Глава VII. А.П. Бужилова. География русских фамилий (ретроспективный анализ миграций населения)
Миграции населения существуют с древнейших времен, однако для каждой исторической эпохи характерны свои масштабы, интенсивность и последствия перемещения людей. Причины миграций бывают разными, например, они могут происходить в результате неблагоприятных факторов, при оскудении жизненно важных ресурсов или под воздействием политики государства. Очевидно, миграционные процессы являются одной из важных причин формирования особенностей этнических групп.
Для реконструкции истории формирования этносов существует много различных источников: археологических, антропологических, исторических, этнографических, лингвистических и других. В качестве одного из них можно предложить и современные фамилии как возможные индикаторы специфических антропологических признаков у носителей существующего этноса.
Процессу становления фамилий присущи некоторые закономерности. Во-первых, фамилия социальна, т.е. возникает в определенных социальных слоях. Во-вторых, фамилия как исторический факт появляется раньше в районах экономически наиболее развитых или тесно связанных с теми странами, где установилась прежде. Иначе говоря, становление фамилий происходит дифференцированно по социальным слоям и неравномерно из-за хозяйственно-экономического уровня отдельных районов, причем, процесс "офамиливания" требует времени. В России, например, становление фамилий происходило на протяжении нескольких столетий.
Исследования, проведенные В.А.Никоновым [1974], позволяют выяснить процесс установления русских фамилий как нормы и наметить определенные хронологические рамки для каждого социального слоя.
Княжеские фамилии появляются в XIV в. первоначально еще как родовые имена по названиям уделов, а затем, как и у бояр, из отчеств (патронимичные).
Фамилии дворян складываются в период с первой половины XVI в. по вторую половину XVII в. К началу XVIII в. у всех помещиков уже есть фамилии, в большинстве они образованы из отчеств.
Духовенство еще и в середине XVIII в. почти не имело фамилий. Служителей церкви обычно обозначали по названию церкви в которой они служили. С конца XVIII в. в духовных семинариях, где готовили будущих церковных служителей, поголовно всем семинаристам записывали фамилии или заменяли неподходящие.
У купцов фамилии стали появляться еще в XVI в., но только у крупнейших, так называемого "именитого купечества".
В крестьянской среде в XIX в. и начале XX в. еще продолжалось формирование фамилий. После отмены крепостного права в 1861 г. среди прочих реформ был закон и о введении фамилий у всего населения страны. В качестве источников служили уличные фамилии, фамилии из отчеств или фамилии помещиков, которым раньше принадлежали эти крестьяне, например: Репьевы, Пушкаревы, Трубецкие, Нарышкины, Гагарины и т.д. [Баскаков, 1979]. Но, несмотря на принятые меры, фактически оставалось еще много безфамильных. Часто у крестьян фамилии были неустойчивыми, т.е., в документах встречалась двуфамильность.
Очевидно, растянутость во времени затрудняет работу с фамилиями как с историческим источником, тем не менее, существуют интересные наблюдения лингвистов и этнографов, позволяющие с некоторыми оговорками принять этот источник для антропологических исследований.
Например, если фамилии рассматривать как областные и диалектные слова, то их географическая приуроченность может отразить локальную обособленность населения, его "индивидуальность". Например, в Даровском районе Кировской области встречается фамилия Шипулины (шипуля означает "тихий, медленный"), а фамилия Ширманов записана в Нижнем Новгороде и Ульяновске, и именно там, на Среднем Поволжье, известно слово ширман - "карман" [Никонов, 1988].
Рис.VII-1. Распространение некоторых фамилий на юге России, по [Никонов, 1974]
1 - фамилии с окончанием -ычев; 2 - фамилии с окончанием -ых, -их; 3- фамилии с окончанием -очкин, -ичкин
Известно, что преобладающее количество русских фамилий (около 25%) образовано из личных имен [Суслова, 1971]. Тем не менее, фамилии, образованные из неполных имен или характерных для данной местности сокращенных имен, представляют большой интерес, так как тоже являются диалектными словами и имеют географическую приуроченность. Например, по данным В.А. Никонова [1974], на стыке Калужской, Орловской и Тульской областей можно встретить фамилии с характерным окончанием -чкин (Гришечкин, Климочкин и др.) (рис. VII-1). Очевидно, фамилии, образованные из географических названий, например: Волгин, Муромцев, Польша, Нарва, Терек, Сызранкин и другие также позволяют с определенной долей уверенности говорить о происхождении носителя фамилии.
Более того, свои ареалы распространения имеют такие частые фамилии как Иванов, Смирнов, Петров, Попов. В.А.Никонову [1988] удалось показать, что четыре огромных массива распространения этих фамилий располагаются в пределах сложившегося к концу XV в. единого Русского государства. В центре этого массива - Москва, где самые частые фамилии Иванов, Кузнецов, Смирнов и Попов. Как сложились эти массивы, какие процессы этому способствовали, объяснить пока невозможно. В.А.Никонов [1988] связывает границы массивов с границами суздальско-владимирского княжества, псковско-новгородского, северными землями и территориями нового освоения с XVI-XVII вв. По-видимому, фамилии, возникая, распространялись в рамках административно-территориальных общностей.
Используя данные таможенных книг XVII в., В.А.Никонов [1974] выделил и территории распространения фамилий с окончанием -ых, -их (рис.VII-2). Первая область распространения охватывает Вологодскую, Вятскую и Пермскую губернии, вторая - Курскую, Орловскую и Воронежскую губернии. В центральной полосе фамилии с окончанием -ых, -их встречаются редко. Каким образом могли образоваться две изолированные области сходных фамилий? В.А.Никонов [1974] считает, что такое могло произойти при массовых
середины XVI в. Для этих фамилий характерен суффикс -итин, например: Белеветинов, Вязьмитинов, Костромитинов [Суперанская, 1964].
Существует другой способ оценки фамилий, когда изучаются не произвольно взятые фамилии или их группы, а одновременно исследуются массовые выборки фамилий на обширной территории методом дискретного картирования. В антропонимике такие подходы только разрабатываются [Никонов, 1988].
Предлагаемое вашему вниманию исследование - это попытка оценить именно массовую выборку современных русских фамилий на территории России в историко-географическом аспекте.
Впервые аппробация этой идеи была предложена автору Ю.Г.Рычковым в 1986 г. Я благодарна судьбе, подарившей мне возможность работать с Юрием Григорьевичем. Его огромный опыт и неординарный взгляд на многие научные проблемы помогли мне преодолеть трудности, связанные с этой работой.
миграциях с севера на юг во времена заселения "дикого поля" в XVI в. Как известно, миграционные потоки на территории древней Руси в XV-XVIII вв. были связаны в первую очередь с заселением и освоением ее окраин. Переселения осуществлялись семьями или в одиночку, добровольно или принудительно (целыми деревнями), последние в известной мере были организованы правительством или помещиками (Токарев, 1958].
Для определенных фамилий можно говорить не только о месте формирования, но и времени возникновения их, причем, с высокой долей вероятности. С.Б.Веселовским [1974] был составлен "Ономастикон" с перечнем нескольких сот русских фамилий и указанным для них временем и местом первой письменной регистрации.
Также известно несколько русских фамилий, которые могли возникнуть в XV в. или в начале XVI в., так как они образованы от названий городов, существовавших в Московском государстве.
Материал в виде посемейных списков из домовых книг сельсоветов собирался по маршруту Русской антропологической экспедиции, возглавленной В.В.Бунаком в 1955-1959 гг. Результаты, пожалуй, самой большой в истории науки антропологической экспедиции нашли отражение в коллективной монографии "Происхождение и этническая история русского народа" [1965].
Маршрут Русской антропологической экспедиции был повторен нами не случайно, поскольку одной из задач ее было изучение антропологических особенностей в этнической зоне формирования русского населения в XI-XIV в.в. В эту зону входит Ростово-Суздальская Русь, Московское государство, с которым в XV в. слились великие княжества Рязанское, Смоленское, Тверское, а также область Великого Пскова и Великого Новгорода с отдельными поселениями по Северной Двине, Вятке и Каме [Происхождение ..., 1965].
Кроме того, повторение маршрута дало великолепную возможность оценить распределение современных русских фамилий на фоне антропологических вариантов русского народа, выделенных В.А.Бунаком и Т.И.Алексеевой [Происхождение..., 1965] по материалам Русской антропологической экспедиции.
В работе были использованы посемейные списки из 55- и сельсоветов 51-о района 22-х областей России, собранные в 1986-1987 гг. (рис.VII-3).
По материалам этих списков, охватывающих 17997 человек, было выявлено 1184 фамилии, что составило 6.6 % их разнообразия1.
Как указывалось выше, определенной методики для разработки больших выборок из посемейных списков нет, поэтому считаем необходимым подробно ознакомить с процедурой обработки пофамильных списков.
Итак, по ходу работы нами была составлена картотека, где для каждой фамилии указывался район ее распространения и приуроченность к антропологическому варианту, по В.В.Бунаку. Кроме того, указывалась частота (в %) встречаемости этой фамилии в каждой локальной популяции.
Таким образом, при учете распределения фамилий по антропологическим вариантам и локальным популяциям, пофамильный список разделился на две части, которые мы обозначили следующим образом:2
1) Редкие фамилии, т.е. фамилии, встречающиеся только в одной популяции. Всего было зафиксировано 1041, что составило 87,9 % от общего числа выделенных фамилий.
2) Распространенные фамилии, т.е. фамилии, встречающиеся одновременно в нескольких популяциях. Всего их было зафиксировано 143, что составило - 12,1 % от общего числа. В этом же списке отдельной группой были выделены фамилии, встречающиеся более, чем в двух популяциях одновременно. Всего их было отмечено 75, что составило 6.4 % от общего количества.
Список редких фамилий был сверен с "Ономастиконом" С.Б.Веселовского, где указаны дата и место впервые засвидетельствованной в документах фамилии [Веселовский, 1974]. В результате было получено два дополнительных списка.
Первый состоит из 73 фамилий, распространенных как в XV-XVII вв., так и в наши дни. Второй список состоит из 26 фамилий, которые на протяжении четырех столетий не изменили места своего распространения.
Информация о месте и времени первой регистрации, полученная для каждой фамилии из первого списка, была внесена в картотеку. Затем эти данные были перенесены на географическую карту. На ней фиксировались две точки: 1-я точка - место, где фамилия была распространена в XV-XVII вв., по данным С.Б.Веселовского; 2-я точка - место, где эта фамилия распространена в наши дни. Эти точки объединялись, причем, направление указывалось от первой точки ко второй, т.е. "от прошлого к настоящему".
Фамилии из второго списка мы рассматривали в дальнейшем как разграничительные маркеры, указывающие на особенности локальных популяций.
Из списка распространенных фамилий были выделены и прокартированы семь, преобладающих на исследованной территории: Васильев, Иванов, Кузнецов, Морозов, Петров, Попов, Смирнов. Их приуроченность к определенным географическим ареалам оценивалась на фоне распространения антропологических вариантов русского народа по В.В.Бунаку, и диалектологических областей русского языка [Происхождение..., 1965].
Используя 75 наиболее распространенных фамилий, мы попытались оценить уровень их разнообразия в исследованных популяциях. Уровень разнообразия фамилий - это не что иное, как частота встречаемости этих фамилий для каждой популяции в определенной географической точке.3 Для дискретного картирования эти данные были сведены в шесть классовых интервалов с семипроцентным шагом: I - ( 1.0-6.9), II - (7.0-13.9), III - (14.0-20.9), IV - (21.0-27.9), V - (28.0-34.9), VI -(35.0-41.9).
Полученные карты с дискретными данными, а также модель миграций фамилий (с четырехсотлетним временным отрезком) сравнивались с картой диалектологических областей русского языка, картой границ антропологических вариантов русского народа по В.В.Бунаку, рассматривались на фоне направлений движений соответствующих антропологических комплексов по Т.И.Алексеевой (карты из книги [Происхождение..., 1965]).
Известно, что русская народность начала складываться в XIV-XV в.в., и первые фамилии появились примерно в это же время. Однако, становление фамилий проходило дифференцированно по социальным слоям и поэтому растянулось на несколько столетий. Очевидно, антропологические варианты русского типа сложились не вдруг, и установление каждого имело свой срок и свою историю, ведь на протяжении долгого времени русские непрерывно расширяли территорию обитания. Если в XIV в. она ограничивалась Волго- Окским междуречьем и Великим Новгородом, то в XVI в., перевалив за Урал, русские вышли на бескрайние просторы Сибири [Токарев, 1958].
Когда речь идет об освоении таких больших территорий, можно предположить несколько вариантов их заселения. По-видимому, наряду с массовыми миграциями, существовала и медленная "ползучая" колонизация семьями и небольшими группами [Егоров, 1923]. Находит ли это отражение в зональном размещении некоторых фамилий?
На предварительном этапе исследования мы решили сравнить некоторые результаты картирования, полученные В.А.Никоновым, с нашими данными. Как указывалось выше, В.А.Никонову [1988] удалось показать существование четырех больших массивов самых распространенных фамилий на территории России. Источники, использованные В.А.Никоновым, были не единовременными - от материалов Всероссийской переписи 1897 г. до современных списков из хозяйственных книг, архивов ЗАГСов и т. д., но объем материала огромный. Наши материалы единовременны, но значительно уступают по своему объему и охвату территории. Поэтому мы сочли необходимым и интересным сравнить географическое распределение сходных фамилий по разным источникам (рис. VII-4).
Оказалось, что и по нашим данным географическая локализация фамилий Иванов, Кузнецов, Попов и Смирнов очевидна. Фамилия Иванов имеет преимущественное распространение на северо-западе России в рамках древней новгородчины. Попов распространяется на юге и северо-востоке России, причем, если взаимно дополнить авторские источники, размеры ареалов распространения этой фамилии незначительно возрастают (см. рис. VII-4). Фамилия Смирнов отчетливо занимает северную часть карты и одинаково равномерно на западе и
востоке. По данным В.А.Никонова, отмечается та же тенденция, за исключением того, что территория распространения этой фамилии не захватывает пределы новгородских земель. Фамилия Кузнецов наиболее компактно размещается в северо-западных и юго-западных районах России. По данным В.А. Никонова, территория распространения этой фамилии ограничивается только южной частью (см. рис.VII-4).
Таким образом, результаты сравнительного анализа подтверждают основные закономерности географического размещения самых распространенных фамилий. Следует отметить новую закономерность, выделенную по результатам картирования наших данных, а именно - распространение на территории древней новгородчины помимо фамилии Иванов, также и фамилий Кузнецов, Смирнов.
Рассмотрим более подробно, с привлечением данных антропологии, географическое распределение некоторых распространенных фамилий. На рисунке VII-5 представлена локализация фамилий - Васильев, Иванов, Кузнецов, Морозов, Петров, Попов и Смирнов. География их распространения легко читается. На северо-западе древней Новгород
ской земли и вдоль западной границы Смоленской располагается зона встречаемости фамилии Васильев (рис.VII-5а), в рамках древней новгородчины распространяются фамилии Иванов и Петров (рис. VII-5б и рис. VII-5в), на северо-западе древней Новгородской земли, по обоим берегам Оки, вдоль западного берега Дона - Кузнецов (рис.VII-5г), фамилия Смирнов (рис.УН-5д) распространяется полосой в южной части новгородчины, в Волго- Окском бассейне и центральной области, Попов (рис.VII-5е) - на юго-востоке и северо-востоке России, отмечая границы Русского государства в XIV-XV вв., фамилия Морозов (рис.VII-5ж) располагается, главным образом, в южной половине Волго-Окского бассейна. Очевидно, каждая из рассмотренных фамилий обладает определенной территорией компактного размещения, а в рамках древней Новгородской земли отмечается практически весь набор фамилий (исключение составляет фамилия Попов). Сравним области распространения этих фамилий с данными антропологии.
Фамилии Васильев, Иванов и Петров наиболее компактно размещаются на территории распространения ильменского и валдайского типов с незначительной долей встречаемости в зоне верхнеокского антропологического варианта (см. рис. VII- 5а-в). Следует отметить, что наиболее компактное размещение фамилии Петров наблюдается на территории ильменского типа. Ильменский и валдайский типы относятся к основным антропологическим типам северо-западной территории. В.В.Бунак выделяет ильменский тип по головному указателю, который не достигает величины 82%. Валдайский тип незначительно отличается от остальных групп по доле светлой окраски радужины (около 50% на фоне размаха 45-56,5%). Ильменский и валдайский типы объединяются по средней доле светлых волос, которая не превышает 46%, в то время как в других западных районах эта величина составляет всего 29%. Рост бороды дает наибольший показатель в ильмено-белозерской зоне, валдайский в числе прочих типов северо-западной территории занимает промежуточное положение (разброс показателя - 4-23%). Сравнительное исследование русского населения и соседних этнических групп, проведенное Т.И.Алексеевой, также позволяет объединять выделенные территории по ряду признаков. Русские ильменско-белозерской зоны по ряду признаков занимают промежуточное положение между латышами и эстонцами, с одной стороны, и вепсами - с другой. Однако, ни в одном районе ильмено-белозерской зоны не выделяется в полном виде этот комплекс, лишь отдельные черты его могут быть обнаружены в каждом районе. Между русскими ловать-соротьской группы, восточными латышами, литовцами и белорусами существует значительное морфологическое сходство. Только цвет глаз дает определенное отличие русских от указанных групп. В целом русское население ловать-соротьской зоны, так же, как и ильмено-белозерской, темнее смежных этнических групп [Происхождение..., 1965, с. 154-156,221-223). Очевидно, районы компактного преобладания фамилий отражают единство антропологического субстрата в этих географических зонах. В качестве разграничительных фамилий-маркеров, воспроизводящих своеобразие ильменского типа можно предложить фамилии Гущин, Капустин, Кокотов, Кулаков, Пикалев, Хорее и Чадов, не изменившие места своего распространения со дня первой письменной регистрации в XV-XVI вв. (табл. VII-l). Практически весь список фамилий относится к Новгороду, что делает эти маркеры еще более конкретными. Фамилии Голиков и Кашинцев, отмеченные впервые в XVI в., отражают своеобразие западного верхневолжского типа, который не получил должного отражения в размещении распространенных фамилий (см. табл. VII-l, рис.VII-5). По данным В.В.Бунака, западная верхневолжская группа, по большей части признаков, близка к ильмеиской, отличаясь от последней более темной окраской волос (такой же, как в Валдайской зоне), а также более сильным ростом бороды, более прямой спинкой носа и большей частотой века без складки.
Фамилия Кузнецов занимает в нашем исследовании особое положение, так как при сопоставлении с данными В.А.Никонова [1988], о которых говорилось выше, наблюдаются принципиальные расхождения в определении географического вектора. По мнению В.А.Никонова, это южный вектор. На наш взгляд, фамилия Кузнецов занимает скорее всего западный вектор, объединяя северозападные и юго-западные территории (см. рис.VII-4). Поданным В.В.Бунака, на этих территориях размещены обсужденные выше ильменский, валдайский, и только упомянутый верхнеокский типы (см. рис.VII-5г). Фамилия Кузнецов наиболее компактно размещается в зонах ильменского и на востоке верхнеокского типов. Обширная территория верхнеокского типа имеет несколько локальных под- вариантов. В.В.Бунак отмечает в первую очередь отличия от остальных западного варианта на этой территории, представленные меньшей высотой лица, меньшей длиной тела, более темной радужиной, менее сильным ростом бороды и горизонтальной профилировкой лица. Десно-сейминский комплекс прослеживается в виде тенденции на землях, прилежащих к юго-западной территории с юга и составляет вариант или подтип преобладающего верхнеокского типа. В целом же, верхнеокский тип отличается от средневолжского, вологдо-вятского и северо-западных типов [Происхождение..., 1965]. Фамилии Байбаков, Жилин, Малахов, впервые письменно зафиксированные в XVI-XVII вв. в Кашире, Пашков, Терехов - в XVI в. в Туле, Ерохин - в 1596 г. в Одоеве и Лужецкий - в 1628 г. в Карачаеве - возможно, отражают дискретность верхнеокского антропологического типа (см. табл. VII-l).
Т.И.Алексеева, подводя итоги сопоставлению антропологических типов, проявляющихся в русском населении северо-западных и юго-западных земель, со смежным населением, приходит к выводу о значительном сходстве морфологических компонентов в различных этнических группах смежных территорий. Это сходство сильнее проявляется в западной зоне рассматриваемой территории; оно настолько значительно, что позволяет ставить вопрос о едином антропологическом субстрате, на базе которого формировались эти группы [Происхождение..., 1965].
Карта диалектологических областей русского языка не отражает единства западных территорий, выявленного по данным ономастики и антропологии (рис.VII-6). Возможно, формирование диалектов русского языка относится к более поздним временным отрезкам, не нашедшим отражения в особенностях распределения фамилий Васильев, Иванов, Кузнецов и Петров.
На территориях вологдо-вятского, ильменского и валдайского антропологических типов нами отмечен ареал преобладания фамилии Смирнов (см. рис VII-5д)). На карте диалектологических областей это в основном территории северно-русских говоров (см. pис.VII-6). По данным В.В.Бунака, во- логдо-вятская группа, по сравнению с ильменской и валдайской, отличается меньшей длиной тела, более широким лицом, более темной окраской радужины и волос. Головной указатель немного меньше, чем в Валдайской зоне. В.В.Бунак, оценивая особенности антропологических вариантов северовосточной территории, отмечает восточный географический вектор, связанный с увеличением доли более темной пигментации радужины и волос. Это отличает ильменский тип от вологдо-вятского, ильменский от клязьминского, западной верхневолжской группы от восточной [Происхождение..., 1965]. Иными словами, данные антропологии улавливают изменение антропологических признаков в восточном направлении, причем именно в северной части России. По данным Т.И.Алексеевой [Происхождение..., 1965] эта территория характеризуется брахикефалией и суббрахикефалией в сочетании с депигментацией, значительным понижением роста волос на лице и теле, понижением длины тела и увеличением процента вогнутых носов с приподнятым кончиком. Наиболее характерные представители - вепсы и южные, западные и северные коми. На наш взгляд, фамилия Смирнов может объединять на выделенной территории именно славянский субстрат, который с продвижением на восток все меньше проявляется, уступая ведущую роль местному компоненту. По мнению В.В.Бунака [Происхождение..., 1965], русская вологдо-вятская группа ясно отличается от восточнофинских и, в целом, сходна с другими русскими антропологическими вариантами, в частности, с ильменским. В то же время, вологдо-вятские русские по ряду признаков отличаются от ильменских так же, как западнорусские группы - от восточнофинских: по головному и лицевому указателям, увеличению ширины лица, цвету волос и радужины. Наиболее вероятное объяснение расхождения антропологических характеристик состоит в том, что в составе русского населения Вологдо-вятской зоны имеется восточно- финский элемент, ветлужско-камская разновидность уральской расы [Происхождение..., 1965].
Фамилия Симакин, впервые зафиксированная в 1615 г. в Тотьме возможно отражает особенности вологдо-вятского антропологического типа (см. табл. VII-l). Галин и Нечаев, отмеченные в XVI веке на территории клязьминского антропологического типа, могут отражать локальные особенности местного населения. Фамилии Аненков, Богатырев, Болотов, Кудеяров, отмеченные в XVI веке в Арзамасе, Машин, Половинкин - в XVII веке в Нижнем Новгороде, Левушин - в 1632 г. в Зарайске - по территориальному размещению отражают дон- сурский тип (см. табл.VII-1). Поданным В.В.Бунака, дон-сурский тип по комплексу признаков не имеет аналогий в других группах, сочетание мезокефалии, малых размеров лицевых диаметров, относительной узколицести, толстогубости, сравнительно сильного роста бороды не встречается за пределами Дон-сурской зоны [Происхождение..., 1965].
Размещение фамилии Попов резко отличается от всех рассматриваемых фамилий-маркеров (см. рис. VII-5е). Она отмечается только на крайнем востоке изолировано в северной (по берегам Ветлуги) и в южной (Курская, Воронежская обл.) частях европейской России. Такое специфическое расположение напоминает уже рассмотренный выше вариант географического размещения фамилий с окончаниеями -ых, -их. Опираясь на опыт В.А.Никонова, рискуем предположить, что фамилия Попов маркирует важные миграционные процессы XVI века с севера на юг, связанные с освоением новых необжитых окраин "дикого поля". Очевидно, и отчетливо фиксируемая по размещению пунктов, где отмечена фамилия Попов, граница Русского государства относится примерно к этой же эпохе.
Фамилия Морозов наиболее компактно размещается в ильменской зоне, на территории клязьминского антропологического типа и дон-сурского (см. рис.VII-5ж). Второе, менее отчетливое направление объединяет уже обсужденные выше антропологические варианты западных территорий в зонах ильменского, валдайского и верхнеокского типов. Итак, фамилия Морозов связывает три важных региона: северо-западные территории, северовосточные и юго-восточные. На карте диалектологических областей это, главным образом, зоны северно-русских говоров - Новгородского и Владимиро-поволжского (см. pис.VII-6).
По данным Т.И.Алексеевой [Происхождение..., 1965], основной массив этой территории относится к восточноевропейскому антропологическому комплексу. Длина тела у представителей этого комплекса средняя или несколько выше средней, головной указатель преимущественно мезосуб- брахикефальный, умеренно темная пигментация волос и преобладающая светлая - глаз, средне- широкое и средневысокое лицо со средней гори
зонтальной профилировкой, средним или ниже среднего развитием бороды и ослабленным ростом волос на теле.
В.В.Бунак, обобщая анализ антропологических вариантов русского народа, отмечает, что зональные антропологические комплексы русского населения, отражая влияние балтийского расового типа на северо-западе, уральского на северо-востоке и на средней Волге, неопонтийского на юге, заметно отличаются от центральных вариантов названных типов. Наиболее характерные антропологические варианты русских - ильменский и верхнеокский - на востоке несколько видоизменяются под влиянием уральских групп. Разнообразные сопоставления приводят к выводу, что формирование ильменского и верхнеокского типов могло происходить на основе некоторого общего антропологического элемента, к которому присоединялись на севере балтийский элемент, на юге пон- тийский, на востоке уральский. Отклонения ильменского комплекса от балтийского и верхнеокского от понтийского идут во встречных направлениях. Четвертый общий антропологический элемент несомненно наиболее древний, не сохранился в настоящее время в виде обособленной группы [Происхождение..., 1965].
Графическое отражение влияния смежных антропологических комплексов представлено на схеме Т.И.Алексеевой (рис.VII-7) [Происхождение..., 1965). На рисунке 7 стрелками указаны направления движения соответствующих антропологических комплексов. Антропогеографические комплексы или антропологические типы были получены Т.И.Алексеевой в соответствии с преобладанием тех или иных величин признаков в определенных ареалах. Все данные фиксировались картографическим методом. На территории расселения русского народа распространен восточноевропейский комплекс признаков. В зонах контакта с другими народами (на схеме стрелки - направления движения соответствующих комплексов) отмечается более или менее заметное влияние соседних антропологических комплексов друг на друга. Сопоставим эти данные с размещением частоты встречаемости 75-и распространенных фамилий в исследованных популяциях (см. рис. VII-7, дискретные значки). Высокие показатели встречаются на территории прибалтийского комплекса и северо-западной территории восточно-европейского. По сути это территория древней новгородчины, своеобразие которой мы отметили выше, наблюдая на ней практически весь список распространенных фамилий: Васильев, Иванов, Кузнецов, Морозов, Петров, и Смирнов.
В.В.Бунак и Т.И.Алексеева [Происхождение..., 1965] отмечают влияние прибалтийского комплекса на западе и белозерско-камского на востоке этой территории. Если допустить, что высокая частота разнообразия фамилий отражает приток и отток населения, то, возможно, на нашей схеме отражены миграционные процессы. Связаны ли они с влиянием смежных антропологических комплексов или отражают внутриэтнические процессы, сказать трудно.
Необходимо отметить зоны компактно размещенных высоких частот разнообразия фамилий и в южной лесостепной зоне по берегам Дона и на севере в области реки Вятки. Как указывалось выше (фамилия Попов) и по данным В.А.Никонова, на этих территориях реконструируются массовые миграционные процессы, связанные с заселением окраин Русского государства в XV- XVIII вв.
Итак, мы склонны считать, что увеличение разнообразия фамилий объясняется в первую очередь мигрантными потоками населения на эти территории. По результатам пофамильного анализа фиксируются только те направления, которые указывают на продвижение восточноевропейского комплекса с территории расселения русских, и это проявляется в увеличении уровня разнообразия фамилий в этих областях. Движения же других антропологических комплексов, например, степного в Поволжье, не улавливаются пофамильным методом, и это отражается низким уровнем разнообразия фамилий в этой области (см. рис. VII-7). Таким образом, возможно, реконструируются лишь наиболее характерные миграционные направления с севера на юг на западе и востоке России. Самые интенсивные миграционные процессы реконструируются на территории древней новгородчины из смежных областей.
Возможно, пофамильный картографический анализ улавливает в первую очередь внутриэтнические процессы. Персональный анализ каждой фамилии может ответить на вопрос о возможной иноэтнической метисации русского населения.
Например, фамилия Чириков (Чуриков) пошла от хана Берке (брата Батыя и внука Чингизхана), перешедшего на службу к князю Дмитрию Донскому. Его обрусевшие потомки сохранили эту фамилию, в 1679 году она была официально зарегистрирована [Баскаков, 1979]. Очевидно, подобными свойствами обладают и фамилии, образованные по национальному признаку, например: Китаец, Белорус, Грек, Литовка [Суперанская, 1964]. Но анализ каждой фамилии - это трудоемкая, научная задача, и решать ее должны только специалисты-филологи. Поэтому в антропологических исследованиях более приемлем пофамильный картографический анализ, где фамилия используется как комплекс определенных антропологических признаков.
Обратимся к следующей карте, где отмечены географические перемещения редких фамилий с известной датой и местом их первой письменной регистрации (рис.VII-8). В целом, отмечаются следующие направления миграций: с запада на восток (из белозерского региона к вятским землям) и более продвинутый восточный вектор - с берегов Ветлуги к Вятке; с запада на юг (из новгородских земель к смоленским), из центральных владимирских, тверских, московских областей в южные лесостепные районы. Не менее значителен поток из калужских земель к новгородским, из приокских к верхневолжским. Очевидно, наиболее интенсивные миграционные пути характерны все же для западной части России4.
Трудно предположить, насколько глубоко во времени затронуты эти миграционные процессы, реконструируемые по особенностям распространения редких фамилий. При детальном рассмотрении схемы они разбиваются на две группы:
1) Фамилии, задокументированные в XV-XVI вв. (на карте обозначены заштрихованными стрелками).
2) Фамилии, задокументированные в XVI-XVII вв. (полые стрелки).
Фамилии из первой группы распространены на территории древней Новгородчины, в московских и рязанских землях (см. pис.VII-8). В целом же, фамилии из первой группы, т.е., более ранние, располагаются на западе исследованной территории, а более поздние - на востоке. Граница, отделяющая эти две группы, примерно совпадает с границей Русского государства IX-X вв. (см. рис.VII-8). Очевидно, эту закономерность можно объяснить в первую очередь с позиций В.А.Никонова, что фамилия социальна по своей сути и быстрее появляется в экономически более развитых районах. На наш взгляд, эти данные можно проинтерпретировать иначе, согласуясь с задачами нашего исследования. Редкие фамилии отражают: исходные районы миграционных потоков, направления миграционных потоков, время миграций.
Наиболее ранние миграции происходят на территории Русского государства в границах IX века, наиболее поздние относятся к периоду XIV-XVI вв. Если говорить об интенсивности миграционных потоков, то западная территория России подвергается постоянному воздействию миграций как в ранние периоды развития государства, так и в более поздние. К такому же выводу приводит нас и анализ распространенных фамилий, и данные антропологии. По-видимому, формирование восточноевропейского антропологического комплекса происходило на всем протяжении русской истории. Основные особенности его формировались под воздействием различных смежных антропологических типов, а усредненные показатели, дающие основной субстрат комплекса - под воздействием внутриэтнических миграций. Пофамильный анализ, предложенный вниманию читателя, может рассматриваться как одно из доказательств существования значительных миграционных процессов на исторической территории Русского государства.
1 Необходимо сразу подчеркнуть, что фамилии, встречающиеся реже, чем у двух человек в анализ не вошли. Таким образом, разноообразие русских фамилий на исследованной территории было нами преднамеренно заниженно, так как, следуя цели исследования, необходимо было охватить наибольшее число людей с одинаковыми фамилиями. По данным Супе-ранской [1964], частота встречаемости непохожих фамилий у современного русского населения не превышает 7 %. Таким образом, искусственно заниженная частота встречаемости непохожих фамилий незначительно отличается от фактических данных.
2 Для удобства работы в дальнейшем предлагаем пользоваться этими обозначениями как терминами.
3 Например, в Леуновском сельсовете всего было зарегистрировано 4 фамилии, которые относятся к списку 75 распространенных, следовательно, частота встречаемости этих фамилий в группе (4:75)-100% = 5,3%.
4 Поскольку при реконструкции каждого направления было проанализировано разное количество редких фамилий, толщина стрелок неравноценна и прямопропорционально зависит от количества фамилий, использованных в анализе. Например, в реконструкции направления из новгородских земель к смоленским было использовано 16 фамилий.
Для реконструкции истории формирования этносов существует много различных источников: археологических, антропологических, исторических, этнографических, лингвистических и других. В качестве одного из них можно предложить и современные фамилии как возможные индикаторы специфических антропологических признаков у носителей существующего этноса.
Процессу становления фамилий присущи некоторые закономерности. Во-первых, фамилия социальна, т.е. возникает в определенных социальных слоях. Во-вторых, фамилия как исторический факт появляется раньше в районах экономически наиболее развитых или тесно связанных с теми странами, где установилась прежде. Иначе говоря, становление фамилий происходит дифференцированно по социальным слоям и неравномерно из-за хозяйственно-экономического уровня отдельных районов, причем, процесс "офамиливания" требует времени. В России, например, становление фамилий происходило на протяжении нескольких столетий.
Исследования, проведенные В.А.Никоновым [1974], позволяют выяснить процесс установления русских фамилий как нормы и наметить определенные хронологические рамки для каждого социального слоя.
Княжеские фамилии появляются в XIV в. первоначально еще как родовые имена по названиям уделов, а затем, как и у бояр, из отчеств (патронимичные).
Фамилии дворян складываются в период с первой половины XVI в. по вторую половину XVII в. К началу XVIII в. у всех помещиков уже есть фамилии, в большинстве они образованы из отчеств.
Духовенство еще и в середине XVIII в. почти не имело фамилий. Служителей церкви обычно обозначали по названию церкви в которой они служили. С конца XVIII в. в духовных семинариях, где готовили будущих церковных служителей, поголовно всем семинаристам записывали фамилии или заменяли неподходящие.
У купцов фамилии стали появляться еще в XVI в., но только у крупнейших, так называемого "именитого купечества".
В крестьянской среде в XIX в. и начале XX в. еще продолжалось формирование фамилий. После отмены крепостного права в 1861 г. среди прочих реформ был закон и о введении фамилий у всего населения страны. В качестве источников служили уличные фамилии, фамилии из отчеств или фамилии помещиков, которым раньше принадлежали эти крестьяне, например: Репьевы, Пушкаревы, Трубецкие, Нарышкины, Гагарины и т.д. [Баскаков, 1979]. Но, несмотря на принятые меры, фактически оставалось еще много безфамильных. Часто у крестьян фамилии были неустойчивыми, т.е., в документах встречалась двуфамильность.
Очевидно, растянутость во времени затрудняет работу с фамилиями как с историческим источником, тем не менее, существуют интересные наблюдения лингвистов и этнографов, позволяющие с некоторыми оговорками принять этот источник для антропологических исследований.
Например, если фамилии рассматривать как областные и диалектные слова, то их географическая приуроченность может отразить локальную обособленность населения, его "индивидуальность". Например, в Даровском районе Кировской области встречается фамилия Шипулины (шипуля означает "тихий, медленный"), а фамилия Ширманов записана в Нижнем Новгороде и Ульяновске, и именно там, на Среднем Поволжье, известно слово ширман - "карман" [Никонов, 1988].
1 - фамилии с окончанием -ычев; 2 - фамилии с окончанием -ых, -их; 3- фамилии с окончанием -очкин, -ичкин
Более того, свои ареалы распространения имеют такие частые фамилии как Иванов, Смирнов, Петров, Попов. В.А.Никонову [1988] удалось показать, что четыре огромных массива распространения этих фамилий располагаются в пределах сложившегося к концу XV в. единого Русского государства. В центре этого массива - Москва, где самые частые фамилии Иванов, Кузнецов, Смирнов и Попов. Как сложились эти массивы, какие процессы этому способствовали, объяснить пока невозможно. В.А.Никонов [1988] связывает границы массивов с границами суздальско-владимирского княжества, псковско-новгородского, северными землями и территориями нового освоения с XVI-XVII вв. По-видимому, фамилии, возникая, распространялись в рамках административно-территориальных общностей.
Используя данные таможенных книг XVII в., В.А.Никонов [1974] выделил и территории распространения фамилий с окончанием -ых, -их (рис.VII-2). Первая область распространения охватывает Вологодскую, Вятскую и Пермскую губернии, вторая - Курскую, Орловскую и Воронежскую губернии. В центральной полосе фамилии с окончанием -ых, -их встречаются редко. Каким образом могли образоваться две изолированные области сходных фамилий? В.А.Никонов [1974] считает, что такое могло произойти при массовых
середины XVI в. Для этих фамилий характерен суффикс -итин, например: Белеветинов, Вязьмитинов, Костромитинов [Суперанская, 1964].
Существует другой способ оценки фамилий, когда изучаются не произвольно взятые фамилии или их группы, а одновременно исследуются массовые выборки фамилий на обширной территории методом дискретного картирования. В антропонимике такие подходы только разрабатываются [Никонов, 1988].
Предлагаемое вашему вниманию исследование - это попытка оценить именно массовую выборку современных русских фамилий на территории России в историко-географическом аспекте.
Впервые аппробация этой идеи была предложена автору Ю.Г.Рычковым в 1986 г. Я благодарна судьбе, подарившей мне возможность работать с Юрием Григорьевичем. Его огромный опыт и неординарный взгляд на многие научные проблемы помогли мне преодолеть трудности, связанные с этой работой.
миграциях с севера на юг во времена заселения "дикого поля" в XVI в. Как известно, миграционные потоки на территории древней Руси в XV-XVIII вв. были связаны в первую очередь с заселением и освоением ее окраин. Переселения осуществлялись семьями или в одиночку, добровольно или принудительно (целыми деревнями), последние в известной мере были организованы правительством или помещиками (Токарев, 1958].
Для определенных фамилий можно говорить не только о месте формирования, но и времени возникновения их, причем, с высокой долей вероятности. С.Б.Веселовским [1974] был составлен "Ономастикон" с перечнем нескольких сот русских фамилий и указанным для них временем и местом первой письменной регистрации.
Также известно несколько русских фамилий, которые могли возникнуть в XV в. или в начале XVI в., так как они образованы от названий городов, существовавших в Московском государстве.
Материал и методы
Материал в виде посемейных списков из домовых книг сельсоветов собирался по маршруту Русской антропологической экспедиции, возглавленной В.В.Бунаком в 1955-1959 гг. Результаты, пожалуй, самой большой в истории науки антропологической экспедиции нашли отражение в коллективной монографии "Происхождение и этническая история русского народа" [1965].
Маршрут Русской антропологической экспедиции был повторен нами не случайно, поскольку одной из задач ее было изучение антропологических особенностей в этнической зоне формирования русского населения в XI-XIV в.в. В эту зону входит Ростово-Суздальская Русь, Московское государство, с которым в XV в. слились великие княжества Рязанское, Смоленское, Тверское, а также область Великого Пскова и Великого Новгорода с отдельными поселениями по Северной Двине, Вятке и Каме [Происхождение ..., 1965].
Кроме того, повторение маршрута дало великолепную возможность оценить распределение современных русских фамилий на фоне антропологических вариантов русского народа, выделенных В.А.Бунаком и Т.И.Алексеевой [Происхождение..., 1965] по материалам Русской антропологической экспедиции.
В работе были использованы посемейные списки из 55- и сельсоветов 51-о района 22-х областей России, собранные в 1986-1987 гг. (рис.VII-3).
По материалам этих списков, охватывающих 17997 человек, было выявлено 1184 фамилии, что составило 6.6 % их разнообразия1.
Как указывалось выше, определенной методики для разработки больших выборок из посемейных списков нет, поэтому считаем необходимым подробно ознакомить с процедурой обработки пофамильных списков.
Итак, по ходу работы нами была составлена картотека, где для каждой фамилии указывался район ее распространения и приуроченность к антропологическому варианту, по В.В.Бунаку. Кроме того, указывалась частота (в %) встречаемости этой фамилии в каждой локальной популяции.
Таким образом, при учете распределения фамилий по антропологическим вариантам и локальным популяциям, пофамильный список разделился на две части, которые мы обозначили следующим образом:2
1) Редкие фамилии, т.е. фамилии, встречающиеся только в одной популяции. Всего было зафиксировано 1041, что составило 87,9 % от общего числа выделенных фамилий.
2) Распространенные фамилии, т.е. фамилии, встречающиеся одновременно в нескольких популяциях. Всего их было зафиксировано 143, что составило - 12,1 % от общего числа. В этом же списке отдельной группой были выделены фамилии, встречающиеся более, чем в двух популяциях одновременно. Всего их было отмечено 75, что составило 6.4 % от общего количества.
Список редких фамилий был сверен с "Ономастиконом" С.Б.Веселовского, где указаны дата и место впервые засвидетельствованной в документах фамилии [Веселовский, 1974]. В результате было получено два дополнительных списка.
Первый состоит из 73 фамилий, распространенных как в XV-XVII вв., так и в наши дни. Второй список состоит из 26 фамилий, которые на протяжении четырех столетий не изменили места своего распространения.
Информация о месте и времени первой регистрации, полученная для каждой фамилии из первого списка, была внесена в картотеку. Затем эти данные были перенесены на географическую карту. На ней фиксировались две точки: 1-я точка - место, где фамилия была распространена в XV-XVII вв., по данным С.Б.Веселовского; 2-я точка - место, где эта фамилия распространена в наши дни. Эти точки объединялись, причем, направление указывалось от первой точки ко второй, т.е. "от прошлого к настоящему".
Фамилии из второго списка мы рассматривали в дальнейшем как разграничительные маркеры, указывающие на особенности локальных популяций.
Из списка распространенных фамилий были выделены и прокартированы семь, преобладающих на исследованной территории: Васильев, Иванов, Кузнецов, Морозов, Петров, Попов, Смирнов. Их приуроченность к определенным географическим ареалам оценивалась на фоне распространения антропологических вариантов русского народа по В.В.Бунаку, и диалектологических областей русского языка [Происхождение..., 1965].
Используя 75 наиболее распространенных фамилий, мы попытались оценить уровень их разнообразия в исследованных популяциях. Уровень разнообразия фамилий - это не что иное, как частота встречаемости этих фамилий для каждой популяции в определенной географической точке.3 Для дискретного картирования эти данные были сведены в шесть классовых интервалов с семипроцентным шагом: I - ( 1.0-6.9), II - (7.0-13.9), III - (14.0-20.9), IV - (21.0-27.9), V - (28.0-34.9), VI -(35.0-41.9).
Полученные карты с дискретными данными, а также модель миграций фамилий (с четырехсотлетним временным отрезком) сравнивались с картой диалектологических областей русского языка, картой границ антропологических вариантов русского народа по В.В.Бунаку, рассматривались на фоне направлений движений соответствующих антропологических комплексов по Т.И.Алексеевой (карты из книги [Происхождение..., 1965]).
Результаты и обсуждение
Известно, что русская народность начала складываться в XIV-XV в.в., и первые фамилии появились примерно в это же время. Однако, становление фамилий проходило дифференцированно по социальным слоям и поэтому растянулось на несколько столетий. Очевидно, антропологические варианты русского типа сложились не вдруг, и установление каждого имело свой срок и свою историю, ведь на протяжении долгого времени русские непрерывно расширяли территорию обитания. Если в XIV в. она ограничивалась Волго- Окским междуречьем и Великим Новгородом, то в XVI в., перевалив за Урал, русские вышли на бескрайние просторы Сибири [Токарев, 1958].
Когда речь идет об освоении таких больших территорий, можно предположить несколько вариантов их заселения. По-видимому, наряду с массовыми миграциями, существовала и медленная "ползучая" колонизация семьями и небольшими группами [Егоров, 1923]. Находит ли это отражение в зональном размещении некоторых фамилий?
На предварительном этапе исследования мы решили сравнить некоторые результаты картирования, полученные В.А.Никоновым, с нашими данными. Как указывалось выше, В.А.Никонову [1988] удалось показать существование четырех больших массивов самых распространенных фамилий на территории России. Источники, использованные В.А.Никоновым, были не единовременными - от материалов Всероссийской переписи 1897 г. до современных списков из хозяйственных книг, архивов ЗАГСов и т. д., но объем материала огромный. Наши материалы единовременны, но значительно уступают по своему объему и охвату территории. Поэтому мы сочли необходимым и интересным сравнить географическое распределение сходных фамилий по разным источникам (рис. VII-4).
востоке. По данным В.А.Никонова, отмечается та же тенденция, за исключением того, что территория распространения этой фамилии не захватывает пределы новгородских земель. Фамилия Кузнецов наиболее компактно размещается в северо-западных и юго-западных районах России. По данным В.А. Никонова, территория распространения этой фамилии ограничивается только южной частью (см. рис.VII-4).
Таким образом, результаты сравнительного анализа подтверждают основные закономерности географического размещения самых распространенных фамилий. Следует отметить новую закономерность, выделенную по результатам картирования наших данных, а именно - распространение на территории древней новгородчины помимо фамилии Иванов, также и фамилий Кузнецов, Смирнов.
Рассмотрим более подробно, с привлечением данных антропологии, географическое распределение некоторых распространенных фамилий. На рисунке VII-5 представлена локализация фамилий - Васильев, Иванов, Кузнецов, Морозов, Петров, Попов и Смирнов. География их распространения легко читается. На северо-западе древней Новгород
ской земли и вдоль западной границы Смоленской располагается зона встречаемости фамилии Васильев (рис.VII-5а), в рамках древней новгородчины распространяются фамилии Иванов и Петров (рис. VII-5б и рис. VII-5в), на северо-западе древней Новгородской земли, по обоим берегам Оки, вдоль западного берега Дона - Кузнецов (рис.VII-5г), фамилия Смирнов (рис.УН-5д) распространяется полосой в южной части новгородчины, в Волго- Окском бассейне и центральной области, Попов (рис.VII-5е) - на юго-востоке и северо-востоке России, отмечая границы Русского государства в XIV-XV вв., фамилия Морозов (рис.VII-5ж) располагается, главным образом, в южной половине Волго-Окского бассейна. Очевидно, каждая из рассмотренных фамилий обладает определенной территорией компактного размещения, а в рамках древней Новгородской земли отмечается практически весь набор фамилий (исключение составляет фамилия Попов). Сравним области распространения этих фамилий с данными антропологии.
Фамилии Васильев, Иванов и Петров наиболее компактно размещаются на территории распространения ильменского и валдайского типов с незначительной долей встречаемости в зоне верхнеокского антропологического варианта (см. рис. VII- 5а-в). Следует отметить, что наиболее компактное размещение фамилии Петров наблюдается на территории ильменского типа. Ильменский и валдайский типы относятся к основным антропологическим типам северо-западной территории. В.В.Бунак выделяет ильменский тип по головному указателю, который не достигает величины 82%. Валдайский тип незначительно отличается от остальных групп по доле светлой окраски радужины (около 50% на фоне размаха 45-56,5%). Ильменский и валдайский типы объединяются по средней доле светлых волос, которая не превышает 46%, в то время как в других западных районах эта величина составляет всего 29%. Рост бороды дает наибольший показатель в ильмено-белозерской зоне, валдайский в числе прочих типов северо-западной территории занимает промежуточное положение (разброс показателя - 4-23%). Сравнительное исследование русского населения и соседних этнических групп, проведенное Т.И.Алексеевой, также позволяет объединять выделенные территории по ряду признаков. Русские ильменско-белозерской зоны по ряду признаков занимают промежуточное положение между латышами и эстонцами, с одной стороны, и вепсами - с другой. Однако, ни в одном районе ильмено-белозерской зоны не выделяется в полном виде этот комплекс, лишь отдельные черты его могут быть обнаружены в каждом районе. Между русскими ловать-соротьской группы, восточными латышами, литовцами и белорусами существует значительное морфологическое сходство. Только цвет глаз дает определенное отличие русских от указанных групп. В целом русское население ловать-соротьской зоны, так же, как и ильмено-белозерской, темнее смежных этнических групп [Происхождение..., 1965, с. 154-156,221-223). Очевидно, районы компактного преобладания фамилий отражают единство антропологического субстрата в этих географических зонах. В качестве разграничительных фамилий-маркеров, воспроизводящих своеобразие ильменского типа можно предложить фамилии Гущин, Капустин, Кокотов, Кулаков, Пикалев, Хорее и Чадов, не изменившие места своего распространения со дня первой письменной регистрации в XV-XVI вв. (табл. VII-l). Практически весь список фамилий относится к Новгороду, что делает эти маркеры еще более конкретными. Фамилии Голиков и Кашинцев, отмеченные впервые в XVI в., отражают своеобразие западного верхневолжского типа, который не получил должного отражения в размещении распространенных фамилий (см. табл. VII-l, рис.VII-5). По данным В.В.Бунака, западная верхневолжская группа, по большей части признаков, близка к ильмеиской, отличаясь от последней более темной окраской волос (такой же, как в Валдайской зоне), а также более сильным ростом бороды, более прямой спинкой носа и большей частотой века без складки.
Фамилия Кузнецов занимает в нашем исследовании особое положение, так как при сопоставлении с данными В.А.Никонова [1988], о которых говорилось выше, наблюдаются принципиальные расхождения в определении географического вектора. По мнению В.А.Никонова, это южный вектор. На наш взгляд, фамилия Кузнецов занимает скорее всего западный вектор, объединяя северозападные и юго-западные территории (см. рис.VII-4). Поданным В.В.Бунака, на этих территориях размещены обсужденные выше ильменский, валдайский, и только упомянутый верхнеокский типы (см. рис.VII-5г). Фамилия Кузнецов наиболее компактно размещается в зонах ильменского и на востоке верхнеокского типов. Обширная территория верхнеокского типа имеет несколько локальных под- вариантов. В.В.Бунак отмечает в первую очередь отличия от остальных западного варианта на этой территории, представленные меньшей высотой лица, меньшей длиной тела, более темной радужиной, менее сильным ростом бороды и горизонтальной профилировкой лица. Десно-сейминский комплекс прослеживается в виде тенденции на землях, прилежащих к юго-западной территории с юга и составляет вариант или подтип преобладающего верхнеокского типа. В целом же, верхнеокский тип отличается от средневолжского, вологдо-вятского и северо-западных типов [Происхождение..., 1965]. Фамилии Байбаков, Жилин, Малахов, впервые письменно зафиксированные в XVI-XVII вв. в Кашире, Пашков, Терехов - в XVI в. в Туле, Ерохин - в 1596 г. в Одоеве и Лужецкий - в 1628 г. в Карачаеве - возможно, отражают дискретность верхнеокского антропологического типа (см. табл. VII-l).
Т.И.Алексеева, подводя итоги сопоставлению антропологических типов, проявляющихся в русском населении северо-западных и юго-западных земель, со смежным населением, приходит к выводу о значительном сходстве морфологических компонентов в различных этнических группах смежных территорий. Это сходство сильнее проявляется в западной зоне рассматриваемой территории; оно настолько значительно, что позволяет ставить вопрос о едином антропологическом субстрате, на базе которого формировались эти группы [Происхождение..., 1965].
Карта диалектологических областей русского языка не отражает единства западных территорий, выявленного по данным ономастики и антропологии (рис.VII-6). Возможно, формирование диалектов русского языка относится к более поздним временным отрезкам, не нашедшим отражения в особенностях распределения фамилий Васильев, Иванов, Кузнецов и Петров.
На территориях вологдо-вятского, ильменского и валдайского антропологических типов нами отмечен ареал преобладания фамилии Смирнов (см. рис VII-5д)). На карте диалектологических областей это в основном территории северно-русских говоров (см. pис.VII-6). По данным В.В.Бунака, во- логдо-вятская группа, по сравнению с ильменской и валдайской, отличается меньшей длиной тела, более широким лицом, более темной окраской радужины и волос. Головной указатель немного меньше, чем в Валдайской зоне. В.В.Бунак, оценивая особенности антропологических вариантов северовосточной территории, отмечает восточный географический вектор, связанный с увеличением доли более темной пигментации радужины и волос. Это отличает ильменский тип от вологдо-вятского, ильменский от клязьминского, западной верхневолжской группы от восточной [Происхождение..., 1965]. Иными словами, данные антропологии улавливают изменение антропологических признаков в восточном направлении, причем именно в северной части России. По данным Т.И.Алексеевой [Происхождение..., 1965] эта территория характеризуется брахикефалией и суббрахикефалией в сочетании с депигментацией, значительным понижением роста волос на лице и теле, понижением длины тела и увеличением процента вогнутых носов с приподнятым кончиком. Наиболее характерные представители - вепсы и южные, западные и северные коми. На наш взгляд, фамилия Смирнов может объединять на выделенной территории именно славянский субстрат, который с продвижением на восток все меньше проявляется, уступая ведущую роль местному компоненту. По мнению В.В.Бунака [Происхождение..., 1965], русская вологдо-вятская группа ясно отличается от восточнофинских и, в целом, сходна с другими русскими антропологическими вариантами, в частности, с ильменским. В то же время, вологдо-вятские русские по ряду признаков отличаются от ильменских так же, как западнорусские группы - от восточнофинских: по головному и лицевому указателям, увеличению ширины лица, цвету волос и радужины. Наиболее вероятное объяснение расхождения антропологических характеристик состоит в том, что в составе русского населения Вологдо-вятской зоны имеется восточно- финский элемент, ветлужско-камская разновидность уральской расы [Происхождение..., 1965].
Размещение фамилии Попов резко отличается от всех рассматриваемых фамилий-маркеров (см. рис. VII-5е). Она отмечается только на крайнем востоке изолировано в северной (по берегам Ветлуги) и в южной (Курская, Воронежская обл.) частях европейской России. Такое специфическое расположение напоминает уже рассмотренный выше вариант географического размещения фамилий с окончаниеями -ых, -их. Опираясь на опыт В.А.Никонова, рискуем предположить, что фамилия Попов маркирует важные миграционные процессы XVI века с севера на юг, связанные с освоением новых необжитых окраин "дикого поля". Очевидно, и отчетливо фиксируемая по размещению пунктов, где отмечена фамилия Попов, граница Русского государства относится примерно к этой же эпохе.
Фамилия Морозов наиболее компактно размещается в ильменской зоне, на территории клязьминского антропологического типа и дон-сурского (см. рис.VII-5ж). Второе, менее отчетливое направление объединяет уже обсужденные выше антропологические варианты западных территорий в зонах ильменского, валдайского и верхнеокского типов. Итак, фамилия Морозов связывает три важных региона: северо-западные территории, северовосточные и юго-восточные. На карте диалектологических областей это, главным образом, зоны северно-русских говоров - Новгородского и Владимиро-поволжского (см. pис.VII-6).
По данным Т.И.Алексеевой [Происхождение..., 1965], основной массив этой территории относится к восточноевропейскому антропологическому комплексу. Длина тела у представителей этого комплекса средняя или несколько выше средней, головной указатель преимущественно мезосуб- брахикефальный, умеренно темная пигментация волос и преобладающая светлая - глаз, средне- широкое и средневысокое лицо со средней гори
зонтальной профилировкой, средним или ниже среднего развитием бороды и ослабленным ростом волос на теле.
В.В.Бунак, обобщая анализ антропологических вариантов русского народа, отмечает, что зональные антропологические комплексы русского населения, отражая влияние балтийского расового типа на северо-западе, уральского на северо-востоке и на средней Волге, неопонтийского на юге, заметно отличаются от центральных вариантов названных типов. Наиболее характерные антропологические варианты русских - ильменский и верхнеокский - на востоке несколько видоизменяются под влиянием уральских групп. Разнообразные сопоставления приводят к выводу, что формирование ильменского и верхнеокского типов могло происходить на основе некоторого общего антропологического элемента, к которому присоединялись на севере балтийский элемент, на юге пон- тийский, на востоке уральский. Отклонения ильменского комплекса от балтийского и верхнеокского от понтийского идут во встречных направлениях. Четвертый общий антропологический элемент несомненно наиболее древний, не сохранился в настоящее время в виде обособленной группы [Происхождение..., 1965].
Графическое отражение влияния смежных антропологических комплексов представлено на схеме Т.И.Алексеевой (рис.VII-7) [Происхождение..., 1965). На рисунке 7 стрелками указаны направления движения соответствующих антропологических комплексов. Антропогеографические комплексы или антропологические типы были получены Т.И.Алексеевой в соответствии с преобладанием тех или иных величин признаков в определенных ареалах. Все данные фиксировались картографическим методом. На территории расселения русского народа распространен восточноевропейский комплекс признаков. В зонах контакта с другими народами (на схеме стрелки - направления движения соответствующих комплексов) отмечается более или менее заметное влияние соседних антропологических комплексов друг на друга. Сопоставим эти данные с размещением частоты встречаемости 75-и распространенных фамилий в исследованных популяциях (см. рис. VII-7, дискретные значки). Высокие показатели встречаются на территории прибалтийского комплекса и северо-западной территории восточно-европейского. По сути это территория древней новгородчины, своеобразие которой мы отметили выше, наблюдая на ней практически весь список распространенных фамилий: Васильев, Иванов, Кузнецов, Морозов, Петров, и Смирнов.
В.В.Бунак и Т.И.Алексеева [Происхождение..., 1965] отмечают влияние прибалтийского комплекса на западе и белозерско-камского на востоке этой территории. Если допустить, что высокая частота разнообразия фамилий отражает приток и отток населения, то, возможно, на нашей схеме отражены миграционные процессы. Связаны ли они с влиянием смежных антропологических комплексов или отражают внутриэтнические процессы, сказать трудно.
Необходимо отметить зоны компактно размещенных высоких частот разнообразия фамилий и в южной лесостепной зоне по берегам Дона и на севере в области реки Вятки. Как указывалось выше (фамилия Попов) и по данным В.А.Никонова, на этих территориях реконструируются массовые миграционные процессы, связанные с заселением окраин Русского государства в XV- XVIII вв.
Итак, мы склонны считать, что увеличение разнообразия фамилий объясняется в первую очередь мигрантными потоками населения на эти территории. По результатам пофамильного анализа фиксируются только те направления, которые указывают на продвижение восточноевропейского комплекса с территории расселения русских, и это проявляется в увеличении уровня разнообразия фамилий в этих областях. Движения же других антропологических комплексов, например, степного в Поволжье, не улавливаются пофамильным методом, и это отражается низким уровнем разнообразия фамилий в этой области (см. рис. VII-7). Таким образом, возможно, реконструируются лишь наиболее характерные миграционные направления с севера на юг на западе и востоке России. Самые интенсивные миграционные процессы реконструируются на территории древней новгородчины из смежных областей.
Возможно, пофамильный картографический анализ улавливает в первую очередь внутриэтнические процессы. Персональный анализ каждой фамилии может ответить на вопрос о возможной иноэтнической метисации русского населения.
Например, фамилия Чириков (Чуриков) пошла от хана Берке (брата Батыя и внука Чингизхана), перешедшего на службу к князю Дмитрию Донскому. Его обрусевшие потомки сохранили эту фамилию, в 1679 году она была официально зарегистрирована [Баскаков, 1979]. Очевидно, подобными свойствами обладают и фамилии, образованные по национальному признаку, например: Китаец, Белорус, Грек, Литовка [Суперанская, 1964]. Но анализ каждой фамилии - это трудоемкая, научная задача, и решать ее должны только специалисты-филологи. Поэтому в антропологических исследованиях более приемлем пофамильный картографический анализ, где фамилия используется как комплекс определенных антропологических признаков.
Обратимся к следующей карте, где отмечены географические перемещения редких фамилий с известной датой и местом их первой письменной регистрации (рис.VII-8). В целом, отмечаются следующие направления миграций: с запада на восток (из белозерского региона к вятским землям) и более продвинутый восточный вектор - с берегов Ветлуги к Вятке; с запада на юг (из новгородских земель к смоленским), из центральных владимирских, тверских, московских областей в южные лесостепные районы. Не менее значителен поток из калужских земель к новгородским, из приокских к верхневолжским. Очевидно, наиболее интенсивные миграционные пути характерны все же для западной части России4.
Трудно предположить, насколько глубоко во времени затронуты эти миграционные процессы, реконструируемые по особенностям распространения редких фамилий. При детальном рассмотрении схемы они разбиваются на две группы:
1) Фамилии, задокументированные в XV-XVI вв. (на карте обозначены заштрихованными стрелками).
2) Фамилии, задокументированные в XVI-XVII вв. (полые стрелки).
Фамилии из первой группы распространены на территории древней Новгородчины, в московских и рязанских землях (см. pис.VII-8). В целом же, фамилии из первой группы, т.е., более ранние, располагаются на западе исследованной территории, а более поздние - на востоке. Граница, отделяющая эти две группы, примерно совпадает с границей Русского государства IX-X вв. (см. рис.VII-8). Очевидно, эту закономерность можно объяснить в первую очередь с позиций В.А.Никонова, что фамилия социальна по своей сути и быстрее появляется в экономически более развитых районах. На наш взгляд, эти данные можно проинтерпретировать иначе, согласуясь с задачами нашего исследования. Редкие фамилии отражают: исходные районы миграционных потоков, направления миграционных потоков, время миграций.
Наиболее ранние миграции происходят на территории Русского государства в границах IX века, наиболее поздние относятся к периоду XIV-XVI вв. Если говорить об интенсивности миграционных потоков, то западная территория России подвергается постоянному воздействию миграций как в ранние периоды развития государства, так и в более поздние. К такому же выводу приводит нас и анализ распространенных фамилий, и данные антропологии. По-видимому, формирование восточноевропейского антропологического комплекса происходило на всем протяжении русской истории. Основные особенности его формировались под воздействием различных смежных антропологических типов, а усредненные показатели, дающие основной субстрат комплекса - под воздействием внутриэтнических миграций. Пофамильный анализ, предложенный вниманию читателя, может рассматриваться как одно из доказательств существования значительных миграционных процессов на исторической территории Русского государства.
1 Необходимо сразу подчеркнуть, что фамилии, встречающиеся реже, чем у двух человек в анализ не вошли. Таким образом, разноообразие русских фамилий на исследованной территории было нами преднамеренно заниженно, так как, следуя цели исследования, необходимо было охватить наибольшее число людей с одинаковыми фамилиями. По данным Супе-ранской [1964], частота встречаемости непохожих фамилий у современного русского населения не превышает 7 %. Таким образом, искусственно заниженная частота встречаемости непохожих фамилий незначительно отличается от фактических данных.
2 Для удобства работы в дальнейшем предлагаем пользоваться этими обозначениями как терминами.
3 Например, в Леуновском сельсовете всего было зарегистрировано 4 фамилии, которые относятся к списку 75 распространенных, следовательно, частота встречаемости этих фамилий в группе (4:75)-100% = 5,3%.
4 Поскольку при реконструкции каждого направления было проанализировано разное количество редких фамилий, толщина стрелок неравноценна и прямопропорционально зависит от количества фамилий, использованных в анализе. Например, в реконструкции направления из новгородских земель к смоленским было использовано 16 фамилий.
Глава VIII. В.В. Седов. Освоение славянами Восточноевропейской равнины
Археология ныне располагает достаточными материалами для более или менее детального освещения многогранного процесса расселения славян на обширных пространствах Восточной Европы. Трудности возникают нередко в определении регионов, из которых вышла та или иная группировка славян, осевшая в лесной зоне Русской равнины, иногда весьма проблематично намечаются маршруты и пути их продвижения.
Широкая миграция славян в лесные просторы Восточной Европы относится к раннему средневековью. В предшествующий, римский период славяне заселяли территорию, включающую бассейн верхнего и среднего течения Вислы и смежные земли Поодерья, верховья Днестра, Подолию и Среднее Поднепровье. Славянский ареал II—IV вв. н.э. не был замкнутым пространством. В регионе пшеворской культуры Вислоодерского междуречья, наряду со славянами, проживали и германские племена, а еще раньше наблюдалась инфильтрация кельтов. В разных местностях пшеворского региона доля славянского и германского этносов была неодинаковой. Славянское население было преимущественным в восточной, висленской части территории пшеворских племен. Неоднородным в этническом отношении было и население черняховской культуры, территория которой простиралась от нижнего Дуная до Северского Донца. В его составе были славяне, остатки скифо-сарматов, готы, гепиды и даки. Славяне концентрировались в Подольско-Днепровском регионе черняховской культуры, где в условиях славяно-иранского симбиоза сформировалось диалектно-племенная группировка славян - анты [Седов, 1979а, с.53-100]. Весьма вероятно, что отдельной ветвью славян римского времени были племена киевской культуры, жившие в левобережной части Среднего Поднепровья севернее Черняховского ареала [Герпиловский, Абашина, 1992]. В III—IV вв. славяне осели и в левобережной части нижнего Дуная, археологическим свидетельством чему являются древности типа Этулии. В этом регионе локализует венедов (так называли славян германцы) Певтингерова карта.
В римское время славяне были уже далеко не монолитной массой и вступили в эпоху средневековья дифференцированными как в культурном, так и диалектно-племенном отношении. На поздней стадии развития праславянского языка великая славянская миграция раннесредневековой поры привела к еще большему дроблению славянского мира [Седов, 1988]. Археология неоспоримо свидетельствует, что восточнославянская этноязыковая общность, сформировавшаяся на Русской равнине в начале II тысячелетия н.э., не восходит ни к одной из племенных группировок праславян. Процесс освоения славянами лесной зоны Восточной Европы был сложным и многоактным, расселение осуществлялось неодновременно и из разных этнографических регионов славянского мира.
Одной из крупных этнографических и диалектно-племенных группировок славян V-VII вв. (рис.VIII-l) были носители пражско-корчаковской культуры, которую характеризуют специфическая лепная керамика, полуземляночное домостроительство и обряд кремации умерших с последующим захоронением остатков трупосожжения в грунтовых могильниках. Начиная с VI-VII вв., в среде этих славян получает распространение курганный обряд погребения. Истоки пражско-корчакской культуры выявляются в пшеворских и пшеворско-черняховских древностях. В VI-VII вв. население, представленное пражско-корчакской культурой, распространилось на широкой территории от верхней Эльбы на западе до Киевского правобережья на востоке. Славяне той группировки, наряду с другими, приняли участие в колонизации Балканского полуострова. В византийских исторических источниках и сочинении Иордана "Гетика" они известны как с(к)лавены [Седов, 1979а, с. 104-118].
В составе населения, представленного пражско-корчакской культурой, по-видимому, было несколько праславянских племен, одним из которых были дулебы. Они расселились на Волыни и в правобережной части Киевского Поднепровья. В IX-X вв. на основе племенного образования дулебов сформировались весьма близкие во всех отношениях между собой племена, известные по древнерусским летописям, - волыняне, древляне, поляне и дреговичи [Седов, 1982, с.90-119]. Курганные материалы надежно свидетельствуют, что волыняне и дреговичи расширяли в X-XI вв. свои регионы в северном направлении. Ими были освоены земли левых притоков Припяти, нижнего течения Березины, верхнего - Немана и Берестейской волости. Эта территория с глубокой древности принадлежала балтскому населению, которое в процессе славянского расселения, в основной массе, не покинуло мест своего обитания, смешалось с переселенцами и постепенно вошло в состав древнерусского населения.
Вторая крупная племенная группировка праславян V-VII вв. занимала более южные территории восточной Европы от нижнего Дуная до Северского Донца. Ее древности составляют пеньковскую культуру, которой свойственны специфическая глиняная посуда, полуземлянки и грунтовые могильники преимущественно с захоронениями по обряду трупосожжения, но в некоторых из них зафиксированы и трупоположения. Курганных погребений славяне этой группировки не знали. Важным индикатором культуры этих славян являются пальчатые фибулы с маскообразным основанием и их дериваты, встречаемые как в основном ареале рассматриваемой славянской группировки, так и в регионах ее расселения вплоть до Пелопоннеса на юге. Это были анты, известные по историческим источникам, о которых несколько слов было сказано выше [Седов, 1979а, с. 119-132]. Формировалась пеньковская культура на основе подольско-днепровского варианта черняховской культуры при участиии продвинувшихся на юг племен киевской культуры.
Из антской среды позднее вышли известные по летописям восточно-славянские племена - хорваты, заселявшие Северо-Восточное Прикарпатье, уличи, локализуемые в лесостепной зоне от Днестра до Днепра, и тиверцы Поднестровья.
Земли левобережной части Среднего Поднепровья в V-VII вв. принадлежали антам - носителям пеньковской культуры. Приблизительно на рубеже VII и VIII вв. здесь, среди антского населения, расселяются славяне, оставившие волынцевские древности. Вопрос об их происхождении пока не решен. Наиболее вероятным является предположение об их миграции из лесостепного региона Среднего Поволжья. Это были потомки населения именьковской культуры, датирумой IV-VII вв. Формирование последней обусловлено миграциями в плодородные земли Среднего Поволжья населения из ареалов культур пшеворской-зарубинецкой и черняховской. При этом наиболее массовый приток населения на Волгу датируется концом IV в. и, по всей вероятности, был обусловлен нашествием гуннов в области Северного Причерноморья.
В VIII столетии новая мощная миграционная волна поглотила пеньковское и волынцевское населения левобережной части Среднего Поднепровья. Складывается новая культура - роменская, по своим основным параметрам сопоставимая с синхронной правобережной культурой типа Луки Райковецкой - наследницей пражско-корчаковской. Впрочем, определить конкретный регион, из которого вышли переселенцы, не представляется возможным. Население пеньковской и волынцевской культур приняло участие в генезисе роменской культуры. Только небольшая часть волынцевского населения перемещается в это время на средний Дон, о чем говорят находки характерных горшкообразных сосудов с высоким вертикальным венчиком на ряде памятников этого региона.
На верхней Оке первые славяне, по-видимому, появились в конце IV в. Это было население, бежавшее из ареала черняховской культуры в результате гуннского погрома 376 г. На Оке переселенцы рассредоточились среди населения мощинской культуры, которое, есть основания полагать, принадлежало западнобалтскому этносу, весьма близкому славянам. Приток нового населения вызвал заметные трансформации в мощинской культуре, проявляемые, прежде всего, в керамическом материале, появляется здесь и небольшое число фибул черняховского облика. Если прежде основные массы верхнеокского населения проживали в небольших укрепленных поселениях, то теперь широкое распространение получают селища, свидетельствуя и о притоке нового населения и об активизации земледельческой деятельности.
В VIII в. археология фиксирует на верхней Оке значительный прилив нового славянского населения. Сложившаяся здесь культура по основным показателям сопоставима с синхронными древностям южной зоны Восточной Европы. Однако, определить регион, из которого шла миграция на Оку, не представляется возможным. "Повесть временных лет" сообщает: "... радимичи бо и вятичи от ляховъ. Бяста бо 2 брата в лясех - Радим, а другий Вятко, - и пришедше седоста Радимъ на Съжю, и прозвашася, а Вятъко седе съ родомъ по Оце, от него же прозвашася вятичи" [Повесть временных лет, 1950, с. 14]. Древности VIII-X вв. верхнеокского региона можно уже вполне определенно связывать с вятичами. Весьма вероятно, что предки вятичей до их миграции на Оку жили где-то по соседству с будущими ляшскими (польскими) племенами. Очевидно, ранними вятскими поселенцами оставлены на верхней Оке географические названия, соответствующие топонимам Мазовии и Хелмской земли [Трубачов, 1971].
В X-XII вв. вятичи постепенно расселялись вниз по Оке, освоив и весь бассейн р. Москвы. Заселили они и Рязанское Поочье, где уже было славянское население, переместившееся сюда из Донского региона.
Первыми славянскими поселенцами в лесостепной зоне Донского бассейна были анты. Древности пеньковскоготипа ныне известны, но относительно слабо изучены в бассейнах Северского Донца и Оскола, а также на р. Воронеж. Южные части этого региона в VIII в. вошли в территорию распространения салтовской культуры, и очень вероятно, что захоронения по обряду трупосожжения, встречаемые в могильниках этой культуры, расположенных в лесостепной части Донского бассейна, принадлежат потомкам населения пеньковской культуры [Афанасьев, 1987, с. 153]. Не исключено, что часть пеньковского населения отступила в более северные районы.
В Воронежском Подонье в VII—VIII вв. фиксируются единичные памятники с глиняной посудой, имеющей аналогии в древностях типа Корчак, свидетельствуя о переселении в это время, очевидно, небольших групп славянского населения из Днепровского правобережья. В VIII в., как уже отмечалось, сюда переселяются и некоторые группы славян, представленных волынцевскими древностями.
Массовое освоение славянями Среднего Подонья относится к рубежу VIII-IX вв., когда здесь получают широкое распространение памятники боршевской культуры. Важнейшие атрибуты последней - домостроительство, керамический материал и обрядность указывают на происхождение переселенцев из юго-западных регионов Восточной Европы, но определить конкретнее местности, откуда шла миграция, пока не представляется возможным. Донские славяне не были ни вятичами, ни северянами, как предполагали некоторые исследователи. Это была отдельная группировка славян, название которой не зафиксировано русскими летописями. Очевидно, в IX в. имела место инфильтрация населения из верхнеокского бассейна на Средний Дон; в результате в отдельных местностях здесь распространяется курганный обряд погребения, идентичный вятичскому.
На рубеже X и XI вв. Донской регион славян оказался в сфере передвижений и грабительских набегов кочевых племен печенегов. Значительные массы славянского населения вынуждены были оставить свои земли и переселиться в Рязанское Поочье. Памятники последнего региона фиксируют приток населения в конце X - начале XI в. Мысль о заселении славянами Рязанской земли с двух сторон - с юга из Донского бассейна и с запада по Оке была высказана еще А.А. Шахматовым, и в настоящее время она находит археологическое подтверждение.
В XII - начале XIII вв. лесные и лесостепные земли Донского бассейна были вновь плотно заселены восточнославянским населением. В результате полевых археологических работ здесь открыты сотни поселений предмонгольского времени. Устанавливается, что не все население покинуло этот регион в условиях активизации кочевников. Повторное широкое расселение славян в бассейне Дона осуществлялось из Рязанского Поочья, и все эти земли вошли в состав Рязанской земли. Ее южные пределы включали целиком р. Воронеж и значительные части бассейна р. Битюг. На южной окраине Рязанской земли были основаны города, упоминаемые в перечне рязанских в "Списке русских городов", который был составлен в конце XIV в.
В IX в. в бассейне Сожа расселяются радимичи, ареал которых отчетливо очерчивается по курганным материалам XI-XII вв. Радимическая курганная культура сложилась при взаимодействии славян-переселенцев с местным балтским населением. В курганах радимичей балтские элементы и в обрядности и в вещевых инвентарях более многочисленны, чем в других регионах расселения древних балтов. Радимическая территория, как и земли севернее Припяти, освоенные дреговичами и волынянами, целиком вошли в ареал формирования белорусского этноса, а участие в этногенезе белорусов значительного массива древних балтов с археологической точки зрения представляется неоспоримым [Седов, 1970а, с.162-190]. Область, из которой вышли предки радимичей, археологически очертить не удается.
Освоение славянами северных лесных земель Русской равнины происходило независимо от описанных миграций в ее южной зоне. Здесь также обнаруживается не один миграционный поток и несколько диалектно-племенных группировок праславян.
Довольно ярко выступает культурно-племенная группировка, расселившаяся в V-VII вв. в бассейнах рек, связанных с Псковским озером, и в Южном Поильменье, вплоть до Чагодищи на востоке. Она представлена культурой псковских (или ранних) длинных курганов [Седов, 1974]. Сразу следует заметить, что обычай сооружать валообразные курганы зародился уже на новых местах расселения рассматриваемой группировки славян. Курганным захоронениям предшествовали грунтовые могильники с погребениями по обряду кремации умерших, которые выявлены и исследованы археологами. Полуземляночные жилища, столь характерные для южных регионов раннесредневекового славянского мира, в культуре псковских длинных курганов неизвестны. Здесь строились наземные срубные дома с глинобитными печами или каменки. Поскольку славяне в Псковско-Ильменском регионе расселились в землях прибалтийско-финских племен, то вполне оправданно в культуре псковских курганов присутствие отдельных элементов, сопоставимых с особенностями западнофинских культур.
Славянское население, представленное культурой псковских длинных курганов, говорило на древненовгородском диалекте, который достаточно отчетливо описан лингвистами на основе анализа берестяных грамот из раскопок Новгорода и других памятников письменности. Этот диалект образовался ранее восточнославянского языка в результате непосредсвенного ответвления от праславянского языка.
Культура псковских длинных курганов по всем своим основным показателям существенно отлична от пражско-корчакской и пеньковской и генетически никак не связана с ними. Поиски истоков рассматриваемой культуры пока, правда, гипотетически, ведут исследователей к региону Среднего Повисленья.
Согласно данным климатологии, среднеевропейские земли в III—IV вв. в климатическом отношении были весьма благоприятны для земледельческой деятельности. И действительно, археологическими работами здесь зафиксированы участки, плотно заселенные земледельцами. К числу таковых относится Среднее Повисленье, где выявлено свыше полутысячи памятников римского времени. Можно даже говорить, о некотором переизбытке населения в этом регионе.
В конце IV в. в Западной Европе, в частности, в Балтийском регионе произошло резкое изменение климата в сторону похолодания и излишней увлажненности. Повышение уровней рек и озер и подъем грунтовых вод привели к затоплению многих участков, занятых в римское время поселениями и пашнями, значительно расширились площади болот, сократив земледельческие угодья. Почти все поселения римского времени в Среднем Повисленье в этот период прекращают существование, основная часть населения покинула этот регион.
Один из путей миграции средневисленского населения, по всей вероятности, отражают находки В-образных рифленых пряжек среднеевропейского происхождения. Они встречены в восточной части Мазурского Поозерья, в средненеманских регионах и далее на восток в памятниках культуры псковских длинных курганов. Направление миграции было неслучайным. Она протекала по холмисто-озерной гряде, тянущейся от Балтской до Валдайской возвышенности и своим происхождением связанной с последним (валдайским) оледенением. Переувлажненность заставила переселенцев продвигаться по наиболее возвышенным местам и расселиться в Псковско-Ильменском регионе на возвышенных участках - все памятники культуры псковских длинных курганов расположены на высоте 100-200 м над уровнем моря.
Независимо от археологии, о таком же направлении славянского расселения пишет немецкий лингвист Ю.Удольф. На основании географического распределения отражений лексем *весь/деревня, *поток/ручей, *корч/гарь/дор исследователь показал, что миграция славян из Висленского региона в севернорусские земли шла в обход Беловежской пущи в Среднем Понеманье, а оттуда в направлении псковского озера и Ильменского бассейна [Udolph, 1981].
Ряд морфологических и синтаксических особенностей, свойственных древненовгородскому диалекту, его характер и отсутствие второй палатализации дали основание А.А.Зализняку [1984] полагать, что славянская группировка, расселившаяся в Новгородско-Псковской земле, некоторое время развивалась в языковом отношении обособленно от основного ядра славянского мира. Археологические данные свидетельствуют о том же и конкретизируют историческую ситуацию.
По всей вероятности, tqt же путь через Мазурское Поозерье и Средненеманский регион прошла и другая крупная племенная группировка славян, осевшая южнее и юго-восточнее ареала культуры ранних длинных курганов. Ее культуре не свойственны такие яркие памятники, как длинные курганы, поэтому ранние древности этой славянской группировки долгое время не были выявлены. Характернейшим элементом ее древностей являются браслетообразные височные кольца со сходящимися или заходящими друг на друга концами. Такие украшения в середине I тыс. н.э. получают широкое распространение на обширной территории, включающей Белорусское Подвинье, Смоленское Поднепровье, западную часть Волго-Окского междуречья и пространство между Волгой и Клязьмой. Они встречены в памятниках тушемлинско-банцеровской культуры, на позднедьяковских москворецких городищах и в земле мери [Седов, 19946].
В VIII-IX вв. основное ядро носителей браслетообразных височных колец рассматриваемого облика концентрируется в междуречье Волги и Клязьмы. Население было довольно многочисленным. Отсюда отдельные небольшие и более крупные группы славян - носителей браслетообразных колец, начиная с VI-VII вв., проникают в среду муромы на Оке, в юго-западные районы проживания марийцев, на востоке достигают р.Унжи, а на севере расселяются в землях веси вплоть до Белоозера.
Славяне характеризуемой племенной группировки составили ядро древнерусского населения Ростово-Суздальской земли. Финноязычное племя меря было сравнительно малочисленным, часть его растворилось в славянской среде, некоторые группы мери, как можно судить по курганным материалам Костромского Поволжья, были вытеснены на окраины славянского расселения.
Работая над вопросами диалектного членения славянского населения Восточной Европы, Б.М. Ляпунов и Ф.П.Филин высказали предположение, что в древности Ростово-Суздальская земля была заселена особым восточно-славянским племенем, название которого не дошло да нас, а владимиро-суздальские говоры ведут свое происхождение от диалекта этого племени [Филин, 1940, с.86; 1972, с.58-60]. Это положение не утратило силу и в настоящее время и находит подтверждение не только в материалах археологии, но и в новейших лингвистических изысканиях. Изучение проблемы акцентологических диалектологизмов в славянских языках показало, что территория Ростово-Суздальской земли принадлежит к отдельной, четвертой группе, восходящей к первичному диалектному членению праславянского языка. При этом выясняется, что акцентологические особенности последней свидетельствуют о ранней изоляции этой диалектной группировки славян. Она представляет собой наиболее ранний колонизационный поток славянского расселения в лесной зоне Восточной Европы [Дыбо и др., 1990, с. 109-159]. Топонимические материалы, собранные и проанализированные Ю.Удольфом, о которых шла речь выше, свидетельствуют, что заселение ранними славянами Волго-Окского междуречья осуществлялось тем же миграционным путем через Среднее Понеманье и Псковско-Ильменские земли. Территориально диалект четвертой акцентологической группы чуть ли не в деталях соответствует основному ареалу браслетообразных височных колец с сомкнутыми или заходящими концами.
Вторую крупную волну славянского расселения лесной зоны Восточной Европы отражает культура сопок VIII-X вв., памятники которой находятся преимущественно в бассейне оз.Ильменя [Седов, 19706]. Славянское население, оставившее эти погребальные сооружения, расселилось в значительной степени на территории, прежде занятой племенами культуры ранних длинных курганов. Эти племена влились в состав вновь пришедшего и растворились в его среде.
Население культуры сопок основывало поселения в иных топографических условиях, чем предшествующие славяне, и использовало более прогрессивные методы хозяйствования. Период VIII— IX столетий был временем заметного улучшения климатических условий. Климат стал теплее, произошло опускание уровней вод в озерах и реках, ушли вглубь грунтовые воды, усохли болота. Славяне второй волны миграции осваивали уже участки, наиболее пригодные для пашенного земледелия, в том числе и плодородные пойменные земли. Население, оставившее культуру сопок, с полным правом можно отождествлять с ильменскими словенами, о которых летопись сообщает: "седоша около езера Илмеря, и прозвашася своимъ имянемъ и сделаша градъ и нарекоша и Новгородъ" [Повесть временных лет, 1950, с. 14]. Археология пока не располагает фактами для выяснения маршрута миграции этой славянской группировки. Очевидно только, что эти славяне не принадлежали к южным группировкам, представленным пражско-корчакской и пеньковской культурами. Некоторые данные, в частности, особенности домостроительства, глиняная посуда, крепостное строительство и отдельные элементы религиозных воззрений, преданий и обычаев, склоняют к мысли о западном происхождении словен ильменских. Допустимо предположение, что они как и балтийские славяне, расселившиеся в бассейнах нижних течений Одера и Эльбы, вышли из одной древней праславянской группировки, проблематично локализуемой в какой-то части ареала пшеворской культуры.
Очень вероятно, что вторая волна миграции славян в Северо-Западные земли вызвала некоторый отток населения культуры псковских длинных курганов в южном направлении. Как раз в это время, в самом начале VIII в., длинные курганы получают распространение в Полоцком Подвинье и Смоленском Поднепровье. Правда, культура смоленско-полоцких длинных курганов несколько отличается от культуры длинных курганов псковского ареала. Но это вполне объяснимо - смо- ленско-полоцкие древности VIII-IX вв. формировались в условиях взаимодействия пришлого населения из ареала ранних длинных курганов с местным, более многочисленным, среди которого немалая доля принадлежала днепровским балтам. К этому добавилась еще инфильтрация славянских переселенцев из Дунайского региона, о чем несколько подробнее сказано ниже.
Культуру смоленско-полоцких длинных курганов, как и последующие курганные древности Смоленской и Полоцкой земель, характеризуемых браслетообразными завязанными височными кольцами, следует считать кривичскими. Это были те кривичи, которых летописи локализуют в верховьях трех крупнейших рек Русской равнины - Днепра, Западной Двины и Волги. Кривичами можно считать и псковскую группировку славян, то есть, ту часть носителей культуры псковских длинных курганов, которая не была поглощена второй волной славянской миграции [Седов, 1982, с.46-57].
Ильменские словене и смоленско-полоцкие кривичи в X-XI вв. приняли участие в формировании древнерусского населения Волго-Клязьменского региона. Эти земли, как говорилось выше, были освоены славянами еще в третьей четверти I тыс. н.э. Раннее славянское население этого края не знало курганного обряда погребения и, когда такая обрядность была привнесена сюда кривичско-словенскими переселенцами, пополнившими население Северо-Восточной Руси, в течение двух-трех столетий пользовалось грунтовыми кладбищами.
Курганные материалы Северо-Восточной Руси выявляют два направления движения славянского населения в X-XI вв. Одно исходило из ареала ильменских словен; в составе переселенцев, по-видимому, было и финноязычное население или, может быть, славянизированная весь. Миграция осуществлялась через бассейн Мологи, и селилось новое население, в основном, в Ярославском Поволжье, а также в окрестностях Ростова и Суздаля. Вторым направлением миграции была Волга - смоленско-полоцкие кривичи двигались вдоль Волги и оседали в Ростово-Суздальской земле среди раннеславянского и словенского населения. Не следует полагать, что курганные и грунтовые могильники первых столетий 2 тыс. н.э. разграничивают древнее и пришлое словенско-кривичское население Северо-Восточной Руси. В условиях территориального смешения разных славянских группировок нужно допустить и переплетение обрядности. Грунтовые могильники этого времени следует рассматривать как реликтовую обрядность, сохранившуюся в ряде мест раннего славянского расселения.
В первой половине VIII в. в ряде мест лесной зоны Восточной Европы наблюдается инфильтрация новых групп славянского населения. Ее следами являются лунничные височные кольца, крупные трапециевидные привески со своеобразной орнаментацией и отдельные аварские вещи. Лунничные височные кольца встречены рассеяно на широкой территории от полоцкого Подвинья на западе до Муромской округи на востоке. Наиболее ранние из них имеют дунайские аналоги и свидетельствуют о притоке славянского населения из земель Среднего Подунавья. Пришлое население расселялось среди ранее освоившегося в лесной полосе Русской Равнины славянского населения. Очень скоро лунничные височные кольца стали изготовляться и в восточнославянских землях. В ареале смоленско-полоцких длинных курганов на основе лунничных и местных браслетообразных сформировались гибридные височные кольца - проволочно-пластинчатые.
Дунайское население постепенно растворилось в местной славянской среде. Распространенные среди восточного славянства представления о Дунае, отраженное в фольклоре, гидронимии и народных говорах [Мачинский, 1981], нужно полагать, являются следствием расселения отдельных групп дунайских славян на Восточноевропейской равнине.
Широкая миграция славян в лесные просторы Восточной Европы относится к раннему средневековью. В предшествующий, римский период славяне заселяли территорию, включающую бассейн верхнего и среднего течения Вислы и смежные земли Поодерья, верховья Днестра, Подолию и Среднее Поднепровье. Славянский ареал II—IV вв. н.э. не был замкнутым пространством. В регионе пшеворской культуры Вислоодерского междуречья, наряду со славянами, проживали и германские племена, а еще раньше наблюдалась инфильтрация кельтов. В разных местностях пшеворского региона доля славянского и германского этносов была неодинаковой. Славянское население было преимущественным в восточной, висленской части территории пшеворских племен. Неоднородным в этническом отношении было и население черняховской культуры, территория которой простиралась от нижнего Дуная до Северского Донца. В его составе были славяне, остатки скифо-сарматов, готы, гепиды и даки. Славяне концентрировались в Подольско-Днепровском регионе черняховской культуры, где в условиях славяно-иранского симбиоза сформировалось диалектно-племенная группировка славян - анты [Седов, 1979а, с.53-100]. Весьма вероятно, что отдельной ветвью славян римского времени были племена киевской культуры, жившие в левобережной части Среднего Поднепровья севернее Черняховского ареала [Герпиловский, Абашина, 1992]. В III—IV вв. славяне осели и в левобережной части нижнего Дуная, археологическим свидетельством чему являются древности типа Этулии. В этом регионе локализует венедов (так называли славян германцы) Певтингерова карта.
В римское время славяне были уже далеко не монолитной массой и вступили в эпоху средневековья дифференцированными как в культурном, так и диалектно-племенном отношении. На поздней стадии развития праславянского языка великая славянская миграция раннесредневековой поры привела к еще большему дроблению славянского мира [Седов, 1988]. Археология неоспоримо свидетельствует, что восточнославянская этноязыковая общность, сформировавшаяся на Русской равнине в начале II тысячелетия н.э., не восходит ни к одной из племенных группировок праславян. Процесс освоения славянами лесной зоны Восточной Европы был сложным и многоактным, расселение осуществлялось неодновременно и из разных этнографических регионов славянского мира.
Одной из крупных этнографических и диалектно-племенных группировок славян V-VII вв. (рис.VIII-l) были носители пражско-корчаковской культуры, которую характеризуют специфическая лепная керамика, полуземляночное домостроительство и обряд кремации умерших с последующим захоронением остатков трупосожжения в грунтовых могильниках. Начиная с VI-VII вв., в среде этих славян получает распространение курганный обряд погребения. Истоки пражско-корчакской культуры выявляются в пшеворских и пшеворско-черняховских древностях. В VI-VII вв. население, представленное пражско-корчакской культурой, распространилось на широкой территории от верхней Эльбы на западе до Киевского правобережья на востоке. Славяне той группировки, наряду с другими, приняли участие в колонизации Балканского полуострова. В византийских исторических источниках и сочинении Иордана "Гетика" они известны как с(к)лавены [Седов, 1979а, с. 104-118].
Вторая крупная племенная группировка праславян V-VII вв. занимала более южные территории восточной Европы от нижнего Дуная до Северского Донца. Ее древности составляют пеньковскую культуру, которой свойственны специфическая глиняная посуда, полуземлянки и грунтовые могильники преимущественно с захоронениями по обряду трупосожжения, но в некоторых из них зафиксированы и трупоположения. Курганных погребений славяне этой группировки не знали. Важным индикатором культуры этих славян являются пальчатые фибулы с маскообразным основанием и их дериваты, встречаемые как в основном ареале рассматриваемой славянской группировки, так и в регионах ее расселения вплоть до Пелопоннеса на юге. Это были анты, известные по историческим источникам, о которых несколько слов было сказано выше [Седов, 1979а, с. 119-132]. Формировалась пеньковская культура на основе подольско-днепровского варианта черняховской культуры при участиии продвинувшихся на юг племен киевской культуры.
Из антской среды позднее вышли известные по летописям восточно-славянские племена - хорваты, заселявшие Северо-Восточное Прикарпатье, уличи, локализуемые в лесостепной зоне от Днестра до Днепра, и тиверцы Поднестровья.
Земли левобережной части Среднего Поднепровья в V-VII вв. принадлежали антам - носителям пеньковской культуры. Приблизительно на рубеже VII и VIII вв. здесь, среди антского населения, расселяются славяне, оставившие волынцевские древности. Вопрос об их происхождении пока не решен. Наиболее вероятным является предположение об их миграции из лесостепного региона Среднего Поволжья. Это были потомки населения именьковской культуры, датирумой IV-VII вв. Формирование последней обусловлено миграциями в плодородные земли Среднего Поволжья населения из ареалов культур пшеворской-зарубинецкой и черняховской. При этом наиболее массовый приток населения на Волгу датируется концом IV в. и, по всей вероятности, был обусловлен нашествием гуннов в области Северного Причерноморья.
В VIII столетии новая мощная миграционная волна поглотила пеньковское и волынцевское населения левобережной части Среднего Поднепровья. Складывается новая культура - роменская, по своим основным параметрам сопоставимая с синхронной правобережной культурой типа Луки Райковецкой - наследницей пражско-корчаковской. Впрочем, определить конкретный регион, из которого вышли переселенцы, не представляется возможным. Население пеньковской и волынцевской культур приняло участие в генезисе роменской культуры. Только небольшая часть волынцевского населения перемещается в это время на средний Дон, о чем говорят находки характерных горшкообразных сосудов с высоким вертикальным венчиком на ряде памятников этого региона.
На верхней Оке первые славяне, по-видимому, появились в конце IV в. Это было население, бежавшее из ареала черняховской культуры в результате гуннского погрома 376 г. На Оке переселенцы рассредоточились среди населения мощинской культуры, которое, есть основания полагать, принадлежало западнобалтскому этносу, весьма близкому славянам. Приток нового населения вызвал заметные трансформации в мощинской культуре, проявляемые, прежде всего, в керамическом материале, появляется здесь и небольшое число фибул черняховского облика. Если прежде основные массы верхнеокского населения проживали в небольших укрепленных поселениях, то теперь широкое распространение получают селища, свидетельствуя и о притоке нового населения и об активизации земледельческой деятельности.
В VIII в. археология фиксирует на верхней Оке значительный прилив нового славянского населения. Сложившаяся здесь культура по основным показателям сопоставима с синхронными древностям южной зоны Восточной Европы. Однако, определить регион, из которого шла миграция на Оку, не представляется возможным. "Повесть временных лет" сообщает: "... радимичи бо и вятичи от ляховъ. Бяста бо 2 брата в лясех - Радим, а другий Вятко, - и пришедше седоста Радимъ на Съжю, и прозвашася, а Вятъко седе съ родомъ по Оце, от него же прозвашася вятичи" [Повесть временных лет, 1950, с. 14]. Древности VIII-X вв. верхнеокского региона можно уже вполне определенно связывать с вятичами. Весьма вероятно, что предки вятичей до их миграции на Оку жили где-то по соседству с будущими ляшскими (польскими) племенами. Очевидно, ранними вятскими поселенцами оставлены на верхней Оке географические названия, соответствующие топонимам Мазовии и Хелмской земли [Трубачов, 1971].
В X-XII вв. вятичи постепенно расселялись вниз по Оке, освоив и весь бассейн р. Москвы. Заселили они и Рязанское Поочье, где уже было славянское население, переместившееся сюда из Донского региона.
Первыми славянскими поселенцами в лесостепной зоне Донского бассейна были анты. Древности пеньковскоготипа ныне известны, но относительно слабо изучены в бассейнах Северского Донца и Оскола, а также на р. Воронеж. Южные части этого региона в VIII в. вошли в территорию распространения салтовской культуры, и очень вероятно, что захоронения по обряду трупосожжения, встречаемые в могильниках этой культуры, расположенных в лесостепной части Донского бассейна, принадлежат потомкам населения пеньковской культуры [Афанасьев, 1987, с. 153]. Не исключено, что часть пеньковского населения отступила в более северные районы.
В Воронежском Подонье в VII—VIII вв. фиксируются единичные памятники с глиняной посудой, имеющей аналогии в древностях типа Корчак, свидетельствуя о переселении в это время, очевидно, небольших групп славянского населения из Днепровского правобережья. В VIII в., как уже отмечалось, сюда переселяются и некоторые группы славян, представленных волынцевскими древностями.
Массовое освоение славянями Среднего Подонья относится к рубежу VIII-IX вв., когда здесь получают широкое распространение памятники боршевской культуры. Важнейшие атрибуты последней - домостроительство, керамический материал и обрядность указывают на происхождение переселенцев из юго-западных регионов Восточной Европы, но определить конкретнее местности, откуда шла миграция, пока не представляется возможным. Донские славяне не были ни вятичами, ни северянами, как предполагали некоторые исследователи. Это была отдельная группировка славян, название которой не зафиксировано русскими летописями. Очевидно, в IX в. имела место инфильтрация населения из верхнеокского бассейна на Средний Дон; в результате в отдельных местностях здесь распространяется курганный обряд погребения, идентичный вятичскому.
На рубеже X и XI вв. Донской регион славян оказался в сфере передвижений и грабительских набегов кочевых племен печенегов. Значительные массы славянского населения вынуждены были оставить свои земли и переселиться в Рязанское Поочье. Памятники последнего региона фиксируют приток населения в конце X - начале XI в. Мысль о заселении славянами Рязанской земли с двух сторон - с юга из Донского бассейна и с запада по Оке была высказана еще А.А. Шахматовым, и в настоящее время она находит археологическое подтверждение.
В XII - начале XIII вв. лесные и лесостепные земли Донского бассейна были вновь плотно заселены восточнославянским населением. В результате полевых археологических работ здесь открыты сотни поселений предмонгольского времени. Устанавливается, что не все население покинуло этот регион в условиях активизации кочевников. Повторное широкое расселение славян в бассейне Дона осуществлялось из Рязанского Поочья, и все эти земли вошли в состав Рязанской земли. Ее южные пределы включали целиком р. Воронеж и значительные части бассейна р. Битюг. На южной окраине Рязанской земли были основаны города, упоминаемые в перечне рязанских в "Списке русских городов", который был составлен в конце XIV в.
В IX в. в бассейне Сожа расселяются радимичи, ареал которых отчетливо очерчивается по курганным материалам XI-XII вв. Радимическая курганная культура сложилась при взаимодействии славян-переселенцев с местным балтским населением. В курганах радимичей балтские элементы и в обрядности и в вещевых инвентарях более многочисленны, чем в других регионах расселения древних балтов. Радимическая территория, как и земли севернее Припяти, освоенные дреговичами и волынянами, целиком вошли в ареал формирования белорусского этноса, а участие в этногенезе белорусов значительного массива древних балтов с археологической точки зрения представляется неоспоримым [Седов, 1970а, с.162-190]. Область, из которой вышли предки радимичей, археологически очертить не удается.
Освоение славянами северных лесных земель Русской равнины происходило независимо от описанных миграций в ее южной зоне. Здесь также обнаруживается не один миграционный поток и несколько диалектно-племенных группировок праславян.
Довольно ярко выступает культурно-племенная группировка, расселившаяся в V-VII вв. в бассейнах рек, связанных с Псковским озером, и в Южном Поильменье, вплоть до Чагодищи на востоке. Она представлена культурой псковских (или ранних) длинных курганов [Седов, 1974]. Сразу следует заметить, что обычай сооружать валообразные курганы зародился уже на новых местах расселения рассматриваемой группировки славян. Курганным захоронениям предшествовали грунтовые могильники с погребениями по обряду кремации умерших, которые выявлены и исследованы археологами. Полуземляночные жилища, столь характерные для южных регионов раннесредневекового славянского мира, в культуре псковских длинных курганов неизвестны. Здесь строились наземные срубные дома с глинобитными печами или каменки. Поскольку славяне в Псковско-Ильменском регионе расселились в землях прибалтийско-финских племен, то вполне оправданно в культуре псковских курганов присутствие отдельных элементов, сопоставимых с особенностями западнофинских культур.
Славянское население, представленное культурой псковских длинных курганов, говорило на древненовгородском диалекте, который достаточно отчетливо описан лингвистами на основе анализа берестяных грамот из раскопок Новгорода и других памятников письменности. Этот диалект образовался ранее восточнославянского языка в результате непосредсвенного ответвления от праславянского языка.
Культура псковских длинных курганов по всем своим основным показателям существенно отлична от пражско-корчакской и пеньковской и генетически никак не связана с ними. Поиски истоков рассматриваемой культуры пока, правда, гипотетически, ведут исследователей к региону Среднего Повисленья.
Согласно данным климатологии, среднеевропейские земли в III—IV вв. в климатическом отношении были весьма благоприятны для земледельческой деятельности. И действительно, археологическими работами здесь зафиксированы участки, плотно заселенные земледельцами. К числу таковых относится Среднее Повисленье, где выявлено свыше полутысячи памятников римского времени. Можно даже говорить, о некотором переизбытке населения в этом регионе.
В конце IV в. в Западной Европе, в частности, в Балтийском регионе произошло резкое изменение климата в сторону похолодания и излишней увлажненности. Повышение уровней рек и озер и подъем грунтовых вод привели к затоплению многих участков, занятых в римское время поселениями и пашнями, значительно расширились площади болот, сократив земледельческие угодья. Почти все поселения римского времени в Среднем Повисленье в этот период прекращают существование, основная часть населения покинула этот регион.
Один из путей миграции средневисленского населения, по всей вероятности, отражают находки В-образных рифленых пряжек среднеевропейского происхождения. Они встречены в восточной части Мазурского Поозерья, в средненеманских регионах и далее на восток в памятниках культуры псковских длинных курганов. Направление миграции было неслучайным. Она протекала по холмисто-озерной гряде, тянущейся от Балтской до Валдайской возвышенности и своим происхождением связанной с последним (валдайским) оледенением. Переувлажненность заставила переселенцев продвигаться по наиболее возвышенным местам и расселиться в Псковско-Ильменском регионе на возвышенных участках - все памятники культуры псковских длинных курганов расположены на высоте 100-200 м над уровнем моря.
Независимо от археологии, о таком же направлении славянского расселения пишет немецкий лингвист Ю.Удольф. На основании географического распределения отражений лексем *весь/деревня, *поток/ручей, *корч/гарь/дор исследователь показал, что миграция славян из Висленского региона в севернорусские земли шла в обход Беловежской пущи в Среднем Понеманье, а оттуда в направлении псковского озера и Ильменского бассейна [Udolph, 1981].
Ряд морфологических и синтаксических особенностей, свойственных древненовгородскому диалекту, его характер и отсутствие второй палатализации дали основание А.А.Зализняку [1984] полагать, что славянская группировка, расселившаяся в Новгородско-Псковской земле, некоторое время развивалась в языковом отношении обособленно от основного ядра славянского мира. Археологические данные свидетельствуют о том же и конкретизируют историческую ситуацию.
По всей вероятности, tqt же путь через Мазурское Поозерье и Средненеманский регион прошла и другая крупная племенная группировка славян, осевшая южнее и юго-восточнее ареала культуры ранних длинных курганов. Ее культуре не свойственны такие яркие памятники, как длинные курганы, поэтому ранние древности этой славянской группировки долгое время не были выявлены. Характернейшим элементом ее древностей являются браслетообразные височные кольца со сходящимися или заходящими друг на друга концами. Такие украшения в середине I тыс. н.э. получают широкое распространение на обширной территории, включающей Белорусское Подвинье, Смоленское Поднепровье, западную часть Волго-Окского междуречья и пространство между Волгой и Клязьмой. Они встречены в памятниках тушемлинско-банцеровской культуры, на позднедьяковских москворецких городищах и в земле мери [Седов, 19946].
В VIII-IX вв. основное ядро носителей браслетообразных височных колец рассматриваемого облика концентрируется в междуречье Волги и Клязьмы. Население было довольно многочисленным. Отсюда отдельные небольшие и более крупные группы славян - носителей браслетообразных колец, начиная с VI-VII вв., проникают в среду муромы на Оке, в юго-западные районы проживания марийцев, на востоке достигают р.Унжи, а на севере расселяются в землях веси вплоть до Белоозера.
Славяне характеризуемой племенной группировки составили ядро древнерусского населения Ростово-Суздальской земли. Финноязычное племя меря было сравнительно малочисленным, часть его растворилось в славянской среде, некоторые группы мери, как можно судить по курганным материалам Костромского Поволжья, были вытеснены на окраины славянского расселения.
Работая над вопросами диалектного членения славянского населения Восточной Европы, Б.М. Ляпунов и Ф.П.Филин высказали предположение, что в древности Ростово-Суздальская земля была заселена особым восточно-славянским племенем, название которого не дошло да нас, а владимиро-суздальские говоры ведут свое происхождение от диалекта этого племени [Филин, 1940, с.86; 1972, с.58-60]. Это положение не утратило силу и в настоящее время и находит подтверждение не только в материалах археологии, но и в новейших лингвистических изысканиях. Изучение проблемы акцентологических диалектологизмов в славянских языках показало, что территория Ростово-Суздальской земли принадлежит к отдельной, четвертой группе, восходящей к первичному диалектному членению праславянского языка. При этом выясняется, что акцентологические особенности последней свидетельствуют о ранней изоляции этой диалектной группировки славян. Она представляет собой наиболее ранний колонизационный поток славянского расселения в лесной зоне Восточной Европы [Дыбо и др., 1990, с. 109-159]. Топонимические материалы, собранные и проанализированные Ю.Удольфом, о которых шла речь выше, свидетельствуют, что заселение ранними славянами Волго-Окского междуречья осуществлялось тем же миграционным путем через Среднее Понеманье и Псковско-Ильменские земли. Территориально диалект четвертой акцентологической группы чуть ли не в деталях соответствует основному ареалу браслетообразных височных колец с сомкнутыми или заходящими концами.
Вторую крупную волну славянского расселения лесной зоны Восточной Европы отражает культура сопок VIII-X вв., памятники которой находятся преимущественно в бассейне оз.Ильменя [Седов, 19706]. Славянское население, оставившее эти погребальные сооружения, расселилось в значительной степени на территории, прежде занятой племенами культуры ранних длинных курганов. Эти племена влились в состав вновь пришедшего и растворились в его среде.
Население культуры сопок основывало поселения в иных топографических условиях, чем предшествующие славяне, и использовало более прогрессивные методы хозяйствования. Период VIII— IX столетий был временем заметного улучшения климатических условий. Климат стал теплее, произошло опускание уровней вод в озерах и реках, ушли вглубь грунтовые воды, усохли болота. Славяне второй волны миграции осваивали уже участки, наиболее пригодные для пашенного земледелия, в том числе и плодородные пойменные земли. Население, оставившее культуру сопок, с полным правом можно отождествлять с ильменскими словенами, о которых летопись сообщает: "седоша около езера Илмеря, и прозвашася своимъ имянемъ и сделаша градъ и нарекоша и Новгородъ" [Повесть временных лет, 1950, с. 14]. Археология пока не располагает фактами для выяснения маршрута миграции этой славянской группировки. Очевидно только, что эти славяне не принадлежали к южным группировкам, представленным пражско-корчакской и пеньковской культурами. Некоторые данные, в частности, особенности домостроительства, глиняная посуда, крепостное строительство и отдельные элементы религиозных воззрений, преданий и обычаев, склоняют к мысли о западном происхождении словен ильменских. Допустимо предположение, что они как и балтийские славяне, расселившиеся в бассейнах нижних течений Одера и Эльбы, вышли из одной древней праславянской группировки, проблематично локализуемой в какой-то части ареала пшеворской культуры.
Очень вероятно, что вторая волна миграции славян в Северо-Западные земли вызвала некоторый отток населения культуры псковских длинных курганов в южном направлении. Как раз в это время, в самом начале VIII в., длинные курганы получают распространение в Полоцком Подвинье и Смоленском Поднепровье. Правда, культура смоленско-полоцких длинных курганов несколько отличается от культуры длинных курганов псковского ареала. Но это вполне объяснимо - смо- ленско-полоцкие древности VIII-IX вв. формировались в условиях взаимодействия пришлого населения из ареала ранних длинных курганов с местным, более многочисленным, среди которого немалая доля принадлежала днепровским балтам. К этому добавилась еще инфильтрация славянских переселенцев из Дунайского региона, о чем несколько подробнее сказано ниже.
Культуру смоленско-полоцких длинных курганов, как и последующие курганные древности Смоленской и Полоцкой земель, характеризуемых браслетообразными завязанными височными кольцами, следует считать кривичскими. Это были те кривичи, которых летописи локализуют в верховьях трех крупнейших рек Русской равнины - Днепра, Западной Двины и Волги. Кривичами можно считать и псковскую группировку славян, то есть, ту часть носителей культуры псковских длинных курганов, которая не была поглощена второй волной славянской миграции [Седов, 1982, с.46-57].
Ильменские словене и смоленско-полоцкие кривичи в X-XI вв. приняли участие в формировании древнерусского населения Волго-Клязьменского региона. Эти земли, как говорилось выше, были освоены славянами еще в третьей четверти I тыс. н.э. Раннее славянское население этого края не знало курганного обряда погребения и, когда такая обрядность была привнесена сюда кривичско-словенскими переселенцами, пополнившими население Северо-Восточной Руси, в течение двух-трех столетий пользовалось грунтовыми кладбищами.
Курганные материалы Северо-Восточной Руси выявляют два направления движения славянского населения в X-XI вв. Одно исходило из ареала ильменских словен; в составе переселенцев, по-видимому, было и финноязычное население или, может быть, славянизированная весь. Миграция осуществлялась через бассейн Мологи, и селилось новое население, в основном, в Ярославском Поволжье, а также в окрестностях Ростова и Суздаля. Вторым направлением миграции была Волга - смоленско-полоцкие кривичи двигались вдоль Волги и оседали в Ростово-Суздальской земле среди раннеславянского и словенского населения. Не следует полагать, что курганные и грунтовые могильники первых столетий 2 тыс. н.э. разграничивают древнее и пришлое словенско-кривичское население Северо-Восточной Руси. В условиях территориального смешения разных славянских группировок нужно допустить и переплетение обрядности. Грунтовые могильники этого времени следует рассматривать как реликтовую обрядность, сохранившуюся в ряде мест раннего славянского расселения.
В первой половине VIII в. в ряде мест лесной зоны Восточной Европы наблюдается инфильтрация новых групп славянского населения. Ее следами являются лунничные височные кольца, крупные трапециевидные привески со своеобразной орнаментацией и отдельные аварские вещи. Лунничные височные кольца встречены рассеяно на широкой территории от полоцкого Подвинья на западе до Муромской округи на востоке. Наиболее ранние из них имеют дунайские аналоги и свидетельствуют о притоке славянского населения из земель Среднего Подунавья. Пришлое население расселялось среди ранее освоившегося в лесной полосе Русской Равнины славянского населения. Очень скоро лунничные височные кольца стали изготовляться и в восточнославянских землях. В ареале смоленско-полоцких длинных курганов на основе лунничных и местных браслетообразных сформировались гибридные височные кольца - проволочно-пластинчатые.
Дунайское население постепенно растворилось в местной славянской среде. Распространенные среди восточного славянства представления о Дунае, отраженное в фольклоре, гидронимии и народных говорах [Мачинский, 1981], нужно полагать, являются следствием расселения отдельных групп дунайских славян на Восточноевропейской равнине.
Глава IX. Т.И. Алексеева. Антропологическая характеристика восточных славян эпохи Средневековья в сравнительном освещении
Судя по археологическим данным, подробно освещенным в предыдущей главе, заселение Восточной Европы славянами происходило из различных регионов их первоначального расселения. Одно направление движения связано с юго-западными территориями - это племенные группировки, генетически восходящие к населению пражско-корчакской и пеньковской культур. Впоследствии из этой среды вышли известные по летописи восточно-славянские племена - хорваты, уличи, тиверцы, волыняне, древляне, поляне, дреговичи и радимичи. Последние формировались в ближайшем соседстве с балтами. Древности пеньковского типа известны в лесостепной зоне Донского бассейна. Потомки этого населения, так называемые донские славяне, племенное название которых не зафиксировано в летописи, под влиянием кочевников переселялись в Рязанское Поочье, где тесно соприкасались с вятичами. Древности VII-X вв. в верхнеокском регионе связываются с вятичами, предки которых, судя по летописи, до их миграции на Оку жили по соседству с ляшскими племенами. Расселяясь по Оке, вятичи взаимодействовали с донскими славянами, что делает возможным участие потомков населения пражско-корчакской и пеньковской культур в их генезисе.
Другое направление движения славянских племен на восток и освоение северных лесных земель Русской равнины не связано с населением этих культур. Истоки культуры псковских курганов, относящейся к наиболее ранним славянским группировкам на Русском Севере, связываются со Средним Повисленьем. Как отмечалось в предшествующей главе, черты этой культуры (В-образные рифленные пряжки) встречаются в восточной части Мазурского Поозерья. Из этого же региона вышла и другая крупная славянская группировка - носители браслетообразных височных колец. Судя по археологическим данным, эта группировка расселилась на землях мери, муромы, веси и белозерской чуди и захватила частично северную часть московских земель.
В VIII-X вв. на северо-западе Восточной Европы появляется новая волна переселенцев - население культуры сопок. Расселившись на территории, занятой носителями культуры длинных курганов, они частично ассимилировали последних. Истоки ильменских словен, а именно с ними связывается культура новгородских сопок, пока еще недостаточно ясны. Есть предположение об их родстве с балтийскими славянами.
Неассимилированная часть населения культуры длинных курганов под натиском новых мигрантов отошла к югу и расселилась в верховьях Западной Двины и Днепра. По мнению археологов, культура смоленско-полоцких длинных курганов относится к кривичам.
Я не случайно позволила себе краткое изложение предшествующей главы. Эти данные непосредственно связаны с формированием антропологического состава восточных славян и я постараюсь в их свете проанализировать особенности физического типа восточного славянства.
Археологические материалы достаточно убедительно свидетельствует о том, что этническая история восточных славян не была единой.
Юго-западное и западное направления движения славянских племен на восток предполагает участие в генезисе восточных славян не только представителей разных культур, но и разных антропологических типов. Последнее обстоятельство дает еще раз возможность рассмотреть роль антропологических данных в качестве исторического источника и сделать попытку реконструкции этнической истории восточного славянства на основе смежного с археологией источника.
Антропологические материалы по восточному славянству относятся к X-XIII вв. К этому времени на территории Восточной Европы сложилось несколько славянских этнографических группировок - летописных вятичей, кривичей, северян и других. Границы их расселения хорошо очерчиваются на основе предметов материальной культуры (рис.IХ-I) да и по физическим особенностям, как уже отмечалось неоднократно, эти группировки обнаруживают определенную специфику [Алексеева, 1973].
Исходя из археологических данных, рассмотрим антропологический состав восточных славян эпохи средневековья в соответствии с двумя основными направлениями славянской колонизации Восточной Европы.
Другое направление движения славянских племен на восток и освоение северных лесных земель Русской равнины не связано с населением этих культур. Истоки культуры псковских курганов, относящейся к наиболее ранним славянским группировкам на Русском Севере, связываются со Средним Повисленьем. Как отмечалось в предшествующей главе, черты этой культуры (В-образные рифленные пряжки) встречаются в восточной части Мазурского Поозерья. Из этого же региона вышла и другая крупная славянская группировка - носители браслетообразных височных колец. Судя по археологическим данным, эта группировка расселилась на землях мери, муромы, веси и белозерской чуди и захватила частично северную часть московских земель.
В VIII-X вв. на северо-западе Восточной Европы появляется новая волна переселенцев - население культуры сопок. Расселившись на территории, занятой носителями культуры длинных курганов, они частично ассимилировали последних. Истоки ильменских словен, а именно с ними связывается культура новгородских сопок, пока еще недостаточно ясны. Есть предположение об их родстве с балтийскими славянами.
Неассимилированная часть населения культуры длинных курганов под натиском новых мигрантов отошла к югу и расселилась в верховьях Западной Двины и Днепра. По мнению археологов, культура смоленско-полоцких длинных курганов относится к кривичам.
Я не случайно позволила себе краткое изложение предшествующей главы. Эти данные непосредственно связаны с формированием антропологического состава восточных славян и я постараюсь в их свете проанализировать особенности физического типа восточного славянства.
Археологические материалы достаточно убедительно свидетельствует о том, что этническая история восточных славян не была единой.
Юго-западное и западное направления движения славянских племен на восток предполагает участие в генезисе восточных славян не только представителей разных культур, но и разных антропологических типов. Последнее обстоятельство дает еще раз возможность рассмотреть роль антропологических данных в качестве исторического источника и сделать попытку реконструкции этнической истории восточного славянства на основе смежного с археологией источника.
Антропологические материалы по восточному славянству относятся к X-XIII вв. К этому времени на территории Восточной Европы сложилось несколько славянских этнографических группировок - летописных вятичей, кривичей, северян и других. Границы их расселения хорошо очерчиваются на основе предметов материальной культуры (рис.IХ-I) да и по физическим особенностям, как уже отмечалось неоднократно, эти группировки обнаруживают определенную специфику [Алексеева, 1973].
Исходя из археологических данных, рассмотрим антропологический состав восточных славян эпохи средневековья в соответствии с двумя основными направлениями славянской колонизации Восточной Европы.
Межгрупповая и географическая изменчивость антропологических признаков у восточных славян
Восточнославянское население подробно рассмотрено в монографии автора, посвященной его этногенезу, решаемому на основании данных антропологии [Алексеева, 1973]. В связи с этим, нет необходимости специально останавливаться на характеристике антропологического состава, хотя некоторые результаты предшествующих исследований имеет смысл изложить.
До сравнительно недавнего времени в основе анализа антропологического состава лежал географический метод, но применение его могло быть осуществлено лишь при условии существования многочисленных и более или менее равномерно распределяющихся на обширной территории материалов. Этому условию вполне удовлетворяют антропологические материалы по восточным славянам, а также многочисленные данные по средневековым этническим группам - финноугорской, балтийской, иранской и тюркской языковых семей, соседствующих со славянами.
Приведу краткие итоги анализа географической изменчивости антропологических признаков, взятых для сравнительного анализа физического облика средневекового населения Восточной Европы. С целью лучшей сравнимости материалов разных авторов, в программу включались только количественные признаки. Мерой различия между средними величинами при оценке межгрупповой изменчивости служила разность между максимальной и минимальной групповыми средними, выраженная в процентах минимальной величины. Этот прием был успешно применен Я.Я.Рогинским [1954] в труде, посвященном изучению меры изменчивости измерительных признаков черепа в различных систематических категориях. Межгрупповая изменчивость по отдельным признакам оценивалась на фоне внутригрупповой изменчивости, за стандартную величину которой была принята величина коэффициента вариации в сериях мужских черепов норвежцев Осло [Screiner, 1939] и хантов [Дебец, 1951].
Наибольшей изменчивостью обладают признаки, характеризующие высоту переносья и выступание носовых костей. Диапазон их колебаний значительно выше других. Разность здесь между максимальными и минимальными групповыми средними, выраженная в процентах минимальной величины, колеблется в пределах 50-77%, тогда как в остальных признаках - в пределах 8-27%.
Если считать величину изменчивости одним из критериев таксономической значимости признака [Рогинский, 1954], то при описании антропологического состава населения Восточной Европы и близлежащих районов Кавказа в эпоху средневековья в первую очередь следует обращать внимание на угол выступания носа и выраженность переносья, затем на черепной указатель, размеры носа и лица и соответствующие указатели, далее на абсолютные размеры черепной коробки, орбитные размеры и указатели, зигомаксиллярный и назомалярный углы.
Рассмотрение географической изменчивости расоводиагностических признаков на территории Восточной Европы в эпоху средневековья выявило значительно большую связь их с этносом, нежели с территорией [Алексеева, 1973]. Территориальная вариабельность признаков, как правило, проявляется в пределах одного этноса или близких этнических групп. Подобное явление было отмечено А.И.Ярхо [1934], который обнаружил на территории Узбекистана ярко выраженный европеоидный тип у таджиков, более или менее чистый монголоидный - у казахов, смешанный, с преобладанием монголоидных особенностей - у унгутов и уйшунов. А.И.Ярхо отметил, что здесь географическая локализация - вторичное явление, тогда как этническая - первичное.
По отношению к Восточной Европе, факт значительной этнической обусловленности признаков свидетельствует об известной исторической обособленности отдельных этнических группировок. В тех же случаях, когда в местах обитания нескольких этнических групп (как это имеет место в Волго-Окском бассейне и в Поднепровье), наблюдается географическая, а не этническая локализация признаков, есть основание ждать и проявления контактов и генетической близости различных по этнической принадлежности групп.
Выяснилось, что межгрупповая изменчивость признаков на территории Восточной Европы и прилежащих районов Кавказа определяется степенью внутригрупповой изменчивости этих признаков и более или менее согласуется с ней. Что же касается межгрупповой вариабельности в пределах отдельных языковых семей или этнических групп, то здесь не наблюдается согласованной изменчивости признаков, а процессы дифференциации идут по различным признакам. Так, например, по углу выступания носа наибольшую вариабельность обнаруживают восточные славяне, включая, по-видимому, в свой состав элементы, относящиеся к разным расовым стволам - европеоидному и монголоидному. И в то же время, такой, казалось бы, важный расоводиагностический признак, как назомалярный угол, у славян наименее изменчив, по сравнению с другими этническими группами. Примеров таких можно привести много, и все они указывают на сложность расообразовательного процесса на этой огромной территории.
Если попытаться сопоставить суммарную изменчивость в группах по всему приведенному набору признаков, то окажется, что группы по степени изменчивости располагаются в следующем порядке: финно-угры, этнические группы Кавказа, кочевники, балты, славяне. Такой порядок чаще всего выявляется при сравнении групп по отдельным признакам. Следовательно, его можно считать характерным для исследуемой территории, при том наборе групп, который привлекался для анализа.
Восточные славяне по показателям изменчивости достаточно однородны. Это тем более удивительно, что территория, занимаемая ими в эпоху средневековья, широка, и возможность контакта с балтийским, финно-угорским и кочевническим населением огромна.
Рассмотрим антропологический состав восточных славян в свете изменчивости признаков. Как уже отмечалось, наибольшую изменчивость обнаруживают славяне по показателям выступания носа - углу носа и симотическому указателю. Обратимся к географическому распределению этих признаков на территории, занятой славянами. Карты-схемы географической изменчивости опубликованы в монографии [Алексеева, 1973], посвященной проблемам этногенеза и этнической истории славян. Угол выступания носовых костей закономерно уменьшается по направлению к востоку и северо-востоку, к зоне контакта с теми финно-угорскими группами, у которых отмечается относительно слабое выступание носовых костей. На востоке это - население, оставившее могильники Сють-Сирми [Акимова, 1955] и Муранский [Алексеева, 1959], и на северо-востоке - "чудские" могильники [Седов, 1952] и могильники веси [Дебец, 1948]. То же можно сказать и относительно симотического указателя. Таким образом, те признаки, которые свидетельствуют об ослаблении европеоидных черт в составе восточнославянского населения в средние века, имеют четкую географическую локализацию и объясняются финно-угорским влиянием.
Следующий по степени вариабельности - дакриальный указатель - не обнаруживает, однако, столь четкой локализации, как предыдущие признаки. И все же можно отметить, что у большинства северо-восточных славянских групп дакриальный указатель понижен, хотя и в пределах европеоидных величин. Затем по мере убывания дисперсности идет черепной указатель. В пределах территории, занимаемой восточными славянами, он не дает географически закономерного распределения, зато свидетельствует о значительном сходстве славянских, балтийских и финно-угорских групп Восточно-Европейской равнины.
Далее по степени вариабельности следует высота носа. У славян этот признак имеет меньшую по сравнению с другими группами изменчивость. Географическая локализация высоты носа у славян весьма четкая, величина ее уменьшается по направлению к северо-востоку и востоку, и этот факт, по-видимому, может быть объяснен влиянием финно-угорского населения Восточно-Европейской равнины и контактных северо-западных групп.
Носовой указатель в своем географическом распределении следует за высотой носа, и относительное расширение носа у славян также, по-видимому, связывается с финно-угорским влиянием. По ширине носа группы не обнаруживают закономерной дифференциации.
Скуловая ширина также имеет закономерное географическое распределение в зоне расселения славян, уменьшаясь к северо-востоку, к зоне, контактной с узколицыми финно-угорскими группами.
Верхняя высота лица уменьшается к северо-востоку, к финно-угорским группам Восточно-Европейской равнины. Что касается лицевого указателя, то закономерного распределения его в местах обитания восточных славян не наблюдается. Здесь есть очаги хамепрозопности и лептопрозопности, однако, первые чаще встречаются в западной части, а вторые - в восточной. При этом следует заметить, что лептопрозопных форм среди известных финно-угорских групп средневековья не обнаруживается; исключение составляют эсты, территориально весьма отдаленные от славянских групп Волго-Окского бассейна, где выражена лептопрозопность.
В отношении таких признаков, как высота, ширина орбиты и орбитный указатель закономерной локализации в пределах восточно-славянского региона не наблюдается.
Хотя по черепному указателю восточные славяне не проявляют никаких закономерных различий, в отношении абсолютных размеров длины и ширины черепа наблюдается уменьшение их к северо-востоку и востоку. Особенно это касается продольного диаметра. Однако здесь следует заметить, что в контактных финно-угорских группах, которые нам известны, распределение этих признаков весьма мозаично. Тем не менее, в группе из могильника Сють-Сирми отмечается минимум величины продольного диаметра черепа, а у населения, известного по краниологическим сериям из Цнинских могильников [Дебец, 1948] и Муранского, очень небольшие размеры поперечного диаметра.
Изменчивость высотного диаметра черепа у восточно-славянских групп невелика; значения этого признака у различных групп очень близки, однако, более высокая черепная коробка чаще свойственна краниологическим сериям из западной зоны расселения восточных славян.
Как уже отмечалось, зигомаксиллярный и назомалярный углы горизонтальной профилировки лица в славянских группах эпохи средневековья по величине варьируют очень мало и не обнаруживают закономерной географической приуроченности (кроме очень незначительного увеличения зигомаксиллярного угла к востоку). Контактные финно-угорские группы характеризуются такими же небольшими величинами углов горизонтальной профилировки, как и славяне.
Подводя итоги анализу межгрупповой и географической изменчивости у восточно-славянских групп, в качестве основных расоводиагностических признаков выбираем те, которые обладают более или менее значительной изменчивостью в межгрупповом отношении и определенной географической приуроченностью. К числу этих признаков относятся угол выступания носа, носовой указатель, скуловая ширина, верхняя высота лица, продольный и поперечный диаметры черепа.
Этот комплекс может быть положен в основу расовой диагностики восточно-славянских групп.
Антропологические характеристики отдельных восточнославянских этнографических групп
Как выяснилось, антропологический облик восточнославянских групп достаточно однороден, и в то же время он меняется в зонах контакта с неславяноязычным населением, да и каждая группа в отдельности обладает своей антропологической спецификой.
Помимо констатации этого факта, хотелось понять, как формировалась эта специфика. С этой целью была предпринята попытка оценить внутригрупповую связь между некоторыми из тех признаков, которые легли в основу расовой диагностики восточных славян, а именно - связь между признаками, характеризующими величину и форму черепа, а также угол выступания носа. Эта процедура была совершена по отношению к восточнославянским группам, связанным с юго- западной волной славянских переселенцев. Внутригрупповая связь признаков оценивалась в пределах этнотерриториальных групп. По углу выступания носа, взятому за основу, как наиболее варьирующего признака, выделились три категории - малого угла (до 24 градусов), среднего - (25-29) и большого (больше 30), и в соответствии с этими категориями оценивались величины других признаков [Алексеева, 1973].
Так, в зоне расселения вятичей, кривичей, дреговичей, радимичей, полян и северян с ослабленным углом выступания носа связывается тенденция к мезокефалии, меньшие размеры продольного и поперечного диаметров черепа, более узкое лицо, больший зигомаксиллярный угол горизонтальной профилировки, более широкий нос с менее выступающим переносьем. С сильным выступанием носа связывается меньший черепной указатель, более крупные размеры мозгового отдела черепа, более широкое лицо, меньший зигомаксиллярный угол горизонтальной профилировки, более узкий нос с высоким переносьем. Процентное соотношение этих комбинаций меняется в зависимости от географической локализации восточнославянских групп. Так, по направлению к востоку увеличивается процент первой комбинации, по направлению к западу — второй.
Закономерная географическая приуроченность этих комплексов и разное процентное соотношение их позволяет сделать заключение о преобладании в крайних восточных группах славян (вятичи, ярославские, костромские, владимирские кривичи) антропологических черт, присущих финно-угорскому, по-видимому, древнемордовскому населению Волго-Окского бассейна. Географическая локализация длинноголового, с сильно выступающим носом, сравнительно широколицего комплекса заставляет искать ему аналогии на более западных территориях. Среди восточных славян в наиболее чистом виде он проявляется у волынян, древлян и полоцких кривичей, а в мезокефальном варианте - у славян Поднестровья [Великанова, 1964, 1965].
Сходная комбинация антропологических признаков характеризует некоторые балтийские группы - латгалов [Knorre, 1930; Licis, 1939; Дайга, 1957; Алексеев, 1963; Денисова, 1975], земгал [Licis, 1939], жемайтов [Zilinskas, Masalskis, 1937; Битов и др., 1959; Чеснис, 1986].
Несколько особняком стоят поляне, у которых процент слабого выступания носа очень невелик, к тому же здесь не наблюдается сочетания пониженного выступания носовой области с большим черепным указателем. Преобладающим комплексом среди полян оказывается мезокефалия, сильное или среднее выступание носовых костей в сочетании со среднешироким лицом. По-видимому, формирование антропологического облика полян несколько отличается от других этно-территориальных групп славян, входящих в юго-западную волну колонизации.
Внутригрупповой анализ выявил в славянском населении средневековья несколько морфологических комбинаций, географическая локализация которых не только подтверждает их реальность, но и позволяет назвать основные антропологические пласты, принимавшие участие в формировании восточнославянского населения.
Преобладающей комбинацией признаков у восточных славян оказывается долихомезокрания, средняя ширина лица, сильная горизонтальная профилировка и среднее или сильное выступание носа.
Сопоставление с окружающими этническими группами показало, что в формировании антропологического состава восточных славян наибольшее участие принимали финно-угорские группы Восточно-Европейской равнины и балты. Влияние первых сильнее чувствуется у крайне восточных групп славян - среди вятичей и кривичей ярославской, костромской и владимирской групп, влияние вторых - у крайне западных - у волынян и древлян.
Антропологическое разнообразие восточных славян в эпоху средневековья наглядно демонстрируется рисунками IX-2 и IX-3, составленным К.В.Демидовичем с помощью метода компьютерной графики. Пользуюсь случаем принести ему глубокую благодарность за помощь и творческую активность.
В основу рисунков положены индивидуальные графические реконструкции лица по черепу, выполненные Г.В.Лебединской, Т.С.Балуевой, Е.В.Веселовской и О.М.Григорьевой (см. гл. X).
Антропология восточных славян в свете данных археологии
Судя по археологическим данным, большинство восточнославянских групп связывается с юго- западной волной колонизации, тем не менее, они относятся к разным антропологическим типам в системе морфологической изменчивости внутри всего восточнославянского региона. Волыняне являются носителями долихокранного относительно широколицего типа; северяне, радимичи, дреговичи - долихокранного среднелицего; тиверцы, уличи и древляне - мезодолихокранного относительно широколицего. Однако, различия между ними не столь велики, а сходство - относительно широкое лицо и значительная выраженность европеоидных черт - признаков, чрезвычайно важных для расовой диагностики населения Восточной Европы, заставляет думать, что здесь мы имеем дело по сути с двумя морфологическими вариантами одного и того же типа.
Территориальная приуроченность этого типа и явное его совпадение с ареалами пражско-корчакской и пеньковской культур заставляет предположить, что носители этих культур относились именно к длинноголовому, довольно широколицему типу.
Более или менее сходной антропологической комбинацией обладают радимичи и дреговичи. Располагаясь к северу от древлян и волынян, в ближайшем соседстве с балтами, они отличаются от первых в сторону приближения к балтам. В то же время, нельзя не признать, что они обладают типичной для восточных славян комбинацией признаков - долихокранией, средней шириной лица, отчетливой выраженностью европеоидных черт.
Подобная антропологическая характеристика типична и для северян, локализованных на территории распространения роменской культуры.
Таким образом, на основе антропологических данных можно сделать предположение, что носители пражско-корчакской, пеньковской и роменской культур обладали более или менее сходными чертами физического типа - обстоятельство, которое может быть истолковано как генетическое родство летописных восточнославянских племен, занимавших эту обширную территорию.
Судя по археологическим данным, к юго-западной же волне славянской колонизации Восточной Европы относятся и вятичи. Однако, они не имеют того комплекса признаков, который характерен для потомков пражско-корчакской и пеньковский культур. Для них характерна долихокрания в сочетании с узким лицом и средне-выступающим носом. Нет в облике вятичей и сходства с польскими (ляшскими) славянами, которые отличаются более крупными размерами черепа. Мы не можем также на основе антропологических данных оценить и контакты с донскими славянами, о физическом облике которых не имеем представления из-за отсутствия антропологических материалов. Зато вполне отчетливо обнаруживается в облике вятичей присутствие черт, типичных для финно-угорского населения Восточно-Европейской равнины. Здесь, правда, следует иметь в виду то обстоятельство, что антропология располагаем данными лишь о вятичах, известных по курганам среднего течения Оки.
Географически антропологические особенности, характерные для вятичей, совпадают с ареалом распространения верхне-окской культуры в его северной части.
Рассмотрим второе направление восточно-славянской колонизации, связанное с населением, оставившем культуры длинных курганов, сопок и браслетообразных височных колец.
Прежде всего обратим внимание на территорию расселения славянской группировки, представленной в V-VIII вв. культурой браслетообразных височных колец. С этой территории мы имеем антропологические данные, относящиеся к восточной ветви летописных кривичей - ярославских, костромских, владимирских.
Антропологически они совершенно четко объединены в одну группу, характеризующуюся преимущественно мезокранией, относительно узким лицом и незначительным ослаблением горизонтальной профилировки и угла выступания носа. Присутствие финно-угорского субстрата здесь совершенно очевидно, что подтверждается и археологией. Очерчивая ареал культуры браслетообразных височных колец, видим, что в него включаются земли муромы, мери, веси и белозерской чуди.
Другие группировки летописных кривичей - полоцкая, смоленская и тверская - антропологически отличаются от восточных кривичей: они либо сходны с волынянами (полоцкие кривичи), либо с северянами, радимичами и дреговичами. В этом как бы намечается несоответствие данных антропологии и археологии.
В самом деле, с полоцко-смоленской группировкой кривичей связывается культура псковских длинных курганов, а именно той ее части, носители которой отошли, по-видимому, на восток или северо-восток, под натиском населения культуры новгородских сопок.
Археологически эта культура тяготеет к Повисленью, и, действительно, антропологические материалы Северо-Запада, как об этом будет сказано ниже, свидетельствуют об этом.
Что же касается кривичей верховьев Западной Двины и Днепра, то не исключено присутствие в их составе населения так или иначе связанного с юго-западной волной колонизации, что легко объясняет антропологическое сходство западной группировки кривичей с потомками пражско-корчакской культуры. Кстати, и данные археологии обнаруживают в середине I тыс. н.э. проникновение на эту территорию населения из зоны, в прошлом занятой пражско-корчакскими племенами (см.гл. VIII).
Особняком стоят словене новгородские - носители культуры сопок. Антропологически их отличает сочетание суббрахикрании со средней шириной лица и сильным выступанием носа. Это тем более удивительно, что данная группировка расселена на территории, ранее занятой финно-угорскими племенами, и на которой эти племена продолжали существовать.
Судя по археологическим данным, хотя и нет бесспорных указаний на истоки словен новгородских, все же есть основание связывать их с балтийскими славянами.
Остановлюсь подробнее на их антропологических особенностях. Исследовавший курганные погребения Новгородской земли В.В.Седов [1952] выделил среди них погребения, сопровождавшиеся славянским и финским вещевыми комплексами, и затем определил их антропологический состав. Выяснилось, что погребенные со славянским вещевым комплексом характеризуются выраженными европеоидными чертами, в то время как погребенные с финским - характеризуются несколько уплощенным лицевым отделом и ослабленным выступанием носа. Таким образом, собственно словене новгородские могут быть охарактеризованы как суббрахикранное среднешироколицее население с сильным выступанием носа и европеоидными величинами горизонтальной профилировки.
В то же время, нельзя не обратить внимания на факт смешения разноэтничного населения в северозападном регионе. Вопрос заключается в том, имеем ли мы дело с механическим смешением или с процессом метисации, который рано или поздно приведет к образованию иного антропологического типа, характеризующегося какими-то промежуточными чертами.
Методами многомерной статистики мы попытались выявить внутри многочисленных погребений словен новгородских группы с преобладанием "финского" компонента и без такового [Алексеева, 1990].
Краниологическая серия составилась из могильников различных мест Новгородской земли. К этой серии был применен дискриминантаный анализ, позволяющий определить принадлежность субъекта к одному из нескольких расовых вариантов [Дерябин, 1983, 1984]. В качестве контрольных совокупностей были использованы: усредненные данные по радимичам и дреговичам как представителям европеоидной расы, и усредненные данные по двум саамским группам, исследованным В.И.Хартановичем [1980]. Таким образом, здесь противопоставляются две комбинации признаков. С одной стороны, это долихокрания, сильная горизонтальная профилировка, средние размеры ширины и высоты лица, с другой - брахикрания, малая высота лица, слабое выступание носа и некоторая уплощенность лицевого отдела. Именно этот комплекс позволил выделить внутри восточнославянского населения эпохи средневековья группы с выраженными и ослабленными европеоидными чертами.
Если в группе имеются два генетически разнородных типа, то эмпирическое распределение дискриминантаной функции должно быть строго двувершинным, с вершинами по обе стороны от критического уровня дискриминации. Для однородных или полностью метисированных групп характерно нормальное распределение с вершиной на уровне критического значения дискриминантной функции. Эмпирическое распределение дискриминантной функции выявило наличие пика в месте нахождения критического ее значения, разделяющего славян и финнов. Этот результат, по- видимому, можно интерпретировать как проявление интенсивно идущего, но еще не закончившегося процесса метисации. Распределение дискриминантаной функции по обе стороны от максимума демонстрирует дополнительные вершины, соответствующие исходным (в данном случае, славянской и финской) группам.
Дискриминантный анализ подтвердил бытующее представление о смешанном составе словен новгородских и дополнил его сведениями о характере метисации - интенсивной, но далеко еще не завершенной.
"Чудской", или финский, компонент, выявляющийся в славянском населении Новгородской земли, характеризуется довольно широким лицом. Эта особенность свойственна ижоре. Другие группы прибалтийских финнов более узколицы, при этом, ливы и эсты отличаются также более низкой величиной черепного указателя, водь - узколицестью и мезокранией.
В последнее время вновь проявился интерес к антропологии словен новгородских. В основном, это связано с накоплением новых краниологических материалов и освоением старых, но уже с применением новых методов статистической разработки материалов. Сейчас число введенных в научный оборот материалов значительно превышает изученные ранее. Частично эти новые разработки опубликованы. Обращу внимание на некоторые их итоги. С.Л.Санкина [1995] подтвердила наличие активных метисационных процессов на Северо-Западе Восточной Европы в эпоху средневековья. Н.Н.Гончарова [1995], напротив, считает, что роль метисации в этом регионе преувеличена. По ее мнению, новгородские славяне обладают четко выраженными специфическими чертами, уводящими их в круг балтийских славян. Эти специфические черты отмечены и мною. И, действительно, близкий антропологический комплекс проявляется среди балтийских славян - у полян, поморян и ободритов. Последние отличаются более низким черепом. В остальных же признаках все эти группы более или менее сходны. Есть основание думать, что словене новгородские представляют собой переселенцев с южного побережья Балтийского моря, впоследствии смешавшихся уже на новой территории их обитания с финно-угорским населением Приильменья. Таким образом, антропологические данные делают более убедительным предположение археологов о балтийском генезисе словен новгородских.
Среди изученных С.Л.Санкиной [1995] краниологических серий обращают на себя внимание некоторые, характеризующиеся увеличением скуловой ширины и высоты лица, по сравнению со словенами новгородскими. Эти особенности, в сочетании с сильным выступанием носа и резкой горизонтальной профилировкой, наиболее отчетливо проявленные в краниологических сериях из Удрая,XI-XIV вв., Озерцов, XII-XIV вв. и Пскова, XII в., связывают носителей этих черт с вислянами и лужичанами. Подобные же черты обнаруживаются у населения, известного по Никольскому могильнику в Белозерье, относимому Н.А.Макаровым к дружинному [Алексеева и др., 1993].
В свете этих наблюдений вновь обратимся к археологическим данным В.В.Седова [1982], показавшим, что первая волна колонизации на северо-запад Восточной Европы осуществлялась псковскими кривичами, обнаруживающими культурные связи с населением Повисленья.
Антропологические материалы эпохи средневековья по псковским кривичам отсутствуют. Имеется лишь один череп, что, естественно не дает возможности представить их физический облик. Однако, население, оставившее могильник Никольское и некоторые средневековые могильники Новгородской земли, антропологически сходное с вислянами, мне кажется, может рассматриваться как потомки псковских кривичей.
Сложность этнического и антропологического состава северо-запада Восточной Европы обсуждалась мною в статье, предметом которой было изучение взаимоотношения славян, балтов, финнов и германцев в Циркумбалтийском регионе [Алексеева, 1990] и коллективом авторов - археологов и антропологов в исследовании ранних этапов колонизации Русского Севера [Алексеева и др., 1993]. Одним из итогов этих исследований можно считать выявление трех колонизационных потоков на северо-запад Восточной Европы. Два из них принадлежали славянам, один - германцам. Первый поток колонизации шел из Повисленья и связывается с псковскими кривичами, второй, более поздний, с южного побережья Балтийского моря, который на территории Восточной Европы дал начало словенам новгородским. Достаточно четко по антропологическим данным фиксируется и движение германского населения на эту территорию. Физический облик средневековых германцев, как и любого другого средневекового этноса, достаточно разнообразен. Однако, для всех характерны определенные черты в пропорциях черепа, создающие специфику антропологического типа, которая отличает их как от славян, так и от других соседствующих с ними иноязычных групп населения [Алексеева, 1973]. Судя по антропологическим данным, на территорию Восточной Европы продвинулись, главным образом, норманы Швеции [Алексеева и др., 1993]. Не останавливаясь на "варяжском вопросе", обсуждение которого является предметом специального исследования и в отечественной науке имеет длительную историю, отмечу лишь, что антропологические материалы, находящиеся в нашем распоряжении, свидетельствуют о небольшом удельном весе германского влияния на антропологические особенности восточных славян.
Глава X. Т.С. Балуева, Е. В. Веселовская, О. М. Григорьева, Г, В. Лебединская. Индивидуальные портреты восточных славян эпохи средневековья
Антропологическая реконструкция открывает новые возможности для решения ряда проблем в антропологии, одна из которых позволяет изучить и сопоставить физиономическую характеристику современного и древнего населения, а также позволяет получить более полную информацию о расовом типе населения, оставившего тот или иной могильник, так как краниологическая характеристика серий не может учесть многие важные расово- диагностические описательные признаки внешности. Кроме этого, антропологическая реконструкция помогает проведению краниологических исследований, в частности, формы лицевого отдела черепа и отдельных его морфологических структур. Одних размерных характеристик, безусловно, недостаточно для получения полной информации о его строении, так, например, при одинаковых размерах, формы изучаемых объектов могут значительно различаться. Всестороннее изучение взаимозависимостей между черепом человека и покрывающими его мягкими тканями, а также краниологические исследования серий черепов проводятся по различным программам и методикам, однако, объединенным общей целью - создать стройную картину расогенетических процессов древнего населения [Золотарева и др., 1984]. Метод восстановления лица по черепу впервые был разработан М.М. Герасимовым и получил в дальнейшем развитие в трудах сотрудников организованной им Лаборатории антропологической реконструкции Института этнологии и антропологии РАН [Герасимов, 1949,1955; Лебединская, 1973; Балуева, Лебединская, 1991; Веселовская, 1991; Lebedinskaya et al., 1993].
Антропологическая реконструкция может быть выполнена в зависимости от конкретных целей в виде контурного изображения, графического или скульптурного портрета. Однако, независимо от назначения реконструкции, главное - это воспроизведение индивидуальных черт лица человека, которому принадлежит данный череп, с учетом его расовых особенностей. Самое главное при воспроизведении лица по черепу это единство метода реконструкции.
Процесс антропологической реконструкции лица по черепу начинается с подробного описания всех индивидуальных особенностей строения черепа и его измерения по общепринятой краниологической программе, дополненной рядом признаков, имеющих значение при реконструкции. Следующий этап - построение контуров лица в профиль на основе обводов черепа, выполненного с помощью специального прибора - диоптрографа.
Наиболее сложным элементом лица для реконструкции является восстановление наружного носа. Сопоставив контур костной основы носа и профиль верхнего отдела лица на рентгенограммах, Г.В.Лебединская предложила единый стандартный план реконструкции носовой области [Лебединская, 1973]. Основной линией построения носа служит вертикаль, соединяющая две хорошо определимые на рентгенограммах краниологические точки - назион и простион. Линия, параллельная ей и проведенная через наиболее выступающую точку изгиба носовых костей, является "осью симметрии", относительно которой располагаются контуры носовой вырезки черепа и "хрящевой" части носа. Общий профиль спинки носа определяется формой носовых костей и формой краев грушевидного отверстия, которое как бы повторяет основные перегибы линии профиля носа. Форма и направление основания носа повторяют контур нижнего края передней носовой ости.
Исследования М.М.Герасимова показали, что существует связь между формой альвеолярного отростка верхней челюсти, формой альвеолярной дуги, характером прикуса, величиной коронок и внешней формой профиля губ [Герасимов, 1955].
Изучив свыше 200 рентгенограмм, Г.В.Лебединская пришла к выводу, что положение ротовой щели находится на уровне режущего края передних резцов. Данные, собранные среди народов бывшего Советского Союза сотрудниками Лаборатории, подтвердили этот вывод и показали большую зависимость между шириной ротовой щели и шириной зубной дуги на уровне первых и вторых премоляров [Балуева, Веселовская, 1989; Балуева, Лебединская, 1991]. Профиль подбородка соответствует контуру нижней челюсти и подбородочной области. При воспроизведении контура глазного яблока и век учитывается граница выступания глазного яблока, которая не выходит за пределы верхнего и нижнего краев орбиты, а форма верхнего века соответствует верхнему краю орбиты, который сочетается с нависанием складки верхнего века или с её отсутствием.
На обвод черепа, предварительно установленный в франкфуртской горизонтали, наносятся вехи толщины мягких тканей, полученные на основании данных, собранных Е.В.Веселовской по различным народам с помощью метода ультразвуковой локации [Веселовская, 1991, 1997].
Контурная реконструкция является начальным этапом для любого другого вида реконструкций. Графическая реконструкция выполняется уже на основе контурного изображения. Сложность её заключается в том, чтобы правильно передать все светотени, не искажая при этом впечатления о ширине лица, его профилировке, положении глаз и так далее, однако, графическая реконструкция более наглядна и применяется чаще. Опираясь на серию графических реконструкций, численность которых лимитируется лишь объемом краниологического материала, а также и на статистический материал, мы можем получить наиболее полную антропологическую характеристику древнего, в частности, славянского населения.
Так, Г.В. Лебединской была выполнена серия графических реконструкций вятичей, О.М. Григорьевой были сделаны реконструкции вятичей, кривичей, северян, Т.С.Балуевой были сделаны графические реконструкции вятичей, кривичей, радимичей, полян, дреговичей, северян, словен новгородских, тиверцев. К сожалению, не по всем славянским племенам удалось сделать реконструкции, так как отсутствовал краниологический материал по дулебам, волынянам, древлянам, уличам.
Благодаря графической реконструкции, ожил и приобрел выразительность физический облик славян, принадлежавших к разным племенам.
Ниже приводится серия реконструкций лица по черепу, выполненных авторами (рис.Х-1-48).
Антропологическая реконструкция может быть выполнена в зависимости от конкретных целей в виде контурного изображения, графического или скульптурного портрета. Однако, независимо от назначения реконструкции, главное - это воспроизведение индивидуальных черт лица человека, которому принадлежит данный череп, с учетом его расовых особенностей. Самое главное при воспроизведении лица по черепу это единство метода реконструкции.
Процесс антропологической реконструкции лица по черепу начинается с подробного описания всех индивидуальных особенностей строения черепа и его измерения по общепринятой краниологической программе, дополненной рядом признаков, имеющих значение при реконструкции. Следующий этап - построение контуров лица в профиль на основе обводов черепа, выполненного с помощью специального прибора - диоптрографа.
Наиболее сложным элементом лица для реконструкции является восстановление наружного носа. Сопоставив контур костной основы носа и профиль верхнего отдела лица на рентгенограммах, Г.В.Лебединская предложила единый стандартный план реконструкции носовой области [Лебединская, 1973]. Основной линией построения носа служит вертикаль, соединяющая две хорошо определимые на рентгенограммах краниологические точки - назион и простион. Линия, параллельная ей и проведенная через наиболее выступающую точку изгиба носовых костей, является "осью симметрии", относительно которой располагаются контуры носовой вырезки черепа и "хрящевой" части носа. Общий профиль спинки носа определяется формой носовых костей и формой краев грушевидного отверстия, которое как бы повторяет основные перегибы линии профиля носа. Форма и направление основания носа повторяют контур нижнего края передней носовой ости.
Исследования М.М.Герасимова показали, что существует связь между формой альвеолярного отростка верхней челюсти, формой альвеолярной дуги, характером прикуса, величиной коронок и внешней формой профиля губ [Герасимов, 1955].
Изучив свыше 200 рентгенограмм, Г.В.Лебединская пришла к выводу, что положение ротовой щели находится на уровне режущего края передних резцов. Данные, собранные среди народов бывшего Советского Союза сотрудниками Лаборатории, подтвердили этот вывод и показали большую зависимость между шириной ротовой щели и шириной зубной дуги на уровне первых и вторых премоляров [Балуева, Веселовская, 1989; Балуева, Лебединская, 1991]. Профиль подбородка соответствует контуру нижней челюсти и подбородочной области. При воспроизведении контура глазного яблока и век учитывается граница выступания глазного яблока, которая не выходит за пределы верхнего и нижнего краев орбиты, а форма верхнего века соответствует верхнему краю орбиты, который сочетается с нависанием складки верхнего века или с её отсутствием.
На обвод черепа, предварительно установленный в франкфуртской горизонтали, наносятся вехи толщины мягких тканей, полученные на основании данных, собранных Е.В.Веселовской по различным народам с помощью метода ультразвуковой локации [Веселовская, 1991, 1997].
Контурная реконструкция является начальным этапом для любого другого вида реконструкций. Графическая реконструкция выполняется уже на основе контурного изображения. Сложность её заключается в том, чтобы правильно передать все светотени, не искажая при этом впечатления о ширине лица, его профилировке, положении глаз и так далее, однако, графическая реконструкция более наглядна и применяется чаще. Опираясь на серию графических реконструкций, численность которых лимитируется лишь объемом краниологического материала, а также и на статистический материал, мы можем получить наиболее полную антропологическую характеристику древнего, в частности, славянского населения.
Так, Г.В. Лебединской была выполнена серия графических реконструкций вятичей, О.М. Григорьевой были сделаны реконструкции вятичей, кривичей, северян, Т.С.Балуевой были сделаны графические реконструкции вятичей, кривичей, радимичей, полян, дреговичей, северян, словен новгородских, тиверцев. К сожалению, не по всем славянским племенам удалось сделать реконструкции, так как отсутствовал краниологический материал по дулебам, волынянам, древлянам, уличам.
Благодаря графической реконструкции, ожил и приобрел выразительность физический облик славян, принадлежавших к разным племенам.
Ниже приводится серия реконструкций лица по черепу, выполненных авторами (рис.Х-1-48).
