narvasadataa в Древнерусское холодное оружие- 1.
Совня, совна, совь — древковое оружие с изогнутым однолезвийным наконечником, насаженным на длинное (как правило, выше человеческого роста) деревянное древко. Могло дополняться крюками или шипами.Совня большую часть своего существования являлась преимущественно пехотным оружием, применяемым, главным образом, в строю.По принципу действия близка лохаберской секире и бердышу; сходна с западноевропейским оружием глевия, китайским гуань дао и японским нагината.
Боевой топор — разновидность топора, предназначенная для поражения живой силы. Является многофункциональным ударно-рубящим оружием. Отличительной особенностью боевого топора является небольшой вес лезвия (около 0,5 кг) и длинное топорище (от 50 см). Боевые топоры были ручными и двуручными, односторонними и двусторонними. Для односторонних боевых топоров характерно изогнутое топорище, обух вынесен за рукоять и выполняет роль противовеса. У двусторонних боевых топоров топорище прямое, роль противовеса выполняет вторая сторона. Применялся боевой топор как для ближнего боя, так и для метания. Если для пеших воинов топор зачастую являлся основным оружием, то для всадников он был вспомогательным. Малая площадь поражения компенсировалась достаточно небольшим весом и значительной пробивной силой
Секира (слав. сокира - топор)
К секирам относят топоры, у которого длина бойка больше его высоты. Лезвие секиры обычно имеет форму полумесяца, хотя встречаются и другие формы. Иногда на обухе находился крючок, которым пехотинцы стаскивали всадников с лошади. Секиры известны с бронзового века; с появлением железа они получили распространение у многих народов.
Главная разница между топором и секирой - в балансе. Секира сбалансирована так, чтобы давать своему носителю приличную свободу движений. Следствие балансировки - большинство секир пригодны для того, чтобы колоть (топор не дает такой возможности и делать ему заостренное вперед "перо" нет смысла).
Достоинствами секиры являются:
- пробивная сила (намного выше, чем у меча);
- маневренность (намного выше, чем у топора).
Недостатки:
- неподходит для "многослойного" строя (ей нужно больше места для размаха);
- невозможность скользящих ударов (по сравнению с двуручным мечом рабочая только небольшая часть ее длины).
Пик популярности секир в Европе пришелся на XIV-XVI века: это был асимметричный ответ пехоты на утяжеление рыцарской брони. В русском войске секиры были широко распространены в IX-XV веках. В XVI веке они вытесняются в России бердышом, в Западной Европе - алебардой.
Бердыш— холодное оружие в виде топора (секиры) с искривлённым, наподобие полумесяца, лезвием, насаженным на длинное древко — ратовище.
На Руси бердыши появляются в первой половине XV века, а позднее получают всеобщее распространение, как оружие стрелецких войск и городской охраны. Здесь он занимал нишу европейской алебарды, но выполнял несколько иные функции. Крестьянам предписывалось на случай войны хранить оружие, среди которого были и бердыши.
Приёмы работы бердышом, несмотря на разное крепление наконечника к рукояти, были близки приёмам для глевии или нагамаки, но были более разнообразны. Он подходил для размашистых рубящих ударов, а также мог эффективно использоваться для защиты. Острая заточка позволяла наносить режущие удары. Основываясь на конструкции оружия, историки полагают, что оно могло использоваться и для нанесения колющих ударов острым концом. О применении стрельцами бердышей в событиях 1660 года по переправе польско-литовской конницы через реку писал польский шляхтич Ян Пасек:
Жестокая тут настала резня в этой толпе, а наиболее ужасны были бердыши; через четверть часа однако не вышел из них из этого смешения, а высекли их так, что и один не ушёл, поскольку остались в чистом поле, говорили, их было около 100. Из наших тот, кто полёг, тот лежал, а кто остался — тот страдал от ран; подо мной коня гнедого пулей ранили в грудь, порезали бердышом лоб, а также колено. Ещё бы он мне послужил, если бы не эта коленная рана, поскольку я был удачлив до коней в войске.
Клевец — разновидность боевого топора.
Большой вес боевых топоров обеспечивал отличную пробивную силу, но не всегда был удобен. Клевец и чекан были оружием, объединяющим высокую пробивную способность с хорошей досягаемостью и небольшим весом.
У клевца широкое лезвие топора заменялось узким отогнутым вниз лезвием, — клевец можно скорее назвать боевой киркой. Такой топор при весе всего 1—1,5 кг и длине 60—80 см, пробивал любые доспехи и щиты, так как удар приходился на очень малую площадь. Однако, клевец также мало подходил для отражения ударов, и, естественно, неизбежно намертво застревал во всём, что пробивал.
Часто клевец и чекан объединялись на одном топорище — так клевец уравновешивался чеканом и наоборот, вследствие чего общая масса возрастала незначительно. Иногда комбинация клевца и чекана снабжалась ещё и остриём направленным вперёд и уравновешивалась для метания.
Клевец и чекан были оружием преимущественно конных бойцов. Особую популярность они приобрели в Европе в XV—XVII веках, когда доспехи усовершенствовались настолько, что пробивная способность мечей стала недостаточной. Древнейшим оружием подобного рода является китайский клевец «гэ».
Наконечники сулиц. современнная реконструкция.
Сулица — разновидность метательного оружия. Представляет собой дротик, метательное копье, имеющее железный наконечник длиной 15—20 см и древко длиной 1,2—1,5 м. Активно использовалось в восточной и северной Европе в период IX—XIII вв как боевое и охотничье оружие.
В качестве вспомогательного метательного оружия в бою и на охоте сулица использовалась практически по всей восточной и северной Европе на протяжении IX—XIII вв. В частности, сулицы применялась викингами, славянскими племенами и, позднее, войсками русских княжеств. По распространенности сулица являлась вторым оружием дистанционного боя после лука. При этом практически нигде лук не вытеснил сулицу полностью. Преимущество сулицы заключалось прежде всего в том, что она занимал только одну руку, — в другой мог быть, например, щит. Тяжёлые сулицы, в отличие от стрел, сохраняли убойную силу на всём протяжении полёта, а на небольшых расстояниях превосходили стрелы и по точности. Сулицу, в принципе, можно было метнуть так точно, как только этого позволяло умение метателя, поскольку на нее не влияли факторы, не зависевшие от стрелка (как это происходило, например, со стрелами).
Уже в VI веке, в первых записях византийских историков о вступивших в борьбу с Византией славянах, говорится, что они шли в бой, вооружённые двумя-тремя метательными дротиками. У нас облегчённые для метания копья назвались сулицами. Псевдо-Маврикий* в своей книге "Тактика и стратегия" рекомендовал такие славянские дротики своим пехотинцам, когда те либо не умели пользоваться луком, либо просто не имели под рукой стрел.
При использовании в бою сулицы метались воином с расстояния 10-30 метров. При этом немаловажным эффектом могло быть не только поражение тела противника, но и застревание сулицы в его щите — сулица, засевшая в щите, мешала воину маневрировать им, прикрываясь от ударов, и утяжеляла щит, вынуждая опустить его. Попытки избавиться от сулицы в щите также повышали уязвимость воина.
Максимальный эффект достигался при массовом применении сулиц, для чего, по одной из теорий, перед началом сражения каждый воин имел одну-две сулицы, чтобы метнуть их при сближении с противником. Кроме того, в большинстве войск региона существовали также легковооруженные воины, основным вооружением которых были сулицы. Основной проблемой в использовании сулиц, как и любых дротиков, был сильно ограниченный максимальный боезапас метателя (максимум 8-10 штук).
Когда сулицы использовались на охоте, их лезвия делались широкими. Наоборот, для битвы, перо сулицы заострялось и сужалось, отчего могло пробить крепкий доспех или глубоко войти в щит. В XVI-XVII веке, когда короткие метательные копья особенно широко использовались русскими воинами, для сулиц появились специальные колчаны с гнёздами, куда могли положить сразу три сулицы. Такой колчан, получивший название джид (происх. татар.), носили на левой стороне на поясе.
Кстати в Липецкой битве 1216 года удар сулицами был одним из первых: "И удариша на Ярославлих пешцев с топорки и с сулицами".
http://www.slavyanskiy.clan.su/forum/38-72-1
Оригинал взят у narvasadataa в Древнерусское холодное оружие- 2 . Боевые топоры, булавы, кистени.
narvasadataa в Древнерусское холодное оружие- 2 . Боевые топоры, булавы, кистени.
А. Н. КИРПИЧНИКОВ "Древнерусское оружие" 1966г.
БОЕВЫЕ ТОПОРЫ
С е к ъ i р а . . . отьсече съблазнь вражью
Стихирарь XII в.
Письменные источники упоминают топоры в качестве боевого оружия славян с VIII в. По отечественным материалам, известно лишь несколько узколезвийных колунов, относящихся к последней четверти I тысячелетия н. э. на территории древней Руси, достигает по нашим подсчетам 1600 экз., из них большая часть происходит из погребений (1130 экз. ), остальные найдены на городищах и случайно.
По сообщению Ибн Фадлана, видевшего воинов-русов на Волге, «при каждом из них имеется топор, меч и нож, (причем) со всем этим они (никогда) не расстаются». Шестью веками позже С. Герберштейн не только описал военное снаряжение русских, но и объяснил его назначение: — «Каждый (имеет) с собою топор, огниво, котлы или медный горшок, чтобы, если он случайно попадет туда, где не найдет ни плодов, ни чесноку, ни луку или дичи, иметь возможность развести там огонь, наполнить горшок водою, бросить в него полную ложку проса, прибавить соли и варить». При помощи топора прокладывали дороги, делали засеки и тверди, запасались топливом, наводили мосты, чинили суда и повозки, вели восстановительные и осадные работы. В случае необходимости специальные «путедельцы» расчищали дорогу войску в труднопроходимых местах «секуще и равняюще, да не трудятся лютым путем».
Судя по находкам, «военный» топор почти всегда меньше и легче хозяйственного. Тяжелый и массивный рабочий топор был обременителен в походе и неудобен в битве, воину-профессионалу требовалось более легкое оружие.
Для многих боевых топоров характерна дырочка на лезвии.дырочка предназначалась для пристегивания к лезвию матерчатого чехла, «до ся чловек не обрежет». Возможно, что это отверстие использовали также для подвешивания топора к седлу, на стену и т. п. Следовательно, наличие отверстия на лезвии является признаком дорожного или походного топора.
Итак, переходим к анализу форм древнерусских топоров. К специально боевым относятся прежде всего чеканы — топоры, тыльная часть обуха которых снабжена молоточком.По точному определению В. Даля, чекан «ручное оружие, а встарь знак сана, топорик с молоточком на аршинной рукояти»
История чекана связана с далекими походами и передвижениями евразийских кочевников. Железные чеканы в Восточной Европе появились в составе скифского вооружения в VI в. до н. э.
Чеканы как знак ранга и боевое оружие характерны для русского войска вплоть до конца XVII в. Западноевропейские рыцари начнут использовать чеканы как средство раздробления брони лишь с XIII—XIV вв.
К типу II относятся чеканы с трапециевидным лезвием и узким пластинчатым выступом на тыльной части обуха 52 (рис. 26, 1—6; XVII, 2; XVIII, 1 и 4). Иногда такие топорики называют двусечными, что неточно, так как пластинчатый выступ, противоположный лезвию, всегда затуплен. Древнейшие образцы этой формы найдены на Кавказе и в Башкирии. Все древнерусские экземпляры найдены преимущественно в дружинных курганах и датируются X — началом XI в. и позднее не встречаются.
Исключительно «военное» значение можно признать за узколезвийными небольшими топориками (тип III) с вырезным обухом и верхними и нижними боков - щекавицами
В X—XI вв. эти топорики встречаются в дружинных погребениях большинтва русских областей. Почти половина находок обнаружена во Владимирских курганах.
Ниже пойдет речь о топорах как специально боевых, так и сочетающих свойства орудия и оружия. Таковы прежде всего образцы с оттянутым вниз лезвием, двумя парами боковых щекавиц и удлиненным вырезным обухом (тип IV). Топоры этого типа (самые массовые по числу находок) в зависимости от размера бывают боевыми или рабочими.
Появились эти топоры в X в., а в XI— отчасти XII в. в русском войске они, видимо, предпочитались другим формам. Во всяком случае во многих русских областях топоры этого типа господствовали в XI в. и нередко (судя по курганам) являлись единственным оружием воинов. Широкому распространению топоров этой группы способствовала совершенная конструкция (коэффициент полезного действия приближается к единице) и надежное устройство обуха (с которым мы познакомились на примере типа III). «Щекавицы, отростки боковых сторон обуха предохраняли рукоятку при раскачивании заклинившегося топора, удлинение тыльной части или отходящие от нее отростки-мысики предохраняли рукоятку от излома при вытаскивании топора после вертикального удара». Таким образом, топором описанной конструкции можно было совершать разнообразные движения и прежде всего нанести мощный вертикальный удар. Топоры данной группы обладают некоторой изогнутостью лезвия книзу, что придавало им наряду с рубящими и режущие свойства.
Можно уточнить происхождение секир типа IV. Они появляются на Руси еще в X в. А большинство зарубежных аналогий, в том числе прибалтийские и польские, относится к XI в. Таким образом, есть основания считать топоры с вырезным обухом и боковыми щекавицами русским изобретением, 70 распространившихся вскоре далеко за пределы своей родины.
Характерной особенностью следующей группы топоров «с выемкой и опущенным лезвием» (тип V) является прямая верхняя грани боковые щекавицы только с нижней стороны обуха. Топоры типа V датируются X — первой половиной XII в. и представлены двумя большими группами: боевой и рабочей. Наибольшее скопление этих топоров отмечается на севере Руси. В курганах Юго-Восточного Приладожья они, например, господствуют среди других форм. Южнее Ярославской и Владимирской областей топоры типа V за редким исключением не встречаются.
Топоры типа VI распространены главным образом в средней и северной Руси от Рязанщины и Смоленщины до Ленинградской области. Происходят они из Центральной иСеверной Европы, где известны с VIII—IX вв. В XI—XII вв. эти топоры (в разных видоизменениях) довольно широко распространены в Восточной Европе.
К совершенно особой группе относятся секиры с широким симметрично расходящимся лезвием, косо срезанным у режущего края (тип VII)
Характерные топоры этого типа тонки, снабжены боковыми щекавицами и имеют ширину лезвия по отношению к длине равную 4: 5 или даже 1: 1. Древнейшие широколезвийные секиры найдены в курганах второй половины X в. в Приладожье, но в основном типичны для северной Руси XI в. (включая Ленинградскую область). Чем южнее, тем меньше этих форм. Так, в Ярославской, Владимирской и Смоленскообластях найдено только 4 секиры типа VII.
Все исследователи единодушно признают скандинавское происхождение широколезвийных секир,распространившихся около 1000 г. на всем севере Европы.
Боевое применение широколезвийных секир англосаксонской и норманской пехотой увековечено на ковровой вышивке из Байе (1066—1082 гг. ). Судя по этой вышивке, длина древка топора была равна примерно метру или несколько более. В период своего расцвета, в XI в.,эти топоры распространены на огромной территории от Карелии до Британии, поэтому специально норманским оружием их назвать нельзя.не в ближайшем к Швеции Поморье,а в центральных районах страны, где пребывание викингов маловероятно. Показателен в этом отношении также пример Руси, там эти секиры найдены в местных крестьянских курганах и известны по изображениям. Топоры описанного типа долго сохраняются в Прибалтике, ими изобилуют куршские погребения XII-XIV вв.
В самостоятельный тип выделяются узколезвийные топоры (тип VIII) Они напоминают образцы типа III, однако по конструкции обуха, универсальному назначению, распространению и развитию существенно отличны от последних. Ширина лезвия составляет 2/3 высоты. Обычны боковые щекавицы. В группе различаются боевые и хозяйственные топоры, причем последние всегда преобладают. Среди боевых топоров различных форм описанные представлены наименьшим количеством находок. Оно и неудивительно. Для X—XI вв.колуновидные топоры были архаичны; основное их развитие относится к V—IX вв. н. э.(появились они на территории Восточной Европы еще в первой половине I тыс. н. э. ), когда их находят и в раннеславянских памятниках. Найденные на памятниках X—XI вв. тяжелые и несовершенные колуновидные топоры являются показателем замкнутости и замедленности культурного развития ряда восточноевропейских районов. В собственно русских областях они почти не встречаются, но на окраинах, в чудских районах некоторое время еще бытуют (Юго-Восточное Приладожье, Муромщина). Вообще у финнов и некоторых прибалтийских племен узколезвийные топоры держатся гораздо дольше, чем у славян, но и там около 1000 г. в ряде мест быстро вытесняются более совершенными формами (например, на Муромщине). Начиная с XI в. на территории древней Руси архаический колун в общем — случайная находка.
В XII—XIII вв. распространяются топоры,несколько напоминающие узколезвийные формы предшествующего времени (тип VIIIA). От архаических колунов они отличаются иным соотношением длины и ширины лезвия (2: 1 или 1. 5: 1) и отсутствием щекавиц; обух их вытянут желобком вокруг топорища или заканчивается небольшими мысиками (рис. 29, 8, 9 и 30, 12). Появление этих топоров не означало возврат к архаическим формам, их следует связать с выработкой массового типа рабочего топора без каких-либо трудоемких, удорожающих деталей.
Какое место занимал боевой топор в вооружении русского войска, каково было военное значение топора по сравнению с другими «орудиями войны»?
Значение боевого топора определяется при сопоставлении археологических комплексов.
По нашим подсчетам, топор найден примерно в каждом третьем кургане, содержащим оружие X — начала XI в. Популярность топора как боевого средства подтверждают и письменные источники. Об оснащении этим оружием русского войска в X в. сообщают Ибн Фадлан и Ибн Мискавейх. Лев Диакон в описании русской-византийской войны 970—971 гг. отмечает боевое применение секир наряду с мечами. Наконец, в письме епископа Бруно к Генриху II в 1008 г. сообщается, что войска Владимира Святославича были вооружены множеством топоров и мечей. В общем создается впечатление, что в раннекиевский период топор являлся важным и весьма распространенным оружием.
Для XI—XII вв. количество известных боевых топоров возрастает. Их находят в каждом втором кургане того времени, содержащим оружие. Судя по погребальным памятникам, почти 2/3 секироносцев имели топор в качестве единственного оружия. По курганам XI—XII вв. видно, что с умершим в могилу клали (в отличие от предшествующего периода) самое необходимое, символизировавшее его пол и основное занятие при жизни. К таким предметам, видимо, относился и боевой топор, бывший по ритуальным представлениям людей того времени для погребенного более важным предметом (необходимая напутственная и дорожная вещь), чем копье или стрелы. Ведь не случайно, что в курганах XI—XII вв. чаще всего находят не специально боевые топорики, а секиры, имеющие универсальное назначение.Следовательно, курганные боевые топоры лишь весьма односторонне характеризуют вооружение воинов. Преобладание боевого топора в курганах XI—XII вв. еще не означает его преобладания в составе холодного оружия того времени. Бесспорно, что топор был массовым оружием ополченца и простого воина, но он, по-видимому, не являлся основным оружием всего войска. Ратники, погребенные в курганах этого периода, относились к социальным низам русского войска и имели топоры чаще всего, вероятно, в качестве пехотного оружия (основная часть боевых топоров найдена в северных и центральных областях, где пехота составляла основную силу войска).Оружие княжеских дружин, определявшее средства борьбы было, конечно, гораздо богаче и разнообразней. В XII—XIII вв. значение боевого топора как распространенного и массового оружия уменьшается. Находки его в курганах становятся реже. В южнорусских городах, погибших во время татаро-монгольского нашествия, на несколько боевых топоров обычно приходятся десятки копий, много сабель, мечей и сотни стрел. Топор, конечно, не утратил своего значения для пехоты. Простые ополченцы продолжали действовать в бою топорами и сулицами, что видно из летописного рассказа о Липецкой битве 1216 г. 127 Во время осады болгарского города Ошеля в 1219 г. пехотинцыпередовой штурмующей военной силы: «Приступи Святослав к граду со все страны, а наперед пешцы с огнем и с топоры, а за ними стрелцы и копейницы и бысть брань зла, и подсекоша тын и вал разкопаша и зажгоша». Сходный сюжет проиллюстрирован в Радзивиловской летописи. На миниатюре (л. 128 об. ), изображающей взятие Торжка половцами в 1093 г., мы видим пехотинца, рубящего топором городские стены. Однако сообщения летописи о топорах очень немногочисленны. Источники подчеркивают необычные или исключительные случаи владения этим оружием. Так, во время сражения со шведами в 1240 г. новгородец Сбыслав Якунович «многажды биашеся единым топором, не имеа страха в сердци». Восхищаясь мужеством воина, летописец намекает на недостаточность его вооружения. Только дважды упомянут топор в княжеских руках. В 1071 г. Глеб Святославович убил топором волхва: «Глеб же вынем топор, ростя и, и наде мертв». Использование секиры в данном случае вызвалось необходимостью. Перед разговором с волхвом князь спрятал ее под плащ. Скрыть меч или копье,видимо, было или трудно, или невозможно. В другом эпизоде летопись рассказывает как во время Липецкой битвы князь Мстислав Удалой с безудержной отвагой «проехав триждысквозе полкы княжи Юрьевы и Ярославли,секучи люди, бе бо у него топор с паворозою на руце». Летописная история удельной Руси наполнена описаниями военных событий. Однако напрасно мы будем искать здесь упоминание топора. На миниатюрах и иконах военные отряды изображены с копьями, мечами, саб лями и стрелами, а с обычными рабочими секирами лишь изредка показаны пехотинцы, восставшие крестьяне и горожане. Не фгурирует боевой топор в былинах и героических песнях, не упоминается он в договорах и клятвах, с ним почти не связаны выражения военной лексики. Как атрибут княжеской власти парадный топорик по своему значению, очевидно, уступал копью и мечу. Причины редкого употребления топора феодальной знатью и княжескими дружинниками заключается не столько в пренебрежительном отношении к нему как оружию простонародья,сколько в тактических особенностях конного боя. Топор — традиционное оружие пехоты. Лучшей иллюстрацией тактического использования топора является изображение на ковре из Байе. Десятки реалистических рисунков ковра демонстрируют пехотинцев, дравшихся широколезвийной секирой (по нашей классификации — тип VII), однако мы видим, что их действия безуспешны. Вот один из бойцов размашисто замахнулся топором, но враг поразил его копьем в незащищенный бок. В другой сцене секироносец, размахиваясь, держит топор двумя руками, его щит съехал в сторону, в это время всадник рубит его мечом. Далее изображен пехотинец, который вонзает
топор в шею коня, до самого всадника ему не достать. Сцены ковра обнаруживают полное торжество конных копейщиков над пехотинцами-секироносцами. Одновременно они показывают, что конники почти не употребляли топора. То же самое в значительной мере дейтвительно и для Руси, где конница начиная с XI в. становилась главным родом войск. Ее основным оружием были копья, сабли, стрелы и мечи. Копье, например, доставало противника дальше, чем топор. На одной из миниатюр Радзивиловской летописи (л. 41, верх) изображен знатный дружинник Лют Свенельдович. Охотясь на коне, он подвергся неожиданному нападению конного копейщика. Для того чтобы показать бессилие, обреченность и неравность борьбы, миниатюрист изобразил Люта отбивающегося топором, хотя текст летописи об этом молчит. Единоборство окончилось победой копьеносца и убийством Люта.
Топор продолжал применяться во время затяжного кавалерийского боя, превратившегося в тесную схватку отдельных групп, когда длинное древковое оружие лишь мешало движению. Лучше всего здесь подходил легкий боевой топорик, например чекан, им можно было владеть одной рукой. Именно таким образом, очевидно, действовал в бою в описанном выше случае Мстислав Удалой.
Его топор при помощи темляка прочно удерживался в руке. Всадник не мог эффективно бороться, держа топор сразу двумя руками,так как не мог закрыться щитом и терял управление конем. Анализ источников приводит к заключению, что для конного дружинника XII—XIII вв. топор по тактическим причинам не был основным средством борьбы. Итак, боевое применение топора в древней Руси прошло два больших этапа. В X в. в связи с важным значением пешей рати топор являлся важнейшим «орудием войны». В XI—XIII вв. в связи с возрастающей ролью конницы военное значение топора снижается, хотя он по прежнему остается массовым пехотным оружием.
БОЕВЫЕ ТОПОРЫ
С е к ъ i р а . . . отьсече съблазнь вражью
Стихирарь XII в.
Письменные источники упоминают топоры в качестве боевого оружия славян с VIII в. По отечественным материалам, известно лишь несколько узколезвийных колунов, относящихся к последней четверти I тысячелетия н. э. на территории древней Руси, достигает по нашим подсчетам 1600 экз., из них большая часть происходит из погребений (1130 экз. ), остальные найдены на городищах и случайно.
По сообщению Ибн Фадлана, видевшего воинов-русов на Волге, «при каждом из них имеется топор, меч и нож, (причем) со всем этим они (никогда) не расстаются». Шестью веками позже С. Герберштейн не только описал военное снаряжение русских, но и объяснил его назначение: — «Каждый (имеет) с собою топор, огниво, котлы или медный горшок, чтобы, если он случайно попадет туда, где не найдет ни плодов, ни чесноку, ни луку или дичи, иметь возможность развести там огонь, наполнить горшок водою, бросить в него полную ложку проса, прибавить соли и варить». При помощи топора прокладывали дороги, делали засеки и тверди, запасались топливом, наводили мосты, чинили суда и повозки, вели восстановительные и осадные работы. В случае необходимости специальные «путедельцы» расчищали дорогу войску в труднопроходимых местах «секуще и равняюще, да не трудятся лютым путем».
Судя по находкам, «военный» топор почти всегда меньше и легче хозяйственного. Тяжелый и массивный рабочий топор был обременителен в походе и неудобен в битве, воину-профессионалу требовалось более легкое оружие.
Для многих боевых топоров характерна дырочка на лезвии.дырочка предназначалась для пристегивания к лезвию матерчатого чехла, «до ся чловек не обрежет». Возможно, что это отверстие использовали также для подвешивания топора к седлу, на стену и т. п. Следовательно, наличие отверстия на лезвии является признаком дорожного или походного топора.
Итак, переходим к анализу форм древнерусских топоров. К специально боевым относятся прежде всего чеканы — топоры, тыльная часть обуха которых снабжена молоточком.По точному определению В. Даля, чекан «ручное оружие, а встарь знак сана, топорик с молоточком на аршинной рукояти»
История чекана связана с далекими походами и передвижениями евразийских кочевников. Железные чеканы в Восточной Европе появились в составе скифского вооружения в VI в. до н. э.
Чеканы как знак ранга и боевое оружие характерны для русского войска вплоть до конца XVII в. Западноевропейские рыцари начнут использовать чеканы как средство раздробления брони лишь с XIII—XIV вв.
К типу II относятся чеканы с трапециевидным лезвием и узким пластинчатым выступом на тыльной части обуха 52 (рис. 26, 1—6; XVII, 2; XVIII, 1 и 4). Иногда такие топорики называют двусечными, что неточно, так как пластинчатый выступ, противоположный лезвию, всегда затуплен. Древнейшие образцы этой формы найдены на Кавказе и в Башкирии. Все древнерусские экземпляры найдены преимущественно в дружинных курганах и датируются X — началом XI в. и позднее не встречаются.
Исключительно «военное» значение можно признать за узколезвийными небольшими топориками (тип III) с вырезным обухом и верхними и нижними боков - щекавицами
В X—XI вв. эти топорики встречаются в дружинных погребениях большинтва русских областей. Почти половина находок обнаружена во Владимирских курганах.
Ниже пойдет речь о топорах как специально боевых, так и сочетающих свойства орудия и оружия. Таковы прежде всего образцы с оттянутым вниз лезвием, двумя парами боковых щекавиц и удлиненным вырезным обухом (тип IV). Топоры этого типа (самые массовые по числу находок) в зависимости от размера бывают боевыми или рабочими.
Появились эти топоры в X в., а в XI— отчасти XII в. в русском войске они, видимо, предпочитались другим формам. Во всяком случае во многих русских областях топоры этого типа господствовали в XI в. и нередко (судя по курганам) являлись единственным оружием воинов. Широкому распространению топоров этой группы способствовала совершенная конструкция (коэффициент полезного действия приближается к единице) и надежное устройство обуха (с которым мы познакомились на примере типа III). «Щекавицы, отростки боковых сторон обуха предохраняли рукоятку при раскачивании заклинившегося топора, удлинение тыльной части или отходящие от нее отростки-мысики предохраняли рукоятку от излома при вытаскивании топора после вертикального удара». Таким образом, топором описанной конструкции можно было совершать разнообразные движения и прежде всего нанести мощный вертикальный удар. Топоры данной группы обладают некоторой изогнутостью лезвия книзу, что придавало им наряду с рубящими и режущие свойства.
Можно уточнить происхождение секир типа IV. Они появляются на Руси еще в X в. А большинство зарубежных аналогий, в том числе прибалтийские и польские, относится к XI в. Таким образом, есть основания считать топоры с вырезным обухом и боковыми щекавицами русским изобретением, 70 распространившихся вскоре далеко за пределы своей родины.
Характерной особенностью следующей группы топоров «с выемкой и опущенным лезвием» (тип V) является прямая верхняя грани боковые щекавицы только с нижней стороны обуха. Топоры типа V датируются X — первой половиной XII в. и представлены двумя большими группами: боевой и рабочей. Наибольшее скопление этих топоров отмечается на севере Руси. В курганах Юго-Восточного Приладожья они, например, господствуют среди других форм. Южнее Ярославской и Владимирской областей топоры типа V за редким исключением не встречаются.
Топоры типа VI распространены главным образом в средней и северной Руси от Рязанщины и Смоленщины до Ленинградской области. Происходят они из Центральной иСеверной Европы, где известны с VIII—IX вв. В XI—XII вв. эти топоры (в разных видоизменениях) довольно широко распространены в Восточной Европе.
К совершенно особой группе относятся секиры с широким симметрично расходящимся лезвием, косо срезанным у режущего края (тип VII)
Характерные топоры этого типа тонки, снабжены боковыми щекавицами и имеют ширину лезвия по отношению к длине равную 4: 5 или даже 1: 1. Древнейшие широколезвийные секиры найдены в курганах второй половины X в. в Приладожье, но в основном типичны для северной Руси XI в. (включая Ленинградскую область). Чем южнее, тем меньше этих форм. Так, в Ярославской, Владимирской и Смоленскообластях найдено только 4 секиры типа VII.
Все исследователи единодушно признают скандинавское происхождение широколезвийных секир,распространившихся около 1000 г. на всем севере Европы.
Боевое применение широколезвийных секир англосаксонской и норманской пехотой увековечено на ковровой вышивке из Байе (1066—1082 гг. ). Судя по этой вышивке, длина древка топора была равна примерно метру или несколько более. В период своего расцвета, в XI в.,эти топоры распространены на огромной территории от Карелии до Британии, поэтому специально норманским оружием их назвать нельзя.не в ближайшем к Швеции Поморье,а в центральных районах страны, где пребывание викингов маловероятно. Показателен в этом отношении также пример Руси, там эти секиры найдены в местных крестьянских курганах и известны по изображениям. Топоры описанного типа долго сохраняются в Прибалтике, ими изобилуют куршские погребения XII-XIV вв.
В самостоятельный тип выделяются узколезвийные топоры (тип VIII) Они напоминают образцы типа III, однако по конструкции обуха, универсальному назначению, распространению и развитию существенно отличны от последних. Ширина лезвия составляет 2/3 высоты. Обычны боковые щекавицы. В группе различаются боевые и хозяйственные топоры, причем последние всегда преобладают. Среди боевых топоров различных форм описанные представлены наименьшим количеством находок. Оно и неудивительно. Для X—XI вв.колуновидные топоры были архаичны; основное их развитие относится к V—IX вв. н. э.(появились они на территории Восточной Европы еще в первой половине I тыс. н. э. ), когда их находят и в раннеславянских памятниках. Найденные на памятниках X—XI вв. тяжелые и несовершенные колуновидные топоры являются показателем замкнутости и замедленности культурного развития ряда восточноевропейских районов. В собственно русских областях они почти не встречаются, но на окраинах, в чудских районах некоторое время еще бытуют (Юго-Восточное Приладожье, Муромщина). Вообще у финнов и некоторых прибалтийских племен узколезвийные топоры держатся гораздо дольше, чем у славян, но и там около 1000 г. в ряде мест быстро вытесняются более совершенными формами (например, на Муромщине). Начиная с XI в. на территории древней Руси архаический колун в общем — случайная находка.
В XII—XIII вв. распространяются топоры,несколько напоминающие узколезвийные формы предшествующего времени (тип VIIIA). От архаических колунов они отличаются иным соотношением длины и ширины лезвия (2: 1 или 1. 5: 1) и отсутствием щекавиц; обух их вытянут желобком вокруг топорища или заканчивается небольшими мысиками (рис. 29, 8, 9 и 30, 12). Появление этих топоров не означало возврат к архаическим формам, их следует связать с выработкой массового типа рабочего топора без каких-либо трудоемких, удорожающих деталей.
Какое место занимал боевой топор в вооружении русского войска, каково было военное значение топора по сравнению с другими «орудиями войны»?
Значение боевого топора определяется при сопоставлении археологических комплексов.
По нашим подсчетам, топор найден примерно в каждом третьем кургане, содержащим оружие X — начала XI в. Популярность топора как боевого средства подтверждают и письменные источники. Об оснащении этим оружием русского войска в X в. сообщают Ибн Фадлан и Ибн Мискавейх. Лев Диакон в описании русской-византийской войны 970—971 гг. отмечает боевое применение секир наряду с мечами. Наконец, в письме епископа Бруно к Генриху II в 1008 г. сообщается, что войска Владимира Святославича были вооружены множеством топоров и мечей. В общем создается впечатление, что в раннекиевский период топор являлся важным и весьма распространенным оружием.
Для XI—XII вв. количество известных боевых топоров возрастает. Их находят в каждом втором кургане того времени, содержащим оружие. Судя по погребальным памятникам, почти 2/3 секироносцев имели топор в качестве единственного оружия. По курганам XI—XII вв. видно, что с умершим в могилу клали (в отличие от предшествующего периода) самое необходимое, символизировавшее его пол и основное занятие при жизни. К таким предметам, видимо, относился и боевой топор, бывший по ритуальным представлениям людей того времени для погребенного более важным предметом (необходимая напутственная и дорожная вещь), чем копье или стрелы. Ведь не случайно, что в курганах XI—XII вв. чаще всего находят не специально боевые топорики, а секиры, имеющие универсальное назначение.Следовательно, курганные боевые топоры лишь весьма односторонне характеризуют вооружение воинов. Преобладание боевого топора в курганах XI—XII вв. еще не означает его преобладания в составе холодного оружия того времени. Бесспорно, что топор был массовым оружием ополченца и простого воина, но он, по-видимому, не являлся основным оружием всего войска. Ратники, погребенные в курганах этого периода, относились к социальным низам русского войска и имели топоры чаще всего, вероятно, в качестве пехотного оружия (основная часть боевых топоров найдена в северных и центральных областях, где пехота составляла основную силу войска).Оружие княжеских дружин, определявшее средства борьбы было, конечно, гораздо богаче и разнообразней. В XII—XIII вв. значение боевого топора как распространенного и массового оружия уменьшается. Находки его в курганах становятся реже. В южнорусских городах, погибших во время татаро-монгольского нашествия, на несколько боевых топоров обычно приходятся десятки копий, много сабель, мечей и сотни стрел. Топор, конечно, не утратил своего значения для пехоты. Простые ополченцы продолжали действовать в бою топорами и сулицами, что видно из летописного рассказа о Липецкой битве 1216 г. 127 Во время осады болгарского города Ошеля в 1219 г. пехотинцыпередовой штурмующей военной силы: «Приступи Святослав к граду со все страны, а наперед пешцы с огнем и с топоры, а за ними стрелцы и копейницы и бысть брань зла, и подсекоша тын и вал разкопаша и зажгоша». Сходный сюжет проиллюстрирован в Радзивиловской летописи. На миниатюре (л. 128 об. ), изображающей взятие Торжка половцами в 1093 г., мы видим пехотинца, рубящего топором городские стены. Однако сообщения летописи о топорах очень немногочисленны. Источники подчеркивают необычные или исключительные случаи владения этим оружием. Так, во время сражения со шведами в 1240 г. новгородец Сбыслав Якунович «многажды биашеся единым топором, не имеа страха в сердци». Восхищаясь мужеством воина, летописец намекает на недостаточность его вооружения. Только дважды упомянут топор в княжеских руках. В 1071 г. Глеб Святославович убил топором волхва: «Глеб же вынем топор, ростя и, и наде мертв». Использование секиры в данном случае вызвалось необходимостью. Перед разговором с волхвом князь спрятал ее под плащ. Скрыть меч или копье,видимо, было или трудно, или невозможно. В другом эпизоде летопись рассказывает как во время Липецкой битвы князь Мстислав Удалой с безудержной отвагой «проехав триждысквозе полкы княжи Юрьевы и Ярославли,секучи люди, бе бо у него топор с паворозою на руце». Летописная история удельной Руси наполнена описаниями военных событий. Однако напрасно мы будем искать здесь упоминание топора. На миниатюрах и иконах военные отряды изображены с копьями, мечами, саб лями и стрелами, а с обычными рабочими секирами лишь изредка показаны пехотинцы, восставшие крестьяне и горожане. Не фгурирует боевой топор в былинах и героических песнях, не упоминается он в договорах и клятвах, с ним почти не связаны выражения военной лексики. Как атрибут княжеской власти парадный топорик по своему значению, очевидно, уступал копью и мечу. Причины редкого употребления топора феодальной знатью и княжескими дружинниками заключается не столько в пренебрежительном отношении к нему как оружию простонародья,сколько в тактических особенностях конного боя. Топор — традиционное оружие пехоты. Лучшей иллюстрацией тактического использования топора является изображение на ковре из Байе. Десятки реалистических рисунков ковра демонстрируют пехотинцев, дравшихся широколезвийной секирой (по нашей классификации — тип VII), однако мы видим, что их действия безуспешны. Вот один из бойцов размашисто замахнулся топором, но враг поразил его копьем в незащищенный бок. В другой сцене секироносец, размахиваясь, держит топор двумя руками, его щит съехал в сторону, в это время всадник рубит его мечом. Далее изображен пехотинец, который вонзает
топор в шею коня, до самого всадника ему не достать. Сцены ковра обнаруживают полное торжество конных копейщиков над пехотинцами-секироносцами. Одновременно они показывают, что конники почти не употребляли топора. То же самое в значительной мере дейтвительно и для Руси, где конница начиная с XI в. становилась главным родом войск. Ее основным оружием были копья, сабли, стрелы и мечи. Копье, например, доставало противника дальше, чем топор. На одной из миниатюр Радзивиловской летописи (л. 41, верх) изображен знатный дружинник Лют Свенельдович. Охотясь на коне, он подвергся неожиданному нападению конного копейщика. Для того чтобы показать бессилие, обреченность и неравность борьбы, миниатюрист изобразил Люта отбивающегося топором, хотя текст летописи об этом молчит. Единоборство окончилось победой копьеносца и убийством Люта.
Топор продолжал применяться во время затяжного кавалерийского боя, превратившегося в тесную схватку отдельных групп, когда длинное древковое оружие лишь мешало движению. Лучше всего здесь подходил легкий боевой топорик, например чекан, им можно было владеть одной рукой. Именно таким образом, очевидно, действовал в бою в описанном выше случае Мстислав Удалой.
Его топор при помощи темляка прочно удерживался в руке. Всадник не мог эффективно бороться, держа топор сразу двумя руками,так как не мог закрыться щитом и терял управление конем. Анализ источников приводит к заключению, что для конного дружинника XII—XIII вв. топор по тактическим причинам не был основным средством борьбы. Итак, боевое применение топора в древней Руси прошло два больших этапа. В X в. в связи с важным значением пешей рати топор являлся важнейшим «орудием войны». В XI—XIII вв. в связи с возрастающей ролью конницы военное значение топора снижается, хотя он по прежнему остается массовым пехотным оружием.
БУЛАВЫ
Считали, что в средневековой Европе булавы появились с азиатского Востока. Мы не беремся судить, насколько верно это вы-сказывание для Западной Европы, но в отно-шении Восточной Европы с ним можно согласиться. Русь была одной из первых европей-ских стран, где булава появилась в XI в.,причем происхождение этого оружия, по всейвероятности, связано с Юго-Востоком. Близкиепо времени бронзовые изделия, которые можнорассматривать в качестве прототипов древнерусских булав, найдены в восточном Туркестане (правда, дата их не уточнена) и в хазарском слое Саркела—Белой Вежи. Эти находкипо форме несколько отличаются друг от друга,но им присуща одна общая черта, котораяотличает многие средневековые булавы от
образцов более ранних эпох, а именно — выступающие шипы пирамидальной
Весьма массовую категорию находок составляют булавы в раскопках южнорусских городов, погибших при татаро-монгольском нашествии. Встречены они такжев Новгороде, Москве и в крестьянских костромских курганах. Обычно булавы считалисьпринадлежностью знати, но на примере рассматриваемых кубовидных наверший мы сталкиваемся с дешевым и, вероятно, широко доступным оружием рядовых воинов: горожан икрестьян. Об этом свидетельствует также простота и иногда небрежность в отделке самих вещей.
Своего расцвета производство булав достигло в XII—XIII вв., когда появились бронзовые литые навершия весьма совершенной и в то же время сложной формы. Собственно из бронзы изготовлялся только корпус, а середина (конечно, не включая сюдасквозного отверстия для рукояти) заполнялась свинцом. Вес наверший достигал 200—300 г,некоторые из них были позолочены. Эти образцы в бронзе воспроизводили, по-видимому, конструкцию палицы с шипами на конце и с крестообразной проволочной или веревочной обмоткой вокруг них.
На Руси булава, безусловно, входила в арсенал средств военной борьбы. Булавой весом в 200—300 г. с рукоятью длиной не менее 50—60 см в случае прямого удара можно было оглушить и вывести из строя даже защищенного доспехом воина. Боевое назначение булавыподтверждается нахождением ее в комплексес другим оружием в курганах и городищах.На некоторых навершиях имеются механические повреждения (сбитые или обломанные края, зазубренные шипы) — следствие их боевого употребления. Военное назначение булавы
во многих странах X—XIII вв. доказывается как письменными, так и изобразительными источниками. Их употребление зафиксировано,в частности, на ковре из Байе. Позднее, с XII, а главнымобразом с XIII в. этот видударного оружия находит все более широкоеприменение у рыцарской конницы. Булавой пользовались в рукопашнойсхватке, когда требовалось нанести неожидан¬ный и быстрый удар в любом направлении.Булаву вообще можно рассматривать в качестве подсобного дополнительного оружия.Бронзовые или железные булавы использовались дружинниками в конной борьбе. Посообщению Павла Иовия, московские всадники начала XVI в. ведут «борьбу заостренными копьями, железными булавами и стрелами;только немногие имеют сабли». Эти сведениядействительны и для раннего средневековья.Они объясняют популярность булавы преждевсего на юге Руси, где конница имела большее значение, чем в северных землях. Нарядус этим простые железные булавы, составляющие почти половину всех находок могли применять и пехотинцы.
В этой связи остановимся на самом слове
булава, которое встречается в русских документах XVI—XVII вв. Как же именовалибулаву в домонгольский период? Ответить на этот вопрос, пожалуй, можно, если обратиться к летописному свидетельству о Липецкой битве1216 г. В начале этого сражения суздальские воины-пехотинцы, видя надвигающегося противника, «вергъше кии». Кий, по А. В. Арциховскому, палка, по Л. Нидерле, простая крепкая дубина с утяжеленным концом.И. И. Срезневский сопоставлял кий с молотом. Именно в этом значении кий употребляется в Изборнике Святослава(1073 г. ).
В сербском языке киj, КИjак, киjес — название булавы. По В. Далю, кий имеет ряд значений и в том числе: палка-дубина и булава. Таким образом, следуя большинству толкователей, вполне возможно соотнести кий с ударным орудием, а именно булавой. Это тем более вероятно, что для дубины и палки летописи знают ряд определенных терминов: ослоп, палица, хлуд. Как говорилось выше, булава была принадлежностью не только знати), но и простых воинов — в данном случае суздальских пехотинцев . Для обозначения булавы в XI в. существовал и другой термин — «жезл ручной». Именно так названабулава в русском переводе Хроники Георгия Амартола. Известно, что в зрелом средневековье булава и шестопер у русских, турок, поляков,венгров и других народов все больше становились символом власти. Процесс был длительным, и еще в начале XVI в. булава и шестопер служили оружием. Начальственные булавы, отделанные золотом, серебром и драгоценностями, естественно, в бою не употреблялись,но еще некоторое время их брали с собой в походы.
Несколько слов о дубинах (ослопах) и палицах. Археологически эти «орудия» неизвестны, но иногда упоминаются в письменных источниках. Так, по сообщению Ибн Мискавейха, русы-пехотинцы в 943 г. носили дубины. В XI—XIII вв. предметы этого рода,служившие для военных целей, имели наименование рогвица, роговица, рогдица, рогтича. В бою рогдицей (носилась у пояса) стремилисьударить по голове и даже швыряли в противника. Палица в былинах названа «военной»,«боевой», «булатной», «медной», что (особеннов двух последних случаях) дает возможностьотождествить ее с булавой. В экстренныхслучаях палками и жердями могло вооружаться городское и сельское ополчение. В 1151 г.киевляне говорили Изяславу Мстиславичу:«Ать же пойдуть вси, како может и хлуд в руци взяти». Источники упоминают «дреколье» при описании народных движений, лишь однажды «камень и древа, и колья, и вар» отмечены как средства городской обороны(«можем бо брань творить... из града»). Летописец считал «деревянное» оружие архаическим, он вспоминал время до изобретения металлов, когда «палицами и камением бьяхуся». Палка рассматривалась скорее как невоенный предмет. Так, «Русская правда» предусматривала наказание за удар жердью во время драки. Конечно, уровень военной техники IX—XIII вв. определяло не деревянное, а металлическое оружие, например, такое относительно распространенное и недорогое, как копье и топор.
КИСТЕНИ
Кистень — ударное оружие. Метко и точно его описал В. Даль: «Кистень летучий, гиря на ремне, который наматывается, кружа, на кисть, и с размаху развивается; бивались и в два кистеня, в обе — ручь, распуская их, кружа ими,ударяя и подбирая поочередно;к такому бойцу не было рукопашного приступа.
От раннего средневековья до нас дошли только гири от кистеней. Они привязывались ремнем, веревкой (реже цепью) к короткой палке или просто к руке. В раскопках Донецкого городища найдена железная коническая втулка с петлей на конце, служившая, по-видимому, для прикрепления подвешенной на ремне гири с деревянной рукоятью.
С очень отдаленного времени кистень известен как народное, а иногда и разбойничье оружие; его легко было спрятать, а в дорогеон служил для самозащиты и нападения.Отсюда меткие народные пословицы: «Кистенем махнем, корабль возьмем», «Запаслив: в рукаве кистень, в голенище засапожник». В древнерусских письменных источниках кистень не упомянут и нам почти ничего неизвестно о его боевом использовании. Лишь однажды боевая гиря изображена на миниатюре Радзивиловской летописи в руках восставших киевлян в сцене убийства Игоря Ольговича в 1147 г. (л. 179). Несомненно, однако, что в раннесредневековой Руси кистень был принадлежностью не столько мирного жителя сколько воина. Ценные сведения об этом оружии сообщает в своих записках С. Герберштейн. В описании выезда великого князя Василия Ивановича мы читаем: «На спине под поясом он имел особый вид оружия, напоминающий древнеримский цест; этим оружием они (русские ) обычно пользуются на войне. Это палка, несколько длиннее локтя, к которой прибит кожаный ремень длиной в две пяди; на краю ремня находится железная или медная булава, в виде какого-то обрубка. Но у государя этот обрубок был со всех сторон украшен золотом». В другом месте Герберштейн прямо называет это оружие кистенем, а на рисунках, иллюстрирующих его произведение, кистень изображен заткнутым за пояс у всадников с левой стороны. По сообщению И. Д. Вундерера (1590 г. ), русские пешие люди вооружены «луком и кистенем, причем на длинном кожаном ремне висит свинцовая или каменная пулька»
Происхождение и распространение кистеней тесно связано с конным боем. Применение кистеня в быстротечных конных схватках оправдано легкостью и подвижностью этого оружия.
Ловкий и внезапный удар мог быстро поразить или оглушить противника. Кистень, как и булава, был вспомогательным средством борьбы,к которому прибегали, когда нельзя было действовать основными видами оружия — во время неожиданных столкновений и в рукопашных схватках. На некоторых гирях заметны вмятины, повреждения, сбитые узоры — несомненно признаки ударов.
Сведения о кистенях восходят в средневековой Европе к XI в. (нем. Kriegsflegel, Ketten morgenstern, польск. бассалык, сербск. млот и т. д. ). В XIV—XV вв. его применяют во многих странах от Англии до Японии. Страшным оружием являлись тяжелые железные гири (боевой цеп, боевой бич) в руках восставших в период антифеодальных выступлений и освободительных войн (например, цеп — национальное оружие гуситов). Русские кистени, исполненные местного своеобразия, среди европейских находок — одни из древнейших.
Считали, что в средневековой Европе булавы появились с азиатского Востока. Мы не беремся судить, насколько верно это вы-сказывание для Западной Европы, но в отно-шении Восточной Европы с ним можно согласиться. Русь была одной из первых европей-ских стран, где булава появилась в XI в.,причем происхождение этого оружия, по всейвероятности, связано с Юго-Востоком. Близкиепо времени бронзовые изделия, которые можнорассматривать в качестве прототипов древнерусских булав, найдены в восточном Туркестане (правда, дата их не уточнена) и в хазарском слое Саркела—Белой Вежи. Эти находкипо форме несколько отличаются друг от друга,но им присуща одна общая черта, котораяотличает многие средневековые булавы от
образцов более ранних эпох, а именно — выступающие шипы пирамидальной
Весьма массовую категорию находок составляют булавы в раскопках южнорусских городов, погибших при татаро-монгольском нашествии. Встречены они такжев Новгороде, Москве и в крестьянских костромских курганах. Обычно булавы считалисьпринадлежностью знати, но на примере рассматриваемых кубовидных наверший мы сталкиваемся с дешевым и, вероятно, широко доступным оружием рядовых воинов: горожан икрестьян. Об этом свидетельствует также простота и иногда небрежность в отделке самих вещей.
Своего расцвета производство булав достигло в XII—XIII вв., когда появились бронзовые литые навершия весьма совершенной и в то же время сложной формы. Собственно из бронзы изготовлялся только корпус, а середина (конечно, не включая сюдасквозного отверстия для рукояти) заполнялась свинцом. Вес наверший достигал 200—300 г,некоторые из них были позолочены. Эти образцы в бронзе воспроизводили, по-видимому, конструкцию палицы с шипами на конце и с крестообразной проволочной или веревочной обмоткой вокруг них.
На Руси булава, безусловно, входила в арсенал средств военной борьбы. Булавой весом в 200—300 г. с рукоятью длиной не менее 50—60 см в случае прямого удара можно было оглушить и вывести из строя даже защищенного доспехом воина. Боевое назначение булавыподтверждается нахождением ее в комплексес другим оружием в курганах и городищах.На некоторых навершиях имеются механические повреждения (сбитые или обломанные края, зазубренные шипы) — следствие их боевого употребления. Военное назначение булавы
во многих странах X—XIII вв. доказывается как письменными, так и изобразительными источниками. Их употребление зафиксировано,в частности, на ковре из Байе. Позднее, с XII, а главнымобразом с XIII в. этот видударного оружия находит все более широкоеприменение у рыцарской конницы. Булавой пользовались в рукопашнойсхватке, когда требовалось нанести неожидан¬ный и быстрый удар в любом направлении.Булаву вообще можно рассматривать в качестве подсобного дополнительного оружия.Бронзовые или железные булавы использовались дружинниками в конной борьбе. Посообщению Павла Иовия, московские всадники начала XVI в. ведут «борьбу заостренными копьями, железными булавами и стрелами;только немногие имеют сабли». Эти сведениядействительны и для раннего средневековья.Они объясняют популярность булавы преждевсего на юге Руси, где конница имела большее значение, чем в северных землях. Нарядус этим простые железные булавы, составляющие почти половину всех находок могли применять и пехотинцы.
В этой связи остановимся на самом слове
булава, которое встречается в русских документах XVI—XVII вв. Как же именовалибулаву в домонгольский период? Ответить на этот вопрос, пожалуй, можно, если обратиться к летописному свидетельству о Липецкой битве1216 г. В начале этого сражения суздальские воины-пехотинцы, видя надвигающегося противника, «вергъше кии». Кий, по А. В. Арциховскому, палка, по Л. Нидерле, простая крепкая дубина с утяжеленным концом.И. И. Срезневский сопоставлял кий с молотом. Именно в этом значении кий употребляется в Изборнике Святослава(1073 г. ).
В сербском языке киj, КИjак, киjес — название булавы. По В. Далю, кий имеет ряд значений и в том числе: палка-дубина и булава. Таким образом, следуя большинству толкователей, вполне возможно соотнести кий с ударным орудием, а именно булавой. Это тем более вероятно, что для дубины и палки летописи знают ряд определенных терминов: ослоп, палица, хлуд. Как говорилось выше, булава была принадлежностью не только знати), но и простых воинов — в данном случае суздальских пехотинцев . Для обозначения булавы в XI в. существовал и другой термин — «жезл ручной». Именно так названабулава в русском переводе Хроники Георгия Амартола. Известно, что в зрелом средневековье булава и шестопер у русских, турок, поляков,венгров и других народов все больше становились символом власти. Процесс был длительным, и еще в начале XVI в. булава и шестопер служили оружием. Начальственные булавы, отделанные золотом, серебром и драгоценностями, естественно, в бою не употреблялись,но еще некоторое время их брали с собой в походы.
Несколько слов о дубинах (ослопах) и палицах. Археологически эти «орудия» неизвестны, но иногда упоминаются в письменных источниках. Так, по сообщению Ибн Мискавейха, русы-пехотинцы в 943 г. носили дубины. В XI—XIII вв. предметы этого рода,служившие для военных целей, имели наименование рогвица, роговица, рогдица, рогтича. В бою рогдицей (носилась у пояса) стремилисьударить по голове и даже швыряли в противника. Палица в былинах названа «военной»,«боевой», «булатной», «медной», что (особеннов двух последних случаях) дает возможностьотождествить ее с булавой. В экстренныхслучаях палками и жердями могло вооружаться городское и сельское ополчение. В 1151 г.киевляне говорили Изяславу Мстиславичу:«Ать же пойдуть вси, како может и хлуд в руци взяти». Источники упоминают «дреколье» при описании народных движений, лишь однажды «камень и древа, и колья, и вар» отмечены как средства городской обороны(«можем бо брань творить... из града»). Летописец считал «деревянное» оружие архаическим, он вспоминал время до изобретения металлов, когда «палицами и камением бьяхуся». Палка рассматривалась скорее как невоенный предмет. Так, «Русская правда» предусматривала наказание за удар жердью во время драки. Конечно, уровень военной техники IX—XIII вв. определяло не деревянное, а металлическое оружие, например, такое относительно распространенное и недорогое, как копье и топор.
КИСТЕНИ
Кистень — ударное оружие. Метко и точно его описал В. Даль: «Кистень летучий, гиря на ремне, который наматывается, кружа, на кисть, и с размаху развивается; бивались и в два кистеня, в обе — ручь, распуская их, кружа ими,ударяя и подбирая поочередно;к такому бойцу не было рукопашного приступа.
От раннего средневековья до нас дошли только гири от кистеней. Они привязывались ремнем, веревкой (реже цепью) к короткой палке или просто к руке. В раскопках Донецкого городища найдена железная коническая втулка с петлей на конце, служившая, по-видимому, для прикрепления подвешенной на ремне гири с деревянной рукоятью.
С очень отдаленного времени кистень известен как народное, а иногда и разбойничье оружие; его легко было спрятать, а в дорогеон служил для самозащиты и нападения.Отсюда меткие народные пословицы: «Кистенем махнем, корабль возьмем», «Запаслив: в рукаве кистень, в голенище засапожник». В древнерусских письменных источниках кистень не упомянут и нам почти ничего неизвестно о его боевом использовании. Лишь однажды боевая гиря изображена на миниатюре Радзивиловской летописи в руках восставших киевлян в сцене убийства Игоря Ольговича в 1147 г. (л. 179). Несомненно, однако, что в раннесредневековой Руси кистень был принадлежностью не столько мирного жителя сколько воина. Ценные сведения об этом оружии сообщает в своих записках С. Герберштейн. В описании выезда великого князя Василия Ивановича мы читаем: «На спине под поясом он имел особый вид оружия, напоминающий древнеримский цест; этим оружием они (русские ) обычно пользуются на войне. Это палка, несколько длиннее локтя, к которой прибит кожаный ремень длиной в две пяди; на краю ремня находится железная или медная булава, в виде какого-то обрубка. Но у государя этот обрубок был со всех сторон украшен золотом». В другом месте Герберштейн прямо называет это оружие кистенем, а на рисунках, иллюстрирующих его произведение, кистень изображен заткнутым за пояс у всадников с левой стороны. По сообщению И. Д. Вундерера (1590 г. ), русские пешие люди вооружены «луком и кистенем, причем на длинном кожаном ремне висит свинцовая или каменная пулька»
Происхождение и распространение кистеней тесно связано с конным боем. Применение кистеня в быстротечных конных схватках оправдано легкостью и подвижностью этого оружия.
Ловкий и внезапный удар мог быстро поразить или оглушить противника. Кистень, как и булава, был вспомогательным средством борьбы,к которому прибегали, когда нельзя было действовать основными видами оружия — во время неожиданных столкновений и в рукопашных схватках. На некоторых гирях заметны вмятины, повреждения, сбитые узоры — несомненно признаки ударов.
Сведения о кистенях восходят в средневековой Европе к XI в. (нем. Kriegsflegel, Ketten morgenstern, польск. бассалык, сербск. млот и т. д. ). В XIV—XV вв. его применяют во многих странах от Англии до Японии. Страшным оружием являлись тяжелые железные гири (боевой цеп, боевой бич) в руках восставших в период антифеодальных выступлений и освободительных войн (например, цеп — национальное оружие гуситов). Русские кистени, исполненные местного своеобразия, среди европейских находок — одни из древнейших.
