Меня часто спрашивают зарубежные русские люди: есть ли в России еще культура в подлинном смысле слова? Есть ли писатели: прозаики? поэты? Проклятый большевизм сделал и продолжает делать все возможное, чтоб истребить русскую литературу: расстрелян в 1921 году талантливейший поэт Гумилев, в жуткую эпоху ежовского террора 1936-1938г. погибли в застенках НКВД Борис Пильняк, Галина Серебрякова, Ворожский. Погибли еще раньше самоубийством Сергей Есенин, Андрей Соболь, Владимир Маяковский, Марина Цветаева. Умер в 1940 году в Сызранской пересыльной тюрьме Венус (вернувшийся из эмиграции б. офицер Дроздовского полка). Расстрелян в 1938г. в Куйбышеве высланный весной 1935г. из Ленинграда критик А. А. Гизетти… Этот список еще далеко не полон, ибо судьба многих заключенных и сосланных писателей и поэтов мне неизвестна, а их произведения в рукописях видели лишь некоторые их друзья и единомышленники.
Екатерина Петровна Достоевская с сыновьями Федором и Андреем Достоевскими. Дата съемки: 1914. Место съемки: Санкт-Петербург
Мне хочется на страницах «Парижского Вестника» обратиться с призывом к моим, вырвавшимся из кровавых Сталинских лап, соотечественникам, поведать миру те произведения русской подневольной музы, затасканной по одиночкам и тюремным карцерам, загнанной в Карельские леса и ледяные пустыни Колымы и Воркуты, которые никогда и нигде не были напечатаны. Попав на страницы нашей газеты, они войдут в историю самого мрачного периода русской литературы. Для почина поведаю о погибшем в жутких условиях шестнадцатилетнем поэте Федоре Федоровиче Достоевском, внуке гениального Федора Михайловича.
Федя родился в Москве, 22 августа 1905 года, провел детство в Петербурге, с отцом Федором Федоровичем, матерью Екатериной Петровной и бабушкой Анной Григорьевной. Рассказы последней о гениальном деде, верной спутницей которого, издательницей его трудов и замечательного о нем дневника, была она, воспитали в мальчике культ деда при благоговейном почитании А.С. Пушкина. По стопам последнего Федя готовился к поступлению в Александровский лицей. Наступает «бескровная» февральская революция. Мечты воспитанного в пламенной преданности Царю мальчика разбиты.
Семья переезжает в Крым, где у бабушки была дача. Там, в самом начале 1918 года мальчик 12 с половиной лет пишет свои первые стихи:
Я смеюсь. Но мой смех – горше слез,
Ряд подавленных в сердце рыданий,
Я смеюсь над потерею грез,
Я смеюсь над потерей мечтаний.
Я смеюсь над Тобою, желаний
И надежды разрушенный храм…
Этот смех – это звон погребальный
Моим лучшим стремленьям, мечтам».
Далеко не детскими кажутся переживания этого ребенка. В мае 1918 года в его маленьком сердце появляется луч надежды – из Германии, с помощью немецкого оружия возродится Россия и, приветствуя вступление в Крым германских войск, мальчик пишет новое стихотворение, которое четверть века спустя нашло бы себе отклик в миллионах русских сердец.
ВАРЯГАМ
Придите снова правьте нами,
Уймите бешенную страсть,
Пусть будет мир между врагами
Я продолжаю мрачный жизни путь
И твердая да будет власть.
Идите же вперед вы смело
За правое, святое дело
И если гнусный враг падет
И вновь Россия оживет,
Тогда за вас, спасители-варяги
Подымем все мы чаши браги».
В мирный для Крыма период германской оккупации 1918г., Федя усердно учился; с детства владея французским, немецким и английским языком, он много читает вместе с матерью. Она, высококультурная дочь генерала Пугаловского, является его учителем по всем предметам. Наряду с историей глубоко религиозный Федя увлекается Священным Писанием. Вполне естественно мальчик восторженно приветствует успехи Добровольческой армии. Победы в мае 1919 года на Донце, на Дону, на Кавказе находят такой отклик в его стихах:
Надежда есть! Она сверкнула
В краю ином, в краю другом
И в сердце радостью блеснула
и сердце вновь горит огнем.
Бывает часто в непогоду
тогда, как гром еще гремит
И потрясает всю природу
И вся вселенная дрожит –
прорвавши вереницу туч
Уже манит, уже сверкает веселый, яркий, ясный луч.
Но первые неудачи Добровольческой армии в октябре 1919 года, где то далеко на севере под Орлом и Курском показали проницательному вдумчивому отроку, что его горячие надежды на возрождение Родины этим путем, путем победы Добровольцев не осуществятся; глубокой грустью проникнуты его стихи, помеченные 27 октября 1919 года:
ОСЕННЯЯ ПЕСЕНКА
Небо бездонное, небо осеннее,
Птиц улетающих крик,
Солнце холодное, уж не весеннего
В небе блистающий лик.
В воздухе быстро летят паутинки,
В небе унылые тучи несутся,
Шепчут друг другу качаясь былинки:
Дни золотые уже не вернутся.
Далее наступает тяжелый период последней борьбы героев-патриотов. Федя живет событиями дня, сводками с перекопского фронта. Конец. Отплывают от Крыма последние корабли защитников Русской Идеи.
Мальчик остался в Крыму, над которым веет смерть, олицетворенная палачом Венгрии жидом Бела-Куном. Первый же месяц советского террора отмечен стихотворением 15-летнего Феди (декабрь 1920 года):
Опять тоска, опять души стенанье,
Измученной души опять тревожный бред.
Одна отрада лишь – воспоминанья,
Минувших лет едва заметный след.
Вновь без надежд, обманутый судьбою,
И об одном мечтаю я порою,
О если бы скорее отдохнуть.
Это звучное, просящееся на музыку стихотворение было его «лебединой песнью». Жутко вспомнить нам здесь, как на нашей Родине большевизм создал такую обстановку, что не прошедшие долгий жизненный путь старцы, а отроки призывали смерть, ища в ней отдыха. Семья переживает нужду. Хрупкий, нежный мальчик делает всю черную работу по хозяйству, пока мать бегает по урокам иностранных языков в семьях жидов-комиссаров. «Все сделать, чтобы мамочка могла после этой беготни отдохнуть!» - все его мысли направлены к этому. Тут не до учения, некогда даже почитать, некогда заниматься живописью, хотя Федя талантливо рисует акварелью. теперь, он много молится за маму, за Родину… Настала голодная осень 1921 года. недоедание, очереди за куском хлеба, эпидемии – как это все нам знакомо. Заболев брюшным тифом, осложненным менингитом, Федя скончался 14 октября 1921 года в Симферополе. Юный поэт отошел 16-летним в лучший мир, «идеже несть болезни, печали» и… большевизма. 25 мая 1943 года я без труда разыскал в Симферополе Екатерину Петровну. Потеряв мужа, обожаемого сына и свекровь, с которой была всегда дружна, она теперь только нашла покойную жизнь.
Большевики до сих пор видят в гениальном Федоре Михайловиче «реакционного мракобеса», не прощают ему ни «Бесов», ни поучений старца Зосимы в «Братьях Карамазовых», ни прозорливых антисемитских высказываний в «Дневнике Писателя», но сколько представителей Германского командования посетило Екатерину Петровну, как заботливо обеспечили ее всем, что дает в смысле питания военное «Verpflegung». Надпись на дверях квартиры: «Hier wohnt die Schwiegertochter des Schriftstellers Dostojewski» охраняет от всех военных постоев и вызывает почтительное внимание германских солдат, которым известно это славное русское имя. За вкусным кофе со сливками и аппетитными печеньями, беседовал я с Екатериной Петровной в ее уютной гостиной, которую можно назвать «музеем Ф.М. Достоевского». На стенах его портреты. На столиках – альбомы со снимками писателя и членов его семьи.Екатерину Петровну интересовали мои рассказы о племяннике писателя петербургском географе Андрее Андреевиче Достоевском, с которым я совместно отбывал советскую каторгу в карельском концлагере: как он хворал на лесозаготовках рожистым воспалением ноги в лагерном лазарете на Лей-губе в марте 1931 г., как я некурящий, умудрялся добывать этому страстному курильщику, папиросы на Май-губе… Надломленный заключением на Шпалерной улице, этапом, концлагерем, Андрей Андреевич скончался вскоре после выхода из лагеря и Екатерина Петровна, живя в крыму, его уже и не видела. Меня же интересовали многие семейные предания о великом писателе, которые еще не опубликованы. Глубокоправославная, Екатерина Петровна использует свое влияние в германских кругах для блага церкви, возрожденной победой германского оружия. Полное политическое единомыслие и общая вера, что лишь эта победа спасет нашу Россию от жидо-большевистского ига, которую разделяет, впрочем, все мыслящее русское общество в Крыму, делало наши беседы не только содержательными, но и задушевными. Последний раз я видел Екатерину Петровну 15-го июня: умиленный ее рассказами о безвременно погибшем сыне, я записывал его стихи. На рассвете следующего дня я выехал в Западную Европу.
Проф. Гротов. Газета «Парижский Вестник» Париж №78 от 11 декабря 1943 года, с.6-7.
Источник: http://www.belrussia.ru/page-id-5403.html
Екатерина Петровна Достоевская с сыновьями Федором и Андреем Достоевскими. Дата съемки: 1914. Место съемки: Санкт-Петербург
Мне хочется на страницах «Парижского Вестника» обратиться с призывом к моим, вырвавшимся из кровавых Сталинских лап, соотечественникам, поведать миру те произведения русской подневольной музы, затасканной по одиночкам и тюремным карцерам, загнанной в Карельские леса и ледяные пустыни Колымы и Воркуты, которые никогда и нигде не были напечатаны. Попав на страницы нашей газеты, они войдут в историю самого мрачного периода русской литературы. Для почина поведаю о погибшем в жутких условиях шестнадцатилетнем поэте Федоре Федоровиче Достоевском, внуке гениального Федора Михайловича.
Федя родился в Москве, 22 августа 1905 года, провел детство в Петербурге, с отцом Федором Федоровичем, матерью Екатериной Петровной и бабушкой Анной Григорьевной. Рассказы последней о гениальном деде, верной спутницей которого, издательницей его трудов и замечательного о нем дневника, была она, воспитали в мальчике культ деда при благоговейном почитании А.С. Пушкина. По стопам последнего Федя готовился к поступлению в Александровский лицей. Наступает «бескровная» февральская революция. Мечты воспитанного в пламенной преданности Царю мальчика разбиты.
Семья переезжает в Крым, где у бабушки была дача. Там, в самом начале 1918 года мальчик 12 с половиной лет пишет свои первые стихи:
Я смеюсь. Но мой смех – горше слез,
Ряд подавленных в сердце рыданий,
Я смеюсь над потерею грез,
Я смеюсь над потерей мечтаний.
Я смеюсь над Тобою, желаний
И надежды разрушенный храм…
Этот смех – это звон погребальный
Моим лучшим стремленьям, мечтам».
Далеко не детскими кажутся переживания этого ребенка. В мае 1918 года в его маленьком сердце появляется луч надежды – из Германии, с помощью немецкого оружия возродится Россия и, приветствуя вступление в Крым германских войск, мальчик пишет новое стихотворение, которое четверть века спустя нашло бы себе отклик в миллионах русских сердец.
ВАРЯГАМ
Придите снова правьте нами,
Уймите бешенную страсть,
Пусть будет мир между врагами
Я продолжаю мрачный жизни путь
И твердая да будет власть.
Идите же вперед вы смело
За правое, святое дело
И если гнусный враг падет
И вновь Россия оживет,
Тогда за вас, спасители-варяги
Подымем все мы чаши браги».
В мирный для Крыма период германской оккупации 1918г., Федя усердно учился; с детства владея французским, немецким и английским языком, он много читает вместе с матерью. Она, высококультурная дочь генерала Пугаловского, является его учителем по всем предметам. Наряду с историей глубоко религиозный Федя увлекается Священным Писанием. Вполне естественно мальчик восторженно приветствует успехи Добровольческой армии. Победы в мае 1919 года на Донце, на Дону, на Кавказе находят такой отклик в его стихах:
Надежда есть! Она сверкнула
В краю ином, в краю другом
И в сердце радостью блеснула
и сердце вновь горит огнем.
Бывает часто в непогоду
тогда, как гром еще гремит
И потрясает всю природу
И вся вселенная дрожит –
прорвавши вереницу туч
Уже манит, уже сверкает веселый, яркий, ясный луч.
Но первые неудачи Добровольческой армии в октябре 1919 года, где то далеко на севере под Орлом и Курском показали проницательному вдумчивому отроку, что его горячие надежды на возрождение Родины этим путем, путем победы Добровольцев не осуществятся; глубокой грустью проникнуты его стихи, помеченные 27 октября 1919 года:
ОСЕННЯЯ ПЕСЕНКА
Небо бездонное, небо осеннее,
Птиц улетающих крик,
Солнце холодное, уж не весеннего
В небе блистающий лик.
В воздухе быстро летят паутинки,
В небе унылые тучи несутся,
Шепчут друг другу качаясь былинки:
Дни золотые уже не вернутся.
Далее наступает тяжелый период последней борьбы героев-патриотов. Федя живет событиями дня, сводками с перекопского фронта. Конец. Отплывают от Крыма последние корабли защитников Русской Идеи.
Мальчик остался в Крыму, над которым веет смерть, олицетворенная палачом Венгрии жидом Бела-Куном. Первый же месяц советского террора отмечен стихотворением 15-летнего Феди (декабрь 1920 года):
Опять тоска, опять души стенанье,
Измученной души опять тревожный бред.
Одна отрада лишь – воспоминанья,
Минувших лет едва заметный след.
Вновь без надежд, обманутый судьбою,
И об одном мечтаю я порою,
О если бы скорее отдохнуть.
Это звучное, просящееся на музыку стихотворение было его «лебединой песнью». Жутко вспомнить нам здесь, как на нашей Родине большевизм создал такую обстановку, что не прошедшие долгий жизненный путь старцы, а отроки призывали смерть, ища в ней отдыха. Семья переживает нужду. Хрупкий, нежный мальчик делает всю черную работу по хозяйству, пока мать бегает по урокам иностранных языков в семьях жидов-комиссаров. «Все сделать, чтобы мамочка могла после этой беготни отдохнуть!» - все его мысли направлены к этому. Тут не до учения, некогда даже почитать, некогда заниматься живописью, хотя Федя талантливо рисует акварелью. теперь, он много молится за маму, за Родину… Настала голодная осень 1921 года. недоедание, очереди за куском хлеба, эпидемии – как это все нам знакомо. Заболев брюшным тифом, осложненным менингитом, Федя скончался 14 октября 1921 года в Симферополе. Юный поэт отошел 16-летним в лучший мир, «идеже несть болезни, печали» и… большевизма. 25 мая 1943 года я без труда разыскал в Симферополе Екатерину Петровну. Потеряв мужа, обожаемого сына и свекровь, с которой была всегда дружна, она теперь только нашла покойную жизнь.
Большевики до сих пор видят в гениальном Федоре Михайловиче «реакционного мракобеса», не прощают ему ни «Бесов», ни поучений старца Зосимы в «Братьях Карамазовых», ни прозорливых антисемитских высказываний в «Дневнике Писателя», но сколько представителей Германского командования посетило Екатерину Петровну, как заботливо обеспечили ее всем, что дает в смысле питания военное «Verpflegung». Надпись на дверях квартиры: «Hier wohnt die Schwiegertochter des Schriftstellers Dostojewski» охраняет от всех военных постоев и вызывает почтительное внимание германских солдат, которым известно это славное русское имя. За вкусным кофе со сливками и аппетитными печеньями, беседовал я с Екатериной Петровной в ее уютной гостиной, которую можно назвать «музеем Ф.М. Достоевского». На стенах его портреты. На столиках – альбомы со снимками писателя и членов его семьи.Екатерину Петровну интересовали мои рассказы о племяннике писателя петербургском географе Андрее Андреевиче Достоевском, с которым я совместно отбывал советскую каторгу в карельском концлагере: как он хворал на лесозаготовках рожистым воспалением ноги в лагерном лазарете на Лей-губе в марте 1931 г., как я некурящий, умудрялся добывать этому страстному курильщику, папиросы на Май-губе… Надломленный заключением на Шпалерной улице, этапом, концлагерем, Андрей Андреевич скончался вскоре после выхода из лагеря и Екатерина Петровна, живя в крыму, его уже и не видела. Меня же интересовали многие семейные предания о великом писателе, которые еще не опубликованы. Глубокоправославная, Екатерина Петровна использует свое влияние в германских кругах для блага церкви, возрожденной победой германского оружия. Полное политическое единомыслие и общая вера, что лишь эта победа спасет нашу Россию от жидо-большевистского ига, которую разделяет, впрочем, все мыслящее русское общество в Крыму, делало наши беседы не только содержательными, но и задушевными. Последний раз я видел Екатерину Петровну 15-го июня: умиленный ее рассказами о безвременно погибшем сыне, я записывал его стихи. На рассвете следующего дня я выехал в Западную Европу.
Проф. Гротов. Газета «Парижский Вестник» Париж №78 от 11 декабря 1943 года, с.6-7.
Источник: http://www.belrussia.ru/page-id-5403.html
