А. В. Коптев Античная цивилизация.

С лег­кой руки А. Тойн­би поня­тие «циви­ли­за­ция» ста­ло при­выч­ным в инс­тру­мен­та­рии исто­ри­ка. Одна­ко, как час­то быва­ет, лег­че вве­с­ти в обо­рот сло­во, чем дать вра­зу­ми­тель­ное объ­яс­не­ние его смыс­ла. Рус­ская нау­ка, осо­бен­но склон­ная к тео­ре­ти­зи­ро­ва­нию, сей­час пере­жи­ва­ет пик увле­че­ния этим поня­ти­ем. К сожа­ле­нию, эта любовь так же сле­па, как и пита­ю­щая ее непри­язнь к недав­но еще популяр­но­му марк­сиз­му. Гово­рят, что о тер­ми­нах не спо­рят, а дого­ва­ри­ва­ют­ся. Одна­ко дого­вор, пред­по­ла­га­ю­щий склон­ность к ком­про­мис­су, не явля­ет­ся инс­тру­мен­том откры­тия ново­го.
Тогда как тер­ми­ны явля­ют­ся зна­ко­вы­ми сим­во­ла­ми дви­же­ния зна­ния по пути его услож­не­ния. Исполь­зо­ва­ние ново­го тер­ми­на опре­де­ля­ет­ся не дого­во­рен­но­стью авто­ри­тет­ных иссле­до­ва­те­лей, а инту­и­ци­ей ода­рен­ных оди­но­чек, сумев­ших уло­вить нача­ло еще не извес­т­но­го зна­ния и рань­ше дру­гих сде­лать шаг ему навстре­чу.
Гово­рят, что исто­рию тво­рят наро­ды, клас­сы, поли­ти­ки… Конеч­но, все они что-то тво­рят. Иро­ния, навер­ное, неумес­т­на, если судить о вели­ких мира сего с точ­ки зре­ния обыч­но­го чело­ве­ка. Воз­ни­ка­ет подо­зре­ние в раз­дув­шем­ся само­мне­нии. Но если взгля­нуть на мир, при­бли­зив­шись трудом ума и души к богам (ну, хотя бы к Апол­ло­ну — покро­ви­те­лю зна­ний и искусств), силь­ных мира непро­с­то отли­чить от нас, греш­ных. Здесь-то и вспо­ми­на­ет­ся Сокра­тов­ское: «а про­с­то я знаю, что ниче­го не знаю…»
Но исто­рия оста­ет­ся толь­ко в тру­дах исто­ри­ков. Все осталь­ное про­хо­дит, транс­фор­ми­ру­ясь в совер­шен­но новые фор­мы. Оста­ют­ся лишь немно­гие сле­ды про­шед­ше­го. Ars longa, vita brevis… Исто­ри­ки — это те, кто сде­лал сво­ей про­фес­си­ей читать сле­ды неко­гда быв­ших людей, госу­дарств, циви­ли­за­ций. Нет совре­мен­ной исто­рии, есть жизнь, кото­рая еще не ста­ла исто­ри­ей. Для боль­шин­с­т­ва наших чита­те­лей вполне пред­с­та­ви­ма циви­ли­за­тор­ская мис­сия ска­жем бри­тан­ских коло­ни­за­то­ров где-нибудь в Афри­ке или Индии. Одна­ко ред­ко кто согла­сит­ся с утвер­жде­ни­ем, что сол­да­ты Напо­лео­на или армия фашист­ской Гер­ма­нии выс­ту­па­ли на тер­ри­то­рии Рос­сии в роли тако­го же ору­дия Евро­пей­ской циви­ли­за­ции, как и кон­кви­с­та­до­ры Кор­те­са или пио­не­ры дико­го Запа­да. Толь­ко ли дело в том, что одни завер­ши­ли свое дело успеш­но, а дру­гие — нет?
Пред­ла­га­е­мые здесь ста­тьи о раз­ви­тии антич­ной циви­ли­за­ции не явля­ют­ся завер­шен­ны­ми рабо­та­ми. Уже сей­час я вижу необ­хо­ди­мость скор­рек­ти­ро­вать неко­то­рые их утвер­жде­ния. Одна­ко вся­кая тео­рия явля­ет­ся не более чем рабо­чим инс­тру­мен­том позна­ния, воз­мож­но­с­ти кото­ро­го столь же огра­ни­че­ны, как и пре­де­лы само­го чело­ве­че­ско­го зна­ния. Поэто­му желаю Вам вос­при­нять напи­сан­ное здесь с той же долей иро­нии, с какой я писал это. Мно­гие вос­при­ни­ма­ют нау­ку черес­чур серьез­но, увле­ка­ясь фор­маль­ной логи­кой и «ста­ти­с­ти­че­ски­ми дан­ны­ми», кото­рые на повер­ку сами по себе ниче­го не дока­зы­ва­ют. Умес­т­но напом­нить здесь малень­кое сти­хо­тво­ре­ние вели­ко­го А. С. Пуш­ки­на о пред­по­ла­га­е­мом спо­ре кон­цеп­ций Герак­ли­та и Пар­ме­ни­да, выхо­дя­щем дале­ко за пре­де­лы антич­ной темы:

«Дви­же­нья нет», — ска­зал муд­рец бра­да­тый. Дру­гой смол­чал и стал пред ним ходить. «Силь­ней бы и не смог он воз­ра­зить», — хва­ли­ли все ответ замыс­ло­ва­тый. Одна­ко ж, гос­по­да, забав­ный слу­чай сей На память мне дру­гой при­мер при­во­дит: Ведь каж­дый день пред нами солн­це ходит, А все же прав упря­мый Гали­лей.

---

ПОНЯТИЕ И ТИПЫ ЦИВИЛИЗАЦИЙ Воз­ник­но­ве­ние циви­ли­за­ций Инду­с­три­аль­ная циви­ли­за­ция Поня­тие циви­ли­за­ция в доин­ду­с­три­аль­ную эпо­ху Типы циви­ли­за­ций Харак­тер­ные чер­ты циви­ли­за­ции Циви­ли­за­ции и рабо­вла­дель­че­ская фор­ма­ция МЕХАНИЗМ РАЗВИТИЯ АНТИЧНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ Воз­ник­но­ве­ние антич­ной циви­ли­за­ции Ста­нов­ле­ние циви­ли­за­ции Рас­цвет полис­но­го строя Кри­зис полис­но­го строя Антич­ная циви­ли­за­ция в рим­ской обо­лоч­ке Эта­пы раз­ви­тия антич­ной циви­ли­за­ции в рам­ках Рим­ской дер­жа­вы Позд­не­ан­тич­ное обще­с­т­во

ПОНЯТИЕ И ТИПЫ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Воз­ник­но­ве­ние циви­ли­за­ций. Поня­тие циви­ли­за­ция обыч­но исполь­зу­ет­ся в несколь­ких зна­че­ни­ях. Наи­бо­лее общим из них явля­ет­ся обо­зна­че­ни­ем в каче­с­т­ве циви­ли­за­ции совре­мен­но­го раз­ви­то­го, пре­иму­ще­с­т­вен­но запад­но­го типа, обще­с­т­ва. При этом циви­ли­зо­ван­ное обще­с­т­во про­ти­во­по­став­ля­ет­ся обще­с­т­вам, не дос­тиг­шим став­ших нор­ма­тив­ны­ми в совре­мен­ную эпо­ху уров­ня эко­но­ми­че­ско­го раз­ви­тия, соци­аль­но­го поряд­ка и поли­ти­че­ской ста­биль­но­с­ти. Циви­ли­за­ция выс­ту­па­ет сино­ни­мом выс­ше­го на дан­ный момент уров­ня раз­ви­тия обще­с­т­вен­ной куль­ту­ры.
Дру­гим общим мес­том явля­ет­ся при­ме­не­ние тер­ми­на циви­ли­за­ция по отно­ше­нию к раз­лич­ным кате­го­ри­ям обществ, вышед­ших за рам­ки раз­ви­тия пер­во­быт­но­об­щин­но­го строя. В XIX в. аме­ри­кан­ский этно­граф Г. Л. Мор­ган опре­де­лил циви­ли­за­цию как ста­дию раз­ви­тия чело­ве­че­с­т­ва вслед за дико­стью и вар­вар­с­т­вом. Он, а вслед за ним Ф. Энгельс, выде­ли­ли в каче­с­т­ве при­зна­ков циви­ли­за­ции: раз­де­ле­ние умс­т­вен­но­го и физи­че­ско­го тру­да, появ­ле­ние пись­мен­но­с­ти, нали­чие горо­дов как цен­тров эко­но­ми­че­ской и куль­тур­ной жиз­ни. Циви­ли­за­ция в этом смыс­ле выс­ту­па­ет сино­ни­мом опре­де­лен­но­го уров­ня раз­ви­тия обще­с­т­вен­ной куль­ту­ры, а посколь­ку он не явля­ет­ся модель­ным, как в пер­вом слу­чае, то такой под­ход поз­во­ля­ет гово­рить о раз­ных типах циви­ли­за­ций. В этом слу­чае гово­рят о мно­гих — напри­мер, о китай­ской, антич­ной, ислам­ской, древ­не­еги­пет­ской, като­ли­че­ской и т. п. — циви­ли­за­ци­ях.
При­чи­на такой дихо­то­мии поня­тия циви­ли­за­ция сос­то­ит в том, что чело­ве­че­с­т­во в сво­ем раз­ви­тии со вре­ме­ни появ­ле­ния чело­ве­ка совре­мен­но­го типа про­шло три круп­ных обще­с­т­вен­ных ста­дии, раз­де­лен­ных дву­мя эпо­ха­ми рево­лю­ци­он­ных сдви­гов в эко­но­ми­ке.
Пер­вый пере­во­рот в хозяй­с­т­вен­ной жиз­ни, час­то назы­ва­е­мый нео­ли­ти­че­ской рево­лю­ци­ей, при­хо­дит­ся на VIII—VII тыся­че­ле­тия до н. э. Это был пере­ход от охо­т­ни­чье-соби­ра­тель­ско­го быта к зем­ле­де­лию и ско­то­во­д­с­т­ву или так назы­ва­е­мо­му про­из­во­дя­ще­му хозяй­с­т­ву. Этот пере­ход был нас­то­я­щей рево­лю­ци­ей в раз­ви­тии чело­ве­че­с­т­ва. Хозяй­с­т­вен­ный пере­во­рот эпо­хи нео­ли­та изме­нил вза­и­мо­о­т­но­ше­ния чело­ве­ка с при­ро­дой, при­вел к оформ­ле­нию проч­ной осед­ло­с­ти с чет­ко фик­си­ро­ван­ной тер­ри­то­ри­ей оби­та­ния, рез­ко­му рос­ту на этой тер­ри­то­рии насе­ле­ния, потреб­но­с­ти в новых фор­мах его орга­ни­за­ции, обще­с­т­вен­но­му раз­де­ле­нию тру­да, бур­но­му раз­ви­тию зна­ний о при­ро­де и обще­с­т­ве, услож­не­нию духов­но­го мира людей. Ины­ми сло­ва­ми, созда­лись усло­вия для воз­ник­но­ве­ния ново­го типа чело­ве­че­ских общ­но­с­тей — циви­ли­за­ций. До это­го при­зна­ка­ми, отде­ляв­ши­ми одни сооб­ще­с­т­ва людей от дру­гих, слу­жи­ли био­ло­ги­че­ский (расо­во-антро­по­ло­ги­че­ский) и куль­тур­но-линг­ви­с­ти­че­ский (этни­че­ский).
Вто­рой эко­но­ми­че­ской рево­лю­ци­ей в исто­рии чело­ве­че­с­т­ва был про­мыш­лен­ный пере­во­рот XVIII—XIX вв. Он не толь­ко при­вел к изме­не­нию эко­но­ми­че­ской осно­вы обще­с­т­ва с сель­ско­го хозяй­с­т­ва на про­мыш­лен­ное про­из­во­д­с­т­во, но и впер­вые про­ти­во­по­ста­вил чело­ве­ка при­ро­де. Во-пер­вых, это каче­с­т­вен­но изме­ни­ло все лицо совре­мен­но­го обще­с­т­ва. Машин­ное про­из­во­д­с­т­во, цен­тра­ми кото­ро­го сде­ла­лись горо­да, ока­за­лось спо­соб­ным при­жить­ся в любой гео­гра­фи­че­ской и куль­тур­ной сре­де. Воз­ник­нув в рам­ках евро­пей­ской циви­ли­за­ции Ново­го вре­ме­ни, полу­чив­шей ныне наз­ва­ние Инду­с­три­аль­ной, новый тип про­из­во­д­с­т­ва и осно­ван­ных на нем обще­с­т­вен­ных отно­ше­ний стал актив­но под­чи­нять себе мир, раз­ру­шая или при­спо­соб­ляя к сво­им потреб­но­с­тям все преж­ние обще­с­т­вен­ные куль­ту­ры. Каче­с­т­вен­но новый уро­вень удо­вле­тво­ре­ния быто­вых потреб­но­с­тей, бла­го­со­с­то­я­ния и рез­кий рост воз­мож­но­с­тей чело­ве­ка ста­ли тем стан­дар­том, на кото­рый ста­ло ори­ен­ти­ро­вать­ся почти все чело­ве­че­с­т­во. Поэто­му в совре­мен­ном мире поня­тие циви­ли­за­ция пре­вра­ти­лось в оппо­зи­цию поня­тию тра­ди­ци­он­ное обще­с­т­во, то есть обще­с­т­во, не дос­тиг­шее ука­зан­но­го стан­дар­та. Сохра­ня­ю­щи­е­ся ныне тра­ди­ци­он­ные обще­с­т­ва явля­ют­ся остат­ка­ми доин­ду­с­три­аль­ных циви­ли­за­ций пред­ше­с­т­ву­ю­щей эпо­хи. Но все они силь­но дефор­ми­ро­ва­ны либо стрем­ле­ни­ем вос­поль­зо­вать­ся пло­да­ми совре­мен­ной инду­с­трии и осно­ван­но­го на ней стан­дар­та жиз­ни, либо непо­сред­с­т­вен­ным воз­дей­с­т­ви­ем на них Инду­с­три­аль­ной циви­ли­за­ции, либо борь­бой с ее воз­дей­с­т­ви­ем или его угро­зой.
Инду­с­три­аль­ная циви­ли­за­ция. Като­ли­че­ская циви­ли­за­ция сред­не­ве­ко­вой Евро­пы нахо­ди­лась на пери­фе­рии тер­ри­то­рий, кото­рые были заня­ты наслед­ни­ца­ми более древ­них циви­ли­за­ций — Визан­тий­ской и Ислам­ской. Тес­ни­мая со всех сто­рон, она дол­гое вре­мя была лише­на воз­мож­но­с­тей нор­маль­но­го экс­тен­сив­но­го рас­ши­ре­ния, пери­о­ди­че­ски выбра­сы­вая излиш­ки насе­ле­ния в фор­ме кре­с­то­вых похо­дов на Вос­ток. Это нако­пи­ло в ее нед­рах мощ­ный заряд соци­аль­ной энер­гии, кото­рая нашла себе выход в двух фор­мах. Южная Евро­па в кон­це кон­цов смог­ла устре­мить­ся по пути экс­тен­сив­но­го рас­ши­ре­ния вокруг Афри­ки в Индию и в Аме­ри­ку. Цен­траль­ная и Запад­ная Евро­па пошла по пути внут­рен­ней пере­с­трой­ки соци­о­нор­ма­тив­ных прин­ци­пов като­ли­циз­ма. Соче­та­ние слож­но­го ком­плек­са фак­то­ров (а не про­с­тое совер­шен­с­т­во­ва­ние про­из­во­д­с­т­ва по пути товар­но-денеж­ных отно­ше­ний) сде­ла­ло горо­да сред­не­ве­ко­вой Евро­пы носи­те­ля­ми ново­го спо­со­ба про­из­во­д­с­т­ва. Под его дав­ле­ни­ем уже в XV—XVI вв. наме­ти­лась пере­с­трой­ка обще­с­т­вен­ных отно­ше­ний, зна­ме­но­вав­шая рож­де­ние циви­ли­за­ции Новой Евро­пы. Окон­ча­тель­ная побе­да ново­го типа обще­с­т­вен­ных отно­ше­ний про­изо­шла толь­ко с про­мыш­лен­ным пере­во­ро­том кон­ца XVIII — пер­вой поло­ви­ны XIX вв.
В Евро­пе и Север­ной Аме­ри­ке чело­ве­че­с­т­во впер­вые ото­рва­лось от обу­слов­лен­но­с­ти сво­ей жиз­ни при­род­ны­ми сель­ско­хо­зяй­с­т­вен­ны­ми цик­ла­ми. Был создан спо­соб про­из­во­д­с­т­ва, спо­соб­ный при­жить­ся на совер­шен­но чуж­дой куль­тур­ной поч­ве, мобиль­ный и ори­ен­ти­ро­ван­ный на рас­ши­рен­ное вос­про­из­во­д­с­т­во. Поэто­му новая циви­ли­за­ция может назы­вать­ся Инду­с­три­аль­ной. Ее появ­ле­ние име­ло колос­саль­ные послед­с­т­вия для раз­ви­тия все­го чело­ве­че­с­т­ва.
С одной сто­ро­ны, чело­ве­че­с­т­во про­ти­во­по­ста­ви­ло себя при­ро­де и кос­мо­су, что послу­жи­ло сти­му­лом их рацио­наль­но­му изу­че­нию, раз­ви­тию наук, небы­ва­ло­му рас­цве­ту откры­тий и изоб­ре­те­ний. В сово­куп­но­с­ти все это каче­с­т­вен­но изме­ни­ло жизнь людей. Созда­ва­лись усло­вия для пол­но­го их ниве­ли­ро­ва­ния друг дру­гу как авто­ном­ных граж­дан, каж­дый из кото­рых явля­ет­ся потен­ци­аль­ным соб­с­т­вен­ни­ком. Во вто­рой раз, вслед за антич­но­стью, но на иной про­из­во­д­с­т­вен­ной осно­ве и в более широ­ких мас­шта­бах было созда­но граж­дан­ское обще­с­т­во. Лич­ная ини­ци­а­ти­ва полу­чи­ла осво­бож­де­ние от кон­тро­ля со сто­ро­ны общин­ных и сослов­ных объ­еди­не­ний. Изме­нил­ся и тип мыш­ле­ния, основ­ным прин­ци­пом кото­ро­го стал рацио­на­лизм. В то же вре­мя все эти пере­ме­ны поля­ри­зо­ва­ли людей на осно­ве обще­с­т­вен­но­го раз­де­ле­ния тру­да на две основ­ные кате­го­рии: 1) орга­ни­за­то­ров обще­с­т­вен­но­го про­из­во­д­с­т­ва, зада­ю­щих тон в обще­с­т­вен­ной жиз­ни, и 2) рабо­т­ни­ков, вынуж­ден­ных доволь­с­т­во­вать­ся пред­ла­га­е­мы­ми им эко­но­ми­че­ски­ми усло­ви­я­ми. Поэто­му клас­со­вая борь­ба при­об­ре­ла новые фор­мы.
С дру­гой сто­ро­ны, новый спо­соб про­из­во­д­с­т­ва начал актив­но воз­дей­с­т­во­вать на обще­с­т­ва тра­ди­ци­он­ных циви­ли­за­ций, под­чи­няя их в сво­их инте­ре­сах. Его «щупаль­ца» в лице куп­цов, море­пла­ва­те­лей, аван­тю­ри­с­тов, коло­ни­за­то­ров, мис­си­о­не­ров в конеч­ном сче­те опу­та­ли весь мир. Это изме­ни­ло обыч­ный ход раз­ви­тия циви­ли­за­ций Аме­ри­ки, Афри­ки, Ближ­не­го и Сред­не­го Вос­то­ка, Индии, Китая, Япо­нии, Рос­сии. В боль­шин­с­т­ве реги­о­нов сло­жил­ся сим­би­оз мес­т­ной циви­ли­за­ции с носи­те­ля­ми бур­жу­аз­но­го спо­со­ба про­из­во­д­с­т­ва, выс­ту­пав­ши­ми в роли алч­ных коло­ни­за­то­ров. Послед­них инте­ре­со­ва­ли преж­де все­го при­род­ные или, как напри­мер в Афри­ке, люд­ские ресур­сы.
Лишь Рос­сий­ская циви­ли­за­ция с ее тра­ди­ци­он­но силь­ной цен­траль­ной вла­стью и отно­си­тель­ной бед­но­стью ресур­са­ми ее основ­ной тер­ри­то­рии ока­за­лась вне поля устой­чи­во­го инте­ре­са носи­те­лей ново­го спо­со­ба про­из­во­д­с­т­ва. Поэто­му дол­гое вре­мя его при­спо­соб­ле­ние к рос­сий­ским усло­ви­ям про­ис­хо­ди­ло под кон­тро­лем пра­ви­тель­с­т­ва и спо­соб­с­т­во­ва­ло еще боль­ше­му укреп­ле­нию тра­ди­ци­он­ных обще­с­т­вен­ных отно­ше­ний. Вопре­ки усто­яв­ше­му­ся под вли­я­ни­ем евразий­ской кон­цеп­ции мне­нию, что Рос­сий­ская циви­ли­за­ция акку­му­ли­ро­ва­ла в себе чер­ты свое­об­раз­но­го син­те­за евро­пей­ской и ази­ат­ской куль­тур, сле­ду­ет под­черк­нуть, что она сло­жи­лась в пери­фе­рий­ной зоне Сред­не­ве­ко­вой Евро­пей­ской и Визан­тий­ской циви­ли­за­ций. Силь­ная государ­с­т­вен­ность, раз­вив­ша­я­ся после мон­голь­ско­го заво­е­ва­ния, име­ла осно­вой необ­хо­ди­мость пре­пят­с­т­во­вать рас­ши­ре­нию Запад­ной Евро­пей­ской циви­ли­за­ции. По этой при­чине объ­еди­ни­те­лем рус­ских земель выс­ту­пи­ла не тер­ри­то­рия искон­но рус­ской куль­ту­ры (Нов­го­ро­д­ская зем­ля, Бело­рус­сия, Под­не­про­вье), а пери­фе­рий­ное Мос­ков­ское кня­же­с­т­во, сумев­шее вос­при­нять мон­го­ло-татар­ские мето­ды поли­ти­че­ской орга­ни­за­ции.
В новую фазу про­цесс под­чи­не­ния мира родив­шим­ся в Евро­пе спо­со­бом обще­с­т­вен­но­го про­из­во­д­с­т­ва всту­пил по завер­ше­нии про­мыш­лен­но­го пере­во­ро­та. Нача­лась эко­но­ми­че­ская экс­пан­сия про­мыш­лен­но раз­ви­тых стран в реги­о­ны тра­ди­ци­он­ных циви­ли­за­ций. Она вела к раз­ло­же­нию этих циви­ли­за­ций изнут­ри, насаж­де­нию в их обще­с­т­вен­ной пло­ти евро­пей­ско­го спо­со­ба про­из­во­д­с­т­ва и соо­т­вет­с­т­ву­ю­щих ему обще­с­т­вен­ных клас­сов. Про­цесс полу­чил наз­ва­ние вес­тер­ни­за­ции тра­ди­ци­он­ных обществ. Но син­тез запад­но­го и мес­т­но­го начал не был про­с­тым и одно­с­то­рон­ним.
Инду­с­три­аль­ная циви­ли­за­ция каче­с­т­вен­но повы­си­ла уро­вень энер­го­во­ору­жен­но­с­ти обще­с­т­ва и этим под­ня­ла план­ку осу­щес­т­в­ле­ния потреб­но­с­тей и воз­мож­но­с­тей лич­но­с­ти. Стрем­ле­ние исполь­зо­вать ее дос­ти­же­ния зас­тав­ля­ет тра­ди­ци­он­ные обще­с­т­ва ори­ен­ти­ро­вать­ся на запад­ное обще­с­т­вен­ное и поли­ти­че­ское устрой­с­т­во, запад­ную сис­те­му цен­но­с­тей. При­спо­саб­ли­ва­ясь к потреб­но­с­тям инду­с­три­аль­но­го про­из­во­д­с­т­ва, слож­ная струк­ту­ра тра­ди­ци­он­но­го обще­с­т­ва начи­на­ет изме­нять­ся в сто­ро­ну упро­ще­ния, упо­доб­ля­ясь граж­дан­ско­му обще­с­т­ву с его ори­ен­та­ци­ей на инди­ви­ду­аль­ную час­т­ную соб­с­т­вен­ность и обес­пе­чен­ность прав лич­но­с­ти. Толь­ко в виде таких пол­но­прав­ных граж­дан люди могут стать еди­ным миро­вым сооб­ще­с­т­вом. Поэто­му бур­жу­аз­ный спо­соб про­из­во­д­с­т­ва, стре­мя­щий­ся ниве­ли­ро­вать меж­ре­гио­наль­ные и этни­че­ские раз­ли­чия еди­ной сис­те­мой юри­ди­че­ских и поли­ти­че­ских гаран­тий граж­дан­ско­го обще­с­т­ва, объ­ек­тив­но выс­ту­па­ет объ­еди­ня­ю­щим нача­лом для все­го чело­ве­че­с­т­ва.
Одна­ко внед­ре­ние чуж­до­го соци­аль­но­го опы­та и куль­ту­ры вызы­ва­ет и реак­цию оттор­же­ния, ино­гда выра­жа­ю­щу­ю­ся даже во вре­мен­ном «закры­тии» циви­ли­за­ции. Отри­ца­тель­ная реак­ция на вес­тер­ни­за­цию ведет к повы­шен­но­му вни­ма­нию к тра­ди­ци­он­ной мес­т­ной куль­ту­ре (тем боль­ше­му и болез­нен­но­му, чем боль­ше она постра­да­ла от столк­но­ве­ния с инду­с­три­аль­ной циви­ли­за­ци­ей), стрем­ле­нию реге­не­ри­ро­вать ее само­быт­ные чер­ты. Раз­ру­ше­ние при­выч­но­го укла­да жиз­ни вызы­ва­ет жела­ние спло­тить обще­с­т­во на осно­ве тра­ди­ци­он­ных цен­но­с­тей и преж­де все­го тра­ди­ци­он­ной идео­ло­гии в фор­ме рели­гии.
Ино­гда стрем­ле­ние исполь­зо­вать инду­с­три­аль­ную тех­но­ло­гию, но сохра­нить соци­аль­но-поли­ти­че­скую неза­ви­си­мость и само­быт­ность тол­ка­ет на лож­ный путь псев­до-граж­дан­ско­го обще­с­т­ва в соци­а­ли­с­ти­че­ской обо­лоч­ке. Тота­ли­та­ризм подоб­но граж­дан­ско­му обще­с­т­ву лик­ви­ди­ру­ет соци­аль­но-юри­ди­че­ские пере­го­ро­д­ки в обще­с­т­ве, стре­мит­ся ниве­ли­ро­вать инди­видов в про­цес­се обще­с­т­вен­но­го про­из­во­д­с­т­ва, но не как граж­дан с гаран­ти­ро­ван­ны­ми пра­ва­ми-обя­зан­но­с­тя­ми и сво­бо­дой воли, а в каче­с­т­ве под­дан­ных без чет­ко очер­чен­но­го лич­но­го инте­ре­са.
Фор­мы вза­и­мо­дей­с­т­вия инду­с­три­аль­но­го спо­со­ба про­из­во­д­с­т­ва и тра­ди­ци­он­ных циви­ли­за­ций мно­го­об­раз­ны. Это поз­во­ля­ет и в совре­мен­ном мире сохра­нять­ся циви­ли­за­ци­он­но­му мно­го­об­ра­зию чело­ве­че­с­т­ва. Поэто­му слож­ность совре­мен­но­го опре­де­ле­ния циви­ли­за­ции сос­то­ит в том, что «циви­ли­за­ция в широ­ком смыс­ле сло­ва» посто­ян­но сопри­ка­са­ет­ся с «циви­ли­за­ци­я­ми в узком смыс­ле» (локаль­ны­ми).
Эта двой­с­т­вен­ность уже полу­чи­ла тео­ре­ти­че­ское обос­но­ва­ние в совре­мен­ной лите­ра­ту­ре. Выде­ля­ют два типа циви­ли­за­ци­он­ных тео­рий: тео­рии ста­ди­аль­но­го раз­ви­тия циви­ли­за­ции, и тео­рии локаль­ных циви­ли­за­ций. Ста­ди­аль­ные тео­рии изу­ча­ют циви­ли­за­цию как еди­ный про­цесс про­грес­сив­но­го раз­ви­тия чело­ве­че­с­т­ва, в кото­ром выде­ля­ют­ся опре­де­лен­ные ста­дии или эта­пы. Фак­ти­че­ски их адеп­ты стре­мят­ся раз­вить преж­де гос­по­д­с­т­во­вав­шую в нашей нау­ке тео­рию фор­ма­ций, вве­дя в нее новый кри­те­рий обще­с­т­вен­но­го раз­ви­тия — куль­ту­ра вме­с­то соци­аль­но-эко­но­ми­че­ских отно­ше­ний. По сути меня­ет­ся лишь внеш­няя фор­ма («вывес­ка») тео­рии: на мес­то обще­с­т­вен­но-эко­но­ми­че­ских фор­ма­ций ста­вят­ся социо-куль­тур­ные циви­ли­за­ции. Такая модер­ни­за­ция усто­яв­шей­ся кон­цеп­ции, даже про­из­во­ди­мая с бла­ги­ми наме­ре­ни­я­ми, несет в себе тео­ре­ти­че­скую пута­ни­цу. Как час­то быва­ет в обще­с­т­вен­ном созна­нии, заяв­лен­ное сло­во тре­бу­ет себе опре­де­ле­ния. А его ока­зы­ва­ет­ся непро­с­то дать, посколь­ку эта­пы раз­ви­тия чело­ве­че­ско­го обще­с­т­ва не опре­де­ля­ют­ся одни­ми толь­ко куль­ту­рой и мен­таль­но­стью. Поэто­му совре­мен­ные тео­ре­ти­ки ока­за­лись перед дву­мя труд­но­с­тя­ми. Во-пер­вых, ста­ди­аль­ный под­ход не поз­во­ля­ет исполь­зо­вать куль­ту­ру в каче­с­т­ве струк­ту­ро­об­ра­зу­ю­ще­го нача­ла тео­рии циви­ли­за­ций. Будучи про­дук­том чело­ве­че­ско­го твор­че­с­т­ва, куль­ту­ра по сути явля­ет­ся про­из­вод­ным, то есть тео­ре­ти­че­ски все же вто­рич­ным (хотя в обще­с­т­вен­ной сис­те­ме зани­ма­ет под­час мес­то, опре­де­ля­ю­щее пове­де­ние людей), ком­по­нен­том обще­с­т­вен­ной жиз­ни и не может опре­де­лять объ­ек­тив­ных зако­но­мер­но­с­тей (но может их фик­си­ро­вать). Во-вто­рых, заяв­ля­е­мое ста­ди­аль­ной тео­ри­ей изу­че­ние еди­ных для все­го чело­ве­че­с­т­ва зако­нов раз­ви­тия совсем не нуж­да­ет­ся в поня­тии циви­ли­за­ция. Ком­плек­сы зако­но­мер­но­с­тей обще­с­т­вен­но­го и куль­тур­но­го раз­ви­тия вовсе не созда­ют какой-то еди­ной циви­ли­за­ции для каж­до­го из эта­пов обще­с­т­вен­но­го раз­ви­тия чело­ве­че­с­т­ва. Вычле­ня­е­мые в совре­мен­ной нау­ке зако­но­мер­но­с­ти при­су­щи не циви­ли­за­ци­ям, а обще­с­т­вен­ным орга­низ­мам, либо поли­ти­че­ским сис­те­мам. Абер­ра­ция в этом направ­ле­нии про­ис­хо­дит пото­му, что иссле­до­ва­те­ли модер­ни­зи­ру­ют поня­тие циви­ли­за­ция, упо­доб­ляя про­цесс обще­с­т­вен­но­го раз­ви­тия пред­ше­с­т­ву­ю­щих эпох совре­мен­ной эпо­хе, в кото­рой доми­ни­ру­ет одна циви­ли­за­ция — Инду­с­три­аль­ная. Тео­рии локаль­ных циви­ли­за­ций изу­ча­ют боль­шие исто­ри­че­ски сло­жив­ши­е­ся общ­но­с­ти, кото­рые зани­ма­ют опре­де­лен­ную тер­ри­то­рию и име­ют свои осо­бен­но­с­ти соци­аль­но-эко­но­ми­че­ско­го и куль­тур­но­го раз­ви­тия.
Поня­тие циви­ли­за­ция в доин­ду­с­три­аль­ную эпо­ху. Циви­ли­за­ция может быть поня­та в каче­с­т­ве одной из харак­те­ри­с­тик при­су­щей всем видам живых существ три­а­ды: инди­вид — сооб­ще­с­т­во — популя­ция. Поня­тие популя­ция выпа­ло из поля зре­ния исто­ри­че­ской нау­ки. Совре­мен­ным исто­ри­кам кажет­ся, что при­спо­соб­ле­ние чело­ве­ка к окру­жа­ю­щей сре­де путем выра­бо­т­ки соо­т­вет­с­т­ву­ю­щих соци­аль­ных и куль­тур­ных форм сде­ла­ло глав­ным субъ­ек­том исто­ри­че­ско­го про­цес­са обще­с­т­вен­ный орга­низм на той или иной ста­дии сво­е­го раз­ви­тия (род, общи­на, пле­мя, госу­дар­с­т­во). В то вре­мя как популя­ция пони­ма­ет­ся исклю­чи­тель­но как сооб­ще­с­т­во био­ло­ги­че­ских орга­низ­мов.
Меж­ду тем обще­из­вес­т­но, что уже к кон­цу верх­не­го палео­ли­та популя­ции чело­ве­че­ско­го вида суще­с­т­во­ва­ли не толь­ко на осно­ве инди­ви­ду­аль­ных (био­ло­ги­че­ских) при­зна­ков (расы и антро­по­ло­ги­че­ские типы), но и на осно­ве общ­но­с­ти язы­ка и куль­ту­ры (пле­мен­ные или этни­че­ские общ­но­с­ти). Пере­ход к зем­ле­дель­че­ской эко­но­ми­ке выз­вал каче­с­т­вен­ные пере­ме­ны в отно­ше­ни­ях с окру­жа­ю­щим миром, демо­гра­фи­че­ский рост и потреб­ность в новых меха­низ­мах соци­аль­но­го регу­ли­ро­ва­ния. Это при­ве­ло к появ­ле­нию популя­ций соци­аль­ных орга­низ­мов (общин) с социо-куль­тур­ны­ми при­зна­ка­ми ново­го типа. Такие популя­ции мог­ли вклю­чать в себя одну или несколь­ко этни­че­ских общ­но­с­тей либо их час­тей. Так воз­ник­ла пред­по­сыл­ка иерар­хи­за­ции куль­тур­ных цен­но­с­тей, воз­ник­но­ве­ния двух так­со­но­ми­че­ских уров­ней в оцен­ке куль­ту­ры: этни­че­ско­го и циви­ли­за­ци­он­но­го.
В поня­тие куль­ту­ра вхо­дит весь ком­плекс мате­ри­аль­ных и духов­ных дос­ти­же­ний обще­с­т­ва, выра­жа­ю­щий­ся в ору­ди­ях тру­да, архи­тек­ту­ре, искус­ст­ве, пись­мен­но­с­ти, лите­ра­ту­ре, рели­ги­оз­ных веро­ва­ни­ях, миро­воз­зре­нии, фило­со­фии, нау­ке и т. п. Куль­ту­ра каж­дой циви­ли­за­ции отли­ча­ет­ся свое­об­ра­зи­ем, кото­рое опре­де­ля­ет­ся не коли­че­с­т­вом сде­лан­ных или несде­лан­ных откры­тий в раз­лич­ных обла­с­тях хозяй­с­т­вен­ной и обще­с­т­вен­ной прак­ти­ки, а ори­ен­та­ци­ей обще­с­т­вен­но­го созна­ния на те или иные при­о­ри­тет­ные направ­ле­ния жиз­ни, кото­рые поэто­му и полу­ча­ют наи­бо­лее пол­ное вопло­ще­ние в дан­ной циви­ли­за­ции. Такие при­о­ри­те­ты обыч­но назы­ва­ют­ся сис­те­мой цен­но­с­тей, кото­рая вопло­ща­ет в себе ком­плекс идей, содер­жа­щих в себе обще­с­т­вен­ные иде­а­лы и выс­ту­па­ю­щих бла­го­да­ря это­му как эта­лон долж­но­го. Каж­дая циви­ли­за­ция харак­те­ри­зу­ет­ся сво­им набо­ром и иерар­хи­ей цен­но­с­тей. Отсю­да опре­де­ле­ние циви­ли­за­ции как «само­раз­ви­ва­ю­щей­ся соци­о­куль­тур­ной сис­те­мы, бази­ру­ю­щей­ся на опре­де­лен­ной сис­те­ме цен­но­с­тей».
В свою оче­редь при­о­ри­те­ты обще­с­т­вен­но­го созна­ния порож­да­ют лич­ные цен­но­с­ти, опре­де­ляя что более зна­чи­мо для чело­ве­ка, явля­ют­ся одним из источ­ни­ков моти­ва­ции его пове­де­ния, ори­ен­ти­ра­ми дея­тель­но­с­ти и осно­вой для при­ня­тия реше­ний. Такое соо­т­но­ше­ние обще­с­т­вен­ных и лич­ных цен­но­с­тей, про­яв­ля­ю­ще­е­ся на уровне инди­ви­ду­аль­но­го пове­де­ния, назы­ва­ет­ся совре­мен­ны­ми уче­ны­ми мен­таль­но­стью. Спе­ци­фи­ка цен­но­с­тей циви­ли­за­ции опре­де­ля­ет­ся исто­ри­че­ским соо­т­но­ше­ни­ем орга­ни­за­ции обще­с­т­ва и кон­крет­ных усло­вий его суще­с­т­во­ва­ния. Отсю­да опре­де­ле­ние М. А. Бар­га: «циви­ли­за­ция — это обу­слов­лен­ный при­род­ны­ми осно­ва­ми жиз­ни, с одной сто­ро­ны, и объ­ек­тив­но — исто­ри­че­ски­ми ее пред­по­сыл­ка­ми — с дру­гой, уро­вень раз­ви­тия чело­ве­че­ской субъ­ек­тив­но­с­ти, про­яв­ля­ю­щих­ся в обра­зе инди­видов, в спо­со­бе их обще­ния с при­ро­дой и себе подоб­ны­ми».
Поэто­му циви­ли­за­ция явля­ет­ся не абс­тракт­но-тео­ре­ти­че­ским, а кон­крет­но исто­ри­че­ским поня­ти­ем. Она невоз­мож­на вне кон­крет­ных усло­вий ее суще­с­т­во­ва­ния. Она не явля­ет­ся ста­ди­ей в раз­ви­тии обще­с­т­ва, но сама есть обще­с­т­во, кото­рое как обще­с­т­вен­ный орга­низм рож­да­ет­ся, рас­тет и гибнет. Поэто­му исполь­зу­е­мое ино­гда в лите­ра­ту­ре поня­тие древ­не­во­с­точ­ная циви­ли­за­ция не явля­ет­ся кор­рект­ным, на древ­нем Вос­то­ке парал­лель­но суще­с­т­во­ва­ло несколь­ко циви­ли­за­ций: Китай­ская, Индий­ская, Ближ­не­во­с­точ­ная и т. п. Поня­тие древ­не­во­с­точ­ный лишь отте­ня­ет самые общие чер­ты в раз­ви­тии обществ этих циви­ли­за­ций в их сов­мес­т­ном срав­не­нии с древ­ней циви­ли­за­ци­ей Запа­да — антич­ной. Точ­но так же не все­гда кор­рект­ны­ми явля­ют­ся поня­тия запад­ная циви­ли­за­ция и вос­точ­ная циви­ли­за­ция. Зача­с­тую их упо­треб­ле­ние лишь сни­жа­ет до уров­ня обы­ден­ных пред­с­тав­ле­ний про­ти­во­по­став­ле­ние Инду­с­три­аль­ной циви­ли­за­ции и тра­ди­ци­он­ных доин­ду­с­три­аль­ных обществ. Но порой, при­ме­ни­тель­но к совре­мен­ной дей­с­т­ви­тель­но­с­ти, эти поня­тия отра­жа­ют рас­ту­щее при­об­ще­ние «вос­точ­ных» обществ к дос­ти­же­ни­ям евро­пей­ской эко­но­ми­ки и заим­с­т­во­ва­ние ими бур­жу­аз­ных поли­ти­че­ских инс­ти­ту­тов, при сохра­не­нии соб­с­т­вен­ной соци­аль­ной спе­ци­фи­ки. В послед­нем и видит­ся харак­тер­ная чер­та вос­точ­ной циви­ли­за­ции.
Типы циви­ли­за­ций. Исход­ной, при­спо­со­би­тель­ной к внеш­ней сре­де, осно­вой популя­ций ново­го типа в эпо­ху нео­ли­та было зем­ле­де­лие. Воз­ник­нув, груп­пы зем­ле­дель­че­ских общин стре­ми­лись обре­с­ти опти­маль­ные для зем­ле­дель­че­ской эко­но­ми­ки усло­вия. Тако­вы­ми для пер­во­на­чаль­но­го зем­ле­де­лия ока­за­лись при­род­ные усло­вия в доли­нах круп­ных рек и озер. Мощ­ный демо­гра­фи­че­ский рост в этих усло­ви­ях под­нял на каче­с­т­вен­но новый уро­вень уже суще­с­т­ву­ю­щую эко­но­ми­че­скую и социо-нор­ма­тив­ную куль­ту­ру. Послед­няя полу­чи­ла воз­мож­ность ото­рвать­ся от куль­ту­ры этни­че­ской, адек­ват­ной обще­с­т­вен­ным орга­низ­мам исход­но­го поряд­ка — боль­ше­се­мей­ным и общин­ным кол­лек­ти­вам. Воз­ни­ка­ют слож­ные соци­аль­ные струк­ту­ры надоб­щин­но­го уров­ня, кото­рые час­то вос­при­ни­ма­ют­ся в совре­мен­ной нау­ке как ран­ние госу­дар­с­т­ва. Услож­ня­ет­ся и ста­но­вит­ся раз­но­об­раз­нее не толь­ко связь людей с миром при­ро­ды, пред­с­тав­ляв­шем­ся бога­ми (кос­мо­сом), но и свя­зи внут­ри чело­ве­че­ской популя­ции. Общ­ность при­род­ных усло­вий ведет к фор­ми­ро­ва­нию еди­ной соци­аль­ной куль­ту­ры и выра­бо­т­ке еди­но­об­раз­ной сис­те­мы цен­но­с­тей. Так воз­ник­ли пер­вые циви­ли­за­ции — Древ­не­еги­пет­ская, Месо­по­там­ская, Индская, Китай­ская, Месо­аме­ри­кан­ская, Анд­ская. Без сомне­ния, их появ­ле­ние в непо­сред­с­т­вен­ной свя­зи с откры­ты­ми Н. И. Вави­ло­вым оча­га­ми пер­во­на­чаль­но­го зем­ле­де­лия не было слу­чай­ным.
Сле­до­ва­тель­но, в каче­с­т­ве исход­но­го опре­де­ле­ния мож­но при­нять, что циви­ли­за­ция — это кон­крет­но-исто­ри­че­ская популя­ция прак­ти­ку­ю­щих зем­ле­де­лие и ремес­ло обще­с­т­вен­ных орга­низ­мов надоб­щин­но­го уров­ня, стро­я­щих горо­да, исполь­зу­ю­щих пись­мен­ность и объ­еди­нен­ных общей нор­ма­тив­но­стью над­эт­ни­че­ско­го поряд­ка, осно­ван­ной на опре­де­лен­ной сис­те­ме цен­но­с­тей. При­зна­ки или кри­те­рии, отли­ча­ю­щие одну циви­ли­за­цию от дру­гих: (а) тер­ри­то­рия с отно­си­тель­но ста­биль­ны­ми рубе­жа­ми, (6) соци­о­нор­ма­тив­ные прин­ци­пы и про­из­вод­ный от них (в) тип обще­с­т­вен­ной куль­ту­ры, (г) жиз­не­обес­пе­чи­ва­ю­щие цен­но­с­ти кото­рой запе­чат­ле­ны в (д) эти­ко-рели­ги­оз­ной сис­те­ме.
Воз­ни­ка­ю­щие циви­ли­за­ции име­ют тен­ден­цию к рас­ши­ре­нию — рас­про­с­тра­не­нию сво­их дос­ти­же­ний и обра­за жиз­ни. Про­цесс рас­ши­ре­ния идет успеш­но до тех пор, пока рас­про­с­тра­ня­ю­ща­я­ся из како­го-либо цен­тра орга­ни­за­ция обще­с­т­ва и соо­т­вет­с­т­ву­ю­щая ей куль­ту­ра при­жи­ва­ют­ся на тер­ри­то­рии сосед­них наро­дов. В доин­ду­с­три­аль­ную эпо­ху обыч­но пре­де­лы есте­с­т­вен­но­му рас­ши­ре­нию циви­ли­за­ций ста­ви­ли при­род­ные усло­вия, при­ни­мав­шие толь­ко опре­де­лен­ную орга­ни­за­цию обще­с­т­ва, кото­рая в арха­и­че­скую эпо­ху сама была спо­со­бом осво­е­ния опре­де­лен­ных при­род­ных усло­вий (орга­ни­за­ция обще­с­т­ва = сис­те­ма про­из­во­д­с­т­вен­ных отно­ше­ний). В совре­мен­ную инду­с­три­аль­ную эпо­ху с ее ото­рван­ным от эко­ло­ги­че­ских усло­вий про­из­во­д­с­т­вом пре­де­лы рас­ши­ре­нию циви­ли­за­ций ста­вят толь­ко дру­гие уже суще­с­т­ву­ю­щие циви­ли­за­ции.
До воз­ник­но­ве­ния машин­но­го про­из­во­д­с­т­ва, выдви­нув­ше­го на пер­вый план товар­но-денеж­ные отно­ше­ния, циви­ли­за­ции выра­бо­та­ли иное ору­дие, поз­во­ляв­шее им пре­о­доле­вать есте­с­т­вен­ную сла­бость и рас­ши­рять­ся сверх есте­с­т­вен­ных при­род­ных рубе­жей. Таким ору­ди­ем ста­ла ото­рван­ная от наро­да государ­с­т­вен­ная сис­те­ма (аппа­рат управ­ле­ния), в кото­рой важ­ную роль игра­ло воен­ное ведом­с­т­во. Заво­е­ва­ния пере­шаг­ну­ли есте­с­т­вен­ные пре­де­лы тер­ри­то­рий, засе­лен­ные одно­тип­ны­ми обще­с­т­вен­ны­ми орга­низ­ма­ми, и при­ве­ли к созда­нию обшир­ных «миро­вых» дер­жав (импе­рий). С тече­ни­ем вре­ме­ни заво­е­ва­те­ли рас­про­с­тра­ня­ли, ино­гда насаж­да­ли у заво­е­ван­ных наро­дов одно­тип­ные сво­им фор­мы обще­с­т­вен­ной жиз­ни. Орга­ни­за­ция обще­с­т­ва импе­рии при­об­ре­та­ла более или менее одно­род­ный харак­тер, рас­про­с­тра­нял­ся еди­ный язык по край­ней мере в каче­с­т­ве обще­го­судар­с­т­вен­но­го для дело­вой и адми­ни­с­тра­тив­ной жиз­ни, велось одно­тип­ное стро­и­тель­с­т­во, школь­ное обра­зо­ва­ние, рас­про­с­тра­ня­лась еди­ная идео­ло­гия в фор­ме гос­по­д­с­т­ву­ю­щей рели­гии и т. п. Импе­рия при­об­ре­та­ла чер­ты новой социо-куль­тур­ной популя­ции.
Обыч­но такая популя­ция нару­ша­ла этни­че­ские и пле­мен­ные гра­ни­цы. Послед­ние по сво­е­му обще­с­т­вен­но­му зна­че­нию как бы отхо­ди­ли на вто­рой план. Внут­ри импе­рии про­ис­хо­ди­ла ниве­ли­ров­ка этни­че­ских куль­тур. В ран­них импе­ри­ях с их нераз­ви­ты­ми меха­низ­ма­ми соци­аль­ной адап­та­ции заво­е­ван­но­го насе­ле­ния к жиз­ни в усло­ви­ях чуж­дой циви­ли­за­ции, этни­че­ские куль­ту­ры как бы кон­сер­ви­ро­ва­лись, в их внут­рен­нюю жизнь госу­дар­с­т­во не вме­ши­ва­лось. В этом слу­чае этни­че­ская куль­ту­ра и куль­ту­ра циви­ли­за­ции суще­с­т­во­ва­ли как бы на раз­ных уров­нях, мало пере­се­ка­ясь друг с дру­гом и поэто­му успеш­но сопер­ни­чая в зави­си­мо­с­ти от силы или сла­бо­с­ти воен­ных ведомств. Поэто­му мно­гие древ­ние импе­рии так лег­ко рас­па­да­лись, не остав­ляя после себя даже зна­чи­тель­но­го куль­тур­но­го сле­да. В более позд­нюю эпо­ху на тер­ри­то­рии одной циви­ли­за­ции мог­ло обра­зо­вы­вать­ся несколь­ко госу­дарств, сопер­ни­чав­ших меж­ду собой и одновре­мен­но выпол­няв­ших час­т­ные функ­ции в рам­ках еди­ной циви­ли­за­ции.
С тече­ни­ем вре­ме­ни меха­низ­мы внут­рен­ней кон­со­ли­да­ции попав­ше­го в сфе­ру вли­я­ния циви­ли­за­ции насе­ле­ния укреп­ля­лись. Его этни­че­ская и куль­тур­ная раз­но­род­ность тре­бо­ва­ла над­бы­то­вых над­эко­но­ми­че­ских форм его орга­ни­за­ции. Тако­вы­ми мог­ли быть либо раз­ветв­лен­ная адми­ни­с­тра­тив­ная сис­те­ма — государ­с­т­вен­ный аппа­рат, либо при­ни­мав­ша­я­ся насе­ле­ни­ем и выго­д­ная госу­дар­с­т­ву идео­ло­гия в фор­ме чаще все­го «миро­вой» рели­гии. Ахе­ме­нид­ский зоро­ас­т­ризм, буд­дизм, кон­фу­ци­ан­с­т­во, инду­изм, хри­с­ти­ан­с­т­во, ислам — все они были порож­де­ны опре­де­лен­ной обще­с­т­вен­ной сре­дой, этни­че­ски неод­но­род­ной, но в то же вре­мя выпол­ня­ли роль кон­со­ли­ди­ру­ю­щей обще­с­т­во идео­ло­гии. В этой послед­ней функ­ции их зада­чи объ­ек­тив­но пере­кли­ка­лись с зада­ча­ми госу­дар­с­т­ва и поэто­му рели­гия была государ­с­т­вен­ной идео­ло­ги­ей. Имея для боль­шин­с­т­ва кон­со­ли­ди­ро­ван­ных в циви­ли­за­цию этно­сов над­бы­то­вой, вто­рич­ный харак­тер, куль­ту­ра циви­ли­за­ции, сле­до­ва­тель­но, с трудом асси­ми­ли­ро­ва­ла этни­че­скую куль­ту­ру. Более того, зача­с­тую ее слиш­ком актив­ное асси­ми­ли­ру­ю­щее воз­дей­с­т­вие, про­ник­но­ве­ние в глу­бин­ные слои народ­ной жиз­ни и сти­ра­ние, заме­ще­ние в ней при­выч­ных сте­рео­ти­пов вызы­ва­ет реак­цию оттор­же­ния и рас­пад циви­ли­за­ции. В то же вре­мя ком­про­мисс­ный харак­тер про­ник­но­ве­ния циви­ли­за­ци­он­ной сис­те­мы цен­но­с­тей в тол­щу народ­ной жиз­ни поз­во­ля­ет всту­пить в дей­с­т­вие фак­то­ру вре­ме­ни, кото­рый поз­во­ля­ет новым цен­но­с­тям и сте­рео­ти­пам пол­но­стью вытес­нить преж­ние.
Дру­гая сто­ро­на раз­ви­тия циви­ли­за­ции — вза­и­мо­о­т­но­ше­ния с внеш­ней пери­фе­ри­ей. Послед­няя может нахо­дить­ся на доци­ви­ли­за­ци­он­ном уровне, либо быть пред­с­тав­ле­на сосед­ней циви­ли­за­ци­ей. Один и тот же этнос час­то попа­дал в сфе­ры вли­я­ния раз­ных циви­ли­за­ций. Испы­ты­вая воз­дей­с­т­вие раз­ных куль­тур и обще­с­т­вен­ных поряд­ков, его час­ти посте­пен­но накап­ли­ва­ли в себе чер­ты, отли­ча­ю­щие их от соро­ди­чей по язы­ку и про­ис­хож­де­нию. Гра­ни­ца меж­ду столк­нув­ши­ми­ся циви­ли­за­ци­я­ми явля­ет­ся более или менее подвиж­ной в зави­си­мо­с­ти от сте­пе­ни асси­ми­ли­ро­ван­но­с­ти попав­ше­го в их вли­я­ние наро­дов или от сте­пе­ни сов­па­де­ния ее с этни­че­ской тер­ри­то­ри­ей. Кон­такт с обще­с­т­вом, нахо­дя­щим­ся на доци­ви­ли­за­ци­он­ном уровне, в погра­нич­ной зоне обыч­но порож­да­ет мощ­ное социо-куль­тур­ное поле, кото­рым циви­ли­за­ция воз­дей­с­т­ву­ет на эти обще­с­т­ва. Это воз­дей­с­т­вие при­во­дит в воз­ник­но­ве­нию на пери­фе­рии циви­ли­за­ции так назы­ва­е­мый пле­мен­ной строй. Объ­ек­тив­ной зада­чей пле­мен­ной орга­ни­за­ции, с одной сто­ро­ны, явля­ет­ся обо­ро­на от нас­туп­ле­ния циви­ли­за­ции на тра­ди­ци­он­ный быт и, с дру­гой сто­ро­ны, при­об­ще­ние (чаще все­го в фор­ме гра­бе­жа) к ее социо-куль­тур­ным дос­ти­же­ни­ям. Воз­ни­ка­ет сим­би­оз циви­ли­за­ции и порож­ден­ной ею «вар­вар­ской» пери­фе­рии. Пле­ме­на вар­ва­ров при удоб­ном слу­чае могут сло­мать поли­ти­че­скую над­с­трой­ку циви­ли­за­ции — госу­дар­с­т­во, заме­нить ее сво­ей, но они не спо­соб­ны пол­но­стью раз­ру­шить циви­ли­за­цию. С тече­ни­ем вре­ме­ни она асси­ми­ли­ру­ет их, есте­с­т­вен­но, в этом син­те­зе при­об­ре­тая новые чер­ты.
В раз­ви­тии циви­ли­за­ций доин­ду­с­три­аль­ной эпо­хи мож­но выде­лить два пери­о­да. Сле­ду­ет под­черк­нуть, что они име­ли свои соб­с­т­вен­ные хро­но­ло­ги­че­ские рам­ки для каж­дой циви­ли­за­ции в отдель­но­с­ти. Это важ­но отме­тить, посколь­ку имен­но неадек­ват­ное вос­при­я­тие этих пери­о­дов в каче­с­т­ве гло­баль­ных исто­ри­че­ских эпох при­ве­ло к выде­ле­нию исто­ри­ка­ми и социо­ло­га­ми марк­сист­ско-ленин­ско­го направ­ле­ния двух добур­жу­аз­ных фор­ма­ций: рабо­вла­дель­че­ской и фео­даль­ной.
Пер­вый пери­од — это пери­од пер­во­на­чаль­ных локаль­ных циви­ли­за­ций, кото­рые воз­ни­ка­ли в оча­гах либо побли­зо­с­ти с оча­га­ми пер­во­на­чаль­но­го зем­ле­де­лия. Это мате­рин­ские циви­ли­за­ции — Древ­не­еги­пет­ская, Месо­по­там­ская, Индская, Китай­ская, Месо­аме­ри­кан­ская, Анд­ская. Они были окру­же­ны миром этно­сов, жив­ших в усло­ви­ях пер­во­быт­но­го эга­ли­тар­но­го обще­с­т­ва с при­мер­но тем же уров­нем зна­ний о мире и кос­мо­се, сход­ны­ми духов­ны­ми уста­нов­ка­ми и потреб­но­с­тя­ми, но с менее слож­ным типом орга­ни­за­ции обще­с­т­ва. Обще­ние циви­ли­за­ции с этим миром созда­ва­ло усло­вия для рас­про­с­тра­не­ния их дос­ти­же­ний на сосед­ние тер­ри­то­рии. Так воз­ни­ка­ли дочер­ние циви­ли­за­ции, про­из­вод­ные от пер­вич­ных мате­рин­ских, — Сирий­ская, Ана­то­лий­ская, Миной­ская, Микен­ская, Япон­ская и дру­гие. Их куль­ту­ра была и похо­жей, и отлич­ной от куль­ту­ры мате­рин­ских циви­ли­за­ций. Так, посте­пен­но уда­ля­ясь от пер­во­на­чаль­ных цен­тров, циви­ли­за­ции изме­ня­ли свое обще­с­т­вен­ное и куль­тур­ное лицо. Это были сво­е­го рода социо-куль­тур­ные мута­ции, про­ис­хо­див­шие на пери­фе­рии суще­с­т­во­вав­ших циви­ли­за­ций, кото­рые мог­ли при­ве­с­ти к рож­де­нию каче­с­т­вен­но ново­го обще­с­т­ва и куль­ту­ры. В бла­го­при­ят­ных усло­ви­ях такая мута­ция мог­ла обосо­бить­ся от поро­див­шей ее циви­ли­за­ции и вырас­ти в само­с­то­я­тель­ную, как это про­изо­шло с Антич­ной циви­ли­за­ци­ей.
Вто­рой пери­од. Одна­ко чаще циви­ли­за­ци­он­ное ядро успеш­но подав­ля­ло стрем­ле­ния пери­фе­рий­ных мута­ций к обособ­ле­нию. Стре­мясь к посто­ян­но­му рас­ши­ре­нию, циви­ли­за­ци­он­ное ядро посте­пен­но объ­еди­ня­ло вокруг себя чрез­мер­но боль­шие мас­сы насе­ле­ния, а ино­гда и несколь­ко локаль­ных циви­ли­за­ций. Это предъ­яв­ля­ло новые тре­бо­ва­ния к орга­ни­за­ции обще­с­т­ва. Появ­ля­ют­ся надоб­ще­с­т­вен­ные импер­ские струк­ту­ры и над­эт­ни­че­ская идео­ло­гия в фор­ме миро­вых рели­гий. Ино­гда функ­цию объ­еди­ни­те­лей выпол­ня­ют пред­с­та­ви­те­ли не цен­траль­но­го циви­ли­за­ци­онн­но­го ядра, а поли­ти­че­ские силы более дина­мич­ной пери­фе­рии, одна­ко сути про­цес­са это не меня­ет. Так начи­на­ет­ся вто­рой пери­од в раз­ви­тии циви­ли­за­ций. На Ближ­нем Вос­то­ке он созрел в тече­ние VIII—VI вв. до н. э. , в Индии — с IV—III вв. до н. э. , в Китае — с III—II вв. до н. э., в Евро­пе — на рубе­же н. э., в Южной Аме­ри­ке — в XV в. н. э.
Для это­го пери­о­да харак­тер­на пере­ме­на акцен­тов в обще­с­т­вен­ной орга­ни­за­ции. Преж­де на пер­вом плане сто­я­ла при­над­леж­ность к той или иной общин­ной орга­ни­за­ции, зани­мав­шей опре­де­лен­ное мес­то в иерар­хии сопо­д­чи­нен­ных общин, сос­тав­ляв­ших обще­с­т­во циви­ли­за­ции. Внут­рен­няя борь­ба в обще­с­т­ве обыч­но шла за пере­с­трой­ку этой иерар­хии, выдви­гая на роль лиде­ра (гос­по­д­с­т­ву­ю­ще­го клас­са) то один, то дру­гой этнос или груп­пу тес­но свя­зан­ных общин. На новом эта­пе на пер­вое мес­то выхо­дят гори­зон­таль­ные струк­ту­ры, в кото­рых в еди­ные сосло­вия груп­пи­ру­ют­ся все кре­стьяне, все ремес­лен­ни­ки, все чинов­ни­ки, вся знать и т. п., вне зави­си­мо­с­ти от этни­че­ской или общин­ной при­над­леж­но­с­ти. Конеч­но, пери­о­ди­че­ские успеш­ные набе­ги на циви­ли­за­цию пле­мен ее пери­фе­рии при­во­ди­ли к вре­мен­ной час­тич­ной рес­тав­ра­ции ста­ро­го прин­ци­па струк­тур­ной иерар­хии, но после их асси­ми­ля­ции циви­ли­за­ция про­дол­жа­ла раз­ви­вать­ся в преж­нем направ­ле­нии. Иде­ал, к кото­ро­му стре­ми­лось обще­с­т­во каж­дой циви­ли­за­ции, сос­то­ял в ниве­ли­ро­ва­нии все­го их насе­ле­ния в гори­зон­таль­ных струк­ту­рах. Чем интен­сив­нее раз­ви­ва­лась циви­ли­за­ция и в то же вре­мя чем мень­ше она испы­ты­ва­ла помех извне, тем боль­ше у нее было шан­сов про­дви­нуть­ся по это­му пути. Вто­рой пери­од в раз­ви­тии циви­ли­за­ции — это пери­од ее зре­ло­с­ти.
Но в сво­ем раз­ви­тии циви­ли­за­ции мог­ли попасть в слож­ные усло­вия. Так слу­чи­лось с антич­ной циви­ли­за­ци­ей, кото­рая пол­но­стью исчер­па­ла потен­ци­ал раз­ви­тия свой­с­т­вен­ной ей соци­аль­ной струк­ту­ры. След­с­т­ви­ем это­го было ослаб­ле­ние ее кон­тро­ля за внеш­ней пери­фе­ри­ей и как след­с­т­вие рас­пад циви­ли­за­ции на куль­тур­но более одно­род­ные час­ти, став­шие ядра­ми новых циви­ли­за­ций — Като­ли­че­ской, Визан­тий­ской, Ислам­ской. Такие циви­ли­за­ции воз­ник­ли на уже суще­с­т­во­вав­шей социо-куль­тур­ной осно­ве в резуль­та­те созда­ния новой сис­те­мы цен­но­с­тей, кото­рая ста­ла объ­еди­ня­ю­щим нача­лом новой циви­ли­за­ции. Поэто­му их мож­но опре­де­лить как вто­рич­ные циви­ли­за­ции. К вто­рич­ным циви­ли­за­ци­ям сле­ду­ет отне­с­ти и Инду­с­три­аль­ную циви­ли­за­цию, воз­ник­шую в резуль­та­те внут­рен­ней пере­с­трой­ки сред­не­ве­ко­вой Като­ли­че­ской циви­ли­за­ции, ока­зав­шей­ся в сос­то­я­нии глу­бо­ко­го кри­зи­са из-за неспо­соб­но­с­ти к рас­ши­ре­нию обыч­ным путем.
Таким обра­зом, посколь­ку в отли­чии от поня­тия обще­с­т­вен­но-эко­но­ми­че­ская фор­ма­ция циви­ли­за­ция явля­ет­ся не социо­ло­ги­че­ской, а кон­крет­но-исто­ри­че­ской кате­го­ри­ей, мож­но выде­лить несколь­ко типов циви­ли­за­ций:
1. Пер­вич­ные циви­ли­за­ции, воз­ник­шие в этни­че­ской сре­де и под­раз­де­ля­ю­щи­е­ся на:
а) Исход­ные или Мате­рин­ские циви­ли­за­ции, воз­ник­шие спон­тан­но, и
б) Дочер­ние циви­ли­за­ции, воз­ник­шие в зоне соци­о­куль­тур­но­го воз­дей­с­т­вия исход­ных (мате­рин­ских) циви­ли­за­ций на этни­че­скую пери­фе­рию.
2. Вто­рич­ные циви­ли­за­ции, воз­ник­шие в резуль­та­те каче­с­т­вен­ной пере­с­трой­ки соци­о­нор­ма­тив­ных прин­ци­пов уже суще­с­т­ву­ю­щих циви­ли­за­ций или их час­тей.
При опре­де­ле­нии циви­ли­за­ций сле­ду­ет чет­ко раз­ли­чать соци­аль­ное и поли­ти­че­ское. Их сме­ше­ние ведет к исполь­зо­ва­нию невер­ных харак­те­ри­с­тик циви­ли­за­ций. Напри­мер, пишут о Хетт­ской, Древ­не­ев­рей­ской, Рим­ской циви­ли­за­ци­ях. При этом основ­ной пока­за­тель циви­ли­за­ции — ком­плекс соци­аль­ных орга­низ­мов с уни­каль­ной, при­су­щей толь­ко им, куль­ту­рой — под­ме­ня­ет­ся внеш­ним кри­те­ри­ем — наи­бо­лее силь­ным в дан­ной сре­де поли­ти­че­ским обра­зо­ва­ни­ем или госу­дар­с­т­вом. Сле­ду­ет уточ­нить, что глав­ный эле­мент раз­ви­тия исто­рии — это обще­с­т­вен­ные отно­ше­ния и оформ­ля­ю­щая их соци­аль­ная струк­ту­ра, тогда как поли­ти­че­ские отно­ше­ния и поли­ти­че­ские орга­ны явля­ют­ся толь­ко (все­го лишь) сред­с­т­вом (ору­ди­ем) для реше­ния обще­с­т­вен­ных про­блем.
Поэто­му тео­ре­ти­че­ски некор­рект­но гово­рить о Древ­не­ев­рей­ской циви­ли­за­ции. В погра­нич­ной зоне меж­ду дву­мя пер­вич­ны­ми — Месо­по­там­ской и Древ­не­еги­пет­ской — циви­ли­за­ци­я­ми с III тыся­че­ле­тия до н. э. про­жи­ва­ли семи­то­языч­ные наро­ды, создав­шие здесь задол­го до появ­ле­ния древ­них евре­ев вто­рич­ную (дочер­нюю) Хана­а­ней­скую (Сирий­скую) циви­ли­за­цию. Ее локаль­ным вари­ан­том ста­ла циви­ли­за­ция вос­точ­но­го побе­ре­жья Сре­ди­зем­но­го моря — Фини­кий­ская. При этом Фини­кия нико­гда не была еди­ным госу­дар­с­т­вом, но была стра­ной с ком­плек­сом одно­тип­ных горо­д­ских общин, спе­ци­а­ли­зи­ро­вав­ших­ся на мор­ской тор­гов­ле. Древ­ние евреи сло­жи­лись как пери­фе­рий­ный к Хана­а­ней­ской циви­ли­за­ции этнос (пле­мен­ной союз), кото­рый выдви­нул­ся и при­об­рел боль­шое зна­че­ние в реги­оне вслед­с­т­вие борь­бы циви­ли­за­ции хана­а­не­ян с при­шель­ца­ми ара­ме­я­ми и фили­с­тим­ля­на­ми. В слож­ных усло­ви­ях пере­ход­но­го пери­о­да от брон­зо­во­го века к желез­но­му, свя­зан­но­го с пере­с­трой­кой сис­те­мы обще­с­т­вен­ных отно­ше­ний, более вар­вар­ские и агрес­сив­ные древ­не­ев­рей­ские пле­ме­на смог­ли выс­ту­пить в роли поли­ти­че­ско­го ору­дия (госу­дар­с­т­ва) для реше­ния про­блем хана­а­ней­ской циви­ли­за­ции. Поэто­му создан­ные ими госу­дар­с­т­ва (Изра­иль и Иудея) ока­за­лись вре­мен­ны­ми обра­зо­ва­ни­я­ми, сошед­ши­ми с исто­ри­че­ской аре­ны, когда потреб­ность в них отпа­ла. Конеч­но, в отли­чие от био­ло­ги­че­ских орга­низ­мов, соци­аль­ные не устра­ня­ют­ся столь лег­ко и под­час бес­след­но и остав­ля­ют после себя куль­тур­ную тра­ди­цию, зафик­си­ро­ван­ные в кото­рой соци­аль­ные нор­мы и цен­но­с­ти обла­да­ют спо­соб­но­стью слу­жить модель­ной осно­вой для их реге­не­ра­ции в под­хо­дя­щих усло­ви­ях.
Сход­ное поло­же­ние име­ло мес­то и в Малой Азии, где сло­жи­лась дочер­няя по отно­ше­нию к Месо­по­та­мии Ана­то­лий­ская циви­ли­за­ция. В ее созда­нии при­ни­ма­ли уча­с­тие мно­гие этно­сы (хат­ты, хур­ри­ты, лувий­цы и др.) и хет­ты были лишь одним из них. Одна­ко имен­но хет­ты-неси­ты суме­ли создать здесь мощ­ное воен­но-поли­ти­че­ское объ­еди­не­ние. Пер­во­на­чаль­но будучи пери­фе­рий­ным по отно­ше­нию к более куль­тур­ным хат­там или хур­ри­там, хет­ты выдви­ну­лись в силу пре­об­ла­да­ния в воен­ном искус­ст­ве эпо­хи за счет исполь­зо­ва­ния лоша­ди и колес­ни­цы. Хетт­ское госу­дар­с­т­во суще­с­т­во­ва­ло в XVIII—XVI и XIV—XIII вв. до н. э. и затем нас­толь­ко бес­след­но исчез­ло из исто­рии, что было откры­то А. Сэй­сом толь­ко в 1870 г. Тогда как соци­аль­ные орга­низ­мы (горо­да и общи­ны) Ана­то­лии про­дол­жа­ли жить и раз­ви­вать ту же куль­ту­ру, что и рань­ше (до хет­тов). Позд­нее они же поро­ди­ли такие поли­ти­че­ские обра­зо­ва­ния как Фри­гий­ское и Лидий­ское цар­с­т­ва, одна­ко нет ника­ких осно­ва­ний гово­рить о Фри­гий­ской или Лидий­ской циви­ли­за­ци­ях.
Харак­тер­ные чер­ты циви­ли­за­ции. В раз­ви­тии циви­ли­за­ций мож­но про­сле­дить неко­то­рые общие функ­цио­наль­ные чер­ты:

• Каж­дая циви­ли­за­ция име­ет свой логи­че­ский центр, в кото­ром популя­ци­онн­ные при­зна­ки выра­же­ны наи­бо­лее чет­ко. Ослаб­ле­ние соци­о­нор­ма­тив­ных при­зна­ков к пери­фе­рии популя­ци­он­но­го поля созда­ет там усло­вия для рож­де­ния новых соци­о­нор­ма­тив­ных прин­ци­пов. Их появ­ле­ние мож­но рас­смат­ри­вать как сво­е­го рода соци­аль­ные мута­ции, кото­рые могут про­яв­лять­ся как на обще­с­т­вен­ном, так и на поли­ти­че­ском или идео­ло­ги­че­ском уров­нях. Поэто­му циви­ли­за­ция стре­мит­ся уни­фи­ци­ро­вать популя­ци­он­ное поле, лик­ви­ди­ро­вав мута­ции. Кри­зис­ные явле­ния в про­цес­се рос­та циви­ли­за­ции могут выз­вать раз­рас­та­ние пери­фе­рий­ных мута­ций и исполь­зо­ва­ние их для кор­рек­ти­ров­ки или пере­с­трой­ки циви­ли­за­ци­он­ной соци­а­нор­ма­ти­ки.
• Исход­ным цен­тром рас­про­с­тра­не­ния пер­вич­ных циви­ли­за­ций явля­ет­ся опре­де­лен­ное этни­че­ское ядро. Поэто­му куль­ту­ра пер­вич­ных циви­ли­за­ций (и мате­рин­ских, и дочер­них) име­ет опре­де­лен­ный этни­че­ский окрас. Тео­ре­ти­че­ски ори­ен­та­ция на куль­ту­ру в каче­с­т­ве кри­те­рия обще­с­т­вен­но­го раз­ви­тия ста­вит в один ряд поня­тия этнос (народ) и циви­ли­за­ция. Хотя про­цесс этно­об­ра­зо­ва­ния не закон­чил­ся после воз­ник­но­ве­ния пер­вых циви­ли­за­ций, древ­ней­шие этно­сы и циви­ли­за­ции не одно и то же, их вза­и­мо­о­т­но­ше­ния могут при­ни­мать самые раз­ные фор­мы. Хотя та или иная циви­ли­за­ция в боль­шей или мень­шей сте­пе­ни несет в себе эле­мен­ты этни­че­ской куль­ту­ры, в совре­мен­ном мире этни­че­ская куль­ту­ра вто­рич­на по срав­не­нию с куль­ту­рой циви­ли­за­ций. В исто­ри­че­ской ретро­спек­ти­ве циви­ли­за­ции либо воз­ни­ка­ли на уже суще­с­т­во­вав­шей этни­че­ской тер­ри­то­рии, либо опре­де­лен­ная этни­че­ская тер­ри­то­рия была цен­тром, из кото­ро­го про­ис­хо­ди­ло рас­ши­ре­ние циви­ли­за­ции, при­ви­тие ино­эт­нич­ным сосе­дям опре­де­лен­но­го типа обще­с­т­вен­но­го бытия (и тогда циви­ли­за­ция объ­еди­ня­ла несколь­ко этно­сов), либо уже суще­с­т­во­вав­шая циви­ли­за­ция асси­ми­ли­ро­ва­ла приш­лые этно­сы, зача­с­тую пере­ни­мая от них язык, неко­то­рые чер­ты духов­ной куль­ту­ры, но под­чи­няя при­шель­цев уже сло­жив­шим­ся поряд­кам обще­с­т­вен­ной и эко­но­ми­че­ской жиз­ни.
• Вто­рич­ные циви­ли­за­ции обра­зу­ют­ся на ста­дии зре­ло­с­ти соци­о­по­ли­ти­че­ской сис­те­мы. Этни­че­ская куль­ту­ра зани­ма­ет в них уже так­со­но­ми­че­ски низ­ший уро­вень. Объ­еди­ня­ю­щим нача­лом выс­ту­па­ет не толь­ко соци­аль­но-поли­ти­че­ское поле, кото­рое под­вер­га­ет­ся пере­с­трой­ке при воз­ник­но­ве­нии вто­рич­ной циви­ли­за­ции, но и зре­лая идео­ло­ги­че­ская сис­те­ма.
• Харак­тер­ным при­зна­ком циви­ли­за­ции, как и вся­кой популя­ции, явля­ет­ся тен­ден­ция к мак­си­маль­но­му рас­ши­ре­нию, то есть рас­про­с­тра­не­нию сво­их соци­о­нор­ма­тив­ных прин­ци­пов, осно­ван­но­го на них обра­за жиз­ни и дос­ти­же­ний куль­ту­ры. Пре­де­лы рас­ши­ре­нию циви­ли­за­ции ста­вят есте­с­т­вен­ные пре­пят­с­т­вия: гео­гра­фи­че­ские рубе­жи; ланд­шафт­ные зоны с иной эко­си­с­те­мой, засе­лен­ные при­спо­соб­лен­ны­ми к ней этни­че­ски­ми груп­па­ми; сопро­тив­ле­ние сосед­ней циви­ли­за­ции. Дос­тиг­нув сво­их пре­де­лов, циви­ли­за­ция обра­ща­ет­ся на путь внут­рен­ней уни­фи­ка­ции популя­ци­он­но­го поля. Здесь про­сле­жи­ва­ет­ся тен­ден­ция объ­еди­не­ния циви­ли­за­ции в еди­ную поли­ти­че­скую сис­те­му, скла­ды­ва­ния «миро­вой» дер­жа­вы. Ино­гда эта тен­ден­ция выра­жа­ет­ся в дол­гих внут­рен­них вой­нах, укреп­ля­ю­щих не одно госу­дар­с­т­во-побе­ди­тель, а несколь­ко, сос­тав­ля­ю­щих сба­лан­си­ро­ван­ную сис­те­му поли­ти­че­ских про­ти­во­ве­сов в рам­ках одной циви­ли­за­ции. В соци­аль­ном отно­ше­нии поли­ти­че­ское объ­еди­не­ние ведет циви­ли­за­цию по пути пре­вра­ще­ния в еди­ный соци­аль­но-поли­ти­че­ский орга­низм.
• Клю­че­вым зве­ном соци­аль­но­го поля циви­ли­за­ции, игра­ю­щим свя­зу­ю­щую роль, явля­ет­ся город. Его типо­ло­гия обу­слов­ле­на сис­те­мой соци­аль­ных свя­зей, опре­де­ля­ю­щих соци­аль­ное поле циви­ли­за­ции. Соо­т­вет­с­т­вен­но, харак­тер горо­д­ской мону­мен­таль­ной архи­тек­ту­ры зави­сит от гос­по­д­с­т­ву­ю­щей соци­о­нор­ма­тив­ной куль­ту­ры.
• Каж­дая циви­ли­за­ция обра­зу­ет еди­ное инфор­ма­ци­он­ное поле, кото­рое тре­бу­ет обще­го (меж­ду­на­род­но­го) язы­ка и пись­мен­но­с­ти.
• В куль­ту­ре циви­ли­за­ции может быть выде­ле­но два так­со­но­ми­че­ских уров­ня. Циви­ли­за­ция выс­ту­па­ет в фор­ме свя­зей более высо­ко­го поряд­ка, чем общин­ные, — в фор­ме вождеств или госу­дарств. Гос­по­д­с­т­ву­ю­щий класс в такой обще­с­т­вен­ной сис­те­ме явля­ет­ся носи­те­лем циви­ли­за­ци­он­ной соци­о­нор­ма­ти­ки. Ори­ен­та­ция сис­те­мы его цен­но­с­тей и куль­ту­ры опре­де­ля­ет так­со­но­ми­че­ский уро­вень циви­ли­за­ции. В то же вре­мя под­чи­нен­ные, ведо­мые клас­сы (народ) более кон­сер­ва­тив­ны и поэто­му в боль­шей сте­пе­ни ори­ен­ти­ро­ва­ны на тра­ди­ци­он­ные цен­но­с­ти и этни­че­ский уро­вень куль­ту­ры.
• Каж­дая циви­ли­за­ция в про­цес­се рос­та созда­ет вокруг себя зону вли­я­ния в виде внеш­не­го популя­ци­он­но­го соци­о­куль­тур­но­го поля. Это поле сти­му­ли­ру­ет обще­с­т­вен­ные про­цес­сы у окру­жа­ю­щих циви­ли­за­цию этно­сов, спо­соб­с­т­вуя фор­ми­ро­ва­нию у них пле­мен как соци­аль­но-поте­с­тар­ных орга­ни­за­ций и их сою­зов.
• Куль­ти­ви­ру­е­мые циви­ли­за­ци­ей поте­с­тар­но-поли­ти­че­ские инс­ти­ту­ты выпол­ня­ют функ­цию ору­дий популя­ци­он­но­го соци­о­нор­ма­тив­но­го регу­ли­ро­ва­ния. Во-пер­вых, с их помо­щью осу­щес­т­в­ля­ет­ся экс­тен­сив­ный рост, то есть рас­ши­ре­ние циви­ли­за­ции (заво­е­ва­ние и защи­та рубе­жей). Во-вто­рых, они облег­ча­ют уни­фи­ка­цию соци­о­нор­ма­тив­ных прин­ци­пов внут­ри популя­ци­он­но­го поля циви­ли­за­ции, что про­яв­ля­ет­ся в тен­ден­ции циви­ли­за­ций при­ни­мать фор­му «импе­рий» или «миро­вых» дер­жав, то есть объ­еди­нять­ся в воз­мож­но более обшир­ную поли­ти­че­скую фор­му. В-тре­тьих, в слу­чае нуж­ды они обес­пе­чи­ва­ют интен­сив­ный рост циви­ли­за­ции, то есть каче­с­т­вен­ную транс­фор­ма­цию (пере­с­трой­ку) ее соци­о­нор­ма­тив­ных при­зна­ков.
• Каж­дая циви­ли­за­ция фор­ми­ру­ет общую рели­ги­оз­но-эти­че­скую сис­те­му, в тра­ди­ци­ях и прин­ци­пах кото­рой зако­ди­ро­ва­ны ее соци­о­нор­ма­тив­ные прин­ци­пы. Такая идео­ло­ги­че­ская сис­те­ма игра­ет роль еще одно­го инс­тру­мен­та популя­ци­он­но­го функ­ци­о­ни­ро­ва­ния наря­ду с поли­ти­че­ской сис­те­мой и поэто­му может объ­еди­нять­ся с послед­ней.
• Каж­дая циви­ли­за­ция раз­ви­ва­ет­ся в уни­каль­ных усло­ви­ях, опре­де­ля­ю­щих­ся вза­и­мо­дей­с­т­ви­ем накоп­лен­но­го ею эко­но­ми­че­ско­го, соци­о­нор­ма­тив­но­го и куль­тур­но­го потен­ци­а­ла с при­род­ным ланд­шаф­том и исто­ри­че­ским окру­же­ни­ем в виде этни­че­ской сре­ды и сосед­них циви­ли­за­ций. Изме­не­ние рав­но­ве­сия меж­ду циви­ли­за­ци­ей и окру­жа­ю­щей ее сре­дой воз­мож­но как изнут­ри (напри­мер, в резуль­та­те демо­гра­фи­че­ско­го рос­та), так и извне, вслед­с­т­вие каче­с­т­вен­ных пере­мен в ланд­шаф­те, кли­ма­те, сдви­гах в исто­ри­че­ском окру­же­нии. Воз­мож­ны два вари­ан­та «отве­та» циви­ли­за­ции на «вызов» извне в виде тако­го изме­не­ния сло­жив­ше­го­ся балан­са. Преж­де все­го, циви­ли­за­ция при­во­дит в дви­же­ние поли­ти­че­ский и идео­ло­ги­че­ский инс­тру­мент внеш­не­го рас­ши­ре­ния с целью обо­ро­ны и заво­е­ва­ния. В слу­чае же неуда­чи на пер­вом пути, она исполь­зу­ет те же инс­тру­мен­ты для рефор­ми­ро­ва­ния соци­о­нор­ма­тив­ных прин­ци­пов, поли­ти­че­ской сис­те­мы и рели­ги­оз­ной идео­ло­гии.
• Интен­си­фи­ка­ция внеш­ней тор­гов­ли слу­жит доба­воч­ным, вспо­мо­га­тель­ным спо­со­бом ослаб­ле­ния дис­со­нан­са меж­ду циви­ли­за­ци­ей и внеш­ней сре­дой. Тор­го­вые (эко­но­ми­че­ские) свя­зи до эпо­хи Новой исто­рии явля­ют­ся запас­ным инс­тру­мен­том внеш­ней экс­пан­сии и внут­ри­по­пу­ля­ци­он­но­го уни­фи­ци­ро­ва­ния.
• Эта­пы раз­ви­тия циви­ли­за­ции внешне похо­жи на три фазы раз­ви­тия био­ло­ги­че­ско­го орга­низ­ма: рост — рас­цвет — упа­док. Поэто­му совре­мен­ные тео­ре­ти­ки вслед за антич­ны­ми рас­про­с­тра­ни­ли эта­пы жиз­ни чело­ве­ка (дет­с­т­во — зре­лость — ста­рость или дет­с­т­во — юность — зре­лость — ста­рость) на обще­с­т­вен­ные орга­низ­мы. Одна­ко меха­низм их раз­ви­тия иной, чем у био­ло­ги­че­ских орга­низ­мов.
• Циви­ли­за­ции не при­хо­дят в упа­док в резуль­та­те спон­тан­но­го внут­рен­не­го раз­ви­тия, ниче­го не остав­ляя после себя. Любые кон­цеп­ции замкну­тых циви­ли­за­ций неис­то­рич­ны. В столк­но­ве­нии с внеш­ней сре­дой циви­ли­за­ции могут либо погиб­нуть, либо побе­дить, либо дефор­ми­ро­вать­ся, сохра­нив свою осно­ву, либо столь каче­с­т­вен­но изме­нить свои соци­о­нор­ма­тив­ные прин­ци­пы и про­из­во­д­ную от них сис­те­му цен­но­с­тей, что пре­вра­ща­ют­ся в циви­ли­за­ции вто­ро­го поряд­ка (вто­рич­ные). Поэто­му пол­ный цикл раз­ви­тия циви­ли­за­ций пред­по­ла­га­ет четы­ре фазы: воз­ник­но­ве­ние — рост (рас­ши­ре­ние) — рас­цвет (совер­шен­с­т­во­ва­ние) — пере­с­трой­ка. Раз­ви­тие циви­ли­за­ций может быть пре­рва­но или дефор­ми­ро­ва­но на каж­дом из ее эта­пов. Но осо­бен­но сле­ду­ет обра­тить вни­ма­ние на послед­ний из них. То, что совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли зача­с­тую вос­при­ни­ма­ют как кри­зис и упа­док циви­ли­за­ции, явля­ет­ся по сути ее пере­с­трой­кой и рож­де­ни­ем ново­го каче­с­т­ва — вто­рич­ной циви­ли­за­ции.
• «Про­грес­сив­ность» одних циви­ли­за­ций по срав­не­нию с дру­ги­ми опре­де­ля­ет­ся харак­те­ром струк­тур­но­го соо­т­но­ше­ния кол­лек­тив­но­го и инди­ви­ду­аль­но­го начал в их соци­о­нор­ма­тив­ной куль­ту­ре. Обще­с­т­вен­ная орга­ни­за­ция, созда­ю­щая луч­шие усло­вия для раз­ви­тия инди­ви­ду­аль­ных спо­соб­но­с­тей (час­то это выра­жа­ет­ся в сте­пе­ни инди­ви­ду­аль­ной сво­бо­ды), выс­ту­па­ет в роли более «про­грес­сив­ной», так как содер­жит в себе более высо­кий потен­ци­ал для раз­ви­тия (про­из­во­ди­тель­ных сил, позна­ния при­ро­ды и зако­но­мер­но­с­тей раз­ви­тия обще­с­т­ва, искус­ст­ва). Поэто­му в про­цес­се исто­ри­че­ско­го раз­ви­тия чело­ве­че­с­т­ва в роли веду­щей, более про­грес­сив­ной на дан­ный момент, циви­ли­за­ции (опре­де­ля­ю­щей «лицо» дан­но­го эта­па-ста­дии обще­с­т­вен­но­го раз­ви­тия) выс­ту­па­ет то одна, то дру­гая локаль­ная циви­ли­за­ция.

Циви­ли­за­ции и рабо­вла­дель­че­ская фор­ма­ция. Две пер­вые фазы раз­ви­тия любой из доин­ду­с­три­аль­ных циви­ли­за­ций дают обще­с­т­ва пер­вич­ной фор­ма­ции (час­то их назы­ва­ют рабо­вла­дель­че­ски­ми), две послед­ние — вто­рич­ной (их обыч­но отож­дес­т­в­ля­ют с фео­даль­ны­ми). Поэто­му в сво­ем раз­ви­тии каж­дая циви­ли­за­ция про­хо­дит услов­ный рубеж внут­рен­ней транс­фор­ма­ции, кото­рый свя­зан с уни­фи­ка­ци­ей популя­ци­он­но­го поля и озна­ча­ет вступ­ле­ние ее инс­ти­ту­тов в поло­су зре­ло­с­ти, а ее самой — рас­цве­та. Совре­мен­ные исто­ри­ки свя­зы­ва­ют этот рубеж с пере­хо­дом от древ­них обществ к сред­не­ве­ко­вым. Час­то в нем видят пере­ход от рабо­вла­дель­че­ских к фео­даль­ным отно­ше­ни­ям, а марк­си­с­ты рас­смат­ри­ва­ют его как соци­аль­ную рево­лю­цию, при­во­дя­щую к смене рабо­вла­дель­че­ской фор­ма­ции фео­даль­ной. Одна­ко исто­рия наи­бо­лее типич­но раз­ви­вав­ших­ся циви­ли­за­ций — Индий­ской и Китай­ской — пока­зы­ва­ет, что пере­ход к «фео­даль­ным отно­ше­ни­ям» не был свя­зан ни с каки­ми экс­тра­ор­ди­нар­ны­ми соци­аль­но-поли­ти­че­ски­ми пере­ме­на­ми. Более того, иссле­до­ва­те­ли древ­ней Индии и Китая зача­с­тую ока­зы­ва­ют­ся оза­да­чен­ны­ми тем, что там обще­с­т­вен­ные отно­ше­ния, рас­смат­ри­ва­е­мые как фео­даль­ные, как-буд­то воз­ни­ка­ют неоправ­дан­но рано. По сути это обс­то­я­тель­с­т­во и яви­лось исход­ной осно­вой появ­ле­ния кон­цеп­ции «веч­но­го фео­да­лиз­ма».
За при­сут­с­т­вие черт «фео­да­лиз­ма» уче­ные зача­с­тую при­ни­ма­ют нали­чие в обще­с­т­ве иерар­хи­че­ски орга­ни­зо­ван­ной ари­с­то­кра­тии, в той или иной сте­пе­ни кон­тро­ли­ру­ю­щей соб­с­т­вен­ность на зем­лю и аппа­рат управ­ле­ния, — (гос­по­д­с­т­ву­ю­щий класс) и обра­ба­ты­ва­ю­щих пре­бы­ва­ю­щую в чужой соб­с­т­вен­но­с­ти или под чужим кон­тро­лем зем­лю кре­стьян, нахо­дя­щих­ся в раз­лич­но­го рода зави­си­мо­с­ти от земле­вла­дель­цев — (экс­плу­а­ти­ру­е­мый класс). Даже ситу­а­цию, когда глав­ным соб­с­т­вен­ни­ком зем­ли выс­ту­па­ет госу­дар­с­т­во, а вель­мо­жи и слу­жи­лое сосло­вие — лишь его пред­с­та­ви­те­ля­ми, иссле­до­ва­те­ли стре­мят­ся объ­яс­нить осо­бен­но­с­тя­ми вос­точ­но­го фео­да­лиз­ма или государ­с­т­вен­но­го фео­да­лиз­ма. Оче­вид­но, что такой «фео­да­лизм» мож­но най­ти повсе­мес­т­но — и в арха­и­че­ском пост­пер­во­быт­ном обще­с­т­ве, струк­ту­ри­ро­ван­ном гос­по­д­с­т­вом родо­вой ари­с­то­кра­тии, и в сред­не­ве­ко­вом госу­дар­с­т­ве, объ­еди­ня­ю­щем под сво­им кон­тро­лем всех пред­с­та­ви­те­лей мес­т­ной земле­вла­дель­че­ской эли­ты и посте­пен­но фор­ми­ру­ю­щем идею обу­слов­лен­но­го его суве­ре­ни­те­том вер­хов­но­го кон­тро­ля за соб­с­т­вен­но­стью. На самом деле обще­с­т­ва каж­дой циви­ли­за­ции раз­ви­ва­ют­ся по сво­им соб­с­т­вен­ным зако­но­мер­но­с­тям, обу­слов­лен­ным струк­тур­ны­ми отно­ше­ни­я­ми инди­ви­да и кол­лек­ти­ва, коли­че­с­т­во кото­рых, одна­ко, не столь уж вели­ко. В наи­бо­лее общем виде их пытал­ся пред­с­та­вить К. Маркс в «Фор­мах, пред­ше­с­т­ву­ю­щих капи­та­ли­с­ти­че­ско­му про­из­во­д­с­т­ву».
Схо­д­с­т­во струк­тур­ной орга­ни­за­ции обществ доин­ду­с­три­аль­ных фор­ма­ций на ста­дии их рас­цве­та обу­слов­ле­но общей тен­ден­ци­ей циви­ли­за­ци­он­но­го раз­ви­тия, направ­лен­ной на уни­фи­ка­цию циви­ли­за­ци­он­но­го соци­аль­но­го поля, то есть на ниве­ли­ро­ва­ние в рам­ках еди­но­го соци­аль­но­го строя всех исход­ных соци­аль­ных орга­низ­мов, попав­ших в сфе­ру вли­я­ния циви­ли­за­ции. Ору­ди­ем такой уни­фи­ка­ции явля­ет­ся гос­по­д­с­т­ву­ю­щая поли­ти­че­ская сис­те­ма, то есть госу­дар­с­т­во, раз­ви­тие кото­ро­го име­ет тен­ден­цию к пре­вра­ще­нию его в абсо­лют­ную монар­хию. Есте­с­т­вен­но, что про­цесс раз­ви­тия в этом направ­ле­нии выс­тра­и­вал пред­с­та­ви­те­лей гос­по­д­с­т­ву­ю­ще­го клас­са в ту или иную фор­му отно­ше­ний к цен­траль­ной вла­с­ти, а раз­лич­ные типы зави­си­мо­с­ти в сре­де под­чи­нен­но­го клас­са посте­пен­но ниве­ли­ро­ва­лись в более или менее еди­ную фор­му зави­си­мо­го кре­стьян­с­т­ва. В этом смыс­ле евро­пей­ский фео­да­лизм, а затем евро­пей­ской абсо­лю­тизм, будучи кон­крет­но-исто­ри­че­ски­ми явле­ни­я­ми, лишь повто­ря­ли зако­но­мер­ные фор­мы раз­ви­тия древ­не­ки­тай­ско­го, индий­ско­го, ислам­ско­го и дру­гих обществ. Одна­ко это фор­маль­ное схо­д­с­т­во очень мало дает для пони­ма­ния как осо­бен­но­с­тей каж­до­го из этих обществ, так и зако­но­мер­но­с­тей (меха­низ­ма, кри­те­ри­ев) их раз­ви­тия.
Рабо­вла­дель­че­ский окрас ран­них ста­дий раз­ви­тия любой циви­ли­за­ции свя­зан с бли­зо­стью ее обще­с­т­вен­ных струк­тур пер­во­быт­ным. Рабо­вла­де­ние само по себе явля­ет­ся пер­во­быт­ным прин­ци­пом, воз­ник­шим на осно­ве двух сос­тав­ля­ю­щих. Пер­вая — это обособ­лен­ность пер­во­быт­ных общин, дик­то­вав­шая взгляд на дру­гих людей как на субъ­ек­тов совер­шен­но чуж­до­го мира, по отно­ше­нию к кото­ро­му недей­с­т­ви­тель­ны зако­ны сво­ей общи­ны. Фор­маль­но, а пер­во­быт­ное мыш­ле­ние стре­ми­лось тща­тель­но соблю­дать фор­маль­ную логи­ку, людь­ми счи­та­лись толь­ко люди сво­ей или род­с­т­вен­ных общин. Все иные не мог­ли рас­смат­ри­вать­ся как люди до тех пор, пока их фор­маль­но (риту­аль­но) не вклю­ча­ли в свою общи­ну. Поэто­му — и в этом вто­рая сос­тав­ля­ю­щая пер­во­быт­ных прин­ци­пов — изна­чаль­но не суще­с­т­во­ва­ло пред­с­тав­ле­ния о еди­ном чело­ве­че­с­т­ве, отде­лен­ном от про­че­го мира, на чем зиждет­ся совре­мен­ный гума­низм. Пер­во­быт­ные люди еще не вычле­ня­ли себя из мира при­ро­ды (кос­мо­са), точ­нее ска­зать, не про­ти­во­по­став­ля­ли себя ему и поэто­му стре­ми­лись жить по сопря­жен­ным с кос­ми­че­ски­ми зако­нам, рас­смат­ри­вая их как уста­нов­ле­ния богов. В мире же при­ро­ды не суще­с­т­во­ва­ло прин­ци­пи­аль­ной раз­ни­цы меж­ду вещью, живо­т­ным или чело­ве­ком. Если вещи и живо­т­ных мож­но было при­но­сить в жерт­ву богам, про­да­вать или обме­ни­вать, то то же самое мож­но было делать и с чело­ве­ком.
Пока в обще­с­т­вен­ном строе и обще­с­т­вен­ном миро­воз­зре­нии гос­по­д­с­т­во­ва­ли эти прин­ци­пы (а это ста­ди­аль­но — эпо­ха позд­ней пер­во­быт­но­с­ти и эпо­ха ран­ней ста­дии циви­ли­за­ции), обще­с­т­во потен­ци­аль­но было рабо­вла­дель­че­ским. Какое-то коли­че­с­т­во рабов при­сут­с­т­во­ва­ло во вся­ком обще­с­т­ве на этой ста­дии. Поэто­му совре­мен­ные уче­ные час­то пишут о рабо­вла­дель­че­ском укла­де наря­ду с дру­ги­ми, напри­мер, с фео­даль­ным. Одна­ко суть рабо­вла­де­ния сле­ду­ет рас­смат­ри­вать совсем в иной плос­ко­с­ти. Пер­во­быт­ное обще­с­т­во, даже при отсут­с­т­вии в нем не толь­ко рабо­вла­дель­че­ско­го укла­да, но даже хотя бы одно­го раба, потен­ци­аль­но было столь же рабо­вла­дель­че­ским, как и древ­не­еги­пет­ское или рим­ское. Раз­ни­ца сос­то­я­ла лишь в том, что в одних слу­ча­ях плен­ных чужа­ков при­но­си­ли в жерт­ву богам, а в дру­гих — исполь­зо­ва­ли на каких-либо рабо­тах. С точ­ки зре­ния совре­мен­но­го чело­ве­ка, эта пере­ме­на исполь­зо­ва­ния плен­ни­ков яви­лась боль­шим про­грес­сом, так как зна­ме­но­ва­ла собой про­гресс эко­но­ми­ки, явно, судя по исполь­зо­ва­нию при­ба­воч­но­го тру­да рабов, всту­пив­шей на более высо­кую ста­дию раз­ви­тия. Одна­ко взгляд чело­ве­ка ран­не­ци­ви­ли­за­ци­он­ной поры на эту пере­ме­ну был иным. При­не­се­ние в жерт­ву плен­ни­ков было частью важ­ней­ше­го риту­а­ла, кото­рый обес­пе­чи­вал про­цве­та­ние мира, в том чис­ле и эко­но­ми­ки. Отказ от чело­ве­че­ских жерт­во­при­но­ше­ний ука­зы­вал на изме­не­ние отно­ше­ния чело­ве­че­ско­го обще­с­т­ва к богам. Это изме­не­ние про­ис­хо­ди­ло тогда, когда обще­с­т­вен­ная орга­ни­за­ция при­об­ре­та­ла более слож­ные фор­мы, неже­ли обособ­лен­ная общи­на. Быв­шие чужа­ки ста­но­ви­лись соб­с­т­вен­ны­ми сосе­дя­ми, живу­щи­ми по одним, уста­нов­лен­ным пра­ви­тель­с­т­вом, зако­нам. Эти зако­ны еще сохра­ня­ют в себе прин­ци­пы пер­во­быт­но­го отно­ше­ния в вещам, живо­т­ным и людям, такие как пра­во тали­о­на, пра­во про­да­жи чело­ве­ка и т. п., одна­ко убий­с­т­во себе подоб­ных они не допус­ка­ют (исхо­дя из пер­во­быт­но­го прин­ци­па: чело­век наше­го сооб­ще­с­т­ва = род­с­т­вен­ник). Поэто­му рас­про­с­тра­не­ние раб­с­т­ва в обще­с­т­вах ран­них циви­ли­за­ций вовсе не было след­с­т­ви­ем про­грес­са их эко­но­ми­ки, а про­ис­хо­ди­ло из-за услож­не­ния их обще­с­т­вен­ных струк­тур по срав­не­нию с пер­во­быт­ны­ми.
Так­же и сте­пень рас­про­с­тра­не­ния рабо­вла­дель­че­ских отно­ше­ний никак не была свя­за­на с эко­но­ми­че­ским про­грес­сом. Если орга­ни­за­ция обще­с­т­ва допус­ка­ла нали­чие дру­гих форм зави­си­мо­с­ти за счет внут­рен­них источ­ни­ков само­го обще­с­т­ва, то пре­иму­ще­с­т­вен­но они и выс­ту­па­ли в основ­ных фор­мах экс­плу­а­та­ции. По край­ней мере так было в реаль­но­с­ти на ран­ней ста­дии любой циви­ли­за­ции, начи­ная с Древ­не­го Цар­с­т­ва в Егип­те и кон­чая обще­с­т­ва­ми ран­не­фе­о­даль­ной Евро­пы. (Для послед­них это осо­бен­но пока­за­тель­но, так совре­мен­ные исто­ри­ки за ред­ким исклю­че­ни­ем опре­де­ля­ют их как фео­даль­ные, спо­ря лишь о сте­пе­ни раз­ви­то­с­ти фео­даль­ных отно­ше­ний. Меж­ду тем поня­тия «фео­даль­ный» и «рабо­вла­дель­че­ский» явля­ют­ся несрав­ни­мы­ми кате­го­ри­я­ми, так как пер­вое ори­ен­ти­ро­ва­но на струк­ту­ру обще­с­т­ва сво­бод­ных, а вто­рое — на сте­пень рас­про­с­тра­нен­но­с­ти людей, сто­яв­ших за пре­де­ла­ми обще­с­т­ва сво­бод­ных. С тра­ди­ци­он­ной точ­ки зре­ния, обще­с­т­ва циви­ли­за­ции сред­не­ве­ко­вой Евро­пы, рас­смат­ри­ва­е­мые как наслед­ни­ки вар­вар­ских пле­мен­ных сооб­ществ, было рабо­вла­дель­че­ским. Но само сред­не­ве­ко­вое евро­пей­ское обще­с­т­во не ощу­ща­ло себя тако­вым пото­му, что мыс­ли­ло себя позд­не­ан­тич­ным рим­ским обще­с­т­вом.). Исто­рия зна­ет толь­ко одно исклю­че­ние из это­го пра­ви­ла (кото­рое неко­то­рые совре­мен­ные тео­ре­ти­ки поспе­ши­ли абсо­лю­ти­зи­ро­вать, гово­ря о веч­ном фео­да­лиз­ме добур­жу­аз­ных фор­ма­ций), когда рабо­вла­де­ние на неко­то­рое вре­мя при­об­ре­ло необы­чай­но широ­кий раз­мах. И этим исклю­че­ни­ем была антич­ная гре­ко-рим­ская циви­ли­за­ция. Одна­ко рас­цвет антич­но­го рабо­вла­де­ния был обу­слов­лен не каким-то чрез­вы­чай­ным для древ­но­с­ти раз­ви­ти­ем антич­ной эко­но­ми­ки, кото­рая поэто­му потреб­ля­ла боль­шие мас­сы рабов, а осо­бен­но­стью, уни­каль­но­стью антич­ной обще­с­т­вен­ной струк­ту­ры, кото­рая ори­ен­ти­ро­ва­ла обще­с­т­во имен­но на рабов как глав­ный вид экс­плу­а­ти­ру­е­мых. Утра­та этой уни­каль­но­с­ти в позд­не­ан­тич­ную эпо­ху при­ве­ла к суще­с­т­вен­но­му сокра­ще­нию рабо­вла­дель­че­ских отно­ше­ний по отно­ше­нию к иным фор­мам экс­плу­а­та­ции.

МЕХАНИЗМ РАЗВИТИЯ АНТИЧНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Воз­ник­но­ве­ние антич­ной циви­ли­за­ции

Антич­ная циви­ли­за­ция может быть опре­де­ле­на как дочер­няя по отно­ше­нию к циви­ли­за­ци­ям Перед­ней Азии и как вто­рич­ная по отно­ше­нию к Микен­ской циви­ли­за­ции. Она воз­ник­ла на пери­фе­рии ближ­не­во­с­точ­но­го куль­тур­но­го ком­плек­са в зоне вли­я­ния сирий­ско-месо­по­там­ской и еги­пет­ской циви­ли­за­ций. Поэто­му ее рож­де­ние мож­но рас­смат­ри­вать как след­с­т­вие соци­аль­ной мута­ции, про­ис­шед­шей в Вос­точ­ном Сре­ди­зем­но­мо­рье при осо­бом сте­че­нии цело­го ком­плек­са обс­то­я­тельств.
К их чис­лу в первую оче­редь сле­ду­ет отне­с­ти чрез­вы­чай­ную бли­зость двух мате­рин­ских циви­ли­за­ций — Древ­не­еги­пет­ской и Месо­по­там­ской — зоны вли­я­ния кото­рых неиз­беж­но долж­ны были пере­сечь­ся. Их мно­го­ве­ко­вое парал­лель­ное раз­ви­тие ока­зы­ва­ло пере­крес­т­ное воз­дей­с­т­вие на сосед­ние наро­ды. В резуль­та­те обра­зо­ва­лась зона мощ­но­го социо-куль­тур­но­го напря­же­ния, вклю­чав­шая в себя Ближ­ний Вос­ток, Ана­то­лию и Вос­точ­ное Сре­ди­зем­но­мо­рье (Эге­ида, Бал­ка­ны, Крит). Еги­пет и Месо­по­та­мия посте­пен­но обрас­та­ли куль­тур­ной пери­фе­ри­ей, раз­ви­вав­шей­ся под их непо­сред­с­т­вен­ным вли­я­ни­ем и зача­с­тую кон­тро­лем: Ливия, Куш, Хана­ан, Фини­кия, Ана­то­лия, Урар­ту, Мидия, Пер­си­да. Сбли­же­ние зон вли­я­ния двух циви­ли­за­ций при­ве­ло к воз­мож­но­с­ти их объ­еди­не­ния, кото­рая с пере­хо­дом к желез­но­му веку ста­ла реаль­ной. Попыт­ки созда­ния «миро­вых» дер­жав Асси­ри­ей, Урар­ту, Вави­ло­ни­ей, Миди­ей были спо­со­бом при­дать это­му про­цес­су опре­де­лен­ную фор­му. Его смог­ла завер­шить Пер­сид­ская дер­жа­ва Ахе­ме­нидов. Она ста­ла поли­ти­че­ской фор­мой еди­ной Ближ­не­во­с­точ­ной циви­ли­за­ции. Ее логи­че­ским цен­тром ста­ла Вави­ло­ния, поэто­му Еги­пет навсе­гда сохра­нил обособ­лен­ное поло­же­ние, кото­рое он пери­о­ди­че­ски пытал­ся офор­мить поли­ти­че­ски, и осо­бую куль­ту­ру.
Циви­ли­за­ции более даль­ней пери­фе­рии Месо­по­та­мии, такие как Бак­трия, Сог­ди­а­на, Крит, Элла­да, нахо­ди­лись под ослаб­лен­ным вли­я­ни­ем мате­рин­ской куль­ту­ры и поэто­му ока­за­лись спо­соб­ны создать соб­с­т­вен­ные, отлич­ные от исход­ной, сис­те­мы цен­но­с­тей. На Вос­то­ке такая сис­те­ма вопло­ти­лась в зоро­ас­три­аз­ме. Одна­ко отсут­с­т­вие при­род­ных рубе­жей, спо­соб­ных оста­но­вить экс­пан­сию Ближ­не­во­с­точ­ной циви­ли­за­ции, при­ве­ло к вклю­че­нию дочер­них циви­ли­за­ций Бак­трии, Мар­ги­а­ны, Сог­ди­а­ны в сос­тав Пер­сид­ской дер­жа­вы, а сле­до­ва­тель­но, в зону рас­про­с­тра­не­ния ближ­не­во­с­точ­ной куль­ту­ры. Зоро­ас­т­ризм стал гос­по­д­с­т­ву­ю­щей рели­ги­ей дер­жа­вы Ахе­ме­нидов.
Иная ситу­а­ция сло­жи­лась в зоне запад­но­го вли­я­ния месо­по­там­ской куль­ту­ры, где оно пере­се­ка­лось с еги­пет­ским. Два фак­то­ра ока­зы­ва­ли дефор­ми­ру­ю­щее воз­дей­с­т­вие на рас­про­с­тра­не­ние ближ­не­во­с­точ­ной куль­ту­ры в Вос­точ­ном Сре­ди­зем­но­мо­рье — иная ланд­шафт­ная зона в Ана­то­лии и на Бал­ка­нах и дав­ле­ние этно­сов индо-евро­пей­ско­го про­ис­хож­де­ния. Уже в эпо­ху брон­зо­во­го века на тер­ри­то­рии Ана­то­лии и Бал­кан сфор­ми­ро­ва­лись совер­шен­но иные, чем в Месо­по­та­мии, при­род­но-хозяй­с­т­вен­ные ком­плек­сы. Осо­бен­но боль­шое вли­я­ние ока­зы­ва­ла бли­зость моря, нало­жив­шая отпе­ча­ток на куль­ту­ру Кри­та и ост­ро­вов Эге­иды. Одна­ко в эту эпо­ху при­об­ще­ние древ­них сре­ди­зем­но­мор­цев и их север­ных сосе­дей — индо-евро­пей­цев к дос­ти­же­ни­ям месо­по­там­ской и еги­пет­ской куль­тур толь­ко раз­ви­ва­лось. Поэто­му куль­ту­ра Миной­ской циви­ли­за­ции Кри­та и Микен­ской циви­ли­за­ции Бал­кан выгля­дят на пер­вый взгляд столь свое­об­раз­ны­ми по отно­ше­нию к мате­рин­ским циви­ли­за­ци­ям. Мес­т­ный этни­че­ский ком­по­нент еще пре­об­ла­дал в их куль­ту­ре, одна­ко обще­с­т­вен­ная орга­ни­за­ция стро­и­лась на сход­ных прин­ци­пах.
Каче­с­т­вен­ные изме­не­ния внес тре­тий фак­тор — пере­ход Ближ­не­го Вос­то­ка и Сре­ди­зем­но­мо­рья к желез­но­му веку. Рас­про­с­тра­не­ние желе­за было, хотя и мень­шей по мас­шта­бам, чем пере­ход к про­из­во­дя­ще­му хозяй­с­т­ву или про­мыш­лен­но­му про­из­во­д­с­т­ву, но замет­ной тех­но­ло­ги­че­ской рево­лю­ци­ей в исто­рии чело­ве­че­с­т­ва. Она при­ве­ла к окон­ча­тель­но­му отде­ле­нию ремес­ла от сель­ско­го хозяй­с­т­ва, а сле­до­ва­тель­но, раз­ви­тию раз­де­ле­ния обще­с­т­вен­но­го тру­да, спе­ци­а­ли­за­ции и каче­с­т­вен­но­му изме­не­нию в чело­ве­че­ских отно­ше­ни­ях, кото­рые лишь с этой поры ста­ли при­ни­мать фор­му эко­но­ми­че­ских.
Изме­не­ние эко­но­ми­че­ской осно­вы вско­лых­ну­ло все обще­с­т­во Ближ­не­во­с­точ­ной циви­ли­за­ции, кото­рое было вынуж­де­но под­верг­нуть­ся в той или иной сте­пе­ни пере­с­трой­ке с целью при­спо­соб­ле­ния обще­с­т­вен­ных форм к потреб­но­с­тям новых про­из­во­д­с­т­вен­ных отно­ше­ний. При этом, если изме­не­ния в тра­ди­ци­он­ных цен­трах кон­цен­тра­ции циви­ли­за­ци­он­но­го поля были срав­ни­тель­но неве­ли­ки, пери­фе­рия ока­за­лась в ином поло­же­нии. Срав­ни­тель­ная сла­бость популя­ци­он­но­го поля на пери­фе­рии при­ве­ла во мно­гих мес­тах к его пол­но­му уни­что­же­нию во вре­мя пере­с­трой­ки, что выра­жа­лось в лик­ви­да­ции горо­д­ских и двор­цо­вых цен­тров, выс­ту­пав­ших в роли социо-куль­тур­ных яче­ек циви­ли­за­ци­он­но­го поля. Одновре­мен­но при­шла в дви­же­ние буфер­ная меж­ду циви­ли­за­ци­ей и пер­во­быт­ным миром зона, что выра­зи­лось в пере­дви­же­ни­ях ара­ме­ев, наро­дов моря, дорий­цев, ита­ли­ков, пеласгов, тир­ре­нов и др. При­чи­ной этих пере­дви­же­ния ста­ла интен­си­фи­ка­ция социо-куль­тур­но­го воз­дей­с­т­вия циви­ли­за­ции на свою этни­че­скую пери­фе­рию, имев­шая объ­ек­тив­ной целью даль­ней­шее рас­ши­ре­ние циви­ли­за­ци­он­но­го поля. Таким обра­зом, в Вос­точ­ном Сре­ди­зем­но­мо­рье воз­ник исто­ри­че­ский фено­мен, име­ну­е­мый совре­мен­ны­ми исто­ри­ка­ми тем­ны­ми века­ми или вре­мен­ным воз­вра­том к пер­во­быт­но­с­ти.
Одна­ко все схо­дят­ся на том, что исчез­но­ве­ние миной­ских и микен­ских двор­цов не мог­ло пол­но­стью сте­реть соци­аль­ную память наро­да. Воз­мож­но, ори­ен­та­ция насе­ле­ния на про­то­го­ро­д­ские или про­то­по­лис­ные цен­тры гоме­ров­ской эпо­хи была след­с­т­ви­ем сохра­нив­шей­ся ори­ен­та­ции соци­аль­ных свя­зей брон­зо­во­го века на двор­цо­вые цен­тры. Демо­гра­фи­че­ский рост, под­с­тег­ну­тый дорий­ским пере­се­ле­ни­ем и хозяй­с­т­вен­ным осво­е­ни­ем желе­за, толь­ко уси­лил эту ори­ен­та­цию, зало­жив таким обра­зом осно­ву для фор­ми­ро­ва­ния циви­ли­за­ци­он­ных яче­ек ново­го типа. Их неболь­шие раз­ме­ры и харак­тер орга­ни­за­ции во мно­гом были обу­слов­ле­ны гос­по­д­с­т­ву­ю­щим ланд­шаф­том гео­гра­фи­че­ской сре­ды, пред­с­тав­лен­ным срав­ни­тель­но неболь­ши­ми рав­нин­ны­ми или плос­ко­гор­ны­ми тер­ри­то­ри­я­ми, раз­де­лен­ны­ми гор­ны­ми хреб­та­ми, мор­ски­ми про­с­то­ра­ми либо соче­та­ни­ем того и дру­го­го.
С пере­хо­дом к желез­но­му веку на пер­вый план в каче­с­т­ве яче­ек орга­ни­за­ции соци­аль­но­го поля выдви­ну­лись вме­с­то двор­цов микен­ской эпо­хи общин­ные орга­ни­за­ции. Повы­шен­ная пло­т­ность насе­ле­ния и мало­зе­ме­лье дела­ли борь­бу за зем­лю глав­ным орга­ни­зу­ю­щим нача­лом обще­с­т­вен­но­го раз­ви­тия. Тер­ри­то­ри­аль­ная бли­зость про­тив­ни­ков друг к дру­гу и ори­ен­ти­ро­ван­ность на оди­на­ко­вые ланд­шафт­ные зоны не спо­соб­с­т­во­ва­ли скла­ды­ва­нию иерар­хии сопо­д­чи­нен­ных общин. Вме­с­то это­го воз­ни­ка­ли более про­с­тые фор­мы орга­ни­за­ции общин: пол­ное поко­ре­ние одних общин дру­ги­ми (Лако­ни­ка), объ­еди­не­ние в союз рав­ных вокруг еди­но­го цен­тра (Бео­тия), синой­кизм — сли­я­ние в еди­ный кол­лек­тив (Атти­ка). Новая орга­ни­за­ция при­во­ди­ла либо к кон­сер­ва­ции пер­во­быт­но­го прин­ци­па про­ти­во­по­став­ле­ния сво­их чужим (Лако­ни­ка), либо к пере­но­су его на более мас­штаб­ное объ­еди­не­ние пред­с­та­ви­те­лей раз­ных пле­мен. Таким обра­зом, скла­ды­вав­ши­е­ся в VIII—VI вв. до н. э. государ­с­т­вен­ные обра­зо­ва­ния на насе­лен­ной элли­на­ми тер­ри­то­рии фор­ми­ро­ва­лись в тес­ной зави­си­мо­с­ти от усло­вий при­род­но-гео­гра­фи­че­ской сре­ды и сохра­ня­ли стой­кую связь с пер­во­быт­ной кате­го­ри­ей общин­но­с­ти. Не слу­чай­но поэто­му харак­тер­ным при­зна­ком антич­ной циви­ли­за­ции, опре­де­ляв­шим соци­о­нор­ма­тив­ные прин­ци­пы и ори­ен­та­цию обще­с­т­вен­ной куль­ту­ры, была авто­ном­ная горо­д­ская граж­дан­ская общи­на (полис).

Ста­нов­ле­ние циви­ли­за­ции.

Фор­ми­ро­ва­ние авто­ном­ных горо­д­ских граж­дан­ских общин про­ис­хо­ди­ло парал­лель­но с рас­ши­ре­ни­ем популя­ции эллин­ских поли­сов в Сре­ди­зем­но­мо­рье и При­чер­но­мо­рье. Пре­вра­ще­ние объ­еди­не­ний сель­ских и родо­вых общин в одно­тип­ные граж­дан­ские кол­лек­ти­вы было слож­ным и дли­тель­ным про­цес­сом, рас­тя­нув­шим­ся на VIII—VI вв. до н. э. В соо­т­вет­с­т­вии с тра­ди­ци­я­ми брон­зо­во­го века пер­во­на­чаль­но на роль объ­еди­ни­те­ля родо­вых сооб­ществ пре­тен­до­ва­ли арха­и­че­ские цари (баси­леи). Одна­ко их пре­тен­зии не были под­креп­ле­ны ни их ролью орга­ни­за­то­ров ремес­лен­но­го про­из­во­д­с­т­ва, ни их зна­че­ни­ем рели­ги­оз­но­го сим­во­ла кол­лек­тив­но­го един­с­т­ва. К тому же изме­нил­ся харак­тер воен­ной орга­ни­за­ции, в кото­рой на сме­ну колес­ни­че­му вой­ску при­шла кон­ни­ца. Поэто­му с нача­лом желез­но­го века в обще­с­т­ве рез­ко повы­си­лась роль родо­вой ари­с­то­кра­тии, кон­тро­ли­ро­вав­шей жизнь про­с­то­лю­ди­нов — сво­их млад­ших соро­ди­чей. На сме­ну объ­еди­не­ни­ям общин вокруг двор­цо­вых цен­тров брон­зо­во­го века при­шли родо­вые кол­лек­ти­вы, в кото­рых роль хра­ни­те­ля тра­ди­ций и объ­еди­ня­ю­ще­го нача­ла для кол­лек­ти­ва игра­ла ари­с­то­кра­тия. Родо­вая соб­с­т­вен­ность была эко­но­ми­че­ским рыча­гом ее вла­с­ти, а труд соро­ди­чей — ее эко­но­ми­че­ской опо­рой, кото­рая поз­во­ля­ла иметь досуг для совер­шен­с­т­во­ва­ния в воен­ном деле и обра­зо­ва­ния. Мощь ари­с­то­кра­ти­че­ской кон­ни­цы так­же бази­ро­ва­лась на содер­жа­щем ее тру­де все­го родо­во­го кол­лек­ти­ва.
Поэто­му пре­тен­зии баси­ле­ев на роль реаль­ных пра­ви­те­лей фор­ми­ру­ю­щих­ся поли­сов ока­за­лись несо­с­то­я­тель­ны: они без­на­деж­но и повсе­мес­т­но про­иг­ра­ли в кон­ку­рент­ной борь­бе с опи­рав­шей­ся на родо­вые кол­лек­ти­вы ари­с­то­кра­ти­ей. Око­ло VIII в. до н. э. власть баси­ле­ев была лик­ви­ди­ро­ва­на почти во всех поли­сах Гре­ции и повсе­мес­т­но уста­но­ви­лось кол­лек­тив­ное прав­ле­ние ари­с­то­кра­тии. Во всех дру­гих обще­с­т­вен­ных струк­ту­рах пере­ход­но­го меж­ду пер­во­быт­но­стью и клас­со­вым обще­с­т­вом строя борь­ба родо­вой ари­с­то­кра­тии и цар­ской (кня­же­ской, королев­ской) вла­с­ти закан­чи­ва­лась победой послед­ней. Боль­шие по срав­не­нию с Гре­ци­ей раз­ме­ры про­то­го­судар­с­т­вен­ных объ­еди­не­ний дру­гих обла­с­тей и эпох поз­во­ля­ли арха­и­че­ским вла­с­ти­те­лям опе­реть­ся на народ и под­чи­нить себе родо­вую ари­с­то­кра­тию. На зна­чи­тель­ных тер­ри­то­ри­ях все­гда скла­ды­ва­лась иерар­хия общин, про­ти­во­ре­чия меж­ду кото­ры­ми поз­во­ля­ли цар­ской вла­с­ти выс­ту­пать в роли арбит­ра. В неболь­ших по раз­ме­ру гре­че­ских поли­сах на ран­ней ста­дии их раз­ви­тия прак­ти­че­ски не было сво­бод­ных людей, не вхо­див­ших в родо­вые кол­лек­ти­вы и не под­чи­нен­ных родо­вым вла­ды­кам. Усло­вия же суще­с­т­во­ва­ния в обс­та­нов­ке посто­ян­ной угро­зы внеш­не­го мира («вой­на — общая рабо­та», по выра­же­нию К. Марк­са) фор­ми­ро­ва­ли равен­с­т­во прав отдель­ных родов и пред­с­тав­ляв­ших их ари­с­то­кра­тов. Так было поло­же­но нача­ло той соци­аль­ной мута­ции, кото­рая при­ве­ла к уста­нов­ле­нию в эллин­ских поли­сах осо­бо­го обще­с­т­вен­но­го строя.
Три после­ду­ю­щих века гре­че­ской исто­рии были напол­не­ны борь­бой меж­ду ари­с­то­кра­ти­че­ски­ми кла­на­ми, свя­зан­ной с кон­цен­тра­ци­ей земель­ной соб­с­т­вен­но­с­ти, демо­гра­фи­че­ским рос­том и эко­но­ми­че­ским раз­ви­ти­ем. Резуль­та­ты этих про­цес­сов ока­за­лись суще­с­т­вен­ны­ми как для внут­рен­не­го раз­ви­тия отдель­ных поли­сов, так и для раз­ви­тия полис­ной циви­ли­за­ции в целом. Борь­ба ари­с­то­кра­ти­че­ских груп­пи­ро­вок и обос­т­ряв­ше­е­ся из-за кон­цен­тра­ции земель­ной соб­с­т­вен­но­с­ти мало­зе­ме­лье ста­ли при­чи­ной пери­о­ди­че­ских высе­ле­ний полис­ных жите­лей в коло­нии. Они нес­ли с собой ста­но­вя­щи­е­ся при­выч­ны­ми фор­мы полис­но­го обще­жи­тия. К тому же на новой тер­ри­то­рии элли­ны зача­с­тую ока­зы­ва­лись в окру­же­нии чуж­дых по куль­ту­ре людей, так что поне­во­ле долж­ны были дер­жать­ся за прин­ци­пы общин­но­го поряд­ка. Поэто­му их посе­ле­ния по все­му побе­ре­жью Сре­ди­зем­но­го и Чер­но­го морей при­ни­ма­ли фор­му поли­сов, общин­ные чер­ты кото­рой на новых зем­лях про­яв­ля­лись еще более чет­ко в свя­зи с боль­шей сво­бо­дой от родо­вых тра­ди­ций. Вели­кая гре­че­ская коло­ни­за­ция VIII—VI вв. до н. э. яви­лась фор­мой рас­ши­ре­ния полис­ной циви­ли­за­ции, пер­во­на­чаль­ный центр кото­рой нахо­дил­ся на Ионий­ском и Эолий­ском побе­ре­жье Малой Азии вме­сте с сопре­дель­ны­ми ост­ро­ва­ми.
Куль­ту­ра это­го реги­о­на, в кото­ром нахо­ди­лось боль­шая часть эллин­ских мет­ро­по­лий, была тес­но свя­за­на с куль­ту­рой наро­дов Ана­то­лии, по сути будучи пери­фе­рий­ной по отно­ше­нию к циви­ли­за­ци­ям Месо­по­та­мии и Егип­та. Одна­ко в новых поли­сах на коло­ни­зу­е­мых зем­лях их вли­я­ние было суще­с­т­вен­но ослаб­ле­но. Туда высе­ля­лось наи­бо­лее актив­ное насе­ле­ние мет­ро­по­лий, не при­спо­со­бив­ше­е­ся к усло­ви­ям кла­но­во­го под­чи­не­ния жиз­ни на родине. С одной сто­ро­ны, это дела­ло его более при­спо­соб­лен­ным к изме­не­ни­ям (мута­ци­ям) обще­с­т­вен­ной куль­ту­ры. Отсю­да, види­мо, про­ис­хо­дит рас­цвет фило­со­фии, нау­ки, зако­но­твор­че­с­т­ва и поли­ти­че­ских идей имен­но на Запа­де в Вели­кой Гре­ции. С дру­гой сто­ро­ны, это спо­соб­с­т­во­ва­ло актив­но­му при­спо­соб­ле­нию элли­нов к новым усло­ви­ям жиз­ни, раз­ви­тию ремес­ла, тор­гов­ли, море­пла­ва­ния. Вновь осно­ван­ные гре­че­ские горо­да были мор­ски­ми пор­та­ми и это выдви­га­ло море­пла­ва­ние и тор­гов­лю на роль инс­ти­ту­тов, под­дер­жи­вав­ших популя­ци­он­ное поле. Это отли­ча­ло полис­ную циви­ли­за­цию от тра­ди­ци­он­ных «сухо­пут­ных» циви­ли­за­ций, где инс­тру­мен­та­ми под­дер­жа­ния популя­ци­он­но­го поля слу­жи­ли поли­ти­че­ские инс­ти­ту­ты и идео­ло­гия.
Нали­чие коло­ний сти­му­ли­ро­ва­ло раз­ви­тие мет­ро­по­лий и убыс­т­ря­ло про­цесс раз­ви­тия гре­че­ских поли­сов в целом. Раз­но­об­ра­зие усло­вий насе­лен­ных гре­ка­ми обла­с­тей вело к раз­ви­тию тор­гов­ли, спе­ци­а­ли­за­ции и денеж­ных отно­ше­ний. В резуль­та­те появ­ля­ет­ся воз­мож­ность, нако­пив день­ги, обес­пе­чить себе суще­с­т­во­ва­ние без кла­но­вой под­держ­ки рода. В сре­де гре­че­ско­го демо­са появ­ля­ют­ся бога­тые люди, кото­рые тяго­тят­ся обя­зан­но­стью содер­жать родо­вую ари­с­то­кра­тию. Они сами могут выс­ту­пать в роли экс­плу­а­та­то­ров нема­ло­го чис­ла людей, но эти­ми людь­ми явля­ют­ся не сво­бод­ные, а рабы. Богат­с­т­во и знат­ность утра­чи­ва­ют свою изна­чаль­ную связь. Одни из зажи­точ­ных демо­тов живут в род­ных поли­сах, общин­ная вза­и­мо­по­мощь кото­рых созна­ет­ся ими как важ­ная жиз­нен­ная цен­ность. Дру­гие, в основ­ном ремес­лен­ни­ки и тор­гов­цы, бегут от сво­их ари­с­то­кра­тов в дру­гие поли­сы, ста­но­вясь там мете­ка­ми. Коли­че­с­т­вен­ный рост мас­сы этих людей созда­вал пред­по­сыл­ку для соци­аль­но­го пере­во­ро­та, низ­верг­нув­ше­го власть родо­вой ари­с­то­кра­тии. Но побе­дить ее уда­лось толь­ко тогда, когда демос ока­зал­ся спо­со­бен пере­нять у ари­с­то­кра­тии веду­щую роль в воен­ном деле, когда на сме­ну ари­с­то­кра­ти­че­ской кон­ни­це при­шла фалан­га тяже­ло­во­ору­жен­ных пехо­тин­цев-гопли­тов.

Рас­цвет полис­но­го строя.

К кон­цу VI в. до н. э. антич­ная соци­о­нор­ма­тив­ная куль­ту­ра окон­ча­тель­но созре­ла и гре­че­ские поли­сы из общин­ных объ­еди­не­ний родов и кла­нов пре­вра­ща­ют­ся в авто­ном­ные госу­дар­с­т­ва. В это же вре­мя сама антич­ная циви­ли­за­ция при­бли­зи­лась к есте­с­т­вен­ным рубе­жам сво­е­го рас­про­с­тра­не­ния. Веро­ят­но, поэто­му нас­тал момент осо­зна­ния ею сво­ей сущ­но­с­ти и ее отры­ва от исход­но­го мате­рин­ско­го циви­ли­за­ци­он­но­го ком­плек­са Ближ­не­го Вос­то­ка.
Поли­ти­че­ски объ­еди­нен­ный пер­са­ми ближ­не­во­с­точ­ный мир рас­смат­ри­вал вос­точ­но­сре­ди­зем­но­мор­скую пери­фе­рию как свое есте­с­т­вен­ное про­дол­же­ние. Скиф­ский поход Дария был про­яв­ле­ни­ем рас­ши­ри­тель­ной экс­пан­сии Ближ­не­во­с­точ­ной циви­ли­за­ции, в рав­ной мере выра­зив­шей­ся и в сред­не­ази­ат­ском похо­де Кира, и в нубий­ском и ливий­ском похо­дах армий Кам­би­за. Наи­бо­лее актив­ную роль в коло­ни­за­ци­он­ном дви­же­нии игра­ли гре­ки Малой Азии, поли­сы кото­рых ока­за­лись под вла­стью пер­сов. Но их отно­ше­ния с пер­са­ми стро­и­лись на иной осно­ве, неже­ли отно­ше­ния послед­них с фини­кий­ца­ми, есте­с­т­вен­ны­ми кон­ку­рен­та­ми гре­ков в тор­гов­ле, море­пла­ва­нии и коло­ни­за­ции новых земель. Осо­знав­ший к кон­цу VI в. до н. э. свою осо­бость гре­че­ский мир вос­при­ни­мал пер­сов как вар­ва­ров и не желал мирить­ся с их гос­по­д­с­т­вом. Гре­ко-пер­сид­ские вой­ны ста­ли пер­вым рубе­жом в раз­ви­тии антич­ной циви­ли­за­ции, на кото­ром элли­ны отс­то­я­ли свое пра­во на ее само­с­то­я­тель­ность и уни­каль­ность.
Одна­ко по боль­шо­му сче­ту про­ти­во­с­то­я­ние гре­ков и пер­сов про­дол­жа­лось до кон­ца IV в. до н. э., когда оно выли­лось в вос­точ­ный поход Алек­сандра Македон­ско­го. Уже в V в. до н. э. это про­ти­во­с­то­я­ние было осо­зна­но как про­ти­во­с­то­я­ние Евро­пы и Азии, в кото­ром пер­сы лишь оли­це­тво­ря­ли ази­ат­скую Ближ­не­во­с­точ­ную циви­ли­за­цию, стре­мя­щу­ю­ся погло­тить евро­пей­скую циви­ли­за­цию полис­но­го мира элли­нов. Фор­ми­ро­ва­ние поли­ти­че­ских инс­тру­мен­тов под­дер­жа­ния популя­ци­он­но­го поля нача­лось у гре­ков под непо­сред­с­т­вен­ным вли­я­ни­ем пер­сид­ской экс­пан­сии и выра­зи­лось в созда­нии Делос­ско­го мор­ско­го сою­за. Защи­та общих инте­ре­сов популя­ции (циви­ли­за­ции) была объ­ек­тив­ной зада­чей вхо­див­ших в ее сос­тав соци­аль­ных орга­низ­мов. Поэто­му поли­ти­че­ские объ­еди­не­ния гре­че­ских поли­сов были есте­с­т­вен­ным спо­со­бом их при­спо­соб­ле­ния к усло­ви­ям внеш­ней сре­ды. На Запа­де дав­ле­ние ита­лий­ско­го вар­вар­ско­го мира и осо­бен­но Кар­фа­ге­на при­ве­ли к обра­зо­ва­нию Сира­куз­ской дер­жа­вы, в При­чер­но­мо­рье обще­ние со скиф­ским миром — Бос­пор­ско­го цар­с­т­ва, в Эге­иде кон­ку­рен­ция с фини­кий­ца­ми и борь­ба с пер­са­ми — Афин­ско­го мор­ско­го сою­за. Фак­ти­че­ски в рам­ках еди­ной полис­ной циви­ли­за­ции наблю­да­ет­ся обособ­ле­ние несколь­ких популя­ций поли­сов со сво­и­ми час­т­ны­ми инте­ре­са­ми и неко­то­рой спе­ци­фи­кой раз­ви­тия — Вели­кая Гре­ция, Кире­на­и­ка, Бал­кан­ское побе­ре­жье и ост­ро­ва Эге­иды, Север­ное При­чер­но­мо­рье.
Но это обособ­ле­ние не было рас­хож­де­ни­ем куль­тур раз­лич­ных час­тей антич­ной циви­ли­за­ции. Оно лишь спо­соб­с­т­во­ва­ло еще боль­ше­му углуб­ле­нию спе­ци­а­ли­за­ции реги­о­нов и, как след­с­т­вие, более актив­но­му раз­ви­тию море­пла­ва­ния, тор­гов­ли и денеж­но­го обра­ще­ния. Товар­но-денеж­ные отно­ше­ния не толь­ко оста­ют­ся инс­тру­мен­том под­дер­жа­ния циви­ли­за­ци­он­ной соци­о­нор­ма­ти­ки, но и все более нара­щи­ва­ют свое зна­че­ние в этом каче­с­т­ве. Это ведет к повы­ше­нию пло­т­но­с­ти популя­ци­он­но­го поля, озна­ча­ю­ще­му на прак­ти­ке акти­ви­за­цию меж­по­лис­ных отно­ше­ний (эко­но­ми­че­ских, поли­ти­че­ских, воен­ных, куль­тур­ных). Сле­ду­ет под­черк­нуть, что в отли­чие от дру­гих (тра­ди­ци­он­ных) циви­ли­за­ций, у кото­рых пло­т­ность популя­ци­он­но­го поля умень­ша­ет­ся от цен­тра к пери­фе­рии, у полис­ной циви­ли­за­ции гре­ков она была почти рав­но­мер­ной как в цен­тре, так и на пери­фе­рии. Это было свя­за­но с тем, что ее создал один этнос и этни­че­ская соци­о­нор­ма­ти­ка нигде не всту­па­ла в про­ти­во­ре­чие с циви­ли­за­ци­он­ной.
Спе­ци­фи­ка соци­аль­но­го поля эллин­ской циви­ли­за­ции была иной. Оно было сотка­но из фор­маль­но одно­род­ных яче­ек, кото­рые фак­ти­че­ски име­ли раз­ное внут­рен­нее напол­не­ние. Гре­че­ские поли­сы услов­но раз­де­ля­ют­ся совре­мен­ны­ми иссле­до­ва­те­ля­ми на раз­ви­вав­ши­е­ся по кон­сер­ва­тив­ной (Спар­та) и по про­грес­сив­ной (Афи­ны) моде­ли. Это раз­ли­чие соб­с­т­вен­но и обес­пе­чи­ва­ло тот необ­хо­ди­мый эле­мент борь­бы про­ти­во­по­лож­но­с­тей, кото­рый поз­во­лял раз­ви­вать­ся един­с­т­ву одно­род­но­го соци­аль­но­го поля. Кон­флик­ты меж­ду поли­са­ми раз­ной моде­ли, оли­це­тво­ряв­ши­ми (в какой-то сте­пе­ни, абсо­лю­ти­зи­ро­вав­ши­ми) две про­ти­во­по­лож­ные сто­ро­ны — общин­ность и клас­со­вость — полис­ной государ­с­т­вен­но­с­ти, ухо­дят кор­ня­ми в самое нача­ло их скла­ды­ва­ния и зами­ра­ют лишь в резуль­та­те под­чи­не­ния полис­но­го мира Македо­ни­ей. Мож­но ска­зать, что эти кон­флик­ты были имма­нент­но при­су­щи полис­ной сис­те­ме, имея осно­вой авто­но­мию поли­сов. Но при более стро­гом взгля­де оче­вид­но, что целе­на­прав­лен­ный харак­тер эта кон­фликт­ность при­об­ре­та­ет с кон­ца VI в. до н. э., когда завер­ша­ет­ся скла­ды­ва­ние полис­ной государ­с­т­вен­но­с­ти и исход­ное соци­аль­но-эко­но­ми­че­ское раз­ли­чие поли­сов при­об­ре­та­ет очер­чен­ные поли­ти­че­ские фор­мы.
В этой свя­зи ста­но­вит­ся обос­но­ван­ным иной взгляд на про­бле­му кри­зи­са полис­но­го строя в IV в. до н. э. Внут­ри­по­лис­ные кон­флик­ты и изме­не­ния в арха­и­че­ских фор­мах обще­жи­тия выс­ту­па­ли фор­мой адап­та­ции поли­са ко все более упло­т­ня­ю­ще­му­ся соци­аль­но­му полю циви­ли­за­ции, то есть к новым исто­ри­че­ским усло­ви­ям. Чем актив­нее учас­т­во­вал полис в обще­эл­лин­ской эко­но­ми­че­ской и поли­ти­че­ской жиз­ни, тем замет­нее про­ис­хо­ди­ла его моди­фи­ка­ция. Лишь пери­фе­рий­ные поли­сы отс­та­лых обла­с­тей сохра­ня­ли вер­ность тра­ди­ци­он­ным арха­и­че­ским усто­ям жиз­ни. Кри­зис поли­са был кри­зи­сом его внут­рен­не­го рос­та и совер­шен­с­т­во­ва­ния.

Кри­зис полис­но­го строя.

Одновре­мен­но с кри­зи­сом поли­са в лите­ра­ту­ре обра­ща­ет­ся вни­ма­ние на парал­лель­но раз­ви­вав­ший­ся кри­зис полис­ной сис­те­мы в целом. Ее упа­док оце­ни­ва­ет­ся сквозь приз­му неспо­соб­но­с­ти полис­но­го мира сво­и­ми сила­ми создать поли­ти­че­ское объ­еди­не­ние ново­го типа и под­чи­не­ние Элла­ды Македо­ни­ей. Дей­с­т­ви­тель­но, борь­ба за геге­мо­нию в Гре­ции име­ла объ­ек­тив­ной целью объ­еди­не­ние как мож­но боль­ше­го чис­ла поли­сов. Эта цель была осо­зна­на сами­ми гре­ка­ми и про­па­ган­ди­ро­ва­лась, в час­т­но­с­ти, Исо­кра­том и Ксе­но­фон­том. В роли объ­еди­ни­те­лей Элла­ды эти мыс­ли­те­ли виде­ли пре­иму­ще­с­т­вен­но лиде­ров пери­фе­рий­ных госу­дарств — Аге­си­лая, Гиеро­на, Алек­сандра Фер­ско­го, Филип­па. Это было не слу­чай­но. Как отме­ча­лось, пери­фе­рия циви­ли­за­ции более спо­соб­на к мута­ции, то есть созда­нию ново­го, неже­ли центр с повы­шен­ной пло­т­но­стью популя­ци­он­ных при­зна­ков. В слу­чае с эллин­ской циви­ли­за­ци­ей одно­род­ность ее соци­аль­но­го поля не поз­во­ля­ла выдви­нуть­ся лиде­ру из соб­с­т­вен­но полис­ной сре­ды. В то же вре­мя эта одно­род­ность созда­ва­ла гораздо более пло­т­ную зону куль­тур­но­го вли­я­ния на пери­фе­рии, чем у дру­гих циви­ли­за­ций, где соци­аль­ное поле рав­но­мер­но истон­ча­ет­ся от цен­тра к пери­фе­рии. Поэто­му воз­вы­ше­ние Македо­нии не сле­ду­ет рас­смат­ри­вать в отры­ве от эво­лю­ции полис­но­го мира, как про­цесс исклю­чи­тель­но македон­ско­го само­раз­ви­тия. Она была той частью буфер­ной зоны меж­ду циви­ли­за­ци­ей и пер­во­быт­ным миром, кото­рая порож­да­ет вар­вар­ский пле­мен­ной строй, со вре­ме­нем ста­но­вя­щий­ся осно­вой соб­с­т­вен­ной государ­с­т­вен­но­с­ти. Мно­же­с­т­во исто­ри­че­ских при­ме­ров (поли­ти­ка Архе­лая, жизнь Эври­пи­да в Пел­ле, Филип­па в Фивах, вос­пи­та­ние Алек­сандра Ари­с­то­те­лем) ука­зы­ва­ют на тес­ную связь Македо­нии с Гре­ци­ей, сти­му­ли­ро­вав­шую пра­вя­щую дина­с­тию поощ­рять тра­ди­цию о этно-язы­ко­вом род­с­т­ве гре­ков и македо­нян.
Авто­но­мия поли­сов дли­тель­ное вре­мя меша­ла выра­бо­т­ке поли­ти­че­ско­го инс­тру­мен­та для реше­ния двух основ­ных про­блем раз­ви­тия циви­ли­за­ции — про­бле­мы рас­ши­ре­ния за пре­де­лы есте­с­т­вен­но сло­жив­ших­ся рубе­жей и про­бле­мы уни­фи­ка­ции популя­ци­он­но­го поля. Кон­флик­ты и вой­ны меж­ду поли­са­ми были есте­с­т­вен­ной фор­мой выра­бо­т­ки тако­го инс­тру­мен­та, кото­рым стал воз­ник­ший под эгидой Македо­нии Панэл­лин­ский союз. Уста­нов­лен­ный Филип­пом Македон­ским соци­аль­ный мир и порядок в Гре­ции дол­жен был стать пред­по­сыл­кой для ново­го эта­па уни­фи­ка­ции полис­ных поряд­ков. Дру­гая зада­ча — зада­ча рас­ши­ре­ния, была обо­зна­че­на в под­го­тов­лен­ном Филип­пом похо­де про­тив пер­сов. Одна­ко, несмо­т­ря на бле­с­тя­щие поли­ти­че­ские и воен­ные успе­хи Филип­па и его сына, воз­вы­ше­ние Македо­нии ока­за­лось неудач­ной попыт­кой реше­ния заяв­лен­ных про­блем.
Заво­е­ва­тель­ная актив­ность Македо­нии ока­за­лась одно­с­то­ронне запро­грам­ми­ро­ван­ной слиш­ком затя­нув­шей­ся борь­бой элли­нов с Ближ­не­во­с­точ­ной циви­ли­за­ци­ей за само­с­то­я­тель­ность. Вызов Азии ока­зал­ся нас­толь­ко силен, что ответ македо­нян вышел дале­ко за рам­ки инте­ре­сов антич­ной циви­ли­за­ции. Потреб­ность поли­ти­че­ско­го объ­еди­не­ния все­го эллин­ско­го мира, види­мо, под­спуд­но осо­зна­ва­лась, что отра­зи­лось в тра­ди­ции о пла­нах запад­но­го похо­да Алек­сандра (а так­же неудач­ном похо­де Зопи­ри­о­на в При­чер­но­мо­рье и позд­нее Алек­сандра Молос­ско­го и Пир­ра в Южную Ита­лию и Сици­лию). Вос­точ­ный поход так­же пер­во­на­чаль­но был заду­ман толь­ко с целью заво­е­ва­ния (Малой) Азии для осво­бож­де­ния нахо­див­ших­ся там гре­че­ских горо­дов. Одновре­мен­но реша­лась про­бле­ма эко­но­ми­че­ских свя­зей в реги­оне Вос­точ­но­го Сре­ди­зем­но­мо­рья, в кото­ром пере­се­ка­лись зоны инте­ре­сов свя­зан­ных с Македо­ни­ей гре­ков и свя­зан­ных с Пер­си­ей фини­кий­цев. Поэто­му совет Пар­ме­ни­о­на при­нять пред­ло­же­ния Дария, посту­пив­шие после бит­вы при Иссе, отра­жал реаль­но осо­знан­ные зада­чи вос­точ­но­го похо­да. Еги­пет, эко­но­ми­че­ски и куль­тур­но тяго­тев­ший более в вос­точ­но-сре­ди­зем­но­мор­ско­му миру, неже­ли к ближ­не­во­с­точ­но-месо­по­там­ско­му, прак­ти­че­ски без боя ока­зал­ся в руках македо­нян. Одна­ко поход Алек­сандра пре­о­до­лел пре­де­лы чис­то функ­цио­наль­но­го раз­ре­ше­ния про­бле­мы популя­ци­он­но­го рас­ши­ре­ния. В орби­ту гре­ко-македон­ско­гой экс­пан­сии попа­ли тер­ри­то­рии, куль­тур­но чуж­дые антич­ной циви­ли­за­ции, раз­ви­тие кото­рых опре­де­ля­лось ины­ми соци­о­нор­ма­тив­ны­ми прин­ци­па­ми. Дер­жа­ва Алек­сандра Македон­ско­го, несмо­т­ря на вели­чие его исто­ри­че­ской аван­тю­ры, была заведо­мо нежиз­не­спо­соб­на.
Оза­бо­чен­ный стрем­ле­ни­ем изба­вить­ся от опе­ки сде­лав­ше­го его царем кла­на Пар­ме­ни­о­на Алек­сандр ока­зал­ся неспо­со­бен решить свою глав­ную лич­ную про­бле­му — срав­нять­ся в поли­ти­че­ской гени­аль­но­с­ти со сво­им отцом. Осо­зна­ние сво­ей ущерб­но­с­ти даже перед тенью уби­то­го Филип­па тол­ка­ло Алек­сандра на экс­тра­ва­гант­ные, яркие, но совер­шен­но бес­пер­спек­тив­ные поступ­ки. В какой-то сте­пе­ни его лич­ность выра­зи­ла отве­чав­шие духов­ным иска­ни­ям вре­ме­ни потреб­но­с­ти край­не­го инди­ви­ду­а­лиз­ма, поче­му и ока­за­лась в цен­тре вни­ма­ния писа­те­лей и исто­ри­ков, обре­тя, так ска­зать, «исто­рио­гра­фи­че­скую цен­ность».
Не решив про­блем антич­ной циви­ли­за­ции, поход Алек­сандра имел нема­лое зна­че­ние для Ближ­не­во­с­точ­ной циви­ли­за­ции. Поли­ти­че­ская фор­ма Пер­сид­ско­го госу­дар­с­т­ва ока­за­лась неадек­ват­на ей вовсе не из-за сла­бо­с­ти и аморф­но­с­ти послед­не­го. Воен­но-адми­ни­с­тра­тив­ная сис­те­ма Пер­сид­ской дер­жа­вы отнюдь не была при­ми­тив­ной и нераз­ви­той. Создан­ная Ахе­ме­ни­да­ми государ­с­т­вен­ная орга­ни­за­ция в тече­ние мно­гих веков реге­не­ри­ро­ва­лась после­ду­ю­щи­ми режи­ма­ми, вый­дя в рам­ках Ислам­ской циви­ли­за­ции за пре­де­лы древ­не­го мира. Но в тот исто­ри­че­ский момент Пер­сид­ское госу­дар­с­т­во объ­еди­ня­ло по край­ней мере два куль­тур­ных ком­плек­са, кото­рые в тече­ние несколь­ких веков посте­пен­но рас­хо­ди­лись меж­ду собой. Выше отме­ча­лось, что изна­чаль­но пер­сы вклю­чи­ли в одно поли­ти­че­ское целое две мате­рин­ские циви­ли­за­ции — месо­по­там­скую и еги­пет­скую. Воен­ный раз­гром пер­сов осво­бо­дил цен­траль­ное ядро Ближ­не­во­с­точ­ной циви­ли­за­ции от слиш­ком силь­но мути­ро­вав­шей запад­ной пери­фе­рии. В рам­ках новых поли­ти­че­ских сис­тем (Пар­фян­ско­го, Ново-пер­сид­ско­го царств и др.) соци­о­куль­тур­ные нор­мы циви­ли­за­ции при­об­ре­ли боль­шую одно­род­ность и устой­чи­вость.
Еги­пет все­гда оста­вал­ся чуже­род­ным телом в сос­та­ве пер­сид­ско­го госу­дар­с­т­ва, ослаб­ляя и рас­ша­ты­вая его един­с­т­во. Не без его вли­я­ния в непо­сред­с­т­вен­ном сосед­с­т­ве с пер­сид­ской дер­жа­вой вырос­ла и офор­ми­лась антич­ная циви­ли­за­ция. Ее воз­дей­с­т­вие на про­тя­же­нии V—IV вв. до н. э. сфор­ми­ро­ва­ло сво­е­го рода погра­нич­ную с месо­по­там­ским вли­я­ни­ем куль­тур­ную зону, вклю­чав­шую Малую Азию, Сирию, в извес­т­ной сте­пе­ни Фини­кию и Еги­пет. Имен­но эта куль­тур­ная зона ста­ла тер­ри­то­ри­ей, на кото­рой раз­ви­лись наи­бо­лее типич­ные элли­ни­с­ти­че­ские госу­дар­с­т­ва. Таким обра­зом, несмо­т­ря на то, что Алек­сандр Македон­ский ока­зал­ся неспо­со­бен осо­знать сто­я­щей перед ним исто­ри­че­ской зада­чи, сама исто­рия реши­ла про­бле­му отде­ле­ния этих тер­ри­то­рий от ближ­не­во­с­точ­но­го мира дру­гим спо­со­бом, затра­тив на это чуть боль­ше вре­ме­ни.

Антич­ная циви­ли­за­ция в рим­ской обо­лоч­ке.

Поли­ти­че­ское ору­дие для реше­ния про­блем антич­ной циви­ли­за­ции со вре­ме­нем нашел запад­но­эл­лин­ский мир, более сво­бод­ный от все­по­гло­ща­ю­щей ори­ен­ти­ро­ван­но­с­ти на про­ти­во­с­то­я­ние ближ­не­во­с­точ­но­му вли­я­нию. Жизнь Вели­кой Гре­ции, без­услов­но, была отя­го­ще­на сво­и­ми про­бле­ма­ми. Поэто­му пер­во­на­чаль­но поис­ки реше­ния обще­ци­ви­ли­за­ци­он­ных задач выгля­де­ли как стрем­ле­ние решить соб­с­т­вен­ные запад­но­сре­ди­зем­но­мор­ские про­бле­мы. Гре­ки Запад­но­го Сре­ди­зем­но­мо­рья упор­но боро­лись за рас­ши­ре­ние сфе­ры сво­е­го вли­я­ния с Кар­фа­ге­ном и Этру­ри­ей. Неус­той­чи­вое рав­но­ве­сие сил тре­бо­ва­ло посто­ян­но­го напря­же­ния от каж­дой из сто­рон. В сво­ей борь­бе запад­ные гре­ки актив­но поль­зо­ва­лись под­держ­кой вос­точ­ных соро­ди­чей, при­гла­шая пол­ко­во­д­цев и наем­ни­ков из Пело­пон­не­са или Эпи­ра. Но одновре­мен­но эллин­ская циви­ли­за­ция ока­зы­ва­ла опло­до­тво­ря­ю­щее куль­тур­ное воз­дей­с­т­вие и на окрес­т­ную вар­вар­скую пери­фе­рию Ита­лии.
«При­ру­че­ние» вар­вар­ско­го Рима про­ис­хо­ди­ло посте­пен­но. Дос­то­вер­ность ран­не­рим­ской исто­рии не слу­чай­но вызы­ва­ет сомне­ния у иссле­до­ва­те­лей. Вполне веро­ят­но, что до V или даже IV в. до н. э. рим­ское обще­с­т­во раз­ви­ва­лось отнюдь не по полис­но­му пути. Воз­мож­но, строй граж­дан­ской общи­ны, утвер­див­ший­ся в Риме в ходе заво­е­ва­ния Ита­лии в IV—III вв. до н. э., был вос­при­нят им под вли­я­ни­ем кон­так­тов с ита­лий­ски­ми гре­ка­ми. Струк­ту­ра граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва ока­за­лась под­хо­дя­щей фор­мой, поз­во­лив­шей пога­сить этно-соци­аль­ные кон­флик­ты, слиш­ком дол­го под­ры­вав­шие воен­ную силу пер­во­на­чаль­но аморф­но­го рим­ско­го вожде­с­т­ва. Ком­плекс мер, офор­мив­ших важ­ный рубеж в ста­нов­ле­нии рим­ско­го граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва, свя­зан в антич­ной тра­ди­ции с име­нем зна­ме­ни­то­го цен­зо­ра 312 г. до н. э. Аппия Клав­дия Цека, про­сла­вив­ше­го­ся так­же укреп­ле­ни­ем свя­зей с гре­че­ской Кам­па­ни­ей (Аппи­е­ва доро­га) и непри­ми­ри­мо­стью по отно­ше­нию к Пир­ру. В IV—III вв. до н. э. рим­ляне ори­ен­ти­ро­ва­лись на кам­пан­ских и южно­и­та­лий­ских гре­ков, тогда как бал­кан­ских рас­смат­ри­ва­ли как чужа­ков с чуж­ды­ми инте­ре­са­ми. Ори­ен­та­ция на гре­че­скую под­держ­ку поз­во­ли­ла Риму выдер­жать натиск этрус­ков и гал­лов. За это они в свою оче­редь под­дер­жа­ли кам­пан­ских гре­ков в борь­бе с сам­ни­та­ми. Завя­зав­ши­е­ся таким обра­зом отно­ше­ния спо­соб­с­т­во­ва­ли рас­про­с­тра­не­нию гре­че­ско­го вли­я­ния в Риме. Завер­ше­ние оформ­ле­ния рим­ской граж­дан­ской общи­ны, веро­ят­но, про­ис­хо­ди­ло уже в кон­так­те с южно­и­та­лий­ски­ми элли­на­ми. Таким обра­зом Рим ока­зал­ся вклю­чен в орби­ту антич­ной циви­ли­за­ции. Несмо­т­ря на пат­ри­о­ти­че­ский акцент рим­ской тра­ди­ци­он­ной вер­сии собы­тий, кон­фликт Рима с Пир­ром в опре­де­лен­ном смыс­ле мож­но рас­смат­ри­вать как борь­бу за пра­во играть роль воен­но-поли­ти­че­ско­го ору­дия гре­че­ской циви­ли­за­ции.
После под­чи­не­ния Римом Этру­рии нару­шил­ся есте­с­т­вен­ный баланс сил в Запад­ном Сре­ди­зем­но­мо­рье, опре­де­ляв­ший­ся сфе­ра­ми вли­я­ния кар­фа­ге­нян, этрус­ков и гре­ков. Начал­ся новый виток кон­флик­тов меж­ду Кар­фа­ге­ном и Вели­кой Гре­ци­ей за вос­ста­нов­ле­ние нару­шен­но­го рав­но­ве­сия. Каж­дая из сто­рон стре­ми­лась зару­чить­ся под­держ­кой Рима, кото­рый еще не был спо­со­бен рас­про­с­тра­нять соб­с­т­вен­ное тор­го­вое и куль­тур­ное вли­я­ние, но обла­дал воен­ной силой. Дого­вор с Кар­фа­ге­ном 279 г. до н. э. сти­му­ли­ро­вал вой­ну с Пир­ром. Но, побе­див, рим­ляне разо­бра­лись в стра­те­ги­че­ском поло­же­нии сто­рон и пере­ори­ен­ти­ро­ва­лись на гре­че­ский мир. По сути дела в пер­вой пуни­че­ской войне Рим вое­вал не за свои инте­ре­сы, а за инте­ре­сы гре­че­ских горо­дов юга Ита­лии и Сици­лии. Но, став на этот путь, рим­ляне уже не мог­ли с него сой­ти: запад­но­сре­ди­зем­но­мор­ский мир раз­де­лил­ся на зоны вли­я­ния двух миров — гре­че­ско­го и кар­фа­ген­ско­го. Одна­ко гре­ки вовре­мя обза­ве­лись проч­ным тылом в виде Рим­ско-Ита­лий­ской кон­фе­де­ра­ции. Поэто­му Бар­ки­ды попы­та­лись создать для Кар­фа­ге­на точ­но такую же удар­ную силу из вар­ва­ров в Испа­нии. Сра­жа­ясь с рим­ски­ми вой­ска­ми в Ита­лии Ган­ни­бал, одна­ко, стре­мил­ся кон­тро­ли­ро­вать вовсе не Рим, а гре­че­ские горо­да Сици­лии, Южной Ита­лии и Кам­па­нии. Как извес­т­но, реша­ю­щая схват­ка закон­чи­лась победой Рима.
После Ган­ни­ба­ло­вой вой­ны Рим смог пре­тен­до­вать на роль поли­ти­че­ско­го лиде­ра все­го Сре­ди­зем­но­мо­рья. Но пред­с­тав­ляя толь­ко себя или союз­ные ита­лий­ские общи­ны, Рим до сере­ди­ны II в. до н. э. не имел устой­чи­вых инте­ре­сов в пре­тен­зи­ях тако­го рода. Одна­ко по-ино­му поло­же­ние выгля­дит, если рас­смат­ри­вать его в кон­тек­сте раз­ви­тия циви­ли­за­ции гре­че­ских поли­сов. Вклю­чив­шись в вос­точ­но­сре­ди­зем­но­мор­скую поли­ти­ку на сто­роне гре­ков, Рим тем самым заявил пре­тен­зию на роль популя­ци­он­но­го цен­тра в мире антич­ных граж­дан­ских общин. Про­воз­гла­ше­ние «сво­бо­ды Гре­ции» Титом Фла­ми­ни­ном озна­ча­ло нечто боль­шее, чем рас­счи­тан­ный ход в поли­ти­че­ской игре (хотя мог­ло и не до кон­ца осо­зна­вать­ся сами­ми авто­ра­ми). Одна­ко в каче­с­т­ве цен­тра циви­ли­за­ции пре­тен­зии Рима под­пи­ты­ва­лись лишь его воен­но-поли­ти­че­ски­ми успе­ха­ми. Спеш­ное созда­ние рим­ской исто­ри­че­ской тра­ди­ции рука­ми Фабия Пик­то­ра и дру­гих анна­ли­с­тов под кон­тро­лем сена­та долж­но было идео­ло­ги­че­ски обос­но­вать не мень­шую древ­ность рим­ско­го соци­у­ма и его куль­ту­ры, чем у гре­ков Бал­кан и Малой Азии. Вполне веро­ят­но, что ран­не­рим­ская исто­рия, основ­ные эта­пы кото­рой подо­зри­тель­но напо­ми­на­ют эта­пы исто­рии Афин, созда­ва­лась по образ­цу исто­рии «куль­тур­ной сто­ли­цы» эллин­ско­го мира.
Изоб­ра­же­ние арха­и­че­ско­го Рима «типич­ным поли­сом» сре­ди общин Лация было обос­но­ва­ни­ем пре­тен­зий на роль вто­ро­го, если не пер­во­го, из двух цен­тров антич­ной циви­ли­за­ции. В отли­чие от Македо­нии, юный царь кото­рой без­рас­суд­но кинул­ся к бере­гам Инда, вне­ита­лий­ские заво­е­ва­ния Рима объ­еди­ни­ли в еди­ную соци­о­по­ли­ти­че­скую сис­те­му (импе­рию) преж­де все­го весь антич­ный мир. Подав­ле­ние эко­но­ми­че­ско­го потен­ци­а­ла Кар­фа­ге­на, Корин­фа, Родо­са и дру­гих тор­го­вых цен­тров в пре­де­лах антич­но­го мира (Алек­сан­дрию и Тир не тро­га­ли) в сере­дине II в. до н. э. пере­ори­ен­ти­ро­ва­ло инс­тру­мент под­дер­жа­ния популя­ци­он­но­го поля с море­пла­ва­ния и тор­гов­ли на поли­ти­че­ские и идео­ло­ги­че­ские инс­ти­ту­ты.
Антич­ная циви­ли­за­ция ста­ла раз­ви­вать­ся как популя­ция со сме­щен­ным или, может быть, точ­нее ска­зать, с дву­мя цен­тра­ми — ита­лий­ским и бал­ка­но-мало­азий­ским. Пер­вый обла­дал поли­ти­че­ским и воен­ным гос­по­д­с­т­вом, посте­пен­но выра­ба­ты­вая фор­мы соци­о­нор­ма­тив­но­го кон­тро­ля за обще­с­т­вен­ной жиз­нью циви­ли­за­ции. Вто­рой имел боль­шую пло­т­ность и тра­ди­ции исход­ных антич­ных (полис­ных) соци­о­нор­ма­тив­ных прин­ци­пов и более раз­ви­тую куль­ту­ру циви­ли­за­ци­он­но­го так­со­но­ми­че­ско­го уров­ня. Ита­лия была воен­но-поли­ти­че­ским, а Гре­ция — соци­о­куль­тур­ным цен­тром антич­ной циви­ли­за­ции.
Рим­скую дер­жа­ву мож­но пред­с­та­вить как популя­цию антич­ных горо­д­ских граж­дан­ских общин рим­ско-эллин­ско­го типа с раз­ной пло­т­но­стью соци­аль­ных и куль­тур­ных при­зна­ков. При­няв­шая фор­му импе­рии циви­ли­за­ция отли­ча­лась от пер­во­на­чаль­ной эллин­ской тем, что вклю­ча­ла в себя мно­же­с­т­во наро­дов с ины­ми соци­о­куль­тур­ны­ми тра­ди­ци­я­ми. Для орга­ни­за­ции этих куль­тур­но чуж­дых наро­дов была выра­бо­та­на фор­ма про­вин­ций. Вырав­ни­ва­ние соци­аль­но­го поля выра­жа­лось в рома­ни­за­ции про­вин­ций, пред­с­тав­ляв­шей собой рас­про­с­тра­не­ние там антич­ных горо­д­ских граж­дан­ских общин в фор­ме муни­ци­пи­ев и коло­ний рим­ских и латин­ских граж­дан. Вме­сте с ними из рим­ско­го цен­тра рас­про­с­тра­ня­лась антич­ная соци­аль­ная куль­ту­ра и рим­ские фор­мы орга­ни­за­ции обще­с­т­вен­ной жиз­ни. К III веку про­цесс рома­ни­за­ции дос­тиг тако­го каче­с­т­вен­но­го рубе­жа, когда ста­ло воз­мож­но урав­нять в каче­с­т­ве рим­ских граж­дан всех жите­лей Импе­рии.
Таким обра­зом, основ­ным содер­жа­ни­ем рим­ской исто­рии как исто­рии циви­ли­за­ции, выс­ту­па­ет рас­про­с­тра­не­ние рим­ских граж­дан­ских обще­с­т­вен­ных норм на все более широ­кие кру­ги рим­ских под­дан­ных. В отли­чие от полис­но­го граж­дан­с­т­ва гре­ков, тес­но свя­зан­но­го с этни­че­ской одно­род­но­стью орга­ни­зо­ван­ной в поли­сы сре­ды, рим­ское граж­дан­с­т­во выс­ту­па­ло в роли соци­аль­но-пра­во­вой фор­мы, кото­рая с рав­ным успе­хом мог­ла рас­про­с­тра­нять­ся как в ита­лий­ской, так и во вне­ита­лий­ской сре­де. Имен­но рим­ское поня­тие граж­дан­с­т­ва (civilis — граж­дан­ский) поро­ди­ло пред­с­тав­ле­ние о циви­ли­за­ции как о куль­тур­ном горо­д­ском обще­с­т­ве, про­ти­во­с­то­яв­шем вар­вар­с­т­ву, свя­зан­но­му с пле­мен­ной, сель­ской жиз­нью. Столь общее зна­че­ние граж­дан­с­т­ва, осно­ван­но­го на таком про­ти­во­по­став­ле­нии, было невоз­мож­но в гре­че­ском обще­с­т­ве, кото­ро­му в каче­с­т­ве вар­ва­ров про­ти­во­с­то­я­ли преж­де все­го жите­ли ближ­не­во­с­точ­ных горо­дов. Рим­ское граж­дан­с­т­во, рас­став­ше­е­ся с этни­че­ской опре­де­лен­но­стью сво­ей сущ­но­с­ти, при­об­ре­ло ста­тус устой­чи­во­го так­со­но­ми­че­ско­го пока­за­те­ля (детер­ми­на­ти­ва) при­над­леж­но­с­ти к циви­ли­за­ции вооб­ще. Даже когда Визан­тия обосо­би­лась в само­с­то­я­тель­ную циви­ли­за­цию, сохра­ни­лось преж­нее обо­зна­че­ние ее жите­лей — ромеи (рим­ляне).
С тече­ни­ем вре­ме­ни рим­ляне все шире раз­да­ва­ли пра­ва сво­е­го граж­дан­с­т­ва пред­с­та­ви­те­лям дру­гих этно­сов. С помо­щью граж­дан­с­т­ва соци­аль­ное поле импе­рии все более при­об­ре­та­ло антич­но-рим­ский харак­тер, и Рим выдви­гал­ся на роль не толь­ко воен­но-поли­ти­че­ско­го, но и соци­о­куль­тур­но­го лиде­ра, отби­рая это зна­че­ние у Гре­ции. При этом его вли­я­ние осо­бен­но проч­но рас­про­с­тра­ня­лось на Запа­де, как бы есте­с­т­вен­но при­жи­ва­ясь в сре­де, где Рим выс­ту­пал исход­ным носи­те­лем прин­ци­пов антич­ной циви­ли­за­ции. Тогда как на Вос­то­ке, кото­рый уже усво­ил антич­ную соци­о­нор­ма­ти­ку в полис­но-элли­ни­с­ти­че­ской фор­ме, рим­ское вли­я­ние вызы­ва­ло дос­та­точ­но выра­жен­ное непри­я­тие, гра­ни­ча­щее с оттор­же­ни­ем. Имея ту же исхо­д­ную струк­ту­ру, но более глу­бо­кие куль­тур­ные кор­ни (в том чис­ле и этни­че­ские), гре­че­ский антич­ный строй обла­дал в опре­де­лен­ном смыс­ле имму­ни­те­том к пра­вам рим­ско­го граж­дан­с­т­ва.
Стрем­ле­ние Рима узур­пи­ро­вать чуж­дую изна­чаль­но для него функ­цию, объ­ек­тив­но долж­но было выз­вать оппо­зи­цию и борь­бу меж­ду обо­и­ми цен­тра­ми циви­ли­за­ции. Лишен­ный поли­ти­че­ской вла­с­ти и тес­ни­мый с сере­ди­ны II в. до н. э. в обла­с­ти товар­но-денеж­ных отно­ше­ний, вос­точ­ный популя­ци­он­ный центр дол­жен был всту­пить на путь выра­бо­т­ки оппо­зи­ци­он­но­го идео­ло­ги­че­ско­го уче­ния. Это был един­с­т­вен­ный спо­соб иметь ору­дие в борь­бе с поли­ти­че­ским гос­по­д­с­т­вом рим­лян. После пери­о­да поис­ков и проб на роль оппо­зи­ци­он­ной идео­ло­гии было при­ня­то хри­с­ти­ан­с­т­во. Рефор­ми­ро­ван­ное Пав­лом, оно ока­за­лось, с одной сто­ро­ны, бли­же к жиз­ни, чем тра­ди­ци­он­ные фило­соф­ские уче­ния, а с дру­гой, более абс­тракт­ным, неже­ли тра­ди­ци­он­ные рели­гии, то есть более спо­соб­ным выра­зить антич­ную рацио­на­ли­зо­ван­ную циви­ли­за­ци­он­ную нор­ма­ти­ку. Хри­с­ти­ан­с­т­во ста­ло сво­е­го рода кон­ку­рен­том пра­вам рим­ско­го граж­дан­с­т­ва в час­ти объ­еди­не­ния и под­чи­не­ния насе­ле­ния импе­рии сво­им соци­о­нор­ма­тив­ным прин­ци­пам. При этом сле­ду­ет учи­ты­вать, что, фор­ми­ру­ясь как оппо­зи­ци­он­ное идео­ло­гии антич­но­го граж­дан­ско­го обще­с­т­ва уче­ние, хри­с­ти­ан­с­т­во осно­вы­ва­лось на тех же соци­о­куль­тур­ных цен­но­с­тях, при­да­вая им лишь иную фор­му. Поэто­му хри­с­ти­ан­с­т­во было зако­но­мер­ным порож­де­ни­ем антич­ной циви­ли­за­ции и не мог­ло воз­ник­нуть вне ее соци­аль­но­го кон­тек­с­та.

Эта­пы раз­ви­тия антич­ной циви­ли­за­ции в рам­ках Рим­ской дер­жа­вы

В рим­ской исто­рии мож­но выде­лить два важ­ных рубе­жа, свя­зан­ных с эво­лю­ци­ей рим­ско­го граж­дан­с­т­ва и антич­но­го граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва.
Пер­вая пере­лом­ная эпо­ха свя­за­на с собы­ти­я­ми I в. до н. э., содер­жа­ние кото­рых опре­де­ля­лось борь­бой ита­ли­ков за рим­ские граж­дан­ские пра­ва. Союз­ни­че­ская вой­на не реши­ла эту про­бле­му, а лишь сде­ла­ла ее из внеш­ней по отно­ше­нию к кол­лек­ти­ву рим­ских граж­дан его внут­рен­ней про­бле­мой. Все основ­ные собы­тия эпо­хи кри­зи­са рес­пуб­ли­кан­ско­го строя — от дик­та­ту­ры Сул­лы и вос­ста­ния Спар­та­ка до «заго­во­ра» Кати­ли­ны и дик­та­ту­ры Цеза­ря — опре­де­ля­лись этой про­бле­мой. Воз­ник­но­ве­ние прин­ци­па­та было лишь поли­ти­че­ской фор­мой, сумев­шей обес­пе­чить наи­бо­лее пол­ное раз­ре­ше­ние этой соци­аль­ной про­бле­мы.
Резуль­та­том наде­ле­ния ита­ли­ков пра­ва­ми рим­ско­го граж­дан­с­т­ва ста­ло упло­т­не­ние антич­но­го соци­аль­но­го поля в Ита­лии. Муни­ци­паль­ный закон Цеза­ря был при­з­ван уни­фи­ци­ро­вать граж­дан­ское устрой­с­т­во ита­лий­ских горо­д­ских общин. Как след­с­т­вие, этот про­цесс полу­чил резо­нанс в запад­ных про­вин­ци­ях. Это выз­ва­ло, каза­лось бы, немо­ти­ви­ро­ван­ные заво­е­ва­ния Цеза­ря в Гал­лии. Чуть позд­нее про­цесс муни­ци­па­ли­за­ции стал раз­ви­вать­ся в Южной Гал­лии и осо­бен­но в Испа­нии. Запад­ный центр циви­ли­за­ции уси­ли­вал свой соци­аль­ный потен­ци­ал перед лицом веду­ще­го в соци­о­куль­тур­ном отно­ше­нии вос­точ­но­го.
В то же вре­мя вос­точ­ный центр тре­бо­вал к себе от поли­ти­че­ской сис­те­мы адек­ват­но­го сво­е­му потен­ци­а­лу вни­ма­ния. Фигу­ра прин­цеп­са ока­за­лась удоб­ной во гла­ве рес­пуб­ли­ки пото­му, что как лидер (вождь) рим­ских граж­дан, он отве­чал инте­ре­сам ита­лий­ско­го цен­тра, а как пра­ви­тель (импе­ра­тор) под­дан­ных, он был обя­зан забо­тить­ся и об инте­ре­сах вос­точ­но­го цен­тра циви­ли­за­ции. Двой­с­т­вен­ность обще­с­т­вен­ной струк­ту­ры порож­да­ла двой­с­т­вен­ный харак­тер ее ору­дия. Вос­точ­ный вопрос, как извес­т­но, зани­мал наи­бо­лее извес­т­ных лиц нача­ла импер­ской эпо­хи: Пом­пея, Цеза­ря, Мар­ка Анто­ния, Гер­ма­ни­ка, воз­мож­но, Кали­гу­лу, Неро­на. Хотя в исто­рио­гра­фии каж­дый из них оста­вил свой след, всех их объ­еди­ня­ет печаль­ная лич­ная судь­ба, кото­рая вовсе не кажет­ся слу­чай­но­стью. Ита­лий­ская знать вни­ма­тель­но сле­ди­ла за вос­точ­ной поли­ти­кой. Лишь Вес­па­си­а­ну уда­лось най­ти нуж­ную фор­му заня­тий вос­точ­ны­ми про­бле­ма­ми, сохра­няя вер­ность рим­ско­му сооб­ще­с­т­ву. Но к это­му вре­ме­ни соо­т­но­ше­ние сил меж­ду циви­ли­за­ци­он­ны­ми цен­тра­ми сме­с­ти­лось в сто­ро­ну более или менее устой­чи­во­го балан­са.
Целе­на­прав­лен­но про­во­див­ша­я­ся в тече­ние века рома­ни­за­ция запад­ных про­вин­ций дала свои резуль­та­ты. Рим­ский муни­ци­паль­ный строй ока­зал­ся не менее рас­про­с­тра­нен­ным, чем гре­че­ский полис­ный. При­об­щав­ший­ся к циви­ли­за­ции рим­ля­на­ми Запад оче­вид­но сле­до­вал в фар­ва­те­ре их соци­аль­ной и куль­тур­ной поли­ти­ки. Во II в. рим­ская знать уже не боя­лась отпус­кать на Вос­ток сво­их импе­ра­то­ров. Тай­ная элли­но­фо­бия сме­ни­лась более спо­кой­ным и взве­шен­ным отно­ше­ни­ем. К это­му вре­ме­ни и сам Вос­ток сми­рил­ся с поли­ти­че­ской зави­си­мо­стью от Рима, поко­ле­ни­я­ми осо­зна­вая вто­рич­ность сво­ей обще­с­т­вен­ной жиз­ни по срав­не­нию с рим­ской. Отду­ши­ной для интел­лек­ту­а­лов оста­ва­лось куль­тур­ное пер­вен­с­т­во. Утвер­див­ше­е­ся деле­ние насе­ле­ния импе­рии на рим­ских граж­дан и пере­гри­нов порож­да­ло две тен­ден­ции. Кон­фор­ми­с­ты стре­ми­лись запо­лу­чить рим­ское граж­дан­с­т­во и таким обра­зом почув­с­т­во­вать себя людь­ми пер­во­го сор­та. Для это­го тре­бо­ва­лись не толь­ко заслу­ги перед рим­ским госу­дар­с­т­вом, но и при­об­ще­ние к стан­дар­там рим­ской жиз­ни. Те, кому это было недо­с­туп­но или пре­ти­ло, вста­ва­ли на путь пас­сив­ной кон­фрон­та­ции. Объ­еди­ня­ю­щим нача­лом такой есте­с­т­вен­но раз­ви­вав­шей­ся идео­ло­гии нон-кон­фор­миз­ма рим­ско­му гос­по­д­с­т­ву и рас­про­с­тра­не­нию ита­лий­ских тра­ди­ций на Вос­то­ке ста­ло хри­с­ти­ан­с­т­во. Как сво­е­го рода госу­дар­с­т­во в госу­дар­с­т­ве, оно объ­еди­ня­ло вокруг сво­их идей всех, кто ока­зы­вал­ся на обо­чине офи­ци­аль­ной обще­с­т­вен­ной жиз­ни. Эта тен­ден­ция раз­ви­ва­лась неза­ви­си­мо от нали­чия или отсут­с­т­вия у аут­сай­де­ров рим­ских граж­дан­ских прав, что, с одной сто­ро­ны, скра­ды­ва­ло оппо­зи­ци­он­ность хри­с­ти­ан­с­т­ва, а с дру­гой, повы­ша­ло его жиз­не­спо­соб­ность. Идео­ло­ги­че­ски это уче­ние все­гда было гото­во поме­нять выз­вав­шую его к жиз­ни соци­аль­ную поляр­ность на более тер­пи­мую для власть пре­дер­жа­щих.
Две силы мед­лен­но, но вер­но рас­про­с­тра­ня­ли свое вли­я­ние навстре­чу друг дру­гу — рим­ское граж­дан­с­т­во, объ­еди­ня­ю­щим нача­лом кото­ро­го было госу­дар­с­т­во, и хри­с­ти­ан­ская идео­ло­гия, в каче­с­т­ве объ­еди­ня­ю­ще­го нача­ла пред­с­тав­лен­ная цер­ко­вью. Нали­чие адеп­тов хри­с­ти­ан­ской рели­гии сре­ди рим­ских граж­дан и жаж­ду­щих стать рим­ски­ми граж­да­на­ми сре­ди пере­гри­нов, в том чис­ле и хри­с­ти­ан, под­час затем­ня­ет суть про­ис­хо­див­ших про­цес­сов. Но тео­ре­ти­че­ски их пер­во­на­чаль­ная прин­ци­пи­аль­ная кон­фрон­та­ция оче­вид­на. Обе силы объ­ек­тив­но стре­ми­лись к одной цели — объ­еди­нить в сво­их рядах все насе­ле­ние импе­рии. Каж­дая из них сфор­ми­ро­ва­лась в оппо­зи­ци­он­ной дру­гой сре­де: рим­ское граж­дан­с­т­во в поли­ти­че­ски гос­по­д­с­т­во­вав­шей Ита­лии, хри­с­ти­ан­с­т­во — в насе­лен­ных пере­гри­на­ми под­чи­нен­ных обла­с­тях неко­гда элли­ни­с­ти­че­ско­го мира. Два цен­тра антич­ной циви­ли­за­ции боро­лись друг с дру­гом за лидер­с­т­во, исполь­зуя раз­ные ору­дия. Поэто­му эта борь­ба кажет­ся неза­мет­ной совре­мен­ным иссле­до­ва­те­лям.
Вто­рая пере­лом­ная эпо­ха в раз­ви­тии рим­ской циви­ли­за­ции при­хо­дит­ся на III век, нача­ло кото­ро­го было озна­ме­но­ва­но новым рас­ши­ре­ни­ем кру­га рим­ских граж­дан. С пре­вра­ще­ни­ем про­вин­ци­а­лов в рим­ских граж­дан почти исчез буфер­ный слой, отде­ляв­ший граж­дан­ский кол­лек­тив от вар­вар­ской пери­фе­рии. Обще­с­т­вен­ная жизнь граж­дан всту­пи­ла в непо­сред­с­т­вен­ное сопри­кос­но­ве­ние с вар­вар­ской. Соци­аль­ное поле, порож­дав­ше­е­ся антич­ным граж­дан­с­т­вом, преж­де рас­тра­чи­вав­шее свой потен­ци­ал на про­вин­ци­а­лах, теперь ста­ло более мощ­но воз­дей­с­т­во­вать на вар­ва­ров. Поэто­му пле­мен­ной строй вар­ва­ров стал осо­бен­но заме­тен в рим­ской поли­ти­ке и в источ­ни­ках со вто­рой поло­ви­ны II — нача­ла III вв. Его дав­ле­ние ощу­ща­лось и на саму импе­рию, сти­му­ли­руя в ней про­цес­сы кон­со­ли­да­ции под­дан­ных с граж­да­на­ми. Это сме­ще­ние акцен­тов в отно­ше­ни­ях с вар­вар­ской пери­фе­ри­ей, обыч­но выра­жа­ю­ще­е­ся фор­му­лой «пере­хо­да импе­рии к обо­роне», про­яв­ля­лось уже в прав­ле­ние Мар­ка Авре­лия.
В тече­ние III в. про­ис­хо­ди­ло ниве­ли­ро­ва­ние соци­аль­но­го поля в импе­рии, выра­жа­ю­ще­е­ся в рас­про­с­тра­не­нии рим­ских форм обще­с­т­вен­ной жиз­ни и рим­ско­го пра­ва на полу­чив­ших граж­дан­с­т­во про­вин­ци­а­лов. Этот про­цесс актив­но раз­во­ра­чи­вал­ся на тер­ри­то­ри­ях, где носи­те­лем циви­ли­за­ции выс­ту­пал Рим, то есть пре­иму­ще­с­т­вен­но в запад­ных про­вин­ци­ях. Отра­бо­тан­ные пред­ше­с­т­ву­ю­щи­ми сто­ле­ти­я­ми обще­с­т­вен­ные фор­мы элли­ни­с­ти­че­ско­го Вос­то­ка не поз­во­ля­ли рим­ско­му вли­я­нию про­ни­кать глу­бо­ко в тол­щу обще­с­т­вен­ной жиз­ни этой час­ти импе­рии. Поэто­му оппо­зи­ция обо­их цен­тров импе­рии про­дол­жа­ла сохра­нять­ся. В III в. их поля социо-куль­тур­но­го вли­я­ния при­шли в непо­сред­с­т­вен­ное сопри­кос­но­ве­ние, и таким обра­зом сло­жи­лась пред­по­сыл­ка для реша­ю­щей схват­ки за лидер­с­т­во в популя­ции (импе­рии). В тече­ние III в. актив­но раз­ви­ва­лось про­ти­во­с­то­я­ние двух идео­ло­ги­че­ских сис­тем: офи­ци­аль­но­го импе­ра­тор­ско­го куль­та и все более гони­мо­го хри­с­ти­ан­с­т­ва. Обе глав­ные силы импе­рии посте­пен­но суме­ли пере­не­с­ти свою борь­бу на еди­ное, под­хо­дя­щее для схват­ки, поле. Таким полем ста­ла идео­ло­гия. Импе­ра­тор­ский культ, посте­пен­но из рим­ско­го граж­дан­ско­го куль­та гения импе­ра­то­ра при­ни­мав­ший фор­му элли­ни­с­ти­че­ско­го куль­та монар­ха, был при­з­ван спло­тить воеди­но граж­дан и под­дан­ных импе­рии на осно­ве офи­ци­аль­ной идео­ло­гии. Его вос­при­я­тие народ­ны­ми мас­са­ми напол­ня­ло его чер­та­ми, близ­ки­ми арха­и­че­ским пред­с­тав­ле­ни­ям о сакраль­ной цар­ской вла­с­ти, в соо­т­вет­с­т­вии с кото­ры­ми цари рас­смат­ри­ва­лись как посред­ни­ки меж­ду мира­ми богов и людей и пода­те­ля­ми кос­ми­че­ских благ для послед­них. В III в. импе­ра­тор­ский культ стал актив­но срас­тать­ся с куль­том Солн­ца, акку­му­ли­ро­вав­шим в себе почи­та­ние небес­но­го све­ти­ла в раз­лич­ных мес­т­ных фор­мах от Испа­нии и Ита­лии до Егип­та и Сирии. Солн­це в импер­ской идео­ло­гии сим­во­ли­зи­ро­ва­ло власть над кос­мо­сом, а импе­ра­тор рас­смат­ри­вал­ся как его пред­с­та­ви­тель (посла­нец) в мире людей. Сход­ные уста­нов­ки, но в дру­гих фор­мах, выра­бо­та­ло и хри­с­ти­ан­с­т­во с его Еди­ным богом и рож­ден­ным им бого­че­ло­ве­ком Хри­с­том.
Исход борь­бы двух цен­тров антич­ной циви­ли­за­ции за лидер­с­т­во был предопре­де­лен изна­чаль­но боль­шей проч­но­стью эллин­ских антич­ных соци­о­куль­тур­ных форм. Орга­нич­ность антич­но­го обще­с­т­ва Вос­точ­но­го Сре­ди­зем­но­мо­рья опре­де­ля­лась слит­но­стью обо­их так­со­но­ми­че­ских уров­ней его куль­ту­ры (этни­че­ско­го и циви­ли­за­ци­он­но­го). Дли­тель­ное доми­ни­ро­ва­ние Ита­лии опре­де­ля­лось воен­но-поли­ти­че­ским гос­по­д­с­т­вом Рима, кото­рое поз­во­ля­ло рас­смат­ри­вать в каче­с­т­ве соци­аль­но зна­чи­мых толь­ко рим­ские граж­дан­ские нор­мы. После урав­не­ния в граж­дан­ских пра­вах все­го насе­ле­ния импе­рии в 212 г. и вос­ста­нов­ле­ния на этой осно­ве антич­ных обще­с­т­вен­ных форм Дио­кле­ти­а­ном, соци­аль­ное поле импе­рии при­об­ре­ло фор­маль­ную одно­род­ность. Как толь­ко это про­изо­шло, оба цен­тра циви­ли­за­ции ока­за­лись в рав­ных усло­ви­ях, и вос­точ­ный центр стал быс­т­ро нара­щи­вать свое пре­иму­ще­с­т­во, обле­кая его в поли­ти­че­скую и идео­ло­ги­че­скую фор­му. Исто­ри­че­ски, как извес­т­но, этот про­цесс выра­зил­ся в поли­ти­ке импе­ра­то­ра Кон­с­тан­ти­на и его пре­ем­ни­ков. Сто­ли­ца импе­рии, то есть фор­маль­ный центр популя­ции, была пере­не­се­на на вос­ток в Кон­с­тан­ти­но­поль, кото­рый к кон­цу IV в. раз­вил­ся в реаль­ную аль­тер­на­ти­ву Риму со всем его граж­дан­с­т­вом и государ­с­т­вен­ным аппа­ра­том. Одновре­мен­но и хри­с­ти­ан­с­т­во, пере­с­тав быть гони­мой идео­ло­ги­ей оппо­зи­ции офи­ци­аль­но­му обще­с­т­ву, при Фео­до­сии I пре­вра­ти­лось в гос­по­д­с­т­ву­ю­щую рели­гию импе­рии.
Таким обра­зом, в тече­ние IV в. про­ис­хо­ди­ла кон­цен­тра­ция основ­ных ору­дий мани­пу­ли­ро­ва­ния популя­ци­он­ным полем — поли­ти­че­ско­го аппа­ра­та и идео­ло­ги­че­ской сис­те­мы — в руках вос­точ­но­го цен­тра циви­ли­за­ции. Одновре­мен­но нача­лась утра­та Ита­ли­ей качеств цен­тра циви­ли­за­ции (популя­ции). Пло­т­ность популя­ци­он­но­го поля в запад­ных, ока­зав­ших­ся теперь уда­лен­ны­ми от реаль­но­го цен­тра циви­ли­за­ции про­вин­ци­ях ста­ла сни­жать­ся. Кон­ку­рен­том горо­д­ской общине (муни­ци­пию) на запа­де ста­ло круп­ное сель­ское поме­стье, ква­зи-муни­ци­паль­ный харак­тер орга­ни­за­ции кото­ро­го спо­соб­с­т­во­вал пре­вра­ще­нию его в центр при­тя­же­ния окрес­т­но­го насе­ле­ния. В поле соци­аль­ной нор­ма­ти­ки запад­но­го мира начи­на­ют появ­лять­ся лаку­ны, запол­няв­ши­е­ся неан­тич­ным вар­вар­ским содер­жа­ни­ем. Это спо­соб­с­т­во­ва­ло про­ник­но­ве­нию на эту часть тер­ри­то­рии популя­ции нахо­дя­щих­ся в зоне ее при­тя­же­ния пле­мен­ных групп. Раз­ли­чие меж­ду эти­ми вар­ва­ра­ми и рим­ля­на­ми кель­то-ибе­рий­ско­го или ино­го про­ис­хож­де­ния в IV—V вв. было не столь суще­с­т­вен­ным, как раз­ли­чие меж­ду гер­ман­ца­ми и рим­ля­на­ми в эпо­ху Цеза­ря и Таци­та. Само­со­зна­ние про­вин­ци­а­лов пыта­лось утвер­дить эту усколь­зав­шую грань повы­шен­ным вни­ма­ни­ем к сво­е­му ста­ту­су «рим­лян», но эта попыт­ка не под­пи­ты­ва­лась реаль­ной осно­вой. В то же вре­мя пло­т­ность популя­ци­он­но­го поля в Вос­точ­ном Сре­ди­зем­но­мо­рье повы­си­лась, а раз­ли­чие меж­ду гота­ми и пер­са­ми и роме­я­ми име­ло реаль­ную осно­ву. Пара­док­саль­но, но к кон­цу позд­не­ан­тич­ной эпо­хи оба цен­тра антич­ной циви­ли­за­ции поме­ня­лись сво­и­ми ору­ди­я­ми: поли­ти­че­ские инс­ти­ту­ты ока­за­лись на Вос­то­ке, а Запад «доволь­с­т­во­вал­ся» хри­с­ти­ан­с­т­вом.

Позд­не­ан­тич­ное обще­с­т­во

Наи­бо­лее харак­тер­ной чер­той тра­ди­ци­он­но­го взгля­да на рим­скую исто­рию явля­ет­ся нас­той­чи­вое стрем­ле­ние рас­смат­ри­вать ее послед­ние века как эпо­ху кри­зи­са и упад­ка. Одни иссле­до­ва­те­ли видят в ней упа­док «рим­ско­го духа», дру­гие — кри­зис антич­ной куль­ту­ры, тре­тьи — эко­но­ми­че­ский упа­док и обни­ща­ние насе­ле­ния, чет­вер­тые — поли­ти­че­ское и воен­ное ослаб­ле­ние под натис­ком вар­ва­ров, пятые — кри­зис рабо­вла­дель­че­ско­го строя, шес­тые — закат антич­но­го горо­д­ско­го строя и осно­ван­ной на нем циви­ли­за­ции, седь­мые — упа­док рыноч­ной эко­но­ми­ки и нату­ра­ли­за­цию хозяй­с­т­ва, вось­мые — ори­ен­та­ли­за­цию госу­дар­с­т­ва, пора­бо­тив­ше­го и довед­ше­го до упад­ка обще­с­т­во. Раз­лич­ные соче­та­ния этих и дру­гих ком­по­нен­тов кри­зи­са созда­ют впе­чат­ле­ние исто­рио­гра­фи­че­ско­го раз­но­об­ра­зия под­хо­дов к позд­не­рим­ской исто­рии, объ­еди­нен­ных, одна­ко, общим исход­ным посту­ла­том (сво­е­го рода акси­о­мой): в IV—V вв. рим­ское обще­с­т­во нахо­ди­лось в сос­то­я­нии нео­т­вра­ти­мо­го упад­ка, поме­шать кото­ро­му не мог­ли ника­кие уси­лия госу­дар­с­т­ва или отдель­ных импе­ра­то­ров. Неяс­на лишь при­чи­на столь неумо­ли­мо­го раз­рас­та­ния кри­зис­ных явле­ний, за про­яв­ле­ния кото­рых при­ни­ма­ют­ся прак­ти­че­ски все сто­ро­ны эко­но­ми­че­ской, обще­с­т­вен­ной, поли­ти­че­ской, куль­тур­ной жиз­ни, изме­не­ния в идео­ло­гии и воен­ной прак­ти­ке.
В послед­ние деся­ти­ле­тия сре­ди иссле­до­ва­те­лей при­об­ре­та­ет популяр­ность под­ход, в соо­т­вет­с­т­вии с кото­рым позд­не­ан­тич­ное обще­с­т­во было не упад­ком, а зако­но­мер­ным эта­пом раз­ви­тия антич­ной циви­ли­за­ции. Рефор­мы Дио­кле­ти­а­на попы­та­лись при­спо­со­бить преж­ние фор­мы адми­ни­с­тра­тив­ной сис­те­мы и внут­рен­ней поли­ти­ки к мно­го­крат­но воз­рос­ше­му в тече­ние III века граж­дан­ско­му кол­лек­ти­ву. Но ока­за­лось, что два­дца­ти­мил­ли­он­но­му кол­лек­ти­ву граж­дан уже не могут быть в пол­ной мере адек­ват­ны прин­ци­пы обще­с­т­вен­ной жиз­ни Прин­ци­па­та, даже скор­рек­ти­ро­ван­ные Севе­ра­ми. Рефор­мы Кон­с­тан­ти­на осво­бо­ди­ли внут­рен­нюю поли­ти­ку от неко­то­рых, слиш­ком тес­но свя­зан­ных с куль­тур­ным насле­ди­ем горо­д­ской полис­ной жиз­ни и пото­му уста­рев­ших, форм. С это­го вре­ме­ни нача­лась борь­ба антич­ных обще­с­т­вен­ных тра­ди­ций с новы­ми, импер­ски­ми фор­ма­ми поли­ти­ки и обще­жи­тия. Посколь­ку сход­ные фор­мы вза­и­мо­о­т­но­ше­ний госу­дар­с­т­ва и обще­с­т­ва, монар­ха и горо­д­ских общин, уже были выра­бо­та­ны в усло­ви­ях монар­хий элли­ни­с­ти­че­ско­го мира, этот про­цесс зача­с­тую про­из­во­дит впе­чат­ле­ние элли­ни­за­ции (или ори­ен­та­ли­за­ции) Рим­ской импе­рии. Хри­с­ти­ан­с­т­во, осо­бен­но на Вос­то­ке, актив­но помо­га­ло это­му про­цес­су на сто­роне госу­дар­с­т­ва, стре­мясь занять нишу гос­по­д­с­т­ву­ю­щей идео­ло­гии импе­рии. Есте­с­т­вен­но, что его оппо­нен­том ока­за­лась антич­ная куль­ту­ра в рим­ской обо­лоч­ке, свя­зан­ная с горо­д­ским обще­с­т­вом. Пере­ход­ный пери­од подвиж­но­го рав­но­ве­сия меж­ду общин­ным горо­д­ским нача­лом и фор­ми­ру­ю­щей­ся импер­ской государ­с­т­вен­ной струк­ту­рой занял око­ло двух сто­ле­тий (с нача­ла IV до вто­рой поло­ви­ны VI века). Это услов­ное рав­но­ве­сие и опре­де­ля­ло свое­об­ра­зие лица позд­не­ан­тич­но­го обще­с­т­ва.
Раз­ви­тие вся­ко­го обще­с­т­ва выра­жа­ет­ся в транс­фор­ма­ции одних его форм в дру­гие. Позд­не­ан­тич­ное обще­с­т­во есте­с­т­вен­ным обра­зом вырос­ло из Ран­ней импе­рии. Кри­зис III века выгля­дит спо­со­бом выра­бо­т­ки поли­ти­че­ско­го ору­дия для реше­ния новых соци­аль­ных задач, а адми­ни­с­тра­тив­ная поли­ти­ка Дио­кле­ти­а­на — спо­со­бом при­ме­не­ния это­го ору­дия. Импе­ра­тор, из вождя-прин­цеп­са граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва став­ший доми­ну­сом-гос­по­ди­ном, подоб­но отцу фами­лии, в час­т­ном пра­ве пред­с­тав­ляв­ше­му все семей­с­т­во, пер­со­ни­фи­ци­ро­вал теперь все граж­дан­ское насе­ле­ние Импе­рии. Эта отож­дес­т­в­ле­ние обще­с­т­ва с импе­ра­то­ром было осмыс­ле­но Евсе­ви­ем Кеса­рий­ским в фор­ме посред­ни­че­с­т­ва импе­ра­то­ра меж­ду граж­да­на­ми и хри­с­ти­ан­ским богом. Импе­ра­тор был при­з­ван кон­тро­ли­ро­вать рас­пре­де­ле­ние прав и обя­зан­но­с­тей меж­ду граж­да­на­ми. Но воз­рос­шие раз­ме­ры граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва теперь не поз­во­ля­ли соблю­дать един­с­т­во прав и обя­зан­но­с­тей. Поэто­му про­дол­жав­шее мыс­лить себя в каче­с­т­ве граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва обще­с­т­во нача­ло раз­де­лять­ся на сосло­вия. Фик­са­ция прав и обя­зан­но­с­тей каж­до­го их сосло­вий — сена­то­ры, кури­а­лы, сель­ские пле­беи, чле­ны ремес­лен­ных кол­ле­гий, коло­ны и т. п. — про­ис­хо­ди­ла посте­пен­но до сере­ди­ны V века, а окон­ча­тель­ные фор­мы при­ня­ла толь­ко в зако­но­да­тель­с­т­ве Юсти­ни­а­на. Поэто­му позд­не­ан­тич­ное обще­с­т­во IV — нача­ла V веков суще­с­т­вен­но отли­ча­лось от позд­не­ан­тич­но­го обще­с­т­ва вто­рой поло­ви­ны V — пер­вой поло­ви­ны VI веков. Но пока основ­ной ячей­кой популя­ци­он­но­го поля про­дол­жа­ла оста­вать­ся горо­д­ская граж­дан­ская общи­на, обще­с­т­во сохра­ня­ло свою гене­ти­че­скую связь с Антич­ной циви­ли­за­ци­ей.
Идео­ло­ги­че­ская борь­ба внут­ри это­го обще­с­т­ва, оформ­ляв­ша­я­ся в обо­лоч­ку то вер­но­с­ти антич­ным рим­ским куль­там, то пре­дан­но­с­ти ново­му хри­с­ти­ан­с­т­ву, то осо­бой его раз­но­вид­но­с­ти, вра­ща­лась вокруг вопро­сов прав и вза­им­ных обя­зан­но­с­тей граж­да­ни­на, обще­с­т­ва и госу­дар­с­т­ва, пер­со­ни­фи­ци­ро­ван­но­го импе­ра­то­ром. «Новое» хри­с­ти­ан­с­т­во осво­бо­ди­ло рели­ги­оз­ную сфе­ру от нацио­наль­ной рим­ской спе­ци­фи­ки, сохра­нив все антич­ные тео­ре­ти­че­ские пред­с­тав­ле­ния о вла­с­ти. Обще­с­т­во по-преж­не­му мыс­ли­ло себя граж­дан­ской (затем это ста­ло назы­вать­ся — хри­с­ти­ан­ской) общи­ной, толь­ко теперь ей про­ти­во­с­то­я­ли не жив­шие внут­ри гра­ниц импе­рии пере­гри­ны, а вар­ва­ры за пре­де­ла­ми импе­рии. Хри­с­ти­а­ни­за­ция импе­рии при­ве­ла к тому, что при­ни­мав­шие хри­с­ти­ан­с­т­во при­гра­нич­ные вар­ва­ры ста­но­ви­лись частью сво­е­го, хри­с­ти­ан­ско­го мира. Раз­ви­вав­ше­е­ся отчуж­де­ние граж­да­ни­на и госу­дар­с­т­ва тол­ка­ло его к сбли­же­нию с вар­ва­ра­ми, в мире кото­рых еще отсут­с­т­во­ва­ла жес­т­кая сис­те­ма угне­те­ния. Вар­вар­ский мир, вскорм­лен­ный на гра­ни­цах импе­рии, есте­с­т­вен­ным обра­зом пере­тек в его пре­де­лы, довер­шив раз­ру­ше­ние свя­зи государ­с­т­вен­ных струк­тур и обще­с­т­ва там, где они были ослаб­ле­ны. Мес­т­ное насе­ле­ние запад­ных рим­ских про­вин­ций более чем в десять раз пре­вы­ша­ло чис­ло пере­се­лив­ших­ся на их тер­ри­то­рию гер­ман­цев. Сло­мав рим­скую государ­с­т­вен­ную маши­ну, они не мог­ли нару­шить уклад жиз­ни рядо­во­го насе­ле­ния. Боль­шин­с­т­во заво­е­ван­ных «рим­лян» явно хоте­ло быть заво­е­ван­ны­ми. Через два-три сто­ле­тия быв­шие рим­ляне асси­ми­ли­ро­ва­ли заво­е­ва­те­лей и на тер­ри­то­рии быв­шей импе­рии начал раз­ви­вать­ся фео­даль­ный строй, пере­ход кото­ро­го в зре­лую ста­дию, одна­ко, при­вел к антич­но­му Ренес­сан­су.
Сис­те­ма свя­зей граж­да­нин-город-госу­дар­с­т­во в Вос­точ­ном Сре­ди­зем­но­мо­рье име­ла более проч­ные кор­ни, чем на Запа­де. Поэто­му Вос­точ­ная импе­рия ока­за­лась более устой­чи­вой по отно­ше­нию к дав­ле­нию вар­вар­ской пери­фе­рии. Для Визан­тии боль­шую опас­ность пред­с­тав­ля­ло сосед­с­т­во с Ближ­не­во­с­точ­ной циви­ли­за­ци­ей, часть тер­ри­то­рии кото­рой рим­ляне заво­е­ва­ли в свое вре­мя. Сфор­ми­ро­вав­ша­я­ся задол­го до Антич­ной здеш­няя циви­ли­за­ция со сво­и­ми социо-нор­ма­тив­ны­ми прин­ци­па­ми не при­ни­ма­ла чуж­дых антич­ных форм обще­с­т­вен­ной орга­ни­за­ции. Ору­ди­ем борь­бы с ними стал ислам, пре­вра­тив­ший­ся в дей­с­т­вен­ный циви­ли­за­ци­он­ный инс­тру­мент толь­ко с рас­про­с­тра­не­ни­ем в Егип­те и на Ближ­нем Вос­то­ке. Ренес­санс Ближ­не­во­с­точ­ной циви­ли­за­ции, оформ­лен­ной неко­гда Ахе­ме­ни­да­ми, в мусуль­ман­ской обо­лоч­ке суще­с­т­вен­но потес­нил хри­с­ти­ан­ский, или, ины­ми сло­ва­ми, быв­ший рим­ский, мир. Борь­ба ислам­ско­го и хри­с­ти­ан­ско­го миров в эпо­ху сред­не­ве­ко­вья была логи­че­ским про­дол­же­ни­ем борь­бы рим­лян с пар­фя­на­ми и пер­са­ми, но уже на иных рубе­жах и под ины­ми лозун­га­ми. Как и в слу­чае с гер­ман­ски­ми вар­ва­ра­ми, поли­ти­че­ское и идео­ло­ги­че­ское раз­ви­тие ислам­ско­го мира было спро­во­ци­ро­ва­но сосед­с­т­вом с Рим­ской циви­ли­за­ци­ей. Но если на Запа­де имел мес­то сим­би­оз импе­рии и вар­вар­ско­го мира, то на Вос­то­ке раз­ви­ва­лось их посто­ян­ное про­ти­во­с­то­я­ние и сопер­ни­че­с­т­во.
Вос­точ­ная Рим­ская импе­рия в тече­ние V и VI веков еще боро­лась за сохра­не­ние социо-нор­ма­тив­ных прин­ци­пов Антич­ной циви­ли­за­ции, но к VII веку ока­за­лась в сосед­с­т­ве с тес­нив­ши­ми ее новы­ми соци­аль­но-поли­ти­че­ски­ми фор­ма­ми Запад­ной Евро­пы и Ближ­не­го Вос­то­ка. Напря­же­ние сил суще­с­т­вен­но изме­ни­ло соо­т­но­ше­ние обще­с­т­ва и госу­дар­с­т­ва в поль­зу послед­не­го. Визан­тия была вынуж­де­на при­спо­саб­ли­вать­ся к новым усло­ви­ям сво­е­го суще­с­т­во­ва­ния. Антич­ное насле­дие в обще­с­т­вен­ной жиз­ни ста­ло непоз­во­ли­тель­ной рос­ко­шью и пре­вра­ти­лось в пере­жив­шую свое вре­мя тра­ди­цию.