Политические взаимоотношения Польши и России с Крымом в первой половине XVII в. довольно основательно изучены в историографии1).
Хуже дело обстоит с исследованием последующих десятилетий этих
контактов, в том числе интересующих нас сейчас лет: по данной теме не
только отсутствуют специальные монографии, но и в более общих работах ей
уделялось недостаточно внимания. В свое время этой проблематикой более
других занимался украинский буржуазный историк М.С. Грушевский2),
но хорошо известная тенденциозность его трудов заставляет с
осторожностью пользоваться даже приводимым им бесспорно ценным
фактическим материалом, к тому же больше посвященным крымско-украинским
связям. Из старых польских исследователей надо выделить Л. Кубалю3),
чьи работы и сейчас сохраняют определенное значение.
В советской литературе данной проблеме посвящено несколько статей и отдельные части в трудах иной тематики4). Историки Польши занимались главным образом анализом польско-крымских взаимоотношений и основывались преимущественно на польском материале5). В целом историографические итоги надо признать недостаточными, а новое обращение к теме — назревшим, особенно с использованием богатой источниковедческой базы, отложившейся в ЦГАДА. Последняя дает возможность нарисовать во многих случаях гораздо более полную картину русско-крымских контактов и политики ханства, чем приводимая до сих пор в литературе.
Занимающий нас период в истории «восточного вопроса» не лишен своеобразия. Оно определялось положением Турции: острая внутренняя борьба различных группировок правящей элиты, непрерывные восстания угнетенных народов во всех уголках огромной империи и главное — тяжелая Кандийская война с Венецией заставляли Порту сосредоточиться почти исключительно на средиземноморском {263} театре своей внешней и военной политики. В результате заметно уменьшились и свелись преимущественно к мерам дипломатического порядка возможности ее активного вмешательства в дела Восточной Европы (примерно до 1657—1658 гг.). Поэтому для России и Польши «восточный вопрос» временно сузился, перестал быть проблемой отношений с Османским государством, а лишь, прежде всего, с Крымом6).
С середины 40-х годов XVII в. важным обстоятельством, характеризующим общность интересов Речи Посполитой и России в связи с крымской угрозой и направление их политики на данном участке, стали польско-русские переговоры об антикрымском союзе. Они входили составной частью в общий план войны с Турцией7) Владислава IV, предусматривавший создание широкой лиги (Польша, Венеция, Трансильванское и Дунайские княжества) с использованием запорожских казаков и одновременным восстанием на Балканах8). Царское правительство желало сохранить нормальные отношения с Портой9), но не исключало выступления против Крыма. Первоначально речь шла о наступательном альянсе, что позволило бы парализовать татарские силы при ударе по турецким владениям, но в связи с неудачей всей идеи антитурецкой войны дело ограничилось подписанием в конце 1647 г. оборонительного соглашения10).
Это сближение не ликвидировало основного противоречия двух держав — стремления России вернуть потерянные в «смуту» земли и оказалось кратковременным: с началом восстания на Украине все попытки поляков привлечь русских к совместным действиям против татар и казаков остались безуспешными11). Украинское восстание стало одним из важнейших факторов политической жизни Восточной Европы, в том числе и в интересующем нас секторе. В начале 1648 г. было заключено нечто вроде пакта о взаимопомощи между Войском Запорожским и Крымом, сохранявшего силу почти 6 лет12). Но союз этот был внутренне противоречив и потому недостаточно прочен. Для Б. Хмельницкого главным было получить татарскую помощь в то время, когда по разным причинам безрезультатными оставались и переговоры с Россией о воссоединении, и попытки побудить к активной антипольской акции другие силы (прежде всего Трансильванское княжество)13). {264}
Для Крыма альянс с Украиной был важен в экономическом и внутриполитическом смыслах, ибо возможность успешных грабительских походов14) на соседние земли была одним из главных моментов, позволивших хану Ислам-Гирею обеспечить относительную стабилизацию в стране и единение с верхушкой татарских феодалов, укрепить свой трон и добиться большей независимости от Турции15). Внешнеполитический курс ханства определялся двумя факторами: постоянным стремлением бахчисарайских дипломатов сохранить определенное равновесие сил между Польшей и Россией, за счет которого и паразитировало столь архаическое военно-феодальное образование, как Крым, а также их желанием организовать широкую коалицию (в том числе с привлечением Польши), направленную против Московского государства16). Эти попытки стали особенно активными после Зборовского договора, в 1649—1651 гг., но не привели к успеху по ряду причин: из-за искусного дипломатического противодействия Б. Хмельницкого; вследствие нежелания польских руководителей войти в такую лигу, ибо они пытались тогда решить украинскую проблему в рамках плана антитурецкой войны, надеялись еще привлечь и русских к совместным операциям против татар и казаков, а переговоры с Бахчисараем использовали в 1650 г. только для срыва московских требований, выдвинутых посольством Г.Г. Пушкина17).
Русское правительство серьезно считалось с возможностью такого нападения на свои земли, что повлияло на развитие взаимоотношений с Крымом: если с 1646 г. в Москве держались довольно твердой линии, отвергая все татарские претензии (об увеличении размеров посылаемой в Бахчисарай «казны» и др.), то в 1649—1652 гг. пошли на ряд уступок крымским феодалам в интересующих их вопросах18). С 1651 г. эти меры стали одним из элементов подготовки к возможной войне с Польшей: на такой случай русские желали обезопасить свой тыл, отвлечь крымцев от враждебных замыслов и добиться их нейтралитета.
Варшавские политики, ориентируясь на военное решение украинского вопроса, не стремились к договоренности с ханством: даже в 1653 г., когда поляки начали считать скорое включение России в конфликт почти {265} неизбежным19), они намечали в отношении Крыма лишь дипломатическое (через турок) и военное (калмыки и Персия) давление20) и не откликнулись на молдавские предложения посредничества (с лета 1653 г.) для достижения соглашения с Ислам-Гиреем21).
Последнее было вполне реально уже тогда, так как под влиянием известий об интенсификации московско-чигиринских контактов о переходе Украины в русское подданство хан летом — в начале осени 1653 г. не прочь был сменить ориентацию. Но при неурегулированности отношений с Польшей бахчисарайским властям приходилось маневрировать: они оказывали давление на Б. Хмельницкого с целью помешать воссоединению22), но, с другой стороны, около 7.IX.1653 г. сделали русскому посольству Д. Хомякова и Е. Клочкова предложение о поддержке татарскими силами русского нападения на Польшу23); крымцы участвовали в боевых действиях на Украине и примерно в середине ноября 1653 г. старались лишить поляков помощи от Дьердя Ракоци II и Георгия Штефана24). Но поведение татар во время Жванецкой операции ясно показало, каковы были их настроения к концу 1653 г.25)
Накануне и сразу после воссоединения Украины южный сектор политики и особенно ее крымский участок временно приобрели важнейшее значение: именно отсюда можно было ожидать реальной поддержки одной из сторон при польско-русском конфликте. Программа действий русско-украинской дипломатии, действовавшей в тесной кооперации, вырабатывалась на ряде двусторонних обсуждений в сентябре 1653 г. — апреле 1654 г. и сепаратно в соответствующих столицах. В Чигирине первоначально считали маловероятным польско-татарский союз, но даже в случае его осуществления — не слишком опасным при единении царских и украинских войск и мобилизации антикрымских факторов (донские казаки, ногайские татары, калмыки)26). Намечалось направить посольства в Крым с предложением общей акции против поляков и в Турцию для воздействия через султана на хана — все это было осуществлено27). Одновременно надлежало держать наготове указанные рычаги давления на Крым28).
В Москве находили польско-крымский альянс реальным, а Жванецкий договор оценили как шаг в этом направлении29). Судя по материалам посольства в Крым С. Лодыженского и А. Огаркова (наказ от 19.IX.1653 г.), {266} на первых порах русские добивались только сохранения мира на южной границе, невмешательства ханства, его нейтрализации в предстоящей войне с Польшей и не планировали никаких политических шагов, направленных на сближение с Ислам-Гиреем30). Объяснялось это тем, что тогда еще функционировал крымско-украинский союз, обеспечивая главное, а именно: безопасность с юга, возможность не опасаться удара со стороны Крыма.
Но в феврале 1654 г. курс изменился: чрезвычайное посольство Т.Г. Хотунского и И. Фомина повезло согласие принять помощь татар против поляков (см. выше) и организовать общую боевую акцию. Сравнение предварительного доклада о задачах посольства (24.11)31) и окончательного наказа ему (от 3.III)32) показывает, однако, что на деле московские дипломаты не слишком рассчитывали на осуществление этой идеи, считая возможность прочной договоренности с Крымом в условиях воссоединения Украины маловероятной, а хотели лишь помешать возникновению польско-крымского союза или хотя бы задержать его оформление и таким образом выиграть время для мобилизации всех своих армий.
В январе — начале марта 1654 г. сформировалось направление польской политики в южном секторе, в том числе и в крымском вопросе (посольства Н. Бегановского, М. Яскульского, Я. Шумовского, Беневского соответственно в Порту, Крым, Трансильванское и Дунайские княжества) : шла речь о получении татарской поддержки против русских и казаков, организации блока названных государств (кроме Турции) и дипломатической поддержке султанским правительством крымско-польской лиги33).
В апреле — мае 1654 г. в Константинополе прошли переговоры с польской и украинской миссиями. Источники о ходе и результатах обсуждений довольно разноречивы, как и рисуемая в историографии их картина, но комплексное изучение всех материалов показывает, что османские власти, сосредоточившие внимание на подготовке к новой пробе сил в войне с Венецией, фактически не взяли на себя реальных обязательств ни перед одной из сторон и передали решение на усмотрение крымского хана, требуя от него только помешать опустошительным набегам донских казаков на черноморское побережье Турции34).
В начале февраля 1654 г. в Бахчисарае узнали о Переяславских решениях35). Видимо, их оценили там как {267} вызванный обстоятельствами временный (для украинцев) политический факт. Неурегулированными оставались и польско-крымские отношения. Поэтому в феврале — марте, как показывает ответ первому украинскому посольству, татарские политики придерживались выжидательной линии36). Решающие обсуждения начались с апреля, после приезда в Бахчисарай М. Яскульского и вторых русской и казацкой миссий. Судя по заявлениям, сделанным в этом месяце польскому и московским послам37), крымские руководители не определили еще свой дальнейший курс, а держались скорее выжидающе, ориентируясь пока на своего рода нейтралитет. Одновременно ситуацию обсудили на длительном (10-30.IV), весьма представительном по составу диване, где выявились и разногласия: многие влиятельные деятели убеждали хана сохранить союз с казаками, позволявший почти безнаказанно грабить и Польшу, и Украину, и поддержать Б. Хмельницкого, если от него поступит соответствующая просьба38). Но усиление России в связи с воссоединением, нарушая выгодное для Крыма равновесие сил в Восточной Европе, толкало его к сближению с Речью Посполитой.
Решения дивана и направление крымской политики выясняются при анализе практических шагов, предпринятых татарами в конце апреля — мае 1654 г.39) Их усилия сосредоточились в первую очередь на поисках путей воздействия на Чигирин. М. Яскульскому заявили о согласии заключить договор с Речью Посполитой, но с важными оговорками: имелось в виду предварительно направить к Б. Хмельницкому посла с ультиматумом40) — либо казаки пойдут на соглашение с королем на базе Зборовских условий при гарантии их ханом и разорвут с Москвой, либо польско-татарские армии обрушатся на Украину. Более того, крымский представитель во время переговоров в Чигирине зондировал почву и относительно иного политического решения: казаки остаются нейтральными, не вмешиваются в войну, которая последует против России, а лишь обороняются от поляков41). При отклонении этих предложений гетманом становился реальным крымско-польский альянс.
Но и он не был безусловен: в Бахчисарае отвергли выдвинутый М. Яскульским наиболее благоприятный для поляков план операций (вторжение основных татарских сил во главе с ханом в московские пределы и помощь {268} остальными в отражении русского наступления на Смоленск и в Белоруссии. Этот вариант максимально затруднял действия царских войск, разделяя их) и предложили сосредоточить все усилия на разгроме казаков. Кроме того, поддержка ограничивалась пока посылкой только близко кочевавших от Украины орд42).
В целом политика Крыма была в мае 1654 г. осторожной, даже выжидательной, так как татары избегали широкого вмешательства в войну одновременно против России и Украины. Общий враждебный им курс крымской политики был ясен уже и тогда43), но он вовсе не исключал маневрирования тактического свойства.
Это сказалось даже после отклонения Б. Хмельницким ультиматума Крыма (соответствующее сообщение получено в ханской столице между 8 и 16.VI.1654 г.)44), когда был дан ответ московскому чрезвычайному посольству: отвергалось предложение о совместном нападении на поляков; давалось обещание не вторгаться в русские пределы, взамен чего царским властям предлагалось предупреждать экспедиции донских казаков против Турции и Крыма45).
В июле в Варшаве шло оформление польско-крымского альянса, был выработан текст соглашения, оставалось лишь подтвердить его в Бахчисарае46). Договор этот был и пактом о дружбе, ненападении и взаимопомощи с обязательством поддерживать друг друга против любого неприятеля, и оборонительно-наступательным союзом против России и Украины, имевшим ближайшей целью возвращение последней под власть Речи Посполитой, а более отдаленной — прежний проект совместной войны с Московским государством для его значительного территориального ущемления. Но, хотя политический курс ханства определился, это не исключало дальнейшего маневрирования: уже накануне войны выявилось стремление крымцев избежать прямого столкновения одновременно и с русскими, и с казаками, ограничив для этого свою помощь полякам и отказавшись от разрыва с Москвой.
Смерть Ислам-Гирея (10.VII.1654 г.) задержала наметившуюся тенденцию, так как в порядке дня ненадолго появилась возможность восстановления прежней казацко-татарской лиги47). Но уже в октябре 1654 г. новый хан добился сохранения линии, определенной при его предшественнике (решения дивана в Перекопе 15.Х, принятые в {269} новой обстановке, в условиях значительных русских успехов в войне с Польшей)48). Московским посланцам подтвердили нежелание пойти на общее выступление против Речи Посполитой и готовность поддерживать мирные отношения с Россией; потребовали от царского правительства недопущения впредь походов донцов, как условия сохранения мира и дружбы (при выполнении его и присылке «упоминков» гарантировалась безопасность для владений царя, в противном случае грозили войной)49). Попытка русских представителей распространить крымское обязательство ненападения и на Украину50) и включить в текст шертной грамоты новую царскую титулатуру, что было важно и в интересах безопасности, и для признания Переяславского акта, не имела успеха51). 22.XI.1654 г. Махмед-Гирей подтвердил присягой крымско-польский договор и тем окончательно ввел его в жизнь; 23.XI на соединение с королевскими войсками двинулась первая татарская армия52).
Таким образом, в данном районе кардинально изменилась расстановка политических сил: был ликвидирован казацко-татарский антипольский союз, его место заняла лига между ханством и Речью Посполитой, нацеленная против России и Украины; последние в свою очередь мобилизовали враждебные Крыму силы — донских казаков и калмыков53). Московско-украинской дипломатии не удалось добиться поддержки или хотя бы нейтрализации ханства в войне с Польшей: комплекс отношений, установленный Переяславским актом, и успехи царских армий во второй половине 1654 г. наносили столь мощный удар по основам агрессивной политики крымских феодалов, что достижение названной цели стало невозможным. Тенденции, заметные в политике Бахчисарая еще в конце 40-х — начале 50-х годов XVII в., возобладали, а определяющим эту политику направлением стало антирусское. Во взаимоотношениях с Крымом варшавским руководителям удалось частично решить поставленную задачу, так как бахчисарайские деятели предпочли поэтапный путь достижения своих целей, наметив сначала напасть на Войско Запорожское и лишь в будущем — на русских. Они уклонились от прямой конфронтации с русскими, ограничили масштабы помощи полякам54) как и поле совместных операций — только Украиной, где не было значительных московских отрядов, и не затрагивали собственно русские {270} земли. Разрыва между ханством и Россией не последовало, дело свелось к своего рода местной войне.
Союз с Крымом явился единственным и, может быть, важнейшим успехом польской политики55). Он сказался (к выгоде поляков) уже летом 1654 г., когда татарская угроза парализовала основные украинские силы и таким образом не позволила осуществить русский план вторжения в Малую Польшу и Литву56), еще более — в следующем году, особенно в период «потопа». Но с точки зрения польских интересов новый альянс имел и негативные стороны: за него приходилось расплачиваться безнаказанностью татарских грабежей на польских и украинских землях, что вело к дальнейшему всестороннему ослаблению страны. Союз был выгоден только наиболее воинственным кругам польского правящего класса, он затруднял осуществление более умеренных программ и лишал дипломатию страны необходимой гибкости. Отрицательные последствия подобного положения проявились уже в ближайшем будущем да и позже. Расчеты на решение украинской проблемы с помощью татар зимой 1654—1655 гг. привели и к замедлению польско-шведских переговоров57), и к отклонению нескольких предложений посредничества с Россией и Войском Запорожским (молдавского и трансильванского князей, бранденбургского курфюрста, императора)58). Это ухудшило дипломатическую обстановку для Польши и привело к тому, что война со Швецией началась в 1655 г. в наиболее невыгодных для Речи Посполитой условиях, фактически при ее внешнеполитической изоляции.
1) Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1948; Baranowski В. Polska a tatarszczyzna w latach 1624—1629. Łódź, 1948; Idem. Stosunki polsko-tatarskie w latach 1632—1648. Łódź, 1948; Idem. Chłop polski w walce z tatarami. Warszawa, 1952; Majewski R. Z problematyki walk z tatarami w pierwszej połowie XVII w. — Sobótka. Ślaski kwartalnik historyczny, 1975, № 2, s. 231-241.
2) Грушевський M. Icтopiя Украïни–Руси. Киïв, 1916, T. 8, ч. 2; 1922, ч. 3; 1928—1931. Т. 9, 1-2-я половина.
3) Kubala L. Szkice historyczne. Ser. 1, Wyd. 2. Lwów, 1880; Ser. 2. Wyd. 4. Warszawa; Kraków, 1901; Idem. Wojna moskiewska, R. 1654—1655, — Szkice historyczne. Ser. 3. Kraków, 1910.
4) Голобуцкий В. Дипломатическая история освободительной войны украинского народа 1648—1654 гг. Киев, 1962; Лызлов Г.М. Польско-русские отношения в начальный период освободительной {271} войны украинского народа (до Зборовского мира). — КСИС, 1958, вып. 24, с. 58-82; Он же. Польско-русские отношения в период освободительной войны украинского народа 1648—1654 гг. Канд. дис. М., 1959; Новосельский А.А. Совместная борьба русского и украинского народов против турецко-татарских захватчиков. — Доклады и сообщения Ин-та истории, 1954, вып. 2, с. 14-25; Шевченко Ф.П. Полiтичнi та економiчнi звязки Украïни з Росиею в серединi XVII ст. Киiв: Наукова думка, 1959; и др.
5) Baranowski В. Tatarszczyzna wobec wojny polsko-szwedzkiej w latach 1655—1660. — Polska w okresie drugiej wojny północnej (Warszawa), 1957, t. 1, s. 453-466; Wójcik Z. Feudalna Rzeczpospolita wobec umowy w Perejasławiu.— Kwartalnik Historyczny, 1954, № 3, s. 76-109.
6) И другими турецкими вассалами (Трансильванское и Дунайские княжества), а также балканскими народами.
7) В прямой форме либо при предварительном нападении на Крым, как своего рода детонаторе войны.
8) О литературе вопроса см.; Заборовский Л.В. Канун и начало русско-польской войны и позиция государств Юго-Восточной Европы (50-е годы XVII в.). — В кн.: Карпато-Дунайские земли в средние века. Кишинев, 1975, с. 259, прим. 7; Czapliński W. Władysław IV i jego czasy. Warszawa, 1976; Czermak W. Plany wojny tureckiej Władysława IV. Kraków, 1895; Kubala L. Jerzy Ossoliński. Warszawa, 1924; Szajnocha K. Dwa lata dziejów naszych 1646—1648. Lwów, 1869, t. I-II.
9) Это было важно и с учетом напряженности русско-шведских отношений до заключения Стокгольмского договора 29.Х.1649 г. (здесь и далее даты по н. ст.), когда московские дипломаты надеялись использовать Тридцатилетнюю войну для получения уступок от шведов.
10) Новосельский А.А. Борьба Московского государства…, с. 330-331, 364-367.
11) Лызлов Г.М. Польско-русские отношения в период освободительной войны…, с. 77-266, 278-290.
12) Голобуцкий В. Дипломатическая история…, с. 96-97, 103-106, 199-200.
13) Документа Богдана Хмельницького 1648—1657. Киïв, 1961, с. 48-49, 57-58, 64-65, 84-85, 94-95; Голобуцкий В. Дипломатическая история…, с. 127-324; Kersten A. Na tropach Napierskiego. W kręgu mitów i factów. Warszawa, 1970, s. 95-119.
14) Экономически, в военном и иных отношениях в них была заинтересована и Порта. Об этом, как и об общих основах политики Крыма, см. замечания И.П. Петрушевского: Учен. зап. ЛГУ, 1952, № 128, вып. 3. История и филология стран Востока, с. 229-236.
15) ЦГАДА, ф. Сношения с Крымом. Дела (далее; Крымские дела), 1653 г., № 17, л. 109-112; Воссоединение Украины с Россией: Документы и материалы в трех томах. М., 1953, т. II, с. 484-485.
16) Оборонительные мероприятия русских на южной границе вместе с операциями донцов сделали малодейственными сепаратные нападения татар на Русь даже для одного угона «полона».
17) Голобуцкий В. Дипломатическая история…, с. 216-217, 243-255, 259; Лызлов Г.М. Польско-русские отношения в период от Зборовского мира до Земского собора 1651 г. — КСИС, 1959, вып. 27, С. 45-67. {272}
18) Лызлов Г.М. Польско-русские отношения в период освободительной войны…, с. 196-198, 355-357.
19) Там же, с. 339-342; ЦГАДА, ф. Сношения с Польшей. Книги, № 83, л. 63об.-69об., 331; № 84, л. 39-40, 60, 69-72об., 74об., 520-524; Дела (далее — Польские дела), 1653 г., № 1, л. 226-227, 289, 408-410, 583; Документы об освободительной войне украинского народа 1648—1654 гг. Киев, 1965, с. 641, 668-671; Голобуцкий В. Дипломатическая история…, с. 327.
20) Документы…, с. 661-663, 748; Stanisława Temberskiego roczniki 1647—1656. Kraków, 1897, p. 227; Abrahamowicz Z. The unrealized legation of Kasper Szymański to the Kalmuks and Persia in 1653. — Folia orientalia (Kraków), 1971, t. XII, p. 2-23. И то и другое не было осуществлено.
21) Документы…, с. 680-682, 697-698, 717-719; Жерела до icтopiï Украïни–Руси. Львов, 1911, т. XII, с. 248-253, 271, 274-275; Documenne privitoare la istoria Ardealului, Moldovei şi Tärii–Româneşti. Bucureşti, 1938, vol. X, p. 268-269, 272-277.
22) ЦГАДА, ф. Сношения с Крымом. Книги, № 34, л. 180об.-182; Крымские дела, 1653 г., № 18, л. 5-7; Воссоединение…, т. III, с. 401.
23) Крымские дела, 1653 г., № 18, л. 2-3, 7-15. Получено в Москве 12.XI.1653 г.
24) Жерела…, т. XII, с. 261, 272-274; Michałowski J. Księga pamiętnicza. — Kraków, 1864, s. 697-698, 701-702, 713; Kubala L. Szkice historyczne. Ser. 2, Wyd. 4, s. 265-266, 278-284.
25) Kubala L. Szkice historyczne. Ser. 2, Wyd. 4, s. 171-284.
26) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 131-132; АЮЗР. СПб., 1878, т. X, с. 327, 344, 443-445, 452, 561-564, 571-572, 594; Воссоединение…, т. III, с. 399-400, 470, 476-477, 488; Документи Богдана Хмельницького…, с. 320-325, 331-336.
27) Воссоединение…, т. III, с. 400, 470, 474, 484, 488. 14.II.1654 г. в Бахчисарай отправилось первое украинское посольство, около 20.IV — второе; в Константинополе казацкие послы появились около 18.IV или 21.IV.1654 г. Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 37-39, 112-113, 126-136; 1654 г., № 3, л. 12-13; АЮЗР, т. X, с. 327, 344, 407-410, 443, 541-544, 562, 586, 588-592; Жерела…, т. XII, с. 305, 313-314; Magyar törtenelmi emlékek. Okmánytár. Budapest, 1874, (далее: Okmánytár…), 23 köt, 143 1.; Грушевський M. Icтopiя Украïни–Руси, т. IX, 2-я половина, с. 781, 887-889.
28) 25.III и 21.IV.1654 г. из Москвы направили соответствующие указания донцам. Примерно к апрелю-маю 1654 г. выяснилась беспочвенность расчетов Чигирина на поддержку ногайцев, а сближения с калмыками русским удалось добиться только ближе к исходу года. Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 38-39, 109, 133-136; АИ. СПб., 1842, т. IV, с. 195; АЮЗР, т. X, с. 573-574, 585-588, 591; Воссоединение…, т. III, с. 556; ДАИ. СПб., 1848, т. 3, с. 531-539; РИБ. СПб., 1913, т. XXIX, с. 790—793.
29) Крымские дела, 1654 г., № 1, л. 1-5; АЮЗР, т. X, с. 49-50, 213-214, 443; Воссоединение…, т. III, с. 379, 385-386, 389-393, 399-401 и др.
30) Крымские дела, 1653 г., № 16, л. 40-231, 341.
31) Там же, 1654 г., № 2, л. 26-34. {273}
32) Там же, л. 35-176. Копии грамот, л. 178-228. Проект шертной грамоты, л. 229-248.
33) Там же, 1653 г., № 17, л. 115-116, 127-131, 135-136; 1654 г., № 3, л. 12-13; Жерела…, т. XII, с. 277-278, 280-284; Памятники, изданные Киевской комиссией для разбора древних актов. Киев, 1898, т. III, с. 188-191; Ojczyste spominki w pismach do dziejów dawnej Polski. Dyaryusze, relacye, pamiętniki… zebrane przez A. Grabowskiego. Kraków, 1845, t. I, s. 90-96; Okmánytár…, 133-135 l.; Грушевський M. Icтopiя Украïни–Руси, т. IX, 2-я половина, с. 780-781; Kubala L. Wojna moskiewska…, s. 130, 135; Wójcik Z. Feudalna Rzeczpospolita…, s. 92-98.
34) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 137-138; 1654 г., № 3, л. 16-17 и сл.; АЮЗР. СПб., 1875, т. VIII, с. 375-382; т. X, с. 580, 595- 596; Документы…, с. 767; Жерела…, т. XII, с. 312-313, 317-318, 321; Erdély és az északkeleti háború. Levelek és okiratok. Budapest, 1890, I köt. 352 l.; Ojczyste spominki…, t. I, s. 96-98; Okmánytár…, 147 l.; Грушевський M. Icтopiя Украïни — Руси, т. IX, 2-я половина, с. 893-895, 921-922; Demeny L. Освободительная война украинского народа 1648—1654 годов и Юго-Восточная Европа.— Revue des études sud-est européennes (Bucureşti), 1974, № 4, p. 508-511; Kubala L. Wojna moskiewska…, s. 128-185, 377-379; Wójcik Z. Feudalna Rzeczpospolita…, s. 95-97.
35) От кочевавших вблизи казаков ногайских мурз. Крымские дела, 1654 г., № 3, л. 16-17; АЮЗР, т. X, с. 271.
36) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 112-113 (информация от пленных украинцев, служивших в ханском дворце); Документи Богдана Хмельницького…, с. 336—341.
37) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 115-118; 1654 г., № 3, л. 7-11; Latopiesiec albo kroniczka Joachima Jerlicza. Warszawa, 1853, t. 1, s. 156-166.
38) АЮЗР, t. VIII, c. 377-380.
39) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 126-138; 1654 г., № 3, л. 12-13 и сл.; АЮЗР, т. X, с. 588-592; Документы…, с. 757-759; Грушевський M. Icтopiя Украïни–Руси, т. IX, 2-я половина, с. 891, 897; Wójcik Z. Feudalna Rzeczpospolita…, s. 100—101.
40) Отправлен 8.V 1654 г., прибыл в Чигирин, принят гетманом 17.V 1654 г. Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 138-140; 1654 г., № 1, л. 35-36; АЮЗР, т. X, с. 590, 592-597.
41) АЮЗР, т. X, с. 597.
42) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 133-141; 1654 г., № 1, с. 35-36.
43) Документи Богдана Хмельницького…, с. 359.
44) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 138-140; 1654 г., № 1, л. 36-38; № 3, л. 42.
45) Там же, 1654 г., № 3, л. 43-44, 47-65.
46) Документы…, с. 759-765; Wójcik Z. Feudalna Rzeczpospolita…, s. 101-103.
47) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 143-144, 171 и др.; 1654 г., № 1, л. 26-40; № 3, л. 82-83, 88-90, 151-153 и др.; АЮЗР, т. X, с. 150; т. XIV, с. 19-28, 31-34, 69-72 и др.; Документи.., с. 377, 381-333 и след.; Жерела…, t. XII, с. 325-330, 335; Памятники…, т. III, с. 205-206, 212-214; Грушевський M. Icтopiя Украïни–Руси, т. IX, 2-я половина, с. 920-922, 938-943, 947-949 и др.; Kubala L. Wojna moskiewska.., s. 155-164; Wójcik Z. Feudalna Rzeczpospolita…, s. 104-108. {274}
48) Польские дела, 1654 г.. № 9, л. 59-61; Памятники…, т. III, с. 205-206; Грушевський M. Icтopiя Украïни–Руси, т. IX, 2-я половина, с. 956-957; Kubala L. Wojna moskiewska…, s. 158.
49) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 173-182; 1654 г., № 1, л. 30-32; № 3, л. 100-114, 117, 122-132; № 11, л. 21-40.
50) К тому времени в Москве ориентировались только на нейтрализацию крымских татар с включением и Украины. Грамота послам от 14.Х.1654 г. (Получена в Крыму 3.ХII). Крымские дела, 1654, № 1, л. 10-25; № 2, л. 280-287.
51) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 45, 156-157, 159-160, 162, 165-168, 170, 183, 188-197; 1654 г., № 1, л. 41-55; № 3, л. 115-117; Лашков Ф. Памятники дипломатических отношений Крымского ханства с Московским государством в XVI и XVII вв. Симферополь, 1891, с. 50-51, 139-140.
52) Документы…, с. 768-771; Wójcik Z. Feudalna Rzeczpospolita…, s. 106-108.
53) ЦГАДА, ф. Малороссийские дела, оп. 7, 1654 г., № 7, 36; Документи…, с. 392-395; Донские дела, кн. 4, с. 884-889; Грушевський M. Icтopiя Украïни–Руси, т. IX, 2-я половина, с. 960-961, 1031; см. также сноску 28.
54) Подробнее см.: Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 153-154.
55) Wójcik Z. Traktat Andruszowski 1667 roku i jego geneza. Warzawa, 1959, s. 20-23.
56) Мальцев A.H. Россия и Белоруссия в середине XVII в. М.: Изд-во МГУ, 1974, с. 45-47, 56.
57) Nowak Т. Geneza agresji szwedzkiej. — Polska w okresie…, t. I, s. 121.
58) Жерела…, т. XII, с. 334-339; Памятники…, т. III, с. 209-212; Urkunden und Actenstücke zur Geschichte des Kurfürsten Friedrich Wilehelm von Brandenburg. Berlin, 1872, Bd 6, S. 704; 1877, Bd 7, S. 360; Hirsch F. Die ersten Anknüpfungen zwischen Brandenburg und Russland unter dem Großen Kurfürsten. Berlin, 1885, t. 1, S. 6-9; Kubala L. Wojna moskiewska…, s. 421-422.
В советской литературе данной проблеме посвящено несколько статей и отдельные части в трудах иной тематики4). Историки Польши занимались главным образом анализом польско-крымских взаимоотношений и основывались преимущественно на польском материале5). В целом историографические итоги надо признать недостаточными, а новое обращение к теме — назревшим, особенно с использованием богатой источниковедческой базы, отложившейся в ЦГАДА. Последняя дает возможность нарисовать во многих случаях гораздо более полную картину русско-крымских контактов и политики ханства, чем приводимая до сих пор в литературе.
Занимающий нас период в истории «восточного вопроса» не лишен своеобразия. Оно определялось положением Турции: острая внутренняя борьба различных группировок правящей элиты, непрерывные восстания угнетенных народов во всех уголках огромной империи и главное — тяжелая Кандийская война с Венецией заставляли Порту сосредоточиться почти исключительно на средиземноморском {263} театре своей внешней и военной политики. В результате заметно уменьшились и свелись преимущественно к мерам дипломатического порядка возможности ее активного вмешательства в дела Восточной Европы (примерно до 1657—1658 гг.). Поэтому для России и Польши «восточный вопрос» временно сузился, перестал быть проблемой отношений с Османским государством, а лишь, прежде всего, с Крымом6).
С середины 40-х годов XVII в. важным обстоятельством, характеризующим общность интересов Речи Посполитой и России в связи с крымской угрозой и направление их политики на данном участке, стали польско-русские переговоры об антикрымском союзе. Они входили составной частью в общий план войны с Турцией7) Владислава IV, предусматривавший создание широкой лиги (Польша, Венеция, Трансильванское и Дунайские княжества) с использованием запорожских казаков и одновременным восстанием на Балканах8). Царское правительство желало сохранить нормальные отношения с Портой9), но не исключало выступления против Крыма. Первоначально речь шла о наступательном альянсе, что позволило бы парализовать татарские силы при ударе по турецким владениям, но в связи с неудачей всей идеи антитурецкой войны дело ограничилось подписанием в конце 1647 г. оборонительного соглашения10).
Это сближение не ликвидировало основного противоречия двух держав — стремления России вернуть потерянные в «смуту» земли и оказалось кратковременным: с началом восстания на Украине все попытки поляков привлечь русских к совместным действиям против татар и казаков остались безуспешными11). Украинское восстание стало одним из важнейших факторов политической жизни Восточной Европы, в том числе и в интересующем нас секторе. В начале 1648 г. было заключено нечто вроде пакта о взаимопомощи между Войском Запорожским и Крымом, сохранявшего силу почти 6 лет12). Но союз этот был внутренне противоречив и потому недостаточно прочен. Для Б. Хмельницкого главным было получить татарскую помощь в то время, когда по разным причинам безрезультатными оставались и переговоры с Россией о воссоединении, и попытки побудить к активной антипольской акции другие силы (прежде всего Трансильванское княжество)13). {264}
Для Крыма альянс с Украиной был важен в экономическом и внутриполитическом смыслах, ибо возможность успешных грабительских походов14) на соседние земли была одним из главных моментов, позволивших хану Ислам-Гирею обеспечить относительную стабилизацию в стране и единение с верхушкой татарских феодалов, укрепить свой трон и добиться большей независимости от Турции15). Внешнеполитический курс ханства определялся двумя факторами: постоянным стремлением бахчисарайских дипломатов сохранить определенное равновесие сил между Польшей и Россией, за счет которого и паразитировало столь архаическое военно-феодальное образование, как Крым, а также их желанием организовать широкую коалицию (в том числе с привлечением Польши), направленную против Московского государства16). Эти попытки стали особенно активными после Зборовского договора, в 1649—1651 гг., но не привели к успеху по ряду причин: из-за искусного дипломатического противодействия Б. Хмельницкого; вследствие нежелания польских руководителей войти в такую лигу, ибо они пытались тогда решить украинскую проблему в рамках плана антитурецкой войны, надеялись еще привлечь и русских к совместным операциям против татар и казаков, а переговоры с Бахчисараем использовали в 1650 г. только для срыва московских требований, выдвинутых посольством Г.Г. Пушкина17).
Русское правительство серьезно считалось с возможностью такого нападения на свои земли, что повлияло на развитие взаимоотношений с Крымом: если с 1646 г. в Москве держались довольно твердой линии, отвергая все татарские претензии (об увеличении размеров посылаемой в Бахчисарай «казны» и др.), то в 1649—1652 гг. пошли на ряд уступок крымским феодалам в интересующих их вопросах18). С 1651 г. эти меры стали одним из элементов подготовки к возможной войне с Польшей: на такой случай русские желали обезопасить свой тыл, отвлечь крымцев от враждебных замыслов и добиться их нейтралитета.
Варшавские политики, ориентируясь на военное решение украинского вопроса, не стремились к договоренности с ханством: даже в 1653 г., когда поляки начали считать скорое включение России в конфликт почти {265} неизбежным19), они намечали в отношении Крыма лишь дипломатическое (через турок) и военное (калмыки и Персия) давление20) и не откликнулись на молдавские предложения посредничества (с лета 1653 г.) для достижения соглашения с Ислам-Гиреем21).
Последнее было вполне реально уже тогда, так как под влиянием известий об интенсификации московско-чигиринских контактов о переходе Украины в русское подданство хан летом — в начале осени 1653 г. не прочь был сменить ориентацию. Но при неурегулированности отношений с Польшей бахчисарайским властям приходилось маневрировать: они оказывали давление на Б. Хмельницкого с целью помешать воссоединению22), но, с другой стороны, около 7.IX.1653 г. сделали русскому посольству Д. Хомякова и Е. Клочкова предложение о поддержке татарскими силами русского нападения на Польшу23); крымцы участвовали в боевых действиях на Украине и примерно в середине ноября 1653 г. старались лишить поляков помощи от Дьердя Ракоци II и Георгия Штефана24). Но поведение татар во время Жванецкой операции ясно показало, каковы были их настроения к концу 1653 г.25)
Накануне и сразу после воссоединения Украины южный сектор политики и особенно ее крымский участок временно приобрели важнейшее значение: именно отсюда можно было ожидать реальной поддержки одной из сторон при польско-русском конфликте. Программа действий русско-украинской дипломатии, действовавшей в тесной кооперации, вырабатывалась на ряде двусторонних обсуждений в сентябре 1653 г. — апреле 1654 г. и сепаратно в соответствующих столицах. В Чигирине первоначально считали маловероятным польско-татарский союз, но даже в случае его осуществления — не слишком опасным при единении царских и украинских войск и мобилизации антикрымских факторов (донские казаки, ногайские татары, калмыки)26). Намечалось направить посольства в Крым с предложением общей акции против поляков и в Турцию для воздействия через султана на хана — все это было осуществлено27). Одновременно надлежало держать наготове указанные рычаги давления на Крым28).
В Москве находили польско-крымский альянс реальным, а Жванецкий договор оценили как шаг в этом направлении29). Судя по материалам посольства в Крым С. Лодыженского и А. Огаркова (наказ от 19.IX.1653 г.), {266} на первых порах русские добивались только сохранения мира на южной границе, невмешательства ханства, его нейтрализации в предстоящей войне с Польшей и не планировали никаких политических шагов, направленных на сближение с Ислам-Гиреем30). Объяснялось это тем, что тогда еще функционировал крымско-украинский союз, обеспечивая главное, а именно: безопасность с юга, возможность не опасаться удара со стороны Крыма.
Но в феврале 1654 г. курс изменился: чрезвычайное посольство Т.Г. Хотунского и И. Фомина повезло согласие принять помощь татар против поляков (см. выше) и организовать общую боевую акцию. Сравнение предварительного доклада о задачах посольства (24.11)31) и окончательного наказа ему (от 3.III)32) показывает, однако, что на деле московские дипломаты не слишком рассчитывали на осуществление этой идеи, считая возможность прочной договоренности с Крымом в условиях воссоединения Украины маловероятной, а хотели лишь помешать возникновению польско-крымского союза или хотя бы задержать его оформление и таким образом выиграть время для мобилизации всех своих армий.
В январе — начале марта 1654 г. сформировалось направление польской политики в южном секторе, в том числе и в крымском вопросе (посольства Н. Бегановского, М. Яскульского, Я. Шумовского, Беневского соответственно в Порту, Крым, Трансильванское и Дунайские княжества) : шла речь о получении татарской поддержки против русских и казаков, организации блока названных государств (кроме Турции) и дипломатической поддержке султанским правительством крымско-польской лиги33).
В апреле — мае 1654 г. в Константинополе прошли переговоры с польской и украинской миссиями. Источники о ходе и результатах обсуждений довольно разноречивы, как и рисуемая в историографии их картина, но комплексное изучение всех материалов показывает, что османские власти, сосредоточившие внимание на подготовке к новой пробе сил в войне с Венецией, фактически не взяли на себя реальных обязательств ни перед одной из сторон и передали решение на усмотрение крымского хана, требуя от него только помешать опустошительным набегам донских казаков на черноморское побережье Турции34).
В начале февраля 1654 г. в Бахчисарае узнали о Переяславских решениях35). Видимо, их оценили там как {267} вызванный обстоятельствами временный (для украинцев) политический факт. Неурегулированными оставались и польско-крымские отношения. Поэтому в феврале — марте, как показывает ответ первому украинскому посольству, татарские политики придерживались выжидательной линии36). Решающие обсуждения начались с апреля, после приезда в Бахчисарай М. Яскульского и вторых русской и казацкой миссий. Судя по заявлениям, сделанным в этом месяце польскому и московским послам37), крымские руководители не определили еще свой дальнейший курс, а держались скорее выжидающе, ориентируясь пока на своего рода нейтралитет. Одновременно ситуацию обсудили на длительном (10-30.IV), весьма представительном по составу диване, где выявились и разногласия: многие влиятельные деятели убеждали хана сохранить союз с казаками, позволявший почти безнаказанно грабить и Польшу, и Украину, и поддержать Б. Хмельницкого, если от него поступит соответствующая просьба38). Но усиление России в связи с воссоединением, нарушая выгодное для Крыма равновесие сил в Восточной Европе, толкало его к сближению с Речью Посполитой.
Решения дивана и направление крымской политики выясняются при анализе практических шагов, предпринятых татарами в конце апреля — мае 1654 г.39) Их усилия сосредоточились в первую очередь на поисках путей воздействия на Чигирин. М. Яскульскому заявили о согласии заключить договор с Речью Посполитой, но с важными оговорками: имелось в виду предварительно направить к Б. Хмельницкому посла с ультиматумом40) — либо казаки пойдут на соглашение с королем на базе Зборовских условий при гарантии их ханом и разорвут с Москвой, либо польско-татарские армии обрушатся на Украину. Более того, крымский представитель во время переговоров в Чигирине зондировал почву и относительно иного политического решения: казаки остаются нейтральными, не вмешиваются в войну, которая последует против России, а лишь обороняются от поляков41). При отклонении этих предложений гетманом становился реальным крымско-польский альянс.
Но и он не был безусловен: в Бахчисарае отвергли выдвинутый М. Яскульским наиболее благоприятный для поляков план операций (вторжение основных татарских сил во главе с ханом в московские пределы и помощь {268} остальными в отражении русского наступления на Смоленск и в Белоруссии. Этот вариант максимально затруднял действия царских войск, разделяя их) и предложили сосредоточить все усилия на разгроме казаков. Кроме того, поддержка ограничивалась пока посылкой только близко кочевавших от Украины орд42).
В целом политика Крыма была в мае 1654 г. осторожной, даже выжидательной, так как татары избегали широкого вмешательства в войну одновременно против России и Украины. Общий враждебный им курс крымской политики был ясен уже и тогда43), но он вовсе не исключал маневрирования тактического свойства.
Это сказалось даже после отклонения Б. Хмельницким ультиматума Крыма (соответствующее сообщение получено в ханской столице между 8 и 16.VI.1654 г.)44), когда был дан ответ московскому чрезвычайному посольству: отвергалось предложение о совместном нападении на поляков; давалось обещание не вторгаться в русские пределы, взамен чего царским властям предлагалось предупреждать экспедиции донских казаков против Турции и Крыма45).
В июле в Варшаве шло оформление польско-крымского альянса, был выработан текст соглашения, оставалось лишь подтвердить его в Бахчисарае46). Договор этот был и пактом о дружбе, ненападении и взаимопомощи с обязательством поддерживать друг друга против любого неприятеля, и оборонительно-наступательным союзом против России и Украины, имевшим ближайшей целью возвращение последней под власть Речи Посполитой, а более отдаленной — прежний проект совместной войны с Московским государством для его значительного территориального ущемления. Но, хотя политический курс ханства определился, это не исключало дальнейшего маневрирования: уже накануне войны выявилось стремление крымцев избежать прямого столкновения одновременно и с русскими, и с казаками, ограничив для этого свою помощь полякам и отказавшись от разрыва с Москвой.
Смерть Ислам-Гирея (10.VII.1654 г.) задержала наметившуюся тенденцию, так как в порядке дня ненадолго появилась возможность восстановления прежней казацко-татарской лиги47). Но уже в октябре 1654 г. новый хан добился сохранения линии, определенной при его предшественнике (решения дивана в Перекопе 15.Х, принятые в {269} новой обстановке, в условиях значительных русских успехов в войне с Польшей)48). Московским посланцам подтвердили нежелание пойти на общее выступление против Речи Посполитой и готовность поддерживать мирные отношения с Россией; потребовали от царского правительства недопущения впредь походов донцов, как условия сохранения мира и дружбы (при выполнении его и присылке «упоминков» гарантировалась безопасность для владений царя, в противном случае грозили войной)49). Попытка русских представителей распространить крымское обязательство ненападения и на Украину50) и включить в текст шертной грамоты новую царскую титулатуру, что было важно и в интересах безопасности, и для признания Переяславского акта, не имела успеха51). 22.XI.1654 г. Махмед-Гирей подтвердил присягой крымско-польский договор и тем окончательно ввел его в жизнь; 23.XI на соединение с королевскими войсками двинулась первая татарская армия52).
Таким образом, в данном районе кардинально изменилась расстановка политических сил: был ликвидирован казацко-татарский антипольский союз, его место заняла лига между ханством и Речью Посполитой, нацеленная против России и Украины; последние в свою очередь мобилизовали враждебные Крыму силы — донских казаков и калмыков53). Московско-украинской дипломатии не удалось добиться поддержки или хотя бы нейтрализации ханства в войне с Польшей: комплекс отношений, установленный Переяславским актом, и успехи царских армий во второй половине 1654 г. наносили столь мощный удар по основам агрессивной политики крымских феодалов, что достижение названной цели стало невозможным. Тенденции, заметные в политике Бахчисарая еще в конце 40-х — начале 50-х годов XVII в., возобладали, а определяющим эту политику направлением стало антирусское. Во взаимоотношениях с Крымом варшавским руководителям удалось частично решить поставленную задачу, так как бахчисарайские деятели предпочли поэтапный путь достижения своих целей, наметив сначала напасть на Войско Запорожское и лишь в будущем — на русских. Они уклонились от прямой конфронтации с русскими, ограничили масштабы помощи полякам54) как и поле совместных операций — только Украиной, где не было значительных московских отрядов, и не затрагивали собственно русские {270} земли. Разрыва между ханством и Россией не последовало, дело свелось к своего рода местной войне.
Союз с Крымом явился единственным и, может быть, важнейшим успехом польской политики55). Он сказался (к выгоде поляков) уже летом 1654 г., когда татарская угроза парализовала основные украинские силы и таким образом не позволила осуществить русский план вторжения в Малую Польшу и Литву56), еще более — в следующем году, особенно в период «потопа». Но с точки зрения польских интересов новый альянс имел и негативные стороны: за него приходилось расплачиваться безнаказанностью татарских грабежей на польских и украинских землях, что вело к дальнейшему всестороннему ослаблению страны. Союз был выгоден только наиболее воинственным кругам польского правящего класса, он затруднял осуществление более умеренных программ и лишал дипломатию страны необходимой гибкости. Отрицательные последствия подобного положения проявились уже в ближайшем будущем да и позже. Расчеты на решение украинской проблемы с помощью татар зимой 1654—1655 гг. привели и к замедлению польско-шведских переговоров57), и к отклонению нескольких предложений посредничества с Россией и Войском Запорожским (молдавского и трансильванского князей, бранденбургского курфюрста, императора)58). Это ухудшило дипломатическую обстановку для Польши и привело к тому, что война со Швецией началась в 1655 г. в наиболее невыгодных для Речи Посполитой условиях, фактически при ее внешнеполитической изоляции.
1) Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1948; Baranowski В. Polska a tatarszczyzna w latach 1624—1629. Łódź, 1948; Idem. Stosunki polsko-tatarskie w latach 1632—1648. Łódź, 1948; Idem. Chłop polski w walce z tatarami. Warszawa, 1952; Majewski R. Z problematyki walk z tatarami w pierwszej połowie XVII w. — Sobótka. Ślaski kwartalnik historyczny, 1975, № 2, s. 231-241.
2) Грушевський M. Icтopiя Украïни–Руси. Киïв, 1916, T. 8, ч. 2; 1922, ч. 3; 1928—1931. Т. 9, 1-2-я половина.
3) Kubala L. Szkice historyczne. Ser. 1, Wyd. 2. Lwów, 1880; Ser. 2. Wyd. 4. Warszawa; Kraków, 1901; Idem. Wojna moskiewska, R. 1654—1655, — Szkice historyczne. Ser. 3. Kraków, 1910.
4) Голобуцкий В. Дипломатическая история освободительной войны украинского народа 1648—1654 гг. Киев, 1962; Лызлов Г.М. Польско-русские отношения в начальный период освободительной {271} войны украинского народа (до Зборовского мира). — КСИС, 1958, вып. 24, с. 58-82; Он же. Польско-русские отношения в период освободительной войны украинского народа 1648—1654 гг. Канд. дис. М., 1959; Новосельский А.А. Совместная борьба русского и украинского народов против турецко-татарских захватчиков. — Доклады и сообщения Ин-та истории, 1954, вып. 2, с. 14-25; Шевченко Ф.П. Полiтичнi та економiчнi звязки Украïни з Росиею в серединi XVII ст. Киiв: Наукова думка, 1959; и др.
5) Baranowski В. Tatarszczyzna wobec wojny polsko-szwedzkiej w latach 1655—1660. — Polska w okresie drugiej wojny północnej (Warszawa), 1957, t. 1, s. 453-466; Wójcik Z. Feudalna Rzeczpospolita wobec umowy w Perejasławiu.— Kwartalnik Historyczny, 1954, № 3, s. 76-109.
6) И другими турецкими вассалами (Трансильванское и Дунайские княжества), а также балканскими народами.
7) В прямой форме либо при предварительном нападении на Крым, как своего рода детонаторе войны.
8) О литературе вопроса см.; Заборовский Л.В. Канун и начало русско-польской войны и позиция государств Юго-Восточной Европы (50-е годы XVII в.). — В кн.: Карпато-Дунайские земли в средние века. Кишинев, 1975, с. 259, прим. 7; Czapliński W. Władysław IV i jego czasy. Warszawa, 1976; Czermak W. Plany wojny tureckiej Władysława IV. Kraków, 1895; Kubala L. Jerzy Ossoliński. Warszawa, 1924; Szajnocha K. Dwa lata dziejów naszych 1646—1648. Lwów, 1869, t. I-II.
9) Это было важно и с учетом напряженности русско-шведских отношений до заключения Стокгольмского договора 29.Х.1649 г. (здесь и далее даты по н. ст.), когда московские дипломаты надеялись использовать Тридцатилетнюю войну для получения уступок от шведов.
10) Новосельский А.А. Борьба Московского государства…, с. 330-331, 364-367.
11) Лызлов Г.М. Польско-русские отношения в период освободительной войны…, с. 77-266, 278-290.
12) Голобуцкий В. Дипломатическая история…, с. 96-97, 103-106, 199-200.
13) Документа Богдана Хмельницького 1648—1657. Киïв, 1961, с. 48-49, 57-58, 64-65, 84-85, 94-95; Голобуцкий В. Дипломатическая история…, с. 127-324; Kersten A. Na tropach Napierskiego. W kręgu mitów i factów. Warszawa, 1970, s. 95-119.
14) Экономически, в военном и иных отношениях в них была заинтересована и Порта. Об этом, как и об общих основах политики Крыма, см. замечания И.П. Петрушевского: Учен. зап. ЛГУ, 1952, № 128, вып. 3. История и филология стран Востока, с. 229-236.
15) ЦГАДА, ф. Сношения с Крымом. Дела (далее; Крымские дела), 1653 г., № 17, л. 109-112; Воссоединение Украины с Россией: Документы и материалы в трех томах. М., 1953, т. II, с. 484-485.
16) Оборонительные мероприятия русских на южной границе вместе с операциями донцов сделали малодейственными сепаратные нападения татар на Русь даже для одного угона «полона».
17) Голобуцкий В. Дипломатическая история…, с. 216-217, 243-255, 259; Лызлов Г.М. Польско-русские отношения в период от Зборовского мира до Земского собора 1651 г. — КСИС, 1959, вып. 27, С. 45-67. {272}
18) Лызлов Г.М. Польско-русские отношения в период освободительной войны…, с. 196-198, 355-357.
19) Там же, с. 339-342; ЦГАДА, ф. Сношения с Польшей. Книги, № 83, л. 63об.-69об., 331; № 84, л. 39-40, 60, 69-72об., 74об., 520-524; Дела (далее — Польские дела), 1653 г., № 1, л. 226-227, 289, 408-410, 583; Документы об освободительной войне украинского народа 1648—1654 гг. Киев, 1965, с. 641, 668-671; Голобуцкий В. Дипломатическая история…, с. 327.
20) Документы…, с. 661-663, 748; Stanisława Temberskiego roczniki 1647—1656. Kraków, 1897, p. 227; Abrahamowicz Z. The unrealized legation of Kasper Szymański to the Kalmuks and Persia in 1653. — Folia orientalia (Kraków), 1971, t. XII, p. 2-23. И то и другое не было осуществлено.
21) Документы…, с. 680-682, 697-698, 717-719; Жерела до icтopiï Украïни–Руси. Львов, 1911, т. XII, с. 248-253, 271, 274-275; Documenne privitoare la istoria Ardealului, Moldovei şi Tärii–Româneşti. Bucureşti, 1938, vol. X, p. 268-269, 272-277.
22) ЦГАДА, ф. Сношения с Крымом. Книги, № 34, л. 180об.-182; Крымские дела, 1653 г., № 18, л. 5-7; Воссоединение…, т. III, с. 401.
23) Крымские дела, 1653 г., № 18, л. 2-3, 7-15. Получено в Москве 12.XI.1653 г.
24) Жерела…, т. XII, с. 261, 272-274; Michałowski J. Księga pamiętnicza. — Kraków, 1864, s. 697-698, 701-702, 713; Kubala L. Szkice historyczne. Ser. 2, Wyd. 4, s. 265-266, 278-284.
25) Kubala L. Szkice historyczne. Ser. 2, Wyd. 4, s. 171-284.
26) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 131-132; АЮЗР. СПб., 1878, т. X, с. 327, 344, 443-445, 452, 561-564, 571-572, 594; Воссоединение…, т. III, с. 399-400, 470, 476-477, 488; Документи Богдана Хмельницького…, с. 320-325, 331-336.
27) Воссоединение…, т. III, с. 400, 470, 474, 484, 488. 14.II.1654 г. в Бахчисарай отправилось первое украинское посольство, около 20.IV — второе; в Константинополе казацкие послы появились около 18.IV или 21.IV.1654 г. Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 37-39, 112-113, 126-136; 1654 г., № 3, л. 12-13; АЮЗР, т. X, с. 327, 344, 407-410, 443, 541-544, 562, 586, 588-592; Жерела…, т. XII, с. 305, 313-314; Magyar törtenelmi emlékek. Okmánytár. Budapest, 1874, (далее: Okmánytár…), 23 köt, 143 1.; Грушевський M. Icтopiя Украïни–Руси, т. IX, 2-я половина, с. 781, 887-889.
28) 25.III и 21.IV.1654 г. из Москвы направили соответствующие указания донцам. Примерно к апрелю-маю 1654 г. выяснилась беспочвенность расчетов Чигирина на поддержку ногайцев, а сближения с калмыками русским удалось добиться только ближе к исходу года. Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 38-39, 109, 133-136; АИ. СПб., 1842, т. IV, с. 195; АЮЗР, т. X, с. 573-574, 585-588, 591; Воссоединение…, т. III, с. 556; ДАИ. СПб., 1848, т. 3, с. 531-539; РИБ. СПб., 1913, т. XXIX, с. 790—793.
29) Крымские дела, 1654 г., № 1, л. 1-5; АЮЗР, т. X, с. 49-50, 213-214, 443; Воссоединение…, т. III, с. 379, 385-386, 389-393, 399-401 и др.
30) Крымские дела, 1653 г., № 16, л. 40-231, 341.
31) Там же, 1654 г., № 2, л. 26-34. {273}
32) Там же, л. 35-176. Копии грамот, л. 178-228. Проект шертной грамоты, л. 229-248.
33) Там же, 1653 г., № 17, л. 115-116, 127-131, 135-136; 1654 г., № 3, л. 12-13; Жерела…, т. XII, с. 277-278, 280-284; Памятники, изданные Киевской комиссией для разбора древних актов. Киев, 1898, т. III, с. 188-191; Ojczyste spominki w pismach do dziejów dawnej Polski. Dyaryusze, relacye, pamiętniki… zebrane przez A. Grabowskiego. Kraków, 1845, t. I, s. 90-96; Okmánytár…, 133-135 l.; Грушевський M. Icтopiя Украïни–Руси, т. IX, 2-я половина, с. 780-781; Kubala L. Wojna moskiewska…, s. 130, 135; Wójcik Z. Feudalna Rzeczpospolita…, s. 92-98.
34) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 137-138; 1654 г., № 3, л. 16-17 и сл.; АЮЗР. СПб., 1875, т. VIII, с. 375-382; т. X, с. 580, 595- 596; Документы…, с. 767; Жерела…, т. XII, с. 312-313, 317-318, 321; Erdély és az északkeleti háború. Levelek és okiratok. Budapest, 1890, I köt. 352 l.; Ojczyste spominki…, t. I, s. 96-98; Okmánytár…, 147 l.; Грушевський M. Icтopiя Украïни — Руси, т. IX, 2-я половина, с. 893-895, 921-922; Demeny L. Освободительная война украинского народа 1648—1654 годов и Юго-Восточная Европа.— Revue des études sud-est européennes (Bucureşti), 1974, № 4, p. 508-511; Kubala L. Wojna moskiewska…, s. 128-185, 377-379; Wójcik Z. Feudalna Rzeczpospolita…, s. 95-97.
35) От кочевавших вблизи казаков ногайских мурз. Крымские дела, 1654 г., № 3, л. 16-17; АЮЗР, т. X, с. 271.
36) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 112-113 (информация от пленных украинцев, служивших в ханском дворце); Документи Богдана Хмельницького…, с. 336—341.
37) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 115-118; 1654 г., № 3, л. 7-11; Latopiesiec albo kroniczka Joachima Jerlicza. Warszawa, 1853, t. 1, s. 156-166.
38) АЮЗР, t. VIII, c. 377-380.
39) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 126-138; 1654 г., № 3, л. 12-13 и сл.; АЮЗР, т. X, с. 588-592; Документы…, с. 757-759; Грушевський M. Icтopiя Украïни–Руси, т. IX, 2-я половина, с. 891, 897; Wójcik Z. Feudalna Rzeczpospolita…, s. 100—101.
40) Отправлен 8.V 1654 г., прибыл в Чигирин, принят гетманом 17.V 1654 г. Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 138-140; 1654 г., № 1, л. 35-36; АЮЗР, т. X, с. 590, 592-597.
41) АЮЗР, т. X, с. 597.
42) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 133-141; 1654 г., № 1, с. 35-36.
43) Документи Богдана Хмельницького…, с. 359.
44) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 138-140; 1654 г., № 1, л. 36-38; № 3, л. 42.
45) Там же, 1654 г., № 3, л. 43-44, 47-65.
46) Документы…, с. 759-765; Wójcik Z. Feudalna Rzeczpospolita…, s. 101-103.
47) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 143-144, 171 и др.; 1654 г., № 1, л. 26-40; № 3, л. 82-83, 88-90, 151-153 и др.; АЮЗР, т. X, с. 150; т. XIV, с. 19-28, 31-34, 69-72 и др.; Документи.., с. 377, 381-333 и след.; Жерела…, t. XII, с. 325-330, 335; Памятники…, т. III, с. 205-206, 212-214; Грушевський M. Icтopiя Украïни–Руси, т. IX, 2-я половина, с. 920-922, 938-943, 947-949 и др.; Kubala L. Wojna moskiewska.., s. 155-164; Wójcik Z. Feudalna Rzeczpospolita…, s. 104-108. {274}
48) Польские дела, 1654 г.. № 9, л. 59-61; Памятники…, т. III, с. 205-206; Грушевський M. Icтopiя Украïни–Руси, т. IX, 2-я половина, с. 956-957; Kubala L. Wojna moskiewska…, s. 158.
49) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 173-182; 1654 г., № 1, л. 30-32; № 3, л. 100-114, 117, 122-132; № 11, л. 21-40.
50) К тому времени в Москве ориентировались только на нейтрализацию крымских татар с включением и Украины. Грамота послам от 14.Х.1654 г. (Получена в Крыму 3.ХII). Крымские дела, 1654, № 1, л. 10-25; № 2, л. 280-287.
51) Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 45, 156-157, 159-160, 162, 165-168, 170, 183, 188-197; 1654 г., № 1, л. 41-55; № 3, л. 115-117; Лашков Ф. Памятники дипломатических отношений Крымского ханства с Московским государством в XVI и XVII вв. Симферополь, 1891, с. 50-51, 139-140.
52) Документы…, с. 768-771; Wójcik Z. Feudalna Rzeczpospolita…, s. 106-108.
53) ЦГАДА, ф. Малороссийские дела, оп. 7, 1654 г., № 7, 36; Документи…, с. 392-395; Донские дела, кн. 4, с. 884-889; Грушевський M. Icтopiя Украïни–Руси, т. IX, 2-я половина, с. 960-961, 1031; см. также сноску 28.
54) Подробнее см.: Крымские дела, 1653 г., № 17, л. 153-154.
55) Wójcik Z. Traktat Andruszowski 1667 roku i jego geneza. Warzawa, 1959, s. 20-23.
56) Мальцев A.H. Россия и Белоруссия в середине XVII в. М.: Изд-во МГУ, 1974, с. 45-47, 56.
57) Nowak Т. Geneza agresji szwedzkiej. — Polska w okresie…, t. I, s. 121.
58) Жерела…, т. XII, с. 334-339; Памятники…, т. III, с. 209-212; Urkunden und Actenstücke zur Geschichte des Kurfürsten Friedrich Wilehelm von Brandenburg. Berlin, 1872, Bd 6, S. 704; 1877, Bd 7, S. 360; Hirsch F. Die ersten Anknüpfungen zwischen Brandenburg und Russland unter dem Großen Kurfürsten. Berlin, 1885, t. 1, S. 6-9; Kubala L. Wojna moskiewska…, s. 421-422.
