Часть 1
Клейн как диагноз, или голый конунг норманнизма
В начале было слово Клейна
28 сентября 2010 г. газета «Троицкий вариант - наука» опубликовала, разместив ее дополнительно в Интернете, статью Л.C. Клейна «Варяги, антинорманизм и час истины»
[1 - Клейн Л.С. Варяги, антинорманизм и час истины //Троицкий вариант - наука. 2010, № 63, 28 сентября, с. 10. См. по ссылке: http://trv-sciencе.ru /2010/09/28/varyagi- antinormannizm-i-chas-istiny], в которой он, норманнист, позволил себе в весьма грубой форме вести речь о тех, кто иначе интерпретирует варяго-русский (варяжский) вопрос. Но данный вопрос - вопрос сугубо научный, и он должен спокойно разрешаться в рамках науки, а не сводиться к безответственной болтовне, которую Клейн с помощью «ученых и научных журналистов» «Троицкого варианта» пятитысячным тиражом выплескивает на читателя, и которой захламляет Интернет, и где он оскорбляет, навешивает ярлыки, передергивает факты, бросается грязными обвинениями. Причем Клейн - доктор исторических наук, слова которого могут произвести впечатление голоса истинной науки.
Доктор-то доктор, но варяго-русским вопросом этот археолог профессионально не занимался, хотя в последнее время вешает по нему с самоуверенностью самозваного куратора ранней истории Руси, который все «бдит» и «зрит», у которого все под контролем, и не дай Бог, если что-то не по нему. Сразу же грозный окрик и молнии с норманнистского Олимпа. Чего только стоят его слова: «Должен покаяться: запись декабрьской передачи «Час истины» [2 - В ней принимали участие А.Н. Сахаров и В.В. Фомин.] на тему «Русь изначальная: происхождение варягов, норманизм и антинорманизм» только недавно попалась мне на глаза». Ну, сам начальник Тайной розыскных варяжских дел канцелярии, ведающей научным сыском - выявлением неблагонадежных ученых, то бишь антинорманннстов. под лозунгом «Слово и дело Клейна». Выявлением и вытравлением из науки.
Но, во-первых, а этот факт очень хорошо известен, далеко не все «русские школьники» осваивали историю «по Иловайскому». А только те, кто учился в учебных заведениях, чьи педагогические советы выбрали его учебники. И большинство педсоветов выбирало последние на основе свободной конкуренции из очень широкого круга учебников потому, что они были самыми лучшими. Во-вторых, и этот факт также хорошо известен. Д.И. Иловайский являет собой пример антинорманниста (искреннего) и норманниста (вынужденного) одновременно. Так, в научных разысканиях он, разделяя русь и варягов, считал русь восточнославянским племенем, проживавшим в Среднем Поднепровье и известным под именем поляне -русь, а варягов норманнами.
Однако в учебниках, например в «Кратких очерках русской истории. Курс старшего возраста», на которых выросло несколько поколений «русских школьников», Иловайский был чистейшей воды норманнистом. Ибо он, направляемый программой Министерства народного просвещения, объяснял учащимся, что плодом движения варягов-норманнов «на Восточную Европу было основание Русского государства». А далее, знакомя их с опытами решения вопроса «о том, кто были русы и откуда пришли князья», историк резюмировал: «Одни принимали за финнов, другие за славян (из Померании); некоторые выводили их из Литвы с устьев Немана и даже из Козар. Однако полная достоверность остается на стороне скандинавского происхождения». То же самое он излагал в «Руководстве к русской истории. Средний курс (изложенный по преимуществу в биографических чертах)» [3 - Иловайский Д.И. Краткие очерки русской истории. Курс старшего возраста. Изд. 9-е. М., 1868. С. 9—10; его же. Руководство к русской истории. Средний курс (изложенный по преимуществу в биографических чертах). Изд. 8-е. М., 1868. С. 3-4: Клейн Л.С. Спор о варягах. История противостояния и аргументы сторон. СПб., 2009. С. 10, 24, 63, 89. См. также: Фомин В.В. Варяги и варяжская русь: К итогам дискуссии по варяжскому вопросу. М., 2005. С. 142-143, 279-283.].
И если такие утверждения Иловайского и есть «антинорманизм в его реакционно- монархическом оформлении», то точно такой же «реакционно-монархический антинорманизм» исповедует сегодня и норманнист Клейн.
А «в последние десятилетия XIX в. и в начале XX в. антинорманизм» никак не мог быть «официальной догмой», т. к. ситуация и в науке, и в общественном сознании того времени была такой, как её обрисовал в 1876 г. И.Е. Забелин применительно ко всему XIX в. (а как показала жизнь, и к XX в., и к началу XXI в.): «...Мнение о норманстве руси поступило даже посредством учебников в общий оборот народного образования. Мы давно уже заучиваем наизусть эту истину как непогрешимый догмат». При этом еще подчеркнув, будто также заглянув в будущее и увидев там Клейна, у которого, видимо, кровь закипает в жилах лишь от слова «антинорманнизм» и мысли, что кто-то смеет (какая наглость!) в русской истории обходиться без его разлюбезных скандинавов, что «всякое пререкание даже со стороны немецких ученых почиталось ересью, а русских пререкателей норманисты прямо обзывали журнальной неучью и их сочинения именовали бреднями. Вот между прочим по каким причинам со времен Байера, почти полтораста лет, это мнение господствует в русской исторической науке и до сих пор» [4 - Забелин И.Е. История русской жизни с древнейших времен. Ч. 1. М., 1876. С. 38, 88.].
Историк без знания историографии, конечно, не историк. Под стать знанию историографии варяжского вопроса и уровень знания Клейном источников. Так, стараясь выдать варягов за шведов, а когда этот фокус ему не удавался, то за германцев вообще, Клейн втолковывал своим «семинаристам», смотревшим на него как на единственный светоч знаний, что имя Владимир «звучит по-русски, но, очевидно, это «народная этимология», т. с. подлаживание к русским корням чуждого имени, видимо, германского... Вольдемар. Ведь древнерусское звучание - «Володимер», а не «Володимир».
Но в Повести временных лет (ПВЛ) это имя читается в летописи в обоих приведенных Клейном вариантах: «Приде Володимир с варяги Ноугороду...» (и тут же несколько раз «Володимер». 980), «заратишася вятичи, и иде на нь Володимир...» (982), «Володимир заложи град Белъгород...» (991), «иде Володимир на хорваты» (затем только «Володимер». 992), «...придоша печенези к Василеву, и Володимир с малою дружиною изыде противу...» (дальше «Володимер», 996). А свое знаменитое «Поучение» Владимир Мономах начинает словами: «Аз худый дедом своим Ярославом, благо-словленым, славным, наречений в крещении Василий, русьскымь именемь Володимир, отцемь вьзлюбленымь и матерью своею Мыюмахы» (а вот немец Г.З. Байер, очень плохо знавший русскую историю и совсем не знавший русского языка, в 1735 г. отмечал, что «славяне в старину говорили Владимир...») [5 - Летопись но Лаврентьевскому списку (ЛЛ). СПб., 1897. С. 74-78, 80, 119-124, 232; Байер Г.З. О варягах // Фомин В.В. Ломоносов: Гений русской истории. М.. 2006. С. 349: Клейн Л.С. Спор о варягах. С. 70.).
Даже в изложении самой главной ценности норманнизма - Вертинских анналов, в 1735 г. введенных в науку Байером, - Клейн действует настолько неграмотно, что сделал несколько принципиальных ошибок, которые заметит и не сведущий в варяго-русском вопросе читатель: «Одна из западноевропейских хроник (Вертинские анналы) упоминает о прибытии к французском|у королю Людовику Благочестивому в 837 г. каких-то подозрительных «послов». ... Называли они себя подданными «хакана Рос» (Rhos). ...
Французы опасались, не шпионы ли это страшных норманнов. И действительно, по исследованию оказалось, что они «из рода шведов».
Во-первых. Людовик I Благочестивый был франкским императором, а не французским королем, и окружали его не французы (огромное Франкское государство, основанное германцами, распалось в 843 г., после чего начинается особая история Франции. Германии и Италии. Францией Западно-Франкское королевство стало именоваться в X в.). Во- вторых, к нему не в 837 г., а в 839-м прибыли, но не послы «хакана Рос», а послы византийского императора Феофила. И лишь вместе с ними перед Людовиком Благочестивым предстали люди, утверждавшие, «что они, то есть народ их. называется Рос (Rhos)», и что они были направлены их «королем», именуемым «хаканом (chacanus)» к Феофилу «ради дружбы». В-третьих, как записано в анналах, «тщательно расследовав цели их прибытия, император узнал, что они из народа свеонов (Suеones)...», но нс шведов, как повторяет Клейн заблуждение Байера, простительное для его времени.
Полагать же свеонов шведами (самоназвание svear) в силу лишь некоторого созвучия, - это то же самое, что видеть в немцах ненцев и на полном серьёзе уверять в полнейшей тождественности этих народов. Причем на ошибку Байера - Клейна прямо указывают источники, которые отличают свеонов от свевов-швсдов. Так. Тацит, поселяя свеонов «среди Оксана», т. с. на одном из островов Балтийского моря, резко отделяет их от свебов- шведов, живших тогда в Германии и переселившихся на Скандинавский полуостров в VI в., в эпоху Великого переселения народов, дав название Швеции [6 - Хрестоматия по истории России с древнейших времён до 1618г./ Под ред. А.Г. Кузьмина, С.В. Перевезенцева. М.. 2004. С. 27-31, 106-107; Клейн Л.С. Спор о варягах. С. 60-61.).
И хотя после 1960 г. много воды утекло, знания Клейном сторон варяго-русского вопроса и сейчас всё так же поверхностные и суждения о них всё так же предвзятые.
Так, Мстислава Великого, сына Владимира Мономаха, он преподносит в качестве его внука (такая ошибка, в связи с важной ролью обоих великих киевских князей в русской истории, следовательно, с их широкой известностью потомкам, непростительна и студенту), утверждает, нс зная саг, что «под «Великой Швецией» у Тура Арне и других имелось в виду не расширение границ Шведского государства до размеров огромной империи, а гипотеза о шведских поселениях вне первоначального очага - на манер именования Великой Грецией греческих поселений в Италии в античное время. Поэтому «Великая Швеция» на Востоке противопоставлялась «Малой Швеции» в Скандинавии, современного историка А.А. Горского, признающего норманство варягов и руси, т. е. своего же стопроцентного научного единоверца, характеризует в качестве антинорманниста и поясняет читателю, что обозначение «норманнизм» - это «клише советской пропаганды». Но данное «обозначение» то и дело мелькает в работах дореволюционных историков. Например. Н.К. Костомаров в публичном диспуте с М.П. Погодиным в марте 1860 г. неоднократно использовал термин «норманнисты» (кстати говоря, Клейн под фотографиями героев диспута поместил подпись: «Участник дискуссии 1865 г.»). В 1870-х гг. норманнист А.А. Куник также вовсю использовал «клише советской пропаганды» и «норманнистом» именовал, от норманнистской немощи записывая его в свои союзники, даже Нестора-летописца («самый старинный норы анкет», «отец» и «почтенный родоначальник норманистики»). За ним и В.О. Ключевский с А.А. Шахматовым называли летописца либо «решительным норманистом» (какими были, подчеркивал Ключевский, немецкие академики Г.З. Байер и Г.Ф. Миллер), либо «первым норманистом» [7 - Публичный диспут 19 марта I860 года о начале Руси между гг. Погодиным и Костомаровым. [Б.м.] и [б.г.]. С\ 18, 20-21, 26: Дополнения А.Л. Кулика // Дорн Б. Каспии. СПб., 1875. С. 396. 399, 451. 454, 457-458, 461-462, 687, прим. 18; Куник А.А. Известия ал-Бекри и других авторов о руси и славянах. Ч. 2. СПб., 1903. С. 04-08, 039: Ключевский В.О. Наброски по «варяжскому вопросу»// Его же. Неопубликованные произведения. М., 1983. С. 121-122: Шахматов А.А. Отзыв о труде В.А. Пархоменко: «Начало христианства Руси»//Журнал Министерства народного просвещения (ЖМНП). Ч. L11. Новая серия. № 8. СПб., 1914. С. 342: его же. Введение в курс истории русского языка. Иг., 1916. С. 11: Клейн Л.С. Спор о варягах. С. 36, 63, 89, 212, 226.).
Остался Клейн верным и своему правилу работы с источниками, т. с. приписывать им то, что в них отсутствует, и по которому славянский Владимир был превращен в 1960 г. в гepманcкoro Вольдемара. Теперь в русской истории появился еще и Людвиг (сын, видимо, Вольдемара, среди своих просто Вольдемарович). Такое «открытие» Клейн сделал из славянской надписи на клинке меча XI в. из Фощсватой под Миргородом «людо[?]а коваль»: «Она говорит о mccthoxi производстве мечей, причем либо славянский мастер учитывал вкусы потребителя, либо мастером был славянизированный норманн (имя для славянина необычное - Людота или Людоша, фамильярное от Людвиг?)» [8 - Клейн Л.С. Спор о варягах. С. 231.].
«Спор о варягах» Клейна вообще кишит выдумками и неряшливостями, в том числе в научном аппарате, которые нисколько не ассоциируются с профессионализмом. И это при том, что, как отмечает автор во введении, бригада из трех человек, среди которых есть и его ученик - археолог и доктор исторических наук С.В. Белецкий, «помогли мне в выверке ссылок» (упаси Господи от подобных «помощников», не оправдавших надежд властелина их душ, что кто-то за ним приберёт и придаст его книге видимость научного сочинения. Не гневайтесь на них, г. Клейн, это их уровень).
Во-первых, это какие-то фантастические сноски и прежде всего на несуществующую литературу. Такими, например, указаны работы Г.З. Байера 1770 г., А.Л. Шлёцсра 1774 и 1908 г., Т.Ю. Арне 1912 года. С другой стороны, реальные сочинения известного историка XIX в. М.П. Погодина «выпущены» в свет Клейном в 1946 и 1959 г., исследования ученых советской поры Л.В. Черепнина. В.Т. Пашуто и Е.А. Мельниковой датированы, видимо, для равновесия. XIX в. - 1848. 1874 и 1877 г., а выход монографии своего самого известного ученика Г.С. Лебедева «Эпоха викингов в Северной Европе» относит к 1885 г. (и считает её то его кандидатской диссертацией, то, называя уже правильно 1985 г., докторской, то утверждает, что докторской диссертацией была его четвертая монография «История отечественной археологии» 1992 г.). Девятый том «Полного собрания сочинений» М.В. Ломоносова, содержащий служебные документы за 1742-1765 гг. и вышедший в 1955 г., озаглавлен Клейном как «Труды по теории и истории русского языка» (а тома с таким названием в природе не существует), якобы изданный в 1956 году. Даже свою книгу «Перевернутый мир» он датирует то 1991-м, то 1993 годом.
Во-вторых, многие сноски даны Клейном без указания страниц, что сразу же сигнализирует о его незнакомстве с содержанием приводимых им в таких случаях трудов. В-третьих, цитаты даже из классики норманнизма - «Нестора» А.Л. Шлёцсра - переданы в далёком от подлинника виде и с ошибочной нумерацией страниц. Вероятно, Клейн, в глаза нс видя «Нестора», цитаты из него списал у какого-то любителя вольной передачи Шлёцсра. В пользу чего говорит и тот факт, что археолог сноски даёт по первой части «Нестора», тогда как одна из них имеет отношение ко второй его части [9 - Там же. С. 12, 19-21, 26, 50-51,61, 76-77, 97, 173, 225, 263, 265, 377, 384.).
Фамильярничая с наукой, Клейн приписывает авторам то, чего у них нет. Так, с ссылкой на другого классика норманнизма - В. Томсена и без указания страниц, конечно, - он ведет речь о якобы норманнских заимствованиях в древнерусском языке. Это слово «князь», которое «в древности звучало близко к «конинг» и которое производят «из скандинавского древнегерманского «конунг» («король»). Подобным же образом из Скандинавии выводятся древнерусские: «витязь» («вождь», «герой» - от «викинг»), «вира» («штраф»), «вервь» («община»), «гридь» («воин») и др. (Томсен. 1891)».
Но из всех перечисленных археологом слов у Томсена есть только слово «гридь». Других нет, как ни ищи. Историка же А.А. Горского он внёс в перечень тех ученых, кто отмечал, что «финское Ruotsi при переходе в славянский по всем законам сравнительной фонетики должно было дать «Ручь» или «Руць», а не «Русь», хотя у того таких слов также не найти (несмотря на свой норманнизм, Горский в 1989 г. продемонстрировал несостоятельность скандинавской версии происхождения названия «Русь», ибо аргументация в ее пользу настолько не согласуется с показаниями исторических источников, что это бросилось в глаза даже неспециалисту в варяжском вопросе) [10 - Томсен В. Начало Русского государства. М., 1891. С. 116; Горский А.А. Проблема происхождения названия Русь в современной советской историографии // История СССР. 1989. ЯЬ 3. С. 132-134; Клейн Л.C. Спор о варягах. С. 63, 77.].
Самос же главное (и самое печальное вместе с тем) заключается в том. что автор «Спора о варягах» 1960 г. до сих пор пребывает в блаженной уверенности, что его книга - это новинка и что в науке, в том числе в родной ему археологии, за полстолетия ничегошеньки не изменилось. В том же «Троицком варианте» 23 декабря 2008 г. он в статье «Сами с усами. К спору о варягах» по-детски делился распирающей его радостью, что скоро выходит книга, написанная им полвека назад. При этом с нескрываемым удивлением констатируя: «Это редко происходит с научными книгами, в археологии - особенно. Ведь в ней источники удваиваются за каждые 30 лет. А вот не устарела!»
Действительно, не быть научной в момент создания, да затем еще за 50 лет в такой научности нисколько нс устареть, несмотря на почти двойное удвоение источников, иначе, как чудом, не назовешь и искренне подивишься такому чуду вместе с автором. Подивишься и задумаешься, что же это за течение в науке - норманнизм, в котором ничего не устаревает. Но это тогда не наука, а что-то вроде веры. «А вот не устарела!» - и лбом об пол. И почаще, и посильнее, тогда в голове еще не те видения появятся.
Издавая книгу, Клейн включил в нее материал маскарадной «дискуссии» 1965 г. и ряд статей последних лет. В связи с антиломоносовской направленностью я подробно рассматриваю её в монографии «Ломоносовофобия российских норманистов», которая только что вышла в сборнике «Варяго-русский вопрос в историографии» (вып. 2 серии «Изгнание норманнов из русской истории») (1 1 - Фомин В.В. Ломоносовофобия российских норманистов // Варяго-русский вопрос в историографии / Сб. статей и монографий / Составит, и ред. В.В. Фомин / Серия «Изгнание норманнов из русской истории». Вып. 2. М., 2010. С. 203-521.). Отмечу, что после ознакомления со статьей Клейна я усилил критику его «аргументов».
Как известно, в науке оперируют научными аргументами. А с какого аргумента начинает Клейн разговор в газете «Троицкий вариант - наука» о Фомине, прямо затем назвав его фальсификатором, которого он, ну, прямо супергерой Бэтмен, оказывается, схватил за руку? С того, что Фомин патриот (вот жуть!), который обвиняет в антипатриотизме всех, кто признает скандинавское нашествие (что творится! Быстро сворачиваем нашествие и делаем ходу от - этого разбушевавшегося патриота).
Разумеется, я патриот (а кем еще, г. Клейн, должен быть гражданин России?), но в антипатриотизме никого из норманнистов - ни сегодняшних, ни вчерашних - никогда не обвинял, в том числе и в сентябрьской (а не декабрьской, как обычно перевирает Клейн) телепередаче «Час истины». Тем более не называл, как продолжает он лгать, не уважая даже свой весьма преклонный возраст и подставляя тем самым «учено-научное» издание, нынешних русских историков «русофобами, подкупленными Западом». Лжет Клейн и в «Споре о варягах», приписывая мне слова, что норманнист - это, «безусловно, антипатриот» (лжёт и тогда, следует добавить, когда инкриминирует замечательному историку А.Г. Кузьмину желание представить норманнистов сторонниками «зловредного подрывного учения с политическим подтекстом») [12 - Клейн Л.С. Спор о варягах. С. 9, 208.].
Таких клсйнских и не имеющих никакого отношения к науке «аргументов», как «патриот», «антипатриот», «русофоб», у меня нет вообще. И дело не только в моем воспитании и моем принципиальном отношении к науке. Просто я не делю ученых на своих и чужих, ибо все они - и норманнисты. и антинорманнисты - все наши, все наше наследие. Но, естественно, отмечаю их заслуги перед отечественной исторической наукой в разработке прежде всего варяго-русского вопроса, и отмечаю совершенно независимо от того, кому они принадлежат - русскому или нерусскому, потому как национальная принадлежность историков и для науки, и для меня не имеет, в отличие от Клейна, никакого значения, а значение имеет только то, что они доказали, открыли и т. д.
Как я, например, подчеркивал в двух монографиях и докторской диссертации в 2005- 2006 гг., имена немцев Г.З. Байера, Г.Ф. Миллера и А.Л. Шлёцера. несмотря на их весьма серьезные ошибки (а у кого их нет?) во взглядах на прошлое России, «являются таким же достоянием русской исторической мысли, как и имена русских Татищева. Ломоносова, Карамзина и других замечательных деятелей нашей науки», и что они имеют «весьма значимые заслуги... перед русской исторической наукой». В текущем 2010 г. мною в монографии «Варяго-русский вопрос и некоторые аспекты его историографии» были отмечены одаренность и вместе с тем противоречивость Шлёцера, в 1768 г. резко отделявшего русь от норманнов (тогда он видел в ней черноморскую русь), но в 1802 г. уже рассуждавшего, под влиянием выдумки шведа Ю. Тунмана, об особом виде скандинавов - руси (хотя при этом все равно твердо говоря, по причине хорошего знания и понимания ПВЛ, что она различает шведов и руссов, а обратное утверждение, по его очень верным словам, слышите, г. Клейн, «надобно доказать») [13 - Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 14; его же. Варяго-русский вопрос в отечественной историографии XV11I-XX веков. Автореф... дне... докт. наук. М., 2005. С. 19; его же. Ломоносов. С. 113, 341; его же. Начальная история Руси. М., 2008. С. 82-83; его же. Варяго-русский вопрос и некоторые аспекты его историографии // Изгнание норманнов из русской истории / Сб. статей и монографий / Составит, и ред. В.В. Фомин / Серия «Изгнание норманнов из русской истории». Вып. 1. М., 2010. С. 350, 391. 481.).
А чтобы современные специалисты без предвзятости взвешивали и ошибки, и заслуги этих ученых, но не повторяли и не приумножали первые, я в 2006 г. переиздал статью Байера «О варягах» (1735), рсчь-«диссертацию» Миллера «О происхождении народа и имени российского» (1749), о которой более 250 лет норманнисты говорили с восторгом, но не видя её воочию (как я понимаю по тональности рассуждений Клейна, он и её не читал), готовлю к изданию перевод с немецкого книги Шлёцера «Probe russischеr Annalеn» («Опыт изучения русских летописей», 1768). в которой он предстает перед нами во многом иным, чем в своем знаменитом «Несторе» 1802-1809 годов. Добавлю, что в сборнике «Варяго-русский вопрос в историографии», посвященном 1 150-летию похода руси на Константинополь, публикуется исследование норманниста эмигранта В. А. Мошина, давшее название всему сборнику - «Варяго-русский вопрос» (1931), а также статьи советских норманнистов Д.Л. Талиса (1974) и М.Ю. Брайчевского (1985).
Помогает это науке? Несомненно, ведь названные работы либо плохо, либо вовсе неизвестны современным норманнистам, с умным видом изобретающим велосипеды, на которых по русской истории пылят, застилая истину, Вольдемары и Людвиги Клейна.
А переиздал ли что-нибудь Клейн из наследия норманнистов прошлого (и что было бы куда полезнее его «не устарелого» «Спора о варягах»)? Нет. Исправил ли свои ошибки, дорого обходящиеся науке? Нет. Но при этом свой ложный взгляд на варяжский вопрос он пытается прикрыть завесой разговоров о зловредных патриотах, т. е. силится сугубо научный разговор перевести в плоскость политики, чтобы в ее мутных водах утопить суть варяго-русского вопроса, и представить ученых, смотрящих на историю Руси не его глазами, националистами и даже нацистами. Вот слова, которые в 1960 г. Клейн сказал в отношении двух замечательных русских историков дореволюционной поры и которыми он много лет наставлял студентов своего семинара: «Некоторые реакционно-настроенные историки (Иловайский, Забелин), подходя к вопросу с позиций великодержавного шовинизма, выступали против «норманской теории», поскольку она противоречит идее о том, что русский народ по самой природе своей призван повелевать и господствовать над другими народами» ( 14 - Клейн Л.С. Спор о варягах. С. 25.).
И ведь в его голове ничего не изменилось с той очень уже далекой поры. В 2004 г. в книге «Воскрешение Перуна» Клейн утверждал, что академик Б.А. Рыбаков «был не просто патриотом, а несомненно русским националистом или, как это сейчас принято формулировать, ультра-патриотом - он был склонен пылко преувеличивать истинные успехи и преимущества русского народа во всем, ставя его выше всех соседних. ... Он всё видел в свете этой idee fixe...». В добавлениях последних лет к книге «Спор о варягах» Клейн в сильнейшем раздражении выдаст антинорманнизм за «ультра-патриотизм», за «искусственное, надуманное течение, созданное с ненаучными целями - чисто политическими и националистическими», за «шовинистическую ангажированность», даже за «экий застарелый синдром Полтавы!» (и что это он забыл про Невскую битву, ведь тогда бы «экий» синдром стал «эдаким», т. е. во много раз ужаснее), а сегодняшние его сторонники изображаются «дилетантами» и «ультра-патриотами», которые «повторяют то, что в XVIII в. придумал Ломоносов, да так и нс смог доказать» [ 15 - Клейн Л.С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества. СПб., 2004. С. 53, 70; его же. Спор о варягах. С. 8-9, 199-201, 204, 209, 211-212, 217, 224, 261.).
Гитлер-норманнист, или Кто нацист в России?
В 2010 г. по программе «Кантемир»: «Благодарная Молдавия - братскому народу России» (без молдаван сегодня, конечно, никуда) вышло его же «Трудно быть Клейном» (во как!), где он антинорманнисту- Ломоносову и «его приспешникам», в целом всем «ультра-патриотам» - в главе под названием «Диагноз» методично и искусно «шьёт» очень большое и очень страшное политическое дело, своего рода «Нюрнберг», наметки которого им были сделаны еще полвека назад. И этот приговор, а он, оказывается, уже зачитывался Клейном в 2006 г. со страниц «Новой газеты» и журнала «Звезда», а теперь повторён аккурат в 65-й год Победы над фашизмом, состоит в том, что Россия вступила на путь, «который прошла побежденная ею Германия», - на «путь нацизма».
Находя тому якобы параллели и признаки, проиллюстрированные для непонятливых рассказом антирусского анекдота (а юморок у этого либерала-демократа с мерзким расистским душком), а также говоря («давайте признаем очевидное, как бы оно ни было постыдно»), что «народ в массе симпатизирует убийцам инородцев, жалеет не убитых и их родных, а убийц, которые попали в скверную ситуацию из-за такого пустяка. Не русского же убили, а инородца, чужака. Народ готов к погромам инородцев... и к принятию расовых законов, будс в Думе найдутся их инициаторы», «народ готов и принять тоталитарного лидера, диктатора» и что уже президент (в данном случае речь идет о В.В. Путине) «одно из своих выступлений перед страной, транслировавшееся на всю Россию... закончил коротким молодцеватым возгласом: «Слава России»... В такой формулировке, как лозунг, эти слова - официальное приветствие русских нацистов: при нем они вскидывают руку вверх и вперед, как при «Хайль Гитлер!», Клейн заключает: «Наш Гитлер уже пишет свою «Майн кампф» [16- Здесь и далее курсив, жирный шрифт и разрядка в цитатах принадлежат авторам.] и составляет списки для расстрелов. И концлагеря готовы - ждут посту пления колонн политзэков» [17 - Клейн Л.С. Трудно быть Клейном: Автобиграфия в монологах и диалогах. СПб., 2010. С. 650-669.].
Выходит, что антинорманнисты, как и русский народ «в массе», нацисты. Хотя самый главный «наци» Гитлер, как и Клейн, был норманнистом. В «Майн кампф» это бесноватое чудовище утверждало, обосновывая тем самым необходимость нападения на СССР, что «организация русского государственного образования нс была результатом государственно-политических способностей славянства в России: напротив, это дивный пример того, как германский элемент проявляет в низшей расе свое умение создавать государство». От фюрера не отставало другое чудовище, также очень хорошо знакомое с норманнской теорией, которую, нс щадя живота своего и чернил, защищает Клейн, - Гиммлер: «Этот низкопробный людской сброд, славяне, сегодня столь же не способны поддерживать порядок, как не были способны много столетий назад, когда эти люди призывали варягов, когда они приглашали Рюриков» [18 - Цит. по: Чивилихин В. Память. Роман-эссе. Л., 1983. Кн. 2. С. 358-359.].
Обвинение русского народа, внесшего основной вклад в разгром фашизма, в нацизме есть чудовищная ложь, наказуемая законом! Потому что русский народ не несёт в себе бацилл расизма и нацизма, на почве которых вырастает фашизм (а вот у Клейна они, похоже, завелись). Как отмечал знаменитый Н.Н. Миклухо-Маклай, характеризуя ситуацию XIX в. в Европе, охваченной идеями расизма и социал-дарвинизма. «Россия - единственная европейская страна, которая хотя и подчинила себе много разноплеменных народов, но все же не приняла полигенизм (т. с. учение о разном происхождении и, следовательно, неравенстве рас) даже на полицейском уровне. В России полигенисты не могут найти себе союзников, так как их взгляды противны русскому духу» [19 - Цит. по: Кузьмин А.Г. Мародеры на дорогах истории. М., 2005. С. 80.].
По той же причине - противности русскому духу - в русском сознании никогда не было и никогда нс будет нацистской идеи о «способных» или «неспособных» создавать государства народах. По той же причине русские никогда не уничтожали нерусских, не загоняли их в резервации и не сгоняли их с родной земли (действия грузин Сталина и Берии к характеру русского народа, понятно, не имеют никакого отношения).
По той же причине в русском народе, который изначально сложился как полиэтническая общность, нет психологии «нации господ», нет, вопреки Клейну, идеи «о том, что русский народ по самой природе своей призван повелевать и господствовать над другими народами». Изначально многонациональным было и наше государство, в рамках которого около двухсот народов смогли сохраниться и сохранить свою самобытность, свою культуру и свой язык (в подавляющем большинстве своем они добровольно вошли в состав России, и таких примеров мировая история не знает. Вошли, стали подданными Российского государства и получили надёжнейшую защиту от агрессивных соседей. И так спаслись от уничтожения. Но их спасение оплачено огромным числом русских жизней).
А по каким-то отморозкам, которые убивают не только нерусских и людей неславянской внешности, но и русских, и людей славянской внешности, нельзя судить обо всём народе, марать его, да еще обвинять его в симпатии к «убийцам инородцев». Убийцы, они и есть убийцы, какими бы они словами и лозунгами - по форме и звучанию даже самыми патриотичными - ни прикрывали свои злодеяния и к какому бы роду-племени они бы не принадлежали. И подлежат эти псевдопатриоты, дискредитирующие и Россию, и русский народ, и патриотизм, самому суровому наказанию.
И всё это Клейн очень хорошо знает. Но при этом всегда будет говорить то, что ему нужно, специально заостряя углы, чтобы, во-первых, лишний раз обратить на себя внимание, во-вторых, если вдруг его спросят за эту инсинуацию (и такое может быть), то чтобы тут же раскричаться во всех «демократических» изданиях, а они незамедлительно предоставят ему свои страницы, о гонениях на него - такого всеизвестного и такого всемирнозначимого, в целом на норманнистов за их «объективные исследования», отвергающие «блаженную «ультрапатриотическую» убежденность», т. е. антннорманнизм.
Можете себе представить, какой вселенский визг поднимется под лозунгом «Руки прочь от нашего Клейна», якобы страдающего именно за истину в варяжском вопросе. И, разумеется, понятно от кого - от «ультра-патриотов» с их «шовинистической ангажированностью» и «застарелым синдромом Полтавы». Поэтому скорее я буду привлечен (с подачи тех же «ученых и научных журналистов») к «ответу» за то, что посмел посягнуть на их святыню, на самого, подумать страшно, Льва Самуиловича Клейна. Да и другим будет наука - нечего правду историческую искать, а то также поймут, что норманнизм есть ложь, уродующая наше самосознание.
Клейн против Ломоносова: ври больше, что-нибудь да останется
В своих рассуждениях об антинорманнистах Клейн, как и в своем мнении о русском народе, действует по правилу одного печально известного нацистского «спеца» по оболваниванию - Геббельса: ври больше, что-нибудь да останется.
Но о варяго-русском вопросе надо говорить очень серьезно и обстоятельно, т. к. любая наука, в том числе историческая, - это четкая система доказательств и вразумительных контрдоводов, а нс пустобрёхство и зубоскальство. Тем более по теме начала Руси. И в науке История рассуждают не по принципу «я утверждаю», «как мне кажется» и «я всех умнее», а с приведением фактов. При этом обосновывая не только то, что укладывается в собственную концепцию, но и то, что в неё не вписывается.
Как это, например, делал Ломоносов, подчеркивая в первом отзыве на речь- «диссертацию» Миллера «О происхождении народа и имени российского» (16 сентября 1749 г.). «правда, что и в наших летописях не без вымыслов меж правдою, как то у всех древних народов история сперва баснословна, однако правды с баснями вместе выбрасывать нс должно, утверждаясь только на одних догадках». Во втором же отзыве на неё (октябрь - ноябрь 1749 г.) он сформулировал, в контексте обсуждения своего видения происхождения руси, ключевой принцип беспристрастности, который также игнорируется сторонниками норманнской теории: ибо хотя Миллер «происхождение россиян от роксолан и отвергает, однако ежели он прямым путем идет, то должно ему все противной стороны доводы на среду поставить и потом опровергнуть» [20 - Ломоносов М.В. Полн, собр. соч. Т. 6. М., Л., 1952. С. 20, 30.].
А так мог говорить только историк. Однако Клейн уверяет в «Троицком варианте», что Ломоносов возомнил себя историком и к истории «нс был приуготовлен, древнерусских летописей не прорабатывал...». Но это Клейн, которому трудно быть в ладу с русской историей и с её героями, возомнил себя невесть кем и потерял чувство меры, черня Ломоносова, «величайшего русского имени XVIII века», по оценке французского ученого А.Лортоларн (21 - Цит. по: Ланжсвсн Л. Ломоносов и французская культура XVIII в. // Ломоносов. Сборник статей и материалов. Г. VI. М.. Л., 1965. С. 49 (переиздана в кн.: Слово о Ломоносове / Сб. статей и монографий / Составит, и ред. В.В. Фомин / Серия «Изгнание норманнов из русской истории». Вып. 3. М., 2012).], лишь потому, что он был антинорманнистом и что в ответ ему норманнисты, кроме брани и клеветы, ничего так и нс могут предъявить.
Ломоносов, несмотря на необработанность тогда русской и европейской историй, сделал важнейшие открытия, принятые наукой (в ряде случаев я в скобках привожу фамилии известных норманнистов прошлого, либо развивавших его идеи, либо пришедших к ним самостоятельно): о равенстве народов перед историей: «Большая одних древность не отьемлет славы у других, которых имя позже в свете распространилось», об отсутствии «чистых» народов и сложном их составе: «Ибо ни о едином языке утвердить невозможно, чтобы он с начала стоял caм собою без всякого примешения», о древности славян: «Имя славенеское поздно достигло слуха внешних писателей и едва прежде царства Юстиниана Великого, однако же caм народ и язык простираются в глубокую древность. Народы от имен не начинаются, но имена народам даются» (В.О. Ключевский назвал эту мысль и мысль о смешанном составе славянских племён блестящими идеями, «которые имеют значение и теперь»), о скифах и сарматах как древних обитателях России, о сложном этническом составе скифов, о складывании русской народности (по С.М. Соловьеву, «превосходное замечание о составлении народов») на полиэтничной основе (путем соединения «старобытных в России обитателей» славян и чуди; В.О. Ключевский в «Курсе русской истории» говорит, что русский народ образовался «из cмеси элементов славянского и финского с преобладанием первого»), об участии славян в Великом переселении народов и падении Западно-Римской империи, о родстве венгров и чуди (к такому выводы сами венгры придут лишь во второй половине XIX в. после ожесточенной полемики между приверженцами угро-финского и тюркского происхождения венгерского языка, которая вошла в историю венгерской науки под названием «угро-тюркской войны»), о прибытии Рюрика в Ладогу, о высоком уровне развития русской культуры: «Немало имеем свидетельств, что в России толь великой тьмы невежества не было, какую представляют многие внешние писатели», о ненадежности «иностранных писателей» при изучении истории России, т. к. они имеют «грубые погрешности» (Г.Ф. Миллер затем также соглашался, что если пользоваться только иностранными авторами, то «трудно в том изобрести самую истину, ежели притом» не работать с летописями и хронографами, и что иностранцы недолго бывали в России, большинство из них не знало русского языка, и «то они слышали много несправедливо, худо разумели, и неисправно рассуждали»), и др.
Установил Ломоносов и факты отрицательного свойства, показывающие полнейшую научную несостоятельность норманнской теории (а варяго-русским вопросом он целенаправленно занялся в начале 1730-х гг.): отсутствие следов руси в Скандинавии (норманнисты почти 130 лет игнорировали этот вывод Ломоносова, пока в 1870-х гг. датский лингвист В. Томсен наконец-то не признал, что скандинавского племени по имени русь никогда не существовало и что скандинавские племена «не называли себя русью»), отсутствие сведений о Рюрике в скандинавских источниках (о чем в 1836 г. прямо скажет и Ф. Крузе), отсутствие скандинавских названий в древнерусской топонимике, включая названия днепровских порогов, отсутствие скандинавских слов в русском языке (крупнейший языковед И.И. Срезневский, проведя тщательный анализ слов, приписываемых норманнам, показал нескандинавскую природу большинства из них: что «остается около десятка слов происхождения сомнительного, или действительно германского... и если по ним одним судить о степени влияния скандинавского на наш язык, то нельзя не сознаться, что это влияние было очень слабо, почти ничтожно», и что эти слова могли перейти к нам без непосредственных связей, через соседей), что имена наших первых князей не имеют на скандинавском языке «никакого знаменования» (Ломоносов, писал в 1912 г. антинорманнист И.А. Тихомиров, выступил против объяснения норманнистами летописных имен, которые «коверкались в угоду теории на иностранный лад, как бы на смех и к досаде русских», и «первый поколебал одну из основ норманизма - ономастику... он указал своим последователям путь для борьбы с норманизмом в этом направлении», где пером С.А. Гедеонова «окончательно уничтожена была привычка норманистов объяснять чуть не каждое древнерусское слово - в особенности собственные имена - из скандинавского языка») и что вообще сами по себе имена не указывают на язык их носителей. В целом, как заключал Ломоносов в третьем отзыве на речь Миллера в марте 1750 г., что, «конечно, он не может найти в скандинавских памятниках никаких следов того, что он выдвигает».
Вместе с тем Ломоносов отмечал, вводя в научный оборот свидетельства византийского патриарха Фотия, давнее присутствие руси на юге Восточной Европы, где «российский народ был за многое время до Рурика» (Г.Ф. Миллер затем также неоднократно подчеркивал, что «имя российское еще и до Рюрика было употребительно в России...». Потом и С.М. Соловьев констатировал, что «название «русь» гораздо более распространено на юге, чем на севере, и что, но всей вероятности, русь на берегах Черного моря была известна прежде половины IX века, прежде прибытия Рюрика с братьями»; о черноморской руси, существовавшей до призвания варягов, речь вели Е.Е. Голубинский. В.Г. Васильевский и другие норманнисты).
Говорил наш гений о связи руси с роксоланами (эту мысль активно разрабатывал Г.В. Вернадский), об историческом бытии Неманской Руси, откуда пришли варяги-русы (Неманская Русь позже прописалась в трудах Г.Ф. Миллера, Н.М. Карамзина. И. Боричевского. М.П. Погодина), о широком значении термина «варяги», ибо так «назывались народы, живущие по берегам Варяжского моря» (С.М. Соловьев особенно ценил этот вывод Ломоносова и также понимал под варягами не какой-то конкретный народ, а европейские дружины, «сбродную шайку искателей приключений», подчеркивая вместе с тем, что в той части «Древней Российской истории», где разбираются источники, «иногда блестит во всей силе великий талант Ломоносова, и он выводит заключения, которые наука после долгих трудов повторяет почти слово в слово в наше время»).
Ломоносов указывал, что в «Сказании о призвании варягов» летописец выделял русь из числа других варяжских (западноевропейских) народов, при этом не смешивая ее со скандинавами (а то же самое затем утверждал, как отмечалось выше, и Шлёцер), акцентировал внимание на факте поклонения варяжских князей славянским божествам и объяснял Миллеру, настаивавшему на их скандинавском происхождении, славянскую природу названий Холмогор и Изборска. отмечая при этом простейший способ превращения им (а так до сих пор поступают норманнисты) всего русского в скандинавское: «Весьма смешна перемена города Изборска на Иссабург...» (22 - Ломоносов М.В. Поли. собр. соч. Т. 6. С. 19-42, 169-170, 173-174, 195-216; Миллер Г.Ф. Краткое известие о начале Новагорода и о происхождении российского народа, о новгородских князьях и знатнейших онаго города случаях // Сочинения и переводы к пользе и увеселению служащие.Ч. 2. Июль. СПб.. 1761. С. 9; его же. О народах издревле в России обитавших. СПб., 1788. С. 93-97. 107-111. 123: Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 1. М.. 1989. С. 58 и прим. 111; Боричевский И. Руссы на южном берегу Балтийского моря // Маяк. Т. 7. СПб., 1840. С. 174-182; Срезневский И.И. Мысли об истории русского языка. СПб., 1850. С. 130-131, 154; Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. I. Т. 1-2. М., 1993. С. 87-88, 100, 198, 250-253, 276, прим. 142, 147, 148, 150, 173 к т. 1;ки. XIII. Т. 25-26. М., 1965. С. 535-536; его же. Писатели русской истории XVIII века // Собрание сочинений С.М. Соловьева. СПб., (1901]. Стб. 1351, 1353-1355; Погодин М.И. Борьба не на живот, а на смерть с новыми историческими ересями. М.. 1874. С. 389-390; Томсен В. Указ. соч. С. 80. 82;
Голубинский Е.Е. История русской церкви. Г. I. Ч. I. М., 1880. С. 13-33, 42-50; Васильевский В.Г. Житие св. Стефана Сурожского//ЖМНП. Ч. 263. СПб., 1889. С. 440- 450; его же. Житие св. Георгия Амастридского и св. Стефана Сурожского // Его же. Труды. Т. 3. Иг., 1915. С. СХ, СХХШ, CXXXIX - CXLI, CLII-CLIII, CCLXXV1I- CCLXXXUI; Ключевский В.О. Лекции по русской историографии // Его же. Сочинения в восьми томах. Г. VIII. М., 1959. С. 408-410; его же. Полный курс лекций // Его же. Русская история в пяти томах. Т. I. М.. 2001. С. 301-323; Тихомиров И.А. О трудах М.В. Ломоносова по русской истории /У ЖМНП. Новая серия. Ч. XLI. Сентябрь. СПб., 1912. С. 61 (переиздана в кн.: Слово о Ломоносове); Вернадский Г.В. Древняя Русь. Тверь, М., 1996. С. 268. 286. 289: Фомин В.В. Ломоносов. С. 257-267, 286-307; его же. Начальная история Руси. С. 78-82.].
И этот вклад историка Ломоносова в развитие отечественной и всеобщей истории объясняется его прекрасным знанием источников, большинство из которых Клейн никогда не видел и, естественно, «не прорабатывал».
Как установила в 1962-1980 гг. Г.Н. Моисеева, обратившись к сочинениям Ломоносова (историческим и поэтическим), к архивам России и Украины, в которых открыла 44 рукописи с его пометами (а их более 3000 на полях и в тексте), им было изучено очень большое число источников, и в первую очередь отечественных. Это ПВЛ, Киево - Печёрский патерик. Хронограф редакции 1512 г.. Софийская первая. Никоновская. Воскресенская. Новгородская третья и четвертая. Псковская летописи. Казанская история (Казанский летописец), Степенная книга. Новый летописец. Двинской летописец, «Сказание о князьях владимирских», «Иное сказание», «История о великом князе Московском» Л.М. Курбского, послания Ивана Грозного и Курбского, «Сказание» Авраамия Палицына. исторические повести о битве на Калке, о приходе Батыя на Рязань, о Куликовской битве, многочисленные повести о стрелецком восстании. Родословные и Разрядные книги, жития Ольги. Бориса, Глеба. Александра Невского. Дмитрия Донского, Сергия Радонежского. Федора Ростиславича Смоленского и Ярославского и др. (в ряде случаев их разные редакции и списки), а также церковно-учительная и церковно- богослужебная литература. И, говоря о его приобщении к чтению исторических и литературных памятников еще на Севере, исследовательница на фактах показала их целенаправленное изучение Ломоносовым уже в годы обучения в Москве в Славяно - греко-латинской академии (1731-1735) [23 - Моисеева Г.Н. К вопросу об источниках трагедии М.В. Ломоносова «Тамира и Селим» У/Литературное творчество М.В. Ломоносова. Исследования и материалы. М., Л., 1962. С. 254-257; ее же. Ломоносов в работе над древнейшими рукописями (по материалам ленинградских рукописных собраний) /У Русская литература (РЛ). 1962. Хс 1.С. 181-191, 193; ее же. М.В. Ломоносов и польские историки У/ Русская литература XVIII в. и славянские литературы. Исследования и материалы. М., Л., 1963. С. 140-142; её же. М.В. Ломоносов на Украине У/Там же. С. 88, 90-92, 97-98; ее же. Из истории изучения русских летописей в XVIII веке (Герард- Фридрих Миллер)// РЛ. 1967. Ха I. С. 133; се же. Ломоносов и древнерусская литература. Л., 1971. С. 8—24.60-61,66.68, 72-73, 76, 78, 80—127, 129-132, 134-137, 146, 150, 201, 232; ее же. Древнерусская литература в художественном сознании и исторической мысли России XVIII века. Л., 1980. С. 49-57.).
Нельзя забывать еще об одной стороне деятельности Михаила Васильевича. В 1936 г. в Нью-Йорке вышла книга Д. Мореншильдта «Россия в интеллектуальной жизни Франции XVIII века», в которой автор говорит о большом влиянии, оказанном сочинениями Ломоносова на общественное мнение Франции XVIII в.: «Ломоносов одним из первых сообщил Франции, что еще до Петра Россия была организованным государством и обладала своей собственной культурой» [24 - Цит. по: Ланжевеи Л. Указ. соч. С. 48.]. Но Ломоносов, а в том и заключается одна из величайших его заслуг как историка, всей Европе, а не только Франции, сообщил, «что еще до Петра Россия была организованным государством и обладала своей собственной культурой». Слова Мореншильдта относятся к «Древней Российской истории» Ломоносова (была издана в 1768 г. на немецком языке, в 1769-м, 1773-м. 1776 г. на французском, в 1772 г. на итальянском), которая заканчивается 1054 г. - смертью Ярослава Мудрого. А об этом же времени норманнская теория даёт, в отличие от Ломоносова, иное представление.
Исторические интересы Ломоносова не ограничивались далеким прошлым. Его «Древняя Российская история» имела продолжение и была доведена до 1452 года. Им был создан «Краткий Российский летописец», по точной оценке П.А. Лавровского, «остов русской истории», где дана история России от первых известий о славянах до Петра I включительно, «с указанием важнейших событий и с приложением родословной Рюриковичей и Романовых до Елизаветы». И этот труд был настолько востребован российским обществом, что с 1760 по 1775 г. он вышел тремя изданиями и «немалым дляXVIII в. общим тиражом более 4200 экземпляров» (но тиража все равно нс хватало, и книгу переписывали от руки, в связи с чем она получила «довольно широкое распространение в списках, часто встречающихся в различных библиотеках»). «Краткий Российский летописец», отмечал В.О. Ключевский, «во все царствование Екатерины был довольно распространенным школьным руководством по русской истории».
По нему начинала свое знакомство с русской историей и заграница: в 1765, 1767. 1771 г. книга увидела свет на немецком, в 1767 г. на английском языках. Отношение западноевропейского читателя к «Краткому Российскому летописцу» передает, например, рецензия на него, помещенная в 1773 г. в «Historischcs Journal von Mitglicdcrn dcs koniglichcn historischcn Instituts zu Gottingen», где подчеркивается, что иностранцы до сих пор «не имеют еще ни одного связного произведения по российской истории. Ибо хотя в наши дни образованный русский человек, достаточно хорошо знакомый с зарубежной литературой, может написать лучшую, значительно лучшую книгу но русской истории, чем написал или мог написать в свое время Ломоносов, тем не менее мы в нашем распоряжении не имеем ничего лучшего, чем очерк Ломоносова, который по крайней мере служит к тому, чтобы мы могли ясно себе представить по летописям последовательность русских великих князей до Петра 1, в хронологическом порядке, а также, по приложенному в конце... родословному списку - происхождение русских властителей и их родство с другими европейскими королями и князьями». А в предисловии английского издания «Краткого Российского летописца» констатируется, что он написан одним «из самых одаренных и ученейших людей» России.
Ломоносов очень много и плодотворно занимался эпохой и личностью Петра 1, стрелецкими бунтами. В 1757 г. он написал, по просьбе И.И. Шувалова, примечания на рукопись «Истории Российской империи при Петре Великом» (первые восемь глав) Ф.- М.А. Вольтера, где исправил многочисленные ошибки и неточности текста, и все эти поправки были приняты европейской знаменитостью. Так, он переработал и расширил раздел «Описание России», полностью переделал главу о стрелецких бунтах, воспользовавшись присланным Ломоносовым «Описанием стрелецких бунтов и правления царевны Софьи» (в авторской редакции: «Сокращенное описание самозванцев и стрелецких бунтов»), во многих случаях почти дословно воспроизводя последнее в своей «Истории» (но французский философ нс принял замечания Г.Ф. Миллера, сказав:
«Я бы желал этому человеку побольше ума и поменьше согласных»). Ломоносову принадлежат «Сокращение о житии государей и царей Михаила, Алексея и Феодора» и «Сокращенное описание дел государевых» (Петра 1), которые он также готовил для Вольтера и которые не исчезли, а читаются в «Кратком Российском летописце» (25 - Ломоносов М.В. Поли. собр. соч. Т. 6. С. 91-96, 99—161, 563-572, 574-575, 588-594; т. 10. М., Л., 1957. С. 524-527, 533, 839-841, 845; Лавровский И.А. О трудах Ломоносова по грамматике языка русского и по русской истории // Памяти Ломоносова. Харьков. 1865. С. 50 (переиздана в кн.: Слово о Ломоносове); Летопись жизни и творчества М.В. Ломоносова. М., Л., 1961. С. 275. 279-280, 324; Гурвич Д. М.В. Ломоносов и русская историческая наука /У Вопросы истории (ВИ). 1949. 1 1. С. 1 1 1-1 15, 117; Шамрай Д.Д. О тиражах «Краткого Российского летописца с родословием» //Литературное творчество М.В. Ломоносова. М., Л., 1962. С. 282-284 (а также: Фомин В.В. М.В. Ломоносов и русская историческая наука // Слово о Ломоносове. С. 167-196).).
Огромная заслуга Ломоносова перед исторической наукой заключается и в том, что он норманнизму, как ложному представлению о начале русской истории, всегда давал решительный отпор, например в известной дискуссии 1749-1750 гг. по рсчи- «дисссртации» Миллера «О происхождении народа и имени российского».
Причем норманнисты, рисуя Ломоносова каким-то зоологическим неприятелем Миллера, забывают сказать, что в 1747 г. Ломоносов в споре Миллера и Крекшина принципиально поддержал первого, ибо на его стороне была правда, но эту правду надо было еще доказать перед Сенатом, т. к. чреватый очень большими неприятностями спор касался происхождения царствующей династии, которую русский Крекшин надуманно выводил от Рюрика. И такая позиция русского Ломоносова не только уберегла немца Миллера от самых серьезных неприятностей, но и сберегла его для нашей науки (а ведь Крекшин прямо «намеревался уличить в государственном преступлении» Миллера. Случись такое, ему бы не избежать весьма «теплой» встречи с Тайной розыскных дел канцелярией, одно название которой наводило ужас. И кто бы тогда знал о нем?).
Они также молчат, что рсчь-«дисссртацию» Миллера во время её обсуждения отвергли немцы И.Э. Фишер и Ф.Г. Штрубе дс Пирмонт (которых ну никак не записать в русские патриоты и тем более в «ультра-патриоты»), также сказавшие о «предосудительности» его речи России (а такую формулировку для оценки этой речи, которую он caм охарактеризовал как «галиматья г. Миллера», предложил глава Канцелярии Академии наук Hcxicu И.Д. UIyxia*ccnsorcd*). Так, Штрубе де Пирмонт отмечал в 1749 г., что Академия справедливую причину имеет сомневаться, «пристойно ли чести се помянутую диссертацию публично читать и напечатавши в народ издать» (позже он пояснил, что Миллер «предлагает о начале россиян понятия, совсем не сходные с краткими и ясными показаниями наших летописцев и с известиями чужестранных историков...»). То же самое в том же 1749-году говорил и Ломоносов: «диссертация», поставленная на «зыблюшихся основаниях», «весьма недостойна, а российским слушателям и смешна, и досадительна».
Факт, что сочинение немца Миллера не приняли немцы Фишер, Штрубе де Пирмонт, UiyMa*ccnsorcd*, что позже немец А.Л. Шлёцер увидел во многих её положениях «глупости» и «глупые выдумки», а немец А.А. Куник (как же заразителен этот «ультрапатриотизм»!) в целом охарактеризовал её как «препустую», отметает все норманнистские домыслы об отсутствии в критике русского Ломоносова каких-либо серьезных оснований, кроме как только патриотических (начало такому мнению. ставшему самым главным «аргументом» в разговоре норманнистов с оппонентами вообще и с особенной силой вновь зазвучавшему в устах современных российских ученых, положил Шлёцер. Стремясь выставить Ломоносова перед просвещенной Европой в самом неприглядном виде.
Шлёцер утверждал в своих воспоминаниях и «Несторе», что его неприязненное отношение к речи немца Миллера объясняется тем, что он «был отъявленный ненавистник, даже преследователь всех нерусских»). Остается добавить, что сам Миллер в 1773 г., говоря о выходе «диссертации» в Геттингене «вторым уже тиснением» без его участия, с нескрываемым сожалением признал: «Много сделал бы еще в оном перемены» (26 - См. подробнее о диссертации Миллера и его полемике с Ломоносовым Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 79—108: его же. Ломоносов. С. 226-337, 366-440; его же. Варяго-русский вопрос и некоторые аспекты...С. 386-389. 397. 465 (а также: Фомин В.В. М.В. Ломоносов и русская историческая наука. С. 149-167).].
В 1764 г. Ломоносов дал отпор и этим о логическим безобразиям Шлёцера - попыткам выводить, с целью демонстрации «научности» норманизма, русские слова из германских языков. Например, производство слов «князь» от немецкого «Knеcht» - «холоп», «дева» либо от немецкого «Dicb» - «вор», либо ннжнссаксонского «Tiffc» - «^censored*», либо голландского «tccf» - «‘censored*», непотребная женщина, название которой нс каждый мужчина решится произнести. Ознакомившись с такими оскорбительными - а подобные «словопроизводства» заденут честь любого народа - для русского человека «открытиями» Шлёцера. Ломоносов, отметив его «сухтсбродство в произведении слов российских», заключил, что «каких гнусных пакостей не наколобродит в российских древностях такая допущенная в них скотина». Как норманнист В.О. Ключевский хотя к считал, что Ломоносов «до крайности резко разобрал» «Русскую грамматику» Шлёцера, но в то же время как ученый полностью признал его правоту. «Действительно, - говорил он, не скрывая своего искреннего недоумения, проистекавшего из созданного нашей же наукой культа Шлёцера. - странно было слышать от ученика Михаэлиса такие словопроизводства, как боярин от баран, дева от Д1ев. князя от Knеcht» [27 - Ломоносов М.В. Поли. собр. соч. Т. 9. М., Л., 1955. С. 414-16. 420. 426-428; Общественная и частная жизнь Августа Людвига Шлёцера. им caмим описанная. СПб., 1875. С. 460-461. 464-465: Бнлярский И.С. Материалы для биографии Ломоносова. СПб., 1865. С. 725-726; Ключевский В.О. Лекции по русской историографии. С. 447.).
А «странные» словопроизводства Шлёцера имеют свои корни, которые затем намертво вросли в русскую почву (что хорошо видно на примере Клейна и о чем речь впереди). В бытность его проживания в Санкт-Петербурге в доме Миллера в 1761-1762 гг. последний, отмечал в 1882 г. К.Н. Бестужев-Рюмин, «никак не мог помириться со сравнительным методом, вынесенным Шлёцером из Геттингена, и бранил его Рудбском (шведский ученый, отличавшийся смелыми н странными словопроизводствами)».
Имя шведского норманниста XVII в. О. Руд бека сделалось в науке нарицательным, ибо он, дойдя в своей необузданной фантазии, зацикленной на прославлении Швеции, до мысли, что она и есть Атлантида Платона и что она, являясь «прародиной человечества», сыграла выдающуюся роль в мировой истории, в том числе древнерусской, «доказывал» эти норманнистские бредни переиначиванием древнегреческих и русских слов в скандинавские (термин «варяги» он производил от древнешведского warg - «волк» и заставлял шведских «волков»-варягов бороздить Балтийское и южные моря вплоть до Спарты). В 1856 г. С.М. Соловьев подчеркнул, что Рудбек своими словопроизводствами, основанными «на одном только внешнем сходстве звуков», возбуждал «отвращение и cмеx в ученых...». Современные шведские исследователи, в частности Ю. Свеннунг и П. Бейль, указывают, что Рудбек «довел шовинистические причуды фантазии до вершин нелепости» и что его эмпиризм «граничил с паранойей» (28 - Соловьев С.М. Август- Людвиг Шлсцср У/ Собрание сочинений С.М. Соловьева. Стб. 1547; Бестужев-Рюмин К.Н. Биографии и характеристики (летописцы России). М., 1997. С. 155; Ключевский В.О. Лекции по русской историографии. С. 447; Видаль-Накэ П. Черный охотник. Формы мышления и формы общества в греческом мире. М., 2001. С. 381; Фомин В.В. Начальная история Руси. С. 15-16.].
Но то, что видели Миллер, Соловьев, Бестужев-Рюмин и Ключевский, категорично нс желает видеть основная часть норманнистов, с возмущением осуждая Ломоносова в случае с его оценкой «Русской грамматики» Шлёцера. Как, нaпpимер, утверждал в 1904 г. С.К. Булич, Шлёцер «неоспоримо» превосходил Ломоносова широтой филологического и лингвистического образования, проницательностью взгляда, а враждебные отношения к нему русского ученого «развились на почве научного соперничества сначала в области русской истории, а затем уже русской грамматики». При этом защитники Шлёцера - даже в таком очевидном его отступлении от науки! - не принимают в расчет того, что «разнос» Ломоносова вecьмa благотворно сказался на их кумире. Ибо он уже в 1768 г., т. е. спустя всего четыре года после своего фиаско с этимологическими «опытами» в области русского языка, сам и абсолютно по делу учил «уму-разуму» современных ему деятелей от науки, с ловкостью фокусников создававших любые «лингвистические аргументы», посредством которых с той же ловкостью ими возводились многочисленные эфемерные конструкции, засорявшие науку. «Неужто даже после всей той разрухи, - искренне негодовал Шлёцер, - которую рудбекианизм учинил, пройдясь по древним векам, они всё ещё не устали творить из этимологий историю, а на простом, может быть, случайном совпадении слов выстраивать целые теории?» [29 - Schlеzеr A.L. Probe russischеr Annalеn. Bremen, Gottingen, 1768. S. 66-67; Шлёцер А.Л. Русская грамматика. 1—П. С предисловием С.К. Булича. СПб., 1904. С. II, VI.].
Норманнистам, делающим особый упор на то, что Ломоносов нс был профессиональным историком, и тем самым исключающим его из исторической науки, надлежит напомнить, что профессиональными историками не были и другие наши выдающиеся историки - В.Н. Татищев, Н.М. Карамзин, И.Е. Забелин. Что ж, их норманнисты тоже прикажут «на законных основаниях» исключить из исторической науки (такие действия, кстати сказать, уже не раз предпринимались в отношении антинорманниста Татищева, а сегодня его злопыхатели - и как же некоторые русские ненавидят и презирают все русское! - вновь активизировались [30 - См. об этом подробнее: Азбелев С.Н. Устная история Великого Новгорода. Великий Новгород. 2006. С. 250-284; его же. Устная история в памятниках Новгорода и Новгородской земли. СПб., 2007. С. 6—34: Журавель А.В. Новый Герострат, или У истоков «модерной истории»// Сборник Русского исторического общества (Сб. РИО). Т. 10 (158). Россия и Крым. М., 2006. С. 524-544; Гагин И.А. Очередное покушение на В.Н. Татищева /У Вестник Липецкого государственного педагогического университета. Серия: Гуманитарные науки. Вып. 2. Липецк. 2008. С. 119-130: Фомин В.В. Варяго-русский вопрос и некоторые аспекты... Прим. 274, с. 506-512.))? И прикажут те, чьи имена, судя по их работам, не только что в памяти потомков, но даже в памяти современников нс оставят никакого следа. След же Ломоносова в науке, в том числе исторической, при всех стараниях сегодняшних «ломоносововедов» (точнее, ломоносовоедов) никогда нс сотрется. Ибо он слишком глубок и значим.
Профессиональными историками не были и немецкие ученые Г.З. Байср, Г.Ф. Миллер и А.Л. Шлёцер, которых в обязательном порядке противопоставляют «неисторику» Ломоносову. Так, у Миллера за плечами были только гимназия и два незаконченных университета, в которых им был проявлен интерес не к истории, а к этнографии и экономике. Да и направлялся он в 1725 г. в Россию с мыслями очень далекими от занятия какой-либо наукой. «Я, - вспоминал весьма прагматичный Миллер. - более прилежал к сведениям, требуемым от библиотекаря, рассчитывая сделаться зятем UlyMa*ccnsorcd*a и наследником его должности». Но в 1730 г. недоучившийся студент, допущенный «для сочинения» академической газеты «Санкт-Петсрбургскис ведомости», издаваемой на немецком языке (в ней давался обзор иностранной прессы), не имея никаких исторических работ, «не будучи, - как подытоживал Шлёцер, - ничем еще известен публике, и не зная по-русски...», стал профессором истории Петербургской Академии наук. Причём стал таковым вопреки мнению всех академиков, а ими тогда были исключительно иностранцы, в основном немцы, и только благодаря настойчивости своего покровителя IliyMa*ccnsorcd*a. И лишь только в 1731 г., констатировал он, «у меня исчезла надежда сделаться его зятем и наследником его должности. Я счёл нужным проложить другой ученый путь - это была русская история...» (по словам П.Н. Милюкова, ««предприятие» заняться русскою историей было вызвано у Миллера не столько учеными, сколько практическими соображениями»).
Байер и Шлёцер хотя и имели университетское образование, но это образование не могло им дать, несмотря на все уверения сторонников норманнизма, никакой «специальной исторической подготовки» по причине её отсутствия в их время в программах западноевропейских университетов. На богословских факультетах, на которых они учились, можно было ознакомиться лишь с библейской историей, причем, как вспоминал Шлёцер, только в её «главных событиях». Там же они подготовили диссертации: Байер по теме «О словах Христа: или, или, лима, савахфани», Шлёцер - «О жизни Бога». Историческими эти диссертации никак не назовёшь. Пусть даже обратное будет теперь твердить на всех страницах каждого номера газеты «Троицкий вариант - наука» и каждые полчаса в Интернете всемирно известный археолог и антрополог Клейн.
А университеты XVIII в. давали типичное для той эпохи эрудитскос образование. Так. Шлёцер но окончанию богословского факультета Виттенбергского университета год слушал лекции по филологическим и естественным наукам в Геттингенском университете, где увлекся благодаря И.Д. Михаэлису филологической критикой библейских текстов (гордо говоря впоследствии, что «я вырос на филологии...») и где решил посвятить себя «религии и библейской филологии...». Некоторое время спустя он в том же университете еще два с половиной года изучал большое число дисциплин, в том числе медицину (по которой получил ученую степень), химию, ботанику, анатомию, зоологию, метафизику, математику, этику, политику, статистику, юриспруденцию (и изучал все это потому, что думал совершить путешествие в Палестину для написания большого труда «О животных Библии со стороны естественно-исторической»).
И с таким багажом знаний собственно русской истории прибыл Шлёцер в наше Отечество, видно из его слов, что до отъезда в Россию он два с половиной месяца «усиленно изучал» ее и что в середине XVIII в. Российское государство было «terra incognita, или, что еще хуже, описывалось совершенно ложно недовольными». В данном случае показательны и слова предисловия французского издания «Древней Российской истории» (1769 г.) Ломоносова, где специально выделено, что в ней речь идет о народе, «о котором до настоящего дня имелись лишь очень неполные сведения. Отдаленность времени и мест, незнание языков, недостаток материалов наложили на то. что печаталось о России, такой густой мрак, что невозможно было отличить правду от лжи...».
Своим образованием Ломоносов ни в чем не уступал ни Байеру, ни Шлёцеру, ни тем более Миллеру. За пять лет (1731-1735 гг.) он на родине блестяще освоил практически всю программу обучения в Славяно-греко-латинской академии (прохождение её полного курса было рассчитано на 13 лет), где по собственному почину занялся изучением русской и мировой истории. «К счастью Ломоносова, - говорил в 1965 г. академик Я.К. Грот, - классическое учение Спасских школ поставило его на твердую почву европейской цивилизации: оно положило свою печать на всю его умственную деятельность, отразилось на его ясном и правильном мышлении, на оконченности всех трудов его». А с января по сентябрь 1736 г. он был студентом Петербургской Академии наук. Затем в 1736-1739 гг. Ломоносов учился в одном из лучших европейских университетов того времени - Марбургском, где слушал лекции на философском и медицинском факультетах (на последнем - преимущественно лекции по химии. Taм же он получил звание «кандидата медицины»).
И учился так успешно, что заслужил по окончании университета в июле 1739 г. высочайшую похвалу своего учителя, «мирового мудреца», как его называли в XVIII в., преемника великого Г.В. Лейбница, выдающегося немецкого философа и специалиста в области физико-математических наук X. Вольфа. Как отмечал этот признанный европейский авторитет, которого Ломоносов боготворил всю жизнь и считал его «своим благодетелем и учителем», «молодой человек с прекрасными способностями. Михаил Ломоносов со времени своего прибытия в Марбург прилежно посещал мои лекции математики и философии, а преимущественно физики и с особенною любовью старался приобретать основательные познания. Нисколько нс сомневаюсь, что если он с таким же прилежанием будет продолжать свои занятия, то он со временем, по возвращению в отечество, может принести пользу государству, чего от души и желаю».
К универсальному образованию Ломоносова следует прибавить еще два года его обучения (1739-1741 гг.) у профессора И.Ф. Генкеля во Фрейбурге металлургии и горному делу. Надлежит также сказать, что Ломоносов в Германии помимо основательной работы над обязательными дисциплинами - математикой, механикой, химией, физикой, философией, рисованием, немецким и французским языками и пр. - самостоятельно совершенствовал познания в риторике, занимался теоретическим изучением западноевропейской литературы, практической работой над стихотворными переводами, писал стихи, создал труд по теории русского стихосложения, знакомился с зарубежными исследованиями по русской истории и др.
Не уступал Ломоносов немецким ученым и в знании иностранных языков, т. к. прекрасно владел латинским и древнегреческим языками, что позволяло ему напрямую работать с источниками, большинство из которых ещё не было переведено на русский язык (как свидетельствует его современник, историк и академик Н.Э. Фишер, он знал латинский язык «несравненно лучше Миллера», а сын А.Л. Шлёцера и его первый биограф X. Шлёцер называл Ломоносова «первым латинистом не в одной только России»). В той же мере наш гений владел немецким (причем несколькими его наречиями) и французским языками, благодаря чему всегда был в курсе новейших достижений европейской исторической науки. Сверх того Ломоносов, как он сам пишет, «довольно знает все провинциальные диалекты здешней империи... разумея притом польский и другие с российским сродные языки» («Положительно можно утверждать. - отмечал в 1865 г. славист II.А. Лавровский, - о сведениях его в польском, сербском и болгарском»). А в «Российской грамматике» им приведены примеры из латинского, греческого, немецкого (и древненемецкого), французского, английского, итальянского, нс уточненных азиатских, абиссинского, китайского, еврейского, турецкого, персидского, из иероглифического письмa древних египтян.
Но вместе с тем Ломоносов в середине XVIII в., т. е. в момент становления в России истории как науки и выработки методов познания прошлого, обладал очень важным преимуществом перед Байером и Шлёцером, ибо был выдающихся естественником, не имевшим равных в Европс. И каждодневная многолетняя практика самого тщательного и тончайшего анализа в точных науках, прежде всего химии, физике, астрономии, математике, выработала у него принципы, один из которых он предельно четко изложил в заметках по физике в начале 1740-х гг.: «Я не признаю никакого измышления и никакой гипотезы, какой бы вероятной она ни казалась, без точных доказательств, подчиняясь правилам, руководящим рассуждениями». Другой: «Из наблюдений установлять теорию, чрез теорию исправлять наблюдения - есть лучший способ к изысканию правды», - звучит в «Рассуждении о большей точности морского пути» 1759 г. [31 - Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. Т. 1. М., Л., 1950. С. 1 15; т. 4. М., Л.. 1955. С. 163; т. 5. М., Л.. 1954. С. 396; т. 7. М., Л.. 1952. С. 400-401. 404-405. 408. 411-417. 424. 509, 850. 866; т. 9. С. 415, 429; т. 10. С. 275, 570-571. 705; Грот Я.К. Очерк академической деятельности Ломоносова. СПб., 1865. С. 38; Лавровский П.А. Указ. соч. С. 33; Пекарский П.П. Дополнительные известия для биографии Ломоносова. СПб., 1865. С. 49; его же. История императорской Академии наук в Петербурге. Т. 1. СПб., 1870. С. 317-318; Милюков П.П. Главные течения русской исторической мысли. Изд. 2. СПб., 1913. С. 74-75. 89; Павлова Г.Е., Федоров А.С. Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765). М., 1986. С. 48-50, 68-69. 84- 85, 94-96; Фомин В.В. Ломоносов. С. 242-256; его же. Ломоносовофобия российских норманистов. С. 220-236.)
И неукоснительное руководство этими принципами вело Ломоносова к многочисленным открытиям в совершенно разных сферах, обогатившим отечественную и мировую науку, превратило его в универсального исследователя. Универсалов тогда было много, но Михаил Васильевич обладал еще и тем, чем наделяет Бог только самых избранных. «Я всегда, - говорил нашему гению другой гении, великий математик Л. Эйлер в письме от 19 марта 1754 г., - изумлялся Вашему счастливому дарованию, выдающемуся в различных научных областях». Данное счастливое дарование было многократно усилено невероятной работоспособностью Ломоносова. Как сказал в 1921 г. наш выдающийся математик академик В.А. Стеклов. знавший по себе, что есть такое научный труд, о всеобъемлющем таланте этого «умственного великана»: можно только поражаться, «каким образом успевал один человек в одно и то же время совершать такую массу самой разнообразной работы», при этом «с какой глубиной почти пророческого дара проникал он в сущность каждого вопроса, который возникал в его всеобъемлющем уме» [32 - Стеклов В.А. Михайло Васильевич Ломоносов. Берлин. Пб.. 1921. С. 5. 65. 80. 88-89. 94, 103, 123, 133, 171-172, 185, 195; Чснакал В.Л. Эйлер и Ломоносов (к истории их научных связей) УУ Эйлер Л. Сборник статей в честь 250-летия со дня рождения, представленных Академией наук СССР. М., 1958. С. 442.) (а этот всеобъемлющий ум работал точно суперкомпьютер и сразу же видел любую проблему в целом и в деталях).
С той же «глубиной почти пророческого дара проникал» Ломоносов и в сущность истории своего народа, видя задачу историка в том. что «коль великим счастием я себе почесть могу, ежели моею возможною способностию древность российского народа и славные дела наших государей свету откроются...» и что «велико есть дело смертными и преходящими трудами дать бессмертие множеству народа, соблюсти похвальных дел должную славу и. пронося минувшие деяния в потомство и в глубокую вечность, соединить тех, которых натура долготою времени разделила». Благородная цель, служению которой желали бы посвятить себя многие исследователи. И можно только гадать, что было бы им сделано на поприще истории, если бы она одна и была его уделом (как, например, у Байера, Миллера и Шлёцера).
Но и того, что он сделал в этой области, параллельно с тем занимаясь еще химией, физикой, металлургией, лингвистикой, астрономией, географией и многими другими отраслями науки, где прославил свое имя (да еще основав такие науки, как физическая химия и экономическая география, и создав русскую научную терминологию, без которой нс мыслимо было развитие наук в России, введя такие понятия, например, как земная ось. удельный вес, равновесие тел, оптика, преломление лучей, опыт, предмет, наблюдение), вполне достаточно, чтобы признать Ломоносова историком и без норманнистской предвзятости взглянуть и на него, и на его наследие. При этом не забывая, когда заводят речь об ошибках Ломоносова (а они у него, разумеется, есть), что в обработке русской истории он, по верному замечанию П.А. Лавровского, натолкнулся «на непочатую еще почву и вынужден был сам и удобрять, и вспахивать, и засевать и боронить ее» [33 - Ломоносов М.В. Поли. собр. соч. Т. 6. С. 171; т. 10. С. 474-475; Лавровский II.А. Указ. соч. С. 52-53.].
Ломоносовофобия норманнистов: писаренки на марше
Однако норманнисты уже более двух столетий трубят, что в своих исторических трудах им все было сделано нe так. Действительно, Ломоносов делал все не так, как того бы хотелось норманнистам, уводящим нас в историческое зазеркалье, а так, как того требуют истина и долг ученого. Как мы знаем, реальность и отражение этой реальности в головах разных людей - это две большие разницы. И отражение реальности - настоящей или прошлой - зависит в целом от культуры, воспитывающей мировоззренческие принципы, которыми затем руководствуется - осознанно и неосознанно - человек. Важная грань культуры - образование. И если человек «образован» как норманнист, то он и будет на все смотреть именно как норманнист.
А в этой зашоренности он - осознанно или неосознанно - обязательно будет в той или иной мере участвовать в дискредитации Ломоносова как историка и в очернении его взгляда на раннюю историю Руси. Причем независимо от того, кто он, этот норманнист, - археолог, историк, корабельных дел мастер или геолог. Такое изначально негативное настроение высокообразованных умов, которое только и можно назвать ломоносовофобией, стало сейчас привычным явлением, по-хозяйски обосновалось в нашей науке, закрепляется в общественном сознании. И об этом совершенно позорном и, уверен, невероятном явлении для других стран - где по праву гордятся своими «Ломоносовыми» куда за меньшие заслуги, при этом никому нс позволяя охаивать национальные святыни, фамильярничать с ними и памятью о них, - я подробно рассказываю в «Ломоносовофобии российских норманистов».
Чтобы были понятны масштабы этой ломоносовофобии, приведу «суждения» некоторых «знатоков» творчества Ломоносова, которые с явным издевательством устраивают, словно во времена инквизиции, публичное судилище над своим соотечественником, составляющим гордость и славу России, за его научные взгляды, даже не предпринимая попытки понять их истинную природу, т. е. без предвзятости вчитаться в источники, и высокомерно отлучают ученого от исторической науки.
В 1995 г. к.и.н. археолог А.А. Формозов утверждал, что «методами критики источников, выработанными уже к этому времени за рубежом, Ломоносов не владел», что его представления «о начале русской истории отвечали уровню полуученых- полудилетантских изысканий его времени» и что он в истории «сознательно творил миф», обслуживающий «заранее заданные тезисы о величии и древности предков русского народа...», но так и «нс смог подарить народу ни полноценный научный труд о прошлом России, ни новый вариант мифа, приемлемый для массового читателя». В 2004 г. он заключал, что если немцы - «кастовые специалисты» - «несли в Россию строгую науку, не задумываясь, как она тут будет воспринята», то для Ломоносова - «дипломированного функционера» - история являлась не одной «из областей познания реального мира», а разновидностью риторики, что для него «характерна старая до научная манера составления истории». И, как Формозов впервые предъявлял Ломоносову претензии со стороны археологии (ну, кругом виноват!), «идея обслуживания наукой политических лозунгов - функционерства, - выдвинутая Ломоносовым, была чревата большими опасностями для дальнейшего развития русской археологии. К счастью, провести в жизнь эту программу тогда нс удалось...» [34 - Формозов А.Л. Классики русской литературы и историческая наука. М., 1995. С. 9—1 1.14. 16-28; его же. Русские археологи в период тоталитаризма. Историографические очерки. М.. 2004. С. 15-16. 17-20.].
В 2000-2005 гг. д.и.н. историк Т.А. Володина убеждала, что «официальный бард в елизаветинское время» и знаменитый автор «од и похвальных слов» Ломоносов, которым «владела пламенная страсть, которую можно выразить в одном слове - Россия. Она подвигла его ввязаться в драку с Миллером и серьезно заняться изучением российской истории...», выработал «национально-патриотическое» видение русской истории, которое было рождено «из переживания комплекса неполноценности» и которое являлось «главным стержнем всех его исторических трудов», что он «был слишком увлечен своим национально-патриотическим чувством, чтобы холодно взвешивать факты на весах исторической критики. В патриотической запальчивости он неособенно считался со средствами, доказывая величие российского народа», что Ломоносов писал «с национальным пафосом», под воздействием «гипертрофированного национального воодушевления», что положения, высказанные им в ходе дискуссии с Миллером, содержали «много наивного» (например, произведение россиян от роксолан) и что, наконец, «широта и размах ломоносовской натуры, которые вносили в чинные заседания академической Конференции привкус хмельного ушкуйничества, наряду с научными заслугами подкреплялись и высокими связями академика» [35 - Володина Т.А. История в пользу российского юношества: XVIII век. Тула. 2000. С. 12-43; се же. У истоков «национальной идеи» в русской историографии У/ ВИ. 2000. № 11-12. С\ 5—18: се же. Учебная литература по отечественной истории как предмет историографии (середина XVIII - конец XIX вв.). Автореф... дне... докт. наук. М.. 2004. С. 31-33, 38-39; се же. Учебники отечественной истории как предмет историографии: середина XVIII - середина
XIX в. /У История и историки. 2004. Историографический вестник. М., 2005. С. 1 10-1 14.].
В 2006 г. специалист по малым народам Крайнего Севера д.и.н. А.В. Головнев, касаясь обсуждения речи-«дисссртации» Миллера, заключил: «Историк Миллер понес наказание за несвоевременное знание, а просветитель Ломоносов одержал верх, мобилизовав свои дарования ученого, поэта, ритора и придворного дипломата. Он нс только изучал историю, но и вершил её по cвoемy разумению на благо своего народа - он даже стихи писал исключительно для пользы «любезного отечества». Однако, ополчившись на «норманнизм», Ломоносов выразил стихийный бунт русского народа против собственной истории» [36 - Головнев А.В. Исторический опыт межэтничсского взаимодействия на севере Евразии /У Этнокультурное взаимодействие в Евразии. Пpoгpaммa фундаментальных исследований Президиума Российской Академии наук / Под ред. А.II. Деревянко. В.И. Молодина. В.А. Тишкова. Кн. I. М., 2006. С. 313-314.] (что хотел сказать этнограф последними словами, не могу, признаюсь, понять).
В 2009-2010 гг. д.и.н. археолог Л.С. Клейн говорил о безосновательных «крикливых ультрапатриотических эскападах Ломоносова», но которые этот «ломоносововед» излагает «с симпатией» (все же до чего заразен этот «ультра-патриотизм», спасенья нет!), о низкой оценке его трудов (его «Древнейшая Российская история», в которой «подбор источников скудный и неудачный», есть «скорее политическое сочинение, чем исследование»), что он «искал в истории прежде всего основу для патриотических настроений...», что с русскими летописями он не работал, что некоторые его аргументы «совсем плохо вязались с фактами, даже если судить с точки зрения требований науки того времени», что «Ломоносов написал совершенно фантастическую, но лестную для России историю...», что он, выступив против «диссертации» Миллера, выступил «против оскорбления патриотических чувств...», по причине чего, «стремясь парализовать противников», «использовал в борьбе не только научные опровержения, но чисто политические обвинения», что «был предвзятым и потому никудышным историком, стремился подладить историю к политике и карьерным соображениям, и в их споре был, несмотря на частные ошибки, несомненно, кругом прав Миллер» и что «нам теперь издалека очень хорошо видно», что немецкие академики Байер, Миллер, Шлёцер «блюли пользу науки, а Ломоносов мешал ей» [37 - Клейн Л.С. Спор о варягах. С. 8. 21-24. 89. 201, 217, 240, 252, 254-255, 258; его же. Трудно быть Клейном. С. 136-138. 614.].
И Клейн с Ломоносовым - одним из создателей русской науки и славного МГУ, неустанно способствовавшим «приращению наук в отечестве» и всю жизнь, по емкой характеристике академика Я.К. Грота, искавшим «истины, любя выше всего науку» [38 - Грот Я.К. Указ. соч. С. 5.], нисколько не церемонится - он же антинорманнист. Не церемонится еще и потому, что ломоносовофобия, густо замешанная на хамстве, возведена в норманнизме в правило.
Эти же антиломоносовскис настроения присутствуют, что весьма показательно, в работах ученых, совершенно далеких от истории. Так. кандидат технических наук Э.П. Карпссв. специалист по осевым компрессорам корабельных газотурбинных установок, ощущая себя знатоком исторических идей Ломоносова лишь по причине своих норманнистских взглядов, да еще того факта, что в прошлом стоял во главе музея нашего гения, говорил в 1996-1999 гг.. что варяжский вопрос возник в области, «скорее, амбициозно-национальной, пламенным выразителем которой был Ломоносов», что он, «буквально взбешенный тем, что Миллер не критически воспринял летописную легенду о призвании варягов, кинулся в бой за честь русского народа» и «начал занятия историей не как историк-профессионал, а как русский патриот, поэтому и задачи, которые он ставил перед собой, были патриотическими...».
А в создаваемый «психологический портрет» Ломоносова Карпссв добавил - у норманнистских фантазий нет границ и нет морали - еще такой грязный мазок: во время учебы в Славяно-греко-латинской академии ему приходилось жить «в углах, с дворовыми людьми, с которыми тоже нс могло быть общих интересов, кроме, пожалуй, исподволь приобретенной под их влиянием склонности к «зелёному змию». В 2005 г. тот же «ломоносововед» рьяно взялся хоронить «миф о Ломоносове», созданный после Великой Отечественной войны для пропаганды «идеи превосходства всего русского над иностранным, а кто этого не признавал, объявлялся «безродным космополитом», преклоняющихся «перед иностранщиной» [39 - Карпссв Э.П. Г.З. Байер у истоков норманской проблемы // Готлиб Зигфрид Байср - академик Петербургской Академии наук. СПб., 1996. С. 48-59; его же. Ломоносов// Исторический лексикон. XVIII век. Энциклопедический справочник. М., 1996. С. 418-419: его же. Г.З. Байср и истоки норманской теории // Первые скандинавские чтения. Этнографические и культурно - исторические аспекты. СПб., 1997. С. 23-25; его же. Русская культура и Ломоносов. М., 2005. С. 26-36. 130-133; Ломоносов. Краткий энциклопедический словарь / Редактор - составитель Э.П. Карпссв. СПб., I1)1)1). С. 67,94, 105-106, 249.) (т. с. Ломоносов еще виноват и в преступлениях Сталина!).
В той же развязной норманистской манере размашисто «размышлял» о Ломоносове в 1999 г. доктор геолого-минералогических наук С.И. Романовский, специалист по процессам терригенного ссдимснтогснсза. Нс сомневаясь, что «фанаберия в крови у русского человека», что русским характерна «коллективная мания величия» и что «наша державная спесь», посредством возвеличивания Ломоносова в послевоенное время, «вновь была вознесена на недосягаемую высоту», этот борец с «демагогическим псевдопатриотизмом» советского «ломоносоведения» (так в тексте!), по его словам, «не предвзято» и «без ненужной патриотической восторженности» ставит историку Ломоносову жирный «неуд». И этот «неуд» Ломоносову был поставлен не только как историку, но и как учёному вообще.
При этом Романовский говорит о «заносчивом и самолюбивом» Ломоносове, о его «изворотливом уме», «властном характере», «хитрости» и «напоре», без чего он нс мог бы сделать академической карьеры, что он «позволял себе многое, вовсе нс совместимое с его учеными занятиями... Он мог, к примеру, явится на заседание Академии наук «в сильном подпитии», мог затеять драку в стенах Академии, мог оскорбить и унизить человека», что «грустная ирония исторической судьбы Ломоносова в том, что он, понимая патриотизм ученого, мягко сказать, весьма своеобразно, по сути сам преподнес советским потомкам свое имя, как идейное знамя борьбы с космополитизмом и низкопоклонством перед Западом» (опять Ломоносов в обнимку со Сталиным).
Видя в столкновениях Ломоносова и Миллера столкновения «двух разных миросозерцаний», «двух противоположных взгляда на науку», геолог знакомо вещает, что «идеологический» конфликт этих ученых развивался «под coycoм нс просто национального патриотизма, но национальных интересов, целесообразность ставилась выше истины и это, к сожалению, стало одной из не искорененных традиций русской науки», и что «не гнушался Ломоносов писать на Миллера доносы и в высшие сферы, наклеивая на него ярлык «антипатриота» [40 - Романовский С.И. Наука под гнётом российской истории. СПб., 1999. С. 5-6, 52-73.) (Ломоносов и слова-то такого не знал).
Особенную антиломоносовскую прыть проявил молодой историк К.А. Писаренко, в 2003 г. изобразив Ломоносова в книге «Повседневная жизнь русского Двора в царствование Елизаветы Петровны», изданной в «Молодой гвардии», в качестве «известного на всю округу хама и скандалиста», «нахала», «*ccnsorcd*rana», «грубияна», «человека дурного», «дебошира», «наглеца», «грубияна и задиры», «русской выскочки», пьяного кутилы (который весной I 743 г. «с горя всё чаше и чаще прикладывался к вину и водке у себя дома или в ближайшем трактире»), «беспутного гения», «невоспитанного» и «неотесанного мужика», имевшего слишком взбалмошный и скверный характер и не обладавшего «внутренним благородством» («без зазрения совести вылил ушаты грязи на своего учителя» Геккеля, «фактически» оклеветал его, «ему ничего не стоило по любому поводу обматерить человека или ударить кулаком в лицо», старался «посильнее оскорбить или унизить ненавистных немцев», «часто нарочно приходил на Конференцию навеселе. Скандалил, ругался и угрожал побить академиков при первом же удобном случае», став адъюнктом, «несколько расслабился и в свободное от занятий наукой время принялся снова злоупотреблять алкоголем и безобразничать. Ему все сходило с рук благодаря протекции» UiyMa*ccnsorcd*a, но Ломоносов предал его»), и пр.. и пр., и пр.
А в 2009 г. на страницах «российского исторического журнала» «Родина» (бедный- бедный Ломоносов, какую «высокую благодарность» заслужил от «Родины»!) Писаренко представил создателя нашей науки и просветителя «смутьяном и гулякой», «ленивым студентом», «забиякой-адъюнктом», «непутёвым-адъюнктом», «нахальным адъюнктом», «*ccnsorcd*ranoM», «преступником», «грубым мужиком с импульсивным, неуравновешенным характером», у которого нрав «оказался на редкость скверным, взбалмошным и драчливым», «необузданным», «ужасным» и «воинственно-бешеным», который обращался «с подопечными грубо», оскорблял или унижал «почтенных профессоров-инозсмцсв». Возненавидев UiyMa*ccnsorcd*a, который, «не выпячивая собственных заслуг, вывел его в люди и гарантировал полное раскрытие его незаурядных способностей», Ломоносов, опираясь на Шуваловых, объявил ему «и окружающим советника «немцам», «врагам русской науки», настоящую войну» (41 - Писаренко К.А. Повседневная жизнь русского Двора в царствование Елизаветы Петровны. М.. 2003. С\ 294-304, 328-342, 351-354. 835, прим. 7; его же. Ломоносов против UJyMa*ccnsorcd*a. Столкновение мнимых врагов // Родина. 2009. №? 2. С\ 65-68.].
Число создателей таких гнусных гадостей про Ломоносова, которого искренне, без всякого на то указа чтит вся Россия, чтит и гордится им, только прибывает, но им надо обязательно знать, кто они есть на самом деле, знать, что сказал в 1912 г. В.В. Розанов в адрес таких же «писаренко», отравляющих своими «писаниями» сознание русских людей: «Что их просто следовало вывести за руку, как из-за стола выводят господ, которые вместо того, чтобы кушать, начинают вонять» [42 - Розанов В.В. Опавшие листья (Короб второй и последний) // Его же. Уединенное. Сочинения. М., 1998. С. 757.).
Дикость вандалов - понятна. Но дикость современных и, казалось, образованных людей остается за пределами понимания нормального человека. Потому что нормальный человек знает, что главное мерило всему - нравственность. Вопрос нравственности ученого имеет первостепенное значение еще и потому, что этот вопрос напрямую связан с принципами научности и историзма, потому, что сама нравственность является важнейшим принципом науки вообще, ибо наука без нравственности - т. с. безнравственная наука - обязательно обернётся катастрофой для общества. Тем же, кто путает свободу творчества со свободой от нравственных обязательств и выдает белое за черное и наоборот, стоит задуматься над словами А.С. Пушкина, обращенными к их духовным предтечам (в данном случае, «Видоку» - Ф.В. Булгарину, поляку по происхождению): «Простительно выходцу не любить ни русских, ни России, ни истории её, ни славы её. Но не похвально ему за русскую ласку марать грязью священные страницы наших летописей, поносить лучших сограждан и, нс довольствуясь современниками, издеваться над гробами праотцов» [43 - Пушкин А.С. Опыт отражения некоторых не литературных обвинений // Его же. Собрание сочинений. В 10 томах. Т. 6. М., 1976. С. 294.].
Слова великого русского поэта ясно показывают, что марание «грязью священных страниц наших летописей» и издевательства «над гробами праотцов» имеют в России давнюю традицию (у нас почему-то всегда очень хорошо приживается самое плохое). Но традиции тогда хороши, когда они работают на благо. А унижение и поношение своего - это не просто низко и подло, это еще только во вред, ибо из них проросли революционеры всех мастей и страшный для России 1917 год.
В норманнистской ненависти к Ломоносову за его принципиальную позицию по отношению к началам русского мира обращает на себя внимание не только настойчивое стремление представить его - символ самой России - и не историком, и не ученым вообще (причем это пишут нс просто его соотечественники, а прямые его потомки по линии науки), а человеком вообще недостойным, по Писаренко, не обладавшим «внутренним благородством», проще, «хамом» и «невоспитанным мужиком». Не могу себе даже в самой малой степени вообразить, чтобы такую грязь выливали, да еще с визгливой радостью, например, в Польше на Коперника, в Италии - на Леонардо да Винчи, в Германии - на Гёте, в Англии - на Ньютона.
Параллельно с тем идет преднамеренная и настойчивая дискредитация чувства патриотизма, т. к. антинорманнистская позиция ученого преподносится лишь как проявление его неумеренного патриотизма (по Клейну, «ультра-патриотизма») и ненависти к немецким ученым. Читатели, слушатели, студенты, школьники, которым твердят такое постоянно, забудут затем детали этой позиции, но в их сознании, во-первых, прочно закрепится образ Ломоносова - не историка, неспособного быть историком по причине того, что был, по словам Клейна, «страстным патриотом» (44 - Клейн Л .С. Спор о варягах. С. 21.), а во-вторых, им так ненавязчиво внушается, что быть патриотом - это «нс есть хорошо».
Но без патриотизма не было бы России, как не было бы Франции, Германии, Англии, Америки. Как вообще не было бы сейчас ни одного государства и ни одного народа. «Патриотизм правит миром». Эти слова произнес великий французский патриот и великий француз Шарль де Голль, спасший не только Францию, но и её честь. И спас потому, что любил свою замечательную Родину, как любят свои замечательные Родины все психически нормальныс люди. Поэтому мapaть, оплевывать и слово «патриотизм», и светлое чувство любви к Родине, из-за которого на Руси и в России шли и не раз еще пойдут на великие самопожертвования, никому не позволительно. Ибо это основа нашего сегодняшнего и будущего бытия. Возможно, что если бы в канун Великой Отечественной войны так массово охаивали и осмеивали патриотизм, то у нас могло и не быть Великой Победы 9 мая 1945 года. Впрочем, как бы не было и всех нас - что норманнистов, ополчившихся на Ломоносова и на русскую историю, что антинорманнистов.
Наука без дискуссий незаменима, но научная дискуссия по любому вопросу должна вестись именно научно, и в ней не может быть меcтa ни оскорбительно- пренебрежитсльному тону в отношении представителей противоположной точки зрения, ни жонглированию терминами «патриот» и «непатриот», дезориентирующим молодежь как в плане науки, так и в плане мировозренческих ценностей. В такой дискуссии должны господствовать только факт и только доказательства. И, разумеется, очень уважительное отношение к истории и ее деятелям - и к самым большим, и к самым маленьким.
Вместе с тем весьма показательна реакция науки на отношение норманнистов к Ломоносову, ибо она молчит, за редчайшим исключением. Хотя такое глумление над Ломоносовым, имеющим для нашего самосознания сакральное значение, давно могло остановить Отделение историко-филологических наук нашей Академии. Остановить потому, что глумятся прежде всего над его историческими трудами, по которым русское общество впервые стало знакомиться со своим славным прошлым и из которых оно набиралось силы и духа для ярких побед второй половины XVIII - начала XIX в., включая разгром Наполеона. На кощунственную пляску на могиле Ломоносова также давно должен был решительно отреагировать МГУ, обязанный ему своим рождением и носящий его имя. Против такого издевательства и над своим великим земляком, и над нашей памятью и историей дружно могли подняться и учёные - архангелогородцы.
Тем более, что антиломоносовскис настроения из сочинений «ломоносововедов»- гуманитариев проникают в сочинения представителей других наук. И уже там формируется пренебрежительно-негативное представление о Ломоносове-естествсннике. Вот что пишет доктор наук и геолог Романовский: «Так что не вспаханное поле русской науки того времени дало возможность Ломоносову стать первым разработчиком многих проблем физики, химии, геологии. Он и остался первым, но только в нашей национальной науке. К тому же у него нс было ни учеников, ни научной школы, чтобы обеспечивало бы преемственность и гарантировало уважение к имени зачинателя»; «его имя сохранилось лишь в истории нашей национальной науки. История же мировой науки вполне может обойтись без него» (45 - Романовский С.И. Указ. соч. С. 53-54.].
Ломоносов: универсальный человек
И опять ложь, потому что история мировой науки не обошлась без Ломоносова, и современная ему мировая наука смотрела на него совершенно иначе, чем это делает сейчас «не предвзятый» ученый россиянин Романовский (видимо решивший, устав от непосильных научных трудов по изучению процессов терригенного ссдимснтогснсза, пойти по легкому пути Герострата). Для этого достаточно ознакомиться с решением Шведской королевской академии наук, где сказано, что «химии профессор Михайло Ломоносов давно уже преименитыми в ученом свете по знаниям заслугами славное приобрел имя, и ныне науки, паче же всех физические, с таким рачением и успехами поправляет и изъясняет, что королевская Шведская академия наук к чести и к пользе своей рассудила с сим отмснитым мужем вступить в теснейшее сообщество. И того ради Шведская королевская академия наук за благо изобрела славного сего г. Ломоносова присоединить в свое сообщество...» (в состав этой академии Ломоносов был избран в апреле 1760 г. единогласно).
Великий Л. Эйлер в отзывах на его исследования отмечал, что «все записки г. Ломоносова по части физики и химии не только хороши, но превосходны, ибо он с такою основательностью излагает любопытнейшие, совершенно неизвестные и необъяснимые для величайших гениев предметы, что я вполне убежден в истине его объяснений; по сему случаю я должен отдать справедливость г. Ломоносову, что он обладает счастливейшим гением для открытий феноменов физики и химии; и желательно бы было, чтоб все прочие Академии были в состоянии производить открытия, подобные тем, которые совершил г. Ломоносов». И другие научные авторитеты той эпохи, например, француз 111.М. Кондамин. немцы Г. Гейнзиус. И.Г.С. Формей, Г.В. Крафт отзывались о работах Ломоносова очень высоко. Кто учитель X. Вольф 6 августа 1753 г. написал ему, не скрывая искреннего восхищения трудами своего русского ученика: «С великим удовольствием я увидел, что вы в академических «Комментариях» себя ученому свету показали, чем вы великую честь принесли вашему народу. Желаю, чтобы вашему примеру многие последовали».
И примеру Ломоносова действительно следовали многие, в том числе и за рубежом. В издававшихся в Голландии научных журналах Journal dcs savants. Journal cncyclopcdiquc, Nouvcllc bibliothcquc gcrmamquc. имевших широкое распространение по всей Европе Journal dcs savants (число только читателей Journal dcs savants насчитывало около 10 ООО), давалась информация о результатах научных изысканий Ломоносова, печатались пространные отзывы на его статьи, которые постоянно публиковались в «Комментариях Петербургской Академии наук». Тем самым они становились известными его европейским коллегам. Получали коллеги и сами «Комментарии», выходившие на латинском языке. Получали и пользовались идеями и результатами опытов Ломоносова.
С веками за рубежом о Ломоносове не забыли. Вот что говорил о нем в 1912 г. американский историк науки Г. Сартон. знавший историю последней куда лучше геолога Романовского с его терригенным седимснтогснезом: что он «действительно, является предшественником Лавуазье со всех точек зрения...» и что он «предугадывал законы сохранения материи и движения». Число защитников Ломоносова из иностранных ученых не ограничивается только Сартоном. Так, в 1960 г. коллега Ломоносова бельгийский доктор химических наук Р. Леклерк отмечал, что «универсальный человек» Ломоносов «опровергает теорию флогистона и формулирует закон сохранения материи и энергии» и что «он не ограничивается столь модной в то время интуицией. Он проверяет в лаборатории». Причем Леклерк, полагая, что именно работы русского ученого «окончательно опровергли теорию флогистона», задается вопросом, «почему же от неё отказались лишь после Лавуазье». И отвечает, что, во-первых, «Ломоносов слишком опередил свое время и потому был не понят». Во-вторых, «здесь играло роль влияние немецких ученых, державшихся особенно за теорию флогистона».
В 1921 г. академик В.А. Стеклов сказал, что Ломоносов родился великим человеком, но родился нс вовремя, «опередив свой век более чем на сто лет, и потому в тех проявлениях своего гения, которые дают eмy право на действительное величие, не был оценен по достоинству не только своими современниками, но и сто лет спустя: об ученых трудах Ломоносова скоро забыли, не поняв их важности и значения». Эти слова, как и слова Леклерка, позволяют в какой-то мере понять объектвно-субъсктивно сложившуюся несправедливость, лишившую Ломоносова многих научных приоритетов. И одна из задач ученых и прежде всего, конечно, соотечественников Ломоносова, как раз и заключается в том, чтобы ликвидировать эту несправедливость, а не приумножать её.
И вместе с тем молодежи в качестве прекрасного примера для подражания рассказывать, какую гигантскую работу проделал над собой в их лета Ломоносов. Как говорил в 1911 г. В.И. Вернадский, «на заре новой русской истории из глухой деревушки северного Поморья поднялась мощная и оригинальная фигура М.В. Ломоносова. Ни раньше, ни позже в нашей стране нс было своеобразной, более полной творческого ума и рабочей силы личности. Еще в 1731 г. Ломоносов был полуграмотным крестьянином, через 10 лет он стоял - по тому, что было ему известно и что было им понято, - в передовых рядах человечества» [46 - Ломоносов М.В. Поли. собр. соч. Т. 2. М.. Л., 1951. С. 647-652; т. 3. М., Л., 1952. С. 538-543, 550-555; т. 10. С. 229,2X4, 314-315, 392, 504-505, 541-543, 572- 5X0, 598, 673, 735, 799-800, 850, 873-874; Билярский П.С. Указ. соч. С. 029-032, 68-69, 77, 781-782; Куник А. А. Сборник материалов для истории императорской Академии наук. Ч. П. СПб., 1X65. С. 385; Пекарский П.П. Дополнительные известия... С. 94-98: Вернадский В.И. Труды по истории науки в России. М., 1988. С. 58; Стсклов В.А. Указ. соч. С. 5; Летопись жизни и творчества М.В. Ломоносова. С. 110, 113-114, 247-248; М.В.
Ломоносов в воспоминаниях и характеристиках современников. М., Л., 1962. С. 11; Ланжсвсн Л. Указ. соч. С. 27-62; Кладо Т.Н. Бельгийский ученый Рене Лсклсрк о Ломоносовс У/ Ломоносов. Сборник статей и материалов. Т. VI. С. 301-303 (две последние работы переизданы в кн.: Слово о Ломоносове).]. Можно не сомневаться. что наши молодые люди, приняв слова Вернадского и разумом, и сердцем, не убоятся тягот учения и многого достигнут. Достигнут, верой и правдой служа Отечеству, как верой и правдой служил емy Ломоносов - великий русский мыслитель и патриот (а беззаветное служение им «любезному Отечеству», «пользе и славе Отечества» очень не нравится современным норманнистам).
Но таким же патриотом, надлежит подчеркнуть, был и Миллер, которого норманнисты искусственно превратили в совершеннейший антипод Ломоносова, нс замечая факта его отказа после дискуссии но речи-«диссертации» от ложных идей норманнизма. Миллер, прибыв в Россию в 1725 г. и став се подданным в 174S г., также верой и правдой служил своему новому Отечеству долгую жизнь. И в этой жизни были и взлеты, и падения.
Однако нс об этом думал историк в 1 775 г., когда писал в автобиографии: «Итак, служу я Российскому государству пятьдесят лет и имею то удовольствие, что труды мои от знающих людей несколько похваляемы были. Сие побуждает во мне желание, чтоб с таковым же успехом и с общенародною пользою продолжать службу мою до последнего часа моей жизни, чувствуя себя к томy Божиим милосердием еще в нарочитых силах» [47- Автобиография Г.Ф. Миллера. Описание моих служб // Миллер Г.Ф. История Сибири. Т. I.M., 1999. С. 157.).
Действительно, и служил, как истинный патриот, общенародной пользе честно до последнего вздоха, и труды его «похваляемы» были куда больше, чем он сам мог написать. Прекрасный пример жизни этого человека, один лишь только его сибирский подвиг - почти десятилетняя и многогранная работа в Сибири - также благотворно скажется на воспитании подрастающего поколения. К сказанному следует добавить, что в апреле 1780 г. Миллер, «испрашивая» у Екатерины 11, «чтоб меня пожаловали небольшим числом недвижимого деревенского имения в наследство...», подчеркнул, вместе с тем с гордостью упомянув своих сыновей: «Чрез то награждена будет и пятидссятилетняя моя в России служба, по коей во всей империи нет старее меня служителя, действительно в службе находящагося. А дети мои, коих я воспитал для услужения отечеству - и действительно они служат капитанами - прямые будут сыны отечества, потому что иностранный человек, пока он в России не испомещен, всегда будет иностранцем» (48 - Пекарский П.П. История... Т. 1. С. 400.).
Довольно показательно, что Клейн в газете «Троицкий вариант - наука» с особенным нажимом говорит, стараясь любыми способами дискредитировать Ломоносова как историка, о его желании угодить императрице (в первую очередь имеется в виду его «Слово похвальное императрице Елизавете Петровне»), т. е. этот великий муж и не совсем-то великий и бескорыстный, а ловкий приспособленец, льстиво воспевавший венценосцев. И опять все не так.
Весной 1749 г. «друзьям-неприятелям» Ломоносову и Миллеру было поручено от имени президента Академии выступить на её торжественном заседании, назначенном на 6 сентября (на следующий день после тезоименитства императрицы): Ломоносову - с похвальным словом Елизавете Петровне. Миллеру-с «сочинением об ученой материи» (и тему сочинения - «О происхождении народа и имени российского» - он избрал сам, хотя ею до этого никогда не занимался). По академическим правилам оба эти произведения, или, по тогдашнему наименованию, «диссертации», были подвергнуты обстоятельной экспертизе со стороны их коллег - академиков и адьюнктов. И если речь-«диссертация» Миллера была отклонена ими, то похвальное слово Ломоносова они одобрили. И нисколько в том нс ошиблись. «Слово похвальное императрице Елизавете Петровне» Ломоносова снискало рукоплескания слушателей и при жизни автора выдержало четыре издания. Весьма восторженно оно было встречено за границей. Так. J1. Эйлер увидел в нем «настоящий шедевр в своем роде». Позже Евгений Болховитинов отметил, что оно «было таким примером панегирического красноречия, с которым тогда нечего было россиянам сравнять или, по крайней мере, нечего было предпочесть ему» [49 - Пекарский П.П. История... Т. II. СПб., 1873. С. 403-409; Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. Т. 8. М.,Л., 1959. С. 956-957: Летопись жизни и творчества М.В. Ломоносова. С. 156. прим. 31.].
И ничего, конечно, необычного нс было в теме выступления Ломоносова, ибо выступать в подобном жанре было традицией и обязанностью академиков, а вместе с тем очень большой честью и для них, и для самой Академии. Так. 1 августа 1726 г., т. с. за 23 года до Ломоносова, Г.З. Байер «произнес хвалебную речь в честь императрицы» Екатерины 1 «в её высочайшем присутствии» на втором публичном, как пишет Миллер, собрании Академии наук. Сам Миллер выступил в 1762 г. с речью на Академическом собрании в честь Екатерины II. 11.11. Пекарский отмечает, что «к торжественному заседанию Академии наук по случаю коронования Елизаветы, 29 апреля 1742 года, бывший академик Юнкер, любимец графа Миниха, теперь сосланного, певец бироновского величия, тайком передавший известия о России саксонскому правительству, написал оду в прославление новой императрицы» [50 - Миллер Г.Ф. История императорской Академии наук в Санкт- Петербурге// Его же. Избранные труды. М.. 2006. С. 488, 513; Автобиография Г.Ф. Миллера. С. 155; Пекарский П.П. История... Т. 11. С. 324: Алпатов М.А. Неутомимый труженик. О научной деятельности академика Г.-Ф. Миллера // Вестник АН СССР. 1982. № 3. С. 122.). Эта ода на русский язык была переведена Ломоносовым и включена в 8-й том его «Полного собрания сочинений». И вот что говорил немец Юнкер в адрес русской императрицы через несколько месяцев после се восшествия на престол (по замечанию Миллера. Юнкер стихи писал «не приготовляясь, на всякий представлявшийся eмy случай»):
...Ты Мать России всей. Когда Олимп давал таких Монархов славных? ... В тебе дивимся мы премудрости Творца, в талантах что Твоих венца достойных зрится.......................................................................................
Тебя Творец для нас до времени скрывал. Когда пременный рок бедами нас смущал. ... Довольно, небо, будь потоком слез людских; Поставь уж с нами мир за кровь рабов своих... Вздыхает верность так, того Россия ждет. Тебе Всесильнаго рука венец дает.
Где непорочный лавр, где чист жемчуг и ясный Тебе, Монархиня, наш Ангел мира красный.
За четыре месяца до Юнкера, т. с. всего лишь через несколько дней после воцарения Елизаветы, академик Я.Я. Штелин в поздравительной оде по случаю дня её рождения писал (ода, переведенная также Ломоносовым и читаемая в том же 8-м томе, была опубликована 8 декабря 1741 г.):
Какой утехи общей луч В Российски светит к нам пределы. Которой свет прогнал тьму тучь? ... Надежда, Свет России всей. В Тебе щедрота Божья зрится................................................................................. Отеческой земли
любовь Коль долго по Тебе вздыхала: «Избавь, избавь Российску кровь От злаго скорбных дней начала. Достойна на престол вступи. К присяге мы готовы вси. Отдай красу Российску трону По крови, нравах! и закону». ... Елисаветы долги лета Прибавят Отчей славе света.
Как подчеркивали в 1959 г. Т.А. Красоткина и Г.П. Блок, немцы IUyxia*ccnsorcd4 и Штелин очень «спешили громогласно выразить преданность новой императрице. Этим объясняется та торопливость, с какой издана была публикуемая ода: она была задумана, сочинена по-немецки, переведена на русский язык, одобрена, набрана и отпечатана на протяжении всего тринадцати дней» [51 - Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. Т. 8. С. 53-58. 69-80, 887-888, 891.].
И Миллер в 1749 г. в конце своей речи-«диссертации» приносил «всешедрому Богу искреннейшия наши благодарения за показанныя нам всемилостивсйшею нашею государынею всликия и неизреченныя щедроты», восхвалял ее премудрость, великодушие, храбрость, миролюбие, прозорливость, благоразумие, справедливость, природную кротость, чрезвычайное человеколюбие, милость. Восхваляя Елизавету Петровну за необыкновенные качества, свое сочинение он заканчивает на самой торжественной ноте: «Такое государствование может служить в пример всем другим державам. He найдут славы толь истинной и постоянной, как колико владетели подражать будут всемилостивейшей нашей государыни, а подданные с нашим благополучным состоянием сравняемы быть могут. Напоследок да возводим сердца наши к всемогушему Богу, и просим, дабы он всеавгустсйшую нашу монархиню для славы российского народа, для пользы сея империи и всея Европы, для приращения наук, и для утешения всех верных подданных сохранил в непоколебимом здравии и благосостоянии до самых поздных времен человеческой жизни».
Остается добавить, что правитель Академической Канцелярии И.Д. Шума*сспчогсс1*, передавая Ломоносову приказ президента Академии наук К.Г. Разумовского написать похвальное слово императрице, указывал, что должен сказать в своей речи докладчик: ему «следовало вменить в обязанность, «чтоб он нс забыл в диссертации приписать похвалу основателю Академии государю императору Петру Великому и покровительнице ныне достохвально владеющей государыне императрице» [52 - Миллер Г.Ф. О происхождении имени и народа российского//Фомин В.В. Ломоносов. С. 398; Пекарский П.П. История... Т. 11. С. 401-402.].
Как я понимаю смысл упрека Клейна Ломоносову, то он бы уж точно тогда не стал угождать императрице и сказал бы ей в лицо всю правду и о её папаше с его Полтавой, и о ней самой, родившейся в год той преславной виктории с «синдромом Полтавы». А потом бы выкинул, забравшись на телегу или дровни (броневиков ведь тогда не было), лозунг «Долой самодержавие» и повел бы народ на баррикады, чем бы приблизил победу то ли Февраля 1917 г., то ли Октября того же года лет так на 170, а то и более.
А слова «угождавшего императрице» Ломоносова «нас рабство под твоей державой украшает» Клейн приводит в «Троицком варианте» из стихов к проекту иллюминации к годовщине восшествия на престол Елизаветы Петровны 25 ноября 1747 г. (проект был подготовлен профессором X. Крузиусом). Причем эти слова, что нисколько не удивительно, переданы им неверно: в оригинале сказано «нас рабство под твоей державой возвышает» [53 - Ломоносов М.В. Поли. собр. соч. Г. 8. С. 195.]. Но такие слова представляют собой всего лишь штамп тех лет, которым выражали верноподданнические чувства. И буквально их, естественно, понимать нельзя. Как нельзя буквально понимать известную всем фразу, которая и сегодня еще часто звучит: «Ваш покорный слуга».
Сказки древних норманнистов в переложении Клейна
Говоря о моих работах по варяго-русскому вопросу, Клейн в «корректной» манере утверждает в любимом своем варианте науки - «Троицком», что хотя я и давно изучаю этот вопрос, но «с очень отсталой методикой, мало отличной от методики Ломоносова (выводы также схожи)».
Очень прискорбно, конечно, что такие слова о Ломоносове произнесены со страниц газеты, которая позиционирует себя с наукой, но забывает, что наука накладывает на всех, кто берется выступать от её имени, очень серьезные обязательства. И если бы эта газета хотя бы немного, но именно научно проработала эту тему, то бы поняла, что методика Ломоносова есть знание источников, знание фактов и прорастающая из этого стройная система доказательств. Тогда как «метода» Клейна - это просто мнение, которому придаёт кажущуюся убедительность его многократное и шумное повторение хором норманнистов. И мнение бездоказательное, типа того, что произнес в 1735 г. Байер: «Сказывают же, что варяги у руских писателей были из Скандинавии и Дании дворянской фамилии товарысчи на воинах и служивые у руских солдаты, царские ковалергарды и караульные на границах, також к гражданским делам и к управлениям допусчсны от оных. потому все до одного шведы, готландцы, норвежцы и датчане назывались варягами» [54 - Байер Г.З. Указ. соч. С. 346.].
Вот всё те же сказки первой трети XVIII в. и сказывает Клейн (идя что «налево», идя что «направо»), хотя на дворе уже давно XXI столетие. Одна из них состоит в том. что в «Сказании о призвании варягов» варяги, называемые русью, стоят водном ряду исключительно со скандинавами, следовательно, «варяги могут быть частью шведов (не состоявшей под властью шведского конунга)...». Но в известии под 862 г. - послы «идоша за морс, к варягом, к руси: енце бо тии звахуся варязн русь, яко сс друзии зовутся свис, друзии же урмане, анъглянс, друзии гьте. тако и си» - русь специально выделена из числа других варяжских, говоря сегодняшним языком, западноевропейских народов и не смешивается со шведами, норвежцами, англами - датчанами и готами: «И пошли за море к варягам, к руси, ибо так звались варяги - русь, как другие зовутся шведы, иные же норманны, англы, другие готы, эти же - так». Если же руководствоваться логикой Клейна, то тогда, согласно перечню «Удела Иафета», русь следует считать угро-финским и балтийским племенем одновременно, т. к. она стоит в одном ряду с угро-финскими и балтийскими народами: «В Афетове же части седять русь, чюдь и вси языци: меря, мурома, весь, морьдва, заволочьская чюдь, пермь, нечера, ямь, утра, литва, зимсгола, корсь, летгола, любь».
То. что варяги и русь - не скандинавы, подтверждает и перечень «Афетова колена» (потомства), читаемый в недатированной части ПВЛ: «варязи, свеи, ypмaне, готе, русь, агняне, галичане, волъхва, римляне, немци, корлязи, веньдици, фрягове и прочии...» [55 - ЛЛ. С. 3-4, 18-19.]. Очень хорошо видно, что русь и варяги в этом перечне названы в качестве особых народов, которые стоят, как и другие народы - волохи, римляне, венецианцы, генуэзцы «и прочии», отдельно от шведов, отдельно от всех норманнов. Также очень хорошо видно, что перечень включает в себя не только скандинавов и не только германцев вообще и что в него входит большое число этнически не родственных им народов. И все они. разумеется, нс могут быть отнесены лишь по причине нахождения среди них, например, скандинавов, римлян, немцев исключительно либо только к первым, либо только ко вторым, либо только к третьим.
Это понимали, надо сказать, и некоторые норманнисты прошлого. Так. в 1768 г. А.Л. Шлёцер в «Опыте изучения русских летописей» был категоричен в своём выводе, покоящемся именно на показаниях ПВЛ, что «Нестор ясно отличает русских от шведов» (и русь он тогда полагал на юге). В 1821-1823 гг. немецкий востоковед И.С. Фатер, обращая внимание на «столь очевидно бытие росов» на юге, заметил, что Нестор «сказал
весьма ясно, что сии варяги зовутся русью, как другие шведами, англянами: следственно, русь у него отнюдь нс шведы». У Нестора, констатировал в 1825 и 1846 гг. М.П. Погодин, руссы - племя особенное, как шведы, англичане, готландцы и прочие, и он в одно время различает «именно русов и шведов». В 1X75 г. немец А.А. Кун и к говорил по поводу перечня «Афетова колена», что антинорманнисты «в полном праве требовать отчета, почему в этнографическо-историческом введении к русской летописи заморские предки призванных руссов названы отдельно от шведов. Немудреным ответом, что это был бы только вопрос исторического любопытства, никто, конечно, не хочет довольствоваться» [56 - Schlozcr A.L. Op. cit. S. S3. 86-89; Фатер И.С. О происхождении русского языка и о бывших с ним переменах // Вестник Европы. Jfe 2. М., 1823. С. 113-128; № 3-4. С. 252- 261; Ха 5. С. 39-51; № 7. С. 195-203; № 9. С\ 14-23; Погодин М.П. О происхождении Руси. М., 1825. С. 1 10-1 15; его же. Исследования, замечания и лекции о русской истории. Т. 2. М., 1846. С. 142-146; Дополнения А.А. Куника. С. 452.].
Немудреность довода Клейна про «тот ряд, в который поставлены варяги: шведы, норманны (урмане - т. с. норвежцы), англы, готландцы» демонстрируют и западные источники. Так, немецкий хронист Гельмольд (XII в.) сообщает, что саксонский герцог Генрих Лев в 1 150-х гг. отправил «послов в города и северные государства - Данию. Швецию, Норвегию и Русь. - предлагая им мир. чтобы они имели свободный проезд к его городу Любеку». Эта грамота не сохранилась, но её нормы повторил в 1 187 г. император Священной Римской империи Фридрих I Барбаросса: «rutеni, gothi, normanni et cctcri gcntcs oricntalcs, absque thclonco ct. absque hansa, ad civitatcm scpius dictam vcmant ct rcccdant», т. с. «русские, готландцы, норманны и другие восточные народы», получали право свободно приходить и покидать город «без налога и пошлины». «Любекский таможенный устав» подтвердил в 1220-х гг. установление императора: «В Любеке не платит пошлины... никто из русских, норвежцев, шведов... ни готландец, ни ливонец, равно как и никто из восточных народов» (57 - Гсльмольд. Славянская хроника. М.. 1963. С. 195; Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 1999. С. 386.].
Из приведенных документов, где Русь и русские стоят в соседстве со скандинавскими странами, скандинавами и ливонцами, никак, конечно, нс следует, что русских середины XII в. - первой трети XIII в. надлежит причислять к скандинавам и немцам или, наоборот, русскими непременно надо считать датчан, шведов, готландцев, норвежцев, ливонских немцев, а также некие «восточные народы». Нельзя так и южнобалтийских славян полагать норманнами. хотя они в привилегии римского папы Григория IV от 832 г. названы вместе с последними: «шведы, датчане, славяне» [58 - Швеция и шведы в средневековых источниках. М., 2007. С. 36. прим. 51 на с. 34.].
Совершенно ничего не даёт Клейну и его утверждение, что «за море» «Сказания о призвании варягов», а там оно никак не уточнено, указывает только на Скандинавию. Аргумент, что летописное клише «за море» указывает исключительно на последнюю, точнее на Швецию, есть псевдоаргумент, довольно популярный в современной норманнистике, но давно развенчанный норманнистами и антинорманнистами. прекрасно знавшими, в отличие от нашего археолога, письменные источники.
Так, В.К. Тредиаковский в работе, завершенной в 1758 г.. будто бы специально для Клейна объяснял, что «у нас быть за морем и ехать за море не значит проезжать чрез море, но плыть токмо по морю, куда б то ни было в отдаленную страну. Ехать за море у нас, есть и сухим путём ехать от моря в другое государство; так ездили мы за море во Францию, в Италию и в Немецкую землю». В 1773 г. Г.Ф. Миллер также, наверное, для него подчеркнул, что «нет надобности считать жительство сие от Новагорода по ту сторону моря, то есть искать онаго в Швеции или Дании; ибо для совершеннаго о том понятия довольно и того, что варяги из отдаленной страны от какого-нибудь берега Восточнаго моря (Балтийского. - В.Ф.), яко сущие мореходцы, прибыли водою в страну Новогородскую». А.Л. Шлёцер. отмечая, что варяги «пришли из заморья, так говорится во всех списках; следственно, из противолежащей Скандинавии», вместе с тем заметил: «Но сто не составляет достаточного доказательства противу тех, которые все еще выводят варягов из Пруссии или Финляндии, следственно с берегов, лежащих по ету сторону» (а в качестве подтверждения своих слов он привел слова британца Беды Достопочтенного, называвшего пиктов и скотов, населявших ту же Англию, «заморскими людьми»).
Н.М. Карамзин, допуская возможность призвания варягов из Пруссии, а на том как раз и настаивал Ломоносов, критику в свой адрес отвел реальными фактами: «Варяги-русь... были из-за моря, а Пруссия с Новгородскою и Чудскою землею на одной стороне Бальтийского: сие возражение не имеет никакой силы: что приходило морем, называлось всегда заморским; так о любекских и других немецских кораблях говорится в Новгород, лет., что они приходили к нам из-за моря». В 1871 г. Д.И. Иловайский метко сравнил «за море» со сказочным «из-за тридевяти земель». В 1931 г. В.А. Мошин указал, что варяги призываются по-сказочному «из-за моря» - «за тридевяти земель», без указания их местожительства [59 - Тредиаковский В.К. Три рассуждения о трех главнейших древностях российских. СПб., 1773. С. 222; Миллер Г.Ф. О народах издревле в России обитавших. С. S4; Шлёцер А.Л. Нестор. Ч. 1. СПб., 1809. С. 274; Карамзин Н.М. Указ. соч. С. 58, прим. 111; Иловайский Д.И. Разыскания о начале Руси. М.. 1876. С. 236; Мошин В.А. Начало Руси. Норманны в Восточной Европе// Byzantinoslavika. Rocnik 111. Svarck 2. Praha, 1931. С. 299.].
В моих работах, вышедших в 1995 и 2003 гг. и впервые специально посвященных анализу значения термина «за море» летописей X - XVIII вв.. актового материала XII-XV111 вв., путевых записок русских послов XVI-XVI1 вв., повестей, былинной поэзии, продемонстрирован самый широкий географический диапазон его приложения нашими книжниками: Византия. Турция, Персия, Северное Причерноморье. Апеннинский полуостров, Швеция. Норвегия, многие центры балтийского Поморья и Ганзейского союза (например, города Юрьев. Рига, Любек), Пруссия. Англия. Франция, Нидерланды, в целом, вся территория Западной Европы (в 1712 г. В.Н. Татищев был отправлен «за моря капитаном для присмотрения тамошняго военного обхождения»: будущий историк из Полыни, где квартировал его полк, был направлен в германские государства, в которых он посетил Берлин, Дрезден, Бреславль [60 - Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М., 1941. С. 66; Кузьмин А.Г. Татищев. М., 1981. С. 28.)). И tthxi термином. восходящим к устному народному творчеству («за горами, за долами, за синими морями»), русские люди определяли нахождение земель, стран, народов и городов вне пределов собственно русских земель, независимо от того, располагались ли они действительно за морем или ист (т. е. он абсолютно тождественен понятиям «за рубеж», «за граница», а также известному «за бугром»). В связи с чем «за море» в чистом виде, без сопроводительных пояснений (этнических и географических) не может быть apгументом при любой версии этноса варягов, т. к. оно может относиться к любой точке балтийского Поморья, протяженность береговой линии которого составляет около 8 тысяч километров [61 - Фомин В.В. «Варяжское заморье» русских летописей (X-XVII вв.) /У Дискуссионные вопросы российской истории. Арзамас, 1995. С. 21-27; его же. «За море», «за рубеж», «заграница» русских источников /У Сб. РИО. Т. 8 (156). Антинорманизм. М., 2003. С. 146— 168.].
Для примера можно сослаться на ту же ПВЛ, в которой читается «Сказание о призвании варягов». Так, в Лаврентьевском списке под 1079 г. сообщается о захвате хазарами в Тмутаракани черниговского князя Олега Святославича и даётся первое пояснение к «за море»: «Олга емше козаре и поточиша и за море Цесарюграду». Под 1226 г., т. с. уже вис пределов ПВЛ, в Лаврентьевской летописи говорится, что «тое же зимы Ярослав, сын Вссволожь. ходи из Новагорода за море на смь». т. е. в земли финнов. В Новгородской первой летописи старшего и младшего изводов термины «за морс» и «из заморья» приложимы ко XI но г им территориям: Готланду (I 130 г. - новгородцы «идуце и-замория с Гот»; 1391 г. - прибыли послы «из заморья... из Гочкого берега»), Дании (1134 г. — «рубоша новгородць за морем в Дони»; 1302 г. - «послаша послове за море в Доньскую землю»), Швеции (1251 г. - «прииде Неврюи... на князя Андрея: и бежа князь... за море в Свинскую землю»: 1300 г. - «придоша из замория свей в силе велице в Неву»: 1339 г. - «послаша новгородци... за морс к свенскому князю посольством»; 1350 г. - новгородцы разменяли шведских пленных на своих, которые «быле за морем у свеискаго короля у Магнуша»; 1392 г. - «пришедши из моря разбойнице немце в Неву»), к землям финских племен суми и еми (1311 г. -«ходиша новгордци войною на Немецьскую землю за морс на емь»; 1318 г. - «ходиша новгородци войною за море, в Полную реку (в земле суми. -В.Ф.)»; к восточнобалтийским городам Риге, Юрьеву, Колывани, к южнобалтийскому Любеку (1391 г. - «послаша новгородци послы на съезд с нехщн в Ызборьско... а немечкыи послове приихале из заморья, из Любока из городка, из Гочкого берега, из Риге, из Юрьева, из Колываня и из оных городов изо многих») [62 - ЛЛ. С. 198. 426; Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., Л.. 1950. С. 22, 23, 26, 91, 93, 95, 206, 208, 212, 304, 330, 331, 333, 337, 350, 362, 384, 385.].
Так что шли ли русские из своей земли по суше, плыли ли морем (Клейн что-то там говорит о каботажном плавании и плавании через открытое морс), всё для них было едино- «за морем», за границей. А продолжать твердить о никак не поясненном в «Сказании о призвании варягов» «за море», как это сейчас делают, помимо Клейна, Е.А. Мельникова.
В.Я. Пструхин, И.П. Данилевский, М.Б. Свердлов, В.А. Кучкин (63 - Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Скандинавы на Руси и в Византии в Х-Х1 веках: к истории названия «варяг» /У Славяноведение. 1994. X® 2. С. 58, 62, 67; Мельникова Е.А. Рюрик, Синеус и Трувор в древнерусской историографической традиции // Древнейшие государства Восточной Европы (ДГВЕ). 1998 г. М., 2000. С. 145-146; Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и iiotoxikob (1Х-ХП вв.). Курс лекций. М., 1998. С. 62; Свердлов М.Ь. Ладога IX—X11 вв. в общерусском контексте// Ладога и истоки российской государственности и культуры. Международная научно-практическая конференция. 30 июня - 2 июля 2003 г. СПб., 2003. С. 176; Кучкин В.А. Был ли русский Север Варягисй в праиндоевропейское время /У Российская история. 2010. № 4. С. 195.], что оно указывает только на Скандинавию (на Швецию и даже «точечно» на Бирку), - это значит специально выдавать желаемое за действительное (а так поступали и А.А. Куник, В.О. Ключевский, А.А. Шахматов и др., объявляя русского летописца «норманнистом» и тем самым также превращая ПВЛ - но ceocxiy лишь норманнистскому произволу - в оплот норманнизма). Само же желание норманнистов привязать «за море» только к Скандинавии вызывает в памяти чеховского горемыку Ваньку Жукова, по нешибкой грамотности отправившего письмо в никуда: «Подумав немного, он умокнул перо и написал адрес: На деревню дедушке. Потом почесался, подумал и прибавил: «Константину Макарычу».
Фальсификаторы и фальсификации: вор кричит «держи вора!»
Слова же Клейна: «Ну сколько раз хватать фальсификаторов за руку», - которые он сказал но поводу моего утверждения о ничтожном наличии скандинавских вещей в Новгороде, когда там добыто 150 тысяч артефактов, есть свидетельство бессилия опровергнуть очевидное. А за руку ему надо хватать себя, вот бы всем уловам был улов - фальсификатор с огромным стажем. Да чтобы затем «Троицкий вариант - наука» непременно рассказал об этом событии, опять же не забыв поместить художественное фото главного героя и их, оказывается, постоянного автора.
Известный археолог Е.А. Рыбина в 2002 г. констатировала, что «коллекция предметов, собранная на раскопках в Новгороде за 1932-2002 годы, насчитывает в общей сложности более 150 тысяч изделий...», причем в это число не включен, подчеркну, массовый керамический материал. В 1997 г. она же указала, что «единичные скандинавские предметы (7 экз.) обнаружены и в самом Новгороде в слоях X в.» [64 - Рыбина Е.А. Новгород в системе балтийских связей У/ Славянский средневековый город. Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т. 2. М., 1997. С. 328; её же. Не лыком шиты У/ Родина. 2002. № 11-12. С. 138.). Ранее, в 1979 г., М.В. Седова отмечала, что в процентном отношении число скандинавских находок (а все они не старше рубежа X-XI вв.) ничтожно «по сравнению с находками славянских, финно-угорских и балтских изделий...» [65 - Седова М.В. Скандинавские древности из раскопок в Новгороде У/ VIII Всесоюзная конференция но изучению истории, эконохшки. языка и литературы скандинавских стран и Финляндии. Тезисы докладов. Ч. I. Петрозаводск, 1979. С. 180— 181.). Настолько ничтожно, что даже норманнисты относят эти находки к категории «случайных» (66 - Мельникова Е.А. Новгород Великий в древнескандинавской письменности У/Новгородский край: Материалы научной конференции. J1., 1984. С. 130.). Практическое отсутствие скандинавских вещей в слоях Новгорода тем более поразительно, что для его культурных напластований характерна, как подчеркивается в литературе, «исключительная насыщенность древними предметами» [67 - Петрова JI.И.. Зайцева Л.В., Казаков В.Н. Работа над историко-архсологическим опорным планом г. Новгорода. (К вопросу о мощности средневекового культурного слоя Новгорода) У/ Новгород и Новгородская земля. История и археология. (Материалы научной конференции. Новгород, 26-28 января 1993 г.). Вып. 7. Новгород, 1993. С. 231.). То есть древних предметов в Новгороде масса, а скандинавских, считай, нет совершенно.
И в этом я нисколько не виноват, так что Клейну нечего попусту возмущаться. Eмy бы лучше избавиться от иллюзий, внесенных в науку «заморскими» и нашими нормаинистами. утверждающими, что Новгород был основан скандинавами, что он представлял собой их «собственный город-государство» и являлся «основной базой норманнов в Восточной Европе» [68 - Пирсон Э. Викинги. М.. 1994. С. 26: Скрынников Р.Г. Древняя Русь. Летописные мифы и действительность// ВИ. 1997. № 8. С. 7: Гвин Д. Викинги. Hotoxikh Одина и Тора. М., 2003. С. 246-247, 255.), что в hcxi - а это уж кому что нравится: а) до начала XI в. был расквартирован на постоянной основе «засадный» норманнский корпус, б) в конце X - первой половине XI в. находился постоянный «больший или меньший контингент скандинавов: дружинников новгородских князей и наместников великого киевского князя, новоприбывших искателей богатства и славы, торговых людей», в) «постоянный контингент скандинавов, имевших теснейшие связи с Норвегией» [69 - Мельникова Е.А. Новгород Великий в древнескандинавской письменности. С. 129; Молчанов А.Л. Новгород во второй половине IX - первой половине XI в. (жизнь топонима и история города)// Восточная Европа в древности и средневековье. Политическая структура Древнерусского государства. VIII Чтения памяти
В.Т. Пашуто. М.. 1996. С. 54; Древняя Русь в свете зарубежных источников. С. 543, 554.).
Клейн даже говорит о «точных цифрах», согласно которым «норманнов в стратегически важных пунктах Северной Руси в IX веке было больше, чем славян». Но эти «точные цифры», которые он со своими учениками Г.С. Лебедевым и В.А. Назаренко привел в 1970 г. в статье «Норманские древности Киевской Руси на современном этапе археологического изучения», существуют только в его воображении. На неточность этой «точности» а 1а Клейн еще в 1971 г. указали историки А.С. Каи и А.Л. Хорошксвич (подчеркну, норманнисты), которые усомнились в правильности методики выяснения «процентного соотношения скандинавских с нсскандинавскими курганами» и критериев отнесения «бедных вещами курганов, к числу скандинавских: каменная ограда вокруг кургана, находки в кострище обрядового печения, урна, поставленная на глиняную и каменную вымостку. - все эти детали обряда встречаются и у славян, и сами по себе еще не дают возможности определить этническую принадлежность памятников» [70 - Кан А.С.. Хорошксвич А.Л. [Рецензия) Исторические связи Скандинавии и России IX-XX вв. / Сб. статей. Л.. Наука, 1970 // История СССР. 1971. № 6. С. 190.).
Хотя для Клейна с учениками «определить этническую принадлежность памятников» - пара пустяков, ибо вера в норманнство варягов необыкновенные чудеса творит. И они. абсолютизируя находки, ими и их коллегами объявленные «скандинавскими», утверждали, что в X в. скандинавы - дружинники, купцы и даже ремесленники - составляли «нс менее 13 % населения отдельных местностей» Руси (по Волжскому и Днепровскому торговым путям). По Киеву эта цифра выросла у них уже до 18-20 %, а в Ярославском Поволжье численность скандинавов, по прикидкам Клейна. Лебедева. Назаренко, уже «была равна, если не превышала, численности славян...» [71 - Клейн Л.С., Лебедев Г.С., Назаренко В.А. Норманские древности Киевской Руси на современном этане археологического изучения // Исторические связи Скандинавии и России 1Х-ХХ вв. Л., 1970. С. 234. 238-239, 246-249.].
И эта картина массового пребывания скандинавов на территории Руси рисовалась ими на основе подсчета камерных погребений середины и второй половины X в. Ладоги, Пскова, Гнсздова. Тимсрсва. Шестовиц под Черниговом. Киева, которые десятилетиями выдавались в науке в качестве захоронений норманнов, якобы входивших в высший слой «управленцев» восточными славянами. Но русские камерные погребения совершенно произвольно были увязаны, как и многое другое в русских древностях, со скандинавами. Ибо камерные гробницы Бирки IX в., на основании которых воцарилось мнение о норманнском характере сходных погребений на Руси, высказанное шведским археологом Т.Ю. Арне и затем активно закрепляемое в науке его учеником X. Арбманом (посредством этих погребений они доказывали существование на Руси X в. норманнских колоний), нс являются шведскими.
В 2002 г. археолог А.Н. Кирпичников констатировал, что камерные гробницы долгое время «считали шведскими, теперь же пришли к заключению, что даже в Бирке они неявляются местными. Нахождение схожих гробниц в Западной и Северной Европе лишь усиливает интерес к их древнерусским параллелям и загадке их появления» [72 - Кирпичников А.Н. Великий Волжский путь и евразийские торговые связи в эпоху раннего средневековья //Ладога и сс соседи в эпоху средневековья. СПб., 2002. С. 44.). Но о существовании «схожих гробниц в Западной и Северной Европе» науке известно очень давно, т. к. они открыты в Вестфалии. Богемии (Чехия), Польше, т. с. там, где скандинавов не было, и на данный факт указывал и Арне в 1931 г. (выводя этот обряд в Швецию из Западной Европы, на Русь он его переносил посредством скандинавов), и об этом же говорилось в советской литературе 1960—1970-х гг. [73 - Шаскольский П.П. Норманская теория в современной буржуазной науке. М.. Л., 1965. С. 179; Лебедев Г.С. Камерные могилы Бирки //Тезисы докладов Пятой Всесоюзной конференции по изучению истории скандинавских стран и Финляндии. Ч. 1. М., 1971. С. 12.)
Тот же ученик Клейна Лебедев отмечал в 1971-1972 гг.. в том числе в кандидатской диссертации, что «генетически камеры Швеции связаны с «княжескими могилами» Средней и Западной Европы. Они замыкают типологическую цепочку, протянувшуюся из глубин железного века, от галынтаттского периода (VII—VI вв. до н. э.). Кельтская традиция богатых погребений в камерах в I столетни н. э. получила новое развитие в иной этнической среде, на территории Польши и Чехословакии». Отмсчал-то правильно, но в отношении подобных погребений в Восточной Европе вместе со своим учителем, также знавшим все эти детали, делал другие выводы, подгоняя их под норманнскую теорию. А в науке о тенденциозности таких «подгонов» говорилось давно и неоднократно. Так. в 1962 г. английский археолог П. Сойер прямо выступил, несмотря паевой норманнизм. против мнения Арне о принесении обряда захоронения в камерных погребениях на Русь скандинавами: «Это кажется маловероятным: различные типы захоронения в камерах, скорее всего развивались независимо во всех регионах, изобилующих лесом». В 1965 г. и норманнист П.П. Шаскольский подчеркивал, что «данный тип погребальных сооружений не был специфически скандинавским, что он в то время существовал у разных, и притом неродственных (как чехи и немцы), европейских народностей». Сегодня даже в учебнике «Археология» (2006 г.) для студентов вузов сказано, что «происхождение деревянных погребальных Kaxicp нс совсем ясно» [74 - Сойер П. Эпоха викингов. СПб.. 2002. С. 94; Шаскольский И.П. Норманская теория... С. 179; Лебедев Г.С. Kaмерные могилы Бирки. С. 12-13; его же. Погребальный обряд скандинавов эпохи викингов. Автореф... дне... канд. наук. Л., 1972. С. 15-16; Археология / Под ред. академика В.Л. Янина. М., 2006. С. 465.).
Полнейшую фиктивность «процентов» Клейна и его учеников, утверждавших, что норманны в X в. составляли пятую часть (?) жителей хпюгонасслсиной столицы Руси, дополнительно демострируст тот факт, что количество скандинавских вещей в Киеве даже «при самом тщательном подсчете», как специально заострял в 1990 г. внимание историк и археолог 11.11. Толочко, много лет работавший с киевскими древностями, не превысит двух десятков, причем ни одна из них не имеет отношения к IX в. (но зарубежные ученые нисколько нс сомневаются, что «мать градам русским» была основана норманнами, что он представлял собой «анклав викингов», что, как считает филолог Е.А. Мельникова, «вместе с Олегом в Киеве, вероятно, впервые появился постоянный и значительный контингент скандинавов» [75 - Пирсон Э. Указ. соч. С. 26; Викинги: набеги с севера. М., 1996. С. 70; Гвнн Д. Указ. соч. С. 246-247; Мельникова Е.А. Варяжская доля // Родина. 2002. № 11-12. С. 32.]).
Фиктивность «процентов» Клейна и его учеников демонстрируют и данные антропологии. Известный антрополог Т.Н. Алексеева, проанализировав камерные захоронения и сопоставив их с германскими, констатировала в 1973 г.. что «это сопоставление дало поразительные результаты - ни одна из славянских групп не отличается в такой мере от германских, как городское население Киева». Позже она добавила, что «оценка суммарной краниологической серии из Киева... показала разительное отличие древних киевлян от германцев». Как заметил историк А.Г. Кузьмин по поводу такого заключения специалиста, убежденного в скандинавстве варягов, но всё же нс ослепленного норманиизмом, ««поразитсльность» этих результатов, отмечаемая автором, проистекает из ожидания найти в социальных верхах киевского общества значительный германский элемент, а его нс оказывается вовсе» [76 - Алексеева Т.П. Этногенез восточных славян по данным антропологии. М.. 1973. С. 267; её же. Антропологическая дифференциация славян и германцев в эпоху средневековья и отдельные вопросы этнической истории Восточной Европы // Расогсистичсскис процессы в этнической истории. М.. 1974. С. 81; её же. Славяне и германцы в свете антропологических данных// НИ. 1974. № 3. С. 67; Толочко П.П. Спорные вопросы ранней истории Киевской Руси // Славяне и Русь (в зарубежной историографии). Киев. 1990. С. 118; Славяне и Русь: Проблемы и идеи. Концепции, рожденные трехвековой полемикой, в хрестоматийном изложении / Сост. А.Г. Кузьмин. М.. 1998. С. 428. прим. 255.].
И вот под давлением приведенных фактов, с которыми постепенно знакомился Лебедев, он в 1978 г. совершает вообще-то мужественный поступок, признав, тем самым отрекаясь от фальшивых 18-20 % киевских норманнов, что только в одном из 146 погребений Киевского некрополя мог быть захоронен скандинав: «Судя по многочисленным аналогиям в Бирке, это единственное в городском могильнике Киева скандинавское погребение» (датируется концом X - началом XI в.). То же самое он повторил и в 1986 г. (77 - Булкин В.А., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Археологические памятники Древней Руси IX - XI веков. Л.. 1978. С. 12: Кирпичников А.Н., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Русь и варяги (русско-скандинавские отношения домонгольского Bpемени) // Славяне и скандинавы. М., 1986. С. 232.) Но эти аналогии ведут не в Бирку, куда, как уже указывалось, обряд захоронения в камерных гробницах был принесен со стороны. С той же «стороны» он был принесен и на Русь. Если Клейн не доверяет заключениям российских археологов, то может ознакомиться с мнением шведки А.-С. Грэслунд. сказавшей в 1980 г.. что погребальные камеры Бирки «не имеют местных прототипов, и появление их, очевидно, связано с интернациональным характером Бирки и особенно с купеческим слоем» [78 - Цит. по: Жарнов Ю.Э. Женские скандинавские погребения в Гнездове // Смоленск и Гнездово (к истории древнерусского города). М., 1991. С. 217.].
Хотя Клейн, конечно, в какой-то мере всё же знаком как с заключениями археологов о не скандинавском характере камерных погребений, так и с заключением антропологов. Но в 2004 г. он всё также говорил, что в Ярославском Поволжье в X в. на 12 % славян приходилось 13 % скандинавов. И говорил лишь потому, что антропологически это, как, например, по Киеву, нельзя опровергнуть, т. к. единственный обряд захоронения в ярославских могильниках - трупосожжение. Хотя рядом, на Владимирщине, отмечала в 1973-1974 гг. Т.И. Алексеева, «никаких скандинавских черт в облике населения не отмечается. Это, по-видимому, славянизированное восточнофинскос население» [79 - Алексеева Т.П. Этногенез восточных славян... С. 265; сс же. Антропологическая дифференциация... С. 80; сс же. Славяне и германцы... С. 66.].
Вместе с тем Клейн в 2004 г. уже ничего не сказал о 18-20 % норманнов в столице Руси, т. е. он признал, хотя и косвенно, что все проценты скандинавов, которые были им и его учениками оглашены в 1970 г., есть фикция, которая за сорок лет воспроизвела в работах археологов, историков и филологов другие фикции, а те, в свою очередь, себе подобные и т. д., и все эти норманнистскис «истины», вызванные к жизни дутыми процентами Клейна, прочно осели в науке. Но чтобы эта фикция не забылась и далее продолжала работать, Клейн статью 1970 г. переиздал в «Споре о варягах», при этом с неизменным для себя апломбом говоря, что она «была первой объективной сводкой по норманнским древностям Киевской Руси на послевоенном уровне» и что она «наглядно опровергает» антпнорманнизм: «Вот они, скандинавы, лежат в своих могилах, со своим оружием, вот подсчеты их процентного количества в разных районах». И всс так же уверяя, словно археология застыла на уровне его далекой молодости, что «для норманнов были характерны... камерные могилы в виде срубов» [80 - Клейн Л.С. Спор о варягах. С. 171, 201,203,219, 228-231.].
Почему Новгород не стал Хольмгардом
Полнейшую нежизнеспособность концепции Клейна, Лебедева, Назаренко показал в 1970-1980 гг. А.Г. Кузьмин, подчеркнув, что она «вызывает сомнения и возражения в конкретно-историческом плане». А именно, «если признать норманскими многочисленные могильники в Приладожьс, на Верхней Волге, близ Смоленска, в Киеве и Чернигове, то станет совершенно непонятным, почему синтез германской и финской культуры (на северо-востоке, например) дал новую этническую общность, говорящую на славянском языке, почему в языке древнейшей летописи нет германоязычных примесей...», «почему нет сколько-нибудь заметных проявлений германских верований в язычестве Древней Руси...». В 1998 г. историк так еще сфорх!улировал одну из принципиальных неувязок этих археологов: «...Как из синтсза норманнской и финской культур на Верхней Волге (где славяне якобы появляются значительно позднее норманнов) складывается славяно-русский язык с характерными признаками смешения славянских и финских язычсских верований?» [81 - Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском морс .7 ВИ. 1970. X® 10.С. 48; его же. Болгарский ученый о советской историографии начала Руси // То же. 1971. Jfe 2. С. 186-188; его же. Об этнической природе варягов (к постановке проблемы) /У То же. 1974. № 11. С. 55; его же. Заметки историка об одной лингвистической монографии // Вопросы языкознания (ВЯ). 1980. 4. С. 59; Славяне и Русь. С. 370.].
Действительно, научно такое не объяснить. Только если задействовать марризм с его с «яфетической теорией» и с «социальными взрывами».
И совершенно пустым делом занимается Клейн, пытаясь оспорить мой apryxiciiT, что славянские названия городов, основанных варягами на Руси, - Новгород. Бслоозсро. Мзборск - прямо указывают на их славянский язык, говоря, что Новгород в сагах именуется Хольмгард. Что из того? Киевскую Русь византийцы именовали Скифией, а сс население - скифами, тавро-скифами, таврами. Позже Россию в Западной Европе называли Московией, а русских - московитах!и. Нас сейчас на Украине кличут москалями и даже кацапами, а в других странах - венедами и кривичами. Но какое это отношение имеет к наш с XI у самоназванию - русские? Понятно, что никакого. Также понятно, что названия городов (населенных пунктов вообще), да к тому же на чужой зсх!лс, напрямую связаны с языком своих основателей и призваны навечно как утвердить (освятить) их права на определенную территорию, так и оградить эти права от любых посягательств. В связи с чем наименованию своих местожнтельств народы придавали огромное значение, и с этого сакрального действия начиналась жизнь нового поселения.
Так. древние римляне для организации колоний на завоеванных итальянских землях создавали комиссии, которые прежде всего давали им имя. Весьма показательны в этом плане финикийский Карфаген, что означает «Новый город», в Северной Африке, претендовавший на роль се столицы. Новый Карфаген (сегодняшняя Картахена), как символ принадлежности Карфагену Пиренеев, за которые он вел ожесточенную борьбу с Римом, греческие названия многих городов Южной Италии, в том числе Неаполь (опять же «Новгород»), прямо сигнализирующие о языке своих первопоселенцев. А также названия первых североамериканских колоний: Новые Нидерланды, Новая Швеция, Новая Франция. Новая Англия, и вместе с тем названия многих городов Северной Америки, по которым можно безошибочно определить, из какой страны и даже конкретно из какой сс местности прибыли переселенцы в Новый Свет [82 - История Древнего Рима / Под ред.
В.И. Кузищина. М., 1981. С. 70: История США. Т. 1. 1607-1877. М., 1983. С. 32,49, 51,
59- 60, прим. 3 на с. 53; Новая история стран Европы и Америки. Первый период / Под ред. Е.Е. Юровской и И.М. Кривогуза. М., 1997. С. 225.).
Согласно ПВЛ, Рюрик после смерти братьев Синеуса и Трувора из Ладоги «иришед ко Млмсрю и сруби городок над Волховом, и ирозва и Новыород, и ссдс ту княжа раздая волости и юроды рубнти. овому Полотсск, овому Ростов, другому Ьслоозсро. И по тем городом сугь находници варязи...». То есть основал «городок над Волховом» и дал ему чисто славянское название Новгород. И дал славянское название потому, что Рюрик говорил, как и его варяги, на славянском языке.
Но если бы всс они были скандинавами (а ведь норманнисты выводят их на Русь нс поштучно, а десятками и сотнями тысяч), то «городок над Волховом» обязательно бы получил скандинавское имя Хольмгард, с которым бы и вошел в нашу историю, как в нсс вошли угро-финские названия городов Древней Руси. В данном случае уместно напомнить тот факт, что появление в окружении Петра I самого незначительного числа представителей германского мира тут же сказалось на топонимическом материале, и в России появились «stadt'bi» и «burg*H».
Варяги и русь, надлежит добавить, и после Рюрика активно возводили города: в 882 г. Олег, сев в Киеве, «нача городы ставит»!...», в 988 г. «рече Володимср: «сс не добро, еже мало городов около Киева». И нача ставити городы по Десне, и по Востри, и по Трубсжсви. и по Сулс. и по Стугнс...». Но при этом среди многочисленных наименований древнерусских городов IX-X вв., т. с. времени самого пика деятельности варягов и руси среди восточных славян, приведшей к образованию государства Русь, совершенно отсутствуют, подводил в 1972 г. черту польский лингвист С. Росионд, «скандинавские названия» (83 - Л Л. С. 19, 23, 118-119; Роспонд С. Структура и стратиграфия древнерусских топонимов // Восточно-славянская ономастика. М., 1972. С. 62.]. Нет ни одного, даже самого завалявшегося.
Однако вопреки заключению профессионального лингвиста археолог Клейн уверяет, что Изборск назван, «по предположению этимологов (А.И. Попов, Г. Шрамм) - по реке Иза. или Иса (фннно-язычнос «Великая»), и назван он Исуборг, что в славянской переделке
дало Изборск...». Как тут нс вспомнить Ломоносова, в сентябре 1749 г. указавшего Миллеру, что «весьма смешна перемена города Изборска на Иссабург...». Клейн бы, конечно, нс попадал в смешные положения, если бы всерьез занимался историографией варяг о-русского вопроса (могу рекомендовать ему самую свежую работу на эту тему, но свою, вышедшую в вып. 1 «Изгнания норманнов из русской истории» [84 - Фомин В.В. Варяго-русский вопрос и некоторые аспекты... С\ 339-512.]. где и про Изборск-Исабург дана самая исчерпывающая информация). Затем А.Л. Шлсцср говорил, причем, надо сказать, с определенными оговорками, т. с. предположительно, что Изборск «кажется... прежде назывался Исабург, следственно по-скандинавски, и назван так по одной тамошней реке Иссс. Если сто справедливо, то он основан варягами».
Последующие поколения норманнистов, надо отдать им должное, и вовсе поставили крест на фикции по имени «Исаборг». Как заметил Н.М. Карамзин, «Миллер, желая скандинавским языком изъяснить имя его. говорит, что Изборск значит Исаборг... т. с. город на реке Исс. Но Иса далеко от Изборска». В 1840 г. П.Г. Ьутков прямо отверг «догадку Миллера и Шлсцсра» находить «в Изборскс немецкое имя Исаборга, т. с. города при Иссс». указав, что Исса вливается в р. Великую выше Изборска «по прямой линии нс ближе 94 верст», и привел наличие подобных топонимов в других русских землях (г. Изборск на Волыни, у Москвы-рски луг Изборсск, пустошь Изборско около Новгорода).
Поэтох!у, как совершенно справедливо заключал он, а в эти очень простые слова Клейну надо обязательно вникнуть на досуге, «отвергать славянство в имени псковского Изборска. как и в имени карельского Выбора, токмо потому, что скандинавцы превращали наш бор. борск на свои борг. бург, а славянские грады на свои гарды, есть то же, что признавать за швсдскос поселение, построенный новгородцами на своей древней зсх!лс. в 13X4 году, город Ях|у. носящий поныне имя Ях|бурга со времени шведского владения Ингсрманландисю 1611-1703 года, или искать греческих полисов в наших городах Триполс, Каргаиолс, Чистополе и множестве других, имеющих в названиях своих подобное окончание: или приписывать шведской столице Стокгольму славянское происхождение: ибо наши предки в XIV', XVI, XVII и даже в XVIII веке писали сс Стекольных!» [85 - Шлсцср А.Л. Указ. соч. Ч. I. С. 338; Карамзин Н.М. Указ. соч. Прим. 278; Ьутков П.Г. Оборона летописи русской, Нестеровой, от наветов скептиков. СПб., 1840. С. 61-62.].
Наконец, в 1980-х гг. Т.Н. Джаксон и Т.В. Рождественская, выясняя природу названия Изборска. пришли к выводу, что это «славянский топоних!». При этом они подчеркнули, что зафиксированное в памятниках «написание «Изборскь» (только через - з- и без - ъ- послс него) указывает на нсвозхюжность отождествления форманта Из- с названием реки Псы (Иссы)». Если же допустить, объясняли исследовательницы, что Изборск возник из скандинавского языка, «то придется признать, что имя возникло вопреки одному из основных топонимических законов - закону ряда» [86 - Джаксон Т.Н., Рождественская Т.В. Несколько замечаний о происхождении и семантике топонима Изборск // Археология и история Пскова и Псковской земли. Тезисы докладов. Псков. 1987. С. 24-27; их же. К вопросу о происхождении топонима «Изборск» //Древнейшие государства на территории СССР (ДГ). Материалы и исследования. 1986 г. М., 1988. С. 224-226.).
Надлежит указать, что у лингвистов Попова и Шрамма нет тех «мнений», на которые ссылается Клейн (а он весьма горазд на такие приписки). Попов в 1981 г. сказал, что название притока р. Великой Иса (Исса) сопоставихю с финским «iso» - «большой», «великий» [87 - Попов А.И. Следы времен минувших. Л., 1981. С. 3 1.). Сказал только это и ничего больше.
Это потом ученики Клейна «возвели» милый сердцу их учителя Исуборг. В 1986 г. Д.А. Мачинский, уже полагая, что название р. Великая «является переводом финского Иса - «великая»... как и сейчас называется один из главных притоков Великой», заключил: «Таким образом, наряду со славянским вариантом издревле мог существовать и финско- скандинавский топоним И с борт, или Исаборг, т. с. - «град на Исс», или «Вел и град», «Вышсград» [88 - Мачинский Д.А. Этносоциальные и этнокультурные процессы в Северной Руси (период зарождения древнерусской народности)// Русский Север. Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики. Л., 1986. С. 20.). В
1990, 1993 и 1997 гг. С.В. Белецкий утверждал, что город, в конце IX в. возникший на Иссс, нс был нс финско-скандинавским, нс славянским, «а чисто скандинавским: он принадлежит к топонимическому ряду на - borg и переводится как «город на Иссс». В 30- х гг. XI в. Исуборг-lsaborg якобы был уничтожен при крещении «огнем и мечом», и часть его жителей вынуждена была переселиться за десятки километров на новое место - Труворово городище, перенеся на него наименование погибшего города, возхюжно, получившее уже славянизированную форх|у Изборск. С топонимом «Исуборг», объяснял археолог, не вдаваясь, разух!сстся, в детали, параллельно использовался топоним Пъсков. который был возрожден, «но уже применительно к основанному на мсстс сожженного Исуборга древнерусскому городу» (89 - Белецкий С.В. Происхождение Пскова// Города Верхней Руси: истоки и становление (материалы научной конференции). Торопсц, 1990.
С. 10-13; его же. Изборск «Варяжской легенды» и Труворово городище (проблсх!а соотношения) // Петербургский археологический вестник. J& 6. Скифы. Сархоты. Славяне. Русь. СПб., 1993. С. 112-114: его же. Возникновение города Пскова (к проблеме участия варягов в судьбах Руси) // Шведы и Русский Север: историко-культурные связи. (К 210- лстию А.Л. Витбсрга). Материалы Международного научного симпозиухо. Киров, 1997.
С. 142-146, 149.].
Археолог К.М. Плоткин, в 1993 г. прямо обратившись к рассмотрению состоятельности гипотезы Белецкого, по которой Изборск псрсх1сщастся, словно «гуляй-город», туда-сюда (или сюда-туда), констатировал: «Изборск всегда оставался на cbocxi мсстс. у истоков р. Бдсха (известной также иод названисх! Иса), а Псков - на своем xicctc, в низовьях р. Великая или Moede/Muddow» (как поясняет ученый, в Западной Европе р. Великая была известна «под двух!я названиями: р. Великая п Mocdc/Muddow»). А на следующий год немецкий лингвист Г. Шрамм подытоживал: «Я охотно признаю, что славянская этимология названия Изборск пока имеет больше шансов на успех», добавив при этох!, что сам «намеревался уже нс раз» выбросить «на свалку» гипотезу о «городе на Иссс». Ценность такого заключения замечательна тем, что этот ученый делает, как поясняют Джаксон и Рождественская, «топонимические выкладки лишь на базе своей концепции о существовании на Руси скандинавских «опорных пунктов» [90 - Джаксон Т.Н., Рождественская Т.В. Несколько зах1счаний... С. 25; Плоткин К.М. К вопросу о топониме «Изборск» и реке Исс// Петербургский археологический вестник. Хс 6. С. 1 15; LUpaxiM Г. Ранние города Северо-Западной Руси: исторические заключения на основе названий // Новгородские археологические чтения. Материалы научной конференции, посвященной
60- лстию археологического изучения Новгорода и 90-лстию со дня рождения руководителя Новгородской археологической экспедиции А.В. Арциховского. 28 сентября
- 2 октября 1992 г. Новгород, 1994. С. 145-150.]. И отсюда пытаясь даже в названии г. Бслоозсра найти скандинавскую основу.
Да. кстати, если бы варяги действительно были скандинавами, то они бы тогда дрсвнсвспсскос Воугсдарь, где «Воугсд» означает «белый», а «арь» - деформированное «яръвь» - «озеро» (91 - Попов А.И. Указ. соч. С. 54-55.). передали, конечно, нс славянским Ьслоозсро, а, естественно, по-своему. И звучало бы оно по-шведски, наверное, так: Vh(a)sjon, где vit - «белый», a sjo - «озеро» (и так бы прописалось в ПВЛ). Хотя, учитывая десятки озер, носящих название Белое озеро и раскиданных по всей России (а таковые еще есть и на Украине, и в Белоруссии), да если еще принять во внимание десятки Синих и Черных озер, и речек тоже (так. например, в бассейне р. Меты большое число Белых речек и ручьев [92 - Там же. С. 37. 43-44.)), Ьслоозсро. конечно, нс является калькой с вспсского, а есть славянское название, данное этому городу его основателями- варягамн.
Наряду с Исуборгом Клейн, страстно желая утвердить на территории Руси, по причине их совершенного отсутствия, скандинавские топонимы, создает другие миражи, в которых гибнет наука, и уверяет в свеженьких прибавлениях к «Спору о варягах», что «город Суздаль и назван по-норманн-скн - его название означает «Южная Долина» (««-даль» у скандинавов «долина») (93 - Клейн Л.С. Спор о варягах. С. 218. 226.). Логика, конечно, убийственная для науки. Потому как благодаря ей во многих словах, русских и нерусских, без труда можно найти мнимые следы языка другого народа. Так, «даль», следовательно, причастность, по Клейну, к ним скандинавов, видна в названиях острова ДАЛЬма в Персидском заливе, провинции КанДАЛБ в Камбодже, городов ДАЛБмамедли в Азербайджане и ДАЛБмасио-Вслсс-Сарсфилд в Аргентине. Вот. оказывается, в какие дальние дали забирались шведы, а Клейн об этом и нс знает (да и мы нс ведаем, что, отправляя сейчас кого-то в «даль», даже в самую светлую, просто посылаем его в «долину» Клейна).
Нс знают русские «ультра-патриоты», а с ними и украинские «ультра», куда судьба забрасывала их общих предков. Но если взять в руки такой компас, как слово «сало», то сразу понятно, кто основал города САЛО в Италии и Финляндии, САЛОники в Греции, САЛОг на Филиппинах, кто бесстрашно плавал, доставляя туземцам этот продукт (в шоколаде и без), по испанской и заирской рекам САЛОр и САЛОнга. И французская СЕНА прямо говорит, кто - ну. нс французы же! - заготавливал душистое сено на се заливных лугах и водил там хороводы, нс давая заснуть европейской округе песней «Хороши июльской ночью сенокосные луга». Да и ЭстрсмаДУРА, область на западе Испании, точно показывает, куда славянские мужи сплавляли с берегов СЕНЫ своих нерасторопных и глуповатых жен.
По ЛонДОНУ также абсолютно ясно, с берегов какой реки прибыли его зачинатели (причех! в Хитроу обосновались сахибе хитрые донцы, часть из которых потох! переберется на норвежский остров Хитра). Эти молодцы-донцы-лондонцы затем, несколько передохнув, всс же Ла-Манш переплыли и, чугь набравшись «англицкого» лоска, перебрались в Ирландию. А там, в одном подходящем для того Х1сстсчкс, открыли харчевню, назвав сс на лох!аном англо-русском «Ту-Блин», т. с. «Два блина» (время бренда «Три пескаря» еще нс пришло). И это название «Ту-Блин» дало затем имя ирландской столице ДуЬЛИНУ. Да и в Африке наших было полным полно, и в том, кроме САЛОнги, убеждают и АлЖИР. и ЧАД. а далее этот ряд может продолжить caxi читатель. Сложного в этом ничего нет. как и серьезного тоже. Только грустно становится, что высокую науку так низко опускают.
И Клейн спокойно бы избежал «суздальских» фантазий (и как это он «педаль» просмотрел, а то бы скандинавы в миг у него предстали изобретателями велосипедов, на которых они велопробеги осуществляли в Суздаль, получая за это «медаль»), если бы заглянул в работы Т.Н. Джаксон, которая неоднократно отмечала с 1985 г., что в скандинавских сагах и географических сочинениях записи XIII—XIV вв. Суздаль упоминается шесть раз п что «нс существовало единого написания для передачи местного имени «Суздаль»: это и Sydndalariki (Sydrdalariki в трех других списках), это и Siirdalar... это и Surtsdalar. и Syrgisdalar. и Siirsdalr». При этом она подчеркивала, что «перед нами попытка передать местное звучание с использованием скандинавских корней. Так, если первый топоним образован от sydri - сравнительной степени прилагательного sudr- «южный»... то второй, третий и шестой - от прилагательного suit - «кислый», четвертый
- от названия пещеры в Исландии (Hcllinn Surts), пятый - от глагола syrgia - «скорбеть». Второй корень во всех шести случаях - один и тот же: dalr - «долина» (за исключением шестого топонима - во множественном числе)». И. как подводила черту Джаксон, «форма используемого топонима позволяет в ряде случаев заключить, что речь идет не о городе Суздале, а о Суздальском княжестве. Во всяком случае, никаких описаний города Суздаля скандинавские источники нс содержат...» [94 - Джаксон Т.Н. Суздаль в древнескандинавской письменности // ДГ. 1984 г. М., 1985. С. 227-229; сс же. Исландские королевские саги о Восточной Нвропс (с древнейших времен до 1000 г.) (тексты, перевод, комментарий). М., 1993. С. 255; сс же. Исландские королевские саги о Восточной 1£вронс (середина XI - середина XIII в.) (тексты, перевод, комментарий). М., 2000. С. 287.].
Клейн много говорит о скандинавских именах варягов. Но летописные имена не являются, за одним исключением, скандинавскими. И на это указывают caxni имена. Так. имя Рюрик в Швеции нс считается шведским, потому оно и нс встречается в шведских именословах. В начале 1860-х гг. аитинорманнист С.А. Гедеонов, подчеркнув, что «при отсутствии иных, положительных следов норманнского влияния на внутренний быт Руси норманнство до XI столетия всех исторических русских имен уже само по себе дело несбыточное», установил, что имя Hrorckr. которое выдают за имя Рюрик, шведам неизвестно совершенно, «вследствие чего норманская школа должна... отказаться от шведского происхождения нашего Рюрика». В 1929 г. норманнист Н.Т. Беляев подтвердил слова Гедеонова [95 - Гедеонов С.А. Варяги и Русь. В 2-х частях / Автор прсдисл.. комм си т., биограф, очерка В.В. Фомин. М.. 2004. С. 168-169. 173; Беляев Н.Т. Рорнк Ютландский и Рюрик Начальной летописи // Scminarium Kondakovianum rccucil d'ctudcs archcologic. histoirc dc I’art, etudes Byzantines. T. 111. Prague, 1929. C. 242-243.).
Вот почему норманнисты, а начинание Toxiy положил в 1830-х гг. дсрптский профессор Ф. Крузе (т. к. имя Рюрика, по его словах!, «нс упомянуто в хпюгорсчивых скандинавских сагах»), навязывают науке идею, что летописный Рюрик - это датский Рорик Ютландский. Но при этох! нс видя. что. как особо выделил академик О.Н. Трубачсв, «датчанин Рсрик нс имел ничего общего как раз со Швецией... Так что датчанство Рсрика-Рюрика сильно колеблет весь шведский комплекс вопроса о Руси...». А это наблюдение Трубачсва. нс сохшевающсгося, следует сказать, в норманнетве варягов, полностью совпадает с давним заключснисх! антинорманниста Гедеонова, что выводом Рюрика из Дании «подрывается все учение знах1снитсйших корифеев скандинавизма».
В 1997 г. Л.П. Грот продемонстрировала, что швсдскос нх!я Hclgc, означающее «святой» и появившееся в Швеции в ходе распространения христианства в XII в., и русское их!я «Олег» IX в. «никакой связи между собой нс hxiciot» (выхющен, по сс словам, «нссущссгвующий МОСТ между ИМСНСХ1 «Олег» И именем Hclgc, да С1ЦС уверяют. ЧТО ИХ1Я
Hclgc. которое на 200 лет моложе нменн «Олег», послужило прототипом последнего») (96
- Круче Ф. О происхождении Рюрика (преимущественно по французским и немецким летописям) /У ЖМНП. Ч. 9. № 1. СПб., 1836. С. 47: Грубачсв О.Н. В поисках единства. Взгляд филолога на проблему истоков Руси. М., 2005. С. 162: Грот Л.П. Мифологические и реальные шведы на севере России: взгляд из шведской истории У/ Шведы и Русский Север. С. 152-160 (переиздана в кн.: Сб. РИО. Г. 8).]. Сказанное полностью относится и к имени Ольга (к тому же оно существовало у чехов [97 - Срезневский И.И. Чтения о древних русских летописях /У Его же. Статьи о древних русских летописях (1853-1866). СПб., 1903. С. 76.], среди которых норманнов нс было). А исходя из того, что саги называют княгиню Ольгу нс Hclga. как того следовало бы ожидать, если послушать норманнистов. a Allogia, видно отсутствие тождества между именами Ольга и Hclga. По поводу якобы скандинавской природы имени Игорь немецкий историк Г. Эверс без малого двести лет тому назад заметил нс без улыбки: но бабку Константина Багрянородного «всс византийцы называют дочерью благородного Нигера. Неужели стот император, который, по сказанию Кедрина, происходил из Мартинакского рода, был также скандинав?». В 1901 г. И.М. Нвакин доказал, что в древности имена Игорь и Ингвар различались и нс смешивались [98 - Эверс Г. Предварительные критические исследования для российской истории. Кн. 1-2. М.. 1826. С. 71-72: Ивакин И.М. Князь Владихшр Мономах и его поучение. Ч. 1. М., 1901. С. 54, прим. хх; Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 235-242.).
Но что эти научные доказательства по сравнению со слепой верой в норх1аннство русских варягов, лишь по созвучию превращающей их имена, по типу Изборска и Суздаля, в норманнские. Верой, которой подвластно всс. Как тот же Клейн говорил в 2004 г.. имена Рюрик, Олег, Аскольд, Дир, Игорь «легко раскрываются из скандинавских» корней (99 - Клейн Л.С. Воскрешение Перуна. С. 140.]. С той же легкостью он и сейчас заявляет, что Избор - это имя неславянское. Но кому вот верить, ему - нс лингвисту, или всс же финскому языковсду-слависту Ю. Микколс, в 1921 г. выдвинувшему этимологию города Изборск от Избор, их!сни. известному у словенцев с IX в. [100 - Роспонд С. Указ. соч. С. 21.)? Вопрос, понятно, чисто риторический.
А всс рассуждения Клейна о якобы норманнской природе варяго-русских hxicii - это рассуждения в духе Байера, который, как справедливо заметил Ломоносов, «последуя своей фантазии», имена русских князей «перевертывал весьма смешным и непозволительным образох!, чтобы из них сделать nxieiia скандинавские». Правоту этих слов (по Клейну, безосновательных «крикливых ультра-патриотичсских эскапад» «никудышного историка» Ломоносова) подтвердили затем крупнейшие наши историки- норманнисты. Так, Н.М. Карамзин, констатируя, что Ьайср «искал нашего Кия в готфеком короле Книвс. восвавшсх! в Паннонии с ихшерагором Дсцисм», указал, что ученый «излишио уважал сходство имен, недостойное замечания, если оно нс угверждено другихп! историческими доводах!и». С.М. Соловьев резюмировал, что Байер допускал натяжки в словопроизводствах. В.О. Ключевский, говоря о «методе» этого ученого и его подражателей, подчеркнул: «Впоследствии хтогос здесь оказалось неверным, натянутым, но сах!ый присх! доказательства держится доселс». В целом же, как сказал в 1830-х гг. Ю.И. Вснслин, летописных! именам «хюжно найти созвучные и даже тождественные нс только у скандинавов, но и у прочих европейских и азиатских народов», и вообще, заключал он, говоря о ложности лингвистических «аргументов» норманнистов, «всякому слову в мире можно найти или сделать иодобозвучнос. стоит только переменить букву, две, н готово доказательство» (101 - Ломоносов М.В. Поли. собр. соч. Т. 6. С. 30;
Карамзин Н.М. Указ. соч. Прим. 71; Вснслнн Ю.И. (О происхождении славян вообще и россов в особенности] //Сб. РИО. Т. 8. С. 47, 49; Соловьев С.М. Август-Людвиг Шлсцср. Стб. 1359; Ключевский В.О. Лекции по русской историографии. С. 398.].
А какие чудеса «легко раскрываются из скандинавских» корней в норманнистском рсшстс. видно на примере имен братьев Рюрика Синеуса и Трувора. При веем многовековом старании нс найдя к этим именам никаких скандинавских созвучий, норманнисты объявили их шведскими словами sine hus («свой род») и thru varing («верная дружина»), якобы нс понятыми летописцем при внесении в ПВЛ якобы шведского сказания (где якобы говорилось, что Рюрик пришел «с родом своим и верной дружиной») и якобы принятыми им за личные имена. При этом никого из них нс смущал тот факт, что в «Сказании о призвании варягов» читается «свой род», в этом случае почему-то хорошо понятый летописцем: «И изъбрашася 3 братья с роды своими (а нс с Синеусами. - В.Ф.), и пояша по собс всю русь, и придоша».
И этот миф - миф о небытии Синсуса и Трувора, а о бытии вместо них в русской истории шведских слов (что-то вроде гоголевского «Носа»), вошедший даже в школьные учебники, миф. которым оперируют, например, археологи А.Н. Кирпичников и Н.Н. Носов, полностью разрушает лишь одно только свидетельство Пискарсвского летописца, отразившего многовековую традицию бытования на Руси и в России имени Синеус: в известии под 1586 г. об опале на князя А.И. Шуйского и его сторонников сказано, что «казнили гостей Нагая да Русина Синеуса с товарищи». К тому же. как справедливо отх!счал в 1994 г. С.Н. Азбслсв, толкованию имен братьев Рюрика как «sine hus» и «thru varing» противостоит русский фольклор о князьях Сиисусс и Труворе (102 - ЛЛ. С. 19; Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 34. М., 1978. С. 39. См. об этом подробнее: Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 225-246; его же. Варяго-русский вопрос и некоторые аспекты... С. 366-375.). т. с. народная память о них. людях, а нс о каких-то там искусственно созданных шведских конструкциях sine hus и thru varing.
В науке также давно замечено, что имена сами по себе нс могут указывать ни на язык, ни на этнос их носителей. «Почти всс россияне имеют ныне, - задавал в 1749 г.
Ломоносов Миллеру вопрос, оставленный, понятно, без ответа, - имена греческие и еврейские, однако следует ли из того, чтобы они были греки или евреи и говорили бы по- грсчсски или по-сврсйски?» Справедливость этих слов нашего гения, и в исторической науке опередившего свое время (наши норманнисты до сих пор продолжают аппетитно жевать жвачку шведских норманнистов 400-лстнсй давности), особенно видна в свете показаний Иордана, отметившего в VI в., в какой-то мерс подводя итоги Великого переселения народов, что «ведь всс знают и обращали внимание, насколько в обычае племен перенимать по большей части имена: у римлян - македонские, у греков - римские, у сарматов - германские. Готы же преимущественно заимствуют имена гуннские» (103 - Иордан. О происхождении и деяниях гстов (Gctica). СПб., 1997. С. 72; Ломоносов М.В. Поли. собр. соч. Г. 6. С. 31.]. Вот, попробуй в такой мешанине установить по имени этнос его носителя (Великое переселение народов, охватившее огромные пространства Азии, Европы и Северной Африки и массы народов, в том числе шведов, перемешало нс только именословы, но и антропологические типы (104 - Буданова В.П. Варварский мир Великого переселения народов. М., 2000. С. 13-15, 41, 83, 96-99. 115-116.). что также надо учитывать, обращаясь к вопросу этноса варягов и руси, а нс сводить его лишь к упрощенной дилемме «славяне и германцы»).
Нссхютря на свои нсславянскис имена варяго-русские дружинники Олега и Игоря были, как то вытекает из договоров с византийцами (911 и 945 гг.), славяноязычными. Причем эти имена звучат именно так. как они звучали, обращал внимание А.Г. Кузьмин, «в европейских (континентальных) именословах и могут быть объяснены происхождением главным образох! из кельтских, иллирийских, иранских, фризских и финских языков». В пользу славяноязычня этих дружин говорит и тот факт, что их богом был Перун, чей культ имел широкое распространение среди южнобалтийских славян и который совершенно нс известен германцах!. Вместе с tcxi элементы религии последних отсутствуют в верованиях русов. что хорошо видно по языческому пантеону Владимира, созданному в 980 г., т. с. тогда, когда, как уверяют норманнисты. скандинавы «в социальных верхах численно преобладали».
Сам же факт наличия в пантеоне неславянских богов (Хорса. Даждьбога, Стрибога, Снмаргла, Мокоши) указывает, подчеркивают исследователи, «на широкий допуск: каждая этническая группа может хюлнться своим богах!». Но при этом ни одному германскому или скандинавскому богу в нем «места нс нашлось», хотя, как правомерно подчеркивает Кузьмин, «обычно главные боги - это боги победителей, преобладающего в политическом или культурнох! отношении племени» [105 - Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь»... С. 53; его же. Об этнической природе... С. 81; его же. История России с древнейших времен до 1618 г. Кн. 1. М., 2003. С. 103, 120-121: его же. Начало Руси.
Тайны рождения русского народа. М., 2003. С. 211, 213, 3 18. 339. 347; cm же. Облик современного норманизма// Сб. РИО. Т. 8. С. 244; Кудрякова Е.Б. «Варяжская проблема» и культ Бориса и Глеба // ВИ. 1980. X” 4. С. 166; Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси.
М., 1987. С. 453; Откуда есть пошла Русская зсх«ля. Века VI - X / Сост., прсдисл.. введ. к документ., коммент. А.Г. Кузьмина. Кн. 2. М., 1986. С. 584. 642; Славяне и Русь. С. 370; Хрестоматия по истории России... С. 142.).
Причсх! речь здесь идет нс о христианстве, а о язычестве. Клейн всс это прекрасно понимает, но специально уводит разговор в сторону. И если в христианство мог перейти любой язычник любого рода и племени, т. к. оно открыто для всех без исключения, ибо есть наднациональная, хшровая религия (напомню слова апостола Павла из Послания к галатах!: «Пет уже иудея, ни язычника: нет раба, ни свободнаго; нет х<ужсскаго пола, ни жснскаго: ибо всс вы одно во Христе Иисусе» 3, 28). по причине чего Ф. Энгельс назвал сс первым интернационалом, то в языческую веру другого народа, чуждую всей его сути, он никогда нс переходил. Вот почему, заострял вних!анис на этом хорошо известном факте
С.А. Гедеонов, «промена одного язычества на другое нс знает никакая история» [106 - Гедеонов С.А. Указ. соч. С. 92.].
А одно точно скандинавское имя находится в I1BJI. В договоре князя Игоря с Византией 945 г. один из купцов назван как «Свснь» [107 - ЛЛ. С. 46.]. По оценке Кузьмина, имя Свснь (т. с. «швед») говорит о том, что «выходцы из германских плсх!сн воспринимались в варяжской срсдс как этнически чужеродный элемент» [ 108 - Кузьмин А.Г. Об этнической природе варягов... С. 80; его же. Начало Руси. С. 332; Откуда есть пошла Русская земля. Кн. 2. С. 648, 654.]. Действительно, имя Свснь, означавшее этническую принадлежность его носителя, говорит о буквально едиинчнох! присутствии шведов в восточнославянском обществе середины X в. Примыкает по ехшелу к имени Свснь и имя Ятвяг. читаемое в том же договоре и указывающее, как заметил С.М. Соловьев, на плсхся. из которого вышел этот человек, - ятвягов [109 - Соловьев С.М. История... Кн. 1. Т. 1-2.
С. 200.].
На Руси, кроме тгого Свсня. конечно, бывали и другие шведы. Но бывали после него. По археологическим данным, некоторый приток скандинавов на Русь начинается на рубеже X-XI вв., т. с. через 120-130 лет после призвания варягов. Важно отмстить, что на тот же временной рубеж указывают и исландские саги, вобравшие в себя историческую память скандинавов. В XIX в. антинорманнисты Н.И. Костомаров. С.А. Гедеонов и Д.И. Иловайский обратили внимание на тот факт, что сагам неведом никто из русских князей до Владимира Святославича (его бабку Ольгу-Аллогию они знают лишь по припоминаниям самих русских). К тому же ни в одной из них, подчеркивал Гедеонов, «нс сказано, чтобы Владимир состоял в родстве с норманскими конунгами», но чего стоило бы ожидать при той «заботливости, с которою саги выводят генеалогию своих князей». Ьолсс того, продолжал он. в них «нс только нет намека на сдиноплсмснность шведов с так называемою варяжскою русью, но и сами русские князья представляются нс иначе как чужими, неизвестными династамн» [110 - Публичный диспут 19 марта 1860 года... С. 29; Гедеонов С.А. Указ. соч. С. 82, прим. 149 на с. 415. прим. 235 на с. 440. прим. 294 на с.
456; Иловайский Д.И. Разыскания... С. 316-317.]. Caraxt, вместе с тем, совершенно неведомы хазары и половцы. Следовательно, скандинавы начали бывать на Руси уже после исчезновения из нашей истории хазар, разгромленных в 60-х гг. X в. Святославом, и посещали ее где-то примерно с 980-х гг.. т. с. с вокняжения Владимира Святославича, и до первого прихода половцев на Русь, зафиксированного летописцем под 1061 годом. Эти рамки еще более сужает тот факт, что саги после Владимира называют лишь Ярослава Мудрого (ум. 1054) и не знают никого из его преемников.
А факт знания сагами Владимира, княжившего в Киеве в 980—1015 гг. (до 977 г. он семь лет сидел в Новгороде в качестве наместника киевского князя), и молчания о его предшественниках представляет собой временной маркер, безошибочно показывающий, что годы его правления и есть то время, когда норманны, по большому счету, открыли для себя Русь и начали систематически прибывать на сс территорию. Причем численность норманнов, посещавших русские земли при нем и при его сыне Ярославс. нс отличалась массовостью и постоянным проживанием в их пределах, на что указывает факт самых смутных представлений скандинавов о Руси, по сравнению, например, с немцами. Так, если «Хроника» Титмара Мсрзсбургского (ум. 1018) очень подробно рассказывает о столице Руси Киеве, а Адам Бременский, описывая в 70-х - 80-х гг. XI в. морской путь из южнобалтийской Юмиы (Волина) в Новгород, отмечал, что столица Руси - «Киев, который соперничаете царствующим градом Константинополем» [11 1 - Титмар Мсрзсбургский. Хроника. В 8 книгах. М., 2005. С. 177-178; *ссп.чогс<1*рман Й. Славяне и норманны в ранней истории Балтийского региона //Славяне и скандинавы. С. 66.]. то. согласно сагам, се столицей является Новгород.
И это тогда, когда в Киеве, как утверждают норманнисты с Клейном, сидела норманнская династия, окруженная норманнской дружиной, когда среди жителей древнерусской столицы норманны составляли 18-20 % и когда они десятками тысяч, в волю пошатавшись по Руси, шли мимо Киева «за морс» в Константинополь (но, как свидетельствуют саги, норманны абсолютно нс знали Днепровского пути, что дополнительно нс позволяет относить их к варягам IX - середины X века. Саги, отмечал в 1867 г. В.Н. Юргсвнч. хранят «совершенное молчание... о плавании норманнов по Днепру и об его порогах». В связи с чем он задал весьма ух!сстный в таком случае вопрос: «Возможно ли. чтобы скандинавы, если это были руссы, нс знали ничего и нигде нс упомянули об этом, по свидетельству Константина Порфирородного, обычном пути руссов в Константинополь?» Ученик Клейна Г.С. Лебедев также констатировал в 19X5 г., что знаменитый путь «из варяг в греки» «как особая транспортная система в северных источниках нс отразился...» [112 - Юргсвич В.Н. О мнимых норманских именах в русской истории // Записки Одесского общества истории и древностей. Т. 6. Одесса, 1867. С. 48; Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985. С. 198.)).
До рубежа же Х-Х1 вв. шведы бывали в русских землях в крайне редких случаях, которые, понятно, нс могли отразиться в их коллективной памяти. Наличие такой «черной дыры» в памяти скандинавов Клейн объясняет в газетной статье тем. что они «до рубежа веков в основном нс возвращались, оседали там». Такое легковесное объяснение, возможно, и сорвет бурные аплодисменты в кругу своих, клейноманов. но оно нс устроит и школьников, которые спросят, а почему они оседали до 1000 г.. а после миллениума вдруг перестали оседать? Если их выводят на Русь десятками и сотнями тысяч, да Клейн еще их там оставляет навсегда, то где тому серьезные археологические подтверждения? А нс лжеподтверждення в виде камерных погребений и отдельных скандинавских вещей (скандинавские фибулы в Финляндии, Карелии. Приладожьс и Латвии органично вошли в состав женского местного убора и обнаружены в погребениях с местным ритуалом, а на Руси славянки использовали их в качестве украшений. В 1970 г. археолог С.И.
Кочкуркина констатировала, что железные гривны с т. н. «молоточками Тора» «должны сопровождать скандинавские погребения, но железные гривны в приладожскнх курганах за исключением двух экземпляров, найденных в мужских захоронениях, принадлежали местному населению» (113 - Кочкуркина С.И. Связи юго-восточного Приладожья с западными странами в X-XI вв. (По материалам курганов юго-восточного Приладожья) // Скандинавский сборник (СС). Вып. XV. Таллин, 1970. С. 155; Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 387-389; его же. Начальная история Руси. С. 204-207.)).
Но главное, они обязательно спросят, почему саги молчат о Рюрике, Олеге, Игоре, Святославе, молчат об их деяниях, известных других! народах!, молчат даже о походах на Византию, которые обязательно бы. будь эти князья скандинавах!»!, воспели скальды и информация о которых обязательно бы нс то что дошла, на крыльях бы долетела до Скандинавии.
А ответ всему этохсу предельно простой, и он давно дан в науке. Как верно заметил Лохюносов в «Древней Российской истории» (1766 г.), если бы Рюрик был скандинавохс, то «нормандские писатели конечно бы сего знатного случая не пропустили в историях для чести своего народа, у которых оный век. когда Рурик призван, с довольными обстоятельствами описан». В 1808-м и 1814 г. Г. Эверс правомерно говорил, что «ослепленные великим богатством мнимых доказательств для скандинавского происхождения руссов историки не обращали внимание на то, что в древнейших северных писаниях нс находится ни малейшего следа к их истине». И. удивительно метко охарактеризовав отсутствие у скандинавов преданий о Рюрике как «убедительное молчание», действительно, лучше любых слов подтверждающее их полнейшую непричастность к варягам и руси, он рсзюхифовал: «Всего xichcc хюжет устоять при таком молчании гипотеза, которая основана на недоразумениях и ложных заключениях...».
Ибо, по справедливым словах! Эвсрса. и Ломоносову, и мне кажется очень невероятным, что «Рюрикова история» «нс дошла но преданию ни до одного позднейшего скандинавского повествователя, если имела какое-либо отношение к скандинавскому Северу. Здесь речь идет нс о каком-либо счастливом бродяге, который был известен и важен только немногим, имевшим участие в его подвигах. Судьба Рюрикова должна была возбудить всеобщее внимание в народе, коему принадлежал он, - даже иметь на него влияние, ибо норманны стали переселяться в таком количестве, что могли угнетать словен и чудь». Развивая мысль далее, ученый также резонно сказал: «...Как мог соотечественник Рюрик укрыться от людей, которые столько любили смотреть на отечественную историю с романической точки. После Одина вся северная история не представляет важнейшего предмета, более удобного возвеличить славу отечества». Причем сага, акцентирует внимание Эверс, «повествует, довольно болтливо», о походах своих героев на Русь «и не упоминает только о трех счастливых братьях. Норвежский поэт Тиодолф был их современник. Но в остатках от его песнопений, которые сохранил нам Снорри, нет об них ни слова, хотя и говорится о восточных вендах, руссах» [1 14 - Ломоносов М.В. Поли, собр. соч. Т. 6. С. 216; Ewers J.P.G. Vom Urschprungc dcs russischcn Staats. Riga, Leipzig, 1808. S. 179-184; Эверс Г. Указ. соч. С. 148-151.).
Выводы русского Ломоносова и немца Эверса еще больше оттеняет тот факт, что младший современник Рюрика (yxi. 879) норвежец Ролло-Роллон (ум. 932), основавший в 911 г. - спустя всего сорок девять лет после прихода Рюрика к восточным славянам - герцогство Нормандское, сагам хорошо известен (он, начиная с 876 г., т. с. еще при жизни нашего Рюрика, неоднократно грабил Францию, в 889 г. обосновался в низовьях Сены, а в 911 г. принес ленную присягу французскому королю Карлу 111 Простоватому, обязуясь защищать его от прочих норманнов и бретонцев) [115- Викинги: набеги с севера. С. 60- 63; Джонс Г. Указ. соч. С. 228-230; Ласкавый Г.В. Викинги. Походы, открытия, культура. Минск. 2004. С. 69, 75, 78, 87-94.).
Как. отмечал бросающуюся в глаза несуразность норманнизма Эверс, погибшие древнейшие исторические памятники доставили Снорри Стурлусону (ум. 1241) «известия об отдаленном Рольфе и позабыли о ближайшем Рюрике?». Скандинавы, словно уточняя мысль Эверса говорил в 1876 г. Д. Щеглов, основали на Руси «в продолжение трех десятков лет государство, превосходившее своим пространством, а может быть, и населением, все тогдашние государства Нвропы. а между тем это замечательнейшее событие нс оставило по себе никакого отголоска в богатой скандинавской литературе. О Роллоне. овладевшем одною только провинцией Франции и притом нс основавшем самостоятельного государства, а вступившем в вассальные отношения к королю Франции, саги знают, а о Рюрике молчат». Но саги нс просто знают Ролло, они еще особо подчеркивают, что властители Норх!андии «всегда считали себя родичами норвежских правителей, а норвежцы были в мире с нихш в силу этой дружбы» [116- Эверс Г. Указ. соч. С. 151; Гедеонов С.А. Указ. соч. Прим. 294 на с. 456; Щеглов Д. Первые страницы русской истории //ЖМНП. Ч. 184. СПб., 1876. С. 223.).
Спор о варяжских словах
Клейн норманнство варягов пытается подтвердить наличием в русском языке якобы скандинавских слов - «князь», «витязь», «гридь», «стяг», «вервь», «вира», «кнут», «стул», «тиун», «ябетьник», «шнека», «якорь», «ларь», «ящик», «скот», «ссльд», забывая, что в нашем языке очень хшого нерусских слов. В тох! числе и потому, что его носитель - русский народ - возник на полиэтиичной основе. И эти иноязычные слова автох!атически, конечно, нс выводят на варягов.
В «Споре о варягах» Клейн апеллирует к данным шведской исследовательницы К. Тернквист, которая в 1948 г. укачала на. по его словам, «около 150» заимствовании в русском языке «и:* языка северных германцев» «(включая даже «щи»), из них надежно установлено около 30» (от себя археолог добавил, что норманны ««осчастливили» славян княжеской династией и одарили некоторыми полезными вещами, каковы, например, варежки и щи») (I 17 - Клейн Л.С. Спор о варягах. С. 72. 85.). Но вот как данные Тсрнквист изложил в 1965 г. И.П. Шаскольский: она собрала 115 (что весьма далеко от «около 150» всегда всс увеличивающего в пользу скандинавов Клейна) «русских слов, относящихся различными учеными к числу скандинавских заимствований (кстати говоря, абсолютное большинство этих слов - диалектные слова XIX в...)», и более 20 из выделенных сю 30 слов «впервые упоминаются лишь в сравнительно поздних источниках
- XIV-XV11 и даже XVIII в. и никак нс могут считаться заимствованными у древних норманнов» (1 18 - Шаскольский И.П. Норманская теория... С. 41-42.) (так что «щи» Клейна давно уже прокисли и к употреблению негодны, а его варежки давно побиты молью).
Важно при тгом подчеркнуть, что Шаскольский был, как и все ученые советской поры, норманнистох!, т. к. признавал норхсаннство варягов. И его расхождения с Клейном касались, как это показала т. н. «дискуссия» 1965 г. (которую археолог уж и нс знает, как и величать: «Норманнская баталия», «Варяжская баталия», третья схватка «антинорманнизма с норманнизхюм за два века...», выигранная Клейном и его ратью [119
- Клейн Л.С. Спор о варягах. С. 7, 11-12, 95—101. 140. 142, 261-262.)), численности норманнов на Руси (мало или много их было) и степени их участия в складывании русского государства («Х1аленькая» или «больше х!алснькой»).
Довольно любопытно заглянуть в творческую лабораторию археолога Клейна, в которой слова превращаются, по известнох!у с детства принципу ««А» упала, «В» пропала», в скандинавские заимствования. Так, объясняет он, «напрнхюр. в слове «князь» первоначально на мсстс «я» стояла буква «юс», произносившаяся как гласная с призвуком звука «н»; буква «з» появилась в результате сх!ягчсния первоначального «г», сохранившегося в слове «княгиня»: после «к» стояла гласная «ь», впоследствии ставшая непроизносимой... Итак, «князь» в древности звучало близко к «конинг», которое норманисты производят «из скандинавского дрсвнегсрманского «конунг» («король»)»
(120 - Там же. С. 77.). Слово же «витязь» Клейн выводит от слова «викинг».
Но оба эти якобы скандинавских слова распространены в языках многих славян, включая тех, кто вообще нс сталкивался со скандинавахш с их конунгами и викингами: «князь» - в болгарском, сербскох!, хорватскох!, чешском, словенском, словацкох!, польском, верхнелужицком, нижнелужицкох!. иолабском языках: «витязь» - в болгарскох!, сербском, хорватском, чсшскох!, словацкох!, словснскох!, чешском, ПОЛЬСКОХ!, верхнелужицкох! языках (121 - Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. I. М.. 1986. С. 322-323; т. И. М., 1986. С. 266.).
Как справедливо сказал С.А. Гедеонов 150 лет назад в адрес «лингвистов» тина Клейна, «к словах!, долженствующих! обнаружить влияние норманского языка на русский в следствие призвания варяжских князей, норх!анская школа вправе отнести только такие, которые, являя всс признаки норманства, с одной стороны, нс встречаются у прочих славянских народов, а с другой, нс могут быть легко и непринужденно объяснены из славянских этимологий». И в качестве прнхюраон привел слово «боярин», которое тогда и. конечно, «научно» производили «от составного nopxiaiicKoro bolpracdium, villa. Jarl- comes...», заметив, что ни одна их этих «отживших пссвдоскаидинавских» «этимологий нс объясняет, каким образом германо-скандинавское bol-jaul, исландское Ьасаг-тапп» перешли к хорватах!, словенцам, сербах!, поляках!, чехах!, рагузинцам, хюлдаванам, валахам, венграх!. А далее он в полном согласии с лингвистом и норх1аннистом И.И. Срезневским, решившим в 1849 г. именно с позиций действительной науки проверить лингвистические доводы сторонников норманнской теории, заключил, «что русский язык нс принял от скандинавского ни одного слова» и что «покуда нс будет выяснено, каких! образох! из мнихюскандинавских слов, будто вошедших в русский язык, большая часть обретается и у прочих славянских народов, остальные же просто и без натяжек объясняются из славянских этимологий, историческая логика нс может допустить норх!анства в словснорусском наречии» f 122 - Гедеонов С.А. Указ. соч. С. 68, 70-71, 78, 85-86.].
В дан но х! случае нельзя нс привести замечание Ф. Эмина, в 1767 г. указавшего, что сходство слов Knccht (холоп) и «князь», «научно» выдвинутое А.Л. Шлсцсром. равно Toxiy. если немецкое Konig, «у вестфальцев произносихюс конюнг», сопоставить с русским «конюх» [ 123 - Эмин Ф. Российская история. Т. 1. СПб. 1767. С. 36-37.). И после чего столь же «научно» начать утверждать, по npuxicpy Клейна, коря, разумеется, несогласных и упорствующих скандинавов в проявлении «ультра-патриотизма», «шовинизма», «национального самолюбия», «комплекса неполноценности» и. ну как же без него, «застарелого синдрома Нарвы!», что от русского «конюх» образовалось «скандинавское дрсвнсгсрх!анскос «конунг» («король»)».
Полезно будет привести и рассуждения А.А. Зализняка (2009) о «любительской лингвистике», строящей свои выводы «на случайнох! сходстве слов» и нс учитывающей, что «внешнее сходство двух слов (или двух корней) само по ссбе еще нс является свидстсльствох! какой то бы ни было исторической связи Х!сжду них!и». «Нынешние любители. - поясняет академик, - в точности продолжают наивные занятия своих предшественников XVIII века», убеждая в roxi. что т может превращаться в д. или ц, или с. или з, или ж, или in, б в в. или п, или ф. а при сравнении слов какие-то буквы отбрасывать, другие добавлять и легко допускать перестановку букв. «Ясно, - продолжает далее наш крупнейший лингвист, - что при таких безбрежных степенях свободы у любителей нет никаких препятствий к тому, чтобы сравнивать (и отождествлять) практически что угодно с чех! угодно...». И такие сочинения, подводит черту ученый, принадлежат «области фантастики - сколько бы ни уверял вас автор в том. что это научное исследование» [124 - Зализняк А.А. О профессиональной и любительской лингвистике // Наука и жизнь. 2009. Jfe 1. С. 16-22, 24; № 2. С. 54, 58, 62.).
Можно напохшить Клейну и очень умные слова Шлсцсра 1768 г.. которые были приведены выше и которые не потеряли своей актуальности потох|у, что дело О. Рудбска XVII в., возбуждавшего, по оценке С.М. Соловьева, «отвращение и cxicx в ученых», живет и процветает в XXI в.: «Неужто даже после всей той разрухи, которую рудбекианизм учинил, пройдясь по древним веках!, они всс еще нс устали творить из этимологий историю, а на простох!, может быть, случайнох! совпадении слов выстраивать целые теории?» А как тогда на «случайном совпадении слов» и даже без всякого совпадения, как и в случае с «князь» и «конунг», «витязь» п «викинг», выстраивали целые теории, продемонстрировал в 1740-х - 1750-х гг. шведский королевский историограф О. Далии. Следуя примеру Рудбска, Далии причину, по которой русские якобы называли шведов «варягахш», объяснял тех!, что они, как и финны, плохо выговаривая две согласные буквы, всегда выпускают первую, в связи с чем вместо свсригов (sverige) произносили «вареги или варяги», а наименование самой Швеции выводил от «Ссэ, Зеэ, Снав, Свей, то есть, морс, вода» [ 125 - Dalin О. Gcschichtc dcs Reichs Schwcdcn. Bd. 1. Grcifswald, 1756. S. 46- 47; Далин О. История шведского государства. Ч. 1. Кн. I. СПб., 1X05. С. 71-72, 385, прим. ц.). И всем этим благоглупостям, в силу тотального норманнизма. верили и на их базе с увлечением создавали другие благоглупости норманнской теории. Тот же благоглупостиый процесс продолжается и сегодня.
Клейн, доставая из своего норманнистского ларя якобы русско-скандинавские слова, почему-то нс говорит, что скандинавы заимствовали у славян очень важные слова, прямо указывающие, кто их приобщил, например, к торговле: torg - «торг», «рынок», «торговая площадь», besman - «безмен», tolk - «объяснение», «перевод», «переводчик», «толковин», pitschaft - «печать», sobel - «соболь», silki - «шелк», lodhia - «ладья», loka - «лука», «хомут», sodull- «седло» и др. Как подчеркивали в 1986 г. археологи А.Н. Кирпичников. И.В. Дубов и Г.С. Лебедев, славянские слова в скандинавском охватывают «наиболее полно и представительно - торговую (включая и транспортную) сферу культуры» (они также отх1стилн. что слово «скот» в значении «деньги» заимствовано «из третьего, общего для северного и славянского языка источника...») [126 - Кирпичников А.И., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Указ. соч. С. 280.). И охватывают понятно почему. Ьсря во внимание тот факт, что слово «torg» распространилось по всему скандинавскому Северу, до Дании и Норвегии, «мы должны признать, - заключал в 1912 г. С.Н. Сыромятников, - что люди, приходившие торговать в скандинавские страны и приносившие с собою арабские монеты, были славянами» [127 - Сыромятников С.Н. Древлянский князь и варяжский вопрос У/ЖМНП. Новая серия. Ч. XL. Июль. СПб., 1912. С. 133.]. В 1912 г. Г. Фальк констатировал, что скандинавы заимствовали у южнобалтийских славян «ряд морских терминов» [128 - Гильфердннг А.Ф. История балтийских славян /У Его же. Собрание сочинений. Г. 4. СПб., 1874. С. 26-29, 53, 63, 379; Котлярсвский А.А. Древности юридического быта балтийских славян. Опыт сравнительного изучения славянского права. Т. 1. Прага. 1874. С. 49-50: его же. Книга о древностях и истории поморских славян в XII веке. Сказания об Оттоне Ьамбсргском в отношении славянской истории и древности. Прага, 1874. С. 63, 90, 111; Забелин И.Е. Указ. соч. С. 152: Лебедев И.А. Последняя борьба балтийских славян против оисмсчсния. Ч. 1. М.. 1876. С. 51, 173, 175; Falk H.S. Altnordischcs Sccwcscn УУ Wortcr und Sachcn. Kulturhistoschc zcitschrift liir sprach- und sachforschung. Bd. IV. Heidelberg, 1912. S. 88-89, 94.), т. с. также у славян они учились морскому искусству, как параллельно с тем у них же учились и ведению торговли.
Клейн заверяет, что слово «варяги» «является лингвистически точной передачей скандинавского слова «варннг» (кириллический «юс малый», замещенный iiotoxi «я», передавал германские «-сн», «-ни»), а слово это у скандинавов образовано от корня «вар» («клятва», «присяга») с германским суффиксом «-инг-», проникло к византийцам, означая воинов-насхошков с севера». Но вот что говорил историк А.Г. Кузьмин, многие годы профессионально занимавшийся варяго-русских! вопросом и досконально знавший всс его нюансы. Констатируя наличие в индоевропейских языках основного обозначения воды словом «вар», он заключил, что «рох!ано-ксльтскох|у суффиксу «ин» в этнонимах в гсрх!анских языках часто соответствует «инг», переходящий у западных славян в «анг» и у восточных в «яг». «Варяги», следовательно, значит «поморяне» [ 129 - Кузьмин А.Г. Одоакр и Тсодорих У/ Дорогахш тысячелетий. Сборник исторических очерков и статей. Кн.
1. М., 1987. С. 123-124; Откуда есть пошла Русская земля. Века VI - X / Сост., прсдисл., введ. к документ., ком мент. А.Г. Кузьмина. Кн. 1. М., 1986. С. 26.). Прошу лишь обратить внимание на избирательность «кудышного лингвиста» Клейна. Так, он категорично отрицает явную связь между словами «варяги» и «варииы», но с той же категоричностью говорит о тождестве svear и «свсоны», «викинг» и «витязь», «конунг» и «князь», совершенно далеких друг от друга (и скандинавского «начала» в них нет), как далеки друг от друга историк Фомин и археолог Клейн, как далеки друг от друга фамилия Клейн и слова «клей», «клен», «клин», «клан».
У норманнистов есть еще один и, наверное, главный лингвистический довод, что слово «Русь» образовалось от финского наименования Швеции Ruotsi. Этим доводом, кстати сказать, очень любят оперировать наши археологи, что прямо говорит о недостаточности у них собственной аргументации. Но о научной несостоятельности этого «довода» свидетельствует обширный лингвистический материал, который мною впервые был собран в книге «Начальная история Руси» [130 - Фомин В.В. Начальная история Руси. С. 78—162.]. Я - историк, а нс лингвист. Поэтому я лишь свел воедино всс точки зрения, которые за несколько столетий высказывали и опровергали (в том числе и собственные) сами же норманнисты. С такой подборкой надо обязательно познакомиться каждому, кто занимается варяго-русским вопросом.
В финском названии Швеции Ruotsi основу имени «Русь» увидели еще родоначальники норманнской теории - шведские авторы XVII века. Параллельно с тем они заговорили о якобы существующей лингвистической связи между именем «Русь» и Рослагсном (частью береговой полосы шведской области Упланд напротив Финского залива, жители которой во время войны должны были поставлять корабли для морского ополчения). Так. Ю. Бурс (ум. 1652) выводил финское слово ruotsolaincn - «швед» - от древних названий Рослагсна Rohdcn и Rodhzlagcn, считая, что название Рослагсн произошло от го - «грести» и rodhcr- «гребец», а ИЛ. Локцсний (ум. 1677) переименовал гребцов и корабельщиков Рослагсна в роксолан, т. с. русских (131 - Розснкампф Г.А. Обозрение Кормчей книги в историческом виде. Изд. 2-е. СПб., 1839. С. 259: Шаскольский И.П. Вопрос о происхождении имени Русь в современной буржуазной науке// Критика новейшей буржуазной историографии. Вып. 10. Л., 1967. С. 132, прим. 13.).
В 1774 г. швед Ю. Тунман. вспомнив об идее своих предшественников, начал выводить из финского Ruotsi «русь». уверяя, что шведов восточные славяне стали именовать «русью» посредством финнов. Но при этом он констатировал, что шведы никогда не называли себя русами. В начале XIX в. А.Л. Шлсцср в «Несторе» вдохнул новую жизнь в другой apryxfciiT шведских донаучных авторов XVII столетия - в Рослагсн, считая, что из этого названия образовались финское Ruotsi и славянская «Русь» и что из этого прибрежного округа вышли варяги-русь, давшие восточным славянам свое имя. Преподнося эту версию в качестве непреложной истины, Шлсцср встал на путь отрицания черноморской руси, нападавшей на Византию задолго до призвания варягов и их прихода в Киев и своим историческим бытием уничтожающей норманнскую теорию [132 - Thunmann J. Untcrsuchungcn iibcr die Gcschichtc dcr ostlichcn curo-paischcn Volkcr. Thcil 1. Leipzig, 1774. S. 374-377; Шлсцср А.Л. Указ. соч. Ч. l.C. XXVHI, 258, 315-317, 327-328, 330, 342-343, прим. •; ч. П. СПб., 1816. С. 86, 107, 109-110. 114, 172.].
В теории Шлсцсра сразу же усомнился его ученик Г. Эверс. В 1808 и 1814 г. он указал на очень позднее появление названия Рослагсн (а оно стало прилагаться к прибрежной части Упланда Роден лишь к XVI в.), после чего сказал: «и потому ничего нс может доставить для объяснения русского имени в 9 столетни». К этим словам он добавил, что «беспримерным и неестественным мне кажется, чтоб завоевывающий народ переменил собственное имя на другое, употребляющееся у соседа, и сообщил сие принятое имя основанному им государству» и что «мы видим только сходство звука, но самое величайшее сходство не предохраняет от заблуждения. В самых далеких между собою странах звуки по одному случаю часто бывают разительно сходны».
В 1X20—1830-х гг. Г.А. Розснкампф, обращаясь к показаниям Снорри Стурлусона, у которого отсутствует название «Рослагсн», и констатируя, что берега Упландии в старину именовались Sccland (поморская земля), отх!стил, что слова Ruotsi и «Рослагсн» «нс доказывают ни происхождения, ни отечества руссов», что Rodslagcn (т. с. корабельный стан) производно от rodhsi - «гребцы», причем буква d в произношении слова Rodslagcn «почти нс слышна», а затем сс вовсе выпустили, так что оно стало звучать как Roslagcn. Вместе с тем Розснкампф обратил внимание на тот факт, что в Упландском своде законов 1296 г. нет понятия Rodslagcn, что термин rodhsi употребляется там в смысле профессии, а нс в значении имени народа и что в том же значении он используется в Земском уложении середины XIV' в. и в уложении 1733 года. А из этого следует, что в XVIII в. термин rodhsi употреблялся в Швеции в профессиональном значении, следовательно, он никогда нс употреблялся в значении племенного имени. После чего ученый заключил: вооруженные упландскис гребцы-«ротси» не могли сообщить «свое имя России», и что «еще удивительнее, что Шлсцср хюг так ошибиться и принимать название военного ремесла за ихся народа» [133 - Ewers J.P.G. Op. cit. S. 121-132; Эверс Г. Указ. соч. С. 18,71, 105-106, 111, 133, 140-141, 148-153; Розснкампф Г.А. Объяснение некоторых xicct в Несторовой лстописи. СПб., 1827. С. 11-22; его же. Обозрение Кормчей книги в историческом виде. С. 249-259.].
В 1837 г. Н.А. Иванов, констатируя, что «нынешний Рослагсн нс назывался так в древности», а их1сновался Роден, указал, что буква с входит в название Родлагсна «только по грамматической форх!с германских языков для обозначения родительного падежа» и «что росс или русс нс означает гребца по-шведски». То же сахюс говорили в 1842 и 1845 г.
С.А. Ьурачск и Н.В. Савсльсв-Ростиславич. подчеркивая, что RodVlagcn нс хюг сообщить своего имени Руси и что слово «Род'с-лагсн» «значит не xiccto сборищ руссов, а пристанище гребцов или корабельный стан» [134 - [Иванов Н.А.] Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях. Ч. 3. СПб., 1837. С. 8—10. прим. * на с. 8; Ьурачск С.А. История государства Российского Н.М. Карамзина. История русского народа. Сочинение Н. Полевого // Маяк. Т. 5. Х2 9—10. СПб.. 1842. С. 85. 87. 89- 90, 126; Савсльсв-Ростиславич Н.В. Варяжская русь по Нсстору и чужеземным писателям. СПб.. 1845. С. 19, 27, 53, 55; Славянский сборник Н.В. Савсльсва-Ростиславича. СПб., 1845. С. ХХШ. XLI1. приXI. 54.]. В 1844 г. норманнист А.А. Куннк. осознав полнейшую бесперспективность увязывания имени «Русь» с Рослагеном, стал убеждать, нсправохссрно перенося решение чисто исторического вопроса в область лингвистики, что посрсдствохс финского названия Швеции Ruotsi их!я «Русь» якобы восходит к шведскому слову rodscn - «гребцы» (от rodcr - «весло», «гребля»), которое прилагалось к жителях! «общины гребцов» Рослагсну, и что население этой части береговой полосы хюгло называться, как он предположил. Rodhsin (от Rodhs), Rookarlar, Rudermanncr [135 - Kumk I*. Die Bcrut'ung dcr schwcdischcn Rodscn durch die Finncn und Slawcn. Bd. 1. SPb.. 1844. S. 163-167.].
В 1859 г. В.И. Ламанский. указывая, что славяне познакохжлись со шведами нс через финнов, а непосредственно, подчеркнул, что нет названия народа, происшедшего «от его
рода занятий или промысла», и что ссли бы шведы слыли у ссбя под именем гребцов, «то слово это непременно утратило бы свое прежнее значение и было бы заменено другим». Но в Швеции в XIII в. слово Rodsin - «гребцы» имело значение нарицательное, и «еще теперь по-шведски гребец - rodarc». И весьма, разумеется, сомнительно, чтобы шведы в 839 г. перед императором Людовиком Благочестивым «на вопрос кто они? что за люди? и какого роду? стали бы отвечать Rodsin - гребцы» [ 136 - Ламанский В.И. О славянах в Малой Азин, в Африке и в Испании. СПб., 1859. С. 38-83.].
В 1860—1870-х гг. С.А. Гедеонов, правомерно говоря, что норманнизм основан на мнении о скандинавском начале имени «Русь», блестяще доказал «случайное сходство между финским Ruotsi. шведским Рослагсном и славянским русь». А свое отношение к «этимологическим случайностям и созвучиям», на которых возводят русскую историю, он выразил верной мыслью, что «лингвистический вопрос не может быть отделен от исторического; филолог от историка». Справедливо сказав, разве могли варяги, ссли их считать шведами, переменить свое настоящее имя «свей» на финское прозвище Ruotsi, Гедеонов показал, что шведское русь нс встречается как народное или племенное ни в шведских памятниках, ни в западноевропейских источниках, так много и так часто говорящих о шведах и о норманнах. При этом он отмечал, что норманнисты нс могут объяснить ни перенесения на славяно-шведскую державу финского имени шведов, ни неведения летописца о тождестве имен «свей» и «русь». ни почему славяне, понимающие шведов иод именем руси, перестают называть шведов русью после призвания, ни почему свсоиы Вертинских анналов отличают ссбя «тем названием, под которым они известны у чуди», ни почему принявшие от шведов русское имя финские племена зовут русских не русью. а вендами. По причине чего им следует отказаться от изобретенного «Rodhs, да и то еще под несуществующею у норманнов грамматической формой» [137 - Гедеонов С.А. Указ. соч. С. 168, 288-305, 345-346, 383-384, 393. прим. 22.).
В 1862 г. А.А. Куннк, назвав опровержение Гедеоновым связи Рослагсна с русской историей «совершенно справедливым», добавил, что имя Ropr, Roden (вместо чего сейчас употребляется Roslagcn) шведы в XVII в. приняли за имя роксолан (русских) по плохому знанию своего древнего языка, что ввело в заблуждение самого Куника. В 1864 г. он сделал показательное признание, что норманнская школа «обанкротилась» со своим Рослагсном. В том же 1864 г. М.П. Погодин констатировал, что Г'сдсонов «судит очень основательно, доводы его убедительны, и по большой части с ним нс согласиться нельзя: Ruotsi, Rodhsin, есть случайное созвучие с Русью». В 1875 г. Куннк аннулировал, под воздействием критики антинорманнистов, свос объяснение Руси от rodscn - «гребцы», выдвинутое в 1844 году. Как подчеркнул в 1899 г. языковсд-норманнист Ф.А. Браун, говоря о попытке Куника связать имя «Русь» с rodscn - «гребцы» посредством финского Ruotsi, против этой догадки говорит «столько соображений, как по существу, так и с формальной точки зрения, что сам автор сс впоследствии отказался от нсс» [138 - Предисловие А. Куника к «Отрывкам из исследований о варяжском вопросе С.
Гедеонова» // Записки Академии наук. Т. I. Кн. II. Приложение J6 3. СПб., 1862. С. IV; Замечания А. Куника к «Отрывкам из исследований о варяжском вопросе С. Гедеонова»// Там же. С. 122; Замечания А. Куника // Погодин М.П. Г. Гедеонов и его система происхождения варягов и руси. СПб., 1864. С. 64; Замечания А. Куника. (По поводу критики г. Фортииского). СПб., 1878. С. 6; Погодин М.П. Г. Гедеонов... С. 6-8, 30; Браун Ф.А. Русь (происхождение имени)// Энциклопедический словарь / Брокгауз Ф.А.. Ефрон И.А. Т. XXVII. СПб., 1899. С. 366-367.].
Следует привести и заключения современных лингвистов, отечественных и зарубежных, нисколько, надлежит заметить, не сомневающихся в норманнстве варягов, но при этом нс жертвующих ни наукой, ни своей репутацией ученых во имя норманнизма.
Так. в 1973 г. Ю. Мягистс (Швеция), столкнувшись с «непреодолимыми» историкофонетическими трудностями, отказался от мысли о скандинавской основе названия «Русь». В 1980-2002 гг. А.В. Назаренко показал на основе данных верхненемецкой языковой традиции, что этноним «русь» появляется в южнонемецких диалектах нс позже рубежа VIII—IX вв., «а возможно, и много ранее». А этот факт, заострял он внимание, усугубляет трудности в объяснении имени «Русь» от финского Ruotsi. Вместе с тем ученый, опираясь на византийские свидетельства, констатировал, что «какая-то Русь была известна в Северном Причерноморье на рубеже VIII и IX вв.», т. с. до появления на Среднем Днепре варягов. В 1982 г. Г. Шрамм (ФРГ), «указав на принципиальный характер препятствий, с какими сталкивается скандинавская этимология, предложил выбросить ее как слишком обременительный для «норманизма» балласт», резюмировав при этом, что норманнская теория «от такой операции только выиграет». В 2002 г. он же, охарактеризовав идею происхождения имени «Русь» от Ruotsi как «ахиллесову пяту», т. к. не доказана возможность перехода ts в с, был категоричен в своем выводе: «Сегодня я еще более решительно, чем в 1982 г., заявляю: уберите вопрос о происхождении слова Ruotsi из игры! Только в этом случае читатель заметит, что Ruotsi никогда нс значило гребцов и людей из Рослагсна. что ему так навязчиво пытаются доказать» [139 - Назаренко А.В. Gochrke С. Fruhzeit dcs Ostslavcntums// Untcr Mitwir-kung von U.Kalin. Darmstadt, «Wisscnschaftlchc Buchgcscllschaft», 1992 (=Er-trage dcr Forschung. Bd. 277)// Средневековая Русь. Вып. 1. М., 1996. С. 177: его же. Об имени «Русь» в немецких источниках IX-XI вв. // ВЯ. 1980. Ха 5. С. 46, 50, 54-57; его же. Имя «Русь» и его производные в немецких средневековых актах (IX—XIV вв.): Бавария - Австрия //ДГ. 19X2
г. М., 1984. С. 88, 93, 96, 104-106; его же. Докисвский период истории Восточной Европы в «Handbuch dcr Gcschichtc RuBIands» (ФРГ) // To же. 1983 г. М., 1984. С. 241: его же. Происхождение др. - русск. «Русь»: состояние проблемы и возможности лингвистической ретроспективы // X Всесоюзная конференция но изучению истории, экономики, литературы и языка скандинавских стран и Финляндии. Тезисы докладов. Ч. 1. М.. 1986.
С. 127-128; его же. Немецкие латиноязычные источники 1X-XI веков (тексты, перевод, комментарий). М., 1993. Коммснт. 48 на с. 41, комменг. 38 на с. 83; его же. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX—XII вв. М.. 2001. С. 49; его же. Две Руси IX века /У Родина. 2002. № 11-12. С. 20; Nazarenko A. Rus* // Lcxikon dcs Mittelalters. Bd. VII. Miinchcn, 1995. S. 1112-1113; Schramm G. Altrusslands Antang. Historischc Schliissc aus Namcn. Wortern und Tcxtcn zum 9. und 10. Jahrhundert. Freiburg, 2002. S. 101. 107.].
В 1997 г. O.H. Трубачсв, подытоживая, что «затрачено немало труда, но племени Ros, современного и сопоставимого преданию Нестора, в Скандинавии найти нс удалось», подчеркнул: «...Скандинавская этимология для нашего Русь или хотя бы для финского Ruotsi нс найдена». Напомнив мнение польского ученого Я. Отрсмбского, высказанное в 1960 г., что норманнская этимология названия «Русь» «является одной из величайших ошибок, когда-либо совершавшихся наукой», академик заключил: «Сказано сильно, но, чем больше и дальше мы вглядываемся к этому «скандинавскому уэлу», тем восприимчивее мы деласх!ся и к этому горькому суждению». В 2006 г. К.А. Максимович констатировал, что скандинавская версия «остается нс более чем догадкой - причем
прямых лингвистпчсских аргументов в сс пользу нет. а косвенные нейтрализуются таким же (или даже большим) количеством контраргументов», что в лингвистке доказательства типа «определения одного неизвестного (*rop(c)R) через другое (Ruotsi)... нс имеют силы», что «даже ссли фин. Ruotsi было заимствовано от шведов, это нс могло произойти ранее XIV в., когда этноним Русь уже насчитывал как минимум пять веков письменной истории», что в рамках этой версии не находят ответа вопросы, поставленные еще Гедеоновым, и что ей противоречат многочисленные сообщения византийских и арабских авторов о «русах», локализующие сс в Северном Причерноморье [ 140 - Трубачсв О.Н. В поисках единства. С. 162-165: Максимович К.А. Происхождение этнонима Русь в свете исторической лингвистики и древнейших письменных источников // KAN1IKION. Юбилейный сборник в честь 60-летия проф. Н.С. Чичурова. М.. 2006. С. 14-56.].
К словам норманнистов-лингвистов Ю. Мягистс. Г. Шрамма, А.В. Назаренко. О.Н. Трубачсва и К.А. Максимовича, закрывающим всс лазейки для выдумок норманнистов- нслингвистов, следует добавить, во-первых, что слово Ruotsi в отношении Швеции зафиксировано лишь применительно ко времени XVI-XVI1 веков (141 - Шаскольский П.П. Вопрос о происхождении имени Русь... С. 156, прим. 103.]. И потох|у, чтобы брать во внимание факт наименования Швеции Ruotsi и проводить между ним и названием «Русь» какие-то связи, надо сначала вообще-то доказать, что финны называли Швецию Ruotsi и в 1X-XI веках. Во-вторых, норманны совершали множество походов на гребных судах по реках! Западной Европы. И ровно в половине всех этих случаев они шли против течения, например, Сены. Шельды. Соммы. Лауры, Гаронны. Адура, Мааса, Рейна, Эльбы, Вьенны. Роны, Темзы. Ьанна. Лиффся. Война, Шаннона. Понятно, что для преодоления течения этих рек, разумеется, нужна была сила гребцов. Но гребцами-русью викинги местному населению нс представлялись. И понятно почему: они воины и только воины, независимо от того, как преодолевали расстояние (по логике норманнистов. народы мира непременно должны называться «пешеходами», «конниками», «кавалеристами», «лыжниками», «лодочниками», «моряками» и пр.). А оскорблять ссбя низким прозвищем «гребцы», да еще при встрече с противником, в руках которого оружие, воинственные викинги, также державшие в руках оружие, естественно, не могли.
И ссли сами скандинавы «называли себя руссами, - справедливо заметил в 1838 г. даже такой норманнист, как О.И. Сснковский, - то очень трудно придумать благовидную причину, почему в сагах это имя нс является почти на каждой странице. Если только другие народы давали им название руссов, то очень странно, что нордманны, покорив славянские зсх!лн, приняли имя, чуждое своему языку и себе, и основали империю под иностранным и. конечно, обидным (курсив мой. - В.Ф.) для ссбя прозвищем!» f 142 - Сснковский О.И. О происхождении имени руссов// Его же. Собрание сочинений. Т. VI. СПб.. 1859. С. 152.). А Сснковский знал, что говорил: ведь четырьх!я годами ранее он «открыл» в русской истории «Славянскую Скандинавию» и уверял легковерных читателей в том, что восточные славяне утратили «свою народность», сделались «скандинавами в образе мыслей, нравах и даже занятиях», а славянский язык образовался из скандинавского, свидетельством чего якобы являются сотни славянских заимствований из германского f 143 - Сснковский О.И. Скандинавские саги // Библиотека для чтения. Т. I. Отд. П. СПб., 1834. С. 18, 22-23, 26-27, 30-40, 70. ирих!. 30; его же. Эймундова сага //То же. Т. II. Отд. 111. СПб., 1834. С. 47-49, 53, 60, прих!. 23.). Но свое намерение привести эти заимствования он так, разумеется, и нс выполнил по причине их отсутствия.
Кто были летописные варяги?
Ими были, разумеется, тс, о ком говорят источники. Выше я отх!счал, что ИВЛ относит варягов и русь к славянскому миру. Такой непреложный вывод вытекает из чисто славянских названий городов, которые они по свосм приходе построили в Северо- Западной Руси: Новгород. Изборск, Ьслоозсро и другие. Дополнительно на славяноязычие варягов указывает Варангер-фьорд - бухта Варангов. Варяжский залив в Баренцевом море. И указывает потому, что название Варангер-фьорд на языке местных лопарей (саамов) звучит как Варьяг-вуода. т. с. «лопари, как следует из этого названия, - отмечал А.Г. Кузьмин, - познакомились с ним от славяноязычного населения», ибо знают его «в славянской, а нс скандинавской огласовке» [144 - Кузьмин А.Г. Начало Руси. С. 227-228.].
Славянский язык пришельцев на Русь (летопись дополнительно поясняет под 894 г., что «словсньскый язык и руекый одно есть...» [ 145 - ЛЛ. С. 28.)), их предводителей и их потомков, Перун, которому они поклонялись, предельно точно указывают на их родину- южный берег Балтийского моря. Ибо из всех земель Поморья только в данном районе проживали славянские и славяноязычныс народы, создавшие высокоразвитую цивилизацию, которая приводила их соседей германцев в восторг и которые схютрсли на земли южнобалтийских славян как на «землю обетованную», где всего было вдоволь [146
- О высочайшсх! уровне развития производительных сил славянского южнобалтийского Поморья но сравнению с другнхш районами побережья ext. подробнее: Фохпш В.В. Варяги и варяжская русь. С. 439-442; его же. Начальная история Руси. С. 207-212.).
На южнобалтийскос Иохюрьс как на родину варягов очень конкретно указывает и летописец конца X в., говоря, что варяги «ссдять» по Варяжскому морю «к западу до земле Агнянски...». Земля «Агнянски» («Английская») - это нс Англия, как заблуждаются и сегодня норманнисты. хотя они, ссли бы нс поверхностно знакомились с ПВЛ, то увидели бы, что собственно Англия именуется в летописи «Вротанисй», «Врстанисй», «Британией» - Британией. Довольно показательно, что крупнейший норманнист прошлого В. Томссн. размышляя над приведенным пояснением летописи, выражал сомнение в привязке «земли Агнянски» к Англии и задавался вопросом: «Англичане или англы в Шлезвиге?» (147 - ЛЛ. С. 3-4, 15; Томссн В. Указ. соч. С. 14.]. То. что зсх!ля «Агнянски» - это именно южная часть Ютландского полуострова, в 40-х - 70-х гг. XIX в. говорили антинорх!аннисты С.А. Бурачск, Н.В. Савсльсв-Ростиславич. И.Е. Забелин [148 - Бурачск С.А. Указ. соч. С. 87; Савсльсв-Ростиславич Н.В. Указ. соч. С. 5-6, 10, 12, 25, 34, 51-52; Славянский сборник... С. LX. LXXXIX. прим. 170; Забелин И.Е. Указ. соч. С. 135— 136, 142-143, 189, 193.).
А в юго-восточной части Ютландского полуострова обитали до переселения в середине V в. в Британию англосаксы, с которыми на Балтике очень долго ассоциировались датчане: даже во времена английского короля Эдуарда Исповедника (1042-1066) названия «англы» и «даны», отх!счал в 1907 г. И.Н. Сугорский, «смешивались, считались чуть ли нс тождественными», а мифологическими родоначальниках!»! датчан являются братья Дан и Аигул. С англо-саксами на востоке соседили «варины», «вары». «вагры», населявшие Вагрию. т. с. варят («поморяне») в узкох! смысле этого слова. Варягахш затем будут нх1сновать на Руси всю совокупность славянских и славяноязычных народов, проживавших на южном побережье Балтики от польского Поморья до Вагрин включительно, а еще позднее - многих из западноевропейцев (149 - Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 336-376.).
С приведенным мнением ПВЛ, а оно присутствует в наших источниках и более позднего времени, причем Taxi уже прямо говорится о выходе варягов и руси из пределов Южной Балтики, абсолютно согласуются показания западноевропейских памятников и, прежде всего, свидетельства немцев С. Мюнстсра (1544 г.) и С. Гсрбсрштсйна (1549 г.) о выходе Рюрика и варягов из южнобалтийской Вагрии. Так, констатирует Мюнстер, Рюрик, приглашенный на княжение на Русь, был из народа «вагров». или «варягов», главным городом которых являлся Любек. Независимо от Мюнстсра Гсрбсрштсйн поясняет, что родиной варягов была «область вандалов со знаменитым городом Вагрия». граничившая с Любеком и Голштинским герцогством (германские источники называют балтийских и полабских славян «венедами» и «вандалами»). И эти «вандалы. - завершает Гсрбсрштсйн свою мысль, - нс только отличались могуществом, но и имели общие с русскими язык, обычаи и веру, то, по моему мнению, русским естественно было призвать себе государями вагров. иначе говоря, варягов, а нс уступать власть чужеземцам, отличавшимся от них и верой, и обычаями, и языком» [150 - Munster S. Cosmographia. Т. IV. Basel. 1628. S. 1420; Гсрбсрштсйн С. Записки о Московии. М., 19X8. С. 60.].
Важно подчеркнуть, что достоверность информации о южнобалтийской родине варягов, растиражированной как многократными переизданиями сочинений Мюнстсра и Гсрбсрштсйна. так и трудами других авторов XVI-XVII вв., в Западной Европе никто, за исключением шведских писателей XVII в., истинных создателей норманнской теории [151
- См. об этом подробнее: Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 17-47; его же.
Начальная история Руси. С. 9—21: его же. Варяго-русский вопрос и некоторые аспекты...
С. 340-347: Грот Л.П. Начальный период российской истории и западноевропейские утопии // Прошлое Новгорода и Новгородской зсх!лн: Материалы научных конференций 2006-2007 годов. Великий Новгород, 2007. С. 12-22; с с же. Утопические истоки норманизма: мифы о гипсрборсях и рудбекианизм // Изгнание норманнов из русской истории. С. 321-338.), нс ставил под сохшсние, что говорит в пользу общеизвестности данного факта. О том же говорит и такое уточнение Гсрбсрштсйна, «что, как полагают, Балтийское морс и получило название от этой Вагрии». В XVII - первой половине XVIII в. о южнобалтийском происхождении Рюрика речь вели немцы Б. Латом, Ф. Хемниц, И. Хюбнср. Г.В. Лейбниц, Ф. Томас, Г.Г. Клювср. М.И. Бэр, С. Бухгольц. При этом в один голос утверждая, что родоначальник династии Рюриковичей жил около 840 г. и был сыном ободритского князя Годлиба (Годслайва, Годелсйба и т. и.), убитого датчанахш в 808 г. при взятии главного города ободритов Рарога, их1снуемого датчанахш Рсрикох! (ободриты-рсриги - одно из caxibix могущественнейших славянских плсх!сн Южной Балтики). В 1722 г. датчанин А. Ссллий напомнил русских!, что «три княжие, Рурик, Трувор и Синав всс братья родные из Вагрии в Русскую вышли землю званны».
Одним из источников, которыми пользовались названные авторы, а всс они, захочу, представители германского xinpa, была живая традиция, весьма долго державшаяся в землях Южной Балтики срсди hotoxikob славян, ассимилированных немцахш и датчанами, так и не вытравившихш из их памяти столь знаменательное событие. Француз К. Мармьс в 1830-х гг. посетил Мекленбург, расположенный на землях славяи-ободритов и граничащий на западе с Вагрисй, и записал там легенду (сс он опубликовал в 1840 г.), которая гласит, что у короля ободритов Годлава были три сына - Рюрик Миролюбивый, Сивар Победоносный и Трувор Верный. И эти братья, идя на восток, освободили народ Руссни «от долгой тирании», свергнув «власть угнетателей». Собравшись затем
«вернуться к своему старому отцу». Рюрик, Сивар н Трувор должны были уступить просьбс благодарного народа занять место их прежних королей и сели княжить соответственно в Новгороде. Пскове н на Бслоозсрс. По смерти братьев Рюрик присоединил их владения к своему и стал основателем русской династии [ 152 - НйЬпсг J. Gcncalogischc Tabcllcn, ncbst dcncn darzu Gchorigcn gcncalo-gischcn Fragcn. Bd. 1. Leipzig, 1725. S. 281. Die 112 Tab.; Гсрьс В.И. Лейбниц и его век. СПб., 1871. С. 102; Thomas F.
A vitae Russorum atquc Mcklcnburgcnsium principum propinquitatis scu consangvinitatis monstrata ac dcmonstrata vcstica. Anno. 1717. S. 9—14; Kliivcr H.H. Viclfaltmg vcrmcrhrtc Bcschrcibung dcs Hcrzogtums Mecklenburg. Drittcn Tcils crstes Stuck. Hamburg, 1739. S. 32; Beer M.I. Rerum Mcclcburgicarum. Lipsiac. 1741. P. 30-35; Buchholtz S. Vcrsuch in dcr Geschichle dcs Hcrzogthums Mcklcnburg. Rostock. 1753. II Stammtafel; Marmicr X. Lcttres sur lc Nord. Т. I. Paris. 1840. P. 30-31. См. также: Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 17- 57, 422-438; его же. Начальная история Руси. С. 9—21, 183-196; Меркулов В.И. Откуда родох! варяжские гости? М., 2005. С. 43-62.].
На принадлежность варягов и руси к славянской общности указывают арабские авторы. Так, Ибн Хордадбсх информировал нс позже 40-х гг. IX в., что русские купцы есть «вид славян» и что их переводчиками в Багдаде выступают «славянские рабы». Ибн ал-Факих (конец IX - начало X в.) дает параллельный вариант чтения этого же известия, но в его сообщении присутствуют только «славянские купцы». Ибн Хордадбсх и Ибн ал-Факих, заключал А.П. Новосельцев, «пользовались каких<-то общим, naxi нс известным источником», относящимся, как можно сделать вывод, к началу IX или даже к концу VIII века. Ад-Днмашки (1256-1327 гг.), повествуя о «море Варснгском» (Варяжском) и используя недошедшее до нас какое-то древнее известие, поясняет, что варяги «суть славяне славян (т. с. знаменитейшие из славян)» [ 153 - Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Чсрспнин Л.В.. Шушарин В.П., Щапов Я.Н. Древнерусское государство и его международное значение. М.. 1965. С. 384-386; Венелин Ю.И. Известия о варягах арабских писателей и злоупотреблении в истолковании оных // Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете. Кн. 4. М., 1870. С. 10; Фомин В.В. Варяги п варяжская русь. С. 437-438.).
Локализует русь на южных берегах Балтийского моря иудейская традиция X в. в лице еврейского хронографа «Книга Иосиппон» и испанского иудея Ибрагих!а Ибн-Яку-ба. «Книга Иосиппон» (середина X в.) помещает русов рядох! с саксами и англами-датчанами (в соседстве с англами, по ПВЛ, жили варяги), «по великому морю», а Ибрагим Ибн-Якуб, посетив в 960-х гг. германские и славянские земли (в том числе полабских славян), отх1стнл, что на прусов производят «набеги русы на кораблях с запада». При этом несколькими строкахш выше он сказал, что с польским князем Мсшко на севере соседят прусы, а на востоке русы [ 154 - Всстбсрг Ф.Ф. Комментарий на записку Ибрагима ибн- Якуба о славянах. СПб., 1903. С. 146; его же. К анализу восточных источников о Восточной Европе//ЖМНП. Новая серия. Ч. 13. № 2. СПб., 1908. С. 375.]. т. с. автор нс сх!сшнваст русов. нападавших на кораблях с запада на прусов, с жителями Древнерусского государства.
Очень важно подчеркнуть, что нсзависихшс друг от друга традиции - русская, гсрх!анская. арабская, иудейская - о связи летописных варягов и руси с Южной Балтикой подкрепляются массовым археологическим и антропологическим х!атериалом, а также лингвистическими данными. Особенно впечатляют масштабы распространения керамики южнобалтийского облика (фсльдбсргской и фрсзсндорфской), охватывающей собой
обширную территорию до Верхней Волги и Гнсздова на Днепре, и удельный всс сс среди других керамических типов в древнейших горизонтах культурного слоя многих памятников Северо-Западной Руси: Старой Ладоги. Изборска. Рюрикова городища, Новгорода, Луки, Городка на Ловатн, Городка под Лугой, Бслоозсра и других (так. на посаде Пскова эта керамика составляет более 81 %. в Городке под Лугой сс выявлено 50 % из всей достоверно славянской). На основании чего археологи В.Д. Белецкий. В.В. Седов, Г.И. Смирнова. В.М. Горюнова, С.В. Белецкий. К.М. Плоткин, Е.Н. Носов в 1960—1980-х гг. вели речь о переселении в северо-западные земли Руси жителей Южной Балтики.
О массовом присутствии в Северо-Западной Руси выходцев из Балтийского Похюрья дополнительно свидетельствуют характер металлических, деревянных и костяных изделий (сплавы новгородских изделий из цветных металлов Х-Х1 вв., обращают внимание специалисты, «тождественны сплавам подобных изделий, происходящих с южнобалтийского побережья»), характер домостроительства, конструктивные особенности музыкальных инструментов («в частности, гусли, найденные в Новгороде. Гданьске и Ополс. имеют одинаковое устройство и восходят к общим корням») и оборонительного вала (Старая Ладога. Новгород, Псков. Городсц под Лугой. Городок на Маятс), присущие только древностям южнобалтийских славян. Кожаная обувь нижнего слоя Ладоги, Новгорода. Пскова. Бслоозсра находит себе прямые аналоги также в землях южнобалтийских славян (например. Волина. Гнсзна. Колобрсга). В ходе палеоботанических исследований установлено, подчеркивает Е.А. Рыбина, «что набор злаковых культур, распространенных в Новгородской земле в 1Х-Х вв.. был аналогичен ассортименту злаков, культивировавшихся в славянских памятниках южной Балтики (Ольденбург) и существенно отличался от набора злаков, наиболее употребительных в то же время в расположенном по соседству скандинавском Хсдсбю».
Огромное скопление кладов арабского серебра, констатировал еще в 1968 г. В.М. Погни, «в районе Приладожья и их состав указывают на теснейшие связи этой части Руси с южным берегом Балтийского моря». Причем самые древние клады восточных монет в Западной Европе обнаруживаются именно на южнобалтнйском славянском Поморье и датируются VIII веком. Подобные клады появляются в Швеции значительно позже - только в середине IX столетия. Американский ученый Т.С. Нунан в 1980-х гг. признал, во многом сглаживая этот «антинорманнистский» факт,
вытекающий из нумизматических данных, что «русские отношения с Южной Прибалтикой были даже несколько более активными или интенсивными, чем отношения со Скандинавией». В 1998 г. археолог А.Н. Кирпичников заметил, что «до середины IX в. нс устанавливается сколько-нибудь значительного проникновения дирхсхюв на о. Готланд и материковую Швецию (больше их обнаруживается в областях западных славян)». Но тогда, исходя из этих слов и из того факта, что начало дирхемной торговли специалисты относят к 50—60-м гг. VIII в., получается, что очень долгое время - сто лет или около того
- эта торговля по существу нс затрагивала шведов. Дирхсмная торговля, возникнув как- чисто славянское явление, лишь со врсменсх! втянула в свою орбиту какую-то часть скандинавов, преимущественно жителей островов Борнхольма и Готланда (выше приведены заих!ствованныс шведами славянские слова, связанные с торговлей). В.М. Ногин, ссылаясь на нумизматические данные, отмечал, что путь из Южной Балтики на Русь пролегал именно через эти острова, «минуя Скандинавский полуостров...». И клады на Борнхольме и Готланде, по его уточнению, «носят следы западнославянского влияния...».
В середине 1980-х гг. лингвист А.Л. Зализняк, основываясь на данных берестяных грамот, запечатлевших разговорный язык новгородцев XI-XV вв., установил, что дрсвнсновгородский диалект во многом отличен от юго-западно-русских диалектов, но близок по ряду признаков в фонетике, морфологии, синтаксису, лексике к западнославянскому, преимущественно севернолехитскому (причем особенно заметные отличия наблюдаются в самых ранних грамотах). В 2003 г. археолог В.Л. Янин подчеркнул, что «поиски аналогов особенностям древнего новгородского диалекта привели к пониманию того, что импульс передвижения основной массы славян на земли русского Северо-Запада исходил с южного побережья Балтики, откуда славяне были потеснены немецкой экспансией». Эти наблюдения, отмечал ученый, «совпали с выводами, полученными разными исследователями на Х1атериале курганных древностей, антропологии, истории древнерусских денежно-весовых систем и т. д.».
В 1995 г. антрополог Н.Н. Гончарова показала генетические связи новгородских словен с балтийскими славянами, а сс учитель Т.И. Алексеева в 1999 г. увидела в них исключительно «переселенцев с южного побережья Балтийского моря, впоследствии смешавшихся уже на новой территории их обитания с финно-угорским населением Приильх1снья» [155 - Потин В.М. Некоторые вопросы торговли Древней Руси по иух1изх1атическим данным // Вестник истории мировой культуры. Л., 1961. № 4. С. 69. 71- 78; его же. Древняя Русь и европейские государства в X - XIII вв. Историко- нух1изх1атнческнй очерк. Л., 1968. С. 62-64. 66: его же. Русско-скандинавские связи IX—XII вв. по нумизматическим данным //Тезисы докладов Четвертой Всесоюзной конференции по истории, экономике, языку и литературе скандинавских стран и Финляндии. Ч. 1. Петрозаводск. 1968. С. 68-69: Рыбина Е.А. Новгород в системе балтийских связей. С. 326- 329; сс же. Торговля средневекового Новгорода. Историко-археологические очерки. Великий Новгород, 2001. С. 92-95; Нунан Г.С. Зачем викинги в первый раз прибыли в Россию //Американская русистика: вехи историографии последних лет. Период Киевской и Московской Руси. Антология. Самара. 2001. С. 53. 56; Повсткин В.И. Слово о музыкальной археологии России // Новгород н Новгородская земля. История и археология (Материалы научной конференции. Новгород, 28-30 января 1997 г.). Вып. 11. Новгород, 1997. С. 66: Кирпичников А.Н. Сказание о призвании варягов. Легенды и действительность // Викинги и славяне. Ученые, политики. днплох!аты о русско- скандинавских отношениях. СПб., 1998. С. 51; Горюнова В.М. Проблемы происхождения западно-славянской керамики в Приильменье // Новгород и Новгородская земля. История и археология (Материалы научной конференции. Новгород, 26-28 января 1994 г.). Вып. 8. Новгород. 1994. С. 65-77; Носов Е.Н., Горюнова В.М.. Плохов А.В. Городище под Новгородох! и поселения Северного Приильмснья (Новые материалы и исследования). СПб., 2005. С. 82—121; Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 444-456; его же. Начальная история Руси. С. 199-211: его же. Варяго-русский вопрос и некоторые аспекты... С. 375-384; Курбатов А.В. Начальный период сложения средневекового кожевенного ремесла на Руси // Ладога и Ладожская земля в эпоху Средневековья. Вып. 2. СПб.. 2008. С. 70, 126-132; Молчанова А.А. Балтийские славяне и Северо-Западная Русь в раннем Средневековье. Авторсф... дис... канд. наук. М., 2008. С. 5—16.). Но эти переселенцы изначально представляли собой этнически неоднородную массу, в состав которой входили славянские и ассимилированные ими народы Южной Балтики (фризы, например), говорившие на славянскох! языке, но еще сохранявшие свою самобытность в их!енословс. религии и погребальных обрядах (отсюда наличие в варяго-русских
древностях явно неславянских черт н элементов, в том числе антропологических). И шли они на восток несколькими волнами по давно наезженным морским путям.
По А.Г. Кузьмину, первая волна переселенцев двинулась под давлением Франкской империи в конце VIII века. Вторая волна миграции южнобалтийских славян в пределы Северо-Западной Руси датируется археологическим материалом серединой IX столетня. Веря во внимание заключения специалистов, отмстивших появление керамики южнобалтийского типа и южнобалтийских славян в ряде центров Северо-Западной Руси в X в., надлежит вести речь еще о нескольких волнах их переселения на данную территорию. И это движение захватило собой Скандинавский полуостров и вовлекло в свою орбиту какую-то часть его жителей, усилив тем самым неславянский акцент варягорусских древностей (южнобалтийская керамика известна в большом количестве вплоть до Средней Швеции, и в X в. она преобладала в Бирке f 156 - Ковалевский С.Д. Образование классового общества и государства в Швеции. М., 1977. С. 39; Мельникова Е.А., Пструхин
В.Я., Пушкина Т.А. Древнерусские влияния в культуре Скандинавии раннего средневековья (К постановке проблемы) // История СССР. 1984. Jfe 3. С. 52; ♦ccnsorcd*pMan И. Славяне и норманны... С. 26, 32. 52. 1 19. 368. прим. 39.)).
Торговые пути
И эти переселенцы шли на восток по давно наезженным морским путям, проложенным именно южнобалтийскими славянами. По очень точным словам Ломоносова, последние «издревле к купечеству прилежали». Какое место торговля занимала в их жизни, говорит тот факт, что крупнейшим святилищем южнобалтийского Поморья был храм бога торговли Радегаста (в руке которого «молот, на голове птица») в Ретре, который, как поясняют западноевропейские хронисты XI в. Титмар Мсрзсбургскнй и Адам Бременский, «пользовался чрезвычайным уважением и почестями со стороны всех славян», а само изображение бога было отлито из золота [157 - Ломоносов М.В. Поли. собр. соч. Т. 6. С. 184; Фаминцын А.С. Божества древних славян. СПб.. 1995. С. 25-26.).
В конце VIII - начале IX в. торговля славян с Западом была настолько значительна, что Карл Великий счел необходимым се упорядочить. И уже во времена этого императора ободриты имели на берегу Висмарского залива торговый порт - Рарог (Рсрик). Еще большего размаха торговля славян достигла иослс IX в. близ устья Одры, где существовало несколько торговых городов: Штеттин (Щецин), Волин и другие, и в этом деле им не уступали жители о. Рюген (Руяна) - ругн-русь. Причем торговлей они занимались нс только повсеместно, но и чуть ли не целыми городами. Так, Оттон Бамбергский во время своего первого пребывания в Поморье (1124-1125) крестил жителей ряда городов в два приема, т. к. многие из них были купцах!и и во время первого крещения находились в чужих землях и возвратились домой уже после ухода миссионера. А когда он явился первый раз в Колобрег (Колобжсг), то город оказался практически пуст, т. к. его жители отправились торговать в море, на острова. Именно благодаря южнобалтийским славянам франкские и саксонские изделия оказывались на Севере и Востоке, а пушнина, шедшая из Руси, на Западе. Из своих товаров они продавали полотно, рыбу, соль, хлеб, лес, рабов.
Масштабы и объемы внутренней и внешней торговли вызвали раннее - с VIII в. - и весьма бурное развитие на Южной Балтике большого числа городов, располагавшихся на
торговых путях: Старград у вагров, Рерик у ободритов. Дымки. Узноим, Вслсгощ. Гостьков у лютичей, Волин, Штеттин, Камина. Клодно. Колобрсг. Белград у поморян (в будущем именно они составят, что нелишне будет подчеркнуть, ядро Ганзейского союза). Своими размерами и численностью населения эти торговые города поражали воображение иностранцев, нс видевших ничего подобного в своих землях. Так. Рарог- Рсрик нсхщы именовали Микилинбургом (Великим городом, Велигардом). А «знаменитейший», по словам немецких хронистов, Волин, лежащий в устье Одры, уже в IX в. занимал площадь в 50 гектаров, и его население в X в. составляло порядка 5—10 тысяч человек. В XI в. балтийская торговля, достигшая цветущего состояния, была сосредоточена именно в Волине. Поэтому неудивительно, что европейцы называли его самым большим («величайшим») городом «из всех имевшихся в Европе городов» и сопоставляли с самим Константинополем (по словам Адама Бременского и Гсльмольда, Волин, «богатый товарами различных народов, обладал всеми без исключения развлечениями и редкостями»).
Для сравнения. Бирка, которую норманнисты обычно преподносят в качестве не только крупнейшего торгового центра Швеции эпохи викингов, но и всего балтийского Поморья, была расположена, как отмечает сегодня шведский ученый Д. Харрисон, на территории всего лишь 7 га. По его словам, «Бирка была маленьким городком с незадачливой судьбой... Число жителей колебалось от 500 до 1000 чел.». А датский Хсдсбю в пору своего расцвета - X в. - занимал площадь 24 га, и число его жителей насчитывало несколько сотен человек, может быть, даже более тысячи. Причем сам его расцвет был обеспечен южнобалтийскими славянами. Гот же Харрисон подчеркивает, что «датский король Годфрсд в принудительном порядке переселил в начале IX в. ремесленников и торговцев из западнославянского города Рсрика в его город Хсдсбю, что стало удачной акцией, поскольку через несколько десятилетий этот город стал процветающим королевским торговым городом» (158 - Гсльмольд. Указ. соч. С. 36. 247, прим. 10; Гильфердинг А.Ф. Указ. соч. С. 57-58, 62. 64-67. 272-273; Котлярсвский А.А.
Древности... С. 18,45-48.50, 163; его же. Книга... С. 54,56,90, 107-108. 112; Вилннбахов
В.Б. Балтийские славяне и Русь // Slavia Occidentals (SO). Т. 22. Poznan, 1962. S. 271-272; его же. Балтийско-Волжский путь //Советская археология. 1963. № 3. С. 128-129: его же. Балтийские славяне в русском эпосе и фольклоре // SO. Т. 25. Poznan. 1965. S. 165; Потин
В.М. Некоторые вопросы... С. 74; его же. Древняя Русь... С. 63; *ccnsorcd*pMan И. Славяне н норманны... С. 76; Svcrigcs historia. 600—1350. Stockholm, 2009. S. 62-63.]. И Южная Балтика живительно оплодотворяла всс Поморье потому, что на протяжении столетий была лидером в экономическом развитии этого региона. Так. в 1967 и 1982 гг. археолог
И. *ccnsorcd*pMan говорил о «беспрецедентном экономическом подъеме», развернувшемся у южнобалтийских славян в VII-XI вв., «в течение которого многократно возросли производительные силы и численность населения. Для некоторых областей рост сельскохозяйственного производства исчисляется четырсх-шестикратным увеличением» (159 - *ccnsorcd*pMan И. Ободрнты, лютичи, руянс //Славяне и скандинавы. С. 344.]. Показателем этого подъема является и тот факт, что именно через южнобалтийскис города в Западную 1*вропу с конца VIII в. поступает с востока арабское серебро.
Южнобалтийские славяне, обладая мощным флотом, знали свое Варяжское морс нс только как купцы. В разных же направлениях они бороздили его и как пираты. В этом качестве из них особо выделялись вагры (варяги) п руянс (руги-русь). которые.
разбойничая на морс, «гнездились» по всему юго-западному берегу, датскому и славянскому, находили себе убежище в Швеции. Вагрия славилась своими дерзкими и неукротимыми пиратами, немилосердно грабившими берега Дании. Лютичи, пишет А.Ф. Гильфсрдинг, любили дальние плавания и нс раз ходили в Англию уже в VIII в., плавали они туда и три столетия спустя, и где их тогда знали, по словам И.Е. Забелина, как народ самый воинственный «на суше и на морс». Говорят исследователи и о поселениях южнобалтийских славян в Нидерландах и Англии. И.Н. Сугорскнй, пересказывая основные положения труда английского археолога Т. Шора «Происхождение англосаксонского народа» (1906) и отмечая, что он именует южнобалтийских славян «черными викингами», подчеркнул: «На разных обычаях в Англии, названиях xiccr, фамильных именах до сих пор сказывается отпечаток южнобалтийского Поморья. ... Даже наименование королевского Уиндзора, видимо, произошло от поселения вендов (сербской ветви славянства), тесно соприкасавшихся с целым германским миром той кипучей эпохи. Эти отважные мореходы, занимавшие, между прочим, правый берег Эльбы, когда саксы сидели на левом, принимали несомненно участие в снаряжении кораблей для вторжения в Англию и эмиграции туда массы народа с материка», - и что, например, в IX в. они, «будучи в Ирландии, даже защитили Дублин от разбоя датчан» (в комментарии Сугорскнй поясняет: «Встарь Windsor назывался Wcndlcsorc. В том же районе - Wcndlcsbury. Wcndovcr (Wcndofra - англо-саксонского периода)») (160 - Гильфсрдинг
А.Ф. Указ. соч. С. 26-29, 53, 63, 379; Котлярсвский А.А. Древности... С. 49-50; его же. Книга... С. 63. 90. 111: Забелин И.Е. Указ. соч. С. 152; Лебедев И.А. Указ. соч. С. 51, 173, 175; Сугорскнй И.Н. В туманах седой старины. К варяжскому вопросу. Англо-русская связь в давние века. СПб.. 1907. С. 37-39.).
Южнобалтийские славянс-варяги господствовали на Балтийском морс, по причине чего оно и именовалось Варяжским (по наиболее известному центру южнобалтийских славян, точнее, наверное, всс же по их имени, «Балтийское морс, - указывал С. Гсрбсрштсйн, - и получило название от этой Вагрии»; тот же факт их владычества на Балтике вытекает и из того. что. отмечает Й. *ccnsorcd*pMan. «для западной сс части у немцев со временем установилось название Маге Rugianorum. что значит «хюрс руян», рюгснских славян» [161
- *ccnsorcd*pMan И. Славяне и норманны... С. 10.]. т. с. морс ругов-русских). И славяне Южной Балтики очень рано прокладывают торговые пути по морю и за его пределы и задают тон в ссвсро- и восточноевропейской торговле. При этом прежде всего ведя торговлю со своими восточноевропейскими сородичами. И результатом этой торговли стала открытие южнобалтийскими славянами Балто-Волжского. а затем и Балто- Днспровского торговых путей. Проникая по речным системам вглубь Восточной Европы и знакомясь с се богатствами, они начинают активно осваивать новые земли, готовя тем самым почву для прибытия будущих переселенцев с Южной Балтики на Русь. Абсолютно точно сказал в 1962 г. на страницах польского научного журнала Slavia Occidentals В.Б. Вилинбахов. что «колонизационная деятельность балтийских славян в северо-западной Руси, скорее всего, была довольно тесно связана с их торговыми предприятиями по Балтийско-Волжскому пути...» [162 - Гсрбсрштсйн С. Указ. соч. С. 60; Вилинбахов В.Б. Балтийские славяне и Русь. S. 276.].
Проникновение южнобалтийских славян в пределы Северо-Западной Руси шло разными путями, но в основном через Ладожское озеро. В 1997-2001 гг. в Нижнем Поволховьс была обследована уникальная каменно-земляная крепость в устье р. Любши. в 2 км севернее Старой Ладоги, возведение которой связывают с появлением здесь в последней четверти VII - первой половине VIII в. славянского населения. Как констатировали в 2002
г. археологи Е.А. Рябииин и А.В. Дубашинский, несколько лет изучавшие Любшанское городище, изначально на нем «осела популяция, связанная по происхождению с западными славянами. На последнее указывает как центральноевропейская техника строительства крепостных сооружений, известная на древних западнославянских территориях, так и в определенной мере специфика археологического материала»
(имеется в виду прежде всего ведущая группа лепной посуды т. и. «ладожского типа», т. с. южнобалтийская керамика).
Рябииин и Дубашинский, заостряя внимание на активном занятии любшанцсв «ремеслами по изготовлению украшений из цветного металла» и отмечая наличие у них развитого железоделательного и железообрабатывающего производства, указали, что «представляет интерес занятие древних любшанцсв обслуживанием судоходного пути, который в это время только начал свое функционирование на Великом Волжском пути из Балтики в Восточноевропейскую равнину и далее на Кавказ. Закавказье и Арабский Восток. При раскопках найдена многочисленная серия (около 50 экз.) железных корабельных заклепок и их заготовок. Значимость их обнаружения заключается в том. что такие детали в корабельной технике использовались при соединении деталей крупных морских судов. Далее выходцы из Балтики должны были оставлять свои корабли в удобной гавани и плыть затем на мелких речных судах» (163 - Рябииин Е.А., Дубашинский А.В. Любшанское городище в Нижнем Поволховье (предварительное сообщение) // Ладога и сс соседи в эпоху средневековья. С. 196-203.].
Ныне появился дополнительный материал, нс оставляющий сомнений в toxi, что в Любше могли «оставлять свои корабли в удобной гавани и плыть затем на мелких речных судах» только выходцы из Южной Балтики. В 2009 г. А.В. Лукошков, опираясь на результаты проведенного в 2006-200S гг. поисково-разведочного картирования дна рек Волхов. Нева, Лиелупс, Буллнис. Вснта, нижнего течения Даугавы. Ладожского озера и Рижского залива, в ходе которого были обнаружены многочисленные останки деревянных судов, подытоживал, что, во-первых, «всс найденные на территории и России и Латвии суда построены по южнобалтийской конструктивной cxcxic». Во-вторых, «уже сегодня можно говорить о господствующем влиянии именно южнобалтийской судостроительной традиции на создание новгородских судов. Болес того - можно предполагать, что именно из западнославянских земель побережья Южной Балтики был привнесен на новгородские земли опыт строительства судов для речного и прибрежного плавания» (вместе с тем Лукошков подчеркнул, что «нс подтверждают распространения в новгородских землях скандинавской судостроительной технологии и материалы сухопутных раскопок», что «практически полное отсутствие деталей скандинавских судов особенно наглядно на фоне гигантского объема находок фрагментов плоскодонных судов, построенных по южнобалтийской технологии» и что количество металлических заклепок в русских землях «на сегодня нс превышает полугора сотен единиц, что ничтожно х!ало. Судя по материалам раскопок в Швеции, Норвегии и Дании, для строительства даже небольшого скандинавского судна требовалось нс менее 1000 заклепок») (164 - Лукошков А.В. Конструктивные особенности найденных на дне Волхова дрсвнсновгородских судов в контексте традиций балтийского судостроения // Новгород и Новгородская земля.
История и археология. Материалы научной конференции, посвященной 80-летию академика РАН В.Л. Янина. Новгород, 27-29 января 2009 г. Вып. 23. Великий Новгород,
2009. С. 220-226.].
В 2008 н 2010 гг. С.В. Цветков верно отх!стил, что «сенсационное по своей сути» открытие городища Любша «значительно изменило представление о развитии региона и судостроения в частности. Основанное выходцами из западнославянских земель, оно служило своеобразным перевалочным пунктом морских путей, которые дальше шли по русским судоходным рекам», «выполняло важнейшую функцию промежуточного морского и речного порта, где товар перегружали, говоря современным языком, с судов морского типа на речные». Справедливо заостряя внимание как на торгово-ремесленном характере поселения, так и на развитой на то врсх!я торговле, «да еще с применением столь высоких технологий», которую вели славяне. Цветков правомерно заключил: тот факт, «что товар в городке на Любшс, а впоследствии и в Ладоге, перегружался из морских судов в речные, говорит прежде всего нс только об особой стратегической важности этих городов для всей международной торговли, а в первую очередь о монополизации этой торговли славянами и руса ми», и что «древние любшанцы нс только обслуживали прибывающих западнославянских купцов (на территории этого городища совсем нет скандинавских находок), но и активно занимались торговлей сами, возможно, используя для этого собственные ювелирные изделия, о чем свидетельствуют находки «литейно-ювелирного характера», причем в очень большом количестве» (165 - Цветков С.В., Черников И.И. Торговые пути, корабли кельтов и славян. СПб.. 2008. С. 177, 269, 315; Цветков С.В. Поход руссов на Константинополь в 860 году и начало Руси. СПб..
2010. С. 149.].
Но Любшанское городище нс является самым первых! поселением южнобалтийских славян в Северо-Западной Руси. В сотнях кнлох!стров южнее его в Юго-Восточном Приильмсньс (Парфинский район Новгородской области) расположен Городок на Маятс (река, впадающая в Ильмень), интенсивно нзучаехшй в последнее врсх!я. Вал этого городища, датирусх!ый VI—VII вв., был «сооружен в так называемой «перекладной» технике. Основу вала составляют накаты из бревен, уложенные попеременно вдоль и поперек его продольной оси». Причем, как подчеркивает исследователь памятника И.И. Еремеев, в «культурах 2-й - 3-й четв. 1 тыс. н. э. в бассейне Ильменя и на соседних зсх!лях перекладная техника в фортификации нс использовалась. В раннем средневековье она широко известна на славянских городищах Польши и Восточной Германии».
Отмечая, что «на фоне других приильхюнских городищ укрепления Городка на Маятс выглядят очень мощными», археолог констатировал, что вал был «своеобразной пристройкой к пологох!у склону, придававшей последнему крутизну. Как недавно выяснилось, сходный прием был применен при строительстве древнейшей крепости Рюрикова Городища», и «в Новгородской земле единственных! памятником, который может быть поставлен в один ряд с Городком на Маятс. является Городсц под Лугой, исследованный Г.С. Лебедевым и датированный им сер. X в. Наши раскопки позволяют отнссти начало бытования «западнославянской» техники крепостного строительства на северо-западе России в более отдаленное время». В 2006 г. Еремеев констатировал наличие в жилой зоне Городка лепной керамики «ладожского типа» IX-X вв. (166 - Еремеев И.И. Исследования в Восточном Приильмсньс // Археологические открытия.
2004 г. М., 2005. С. 30; его же. Раскопки славянского городка в Восточном Приильмсньс // То же. 2005 г. М.. 2007. С. 19-20; его же. Исследования на восточном берегу озера Ильхюнь // То же. 2006 г. М., 2009. С. 34.].
Южнобалтийскис славяне, проникнув в Поволховьс и Приильмсньс, начинают там
капитально обустраиваться, прекрасно понимая всю выгоду расположения этих земель на пересечении Балто-Волжского и Балто-Днепровского торговых путей. В середине VIII в., т. с. спустя 50-70 лет после возведения ими городища Любши.они основывают Старую Ладогу, о чем говорит ранний керамический материал (еще в 1950 г. Я.В. Станкевич отмечала, что «широко распространенные в древнейших жилых комплексах» Старой Ладоги, а именно сюда, по ПВЛ, первоначально и пришел Рюрик с варягами и русью, сосуды имеют многочисленные аналогии в керамике южнобалтийских славян междуречья Вислы, Одера и Эльбы. В 1970 г. В.В. Седов, основываясь на сосудах нижнего горизонта Ладоги, пришел к выводу «о происхождении новгородских славян с запада, из Венедской земли» [167 - Станкевич Я.В. Керамика нижнего горизонта старой Ладоги. По материалам раскопок 1947 г.//Советская археология. Т. XIV. М., Л.. 1950. С. 190-191. 195-196: Седов
В.В. Славяне Верхнего Поднспровья и Подвинья. Материалы и исследования по археологии СССР. М., 1970. С. 71-72.)). О том же говорит и общая для этих поселений техника использования стали при изготовлении железных изделий. Как констатировали Рябииин и Дубашинский, «нс вызывасг сомнения, что техника использования стали при изготовлении железных изделий - в частности, трсхслойных клинков ножей, появившихся в Ладоге со времени сс возникновения в середине VIII в. - была хорошо знакома раннссрсднсвсковым обитателям Любши уже в этот период» [ 168 - Рябииин Е.А., Дубашинский А.В. Указ. соч. С. 202. Ср.: Мурашсва В.В. «Путь из ободрит в греки...» (археологический комментарий по «варяжскому вопросу») /У Российская история. 2009. №
4. С. 176-177.].
Об основании Старой Ладоги выходцами из Южной Балтики говорит и одна из ранних староладожских «больших построек», которую сближают со святилищами южнобалтийских славян в Гросс-Радснс (иод Шверином. VII—VIII вв.) и в Арконс (о. Рюген, конец VIII—IX в.) [169 - Лебедев Г.С. Эпоха викингов... С. 211-212: Петренко В.П. Раскоп на Варяжской улице (постройки и планировка) У/ Средневековая Ладога. Новые археологические открытия и исследования. Л., 1985. С. 105-112; Дубов И.В. Культура Руси накануне крещения //Славяно-русские древности. Проблемы истории Северо-Запада Руси. Вып. 3. СПб., 1995. С. 95.] (в свою очередь общий вид храма славян под Шверином и его детали находят очень близкие, подчеркивали В.В. Седов и А.Г. Кузьмин, «аналогии в соответствующих сооружениях кельтов». Немецкий археолог Й. *ccnsorcd*pMan констатировал, что, вероятно, это культовое сооружение восходит к древним временам и связано с храмовым строительством кельтов f 170 - Седов В.В. Происхождение и ранняя история славян. М., 1979. С. 52; его же. Первый международный симпозиум по славянскому язычеству// Краткие сообщения Института археологии Академии наук (КСИА). Вып. 164. М., 1981. С. 123; его же. Славяне в древности. М., 1994. С. 162-163; Кузьмин А.Г. Истоки культовых особенностей западнославянских языческих храмов //
ВИ. 1980. № 4. С. 165: Германн И. История и культура северо-западных славян // Наука стран социализма. Семидесятые годы. М.. 1980. С. 380-381.]). В захоронениях Плакуна, расположенного напротив Старой Ладоги и носящего славянское название, соответствующее характеру этого памятника - место погребения и плача по покойникам, представлены сосуды южнобалтийского типа [171- Смирнова Г.П. К вопросу о датировке древнейшего слоя Нсрсвского раскопа//Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 166: Петренко В.Н. Погребальный обряд населения Северной Руси VIII—X вв. Сопки Северного Поволховья. СПб., 1994. С. 1 10.]. В 1994 г. скандинавский археолог Я. Билль заключил, что заклепки из Плакуна «ближе к балтийским и славянским...». В 1998 г. норвежская исследовательница А. Стальсберг. приведя мнение Билля, определила, что ладейные заклепки из Гнёздова «ближе к балтийской и славянской, нежели скандинавской традиции», и объединила гнсздовскис заклепки с заклепками из Плакуна [172 - Стальсберг А. О скандинавских погребениях с лодками эпохи викингов на территории Древней Руси /У Историческая археология: традиции и перспективы. К 80-летию со дня рождения Д.А. Авдусина. М.. 1998. С. 279-281.).
На генетическую связь Любши, где строили крупные хюрские суда, и Старой Ладоги, где затем также будут строить суда подобного типа, перегружать товары на плоскодонные суда и обеспечивать судоходство, указывает и то. что первая возникла как крепость, тогда как во второй крепость, причем сразу же каменная, появилась лишь в последней четверти IX в. [173 - Кирпичников А.Н.. С’арабьянов В.Д. Старая Ладога. Древняя столица Руси. СПб., 2003. С. 27, 45, 52-53, 81.), т. с. Ладога была ничем нс защищенным торгово- ремесленным поселением более 125 лет!
Рябииин и Дубашинский отмечают беспокойную военную обстановку, связанную с Любшсй - «с самым северным укреплением на окраине Восточной Европы», о чем говорят «десятки наконечников стрел, часть которых оказалась воткнутой в вал или в каменную обкладку укреплений. Этот археологический факт полностью корреспондирует со следами пожара, выявленными при исследовании городища. Типы стрел датируются в широком хронологическом диапазоне, но верхняя граница некоторых из них нс выходит за пределы IX (или, возможно. X) в.» f 174 - Рябинин Е.А., Дубашинский А.В. Указ. соч. С. 202.). Но эта «беспокойная военная обстановка» более 125 лет нс сказывалась на Старой Ладоге потому, что сс надежно прикрывала мощная крепость на Любшс. И лишь когда последняя была уничтожена, как это показал радиоуглеродный анализ, во второй половине IX в. [175 - Гам же. С. 203.). то ладожанс синхронно со временем сс гибели возводят каменную крепость, способную обеспечить их безопасность. В том же IX в. в 9 км вверх по течению от Старой Ладоги появляется. как его характеризует Е.Н. Носов, «значительное укрепленное поселение» Новые Дубовики, в котором многочисленной группой представлена все та же лепная керамика южиобалтийского типа, аналогичная керамике Старой Ладоги [176 - Носов Е.Н. Посслснис у волховских порогов// КСИА.
Вып. 146. М., 1976. С. 76-81: его же. Волховский водный пугь и поселения конца 1 тысячелетия н. э.//То же. Выи. 164. М., 1981. С. 19. 22-23.).
Таким образом, Любша, Старая Ладога и Новые Дубовики накрепко запирали вход в трансъевропейскую магистраль. Следовательно, как этот вход, так и сами пути к Каспийскому и Черному морям полностью контролировали славяне, и лишь только с их разрешения здесь могли появиться чужаки. Но эти чужаки, приходившие со стороны моря, пробовали нарушить их монополию, о чех! говорит уничтожение Любши, появление укрепленных Новых Дубовиков и каменной крепости в Старой Ладоге.
По мерс закрепления за собой низовьев Волхова южиобалтийские славяне активно осваивают его верховья. В 1974 и 1976 гг. Г.П. Схшрнова, отх1счая наличие в ранних археологических слоях Новгорода, которые она датировала концом IX в. (Нсрсвскнй раскоп) заметного кохшонента керамики, характерной только для поморских славян, поддержала мнение о заселении Новгородской зехиш выходцами из северных районов Внсло-Эльбского междуречья. В 1997 г. В.М. Горюнова констатировала, что «в материалах прсдматсриковой части культурных отложений Новгорода можно выделить достаточно значительное число керахшки с западнославянскими чертами» (фрсзсндорфской, х1снкендорфскои. гросс-ра дсн с кой; Троицкий X раскоп) (177 -
Смирнова Г.11. О трех группах новгородской керамики X - начала XI в. // КСИА. Вып.
139. М., 1974. С. 17-22; сс же. Лепная керамика древнего Новгорода //То же. Вып. 146. С. 3—10; сс же. К вопросу о датировке древнейшего слоя Нсрсвского раскопа//Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 165-171; Горюнова В.М. Раннсгончарная керамика Новгорода (по материалам Троицкого X раскопа) // Новгород и Новгородская земля. Вып. 11. С. 115- 138.]. В 2001 г. П.Д. Малыгин. II.Г. Гайдуков. А.М. Степанов, обобщая итоги работ 1998- 2000 гг. на Троицком XI раскопе, подчеркнули, что гончарная посуда 1—1V типов, бытующая с 930-х гг.. находит аналогии в южнобалтийской керамике типа Фрсзсндорф- Тстсров (в древнейших пластах до 20 % от общего количества керамики), Гросс-Радсн (в древнейших пластах до 40 % от общего количества керамики), чисто морфологические аналогии III типу «происходят с острова Рюген» (заметив при тгом. что орнаментация этого типа «напоминает оформление сосудов Мснксндорфского типа», в древнейших пластах до 13 % от общего количества керамики). Мснксндорф и Фсльдбсрг (в древнейших пластах до 23 % от общего количества керамики). В 2002 г. Т.Б. Ссничснкова. сопоставляя раннсгончарную керамику из Старой Ладоги, появившуюся там во второй четверти X в., с подобной керамикой Новгорода (в слоях X-XI вв.). Пскова и Изборска (вторая половина X в.), привела ей прямые параллели «в материалах памятников южного побережья Балтийского моря...» [178 - Малыгин П.Д.. Гайдуков II.Г., Степанов А.М. Типология и хронология новгородской керамики X-XV вв. (по материалам Троицкого XI раскопа) // Новгород и Новгородская зсх!ля. История и археология (Материалы научной конференции). Новгород, 23-25 января 2001 г. Вып. 15. Великий Новгород, 2001. С. 88- 94, 96; Ссничснкова Т.Б. О раннсгончарной керамики из Старой Ладоги (по материалах! Зсх!ляного городища и раскопа на Варяжской улице) // Старая Ладога и проблемы археологии Северной Руси. СПб., 2002. С. 38-49.], что прямо свидетельствует о притоке на Северо-Запад Восточной Европы новой партии переселенцев, принесших новую технику изготовления посуды.
В 1988 г. Е.Н. Носов, ведя речь о прибытии в VIII в. в центральное 11риильх1еньс новой группы славян с развитым земледельческим укладом хозяйства, значительно стимулировавшей социально-эконохшчсскую жизнь региона, предположил, что переселенцы могли прийти с территории соврсх!снного Польского Поморья. В 1990 г. он указал на наличие на Рюриковом городище (в 2 км к югу от Новгорода) хлебных печей конца IX-X вв., сходных с печами Старой Ладоги и городов Южной Балтики, втульчатых двушииных наконечников стрел (более трети из всего числа найденных), связанных с тем же районом, южнобалгийской лепной (IX-X вв.) и гончарной (первая половина X в., «находит аналогии среди керамики севера Полыни и х!снксндорфской группы...») керахшкп, в цслох!, на наличие «культурных связей поморских славян и населения истока р. Волхова». В 1997 г. археолог подчеркнул, что «в кохтлсксс раннегончарной керамики Рюрикова городища всс отчетливее выступают черты западнославянской керамической традиции» и что «по общсх|у облику материальной культуры и. прежде всего, но характеру лепной керамики поселения верховьев Волхова и Поозерья едины и аналогичны нижним слоях! Новгорода. Ладоги и поселков всего Поволховья (Новые Дубовики,
Любша, Горчаковщнны и др.)» (179 - Носов Е.Н. Некоторые общие ироблехш славянского расселения в лесной зоне Восточной Европы в свете истории хозяйства // Славяно-русские древности. Историко-архсологнчсскос изучение Древней Руси. Вып. 1. Л., 1988. С. 38; его же. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990. С. 51-62, 115-117, 133-138, 164-166, 175-180; его же. У истоков Новгорода//Славянский средневековый город. Труды VI
Международного Конгресса славянской археологии. Т. 2. М., 1997. С. 277.]. В 1995 и 2005 гг. В.М. 1'орюнова поясняла, что в раннегончарной керамике Рюрикова городища конца
IX - X в. выделяется фсльдбсргская посуда (которая, «начиная с середины VIII в. распространяется на территории восточного Мекленбурга и по всему побережью польского и германского Поморья. Она особенно характерна для поселений и городищ IX
в., таких как Мекленбург, Ольденбург, Босау. Фсльдберг, Мснцлин (поселение и могильник). Волин. Щецин. Кенджино. Колобжег. Швилюбс»), торновская, торновско- фрсзсндорфская. мснкендорфская, гросс-радснская (в орнахюнте серии сосудов одного из вариантов 1 типа второй группы имеется элемент «городчатого орнамента западнославянской керамики») f 180 - Горюнова В.М. Раннсгончарная керамика Рюрикова городища // Новгород и Новгородская земля. История и археология (Материалы научной конференции. Новгород, 24-26 января 1995 г.). Вып. 9. Новгород, 1995. С. 98—101; Носов Е.Н., Горюнова В.М., Нлохов А.В. Указ. соч. С. 84-89, 92, 94-97.).
Выше приведены слова И.И. Еремеева по поводу сходства приема строительства вала Городка на Маятс, возведенного южнобалтийскими славянами, и древнейшей крепости Рюрикова городища (IX в.). В 2009 г. К.А. Михаилов, сближая, как и Носов, укрепления Рюрикова и Старокисвского городищ, резюмировал: «На Городите первые строители применили сложное сочетание дерево-земляной платформы, подрезку склонов холма, сооружение рва и деревянных стснгороднсй, которые были поставлены на склоне небольшого холма в пойме Волхова. Топография, выбранная первопоселенцами для крепости, чрезвычайно напоминает расположение славянских городищ на южном берегу Балтийского моря и славянские бурги в междуречье Эльбы и Одера. Там также использовали низкие, затопляемые участки речных пойм и острова на озерах». Причем ученый полагает, что «обе крепости строил один и тот же коллектив», но укрепления Рюрикова городища предшествовали киевским. В 1997 и 1999 гг. шведский археолог И. Янссон указал, что поселения типа Рюрикова городища в Скандинавии неизвестны [181 - Янссон И. Скандинавские находки 1Х-Х вв. с Рюрикова городища// Великий Новгород в истории средневековой Европы. М.. 1999. С. 36; Носов Е.Н. Тридцать лет раскопок Городища: итоги и перспективы // У истоков русской государственности. Материалы международной конференции. 4-7 октября 2005 г. Великий Новгород. СПб., 2007. С. 32- 36; Носов Е.Н., Горюнова В.М., Плохое А.В. Указ. соч. С. 30; Михайлов К.А. Анализ первых оборонительных сооружений Киева и Новгорода на фоне фортификационных традиций раннесреднсвсковой Европы У/ Новгород и Новгородская зсх!ля. Вып. 23. С. 284- 286.].
В 1990 г. Е.Н. Носов заметил, что Сергов городок (конец 1 тыс. н. э.). расположенный к юго-западу от Рюрикова Городища, «не имеет аналогий на территории Новгородской земли. Городище, окруженное земляным валом, сохранившихся на длину около 100 м и высоту до 3 м, находится на низмеинох! острове посреди р. Всряжи. неподалеку от сс устья, и как бы закрывает вход в Всряжу из Ильх!сня». В 2002 г. он уточнил, что «по своему топографическому расположению на низменном острове среди поймы Сергов городок поразительно напохшнаст укрепленные поселения западных славян в землях древних ободритов на территории соврсх!снной Северной Германии у Балтийского моря» (182 - Носов Е.Н. Новгородское (Рюриково) городище. С. 173; его же. Славяне на Ильмене // Родина. 2002. № 11-12. С. 50.]. Археологи также отх!счаюг, говоря о поселениях Приильмснья. например, селищах Васильевское и Прость. городище Георгий, а также Холопий городок, наличие в их материалах южнобалтииских находок - железных ножей с волютообразными завершениями рукояти, втульчатого двухшинного наконечника стрелы и лепной посуды, тождественной керамике нижних горизонтов (VIII - начала X в.)
Ладоги. Рюрикового городища. Новгорода и ряда поселений Поволховья и Ильменского Поозерья, и что «подобные сосуды найдены во многих погребениях в сопках» [183 - Носов Е.Н. Новгородское (Рюриково) городище. С. 175-183; Носов Е.Н., Горюнова В.М., Плохое А.В. Указ. соч. С. 130-131, 134, 150, 152.).
С южнобалтийскими славянами связано появление в VIII в. и новгородских сопок. В 1962 г. В.В. Вилинбахов поделился принципиально важным наблюдением по поводу расположения последних: «В Новгородской земле сопки, в основном, группируются в двух районах. В северо-западных землях Новгорода они наиболее густо располагаются в районе верхнего течения р. Луги. Вторая группа сопок находится в южном Приладожьс. Между этих!и районами сопок нет. Подобное, изолированное друг от друга, расположение сопок, возможно, указывает на то, что соорудившее их население появилось на Новгородской земле со стороны Балтийского моря, продвигаясь вглубь материка по рекам Луга и Волхов». На следующий год этот проницательный ученый, развивая мысль о заселении данной территории южнобалтийскими славянахж. отметил, во-первых, что они могли продвигаться «вдоль южного побережья Балтийского моря или прямо по сахюму морю, оседая в устьях рек п на берегах Ладожского озера». Во-вторых. Вилинбахов, подчеркнув, что сопки «волховского типа группируются вдоль водных систем, непосредственно связанных с Балтийским морех!», сказал, что они «появились в Приладожьс со стороны Балтийского моря, непосредственно из западнославянских земель» (и называл при этом VI—VII вв.).
В 2001 г. и норманнист Г.С. Лебедев уже допускал, учитывая последние археологические данные, «начальное появление славян именно в низовьях Волхова, что заставляет вспомнить гипотезу В.Б. Вплинбахова о «морском» пути расселения славян из юго-западной Балтики» (надо заметить, что в 1922 г. археолог А.А. Спицын. беря в расчет специфические особенности славянских древностей нашего Северо-Запада, заключил: «Не без колебаний мы уже давно примкнули к старой, но авторитетной гипотезе, что славяне пришли на Двину, в сравнительно позднее врсх1я. из Германии. В VIII—IX вв. на западных славян наседали нсхщы, норманны и авары, и пришлось поневоле уходить из насиженных мест тсXI из них. которые нс хотели идти на ассимиляцию с нехщамн». Прорисовывая путь движения этих славян на восток, он далее подчеркнул, что «колонизация направилась в район XIеж литовскихш озерами и Полесьем, остановилась на время на Двине перед финнахп!. а затем двинулась далее по р. Великой, особенно же по Ловати», и что «движение могло идти очень длительный срок, пополняя состав славянского племени на Двине, уходящего далее на север и восток. До некоторой степени возхюжно его направление и хюрсм. Простая логика заставляет предполагать и более ранее движение славян на Двину, до VIII в.») (184 - Спицын А.А. Археология в темах начальной русской истории /У Сборник статей по русской истории, посвященных С.Ф. Платонову. Пб., 1922. С. 7-8: Вилинбахов В.Б. Балтийские славяне и Русь. С. 266. 275: его же. Несколько замечаний о теории А. Стендер-Летсрссна// СС. Вып. VI. Таллин, 1963. С. 330-331, 334; Лебедев Г.С. Верхняя Русь по данным археологии и древней истории /У Очерки исторической географии. Северо-Запад России. Славяне и финны. СПб.. 2001. С. 54.].
В 1978, 1982 и 2002 г. В.В. Седов констатировал, что сосуды «ладожского типа», найденные в новгородских сопках, являют собой характерную особенность славянской культуры междуречья нижней Вислы и Эльбы [185 - Седов В.В. Лепная керамика
Избор с кого городища// КСИА. Вып. 155. М., 1978. С. 63-67; его же. Восточные славяне в VI - XIII вв. М., 1982. С. 64; его же. Изборск - протогород. М., 2002. С\ 45.). Основной район распространения сопок - это бассейн Ильменя, где, говорил в 1995 г. Седов, «сконцентрировано более 70% могильников, в которых имеются эти памятники. Остальная часть сопок расположена в верховьях рек Луг и Нлюссы. а также в бассейне Мологи, то есть в зсх«лях. непосредственно примыкающих к Ильменскому региону. Вне этой территории немногочисленные сопки известны в отдельных пунктах бассейнов рек Западной Двины и Великой» (186 - Седов В.В. Славяне в раннем средневековье. М.. 1995. С. 239.].
Причем особенно густо сопки расположились в Южном Приильмсньс. В пользу давнего пребывания славян в данном районе говорит и лингвистический материал. Как отмечала в 1973 и 2004 г. Р.А. Агеева, «финно-угорские водные названия рассеяны по всей территории: их заметно мало в бассейне левых притоков Ловати и в правобережье Шслони. где преобладают славянские названия даже для больших рек». Она же подчеркивала, что «области к югу и западу оз. Ильменя, а также район между Чудским оз. и средним течением Луги, часть бас. Великой были заселены славянами с глубокой древности» и что «ранние восточнославянские гидронимы представлены названиями на - гост-, -гощ-...». В 1984 г. А.М. Миклясв говорил, что названиями на - гост/гощ-, которые указывают на древнейшие места расселения славян в Восточной Европе, исключительно обильна местность к западу, а в особенности к юго-западу и западу от оз. Ильмень: на его побережье и в истоках Луги, Плюссы и левых притоков Шслони сосредоточено 27 топо- и гидронимов. Такая концентрация, констатировал исследователь, нигде больше не повторяется в Европе. В 2005 г. В.Л. Васильев сказал, что топонимы с основами на - гощ- /-ГОСТ-, мощно представленные в центральном районе Новгородской земли, «отчасти по течению Шслони и в Южном Приильмсньс», являются одними из самых архаических в дрсвнсславянском антропонимиконс и маркируют «главные пути продвижения славян по крупным рекам» (187 - Агеева Р.А. Гидронимия Псковских и Новгородских (Шслонская и Дсрсвская пятины) земель в свете истории заселения края. Авторсф... дисс... канд. наук. М., 1973. С. 15, 17; сс же. Гидронимия Русского Северо-Запада как источник культурно- исторической информации. М., 2004. С. 181, 205-206, 211; Миклясв А.М. О топо- и гидронимах с элементом - гостУ-гощна Северо-Западе СССР (к проблеме восточнославянского расселения) /У Археологические исследования Новгородской земли. Л., 1984. С. 27: Васильев В.Л. Архаическая топонимия Новгородской земли (Дрсвнсславянскис деантропонимные образования). Великий Новгород. 2005. С. 123-124. 164-167 и рисунок 6.].
Стратегическим центром Южного Приильмснья является тот район, где ныне расположена Старая Русса и где встречаются мощные соляные источники, в изобилии дающие соль, без которой невозможна caxia жизнь. Причем это был единственный район добычи соли на всю Северо-Западную Русь. Поэтох|у. кто его контролировал, тот во многом и контролировал ситуацию на этих огромной территории. И бассейн Ловати и Шслони («Солоны», т. с. «Соленой», видимо, так названной и потому, что по ней соль шла в земли носителей культуры псковских длинных курганов и. возможно, далее на запад) был занят именно южнобалтийскими славянами, которые в V1-VII вв. основали Городок на Маятс. Затем в течение самого короткого времени они преодолевают совсем уж небольшое расстояние, отделявшее их от Южного Приильмснья. от Ловати. В ходе освоения бассейна тгой реки и прилегающих к ней территорий, также снабженных крупными водными артериями, южнобалтнйскис славяне выходят на соляные источники Старой Руссы (р. Полнеть впадает в один из левых рукавов Ловати), которые давно были известны в округе, и следы пребывания людей в районе Старой Руссы относятся к незапамятным временам (то. что славяне здесь нс являлись первопришельцами и что им приходилось кому-то доказывать свое право на пребывание в Приильмсньс. говорит факт, который отмстил И.И. Еремеев, что «на фоне других принльмснскнх городищ укрепления Городка на Маятс выглядят очень мощными»).
И становление Старой Руссы как центра пребывания какой-то руси связано с переселенческими потоками, идущими с Южной Балтики. Ибо только на южном, а затем на восточном берегах Балтийского моря располагались четыре Руси, представители которых (или одной из них) в конечном итоге связали свою судьбу с районом будущей Старой Руссы: о. Рюген-Русия, устье Немана, устье Западной Двины, западная часть Эстонии - провинция Роталия-Русия и Вик с островами Эзель и Даго (IXS - Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском морс. С. 28-55; его же. Об этнической природе варягов... С. 54-83; его же. Два вида русов в юго-восточной Прибалтике // Сб. РИО. Т. 8. С. 192-213; его же. История России... С. 93—106: его же. Начало Руси. С. 268-293, 333- 335.) (хшогочислснныс источники, называя Русин по южному и юго-восточному берегу Балтийского моря, никакой Руси ни в Швеции, ни в Скандинавии вообще нс знаюг. Совершенно молчат о ней и саги). И эта Русь обосновалась в Южном Приильмсньс так давно, что сс имя оказалось спаянным с ним настолько крепко, что имя Руси дошло до наших дней в большом числе названий местностей.
Как констатировал в 1920 г. академик С.Ф. Платонов, говоря о поисках древнейшей Руси «между Ильменем и Волжскими верховьями», имя Руса «мелькает на всех важнейших водных путях от Ильменя: на Шслони (Новая Руса на Мшагс); на Ловати и Полисти (Старая Руса. р. Порусья и озеро Русское, которое надобно считать за исток р. Порусьн); на р. Поле (Новая Руса близ волоков к оз. Селигеру и Стсржу: также село Руснно или Росино у р. Рытой ниже Дсмьянска); на Мете (дер. Руска близ Ям-Бронниц и там же р. Русская, приток или рукав р. Рог). Нет поводов сомневаться в древности приведенных названий и в том, что они намечают пути, которыми пользовалась русь». Вместе с тем ученый отметил, что «вся местность к югу от оз. Ильменя слыла, еще в XV веке, иод именем Русы», что тогда же Русой «назывались нс только отдельные поселки, но иногда и целые районы», например, «весь район между pp. Иолистью и Полою...», и что в том же столетии «употребление имени Руса как будто колебалось: древнейшее значение слова (Руса = страна) сменялось новейшим (Руса = Старая Руса = город)».
А.А. Шахматов, годом ранее подчеркивая, что «местность вокруг города носила название Околорусья, как видно из писцовых книг 1498 года. Это может указывать на древность названия Русы», сказал, что «в Итилс. как видно из сообщения ал-Бскри. знали, что Волга течет в страну хазар из страны русов: это хюжет служить лишним указанием на то. где искать древнейшую Русь».
Следует добавить, что в Софийской первой летописи в статье под 1471 г. Ильмснскос озеро названо «морем Русьскнм» [189 - ПСРЛ. Т. VI. СПб., 1853. С. 14: Шахматов А.А. Древнейшие судьбы русского племени. Иг., 1919. С. 56; Платонов С.Ф. Руса У/ Дела и дни. Исторический журнал. Кн. 1. Петербург, 1920. С. 1-5.). Память о стародавности Старой Руссы очень долго жила в русских людях. Так, С. Гсрбсрштсйн. посещавший Россию в 1517 и 1526 г.. записал, что «Руса, некогда называвшаяся Старой Руссисй, древний
городок под владычеством Новгорода...» (190 - Гсрбсрштсйн С. Указ. соч. С. 151.]. Эти слова, произнссснныс еще тогда, когда нынешняя Старая Русса называлась просто Русой, отмечают факт восприятия Русы именно в качестве Старой, т. с. древней Руссии.
Параллельно с заселением Поволховья и Приильмснья южнобалтийские славяне активно осваивали земли Псковского региона. Так. в резиденции брата Рюрика, Трувора, Изборскс (Труворовом городище) основу керамического набора лепных сосудов VIII—IX вв. (более 60 %) составляют, резюмировал в 1978 и 1993 г. С.В. Белецкий, «сосуды, находящие себе соответствие в славянских древностях южного побережья Балтийского моря». В 1979-1980 гг. он же связал появление керамики южнобалтийского типа в Изборскс с его основанием (рубеж VIII—IX вв.), а в конце IX в. в Пскове - со временем кратковременного затухания Изборска. В новой группы населения в Пскове (вторая половина X в.) Белецкий также увидел южиобалтийских славян, при этом указав, что его территория увеличилась в 6 раз и что на поселении появились профессиональные рсмссла и торговля (весы, разновес, монетные находки). В 1990 г. Белецкий подчеркнуто сказал, что на Труворовом городище «в VII1—IX вв. находился рсмсслснно-торговый протогородской центр, основанный славянскими переселенцами с территории м с ж д у р с ч ь я нижней Эльбы и Одера...». В 1980 и 1982 гг. К.М. Плоткин отмечал, что «в генезисе древнерусского населения Псковщины участвовали западнославянские этнические элементы» (191 - Белецкий С.В. Раскоики в Псковском кремле в 1972-1974 гг. /У КСИА. Вып. 155. С. 57-63; его же. Керамика Псковской земли второй половины 1 - начала И тысячелетия и. э. как исторический источник (культурная стратиграфия региона). Авторсф... дне... канд. наук. М., 1979. С. 9, 11-13; его же. Культурная стратиграфия Пскова (археологические данные к проблеме происхождения города) /У КСИА. Вып. 160. М., 1980. С. 7-8. 12. 15-16; его же. Происхождение Пскова // Города Верхней Руси: истоки и становление (материалы научной конференции). Торопсц, 1990.
С. 9: его же. Изборск «Варяжской легенды» и Труворово городище (проблема соотношения) /У Петербургский археологический вестник. J& 6. С. 1 13: Плоткин К.М. Псков и его округа во второй половине 1 тысячелетия и. э. Авторсф... дне... канд. наук.
Л., 1980. С. 15: его же. Псков и его округа в конце 1 тысячелетия и. э. //Северная Русь и сс соссдн в эпоху раннего средневековья. Л.. 1982. С. 158. 165.].
Продвижение южнобалтийских славян из Северо-Западной Руси на юг в направлении к Балто-Днсировскому пути также хорошо прослеживается по археологическому материалу. В 1977 г. В.М. Горюнова появление раннсгончарной керахшки южнобалтийского типа X - начала XI в. в Городке на Ловати под Великими Луками связала с переселением с территории Западного Похюрья (нижнее течение Одера после впадения в него Варты) водных! торговым путем определенной части «ремесленного люда», подтверждением чсх!у служат аналогии в синхронных слоях Старой Ладоги. В 1982 г. она же. характеризуя западнославянские форхш раннскруговой керамики Новгорода и Городка на Ловати. вновь указала, что «керахшка этих форм... скорее всего, принсссна сюда выходцами с южного побережья Балтики».
В 1994 г. исследовательница отмстила, что западнославянская посуда в раннсгончарном комплексе Городка на Ловати составляет свыше 30 % и что под натискох! немцев после 929 г. начался отток южнобалтийского населения из земель ободритов и вильцев, «организация воинских дружин, развитие морского пиратства», уход «князьков со своей челядью нс только на хюрс. но и за хюрс». В связи с чем славянская керамика широко распространяется в Дании, Швеции и Северной Руси (192 - Горюнова В.М. О западных связях «Городка» на Ловати (по керамическим материалам) // Проблемы археологии и этнографии. Вып. 1. Л.. 1977. С. 52-57; сс же. О раннскруговой керамике на Северо- Западе Руси // Северная Русь и сс соседи в эпоху раннего средневековья. Л., 1982. С. 42, 44; сс же. Проблемы происхождения... С. 74-75.).
Затем следы южнобалтийских славян обнаруживаются на другом участке летописного пути «из варяг в греки», на Днепре в Гнездовс. в связи с чех! еще в 1902 г. археолог В.И. Сизов предположил, «что среди жителей этого поселения имелись выходцы с балтийского Поморья» (193 - Циг. по: Вилинбахов В.Б. Балтийские славяне и Русь. S. 265.). В 1925 г. Е.Н. Клстнова заключила, что исходные корни погребального обряда гнсздовских курганов, «а также аналогии некоторым чертам ритуала, в частности - урнам, следует искать скорее в землях «балтийских славян, нежели в Скандинавии» [194 - Цит. но:
Кураев И.В. Историография варяжского вопроса (по исследованиям погребений Гнездова) // Археологический сборник. Гнсздово. 125 лет исследования памятника. Труды Государственного Исторического музея. Вып. 124. М.. 2001. С. 28.]. В 1977 г. Е.В. Каменецкая, справедливо подчеркивая, что «роль керамики в погребальном обряде очень велика», на основе анализа гнсздовской керамики пришла к выводу, что приток населения в Гнсздово с территории западных славян (Центральная и Северная Польша) «прослеживается на всем протяжении X в.», а в конце этого столетия наблюдается появление «небольшого количества керамики славян с южных берегов Балтийского моря». В 2007 г. В.В. Рогудссв говорил о находках ранней западнославянской керамики 1Х-Х вв. в Подоньс. в том числе южнобалтийской: керамики мснксндорфского (из земель ободритов) и фсльдбсргского типов (195 - Каменецкая Е.В. Керамика 1Х-Х1П вв. как источник по истории Смоленского Поднспровья. Авторсф. дне... канд. наук. М., 1977. С. 12, 20, 27: Рогудссв В.В. Находки ранней западнославянской керамики в Подоньс // Археологические записки. Вып. 5. Ростов-на-Дону, 2007. С. 59-64.].
Следы южиобалтийских переселенцев фиксируются и в глубине Балто-Волжского пути: в раннегончарной керамике поселения Гнсздилово-2 под Суздалем (X-XI вв.) обнаружена южнобалтийская посуда фсльдбсргского и мснксндорфского типов. Как заметили по этому поводу в 2004 г. В.М.Горюнова и В.А.Лапшин, «после гибели больших высоких городищ в ядре ареала фсльдбсргской керамики (конец IX в.)» часть населения Южной Балтики «была вынуждена переселиться в достаточно удаленные центры, расположенные по торговым магистралям, идущим далеко на Восток» (196 - Горюнова В.М., Лапшин В.А.
О появлении раннскруговой керамики в Ссвсро - Восточной Руси // Археология, история, нумизматика, этнография Восточной Европы У Сб. статей памяти проф. И.В. Дубова. СПб., 2004. С. 65-69.). Это. понятно, к мифической «Южной Долине» Клейна.
Звались ли днспровскнс пороги по-скандинавски?
По-скандинавски названия днепровских порогов зазвучали в 1774 г. у шведа К).
Тунмана. А как умеют заставлять восточноевропейские топонимы звучать якобы на скандинавском языке, я уже говорил. Но чтобы лучше был понятен этот процесс, процитирую ценное наблюдение А.Л. Шлсцсра. который в 1802 г., ведя речь об этимологическом произволе и в первую очередь О. Рудбска. заметил, что «сходство в именах, страсть к словопроизводству - две плодовитейшие матери догадок, систем и глупостей». При этом ученый красочно обрисовал, как всс эти «догадки, системы и
глупости» предельно просто достигаются: слово «поднимают на этимологическую дыбу и мучают до тех пор. пока оно как будто от боли нс издаст из ссбя стона или крика такого, какого хочет жестокий словоироизводитсль».
Вот такой «этимологической дыбой» и воспользовался Тунман. При этом действуя так бесцеремонно, что тот же Шлсцср сказал в отношении его интерпретации названий днепровских порогов как скандинавские, что некоторые из них «натянуты». Но данное предостережение нисколько не смутило многочисленных продолжателей тенденциозной манеры толкования Тунмана. и точную оценку результату уже сверх всякой натянутости ими «русских» названий порогов дал в 1825 г. немецкий историк И.Г. Нейман, говоря, что результат этот уже «по необходимости брать в помощь языки шведский, исландский, англо-саксонский, датский, голландский и немецкий... делается сомнительным» [197 - Шлсцср А.Л. Указ. соч. Ч. I. С. 330. прим. *, 382, 390; Погодин М.П. О жилищах древнейших руссов. Сочинение г-на N. и краткий разбор оного. М., 1826. С. 37. прих!. ♦ (Погодин, издавая книгу Нсйх1ана на русскох! языке, снабдил сс своим критических! разборох!).] (понятно, что при такох! подходе - а именно так и создаются всс норманнистскис «доводы» лингвистического свойства - даже чисто славянские слова непременно зазвучат по-германски).
А на какох! языке получил Константин Багрянородный сведения о порогах, видно из того, что он дважды пишет «лр«х. тогда как и он сам. и другие византийцы, - обращал внимание С.А. Гедеонов, - всегда передают славянское г cbohxi у». В связи с чем историк заключил, что император «передаст не русское г в слове порог, а вендское h в слове prah...», и охарактеризовал его информатора либо новгородцем, либо южиобалтийских! славянином. В 1985 г. М.Ю. Брайчсвский к «русским» названиях! днепровских порогов привел убедительные параллели из осетинского (аланского) языка, bxicctc с тем показав, что из германских языков нельзя объяснить ни одного из них f 198 - Гедеонов С.А. Указ. соч. С. 365-366; Брайчсвский М.Ю. «Русские» названия порогов у Константина Багрянородного //Земли Южной Руси в IX-X1V вв. (История и археология). Киев, 1985.
С. 23-28.).
Выше был приведен вывод Г.С. Лебедева, что путь «из варяг в греки» «как особая транспортная система в северных источниках нс отразился». А этот факт археолог объяснял тем. что данный путь представлял собой явление восточноевропейское и что норманны познакомились с них! лишь тогда, когда он уже сложился «как центральная государственная магистраль». Иначе говоря, познакомились с них! тогда, когда уже давно сложилась вся его топонимическая номенклатура, которая в первую очередь охватывала пороги, становившиеся огромным испытанием для всех, кто хотя бы раз прошел через них, и что. естественно, оставляло в памяти неизгладимый след [ 199 - Лебедев Г.С. Эпоха викингов... С. 198.].
Весь же наш разговор об интенсивных связях между южнобалтийскнми и восточноевропейских!»! славянами можно завершить словами академика В.Л. Янина, прекрасного знатока варяго-русских древностей: «наши пращуры», резюмировал он в 2007 г., призвали Рюрика из пределов Южной Балтики, «откуда многие из них и сами были родом. Можно сказать, они обратились за помощью к дальним родственникам» (200
- Итоги. 2007. № 38 (588). С. 24; Русский Newsweek. 2007. X* 52; 2008, № 2 (176). С. 58.].
Важно вместе с tcxi подчеркнуть, что многие из топо- и гидронимов южиобалтийских славян, акцентировал в 1894 г. внимание В.М. Флоринский, «буквально повторяются в России. Особенно в этом отношении характерны р. Ильх!снава, по сходству с озером
Ильменем, и город Ругодив по сходству с нашим летописным Ругоднвом (нынешнею Нарвою, или точнее Иван-Городом). Эти два имени могут непосредственно указывать на переселение балтийских славян в древние новгородские области. Такое же сходство мы видим и в личных именах» (201 - Флори некий В.М. Первобытные славяне но памятникам их доисторической жизни. Опыт славянской археологии. Т. 1. Томск, 1894. С. 59.). Можно назвать еще два сходных имени, звучащих и в землях Южной Балтики, и на территории Северо-Западной Руси: приток р. Волхова р. Любша. где южнобалтийскис славяне основали вышерассмотренное городище, и город Любушин (Liubusa) у поморян [202 - Там же.), а также племя любушан, жившее по р. Одре [203 - Гильфсрдинг А.Ф. Указ. соч. С.
4.).
Начало Русского мира
Недавно под патронажем ЮНЕСКО прошла замечательная международная конференция «Начала Русского мира», посвященная событиям нюня 860 г., когда Русь заключила с Византией - тогда самой могущественной державой - договор «мира и любви» и тем самым получила дипломатическое признание и вышла на международную арену. В ней приняли участие наши ученые (Москва. Санкт-Петербург, Липецк, Нижний Новгород, Омск), ученые Белоруссии, Греции, Франции, Швеции. Украины.
Норманнисты отреагировали на эту конференцию абсолютно неадекватно, буквально беснуясь. Наверное, потому, что русскую историю они начинают с 862 г., с призвания варягов, которых безосновательно выдают за скандинавов. Это событие, разумеется, очень важное в нашей истории, и связано оно. как говорилось выше, с выходцами из Южной Балтики. Но ему всс же предшествует появление под стенами Константинополя (Царьграда). но одним данным, 200 судов, по другим - 360. на которых находилось порядка 8—14 тысяч русов. А такое масштабное и весьма затратное предприятие могло совершить только государственное образование, вошедшее в историю под именем Русь.
Причем события июня 860 г. настолько потрясли византийцев («город едва... нс был поднят на копье», - отмечал патриарх Фотий, свидетель этого нашествия), что, как констатирует историк А.Н. Сахаров, «на протяжении почти пяти веков неизменно становились сюжетом греческих хроник, переписки, религиозных песнопений, благодарственных слов, проповедей, официальных циркуляров, речей» (204 - Сахаров
А.Н. Диплох!атия Древней Руси: IX - первая половина X в. М.. 1980. С. 51, 55.). Немаловажно подчеркнуть, что свое спасение и спасение столицы Византии греки приписывали заступничеству самой Богородицы, т. с. только она могла противостоять мощнейшему натиску русов. Рассказ об этом ноходс читается и в нашей ПВЛ, но туда он попал из византийской Хроники Георгия Амартола. Причем летописец приурочил его к 866 г. и связал с именами Аскольда и Дира. При этом он подчеркнул два очень важных момента как для своего времени, так и для нас. говоря о зарождении русской государственности, с которой им был начат отсчет собственной русской истории: «...Нача ся прозыватн Руская земля. ... Тем же отселе почнем и числа положим» [205 - ЛЛ. С. 17, 20-21.). Вот об этом «Начале Русского мира» мы и вели серьезный разговор. И за многие столетия это был первый разговор в науке, в центре которого стоял очень важный для русской истории 860 г. и его очень важные для всс той же истории последствия.
Но норманнисты убеждены, а такая ситуация просто дикая для науки, что только они и могут обсуждать проблему начала Руси и что это начало связано только со Швецией. Поэтому на любое посягательство на их многовековую монополию на толкование русской истории и любые возражения против их шведской (скандинавской) концепции начала Русского мира они реагируют крайне агрессивно. Например, в Интернете были разх!сщсны крик души (и кому они кричали?) обиженных норманнистов под названием «Без нас. О дискуссии с предрешенным результатом. Открытое письмо историков о конференции «Начало Русского мира» 28-30 октября 2010 г.» [206 -
http://www.polit.ru/dossie/2010/10/25/opcn_lcttcr_history.html] и очередное послание Клейна «городу и миру» [207 - http://www.polit.ru/scicncc/2010/10/25/klcjn_about_2conf.htm), вышедшие из одного места - всс из той же Тайной розыскных варяжских дел канцелярии
- и совершенно нс стесняющиеся в выражениях своего крайнего неприятия конференции, се оргкомитета и се участников. По причине чего на них обязательно следует остановиться. И, разух!сстся. кое-что сказать в ответ этим иисьмописатслям и подписантам, совершенно позабывших! всс приличия.
Своей тональностью оба эти inicbxia вызывают в памяти классику - унтера Пришибссва. навязывающего свои правила и непременно желающего непонятливым дать в зубы: «Наррод, расходись! He толпись! По домам!»
Позволю еще раз процитировать любимого А.П. Чехова, где он изображает наведение Пришибссвым порядка в его, унтерском, понимании: «С образами ли ходим, свадьба ли, или, положим, случай какой, везде он кричит, шухпгг, всс порядки вводит. Ребятам уши дерет, за бабами подглядывает, чтоб чего нс вышло, словно свекор какой... Намедни по избам ходил, приказывал, чтоб песней нс пели и чтоб огней нс жгли. Закона, говорит, такого нет, чтоб песни петь». И объяснение Miipoeoxiy самим «сморщенных! унтером» с «выпученными глазами», почему он так печется о пользе односельчан: «Где это в законе написано, чтоб народу волю давать? Я нс могу дозволягь-с. Ежели я нс стану их разгонять да взыскивать, то кто же станет? ... Всс порядки знаю-с. А мужик простой человек, он
ничего lie nonnxiacT и должен х!сня слушать. нотох!у- для его же пользы Как
заслышу какие неподходящие слова, то гляжу на улицу, нс видать ли жандарма: «Поди, говорю, сюда, кавалер», - и всс ему докладываю. ... Ежели глупого человека нс побьешь, то на твоей душе грех. Особливо ежели за дело... Ежели беспорядок...».
Действительно, «где это в законе написано, чтобы аитинорманнистам волю давать»? Правильно, нигде. Поэтох!у их «беспорядки» - «чтоб чего не вышло» - ирншибссвы нс могут «дозволять-с», и чем хлестче и жестче, тем лучше. И неважно, что такие приемы нс соотносятся с наукой. Главное, чтобы в науке - в науке в их понимании - порядок был и мертвый штиль всегда стоял, да всс бы но струнке и в ногу ходили, а ссли бы и запевали песню, то только про гсросв-скандинавов и обязательно повернувшись в сторону Швеции и положа руку на сердце и, конечно же, со слсзахш на глазах. Про героев, которая русская история нс знает, про героев, которые существуют лишь в воображении норманнистов. Но то. что существует лишь в воображении, хотя и изучается наукой, к истории отношения нс нх!сст. А для компрометации оппонентов, которым современные норманнисты ничего дельного возразить нс могут (хотя ни одна наука нс хюжет обойтись без дискуссий, иначе застой и регресс), у них есть еще одна известная х!аршсвая песня, в которой они только фамилии Х1СНЯЮТ, в зависимости от того, кто на данный момент представляет главную угрозу их благополучию (научнох!у, общественному и пр.) и кого поэтому по команде надо с визгом и с гоготох! «втоптать в грязь» и «размазать по стенке».
При этом неся такую норманнистскую околесицу, что просто тревожно становится за их душевное состояние. Одно послание Клейна чего только стоит. Послание, в котором он нс просто в ударе. Он в супсрударс. Хотя еще совсем недавно со страниц «Трудно быть Клейном» се главный герой нас всех так сильно, признаюсь, перепугал, сказав, как отрезал: «Мне предстоит yxicpeTb» (208 - Клейн Л.С. Трудно быть Клейном. С. 650, 669.]. Казалось, конец света наступил, и всс в мире замерло со словами: «Как жить-то будем?» Но вот археолог, словно сьсв сказочное молодильнос яблочко и сбросив годков этак 50- 60, вновь принялся энергично марать грязью Сахарова и Фомина за то. что «они упорствуют: варяги - это западные славяне, и русы IX века - это славяне. Кто с этим согласен, тот антинорманист и патриот. Кто нс согласен - норманнст. русофоб и работает на шведов и норвежцев, а норвежцы состоят в НАТО. Эта примитивная демагогия соблазняет некоторых не очень умных работников властных структур и способна вдохновить какую-то часть дилетантов. Почти всс специалисты считают эту идею сумасбродной и недоказуемой. Факты в нсс не укладываются. Аргументы Сахарова и Фомина давно опровергнуты».Но, ссли опровергнуты, то зачем, уважаемый, так горячиться и волноваться. Нс дай Бог, что-то вроде родимчика у Вас может случиться. Итак уже невесть что городите. А этот симптом, а он вроде бы симптомом сивой кобылы называется, уж больно нехороший. Поторопиться бы надо к специалистам на консультацию. Да потом в какой-нибудь укромной больничке, в тихой палате с известным номером отлежаться.
И живите, конечно, сколько хотите, да жизни радуйтесь. Но НА ГО оставьте в покос.
Оно и так завязло в Афганистане, а тут ему накликаете еще один реальный конфликт с Сахаровым и Фоминым. В Брюсселе уже, может быть, объявлена тревога и всс службы альянса и его боевые части (сухопутные, морские, воздушные) переведены на боевое дежурство. И caxi альянс, да и вся Западная Европа в данную минуту, наверное, с замиранием сердца ждут, что выкинут эти русские историки - соблазнители «некоторых нс очень умных работников властных структур» - против «норманистов, русофобов», работающих «на шведов и норвежцев, а норвежцы состоят в НАТО». Тогда уж точно придется, прокричав для храбрости «один за всех, все за одного», объявить этой парочке «ультра-патриотов» войну. Объявить-то можно, а вот чем всс это закончится, никто из НАТО не знает, потому, чертыхаясь, вспоминают всемирно известного Клейна, задавшего иXI такой ребус.
Клейн, пуская пыль пссвдообъсктнвности в глаза, говорит далее: «Вообще, к какому этносу принадлежали Рюрик и его дружина, вопрос по-настоящему маловажный». Но раз маловажный, то почему тогда так нервничаете, почему норманнисты о скандинавских корнях Рюрика и его дружины только и твердят, да твердят так много и так грох1ко, что об этом уже знают даже еще нс родившиеся дети. И если маловажный, то почему Клейн тогда так навязчиво навязывает «важную» хшель: «Важно, что норманны на восточнославянских землях быстро ославяннлнсь и сыграли видную роль в становлении древнерусской государственности».
Позавидуешь археологу Клейну - ему так легко бродить в сумерках начальной истории Руси. Легко noToxiy. что у него есть волшебный фонарь, которым куда ни посвети, и вот они, родимые, скандинавы, как на ладони, только пыль осталось с них сдуть, да чуть мокрой тряпицей протереть, чтобы товарный вид придать (а ссли спросят слепцы, типа антинорманнистов. а где всс эти скандинавы в исторической реальности, ответить со снисходительной улыбочкой, ну. право, дети х!алыс: «Помилуйтс-с, да они же на Руси
быстро ославянились и ничего после ссбя нс оставили. Совеем ничсго-с». Да йотом вволю поиздеваться над этими правдоискателями).
Поэтому и события июня 860 г. для Клейна понятно какие были - «был обычный грабительский набег норманнов». Откуда он это взял, из каких источников? Намекнул бы, а то всс в дремучей темноте живем. Да и хотя бы один артефакт продемонстрировал. Может быть, медалька у него имеется с надписью, процарапанной рунахш: «Доблестным скандинавам и Клейну за славный поход на Константинополь в 860 г. от Одина».
В известных науке источниках, как, например, в беседах Фотия, свидетеля нашествия росов на Константинополь в 860 г., констатируется, что под стены столицы прибыл, хотя и на кораблях, именно народ: «народ нс именитый, народ не считаемый (ни за что)... народ, где-то далеко от нас живущий, варварский, кочующий, гордящийся оружием», а не «гребцы» Клейна с веслами наперевес н на перевязи (уж нс в их ли честь в советское время так любили ставить повсюду гипсовые статуи юношей и девушек с веслами? Генетическая память - нс шутка!). Причем патриарх подчеркивает, что этот народ «всех поражает мечом», а не тупо избивает веслами. Да еще напоминает согражданам, какая беда была так рядом с ними: «Помните ли тот час невыносимо горестный, когда приплыли к нам варварские корабли, дышащие чем-то свирепым, диким и убийственным... когда они проходили пред городом, неся н выставляя пловцов, поднявших мечи, и как бы угрожая городу смсртию от меча», но всс же не от весел. И «Житие Георгия Амастрндского» укапывает, применительно к 20—40-м гг. IX в., на широкую известность народа руси, т. с. опять же нс «гребцов»-«веслоносцсв», на берегах Черного моря: «Выло нашествие варваров, руси. народа, как всс знают, в высшей степени дикого и грубого, нс носящего в себе никаких следов человеколюбия» [209 - Хрестоматия по истории России... С. 94-95, 99—101.).
В «Житии святого Кирилла», написанном в 869-885 гг. в Панной ли (Подупавье), рассказывается, как Кирилл в Крыму, в Корсунс. в 861 г. приобрел «Евангелие» и «Псалтырь», написанные «русскими письменами», которые помог cxiy понять местный русин. По логике Клейна, «русские письмена» - это «письмена гребцов» («гребцовскнс письмена» звучат уж как-то грубо), которыми Кирилл овладел при помощи местного «гребца». У шведов, помнится, до конца VIII в. применялся старшсруничсский алфавит, вытесненный затем новым руническим алфавитом - «младшими рунахш» [210 - Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. Новые находки и интерпретации. Тексты, перевод, комментарий. М., 2001. С. 7.). И эти оба алфавита нс то. что при написании «Евангелия» и «Псалтыри», при издании дешевеньких комиксов про героические деяния скандинавов на Руси и в Византии не могли быть использованы.
Как констатировал в 1979 г. М.И. Стсблнн-Ках1снский, рунический алфавит «использовался в функции более примитивной, чем та, которая обычно свойственна письменности. Он возник в обществе, в котором не было ни условий для широкого применения письменности, ни потребности в такох! с с применении. Он как бы унаследовал тс функции, которые были свойственны наскальных! рисункам бронзового века с их зачаточной ндсографичностыо». Даже тогда, отмечает ученый, когда руны использовались как фонетические знаки, цель надписи заключалась нс в сообщении какой-то ннфорх!ации. а в том, чтобы уберечь могилу от надругательства, защитить живых от х!сртвых, принести счастье владельцу предмета, на котором были нанесены руны, и т. п. По этой причине рунические надписи нс предназначались для прочтения, что видно по могильным плитам, зарытым надписью вниз. В целом, подытоживает Стсблин-
Каменский, «ни одна надпись старшими рунами нс прсдставляст собой записи произведения словесного искусства».
Сегодня норманнист Е.А. Мельникова (сс Клейн почему-то величает «докт. филол. н.», хотя, по документам, она доктор исторических наук) говорит, «что единственная известная скандинавам 1Х-Х вв. письменность, руническое письмо, по cbocxiv характеру нс применялась и нс могла применяться для записи сколько-нибудь пространных текстов. Краткие магические заклинания, имена (владельческие надписи), наконец, формулярные эпитафии на мемориальных стелах - основные виды текстов, записывавшихся руническим письмом». Лишь в XI—XII вв.. поясняет Мельникова, сфера применения рунического письма расширяется, «но и в это время оно нс применяется для записи пространных нарративных текстов или документов» [211 - Стсблин-Камснский М.И. Древнескандинавская литература. М., 1979. С. 10-11, 13-14; Мельникова Е.А. Рюрик, Синеус и Трувор... С. 157-158.).
Таким образом, в аутентичных памятниках IX в. - Ьаварскох! географе (начало IX в.), Вертинских анналах (839), византийских житиях Стефана Сурожского и Георгия Амастридского (первая половина IX в.), в сочинениях константинопольского патриарха Фотия (860-е) - речь идет именно о народе Ruzzi (латинский плюраль «русы») и рос. Как резюмировал академик О.Н. Трубачсв, «нет достаточных оснований связывать этот «информационный взрыв» известий о племени Рус. Рос IX века с активностью северных германцев в том же и последующих веках». А.В. Назаренко, говоря о пяти этниконах на - rozi Ваварского географа - шсббиросы, аггоросы, виллсросы, сабросы. хосиросы, подчеркивал, что они находятся «в кругу племенных названий явно славянского происхождения», для которых «допустима дунайско-причсрноморская локализация» [212
- Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники... С. 13-14, 26, коммент. 27; Трубачсв О.Н. В поисках единства. С. 151.].
Надлежит добавить, что в послании папы Иоанна XIII 967 г. Волсславу Чешскому запрещалось привлекать на епископскую кафедру «человека, принадлежащего к обряду или секте болгарского или русского народа, или славянского языка» [213 - Козьх1а Пражский. Чешская хроника. М.. 1962. С. 66.). В данном случае имеются в виду подуиайскис русы, которых и теперь, более тысячи лет спустя, нс примешь за «гребцов»- «всслоносцсв», никогда не бывавших на Дунае. А также напомнить вышеприведенные слова настоящего лингвиста, немца Г. Шрамма, «что Ruotsi никогда нс значило гребцов и людей из Рослагсна...». И привести заключение также настоящего лингвиста О.Н. Трубачсва, который констатировал в 1970—1990-х гг., «что в ономастике (топонимии, этнонимии) Приазовья и Крыма исиокон веков наличествуют названия с корнсх! Рос-» (oTXiCTiiв при этом, что упоминание в VI в. Захарием Ритором народа «рос» «их!сет под собой довольно реальную почву»). И который пришел к выводу, к которому до этого пришли. наирих!ср, историки Л.В. Падалко, В.А. 11архох!снко, Д.Л. Талис. А.Г. Кузьмин, о бытовании в прошлом Азовско-Чсрнохюрской Руси, к которой скандинавы не имели никакого отношения (Трубачсв видел в этой Руси реликт индоарийских племен, населявших Северное Причерноморье во II тыс. до н. э. и отчасти позднее. наирих!ср, *tur- rus- или «тавро-русы», и полагал, что с появлением здесь в довольно раннее время славян этот древний этноним стал постепенно прилагаться к ним). Он же. «ведя наименование Руси из Северного Причерноморья...», назвал фамилии некоторых, по его характеристике, «запретителен» этой Руси, и всс они. разумеется, норманнисты [214 - Трубачсв О.Н. Лингвистическая периферия древнейшего славянства: Индоарийцы в Северном
Причерноморье // ВЯ. 1977. № 6. С. 13-29: его же. Indoarica в Северном Причерноморье// То же. 1981. № 2. С. 3—21; его же. К истокам Руси. М., 1993; его же. В поисках единства.
С. 126-178.].
А насчет запретов норманнисты большие мастера: конференцию нс проводи, о Черноморской Руси, уничтожающей их норманнизм, молчи. При этом они еще очень большие мастера на оскорбления. Причем я имею в виду даже неличные оскорбления - как-нибудь их переживем, да и ветер брань с лаем, как известно, в сторону относит. А оскорбления коллектива Института российской истории РАН, во главе которого стоит
д.и.н., член-корреспондент РАН А.Н. Сахаров, крупнейший историк современности. Коллектива прославленного и именитого, куда входят академики, член-корреспонденты, доктора и кандидаты наук, работы которых - от древности до наших дней - широко известны и у нас в стране, и та рубежом. Но для Клейна этот коллектив, два года назад громадным перевесом проголосовавший за Сахарова как своего лидера и тем самым выразивший свое законное право на свободу выбора своего же руководителя. - смертельный враг, подлежащий уничтожению.
И вот что предлагает Клейн - доктор исторических наук! - в отношении академического Института, в котором работают высокопрофессиональные специалисты, гордость науки: «Боюсь, нормальной работы в Институте после такой сахаровизации еще долго нс будет. Нс стоит ли Президиуму РАН распустить мундирный институт и набрать его состав заново, оставив тех. кто серьезно и самостоятельно работает?»
А так предлагали - «Есть мнение!» - во времена Сталина и Лысенко, когда громили научные школы, запрещали генетику, кибернетику, а ученых, нс вписывающихся в марксизм-ленинизм, как ныне нс вписывающихся в клейнизм-норманнизм. шельмовали, ссылали в лагеря или уничтожали. Очень часто якобы по требованию возмущенных рабочих, крестьян, интеллигенции. И часто действительно искренне возмущенных, потому что им это внушал репрессивный аппарат. Внушал, запугивая одновременно. Этих запуганных «возмушенцев» по крайне мерс понять можно. Но как прикажете понимать доктора наук Клейна, без всякого смущения дающего «добрый» совет Президиуму РАН стать душителем российской исторической науки и прихлопнуть Институт российской истории Российской Академии наук как назойливую муху, прихлопнуть для «нормальной работы» клейнов. так боящихся разномыслия, без которого нет науки? Одно успокаивает, что сейчас не 1937 г., что времена клсйнов-запретитслсй прошли и что никто нс хочет их возврата. Сыты ими по горло.
Упомянутое выше «письмо историков» тот же пришибссвизм. Под умелым руководством дирижера Клейна. Взмах его палочки, и один хор при потушенных огнях (строго но инструкции Нришибсева) начинает вести по нарастающей (женскими и близкими им голосами): «Никаких новых аргументов ни Сахаров, ни Фомин нс выдвигают, а старые давно опровергнуты. Сахаров и Фомин продолжают повторять свои доводы, надеясь нс на их принятие специалистами, а на их восприятие неподготовленной аудиторией и на их одобрение определенными политическими кругами и институтами власти» (норманнисты. чтобы таработать дивиденды в глазах общества: «Г ляди, какие смелые ребята, власть пинают!» - любят фрондировать перед «институтами власти», или, как выразился Клейн, «некоторыми нс очень умными работниками властных структур»).
Еще взмах палочки Клейна, и другой хор в той же норманнистской кромешной темноте гремит, конечно, басами: «Поэтому когда «антинорманнисты» обвиняют своих оппонентов в антииатриотизмс и русофобии, это чистейшая демагогия, призванная замаскировать слабость или отсутствие научных аргументов» (а припевом идет гимн, на мотив детской песенки, «Спору о варягах» Клейна: «Представьте ссбс. представьте себе, а вот нс устарела! Представьте себе, представьте ссбс, а вот нс устарела!»).
И этот сводный «ученый» хор. а в нем участвуют доктора, кандидаты и даже просто «историк-археолог» Мачинский. представляет себя в качестве историков. Там довольно много подписей. Прокомментирую лишь некоторые. И в том нет ничего личного. Только факты.
Первый факт: историками нс являются ни Ф.Б. Успенский, ни Т.Н. Джаксон. Они - филологи. Джаксон - кандидат филологических наук - стала доктором исторических наук по докладу, защищенному в качестве докторской диссертации в 1995 г. в Институте российской истории РАН при директоре А.Н. Сахарове, на которого она. как один из подписантов «открытого письма», теперь так яростно обрушилась. И занимается она исландскими сагахш, которые указывают на появление норманнов на Руси лишь в конце X
в., следовательно, на их полную непричастность к варягам 862 года. Но как норх<аннист Джаксон всс видит лишь в нужной ей проекции и, за нсимснисх! аргументов, навязывает читателю стереотипы, с которых!»! тот уже никогда нс узнает истины и на километры убоится приблизиться к противоположному лагерю. Так, в 1993 г. она говорила о «ложно нонимасмох! патриотизме», на котором «густо», по сс словам, замешан варяго-русский вопрос, а в 1995 и 2001 г. - об антинорманнизмс с его «шумным национализмом» [215 - Джаксон Т.Н. Варяги - создатели Древней Руси? // Родина. 1993. Jb 2. С. 82; сс же. Герард Фридрих Миллер // Историки XV111-XX веков. Вып. 1. М.. 1995. С. 16-20; сс же. Август Людвиг Шлсцср У/Там же. С. 51; сс же. Август Людвиг Шлсцср // Историки России. Биографии. М., 2001. С. 65.).
Второй факт: среди поставивших под письмом свои подписи профессиональных историков очень х!ало - шесть человек из девятнадцати. Это А.А. Горский. И.Н. Данилевский, А.Ю. Дворничснко, С.М. Каштанов. Л.В. Столярова. Е.В. Пчслов. Однако никто из них специально варяго-русским вопросох! нс зашшался. и этой теме не посвящены их кандидатские и докторские диссертации, над которыми работают многие годы и работа над которыми форхшруст истинного профессионала в какой-то определенной области (разумеется, что никто нс ставит иод вопрос их профессионализм в тех областях, в которых они ссбя заявили). В данном случас нс могу не привести слова Клейна, с которыми я согласен полностью и которые он высказал в «Троицком варианте - наука», что «в наши дни история очень специализирована». Жаль только, что в отношении себя и своих единомышленников археолог забывает об этом правиле, ибо специализация позволяет достичь обоснованных, т. с. научных, результатов и нс позволяет скатиться к голословных!, т. с. ненаучных! утверждениям.
Но какие тогда специалисты в варяжском вопросе Горский и Данилевский, ссли докторская диссертация первого посвящена источниковедческих! проблемам «Слова о полку Игорсве», «Слова о погибели Русской земли» и «Задонщины», а второго - гсрх!снсвтнчсских1 основам изучения летописных текстов? Однако это их нисколько не смущает. Потому как заучив со школьной скамьи три слова и тирс: «Варяги - это норманны», они думают, что уже знаюг всс «правды» про варягов и про русь. а также про Лохюносова. как эти «правды» знают нс учившиеся на истфаках технарь Карпссв и геолог Романовский, также со школы просветленные всс тех! же простеньким «символом веры» иорманнистики.
Так. например. Данилевский в 1998 г. утверждал, что «химии адъюнкту» Ломоносову «мы в значительной степени обязаны появлению в законченном виде так называемой «норманнской теории», ибо exiy «принадлежит сомнительная честь придания научной дискуссии о происхождении названия «русь» и этнической принадлежности первых русских князей вполне определенного политического оттенка». Но, приписывая Ломоносову «сомнительную честь», а другой чести у него, видимо, быть нс может, «ломоносововсд» и «варяговед» Данилевский lie знает очень хорошо известного факта (и нс только специалистам), что он никогда нс был «химии адьюнктом». В январе 1742 г. Ломоносов был назначен адъюнктом физического класса Петербургской Академии наук, а в июле 1745 г. - профессором химии. И как «профессор» и «химии профессор» он подписал свои замечания на «диссертацию» Миллера, данные в сентябре - ноябре 1749 и июне 1750 г. (216 - Ломоносов М.В. Поли. собр. соч. Т. 6. С. 25, 42, 80; т. 10. С. 338-339. 742; Данилевский И.Н. Указ. соч. С. 44.) А Горский, добавлю из свеженького, утверждал в 201 1 г., что Н.А. Полевой в 1829 г. отстаивал «точку зрения антинорманистов», хотя этот историк был нормаинистом п ввел в науку определение «норманская феодальная система», существовавшая якобы до смерти Ярослава Мудрого, а другому также извссгнох!у норх1аннисту О.И. Сснковскому приписал, видимо, под влиянием Клейна статью «Возникновение Руси» (об этих и других принципиальных ошибках Горского я говорю в статье «Слово о Ломоносове» [217 - Фомин В.В. Слово о Ломоносове И Слово о Л о XI о Носове. С. 52-59.)).
И научные интересы Дворничснко. докторская диссертация которого посвящена теме «Русские земли Великого княжества Литовского (до начала XVI в.)», также далеко отстоят от варяжского вопроса и его историографии. Правда, в 2005 г. он на одной конференции прочитал доклад «Г.Ф. Миллер и российская историческая наука», но это нисколько, понятно, нс превратило его ни в профессионального миллсровсда. ни в
профессионального лохюносововсда. Однако его также ничего нс cxiymacT. ибо варяжский вопрос ясен exiy как светлый день. И в 2010 г. он, повторяя за Клсйнох!, что «норманская «проблема» закрыта», а лично ему «возня» сегодняшних антинорманнистов «особенно смешна», все и сразу же объяснил в учебноxi пособии: «Летописец повествует о том. что в 862 г. чудь, славяне, кривичи и весь обратились к жителям Скандинавского полуострова - варягам: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». Хотя в ПВЛ нсг ничего близкого к тому, что Дворничснко преподнес в качестве обращения «к жителям Скандинавского полуострова»: «Рсша руси чюдь, и словсни. и кривичи вси: «земля наша велика и обилна, а наряда в ней нет; до пойдете княжит и володсти нами». К тому же, как отх!счал хорошо знавший шведскую историю М.П. Погодин, в IX в. в пределах Швеции, нс составлявшей единого целого, обитало «множество мелких, независимых друг от друга племен» [218 - ЛЛ. С. 19: Погодин М.П. О происхождении Руси. С. 119; его же. Исследования... Т. 2. С. 150-151: Дворничснко А.Ю. Г.Ф. Миллер и российская историческая наука // Университетские музеи: прошлое, настоящее, будущее. Материалы Международной научно-практической конференции, посвященной 300-лстию со дня рождения первого ректора университета Г.Ф. Миллера и 60-лстию Му-зся истории СПбГУ. С.-Петербург, 17-19 окт. 2005. СПб., 2006. С. 9—17; его же. Российская история с древнейших времен до падения самодержавия. Учебное пособие. М., 2010. С. 86-87. 106.). И кому же тогда из этих «жителей» Скандинавского полуострова, а там проживали нс только шведы, в 862 г. дружно кричали, по команде историка, «Ау!» чудь, славяне, кривичи и весь? Члсн-коррсспондснт РАН Каштанов - историк, источниковсд, днпломатист и археограф, автор большого числа работ, но
проблемой варягов он также никогда нс занимался, и его докторская диссертация посвящена очеркам русской дипломатики.
Столярова и Пчслов являются, как Горский с Данилевским, специалистами в области источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин (докторская диссертация первой по теме «Древнерусское книгопроизводство XI-XIV вв. Но материалам записей на книгах» и кандидатская второго - «Генеалогия древнерусских князей IX - начала XI в.»). Если диссертация Столяровой, как и диссертации Горского, Данилевского. Дворничснко и Каштанова, также нс связана с варяго-русским вопросом, то диссертация Пчслова, казалось бы. имеет к нему отношение. И. действительно, Пчслов. занимаясь генеалогией наших князей, в силу своего норманнизма моментально выяснил, кто прав в споре об их этнической принадлежности. Ибо. уверял он в 2001 г., антинорманнистами движет «странное» понимание патриотизма. когда считают, что «присутствие иноземцев на Руси и неславянское происхождение правящей династии ущемляют чувство национального достоинства русских, показывают их неспособность к самостоятельной самоорганизации», и что «происхождение династии Рюриковичей никак нс может умалить «национальную гордость великороссов» [219 - Пчслов Е.В. Рюриковичи: история династии. М.. 2001. С. 18-20.].
Но никто, кроме норманнистов, и не печалится, что это происхождение что-то умаляет. Как справедливо заметил в 2002-2003 гг. А.Н. Сахаров, «объективная научная истина нс имеет никакого отношения к патриотическим или антипатриотическим настроениях! того или иного автора. Так русское сердце равнодушно относится к фактах! происхождения первых князей Северо-Восточной Руси от половчанок, к браках! московских князей с ордынскими княжнами или к тому, что первой русской императрицей была литовская крестьянка Екатерина 1 - она же Марта Скавронская. Точно так же исследователей мало трогают факты полунсмсцкого происхождения Петра 111 или чисто нсх!сцкого - Екатерины И» [220 - Сахаров А.Н. Рюрик, варяги и судьбы российской государственности /У Мир истории. 2002. № 4/5. С. 66; то же У/ Сб. РИО. Т. 8. С. 14.). И нас может трогать только неправда как о них, так и о многих других истинно русских нерусского происхождения - Багратионе, Крузенштерне, Ьсллинсгауэснс, Тотлебене. Рубинштейне, Левитане, на разных поприщах прославивших свою Родину - Россию.
Недавно в серии «ЖЗЛ» Пчслов выпустил книгу «Рюрик» объемом более 300 страниц, хотя об этох! князе в ПВЛ всего-то несколько строк. Но что летописец и что Пчслов, написавший большущее сочинение о скандинавском происхождении родоначальника русской династии. Родоначальника, которого в Западной Европе в XVI - первой половине
IX V111 в. связывали, а речь об этох! уже шла, со славянами Южной Балтики. Как тут не вспомнить того же А.Л. Шлсцсра. в 1768 г. совершенно справедливо заметившего: «Фантазируйте, придумывайте, мечтайте, пишите романы, но и называйте это романами! Имя Истории свяго - не оскверняйте его?» [221 - Schlozcr A.L. Op. cit. S. 52.].
А вот и третий факт: остальные из подписавшихся, доктора и кандидаты исторических наук - археологи, в основном из Института истории материальной культуры РАН (ИИМК, Санкт-Петербург). В их числе и наш главный герой - Л.С. Клейн. А также его ученики
С.В. Белецкий, Д.А. Мачинский, Е.Н. Носов и др. О Клейне и его фантазиях в области варяго-русского вопроса разговор был. о Мачинскох! с Ьслсцких! и их фантастических! Исуборгом - то же. И все их археологические фантазии в варяго-русском вопросе проистекают из причины, которую в 1872 г. очень точно определил историк Д.И. Иловайский: «Наша археологическая наука, положась на выводы историков норх!анистов.
шла досслс тем же ложным путем при объяснении многих древностей. Если некоторые предметы, отрытые в русской почве, походят на предметы, найденные в Дании или Швеции, то для наших памятников объяснение уже готово: это норманское влияние» [222
- Иловайский Д.И. Разыскания... С. 271.).
Наша археологическая наука и сейчас всс идет этим «верным путем». Да и куда еще могут повести с с люди, по характеристике того же Белецкого, «неизлечимо больные норманизмом». И как этот путь далек от научного, в июле 2009 г. продемонстрировал возглавляемый Носовым Н11МК. проведя совместно с учеными Франции Международную научную конференцию, посвященную «1 150-лстию первого упоминания Новгорода в русских летописях и 150-лстию Императорской Археологической комиссии» (никто, кстати заметить, из анти норман и исто в нс устраивал истерик по поводу того, что их нс пригласили на это мероприятие).
Но нс о конференции речь. А о том. что проводилась она в рамках программы научного обмена, поддержанной Национальным Центром научных исследований Франции и Российской Академией наук «Две «Нормандии»: междисциплинарное сравнительное исследование культурного присутствия скандинавов в Нормандии (Франция) и на Руси (Новгородская земля) и его историческое значение». Причем, как сказано в разъяснении, «целью совместного проекта является сопоставление результатов российских и французских исследований, посвященных аккультурации скандинавов в местной среде (франкской, славянской и финской), особенностям их культурной и этнической ассимиляции, взаимной трансформации скандинавских общин и местного общества в процессе политических и культурных контактов, вкладу скандинавского присутствия в национальную историю и местную культуру, значение связанной со скандинавами исторической памяти для формирования представлений о прошлом и сс влиянию на сложение региональной идентичности и средневековой историографии».
Вот такая русская Нормандия, неизвестная истории (кроме прославленного истребительного авиационного полка «Нормандия-Нсман» других «Нормандий» на нашей земле нс было). И идею о существовании которой взялся усердно проталкивать в науку директор ИИМК, члсн-корресиондснт РАН Носов.
Говоря о наличии массового археологического материала, связанного с Южной Балтикой, я ссылаюсь и на Носова, но в том и состоит парадокс нашей археологической науки, которая, открывая южнобалтийские древности в Новгородской земле, преподносит последнюю в качестве Нормандии. Преподносит потому, что археологи, которые работают с варяго-русскими древностями, «неизлечимо больны норманизмом». Потому, что до сих пор они молятся на книгу своего учителя Клейна «Спор о варягах», отбивая поклоны со словами: «А вот нс устарела!», «А вот нс устарела!». Носов в послесловии к этой книге так и пишет, что «она совершенно нс устарела...» [223 - Клейн JI.C. Спор о варяг ах. С. 356.). Видимо, по причине ложного представления, что в археологии ничего нс устаревает, директор ИИМК к старой работе Клейна 1960 г. под видом послесловия напечатал свою также далеко не свежую статью 1999 г., опубликованную в гот год дважды [224 - Носов Е.Н. Современные археологические данные по варяжской проблеме на фоне традиций русской историографии // Раннссрсднсвековые древности Северной Руси и се соседей. СПб., 1999. С. 151-163: то же /У Stratum plus. СПб., Кишинев, Одесса. Бухарест, 1999. № 5. С. 112-118.).
Поэтох!у. пользуясь случасх!, я хотел бы спросить у Носова, а что это за Нормандия на
Руси, в каких источниках она именно так и названа, где именно о ней говорится, какие такие нормандцы на сс территории жили, на каком таком нормандском языке они разговаривали и вообще чем это таким нормандским эта Нормандия прославилась. Да прославилась так, что об этом знают только археологи ИИМК, а всс остальные почему-то нс ведают. И что это за программа такая, побратавшая реальную Нормандию во Франции с небывалой русской Нормандией, тем самым придав этой небывальщине историческую легитимность, кто сс разработал, когда и кем она была принята в Российской Академии наук? Все-таки любопытно знать, да н почитателям нормандских героев Руси негоже оставаться в тени.
Тем более что В.В. Путин обещал увеличить финансирование археологических изысканий. Замечательное дело, лучше будем знать свою историю, да сколько из древностей сохранится. Однако, учитывая позицию директора ИИМК. можно не сомневаться, что эти деньги пойдут не только на дело, но и на финансирование разного рода «нормандских» проектов, нс имеющих никакого отношения ни к русской истории, ни к истории скандинавских народов. То есть большие деньги будут брошены на ветер, точнее - на сказочную Нормандию Носова, на очередной мыльный пузырь норманнизма.
И это ведь понимают некоторые сотрудники ИИМК. Так. А.Н. Кирпичников (а он, как можно судить, оказался среди подписантов «открытого письма» но принуждению) отмечал в 2000-2002 гг., что в источниках, в том числе восточных, «вместе со славянами обычно упоминаются русы. Их уверенное соотнесение со скандинавами безоговорочно принять нельзя». Поэтому, полагая, что «термин русы имеет нс этнический, а если можно так выразиться, геосоциальный смысл», он предложил понимать под русами особую группу торговцев, в которой могли быть представители разных этносов: скандинавы, славяне, возможно, финны [225 - Кирпичников А.Н. Великий Волжский путь, его историческое и международное значение // Великий Волжский путь. Материалы Круглого стола «Великий Волжский путь» и Международного научного семинара «Историко- культурное наследие Великого волжского пути». Казань, 28-29 августа 2000 г. Казань. 2001. С. 19; его же. Великий Волжский путь// Родина. 2002. № 11-12. С. 62; его же. Великий Волжский путь и евразийские торговые связи... С*. 44.).
Кирпичников нс так зашорен, может быть, потому, что нс был учеником Клейна, который категорично утверждал в 2004 г.. что «если прежде под русами арабских источников многие еще понимали славян Киевской Руси, то сейчас всем уже совершенно ясно, что речь идет о норманнах. Достаточно сказать, что их женщины, по описанию Иби- Фадлана, носили скандинавские фибулы («коробочки»)». Но надо нс сказы сказывать, а доказывать. А что можно доказывать, когда даже такой норманнист. как всемирно известный датчанин В. Томссн, рассмотрев арабские известия о русах. в том числе и Ибн Фадлана, и констатируя их нсконкрстность, заметил, что. «как бы ни были интересны эти различные повествования о руси, они проливают мало света на вопрос о национальности руси». По причине чего, заключал он, «любая теория происхождения руси может находить себе кажущуюся опору в сочинениях восточных писателей. При этих условиях следует пользоваться этими сочинениями с большою осторожностью» [226 - Томссн В. Указ. соч. С. 35; Клейн J1.С. Воскрешение Перуна. С. 172-173.).
Имеются под письмом н подписи московских археологов, например, д.и.н. В.Я. Петрухнна. Как Пструхин понимает русские летописи, следовательно, русскую историю, видно из того, что для него летописцы есть «норманнисты», что летописное «за море» указывает только на Швецию, что «варяги для Нестора - жители Скандинавии...», что «летописец знал из дошедших до него преданий, что само имя «русь» имеет варяжское (скандинавское) происхождение...», что он согласовывал предания «о происхождении руси из Скандинавии... с общим этноисторическим контекстом», что летопись содержит предание «о варяжском - скандинавском - шведском происхождении руси...» (227 - Мельникова Е.А., Пструхин В.Я. Скандинавы на Руси и в Византии в X-XI веках. С. 58, 62, 67: их же. Легенда о «призвании варягов» и становление древнерусской историографии /У ВИ. 1995. № 2. С. 45; Пструхин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси 1Х-Х1 веков. Смоленск, М.. 1995. С. 17; его же. «От тех варяг прозвася...» У/ Родина. 1997. № 10. С. 12; его же. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Г. 1 (Древняя Русь). М., 2000. С. 59, 67, 84, 99—100; его же. Путь из варяг в греки // Родина. 2002. Хс 11-12. С. 52; Пструхин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М., 1998. С. 237, 257, 271.).
Как спсциалиста-архсолога Пструхина характеризует его «норманнско-хазарская» концепция, в которой пссвдоскандинавскис погребения в камерах занимают центральное место и через призму которой он несколько десятилетий пссвдорсконструируст историю Киевской Руси. И эта псевдореконструкцня настолько нс соответствует источникам, что вызывает протест даже у ученых, нс сомневающихся в норманнствс варягов. Так. в 2000 г. византинист Г.Г. Литаврин отмстил, что Пструхин несколько преувеличивает роль норманнов на Руси и что он нс имеет оснований для вывода о заметном «хазарском компоненте» в русской культуре, т. к. «нет решительно никаких доказательств того, что их влияние на духовную культуру и политическую систсхсу Древней Руси было сколько- нибудь глубоким и длительным». Но доказательства Петрухину вообще-то и нс нужны. Потому что есть его личное мнение. Его и достаточно. И согласно которому, большие курганы Черниговщины (Черная Могила и Гульбище) насыпаны с соблюдением скандинавских обычаев, а Черная Могила (60-е гг. X в.) представляет собой захоронение знатного русского дружинника «скандинавского происхождения», осуществленное небывалым славяно-норх!анно-хазарскнм сообществом того врсх!сни: «Славяне, норманны и хазары возвели своему предводителю единый моиух!СНТ» [228 - Пструхин В.Я. Об особенностях славяно-скандинавских этнических отношений в раннефеодальный период (1Х-Х1 вв.) /У ДГ. 1981 г. М., 1983. С. 179-181; его же. Славяне, варят и хазары на юге Руси. К ироблcxic формирования территории Древнерусского государства // ДГВЕ. 1992- 1993 гг.М.. 1995. С. 120-122; его же. Варяги и хазары в истории Руси УУ Этнографическое обозрение. 1993. Кч 3. С. 74-76; его же. Начало этнокультурной истории... С. 97—101, 170-194, 221, 224-229; его же. Большие курганы Руси и Северной Европы. К проблеме этнокультурных связей в раннссрсднсвсковый период// Историческая археология: традиции и перспективы. С. 361-369; его же. Г нсздово между Киевом. Биркой и Моравией (Некоторые аспекты сравнительного анализа) /У Археологический сборник. Гнсздово. С.
1 17; Пструхин В.Я.. Раевский Д.С. Указ. соч. С. 284-289: Литаврин Г.Г. Византия. Болгария, Древняя Русь (IX - начало XII в.). СПб., 2000. С. 14, 19.).
Большой курган Черная Могила вошел в науку как погребальный памятник норманна посрсдствох! X. Арбмана. И вошел потому, что шведский археолог отнес - а так ему захотелось - к скандинавским мечи, которые были франкского производства и которые имели самое широкое хождение но всей Европе (они найдены тах!. где скандинавов никогда нс было). Отнес он к скандинавским и два орнах!снтированных рога-ритона. Но при этоXI признав, что орнаментация оправ носит нс скандинавский, а восточный характер, что весь остальной погребальный инвентарь, от шлема до одежды, чужд
скандинавской материальной культуре, что в кургане нс найдено скандинавских женских украшений и что погребенная здесь женщина, видимо, нс носила традиционной скандинавской одежды. И всс эти допуски и натяжки Арбмана в отношении Черной Могилы английский археолог П. Сойер привел в 1962 г. в качестве ярчайшего примера тенденциозной аргументации.
Но выдух!ки Арбмана были приняты Пструхнным (в 2003 г. он представил погребальный комплекс кургана как «настоящую модель Вальхаллы»). Несмотря даже на то. что в I960—1970-х гг. антрополог Т.Н. Алексеева констатировала отсутствие в Черниговском некрополе германских (норманнских) особенностей. В 1998 г. В.В. Седов указал, что особенности обрядности Черной Могилы - «предметы вооружения и конского снаряжения на кострище были сложены грудой, остатки кремации с доспехами были собраны с погребального костра и помещены в верхней части кургана - нс свойственны скандинавам, но имеют аналогии в других дружинных курганах Черниговской земли»
(229 - Сойер П. Указ. соч. С. 95-96: Алексеева Т.Н. Этногенез восточных славян... С. 267; сс же. Антропологическая дифференциация... С. 81; сс же. Славяне и германцы... С. 67; Седов В.В. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М., 1999.
С. 211: Пструхин В.Я. Мифы древней Скандинавии. М.. 2003. С. 291.].
Стремясь к норманнизации русской истории. Пструхин в книгу «Мифы древней Скандинавии» (2003 г.). в популярной форме знакомя читателя «с картиной мира скандинава-язычника», вставил важнейшие сюжеты нашей ПВЛ - о призвании Рюрика. Синеуса и Трувора, об Олеге Вещем и Игоре Святославиче. Вставил вроде бы как для сопоставления с мифами и преданиями скандинавов. На самом же деле эти летописные известия, взять хотя бы одну только авторскую характеристику их героев и участников (имена Олега и Ольги суть скандинавские, русь - скандинавы, клянущиеся Перуном, «Святослав заслужил Вальхаллу»), воспринимаются именно как скандинавские. Это восприятие еще больше усиливается тем, что всем этим «вальхалличсским» рассуждениям предшествует подробно изложенный рассказ Ибн Фадлана о похоронах руса, в котором автор видит норманна-викинга («русского вождя», следовавшего завету Одина, что этому же завету «следовали и русские языческие князья X века...», как exiy следовали и «правители Швеции»), которого хоронили «русские мужи» [230 - Пструхин В.Я. Мифы древней Скандинавии. С. 279-292, 400-411.).
Так. рассказ арабского путешественника, наряду с названными сюжетами ПВЛ о первых русских князьях, стал, благодаря археологу Петрухину. «мифом древней Скандинавии».
Приписывая норманнам то. что к ним не имеет отношения, Пструхин из русской истории выбрасывает очень важное свидетельство, объявляя недостоверных!, по причине его несоответствия Hopxtainnnxiy. сообщение сирийского автора VI в. Захария Ритора о народе «рус» (hros), живущем к северу от Кавказа. Хотя о пребывании русов в южных пределах Восточной Европы в доваряжскую эпоху свидетельствуют многие византийские и восточные авторы [231 - Фохпш В.В. Начальная история Руси. С. 152-162.). Стоит также привести слова, сказанные в 1939 г. А.Н. Дьяконовым по поводу этих hros и показывающие надуманность настойчивого разговора археолога о легендарном характере их упоминания у Захария Ритора: «Собственные имена народов обычно нс создаются фантазией даже в легендах, а скорее являются реальной точкой отправления для создания легенд» [232 - Дьяконов А.П. Известия Псевдо-Захарии о древних славянах // Вестник древней истории. М., 1939. № 4 (9). С. 84: Пструхин В.Я. Комментарии // Ловмяньскнй X. Русь и норманны. М., 1985. С. 283, komxicht. ** к с. 188; его же. Легендарная история Руси и космологическая традиция // Механизмы культуры. М., 1990. С. 99—103; его же. Начало этнокультурной истории... С. 42-48: его же. «Русский каганат», скандинавы и Южная Русь: средневековая традиция и стереотипы современной историографии//ДГВЕ. 1999 г. М.. 2001. С. 128-129; Пструхин В.Я., Раевский Д.С. Указ. соч. С. 261-267.).
Вот такой «научный» взгляд Петрухнна на русскую историю, который горячо одобряют его сотоварншн-норманннсты. И он очень нс любит, когда exiy противоречат, да еще про какие-то доказательства спрашивают. Так. в мае 2007 г. на конференции в Государствсннох! Эрхштажс «Сложение русской государственности в контексте раннссрсднсвсковой истории Старого Света» Пструхин после доклада Фомина «Южнобалтийскнс варяги в Восточной Европе», бурно реагируя на посягательство на норманнизм, в оскорбительной форме обрушился на В.Н. Татищева. М.В. Лохюносова,
А.Г. Кузьмина, на докладчика, заявив, что их воззрения нс hxiciot отношения к науке и что за эти воззрения надо «бить кандслябрахш» (из своего что ли печального личного опыта вынес представление о «весомости» «кандслябрного аргумента»?).
Показательно, что горячие призывы Петрухнна «за дружбу» прозвучали в многочисленной аудитории. Но никто из присутствующих, а это были в основном петербургские ученые, даже нс одернул москвича с канделябрами, позорящего и Эрмитаж, и их сахшх. IIotoxiv как сами норманнисты. Вот такая «свобода» научной мысли в понимании норманнистов. В полном согласии с унтсрох! Пришибссвыхг «Ежели глупого человека нс побьешь, то на твоей душе грех».
Но недолго осталось норманнизх<у мутить воду в науке. Дни его сочтены, и сами норманнисты - исчезающая популяция в науке, сс вчерашний день. И что бы сегодня они ни делали - всс это лишь несколько может задержать неизбежный процесс их исчезновения. Но без uiyxia и скандала они. конечно, нс уйдут. На это дело энергии и выдумки у них хватит. 11оэтох!у следует обязательно ждать новых писем из серии «Без нас», «Зачем без нас?», «Куда ж без нас?», «Возьхштс нас», жалоб, протестов в хшслимыс и немыслимые инстанции (дошли бы до Одина, может быть, он их вразумит, что его подопечные к событиям в русской истории IX-X вв. никакого отношения нс имели) и многое другое: они, мол. такие мягкие н «добрые внутри» и за свободу научного творчества, конечно.
А Фомин вот нс так их понял и всс нс так о них сказал. Всс так сказал! И сказал то. что современные норманнисты давно заслужили. И на что сами напросились. Сидели бы уж в своей норх!андской Пришибссвкс да пох<алкивали.
А молодых! исследователям можно пожелать быть умньши. добросовестными, честными и в поисках истины нс пасовать перед авторнтстах!и - ни перед большими, ни перед маленьких!и (weder vor grosscn. noch vor klcincn), ибо. как гласит народная мудрость, которой руководствовался А.Н. Солженицын и которую он озвучил в своей нобелевской речи, «одно слово правды весь мир перетянет».
И пусть не стесняются быть патриотами, какими были наши отцы, деды и прадеды. Нс стесняются ни в делах, ни в выражении своей позиции перед любителями охаивать патриотизм. Ведь именно патриоты создали Россию, именно патриоты сс и сберегли. Сегодня нашей Родине очень нужны ум и энергия молодых в науке, которая нс может быть или патриотичной, или непатриотичной. Она либо есть, либо она отсутствует.
Часть 2
К. i с it it как диагноз, н.ш дело пустомели Петром пока живет
Что за народ были варя! и?
12 декабря 2012 г. состоялся показ на телевидении фильма М.Н. Задорнова «Рюрик. Потерянная быль», в котором массовый зритель ознакомился с малознакомой ему южнобалтийской версией происхождения варягов и варяжской руси. На что, как и в 2010 г. на передачу «Час истины», отреагировал обеспокоенный веем антниорманнистским Л.С. Клейн, пытаясь явную истину перечеркнуть тем, что «в 1544 г. базельский энциклопедист Себастиан Мюнстер, писавший с доверием о народах-монстрах и прочих чудесах, допустил простительную для того времени оплошность, спутав вагров с варягами, а ведь из этой оплошности и вывели целую теорию Фомин и Грот в столь знаменитом «Изгнании норманнов...»!».
Во-первых, мы ничего нс выводили, т. к. всс уже давно, как скажет любой мало-х<альски грамотный специалист, выведено до нас, и о варягах-ваграх разговор вели ученые XIX - начала XXI в., например И.Е. Забелин, А.Г. Кузьмин.
Следует только уточнить, что до недавнего времени сам факт первого озвучивания мысли о варягах-ваграх связывали с С. Гсрбсрштсйн ом. Но «Космография» Мюнстсра. где он говорит о том же, вышла пятью годами ранее «Записок о Московии» Гсрбсрштсйна. Отмечу, что дипломат, объездивший чуть ли нс всю Европу и дважды побывавший в
России, о «народах-монстрах» нс пишет, как нс пишет о них применительно к той же части света, тем более центральной. Мюнстер. Клейну вообще-то нс мешало бы хотя бы из-за простого любопытства взглянуть на его «Космографию» (чего только стоят сс чудные гравюры), а еще лучше, конечно, внимательно с ней ознакомиться, как ознакомились с ней Фомин и Грот в разноязычных изданиях - а лишь за столетие она выдержала их более двадцати - в РГБ и в РНБ.
И хотя о Мюнстере порой вспоминали в нашей литературе [233 - См. напр.: Мыльников
А.С. Картина славянского мира: взгляд из Восточной Европы. Этногснстичсскис легенды, догадки, протогипотезы XVI - начала XVIII века. СПб.. 1996. С. 101. 187.). но по ряду причин его варяги-вагры оставались незамеченными [234 - См. об этом: Грот Л.П. О Рослагснс на дне морском и о варягах нс из Скандинавии // Слово о Ломоносове / Составит, и ред. В.В. Фомин / Серия «Изгнание норманнов из русской истории». Выи. 3. М., 2012. С. 450-451; се же. Шведские ученые как наставники востоковеда Г.З. Ьайсра в изучении древнерусской истории /У Вестник Липецкого государственного педагогического университета. Серия гуманитарные науки. Вып. I (6). Липецк, 2012. С. 41-42.). В 1995 г. на них внимание заострил финский историк А. Латвакангас [235 - Latvakangas А. Riksgrundarna. Varjagproblcmct i Sverige fran runinskriftcr till cnhctlig historisk tolkmng. Turku, 1995. S. I 17.), что помогло нам с Л.11. Грот «выйти» на Мюнстсра. и в 2008 г. я уже использовал его сведения в работе «Начальная история Руси» [236 - Фомин В.В.
Начальная история Руси. М., 2008. С. 189-191.).
Во-вторых, представьте ссбс на секунду, что и как бы говорил Клейн, ссли бы Мюнстер вот так «оплошно спутал» шведов с варягами. Он бы стал, по причине отсутствия в источниках такого отождествления, любимым его автором, стоящим, разумеется, вне подозрения (а тема «народов-монстров и прочих чудес» никогда бы и нс поднималась). Однако Мюнстср, написав одну из лучших книг XVI в., содержащую, как установил Е.Е. Замысловский. тщательно отобранный огромный массив сведений по истории, географии, биологии (при этом используя не дошедшие до нас источники) и давшую толчок к развитию научных знании, не спутал шведов с варягами.
Хотя, что весьма принципиально и что вообще-то должно заставить задуматься норманнистов. коль они так легко и мертвым узлом увязывают шведскую историю с историей Руси, одним из вдохновителей его сочинения был шведский король Густав 1 Ваза, который призывал автора воспеть величие и славу своих предшественников. Мюнстср, выполняя столь высокий и ответственный заказ, детально проследил историю шведских правителей и посвятил свою работу этому монарху (237 - Замысловский Е.Е. Описание Литвы, Самогитии. Русс и и н Московии Себастиана Мюнстсра И Журнал Министерства народного просвещения (ЖМНП). Ч. 211. 1880. С. 66-68; Latvakangas А.
Op. cit. S. 117.].
Но при этом он ничего нс сказал о связи древних шведов и их конунгов с русскими варягами, т. к. ни у него, ни у его современников, включая самого короля Швеции, весьма так сильно стремящегося прославить но всей Европе прошлое своего отечества, а хорошо известные той же Европе, как вытекает из информации Мюнстсра и Гсрбсрштсйна. варяги бы тому очень поспособствовали и вместе с тем бы очень задели самолюбие русских, нс желавших с ним общаться на равных (ибо Густав 1 «нс прироженый свойский государь», а «caxi королем учинился», т. с. был избран на трон и потому весьма ограничен во власти, в связи с чем Москва долгое время считала его и его сыновей лишь регентами), и мысли о том нс было. Нс было такой мысли и позже.
В начале 1570-х гг. сын Густава 1 Вазы Юхан 111, стараясь доказать Ивану Грозному, на глазах всей Европы издсвавшсх|уся над его происхождением нс от «государьского рода», а от «мужичьего» («нам цысарь римский брат и инмя вел и кия государи, а тебе тем братом назватись невозможно, потому что Свсйская земля тех государств честию ниже...»), что наносило серьезнейший ущерб на международной арене как династии Ваз, так и самой Швеции, свою равность ему. следовательно, равность Швеции России, с этой целью пошел на фабрикацию подложной родословной, увязывающей род Ваз с древними конунгами, но при этом нс опускаясь глубже 1160-х гг.
То есть и в этом случае ни его, ни его придворных историографов, давно уже поднаторевших в фальсификациях родной истории, варяги, основавшие правящую в России династию, представителя которой Юхан 111 унизительно умолял, как до того делали на протяжении многих лет его отец, Густав 1. и брат. Эрик XIV, «учинить ссбс в братстве» и позволить вести непосредственно переговоры с ним. а нс с новгородским наместником, нс привлекли абсолютно никакого внимания (а ведь более удобного момента с выгодой для ссбя обыграть варяжское, якобы «шведское», происхождение Грозного шведам, конечно, было нс найти).
Параллельно с этим переводчик шведского посольства «Обрам Миколасв», отправленный Юханом III в Россию в 1569 г. и задержанный там на несколько лет. «лазучил и выписывал родство государя нашего и разряды (курсив мой. - В.Ф.), и человек Аврамов за то кажнен...». Но и в родословной русского царя взгляд шведских специалистов в области генеалогии нс задержался на тех же варягах, от которых он - Рюрикович - вел свое начало [238 - Фомин В.В. Варяги в переписке Ивана Грозного с шведским королем Юханом 111 // Отечественная история (ОМ). 2004. Л* 5. С. 121-133; его же. Начальная история Руси. С. 190-191; его же. Иван Грозный о варягах Ярослава Мудрого // Сборник Русского исторического общества (Сб. РИО). Т. 10 (158). Россия и Крыvi. М., 2006. С. 399-418.]. И швед П. Петрей, приступив к написанию «Истории о великом княжестве Московском», которая вышла в Швеции в 1614-1615 гг.. нс скрывал всей тщетности своих немалых усилий в поиске ответа на давно занимавший его вопрос: «Но я нигде нс мог отыскать, что за народ были варяги...» [239 - Petrcjus P. Regni muschovhici sciographia. Thct ar: Hen wiss och cgcntcligh Bcskriffning om Rudzland. Stockholm. 1614-1615. S. 2-6; idem. Historicn und Bcricht von dcm Grosstiirstenthumb Muschkow. Lipsiac. Anno, 1620. S. 139-144; Петрей П. История о великом княжестве Московском. М., 1867. С. 90.). Хотя был нс только весьма близок к официальным кругам, но и являлся «рикс-историографом», обязанным очень хорошо знать основные моменты истории своего народа и государства.
Также нельзя забывать, что шведская историческая мысль к началу XVII в. прочно увязла в болоте мифов, беспрестанно плодивших новые мифы. Гак, в «Прозаической хронике», составленной в 1450-х гг., «фантастически возвеличивается вся история Швеции» от библейского потопа до времени создания хроники. В «Истории всех готских и шведских королей» упсальского архиепископа Ю. Магнуса, изданной в Риме в 1554 г. и представляющей собой «громадный ультрапатриотический латинский панегирик», вобравший в ссбя исландские саги и оказавший, по мнению специалистов, на шведскую историографию последующих полутора веков «наибольшее влияние», Швеция представлена матсрыо-ирароднтсльннцсй многих народов, а сын Иафста Магог зачислен нс только в праотцы, но и в первые короли готов. В генеалогических таблицах Э.Е. Гегеля 1598 г. этот же библейский персонаж выступает в качестве и «праотца» и «первого шведского и готского короля» [240 - История Швеции. М., 1974. С. 7-9; Мыльников А.С. Картина славянского мира. С. 269; его же. Славяне в представлении шведских ученых XVI-XV11 вв. // Первые скандинавские чтения. Этнографические и культурно- исторические аспекты. СПб., 1997. С. 152-153; Грот J1.II. Пугь норманизма: от фантазии к утопии // Варяго-русский вопрос в историографии ! Составит, и ред. В.В. Фомин / Серия «Изгнание норманнов из русской истории». Вып. 2. М., 2010. С. 128.).
В конечном итоге беспредельные националистические амбиции шведов породили готицизм, который утверждал идею об их происхождении от древних завоевателей мира - готов - и о превосходстве шведов над другими народами. А готицизм, как показывает Л.II. Грот на неизвестном отечественной науке материале, на несколько веков очень серьезно помутил сознание шведского общества и привел его в состояние эйфории, в котором оно рассуждало о своей истории и которое так полно выразил в 1934 г. шведский историк К). Нордстрсм: «Ни один из народов Европы, помимо классических народов, не мог предъявить прошлое, полное столь дивных испытаний в мужестве, как мы - потомки готов. Это придало нашему патриотизму новый элемент мужества, как раз в преддверии державного периода XVII в., в который, как казалось его современникам, возродились заново героические силы готов. Но до этого только из исторической пах(яти чериалн шведское национальное чувство и историческая фантазия подлинную пишу. Благодаря трудам историков, благодаря популярным рассказам об исторических судьбах отечества, благодаря небольшим простонародным сочинениям, благодаря красноречию политиков и ученых, благодаря поэзии, театру - великое множество форм использовалось для того, чтобы запечатлеть в шведском народном сознании представление об истории отечества с блистательной героическая сагой о «древних готах», в которой отразилось совершенное проявление силы и способности нашего народа... С такой историей мы чувствовали себя аристократией Европы, которой предопределено владычествовать над миром» [241 - Цит. по: Г рот Л.II. Путь норманизма. С. 153.).
Но при этом шведы, чувствуя «ссбя аристократией Европы, которой предопределено владычествовать над миром», и потому нисколько нс сомневаясь, например, в том, что, как над такими идеями, сильно будоражившими воображение шведского общества еще его времени, открыто смеялся в 1768 г. А.Л. Шлсцср. «уже Гомер и Орфей воспевали шведов», в XIV-XVI вв. не проводили никаких аналогий между норманнами (скандинавами, шведами) и русскими варягами [242 - Schlozcr A.L. Probe russischcr Annalcn. Bremen. Gottingen. 1768. S. 53. anm. 4; История Швеции. С. 7—10.]. Хотя шведские авторы XVI в., повально зараженные идеями мифотворческого готицизма, легко превращавшего истории других народов в историю шведскую, уже начинают вкраплять своих предков в русские древности, но вместе с тем абсолютно нс касаясь варягов. Например, пастор Я. Гислонис, указывает Грот, в кратком историческом обзоре мировой истории Chronologia scu tcmporum series..., опубликованном после его смерти в 1592 г., «называет конкретные даты жизни и славные подвиги некоторых шведских королей, до сих пор не обнаруженных шведской медиевистикой. Так. он сообщал о некоем короле Инго II. который в 900 г. прошел огнем и мечом всю Россию вплоть до Дона, или о короле Нигере, который в 937 г. с флотилией в 1000 судов выступил против русского короля» (243 - Грот Л.П. Путь норманизма. С. 131-132.).
Никаких аналогий между скандинавами и варягами нс проводила и вся очень богатая европейская литература той эпохи, затрагивающая историю Швеции и историю России. Как справедливо подчеркивала Грот в 2010 г., «немецкая традиция XVI-XVII вв.. или шире - традиция общеевропейская, которой следовала и Швеция, в рамках своих знаний о мировой истории ничего нс знала о связи Швеции с древнерусской историей». «Ьолсс того, - тогда же заостряла она внимание на факте, с особенной силой зазвучавшем в науке в последние годы. - в это же время публиковались работы немецкоязычных авторов, где говорилось о варягах как населении Вагрии» [244 - Там же. С. 132-133.].
В-третьих, Мюнстер, конечно, несет печать своего века, но Вагрия в его время была слишком известна, чтобы сочинять о ней небылицы. К тому же он нс Клейн, который всс путает франкского императора с французским, франков с французами, Людоту с Людвигом, шведов и со свсонамн. и с русью, и с варягами, витязя с викингом, а русские «щи» принимает, исходя из своих историко-гастрономических пристрастий, за скандинавские.
И немец Мюнстер, работая над своей «Космографией» 18 лет, отразил широко известную в Западной Европе традицию, согласно которой русские варяги есть вагры: Wagrii odcr Warcgi (т. с. он нс путает вагров с варягами, как ошибочно считает Клейн, а специально подчеркивает устойчивое двойное наименование этого народа), и которую фиксируют другие авторы. Например, вышеназванный немец С. Гсрбсрштсйн в 1549 г., причем независимо от Мюнстсра: в январе - апреле 1516 г. он. посетив в качестве посла Священной Римской империи гсрх1анской нации Данию, значительную часть пути по ней проделал по Вагрии, с 1460 г. входившей в состав датского королевства.
Как следует из его рассказа, посол беседовал с ваграми и почерпнул от своих собеседников сведения о прошлом их земли (так, привел мнение, «что. как полагают. Балтийское морс и получило название от этой Вагрии», т. с. Варяжское море, а под таким
именем оно выступает и в русских летописях), в результате чего и сказал, что родиной варяг ов была Вагрия: вагры «нс только отличались могуществом, но и имели общие с русскими язык, обычаи и веру, то, по моему мнению, русским естественно было призвать себе государями вагров, иначе говоря, варягов (т. с. так же. как и Мюнстер, констатирует два имени одного и того же народа. - В.Ф.). а нс уступать власть чужеземцам, отличавшимся от них и верой, и обычаями, и языком» [245 - Munster S. C'osmographia. Т. IV. Basel, 1628. S. 1420; Гсрбсрштсйн С. Записки о Московии. М.. 1988. С. 60.].
Затем, в XVII - первой половине XVIII в. о южнобалтийском происхождении варягов, в основном из Вагрии. писали многие другие западноевропейцы: немцы В. Латом, Ф. Хемниц, М. Преторий, И. Хюбнер, Г.В. Лейбниц, Ф. Томас, Г.Г. Клювср, М.И. Бэр, С. Бухгольц, датчанин А. Ссллий. Причем Преторий, Томас и Бэр прямо оспорили существовавшую уже норманнскую версию варя!о-русского вопроса. Как, например, указывал в 1688 г. Преторий, русские призвали ссбс князей «от народа своей крови» «из Пруссии и с ними сообщенных народов», но только нс из Данни или Швеции [246 - Practhorius М. Orb is Gothicus. Oliva. 1688. Liber II. Caput 2. § VI. P. 17; Hiibncr J. Gcncalogischc Tabcllcn, ncbst dcncn darzu Gchorigcn gencalogischcn Fragcn. Bd. 1. Leipzig, 1725. S. 281. Die 112 Tab.; Thomas F. A vitae Russorum atquc Meklcnburgcnsium principum propinquitatis scu consangvinitatis monstrata ac dcmonstrata vcstica. Anno, 1717. S. 9—14: Kliivcr Н.П. Viclfalting vcrmcrhrtc Bcschrcibung dcs Hcrzogtums Mccklcnburg. Dritten Tcils crstcs Stuck. Hamburg. 1739. S. 32; Beer M.I. Rcrum Mcclcburgicarum. Lipsiac, 1741. P. 30- 35; Buchholtz S. Vcrsuch in dcr Gcschichte dcs Hcrzogthums Mcklenburg. Rostock. 1753. II Stammtafcl: Гсрьс В.И. Лейбниц и его век. СПб.. 1871. С. 102; Зерцало историческое государей Российских /У Древняя Российская Вивлиофика. СПб., 1891. С. 29.]. И эти германские ученые представляют собой, ссли оперировать принятыми в науке понятиями, антннорманнизм.
Именно тот антннорманнизм. который Клейн, на словах горячий приверженец «соблюдения научной этики» и непримиримый противник «брани и политических обвинений в адрес своих оппонентов», выдаст за «сугубую специфику России», уходящую корнями в тот «комплекс неполноценности, который является истинной основой распространенных у нас ксенофобии», за «ультра-патриотизм», за «воинствующий антинорманизм», за «искусственное, надуманное течение, созданное с ненаучными целями - чисто политическими и националистическими», за «шовинистическую ангажированность и критиканскую фразеологию», за «национальные» и «патриотические амбиции», за «пссдопатриотичсскнс догмы» и даже - подумать только! - за «застарелый синдром Полтавы!» (археолог отличается невероятной плодовитостью в изобретении оплевывающих «за» несогласных с ним), а сегодняшних его представителей клеймит как «дилетантов» и «ультра-патриотов», шумит-бранится. негодуя, «что в XX в. Кузьмин, Фомин и Вилинбахов повторяют то, что в XVIII в. придумал Ломоносов, да так и нс смог доказать» (247 - Клейн Л.С. Спор о варягах. История противостояния и аргументы сторон. СПб., 2009. С. 9, 25, 33, 69, 89-91, 114, 142, 199-201, 204. 209, 211-212, 224, 250-255; его же. Трудно быть Клейном: Автобиография в монологах и диалогах. СПб.. 2010. С. 136- 138, 614. См. об этом подробнее: Фомин В.В. Ломоносовофобия российских норманистов // Варяго-русский вопрос в историографии. С. 353-406.).
Как видим, и великий М.В. Ломоносов ничего нс придумал и свою теорию выхода варяго-россов из пределов Южной Балтики, которую до него отстаивали представители германского мира, т. с., поясню еще раз для Клейна, нс-русскис, так капитально
обосновал, что норманнисты. нс имея возможности сс опровергнуть, вот уже 200 лет, начиная с А.Л. Шлсцсра. злобно и неистово его - гордость и славу России - чернят. Причем особенное усердие в этом очернении, приобретшем уже патологичсскн- маниакальный характер и исскрывасмую ненависть, проявляют свои же, вскормленные в России «норманноинсцы» и «ломоносововсды». Воистину, у нас, у русских, всегда всс с каким-то невероятным размахом, который и нс снился разным там европам. и в охаивании своей же истории н сс деятелей мы впереди планеты всей! Но так ведь нс то что без своей истории, без Родины остаться можно.
К примеру, в 2009-2010 гг. тот же Клейн, поборник, как он ссбя еще представляет, «объективного анализа фактов», много говорил в свойственной для ссбя развязной и бесцеремонной манере, которую его экзальтированные фанаты принимают за высокий «штиль» н самое последнее слово в науке (в их понимании), о безосновательных «крикливых ультрапатриотических эскападах» «вспыльчивого и грубого», известного «пьяными загулами и буянством» Ломоносова, о низкой оценке его трудов, что он «искал в истории прежде всего основу для патриотических настроений...» и потому «написал совершенно фантастическую, но лестную для России историю...», что он, выступив против Миллера, выступил «против оскорбления патриотических чувств...», что «был предвзятым и потому никудышным историком, стремился подладить историю к политике и карьерным соображениям, и в их спорс был. несмотря на частные ошибки, несомненно, кругом прав Миллер», н что «нам теперь издалека очень хорошо видно», что немецкие академики Ьайср. Миллер. Шлсцср «блюли пользу науки, а Ломоносов мешал ей» (248 - Клейн Л.С. Спор о варягах. С. 8, 21-24, 89, 201, 217, 240, 250, 252, 254-255, 258: его же. Трудно быть Клейном. С. 136-138, 614.] (по логике Клейна получается, что то же «оскорбление патриотических чувств» заставило нсх1сцких академиков И.Э. Фишера и Ф.Г. Штрубс дс Пирмонта выступить в 1749-1750 гг. «против Миллера» и указать на полнейшую научную несостоятельность его речи «Происхождение народа и имени российского» и что также под влиянием тех же чувств другой немецкий академик. А.А. Куннк, эту речь в 1875 г. назвал «прспустой» [249 - Дополнения А.А. Куника //Дорн Б. Каспий. СПб., 1875. С. 641 (прим. 5).]).
Так. Ломоносов, один из основателей отечественной науки, в тох! числе исторической (250 - См. об этом подробнее: Фомин В.В. Ломоносов: Гений русской истории. М., 2006; его же. М.В. Ломоносов и русская историческая наука // Слово о Лохюносовс. С. 137-207; Лохюносов М.В. Поли. собр. соч. Т. 6 / Научные редакторы А.Н. Сахаров. В.В. Фомин. М., СПб., 2011. С. 437-566.), создатель русского научного языка, без которого немыслимо развитие науки вообще, «гений, превосходящий всех», как назвал его старший современник, академик Петербургской академии наук нсх!сц Г.В. Крафт [251 - Грот Я.К. Очерк академической деятельности Ломоносова. СПб., 1865. С. 16.), по воле Клейна (кстати, закончившего открытый по детальному проекту Ломоносова Санкт- Пстсрбургский университет и работающего там) превратился во врага науки, ибо, как увидел «объсктивно»-«издалска» этот «нор-маннописсц»/«ломоносововсд», «мешал ей» (и в каких только винах, вопиющая дикость которых показана мною в «Ломоносовофобии российских норманистов». нс виняг сейчас Ломоносова его «благодарные потомки», будто устраивая понятные только им «потешки» на эту тему. Так, в 2011 г., т. с. в юбилейный для нашего гения год, профессор Томского политехнического университета
В.И. Турнасв. утверждая, что руководство Петербургской Академии наук в 1748 г. «попыталось расправиться» с лидерох! борьбы с «tuyMa*ccnsorcd*tUHiiofi» Г.Ф. Миллером, «воспользовавшись делом о переписке с Ж.-Н. Дслилсм - лидером движения 1745-1747 гг., изгнанным из страны и объявленным вне закона», заключил, нс без вздоха сожаления, естественно, что Ломоносов тогда, «надо признать, сыграл далеко нс лучшую свою роль, став... пособником реакции» [252 -Турнасв В.И. Г.-Ф.Миллер и корпоративное движение в Петербургской Академии наук: годы реакции // Вестник Томского государственного университета. История. 20II. № 4 (16). С. 62. 64. О «деле» Дслиля. шпионившего в пользу Франции, см: Фомин В.В. Ломоносовофобия российских норманистов. С. 308-31 1.)).
Других русских дореволюционных антинорманнистов «объсктивно-мысляший» и всю жизнь работающий, по его заверениям, «на благо русской науки, отстаивая сс силу, честь и достоинство». Клейн превратил, что отражает всю гамму предельных чувств, которую он к НИХ! испытывает, во врагов человечества и поставил - во «благо русской науки, отстаивая с с силу, честь и достоинство»? - на одну доску с идеологами фашизма: «Некоторые рсакционно-настроснныс историки (Иловайский, Забелин), подходя к вопросу с позиции великодержавного шовинизма, выступали против «норманской теории», поскольку она противоречит идее о том. что русский народ по самой природе своей призван повелевать н господствовать над другими народами» [253 - Клейн Л.С. Спор о варягах. С. 25.] (а академик Б.А. Рыбаков, как всс «советские актинорманисты» признававший норманство варягов, но принижавший их значение в русской истории, был, по Клейну, взявшемуся, кажется, доказывать давно уже известную истину, что сон paiyxia рождает чудовищ, «нс просто патриотом, а несомненно русским националистом... ультрапатриотом -он был склонен пылко преувеличивать истинные успехи и преимущества русского народа во всех*, ставя его выше всех соседних» [254 - Клейн Л.С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества. СПб., 2004. С. 70.)).
И Ломоносов, конечно, не придумывал за араба ад-Ди-машки (1256-1327) пояснение, уходящее своими корнями в древность, что варяги «суть славяне славян (т. с. знаменитейшие из славян)» [255 - Вснслин Ю.И. Известия о варягах арабских писателей и злоупотребления в истолковании оных // Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете. Кн. 4. М., 1870. С. 10.). Нс придумывал он, разумеется, и иудейскую традицию X в. в лице еврейского хронографа «Книга Иосиппон» и испанского иудея Ибрагима Ибн-Якуба, локализующую русь. о чем рассказывается в первой части, также на южных берегах Балтийского моря [256 - Всстбсрг Ф.Ф. Комментарий на записку Ибрагих1а ибн-Якуба о славянах. СПб., 1903. С. 146; его же. К анализу восточных источников о Восточной Европе//ЖМНП. Новая серия. Ч. 13. № 2. СПб., 1908. С. 375; Древняя Русь в свстс зарубежных источников. Хрестоматия. Т. III. Восточные источники. М., 2009. С. 79.).
Перечисленные традиции - западноевропейская, арабская, иудейская - абсолютно совпадают с той, что содержится в Повести временных лет (ПВЛ), в которой рукою летописца конца X в. отмечено, что варяги «ссдять» по Варяжскому морю «к западу до земле Агнянски...» [257 - Летопись по Лаврентьевскому списку (ЛЛ). СПб., 1897. С. 3-4.). Зсх1ля «Агнянски» - это юго-восточная часть Ютландского полуострова, где обитали до переселения в середине V в. в Британию англо-саксы (память о них сохранилась в названии провинции Angcln в земле Шлсзвиг-Голштсйн ФРГ). С англосаксахш на востоке соседили «варины», «вары». «вагры». населявшие Вагрию, т. с. варяги, на которых указывают и Мюнстер с Гсрбсрштсйном (варягахш затем будут именовать на Руси всс славянские и славяноязычные народы Южной Балтики, а позднее - многих представителей Западной Нвропы [258 - Фомин В.В. Варяги и варяжская русь: К итогам дискуссии по варяжскому вопросу. М., 2005. С. 336-376.]).
Остается подчеркнуть и такой еще принципиальной важности факт, как совпадение рассказа ПВЛ о призвании варягов и варяжской руси в 862 г. восточнославянскими и угро-финскими племенами с преданием, которое сохранилось в памяти потомков южнобалтийских славян и которое, о чем речь шла в первой части, было записано в 1830- х гг. французом К. Мармьс: как на Русь пришли и сели княжить соответственно в Новгороде, Пскове и на Бслоозсрс сыновья короля южнобалтийских ободритов Годлава Рюрик Миролюбивый, Сивар Победоносный и Трувор Верный [259 - Marmier X. Lcttrcs sur 1с Nord. T. 1. Paris, 1840. P. 30-31.].
Таким образом, за называсхюй Клейном «оплошностью» Мюнстсра, которую массовыми тиражами более 200 лет излагали всей Европе - с 1544 г. по, по крайней мере. 1753 г. - чистокровные германцы, т. с., согласно классификации археолога, русские «ультра- патриоты» с застаревшим синдромом Полтавы, стоят четыре совершенно независимые друг от друга традиции - русская, западноевропейская, арабская, иудейская, а также огромный археологический, антропологический, лингвистический и нумизматический материал (он частично был озвучен в первой части), во многие разы превосходящий то. что или действительно - в малом объеме - связано со скандинавахш, или им - в огромном объеме - приписывается [260 - Фомин В.В. Варяги и варяжская русь. С. 58—108, 422-461; его же. Ломоносов. С. 226-316; его же. Начальная история Руси. С. 78—223; его же. Ломоносовофобия российских норманистов. С. 204-496.].
Как констатировал в 2007 г. академик В.Л. Янин, посвятивший, в отличие от Клейна, свою плодотворную научную жизнь скрупулезному изучению варяго-русских древностей и очень непростой работе, совершенно незнакомой Клейну, с разного вида письменными источниками, наши пращуры призвали Рюрика и варягов, «которые называли ссбя Русью», из пределов Южной Балтики, «откуда многие из них и сами были родом. Можно сказать, они обратились за помощью к дальним родственниках!» [261 - Итоги. 2007. № 38 (588). С. 24; Русский Newsweek. 2007. № 52 - 2008. № 2 (176). С. 58.).
И данные ДНК-генетики, прнводих!ыс крупнейшим специалистом в этой области А.А. Клссовых!, также связывают Рюриковичей всс с той же славянской Южной Балтикой (262
- http://pcrcformat.ru/20l 3/02/ryurikovichi;http://pcrcformat.ru/20l3/02/pro-ncgativistov; http://rarogfilm.ru*'blog/64]. А генетика - это биологическая матсх!атика, и сс результаты Клейну с сотоварищахш ни опровергнуть (попробуй опровергнуть число «пи» или таблицу умножения), ни заболтать не удастся. Как бы ни старались, строя из себя великих мудрецов, вссзнаск и всспоннмаск. Да еще плюс к тому чисто славянские названия городов, которые основали варяги и русь в землях восточнославянских и угро-финских племен: Новгород, Бслоозсро, Изборск и другие (германо-скандинавских названий городов на Руси нс было вообще, хотя их там и много строили). Основали и дали им названия (и кто же станет спорить с такой очевидной истиной) на toxi языке, на котором говорили, - на славянском.
К проклятию Клейна антинорманнизма как «сугубой специфики России» надлежит добавить, что свой антннорманнизм уже сформировался в ирландской историографии, которая, к счастью для себя, вышла из плена норх!анннстского тезиса, что первые города в Ирландии были основаны викингахш. Об этох! пишет Л.П. Грот и приводит слова ирландского историка Ф. Бирна, сказанные в 2005 г.: «Часто вызывает удивление, что «варвары»-викинги смогли принести «городскую цивилизацию» в Ирландию... Даны, которые заселили большую часть северной и восточной Англии, нс строили городов, хотя они оккупировали Йорк и приложили немало усилии для захвата Лондона - два главных города в римских провинциях Британии, которые продолжали существовать и в англосаксонский период. На Фарерских островах. Шетландских островах, на Оркнейских островах, в Сатерленде, на Гебридах и даже в Исландии, где они заселили пустынные местности или захватили заселенные местным населением территории, города нс появились» [263 - См. об этом подробнее: 1'рот Л.П. «Варины-варягн-варингн»: судьбы в истории и историографии // Начала русского мира / Труды Первой Международной конференции. 28-30 октября 2010 г. СПб., 2011. С. 78-79: сс же. О Рослагсне на дне морском... С. 433-434.).
А вот на Руси города появились сразу же по приходе варягов. Причем города эти варяги строили со знанием дела, вызревавшим в народах веками и по крупицам, что также увязывает их с Южной Балтикой, где существовала, в отличие от других земель балтийского Поморья, высокоразвитая городская традиция, которая затем, лишь с псрссслснцами-славянамн, перейдет на Скандинавский полуостров, жители которого до XIII в. городов нс знали вовсе [264 - Фомин Н.В. Ломоносовофобия российских норманистов. С. 483-486; Грот Л.П. О Рослагсне на дне морском... С. 434—437.] (однако в нашей археологии явственны два процесса: с одной стороны, удревнять время проникновения скандинавов на территорию Восточной 1£вропы, с другой, «омолаживать» время основания древнерусских городов. Гак. у летописного Бслоозсра-Бслозсрска прямо у нас на глазах отняли целый век, и он отмечал в 2012 г.. согласно указу президента Д.А. Медведева, нс 1150 лет, а 1050. Принятие подобных решений, касающихся наших древностей, т. с. достояния и наследия всего российского общества, по рекомендации одних только археологов, заключения которых весьма зыбки и проблематичны, без учета мнения историков - глубоко принципиальная ошибка. Сродни той, когда по одной довольно странной монете, обстоятельства «обретения» которой сразу же обросли анекдотами, Казань резко «постарела» и с помпой отмечала в 2005 г. якобы свое 1000- лстис. Как-то eccbxia выборочно датируют археологи славянские и неславянские памятники, давно действуя в отношении первых в лучших традициях «скептической школы». К тому же принятие таких решений свидетельствует о том, что норманнисты, обращал я внимание в 2012 г. по случаю празднования 1 150-лстия зарождения российской государственности в их подаче, стремятся узаконить свой взгляд на русскую историю на высшем уровне, хотя властные структуры могут и не догадываться об отведенной нм роли в борьбе с антннорманнизмом [265 - Фомин В.В. Слово о Ломоносове //Слово о Ломоносове. С. 38.)).
Параллельно с этим переводчик шведского посольства «Обрам Миколасв», отправленный Юханом III в Россию в 1569 г. и задержанный там на несколько лет. «лазучил и выписывал родство государя нашего и разряды (курсив мой. - В.Ф.), и человек Аврамов за то кажнен...». Но и в родословной русского царя взгляд шведских специалистов в области генеалогии нс задержался на тех же варягах, от которых он - Рюрикович - вел свое начало [238 - Фомин В.В. Варяги в переписке Ивана Грозного с шведским королем Юханом 111 // Отечественная история (ОМ). 2004. J6 5. С. 121-133; его же. Начальная история Руси. С. 190-191; его же. Иван Грозный о варягах Ярослава Мудрого // Сборник Русского исторического общества (Сб. РИО). Т. 10 (158). Россия и Крыvi. М., 2006. С. 399-418.). И швед II. Петрей, приступив к написанию «Истории о великом княжестве Московском», которая вышла в Швеции в 1614-1615 гг.. нс скрывал
всей тщетности своих нсх<алых усилий в поиске ответа на давно занимавший его вопрос: «Но я нигде нс мог отыскать, что за народ были варяги...» [239 - Petrejus P. Rcgni muschovhici sciographia. Thet ar: Hen wiss och cgcntcligh Beskriflning om Rudzland. Stockholm. 1614-1615. S. 2-6; idem. Historicn und Bcricht von dcm Grossfurstcnthumb Muschkow. Lipsiae. Anno, 1620. S. 139-144; Петрей П. История о великом княжестве Московском. М., 1867. С. 90.]. Хотя был нс только весьма близок к официальным кругам, но и являлся «рикс-историографом», обязанным очень хорошо знать основные моменты истории своего народа п государства.
Также нельзя забывать, что шведская историческая мысль к началу XVII в. прочно увязла в болоте мифов, беспрестанно плодивших новые мифы. Так, в «Прозаической хронике», составленной в 1450-х гг., «фантастически возвеличивается вся история Швеции» от библейского потопа до времени создания хроники. В «Истории всех готских и шведских королей» упсальского архиепископа Ю. Магнуса, изданной в Риме в 1554 г. и представляющей собой «громадный ультрапатриотический латинский панегирик», вобравший в ссбя исландские саги и оказавший, по мнению специалистов, на шведскую историографию последующих полутора веков «наибольшее влияние», Швеция представлена матерью-прародительницей многих народов, а сын Иафета Магог зачислен нс только в праотцы, но и в первые короли готов. В генеалогических таблицах Э.Е. Гегеля 1598 г. этот же библейский персонаж выступает в качестве и «праотца» и «первого шведского и готского короля» [240 - История Швеции. М., 1974. С. 7-9; Мыльников А.С. Картина славянского мира. С. 269; его же. Славяне в представлении шведских ученых XVI-XVII вв. // Первые скандинавские чтения. Этнографические и культурно- исторические аспекты. СПб., 1997. С. 152-153; Грот J1.II. Путь норманизхо: от фантазии к утопии // Варяго-русский вопрос в историографии ! Составит, и ред. В.В. Фомин / Серия «Изгнание норманнов из русской истории». Вып. 2. М., 2010. С. 128.].
В конечном итоге беспредельные националистические амбиции шведов породили готицизм, который утверждал идею об их происхождении от древних завоевателей мира - готов - и о превосходстве шведов над другими народами. А готицизм, как показывает Л.II. Грот на неизвестном отечественной науке материале, на несколько веков очень серьезно помутил сознание шведского общества и привел его в состояние эйфории, в котором оно рассуждало о своей истории н которое так полно выразил в 1934 г. шведский историк К). Нордстрсм: «Ни один из народов Европы. помимо классических народов, не мог предъявить прошлое, полное столь дивных испытаний в мужестве, как мы - потомки готов. Это придало нашему патриотизму новый элемент мужества, как раз в преддверии державного периода XVII в., в который, как казалось его современникам, возродились заново героические силы готов. Но до этого только из исторической нах!яти черпали шведское национальное чувство и историческая фантазия подлинную пищу. Благодаря трудах! историков, благодаря популярным рассказам об исторических судьбах отечества, благодаря небольших! простонародным сочинениях!, благодаря красноречию политиков и ученых, благодаря поэзии, театру - великое множество форх! использовалось для того, чтобы запечатлеть в шведском народном сознании представление об истории отечества с блистательной героическая сагой о «древних готах», в которой отразилось совершенное проявление силы и способности нашего народа... С такой историей мы чувствовали себя аристократией Европы. которой предопределено владычествовать над миром» [241 - Цит. по: Грот Л.II. Путь норманизма. С. 153.).
Но при этом шведы, чувствуя «ссбя аристократией Европы, которой предопределено владычествовать над миром», и потому нисколько нс сомневаясь, например, в том. что, как над такими идеями, сильно будоражившими воображение шведского общества еще его времени, открыто смеялся в 1768 г. А.Л. Шлсцср. «уже Гомер и Орфей воспевали шведов», в XIV-XVI вв. не проводили никаких аналогий между норманнами (скандинавами, шведами) и русскими варягами [242 - Schlozcr A.L. Probe russischcr Annalcn. Bremen, Gottingen. 1768. S. 53. anm. 4; История Швеции. С. 7—10.]. Хотя шведские авторы XVI в., повально зараженные идеями мифотворческого готицизма, легко превращавшего истории других народов в историю шведскую, уже начинают вкраплять своих предков в русские древности, но вместе с тем абсолютно нс касаясь варягов. Например, пастор Я. Гислонис, указывает Грот, в кратком историческом обзоре мировой истории Chronologia scu tcmporum series..., опубликованном после его смерти в 1592 г., «называет конкретные даты жизни и славные подвиги некоторых шведских королей, до сих пор не обнаруженных шведской медиевистикой. Так. он сообщал о некоем короле И иго II, который в 900 г. прошел огнем и мечом всю Россию вплоть до Дона, или о короле Йигере, который в 937 г. с флотилией в 1000 судов выступил против русского короля» (243 - Грот Л.П. Путь норманизхо. С. 131-132.].
Никаких аналогий между скандинавами и варягами нс проводила и вся очень богатая европейская литература той эпохи, затрагивающая историю Швеции и историю России. Как справедливо подчеркивала Грот в 2010 г., «немецкая традиция XVI-XV1I вв.. или шире - традиция общеевропейская, которой следовала и Швеция, в рамках своих знаний о мировой истории ничего нс знала о связи Швеции с древнерусской историей». «Ьолсс того, - тогда же заостряла она внимание на факте, с особенной силой зазвучавшем в науке в последние годы. - в это же время публиковались работы немецкоязычных авторов, где говорилось о варягах как населении Вагрии» [244 - Там же. С. 132-133.].
В-третьих, Мюнстер, конечно, несет печать своего века, но Вагрня в его время была слишком известна, чтобы сочинять о ней небылицы. К тому же он нс Клейн, который всс путает франкского императора с французским, франков с французами, Людоту с Людвигом, шведов и со свсонами. и с русью, и с варягами, витязя с викингом, а русские «щи» принимает, исходя из своих историко-гастрономических пристрастий, за скандинавские.
И немец Мюнстер, работая над своей «Космографией» 18 лет, отразил широко известную в Западной Европе традицию, согласно которой русские варяги есть вагры: Wagrii odcr Warcgi (т. с. он нс пугает вагров с варягами, как ошибочно считает Клейн, а специально подчеркивает устойчивое двойное наименование этого народа), и которую фиксируют другие авторы. Например, вышеназванный немец С. Гсрбсрштсйн в 1549 г., причем независимо от Мюнстсра: в январе - апреле 1516 г. он. посетив в качестве посла Священной Римской империи rcpxtancKoii нации Данию, значительную часть пути по ней проделал по Вагрии, с 1460 г. входившей в состав датского королевства.
Как следует из его рассказа, посол беседовал с ваграми и почерпнул от своих собеседников сведения о прошлом их земли (так, привел мнение, «что. как полагают. Балтийское море и получило название от этой Вагрии», т. с. Варяжское море, а под таким именем оно выступает и в русских летописях), в результате чего и сказал, что родиной варягов была Вагрня: вагры «нс только отличались могуществом, но и имели общие с русскими язык, обычаи и веру, то. по моему мнению, русским естественно было призвать себе государями вагров, иначе говоря, варягов (т. с. так же, как и Мюнстср. констатирует два имени одного и того же народа. - В.Ф.). а нс уступать власть чужеземцам.
отличавшимся от них и верой, и обычаями, и языком» [245 - Munster S. C'osmographia. Т. IV. Basel, 1628. S. 1420; Гсрбсрштсйн С. Записки о Московии. М.. 1988. С. 60.].
