Оригинал взят у 
aquilaaquilonis в Последняя шутка Хармса
aquilaaquilonis в Последняя шутка Хармса
Сегодня исполняется 70 лет со дня смерти великого русского писателя Даниила Ивановича Ювачёва (Хармса).
Даниил Иванович в роли своего воображаемого брата Ивана Ивановича,
«приват-доцента Санкт-Петербургского Университета, по-видимому, эстета и мистика».
1938 г.
Вера Кетлинская, которая возглавляла в блокаду ленинградскую писательскую организацию, рассказывала, что ей в начале войны приходилось несколько раз удостоверять личность Хармса, которого подозрительные граждане, в особенности подростки, принимали из-за его странного вида и одежды (гольфы, необычная шляпа, «цепочка с массой загадочных брелоков вплоть до черепа с костями» и т.д.) за немецкого шпиона. Наконец, 23 августа 1941 г. Хармс был арестован НКВД за распространение в своём окружении «клеветнических и пораженческих настроений».
«Двадцать третьего августа, – сообщала в письме от 1 сентября 1941 г. жена Хармса Марина Малич своей эвакуировавшейся на Урал подруге Наталии Шанько, – Даня уехал к Николаю Макаровичу. Я осталась одна без работы, без денег, с бабушкой на руках. Что со мной будет, я не знаю, но знаю только, что жизнь для меня кончена с его отъездом». Что стояло за словами «отъезд к Николаю Макаровичу», друзья понимали сразу. Николай Макарович Олейников был давно арестован и, по слухам, погиб.
В постановлении на арест приводятся слова, якобы сказанные Хармсом:
«Советский Союз проиграл войну в первый же день, Ленинград теперь либо будет осажден или умрет голодной смертью, либо разбомбят, не оставив камня на камне… Весь пролетариат необходимо уничтожить, а если же мне дадут мобилизационный листок, я дам в морду командиру, пусть меня расстреляют; но форму я не одену и в советских войсках служить не буду, не желаю быть таким дерьмом. Если меня заставят стрелять из пулемёта с чердаков во время уличных боев с немцами, то я буду стрелять не в немцев, а в них из этого же пулемёта».
Полагают, что с целью избежать расстрела Хармс симулировал сумасшествие; военный трибунал определил «по тяжести совершённого преступления» содержать его в психиатрической больнице. Хармс умер от голода 2 февраля 1942 г. в отделении психиатрии тюремной больницы «Крестов».
Из воспоминаний заключённого «Крестов» Д.И. Щапова, который с октября 1941 года до февраля 1942 года выносил и грузил в машины трупы умерших: «В день приходилось выносить от 25 до 40 трупов. Одежда мертвецов изнутри была покрыта шевелящейся коркой вшей. Какие-либо бирки и пометки отсутствовали. Эти люди оставались никем не учтёнными. Трупы мы выносили во двор. Там их складывали в машины и куда-то увозили. Кто были эти люди, куда их увезли, никто не знал. И 3 февраля 1942 года я увидел: двери всех камер были открыты в тюремный коридор. Некого было в них больше запирать».
Автошарж Хармса из письма Александру Введенскому в Харьков. 1937 г.
Хармс в 1938 г.
Хармс после ареста в 1941 г. Последняя фотография
Даниил Иванович в роли своего воображаемого брата Ивана Ивановича,
«приват-доцента Санкт-Петербургского Университета, по-видимому, эстета и мистика».
1938 г.
Вера Кетлинская, которая возглавляла в блокаду ленинградскую писательскую организацию, рассказывала, что ей в начале войны приходилось несколько раз удостоверять личность Хармса, которого подозрительные граждане, в особенности подростки, принимали из-за его странного вида и одежды (гольфы, необычная шляпа, «цепочка с массой загадочных брелоков вплоть до черепа с костями» и т.д.) за немецкого шпиона. Наконец, 23 августа 1941 г. Хармс был арестован НКВД за распространение в своём окружении «клеветнических и пораженческих настроений».
«Двадцать третьего августа, – сообщала в письме от 1 сентября 1941 г. жена Хармса Марина Малич своей эвакуировавшейся на Урал подруге Наталии Шанько, – Даня уехал к Николаю Макаровичу. Я осталась одна без работы, без денег, с бабушкой на руках. Что со мной будет, я не знаю, но знаю только, что жизнь для меня кончена с его отъездом». Что стояло за словами «отъезд к Николаю Макаровичу», друзья понимали сразу. Николай Макарович Олейников был давно арестован и, по слухам, погиб.
В постановлении на арест приводятся слова, якобы сказанные Хармсом:
«Советский Союз проиграл войну в первый же день, Ленинград теперь либо будет осажден или умрет голодной смертью, либо разбомбят, не оставив камня на камне… Весь пролетариат необходимо уничтожить, а если же мне дадут мобилизационный листок, я дам в морду командиру, пусть меня расстреляют; но форму я не одену и в советских войсках служить не буду, не желаю быть таким дерьмом. Если меня заставят стрелять из пулемёта с чердаков во время уличных боев с немцами, то я буду стрелять не в немцев, а в них из этого же пулемёта».
Полагают, что с целью избежать расстрела Хармс симулировал сумасшествие; военный трибунал определил «по тяжести совершённого преступления» содержать его в психиатрической больнице. Хармс умер от голода 2 февраля 1942 г. в отделении психиатрии тюремной больницы «Крестов».
Из воспоминаний заключённого «Крестов» Д.И. Щапова, который с октября 1941 года до февраля 1942 года выносил и грузил в машины трупы умерших: «В день приходилось выносить от 25 до 40 трупов. Одежда мертвецов изнутри была покрыта шевелящейся коркой вшей. Какие-либо бирки и пометки отсутствовали. Эти люди оставались никем не учтёнными. Трупы мы выносили во двор. Там их складывали в машины и куда-то увозили. Кто были эти люди, куда их увезли, никто не знал. И 3 февраля 1942 года я увидел: двери всех камер были открыты в тюремный коридор. Некого было в них больше запирать».
Автошарж Хармса из письма Александру Введенскому в Харьков. 1937 г.
Хармс в 1938 г.
Хармс после ареста в 1941 г. Последняя фотография
