К вопросу о "варяжской легенде". Становление средневековой русской идентичности.

Originally posted by ortnit at К вопросу о "варяжской легенде". Становление средневековой русской идентичности. Часть I.

Начиная разговор о средневековом этническом самосознании или как теперь модно говорить, идентичности, необходимо четко понимать, что практически все европейские общности постпереселенческого периода (то есть после эпохи Великих Переселений) были также и постплеменными.
Согласно теории конструктивизма, которая является главным достижением политической антропологии (а эта отрасль исторических исследований сегодня не менее популярна, чем ДНК-генеалогия), средневековые «нации» были не столько этническими, сколько этнополитическими общностями, которые формировались вокруг ядра, состоящего в свою очередь из военных элит, окружающих вождей из харизматических родов.
Формирование этих общностей происходило с одной стороны из осколков прежнего варварского племенного мира. С другой стороны, если речь идет о бывших провинциях Римской империи, за счет вхождения в состав «варварских королевств» римской землевладельческой знати и крестьянских общин. Западными специалистами этот процесс всесторонне изучен на примере «варварских королевств» готов, бургундов, франков и вандалов на руинах Западной Римской империи. Единственное, что на мой взгляд при этом упускается из виду в ходе победоносного шествия конструктивистов на сторонников примордиалистских взглядов, что в каждом случае имело место быть племенное ядро, вокруг которого и формировалась новая этнополитическая общность, наследовавшая имя прежних германских племен и племенных союзов. Такие общности были более устойчивыми и успешными, чем те политические образования, которые строились на исключительно военной основе («многонациональная» армия Одоакра).
С подачи наделавшего много шума Флорина Курты конструктивистский подход стал применяться и в славистике. Насколько я могу судить по публикуемым рецензиям, весьма успешно он применяется для решения вопросов формирования Хорватского государства, а также при изучении истории Великой Моравии и паннонских славян.
До сих пор, как правило, социальное устройство славян VII – IX вв. принято характеризовать как племенное. В частности, именно так характеризует славян автор фундаментального исследования о процессе формирования венгерской раннесредневековой идентичности В.П. Шушарин, следующий в русле наработок отечественных достижений этнологии. Из известных мне авторов исключение составляет только А.А. Горский. Он разделяет области изначального проживания славян, где сохраняется племенной строй, и области их последующего расселения, где о племенах говорить уже не возможно. В отношении этих новых общностей он предложил использовать термин «славиния», которым славянские политии обозначали в Византии.
А.А. Горский указывал на то, что балканские и восточноевропейские славинии следует относить не к племенам или союзам племен, а к общностям того же порядка, что и «варварские королевства» Западной Европы. Этот тезис наглядно иллюстрируется описанием освоения славянами Балканского полуострова в византийских хрониках и подтверждается исследованиями ранней истории славян в Далмации и Паннонии. Ярким примером служат славянские безымянные княжества в Паннонии и Словакии. Для них источники не упоминают никаких племенных названий, чем ставят в тупик историков. Последние вынуждены изобретать объяснения в духе «племенное название было уже не актуальным, поэтому забылось». Такие этнополитические образования упоминаются как «княжество Людевита» (в Посавье, Верхняя Паннония), «Герцогство Прибины» в Нижней Паннонии, «княжество Браслава» (включавшее в себя на последнем этапе бывшие владения Людевиты и Прибины) или по названию главного центра, как бывшее владение Прибины в Словакии – Нитра. Очевидно, что в ходе освоения этих объектов славянской колонизации VI-IX вв. просто не успели сложиться новые «племенные» идентичности, так как они находились под непосредственным контролем аваров.
Эти наблюдения не позволяют согласиться с построениями Ф. Курты об искуственности, книжности общеславянского самосознания. Напротив, имеющиеся в нашем распоряжении источники раскрывают механизм трансформации славянского самосознанияв идентичности мораван, хорватов, поляков и т.д. Процесс формирования хорватской государтсвенности (и идентичности) по документам выглядит следующим образом:
Некий Борна в качестве вассала франкского императора носит титул «дукса Далмации», как его коллеги Людевит и Прибина являлись «дуксами» соответственно Верхней и Нижней Паннонии.
Затем приемники Борны середины IX века выступают с титулами «дуксов» или «королей» славян.
Наконец, появляется титул хорватов.
Обратимся к Моравии. Хотя мораване появляются в хрониках изначально под своим именем уже в 822 г., письменные источники позволяют сделать вывод о том, что их самоназванием было все же «славяне». Тем не менее, к рубежу Х века они стали осознавать себя именно «мораванами». Думаю, что это было вызвано с одной стороны франкским влиянием, а с другой стороны распадом Великой Моравии, в ходе которого и соседние славяне воспринимали ранее господствующую над ними группировку как «мораван». Аналогичную картину мы видим в Древнепольском государстве при первых Пястах: Болеслав Храбрый в документах выступает как правитель «славян», «Славии».
Трудно согласиться с мнением А.А. Горского о западно-славянских землях, как о заповеднике племенного строя и о таких названиях как «хорваты», «сербы», «дулебы» как на следы изначальных племен. Достаточно заметить, что сравнение с южнославянскими «жупами\жупаниями» указывает скорее на территориально-административную природу западно-славянских «племен» у ободритов, вильцев\лютичей, чехов. Что касается этнонима «хорваты» (и может быть «дулебы»), то весьма обоснованной представляется гипотеза о том, что он связан с военно-административным устройством Аварского каганата.
Конечно, как и в любой гипотезе, в построениях Ф. Курты есть здравое зерно. Трудно представить, что все множество славянских этно-политических формирований восходит к единой праславянской общности. Но имеющиеся источники и не позволяют сделать такой вывод. Формирование славянских идентичностей проходило за счет осколков племен пшеворцев, зарубинцев, сарматов, северных фракийцев, балтов и других. Свидетельства современников показывают, что изначально этноним «словене» распространялся лишь на варварскую группировку к северу от Карпат, соответствующую ареалу культуры типа Прага-Корчак. В VI в. к востоку от нее проживала группировка родственных по языку, религии и культуре варваров, которые носили имя «анты». В процессе расселения словен, распада антской общности и ассимиляции ее словенами, потомки антов влились в словенские объединения и осознавали себя уже как часть славянского мира. Аналогичный путь прошли, как представляется, велеты\вильцы и сарматы – сербы (осколок антов?), северы, ободриты (потомки германцев варинов), которых упоминают еще Тацит и Птолемей. Любопытно, что рассказывая о происхождении и расселении славянских «племен», летописец «забыл» отнести к числу потомков изначальных дунайских словен ободритов, тиверцев и уличей. Возможно, это можно объяснить тем, что в отличие от хорватов (?), сербов и северов (потомков сарматских племен, упоминаемых Птолемеем) уличи и тиверцы еще помнили о своем особом антском происхождении, а ободриты – о происхождении «варяжском», германском.
Раннесредневековые этнополитические идентичности формировались, повторю, вокруг военной элиты и харизматических династий. Государство вообще, а раннесредневековое государство особенно, всегда было в первую очередь механизмом, созданным для военных целей. Поэтому первым вопросом, который, как мне кажется, должен задавать себе историк, изучающий средневековое государство, является его военно-административное устройство. Экономический базис и идеологическая надстройка являются всего лишь сопутствующими моментами, необходимыми для эффективной работы этого механизма.
Сделав эти предварительные замечания, обратимся теперь к нашей с вами истории.

 

Originally posted by ortnit at К вопросу о "варяжской легенде". Становление средневековой русской идентичности. Часть II.

Древнерусские летописцы сохранили для нас описание того, что собой представляла Восточная Европа накануне создания Русского государства. Конечно, мы не можем полностью доверять летописи уже хотя бы потому, что она создавалась спустя несколько веков, после тех событий и представления летописца о прошлом основывались в том числе на окружающей его действительности. Проще говоря, он писал не о том, как было на самом деле, а о том, как это должно было быть по его мнению. Тем не менее, отчасти его данные подтверждаются археологией и современными письменными источниками IX-X вв., так что в целом ему можно доверять. Это первое. Второй момент заключается в том, что если мы говорим о складывании древнерусской идентичности, то, как раз представление древнерусской военно-политической и интеллектуальной элиты о том, «как должно было происходить», играет для нас первостепенное значение. «Повесть Временных лет» как раз и является отражением представлений верхушки русского общества второй половины XI-XII вв. о своем происхождении.
Как было показано в литературе, тот текст, который мы с вами решили называть «Словом о Рюриковичах», по своему жанру вполне соответствует по своей структуре и смысловому содержанию выделяемому учеными жанру «Origo gentis», или по-русски говоря повествованиям о происхождении и деяниях того или иного народа. Подобные произведения появлялись, знаменуя собой рождение новой этнополитической общности, для которой были характерны поиски своего происхождения, легитимации правящих династий и прав окружающих их элит. Можно привести пример «Происхождения и деяний гетов» Иордана, «Деяний данов» Саксона Грамматика, «Деяний венгров» анонимного Магистра П., «Истории лангобардов» Павла Диакона, целого ряда франкских произведений такого рода. В трактате «Об управлении империей» Константина Багрянородного выделяются следы аналогичных хорватских и сербских преданий. К тому же разряду можно отнести первые польские и чешские хроники.
Итак, во второй половине IX-X вв. территория будущей Киевской Руси была поделена между следующими «славиниями»: 1) хорватов; 2) бужан; 3) тиверцев; 4) уличей; 5) древлян; 6) дреговичей; 7) полян; 8) северы; 9) радимичей; 10) вятичей; 11) кривичей; 12) ильменских словен. Кроме того, на Дону существовала еще одна значительная славянская группировка, а арабские источники позволяют выделить еще славян на Средней Волге, подчинявшихся волжским болгарам, но так как летописцы о них молчали, то и для нашего исследования они значения не имеют. К ним на севере, востоке и северо-западе примыкали «племена» балтского и финно-угорского происхождения, из которых для нашего повествования имеют значение чудь на территории совр. Эстонии, меря в окрестностях Ростова, Суздаля, Переславля-Залесского и Владимира, мурома в округе Мурома. На юге, в степях, кочевали мадьяры, которых в конце IХ века вытеснили тюрки – печенеги. За Доном располагалось могущественное государство Хазария, объединявшее аланское, тюрко-болгарское, хазарское население и ряд кавказских народностей под властью иудео-хазарской верхушки. Наконец, «из-за моря» приходили загадочные варяги, взимавшие дань с кривичей, словен, чуди, мери и веси (вепсов).
Славинии Восточной Европы отличались друг от друга как уровнем развития, так и формами политической организации. Так, летописное предание выделяет древлян, дреговичей, полян, кривичей – полочан и ильменских словен, как имевших с давних времен свои «княжения». Кривичи смоленские, если судить по преданию, которое сохранилось в Архангелорогодском летописце, представляли собой нечто республиканское, вроде позднейшего Новгорода. Демократические начала превалировали кажется в славиниях северы, радимичей и вятичей. Хотя последние вели свое происхождение от вождей-эпонимов Радима и Вятко, а у вятичей упоминаются общепризнанные лидеры в XI в., у нас нет указаний на то, что эти лидеры (Ходота и его сын) носили княжеский титул, так что их положение можно сравнить со статусом южнославянских жупанов и «старейшины» ободритов Никлота; можно думать, что и Аскольд и Дир действительно не носили княжеский титул и не могли на него претендовать). Хотя легенда называет радимичей и вятичей «от рода ляхов», археология свидетельствует о том, что эти славинии образовались в результате движения колонизационных потоков из Северской земли.
Севера, как этнополитическая общность, сформировалась, согласно реконструкции А.В. Григорьева, в результате переселения больших групп славян с территории Дунайской Болгарии, возглавляемых северами, известными византийским источникам. Эти славяне пострадали в ходе болгаро-византийских войн. В ходе переселения северы могли увлечь за собой и другие группы искателей лучшей жизни. Так, Б.А. Рыбаков пришел к выводу о том, что предки радимичей пришли с верховий Днестра. Это объясняет «ляшскую» родословную вятичей и радимичей. Переселенцы нашли на новой родине небольшие группы антов и колочинцев, чьи некогда процветающие политии подверглись разрушительному вторжению степняков в VII в. Эти группы быстро растворились в массе пришельцев.
Освоение Днепровского Левобережья изначально проходило с одобрения и под контролем Хазарии, что обусловило с одной стороны хазарам подчиненное положение северы, радимичей и вятичей, а с другой стороны неразвитость у них института княжеской власти и дружины. Известно, что балканские северы имели князей – «архонтов», подчинявшихся болгарским ханам, один из которых, Славун, попал в плен к грекам в 764 г., что могло как раз спровоцировать исход славян с Балкан в Поднепровье. На первом этапе развития роменской археологической культуры северы (к. VIII – 1я\2я четв. IX в.) контроль над новым населением хазарские власти осуществляли с помощью особой привилегированной военизированной группы населения, оставивших так называемые «волынцевские древности». Волынцевцы представляли собой обособленный слой населения Северщины, состоящий из дружины и обслуживающих ее ремесленников. По всей видимости, их функцией был сбор дани в пользу Хазарии. С этой точки зрения любопытно мнение А.В. Комара, который связывает происхождение волынцевцев с поздними антами VII в. Кроме того, в числе волынцевского населения выделяется заметное присутствие степняков. Центром, из которого волынцевская элита осуществляла свои функции, было укрепленное городище Битица. Ареал распространения волынцевских изделий маркирует зону распространения хазарского господства и полностью совпадает с границами зоны хазарской дани, как она описана в ПВЛ: ее западные пределы соответствуют летописной территории полян на Правобережье Днепра. Очевидно, именно волынцевского лидера описывает ибн-Русте, а точнее его источник IX века, при описании «страны славян». Он же мог послужить прототипом князя Черного, предания о котором бытовали на Черниговщине.
После падения Битицы при неизвестных обстоятельствах около 820-840х гг. и ухода остатков волынцевской дружины, как считает А.В. Григорьев, в землю вятичей (новым место пребывания их стало городище Супруты, уничтоженное в начале X в.), управление Северой было реорганизовано по новым принципам. Археология больше не выделяет следов развитой дружинной организации на этой территории. Последовавший во второй половине IX в., расцвет роменской культуры указывает на то, что со стороны Хазарии Севере была предоставлена широкая автономия во внутренних делах. Реконструкция социального устройства северы, основанная на археологии, позволяет сравнить Северу с Исландией, как она описана в сагах. Проглядывает аналогия и с княжествами балтийских поморян и Великим Новгородом XI-XIII вв.: крупные торговые города на окраинах Северы являлись административными центрами первого порядка, которым подчинялись менее крупные пригороды, а развитый и зажиточный «средний класс» составлял основу северской военной организации («дружины» в терминологии летописи). Возможно, что в этот период продолжала сохраняться и княжеская власть, но ни летописи, ни археология, ни иностранные свидетельства не говорят о ней.
Примерно в тоже время территорию будущей Новгородской земли осваивали словене. Археология позволяет сделать вывод, что это объединение сложилось в результате слияния разных по происхождению славянских групп. Можно выделить кривичей, выходцев с южного берега Балтийского моря и славян из ареала культуры Прага-Корчак. Это обстоятельство объясняет, почему жители Приильменья пользовались этнонимом «Словене», что так смущает А.П. Толочко. Как и в Паннонии и Нитре, здесь просто не успела сложиться иная идентичность. Лишь в XI в. оформится окончательно новая новгородская идентичность в рамках более широкой русской идентичности.
Практически ничего нам не известно о характере юго-западных славиний: уличей, бужан, хорватов и тиверцев. Можно предположить, что хорваты в Верхнем Поднестровье и тиверцы в Нижнем были политиями сравнительно молодыми, так как «Баварский Географ», сведения которого нужно датировать по ряду признаков первой половиной – серединой IX в., не знает этих объединений, хотя ему знакомы бужане, уличи и висляне. В тоже время «Баварский Географ» называет ряд других этнонимов, более нигде не зафиксированных, но которые можно поместить, судя по логике источника, как раз в Поднестровье. Логично предположить, что славинии тиверцев и хорватов оформились в результате слияния этих более мелких групп славян.
Отсутствие уличей, хорватов и тиверцев в списке славиний, имевших свое «княжение» заставляет думать, что их внутреннее устройство было аналогично устройству северян, радимичей и вятичей. В пользу этого может свидетельствовать и обращение к источникам VI в. Тиверцы, хорваты и уличи формировались на территории, на которой прежде фиксировались анты. Антская пеньковская культура сменяется здесь в VII в. культурой типа Лука-Райковецкая, что говорит о поглощении антов словенами. Судя по византийским источникам, у антов княжеская власть не была столь развита, как у словен. У антов не отмечено существование «риксов». По всей видимости, этот процесс у них несколько запаздывал, хотя власть уже сосредотачивалась в руках отдельных семей. Во всяком случае мы можем говорить о том, что во второй четверти – середине VI века антов последовательно возглавляли некий Идаризий и два его сына Келагаст и Мезамир. Последовавший в 560х гг. разгром антов аварами должен был прервать этот процесс. В целом из немногочисленных указаний византийских авторов мы можем сделать вывод, что антское общество было более демократичным, чем словенское с их дружинами и «риксами» из града Зимно.
С бужанами все несколько сложнее. Наши источники указывают на то, что именно Волынь была центром складывания славянской государственности. Археологи обнаружили здесь древнейший протогородской центр – городище Зимно. По всей видимости, именно здесь располагались первые «риксы словен» со своими дружинами, о которых рассказывают византийские хроники VI в.: Добрята, Мусокий. Арабский автор начала Х века, аль-Масуди, сохранил предание о том, что в древности все славяне входили в «царство» «Валинана», то есть волянян, которым правил «царь» Маджак. Речь наверняка идет о том же самом правителе, которого в Византии называли Мусокием. Аналогичное предание сохранилось в «Баварском Географе». Там речь идет о «королевстве» ZERUIANE, «у которых одних есть королевство и от которых все племена славян, как они утверждают, происходят и ведут свой род».
Наиболее подходящим прочтением этого загадочного этнонима является «червяне», которое связано с названием волынского града Червеня и возглавляемой им в 980х гг. агломирацией Червенских градов. Само название «Волынь» носил изначально один из градов этой агломерации. Согласно летописцу, бужане прежде назывались дулебами, а в его время волынянами («валинана» аль-Масуди). Надо полагать, что в истории Волыни этот процесс происходил не однократно и имена «червяне\Червенские грады», «бужане», «дулебы», «волыняне» периодически сменяли друг друга в IX-XI вв. Эту чехарду можно связать с борьбой за первенство между городскими центрами (этноним «бужане» может быть связан с еще одним «червенским» градом Бужском). С этнонимом «дулебы» летописное предание связывает аварское завоевание, которое относит к временам царствования в Византии императора Ираклия (610-641 гг.). Именно в это время аварами было разрушено городище Зимно, центр «царства Валинана». Как и хорваты, дулебы встречаются также в Паннонии и Богемии, что наряду с явным неславянским происхождением этнонима (традиционно его связывают с германским dudlaiba «наследие умершего» ), позволяет предположить аварское (?) происхождение.
Образование летописных княжений древлян, дреговичей, полян возможно следует связывать как раз с падением Зимно. Во всяком случае, по мнению археологов, зимновская дружина (какая-то ее часть?) после разгрома обосновалась в укрепленном центре Хотомель (VII-X вв.), с которым следует связывать образование княжения Дреговичи. Предания о Кие рассказывают о его блужданиях, попытках закрепиться на Нижнем Дунае, конфликте с местными жителями, после чего он вернулся в Киев на Днепре. Не исключено, что эти предания отражают тот хаос, который должен был охватить территорию «Славянского царства Мусокия» после падения Зимно.
Археологи также фиксируют, что после уничтожения Зимно новые укрепленные центры повсеместно появляются в самых разных уголках славянского мира. Это и польская Крушвица, и кривичский Изборск. Кривичи, формировавшиеся в ходе ассимиляции славянами балтского населения Верхнего Поднепровья и Подвинья VI-IX вв. , в IX веке напротив начинают распадаться на новые этнополитические общности, что легко объяснить широким расселением их при отсутствии централизации и тесных связей между отдельными регионами. На реке Полоте, вокруг града Полоцка, формируется свое княжение. В Смоленском Поднепровье, как уже упоминалось, развивались «республиканские» формы управления. Третья крупная группа кривичей была сосредоточена вокруг Пскова и Изборска. Эта группа существенно отличалась от полоцко-смоленских кривичей своей материальной культурой. Достаточно рано они оказались в сфере влияния заморских варягов, как минимум в период «призвания варягов» здесь существовало княжение варяга Трувора. Также археология выделяет довольно мощную псковскую дружинную корпорацию. Возможно, ее также следует связать с «призванием варягов». Псковские кривичи были тесно связаны с Новгородом, хотя и сохраняли длительное время некоторые особенности. Они не слились с потомками словен в единую новгородскую общность, что привело в XIII веке к отделению Псковской земли от Великого Новгорода.
В который раз обсуждать варяжский вопрос тут нет необходимости. Для нас важны два момента: 1) новгородцы второй половины XI – XII в. считали, что их город был основан варягом Рюриком, основателем правящей на Руси династии; 2) новгородцы (то есть новгородская дружинная корпорация, то ядро, вокруг которого складывалась новгородская этнополитическая общность) считали себя потомками варяжских дружинников Рюрика («новгородцы от рода варяжского»), противопоставляя себя тем самым словенам.
Рассказывая о создании Русского государства, летописец приводит несколько списков «племен», составляющих дружины первых русских князей. Анализ этих списков имеет большое значение для понимания того, каким образом формировалась древнерусская идентичность, как случилось, что подлинная история этнической руси IX века оказалась вытеснена противоречивой и кажущейся искусственной летописной концепцией происхождения руси.

Originally posted by ortnit at К вопросу о "варяжской легенде". Становление средневековой русской идентичности. Часть III.

Летописец, не имея информации о существовании Русского государства уже в первой половине IX в., отождествлял происхождение руси с происхождением правящей варяжской династии Рюриковичей. Поэтому он, по всей видимости, отождествил варягов новгородских преданий с русью, благо на Руси XI-XII вв. варягами называли едва ли не всех европейцев, как в XVII в. использовали термин «немцы». Кроме того, в греческой хронике, которой пользовался русский летописец, о происхождении руси лаконично сказано «росы от рода франков», что было переведено на славянский как «русь от рода варяжского».
После «призвания варягов» русь надолго исчезает со страниц летописи. Отправляясь в поход на юг, Вещий Олег берет с собой: варягов, словен, чудь, кривичей, «всех» - весь (вепсов) и мерю. Этот список полностью идентичен списку участников драмы поз назанием «Призвание варягов»: собственно варяги Рюрика (русью их тут не называют!) и пять «племен», плативших дань варягам, потом изгнавших их и снова пригласивших для наведения порядка .
По пути к Киеву Олег «принял» кривичский Смоленск, «взял» северский Любеч (в обоих градах он сажает своих «мужей») и хитростью овладел Киевом . Здесь многонациональное войско вдруг испаряется: дружина Олега столь мала, что он маскирует ее под торговый караван для того, чтобы хитростью выманить киевских правителей. Очевидно, силы его дружины и киевских варягов были относительно равны, и Олег предпочел не рисковать. Тут явно видно, что мы имеем дело со сложным текстом, который с одной стороны отражает представления летописца о том, что было, и более древней эпической традицией о том, как было. Летописец не очень удачно попытался объединить эти их в единое повествование. Выманив Аскольда и Дира из Киева, Олег предъявил им младенца Игоря Рюриковича, обвинил в узурпации и казнил, после чего весьма достойно похоронил, судя по тому, что курганы братьев-варягов были местной достопримечательностью еще вначале XII в.
Киев становится столицей молодой державы Олега. После того, как он овладел Киевом, вновь воскресает его шеститиплеменная армия, которая уже в Киеве, судя по странной фразе, обретает имя «русь»: «И сел Олег, княжа, в Киеве, и сказал Олег: "Да будет это мать городам русским". И были у него варяги, и славяне, и прочие, прозвавшиеся русью». С такой русской армией можно было играть в большую политику.
Для начала Вещий князь укрепил тылы: «Тот Олег начал ставить города и установил дани словенам, и кривичам, и мери, и установил варягам давать дань от Новгорода по 300 гривен ежегодно ради сохранения мира, что и давалось варягам до самой смерти Ярослава». Затем он приступает к наступлению по всем фронтам: подчиняет древлян, затем выступает против хазар, у которых отбирает права на дань северы и радимичей. С уличами и тиверцами ему видимо не повезло, так как летописец ограничивается лаконичным «с уличами и тиверцами воевал». Не повезло и с мадьярами – уграми, которые шли к своей новой родине. А вот потом он собирает все свои силы и чужие для того, чтобы выступить в победоносный поход на Царьград. Сопровождают его: варяги, словене, чудь, кривичи, меря, древляне, радимичи, поляне, севера, вятичи, хорваты, дулебы и тиверцы.
Это один из самых загадочных списков ПВЛ. Во-первых, всех участников похода можно разделить на три группы:
Варяги, словене, чудь, кривичи и меря – изначальные соратники Олега (выпала только весь, может быть просто по ошибке);
Древляне, радимичи, поляне и севера – покоренные Олегом после захвата Киева «племена» Среднего Поднепровья;
Вятичи, хорваты, дулебы и тиверцы.
Появление участников из последней группы совершенно неясно. Вятичи оставались данниками Хазарии до 964 года (по хронологии ПВЛ). Тиверцы воевали с Олегом и ему не удалось их подчинить. Дулебы упоминались лишь в связи с обрами – аварами, а хорваты при описании расселения славян. Снова хорваты появятся в нашей летописи в связи с походом Владимира Крестителя против них. Проще всего предположить, что перед нами искусственно созданный список, включавший все подвластные позднее Киеву народы. Но тогда неясно, почему в списке нет уличей, союзников тиверцев, муромы, дреговичей и не выделены особо полочане. Кроме того, интересен неожиданный комментарий летописца о тиверцах, названных «толковинами», т.е. пастухами. Дулебы, судя по летописному преданию, в представлении летописца были частью далекого прошлого, и в других местах он говорит только о бужанах и волынянях. Это заставляет думать, что летописцу была известна некая традиция, которая утверждала об участии в походе именно этих четырех народов, видимо в качестве союзников. Иначе выбор летописца просто невозможно объяснить.
Во-вторых, в самом эпическом предании, которое затем приводится в летописи, мы этот список не увидим. Участниками похода оказываются лишь «русь» и «словене». Причем, в изначальном предании «словене» видимо имели широкое значение – славянские данники руси, но во времена летописца оно могло восприниматься как указание на новгородцев (как в случае с другими упоминаниями этого этнонима в летописных списках). Предание о походе на Царьград в его эпичном изложении должно было подчеркивать подчиненное положение славянского населения Руси, но в контексте идеологического соперничества между киевлянами – русью и новгородцами, которое красное нитью проходит сквозь ПВЛ и НПЛ, оно превращается в еще одну шпильку против ненавистных летописцу новгородцев.
Эпическое изложение обстоятельств похода Олега на Царьград становится первым упоминанием в летописном предании собственно руси! Описание следующего масштабного похода руси, первого похода Игоря на греков в 941 г., летописец полностью списал из византийской хронике, поэтому там имеем дело с одной лишь русью, а вот второго похода, 944 г., летописец в хронике не нашел и обратился снова к своим эпическим источникам. Список участников этого похода существенно отличается от соратников Олега: варяги, русь, поляне, словене, кривичи, тиверцы и печенеги. Во-первых, мы видим, что в числе участников уже самостоятельно упоминается русь. Во-вторых, эта русь четко отличается от варягов. Относительно варягов и печенегов специально поясняется, что они были наемниками: в 941 году Русь понесла большие потери, поэтому Игорь решил пополнить войско северными и южными искателями приключений. Исчезают многочисленные «союзники»\данники Олега из списка 907 года. Трудно понять, в каком смысле нужно понимать «словен», но для летописца и его читателей речь безусловно шла о новгородцах. Мы вновь видим тиверцев. Их упоминание выглядит логичным, так как печенежские союзники могли попасть на Балканы лишь через их земли .
Этот список интересен тем, что здесь в последний раз упоминаются поляне, как отличная от руси сила. Это позволяет нам приблизительно датировать когда именно поляне и русь стали одним народом («поляне яко же ныне зовымая русь») .
Вообще, последний список отличается своей реалистичностью. Четко указывается, что варяги – внешняя сила по отношению к Руси. Упоминаются печенеги, без участия которых в Х веке не обходился ни один военный конфликт в регионе. Удивляет лишь отсутствие приднепровских славян. Мы знаем из летописного предания, что Игорь после смерти Олега подавил древлянский бунт и закончил покорение уличей. Из достоверных современных источников нам известен список данников Руси в середине Х века. Константин Багрянородный называет древлян, дреговичей, северян, кривичей и загадочных лензанинов, в которых следует видеть, судя по всему, далеких лендзян к западу от Буга . Быть может, «словен» в данном случае следует понимать в широком смысле? В таком случае, следует объяснить упоминание особо полян, кривичей и тиверцев. Последние были независимыми союзниками Игоря, как и варяги с печенегами. Поляне и Кривичи были единственными на тот момент славиниями, на территории которых располагались военно-административные центры руси: Киев и Гнездово\Смоленск.
В последующих описаниях военных предприятий Русского государства списки становятся все лаконичнее. Ни подавление второго древлянского восстания, ни походы Святослава Храброго на хазар, вятичей, Болгарию и греков, не сопровождаются списками мобилизованных «племен». Судя по контексту, они осуществлялись силами самой руси в полном соответствии с иностранными современными источниками. Не видим списков и в предании о конфликте Ярополка Святославича со своим братом Олегом Древлянским. Лишь Владимир Святославич, отправляясь в поход на Полоцк и потом на Ярополка Святославича, собирает под свои знамена варягов, словен, чудь и кривичей. Варяги здесь снова в качестве заморских наемников. Словене, кривичи и чудь (?) составляли население Новгородского княжества, которым правил Владимир. Позднее, уже утвердившись в Киеве, Владимир усиливает южные рубежи своей державы. Для обороны от печенегов он переселяет в Поднепровье «лучших мужей» от словен, кривичей, чуди и вятичей. Эти данные кажутся достоверными: вятичи были подчинены Владимиром в результате двух походов за несколько лет до строительства укрепленной линии на южной границе и подобная политика обеспечивала Владимира заложниками.
Владимир в большей степени, чем его предшественники, проводил политику аннексии зависимых славиний и переустройства их в русские княжения – наместничества. При жизни Владимира к Древлянами, «освоенным» Ольгой и Святославом, где Владимир посадил своего сына Святослава, добавились:
Новгородское княжество самого Владимира, куда он посадил сначала своего сына Вышеслава, а после смерти последнего – Ярослава;
Полоцкое княжество, где князем стал Изяслав, внук последнего полоцкого князя Рогволода по материнской линии;
Туровское княжество на месте Дреговичей, где был посажен править Святополк;
Волынское княжество, в которое вошли Червенские грады и вся земля бужан (здесь был основан новый русский центр Владимир-Волынский, а первым князем стал Всеволод);
Ростовское княжество на землях мери, где был посажен сначала Ярослав, а после его перевода в Новгород ростовским князем стал Борис;
Муромское княжество на далеком юго-востоке, куда был отправлен Глеб;
Тьмутораканское княжество на землях покоренной Святославом и усмиренной Владимиром Хазарии. Согласно византийским источникам здесь правил сначала брат Владимира Свенг, неизвестный ПВЛ, а уже затем Мстислав Храбрый, который согласно летописи был сыном Владимира.
Судя по отрывочным сведениям летописца и других источников, а также результатам археологических исследований, Севера и Радимичи оставались автономными, а Вятичи даже вернули на время независимость. Не все так просто с Ростовским и Муромским княжествами. Если судить по преданию об основании града Ярославля, летописному преданию о языческом восстании в Суздальской земле и житийным преданиям борисо-глебского цикла эти территории в значительно степени еще предстояло покорить, что и было задачей Ярослава, Бориса и Глеба. По всей видимости, Ростов был в этом краю пограничным русским форпостом.
Интересна судьба Св. Глеба. Предание гласит, что муромцы не впустили его в город и Глеб с дружиной был вынужден жить в соседнем поселении, откуда совершал грабительские набеги на муромские земли, так как сомнительно, что в таких обстоятельствах он имел возможность легитимно собирать дань. Едва ли можно говорить о том, что Муром в это время входил в состав Русского государства. Таким образом, присоединение к Руси такого важного торгового центра, как Муром, было задачей Глеба, но вот дружина «муромского» князя явно не соответствовала поставленной задаче. Иначе у Глеба не возникло бы таких трудностей с местными жителями. Едва ли такая унизительная ситуация могла продолжаться долго, а значит Глеб был отправлен в Муром незадолго до смерти Владимира в 1015 г.
События, последовавшие за смертью Владимира Крестителя, показывают, что далеко не все княжения были равны. В междоусобицах Владимировичей 1015-1024 гг. в качестве самостоятельной военной силы помимо собственно руси (жителей Киева, Чернигова, Переяславля, Вышгорода, Белгорода и других городов Среднего Поднепровья) выступают словене/новгородцы, полочане/кривичи, тьмутораканцы/хазары и севера. Кроме того участники войн 1015-1024 гг. активно использовали наемников и иностранных союзников: Ярослав опирался на варягов, Святополк на печенегов и Польшу.
Новгород, Полоцк и Тьмуторакань проводили активную политику. Так вскоре после смерти Владимира, около 1015-1016 г. Свенг помогает византийцам в подавлении восстания Георгия Цула в Херсонесе, в 1022 году Мстислав Храбрый подчиняет касогов, а в 1024м он выступает со своей касожско-хазарской дружиной против Ярослава.
Сам Ярослав еще в 1014 г. восстал против отца и отказался отправлять дань в Киев. В 1016м он выступает против Святополка с варягами и новгородцами. Причем, силы Ярослава были приблизительно равны силам «Руси в узком смысле».
Брячислав Изяславич Полоцкий пытался отвоевать независимость от Киева и совершил успешный поход на Новгород в 1021 г., хотя в итоге потерпел поражение от Ярослава. Тем не менее, дядя и племянник уладили все вопросы: Брячислав признавал старшинство Ярослава, а тот передавал Брячиславу два важных города – Витебск и Усвят.
В ходе борьбы за власть никак не проявляют себя Древляне, туровцы и дреговичи, Волынь. Особенно показательна тут судьба древлянского князя Святослава. Согласно преданию, узнав о том, что в Киеве престол занял Святополк, князь свободолюбивых некогда древлян, приемник гордого Мала и дерзкого Олега Святославича, просто бежит со своей дружиной в Венгрию. Он даже не пытается по примеру Ярослава Новгородского выступить против центра. А ведь на протяжении почти всего Х века древляне выступали как самые активные борцы за независимость от Руси и в какой-то момент выступили как реальные соперники русских князей. Дважды древляне восставали против Киева – после смерти Вещего Олега и во время убийства Игоря. После того, как Древляне были реорганизованы в русское княжество, древлянский князь Олег выступал против Ярополка Киевского, стремясь отстоять независимость своего княжества. Видимо постоянные поражения сильно сказались на возможностях этого гордого княжества. В 1015 г. силы Святослава и Святополка явно были не сопоставимы. В итоге, бежавшего князя Древлянского настигли где-то в Прикарпатье люди Святополка и он был убит. Древляне же никак не участвуют в развернувшейся драме. Это со всей очевидностью показывает, что собственная военная элита древлян была уничтожена к этому времени.
От туровцев, князем которых был деятельный Святополк, можно было бы ожидать большей активности. Мы знаем, что незадолго до смерти отца, Святополк выступил против своего отца, но едва ли речь шла о военной конфронтации, как это было в случае с Ярославом в 1014. Скорее всего Святополк пытался организовать заговор с целью захвата власти. При этом в заговоре был замешан католический священник, духовник польской жены Святополка. Вероятно, за спиной заговорщиков стоял тесть туровского князя Болеслав Храбрый, князь Польши.
Учитывая уровень угрозы, исходивший от Польши, можно было бы ожидать, что на Волыни мы увидим сильную и деятельную дружинную корпорацию, игравшую роль в борьбе за наследие Владимира. К удивлению, все было в точности до наоборот. Можно сделать вывод, что к 1015 г. на Волыни не было своего князя. Если Всеволод Волынский идентичен «конунгу Виссавальду» из скандинавских саг о Сигрид Гордой, то выходит, что еще в 990х гг. он покинул Русь, не иначе как из-за конфликта с отцом, и погиб в Швеции. Поздние источники сообщают, что новым волынским князем стал Позвизд - Василько, один из младших сыновей Владимира, но он умер при жизни отца. Но волыняне не поддержали ни одного из претендентов на Киев и ни один из них, если верить источникам, не пытался привлечь их на свою сторону. Более того, Червенские грады выступают в роли разменной монеты в русско-польских отношениях: в 1018 г. их присоединяет к Польше Болеслав, а в 1031 г. Ярослав и Мстислав совместными усилиями возвращают их под контроль Руси.
Еще одним этнополитическим образованием, силы которого были подорваны в борьбе с Русью были Радимичи. Мы знаем, что в результате борьбы Ярополка, Олега и Владимира Святославичей радимичи, а также вятичи и хазары, перестали платить дань, которую выплачивали Киеву со времен Вещего Олега. Воевода Владимира Волчий Хвост исправил эту ситуацию. Интересно, что Радимичи не были полностью лишены самостоятельности, как это случилось с теми же дреговичами, и продолжали сохранять автономию вплоть до середины XII века, когда в последний раз упоминаются их города. Тем не менее, как самостоятельная сила они не упоминаются в летописях более никогда.
Хорваты, тиверцы и уличи, кажется, сохраняли свою независимость от Руси вплоть до полной победы Ярослава, а может быть и до конца XI века. Говоря о походе Владимира на хорватов в 992 году, летописец вовсе не сообщает о результатах этого похода. В последующем упоминаются лишь три города (Перемышль, Звенигород и Теребовль), которые располагаются на самой окраине территории, которую мы можем отнести к прикарпатской Хорватии. Это наводит на мысль, что лишь в конце XI века князья – изгои Рюрик, Володарь и Василько Ростиславичи, получив от Всеволода Ярославича эти три окраинных города начали планомерное завоевание Верхнего, а затем и Нижего Приднестровья (земель Тиверцев и уличей, бежавших к ним около середины Х века). Это привело к созданию в XII веке независимой от Киева Галицкой земли. Впрочем, археология показывает, что приблизительно в годы правления Ярослава Мудрого были уничтожены города тиверцев, причем уничтожены они были, судя по всему, именно русскими дружинами.
Та же судьба постигла Северу вскоре после смерти в 1036 г. Мстислава Храброго. В 1024 году, воспользовавшись тем, что Ярослав подавлял языческие выступления в Суздале, Мстислав попытался захватить Киев, но кияне не приняли князя из хазарского города с дружиной из хазар и касогов. Мстислав решил обосноваться в соседнем Чернигове, который сделал своей столицей. «Хазарского» князя поддержала соседняя Севера. В битве при Листвене на стороне Мстислава сражались хазары, касоги и севера, а Ярослав мог противопоставить им только наемную варяжскую дружину князя Якуна. По какой-то причине ни новгородцы, ни кияне, ни полоцкие вассалы в этом сражении не приняли участия. Варяги были разгромлены. Ярослав и Якун бежали в Новгород. Мстислав не был настроен продолжать войну, так как Киев уже сказал свое слово. Он предложил заключить с Ярославом мир.
По соглашению Ярослав оставался верховным сюзереном всех русских княжеств. Русская земля (видимо имеется «Русь в узком смысле») делилась между Ярославом и Мстиславом по Днепру. За Ярославом оставался Киев и все земли между Днепром, Припятью и Западным Бугом, а также, насколько мы можем судить, Новгород, Смоленское Поднепровье, Ростово-Суздальская земля. Мстислав стал правителем огромной державы, включавшей в себя кроме Тьмуторакани и страны касогов, территории будущих Черниговского, Северского, Переяславского княжеств. После смерти Ярослава по разделу Руси 1054 г. его сын Святослав Черниговский получал также области Радимичей, часть Вятичей и Муромскую землю. Входили ли они уже в державу Мстислава мы можем лишь предполагать, но вероятно и в более ранние времена черниговская дружина отвечала за сбор дани с северы и радимичей, как вышгородцы отвечали за сбор древлянской дани.
Вятичи, судя по тому, что Глеб не рискнул ехать из Мурома в Киев через их земли и предпочел кружной путь через Ростов и далее по Днепру, уже при жизни Владимира не были смирными данниками, а может быть и вовсе, добились независимости, воспользовавшись нестабильной ситуацией последних лет правления Крестителя. Еще в 1070х гг. путешествие из Чернигова в Ростов «сквозь Вятичи» расценивалось как подвиг, которым хвалится Владимир Мономах. В те же годы, будучи черниговским князем, Мономах совершает походы против вождя вятичей Ходоты и его сына. Кажется, только после этого можно говорить об окончательном вхождении Вятичей в состав Руси. Их земли были разделены на три части: Подмосковье попало под юрисдикцию Ростова, Рязанское Поочье со временем вошло в состав особого Муромо-Рязанского княжества, а коренные земли в Верхнем Поочье (Верховские княжества XIV-XV вв.) оставались под контролем Чернигова. Верховские вятичи (собственно область Вятичи) еще в середине XII в. сохраняла свою автономию, а высшим властным институтом здесь являлось вече в городе Дедославле. Лишь в конце XII – начале XIII в. черниговские Ольговичи начинают активно осваивать эти земли.
Впрочем, мы отвлеклись. Археология показывает, что вскоре после смерти Мстислава в 1036 г., развитые северские города были уничтожены, роменская культура на пике своего развития уничтожается. На месте разрушенных городов строятся новые, культура которых синхронна древнерусским памятникам. Значительная часть северского населения покидает свои земли и уходит к вятичам. Судя по археологическим материалам и топонимике, именно северские эмигранты осваивали Подмосковье, которое до XI века было практически не заселено. Малочисленность населения Черниговского княжества отмечает также летопись. Можно сделать вывод, что став единовластным правителем Руси, Ярослав стремился ликвидировать Северскую автономию, но встретил сопротивление, которое жестко подавил. После этого Севера исчезает со страниц летописи, хотя потомки северян – севрюки – сохраняли свою самобытность вплоть до наших дней. Любопытно, что в тоже время Ярослав осудил на пожизненное заточение последнего своего брата Судислава, самого младшего из Владимировичей. Судислав не получил от отца никакого княжения и не принимал участия в междоусобных войнах. Вполне возможно, что он рассматривался черниговской и северской знатью как приемник Мстислава.
Итак, мы можем сделать вывод о том, что в процессе аннексии прежних зависимых, но автономных славиний к Руси при Владимире, местные элиты уничтожались. Исключение составляют лишь Новгород, как княжение самого Владимира, тьмутораканская Хазария (в силу высокого уровня развития Хазарского государства?) и Полоцкое княжество, которое видимо не смотря на разгром Полоцка и уничтожение княжеского рода, оставалось достаточно могущественным. Последнее обстоятельство объясняет, почему Рогнеда, последняя представительница правящего рода полоцких князей, стала законной женой Владимира не смотря на судьбу ее родичей, и сохраняла свой особый статус вплоть до брака Владимира с византийской царевной Анной. Этот брак мог быть частью соглашения с местной элитой. Любопытно, что в представлении киевских властей, полоцкие князья – Рюриковичи и в середине XII в. воспринимались как «кривичские князья». Это говорит о том, что кривичская идентичность сохранялась полоцкой знатью.
Административные реформы, последовавшие за смертью Ярослава Мудрого подтверждают факт ликвидации местных военных элит на юго-западе Руси. В 1054 году, согласно «завещанию Ярослава» в ПВЛ, три старших Ярославича Изяслав, Святослав и Всеволод поделили между собой страну (за исключением Полоцка). Фактически это означало раздел доходов от дани между дружинными корпорациями Киева, Чернигова и Переяславля – главных центров Русской земли «в узком смысле». Если Чернигов унаследовал военную и экономическую инфраструктуру времен Мстислава Храброго, Переяславль получил «залесскую дань» из Ростова, Суздаля и Ярославского Поволжья, то к Киеву приписали все остальные земли по разделу 1024 года. Хотя в 1054 г. младшие Ярославичи Игорь и Вячеслав получили Владимир-Волынский и Смоленск, то как старшие братья распоряжались этими столами после смерти сначала Вячеслава, а потом и Игоря, ясно показывает отсутствие в этих центрах сильной дружинной корпорации. Тем не менее, эти корпорации формировались и набирали силу. Процессы дробления Киевской Руси были на деле борьбой усиливающихся новых местных элит за контролем над перераспределением «финансовых потоков» - дани. Летописи показывают нам как первыми в эту «Большую игру» в годы правления Всеволода Ярославича вступает дружинная корпорация Владимира-Волынского. На протяжении нескольких десятилетий она боролась за статус одного из «старших городов», равных Киеву, Новгороду, Полоцку и Чернигову.
Ядром складывающихся корпораций на окраинах Руси стали дружины даньщиков, отвечавших за сбор и отправку в Киев дани с аннексированных территорий. Дружины эти, как правило, сопровождали молодых князей, получавших княжеские столы по мере взросления: Святополка в Турове, Всеволода на Волыни, Святослава в Древлянах, Ярослава в Ростове и т.д. Очевидно, это были личные дружины молодых князей. На примере более позднего времени мы видим, что такие дружины сопровождают своих князей во время переезда в другой город. Дружина Ярослава вероятно последовала за ним в Новгород, а на ее место в Ростов прибыла дружина Бориса. Сам Борис проводил много времени при отце и кажется рассматривался им в качестве приемника. В 1015 г. именно он возглавлял войско, которое должно было выступить для подавления восстания Ярослава. Эта киево-русская дружина не поддержала Бориса после смерти Владимира и перешла на сторону Святополка. Можно предположить, что дружина Бориса, выполнявшая функции даньщиков в Ростове, стала основой дружинной корпорации Залесья, так как лишь в начале XII века Ростов получит своего князя.
На примере Святослава Древлянского и Глеба Муромского мы видели, что дружины даньщиков не были велики и не играли большой роли в политике. Мы можем получить представление о примерной их численности. Во время междоусобиц 1015-1024 гг. некий родич Рюриковичей Хрисохир пытался укрыться в Византии с дружиной из 800 человек. Вероятно, к Хрисохиру присоединилось довольно много витязей не видевших для себя будущего при новых порядках. Средняя численность даньщиков скорее всего достигала 300-500 человек. Эти отряды располагались в русских «колониях», основанных киевской властью новых административных центрах аннексированных территорий. Подобно римским ветеранам, получавшим поместья в провинциях, дружинно-административная элита новых центров (Ростова, Суздаля, Владимира-Волынского и др.) несла с собой новую РУССКУЮ идентичность, в которой растворялись прежние идентичности IX-X вв.

Originally posted by ortnit at К вопросу о "варяжской легенде". Становление средневековой русской идентичности. Часть IV.

Вернемся к поставленному нами вопросу: как и почему реальная русская история IX-X вв. оказалась вытеснена в памяти русской политической и интеллектуальной элиты уже времен сыновей и внуков Ярослава Мудрого легендой о призвании варягов?
Для ответа на этот вопрос нам нужно еще раз обратиться к событиям русской истории Х века. Насколько мы можем судить по имеющимся данным, Русское государство представляло собой военное государство, подобное Дунайской Болгарии и Аварскому каганату: ядро государства составлял народ-завоеватель, который коллективно эксплуатировал покоренные народы (славян, балтов, финно-угров на Руси; славян, болгар, влахов в Аварском каганате; славян и влахов в Болгарии). Элитарное положение «народа-завоевателя» поддерживалось особой ролью его во время боевых действий. Фактически можно говорить о том, что «народ-завоеватель» выполнял функции регулярной армии более развитых государств. Постоянная боеготовность этого элитарного населения поддерживалась жесткой эксплуатацией подчиненного населения (летописное «примучивание»), которое играло роль вспомогательной военной силы и ресурсного придатка. Конечно, в разные периоды времени в разных государствах ситуация была сложнее. В частности, авары напротив активно использовали в военных действиях подчиненное население, бережно относясь к собственным человеческим ресурсам. В Дунайской Болгарии со времен Крума проводилась политика на стирание границ между славянским и болгарским населением и элитой. Русь таким образом представляла наиболее яркий пример такого военного государства.
Итак, вооружившись тезисом, что этническая русь составляла основу вооруженных сил государства, взглянем на историю еще раз. Тут бросается в глаза, что по сути Х век был веком военных катастроф Руси, даже если не рассматривать гипотезу о болгарском завоевании. К сожалению, победоносным походом Вещего Олега на Царьград дело не ограничилось. Ок. 909 г. – первый каспийский поход закончился уничтожением дружины. Поход мстителей 912/913 г. завершился уничтожением огромного войска предателями – хазарами. 941 г. – уничтожение русского флота под стенами Царьграда «греческим огнем». Здесь наш летописец или скорее его эпический источник специально уточняет, что для следующего похода Игорь был вынужден пополнять дружину наемниками – варягами, а также нанять печенегов. Возможно, что тогда дружину пополнили кривичи, поляне и словене, чем можно было объяснить их упоминание в этом первом списке, который мы можем считать достоверным. Наконец, спустя еще 20 лет начинается серия военных походов Святослава Храброго, закончившаяся в 971 году главной катастрофой века – уничтожением значительной части как минимум тридцатитысячного войска русов. Последовавшие в 970х гг. междоусобные войны Святославичей едва ли привели к значительным потерям, так как ключевое сражение, которое должно было решить исход противостояния Ярополка и Владимира просто не состоялось. Русская дружина Ярополка перешла на сторону Владимира. Это позволило Владимиру спасти Киев от своих же варяжских наемников, а затем вернуть отпавшие территории.
В 986-987 гг. Владимир заключил сделку с византийским императором Василием II, которому отправил военную помощь числом около 10 000 воинов, и которые так и не вернулись домой, судя по всему. Это событие стало поворотным в нашей истории. Надо полагать, что Владимир отправил в Византию ту самую дружину Ярополка, которая привела его к власти, будучи недовольной заигрыванием старшего из Святославичей с христианством. Это были ветераны походов Святослава Храброго. Так как Владимир собирался сам креститься и крестить всю страну, такая оппозиция ему была не нужна. В след за этим прекращается период наступательной политики и начинается долгая и не самая успешная борьба с печенегами.
Обратимся снова к летописи. После того, как Владимир утвердился в Киеве, летопись за период с 981 по 988 гг. называет семь удачных походов. Возможно, что их было еще больше, так как другие источники сообщают о походе против восставших хазар и есть основания считать, что Владимир совершил поход на Нижний Дунай. Под 988 г. рассказывается о походе на Корсунь, крещении Владимира, браке с Анной, распределении княжеских столов между многочисленными сыновьями и о решении Владимира укрепить границу Руси с печенегами. Ясно, что все эти события не могли иметь место в 988 году , но для летописца эта дата важна как некий рубеж в правлении Владимира. С чем мы можем полностью согласиться.
Последний завоевательный поход Владимира по летописи имел место быть в 993 г. (поход на хорватов), то есть после того, как Владимир избавился от дружины отца и брата. Анализ источников позволяет сделать вывод, что этот поход не был удачным, и основная территория хорватов сохранила свою независимость от Руси. С этого же года летописец ведет отсчет нападений печенегов на русские рубежи. Состоялась встреча Владимира с печенегами на реке Суле, знаменитый поединок простого парня Кожемяки с печенежским поединщиком, спасшим русскую дружину. В честь победы на месте столкновения был основан город Переяславль. Годом ранее была основана крепость Белгород. Под 996 годом происходит столкновение Владимира с печенегами под Василевым. Владимира сопровождала небольшая дружина. В результате повелитель большей части Европы был вынужден спасаться, прячась под мостом. Под 997 годом сообщается, что Владимир отправился в Новгород, чтобы собрать «верхних воев» для обороны южных рубежей. Воспользовавшись этим, печенеги берут в осаду Белгород. Жители спасаются лишь чудом.
Как видим, наблюдается резкое снижение боеспособности русских дружин. Особенно ярко это наблюдается на фоне сообщений о бегстве печенегов в 969 г. при одном упоминании имени Святослава Храброго. Явно наблюдается нехватка «кадров». При столкновениях с печенегами наблюдается малочисленность защитников южных рубежей. С этой целью Владимир начинает заселять новооснованные крепости «лучшими мужами», то есть знатью из числа чуди, словен ильменских, кривичей и вятичей. Сообщение 997 года позволяет нам датировать это «переселение».
Представляется, что именно это был переломный момент. На юге начинает формироваться новая элита, ведущая свое происхождение в основном с территории Новгородского княжества. Это происхождение прослеживается по именам некоторых представителей высшей знати XI в., в частности бояре Изяслава Чудин и его брат Тукы видимо были потомками чудского дружинника Владимира Крестителя. Этой элите была неведома история изначальной руси, да не особо они ей, скорее всего, интересовались. Пользовались популярностью предания об Олеге Вещем, существовало «Слово о Рюриковичах», которые были актуальны запросам общества и обосновывали права Киева и русской элиты на сбор дани с окружающих славиний. При этом формировалась новая идентичность, которая выросла из разноплеменной дружины Владимира. Представления киевской и новгородской элиты о ее происхождении окончательно сложились под пером летописцев начала XII века. В тоже время смешение полян и руси во второй половине X века, кирилло-мефодиевская традиция Русской церкви и актуальные ее проблемы, связанные с репутацией «росов от рода франков» в Византии, способствовали представлениям о происхождении населения «Руси в узком смысле» от полян.
Таким образом, естественное вымирание элиты этнической руси, смешение руси и полян и формирование новой элиты из варяжских и новгородских дружинников Владимира Крестителя породили ситуацию, когда реальное прошлое народа, создавшего Русское государство, оказалось просто невостребованным. Вокруг Киева и новых административных центров на окраинах формировалась новая русская идентичность, которая целиком связывала свое происхождение с Рюриком и его потомками.
Конец.