря по тому, белая ли она или черная. В княжение Иоанна III, как жаловались новгородцы, немцы привозили в Новгород ласт соли по «90 пудов московских, а в ином менши, а наперед того в ласту приходило по 100 пудов и по 20» 697. По Торговой книге, «в ласте 12 бочек, а бочка по 6 пуд, а всего в ласте 72 пуда» 698. Хлеб, вывозимый за границу, тоже считался на ласты. В Данциге в ласте считалось 120 пудов. В отчете Бурха и Фелтдриля 1630-1631 г.г. сказано, что «19 или 20 таких (т. е. московских) четвертей составляет ласт»; однако в этом же отчете все дальнейшие переводы четвертей на количество ластов совершаются, принимая ласт = 20 четвертям; такое же соотношение (ласт хлеба = 20 четвертям) видим и из других памятников 699. Для более позднего времени находим у Юля (1711 г.) интересные сведения в его «списке ластов для русских судов», где указано, какое количество русских товаров приходится на один ласт 700. [381]
Меры длины — аршин и локоть встречаем в памятниках вместе, напр., в новгородской описи имения Татищева 116 г. материи мерялись на локти и аршины 701. По указанию Торговой книги, «мера сукнам у многих на печатях подписана: любские локти, смечать их в аршинный счет, в 25 локтях вымерить русских 43 аршина, а немцы мерят сукна по спине, а по нашему по-русскому меряти подле покроми, ино прибудет всего у аршина на полвершка»; «аршин 16 вершков, сажен 3 аршина, локоть 10 вершков и ⅔ вершка, 2 аршина будет 3 локтя» 702. При Алекеее Михайловиче повсеместно были введены [382] железные аршины с орлом в виде клейма; «старые же аршины под угрозой большой пени были воспрещены» 703.
Кильбургер дает чертеж меры длины, показывая, чему равнялся в его время рижский, ревельский и другие локти. Но чертеж, находящийся у Бишинга, отличается недостатками, потому что не имеет всех тех делений, на которые ссылается в тексте Кильбургер 704. Однако возникает вопрос, насколько верен в издании Бишинга сам чертеж? Сравнивая его с более полной вольфенбиттельской рукописью, находим там совершенно другой размер и без недостатков, так как на нем нанесены все деления. Приводим тут же его снимок. Размер его, как видно, значительно короче, чем у Бишинга, и равняется длине последнего от цифры 1 до 5, а кроме того, распределение (соответственное) делений совершенно не сходится. Если взять длину четверти русского аршина, обозначенную по изданию Бишинга, и увеличить ее в четыре раза, чтобы получить размер целого аршина, получим меру почти равную нашему современному русскому аршину. Если же возьмем четверть аршина по масштабу вольфенбиттельской рукописи, получим русский аршин равный 12 ½ вершка, современного нам 705. [383]
У нас еще есть, хотя и от более позднего времени, другие чертежи, оставленные нам Юлем 706, который сравнил (1709 г.) свой датский локоть с иностранными; при этом для каждого локтя он рисовал отдельную линию, но мы для удобства соединили все его данные в одну линию, нанеся на нее соответствующие деления. По объяснению этого иностранца:
Четверть ( ½) зеланского (датского) локтя равняется всей линии: 1–10.
Датский локоть короче нарвской меры, на которую продают полотно, на 1–2.
– короче брабантского локтя на 1–3.
– короче голландского локтя на 1–4.
– короче русского аршина на 1–5.
Но датский локоть длиннее нарвского локтя на 1–6.
– длиннее гамбурского локтя на 1–7.
– длиннее любекского локтя на 1–8.
– длиннее ревельского локтя на 1–9.
– длиннее рижского локтя на 1–9.
Из «Словаря коммерческого» XVIII в. узнаем, что локоть, которым пользовались во многих странах вместо аршина, имел (локоть простой) 10 вершков, локоть ревельский — 13, рижский — 13 ½, а парижский — 26 вершков 707.

К главе IV
О фрахте находим известия у Родеса. Он в 1653 г. в донесении шведской королеве проводил мысль, что русские выиграли бы, перенеся торговлю из Архангельска на Балтийское море, чего так сильно хотела Швеция. От перевода сюда торговли, писал Родес, русские меньше тратились бы на провоз и [384] другие издержки, путь был бы безопаснее, потому что на Сухоне опасные пороги, на С. Двине не менее злополучные мели, около Архангельска волнения, корабли нагружаются вдали от берега, так как около него мелко; для торговли мало времени, потому что, при наступлении холодов, корабли должны быстро уходить, чтобы не быть разбитыми льдом; на самой же Двине и Сухоне приходится перегружать суда, смотря по характеру водного пути; против течения нужно с трудом тянуть суда; обмеление и зима иногда застают их в пути, где и приходится зимовать; бывают и крушения на порогах и подводных камнях и т. п. Путь же из Москвы к Балтийскому морю гораздо удобнее, безопаснее, короче, дешевле, лишь бы привести дороги в хорошее состояние. В подкрепление своей мысли Родес привел таблицу расходов при перевозке товаров по беломорскому и балтийскому путям 708. Кильбургер и тут остался верен себе и заимствовал у Родеса, что ему казалось нужным, при чем он, как часто вообще поступал, сделал эти данные лишь более растяжимыми. Например, Родес в своей таблице обозначил: «Фрахт от Новгорода до Ниен с пуда летом — 4 коп., зимой — 3 ½ коп.», а у Кильбургера читаем: «От Новгорода до Ниен зимою от 3 до 3 ½ копеек, летом от 4 до 5 копеек». Конечно, это не может служить указанием, что данные Кильбургера неверны, потому что цены, бывшие при Родесе, могли в действительности быть и при Кильбургере, который вообще сам собрал много материала, дополняя лишь недостающие сведения из других источников. Сходные цифры укажем следующие:

От Москвы до Вологды.
От Вологды до Архангельска.
Летом.
Зимой.
Летом.
Зимой.
Родес
15 к.
4 к.
4, 6 и 10 к.
25 к.
Кильбургер
15
4
15
25
Данные Кильбургера от Вологды до Архангельска оттого не вполне сходятся с Родесом, что Кильбургер ошибся и привел тот фрахт, который указан Родесом от Архангельска до Вологды, а именно: летом — 15 коп., зимой — 25 коп. Таким [385] образом, Кильбургер, говоря, что летний фрахт от Вологды до Архангельска (т. е. вниз по течению реки) стоил 15 коп., ошибается, потому что этот фрахт был от Архангельска до Вологды (т. е. против течения, почему и дороже), а от Вологды до Архангельска нужно было платить за пуд всего по 4, 6, 10 коп., так как товары шли по течению. Но в действительности платили и меньше, так в 1673 г. за провоз 10.000 пудов железа (купленного у П. Марселиса для постройки архангельских гостиных дворов) «с Москвы до Вологды извощиком дано (по зимнему пути) по 9 денег с пуда», а от Вологды до Архангельска на дощаниках по 4 деньги с пуда (просили же по 6 денег) 709.
По показанию Кильбургера, на сани в одну лошадь клали груз в 30 пудов и меньше 710, но нам известно, что клали и больше и меньше. Именно в 1662 г., чтобы не отягощать лошадей чердынских ямщиков, было велено соликамскому воеводе класть, согласно прежнему, на сани по 20 пудов, а на телегу — 15 пудов, потому что служилые люди злоупотребляли и клали «клади большие, пудов по 30 и по 40 и болши, а к Москве возят с собою рыбы и иные клади тяжелые; а подводы наймуют на Верхотурской волок рублев по 7 и по 8 и по 10 и болши, а вешней последней путь и по 12 рублев, и от тяжелых де кладей на Верхотурском волоку на крутых подъемах лошади надсажаюца и надут» 711. В 1690 г. приказано накладывать тульского железа путем «зимним по 20 пуд с саньми, а летним — по 15 пуд с телегой» 712. Таким образом, зимою 20, а летом 15 пудов можно считать нормальной кладью на одну лошадь.

К главе V
Пошлины с товаров вместе с конфискованными товарами, по словам Рейтенфельса, приносили царю «гораздо более» [386] доходов, чем другие налоги, хотя с кабаков получался еще больший доход 713. Прежде московское правительство определяло правила взимания пошлин посредством заключенных с отдельными державами договоров, но в XVII в. видим усиленное стремление с его стороны систематизировать свое пошлинное законодательство и выработать общие правила для всех иностранцев и русских. Для этого пришлось вести борьбу с иностранцами за уничтожение их привилегий и между прочим с Швецией, которая к концу XVI в. заключила с Россией выгодный для себя в торговом отношении Тявзинский договор и поэтому в течение XVII в. добивалась от России его исполнения.
Тявзинский мир был постановлен в 1595 г. между Россией и Швецией «близ Нарвского озера, на стороне Ивань-города, в Тявзине» 714; русские и шведы взаимно имели право ездить с товарами в Швецию и Россию и при этом «платить пошлину со своих товаров одинаково, как те, так и другие», но самый размер пошлин не был указан 715. Впоследствии (напр., в 1617 г.) шведы часто ссылались на этот акт, домогаясь, чтобы все было большею частью, «как де мирное постановление было в Тявзине» или как «в Тявзине лета 1595 договоренося» 716. Столбовский договор подтвердил Тявзинский, и обе стороны могли вольно и без помехи торговать в России и Швеции 717, но шведам потом не раз приходилось указывать русским, что они не соблюдают Тявзинского договора. Шведы именно потому всегда ссылались на мир в Тявзине, что, согласно ему, было постановлено взимать с обеих сторон пошлины в одинаковом размере, но русская таможенная политика в XVII в. неуклонно возвышала русские пошлины, а Швеция, наоборот, стремилась для развития своей торговли понизить свои пошлины, и поэтому требовала, чтобы и русские взимали пошлины в размере равном шведским пошлинам. Однако русские обыкновенно отвечали, что всякий государь волен в своей земле делать, что угодно, и король тоже может, если ему желательно, возвысить свой тариф 718. И даже более: царь в 1674 г. выражал сильное недовольство, что шведы самовольно «пошлину с наших, царского величества, подданных изволили збавить в прошлом в 1668 году» 719.
Притеснения в русско-шведской торговле существовали с обеих сторон. Но шведские ученью склонны считать стеснения, причиняемые русскими, чрезвычайными, между тем как шведы не препятствовали русской торговле. Шведское правительство весьма заботилось о развитии с Россией торговли, которая для Швеции была особенно важна главным образом из-за провоза персидского шелка 720. Поэтому оно внимательно относилось к таможенной борьбе. По заявлению шведов, они раньше не платили пошлин, но со времени ц. Михаила с них стали брать с весчих товаров 4 ½ 0/0, с невесчих 3 ½ 0/0, а при Алексее русские еще более стеснили их торговлю. Шведские послы в 1656 г. жаловались, что за рейхсталер русские дают, вместо 50 коп., 45 коп., а часто совсем их не принимают или же ценят по весу; особенно шведов обвешивают на товарах в Пскове; таможенные сборы беспричинно повышаются, в то время как русские ничего но платят, торгуя в Ревеле, Нарве и Ниене, и только когда русские отправляют свои товары из этих городов в Стокгольм или в другие города, уплачивают лишь раз пошлину в 2%; поэтому русским следовало бы вернуться к таможенному тарифу 1595 г. (т. е. взимать с обеих [388] сторон одинаковый размер пошлин); теперь шведы имеют право торговать только в Пскове, Новгороде и Москве, а между тем по Тявзинскому и другим договорам они получили право торговать во всех городах; воеводы своевольничают, судят шведских купцов, задерживают их, не выдавая паспортов (проезжих грамот), а за паспорты взимают большие суммы и т. п. 721 После Кардиского мира 1661 г. некоторое время шведская торговля не испытывала стеснений. Например, в 1662 г. новгородский воевода велел игумену Свирского монастыря наблюдать за порядком торговли шведских купцов на Александросвирской ярмарке, чтобы шведов пропускали по имеющимся уже у них проезжим грамотам, верно весили товары, справедливо брали в пошлину ефимки и допускали шведов к воеводам лично подавать жалобы. Согласно Кардискому миру, русские могли торговать во всех шведских городах (в Стокгольме, Риге, Выборге, Ругодиве, Ижере, Кореле, Кандах и др. лифляндских, финских и шведских городах), шведы же в свою очередь также могли торговал в России, «где им годно, в каково время ни случится, летом и зимой», особенно в Москве, В. Новгороде, Пскове, Ладоге, Ярославле, Переяславле, Холмогорах, Тихвине, Александровой пустыни и в иных во всех городах 722. Но скоро снова слышим прежние сетования шведов. Они жаловались, что возы с их товарами часто вскрывались на дорогах, отчего товары портились, за талеры давали 48 коп. и даже 46, 45, 44 коп.; уплата пошлины требовалась русской мелкой монетой, а если она производилась ефимками и дукатами, то русские скидывали 25% их ценности; с целью отрезать шведских купцов от Балтийского моря, русские требовали в Новгороде архангельскую и проезжую пошлины; царь то стеснял, то разрешал шведскую торговлю; он монополизировал ее, заставляя шведских купцов торговать только с его купцами и факторами; шведы но имели права, находясь в [389] России, торговать с иностранцами, как только за вновь введенную пошлину в 10% 723. Так как, по силе Торгового устава 1667 г. (7 мая), иноземцам в Москве и в других русских городах была строго запрещена розничная продажа 724, это подало Швеции повод в 1669 г. (177 г.) сделать России представление, что «в торговле с стороны царского в-ства после мирного договору противно чинится, потому что вновь устав учинен и заказано в городех и в уездех с приезжими людьми торговать, а велено тех городов з жителями торговать и продавать товар оптом и вольность вся отнята, которая была после войны немногое время, и наложена незвычайная великая пошлина: со 100 рублев емлют блиско 30 рублев, а наперед сего было толко по 8 рублев» 725. Были жалобы и на случайные запреты. Так один швед купил в Пскове 200 бочек извести, сложил ее на судно, но вдруг ему запретили вывезти ее за границу, хотя раньше «всегда пропущали без задержания», и только благодаря его жалобе, в июле 1675 г. было приказано пропустить известь, взяв с нее пошлину 726. Когда в 1674 г. в Москве были шведские послы, они предъявили русским ряд подобных жалоб на стеснения шведской торговли и старались доказать цифрами, что русские облагаются пошлинами в Швеции меньше других 727. Послы также переслали русским заявление, подданное им тогда бурмистрами и ратманами Канц, которые писали, что, когда торговцы Канц в этом году поехали по своим торговым делам на ярмарку в Тихвин, русские не давали им торговать, даже арестовали их людей, а на Лаве не хотели их пропустить в Канцы, требуя проезжие листы, и когда [390] шведы показали проезжие, выданные им в Канцах, «целовалник на те проезжия плюнул», требуя проезжей, выданной из Новгорода; шведские купцы также жаловались, что царь приказал русским продавать шведам товар только крупными партиями 728. Шведы, отправленные Швецией на пограничный съезд 1676 г., должны были указать русским, что систематическое повышение московских пошлин ужо достигло 16%, считая и транзитную, не говоря уже о неслыханных пошлинах на вино — до 60% 729. Об этой «чрезвычайной» пошлине пишет и Кильбургер, но при нем заграничные товары уже не распечатывались на русской границе, и иностранец только должен был заявить количество и род своих товаров, после чего на них лишь накладывалась таможенная печать. Это делалось с целью, чтобы иностранцы, проезжая по России в тот город, где они хотели торговать, не продавали по дороге своего товара, который ведь еще не был осмотрен; по приезде же в желаемый пункт, таможенные власти вскрывали тюки и сличали, насколько купец верно определил количество и род товаров.
Вышеприведенные жалобы раздавались со стороны шведов на русскую торговую политику. Русские же в свою очередь горько сетовали на притеснения, которым они подвергались в шведских владениях. Например, в 1647 г. они указывали на злоупотребления шведов в Риге 730. В 1673 г. русские пограничные жители были опрошены московским правительством об обидах, нанесенных им шведами. Некоторые заявили, что им не уплачено за товар, другие, что у них отнят товар, что, работая на шведских мызах, им не уплатили денег [391] и т. п. Но были города, например, псковские прирубежные пригороды — Гдов, Изборск, Остров, которые совсем не имели жалоб на шведов 731. Также были опрошены торговые люди новгородской и псковской областей, и они между прочим жаловались, что «в Стекольне повольного торгу нет, в рознь ничево продавать не дают и с иноземцами, которые в Стеколне приезжают и их свейские иногородные уездные люди, и им с теми приезжими людьми торговать не дают и малых статей, а велят торговать в неволю с тутошными посадскими людми грудным делом, а в рознь ничего не сметь» 732. Впрочем русские тоже не позволяли иностранцам торговать в России в розницу, а только оптом 733. В 1676 г. русские жаловались, что они терпят в Стокгольме убытки, шведы не предоставили им дворов в Стокгольме (он то был, но вне города и на низине, так что товары подмачивались во время дождя), Риге (тут тоже был двор, но в версте от города), Колывани и Ругодиве; сверх пошлин, берут постоялое в неделю по 13 алтын 2 деньги с человека, с работников по 5 алт. 2 деньги, а между тем по Кардискому договору в этих городах русским должны быть отведены дворы; шведы имеют свой двор в Москве — в Белом городе, и с них не берут постоялаго, как и в Пскове, где тоже имеют двор и не платят постоялаго. В 1681 г. в Стокгольме было более 40 русских купцов, которые заявили, «что в торговом деле, будучи в Стекольне, перед прежним чинится великая обида... и ни во что их русских людей не ставят» 734.
Таким образом, русские и шведы, каждые со своей точки зрения, имели основания быть недовольными друг другом. [392]
Взимание пошлин производилось сложным путем. Первоначально проезд через Новгород требовал меньшей уплаты русских пошлин, но после половины XVII в. новгородская пошлина была уравнена с архангельской. Введение нового Торгового устава 1667 г. еще более ухудшило положение иностранцев и легло тяжелым бременем на их товары. Напрасно они протестовали против него. Так Кленк просил «новой торговой вредной устав отставить, которой по се время малой образ в пошлинах царского величества казне», но только ко вреду послужил, разорению русских торговцев и их промыслов и «ко отгнанию всяких чюжеземцов точию х корысти некоторого числа самолюбивых человек» 735. Систему взимания пошлин в 1653 г. дает нам Родес 736, а для более позднего времени находим сведения об этом у Юста Юля. Хотя Юль говорит о пошлинах в свое время (1711 г.), однако нарисованная им картина таможенных сборов может служить пояснением к словам Кильбургера (1674 г.).
Согласно Юлю, русский купец, покупая в Архангельске у иностранца товар, уплачивал в таможню русскими деньгами 5% со всей затраченной суммы; потом, привезя свой товар в Москву или какой-нибудь другой город, где он хотел торговать, купец платил снова 5%, а продав товар, — еще 5%, т. е. всего 15%.
Иностранный же купец был обложен другой пошлиной. Приехав с товарами в Архангельск, он мог там продать их, но если не хотел этого сделать, уплачивал в таможню 10%, причем подсчет процентов производился на рубли, однако уплачивался непременно species-рейхеталерами, а species-рейхсталер русское правительство считало равным всего 50 коп.; но если у иностранца не было species-рейхсталеров, он должен [393] был платить рубль за каждый species-рейхсталер; таким образом, купец обязан был уплатить 20 рейхсталеров в счет 10% пошлины. В действительности же рейхсталер стоил не 50 коп., а целый рубль, т. е. иностранец, платя 20 рейхст., в самом деле платил 20 рублей, иначе говоря, не 10%, а 20%. Далее, иностранец, привезя товары в Москву или другой город, в котором думал торговать, платил 6%, но уже русскими деньгами, а продав товар, — еще 5%, тоже русскими деньгами. Итак, купец за все в действительности платил: 20% + 6% + 5% = 31 % со стоимости товара, а не 10% + 6% + 5% = 21%, как можно было бы подумать на первый взгляд, и как официально считало само русское правительство. Отсюда видим, что туземный купец всего платил 15% со стоимости товара, а иностранный — 31%, «т. е. более, чем вдвое больше». «Чтобы избавиться от такой огромной пошлины, иностранные купцы почти всегда ввозили товар в Москву и другие русские города, выдавая себя за русских купцов», т. е. платя всего 15% пошлин. При Юле, как и при Кильбургере, если иностранцы вывозили русские товары из России, они платили пошлины (но уже только 4% рублями с переводом их на рейхсталеры, т. е. с товаров в 100 рублей — 8 рейхст.) лишь с суммы, оставшейся за вычетом той суммы, на какую иностранец ввез в Россию свои товары; пошлина с ввезенных товаров платилась в Архангельске только после их продажи и закрытия рынка, которое бывало лишь к Новому Году 737.
Пошлины на вино прежде были не велики. Но Торговый устав 1667 г. удостоверяет факт, что вина и другие напитки, по сравнению с прежним, «гораздо много привозят», отчего казенной монополии причинялся большой убыток. Поэтому государь велел брать с вин более высокие пошлины, чем с других товаров, и тут же устав дает таксу пошлин на вина 738. Бруин сообщает, что «с 1667 по 1699 г. платили по 20 риксталеров с бочонка», а с 1699 г. всего по 5 рст., но с бочонка водки — 36 рст., а с пипы (в 2 бочонка) — 40 рст. 739. В 1711 г., [394] как только свозили в Архангельске вино с судна, независимо от того, продано ли оно или нет, бочка французского вина оплачивалась 5 рст., бочка французской водки — 12 рст., пипа венгерского вина (Sec) — 36 рст.; кроме того, при продаже их с них взималось то же, что и при продаже других товаров, т. е. с русского купца 5% (рублями), а с иностранца — 10% (рейхсталерами), «обращающихся для него в 20%» (рублями); при ввозе вина в другие города с него взимались остальные следуемые пошлины; только с одного красного вина всех сортов не взималось никакой пошлины, потому что оно шло на причастие, отчего и было в России гораздо дешевле остальных 740.
Архангельская таможня вызывала постоянные заботы московского правительства. Для улучшения внешней торговли архангельские таможенные власти должны были следить, чтобы иностранцы не продавали поддельного и плохого товара, а русские, в свою очередь, привозили бы товары только хорошие и весили и считали бы верно. Для точной регистрации иноземцы должны были все проданные ими товары, кроме водки я вина, «записывать в таможне в книги имянно прямой ценою всякой товар почему будет продан» 741. Таможенные власти были обязаны вести подсчет сбора пошлин, недоимок и отдавать об этом отчеты по истечении каждого года. В 1674 г. таможенные недоимки были следующие:
За 142 г. с голландца Елисея Ульянова с товарищи на приказчике его голл. Корниле Корнилове за гречневую крупу и просо — 57 р. 1 д.
За 143 г. на голл. Петре Деладале за семя льняное, купленное в Архангельске — 22 р. 27 а. пошлин.
За 144 г. на вологжанине Агейке Мартемянове Круткове с тов. — 14 р. 7 a. 1 д.
За 156 г. на голл. Филимоне Филимонове сыне Акеме, на Еремее Андрееве сыне Фелцеле — 60 р. 30 a. 1 д. На Елисее Филимонове сыне Акеме — 30 р. 19 а. 2 д.
За 157 г. на ладожанине Федьке Кондратеве — 2 р. 6 а. ½ д. [395]
За 158 г. на гол. Романе Романове, Иване Андриянове — 1 р. 30 а. 4 д.
За 160 г. на даниловце Федосейке Мосееве — 1 р. 9 a. 1 д.
За 162 г. на Нениле Денисовой, сестре моск. иноземца Андрея Виниуса, и на гол. Еремее Фантроине — 94 р. 10 a. 1 д. На ярославце Гришке Фокине — 32 а. 5 д, устюжанине Исачке Шелыханове — 3 р. 13 а. ½ д.
А всего пошлинных недоимок «со 142 году по 163 год — 289 р. 20 a. 1 д., и тех денег взять не на ком...» 742.
Это количество невзысканных недоимок за указанный период должно быть признано незначительным по сравнению со всей суммой взысканных за это время пошлин.
Сбор самих пошлин колебался, и Архангельская таможня обязана была в своих отчетах оправдываться в случае недобора сравнительно с предыдущим годом, Так таможенные власти сообщили в Москву, что в 1647 г. «торговых и промышленных людей на Колмогоры в приезде осенью перед прошлыми годы гораздо было мало» с Мурманского берега, а из Устюга, из Поморских волостей и с Новой Земли даже «не было нисколько» 743. Но на такие причины недобора иногда из Москвы следовал строгий выговор, что это неправда. В архангельских отчетах иногда встречаем указания на целый ряд причин недобора. Например, в корабельную пристань 178 г. у гостя Ив. Климшина учинился недобор в 2.545 р. 32 а. 2 ½ д., и у него, как узнаем из сводного отчета о пошлинном сборе в Архангельске, в росписи было написано:
1) В 177 г. у таможенного сбора гость Федор Юрьев брал амбарщину с товаров, лежавших в новопостроенных казенных амбарах, а в 178 г. было велено не брать этой амбарщины.
2) В прошлом 177 г. пришло к Архангельску 47 английских, голландских, гамбургских и бременских кораблей со многими товарами, а в нынешнем 178 г. к Архангельску прибыло всего 30 кораблей и при том еще с «самым малым числом, а иные в том числе корабли были и бес товаров». [396]
3) У Архангельска в 178 г. не было некоторых иноземцев и их приказчиков.
4) В 177 г. иноземцы вывезли из верховых городов через Архангельск за море 776 бочек поташа и много иных русских товаров, а в 178 г. не покупали поташа, а русских товаров из верховых городов иноземцы везли малое число.
5) В 177 г. иноземцы покупали много сала, ворвани и кож ворванных, а в 178 г. купили мало, и то дешево, ворванного сала.
6) «За плохими торгами» в нынешнем 178 г. в Архангельске было весьма мало всяких русских товаров, по сравнению с прошлым годом, и иностранцы торговали с русскими только до Семена дня, а после — ничем не торговали, так что осталось много русских товаров, как казенных, так и частных, непроданными 744.
Отсюда видно, насколько просты были объяснения гостей происшедших при них недоборов, и как они часто считали следствие причиной уменьшения пошлинного сбора: первопричину им еще было трудно уловить. Но другие гости иногда вовсе не указывали причин недобора, и, например, в сводном отчете 1678 г. читаем, что в корабельную пристань 186 г., по сравнению с прошлым годом, был недобор в 17.776 р. 12 a. 1 д., но что в таможенных книгах и в росписи гость Ст. Горбов не написал, отчего учинился этот недобор 745.
Размер архангельских пошлин, по известиям путешественников, был очень велик. Олеарию «рассказывал видный немецкий купец в Москве, что главный торговый город Архангельск однажды в течение одного года дал невероятное количество денег, а именно триста тысяч рублей, т. е. шесть тонн золота» 746. Однако истинный смысл этого известия Олеария нам удается вполне раскрыть благодаря его критическому разбору. В самом деле, Олеарий писал и обрабатывал II издание [397] своего сочинения в 1654 г., а всего год до этого, в 1653 г., Родес доносил шведской королеве, что московское правительство продает все свои казенные товары только за рейхсталеры, и, «по самому точному разследованию, оказывается, что уже несколько лет получается ежегодно свыше 600.000 специес-рейхсталеров», (а когда нет вывоза хлеба — всего 150.000 рейхсталеров) 747. Несомненно, что «видный немецкий купец», живший в Москве, и слыхал об этом, т. е. что казенная торговля, которая производилась именно через Архангельск, доставляла казне ежегодный доход в 300.000 руб. (= 600.000 рейхст.); он и сообщил Олеарию, что Архангельск приносит казне 300 т. рублей, но Олеарий ошибочно подумал, что казна получает эти деньги с Архангельска в качестве пошлин 748. Известие, что Архангельск приносит 300 т. р. пошлин, с легкой руки Олеария повторяют его преемники, напр., Рейтенфельс 749 и Койэт 750. Корб также сообщает о невероятном доходе с таможен 751. Но на рубеже XVII-XVIII ст. Корнилий де Бруин уже опровергает это неосновательное мнение: «Говорили прежде, что доходы эти (с Архангельска) простирались до 300.000 рублей, но это неверно; я нашел по точным справкам, что в прошлое время они не выходили за 180 или 190 тысяч рублей», а в «нынешний год» (1701 г.) ожидали, что пошлин получится до 130 тыс. рублей 752. Но и далее цифры Бруина нужно считать весьма преувеличенными. [398]
Из пограничных городов Архангельск в XVII в. давал наибольшее количество таможенных пошлин 753. Точные сведения об их размерах дает Кильбургер за 1654-1673 г.г. 754. При этом автор иногда сообщает сбор вместе с писчими деньгами 755. В сохранившихся книгах, в которых делались сводки по таможенному управлению Архангельска (М. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., архангельские книги), сбор осенний и зимний всегда отделялся от летнего, и общий итог не выводился. Можно полагать, что и у Кильбургера его данные касаются только летнего сбора, как это несомненно видно по данным 1670 и 1673 г.г. 756. Осенние и зимние сборы в Архангельске редко превышали тысячу рублей. Так осенью и зимою 1668-1669 г.г. было собрано более 718 р., 1669-1670 г.г. — 1.075 р., 1671-1672 г.г. — 2.472 р., 1672-1673 г.г. — 946 р., 1673-1674 г.г. — 1.567 р., а в последующие годы эти сборы достигали большею частью всего нескольких сот рублей. Летние же сборы исчислялись уже десятками тысяч, и, по ежегодным отчетам архангельских таможенных гостей, общий итог таможенных поступлений в течение лета равнялся:
1669 г. (177 г.) — 69.224 р. 28 а. и 1 ½ д. (Арх. кн., № 5, л. 23).
1670 г. (178 г.) — 66.678 р. 29 a. 1 д. (Там же). [399]
1671г. (179г.) — 61.550р. 11а. 2 ½ д. (Арх. кн., № 6, л.л. 21-22).
1672 г. (180 г.) — 70.068 р. 28 а. 5 ½ д. (Арх. кн., № 7, л. 30 и сл.).
1673 г. (181 г.) — 51.597 р. 20 а. 5 ½ д. (Арх. кн., № 8, л. 31 и об.).
1674 г. (182 г.) — 75.243 р. 7 а. 3 ½ д. (Там же, л. 32 об.).
1675 г. (183 г.) — 80.931 р. 5 а. 4 ½ д. (Арх. кн., № 9, л. 30 и сл.).
1676 г. (184г.) — 82.180р. 14 а. 3 ½ д. (Арх. кн., № 11, л. 37).
1677 г. (185 г.) — 82.359 р. 30 а. 2 д. (Там же).
1678 г. (186г.) — 64.582р. 18а. 1 д. (Арх. кн., № 13, л.л. 20-22).
Данные Двинской летописи об архангельских сборах с 1688 г. совпадают с архивными, и, согласно этой летописи, пошлины достигали таких пределов:
1688 г. — 82.600 р. 22 а. 1 ½ д.
1689 г. — 84.937 р. 19 а. 3 д.
1690 г. — 80.751 р. 27 а. 2 ½ д.
1691 г. — 82.803 р. 19 а. 2 ½ д.
1692 г. — 84.970 р. 8 а.
1694 г. — 80.274 р. 17 а. 757.
1700 г. — 95.122 р. 13 а. 4 д. 758.
Обозревая эти сборы за II половину XVII ст., видим их в общем незначительный рост. В самом деле, по таблице Кильбургера, уже в 1658 г. и 1660 г. архангельский доход достигал около 90 т. р., потом же понизился и только в 1700 г. поднялся до 95 т. р. 759. Таким образом, нам не приходится говорить о быстром последовательном увеличении архангельских пошлин в течение второй половины XVII ст., но, если сравним размер этих пошлин со сборами I половины этого же столетия, не можем не заметить, как они страшно быстро, за [400] какое-нибудь десятилетие, возросли. Именно в 1640-1645 г.г. пошлины в Архангельске простирались от 22 т. до 38 т. р. 760, но с 1650-х г.г. произошел (правда с колебаниями) сильный скачок на повышение: в 1651 г. Архангельск дал более 59 т. 761, 1656 г. — 63 т., 1658 г. — 91 т., но в. 1660 г. — 89 т. р., а в следующие годы еще меньше 762. Этот несомненный рост пошлин главным образом был обусловлен новой торговой политикой московского правительства с половины XVII в., началом чему послужило отнятие привилегий у иностранцев.

К главе VI
Торговля дукатами, рейхсталерами и другими иностранными монетами имела для московского правительства большое значение, потому что только этим путем оно получало возможность чеканить свою монету. Кампензе считал, что «Московия весьма богата монетой..., ибо ежедневно привозят туда из всех концов Европы множество денег за (русские) товары», и «к тому же вывоз золота и серебра за пределы государства строжайше запрещен» 763. По свидетельству Герберштейна, русские не чеканили золотых монет, а обыкновенно пользовались венгерскими, иногда рейнскими золотыми; также они пользовались рижскими рублями ( = 2 московским); иностранные товары большею частью состояли [401] из серебряных слитков, сукон и пр.; серебряная монета, которую русские тогда чеканили, была из чистого хорошего серебра, хотя уже тогда ее стали подделывать 764. Барберини слыхал, что все иностранное золото царь скупал за хорошую цену, «потом кладет его в сундук, и уже никто больше того не видит»; из Австрии и Польши купцы привозили «чрезвычайное множество талеров монетой» для покупки русских товаров, и эти талеры русские тотчас же «расплавливали и перечеканивали» в свою монету-деньгу 765.
Дукатом русские обыкновенно называли червонец. Дукаты были простые (обыкновенные, ординарные) и двойные. Обыкновенный венгерский дукат должен был весить 0,818 зол., а двойной — 1,636 зол. Ценность их в XVII в. была различной. При Маржерете дукат ценился в 54-63 коп., при Мейерберге (1661 г.) давали за него 94 коп., в 1672 г. — 1р. 10 коп. и т. д. Кроме этих монет, в России ходили нобели, реалы, энджелсы (корабельники); реалом и корабельником в половине XVII в. называли двойной червонец 766. Русские ввозили в Персию монету большею частью в дукатах 767.
Рейхсталеры, или, иначе говоря, ефимки, приносили русской казне, при перечеканке, большую прибыль 768. У Мейерберга в альбоме есть изображения целых рейхсталеров, клейменных, четвертных и др. московских монет (рис. 61, 62). Рейхсталеры также считались на бочонки (тонны, бочки), и «1 бочка золота» = 100.000 рейхсталеров, т. е. 50.000 рублей 769. Ценность [402] рейхсталеров постоянно колебалась, отчего между Швецией и Россией часто происходили по этому поводу пререкания. Шведские монеты были плохие, неполновесные, и само шведское население жаловалось на это 770. В 1649 г. русские давали за ефимок по 48-46 коп., но были согласны платить дороже: за любекский ефимок по 50 коп., а за крыжовой — 48 коп. 771. Сам Родес считал ефимок равным 50 коп., и, по «самым точным» вычислениям, царь ежегодно получал за отпуск за границу казенного хлеба и других казенных товаров 600.000 специес-рейхсталеров, а если хлеб не вывозился, то за остальные казенные товары получал все-таки 150.000 специес-рейхсталеров 772. Но стоимость ефимков постепенно повышалась. По словам Гебдона, в 1660-1661 г.г. в Голландии ефимок уже стоил не 50 коп., а 60 коп., и за русский рубль не давали больше 80 к. Это произошло оттого, как объясняет Гебдон, что в Голландии оказалось много тысяч серебряных русских денег, так как иностранцы взяли в Архангельске за свои товары русскими серебряными монетами, а русских товаров, вследствие их дорогой цены, не купили 773. В 1667 г. уплата иноземцам и производилась уже по оценке 60 коп. за ефимок 774. А при взимании пошлин, как рассказывает Юст Юль (1711 г.), с иностранцев требовали уплаты их специес-рехсталерами по принудительному курсу в 50 коп.; при этом этот автор правильно замечает, что «подобный расчет полновесного рейхсталера в 50 коп. восходит к тому времени, [403] когда, вследствие полновесности и доброкачественности копеек, он (действительно) стоил не более этого. Расчет этот остается в силе и теперь, хотя копейки так убавились (в размере) и (стали настолько) малоценнее, что даже в Архангельске рейхсталер (никогда не) продается (дешевле) 90-100 копеек, в самом же деле стоит дороже». Самому же Юлю русское правительство «выплачивало за каждый рейхсталер всего по 80 копеек, тогда как (в самом деле) он стоил в Москве 93 копейки» 775.
Однако если в XVII в. ценность ефимка изменялась, то, «с другой стороны, в продолжение всего этого столетия русским правительством неизменно считалось в одном фунте 14 ефимков 776.
Перевод иностранных монет на современные им русские иногда встречаем в сочинениях путешественников. Стюверш равнялся 2 деньгам, согласно Торговой книге 777. По Флетчеру, «алтын = 5 пенсам стерлинг или около того», деньга = пенсу, рубль = марке 778. В описании путешествия Какаша и Тектандера алтын приравнивается к дюнкеру (Duercken) 779. Маржерет (он издал свою книгу в 1607 г.) считал 1 деньгу = 1⅓ су 780. Джемс, бывший в Архангельске в 1618-1620 г.г., дает следующее соотношение монет: «copeka — minus aliq. 2 denar. ang.; moskoveski dingo — denari ang.; poluski — obolus» 781. У Олеария находим такие данные: 1 коп. = 6 пфеннигам («в мейссенской монете»), 1 коп. = ½ мейссенского гроша, 1 коп. = 1 шиллингу, 1 коп. = 1 штиверу 782. П. Алеппский считал, что стоимость рубля соответствует динару, и рубль составляет 2 реала, или «пятьдесят копеек составляет один реал» 783. Мартиньер писал, что [404] дукат = 6 французским ливрам, или 2 французским экю 784, т. е. экю = 50 к., так как тогда дукат равнялся 1 рублю. Спутник Карлейля и говорит, что «50 копеек составляет экю» 785. Кильбургер упоминает о рейхсортах, которых никто не покупает; как выше уже было замечено, у Мейерберга в альбоме изображена четверть рейхсталера с надписью «пол-пол-полтина», причем ее ценность приравнена рейхсорту, т. е. рейхсорт = «пол-пол-полтине». Рейхсортами же называли во многих частях Германии четверть рейхсталера 786. Современник Кильбургера, автор описания посольства Кленка, считает дукат и рубль одной ценности, гульден = 1/5 рубля 787, рубль = 2 имперским талерам, 1 копейку = 1 стейферу 788. Таннер сопоставляет «20 московских или 6 немецких флорина» 789. По Корбу, русские давали за полновесный империал 50-55 коп. 790.
Эти соотношения иностранных и русских монет интересны для нас между прочим в том смысле, что они дают возможность перевести на русские деньги те цифровые данные, которые приводят иностранцы в названиях монет своей страны 791. Вследствие разнообразия в России монет и мер, Крижанич советовал завести по городам особого мерника для наблюдения за их правильностью, выставить повсюду образцы всяких мер и весов, чтобы все могли сверяться по ним, а также денежные вески и по одному образцу иностранных и русских монет, хороших и плохих, чтобы каждый был в состоянии судить по ним о достоинстве денег 792. [405]
Взяточничество, о котором пишет Кильбургер, было в России всеобщим явлением, но вовсе не имело современного нам характера, потому что тогда кормление от дел своих было еще государственной системой. Но это, конечно, не мешало господству настоящих взяток, поборов, вымогательств, о чем говорят и иностранцы. Об обычае подносить на Пасхе узнаем еще от Маржерета, долго прожившего в России: «В продолжение Святой недели русские, следуя обычаю христосоваться друг с другом, вместе с красными яйцами подносят вельможам и своим покровителям какие-нибудь драгоценные вещи, жемчуг или червонцы. Этот праздник — единственное в году время, когда сановники могут принимать подарки рублей в 10 или в 12; берут и более, но тайно: в противном случае подвергаются наказанию». И хотя судьи, сановники и дьяки не смели брать от просителей никаких подарков, а то очень строго наказывались, но взятки все-таки не прекращались 793. Об «алчности к подаркам» русских чиновников сообщал раньше также Барберини 794. Олеарий рассказывает, как подьячие тайком брали посулы, сообщая иностранцам (хотя иногда ложно) интересующие их государственные тайны 795. При судопроизводстве же замечает Коллинс, «для судей подкуп деньгами имел большое значение, чем закон и судебные преценденты» 796.

К главе VII
Почта возникла после обособления ямского дела в отдельное ведомство лет через сто. По словам Горсея, Грозный построил 300 ямов 797. При нем же, по мнению И. Я. Гурлянда, и произошло «обособление ямского центрального органа от ведомства казначеев», именно между концом 60-х и [406] концом 70-х г.г. XVI в. 798. В дальнейшем ямское дело расширялось, и Олеарию нравился «хороший порядок» на больших дорогах 799. Расстояние между ямами было наименьшее в 30 верст, а наибольшее в 100 в. и даже больше 800. По словам Бруина, «мили эти измерялись количеством пешеходного пути, пройденного в добрый час времени» 801. Плата за езду, по Котошихину, бралась с подводы за 1 версту по 0,15 коп., что вполне сходится с той платой, которую платил в декабре 1651 г. митр. Никон во время поездки из Новгорода в Москву 802. Передвижение совершалось весьма быстро. Слуга Герберштейна проехал расстояние между Новгородом и Москвой (120 нем. миль — 600 верстам) в 72 часа, т. е. в 3 суток 803. Горсей зимой проскакал (он очень спешил) 600 верст (от Москвы через Новгород, Псков до Неугаза на границе с Ливониой) тоже в 3 дня 804. Олеарий говорит, что от Новгорода до Москвы (расстояние это он определяет в 110 и 120 немецких миль) можно было «совершенно спокойно» проехать летом в 6-7 дней, а зимой еще быстрее 805; именно зимний путь ^ совершали в 4-5 суток, так как тогда ямщики ездили по кратчайшему направлению. От Москвы же до Вологды на санях бывали в дороге не более 5 суток, а от Вологды до Архангельска — 8 суток 806. Койэт рассказывает, что в июле несколько немецких купцов совершили путь от Москвы до Вологды менее чем в 3 суток (drie etmalen); пастор [407] Фадемрехт по хорошей зимней дороге ехал 6 дней из Вологды в Великий Устюг, а купцы Тоутман и Плескоу, «ехавшие очень спешно», проехали это расстояние всего в 3 дня 807. Вообще бег ямских лошадей был быстрым, и они могли зимой при одной кормежке пробежать в день постоянной рысцой 50, 60 верст 808, а по словам Павла Алеппского, в морозные дни сани делали даже «верст по сто в день», но, очевидно, с переменной лошадей 809. Вообще купцы, благодаря тому, что они могли на ямах получать резвых лошадей, совершали «чрезвычайно быстрые поездки», «внося за это небольшую плату» 810. Эти ямщики ездили и «под гонцами, и под всякими людьми, и под извозом» 811. Естественно, что они отчасти исполняли те обязанности, которые потом перешли на почту. Но еще в половине XVII в. в России не было отдельной почты, а между тем, при развитии сложных торговых и политических отношений, стала чувствоваться необходимость в учреждении почты. Должностные лица, частные купцы и люди пользовались для пересылки бумаг своими нарочными. Родес предлагал в 1653 г. шведской королеве завести тайным образом почтовое сообщение между Лифляндией и Москвой через Новгород, благодаря чему шведская, и вообще иностранная корреспонденция могла бы удобно доставляться на московский шведский двор, и королева имела бы тогда возможность получать от шведских агентов «точные известия из России, доставки которых иначе совершенно нельзя поддерживать, потому что приходится посылать письма с ямщиками или другими путешественниками, которые при том ездят весьма неопределенно, медленно и большею частью в неподходящее время, и им нужно доверяться с немалым страхом» 812. Необходимость учреждения почты чувствовал и Крижанич, который советовал завести в России почтовых гонцов, как в других странах; «по тех гонцех поспешается торгование и торговеческо взаемное проразумение; однакоже чаю не быть советно в сем царству [408] держать таковых гонцев и для иных причин» 813. Но начало почтовому учреждению пришлось положить все-таки иностранцам. Именно в 1665 г. голландец Иоганн фон Шведен, по-русски Иван Сведен, предложил через каждые 2 недели привозить своими людьми и лошадьми заграничные ведомости через Ригу; по договору он за это получал 1.200 рублей в год. В 1668 г. царь приказал: «почту, которую на Москве держит иноземец Иван фон Сведен, держать иноземцу Леонтию Петрову сыну Марселису» 814. Эта почта шла через Курляндию, пока там вел переговоры о мире Ордын-Нащокин с поляками и шведами, а потом она должна была идти через Смоленск на Вильно 815. Марселис, однако, должен был производить почту на ямских, а не на своих лошадях; он завел форму для почтарей; почта ходила в определенные дни, хотя бы и не было корреспонденции; за письма была установлена плата; все торговые люди и официальные лица должны были посылать бумаги через почту. «Неслыханное дело, восклицает в 1668 г. шведский резидент в Москве Эбершильд, чтобы нельзя было отправлять писем с кем и когда пожелаешь» 816, и иностранные купцы, как сетовал Л. Марселис, тайно посылали своих нарочных за границу, а иностранцы жаловались, что Марселис вскрывает почту; гамбургская компания указывала на излишнюю весовую плату и просила позволения пользоваться своими нарочными 817. Как видно [409] по документу царей Иоанна и Петра, плата взималась за золотник из Москвы за границу 2 алт. 4 деньги, из Москвы в Новгород — 8 денег, из Риги в Псков — 2 алт. и т. д. Когда в 1672 г. умер Леонтий Марселис, почтой стал заведывать Петр Петрович Марселис 818, а в 1675 г. она перешла в ведомство Посольского приказа переводчика Андрея Виниуса (сына коммерсанта Андрея Денисовича Виниуса), который управлял почтой до 1701 г. Почта должна была ездить беспрерывно днем и ночью, в час летом по 7 верст, а осенью и зимой по 5 верст. Тракты были: из Москвы через Смоленск в Вильно и из Москвы через Новгород, Псков в Ригу. В 1693 г., по просьбе иноземцев, учреждена почта и на Архангельск, куда она должна была прибывать из Москвы на десятый или одиннадцатый день 819. В 1698 г. уже существовало почтовое сообщение из Москвы в Сибирь до Нерчинска 820. [410]
Таким образом, во время Кильбургера были две почтовые линии: Москва — Смоленск — Вильно и Москва — Новгород — Псков — Рига. В архивных документах 1674 г. и упоминаются «новгородская почта» и «рижская почта» 821. Они были учреждены, как для правительственных пересылок, так и торговых. Уже в русско-польском договоре 1667 г. говорится о необходимости устроить почту ради торговых и других интересов, а в трактате 1686 г. (29 статья) повторяется та же мысль: «также и для приумножения торговых избытков». Но это обстоятельство именно и возмущало в 1701 году Посошкова: «Что в нашем государстве не сделается, то во все земли разнесетца... А если бы почты иноземской не было, то б и торг ровный был: как наши русские люди о их товарех не знают, такожде и они о наших товарех не зналижь бы, и торг бы был без обиды»; поэтому Посошков советовал загородить эту «диру» — почту 822. Однако такая мера была невозможной, потому что почта была насущнейшей необходимостью того времени. Это хорошо видно по большой корреспонденции, которую вел Патрик Гордон; так, например, в 1666 г. он в один только день отправил до 17 писем, в 1684 г. — 14 писем, а в 1687 г. в один день но менее — 25; при этом Гордон по с опыту знал, что письмо идет из Москвы в Гамбург 4 недели, а в Данциг — 3 недели. Оплата писем была высокой. Отправляясь в 1666 г. в Англию, Гордон должен был израсходовать на корреспонденцию не менее 74 рублей на деньги того времени 823. Кроме того, по почте шли иностранные газеты, Голландские и германские куранты и заграничные письма шли уже [411] из Москвы в Устюг и в Архангельск 824. Через рижскую почту еженедельно приходили в Россию иностранные печатные куранты: Кенигсбергские, Гданские, Еженедельные ординарные, Еженедельный Меркурий, Северный Меркурий — все на немецком языке, Амстердамские и Гарлемские — на голландском, и, сверх того, рукописные немецкие 825. Русское правительство интересовалось ходом событий на Западе, и для этого иностранные известия переводились на русский язык. Так в 1652 г. в распоряжении русских были куранты и вести из Парижа, Дрисы, Гамбурга, Вены, Кельна, Гааги, Гданска, Леванта, Риги, Лондона и пр. 826. Как пишет Кильбургер, вся почта относилась в Посольский приказ, так что все письма попадали в руки высшему канцлеру (dem obersten Canzler). В то время начальником этого приказа был Артамон Сергеевич Матвеев 827. [412]

Текст воспроизведен по изданию: Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича // Сборник студенческого историко-этнографического кружка при Императорском университете Св. Владимира, Вып. VI. Киев. 1915
© текст - Курц Б. Г. 1915
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Университет Св. Владимира. 1915

Комментарии
648. Например, Герберштейн (с.с. 88-89), Д. Принц (Чтения, 1876 г., IV, с. 70), Маржерет («Сказ. совр. о Д. Сам.», I, с. 275), Олеарий (с.с. 227-228), П. Алеппский (в. II, с. 116; III, с. 155; в. IV, с. 12), Вимен да Ченеда (Отечествен. Зап., 1829 г., ч. 37, с.с. 422-423), «Опис. Моск. при рел. гр. Карлейля» (Ист. Библ., 1879 г., № 5, с. 42), Рейтенфельс (Чтения, 1906 г., III, с. 135), «Посольство К. ф.-Кленка» (с. 493), Корб (пер. Женева и Семевского, с. 252; пер. Малеина, с. 214), Юст Юль (Русский Архив, 1892 г., I, с. 285) и др.
649. Котошихин, изд. III, гл. VII, статья 9, с. 109 и след. Н. Булычов, «Опыт классификации медных монет ц. Ал. М.», 1910 г.
650. Чтения, 1846 г., I, с. 38.
651. Временник, VIII, гл. 2, с. 10.
652. Родес, с.с. 159, 161.
653. Котошихин, изд. IV, 1906 г., гл. VII. статья 9, с. 98.
654. Корб, с. 214.
655. Котошихин, изд. IV, гл. VII, ст. 9, с. 99. Крижанич тоже думал, что в России, вследствие ее равнинного характера, мало надежды найти «добрые руды, опрочь железа, али и она не бывает добра. И медь ее обретает; али чаю везде в местех гороватых и каменных: якоже в Сведских рудокопинах; и при Камских горах» («Рус. госуд.», № 1, с. 58).
656. «Библ. ин. пис. о Рос.», I, 1836 г., Кампензе, с. 32.
657. Герберштейн, с. 89.
658. Иовий, с. 267.
659. «Путеш. в Московию Рафаэля Барберини в 1565 г.», пер. Любича-Романовского, Сын Отечества, журнал, П., 1842 г., № 7 (июль), с. 23.
660. Чтения, 1876 г., IV, с. 70.
661. Чтения, 1875 г., I, с. 9.
662. Журн. М. Н. Пр., ч. XXIII, с. 47.
663. Летопись Двинская, сост. Титовым, с. 33.
664. «Рус. госуд.», № 1, с. 59.
665. Чтения, 1891 г. III, с. 70.
666. Чтения, 1884 г., IV, «Изв. англ. о Рос.», с. 50.
667. Герберштейн, с. 89.
668. Нумизматический Сборник, I, М., 1911 г., В. Трутовский, «Старинные названия некоторых денежных знаков», с. 557.
669. С. 160. В 1664 г. в Швеции было установлено соотношение: 1 рейхсталер = 52 эрам сер. или 130 эрам меди, дукат = 100 эрам сер. или 250 эрам меди (Э. Берендтс, «Госуд. хоз. Шв.», П., 1890 г., I, с. 286).
670. Олеарий пишет: «У них имеются и более мелкие сорта монет, а именно в ½ и ½ копейки, как видно из прилагаемого рисунка; их называют полушками и московками» (с. 227), т. е. он полушки неверно приравнивает ½ коп. Котошихин же полушку приравнивает ½ коп., а поэтому и у Кильбергера полушка = ½ коп.
671. В Нумизматическом Сборнике, I, на с. 388 С. Чижов дал изображение подобной полушки, которую отнес ко времени Алексея Михайловича. Олеарий поместил рисунок русских монет, и как москвич изо рта выбрасывает деньги (с. 228).
672. П. И. Савваитов, «Русский денежный счет в XVI и XVII ст.», Зап. Имп. Археолог. Общ., т. XI, П., 1865 г., с.с. 609-615.
673. Олеарий, с. 284.
674. С. 125.
675. Корб, с. 239. Русские считали предметы по сорока и девяноста (а не сотням) и 10 тысяч называли «тьмой». При счете они пользовались камешками и кораллами, нанизанными на проволоку и расположенными в два ряда (Герберштейн, с. 90. Коллинс, Чтения, 1846 г., I, с. 21. Рейтенфельс. Чтения, 1906 г., III, с.с. 158-159).
676. Напр., опись 116 г., Временник, VIII, с.с. 34-35. Торговая книга, там же, с.с. 9-10, Зап. Отд. р. и сл. арх. И. Арх. Общ., I, отд. III, с. 114 («В фунте одна большая гривенка, а малых в фунте 2 гривенки, а золотников 96 золотников в фунте»).
677. Сын Отечества, 1842 г., № 7, с.с. 47-48.
678. Напр, в янв. 1674 же года была куплена дюжина достаканов «весом в 5 фунтов 69 золотников с ½ зол.» (Р. Ист. Библ. XXIII, с. 206), а в 1644 и 1654 г.г. датский королевич и шведы поднесли серебряный кубок золоченый в 4 ф. 56 зол., серебряный рассольник в 2 ф. 56 зол. и пр. (С. Н. Кологривов, «Материалы для ист. сн. Рос. с иностранными державами в XVII в.», П., 1911 г., с.с. 116, 139), т. е. фунт не мог равняться 56 зол.
679. Нумизмат. Сборник, I, М., 1911 г., с. 557.
680. К. Якубов, сборн. мат. по ист. снош. «Рос. и Шв.», с. 133, наказ русским 1649 г.
681. Древний ансырь бухарский = 128 зол., а во время Торговой книги также был («нынешний») ансырь в 96 зол. (По книгам перс. товаров 1674-1675 г.г., ансырь = гривенке, фунту. Рус. Ист. Библ., XXIII, с.с. 1577-1579). Безмен = 2 ½ фунтам (240 зол.) (Вес по безменам воска: Приходная книга Богословской церкви 1653-1656 г.г., Рус. Ист. Библ., XII, с.с. 276-290). Литра = 72 зол. (Торговая кн., Зап. Отд. рус. и сл. арх. И. Арх. О., I, отд. III, с.с. 114. П. Савваитов, «Русский денежный счет...», Зап. Имп. Археол. Общ., XI, с. 614).
682. Крижанич, «Рус. госуд.». № 1, с. 52.
683. П. Аллепский, в. III, с. 70.
684. Чтения, 1899 г., II, с.с. 79-80, 82.
685. По немецкому тексту Эверса донесения Родеса о торговле (S. 242): «die Pudo, soviel als 2 Ltr,..». Этого объяснения нет по нашему изданию (Родес, с. 151, 13 строка сверху: «Пуд шелка...»; ср. с. 218, прим. 24). «По немецки пудок полпуда московскаго тянет» (Торговая книга, Зап. Отд. р. и сл. арх. И. А. О., I, с. 120).
686. Родес, с. 123.
687. В некоторых других экземплярах издания Бишинга (напр., Библ. Рум. Музея, где имеется несколько его экземпляров) упомянутая дефектная цифра оттиснута более ясно и несомненно есть 4.
688. Г. Катанаев, «Зап.-сиб. казачество», в. I, П., 1908 г., с.с. 100-101.
689. К. Якубов, сборн. материалов о «Рос. и Шв.», с.с. 233-236.
690. «Обозрение ст. и книг Сиб. пр.», ч. III, М., 1900 г., с.с. 277 и 71, челобитные устюжских, еренских, соликамских и др. земских властей и всех волостных людей, 164-168 г.г.
Четь = 4 п. 23 гривенки с полугривенкой.
Осмина = 2 п. 12 гр. без чети.
Пол-осминк = 1 п. 5 гр. 84 зол.
Четверик= … 22 гр. 90 зол.
……………………………..
Третник = 1 п. 21 гр. 16 зол.
Пол-третника = … 80 гр. 56 зол.
…………………………….
691. Летопись Двинская A. А. Титова, М., 1889 г., с. 39.
692. Чтения, 1899 г., III, с. 294. Флетчер (с.с. 11, 44) приравнивал четверть «почти трем английским бушелям», «или несколько менее».
693. Никитский («К вопросу о мерах в др. Руси», Ж. М. Н. Пр., 1894 г., апр., с.с. 893-394) утверждал, что новгородской четверти никогда не было и «не могло быть, вопреки свидетельству Кильбургера, и в XVII ст. Это ясно теоретически, но мы можем представить и документальные доказательства, что и во II половине XVII в. в Новгороде господствовала московская таможенная мера и что с 1624 г. она не подвергалась никаким изменениям. В 1672 г. именно новгородские стрельцы жаловались государю, что со времени польского похода неправильно уменьшено жалованье, и просили, чтобы это хлебное жалование по прежнему выдавалось в московскую таможенную меру, которая была прислана в Новгород в таможню еще в 1624 г.». Однако уже самый факт, что стрельцы в 1672 г. жаловались (Доп. к Ак. Ист., IV, № 52) на перемену меры показывает, что в Новгороде пользовались разными четвертями. Ключевский не подвергал сомнению известия Кильбургера о размере четвертей и доказывал существование в Новгороде нескольких четвертей («Русский рубль XVI-XVII в.», Чтения, 1884 г., I или «Опыты исследования В. Ключевского», I, М., 1912 г., с.с. 130, 133).
694. К. Якубов, материалы по ист. ”Рос. и Шв.», с. 87.
695. «Альбом Мейерберга... Объяснительные примечания...», П., 1903 г., рис. 4, с. 10.
696. Русский Архив, 1880 г., I, с. 20.
697. Карамзин, «Ист. госуд Рос.», VI, прим. 421.
698. Зап. Отд. р. и сл. арх. И. Арх. Общ., I, П., 1851 г., отд. III, с. 114.
699. Сб. Имп. Р. Ист. О., т. 116, с. 64. Родес, с. 212.
700. Поташа 120 пудов.
Вайдаша 6 кадей.
Юфти на Амстердам и Ливурно — 60 свертков.
Лосиных кож 70 штук.
Соленых кож 60 штук.
Высушенных кож 200 штук.
Малые того же 60 штук.
Карлук мешками или 6 кадей.
Сало 120 пудов.
Щетина 6 кадей или пудами.
Большие рогожи 400 штук.
Малые того же 600 штук.
Кульки 600 штук.
Лошадиные хвосты и гривы 60 пудов.
Деготь 14 тонн.
Русская пряжа 60 пудов.
Льняное семя 16 четвертей.
Рожь 16 четвертей.
Русские материи 6 тючков в 500 локтей (каждый?).
Полотно 6.600 (локтей).
Шелк, с кипы.
Брюшки сибирских бобров, с тючка.
Бобровая шерсть, с корзиночки (? carpie).
Меха тючками, смотря по величине, или по 6-ти кадей (Чтения, 1899 г., III, с. 316).
Указание Юста Юля, что на ласт ржи приходится 16 четвертей, расходится, как видим, с вышеприведенными нами данными, что, очевидно, зависит от происшедшего изменения в весе четверти. По Коммерческому словарю И. Сенигова, П” 1898 г., ласт — единица куб. меры леса = 80 кб. футов, корабельная мера = 200 кб. футов, на 1 кораб. ласт обыкновенно считается 120 пудов или меньше (100, 80 и 60 пудов) брутто товара.
Иностранцы, говоря, что вывезено столько-то тонн хлеба или другого товара, под словом тонна подразумевали четверть или бочку, Бочки были разного веса. Бочки поташа, отпускаемого из Архангельска, весили средним 50 пудов без дерева (Родес, с. 210). Для своих погребов русские делали бочки громадной величины. В винном погребе Троицкого монастыря были «бочки неизмеримой величины; некоторые имели по 3 и более аршин в высоту и 2 и больше аршин в диаметре на дне; каждая бочка содержала от 6 до 7 тонн» (Неизвестный англичанин, Чтения, 1884, IV, с.с. 23-24).
Свинья была другой неопределенной мерой. Свиньями привозили к нам свинец, а иногда пряденый шелк (см. росписи Кильбургера. с. 131, прим. 111). Костомаров говорит, что в 10 свиньях свинца было 82 ½ пуда («Оч. торг. М. госуд.», IП., 1889 г., с. 225). По нашим сведениям, в 1 свинье было средним около 4 пудов (М. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., пр. д. ст. л., 7161/1653 – 7162/1653 г.г., № 37, л.л. 197-198).
701. Временник, VIII, Смесь.
702. Зап. Отд. р. и сл. арх., с.с. 120, 115. По тексту более древней рукописи, изданной в Временнике Им. М. Общ. Ист. и Др. Рос., 1850 г., VIII, с. 14, напечатано не 25 локтей, a 52, т. е. цифры переставлены: «Мера сукнам у многих на печатех подписывано любские лохки, смечать ихь в аршинной счет, в 52 локтех русских вымерить 43 аршины, а немци сукна мерять по спине, а по нашему меряти подле иокроми, ино прибудет всего у аршина на пол вершка».
703. Олеарий, с. 264.
704. Языков в своем переводе совсем не поместил этого чертежа, а только текст, который при таких условиях является непонятным и загадочным.
705. Заметим, что на чертеже вольфенбиттельской рукописи не показано делением, где нужно считать начало меры, а стоит только цифра 1; основываясь на том, что остальные цифры поставлены как раз над делениями, следует думать, что и под цифрой 1 тоже должно быть деление, и поэтому именно от 1 нужно считать начало меры, а не от начала самой линии.
706. Чтения, 1899 г., II, с.с. 73-74.
707. «Словарь коммерческий», пер. Левшиным, IV, с. 305.
708. Родес, с.с. 191, 193, 179. Журн. М. Нар. Пр., 1912 г., № 3, «Донесения Родеса...», с. 99.
709. Доп. к Ак. Ист., VI, с. 141.
710. Именно 3 шиффунта нарвского веса, и, если русский пуд будем считать равным в Нарве 34¾ ф. (см. ч. III, гл. II и «Объяснения и дополнения» к ней, с. 377), это составит около 26 п.
711. Доп. к Ак. Ист., IV, с.с. 268-269.
712. Чтения, 1913 г., III, Смесь, с. 2.
713. Чтения, 1905 г., III, с.с. 109-110. Царь, писал также Коллинс, получал с таможен «чрезвычайно великую сумму» (Зап. М. Арх. Инст., XV, с. 153. Рус. Вестн., 1841 г., № 9, с. 568).
714. Тявзин (Теузин), по мнению академика Кеппена, есть нынешняя дер. Извоз (по-фински Tiesun), Петр. губ., Ямбургского у., в 20 верстах на с.-з. от уездного города, при р. Луге (Энц. слов. Брокгауза). В 1616 г. шведы требовали между прочим от русских остров Тявзин (Teusin), лежащий при устье Наровы, между Флюгом (Vluga) и Лоппи (Loppi), предлагая за него «20 бочонков золота» (Отчет нидерландских посланников 1615-1616 г., Сборн. Имп. Рус. Ист. Общ., XXIV, с.с. 254-256).
715. Перевод шведского подлинника договора в Чтениях, 1868 г., II, Смесь, сообщ. А. Чумикова. См. Родес, с. 235, прим. 46.
716. К. Якубов, с.с. 8, 58 и др.
717. П. С. 3., I, № 19, с.с. 178, 185. Выписка из мирного договора между русскими и немцами относительно торговли в Швеции и Москве помещена, по-немецки, в Supplementum ad Historica Russiae Monumenta, Pet., 1848, р.р. 242-244.
718. Родес, с. 207.
719. Моск. Гл. Арх. М. Ин. Д., шв. д., кн. 93, л. 821.
720. Э. Берендтс, «Госуд. хоз. Шв.», П., 1890 г., I, с. 250.
721. Родес, с.с. 207, 235-236, прим. 51.
722. Такая же память относительно объявления торговли в Тихвине со шведами была дана Тихвинскому монастырю в 1662 г. Доп. к Ак. Ист., IV, № 115, с.с. 269-272, № 117, с.с. 273-274.
723. Г. Форстен, «Сн. Шв. и Рос. во II пол. XVII в.», Ж. М. Н. Пр, 1898 г., февр., с.с. 255-257. «Жалоба на притесн. русскими шведских купцов, поданная барону и послу госп. Спарре», сообщ. А. Чумиков, Чтения, 1901 г., IV, Смесь, с.с. 18-24.
724. С. Гос. Гр. и Дог., IV, № 55, п.п. 42, 83. П. С. З., I, № 408, п. 42, с. 684.
725. Моск. Гл. Арх. М. Ин. Д., шв. д., реестр II,7181-1673 и 7182 — 1674 г.г., № 6, св. 111. «Выписка из грамот, присланных в его ц. в.-ству от шведского короля о мирных договорах, о меже, о полонянниках, о торговле и о долгах».
726. Моск. Гл. Арх. М. Ин. Д., шв. д., р. I, кн. 88, л.л. 87-38.
727. Моск. Гл. Арх. М. Ин. Д., шв. д., р. I, кн. 95, л. 267. См. соответствующее приложение.
728. Моск. Гл. Арх. М. Ин. Д., шв. д., р. I, кн. 93, л.л. 462-465. См. соответствующее приложение. Шведский псковский комиссар сообщил послам, что товаров, приходивших из Риги в Псков, не пропускают в Москву, а если и пропускают, то с них берут большие пошлины. В числе политических жалоб были также касающиеся бегства: из города Яма шведские власти донесли, что «мужики многие бежат» на русские земли, так что, если это не прекратится, и русские воеводы не будут противодействовать этому, «у нас (шведов) ни одного мужика не останетца» (Там же, л. 461 и об.).
729. Г. Форстен, «Сн. Шв. и Р.», Ж. М. Н. Пр., 1899 г., июнь, с. 311.
730. Г. Форетен, «Сн. Шв. и Р.л, Ж. М. Н. Пр., 1898 г., февраль, с. 212.
731. Моск. Гл. Арх. М. Ин. Д., шв. д., р. I, кн. 89. (Книга содержит, сказки псковичей и уездных людей об обидах, учиненных им шведами. 7181-1673 г.).
732. Моск. Гл. Арх. М. Ин. Д., шв. д., р. I, кн. 90. (Сказки новгородцев, ладожан и тихвинцев о торговых обидах со стороны шведов. 7181-1673 г.).
733. А. Мулюкин, «Очерки по ист. юридического положения иностранных купцов в Моск. госуд.», Одесса, 1912 г., с. 23.
734. Е. Е. Замысловский, «Снош. Рос. со Шв. и Данией...», Рус. Вестн., 1889 г., январь, с.с. 10-11, 20, 27.
735. «Посольство К. ф.-Кленка», Введение, с.с. LXXV-LXXVI.
736. О пошлинах через Архангельск и Балтийское море по данным Родеса говорится в нашей статье: «Донесения Родеса и архангельско-балтийский вопрос в половине XVII века», Ж. М. Нар. Пр., 1912 г., март (№ 3). Олеарий в издании 1656 г. писал: «Теперь купцы, как русские так и иностранные, должны платить в Архангельске и в Астрахани 5 со 100, что составляет за год большую прибыль» (с. 228).
737. Чтения, 1899 г., III, с.с. 318-321.
738. С. Гос. Гр. и Дог., IV, № 55, п. ***.
739. Чтения, 1872 г., I, с. 30.
740. Юст Юль, Чтения, 1899 г., III, с. 320.
741. Торговый устав 1667 г., С. Г. Гр. и Дог., IV, № 55, п.п. ***.
742. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., арх. кн., № 8, л.л. .12-22 об.
743. Доп. к А. Ист., III, с.с. 117-118.
744. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., арх кн., № 5, 7178-1670 г., л. л. 26-31.
745. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., арх. кн., № 13, 7186-1678 г., л.л. 25-26.
746. Олеарий, с. 258.
747. Родес, с. 159.
748. Нельзя предположить, что упомянутый Олеарием купец сам думал, что это — доход с пошлин, а не с казенной торговли. Если об этом знал швед Родес, постоянно живший в Москве, то и другие московские иностранцы, тем более купцы, должны были об этом знать и этим интересоваться, потому что они вели торговлю через Архангельск. Олеарий же, как не торговый человек, конечно, мог быть введен в заблуждение и приписать доход с русской казенной торговли пошлинному сбору с Архангельска.
749. Чтения, 1905 г., III, с. 109.
750. «Посольство К. ф.-Кленка», с. 494.
751. «Первой доходной статьей (царя) является пошлина от Астраханской и Архангельской гавани, от чего, как говорят, царь извлекает ежегодно десять миллионов империалов». За империал русские тогда давали 50-55 коп., т. е. 10 мил. имп. = 5 мил. руб. (Корб, пер. Малеина, 1905 г., с. 212; пер. Женева и Семевского, 1869 г., с. 250).
752. Чтения, 1872 г., I, с. 29.
753. Таблица таможенных сборов Архангельска за 1614-1694 г.г. составлена А. Изюмовым: «Размеры русской торговли XVII в. через Архангельск в связи с необследованными архивными источниками», Архангельск, 1912 г. (Известия Арханг. Общ. изуч. Русского Севера, 1912 г., № 6, с.с. 250-258 и отд.).
754. «Исследование о Кильбургере», с.с. 56-58.
755. 18 авг. 1646 г. на Двину из Новгородского приказа за подписью думного дьяка Алмаза Иванова было написано: «На Двине у Архангельсково города в корабленую пристань и на Колмогорах в таможнях таможенные дьячки емлют со всяких торговых людей писчую денгу большую и тем в-ого г-я таможенному збору чинят убыль немалую, а торговым людем убытки болшие, а в Великом Новгороде и в ыных во многих городех дают таможенным дьячком жалованье, а писчую денгу збирают на в-ого г-я, и у Архангельского города таможенным дьячком велено давать ево в-ого г-ря жалованья ис писчей денги по 100 рублев на год, а писчую денгу велено збирать на в-ого г-я, а буде таможенные дьячки сверх г-ва жалованья учнут с торговых людей писчее збирать и про них велено, сыскивая, им чинить наказанье». 21 мая 1673 г. приказано давать им жалованья лишь 70 рублей в год (Моск. Гл. Арх. М. Ин. Д., арх. кн., 7182-1674 г., № 8, л.л. 145-147).
756. «Исследование о Кильбургере», с. 58.
757. Но по сборным книгам арханг. головы с товарищами, бывших в 202 г. у Архангельского города в корабельную пристань, «пошлин и пищих денег мелкими деньгами и золотыми и ефимками написано в сборе 66.237 р. 16 алт. полтретьи деньги» (Доп. к Акт. Ист., XII, № 81, с.с. 384-386).
758. Летопись Двинская A. А. Титова, М., 1889 г., с.с. 54, 56, 61, 62, 71, 115.
759. Костомаров («Оч. торг. Моск. гос.», изд. II, с. 87), ссылаясь на перечн. роспись тамож. сбора, хранящ. в рукоп. в Румянц. музее, писал, что доход, доставляемый архангельской таможней, до 1689 г. не превышал 72.000 рублей, так как в перечневых росписях этого года говорится, что до такой суммы сбор не доходил в течение двадцати слишком лет со времени установления Новоторгового устава, а в следующие годы сумма увеличилась до 74.936 р., но затем стала падать. Это мнение Костомарова, как видим, ошибочно.
760. Согласно таблице А. Изюмова. В 1614 г. собрано пошлин более 9 т., 1621 г. — 20 т., 1625 г. — 15 т., 1631 г. — 32 т., 1635/36 г.г. — 31 т. р.
761. Родес, с.с. 226-227.
762. В 1661 г. — 84 т. р. пошлин, 1662 г. — 58 т. р., 1663 г. — 61 т. р., 1664 г. — 71 т. р., 1665 г. — 66 т. р. и т. д. Коллинс писал, что «в прошлом году торговля не процветала в Москве по причине последней войны, которая истощила две пятых ее населения. Кроме новых пошлин, которые ввели, не переставали отбирать товаров силой, платя медной монетой. Это обесценивало товары на 99 процентов до тех пор, пока серебро, сильно поднявшееся в цене, не спустилось до своей обыкновенной стоимости. Это разорило много частных купцов и повергло их в столь великое отчаяние, что некоторые повесились, а другие пропили свое состояние и умерли от пьянства» (Зап. Моск. Арх, Инст., XV, с.с. 175-176. Рус. Вестн., 1841 г.. № 9, с.с. 591-592).
763. «Библ. ин. пис. о Р.», I, Кампензе, с. 32.
764. Герберштейн, с.с. 89-90.
765. Сын Отечества, журнал, 1842 г., № 7, с.с. 23-24 «Путеш. в Московию Рафаэля Барберини в 1565 г.», пер. Любича-Романовича).
766. Прозоровский, «Монета и вес в др. России до конца XVIII в.», П., 1865 г., с.с. 447-452.
767. Родес, с. 155.
768. «Объяснения и дополнения» к III ч., 1 гл., с. 371.
769. Отчет нидерландских послов и посланников 1615-1616 г., Сборн. Имп. Рус. Ист. Общ., XXIV, с. 257. К. Якубов, «Рос. и Шв.», с. 1 (50 бочек золота, «а ефимками доведетца пятьдесят сот тысяч»). Такое же соотношение видим и у Олеария (с. 258). В проекте же Грона 1651 г. о кораблестроении сделано на полях пояснение, что голландская бочка золота = 2 000 руб. (Родес, с. 80, прим. 1).
770. Э. Берендтс, «Гос. хоз. Шв.», П., 1890 г., I, с. 253.
771. К. Якубов, «Рос. и Шв.», с. 137.
772. Родес, с. 158. Таким образом, по Родесу, следует, что ежегодный вывоз хлеба = 450.000 рейхсталеров.
773. «А у Архангельскова городу в прошлом во 168-м году и в нынешнем во 169-м году всякий товар был в дорогой цене, потому что иноземцы золотые свои продали на русские серебряные деньги по сорок алтын з гривной и без гривны по полтора рубля, а ефимки так ж продали оне по 20 алтын». «И такие притчи, чего искони не бывало». Проф. Гурлянд видел в этом указание на неблагоприятный для России торговый баланс, так как вывозная торговля развивалась медленно, а закупки, сделанные царем в течение 50-х годов, доходили действительно до громадных размеров, напр., до 107 т. р. («Ив. Гебдон», с.с. 70, 73, 31). О балансе при Родесе см. его донесение 1653 г., с. 173, прим. 30.
774. Доп. к Акт. Ист., V, с. 185.
775. Чтения, 1899 г., III, с.с. 321, 323, 405.
776. Торговая кн., Временник, VIII, с. 9. Родес, с. 159. Юль, с. 319.
777. Зап. Отд. р. и сл. арх., I, с. 122, гл. 45, с. 117, прим. 10.
778. Флетчер, с.с. 46, 11, 36.
779. Чтения, 1896 г., II, с. 26.
780. «Сказ. совр. о Д. Сам.», с. 275.
781. Нумизматич. Сборник, I, М., 1911 г., В. Трутовский, «Старин. назв. некот. ден. знаков», с. 557.
782. Олеарий, с.с. 301, 358, 164, 264, 265, 400, 227.
783. П. Алеппский, в. II, с.с. 177-178, 116. «Динар они (русские) называют рублем».
784. Зап. Моск. Арх. Инст., XV, с. 55.
785. Ист. Библ., 1879 г., № 5, с. 42.
786. «Альбом Мейерберга... Объяснит. прмеч. к рис. составлены Аделунгом...», П., 1903 г., с. 90.
787. Русские в 1670 г. тоже считали «гульден по 6 алтын и 4 деньги ефимками» (Б.-Каменский, «Обзор внешн. сн.», I, с. 188).
788. «Посольство... Кленка», с.с. 440, 495, 318, 345.
789. Чтения, 1891 г., III, с. 70.
790. Корб, с. 214.
791. Например, Невилль сообщает, что каждый крестьянин приносил помещику дохода около 8 экю в год, т. е., переведя на русские деньги того времени, — 4 рубля (Русская Старина, 1891 г., т. 71, с. 429).
792. «Рус. госуд.», № 1, с.с. 20-21.
793. «Сказ. совр. о Д. Сам.», I, с.с. 275-276, 266.
794. Сын Отечества, журн., 1842 г., № 7 (июль), с. 21.
795. Олеарий, с.с. 284, 285.
796. Зап. Моск. Арх. Инст., XV, с. 144.
797. Чтения, 1907 г., II, с. 46.
798. «Ямская гоньба в Моск. госуд. до конца XVII в.», Ярославль, 1900 г., с. 299.
799. Олеарий, с. 230.
800. Д. Принц, Чтения, 1876 г., IV, с. 72. Котошихин, гл. VII, ст. 26, с. 121 (изд. III). Рейтенфельс. Чтения, 1906 г., III, с. 134.
801. Чтения, 1872 г., II, с. 91. Флетчер указывает, что верста по русскому счету содержала 1.000 шагов и была на четверть меньше английской мили (Флетчер, с. 7). 1 верста = ½ лье (Маржерет, «Сказ. совр. о Д. Сам.», I, с. 219).
802. Котошихин, с. 121. Временник, XIII, «Расходн. кн.», с. 3 и др.
803. Герберштейн, с. 88.
804. Горсей, пер. Белозерской, с. 48.
805. Олеарий, с. 230. Зимой Олеарий прибыл в Новгород из Москвы на шестой день (с. 58).
806. Ключевский, «Сказ. иностр.», с. 225 (Моск. Унив. Изв., 1866 г., № 9).
807. «Посольство... Кленка», с.с. 346, 348.
808. Олеарий, с. 58.
809. П. Алеппский, в. II, с. 115.
810. Рейтенфельс, Чтения, 1906 г., III, с. 134.
811. Котошихин, с. 124.
812. Родес, с.с. 201, 203.
813. «Рус. госуд.», № 1, с. 20.
814. Договорные статьи 1668 г., авг. 21, иностр. Леонтия Петрова Марселиса с рижским почтмейстером об учр. почты от Москвы в Ригу, Ругодив, Колыван, Юрьев-Ливонский и Вольмар — С. Гос. Гр. и Д., IV, № 64.
815. Вильно Вундерер называл Wildawa (Ф. Аделунг, «Критико-литер. обозрение путеш. по Рос. до 1700 г.», М., 1864 г., ч. I, с. 271, в Чтениях и отд.).
816. Г. Форстен, «Сн. Шв. и Рос. во II пол. XVII в.», Ж. М. Н. Пр., 1899 г., июнь, с. 283.
817. Злоупотребления с почтой происходили и в последующее время и между прочим в год пребывания Кильбургера в Москве. Так датский резидент М. Гей жаловался, что рижская почта украла из пересланных ему червонных золотых 78 червонных. Петр Петр. Марселис сам жаловался, что деньги, посланные им в Псков рижской почтой, оказались украденными, а когда эта почта пришла обратно в Москву, то вручила сумку без золотых, которые были посланы из Риги одному иноземцу в Москве (завязки и ремень были перерезаны, а печать цела, как и верхние завязки); и раньше этого из почтовых рижских сумок много крали. Поэтому П. П. Марселис просил назначить следствие и отставить иноземца переводчика Якова Гетнера, который в Новгороде ведал почту, потому что он, дескать, «те сумки распечатывал». По этому случаю было произведено строгое следствие (Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., пр. д. ст. лет, 7182-1674 г., июль, № 196).
818. Н. В. Чарыков, «Посольство в Рим... П. Менезия», П., 1906 г. с. 492.
819. Выписка Посольского приказа об учрежд. в 201 г. архангелогородской почты издана в «Памятной книжке Арханг. губ. на 1910 г.», с.с. 134-139. Леонтий Марселис еще в 1669 г. пытался учредить почту в Архангельск, но неудачно (И. П. Козловский, «Первые почты и первые почтмейстеры в Моск. госуд.», Варшава, 1913 г., I, с. 137, II, материалы, с. 207 и сл., дело об учр. арханг. почты).
820. И. Хрущов, «К ист. р. почт», П., 1884 г. А. Fabricius, ”Zur Geschichte des russischen Postwesens», Riga, 1865. В 1700 г. было указано, чтобы торговые люди для потребы и распространения своих торгов и увеличения пошлин посылали из Москвы в Сибирь и другие места письма в Сибирский приказ, вместо посылки своих нарочных людей, причем им было обещано, что письма не будут распечатываться и Сибирский приказ будет отсылать их вместе с отправкой государевых грамот; плата за это была от Москвы до Верхотурья, Тюмени и Тобольска по 6 алт. 4 деньги с золотника веса (Н. Оглоблин, «Обозрение ст. и кн. Сиб. пр.», IV, с.с. 181-182). По таксе 21 окт. 1697 г. от Москвы до Верхотурья, Тюмени и Тобольска взималось по 6 алт. с золотника, а до Нерчинска — 13 алт. 2 д. (П. Собр. Зак., III, № 1654. с. 515. О почтовом деле в Сибири во II пол. XVII в. — В. К. Андриевич, История Сибири. П., 1889 г., ч. II, с.с. 35-37). Также устраивались временные почты по случаю важных событий, напр., во время походов против турок и татар в 203 и 205-206 г.г. была установлена почта через Тулу, Елец и Воронеж («Опис. док. и бум., хр. в Моск. Арх. Мин. Юстиции», кн. XVII, ст. 2.246, II).
821. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., шв. д., р. I, кн. 92, л.л. 629, 648 об.
822. «Сочинения Ив. Посошкова», изд. М. Погодиным, М., 1842 г., с.с. 273, 274.
823. А. Брикнер, «К ист. цен в Рос. в XVII в.», Ист. Вестн., 1885 г., май, с. 279. Fabricius, уп. соч. Gordon, Tagebuch, I, S. 406, II, S. 17, 37, 54, 167, III, S. 101, II, S. 254, I, S. 631 и др.
824. «Пос. K. ф.-Кленка», с. с. 348, 308.
825. И. Хрущов, «К ист. р. почт», с.с. 15, 16.
826. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., пр. д. ст. лет, 7160-1652 г., № 122. Здесь имеются выписи из «тетради», присланной Аф. Нащокиным, «перевод с немецких курантов, что привез Иван Желябужский» (переведено в Москве 27 мая 169 г.), из Амстердама, Любека, Гданска, Вильны (напр., «Из Вильны марта в 11 де. После завтрея марта в 15 де быть силному приступу к замку, а 7 подкопов уже готовы... а что учинитца впред, услышим»), из Венеции, Царьграда и Стекольны. Были переводы и с «печатных курантов», каковы прислал из Юрьева Нащокин в 169 г., 26 дек.
827. Он прежде был стрелецким головой (11 апр. 1651 г., 9 окт. 1653 г., янв., авг., сент. 1654 г. и т. д.), думным дворянином, впоследствии (с мая 1672 г.) окольничим и (с окт. 1674 г.) боярином. Посольским приказом ему было велено ведать 22 февр. 1671 г. (он сменил Ордына-Нащокина) и оставался во главе его до 3 июля 1676 г. (С. А. Белокуров, «О Посольском приказе», Чтения, 1906 г. III, с. 112).

ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ
После сказанного в первых частях о вывозных и ввозных товарах и о том, что при этом иногда еще нужно знать, почему и было упомянуто о некоторых товарах настолько, насколько на этот раз можно было сделать вкратце, теперь в этой четвертой части желательны еще некоторые сведения о различных других предметах, отчасти причастных также к русской торговле, отчасти же могущих некоторым образом удовлетворить любознательного и особенно того, кто, может быть, думает ехать в Россию.

ГЛАВА I

О морской гавани Архангельске
Русская морская гавань Архангельск лежит почти на расстоянии 1.000 верст, что составляет по крайней мере 150 немецких миль, от Москвы на реке Северной Двине при Белом море и представляет маленькое болотистое местечко, обнесенное деревянным болверком. В 1553 г., во времена царя Ивана Васильевича, оно было случайно открыто английским капитаном Ричардом Чанселлером, а именно когда Эдуард VI послал рыцаря Виллюгби 167, жалким образом погибшего со своими людьми на Северном мысе, отыскать индийский проезд через север. Большие корабли не могут в том месте подходить на расстояние мушкетного выстрела. Царь теперь велел там построить каменный гостиный, или торговый, двор. За такое благодеяние, какое оказали (англичане) русским вследствие открытия этого рынка, они разрешили англичанам вечную свободу в [163] пошлине и привилегированный двор в городе Москве. Но все это прекратилось тогда, когда англичане в 1649 году обезглавили своего короля Карла Стюарта, потому что царь сказал, что такие люди, которые своего собственного короля лишили жизни, не достойны его привилегий; потому льготы теперь потеряли силу, и из названного двора была сделана темница, которая называется «Большою тюрьмою». Голландцы имеют в Архангельске открытую реформаторскую церковь.

ГЛАВА II

О рейсе в Архангельск 9
Архангельский рейс совершается не русскими, а некоторыми голландцами, гамбуржцами и бременцами, которые держат своих служащих и факторов, постоянно остающихся в Москве, для чего некоторые из немецких купцов, поселившихся в Москве с женами и детьми, вносят свою часть, как-то 168: Даниил Гартман, Генрих Буденант, Адольф Гаутман, Вернер Миллер, Конрад Канненгизер и т. д., но другие, из находящихся там немцев, как-то: Томас Келлерман, Петр Арсениус, Герман фон Тройа, Генрих Минтер, Ердман Швеллинггрефвер, Нордман Газенкруг и многие другие, по моему сведению, не торгуют за морем, но только между Архангельском и Москвою. Ежегодно прибывает приблизительно 30–40 кораблей 169, между ними обыкновенно 9–10, которые один только Филипп Ферпоортен выгружает через своего служащего Яна Ферюиса. К половине июля все купцы уезжают из Москвы на архангельскую ярмарку и находятся в дороге на почтовых лошадях 14 дней. В нынешнее время они пользуются привилегиями, что в дороге не предъявляют более паспортов; воеводы, кроме того, не смеют их где-нибудь остановить или задержать ни по какому делу, разве было бы оно явно уголовное. В июле приходят корабли, и тогда ярмарка продолжается до сентября месяца, так что корабли идут опять отсюда иногда только в октябре, из чего можно заключить, что названные купцы в Голландии, Гамбурге и Бремене совершают свою русскую торговлю почти в течение 5 месяцев, потому что [164] в июне они закупают товары вне (своей) страны, в августе обменивают их в Архангельске, а в октябре пользуются своим капиталом опять дома. Товары, посылаемые из Москвы в Архангельск, идут 10 миль сушей до Вологды и обыкновенно зимой санным путем; там они лежат до полой воды и могут тогда прибыть в Архангельск через 10 дней по Верхней и Нижней Сухоне и вниз по реке Северной Двине.

ГЛАВА III

О гостях, или царских коммерц-советниках
Гости — царские коммерц-советники и факторы и неограниченно управляют торговлей во всем государстве. Это есть корыстолюбивая и вредная коллегия, довольно многочисленная, имеет начальника, или старшину, и все они — купцы; они также имеют среди себя несколько немцев, именно: Клинк Бернгардт и Фогелер в Амстердаме и Томас Келлерман в Москве 170. Они проживают в разных местах по всему государству и имеют под видом своего звания право повсеместной первой покупки, хотя это не всегда бывает к выгоде царя, а так как, однако, они не в состоянии одни одолеть так далеко рассеянной торговли, то назначают во всех больших городах одного, двух или трех из живущих там знатнейших купцов, которых под видом царских факторов заставляют пользоваться, хотя не именем, но привилегиями гостей и препятствуют, по большей части ради своей частной выгоды, торговле во всех концах. Но это замечает и хорошо знает простой купец, потому и говорит плохо о гостях, и можно опасаться, что если когда-нибудь произойдет бунт, то шеи всех гостей будут свернуты чернью. Они оценивают товары в Москве в царской казне, также распоряжаются в Сибири соболиной ловлей и соболиной десятиной, как и архангельским рейсом и дают совет царю и проекты к учреждению царских монополий. Они беспрестанно думают о том, чтобы совсем и совершенно притеснить торговлю на Восточном море и нигде не позволить никакой свободной торговли, чтобы только они могли тем лучше разыгрывать хозяина и набивать свои собственные карманы. [165]

ГЛАВА IV

О медных рудниках 171
В России теперь найдены три медных рудника.
Во-первых, возле Олонца Колонца 172, недалеко от озера Онеги, к карельским границам, 5 или 6 лет тому назад открыт рудник и до сих пор с большим убытком разрабатывается самим царем. Теперь этим рудником управляет нидерландец Денис Иовис 173, а прежде служил в шведских медных рудниках в Лапландии.
Во-вторых, с сибирской стороны идет река, называемая Мезень. Она протекает через провинцию Кондора и вливается, наконец, в Белое море. На 228 версте вверх от этого устья, или мезенской губы, впадают в Мезень две маленькие речки: одна с севера под названием Пендора 174, а другая с юга. На первой недавно найдена в синей глине хорошая медная руда с крупными черными жилами.
В-третьих, на другой маленькой речке, которая, как сейчас сказано, впадает с юга в Мезень, недавно также найдена в скалах или серном камне медная руда, которая содержит в себе много серы.
Эти оба места лежат на 18 миль одно от другого и, говорят, они оба вместе с вышеназванным рудником возле Олонца в 1674 году были отданы царем с привилегиями Петру Марселису, и при этом было обещано, что будут просить у датского короля рабочих. Из этих обоих последних мест можно до 5 миль водою прибыть в Архангельск; но нужно еще находиться между надеждою и страхом, будут ли жилы также продолжаться 175.

ГЛАВА V

О железных рудниках
В России, почти около Москвы, находятся теперь три железных завода.
Первым и наибольшим владеет, как наследственным и собственным, Петр Марселис 176. Он датского происхождения, [166] но родился и воспитывался в Москве и в этом году заплатил своему родственнику Томасу Келлерману за ¾ части заводов 20.000 рублей 177. Этот рудник находится и рассеян на тридцать слишком верст и большею частью за Окой в трех различных местах между городом Серпуховым и дорогой туда, на замок Тулу и также по ту сторону его 178. Начало находится в 20 верстах от названного Серпухова, и важнейшая часть называется de Wols 179. Оттуда 20 верст до реки, откуда затем можно прибыть водой в Москву. Весь завод состоит из трех плавильных печей и из 10 молотов с двойными горнилами. Две печи стоят вместе, а третья отдельно. Наилучшая руда находится по ту сторону Тулы, на той части, которая больше всего отдалена от Москвы. На этом заводе делается:
I. Прутовое железо 56, как толстое, так сродное и тонкое. Толстое употребляется очень много для стен в церквах, монастырях и домах. Среднее куется до 16 футов длины. Из тонкого делают вместе с другими вещами тоже остовы 180 к железным дверям и ставням 181, и так как теперь с каждым днем все более и более строят каменные дома и в них все наружные двери и оконные отверстия вследствие частых пожаров делаются из железа, то из-за этого немало издерживается прутового и досчатого железа 182.
II. Льют там пушки 59, самые большие в 18 шиффунтов. Марселис, однако, полагает, что он здесь в ближайшем будущем в состоянии будет делать до 24 фунтов. До этого были они отправлены через Архангельск в Голландию и там на испытании скорее треснули 183; каково теперь их испытание в государстве, и как теперь пушки держат, мне неизвестно, но верно то, что у Марселиса нет красноломкого железа, напротив, много холодноломкого, из чего легко заключить, что пушки его не могут быть самыми лучшими.
III. Куют они пушки различной длины и калибра с казенниками 184 и очень гладкие внутри, которые заряжаются свинцовыми ядрами и делаются только на показ и как редкость для больших господ, потому что они обходятся очень дорого. Теперь была сделана пара для датского короля, которая была длиною в 7 пядей и (по показанию Марселиса) обошлась в 150 рублей. Несколько лет тому назад умер иностранец, [167] который эти названные пушки умел хорошо обтягивать обручами. Из таких я видел еще различные среди стрелецкой артиллерии, которые были обтянуты 18-ю обручами 185. Но теперь нет никого больше в стране, кто обладает таким умением.
IV. Там куют двери и ставни 186. Они обыкновенно бывают в 2 ½ пядей длины и такой же ширины и довольно толсты и много употребляемы.
V. Цирены. Величины их я, собственно, не заметил, но измерил в селении Мшаге на соляных варницах несколько цирен 187, которые были длиною в 9 шведских локтей, шириною в 8 и в ¾ вышиною. Такие цирены 188 не особенно расходятся, и теперь у Марселиса много в запасе. Пуд стоит обыкновенно от 1 до 1 ½ гривны дороже, чем предыдущие двери и ставни.
VI. Сабельные клинки. Их делается не так много, и они совершенно плохи.
VII. Тонкие двойные и одинакие доски 58, которые употребляются на латы, Spaelten 189, сковороды и очень много на котлы и горшки разной величины; поэтому для котлов и горшков они разрезывают эти доски и соединяют их вместе железными гвоздями так, как делают в других местах медники.
VIII. Льют они большие толстые доски 58, которые в каменных домах кладутся перед дверными порогами. До этого Марселис также делал и вывозил немецкие заказные клинки. Ковали также у него маленькие якори, какие употребляются на Оке и Волге, но так как он из-за своего холодноломкого железа имел ими малый сбыт, то такие товары были прекращены. Все якори делаются в нынешнее время у Тильмана Акема и там и тут у кузнецов. Около этого завода построены с немалыми издержками различные плотины, а строительный камень нужно брать и привозить за 90 верст оттуда.
Марселис по сегодняшний день не платил со своих произведений ни одного геллера, ни десятины, пошлины, ни никаких других налогов. Царь даже подарил этому заводу в наследственную собственность 400 крестьян, которые близко вокруг живут и оказывают большую помощь. Привилегии окончились теперь, в этом году; но лишь только просили продолжения, царь [168] их опять продолжил на 20 лет. Самое большое затруднение при этом то, что служащие обходятся очень дорого, а тех, которые хорошо знают горное дело, нельзя, однако, достать, из-за чего происходит то, что многое упускается и большие суммы плохо употребляются. Марселис дает своему инспектору вместе со столом 300 рублей ежегодного содержания.
Другой железный завод принадлежит тоже немцу, по имени Тильман Акема 190 и называется по реке, где он построен — Протвой 191; лежит он в 90 верстах от Москвы, и в зимнее время путь 24 часовой. Там, по дороге на Калугу, находятся 2 плавильные печи и 4 молота, и тут железо вообще лучше куется, чем у Марселиса, так что Акема всегда получает за пуд своего железа на 1 гривну больше Марселиса. На этом заводе делается разных сортов прутовое железо и досчатое; но теперь не льются ни орудия, ни чугунные ршки, потому что он не может найти форм. Делаются якори, и большею частью четырехзубчатые, от 7 до 8 пудов. Тонкое прутовое железо особенно прекрасно, мягко и тягуче, так что можно каждый прут без труда согнуть в круг. Руду добывают, как и у Марселиса, из чистой земли. Она немного синевата или железного цвета. Однако в этой стране находят немного руды тоже в скалах и серном камне. Этот завод подобно предыдущим но только совсем свободен от налогов, но также пользуется от царя 200 собственными крестьянами.
Павловский — третий и собственный царский завод лежит в 52 верстах от Москвы, по дороге в Клин, имеет 1 плавильную печь и 2 молота, но он плохой важности, потому что руда идет из болот. Мастер там наемный 192и служил он прежде у Марселиса.
Впрочем 193 найдена еще железная руда в 90 верстах по эту сторону Архангельска, на Северной Двине в болотах, но в нынешнее время не употребляется.
Уголь, которым на этих заводах пользуются, березовый, липовый, осиновый и еловый; но березовый считается наилучшим, и весь уголь покупают корзинами. Кузнецы не берут его по счету, но употребляют всегда, сколько хотят, даже до 5 корзин (особенно у Марселиса) на одну плавку, хотя они могли бы обойтись 3-мя. Дрова есть в избытке налицо и рубятся [169] крестьянами из провинции Галича, которые летом несколькими сотнями приходят на заводы. Один штабель составляет 3 ½ аршина со всех сторон в четырехугольнике и (как Марселис и Акема сообщают) стоит от 11 до 14 копеек.
Рудники лежат на ровном поле в чистой глине или земле без серного камня. Не знают никакой гидравлики, но как скоро вода идет в рудник, они занимают другой и большею частью каждый год переменяют так рудники.
Они кладут в печь на один раз 4 куска руды и получают в плавке самое большее 100 пудов. На одном горне могут ежедневно вытянуть до 25 прутьев, которые обыкновенно 6 аршин длины, весом в 1 пуд и несколько больше, и они также большею частью сгибаются вместе. Бревно, подымающее молот, — дубовое, а молот весит от 18 до 21 пуда. Мастер получает платы за пуд 1 алтын, работник 2 копейки, а носильщик угля ½ копейки. Здесь надо знать, что в России можно найти столь же прекрасную землю (глину), как в Голландии или Франции. Кузнецы в Москве даже указали мне на то, что русские тигли могут более противостоять жару огня и лучше выдержать пробу, чем некоторые другие. Такая земля очень годится для плавильных печей.
Ни на одном из тех заводов не делается стали, но в разных местах крестьяне делают и то и другое — железо и сталь — маленькими ручными раздувальными мехами и причиняют тем значительный ущерб Марселису и Акеме; по этой причине они и решили прекратить выделку гвоздильного производства, потому что крестьянин может их делать за более дешевую цену. Но такое железо очень плохое и совсем холодноломкое, так что гвозди, если по ним бывает неровный удар, ломаются, как стекло; также кочедыки, сапожные шила 194 и другие мелочи делаются крестьянами и продаются в Москве. Все луженое листовое железо 195 привозится через Архангельск, однако не так много, как несколько лет до того, потому что они начинают покрывать свои колокольни муравлеными кирпичами. Железная проволока привозится из Швеции через Новгород, как и немного через Архангельск, а в России совсем никакой не делается; как и сказано, ежегодно сбывается только от 15 до 16 шиффунтов. [170]

ГЛАВА VI

O соболином промысле
Все соболи идут из Сибири и иначе нигде не встречаются. Это — басня, что те, которые в царской немилости ссылаются в эту страну, должны ловить этих зверей. Сибирь занимает большую часть русского царства. Главный город называется Тоболь или Тобольский, и не найти страны, которая доставляла бы более разнообразные и лучшие меха, чем эта. В Москве говорят, как верное, что она приносит ежегодно до 600.000 рублей, чему, без сомнения, значительно способствует соболиная ловля. Соболи ловятся отчасти сетями и силками, а отчасти (бьются) луками и тупыми стрелами, как и из ружей, не только царскими ловцами соболей, но преимущественно татарами, чувашами, вотяками и другими кругом там живущими народами, которые это именно смеют делать и вносят царю из застреленного и добытого десятину. Никакой воевода, офицер или купец не смеет дерзнуть купить себе там самых лучших (соболей), а именно пару, стоящую более 20 рублей, и один сорок — более 300 рублей — чтобы в свою очередь продать их из страны, но такие составляют собственную царскую торговлю, и для этого в надлежащих местах поставлена сильная стража, которая должна об этом разведывать. Если кто-нибудь пойман, сделавший вопреки этому, тотчас соболи отнимаются, но кто хочет подбить ими свою одежду, тому это позволено, и таким образом попадает много соболей в руки частных лиц, а потом через них — из страны. Если кто-нибудь хочет их спрятать или продать за меньшую цену, нежели они стоят, то равным образом они отнимаются; так не менее жестоко наказывается тот, кто низкого происхождения и имеет их при себе. В теперешнее время ловятся почти только простые и посредственные соболи в Сибири, в местах, лежащих ближе к Москве, потому что они частой охотою там очень загнаны и уменьшены, а самые лучшие находятся далеко по ту сторону сибирских городов и во всякое время при реках в больших пустошах, и это есть причиною, что подобные соболи теперь дороже, чем несколько раньше. [171]

ГЛАВА VII

О суконном производстве и русской шерсти
Хотя московские немцы в прошедшие годы устроили в стране и пустили в ход несколько заводов и мануфактур, как-то: рудники, стеклянные заводы, бумажные и пороховые мельницы, селитренные заводы и прочее, но, несмотря на это, до сих пор не могли завести и с пользою продолжать суконного производства. Иоганн фон Шведен, известный в Москве купец, до этого привез туда суконщиков, но на производстве получился такой убыток, что он должен был отпустить обратно мастеров. Из них теперь еще находится в Москве только один, но не работает. Русская шерсть плоха; однако опыт показывает, что из нее можно делать столь же хорошее сукно, как гамбургское. В Татарии, по ту сторону Каспийского моря и к Персии, находится прекрасная шерсть и чем ближе к Персии, тем лучше и нежнее. Там, как и в Персии, имеется особенная порода овец, имеющих длинные висячие уши, согнутый нос, а сзади на ляжках два больших мякиша выросшего и вниз висячего жира. Эти татарские и персидские овцы доставляют, как упомянуто, прекрасную шерсть, и иногда несколько их приводится в Москву с «табунами» лошадей или с большими стадами калмыцких лошадей, прибывающими в августе. Мне сказали, что теперешний царь неоднократно выписывал множество таких овец, но многие из них мало-помалу погибли на московских полях, а шерсть остальных со временем так ухудшилась, что из нее, наконец, сделалась русской. Таких овец я теперь видел в Москве у окольничего Артемона Сергеевича Матвеева 196 и нескольких немецких купцов. Что касается сукон, которые отправляются в Россию, то они должны иметь широкие покромки и быть коротко стриженными. Цвета бывают по большей части: мускусовые, шарлаковые, пурпуровые, травяные, фиолетово-синии и различные подобные высокие и яркие цвета 197. Однако же употребление сукна с некоторого времени у русских выводится и становится с каждым днем все хуже, потому что они теперь одеваются большею частью в камлоты, которые получают от голландцев и греков; но стрельцы, составляющие 25 полков, все еще одеты в сукно. [172]

ГЛAВA VIII

О гостиных дворах 198
Посреди России, внутри красной стены, часть которой называется Китай-город, находятся два больших построенных из камня и замкнутых торговых двора; один называется «Старый гостиный двор», а другой «Новый гостиный двор» 199.
Этот новый — наилучшее здание во всей Москве и построен теперешним царем 12 лет тому назад, когда в стране были еще в ходу медные деньги, при чем была употреблена такая хитрость, что рабочим платили медными деньгами, но тотчас по окончании постройки их отменили и выкупили обратно за очень низкую цену. Внутри он имеет двор в 180 шагов в квадрате 200; там находятся большие городские весы, а кругом два ряда сводчатых мелочных лавок одна над другой, из которых многие принадлежат по найму немцам. На этом дворе иностранцы держат, так сказать, свою биржу и собрание, и их можно там ежедневно встретить. Зимою весь двор так заполнен санями, всякими товарами и народом, что нельзя пройти, но нужно беспрестанно пролезать. Тогда там найдешь астраханских осетров и стерлядей, лежащих для продажи многими сотнями друг на друге, также много кавиара и различные черкасские и другие товары.
На другом гостином дворе находятся также кругом два ряда сводчатых одна над другой лавок. Там теперь найдешь персов, как и много русских, и все эти лавки царь сдает за деньги, именно: на новом гостином дворе лавку от 18 до 25 рублей, на старом же от 6 до 12 рублей.

ГЛАВА IX

О царской казне 201
Между 42-мя учрежденными в Москве «приказами», или коллегиями, управляющими всем русским государством и [173] получающими тоже все государственные доходы, находится один, который называется «Большая казна», т. е. большая казенная коллегия. Также есть еще другой, который называется «Счетный приказ» и может быть сравнен с камер-коллегией здесь, в Швеции, потому что туда доставляются все счеты государства и что ежегодно остается в излишке от доходов после уплаты всех обыкновенных расходов. Однако ни один из этих двух не есть тот «приказ», который обыкновенно принято называть «Царской» казной; также эта, так называемая, царская казна не есть Aerarium наличных средств 202, как это слово иначе понимается при дворах других государей, но это есть кладовая, наполненная всякими купеческими товарами, которую русские называют «Сибирский приказ» 203. Сюда приходят не только все меха, которые доставляют Сибирь и Казанское царство, но также еще другие товары, которые царь или сам иногда добывает, или получает через десятину, или же поручает перекупать через своих «гостей». «Гости» и несколько присягнувших граждан бывают смотрителями над ним, принимают товары и оценивают их и имеют свои определенные сроки, когда они держат казну открытой, и тогда каждый может в большем или меньшем количестве купить там, что ему угодно. Присяга смотрителей имеет целью, чтобы они ничего из казны не крали, и между собой тайно не променивали товаров, также не повышали цены из-за своей собственной пользы и не выдавали по дружбе лучших товаров, вместо худших, тому, кто ассигнирован царем в казну. В нынешнее же время жалованье большею частью всех служащих, особенно немцев, уплачивается из этой казны товарами, однако же они обыкновенно так высоко оцениваются смотрителями, что при этом большею частью должны терять третью часть 204. Когда послы иностранных государей уезжают из Москвы или же когда царь посылает куда-нибудь своих великих послов, из этой казны берутся и выдаются подарки и особенно чистый 205 соболь; также большею частью уплачивается из этого «приказа» променными товарами персидским, как и грузинским, купцам за их товары, проданные царю. Эта казна, или кладовая, находится на большом «гостином дворе», посреди Москвы, в части Китай-городе. [174]

ГЛАВА X

О торговых площадях и базарах
Всякий, без сомнения, должен признать славу города Москвы и согласиться, что в нем так же много лавок, как и в некоторых других европейских городах, хотя большая часть из них так малы и узки, что купец часто едва может надлежащим образом повернуться между своими товарами. И подобно тому, как в Белом-городе, или внутри белой стены, как и в Земляном-городе, или в части между упомянутой белой стеной и земляным «валом», называемым «Скородумом», встречается в разных местах почти бесчисленное множество мелочных и других простых лавок, так и в Китай-городе, или в городе внутри красной стены, как средоточия Москвы, назначенном собственно для купечества, также нет особенных домов; но там можно найти большею частью построенные из камня купеческие лавки, из которых некоторые принадлежат царю, но больше всего частным лицам 206, и в разных местах при них держат днем и ночью стражу и воду для защиты от пожара, который в Москве более обыкновенен, чем в другом месте. Самое замечательное и вместе с тем самое похвальное в Москве то, что каждый сорт товара от самого высокого до самого низкого имеет свои определенные улицы и рынки. Свой отдельный рынок имеют торговцы шелком, торгаши пряностями, продавцы сукна 207, шапочники, оловяничники, колокольные литейщики, скорняки, сапожники, кнутовщики, русские аптекари, торговцы румянами и продавцы чеснока и т. д. Даже тряпки и разные старые, маленькие лоскутки также имеют свою постоянную и определенную площадь на «базаре» перед замком, почему избавляешься от труда далеко и долго искать товар. Среди этих рынков есть еще и другой, лоскутный рынок, возле вшивого рынка, на котором находят в продаже разные вещи и много прекрасных и дорогих вещей, так что он справедливо числится между виднейшими рынками и по полному праву мог бы требовать другого названия 208. Недалеко от замка и «Земского приказа» также находится птичий рынок, на котором имеются в продаже разные живые птицы: глухари, тетерки, рябчики, пиголицы, чайки-рыбалки 209, соколы, [175] перепелки, соловьи, жаворонки, щеглы и т. д., также куры, голуби, гуси, утки и живые кошки. По средам и пятницам бывает большой еженедельный базар; тогда нужно (особенно зимою) во многих местах силою пробиваться сквозь толпу народа и хорошо смотреть за своим кошельком. В эти оба дня русские не едят мяса.

ГЛАВА XI

О книгопечатнях
Во всей России я знаю не более двух книгопечатен. Одна в Москве и состоит из восьми прессов, которые в ходу из года в год. Печатают большею частью на писчей бумаге, и там найдешь священное писание, древних святых отцов и учителей церкви вместе с очень многими другими духовными книгами; сверх того, в продаже есть их «Уложение», или свод законов. Другая печатня — в городе Киеве. В обоих местах печатается также много образов и политипажей 210.

ГЛАВА XII

О большом колоколе
Русские имеют в Москве на реке Неглинной большой литейный двор, называемый «Пушечным двором», где они льют металлические пушки и колокола. У них несколько мортир весьма необычайной величины и, без сомнения, величайший из всех колокол, какой встречается во всем свете. Он вылит в 1654 году одним русским мастером и в 1674 году в марте месяце в первый раз поднят в замке возле большой церкви и колокольни Ивана Великого с помощью двух очень высоких новопостроенных столбов и хорошо выдуманного царским «сторожем», или привратником, перевеса. Окружность его составляет 12 саженей, поперечник 4 сажени, вышина с ушами 5 ½ сажени 70, а толщина самого нижнего края 1 ½ «аршина», [176] или русского локтя. Веса нельзя так точно узнать, самое лучшее сведение следующее:
Сначала положено было в печь материала 15.000 пудов. Из этого высчитывается сперва утечка в печи — 2.000 пудов, а потом что при литье оказалось лишним и опять из земли выкопано — 3.000 пудов.
Остается при всем том — 10.000 пудов.
Патриарх и другие великие господа приказали бросить в печь мешки с серебром и многими вещами без взвешивания, думается, на 211 1.000 пудов.
Сумма: 11.000 пудов.
Язык длиною в 22 фута, а весом насчитывается 1 ½ картауна, что составляет 440 пудов.
Употребив для поднятия этого колокола целых 9 месяцев большого усилия и труда, русские 2-го декабря так высоко его подняли, что следовало лишь опустить его с подмостков, которые при поднятии устраиваются всегда внизу, на определенное место церкви, но по плохому недосмотру ему придали слишком стремительный ход, так что он на упомянутом месте получил размах и упал опять вниз к другой стороне церкви, уйдя ушами так глубоко в землю, что ⅓ всего колокола была зарыта; но это падение ему, однако, нисколько не повредило.
Прежний большой русский колокол, который тоже висит на Иване Великом, описывает Олеарий в своем описании персидского путешествия, стр. 147.

ГЛАВА XIII

О провианте и съестных припасах
Провиант и съестные припасы довольно дешевы не только в разных местах государства, но также в Москве, потому что всегда, а особенно зимою, находится большой запас всякого рода мясных и рыбных товаров. В лавках во множестве [177] имеются в продаже: глухари, тетерки, рябчики, зайцы, калькуттские куры 212, гуси, домашние и дикие утки, куры и голуби. В мое время и зимою стоили:
1 четверть ржи — 70 копеек, но в мае — 60 копеек.
1 четверть гречихи, или гречневой крупы в мае — 120 копеек.
1 четверть пшенной крупы в мае — 160 копеек.
1 пуд говядины — 28 копеек.
1 пуд свежего шпика 46 — 24 копейки.
1 овца — 30–36 копеек; но по эту сторону Новгорода, на реке Луге — 12–14 копеек.
1 поросенок — 5–6 копеек.
1 жирный гусь — 9–10 копеек.
1 утка — 5 копеек.
1 калькутский петух 213 — 15–16 копеек.
1 обыкновенная курица — 3 копейки.
1 пара молодых кур в мае — 2 копейки.
1 пара голубей — 2 копейки.
1 заяц — 3–4 копейки.
1 глухарь — 8–9 копеек.
1 тетерка — 3 копейки.
1 рябчик — 1 копейку.
1 пуд вяленого шпика 46 — 40 копеек.
1 пуд трески вяленой — 80 копеек.
1 пуд масла — 1 рубль.
1 фунт голландского масла — 16–18 копеек.
1 пуд. самой лучшей соли — 20 копеек.
1 пуд белой муки — 1 рубль.
5 яиц в мае — 1 копейку, в июле в Твери 14–15 яиц — 1 копейку.
Осетры и другие замороженные рыбы зимою дешевы, живые, напротив, тогда довольно дороги. В Москве едят «судаков» 214, карасей, пескарей, гольцов, лещей, окуней, щук и т. д. Самые наилучшие рыбы, которых они там имеют, есть белуги, которые ловятся в Волге, и «стерляди», между которыми [178] ярославские и сибирские, считаются первыми. Речных карпов много не ловят, но однако иногда очень больших и прекрасных.
100 раков летом — 3 копейки.
1 дыня от 10 до 12 фунтов в августе — 3 копейки.
10 огурцов в средине июня — 1 копейку, в августе 130 — 1 копейку.
50 штук молодых желтых кореньев в июле — 1 копейку.
Спаржа, сельдерей, артишоки, портулак и другие подобные кухонные овощи находят только у иностранцев, но в достаточном количестве; там тоже растут во множестве сморчки и шампиньоны. Что касается напитка, то, хотя солод и мед не дороги, одна четверть солода в мае — 45 копеек, а 1 шиф. хорошего меда — 11-12 рублей, но пиво в «кабаках» и кружалах не дешево, потому что пивоварение — монополия, которая принадлежит только его царскому величеству, хотя разумеется, что каждый хозяин имеет право варить известное количество для своего домашнего употребления. Одна тонна пива из царского кабака стоит 2 рубля, а одна кружка пивного уксуса 3 копейки.

ГЛАВА XIV

О винных и яблочных погребах
На «базаре», или большой ярмарке, перед замком много винных погребов в один ряд под землею и принадлежат отчасти его царскому величеству, а большею частью частным лицам. Однако там не продается никакого другого вина, кроме испанского и французского. Когда приходят вниз, тотчас подносят в маленьких стаканах разные пробы и за то, которое выбирают, крепко торгуются. Посуда называется «галенок», половина и четверть галенка. Они из луженой меди, без крышки, отвратительны, похожи на ночной горшок. Хозяева, как и все русские, очень услужливы и дают при покупке один маленький стакан вина, если это желательно. Галенок почти так велик, как шведский стооп. Продается более всего красное французское вино и стоит от 10 до 42 копеек, белое то же — 18 копеек. Галенок испанского вина от 24 до 27 копеек. [179] К напитку можно получить хлеб, изюм и миндаль. Каждый погреб должен ежегодно давать его царскому величеству 9 рублей «оброка», или налога.
Русские также имеют яблочные погреба, в которых бывают для продажи целый год всякие яблоки. Выбирают и покупают, что каждому желательно. Наилучшие яблоки называются «наливными» и часто так прозрачны, что, держа их против солнца, можно видеть внутри зернышки.

ГЛАВА XV

О «кабаках» и ледниках 215
Все «кабаки», винные, пивные и водочные кружала в таком обширном русском государстве принадлежат только его царскому величеству, и содержатели их должны отдавать отчет приказу «Большому приходу».
Отсюда и происходит то, что редко можно найти в кабаках хорошее пиво, и несмотря на то, что ячмень, солод и хмель дешевы, все-таки пиво так дорого. Таких кабаков однако не так особенно много ни в Москве ни в стране, и я встретил по большой сухопутной дороге между Новгородом и Москвою на расстоянии более 500 верст не свыше 9–10. Даже находится много селений из 40, 50 и более очагов, в которых не найти ни капли пива. Оно мерится «ведрами» и «братинами». Эта мера значительно меньше, чем шведский стооп, и считается 8 на «ведро» 216.
Почти каждый, а особенно все крестьяне, имеют слабый напиток, называемый «квасом». Он, по моему сведению, не варится, а только замешивается из ржаного солода теплой водой, и всегда стоит в открытых сосудах, а по вечерам их опять доливают, что они выпили за день. Когда квас, наконец, становится слишком слабым и плохим, настаивают его наново, и это постоянно продолжается. Подобный квас имеется в продаже тоже в Москве на всех улицах.
Равным образом все винокуренные заводы принадлежат царю, но не достаточны для снабжения кабаков, отчего его царское величество еще покупает ежегодно через своих «гостей» большие партии водки от лифляндцев и черкассов. [180]
Русские славятся тем, что не только при кабаках, но также при каждом доме в городах летом находится ледник и лед, освежающий собою напитки, и они устраиваются таким образом: каждый год в марте в погреба навозят полно льду; потом он на месте, где должен лежать напиток, разбивается и затем поливается водою, которая за ночь замерзает, и, следовательно, он становится совсем гладким и ровным, а когда так скреплен, насыпают на него солому, которая способствует тому, чтобы лед в летнее время так быстро не таял, и чтобы также бочонки от сырости не могли портиться и гнить.

ГЛАВА XVI

О материалах и издержках на каменную постройку
Теперь в Москве ежедневно, и чем дальше тем больше, строятся из жженого кирпича церкви, монастыри и дома. Московские кирпичи большие, и 1.000 под Москвою на кирпичных заводах стоит от 160 коп. до 2 рублей, а в Москве от 2 рублей 30 коп. до 2 ½ рубля. Известь очень бела и хороша, но дорога, потому что если царь не строит, то 1 тонна стоит 12 копеек, а если он строит, стоит зимою от 15 до 20 копеек. Также не очень далеко от Москвы находится несколько каменоломен, из которых привозят в город белые квадратные камни и употребляют для построек. Каменщик зарабатывает в день 8 копеек, а носильщик камня или другой работник — 3 копейки.

ГЛАВА XVII

О врачах и аптеках 215
В Москве в нынешнее время находится 5 врачей, 1 хирург и 2 аптеки.
Врачи 217: 1) доктор Розенбург Старший, 2) доктор Блументрост, 3) доктор Граман, 4) доктор Даниил Иевлевич; этот более всего принимается при дворе, родом иудей, после [181] был папистом, потом евангелистом, а теперь греческого вероисповедания; 5) доктор Розенбург Младший. Хирургом состоит один силезец, довольно разбогатевший в Москве, называется Сигизмунд Зоммер и, как те врачи, состоит на службе у его царского величества.
Одна аптека находится в замке, но никого не обслуживает, кроме царя и нескольких знатных господ, и она составляет магазин, или материал-камер, для другой аптеки. Управляющий — немец и называется Гутбир.
Другая аптека находится посреди города и принадлежит также царю, который выписывает для нее материалы, платит служащим и также имеет пользу. Теперь при ней состоят: провизор Христиан Ейхлер, Иоганн Гутменш и Роберт Беншом вместе еще с двумя англичанами, и они имеют несколько парней, как и разных русских, в работниках. При этой аптеке держит царь большой водочный кабак, который, по заявлению доктора Розенбурга, вместе с аптекою доставляет царю от 27 до 28.000 рублей чистого дохода в год. Однако она теперь год от году сильно падает, хотя всегда хорошо снабжена хорошими и обильными товарами. Все лекарства выдаются за печатью 218 и неумеренно дороги, как отчасти можно видеть из следующего рецепта, который стоит 45 копеек:
R. Oxymel. Simpl. Jiij
Squillitic. Jij
Aq. Hyssopi Jj
Laud. Opiat, in *** fragorum.
dissipat. gr. iv.
M. D. S. Mixtur.

ГЛАВА XVIII

O немецкой церкви и ее Exercitio Religionis
Хотя несколько немецких купцов живет в самой Москве, но их считается не более 9–10 семейств. Все другие вместе с офицерами и ремесленниками живут в особом месте, называемом ими Немецкой «слободой» и лежащем на хороший мушкетный выстрел от Москвы между рекою Яузою и ручьем [182] Кукуем, откуда происходит известная во всей России, но презрительная для иностранцев, поговорка: Tschisna Kukui. Там у них три лютеранских церкви, особенным патроном которых состоит ныне владетельный герцог готский 219, не только установивший для их содержания ежегодное пожертвование, но и всегда переписывающийся с церковным причтом. Священники называются: Балтазар Фадемрехт, Gedanes. Mag., Иоганн Готфрид Грегориус, Eislebens., Иоганн Дитрих Фокеродт, Thuering., Александр Юнге, Regiomont 220. У реформаторов одна церковь. Проповедник их, по имени Иоганн Граувинвель, проповедует на голландском языке. Эти 4 церкви построены из дерева, при них нет ни колоколов ни органов, но в каждой стоит большая изразцовая печь. Лютеране и реформаторы отправляют там свое богослужение так свободно и беспрепятственно, как и во всяком другом месте на свете, но католикам открытое богослужение не позволено. Петр Марселис и Тильман Акема держат на своих железных заводах тоже реформаторских проповедников. В немецкой слободе есть также и немецкая школа. Имеется тоже 6 главных сочинений Лютера с толкованиями их на русском языке, однако они по похвальному повелению шведского правительства напечатаны в Лифляндии. [183]

(пер. Б. Г. Курца)
Текст воспроизведен по изданию: Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича // Сборник студенческого историко-этнографического кружка при Императорском университете Св. Владимира, Вып. VI. Киев. 1915
© текст - Курц Б. Г. 1915
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Университет Св. Владимира. 1915

Комментарии
9. «Von der Fahrt nach Archangel».
167. «...Richard Chancellier... Willougby».
168. Имена и фамилии, встречающиеся в этой главе, по изданию Бишинга имеют такое написание: Daniel Hartmann, Heinrich Budenant, Adolph Hautmann, Werner Mueller, Conrad Cannengieser, Thomas Kellermann, Peter Arsenius, Hermann von Troja, Heinrich Muenter, Erdmann Schwellinggraefwer, Nordmann Hasenkrug, Philipp Verpoorten, Jan Verjuys.
169. «...etliche dreyssig bis 40 und mehr...»
170. «...Klinck Bernhardt und Vogeler im Amsterdam, und Thomas Kellermann in Moscau».
171. Вся эта глава в подлиннике не имеет подразделений на красные строки, но в нашем переводе она разбита на них для большей ясности.
172. «...bei Alonitz Colonetz». Текст вольфенбиттельской рукописи (Blatt 97 b.) несколько иной, чем у Бишинга: «Erstlich ist bey Olonitz, nicht weit von der See onega, nach dem Schwedischen oder Kexholmischen graentzen fuer 5 oder 6 jahren eine grube aufgenommen und biss dato vom Tzaren selbsten mit vielen verlust getrieben worden». Слово «olonitz» написано в этой вольфенбиттельской рукописи латинскими буквами, а слова «Colonetz» совсем нет.
173. Denys Jovis.
174. Pendora. Языков перевел — «Пенза».
175. «Von diesen beyden letztern Plaetzen kann man bis auf 5 Meilen zu Wasser nach Archangel kommen; man muss aber noch swischen Hoffnung und Furcht stehen, ob die Striche auch dauren werden». Смысл этой фразы не вполне ясен. Языков совсем опустил ее в своем переводе.
По вольфенбиттельской рукописи (Blatt 98 а) текст этого отрывка (начиная со слов: «Эти оба места лежат...») вполне сходен с изданием Бишинга за исключением начала: «Diesse zwey Ertze (У Бишинга — Gegenden) liegen 18 Meilen von einander und sollen alle beydo in diessem (У Бишинга — in dem) 1674-ten jahre zugleich mit obbemelter grube bey olonitz von Tzaren an Peter Marselis mit privilegium gegeben...»
176. «Das erste und groesste besitzet Peter Marselis erblich und eigen».
177. «...hat in diesem Jahr an seinen Schwager Thomas Kelermann fur ¾ Theil in den Werken 20.000 Rubel bezahlet». О слове Schwager см. примеч. 19.
178. «...zwischen der Stadt Tschirpekoff und den Weg hin, nach und auch jenseit dem Schloss Tule». Смысл этой фразы не ясен. Cm. след. примеч.
179. «...und der vornehmste Theil heisset de Wols». У Бишинга эти слова напечатаны готическим шрифтом, а «de Wols» — латинским. Языков поставил при этом слове вопрос.
По вольфенбиттельской рукописи (Blatt 99) текст этой и предыдущей фразы следующий: «Zwischen der Stadt Czirpekoff und den weg hin nach und auch jenseit dem Schloss Tule Der anfang ist 20 Werst von Bemeltem Czirpekoff und der principalste theil heisset de Wols, von dannen seind 20 Werst an einen strom, wo mann hernach zu wasser Biss nach Moscau kommen kan». Слово «de Wols» написано готическими буквами и вполне отчетливо.
180. Gestelle.
181. Fensterladen.
182. «...Stang- und Platteneisen».
183. «...ehr zersprungen». Тут, очевидно, фраза не договорена: русские пушки, «скорее (ehr) треснули», чем пушки другого производства. Также неясно выражено в предыдущей фразе соотношения веса пушек: «18 Schiffpf.» и «bis auf 24 pfundige» (очевидно, 24 шиффунтов).
184. «...mit Schwanzschrauben».
185. «...mit Reifen».
186. «...Thueren und Fensterplatten. Sie sind gemeiniglich...». Примеч. 57.
187. Salzpfannen.
188. Salzplatten. Этот V п. озаглавлен этим же словом — Salzplatten.
189. Значение не подыскано, а у Языкова это слово просто пропущено. По вольфенбиттельской рукописи (Blatt 101а) ясно стоит тоже — «spalten». Это слово может означать или «лопаты», «заступы» (Spaten), или (топоры) «колуны» (от глагола Spalten — колоть, расщеплывать), или же «заслонки» (для печей).
190. Tilman Ackema. В I ч., II гл., в прейскур. — Ackmann.
191. Proddewa.
192. «Der Meister daselbst ist ein Umgekaufter».
193. Начиная отсюда до конца этой главы, в подлиннике все напечатано сплошным текстом, без красных строк, но в настоящем русском переводе, как и отчасти выше и в предыдущих главах, содержание для большей ясности разбито на соответствующие, по смыслу, части.
194. «...кочедыки, сапожные шила» — «Pfriemen, Schusteraalen». «Кочедыками» называются шила для плетения лаптей, которые, конечно, отличаются от обыкновенных «сапожных шил», употребляемых при шитье кожаной обуви.
195. Eisenblech.
196. В тексте Бишинга эти слова приняты за отдельные фамилии: «...bei dem Okolnitz, Artemon, Zergewitz, Mattffeoff».
197. «...Eskarlakenfarbe... hohe und abstehende Farben». Вместо шарлаковый, можно сказать эскарлатовый.
198. В издании Бишинга вся эта глава не имеет красных строк, но в настоящем переводе для удобства она разделена на соответствующие части. Начинается она словами: «Mitten in Russland innerhalb der rothen Mauer...»
199. «...und beschlossene Handelshoefe, der eine wird Gostinoy Dwor Staroy, oder der alte Gasthof, und der andre Gostinoy Dwor Nowoy, oder der neue Gasthof genennet». В настоящем переводе слова Кильбургера, объясняющие по-немецки смысл упоминаемых им русских названий, опущены.
200. «...von 180 Schritten ins Viereck».
201. Schatz.
202. «Aerarium von contanten Mitteln». В издании Бишинга Aerarium напечатано латинским шрифтом, а прочее — готическим. Языков перевел: «не есть то место, в котором хранятся деньги». Смысл всего сказанного Кильбургером тот, что русские называют царской казной собственно не денежную наличность или находящееся у царя в данное время действительное количество денежных средств, как это понималось на Западе, где раньше России развилась денежная система, но всякого рода товары и предметы, собираемые именем царя и складываемые в «Сибирском приказе», который собою, собственно, и представлял царскую казну.
203. «...welches die Russen Sibirsky oder die sibirische Pricas nennen».
204. Фраза эта не совсем ясна; смысл ее тот, что служилые люди теряли треть своего жалования, так как получали из Сибирского приказа, вместо жалования деньгами, товары, которые были оцениваемы целовальниками выше их действительной ценности.
205. Тут «lauter» («чистый») употреблено в смысле «только», «единственно».
206. «Und gleichwie zwar in Bielogorod, oder innerhalb der weissen Mauer, wie auch in Semlanoygorod oder dem Theil zwischen gedachter weissen Mauer und dem erdenen Wall, Skorodum genannt, hin und wieder fast unzaehlig viele Hoecker-und andre gemeine Buden anzutreffen: so ist doch Kithaigorod, oder die Stadt innerhalb der rothen Mauer, als des Mittelpunkts von Moscau der Kaufmannschaft eigentlich gewidmet, gestalten auch nicht so sonderliche Haeuser, sondern groesstenteils von Stein erbaute Kaufbuden, davon ein und andre dem Zaaren, die meisten aber Privatleuten zugehoeren, darinnen zu finden sint, und...»
207. Lackenverkaeufer. Переведено так на основании соображений, высказанных в примечании 34.
208. Charakter.
209. Fischmoesen. Тут, очевидно, опечатка, и должно быть — Fischmoeven, что означает — морские чайки, чернокрылые, чайки-рыбалки. Языков перевел это слово — «скопы».
210. «Bilder und Holzstuecke». «Резьба на дереве» по-нем. — Holzstich.
211. «...wird geschaetzt auf...»
212. «kalekutische Huener». Иначе они называются — индейские куры, индейки.
213. Калкун, индюк.
214. «Suddaky oder Sandarn».
215. Примеч. 171.
216. «Es wird mit Wedro oder Spannen und Brattin gemessen. Das Maas ist ein ziemliches kleiner, als ein schwedisches Stoop, und werden 8 auf ein Wedro gerechnet». Тут говорится, что «братина» значительно меньше шведского стоопа, и в 1 ведре считается 8 братин.
217. У Бишинга все имена и фамилии переданы в этой главе следующим образом: Rosenburg Senior, Bluhmentrost, Gramann, Daniel Jefloewitz, Rosenburg Junior, Sigismund Sommer, Guthbier, Christian Eichler, Joh. Gutmensch, Robert Benschom.
218. «…versiegelt», т. е. запечатанными установленной печатью, с целью контроля за доброкачественностью лекарств.
219. «...regierende Herzog von Gotsa».
220. Имена священников переданы у Бишинга так: «Balthasar Fademrecht, Gedanes. Mag. Johann Gottfried Gregorius, Eislebens. Johann Dietrich Vockerodt, Thuering. Alexander Junge, Regiomont.» «Johann Grauwinkel».

ОБЪЯСНЕНИЯ И ДОПОЛНЕНИЯ
к русскому переводу сочинения Кильбургера.

К ЧЕТВЕРТОЙ ЧАСТИ

К главе I
Архангельский порт, благодаря развившейся в XVI-XVII ст. внешней торговле России с Западной Европой, имел для русского правительства значение, как морская гавань, через которую можно было, ни от кого не завися, вести морскую торговлю со всеми государствами. Впрочем не сразу пал выбор на Архангельск, как на главное место «северных ворот» России, потому что на Ледовитом побережье намечалось несколько таких торговых мест, но устье С. Двины все-таки оказалось наиболее выгодным. Именно иностранцы между прочим пытались завести свою торговлю с Россией в Лапландии и на Печоре.
«Несколько лет» до 1564 г. монах Трифон построил у Печенгской губы монастырь, и монахи ездили отсюда в датскую крепость Вардегус (г. Варде на сев. Норвегии) продавать рыбу, ворвань и пр. сырье, добытое ими за зиму и лето; из Вардегуса же суда Бергена и Дронтгейма отвозили все это к себе. Когда же в 1564 г. в Вардегусе появилось первое судно из Антверпена, фогт Вардегуса арестовал его, обвиняя в нарушении привилегии Бергена и Дронтгейма. Печенгский монастырь, узнав об этом, предложил арестованным приезжать за товарами прямо к нему, и монахи обещались приготовить голландцам рыбу и другое сырье. Поэтому в 1565 г. образовалась нидерландская компания для этой торговли, и первый голландский корабль с товарами явился к Печенгскому монастырю в том же году и отвез оттуда рыбу, ворвань, семгу и другие товары. В то время сами русские ходили на ладьях по Северному морю, перевозили русские товары и торговали таким образом с иностранцами. В этом же 1565 г., но уже осенью, компания послала к монастырю еще два корабля с товарами. Но монахи поспешили один[413] корабль отослать обратно в Антверпен, чтобы известить компанию относительно убийства одного из ее членов с его людьми, произведенного неизвестными русскими с целью грабежа. Другой же корабль монахи отправили зимовать в Колу (Мальмус), где тогда было всего 3 дома, но жители Колы в то время были еще столь дики, что первоначально испугались моряков и убежали; так как в Коле не оказалось товаров, корабль вернулся в следующем 1566 г. к Печенгскому монастырю, куда пришло еще 2 судна этой голландской компании. В этом монастыре в 1565 г. было около 20 монахов, а монастырских служек около 30, но с появлением там голландцев в 1566-1567 г.г. туда стали приходить с товарами многие из Холмогор, Каргополя и Шуи (Suyen), так что в 1572 г. (в этом же году сюда пришли голландские суда), там было уже 50 монахов и 200 служек. «И монастырь и вся торговля в Лапландии вскоре после того стала с каждым годом все больше и больше разрастаться». Сама Кола в 1566-1567 г.г. вновь была посещена голландскими кораблями, но в 1568 г. из-за испано-английской войны «все суда большею частью» сюда не явились, хотя «русские с большим количеством товаров приходили из России в Лапландию и прочее». В 1569 г. сюда опять пришли суда голландцев, также судно бергенцев в Суму, а в 1570 г. даже итальянцев и других. Лапландией, т. е. и Колой, управляли сборщики податей, но с 1582 г. в Коле появился первый воевода, который построил для норвежцев гостиный двор, стал собирать таможенные пошлины и вообще ввел административное управление. В 1588 г. был впервые построен острог, и таким образом Кола стала уже совершенно русским городом. Однако попытка голландской компании пробиться из Колы через Кандалакшу и Каргополь в Москву, чтобы непосредственно торговать в Москве, окончилась неудачей вследствие интриг англичан, ревниво оберегавших монополию двинского пути 828. Тем не менее в Коле производилась небольшая торговля. В 1608-1611 г.г. в 2 посадах Колы и в окрестностях было 94 двора посадских, [414] стрелецких и монастырских; посадских людей было 150, стрельцов и бобылей 56 человек 829. По переписным же книгам 1647 г. (155 г.) в Кольском остроге было 32 двора посадских (67 чел.), 9 дворов крестьянских (17 чел.), 43 двора бобыльских (87 чел.), а всего 84 двора с 171 чел. 830. По архангельским наказам (1649 г. и др.) было позволено кораблям приставать и торговать на севере только в Коле и Архангельске 831. Таким образом эти два города были главными торговыми северными портами, но, конечно, Архангельск имел первенствующее значение. В самом деле, в 1653 г. очевидец Мартиньер так описывает Колу: «Это — неболыыой городок, скорее пригород, очень захолустный, построенный между горами, на берегу небольшой речки, удаленной от Северного моря приблизительно на 10 лье 832; на восток от города — огромные леса и пустыни, на запад — Мурманское море, а на юг — очень высокие горы. Все дома очень низенькие, построены из дерева, крыши очень чисто сделаны из рыбьих костей; наверху, спереди, есть отверстие, через которое и проникает свет; здесь всего одна улица». Тут датчане продавали свое полотно взамен мехов 833.
Устье реки Печоры, по мнению некоторых иностранцев, также могло бы служить местом торговли с русскими. Флетчер, неизвестно почему, определял размер ярмарки на этой реке до 16.000 фунтов стерлингов 834. В 1619 г. несколько копенгагенских граждан хотели даже завязать морские торговые сношения с Печорой, и поэтому датский король просил царя разрешить построить там купеческий двор, но ему было отвечено, что в Печору с моря корабельного хода нет, место там пустынное и пристани «для пустоты и лихаго проезду» быть невозможно, а датчанам лучше всего приезжать торговать в Архангельск 835. [415]
И, действительно, лучшего места на севере для порта, кроме Архангельска, нельзя было тогда найти, потому что сообщение его с Москвой было наиболее удобным, благодаря выгодному направлению Северной Двины, которая могла быстро доставлять товары из Вологды в Архангельск и обратно.
Северная Двина, по характеристике Мейерберга, была «совсем завалена перевозкой: привозят то выделанные воловьи кожи, то следующие еще к выделке лосиные, то коноплю и смолу, то льняное семя и сало, то воск, то приготовляемую на Волге белужью, осетровую и других рыб икру, то липовую, ясеневую, вязовую и ивовую очищенную золу для суконного и мыловарного дела, то медвежьи, волчьи, лисьи, бельи, рысьи, хорьковые, куньи, собольи и др. меха; все для англичан и голландцев, приезжающих каждый год туда морем в известную пору лета. Они берут все эти вещи, да еще слюду, добываемую из гор на берегу Двины и вытопленное из тюленьего жира масло, и, либо уговорившись сначала об обмене на свои товары, либо, тут же сторговавшись в цене, отдают за то привезенные по Средиземному морю и океану разные благовонные вещества: сахар, шафран, соленые сельди, мальвазию, испанские и французские вина, сукна разного рода и цвета, голландское полотно, зеркала, ножи, сабли, пистолеты, ружья, пушки, медь, свинец, олово, шелковые ткани, атлас, аксамит, камку, объярь, золотой, серебряный алтабас, полотняные, бумажные и шелковые чулки, пряденое золото, жемчуг, перлы, рубины, смарагд, сапфиры, хризолиты, аметисты, топазы, наконец, огромное количество золотых и серебряных денег. Все это отвозится вверх по реке, к гор. Вологде, а потом по зимней дороге в Москву в продолжение 8 дней пути» 836.
Англичане, открывшие путь к Белому морю, получили за это, как говорит Кильбургер, право свободной, беспошлинной торговли в России. Они были убеждены, что их «открытие торговли через пристань Святого Николая» дало возможность русским иметь свободный открытый порт, через который всегда можно было получать товары, в то время как через Нарву русская торговля могла быть прекращена «при первом [416] неудовольствии Швеции, Польши или Дании, распоряжавшихся всею торговлею в Зунде» 837. Такое мнение англичан, высказанное еще в начале царствования Бориса, конечно, справедливо, но было бы ошибкой думать, что, не будь англичан, беломорский путь не был бы скоро открыт, потому что в этом же направлении, как мы видели выше, успешно действовали голландцы, но англичане вовремя успели перебить им дорогу и завязать непосредственные сношения с Москвой наиближайшим северным путем. Но еще задолго до иностранцев русские мореходы смело бороздили воды Ледовитого моря, а потом давали объяснения иностранцам во время их северных путешествий. Русские послы в конце XV или начале XVI в. совершили свое путешествие в Данию, отплывши из устья Северной Двины на четырех судах и обогнувши Норвегию 838. Это вполне доказывает, что уже в XV в. беломорский путь в Зап. Европу был хорошо известен русским, раз они этой дорогой решили отправить посольство в Данию, и таким образом «открытие» англичанами северного пути явилось открытием лишь для самой Англии, в заслугу которой нужно только поставить, что она сумела для своей выгоды сорганизовать по этому трудному пути оживленные торговые сношения с Москвой. Голландцы, столь же энергично действовавшие в развитии своей торговли с Россией, начали еще в XVI в. соперничать с англичанами за преобладание в северно-русской торговле. В 1630-1631 г.г. они даже просили русских разрешить всем голландцам торговать по всей России, и русское правительство готово было согласиться допустить их торговать, но только в таком количестве, как и англичан (т. е. в числе 23 купцов, так как английская компания состояла тогда именно из стольких английских гостей); вообще же русские позволяли торговать в России всем тем голландцам и иностранным купцам, которые выхлопотали себе на это за свои заслуги жалованные грамоты 839. Однако английская компания, пользуясь большими льготами и своею [417] сплоченностью, сумела в сильнейшей степени овладеть русским рынком. Английский проект 1612 г. определял ежегодный английский ввоз в Россию в 40.000 фунтов стерлингов 840. Являясь господами положения, иностранцы сильно поднимали цены. В 1641 г. торговые люди жаловались, что прежде «немецкие всякие товары в Московском государстве дешевле нынешняго были вполы», и что немцы таили много товаров от пошлин, записывая товары в проезд, а между тем беспошлинно торговали между собой и т. п. 841. Так в более позднее время, именно в 1668 г., было конфисковано в архангельской таможне у русских и иноземцев «незаписных, неявленых и утаенных товаров и денег и золотых и ефимков по цене на 2.680 р. на 10 а. пол 3 де» 842. Засилье русской торговли английскими купцами вызвали со стороны русских гостей ропот, и в «157-м году ведомо государню учинилось, что англичане всею землею учинили болшое злое дело: государя своего Карлуса короля убили до смерти, и за такое злое дело в Московском государстве им быть не довелось», а было позволено им приезжать только в Архангельск и там торговать, но жить в Архангельске, как и в Москве, было строго запрещено 843. Указ 1649 г., которым объявлялось англичанам о прекращении их льготной торговли в России, приводит убедительные доводы этой меры; именно, согласно указу, царь Михаил разрешил англичанам повсюду торговать в России, но теперь, в 1649 г., многие прежние пожалованные англичане умерли; англичане составили между собой союз, сами скупают у иностранцев товары и перепродают их русским; англичане, постоянно живя в России и действуя сообща, поднимают высоко цены, завели в России много своих собственных промыслов, беспошлинно провозят чужие товары под видом своих, тайно [418] торгуют табаком и иными заповедными товарами, отчего все русские торговцы беднеют, а англичане богатеют. Выставив все эти главные обвинения, грамота только в конце вполне правильно добавляет, что ведь московское правительство дало льготы англичанам по договору с Карлом, но теперь это не имеет силы, потому что они убили этого государя. Торговать в Архангельске англичане могли лишь с платежом обычных пошлин 844. При выселении англичан из Москвы в 1649 г., было позволено остаться только двум англичанам, арендовавшим у казны икру и поташ. Но хотя еще в этом году было решено выселить английских и голландских купцов из Москвы, однако только в 1652 г. было отведено место у Яузы для Иноземной Слободы, и все иностранцы должны были туда переселиться, что и было окончательно исполнено в 1654 г. 845. Однако этим русским не удалось освободить своей торговли от иноземного засилья. Скверно отзывается хорват Крижанич, сторонник русского протекционизма, о вредной деятельности иностранцев, которые дешево скупали на Руси все необходимое и полезное, а продавали лишь предметы роскоши; торговлю вели нечестно, с обманами, захватывали в свои руки все торговые дела в каком-нибудь городе, а русских выживали из него 846. По словам этого же автора, в среде самих иностранцев была в употреблении характерная пословица: «Кто хочет де бездельно хлеб есть, да придет на Русь» 847. Поэтому все русские были враждебно настроены против англичан, и Коллинс считал «единственным покровителем англичан» только Нащокина. «Я слышал от [419] самого Нащокина, рассказывает Коллинс, что царь имеет больше выгоды поддерживать добрые отношения с английским королем, чем со всяким другим христианским государем» 848. Когда просили Нащокина о пропуске английских товаров в Россию, он, показав лондонский отчет о смертности (хотя и небольшой) от чумы, дипломатически заявил, что сами англичане виноваты: «Кто объявляет о чуме, предостерегает других, чтобы не имели с ним никаких сношений». Коллинс особенно жаловался на соперничество голландцев. «Голландцы, как саранча, напали на Москву, и отбивают у англичан хлеб. Они гораздо многочисленнее, богаче англичан, и ничего не щадят для достижения своих видов». «В России их принимают лучше, чем англичан, потому что они подносят подарки боярам и таким образом приобретают их покровительство», а также клевещут и осмеивают англичан. Однако Коллинс не терял надежды на возвращение англичанам их преимуществ 849. Другой англичанин — П. Гордон, не менее жаловался на нидерландцев, которые подкупали англичан возить их товары, отчего голландские товары проходили беспошлинно, но за это англичане едва не лишились привилегий; голландцы даже получили преимущество перед англичанами и стали запутывать их в разные дела, а потом доносить на них; после этого англичане стали осторожнее, вели знакомство с знатными людьми, а бедных купцов и торговцев располагали дачей кредита; однако после отнятия у англичан привилегий дружба с русскими не налаживалась 850. И хотя впоследствии [420]англичанам удавалось заключать выгодные для себя торговые договоры с Россией 851, тем не менее старые привилегии они без возвратно потеряли, и именно монопольный характер английской компании повредил интересам торговли Англии с Россией 852.
История Архангельска есть не что иное, как история русской внешней торговли с З. Европой со времени Иоанна Грозного до преобладания петроградской торговли. В XVI в. русская торговля производилась через Лифляндию. При Герберштейне литовские и польские купцы могли свободно торговать в России, а шведы, ливонцы и приморские немцы только в Новгороде. Но в Холопьем городе, «куда во время ярмарки собирались различные люди из самых отдаленных мест», «бывал самый многолюдный базар изо всех существующих во владении московского государя», потому что сюда сходились шведы, ливонцы, татары, турки и другие восточные и северные народы 853. С половины же этого столетия центр внешней торговли стал перемещаться на далекий [421] север. Ченслор, действительно, случайно заброшенный к устью Северной Двины, возымел счастливую мысль отсюда вести с Москвой торговлю. Здесь уже существовал древний торговый город Холмогоры. Согласно Ченслеру, северные охотники за пушниной и моржовой костью, «привозят свою добычу в Лампожню для продажи, а оттуда ее везут в Холмогоры, где в Николин день бывает большая ярмарка» 854. Англичане же обосновались около монастыря Св. Николая, лежавшего на левом берегу Двины. Однако лифляндская торговля не ослабела, и Грозный упорно стремился получить балтийское побережье в свое обладание. Здесь, в Нарве, бывшей тогда русской, в больших размерах велась торговля, сюда прибывало до 300 и более кораблей, купцы получали большие прибыли, но, как говорится в проекте Энгельстадта 1589 г., после 1581 г., «когда великий князь должен был уступить Нарву шведам, торговля там совсем пала, и теперь царь хочет сосредоточить ее исключительно в Холмогорах». Так началась усиливаться северная торговля. Как уже выше было упомянуто, голландцы еще в 1566 г. завязали торговлю с русскими через Колу, и хотя англичане старались помешать этой торговле, но русское правительство ее поддерживало; в 1578 же году голландский корабль впервые явился в Пудожемское устье, которое было гораздо удобнее для торговли и стоянки кораблей, чем пристань англичан у мон. Св. Николая, и в 1583 г. было приказано построить тут, на правом берегу Двины, Архангельский город, в котором потом и сосредоточилась вся внешняя торговля русских с западными государствами. В 1586 г. французский корабль впервые посетил Архангельск 855. Но Пудожемское устье, через которое ходили к этому городу, было занесено песком, и поэтому голландцы же просили позволения оставить его, а ходить в Березовское устье, что и было приказано в 1647 г. 856. Архангельск первоначально не имел самостоятельного торгового значения. Флетчер, бывший в России в 1588 г., не говорит о пошлинах, взимаемых в Архангельске или Холмогорах, и даже ни разу не упоминает названия Архангельска, а только пристань Св. [422]Николая 857. Ho с развитием внешней торговли Архангельск в XVII в. стал играть большую роль. Некоторые иноземцы ежегодно привозили туда, по словам одного иностранца (1613 г.), товаров на 500, 600 руб. пошлин, а по словам другого (1629 г.), — на 1.000 и даже более рублей 858. При Олеарии, который, кажется, первый из иностранцев сообщил в печати описание Архангельска 859 и дал его вид и карту Белого моря, нарисованные лицом, «не раз туда ездившим», сам Архангельск, по рассказам, был не велик, но зато его посещало много иностранных купцов и голландских, английских и гамбургских судов, а также туда приезжали немцы, жившие в Москве, и русские купцы со всей России. «Нынешний великий князь, пишет Олеарий, подразумевая под князем Алексея Михайловича, перенес сюда большую таможню», и мы, действительно, видим с половины XVII в. удвоенное возрастание сбора архангельских пошлин. Впрочем Олеарий сообщает, что, как полагали, вследствие некоторой обременительности архангельских пошлин, а с другой стороны, вследствие того, что Швеция брала через Лифляндию в Нарве всего 2% пошлины, большая часть архангельской торговли направится в будущем через Лифляндию, тем более, что тут для торговли меньше было опасности; в самом деле, во время англо-голландской войны в Нарву пришло много товаров и из Германии и из России, и Олеарий даже думал, что Ревель по своему торговому значению падет, а Нарва усилится 860. В 1646 г. русские торговые люди даже жаловались своему правительству, что анбурцы, брабанцы и голландцы, сговорясь с шведской королевой, [423] предоставили торговым людям Московского государства беспошлинно торговать в Ивангороде, чтобы перевести архангельскую ярмарку в этот город. При этом жалобщики признавали большое значение Ивангорода и указывали, что при Иоанне Грозном, когда он был русским, в нем собиралось в год таможенных пошлин по 50 тыс. и больше рублей 861, т. е. «пред нынешним, как ныне сбирается у Архангельского города, вдвое» 862. Таким образом сбор Архангельска тогда был равен 25 тыс. руб. Однако усиление в то время лифляндской торговли было лишь временное, в особенности вызванное англо-голландской войной, но стоило ей только прекратиться, а русским увеличить в Новгороде пошлины, сравнив их этим с Архангельскими, как прежней широкой волной товары пошли по северному пути. Сам Родес, усиленно развивавший мысль о перенесении беломорской торговли на Балтийское море, в 1653 г. хотя и заявлял, что балтийский путь выгоднее и удобнее северного, но сознавался, что иностранцы все-таки предпочитают последний, так как при рейсе через Балтийское море им приходилось бы считаться также с пошлинами на Зунде и в Лифляндии, а при рейсе на Архангельск — только с русскими 863. Кроме того, при плавании через Зунд, кораблям могла грозить конфискация товаров или задержка со стороны Дании. Например, при Горсее «датский король остановил и задержал английские купеческие корабли и имущество в Зунде, у Копенгагена, за противозаконный ввоз через его таможню полотен и других товаров, которые при этом были конфискованы. Купцы просили (английскую) королеву письменно требовать от короля удовлетворения» 864. Таких случаев было много. Русские же не хотели торговать через Лифляндию, чтобы не зависеть от шведской политики 865. Сами шведы, конечно, [424] хорошо понимали, что удерживает русских торговать через Балтийское море. В посольство 1673-1674 г., т. е. в пребывание Кильбургера в Москве, шведские послы должны были поднять вопрос и об архангельской торговле; при этом, если бы русские сослались на опасность приезжать во время войны в шведские гавани или выразили опасение произвольных повышений пошлин и тарифов со стороны Швеции, послы должны были ответить, что король готов обещать никогда не увеличивать со своей стороны пошлин выше уже установленной таксы, и что гарантию в этом возьмут на себя Англия, Франция и Германия 866. Конечно, это не могло прельстить Россию, знавшую истинную ценность международных обязательств, но она совсем иначе отнеслась бы к этому предложению, если бы прибалтийские земли были под ее властью. Взгляды русского правительства на этот вопрос нашли себе очень хорошее освещение в частном разговоре, который вел со шведскими послами в Новгороде (в 1655 г.) один важный русский (но из иностранцев) купец — Петр Николаев; именно он им неофициально заявил, что для шведов и для русских было бы, действительно, важно перевести торговлю из Архангельска на Балтику, и это можно было бы осуществить, если бы король уступил царю Ингерманландию, которая королю приносит мало пользы, а царь отказался бы за это от своих притязаний на Литву 867. Конечно, шведы не могли на это согласиться, и русские должны были заботиться о развитии своего единственного северного порта. Насколько тягостно чувствовалось в России отсутствие свободного незамерзающего выхода к морю, ясно сказывается в следующих словах умного печальника о русской земле Юрия Крижанича: «Русь заперта отовсюд. Сие преславное господарство, будучь тако широко и безмерно долго, однакожь от всех стран есть заперто в торгованию. От севера нас пашет Студеное море и пустыя земли. От востока и полудня окружают дивии народы, с коими никаково торгование быть не может. От запада, в Литве и в Белой Руси, ничто ся не родит оных вещей, коих мы потребуем; разве единая медь у Сведов. [425] Торгование Азовское и Черноморское, кое бы сей земле наикорыстнее было, то держат обседено Крымцы. Торгование Астраханское запачают (задерживают) Ногайцы. Торгование с Бухарми в Сибири заседают Калмыки. И тако нам остают токмо три от страхов слободна торговища: по суху Новгород и Псков, а на воде Архангельское прщстание; али к тому путь есть несмерно предалек и трудовен» 868.Тем не менее Архангельск был наиболее оживленным пограничным русским городом. Сюда и в Холмогоры приходили торговцы и промышленники из Устюга, Ваги и других городов с хлебом и всякими товарами, с Мурманского берега с рыбой и салом, из Поморских волостей с разными товарами и деньгами, с Новой Земли с кожей, моржовым салом, рыбьим зубом, так что тут летом и осенью обыкновенно бывало много русских торговых людей 869. Сюда же приезжало много иностранцев из-за моря и из Москвы вместе с русскими купцами, так что во время архангельской ярмарки торговая жизнь самой Москвы ослабевала, вследствие выезда купцов в Архангельск 870. Сама казна посылала в Архангельск свои товары, напр., в половине XVII в. мехов на 10-20 т. р. 871. «Царь, рассказывает доктор Коллинс, отправляет в Архангельск огромное количество мехов, мыла, пеньки, льна, что меняет там на шелковые ткани, меха, бархаты, парчи, атласы, сукна...» 872. Русское правительство к тому же прилагало усилия еще более расширить архангельскую торговлю и призывало [426] иностранцев приезжать в Белое морс. Так в 1667 г. посольство Потемкина приглашало французов торговать у Архангельска, и французы обещали в следующем году послать туда свои корабли 873. Заботы русских об улучшении и увеличении русской торговли были замечены Рейтенфельсом: «В последнее время в Московии обращено большое внимание на распространение торговли», и многие иноземные купцы посещали Архангельск 874.
Архангельская пристань, по донесению Родеса, была бурной и мелкой, так что корабли нагружались вдали от берега; кроме того, они иногда задерживались неблагоприятными ветрами или, вследствие внезапно наступившей зимы, должны были немедленно отплывать, потому что перезимовать в Архангельске они не могли из-за чрезмерного большого тут ледохода 875. Военные суда, сопровождавшие торговые флоты, не смели идти дальше острова Самоедов, отстоящего от Архангельска на хороший пушечный выстрел. На нем англичане имели склад товаров, но суда нидерландцев и гамбуржцев шли к самому Архангельску. В Архангельске было несколько пристаней, напр., немецкая, английская, клинкова, т. е. пристань, принадлежащая фирме Георга Кленка. Самая большая пристань была немецкая 876. [427]
Торговых дворов в Архангельске при Родесе (1653 г.) было три: английский, голландский и русский, все деревянные. Каждый купец имел здесь для себя амбар и комнату для письмоводства, но кухни были вдали, благодаря которым 30 лет до Родеса, пожар уничтожил все три двора и почти все товары. Несколько повыше лежал сам гор. Архангельск, который был невелик и окружен деревянной стеной; в нем только находились дома воеводы и дьяка, несколько хлебных амбаров и маленькая каменная кладовая для казенных товаров, которые гости там же и продавали 877. В мае 1667 г. в Архангельске был опять большой пожар, и немецкие амбары, гостиные русские и немецкие дворы, таможня, кружечный двор и пр. — «все сгорели без остатка и с тем месте того-ж лета начали торговать в городе», а в следующем году прибыли «иноземцы градодельцы Петр Марселис да Вилим Марф», и по чертежам «начаты делать гостиные дворы и город каменной, на месте, где были прежде русской и немецкой гостиные дворы». В 1670 г. пожар повторился, сгорели «немецкие амбары», которые были построены на время после пожара, и «от того пожару Архангельский город и острог, съезжая изба, воеводский двор и государевы житницы с хлебом, и амбары, и лавки, которые были построены в городе и в остроге после пожара на время, все погорело без остатку; и многие пушки медныя... растопилися, и у русских людей тогда многие товары сгорели» 878. В 1674 г. (182 г.) в Архангельске производились постройки каменных гостиных дворов 879. В следующем году, т. е. пять лет спустя после пожара, в Архангельске был Койэт; он говорит, что несколько лет до него был пожар, и поэтому «недавно построен прекрасный четырехугольный каменный двор, снабженный вышками, чтобы можно было ставить туда орудия. Это здание очень велико и высотой в 3 свода, построенные один над другим; все окна и двери из двойного железа. Этот двор называется Немецким Гостиным двором. Недалеко отсюда находится еще другой двор, не столь высокий, куда русские кладут [428] хранить свои товары; он еще не вполне закончен, но его строят с большим прилежанием». Все туземные и иностранные товары «нужно складывать здесь, оставляя вне лишь образчики», а поэтому каждый купец нанимал тут для себя камеру за небольшие деньги. Сама архангельская крепость была из бревен. «Внутри этой крепости находится большая часть лавок и лабазов со всевозможными товарами». Тут пребывал «губернатор», но после ярмарки он жил в Холмогорах. «Город (Архангельск) со стороны суши очень болотист» 880.
Церковь в Архангельске, по свидетельству того же автора, была голландская, небольшая, в которую в торговое время собиралось много молящихся. В 1701 г. тут упоминаются уже две церкви: лютеранская и реформаторская 881.

К главе II
Архангельские рейсы совершались крупными иностранными купцами и компаниями, ведущими мировую торговлю, и ослабевали или прекращались только вследствие войн и других политических осложнений, нарушавших мирный ход жизни.
Торгового морского флота у русских не было. Проекты его постройки 1651 г. Жана де Грона 882 и 1661 г. Густава фон Кемпена 883 остались невыполненными. Однако, несмотря на это, русские совершали недалекие морские путешествия и, например, по Балтийскому морю они плавали в Швецию на своих ладьях, как упоминает сам Кильбургер 884. Двинская летопись между прочим упоминает (1668 г.), что русские на «лодьях» ходили на [429]Соловецкий монастырь 885. Впрочем, как сообщает Рейтенфельс о русских, «для вывоза в разные места морским путем своих товаров, они обыкновенно нанимают за большую цену иностранные суда, так как у них судов, сделанных у себя, немного, да те непрочны» 886. Но зато русские имели возможность деятельно участвовать в перевозке товаров по внутренним речным путям в Архангельск и оттуда. По словам Дженкинсона, русские насады были плоскодонны, широки, закрыты, сидели не выше 4 футов над водой, поднимали до 200 тонн, были целиком из дерева, без железных скреплений, плавали под парусами или, при безветрии, «одни тащат судно, другие на самой барке двигают ее длинными шестами. На Двине много таких барок, большая часть которых принадлежит г. Вологде, потому что здесь живет много купцов, занимающихся перевозкой соли от моря к Вологде» 887. Горсей видал до 20 «больших барок и судов, (только что) построенных в Вологде» для царя иноземцами и украшенных звериными фигурами и раскрашенных. «В скором времени, сказал Грозный Горсею, ты их увидишь сорок и не хуже этих» 888. У Традесканта (1618 г.) мы находим описание нескольких родов судов, виденных им на Двине у Архангельска 889. Также подробные сведения о плавании русских дает Койэт. Он говорит, что у них есть барки, дощаники, а также лодьи, большею частью открытые, с будочкой сзади и обыкновенно с одним парусом. «Я их видел, пишет он, и с небольшой бизанью сзади. На этих судах [430] они переезжают через Белое море, вдоль лапландского берега, до Колы и других мест, лежащих там, и ходят даже в Новую Землю». Кроме этих лодьей (Lotjaas), были еще «карбасы», или иначе «лодки» (Lotke), вырубленные из одного дерева, для одного или восьми человек и легко переносимые с места на место; таких карбасов можно было видеть тысячи, и на них русские ездили вверх и вниз по С. Двине. Дощаники же, как пишет этот автор, служили для доставки тяжелых товаров вниз по течению при высокой воде в Архангельск, где эти дощаники потом дешево продавались на слом, так как «было бы слишком дорого вести их снова вверх по реке» 890. Конечно, это не могло быть общим правилом, потому что дощаники нужны были для доставки европейских товаров из Архангельска во внутренние русские города.
Хотя из вышеизложенного видно, что русские на своих судах совершали плавания не только речные, но и морские, однако они обыкновенно ограничивались побережьем Ледовитого и Балтийского морей. Далекое же морское сообщение Архангельска с западными государствами совершалось самими иностранцами.
Иностранные купцы, производившие эту торговлю и жившие с этой целью в Москве, отчасти перечислены Кильбургером. Крижанич объясняет, что все иностранцы, торговавшие в России, не были самостоятельными хозяевами, а факторами, приказчиками и посредниками своих хозяев, живущих в других странах, пересылавшими им из России много товаров, купленных «найдешевлею ценою, в найдешевлю пору» 891. Когда два года спустя после Кильбургера в Москву въезжал голландский посол Кунрад фан-Кленк, его встретили «голландские и другие иноземные купцы, составлявшие отряд в 60 лошадей»; не было только шведов. Голландская книга перечисляет этих купцов: «Голова: Италианец Франц Карпов сын Гвасконии, у него в сотне: Андрей Бутенант, Данило Артман, Вахромей Меллер, Адольф Гутман, Кондратей Канегитер, Елисей Глюк, Петр Гасениюс, Матвей Розенвинкель, Степан Элель, Кондратей Нондерман, Иван Фарьюш, Корнило Богарт, Еремей фан-Троин, [431] Андрей Кенкель, Андрей Свелингребель, Иван Гутман, Иван фан-Керин, Борис Геин, Захарей Гервин. А с ними молодых детей и братей и племянников 40 человек». Сам автор в своем сочинении о посольстве Кленка по поводу разных обстоятельств упоминает о некоторых иностранных купцах в Москве: о «двух из именитейших немецких купцах» Келлермане и Маргсгофе, о Питере Ла-Дале, Арсениусе, Гартмане, Варнаре Миллере (Warnar Muller), Адольфе Гоутмане, Бутенанте и Каннехитере. В Устюге пришли к Кленку нидерландцы: Sr. Брант, Хиллес Барентсзоон Клук и Клейтинг 892. При Невилле (1689 г.) в Московии торговало более 200 голландцев, а «в предместьях Москвы живет в настоящее время более тысячи купцов английских, голландских, фламандских, гамбургских и итальянских. Они торгуют русской кожей и кавиаром, или осетровой икрой... фламандцы и гамбуржцы покупают у них (русских) воск и железо» 893. Что касается иноземных купцов, живших ради торговли в Москве в конце XVII в., то, по словам Корба, они были «по большей части англичане и голландцы. Только один приехал в Москву из Италии и пребывает в Московии и доселе, именно Антоний Гваскони, из области Великого Герцога Тосканского, католик. Число некатоликов гораздо больше, как например: Миндер, Голль, Вольф, Брандт, Липпс, Попп, Лейден, Гакенбрандт (Hackenbrandt), Изенбрандт, Канненгиссер (Kannengiesser)» 894.
Некоторые иностранцы принимали большое участие в истории экономического развития России. Например, отец часто упоминаемого нами голландского посла Кунрада Кленка, именно Георг Эверард Кленк, или, как его иначе называют русские документы, Юрий (Иванович) Клинк или Клинкин, почти полстолетия вел крупную торговлю с Россией; его имя часто встречается в русских документах с 1608 по 1651 г.; еще в начале XVI века он имел свои дворы в Москве, Вологде, Холмогорах и Архангельске, а в последнем даже свою пристань — Klinke Brug. Его сын Кунрад фан-Кленк «много прожил в [432] Московии, вел с нею торговлю... Много лет тому назад он особой милостью его ц. велич. был сделан гостем (известное почетное звание, которым иногда его ц. в. чтит некоторых именитейших купцов: оно соединено с известными привилегиями)...» 895. Поэтому Голландия и послала его в 1675 г. послом в Россию.
В XVII веке пользовался также большой известностью гамбургский торговый дом Марселисов, который долго и льготно торговал по всей России, однако оптом и с уплатой пошлин. Он имел свои дворы в Коле, Архангельске, Холмогорах, Вологде, Ярославле и Москве 896.
Относительно Генриха Бутенанта, упоминаемого Кильбургером, известно, что в России его звали Андреем, и в 1679 г. он просил царя о высылке русских войск в Лифляндию против шведов и поляков, а в июле того же года приказано его писать приказчиком датского короля; в феврале 1689 г. датский комиссар Бутенант сообщил, что он стал дворянином, с прибавлением к своей фамилии фон-Розенбуш 897.
Число кораблей, пристававших к Архангельску, не поддается точному подсчету и, по неполным данным, выражается в следующих цифрах:
1556 г. — 3 англ. кор. 898
1557 г. — 4 англ. кор. 899
Вообще — «от 8 до 9 англ. судов» 900 [433]
1582 г. — 6 голл. 901 + 9 англ. кор. 902
Вообще — 10 англ. кор. средним числом 903.
1600 г. — 21 кор. (12 англ.+9 голл.) 904.
Вообще — 30-40 голл. кор. 905
1604 г. — 29 кор. 906
Вообще (1607 г.) — 20 и более голл. кор. 907
Смута 908.
1613 г. — 30 голл. кор.
161.4 г. — 35 голл. кор.
Вообще (1617 г.) — 20-30 больших голл. кор. 909
1618 г. — 43 кор. (30 голл.) 910. [434]
1621 г. — 25 (голл.) кор. (по 7 июля) 911.
Вообще (1626 г.) — 14-16 голл. кор. 912
1630 г. — ок. 100 голл. + неск. англ. 913
1631 г. — 38 голл. кор. 914
1634 г. — 54 кор. 915
1647 г. — 22 кор. (14 голл. + 6 англ. + 2 брем.) 916.
1652 г. — более 80 кор. 917
1653 г. — мало кор. 918
1655 г. — 67 кор. 919
1658 г. — 80 кор. (4 англ.).
1668 г. — 37 кор. 920
1669 г. — 47 кор.
1670 г. — 30 кор. 921
1673 г. — 33 кор. (19 голл. + 10 гамб. + 4 брем.) 922. [435]
Вообще (1689 г.) — не более 30 кор. 923
1690 г. — 47 кор. 924
1693 г. — 49 кор.
1694 г. — 40 кор.
1696 г. 925 — 20 кор.
1697 г. — 52 кор.
1698 г. — 54 кор.
1700 г. — 64 кор. 926
Bo II половину XVII в. купцы обыкновенно много привозили товаров также в Ригу, Нарву, даже в Краловец и Гданск, но вследствие продолжительной русско-шведской войны, веденной Петром I, большая часть торговли перешла в Архангельск, так что число кораблей, приходивших сюда, сильно увеличилось. По словам Бруина, обыкновенно в Архангельск приходило 30-35 голландских судов, но в 1701 г. их число увеличилось до 50; тогда же сюда приплыло 33 англ. корабля, также гамбургские, датские и бременские, так что всего было до 103 купеческих кораблей. В 1702 г. сюда пристало 154 купеческих корабля: 66 англ. (с 4 военными), 66 голл. (с 3 воен.), 16 гамб., 4 датских и 2 бременских. «Впрочем из английских было много небольших судов с незначительным грузом». В 1708 г. Бруин наблюдал у Новой Двинки «довольно приятное зрелище, никогда, может быть, в этих местах [436]невиданное»: около нее единовременно прошел торговый флот в 140 судов (68 англ. + 50 голл. + 18 гамб. + 3 датских + 1 русское) 927. В 1711 г. Юль писал, что в Архангельске «ежегодно приходит около 70 английских кораблей, приблизительно столько же голландских и (в совокупности) тоже около 70 гамбургских, датских и норвежских (судов)» 928. В 1716 г. там было 233 корабля 929. Марпергер во II издании своей книги «Moscowitischer Kauffmann» говорит, что в Архангельске «в настоящее время» (Heutiges Tages, т. е., очевидно, принимается во внимание год II издания — 1723) ежегодно прибывает 20-30 английских кораблей, но в прибалтийские русские порты (Нарва, Рига, Ревель) гораздо больше; голландские же корабля ежегодно приходят в Архангельск в числе 30-40 кораблей 930. Общий же ежегодный подсчет кораблей, бывших с 1700 по 1718 г. в Архангельске, находим у Молчанова 931.
Таким образом, уже в начале XVIII в. Белое море посещало такое количество иностранных судов, какое не было известно предыдущему веку, и архангельская торговля, как пишет Фоккеродт, была «в очень цветущем состоянии, так как это была единственная гавань, где русские купцы могли [437] запасаться иностранными товарами, куда стекались все торговые богатства из всей России и Сибири... Но учреждение торговли в Петербурге привело в такой упадок Архангельскую, что ныне привозится в Архангельск мало русских товаров, кроме дерева в деле да еще дегтя, ворвани и прочего, которые добываются на берегах Белого моря и Двины и по их тяжести не перевозятся в Петербург; но еще меньше привозят туда иностранных товаров» 932. Еще лучше говорится о перенесении центра русской внешней торговли с Ледовитого океана в Финский залив в «Торге амстердамском»: «В 1722 году, когда начато приводить торг Санктпетербурской в приращение, с торгом Архангелогородским зделалась великая перемена... Известно, что торг Архангелогородской ныне после построения Санктпетербурга не столь силен, как он был назад лет около сорока», но тем не менее «Амстердам с городом Архангельском еще великую торговлю производит» 933.
Из приведенной выше таблицы кораблей можно видеть ход развития северной торговли. Но число кораблей не всегда может служить показателем размера торговли, потому что некоторые корабли иногда приходили без груза за русскими товарами, напр., в 1670 г. 934, но главным образом потому что вместимость морских судов в то время, как и теперь, была весьма различна, и были суда, привозившие лишь крайне незначительный груз. При Федоре Иоанновиче (1585 г.) у английского гостя Онтона Иванова (Мерша, Мериха), торговавшего в Архангельске и отдававшего корабли в наем, один корабль поднимал 210 ластов, другой 120, а три остальных корабля вместе — 390 ластов, «а ласт по 12 бочек, а приговорены де были те корабли из найму от Архангельска города до Амборскаго города, а найму де были платити ото всякого ласту по 27 ефимков»; у того же владельца были корабли (из Любека) в 100 ластов, [438] (из Амстердама) — 80, а также в 75 ластов 935. Также не всегда можно по кораблям судить о количестве товаров, привезенных отдельными лицами, потому что иностранцы, как заметил Крижанич, когда посылали корабли в Россию или в иное государство, не нагружали всего своего товара на один корабль, «но всякий торговец, колико их есть, разделит свой товар по всех кораблех: да, аще кий корабель пропадет, не весь товар му згинет» 936.
Архангельская ярмарка привлекала большое количество купцов. 15 августа (Успение Богородицы), по словам Павла Алеппского, происходило в России 4 больших ярмарки: «Первая — в области Серкас; сюда приезжают купцы Барса; эта ярмарка называется Долян; вторая — в знаменитом монастыре Печерском, в стране казаков; третья — в монастыре, в городе, называемом Синска (Свинск), в управлении московитов... четвертая — в Архангельске». Из Архангельска купцы уезжали не раньше зимы, выезжая в праздник Св. Димитрия и приезжая в Москву в празднику Св. Николая 937. Бруин и Перри подробно описывают, чем торговали в Архангельске 938. До 1663 г. архангельская ярмарка начиналась и оканчивалась в течение августа, а в этом году и впредь, по челобитью иноземцев, она была назначена московским правительством на 3 месяца, с 1 июня до Семена дня, т. е. до 1 сентября, а после 1 сентября «у города Архангельского всяких чинов людем никому никакими мерами не торговать и не записывать». Но, когда русские торговцы съехались в 1663 г. в Архангельск, «из-за моря многие торговые иноземцы к Архангелскому городу на своих кораблех, меж себя заговорясь, августа по 15 число не бывали», почему русское правительство в 1664 г. «велело для поздного корабелного приходу, по челобитью торговых людей, у Архангельского города торговать и после Семена дни, против [439] прежнего, и до приходу последних кораблей» 939. Таким образом, тонкий замысел иностранцев — купить перед самым закрытием ярмарки русские товары — не удался, а достигнутое ими выгодное для них ограничение срока ярмарки было уничтожено, благодаря ходатайству русских купцов, сумевших тем защитить свои интересы. Тем не менее иностранцы прибегали к другим средствам дешево приобрести товары. В 1669 г. гости и торговые люди говорили, что «в прошлом году много кораблей пришло после Семена дня, которые пришли и до этого времени, и те торговали до Семена дня малыми торгами, а большими торгами всегда они торгуют на последних днях, нарочно, чтоб у русских взять товары дешево, а свои поставить дорого, и чтоб в позднем и скором времени русским людям заморских товаров высмотреть было некогда» 940. Иностранцы же в свою очередь жаловались на непродолжительность архангельской торговли, потому что они «бывали вынуждены в короткий срок скорее спешно, нежули основательно, покончить свои дела и поторопиться, как можно скорее, возвращением к себе, дабы они могли совершить свой длинный путь при благоприятной еще погоде и избежать неприятной задержки суровой зимой» 941. В 1669 г. и 1670 г. были посланы грамоты в Архангельск, чтобы иноземцам и русским, приехавшим в последних числах августа, было позволено торговать и после Семена дня. В 1674 г. новому таможенному гостю было велено таким же образом поступать, пока корабли ходят, но приказано спрашивать сказки у русских, почему они поздно приехали, и запретить им это в будущем делать, «чтобы впредь к Архангельскому городу для торгу приезжали рано, не испустя доброго времени» 942. Отсюда видно, что русские, переняли у иностранцев способ посредством позднего приезда заставлять их дешево продавать товары. Вследствие того, что торговля происходила даже в октябре, голландцы в 1676 г. просили оканчивать архангельскую ярмарку до сентября месяца, а в сентябре и в октябре месяцах [440] отнюдь не торговать, потому что корабли замерзали по дороге, да и русские дощаники и суда тоже не доходили до Вологды и замерзали в пути; гости на это ответили, «что то де дело, чтоб ранее быть у города ярманке, надобное» 943, но это, очевидно, тем и ограничилось, а в 1679 г. для выгоды русских ярмарка была объявлена без срока 944, и при Корнилии Бруине корабли отплывали обыкновенно в октябре 945.
Свобода торговли, как доносил в 1653 г. Родес, была сильно стеснена, и воеводы, напр., в Новгороде и Пскове, «задерживали шведов нередко 3-4 недели и более, так что многие из них должны были возвращаться обратно 946. Очевидно, под влиянием этих слов Родеса Кильбургер, 20 лет спустя, счел нужным заметить, что воеводы «в нынешнее время» не смеют задерживать иностранцев, как только в случае уголовного преступления.
Времени для доставки товаров через Архангельск требовалось много. Русские товары шли зимой из Москвы в Вологду, где лежали до весны, когда по воде спускались к Архангельску. Там их грузили на корабли, которые приходили в Гамбург или Голландию редко раньше конца октября, а чаще в ноябре, и значит, по подсчету Родеса, продолжительность доставки товаров из Москвы на место назначения равнялась свыше 9 месяцам. Наоборот, товары, закупаемые в Голландии, шли в Архангельск в июне и июле, но в Москву прибывали только через 6 месяцев, т. е. не ранее приблизительно Рождества. Таким образом, капитал купца, ведущего торговлю через Белое море, едва мог сделать в год один оборот 947. [441] Плавание из Голландии до Архангельска совершалось при благоприятных обстоятельствах обыкновенно в 35 дней 948. Из Архангельска же в Берген переход длился 15 или 20 дней 949. По данным же Павла Алеппского, при попутном ветре от Архангельска до Англии было 15 дней пути 950.

К главе III
Гости, как пишет Кильбургер, имели в своей среде нескольких иностранцев, из которых только один Томас Келлерман жил в Москве, а остальные в Амстердаме: Клинк, Бернгард 951 и Фогелер.
Марк Фоглер и Юрий Клипкин, голландские гости, получили в 1608 г. жалованную грамоту приезжать с товарами в Россию. В 1614 г. им же была дана грамота с будущим третьим компаньоном свободно торговать в России. В 1645 г. Голландские Статы просили, чтобы их гостей, давно уже живущих в России, Марка де Фоглера, Юрья Иванова Клинка, товарища их Петра Деладала государь содержал в особой милости, подтвердив вольности, данные им царем Михаилом 952. В 1651 г. были в России голландские гости Фоглер, Клинк и Сван с просьбой не брать пошлин за вывезенную ими золу. В 1659 г. голландские гости Фоглер и Клинкин просили возобновить их прежние жалованные грамоты. В 1675 г. Голландия просила [442] дозволить гостью Конраду Юргенсону фан Кленку купить в России хлеб 953.
Юрий Кленк (настоящее имя — Георг Эверард Кленк), родился в 1581 г., а в 1656 г. его уже не было в живых. Он имел 7 сыновей и одну дочь 954; четвертым сыном был Кунрад, родившийся в 1628 г. В России его звали Кондратием Юрьевичем Клинкиным. Койэт, говоря об его назначении в 1675 г. голландским послом в России, упоминает, что он много лет тому назад получил от царя звание «гостя», был очень сведущ в русском языке, пользовался уважением царя и много лет прожил в Московии. Схельтема из голландских источников сообщает, что он сначала торговал в России, но потом переселился в Голландию, не прекращая торговли с Россией; известно, что в 1672 г. он занимал государственную должность в Амстердаме. Умер в 1691 году 955.
Фамилия Келлерманов оказывала разные услуги России. При царях Михаиле и Алексее Андрей «Келдерман» трижды ездил с поручениями в Англию, а его сын Томас Келдерман — в Голландию, Австрию и Венецию. Как доверенное лицо царя, он надзирал за продажей шелка в Архангельске, покупал царю товары. В 1671 г. Алексей Михайлович назвал его почетным именем «поверенного московского государя и чести достойного», и в 1685 г. этот титул внесен в его жалованную грамоту 956. Как уже сказано, при Кильбургере только один Келлерман из гостей-иностранцев жил в Москве, и, действительно, автор описания посольства Кленка в Россию упоминает, и при том часто, лишь одного Томаса Келлермана, причем видно, что он по влиянию был первым среди [443] московских иноземных купцов и занимал ближайшее место возле посла Кленка. Т. Келлерман имел сына Андрея, который в 1684 г. был отправлен за границу учиться медицине и в январе 1688 г. вернулся, как доктор, в Россию 957.
Русские гости, число которых при Котошихине, по его словам, было «блиско 30 человек», между прочим заведывали архангельской таможней. Нам известны фамилии гостей, бывших в Архангельске в корабельную пристань, т. е. ярмарку, 1649-1655 г.г. 958. С 1667 же года в Архангельске были следующие гости:
1667 г. (175 г.) — гость Аверкей Кирилов.
1668 г. (176 г.) — гость Алексей Суханов.
1669 г. (177 г.) — гость Федор Юрьев.
1670 г. (178 г.) — гость Иван Климшин.
1671 г. (179 г.) — гость Семен Потапов.
1673 г. (181 г.) — гость Алексей Суханов.
1674 г. (182 г.) — гость Степан Горбов.
1675 г. (183 г.) — гость Василий Грудцын.
1676 г. (184 г.) — гость Андрей Лугин.
1677 г. (185 г.) — гость Иван Панкратьев.
1678 г. (186 г.) — гость Степан Горбов.
1679 г. (187 г.) — гость Алексей Юрьев.
1680 г. (188 г.) — Василий Грудцын 959.
Гости в 1667 г. (175 г.) должны были заранее распределить между собой службы по пятилетиям и чередоваться в них по этим периодам, а не переходить из одной службы в другую. Тогда было пять служб: в Московской большой таможне, в Архангельской таможне, в Сибирском приказе у соболиной оценки, на Денежном дворе и у соляного промысла Соли-Камска. Но гости распределили эти службы только на один 176 г., а с 177 г. — «как у них напередь сего бывало». Поэтому в 1675 г. этот указ был вновь повторен, и тогда гости расписались по полным пятилетиям, чтобы при следующем пятилетии быть [444] по той же службе; при этом в этом году была прибавлена новая, шестая, служба, именно по шелковому промыслу, который был учрежден, вследствие договора с персидским шахом о шелке. Что же касается в частности Архангельска, то гости так распределились на службу «у Архангельского города у таможенного сбора»:
183 г. — гостиной сотни Василий Грудцын.
184 г. — гость Иван Панкратьев.
185 г. — гость Яков Кирилов.
186 г. — гость Степан Горбов.
187 г. — гость Алексей Юрьев.
В действительности же из предыдущего мы видим, что в 184 г. был в Архангельске Андрей Лугин, а не Ив. Панкратьев, срок которого был перенесен на следующий год (вместо Як. Кирилова). Так как для распределения по всем 6 службам не хватало гостей, 5 марта 1675 г. некоторые лица из гостиной сотни и торговых людей были пожалованы в гости, среди них Вас. Грудцын.
До 5 же марта 1675 г. были гости:

Иван Гурьев. Семен Потапов.
Алексей Суханов. Афанасей Федотов.
Аверкей Кирилов. Василий Шиловцов.
Яков Кирилов. Алексей Юрьев.
Федор Юрьев. Василий Филатьев.
Иван Панкратьев. Семен Сверчков.
Степан Горбов. Иван Сверчков.
Остафей Филатьев. Иван Климшин.
Иван Антонов. Аврам Черкасов.
Кипреян Климшин. Никифор Веневитов.
Василий Шорин. Аеанасий Веневитов.
Всего, таким образом, было 22 гостя, из которых первые 13 подписались под распределением служб, т. е. они тогда были в Москве. С 5 марта прибавилось 11 следующих новых гостей:

Василий Грудцын. Михаил Иванов Гурьев.
Семен Лузин. Фома Григорьев Гурьев.
Андрей Лузин. Дмитрий Казаков.
Иван Кипреянов Климшин. Иван Федоров Юрьев.[445]
Григорий Шустов. Максим Воскобойников.
Максим Шустов. (новгородец) 960
В списке же 2 апр. 1674 г. дворян московских, дьяков и гостей, которые должны были быть на конференциях со шведскими послами, перечислены (числом тоже 22) следующие гости в последовательном, очевидно, по значению, порядке:

Василий Шорин. Иван Гурьев.
Федор Юрьев. Иван Климшин.
Матеей Антонов. Алексей Суханов.
Михайло Гурьев. Яков Кирилов.
Иван Антонов. Алексей Юрьев.
Степан Горбов. Иван Панкратьев.
Иван Худяков. Кипреян Климшин.
Остафей Филатьев. Семен Сверчков.
Семен Потапов. Василий Филатьев.
Афанасей Федотов. Иван Сверчков.
Аверкей Кирилов. Василий Шиловцов 961.
Отсюда видно, что в этом списке 1674 г. упомянуты гости Матфей Антонов, Михайло Гурьев и Иван Худяков, которых уже нет в росписи 1675 г. до 5 марта, но зато в последнем есть трое гостей, не находящихся в списке 1674 г.: Авр. Черкасов, Никифор и Афанасий Веневитовы.
Гости, по словам Кильбургера, имели повсеместно право первой покупки для царя, чем пользовались для своей выгоды. Еще Герберштейн писал, что все иностранные купцы первым делом должны были показать свои товары великому князю, если он пожелает что-нибудь из них купить, и только потом имели право продавать, а русские покупать 962. О «постоянном» [446] праве царя на первую покупку и продажу, от чего он получал большие барыши, упоминает и Рейтенфельс 963. Согласно Мейербергу, «при продаже великий князь пользуется гораздо высшей ценой против дешевой цены других продавцов, потому что всякий, привезший в Москву товары, обязан объявить о них таможенным приставам для назначения цены и никому не предлагать этих товаров на продажу, пока царь не объявит о своем намерении купить их. А когда пожелает купить что-нибудь, никто другой уже не допускается набивать цены» 964. Такая торговая политика привела к тому, что английский доктор Коллинс, долго проживший в России, решил, что «казна — главный торговец в России, ибо ей принадлежат исключительно многие отрасли торговли» 965. Действительно, в XVII в. всякое лидо, доказавшее царю, что он может учреждением монополии известного товара приобрести выгоду, заслуживало царскую милость и благоволение 966. По мнению Крижанича, царь должен был целиком монополизировать только внешнюю торговлю, чтобы быть в состоянии вести ей учет и вывозить товары, которые России не нужны, а ввозить лишь необходимые, но внутреннюю торговлю этот автор советовал вполне предоставить всем русским (но не иностранцам), чтобы их обогатить 967. Но московское правительство [447] прибегало к единичной монополизации наиболее ходких и дорогих товаров, как для внешнего вывоза, так и внутреннего потребления. Гости, принимавшие в этом прямое участие, конечно, притесняли других торговцев. Впрочем замечание Кильбургера, что гости — вредная коллегия, также в значительной степени навеяно противодействием гостей осуществлению шведского проекта перенесения беломорской торговли на Балтийское море.
Кроме корыстолюбия гостей, в то время отрицательным явлением в русской торговле были скупщики. Крижанич предлагал принять решительные меры против них: «Житны прекупцы и хлебны дражители да будут казнены без всякого пощадения» 968. Но «барышничество» тогда считалось вполне законным промыслом, и было развито в архангельском порту. Оно заключалось в том, что барышники, бывшие жителями разных русских городов, устраивали торги между русскими и иноземцами. Этот промысел был зарегистрирован правительством и с 1654 г. отдавался на откуп по 85 рублей в год 969.
Что касается капиталов гостей и вообще торговых людей, следует указать на наличность в XVII в. громадных [448] капиталов у отдельных лиц подобно тому, как это было в древний период русской торговли 970. Котошихин удостоверяет, что гости «торги своими торгуют в году всякой человек тысечь на 20 и 40.000 и на 50.000 и на 100.000 рублев» 971. Павел Алеппский рассказывает с обычным преувеличением об одном весьма богатом купце, что, когда царь объявил войну Польше, «говорят, этот купец представил царю от избытка своего богатства 600 тысяч рублей... Купец этот — важнейший из купцов столицы. Нам рассказывали о нем, что он вносит ежегодно в казну царя 100 тысяч динаров (рублей) пошлины со своих товаров, получаемых из стран франкских, из страны кизилбашей и Индии и со своих торговых оборотов: так велико богатство, которым он владеет и которое бессчетно! Здешние купцы обыкновенно считают свое состояние миллионами, по причине громадности своих богатств. Мы видели в Москве роскошное жилище этого купца, которое обширнее, чем палаты министров». «Нам говорили, что он платил ежегодно в царскую казну сто тысяч динаров пошлины с товаров, вывозимых им из Европы, Персии и Сибири. В такое время, когда соболи были очень дороги, в его складах находилось обыкновенно более тысячи сороков самой высокой цены» 972. В Устюге посольство Кленка встретило богатого старого крестьянина Строганова, получившего от царя много владений; он один за себя должен был платить подати 20.000 рублей и доставил царю власть над Сибирью. В Тотьме жил русский купец Иосиф Андреевич, очень богатый, получающий со своих 8 солеварен ежегодно 8.000 рублей. В Ярославле был русский купец Димитрий Иванович Боровский (Boraski), обладающий капиталом более, чем в 100.000 имперских талеров, т. е. 50.000 рублей 973. О величине капиталов в XVII в. также можно [449] судить по делу приблизительно 1620-1622 г.г. о краже гостем Андреем Котовым из казны 20.000 рублей, причем другие гости и торговые люди украли меньшие суммы. У Третьяка и Смирнова Судовщиковых после смуты оказалось 40.000 рублей капитала 974. Но при всем своем богатстве, русские должны были бояться, чтобы государство в трудные минуты финансового кризиса не прибегло к их помощи. Благодаря финансовой политике правительства в XVII в., а также при Петре I, купцы естественно должны были скрывать свои капиталы, избегать компаний, особенно правительственных, чтобы не лишиться при неблагоприятных обстоятельствах своих денег; это было главной причиной неудачи образования больших русских компаний не только в XVII в., но и при Петре. Поэтому совершенно правильно заметил Рейтенфельс, что русские были «принуждены наслаждаться своим богатством лишь в тайниках, среди сундуков, ибо в Московии можно безопасно хвастаться всем иным, кроме богатства» 975. Перри подтверждает, что русские скрывали свое богатство, чтобы правительство не заставило их расстаться с деньгами, и среди них считалось «безопаснее всего казаться бедным» 976.

К главе IV
Медные рудники только в XVII в. стали усердно разрабатываться русскими, хотя попытки к их открытию были уже в предыдущих столетиях. Еще в конце XV в. двое русских и иностранцев открыли, по летописным известиям, серебряную и медную руды на реке Цыльме, не доходя реки Космы за полднища, а от реки Печоры за 7 днищ, но в XVII в. они были оставлены или слабо разрабатываемы. В. Н. Латкин упоминал в своем дневнике о нахождении приблизительно в 250 в. от устья [450] Цыльмы медноплавильного завода 977. По запискам Петрея, которые были изданы в 1620 г., в Твери находились «лучшие и искуснейшие по всей земле кузнецы, которые ковали железо и медь» 978. О какой тут говорится меди, добываемой в России или привозной, неизвестно. Главинич, бывший в России в 1661 г., писал, что в России не было никаких рудников, кроме железных, и Крижанич тоже говорил, что «не имает земля злата, сребра, меди, олова, свинца, ртути и добра железа», но все эти известия являются чрезмерно обобщенными. Сам Крижанич слыхал, что в Кузнецке туземцы ковали «меденики малые и великие» 979. Рейтенфельс же прямо заявляет, что «близ В. Новгорода недавно, несколько лет тому назад, найдена медь» 980. Кильбургер (1674 г.) еще точнее определяет срок открытия меди возле Олонца: 5-6 лет тому назад 981. Но Рейтенфельс сообщает, что иностранцы добывают «близ Новгорода медь с большой выгодой для государства» 982, Кильбургер же говорит о большой убыточности разработки возле Олонца меди 983. Христиан Петрович Марселис (сын Петра Гаврииловича Марселиса, умершего около 1670 г.) с Андреем Бутенантом получил жалованную грамоту на рудокопство в олонецком уезде, а после его смерти в 1690 г. заводы перешли к боярину Л. К. Нарышкину 984. Об Андрее Бутенанте и идет речь у Юля (1711 г.), когда он рассказывает о Бутенанте де Розенбуске: «Отец его (родом) голландец, [451] нашел близ одного города, называемого Олонецким, в местностях, расположенных недалеко одна от другой, (чугунную и медную руды) и, получив (надлежащую) привилегию и разрешение, открыл там на собственный счет, с большими затратами, два завода, чугунный и медный. Затем он стал, однако, получать значительные барыши», но скоро умер, а у его сына — Boutenant-а de Rosenbusk-а Меньшиков отнял все привилегии и самые заводы отчасти потому, что новый владелец не имел средств их содержать, а также оттого, что заводы должны были изготовлять разные военные принадлежности 985. При Петре I также упоминаются медные руды в казанской губернии 986.

К главе V
Железные рудники в России особенно стали развиваться в XVII в. В XVI же в. Герберштейн сообщал, что в. кн. Василий «овладел городом Серпуховым, расположенным в 8 милях от Коширы на реке Оке, где даже и на ровном месте добывается железная руда» 987. В половине этого столетия кузнечное мастерство было до того распространено в окрестностях Дедилова (Дедиловская слобода, тульской губернии, богородицкого уезда, в 26 в. от уездн. гор., по дороге в Тулу, при оз. Белом и р. Шивороне, притоке р. Цны), что там выделывали пищали, самопалы, копья и пр., и правительство, поощряя этот промысел, давало мастерам льготы 988. Барберини (1565 г.) определенно писал, что «в Кошире... находятся большия железныя и стальныя рудокопни» 989. Однако Флетчер об этом не упоминает, а говорит, что русское железо, которое несколько ломко, «весьма много добывается в Корелии, [452] Каргополе и Устюге Железном. Других руд нет в России» 990. Маржерет тоже говорит, что железо — очень мягкое, а других металлов в России нет 991. Как уже выше упоминалось, по словам Петрея, лучшие и искуснейшие в России кузнецы жили в Твери 992. Также при Рейтенфельсе, если его свидетельство является самостоятельным, Тверь славилась кузнечеством, которым занималась больше всего 993. В XVII в. железную руду добывали и в Сибири, в Кузнецком остроге. Пленный поляк из Кузнецка рассказывал «чудеса об обилии железа доброго у оных людей», что туземные жители Кузнецка (татары и другие орды) «копают железо и куют железные горны, котлы, меденики, малые и великие. Како коли кто запросит, хочь бы с найвяшую кадь, а куют за малу цену: дай му ячмена мех, и он ти дает железен горн или меденик. А железо оно есть предне добро». При Красном Яре не только туземцы, но и русские ковали белое железо и приготовляли конские изделия и пр. 994. По показанию Главинича, в России, кроме железных рудников, не было никаких других 995. Наибольшей известностью пользовались рудники около Тулы. Однако, несмотря на все это, иностранцы были того мнения, что, «хотя в России встречаются рудники, но в малом числе» 996.
Кильбургер вовсе не указывает всех тех заводов, которые в его время были в России, например, Звенигородские, Обушковские, Ростовские и др.
Из дел Тайного приказа узнаем, что на железных заводах на Городище у иноземца Петра Марселиса были мастер и плавильщик новокрещеный иноземец Дементий Иванов сын Буди со своим сыном Андрюшкой, но в сент. 1668 г. (177 г.) они были посланы «для досмотру железные руды и для железных заводов в Звенигородцкой уезд и на пустошь [453] Сумороково» 997. Также в дек. 1672 г. пушечному мастеру Тульских железных заводов Максимку Кузмину и подмастерью Ваське Мокееву было «велено им быть на Звенигородских железных заводах у пушечного литья» 998. Эти же Звенигородские заводы упоминаются и в 1674 г.; на них возили руду из Ивакина, где она ломалась; дрова же для этих заводов рубили на пустоши Сумарокове. Уголь летом 1673 г. привозился на Звенигородские заводы крестьянами деревни Обошковы и села Павловского «от четырех сот коробов, по осьми денег с короба, и того восемь рублев» (!) 999.
Обушковский (Абушский) завод строился в 180 г.; он также упоминается в февр. 1674 г. 1000
В февр. 1674 г. «в селе Степановском на Брадынках» был «молотовой завод новой», т. е. железный завод 1001.
Был еще завод в Брязгине. В янв. 1669 г. голландцу «Фимону Акеме» было уплачено за 181 пуд железных снастей, «что взяты у него с Тротовских (должно быть: Протовских) заводов Лисковского уезду села Павловского в деревню Брязгино на новые железные заводы». Брязгинский завод в то время строился, и поэтому тогда же были подряжены крестьяне «поставить к новым железным заводом Московского уезду села Павловского в деревни Брязгине камени брусяного таково, которой ломают к Тульским и на Ростовским заводом...». В мае этого же года было заплачено за «двои кузнечные мехи» в Брязгино, и в июне посылалось жалованье плотникам, печникам, кузнецам и каменщикам «в Брязгино на железные заводы». Руду копали (177 г.) на пустоши Покровской 1002.
Но из всех русских железоделательных заводов и рудников прославились Тульские, история которых неразрывно связана с именами Марселиса и Акемы.
В феврале 1632 г. было велено голландскому гостю Андрею Денисьеву сыну Виниусу, брату его Аврааму и Елисею Вилькенсу [454] всякое железное дело делать в тульском уезде 10 лет,. устроить его прочно, научить ему русских людей и не принимать к себе никого в товарищи; ему дано казенное вспомоществование в 3.000 руб. Но в 1639 г. Виниус взял себе в товарищи Петра Марселиса и Филимона Акему 1003. Петр Марселис был сын Гавриила Марселиса, который завел при Годунове в Москве контору и более 30 лет торговал в России железом. П. Г. Марселис приехал в Москву в 1629 г., чтобы вести торговые дела отца. В 1638 г. он был пожалован царем именем гостя. Он был женат на дочери Филимона Филимоновича Луса-Акемы и со своим зятем присоединился в 1639 г. к Тульским и Каширским заводам. В апр. 1644 г. царь «пожаловал гостя анбургского города Петра Гаврилова, сына Марселиса с детьми с Гаврилом да с Леонтием, да Галанския земли торговаго человека Филимона Филимонова сына Акаму... велеть из железной руды на реках на Шексне и на Костроме к на Ваге и где впредь в нашем рос. государства такие места приищут на их проторях мельнячные заводы делать, пушки и ядра лить и прутовое железо и доски и белое железо ковать и проволоку железную и всякие стволы и иное железное дело, что мочно, делать на 20 лет без оброку и за море вывозить безпошлинно». При этом поставлено в условии научить русских всякому горному ремеслу и доставлять в казну железо «в пушках по 20 алтын пуд, а в пушечных ядрах по 10 алтын пуд, стволы мушкетные и карабинные по 20 алтын ствол, прутовое по 13 алтын по 2 деньги пуд, а дощатое по 26 алтын по 4 деньги пуд, а проволочное и белое и всякое железо перед торговой ценой с убавкой». В то же время Марселис и Акема продолжали владеть Тульскими заводами и работали там вместе с Виниусом. По их просьбе, им было выдано из казны 3.000 рублей, и, кроме того, к этому заводу была приписана дворцовая Соломенская волость в Каширском уезде. Однако они не исполнили договора: не делали стволов [455] мушкетных и карабинных, дощатого и листового железа и проволоки, лат, шишаков, наручей и иных условленных грамотой вещей, а пушки делали для казны не согласно договору и гораздо хуже немецких. Вследствие этого заводы были у них отняты, и в 1647 г. (ноября) приказано ведать заводы в приказе ствольного дела боярину и оружейничему Григ. Гавр. Пушкину и дьяку Крылову. По этой причине и была составлена опись заводов. К этому времени относится донесение шведского резидента в Москве Померенинга от 15 сент. 1647 г., где он пишет, что русские стали недавно усердно делать мушкеты, и «так как Петр Марселиус доставляет довольно хорошее железо из Тулы и Востуги (Vostuga), а помянутый (окольничий Григорий Гавр.) Пушкин заставляет преступников и пленных ковать за 1 ½ коп. в день, немецких мастеров за 4 коп. в день, то он хвалится, по словам лейтенанта артиллерии, что теперь может иметь мушкетный ствол за 27 коп., мушкетную ложу за 10 или 12 и ружейный замок с кремнем за 10 или 12 коп. Русские отвергают бандели (bandelerna) и имеют вместо того ладунки, или патронные коробки. Они более любят мир, чем войну, и говорят: ”Это, конечно, должно быть сумасшествие — бросить свою собственную землю, ехать в другие земли, терпеть там нужду и насилие и, наконец, дать себя убить”». После московского бунта, как доносил Померенинг в июле 1648 г., Г. Г. Пушкин был выслан из Москвы, и мушкетный завод, которым он заведывал, запустел; «железный завод в Туле тоже некоторое время стоит без дела, и шведские кузнецы несколько месяцев проживают здесь» (в Москве). Померенинг пытался (донес. 18 окт. 1648 г.) воспользоваться этим обстоятельством и удалить из России не только шведских кузнецов, но и других иноземных, с целью лишить русскую железную промышленность опытных мастеров и прекратить ее существование, в надежде, что «Тульский и другие русские заводы не в состоянии будут вредить горным заводам... Швеции», и значит снова увеличится русский спрос на шведские железные изделия. Это было время, когда русские горные заводы переживали кризис, и еще в янв. 1649 г. Померенинг сообщал, что «Тульские и Вятские горные заводы... большею частью лежат в запустении». За обладание Тульскими заводами в то время спорили с одной стороны Марселис и Акема, а с другой — [456] Виниус. В апр. 1648 г. они были отданы Марселису и Акеме, но в августе — Виниусу. Однако Марселис и Акема добились пересмотра дела и выиграли его: тульский железный промысел был отдан им, считая с 1 сент. 1648 г., безоброчно и беспошлинно на 20 лет. Но все-таки только в 1651 г. этот спор был окончательно решен, и заводы остались за ними. В 1656 г. Марселис с тем же Акемой взяли у боярина Даниила Милославского Протвинские заводы на 15 лет. Кроме того, за Марселисом и Акемой были Угодские заводы на р. Угодке в Малоярославском уезде, и в 1659 г. им была дана к этим заводам Вышегородская волость с крестьянами. В 1662 г. половина заводов была взята от Марселиса «за его вину» на государя, а Ф. Акеме были оставлены заводы Протвинский и Угодский с Вышегородской волостью беспошлинно на 20 лет, начиная с 1664 г.
П. Г. Марселиса в марте 1674 г. уже не было в живых, а Ф. Ф. Акема умер в 1676 г. У П. Г. Марселиса ко дню его смерти было три сына: Петр Старший, Гавриил и Петр Меньший. Сын Леонтий умер еще в 1670 г. Петр Старший умер в 1675 г., оставив сына Христиана, посланного учиться в Данию, и умершего в 1690 г. У Ф. Ф. Акемы был сын Елисей Филимонович Акема, а у последнего Филимон Елис. Акема, который умер прежде деда. В 1676 г., 12 февр. (по новому стилю) Койэт присутствовал на похоронах Тильмана (Филимона) Акемы, причем «двое из именитейших немецких купцов, Келлерман и Марсгоф, повели старую вдову Акема, а двое других, именно Питер Ла-Даль и фан Асперен — молодую вдову Тильмана Акема» 1004.
Из иностранцев довольно полные известия о Тульских заводах находим у Олеария. По его словам, раньше «шахтовых копей эта страна (Россия) не имела; однако немного лет тому назад на татарской границе, у Тулы, в 26 милях от [457] Москвы, открылась таковая. Ее устроили несколько немецких горнорабочих, которых, по просьбе его царского величества, его светлость курфюрст саксонский прислал сюда. Эта копь до сих пор давала хорошую добычу, хотя преимущественно железа. В 7 верстах и в 1 ½ милях от этой копи находится железоделательный завод, устроенный между двумя горами, в приятной долине, при удобной реке; здесь выделывается железо, куются железные полосы и изготовляются разные вещи. Этим заводом по особому контракту с ним, заключенному великим князем, заведует г. Петр Марселис. Ежегодно он доставляет его царского величества оружейной палате известное количество железных полос, несколько крупных орудий и много тысяч ядер. Поэтому он, как был и у прошлого, так состоит и у нынешнего великого князя в большой милости и почете. Он же ведет еще и иные крупные торговые дела в Москве» 1005. Марселис именно и был, по выражению Невилля, «первым основателем железных заводов в Московии, приносящих ныне царям ежегодно доход до 100.000 экю» 1006. Также и Корб считал «некого Марселиуса, голландского купца,» лицом, первым открывшим железную руду в России; «его потомство владело некоторое время рудником на вассальных правах, а когда все поколение Марселиуса вымерло, то рудник перешел к царю и был отдан в качестве леннаго владения Нарышкину» 1007.
Тульский завод также заинтересовал Павла Алеппского, который передает рассказ священника о Туле, где был открыт немцами «превосходный железный рудник... Они имеют удивительные печи, в кои кладут (руду) по вынутии ее из земли, затем разводят огни. В печи руда плавится, делается как вода и течет из отверстия со всей печи в желоба, выкопанные в земле, с формами для пушек, ядер и иных предметов; в каждом желобе 40, 50 ям (форм) с той и с другой стороны. Когда они наполняются, вынимают (предмет), даже не употребляя молота, без труда и хлопот. Таким способом ежедневно выделывают тысячи предметов. Множество пушек вывозят зимой на санях и везут на расстоянии 1.700 верст в течение около 40 дней, к пристани Архангельска, где море-океан, и продают франкам, которые увозят их в свою страну. Они из чистого железа» 1008. О Тульском заводе не преминул упомянуть и Котошихин; именно он писал, что в приказе Большой казны «ведомо железного дела завод, от Москвы 90 верст, под градом Тулою: и делают железо, и пушки, и ядра льют про царя. И те пушки и ядра посылаются по всем городом, а железо, которое остаетца от мушкетного и всякого царского дела, продают всяких чинов людем; и то железо в деле ставится жестоко, не таково мяхко, как свейское; а для чего понадобитца царю свейское железо, и то железо покупают у торговых людей. A у промыслу того железного дела бывают иных государств люди; а работники того города торговые люди и нанятые» 1009. Правда, Котошихин не говорит, как Павел, о вывозе за границу русского железа, но этот вывоз подтверждается Рейтенфельсом, от которого узнаем, что железные руды разрабатывались немцами, что в Кашире и Туле добывалось железо в большом количестве и употреблялось для приготовления военных орудий и домашних вещей, и что русские руду также «вывозили в необработанном и совершенно сыром виде за пределы государства, а оттуда получали железные изделия» 1010. Впрочем в самих грамотах Марселису и Акеме говорится об их праве вывозить за границу русское железо.
В XVII в. главным образом пользовались тульским железом, но розыски новых руд продолжались все время и между прочим в год пребывания Кильбургера в Москве. Как узнаем из одного дела 1674 г., из Пензы в предшествующие года посылались люди для сыска руд на Макшинские вершины и в Степь. В 1674 г. вологжанин Яков Галкин, который с товарищами тоже отыскивал руды, заявил, что ему выдана подорожная грамота из приказа Тайных Дел для сыска руд, но [459] она оказалась недостаточной, и Галкин просил, чтобы ему дали грамоту на всех людей, а не только на его имя, потому что его задерживают при его разысканиях; кроме того, он просил, чтобы государь обещал свое жалование изветчикам, объявившим руды, «чтоб имели они в том надежду и рудные месты обявили безо всякого опасения и боязни». Царь велел выдать ему с товарищами подорожную грамоту (она была выдана уже из Посольского приказа за отворчатой печатью на красном воску 31 ноября 183 г.) во все города, приказал всем властям оказывать им помощь, способствуя розыску руд и изветчиков о них, а самих изветчиков велено отпускать во все места, куда они поведут Галкина с товарищами; в случае же нахождения руды, «безо всяких споров, на чьей земле ни прилучится», разрабатывать ее; власти должны были давать искателям руды подводы, лодки и т. п., а на окраинных степных местах военную охрану для бережения «от воинских и от ыных всяких людей» 1011. С этим интересно сопоставить рассуждение Крижанича, почему в России не находят руд. По его мнению, это между прочим оттого происходило, что, если селянин найдет руду, он боится, «дабы ся его нива не сказила, или дабы он и суседи его на рударския работы не были принуждены», иногда же нашедший руду «сам отайно изъемлет корысть, и молчит» 1012. Тем не менее в России все больше и больше разрабатывали руду. При Петре Великом много железа было близ Венева (Venize), Москвы и Онежского озера, но сибирские руды быстро завоевали себе первенство, и сибирское железо ценилось втрое дороже всякого другого 1013. По отзывам Плейера, сибирское железо было «такое хорошее и мягкое, что даже и шведскаго не отыщешь лучшаго», а железо в Туле и Олонце было самое лучшее для бомб и гранат, потому что оно было твердое и в то же время хрупкое, что было необходимо для разрыва этих снарядов 1014. В результате разработки при Петре I сибирских рудников, «особенно благодаря стараниям одного кузнеца Демидова», как пишет Фоккеродт, «вместо того, чтобы получать железо и медь [460] из Швеции, как бывало в старые годы, Россия может отправлять и то и другое, особенно железо, в чужие края» 1015.
Относительно положения железной промышленности России в бытность Кильбургера в Москве, этот иностранец сообщает, что Тульскими заводами, как наследственными, владел Петр Марселис. Этот Петр был, несомненно, сыном Петра Гаврииловича Марселиса, который к тому времени уже умер. 31 июля 1674 г. (182 г.) Петр Большой Петров сын Марселис бил челом: в 175 г. царь пожаловал его отца с детьми Тульскими и Каширскими заводами и Соломенской волостью с крестьянами, а потом они построили в Алексинском уезде, на р. Вепре железный завод; но в 182 г., 15 марта была дана им после смерти их отца жалованная грамота, и он де, Петр, с мачехой своею Анною и с братьями своими меньшими, Гавриилом и Петром ж Меньшим, полюбовно договорились об отцовском наследстве и разделились, что только ему одному, Петру Большому, владеть Тульскими, Каширскими, Алексинскими заводами и Соломенской волостью, и поэтому он просил грамоту у царя, которая закрепила бы за ним, его женой с детьми и наследниками эти заводы. В другом документе находим упоминание о тех же трех братьях. Именно согласно ему, если около Тульского, Каширского и Алексинского железных заводов на пустошах, которые по указу «к тем заводом даны», а также в Дедиловском уезде найдется железная руда, и на монастырских, боярских, дворянских и всяких землях найдется место для железных заводов, то Петру, Гавриилу и Петру Меньшому позволено брать все эти земли в наем или на оброк погодно, смотря по уговору, и искать там и копать руды, но только нельзя покупать земли или брать ее в заклад. С этих заводов и с крестьян Соломенской волости, данной этим заводам, не велено, согласно прежнему указу и подобно Вышегородской волости, которая была дана «Поротовскому и Угодцкому железным заводом на урочные годы Филимону Акеме», брать подати, кроме стрелецких, ямских и денежных хлебных поборов, которые будут указаны со всей земли. Но оброк с плавильных печей следовало платить, и если только заводы, за недостатком руды, [461] остановились бы, велено оброк сложить и принять все заводы с их волостями, угодьями и пустошами в казну. Заводы были отданы на 20 лет, «и Петру и Гавриилу и Петру ж Меншому в те урочные 20 лет и после урочных лет, в которое время те заводы за ними будут, и тех заводов и пустошей и Соломенской волости со крестьяны на сторону иноземцом и всяким людем не продавать и не заложить и на откуп не отдавать и волостных крестьян не разогнать». Велено на Поротовские, Угодские и другие заводы без письменного отпуска не принимать мастеров, которые пойдут из Тульских, Каширских и Алексинских заводов, а также и обратно нельзя делать 1016.
В 1674 г. Петр Петрович Марселис с братьями также просил выдать ему из казны деньги за взятое из Тульских заводов его отца для церковных и городских строений в Архангельске железо, а также за ратные запасы, отпущенные в 181 г. в малороссийские города и в Воронеж. Именно в марте 181 г. он послал в Воронеж гранаты, бердыши, железо прутовое и окопные снасти (т. е. лопаты, заступы, кирки, ломы и пр.), в Киев, кроме того, он послал еще пушки, а также в Переяславль, Остер, Чернигов и Кадак. Всего было послано в 181 г. 10 пушек железных весом 228 п., 241 граната приступная на прутьях, 374 гранаты ручных, 15 п. дроби и т. д. По договору же 177 г. Петру Марселису нужно было за это дать: за литые пушки по 30 коп. за пуд, прутовое железо — 40 коп. за пуд, бердыш — 21 коп., заступ и лопату — 18 коп., но в уговорной записи не было написано цены «приступным гранатам на прутях и дроби и пушечным ядрам на чепях и на раздвижных прутях и киркам и ломам и топорам и молотам и напарьям», почему П. Марселис сейчас назначил им цену только за их изготовление и всякие проторы и между прочим за кирку по 18 коп., топор — 21 коп., напарье (бурав) — 12 коп. Кирки и топоры были сделаны из прутового железа, «а на концех наваривано сталью», ломы и молоты тоже из прутового железа, а напарья из тонкого железа с навариванной на концах сталью. Всего за железо, взятое в малороссийские города [462] и в донской отпуск в 181 г. и «в нынешнее 182 г.», нужно было уплатить 7.505 р. 94 ½ к. П. Г. Марселис поставлял железо и в другие годы 1017. В февр. 1670 г. он обязался поставить в Москву для церковных и других построек связного и решеточного железа 19.050 п., а дощатого, сколько нужно, по цене: пуд связного и решеточного — 60 к., дощатого — 1 р., топоры же по 15 к. В 1671 г. П. Марселис тоже поставлял в Москву железо. В 1673 г. у Марселиса было взято железо в Архангельск. Всего П. Марселису следовало дать за связное, решеточное и дощатое железо 18.914 р. 61 к., но он уже в 179 г. и 181 г. получил за него деньгами и соболями 10.563 р. 46 к., так что ему следовало додать только 8.351 р. 15 к. Впрочем П. Марселис еще брал у казны деньги взаймы 1018.
Нам также известно, что П. Марселис в феврале 1674 г. поставил к строению стругов 3.150 пудов 30 гривенок, 3.145 п. 5 гр. прутового железа, 5 п. 25 гр. дощатого. По договору 18 сентября 177 г. ему следовало уплатить за пуд прутового железа 50 коп., дощатого — 90 коп., а всего 1.595 р. 62 ½ к. В феврале же 1674 г. велено доставить из Тульских и Каширских заводов в Измайлово на церковное строение несколько тысяч п. связного и прутового железа, в Муром — для стругов тоже несколько тысяч п. прутового. За все железо (7.150 п. 20 гр.) приходилось П. Марселису уплатить по уговорной цене 3.095 р. 62 ½ к. 1019
В 1674 г. П. Марселис подал государю челобитную, в которой указывал, что, согласно указу, ему дан казенный поташ Сергачских буд в счет должных ему казной денег за его железо, «весом на голо 4.530 берковцев, ценою по 13 ефимков за берковец»; но так как указ о поташе был дан в последний зимний день, «к Архангельской ярманке всего того поташа поднять» было невозможно вовремя, и поэтому он просил дозволить везти поташ с Сергачских буд [463] «в нынешнем» 182 г. и 183 г. к Архангельску и за море без задержания и беспошлинно 1020.
Кильбургер перечисляет, какое железо делалось у Марселиса 1021. Прутовое железо шло для скреп в зданиях и на окна. На окна же шло и листовое железо. Слюдяные оконницы делались из белого или красного железа, в сетку, основанием которой служили 4 железных прута, составлявших собственно раму. Стекольчатые оконницы устраивались почти также, как и слюдяные, т. е. из железных прутовых рамок и свинцового переплета, куда закреплялось стекло. Кроме оконниц, вставлялись еще «вставни» или «ставни», что соответствует нашим вторым, зимним рамам; их размер был разный: 1 ½ арш. на 1 арш., 2-219/32 арш. на 1⅞ арш. и т. д. Окна снаружи могли также закрываться «затворами» или «притворами», и в каменных зданиях наружные затворы всегда делались железными 1022. Еще Дженкинсон заметил, что в Москве были дома «некоторые каменные, с железными рамами для лета» 1023. Паерле во время московского восстания (1606 г.) защищался в доме с железной дверью 1024. «Чтобы предохранить, объясняет Олеарий, каменные дворцы и подвалы от стремительного пламени во время пожаров, в них устраивают весьма маленькие оконные отверстия, которые запираются ставнями из листового железа» 1025. То [464] же самое повторяет Кильбургер, но он еще указывает на обыкновенную длину и ширину железа, которое специально ковалось для дверей и окон (Fensterplatten), в 2 ½ пяди (Spanne, пядень = 8 дюймам); при этом оно было довольно толстое. По мнению Павла Алеппского, тульское железо «очень дешево, и поэтому все двери каменных домов, дворцов, церквей, складочных подвалов и створы лавок в г. Москве, равно и все окна сделаны по большей части из чистого железа»; об этом же он и в другом месте пишет: «Ставни лавок из чистого железа, и даже двери складов (железныя) 1026. Подобные же известия дает Лизек 1027. По рассказу Таннера, в обширном прекрасном каменном посольском подворье, выстроенном еще Алексеем, «все окна были скорей железные и каменныя, чем стеклянныя и прозрачныя, а выходившие на улицу имели еще и глубоко вделанныя в стену решетки толщиной в человеческий кулак; затворялись они также и железными ставнями» 1028.
Иностранцы, как разъясняет Кильбургер, прежде также выделывали сталь и гвозди, но они терпели убыток в этом производстве, вследствие успешного состязания с ними мелких крестьянских заводов, выделывавших эти предметы и дешево их продававших. Гвозди продавались колодками, сотнями и десятками. Они были разнообразны: лубяные, носковые и луженые, горошетые, кружальные (для пришивки мостов в палатах), тесовые (для прибивки лубья), однотесные, двоетесные, прибойные, полускаловые, скаловые и т. д. 1029. В самой Москве было много кузнецов. При Герберштейне дома кузнецов и других ремесленников, действующих огнем, были вытянуты длинным рядом в конце Москвы, для предохранения от пожара 1030. В 1638 г. [465] в Москве было не менее 98 кузнецов 1031, а по росписи 1641 г. была 151 кузница. Они находились в Белом-городе, в Земляном, за Москвой-рекой и в других местах. Иногда «кузница стоит пуста, никто в ней не кует» или «не делает». Имена владельцев кузниц русские; впрочем встречаем и кузницу Никифорки Немчина. Кузнецами были крестьяне, стрельцы и пушкари. Обыкновенно сам хозяин кузницы работал в ней, или же ковали крепостные крестьяне. Хозяева также нанимали работать кузнецов. Кузнецы делали подковы, топоры, скобы сапожные, ножи, мельничные снасти, сабельное, оружейное и замочное дело 1032. Заказы посылались из Москвы даже кузнецам других городов, и, например, в 1679 г. была прислана «грамота холмогорским кузнецам сделать 2.000 замков шкотского дела, половина карабинов, а другая мушкетных, а за работу им давано от замка по 5 алтын» 1033.
Оружие и вооружение в большом количестве делалось из русского железа. В 1676 г. люди кн. Мих. Як. Черкасского «все были вооружены по старинному в кольчугах и в шлемах», а у других отрядов были «шлемы с железными на них наконечниками» 1034. Рейтенфелс тоже свидетельствует, что в его время большинство воинов одевалось в железные кольчуги 1035. Но, разумеется, у них было также огнестрельное оружие, и его выделывали в России разных родов. Забелиным изданы росписи вооружения, сделанного в течение 171 и 183 г.г., с упоминанием, кто его делал; тут встречаются пистоли, пищали, карабины, пушки, копья, латы, наручи и пр. В росписи 183 г. между прочим упоминается «пищаль ствол винтованной красного железа тульского дела наводной» 1036. От Павла Алеппского узнаем, что, по словам Никона, «у царя в Кремле мастера изготовляют для него ежегодно по семидесяти тысяч ружей»; при испытании этих ружей их заряжали порохом и, положив по склону [466] кремлевского холма по направлению к реке, зажигали порох, и «непрочныя тотчас разлетались в куски от большого количества пороха» 1037. Кроме того, русские «ежегодно отливали пушки в большом количестве и весьма ловко управляли ими» 1038. Эти орудия также испытывались, и Олеарий (1634 г.) видал в Москве на поле много пушек и слышал сделанные из них выстрелы, причем пристав объяснил ему, что царь «сам глядел на эту пробу из окна» 1039. Но, конечно, русские не могли выработать достаточного количества и хорошего качества оружия для снабжения своих войск, и им приходилось выписывать громадные транспорты оружия из-за границы, и, например, при Павле Алеппском пришел из Швеции, по сообщению Никона, транспорт ружей в 50.000 штук 1040. Пушечную медь тоже привозили из Швеции или из других государств через Архангельск, «а иные пушки подряжаются делать голанцы и любченя и амбургцы и привозят к Архангельскому городу» 1041. Любопытно отметить, что даже автор Торговой книги счел нужным поместить в своем руководстве стоимость «пушки, в курячье яйцо ядро» 1042.
Еще при Иоанне Грозном один англичанин говорил, что «У русских прекрасная артиллерия из бронзы всех родов» 1043. Р. Барберини (1565 г.) даже писал, что русские «уже льют у себя и пушки и колокола и сами делают пищали и другие вещи наподобие тех, какие захватили у пленных за 30 лет назад» 1044. Понятно, что в XVII в. пушечное производство уже было сильно развито. Шведские послы в 1674 г. говорили русским, что «о пехоте и о пушках выдивится они не могут, понеже никоторые монархи лутчи тех пехотных войск иметь не могут» 1045. «А как в город в Кремль приехали и увидели, где построены пушки, и они, послы, на те пушки прилежно [467] смотрили и потому ж похваляли» 1046. В числе этих шведов, конечно, был и Кильбургер, и это происходило 30 марта 1674 г. Тут же присутствовал и Пальмквист, который, очевидно, запечатлел вид этих пушек на одном из своих великолепных рисунков, изображающем большое количество пушек, поставленных в ряд 1047. Но еще более интересны для нас чертежи и рисунки отдельных орудий, помещенных Пальмквистом в своем альбоме. Так фиг. XI изображает орудие, у которого казенная часть вращается на шарнире; вероятно, это и имел в виду Кильбургер, когда писал, что русские куют пушки различной длины и калибра с казенниками (mit Schwanzschrauben — буквально: с винтовыми хвостами, т. е. пушки, имеющие заднюю часть, сделанную на винтах, шарнирах); недаром Кильбургер указывает, что такие пушки были редкостью, и пара их, длиной в 7 пядей (Spannen), т. е. 56 дюймов, стоила 150 рублей. Автор описания посольства Кленка в 1676 г. тоже заинтересовался русской артиллерией. «У каждой роты, пишет он, было полевое орудие (Veststukje), очень аккуратно отлитое и искусно выработанное, или умело выкованное из железа при помощи молота»; «в замке (т. е. Кремле) по левую сторону мы... увидели около двадцати железных орудий, которые, как нам сказали, все были выкованы, а не отлиты; некоторые из них были совершенно гладки и в различных местах вызолочены; лежали они на роскошно расписанных и вызолоченных лафетах» 1048. Таннер же в 1678 г. видал перед царскими палатами 200 пушек, поставленных рядами, и некоторые из них имели по три отверстия и были расписаны 1049.
Для производства пушек русское правительство призывало иностранных мастеров, от которых русские учились их мастерству. При переговорах 1649 г. состоящий у шведов секретарем некий Петр Коет (Койэт) говорил, что русские не доплатили его покойному отцу, Юлиусу (Юлнусу) Коету, который был пушечным мастером в Москве. Но русские послы ответили, что [468] из 104 пушек, сделанных Ю. Коетом, «всего 32 пушки отстоялось», а другие не выдержали: «на первой стрельбе разорвало». Этот Ю. Коет получал в месяц 25, потом 50 и даже 100 рублей. «А ныне у ц. в-ва пушечный мастер Фалк емлет ц. в-ва жалованья по 15 рублев на месяц, а пушки льет лучше отца ево (Петра Коета), а отец (Юлий Коет) его ничему не умел» 1050. Действительно, об «очень опытном (пушечном) мастере, по имени Ганс Фалькен из Нюренберга», который прославился своим искусством в Голландии, и от которого русские научились лить пушки, сообщает Олеарий 1051.
«Цренныя доски» (Salzplatten) также делались на русских заводах. Кильбургер не обратил внимания на их величину, но зато измерил цирены (Salzpfannen) на р. Мшаге, которые были размером в 9 на 8 на ¾ шведского локтя. Вместе с ним был Пальмквист, который в своем альбоме поместил рисунок и чертежи этих солеварен, откуда видно устройство этого предприятия. Цирены четырехугольной формы, со стенками под большим тупым углом, т. е. они сильно наклонены наружу; вышина их равна ½ шведского локтя; если считать по верхнему краю, длина равна 9 шв. л., ширина = 8 шв. л., а если считать по нижнему краю, длина = 8 шв. л., а ширина = 7 шв. л. (согласно измерениям по приложенному к чертежу масштабу). Для начала же следующего столетия имеем описание солеварен гостя Грутина, находившихся в нескольких десятках верст от Устюга. Это описание дал нам Корнилий де Бруин 1052.
Кроме упомянутых предметов, в России приготовляли из местного железа другие железные изделия. Для них существовал в Москве особый железный ряд, где продавались принадлежности для окон, дверей, большие котлы, уполовники, сковороды и т. п. 1053. Впрочем железной посуды в домашнем быту русских было мало. Во время обеда ножи и вилки никому не клались, [469] кроме знатных; блюда только у знатных и богатых были оловянные; обыкновенно же посуда была деревянная 1054. Рейтенфельс прямо заявляет: «Домашняя утварь у них вся деревянная, да и та немногочисленна. Железнаго же у них почти что ничего нет» 1055. Из других предметов обихода русские пользовались в своем несложном хозяйстве лишь немногими железными предметами. Крижанич сильно раскритиковал русское хозяйство: «Телеги круто неудатно и неспособно ся делают на Руси; топоры есуть все едного обличия и едные меры», между тем как в других странах разной формы и веса, отчего ими было легче работать; русские не имели пил для пиления досок, а делали доски топорами (из одного бревна всего 1-2 доски), на что уходила масса времени, труда и материала, в то время как пилой можно было сделать быстро и легко всевозможные доски; Крижанич в России также не видал «оскордов и скоблев выправнеих», т. е. плотничьих инструментов; русские также не имели кос с греблем, а жали серпом; сено же они хотя и косили, но у них «сенные косы в некоих местех есуть тако малы, да ся мало что разлучают от житных серпов» 1056.

К главе VI
Соболиный промысел был одним из важных источников дохода Московского государства. Кильбургер об этом промысле почти повторяет то, что находим в сочинении Котошихина 1057. Также несомненно, что автор опровергает басню о ссылке в Сибирь для ловли соболей под влиянием Котошихина, который говорит, что ссыльных в Сибири распределяют на государственные должности, но ведь Котошихин не говорит, [470] что ссыльным не приказывали убивать соболей, а так как ловля соболей была для казны большим доходом, то понятно, что сибирские власти могли заставлять ссыльных охотиться за соболями подобно тому, как теперь ссыльные производят разные казенные работы. Таким образом, Кильбургер напрасно все-цело опровергает мнение, что ссыльные занимались ловлей соболей, потому что это было вполне возможно в тех сибирских городах, в которых не было нужды в ссыльных для исполнения других государственных обязанностей. Наиболее подходящими для соболиного промысла были пленные, на которых не всегда можно было возложить иные обязанности, вследствие незнания ими русского языка и их вероисповедания. Так, например, Мартиньер со своими спутниками в 1653 г. встретил около городка Ляпина несколько ссыльных саксонцев, и среди них некоторые оказались старыми знакомыми путешественников-датчан. Их стали расспрашивать, и «один саксонец отвечал, что он сослан великим князем охотиться на соболей, что считается в этой стране, как во Франции, ссылкой на галеры; одни остаются здесь по 10 лет, другие по 6, иные по 3, кто больше, а кто меньше, а затем, по миновении ссылки, они свободны... если они не добудут того количества, которое им назначено, их жестоко наказывают плетьми из толстой и грубой кожи и бьют по всему обнаженному телу» 1058. Другие иностранцы подтверждают, что ссыльные должны добывать соболей, но эти иностранцы даже чрезмерно обобщают это явление, потому что соболи добывались главным образом туземцами и добровольными промышленниками на этого зверя, а не только ссыльными. О ловле соболей ссыльными упоминает Коллинс, Рейтенфельс 1059, Невилль 1060, Корб 1061 и Сердерберг 1062. По словам Коллинса, «торговля соболями приносит большие сокровища, которые доставляются ссыльными» 1063. Этот же англичанин дает описание [471] соболиного промысла. Сибиряки всегда ранили из арбалета куницу (соболя) в нос, а потом предоставляли собакам схватить ран-ного зверька. «Если куницу ранить в другое место, животное, будучи сильным и крепким, может спастись, даже когда его пронзят стрелой насквозь, а если и не спасется, шкура ее считается испорченной» 1064. На охоту обыкновенно отправлялись партиями на 6 или на 7 недель 1065. Мартиньер встретил у г. Печоры одного московского воеводу, возвращающегося с охоты с 2 спутниками, «при чем каждый из них был нагружен дюжиной шкур медведей, волков, белых лисиц (песцов), несколькими горностаями и соболями очень хорошего сорта; под этими шкурами у каждого были, кроме того, отрезанные медвежьи окорока, еще со шкурой»; сам же вельможа «нес только дюжину белых воронов да семь соболей, подвешенных к поясу» 1066. В Сибири «меха, и преимущественно куньи, которых нигде в свете более не встречается, составляют главный предмет торговли жителей» 1067. Но продавать соболей (куниц) можно было только в казну, и русские боялись их открыто сбывать частным лицам и продавали их тайком, или же иностранцы опаивали туземцев, чтобы скупить эти меха. Воевода г. Печоры продал датчанам в 1653 г. из царского магазина два наилучших сорока совсем черных соболей за 500 дукатов, а 3 сорока за 400 дукатов. В Пустоозерске датчане тогда купили 5 сороков царских соболей, а у частных лиц (всего за 400 дукатов) 2.000 белок, 4 дюжины горностаев, 500 лисиц (большею частью песцов), 120 белых волков, 200 куниц серо-пепельного цвета. Таким образом датчане скупили в Пустоозерске все меха. В Ляпине-городке они тоже купили «порядочное количество» всяких мехов 1068. [472]
«Сибирь сему (русскому) царству есть несмерно нарядна и пригодна», писал Крижанич 1069, но неизвестно, как много она доставляла мехов. Флетчер сообщает, что «прошлогодний сбор» (т. е., очевидно, 1588 г.) царской подати в Сибири равнялся 466 сорокам соболей, 5 сорокам куниц и 180 черно-бурым лисицам, не считая других произведений 1070. Котошихин определял, очевидно, на основании личного соображения, ежегодный размер сибирских доходов с мехов в 600.000 рублей, и вслед за ним эту же цифру повторяет Кильбургер. Но из донесения Родеса 1653 г. мы узнаем, что «Их Ц. В-ство получают ежегодно в свою казну 20.000-30.000 рублей с мехов, которые собираются частью из десятины и иначе», причем больше всего и лучшие меха добывались в Сибири 1071. По показанию Койэта, одна Лена «ежегодно доставляла налогов соболями на 90.000 рублей 1072. Но в это время уже находим известия, что количество дорогих пушных зверей уменьшается, вследствие применения русскими для их ловли обмётов (сеть вроде тенет) и кулёмов (западня в виде дворика из кольев), и даже на далекой Лене уже в половине XVII в. промышленники жаловались, что «соболь весь в Якуцком уезде на ближних реках» был сильно истреблен, и добыча его сократилась раз в десять 1073.
Для позднейшего времени можно привести точные данные о размерах пушного прихода из Сибири. С 200 г. по «нынешний» 206 г., согласно таможенным книгам, присланным из приказа Большие казны в Сибирский приказ, было в привозе из сибирских городов у торговых людей соболей, вообще мехов и китайских товаров 1074: [473]

200 г.
201 г.
202 г.
203 г.
204 г.
205 г.
Соболей
428 сороков
454 coр. 11 соб.
513 coр. 35 соб.
412 coр. 22 соб.
158 coр. 9 соб.
313 coр. 17 соб.
Хвостов собольих
12.397
5.594
7.645
4.100
2.700
5.569
Пупков собольих
313 пупк.
6 coр.
61 coр. 11 пупк.
12 coр. 26 пупк.
150 пупк.
29 пупк.
Лисиц
2.682
1.997
1.407
1.170
676
337
Горностаев
5.890
—
—
—
—
—
Подскоров шапочных собольих
81
—
—
—
—
—
Песцов
—
4.283
1.768
1.758
5.798
929
Белок
91.680
8.560
188.212
314
15.053
2.300
Камок китайских
3.107 ½ подст.
11.991 ½ подст.
832 косяка
14.347 кос.
5.273 ½ кос.
618 ½ кос.
Гаек
22
318 1075
—
505 1075
341
12
Китаек однопортищных, концов
73
1.778
26
3.325
1.938
371
Китаек, тюмов
170
672
172
2.143
2.623 ½
251
Шелку китайского
39¾ фунта
—
—
—
—
—
Всего по московской цене на
53.050 р.
104.100 р. 53 к.
40.193 р. 20 к.
141.264 р.28 ½ к.
74.926 р. 51 ½ к.
38.201 р. 88 к. [474]
Колебания в общей стоимости товаров следует, очевидно, отнести главным образом на счет разного количества камок, которые в 203 г. стоили по 6 р. 60 к. и 8 р. подcтав 1076.

К главе VII
Суконная промышленность фабричного производства стала прививаться в России со второй половины XVII в. Русское же сукно кустарного изделия было простое, и хорошие сорты приходилось привозить из-за моря. В 1674 г., например, было указано купить у Архангельска на царский обиход сукон стоимостью в 1.078 ½ р. 1077. Много сукон привозили англичане, но при Коллинсе, как он пишет, голландцы стали привозить к нам «массу безделушек (всякую всячину), которые они сбывают еще лучше, чем сукна, которые начинают выходить из моды в России» 1078. Об уменьшении спроса на сукно, как видим, сообщает и Кильбургер.
Русские, по словам Рейтенфельса, употребляли сукно всякого цвета, кроме черного, который носили монахи, и пестрого, употребляемого драбантами и персами 1079. Этого отзыва Рейтенфельса, конечно, нельзя принимать целиком. Каждый стрелецкий полк имел свой цвет: зеленый, желтый, серый, белый, синий, красный, фиолетовый, пестрый и др. 1080.
Первые попытки иностранцев завести в России выделку материи были неудачны. В 1667 г. (176 г.) Сведен, не ограничившись устройством бумажного и стеклянного производства, заявил, что он вывез из-за границы суконных мастеров и просил «к тому суконному делу волость Иванковскую». И, действительно, в том же 176 г. «в каширском уезде государева дворцовая Иванковская волость отдана иноземцу Ивану [475] Фансведину для суконных заводов, а доходы всякие, вместо той Иванковской волости крестьян и бобылей, велено ему, Ивану, платить погодно по окладу сполна на те ж сроки, как платили крестяне и бобыли. И во 177 году он, Иван, умре, а тою волостью владела жена его, вдова Марья», и с 176 г. по «нынешний» 183 г. следовало взыскать все прошлогодние сборы с волости натурой и деньгами. Кроме того, ее муж в 174 г. и 176 г. взял у казны взаймы 2.255 р. 65 к. Все эти годы Марья пользовалась даровым крестьянским трудом, заставляла крестьян на себя пахать, варить пиво, возить в Москву дрова и т. п., так что в конечном результате крестьяне разорились и подали челобитную, прося их волость снова отдать в приказ Большого Дворца, чтобы им врознь не разбрестись. Это было исполнено царским указом 30 ноября 1674 г. 1081. Долги же Сведенов были впоследствии (1676 г.) с них сложены 1082.
В 1681 г. (189 г.) была дана жалованная грамота иноземцу Захарию Павлову на бархатные заводы, чтобы делать бархаты, объяри, атласы, камки и байбереки по лучшим итальянским и китайским образцам, а также «какия дела он из шелку, шерсти и из лну завесть может». Для этого ему было дано взаймы 2.000 рублей с десятилетней льготной рассрочкой выплаты. В 1684 г. Илья Тарбет просил разрешения устроить в Москве суконные заводы и дать ему их на 20 лет беспошлинно ими промышлять. Вследствие этого, по словам упомянутого иноземца, была бы «прибыль и слава им, великим государям, что в их в. г-ей российском государстве станут делать сукна, саржи и стамеды и всякое шерстное дело, чего искони в российском государстве не было». Но Тарбет при этом просил позволить «из-за моря привозить к тому делу всякая шерсть баранья и овчинья и иная беспошлинно». Жалованная грамота на заведение этих заводов ему была дана в апреле этого года с правом беспошлинно ими промышлять в течение 10 лет 1083. Как рассказывает один иностранец, Петр Великий устроил суконную фабрику, построив для этого несколько каменных зданий на берегу р. Москвы, но оказалось, «что русская шерсть (которая весьма короткая, жесткая и [476] почти такая же, как шерсть собаки) не могла годиться, чтобы прясть ее в нитки для сукна», и приходилось подмешивать к ней голландскую шерсть 1084. Кильбургер тоже указывает, что «русская шерсть плоха», и еще Флетчер заметил, что русские овцы малы, и их шерсть груба и жестка 1085. Но заведенная Петром I большая прекрасная фабрика, как доносил Плейер в 1710 г., шла хорошо 1086.

К главе VIII
Гостиные дворы в Москве всегда находились около Кремля, в Китай-городе, а прежде тут был только один двор 1087. По словам Петрея (1608 г.), в Китай-городе был «главный рынок москвитян и гостиный двор (Handelplats), выстроенный из кирпичей в виде четвероугольника, на каждой стороне которого 20 улиц (рядов), где купцы имеют свои лавки, погребки и лавочки» 1088. Царь Михаил, по рассказу одного хронографа, построил в 1641 г. «Таможню и Гостиный двор каменный, в нем полаты двукровныя и трикровныя». Алексей в свою очередь построил в 1664 г. в Китай-городе возле отцовского гостиного двора новый, более обширный двор, который стал называться Новым, а прежний — Старым 1089. Спутник Кленка, которому очень понравилось великолепное посольское подворье, где могло поместиться почти 400 человек, сообщает, что «недалеко отсюда находятся Старый и Новый гостиные дворы, где торгуют [477] немецкие и персидские купцы; их товары для защиты от пожара запрятаны в сводчатых камерах, или подвалах» 1090. Подробнее говорит о торговых дворах Рейтенфельс; по его известиям, в Китай-городе был греческий двор и три обширнейших каменных гостиных двора. «В первом (Старом), более древнем, продаются дешевые товары для ежедневного употребления, во втором, Новом, взимается пошлина по весу и хранятся главным образом товары немецкие, в третьем, или Персидском, армяне, персы и татары содержат около 200 лавок с различными товарами, расположенных по порядку под сводами (sub porticibus) и представляющих красивое пестрое зрелище» 1091. Шведские послы 1674 г. обратили внимание на эти здания: «Послы, едучи в город (т. е. Кремль) и ис города, спрашивали про строение гостина двора и про дворы боярина Бориса Ивановича Морозова и князя Михаила Яковлевича Черкаского, сколь давно они строены. И послам говорено: ”Те дворы строены при в. г-е ц-е и в. князе Алексее Михайловиче всеа в. и м. и б. России самодержце”» 1092. Таннер, четыре года спустя после этого посетивший Москву, только упоминает о стоящем на большой равнине «некотором обширном здании, полном лавок купцов из Персии, где продаются персидские товары, богатейшие золотом и серебром, драгоценные камни и многое другое; в середине его висят большие весы для взвешивания товаров. Там также продаются собольи меха, которые принадлежат царю» 1093.

К главе IX
Царская казна, по словам Кильбургера, была сосредоточена в Сибирском приказе, но вообще почти все, что автор здесь сообщает о приказах, заимствовано им у Котошихина 1094. По подсчету последнего, приказов было 42. Мейерберг [478] говорит о 33 приказах 1095, очевидно, на основании сочинения Олеария, который подробно останавливается на приказном строе России и упоминает 33 царских приказа и 3 патриарших 1096. Котошихин дает приблизительный перечень доходности каждого приказа, и общий подсчет этих данных согласуется с заключительными словами этого же автора: «И всего денежных доходов, на всякой год, в царскую казну приходит во все приказы, со всего государства, кроме того, что исходит в городех, з десять сот с триста с одиннадцать тысечь рублев, окром Сибирские казны» 1097. А так как Сибирский приказ, по Котошихину же, приносил дохода с мехов — 600 тыс. р., то весь государственный доход России равнялся 1.911 тыс. рублям, т. е. почти 2 миллионам. С данными Котошихина совпадает показание Рейтенфельса, что у царя «ежегодный его доход, по достоверному подсчету, в общей сложности превышает два миллиона рублей» 1098. Но автор описания посольства Кленка уже преувеличивает размер царских доходов: «Они составляют, как говорят, более 200 тонн золота...» 1099.
Что же касается в отдельности доходов Сибирского приказа, они слагались не только из стоимости мехов, но и других разных товаров и главным образом китайских. В 203 г. в этом приказе был целовальником Афанасий Гусятников с [479] 3 другими целовальниками. «А всяких г-ей соболиные казны и мяхкои рухляди и всяких товаров у них из 202-го году от казенных целовальников и ис Купецкие полаты от гостя да в 203-м году ис Сибирского приказу от подьячих и ис Купецкие из Скорняшные полат и ис Сибирских городов в приходе на 109.771 р. 20 а.» Всего из сибирских городов в приходе было соболей и всяких мехов на 80.525 р. 41 к. Из всех товаров Сибирского приказа в расходе было в разные приказы и по памятям мехов и других товаров на 45.024 р. 61 к., а было продано соболей, мехов, товаров и пряностей всего на 14.150 р. 39 к. 1100
О внутреннем устройстве Сибирского приказа Кильбургер рассказывает на основании сочинения Котошихина. Московское правительство всегда старалось платить иностранцам мехами и другими товарами, и только небольшие суммы, по сообщению Маржерета, не более 4-5 тыс. р., уплачивались серебром 1101. При Родесе правительство тоже платило, если не было условия, мехами, но если случалось, что не приезжали греческие купцы 1102 и ювелиры, которым обыкновенно сбывались казенные меха взамен их товаров, а в казне накоплялось много мехов, их оценивали и раздавали гостям большими партиями, гости же должны были в течение года продать их и уплатить правительству казенную стоимость мехов; при этом гости иногда получали прибыль, иногда убыток 1103. Котошихин тоже говорит, что, если мехов было много, их продавали всем желающим, даже давали купцам в долг для продажи; если же мехов было мало, тогда соболей не продавали и ценили их выше 1104. Меха также выдавались иноземным послам и др., причем, как узнаем от Рейтенфельса, принималось во внимание, на какую цену они сами доставили подарки, для чего приношения иностранных государей «оценивают мастера серебряных дел и купцы [480] для того, чтобы царь мог сделать подарки, которые стоили бы не меньше полученных» 1105. Кроме того, служилые получали свое жалованье из Сибирского приказа мехами и другими товарами. С этой целью, объясняет Коллинс, «на поташ, воск и мед царь выменивает бархат, атлас, камку, золотые материи (парчу) и тонкое сукно, которыми награждает своих чиновников за службу» 1106. Рейтенфельс в свое пребывание в Москве около 1672 г. обратил внимание, что прежде иностранцы получали «громаднейшее жалованье, но несколько лет тому назад оно, по завистливому ревнованию неких купцов, было сильно урезано и сокращено»; русские же военные люди получали жалованье значительно меньше, но зато им выдавали казенную одежду, провиант и снаряжение 1107. О размерах военного жалованья очень подробно писал Маржерет 1108, также Померенинг 1109, Котошихин 1110, Пальмквист в своем альбоме, Койэт 1111 и др.

Текст воспроизведен по изданию: Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича // Сборник студенческого историко-этнографического кружка при Императорском университете Св. Владимира, Вып. VI. Киев. 1915
© текст - Курц Б. Г. 1915
© сетевая версия - Strori. 2013
© OCR - Андреев-Попович И. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Университет Св. Владимира. 1915

Комментарии
828. A. М. Филиппов, «Русские в Лапландии в XVI в.» (Сообщение Симона ван-Салингена), Литературный Вестник, т. I, 1901 г., кн. 3, т. IV, 1902 г, кн. 6.
829. П. де-Ламартиньер, «Путешествие в северные страны», пер. и прим. В. Н. Семенковича, Зап. Моск. Арх. Инст., XV, 1912 г., с. 80, прим.
830. Доп. к Акт. Ист., VIII, с. 134.
831. Доп. к Акт. Ист., III, с.с. 196-197.
832. 1 верста = ½ (с. 406, прим. 4).
833. Зап. Моск. Арх. Инст , XV, с. 29.
834. Н. Костомаров, «Оч. торг. Моск. госуд.», П., 1889 г., с. 30.
835. «Датский Архив. Материалы по ист. др. Рос., хр. в Копенгагене. 1326-1690 г.», Ю. Н. Щербачев, М, 1893 г., с.с. 186-187.
836. Чтения, 1873 г., IV, с.с. 133-134.
837. И. Любименко, «Ист. торг. снош. России с Англией», в. I, Юрьев, 1912 г., с. 77.
838. Е. Замысловский, «Герберштейн и его ист.-геогр. изв. о Рос.», П., 1884 г., с.с. 88-89, 98, 115.
839. Отчет Бурха и Фелтдриля, Сб. И. Р. Ист. О., т. 116, с. 77.
840. И. Любименко, «Английский проект 1612 г. о подчинении русского севера протекторату Иакова I», Научн. ист. журн., изд. под ред. Н. И. Кареева, т. II, в. 3, 1914 г, № 5, с. 6. В 1631 г. один англичанин исчислял «ежегодный коронный доход русского государства в 8 миллионов фунтов стерлингов» (с. 3).
841. Акты Арх. Эксп., IV, с. 18.
842. Моск. Гл. Арх. М. Ин. Д., арх. кн., № 4, 7176-1668 г., л. 50.
843. Моск. Гл. Арх. М. Ин. Д., пр. д. ст. л., 7163-1655 г., № 18, л.л. 31, 5.
844. Собр. Гос. Грам. и Дог., III, с.с. 455-456. Доп. к Акт. Ист., V, с. 187.
845. Родес, с. 225, прим. 12, с.с. 126-127, 237, 238.
846. В. Вальденберг, «Госуд. идеи Крижанича», П., 1912 г., с. 190. Взгляд Крижанича на значение участия иностранцев во внутренней торговле России служит отражением мнения самих русских купцов об этом вопросе. Крижанич писал, что плохо, «аще кий краль препустит инородным торговцем в своей державе пребывать или жить, своды и склады держать и везде по земле торговать. Те бо везде в дешеву пору нашие товары выкупают и иноземцем своим нарожаном всякия нашия тайности проявляют не только в торговных, но и во владательских тайных делех» («Рус. госуд.», № 1, с. 3).
847. «Рус. госуд.», № 1, с. 14.
848. Зап. Моск Археол. Инст., XV, с.с. 171-172.
849. Чтения, 1846 г., I, с.с. 33, 38, 39. Рус. Вестн., 1841 г., № 9, с.592. По переводу В. Семенковича, слова Коллинса приобретают еще более резкий характер: «Если здесь окончательно утвердится торговля с Персией и Индией шелком, то я сильно опасаюсь, что англичанам придется много потрудиться, чтобы восстановить свои льготы и привилегии, ибо русские сделались умнее и достаточно развращены голландцами, которые отлично обделывали с ними свои дела, а имея в этой стране более богатых (купцов) и в большем количестве, чем англичане, они ничего не жалеют, чтобы окончательно их погубить, в чем они успевают лучше, чем это можно себе представить. Они выигрывают благодаря подаркам, дружбе и покровительству дворянства, а нас делают презренными и смешными», высмеивая англичан (Зап. Моск. Арх. Инст., XV, с. 176).
850. Чтения, 1892 г., III, с. 63.
851. Так договор 1734 г. предоставил все преимущества английским купцам, а интересы русских купцов даже потерпели некоторый ущерб. П. А. Остроухов, «Англо-русский торговый договор 1734 г. Очерк по ист. рус. торг. политики (на основании архивных источников)». П., 1914 г. (Труды студ. Экономич. Отдел. Пет. Политехн. Инст. Петра Великого, № 13), с.с. 181-182.
852. W. R. Scott, The Constitution and Finance of Englisch, Scottisch and Irisch Joint-Stock Companies to 1720. Vol. I. The general development of the Joint-Stock System to 1720. Cambridge, 1912. Vol. II. Compagnies for Foreign Trade, Colonization, Fishing and Mining. Cambridge, 1910. И. Любименко, уп. соч., «Англичане в допетровской Руси», Русская Мысль, 1915 г., март, с. с. 67-93. Хотя пребывание англичан в России способствовало ее культурному росту, но, несомненно, нельзя идеализировать благотворное влияние английской торговли на Россию и умалять культурное значение сношений русских с голландцами и с другими иностранцами. Дела английской компании ухудшились еще в XVI в. Вследствие наложения русскими больших пошлин, компания даже приостановила свою торговлю. Но Горсей в 1585 г. выхлопотал ей важные льготы, и, «управляясь мудро и действуя, как следует, пишет Горсей о членах этой компании, они спокойно пользовались бы ими с этих пор», и «если бы они поддерживали свою падающую торговлю», получили бы хорошую прибыль, а Англии принесли бы выгоду. Горсей обвинял этих купцов в «непохвальном и дурном ведении торговли» (пер. Белозерской, с.с. 78, 137, 83).
853. Герберштейн, с.с. 90, 124.
854. Чтения, 1884 г., IV, «Изв. англ.», с. 2.
855. В. А. Кордт, «Оч. снош. Моск. гос. с респ. С. Нид.», Сб. Имп. Р. Ист. О., т. 116, с.с. LXX-LXXI и др.
856. Б.-Каменский, «Обз. внешних снош.», I, с. 182, прим. 2.
857. Значение других торговых городов, по данным Флетчера (с. 45), было следующее. Ежегодно платили пошлины: Старая Руса — 18 тыс. руб., Москва — 12 т. р., Псков — 12 т. р., Казань — 11 т. р., Смоленск — 8 т. р., Н. Новгород — 7 т. р., В. Новгород — 6 т. р., Вологда — 2 т. р., Кострома — 1,8 т. р., Ярославль — 1,2 т. р., Торжок — 0,8 т. р., Тверь — 0,7 т. р. «Пошлина с других торговых городов бывает иногда более, а иногда менее значительна, смотря по их торговым оборотам и барышам в течение года».
858. Сб. Имп. Р. Ист. О., т. 116, грамоты, с.с. СССХХIII, CCCXL.
859. Почти одновременное описание Архангельска сделал в 1653 г. в донесении к шведской королеве Родес, лично бывший в 1652 г. в этом городе (Родес, с. 189).
860. Олеарий, с.с. 156-157, 118-119.
861. Причем пошлины были «иманы нынешняго времени менши, всего по 3 денги с рубля против торговой записки».
862. Акты Арх. Эксп., IV, с.с. 20, 14.
863. Родес, с. 187.
864. Горсей, пер. Белозерской, с. 85.
865. Причины нежелания русских и иностранцев переменить Белое море на Балтийское выяснены в нашей статье: «Донесения Родеса и архангельско-балтийский вопрос в пол. XVII в.», Ж. М. Н. Пр., 1912 г., № 3, с.с. 102-104.
866. Г. Форстен, «Сн. Шв. и Рос. во II пол. XVII века», Ж. М. Н. Пр, 1899 г., июнь, с. 292.
867. Г. Форстен, «Сн. Шв. и Рос. во II пол. XVII в.», Ж. М. Н. Пр., 1898 г., февраль, с. 242.
868. «Рус. госуд.», № 1, с.с. 7-8. Крижанич считал необходимым, как можно больше, завести пограничных торговых центров: «В сем владательству... мало есть торжищь; и треба бы их искать и нарядить множе. Чем бо множе торговищь имает кое кралество, тем бывает богатее. Могло бы ее нарядить едно торговище на Дону, супроть Азову, для торгования с Турки; друго в Калмыкех на Ертышу, при Сланом езеру, либо инде, для Индейскаго преторгования; третие в Путивлю для Украинцев и Волошанов; четвертое со временом в Давурех. А Хвалынское море наполнить бы царскими кораблями, добро устроеными для Перских товаров» (с.с. 12-13).
869. Доп. к Акт. Ист., III, с.с. 117-118.
870. «Донесения Родеса и арх.-бал. вопрос...», с. 93.
871. Родес, с.с. 214-216.
872. Зап. Моск. Арх. Инст., XV, с. 153. Русский Вестник, 1841 г., № 9, с. 568.
873. Вивлиофика, изд. II, 1788-1791 г.г., ч. IV, с.с. 517-518. Донесение о приеме московских послов Потемкина и Волкова в Франции в 1681 г. — Сб. Имп. Рус. Ист. О., т. 34, с.с. 1-10. Царь Михаил разрешил русским купцам грамотой (которую относят к 1630 г.) торговать через Нарву и Новгород с платежом всего 2%, и русские в Франции тоже должны были платить 2%. (Ю. Щербачев, «Датский Архив», М., 1893 г. с. 200).
874. Ж. М. Н. Пр., ХХIII, с.с. 43-44.
875. Родес, с.с. 189, 191. Из Двинской летописи видно, какие большие разрушения причиняли буря и ледоходы архангельским купцам. Например, 18 сентября 1695 г. (летопись неточно переводит старое летосчисление на новое — 1696 г.) «нощь и день погода вельми была страшня и тою погодою и буреванием у города Архангельскаго корабли с якорей рвало и на мель бросило, а иные о камень проломило, также и ладьи на берег заметало и барки и дощаники и всякие суды с товаром и хлебом топило и разбивало и люди тонули и торговые мосты и с товары всякими разбило, также и повозки немецкия с товары и со всяким питием разбивало» (Летопись Двинская А. Титова, с. 91).
876. «Посольство К. ф.-Кленка», с.с. 311-313.
877. Родес, с. 189.
878. Летопись Двинская Титова, с.с. 29-31.
879. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., арх. кн., № 8.
880. «Посольство К. ф.-Кленка», с.с. 311-315.
881. Бруин, Чтения, 1872 г., I, с. 27.
882. Родес, с.с. 80-81.
883. С. Г. Гр. и Дог., IV, с. 179.
884. С.с. 93, 122. Шведы тоже на ладьях приходили в Россию и в 1618 г. просили позволить им свободно ходить «от Ладожского озера по реке в Олонец и в Заонежье с лодьями и торговати с русскими людьми» (К. Якубов, «Рос. и Шв.», с. 91).
885. Летопись часто упоминает о «лодиях», или «ладьях» (Титов, с.с. 31, 32, 33, 38 и др.).
886. Чтения, 1906 г., III, с. 133. Ж. М. Н. Пр., ХХIII, с. 44. Русские купцы могли выезжать за пределы России только «непременно с разрешения царя и с обязательством вернуться обратно» (Рейтенфельс, там же. О запрещении русским выезжать из России упоминается и в «Опис. Московии при реляциях гр. Карлейля», Ист. Библ., 1879 г., № 5, с. 38).
887. Чтения, 1884 г., IV, «Изв. англ.», с. 31. О тяжелой работе двинян при движении дощаников по С. Двине также упоминает Родес (с. 191). В 1646 г. русские жаловались, что прежде по С. Двине ходили с английскими товарами 2-3 дощаника, а когда англичане (после смуты) стали торговать врознь, то по 30-40 и больше (Акты Археогр. Эксп., IV, с. 17).
888. Горсей, пер. Белозерской, с. 44.
889. Гамель, «Англ. в Рос.», с. 142.
890. «Посольство К. ф.-Кленка», с. 316.
891. «Рус. госуд.», № 1, с.с. 3-4.
892. «Посольство К. ф.-Кленка», с.с. CIV, 384,388,435,429,374,466,345.
893. Рус. Старина, 1891 г., т. 72, с. 275.
894. Корб, с.с. 259-260.
895. «Посольство К. ф.-Кленка», с.с. X, XI, 37, 313, 275-276.
896. Костомаров, «Оч. торг. Моск. госуд.», изд. II, с.с. 64-65.
897. Б.-Каменский, «Обзор внешних снош.», I, с.с. 233-235. Андрей Бутенант (Бутман) фон Розенбуш (Розенбош) имел (вместе с Христ. Марселисом) в нескольких местах Олонецкого уезда железные и медные заводы, но по грамотам 1690-х г.г. доля Хр. Марселиса перешла к отцу и сыну Бутенантам (Вс. Ф. Миллер, «Датский комиссар, как герой русской былины», Вестник Европы, 1909 г., с.с. 680-688, 690).
898. Эти корабли отплыли из России 20 июля 1556 г. и без вести пропали (С. М. Середонин, «Соч. Д. Флетчера», П., 1891 г., с. 12).
899. Чтения, 1884 г., IV, «Изв. англ. о Рос. во II пол. XVI в.», с. 12.
900. В первые годы приходило в Архангельск, по словам Барберини (1565 г.), «только от 8 до 9 англ. судов» (Сын Отеч., 1842 г.,. ч. III, № 7, с. 29).
901. В. А. Кордт, «Оч. снош. М. гос. с респ. С. Нидерл. по 1631 г.», Сб. Имп. Рус. Ист. Общ., т. 116, с.с. CCLXXXV, CCLXXXVI, LXIV, CLXIX.
902. Английская компания в 1582 г. отправила к гавани Св. Николая 9 англ. кораблей, а раньше обыкновенно ежегодно посылала всего по 3 корабля (Ключевский, «Сказ. иностр...», Моск. Унив. Известия, 1866 г., № 8, с. 236).
903. По словам капитана Карлейля (1583 г.), ежегодно посылались в Архангельск средним 10 англ. кораблей (прим. 1). Горсей «отправился очень удобно из Англии, в сопровождении 9 английских хороших купеческих кораблей», в порт Св. Николая. В Москву же он прибыл в апр. 1586 г. (пер. Белозерской, с. 70, прим.).
904. С. Огородников, «Очерк ист. г. Арх.», Морской Сборник, 1889 г., № 10, с. 127. Когда Микулин прибыл к Новому Архангельскому городу 9 июля 1600 г., там нашел 2 англ. корабля, а ожидалось еще 11 англ. кор. («Посольство в Англию дворянина Григ. Микулина в 1600 и 1601 г.г.», Н. Чарыков, Древняя и Новая Россия, П., 1876 г., с. 9). Из них 10 кор. пришло 29 июля, а потом, очевидно, еще один англ. корабль, потому что 17 августа 1600 г. из Архангельска отошло всего 13 кораблей. В том же году в июне также пришло 9 голл. кораблей (Сб. Имп. Р. Ист. О., т. 38, с.с. 363, 303, 315-317).
905. По словам одного англичанина в 1603 г., нидерландцы посылали в Архангельск от 30 до 40 кораблей, а английская торговля постепенно падала, и «три года тому назад мы (англичане) отправили в Россию четыре корабля, а в последнем году только два или три» (прим. 1).
906. Огородников, с. 127.
907. Прим. 1.
908. Во время смуты иностранные корабли большею частью возвращались из Архангельска пустыми, потому что тогда торговля ослабела («Сказания Массы и Геркмана», П., 1874 г; с.с. 256-257).
909. Прим. 1.
910. Огородников, с. 127. Английская компания, по донесению Массы, послала в Архангельск в этом году только три корабля (прим. 1).
911. «Столбцы бывшего Архива Оруж. Палаты», в. I, М., 1912 г., № 513, с. 157. По Огородникову же (с. 127) — 67 кор.
912. С. 433, прим. 1.
913. Именно столько кораблей стояло на архангельском рейде 27 августа 1630 г. (Отчет нидерл. послов Бурха и Фелтдриля 1630-1631 г.г. в Сб. Имп. Рус. Ист. О., т. 116, с. 18).
914. Именно в июле в Архангельске было 32 нидерландских торговых корабля, нагружавшихся зерном, а 11 авг. прибыло сюда еще 6 купеческих (нидерландских) судов (Отчет Бурха и Фелтдриля, с.с. 170-174, 176).
915. Огородников, с. 127.
916. Такое количество судов стояло в порту осенью этого года. Цены на их товары, особенно на красную медь, были самые низкие (Г. Форстен, «Сн. Шв. и Рос...», Ж. М. Н. Пр., 1898 г.. февр., с. 212).
917. Согласно Родесу, который в донесении от 16 сент. 1652 г. писал, что из Архангельска ушло 70 кораблей с рожью, 5 гамбургских и 4 бременских с ворванью и пр., 2 судна с икрой и юфтью и несколько голландских (Родес, с.с. 125-126).
918. «…во 161 г. у Архангельского города товаров было мало», «...в приходе кораблей и торгов было мало» (Доп. к Акт. Ист., III, № 116, наказ и гр. мая 7162 г. тамож. голове и двинск. воеводе с.с. 406, 435).
919. В. Крестинин, «Краткая ист. о гор. Архангельске», П., 1792 г., с. 100.
920. Огородников, с. 127.
921. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д.. арх. кн., № 5, 7178-1670 г., л. 28. Огородников, там же.
922. Кильбургер, с.с. 131, 132, 139.
923. Невилль, Русская Старина, 1891 г., т. 72, с.с. 275-276.
924. Летопись Двинская Титова, с. 56.
925. В 1695 г. 14-15 октября «Двина льдом остановилась; и теми морозами у города Архангельскаго, за островом, 28 кораблей в заморозе остановились и стояли в Маймаксе реке». По другим спискам летописи, зимовало 35 кораблей, а не 28. Эти корабли благополучно перезимовали. Ледоход под Холмогорами начался 30 мая 1696 г., и «того ж числа и вологодския суда пришли» (Летопись Двинская, с.с. 92, 94).
926. К. Молчанов, «Описание Архангельской губернии», П., при Имп. Ак. Наук, 1813 г., с.с. 147-153. По Летописи Двинской (с. 115), в 1700 г. пришло тоже 64 кор. В 1698 г., 2 и 5 июня, пришли из Амстердама в Архангельск 5 голландских кораблей с экипажем в 66 чел. «А пришли те корабли к торговым иноземцом по осталые товары и по лес, без товаров»; зато они привезли купленные царем в Голландии вещи, посольскую рухлядь, 518 служилых и мастеровых людей да 10 человек русских колмогорцев (Доп. к Акт. Ист., XII, с. 395).
927. Чтения, 1872 г., I, с.с. 29, 6; II, с. 100; 1873 г., I, с. 286.
928. Чтения, 1899 г., III, с. 317.
929. С. Огородников, «История Архангельского порта», П., 1875 г. с. 15 (автор пользуется Молчановым).
930. Р. J. Marperger, «Moscowitischer Kauffmann», Luebeck, 1723, S. 217. I издание вышло в 1705 г., II же издание 1723 г. переработано, и в нем упоминаются по разным случаям даты 1710, 1718, 1719 и 1722 г.г.
931. В Архангельск пришло иностранных кораблей с товарами и без товаров:
1701 г. — 106.
1702 г. — 149.
1703 г. — 112.
1704 г. — 122.
1705 г. — 135.
1706 г. — 47.
1707 г. — 133.
1708 г. — 206.
1709 г. — 163.
1710 г. — 159.
1711 г. — 184.
1712 г. — 132.
1713 г. — 169.
1714 г. — 155.
1715 г. — 130.
1716 г. — 233.
1717 г. — 146.
1718 г. — 116.
У нас нет оснований считать эти данные Молчанова неверными (К. Молчанов, «Описание Архангельской губернии», П., 1813 г., с.с. 153-169).
932. Фоккеродт, Чтения, 1874 г., П, с.с. 70-71.
933. «Торг амстердамской», напечатано при Имп. Моск. Унив., 1762-1763 г.г., перевел с франц. Хр. Л. Вевер, ч. II, с.с. 113, 111. Это — обширное руководство (I ч. — 302 стр., II ч. — 324 стр.) для международных купцов, дающее много сведений о торговле всех стран (во II ч., с.с. 106-118 — «О коммерции Рос. госуд.»).
934. С. 395.
935. Сб. Имп. Pyс. Общ., т. 38, с.с. 224, 227. Ср. «Донесение Родеса и арх.-балт. вопрос», с. 87. В «Торге амстердамском» (ч. I, с. 130) находим объяснение, что «ласт обыкновенно берется за 4.000 фунтов, или 2 бочки», так что для 200 бочек нужен корабль в 100 ластов.
936. «Рус. госуд.», № 1, с. 27.
937. П. Алеппский, в. III, с.с. 80-81.
938. Чтения, 1872 г., I, с.с. 24-30. Чтения, 1871 г., II, с.с. 158-164.
939. Доп. к Акт. Ист., IV, с.с. 378-379.
940. С. Соловьев, «Ист. Р.», XIII, М., 1878 г., с. 120.
941. Рейтенфельс, Чтения, 1906 г., III, с.с. 131-132.
942. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., пр. дела ст. л., 1674 г., № 428, наказ А. Суханову.
943. «Посольство К. ф.-Кленка», Введение, с. CLIV.
944. С. Огородников, уп. соч., Морской Сб., 1889 г., № 10, с. 129.
945. Чтения, 1872 г., I, с. 24. Согласно «Торгу амстердамскому» (ч. II, с. 111), в его время первые корабли обыкновенно отправлялись из Амстердама в мае, а в июне уже шел гуртовый купеческий флот, в сопровождении военных кораблей; возвращались же корабли в Амстердам в октябре или начале ноября.
946. Родес, с. 193.
947. Через Балтийское же море капитал мог бы оборотиться, при хороших дорогах, 3 раза, потому что там корабли можно было нагружать уже в марте и апреле (Родес, с.с. 191, 193).
948. В. А. Кордт, «Оч. сн. М. г. с респ. С. Нид.», Сб. Имп. Р. Ист. О., т. 116, с. CCLXII.
949. Невилль, Рус. Ст., 1891 г., т. 72, ноябрь, с. 275.
950. П. Алеппский, в. III, с. 80.
951. В издании Бишинга (по нашему экземпляру) слова Клинк и Бернгардт не разделены запятой.
952. Но русские торговые люди в 1646 г. жаловались, что Марк Марков и Юрий Клинк, торговавшие в Кольском остроге, Архангельске и других городах заморскими товарами с платежом половинной пошлины, в самом деле тогда уже давно умерли, а их грамотой пользуются иноземцы Петр Деладаль с товарищами (Акты Арх. Эксп., IV, с. 19).
953. Б.-Каменский, «Обзор внешних снош.», I, с.с. 173, 174, 181, 183, 185, 189.
954. Иоганн, Герман, Юрий (род. в 1625 г.), Кунрад, Елизавета, Ернст, Марк и Матфей.
955. «Посольство Кунрада фан-Кленка», с.с. 275, 276, XI, XII. От 7169 г. сохранился доклад по делу о торговых привилегиях голландских купцов Марка де Фоглера и Кунрада Кленка (И. Я. Гурлянд, «Ив. Гебдон», приложение № 11).
956. Б.-Каменский, «Обз. вн. сн.», IV, с. 352. С. Гос. Гр. и Дог., IV, с.с. 491-492.
957. Д. Цветаев, «Памятники к ист. протестанства в России», I, с.с. 79-84.
958. Родес, с. 229.
959. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., арханг. книги, № № 4, 5, 6, 7, 8, 9, 11, 13, 15, разные л.л.
960. Чтения, 1913 г., III, Смесь, № 7, Распределение между гостями ц. служб в 1675 г., сообщ. С. Богоявленский. Следовательно, 5 марта 1675 г. было всего 33 гостя, а так как для служб нужно было только 30 гостей (по 5 чел. на 6 служб), то трое добавочных гостей были выбраны на случай убыли, потому что прежние гости «сказали словесно, что де многие из них устарели и в. г. служеб впредь (т. е. на следующее пятилетие) служить будет невмочь».
961. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., шв. дела, р. I, кн. 92, л.л. 483-484.
962. Герберштейн, с. 90.
963. Чтения, 1905 г., III, с. 110. Но Родес (с. 161) говорит об этом праве только относительно драгоценностей и дорогих товаров, привозимых греками.
964. Чтения, 1874 г., I. с. 174.
965. Русский Вестник. 1841 г., № 9, с. 568.
966. Родес, с. 151.
967. «Рус. госуд.», № 1, с. с. 9-12. Также деятельное участие в торговле принимали, по отзывам иностранцев, монахи. «Здешние монахи, передает Неизвестный англичанин, не уступят никому из русских в торговле, они занимаются столько же, сколько и другие, покупкой и продажей, держат суда, плавающие с товарами с места на место, где только есть кто-нибудь из их области» (Чтения, 1881 г., IV, «Изв. англ. о Рос., с. 24). Более яркую картину набрасывает Флетчер (с. 100): «Кроме того, что монахи владеют поместьями (весьма значительными), они самые оборотливые купцы во всем государстве и торгуют всякого рода товарами. Некоторые из монастырей имеют дохода от поместий 1.000 или по 2.000 р. в год», а Троицкий монастырь ежегодно приносил 100.000 р. дохода, Как указывает Коллинс, в его время монахи были крупными торговцами ячменем, хмелем, рожью, лошадьми «и всем тем, что может дать им барыш» (Зап. Моск. Археол. Инст., XV, с. 142).
968. «Рус. госуд.», № 1, с. 22.
969. В августе 1674 г. было указано «оброчные деньги на прошлые годы со 162-го году по 180-й год по осмидесяти по пяти рублев на год доправить на барышниках, которые у Архангельского города в ярмонку в тех годех барышничали: у руских людей с ыноземцы торги сводили». Было приказано всех барышников москвичей, ярославцев, костромичей, вологжан, каргопольцев, колмогорцев и других городов, которые «учнут в ярмонку руских людей с ыноземцы торги сводить, переписать и допросить, кто с которого году учал барышничать». Архангелец Алешка Бобров, москвич Прошка Иванов и ярославец Гришка Шапошников тогда держали «барышной промысл» на откупу (по указу царя). Их допросили, и оказалось, что в 1674 г. в Архангельске барышничали Сенка Алашев с 57 товарищами из посадских людей разных городов и барышничали с 180 г., когда барышный промысел был отдан на откуп колмогорским посадским людям Ивашке и Максиму Окуловым, а прежде в Архангельске барышничали ярославцы и костромичи посадские люди Ивашко Дранишников с товарищами, но теперь они не приезжают в Архангельск, и в 1674 г. Дранишникова уже не было в живых. В 157 г. с барышников было взято 85 р. оброка (они были взяты с правежа на 158 и 159 г.г.). На 160 г. было. велено этого оброка не править «для того, что в том году ярмонки не было». (Моск. Гл, Арх. Мин. Ин. Д., прик. дела ст. лет, 7183-1674 г., дек., № 397).
970. М. В. Довнар-Запольский, «История русского народного хозяйства», Киев, 1911 г., т. I, с.с. 382-340. В. В. Святловский, «Примитивно-торговое государство, как форма быта», П., 1914 г., с. 277 (Зап. ист-фил. фак. Имп. П. Унив., ч. CXVIII).
971. Котошихин, изд. III, гл. X, статья 1, с. 157.
972. П. Алеппский, в. II, с.с. 177-178, в. III, с. 37.
973. «Посольство К. ф.-Кленка», с.с. 339, 352, 368.
974. М. В. Довнар-Запольский, «Торговля и промышленность Москвы XVI-XVII в.в.», М., 1910 г., с. 37-38 (отд. и в изд. — «Москва в ее прошлом и настоящем», в. VI).
975. Чтения, 1906 г., III, с. 133.
976. Перри (1698-1715 г.г.), Чтения, 1871 г., II, с. 164.
977. Замысловский, «Герберштейн и его ист.-геогр. изв. о Р.», с. с. 313, 314 (о старинных чудских медных копях около Камы — с. 311, прим.). Ключевский, «Сказ. иностр.», с. 163. Гамель, «Англ. в Рос.», с. 204. П. С. Р. Л, VIII, Воскрес. лет., с. 223. По карте Дженкинсона 1562 г. (Герберштейн, с.с. 328-329) с востока области Condora протекает р. Pechora. Названия Пендора на современных нам картах мы не нашли.
978. Чтения, 1865 г., IV, с. 45.
979. «Рус. госуд.», № 1, с.с. 8, 60.
980. Рейтенфельс (1671-1673 г.), Чтения, 1906 г., III, с. с. 185-186.
981. «Олонец», по мнению П. Николаевского, означало вообще «низину» («Происхождение и значение имени ”Олонец”», Известия Общ. Изуч. Олонецкой губ., 1913 г. № № 2-3, с.с. 156-159).
982. Чтения, 1906 г., III, с. 136.
983. Слово Колонец, по тексту Бишинга, нужно считать лишним, именно искаженным повторением предшествующего названия.
984. Н. В. Чарыков, «Посольство в Рим... Павла Менезия», П., 1906 г., с. 493.
985. Чтения, 1899 г., III, с. 302.
986. Перри, Чтения, 1861 г., I, с. 159.
987. Герберштейн, с. 108.
988. П. Семенов. «Географ.-статист. словарь Рос. Империи», П., 1865 г., II.
989. В другом месте Барберини выражается несколько иначе: в «Кошире... находится большая железная рудокопня» (Сын Отечества, 1842 г., № 6, с. 13, № 7, с. 36).
990. Флетчер, с. 15.
991. «Сказ. совр. о Д. Сам.», I, с. 275.
992. С. 450, прим. 2.
993. Чтения, 1906 г , III, с. 203.
994. «Рус. госуд.» № 1, с.с. 16, 60, 61.
995. Чтения, 1875 г., I, с. 9.
996. «Описание Московии при реляциях гр. Карлейля», Ист. Библ., 1879 г., № 5, с. 11.
997. Рус. Ист. Библ., XXIII, с. 1105.
998. Там же, с. 85.
999. Там же, с.с. 207, 216, 238, 262, 348, 203.
1000. Там же, с.с. 207, 208, 243.
1001. Там же, с.с. 243, 349.
1002. Там же, с.с. 1161, 1166, 1188, 10, 11, 1148.
1003. Бантыш-Каменский, «Обзор внешних сношений России», ч. I, М., 1894 г., с. 181, прим. 2. У Н. П. Козловского же («Первые почты...», I, В., 1913 г., с. 172) приведены другие годы: в 1633 г. А. Виниус получил грамоту на железный промысел, а в 1637 г. вступил в товарищество с П. Марселисом и Т. Акемой.
1004. Бантыш-Каменский, «Обз. внешних снош.», I, с. 181, прим. 2, с. с. 183, 221. С. Г. Гр. и Дог., III, № 118, с. 408 и др. Н. В. Чарыков, «Посольство в Рим... П. Менезия», приложения, с.с. 491-492, 494. К. Якубов, сборн. мат. к ист. «Рос. и Шв.», с.с. 410, 420, 429, 436. Родес, с.с. 51-52. «Посольство... Кленка», с. 435. О семье Марселисов и Виниусов — И. П. КСозловский, «Первые почты...», гл. II, IV.
1005. Олеарий, с.с. 164-165.
1006. Русская Старина, 1891 г., т. 71, с. 429.
1007. Корб, с. 214.
1008. П. Алеппский, в. II, с. 197.
1009. Котошихин, изд. III, гл. VII, статья 9, с.с. 118-119.
1010. Чтения, 1906 г., III, с.с. 208, 165. Но еще при Герберштейне (с. 91) из России «в Татарию... оружие и железо вывозятся только украдкой или с особенного позволения начальников в другие места, расположенные к северо-востоку».
1011. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. дела ст. лет, 1674 г., № 512.
1012. «Рус. госуд.», № 1, с. 59.
1013. Перри, Чтения, 1871 г., II, с.с. 159, 53.
1014. Чтения, 1874 г., II, с.с. 3, 4.
1015. Чтения, 1874 г., II, с. 75.
1016. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. дела ст. лет, 7182-1674 г., № 466.
1017. В 1668 г. он выполнил частный подряд, поставив железо по 50 коп. за пуд для церкви Пресв. Богородицы на Кулишках в Москве (Чтения, 1902 г., III, с. 38).
1018. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., пр. д. ст. лет, 1674 г., № 427.
1019. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., пр. д. ст. лет, 7182-1674 г, № 438.
1020. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., пр. д. ст. лет, 7182-1674 г., № 498; II экземпляр челобитной — в деле 7182-1674 г. / 7183-1675 г., № 456.
1021. Железо было в листах (досках) и прутьях (полосах). Но, вместо «железный лист», тогда обыкновенно говорили «железная доска» (отсюда «дощатое железо»). Кильбургер всегда пишет «Eisenplatte», что по-русски можно передать словом «железная доска» или «железный лист»; только в одном месте, в конце V главы IV части, он, говоря о луженом привозном немецком железе, употребляет термин «Eisenblech», которое имеет только одно значение — «листовое железо», а так как в данном месте сказано, что оно лужено, то значит это — жесть. В настоящем переводе слово Platte везде переведено через — «доска», так как оно в таком значении ближе к тогдашним понятиям.
1022. Забелин, «Дом. быт русских царей», с.с. 138, 619, 621, 629, 139.
1023. Чтения, 1884 г., IV, «Изв. англ. о Рос.», с. 33.
1024. «Сказ. совр. о Д. Сам.», I, с. 199.
1025. Олеарий, с. 150.
1026. П. Алеппский, в. II, с. 197, в. IV, с. 3.
1027. Согласно Лизеку (1675 г.), в каменных русских постройках «... лавки и покои у них с крепкими сводами, а маленькие окошки затворяются железными ставнями; поэтому для огня они не доступны» (Чтения, 1891 г., III, приложения к описанию Таннером посольства 1678 г., с. 172. Ж. М. Н. Пр., 1837 г., ч. 16, с. 381).
1028. Чтения, 1891 г., III, с. 49.
1029. Забелин, «Дом. быт рус. царей», с.с. 628, 633, 584, 586, 613. Летопись Двинская Титова, с. 30.
1030. Герберштейн, с. 99.
1031. Труды Моск. Отд. И. Рус. Военно-Ист. Общ., т. I, М., 1911 г.
1032. Забелин, «Материалы для ист., археологии и статистики гор. Москвы», ч. II, М., 1891 г., с. 115.
1033. Летопись Двинская, с. 40.
1034. «Посольство К. ф.-Кленка», с. 388.
1035. Чтения, 1905 г , III, с. 126.
1036. «Дом. быт р. царей», с.с. 723, 726.
1037. Алеппский, в. IV, с. 45.
1038. Рейтенфельс, Чтения, 1905 г., III, с. 125.
1039. Олеарий, с. 32.
1040. П. Алеппский, в. IV, с. 45. О продаже России Швецией мушкетов — Родес, с. 246 и др.
1041. Котошихин, гл. VII, статья II, с.с. 119-120.
1042. Временник, VIII, с. 21.
1043. Чтения, 1884 г., IV, «Изв. англ. о Р.», Неизв. англ. (1557-1558 г.), с. 16.
1044. Сын Отечества, 1842 г., № 7, с. 23.
1045. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., шв. д., р. I, кн. 92, л. 627 об.
1046. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., шв. д, р. I, кн. 9В, л. 187 об. (подлинник, р. II, св. 112, середина).
1047. Альбом Пальмквиста, Fig. IV.
1048. «Посольство К. ф.-Кленка», с. с. 377, 402.
1049. Чтения, 1891 г., III, с. 51.
1050. К. Якубов, сборник материалов по снош. «Рос. и Шв.», Чтения, 1897 г., IV, с. с. 257-258.
1051. Олеарий, с. 154.
1052. С. 294. Планы черной варницы — «Сборник статей Ист.-Этногр. Кружка при Имп. Унив. Св. Вл.», 1913 г., в. I, С. Коломинский, «Торговля солью...».
1053. П. Алеппский, в. IV, с. с. 3-4.
1054. Мейерберг, Чтения, 1873 г., III, с. 36.
1055. Чтения, 1906 г., III, с. 139; о видах домашней утвари — с. 152.
1056. «Рус. госуд.», № 1, с. с. 50-51. Русские зимой для развлечения катались на коньках. «Эти коньки сделаны из дерева, внизу с длинным и узким железом, хорошо полированным, но загнутым спереди». («Описание Московии при реляциях гр. Карлейля», 1663-1664 г.г., Ист. Библ., 1879 г.» № 5, с. 25).
1057. «Исследование о Кильбургере», с.с. 34-36.
1058. П. М. де-Ламартиньер, «Путешествие в сев. страны», Зап. Моск. Арх. Инст., XV, М., 1912 г., с. 58.
1059. Чтения, 1906 г., III, с. 202.
1060. Рус. Стар., 1891 г., ноябрь, с. 277.
1061. Корб, с. 213.
1062. Чтения, 1873 г., II, с. 16.
1063. Чтения, 1846 г., I, с. 18. По другому переводу: «Торговля сибирскими куницами (martres) приносит (царю) огромные суммы. В Сибирь отправляют добывать их рабов или преступников» (Р. Вестн., 1841 г., № 9, с. 568. Зап. М. Арх. Инст., XV, с. 153).
1064. Павел Алеппский, однако, пишет, что охотники старались ранить соболя «под шею, чтобы не испортить меха». Павел рассказывает о способах охоты русских на соболя и горностая (в. III, с.с. 63, 65).
1065. Зап. М. Арх. Инст., XV. с. 159. Рус. Вестн., 1841 г., № 9, с. 574.
1066. Мартиньер, Зап. М. Арх. Инст., XV, с. 51.
1067. Коллинс, там же.
1068. Мартиньер, Зап. М. Арх. Инст., XV, с.с. 52, 72, 55, 56, 71.
1069. «Рус. госуд.», № 1, с. 16.
1070. Флетчер, с. 48. С. Середонин, «Соч. Д. Флетчера...», с. 330, прим.
1071. Родес, с. 161.
1072. «Посольство К. ф.-Кленка», с. 340. П. Милюков определил средний доход Сибирского приказа не более 150.000 рублей («Госуд. хоз. Рос.», П., 1905 г., с. 113).
1073. Г. Вернадский, «Государевы служилые и промышленные люди в Восточной Сибири XVII века», Ж. М. Нар. Пр., 1915 г., апрель.
1074. Моск. Арх. Мин. Юст., Сиб. пр., ст. 1.100.
1075. Гаек и ленз.
1076. Моск. Арх. Мин. Юст., Сиб. пр., ст. 1.148.
1077. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., прик. дела ст. л., 7182-1674 г., № 476. В этом же деле приведены примерные цены на заграничные сукна и др. товары. См. соответствующее приложение.
1078. Зап. Моск. Арх. Инст., XV, с. 176. Рус. Вестн., 1841 г., № 9, с. 592.
1079. Ж. М. Н. Пр., 1889 г., ч. XXIII, отд. II, с. 48.
1080. «Посольство К. ф.-Кленка», с. 377. Перечень цвета кафтанов стрельцов XVII в. в Чтениях, 1901 г., IV, Смесь, с.с. 31-32.
1081. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., пр. д. ст. л., 1674 г., № 378.
1082. Доп. к Акт. Ист., XI, № 31, с. 112. По этому документу, долги их равнялись 2.948 р. 78 к.
1083. Там же, с.с. 110, 113.
1084. Перри (1698-1715 г.г.), Чтения, 1871 г., II, с. 172.
1085. Флетчер, с. 15.
1086. Чтения, 1874 г., II, с. 4. Из вышеизложенного видим, насколько можно согласиться с мнением полк. Николаева («Суконная промышлен. в Р.», П., 1900 г., с. 5, прим. 1), что «даже в самом конце XVII в. в Московской Руси совершенно не существовало суконной промышленности».
1087. Герберштейн обратил внимание, что «недалеко от крепости существует обширный, окруженный стенами дом, называемый Двором господ купцов, в котором живут купцы и раскладывают свои товары; там продаются перец, шафран, шелковые ткани и другие товары гораздо дешевле, чем в Германии» (Герберштейн, с. 94).
1088. Чтения, 1891 г., III, «Опис. путеш...», приложения, с. 147.
1089. Забелин, «Ист. г. Москвы», М., 1905 г., с.с. 164, 166.
1090. «Посольство К. ф.-Кленка», с. 522.
1091. Чтения, 1905 г., III, с. 95.
1092. Моск. Гл. Арх. Мин. Ин. Д., шв. д., р. I, кн. 93, л.л. 188 об., 189.
1093. Tanner, «Legatio Polono-Lithuanica in Moscoviam... Norimbergae. Anno 1689», caр. ХIII, § 2, р. 63. Чтения, 1891 г., III, с. 61.
1094. «Исследование о Кильбургере», с.с. 36-37.
1095. Чтения, 1873 г., IV, с.с. 166-167.
1096. Олеарий, с.с. 279-284. Он между прочим называет «Казанский приказ», «Сибирский приказ» по делам этих областей («здесь же ведают доходы и расходы на соболя и другие меха»), а также «Большой казны приказ», который заведует материями, нужными для убранства дворца и подарков. «Под этим ”приказам”, продолжает Олеарий, расположенным в Кремле и называющимся обыкновенно по-немецки: ”der grosse Schatzhof”, находятся многие глубокие и большие погреба и каменные своды, где складываются и хранятся казна государства и все доходы городов, пошлины и ежегодные остатки от расходов в ”приказах”».
1097. Котошихин, изд. IV, гл. VII, статья 48, с. 128. «Окром Сибирские казны» в подлиннике приписано другим почерком.
1098. Чтения, 1905 г., III, с.с. 108-109.
1099. «Посольство К. ф.-Кленка», с. 493. Так как бочка (т. е. тонна) золота = 50.000 рублей, то 200 тонн золота = 10.000.000 рублей. Павел Алеппский, любитель необычайного, не высказывая никакого сомнения, определяет ежегодный доход царя в 36 миллионов золотом (в. IV, с. 12).
1100. Моск. Арх. Мин. Юст., Сиб. прик., ст. 1.148.
1101. «Сказ. совр. о Д. Сам.», I, с.с. 272-273.
1102. Котошихин писал, что мехами государство платит «персидским и греческим купчинам и купетцким людем за товары», а Кильбургер, согласно изданию Бишинга, говорит, что товары уплачиваются «персидским и грузинским купцам за их товары», т. е. тут Кильбургер ошибочно сказал «грузинские», вместо «греческие».
1103. Родес, с. 163.
1104. Котошихин, изд. III, гл. VII, статья 7, с. 105.
1105. Ж. М. Нар. Пр., ХХIII, 1839 г., с. 29.
1106. Чтения, 1846 г., I, с. 34.
1107. Чтения, 1905 г., III, с. 125. Ж. М. Нар. Пр., ХХIII, с. 39.
1108. «Ск. совр. о Д. Сам.», I, с. 276.
1109. Донес. 15 сент. 1647 г. в сборн. матер. К. Якубова, «Рос. и Шв.», с. 409.
1110. Гл. VII, статья 5, изд. III, с. 101.
1111. «Посольство К. ф.-Кленка», с. 495.
Автор: varent на 06:12
Ярлыки: