Темы

C Cеквенирование E E1b1b G I I1 I2 J J1 J2 N N1c Q R1a R1b Y-ДНК Австролоиды Альпийский тип Америнды Англия Антропологическая реконструкция Антропоэстетика Арабы Арменоиды Армия Руси Археология Аудио Аутосомы Африканцы Бактерии Балканы Венгрия Вера Видео Вирусы Вьетнам Гаплогруппы Генетика человека Генетические классификации Геногеография Германцы Гормоны Графики Греция Группы крови ДНК Деградация Демография в России Дерматоглифика Динарская раса Дравиды Древние цивилизации Европа Европейская антропология Европейский генофонд ЖЗЛ Живопись Животные Звёзды кино Здоровье Знаменитости Зодчество Иберия Индия Индоарийцы Интеръер Иран Ирландия Испания Исскуство История Италия Кавказ Канада Карты Кельты Китай Корея Криминал Культура Руси Латинская Америка Летописание Лингвистика Миграция Мимикрия Мифология Модели Монголоидная раса Монголы Мт-ДНК Музыка для души Мутация Народные обычаи и традиции Народонаселение Народы России Наши Города Негроидная раса Немцы Нордиды Одежда на Руси Ориентальная раса Основы Антропологии Основы ДНК-генеалогии и популяционной генетики Остбалты Переднеазиатская раса Пигментация Политика Польша Понтиды Прибалтика Природа Происхождение человека Психология РАСОЛОГИЯ РНК Разное Русская Антропология Русская антропоэстетика Русская генетика Русские поэты и писатели Русский генофонд Русь США Семиты Скандинавы Скифы и Сарматы Славяне Славянская генетика Среднеазиаты Средниземноморская раса Схемы Тохары Тураниды Туризм Тюрки Тюрская антропогенетика Укрология Уралоидный тип Филиппины Фильм Финляндия Фото Франция Храмы Хромосомы Художники России Цыгане Чехия Чухонцы Шотландия Эстетика Этнография Этнопсихология Юмор Япония генетика интеллект научные открытия неандерталeц

Поиск по этому блогу

вторник, 15 ноября 2016 г.

МАРЖЕРЕТ, ЖАК Состояние российской империи Часть 2

Ж. МАРЖЕРЕТ В РОССИЙСКИХ ДОКУМЕНТАХ

№ 1


1603 г., 1(11) сентября – 1604 г., 31 августа (10 сентября). – Кормленная книга Галицкой четверти 1. Запись о выплате годового жалованья капитану Ж. Маржерету с его распиской в получении
/л. 10/ Нововыезжей капитон Яков Мареретов. Государева царева и великого князя Бориса Федоровича всеа Русии ему жалованья на 112-й год оклад его сполна восмьдесят рублев. Дано. 2 Деньги взял самъ. Jch Jacob Margeret Capitan hab Kaiserliche Majestat begnadigung empfang[en].
Перевод расписки: Я, Яков Маржерет капитан, вознаграждение императорского величества получил.

Внизу л. 10 фрагмент скрепы: [Диак Он]дрей [Олябьев].

РГАДА. Ф. 137. Боярские и городовые книги. Боярская книга № 2. Л. 10. Подлинник. 192 х 137.
Публ.: Сухотин Л. М. Четвертчики Смутного времени (1604–1617). М., 1912. С. 3.


№ 2

1610 г., 23 сентября (3 октября) – 1611 г., 15(25) августа 3. – Приказная выпись о выплатах деньгами и выдачах, драгоценностями, мехами и сукнами пану П. Борковскому и капитану Ж. Маржерету («Якову капитайну») на жалованье наемникам из казенных сумм ряда приказов и конфискованного имущества кн. Шуйских
...Выписано из книг, что дано пану Петру Борковскому и Якову капитайну при пане гетмане 4 и после пана гетмана на немецкие люди, въ заслуженое съ Казенного двора, и изъ [266] Ноугородския чети, и съ Денежнаго 5 и съ Купецкого 6 и съ Шуйских двopoвъ 7, розными времены, сентября съ 23-го числа августа по 15 число.
Съ Казенного двора при пане гетмане сентября въ 23 день послано пану гетману въ обоз на немецкіе люди 1722 золотыхъ угорскихъ, по 23 алтыны по 2 денги золотой, а денгами 1205 рублев и 13 алтынъ 2 денги; а отвозил те золотые гетману въ обоз діякъ Семейка Еуфимьевъ, а отчиталъ ихъ Станиславъ Тарповской да Янъ Краситцкой 8.
Октября въ 7 день дано 1170 рублевъ. Октября въ 9 день дано 11 поставовъ суконъ лундышей розными цветы 9, по 35 рублевъ поставъ, да поставъ настрафилю 10 17 рублевъ, итого по цене 402 рубля. И всего съ Казенного двора при пане гетмане золотыми денгами и сукны 2777 рублевъ и 13 алтынъ 2 денги.
Да изъ Ноугородцкія чети при пане гетмане октября въ 4 день дано 1200 рублевъ. Того жъ дни дано денгами серебреными и золотыми угорскими и московскими золотыми 983 рубли и 20 алтынъ.
Октября въ 11 день дано денгами золотыми 750 рублевъ и 23 алтыны 2 денги.
И всего изъ Ноугородцкія чети дано при пане гетмане денгами и золотыми 2934 рубли и 10 алтын, а пріимали денги діяки думной Овдокимъ Витовтовъ 11 да Василій Юрьевъ 12.
Да продажи князя Дмитрея да князя Ивана Шуйскихъ 13 у Овдокима Витовтова 1050 рублевъ.
И обоего при пане гетмане на немецкіе конные люди съ Казенного двора и изъ Ноугородцкія четверти дано денгами и золотыми червонными, и протузаны, и денгами золотыми, и сукны 6761 рубль и 23 алтыны 2 денги.
Да после пана гетмана дано съ Казенного двора: октября въ 17 день 15 поставовъ суконъ настрафилю розными цветы, по 20 рублевъ поставъ, итого 300 рублевъ.
Октября въ 20 день чепми золотыми, весу 30 гривенокъ и 7 зoлoтникъ 14, по 30 рублевъ гривенка, итого 1174 рубли и 11 алтынъ 4 денги.
Декабря въ 18 день дано 300 рублевъ. Декабря въ 21 день дано 1500 рублевъ. Генваря въ 9 день дано 1460 рублевъ. [267]
Генваря въ 21 день дано 12 поставовъ суконъ лундышей розными цветы, по 30 рублевъ поставъ, да 8 поставовъ настрафилей розных цветовъ, по 17 рублевъ поставъ, да въ остаткахъ 206 аршинъ настрафилю розныхъ цветовъ, по 20 алтынъ аршинъ, да 50 половинокъ еренковыхъ, по 7 рублевъ половинка, да 200 аршинъ стамбреду 15, по 6 алтынъ по 2 денги аршинъ, да 81 аршинъ лундышей розныхъ цветовъ, по 10 алтынъ аршинъ, да 21 аршинъ бaгpeцy 16, по полъ 2 рубли аршинъ. И всего дано сукны розными времены по цене на 1093 рубли и на 20 алтынъ.
Февраля въ 16 день и въ 27 день дано 600 рублевъ.
Марта въ 3 день дано 16 мисъ да ложка золоты, весу 130 гривенокъ, по 30 рублевъ гривенка, итого денгами 3900 рублевъ, да золотомъ рознью, ковшами и посохомъ и чепми 194 гривенки и 27 золотникъ, по 30 рублевъ гривенка, итого денгами 5837 рублевъ; запонка золота съ яхонты съ червчатыми и съ олмазы 100 рублевъ; саадакъ кованъ золотомъ по нахтерме, пряжи и наконечники и бенди золоты резаны с чернью, весу 3 гривенки, цена 90 рублевъ; щитъ кизылбаской везеной розные шолки, подвершье булатное, наведено золотомъ съ камешки, да топоръ намецкой широкъ наведенъ золотомъ, цена обема 28 рублевъ; сабля булатная, ножны хозъ чорнъ, оправлена золотомъ, поясъ тканъ въ кружки шолкъ червчатъ съ золотомъ, пряжи и заузолники и наконечники резаны съ чернью, весу золота 2 гривенки, цена 70 рублевъ; рукомойникъ да лохань серебрены золочены чеканены, весу 24 гривенки, по 3 рубли съ полтиною гривенка, итого 84 рубли.
Да панъ Борковской перевелъ на себя, что взяли съ Казенного двора княжате Збораскому слуги, 8 ковровъ да шатеръ да залетникъ, цена 140 рублевъ.
У боярина у Федора Ивановича Шереметева съ товарыщи Яковъ Ульяновъ капитайнъ взялъ обручь золтой шляпочной съ яхонты и съ олмазы, цена 500 рублевъ; да 2 чарки золоты, да манелы, стебель золотъ ложечной съ каменьемъ, весу 2 гривенки и 31 золотникъ съ полузолотникомъ, по 30 рублевъ гривенка, итого 79 рублевъ и 22 алтына полъ 6 денги; да жемчюгомъ дано 782 золотника, цена 986 рублевъ 23 алтыны 2 денги.
Да въ закладе положено у Якова капитайна 36 крестовъ золотыхъ съ каменьемъ и съ жемчюги, весу 14 гривенокъ и 28 [268] золотникъ, а за тотъ закладъ далъ Яковъ немцомъ 300 рублевъ; дьяки Иванъ Чичеринъ 17 да Овдокимъ Витовтовъ дали розныхъ рухледей на 100 рублевъ.
И всего съ Казенного двора, после пана гетмана, дано пану Борковскому и Якову капитайну на немецкіе пешіе люди 18643 рубля и 32 алтына полъ 6 денги.
Изъ Ноугородцкія чети после пана гетмана книжныхъ денегъ, что собрано за книги изъ четвертныхъ доходовъ, дано розными времены 4435 рублевъ и 12 алтынъ.
Да съ Купецкого двора дано денгами рухледныя продажи 690 рублевъ; 7 сороковъ соболей за 510 рублевъ; 57 сороковъ соболей за 1432 рубля; да литовскимъ купцомъ дано соболей на 425 рублевъ, и въ то число за соболи взялъ у нихъ Борковской сукнами; да соболми жъ дано на 250 рублевъ; да соболми жъ дано съ Казенного двора на 283 рубли. И всего соболми дано на 2900 рублевъ, по Борковского сказке, а ималъ онъ съ Купецкого двора соболи у дьяка у Марка Поздеева, и Марко в розруху и съ книгами изгибъ 18, а что сыщетца тое дачи соболми, и в томъ справиться опосле.
Да рухлядью дано Якову капитайну да Гамолту 19 на 136 рублевъ.
И всего с Купецкого двора дано денгами и соболми и рухледью 3726 рублевъ.
Изъ продажныя рухледи круживъ немцомъ дано на 50 рублевъ; да изъ оружейныя рухледи за рогатину да за 2 самопалы 10 рублевъ; да за 6 самопаловъ 50 рублевъ; съ Денежнаго двора дано судами на 226 рублевъ.
Из рухледи князя Дмитрея да князя Ивана Шуйских дали діяки Иванъ Чичеринъ да Овдокимъ Витовтовъ, по сказке пана Борковского да Якова капитайна, денгами и сукны и иною рухледью, и за шубу, что купили съ Казановскимъ 20, на 885 рублевъ.
И всего после пана гетмана дано Борковскому и Якову капитайну на немецкіе пешіе люди, изо всехъ приказовъ, денгами и сукны и соболми и всякою рухледью 28025 рублевъ и 11 алтынъ и 4 денги.
И обоего, при пане гетмане и после пана гетмана, дано Борковскому и Якову капитайну на немецкіе конные и пешіе люди [269] 34787 рублевъ 3 алтына полъ 2 денги 21, а полскими золотыми 114623 золотыхъ и грошей 20.
На обороте по склейкам столбцов подпись: Р. Borkiowski nа Niemce zasluzone dengi wzial y do tego regestru reca wlasna przilozyl. P. Borkiowski.

По публ.: РИБ. СПб., 1875. T. 2. Стб. 232–236. В публикации указано, что документ напечатан по списку с подлинника, хранившегося в Московской Оружейной палате; список был предоставлен П. М. Строевым.
Частично публ. А. Вельтманом: О сохранности утварей царского чина, или регалий, во время бытности польских и литовских войск в Москве в 1610-1612 годах // ЧОИДР. 1848. № 5. С. 61-62.


№ 3

1611, 21(31) января – 1612, 10(20) июня 22. – Приказная выпись о выплатах и выдачах деньгами, драгоценными тканями, мехами и другим имуществом пану старосте А. Корвин-Госевскому, пану П. Борковскому, капитану Ж. Маржерету («Якову Ульянову») и другим лицам в зачет жалованья
...Роспись государевы продажныя рухледи, что имали съ Купецкого двора въ долгъ бояре и дворяне и дьяки и приказные и гости и торговые и всякіе люди, а кто имянемъ какіе рухледи, въ цену или безъ цены, о кою пору взялъ, и тому роспись... 23
А продано тое рухляди, генваря съ 21 числа марта по 18 число, всякимъ людемъ на 8741 рубль 14 алтынъ съ денгою; а продавали гости Дементей Булгаковъ, да Григорей Твердиковъ, Иванъ Юдинъ, Родивон Котовъ 24 съ товарыщи и съ торговыми людми, ценою; а что кому именемъ и какія рухледи продано, и тому подлинныя книги.
И за тое продажную рухледь денегъ собрано 7872 рубля и 23 алтына 5 денегъ, а не донято на боярехъ и на околничихъ, и на дворянехъ, и на приказных людехъ 868 рублевъ и 23 алтына 4 денги, для того что по грехомъ сталась на Москве розруха безвестно, а срокъ былъ темъ денгамъ заплатить на Великъ день 25. А что на ком за что взято, порознь, и тому роспись 26. [270]
Да переделываны на Денежномъ дворе въ денги суды, что взято съ Казенного двора и всякое серебро, которое сымано съ поясовъ, опричь того, что дано съ Казенного двора Ефиму, а денегъ противъ того серебра не взято, и из того серебра вышло денегъ изъ дела 228 рублевъ.
И всего въ приходе денегъ, что собрано за продажную рухледь, опричь того, что доняти, и что вышло изъ судовъ денегъ, 8100 рублевъ 23 алтына 5 денегъ. И тем денгамъ расход:
На Денежной дворъ Ефиму Телепневу 27 да дьяку Саве Романчюкову 28 порознь на роздачу полскимъ и литовскимъ лю-демъ дано 4351 рубль и 11 алтынъ съ денгою;
да на Казенной дворъ 33 рубли;
Да полскимъ и литовскимъ людемъ дано въ ихъ въ кормовыя денги 2406 рублевъ и 12 алтынъ 4 денги;
Да ротмистромъ Ивану Житикому да Пенежке дано на пехоту гайдукомъ 320 рублевъ;
Да пану старосте Олександру Ивановичу Корвину Гасевскому 29 послано для государевыхъ росходовъ и для пословъ полскихъ и литовскихъ, которые посланы къ королевскому величеству подъ Смоленескъ, от всего рыцерства 215 рублевъ;
Да пану Борковскому дано на немецкіе люди 690 рублевъ;
Да по подписной челобитной дано пану Слонскому 85 рублевъ.
И всего въ росходе 8100 рублевъ 23 алтына 5 денегъ.
Да полскимъ же и литовскимъ людемъ дано въ кормовыя денги, въ зачотъ, рухледью на 2114 рублевъ на 26 алтынъ; а что полскіе и литовскіе люди рухледи имали, и тому книги и у техъ у всехъ статей ихъ руки.
Да къ пану старосте Олександру Ивановичу Корвину Гасевскому отпущено на дворъ съ слугою его, съ Чайковскимъ, бархатовъ и отласов золотныхъ, и камокъ 30 и конскихъ нарядовъ, и иныя рухледи, по цене, на 698 рублевъ и на 20 алтынъ на 5 денегъ; а что какія рухледи дано, и то подлинно писано въ книгахъ въ отдаточныхъ.
Да пану Петру Борковскому дано рухледи на 69 рублевъ на 17 алтынъ съ полуденгою, опричь соболей; а что будетъ дано соболми, и того не ведомо, потому что соболныя продажи книги пропали в розруху. [271]
Да капитану Якову Ульянову дано рухледью на 98 рублевъ и на 26 алтынъ 4 денги.
Да Яковъ же взял на товарища своего, на капитана Гамолта, рухледью на 42 рубли на 10 алтынъ на 4 денги.
Да онъ же взялъ на Давыда Халберха на 4 рубли и на 14 алтынъ на 3 денги.
Да по подписнымъ челобитнымъ и по памятемъ, за дьячею приписью, и по имянным приказомъ, роздано рухледи Слонскому на 270 рублев.
Торговымъ людемъ, Родивону Котову съ товарыщи, за денги, что у нихъ имано въ займы въ Новгородцкую четь, за сукна, которые иманы на Казенной дворъ, дано платьем и иною рухледью на 168 рублевъ на 10 алтынъ на 5 денегъ.
Косаковскому да Мустафе мурзе на роздачу мурзамъ и ка-закомъ камокъ и шапокъ на 75 рублевъ; а что какія рухледи давано, и то писано именно въ отдаточныхъ книгахъ.
Да по картке за рукою старосты Олександра Ивановича Корвина Гасевского дано пану старосте Хмелетцкому рухледи на 52 рубли.
И всего рухледи отдано полскимъ и литовскимъ людемъ и на старостинъ дворъ по подписнымъ челобитнымъ и по памятемъ за дьячьими приписьми и по имяннымъ приказомъ на 3592 рубли и 26 алтынъ на полъ 4 денги.
И обоего въ росходе денег и рухледи, опричь того, что донять, 11694 рубли и 17 алтынъ съ полуденгою
Да въ Московскую розруху и какъ тое рухледь возили съ Купецкого двора на Казенной дворъ, что розграблено и что в те поры рознесли, и тому список 31.
А что осталось за продажею и за отдачею полскихъ и литовскихъ людей, и за грабежемъ, и за розносомъ, тое рухледи, и то привезено на Казенной дворъ и отдано въ отдачу бояромъ, Федору Ивановичу Шереметеву 32, да боярину жъ князю Григорью Петровичу Ромодановскому 33, да князю Григорью Костентиновичу Волконскому 34, да думнымъ дьякомъ Ивану Ивановичу Чичерину да Овдокиму Яковлевичу Витофтову, да дьякомъ же Михаилу Тюхину 35 да Ондрею Варееву 36; а что какія рухледи отдано, и тому роспись. Опричь того, что привезено мяхкія рухледи Марковы продажи Поздеева; а что Марковы [272] продаж отдано, и то писано подлинно въ отдаточныхъ книгахъ съ сею жъ отдачею вместе. 37
Роспись, что по росказанья Александра Ивановича Корвина Госевского на немцы въ заслуженое месячное после Барковского, 119 августа съ 10 числа да 120 мая по 10 число выдано на Денежной дворъ золота и серебра делати въ денги... 38
Сюда же принадлежит листок следующий 39:
И всего на немцы выдано при пане гетмане корунномъ и после пана гетмана, при Барковскомъ и при Якове капитайне, и после ихъ, за ведомостью Александра Ивановича Корвина Госевского, 119 сентября съ 23 числа до 120 маія по 10 число, денгами и золотыми черлеными, и серебромъ, и золотомъ, и всякою рухледью, 41189 рублевъ и 3 алтына полъ 2 денги, а полскими золотыми 135963 золотыхъ и грошей 20. Да на последней месяцъ дано, маія съ 10 числа да іюня по 10 жъ число, казенныхъ денегъ, что продалъ думной діякъ Иванъ Ивановичъ Чичеринъ остатковъ казенныхъ, 150 рублевъ; а досталь на тотъ последней месяцъ на отъезде своемъ Александро Ивановичъ додалъ своихъ денег 335 рубли. И всего дано на последней месяцъ немцомъ 483 рубли, а полскими золотыми 1610 золотыхъ.
И обоего выдано на немцы, изъ казны и что Александро своихъ далъ 41672 рубли 3 алтына полъ 2 денги, а полскими золотыми 137573 золотыхъ и грошей 20.

По публ.: РИБ. СПб., 1875. Т. 2. Стб. 241–245, 248. В публикации указано, что документ напечатан по списку с подлинника, хранившегося в Московской Оружейной палате. Список был предоставлен П. М. Строевым.
Частично публ. А. Вельтманом: О сохранности утварей царского чина, или регалий, во время бытности польских и литовских войск в Москве в 1610-1612 годах II ЧОИДР. 1848. № . 5. С. 63–64.


№ 4

[Около 1611 г.] – Фрагмент приказной выписи о выдачах деньгами, драгоценностями и тканями жалованья ротам гарнизона Речи Посполитой в Москве с упоминанием капитана Ж. Маржерета («Якова Капитана»).
...На роту пана Ошанского 1201 золотыхъ: и въ то число дано ротмистру Ошанскому, сентября въ 14 день серебра 7 гривенокъ без чети, что была чернилница, по 11 золотыхъ гривенка, итого 74 золотыхъ 5 алтынъ 5 денег; да ему жъ данъ полавошникъ бархатъ червачетъ, а на немъ нашиты розные бархаты зеленъ-жолтъ-белъ, около плетенекъ золотной, подложенъ тафтишкою 40 червчетою, за 45 золотыхъ; два ковра, одинъ по белой земле чюбарины черны, а другой по вишневой земле розные узоры, за 12 золотыхъ, морхъ шолкъ червчетъ за 2 золотыхъ; терликъ 41, бархатъ шолкъ червчетъ зеленъ съ золотомъ, подкладка тафта лазорева, опушка камка бела, за 35 золотыхъ; да князь Ивановской рухледи Шуйского приволока, отласъ золотной, опушенъ горностаи, за 20 золотыхъ; да онъ же взялъ 3 полотна, 8 золотыхъ, да 3 гривенки серебра ломаного, что снято с царьского места; да имъ же дано литого серебра 11 гривенокъ с полугривенкою; да съ саадака снято съ колчана и съ налучи, да въ печати, что была печать князь Василья Шуйского, весу 2 гривенки; да имъ же дано серебра, что снято съ посоха, 4 гривенки.
И всего дано серебра 20 гривенокъ 24 золотника, по 11 золотыхъ гривенка, итого 225 золотыхъ и 15 грошей; да ему жъ дано 13 золотниковъ золота угорского, да 27 золотыхъ 6 алтынъ 4 денги.
Да ему жъ дано крестъ золотъ тощой да икона съ закрышкою, а въ ней мученикъ Христовъ Дмитрей лежитъ во гробе, икона жъ золота, а въ ней былъ образъ Пречистыя Богородицы на перелефти резанъ, весу въ нихъ 33 золотника, за 82 золотыхъ.
И всего дано 531 золотой 7 алтынъ 3 денги; да имъ же дано 2 гривенки серебра, что взято у Якова у капитана за седло, 22 золотыхъ...

По публ.: РИБ. СПб., 1875. Т. 2. Стб. 251–253. В публикации указано, что документ напечатан по списку с подлинника, хранившегося в Московской Оружейной палате. Список был предоставлен П. М. Строевым. [274]


№ 5

1611 г., 15(5) мая. – Жалованная вотчинная и послушная грамота польского короля Сигизмунда III капитану Ж. Маржерету на погосты Верхняя и Нижняя Тойма Двинского у., пожалованные ему взамен дворцового с. Кубенского в Вологодском у., с запретом перехода крестьян и их вывоза
Якову Маржерету на отчизне в Двинскомъ уезде.
Божою милостью мы, великий господарь Жигимонт третий, пожаловали есмо Французской земли капитана Якова Маржерета за его к нам верную службу, в Московской земли отправованую, въ Двинском уезде на реце на Двине погостом Тоймою Верхнею и Нижнею з деревнями и с приходом, с крестьяны и со всими угодьи въ вотчину вместо той вотчины, што ему преж того дано было въ Воло[го]цкомъ 42 уезде наше дворцовое село Кубенское з деревнями и съ кобакомъ, а потомъ отъ него отышло и оддано кому иному.
И будет тот погост Верхняя и Нижняя Тойма есть въ держанью его, Якова Маржерета, как он намъ дал справу, а не отдано никому, и по сеи нашой господарской грамоте капитану Якову Маржерету тою вотчиною владети, а крестьяномъ его слушати во всемъ, пашню на него пахати и доход ему всякий платить.
Да крестьяном же из-за него за бояръ нашихъ, и за окольничих, и за дворян, и за детей боярскихъ, и за патриарха, и за монастырей не выходити, и никому их не вывозити. А будет крестьяне учнут из-за него за кого выходити или хто их учнет вывозити, и бояромъ нашимъ, и воеводам, и всяким нашим приказным людемъ тых крестьян сыскивати, а сыскав, велеть за нимъ жить по прежнему.
А какъ по милости Божией мы, великий господарь, или сынъ нашъ, наяснейший королевич Владиславъ Жигимонтович, будем на престоле на Москве, и мы его пожалуемъ, велим тую отчину за нимъ въ Поместном приказе записати в книги.
Писан в обозе нашом под Смоленском, лета Бож[ьего] нарож[енья] 1611, месяца мая 15-го дня.
Лев Сапега, канцлер.

РГАДА. Ф. 389. Литовская метрика. Кн. 571. Л. 728. Список XVII в. Публ.: АЗР. СПб., 1851. Т. 4. С. 409-410.


№ 6

1611 г., 15(5) мая. – Жалованная вотчинная грамота (с элементами послушной) польского короля Сигизмунда III капитану Ж. Маржерету на «здаточную вотчину» атамана С. И. Марьина дер. Васькину с починками и пустошами в Верейском у., с запретом перехода крестьян и их вывоза
Якову Маржерету на отчизне въ Верейскомъ уезде.
Божою милостью мы, великий господарь Жигимонт третий, пожаловали есьмо Француской земли капитана Якова Маржерета за его к нам службу въ Московском господарстве, въ Верейском уезде деревнею Васкиною с починики и с пустошми, съ крестьяны и со всякими угодьи въ вотчину, чим де владел преж сего атаман Семен Иванов сынъ Марьинъ, а потом тот атаманъ Семен тую свою старую отчину ему, Маржерету, здал, и он де, Яковъ Маржеретъ, тою вотчиною владеет.
Ино будет ли такъ, как онъ намъ справу дал, и по сей нашой господарской жаловальной грамоте капитану Якову Маржерету тою отчиною деревнею Васкиною и починками и пустошми вла-дети и крестьяном его слушати и за бояр, и за дворян, и за детей боярских, и за монастырских крестьяном из-за него не выходити и никому их не вывозити. А которые крестьяне из-за него вый-дутъ или хто их вывезет, и бояром нашим и приказным людем тых крестьян сыскати, а велети им за ним жити по старому.
А какъ по милости Божой мы, великий господарь, или сынъ нашъ, наяснейший королевич Владиславъ Жигимонтович на престоле Московскомъ будем, и мы его, Якова, пожалуемъ, велим за ним тую отчину справити в Поместном приказе.
Писан въ обозе нашомъ подъ Смоленском, лета Бож[ьего] нарож[енья] 1611го месяца мая 15-го дня.
Лев Сапега, канцлер.

РГАДА. Ф. 389. Литовская метрика. Кн. 571. Л. 728 об. Список XVII в. Публ.: АЗР. СПб., 1851. Т. 4. С. 410. [276]


№ 7

1611 г., 15(5) мая. – Жалованная поместная грамота польского короля Сигизмунда III капитану Ж. Маржерету (в его оклад в 1000 четвертей) на дворцовую вол. Сямженскую в Вологодском у., на с-цо Опашнево в Пошехонском у., на дер. Бабкину, Мотрычи, Сольпочики, Пешкову и Жилину в Хотунской вол. [Московского у.]
На поместье въ Воло[го]цком 43, в Пошехонском уездехъ и в Хотунском Якову Маржерету.
Божою милостью мы, великий господарь и великий князь Жигимонт третий, пожаловали есьмо Французской земли капитана Якова Моржерета по его челобитью и службе поместьем въ его оклад в тысечу четвертей въ Воло[го]цкомъ 44 уезде дворцовым селомъ Сямженскою волостью с приселки и з деревнями, да к тому же поместью в Пошехонском уезде Невзоровым поместьемъ Левонтьева сельцом Опашневом з деревнями, а в Хутынской волости поместьемъ деревнею Бабкиною, деревнею Мотрычами и Сольпочиком, да деревнею Пешковою и деревнею Жилиною съ крестьяны и со всякими угодьи, а тые деи поместья не отданы никому и владеетъ ими он же сам.
Ино будет ли такъ, какъ нам справу далъ Яковъ Моржеретъ, и мы, великий господарь, велели есьмо ему тыми выше именоваными поместьями, селы и деревнями со всякими угодьи, владети до воли и ласки нашой господарской.
А какъ по милости Божоей мы, господарь, или сын нашъ будем на престоле на Москве, и мы его пожалуемъ, велимъ тые поместья за ним въ Поместном приказе справити.
Писан въ обозе нашомъ под Смоленскомъ, лета Бож[ьего] нарож[енья] 1611-го месяца мая 15-го дня.
Лев Сапега, канцлер.

РГАДА. Ф. 389. Литовская метрика. Кн. 571. 77. 729. Список XVII в.
Публ.: АЗР. СПб., 1851. Т. 4. С. 410.


№ 8

1611 г., 16(6) мая. – Жалованная поместная грамота польского короля Сигизмунда III французскому поручику Ожелемперу (в его оклад в 700 четвертей) на дворцовое с. Пельшму с приселки и с деревнями в Вологодском у.
Французу поручнику Ожелемперу на поместье в Воло[го]цкомъ 45 уезде.
Божою милостью мы, великий господарь Жигимонт третий, пожаловали есьмо Французской земли поручника Ожелемпера по его челобитью и службе поместьемъ въ его окладъ въ семьсот четвертей въ Воло[го]цкомъ 46 уезде дворцовым селомъ Пельшмою с приселки, и з деревнями, и со всякими угодьи, а тое деи поместье, сказывает, не отдано никому и владеет им он же сам.
Ино будет ли такъ какъ намъ далъ справу Ожелемпер, и мы великий господарь велели есьмо ему тым вышеименованым поместьем селомъ Пельшмою съ деревнями и со всякими угодьи владети, до воли и ласки нашой господарской.
А какъ по милости Божоей мы, велики господарь, или сынъ нашъ будем на престоле на Москве, и мы его пожалуемъ, велимъ тое поместье за ним въ Поместном приказе справити.
Писан въ обозе нашомъ под Смоленском, лета Божего нароженья 1611-го месяца мая 16-го дня
Лев Сапега, канцлер Великого княжества Литовского.

РГАДА. Ф. 389. Литовская метрика. Кн. 571. Л. 729 об. Список XVII в.
Публ.: АЗР. СПб., 1851. Т. 4. С. 410–411.


№ 9

1611 г., 16(6) мая. – Жалованная вотчинная грамота (с элементами послушной) польского короля Сигизмунда III французскому поручику Ожелемперу на половину «черной» Арбужской вол. в Пошехонском у.
На отчизне въ Пошехонскомъ уезде французу Ожелемперу. [278]
Божою милостью мы, великий господарь Жигимонт третий, пожаловали есьмо Француской земли поручника Ожелемпера за его къ намъ службу в Московском государстве в Пошехонском уезде чорной Арбужской волости половиною съ крестьяны и со всякими угодьи въ отчину, а тым деи владели, сказывает, преж сего дети боярские, а ныне деи владеет онъ самъ, Ожелемперъ.
Ино будет ли такъ, какъ онъ намъ справу далъ, и по сей нашой господарской жаловальной грамоте поручнику Ожелемперу тою отчиною, чорной Арбужской волости половиною съ крестьяны и со всякими угодьи владети, а крестьяном его слушати.
А какъ по милости Божоей мы, великий господарь, или сынъ нашъ, наяснейший королевич Владиславъ Жигимонтович, на престоле Московском будемъ, и мы его, Ожелемпера, по-жалуемъ, велимъ за ним тую отчину справити в Поместном приказе.
Писан въ обозе нашомъ под Смоленском, лета Божьего на-роженья 1611го месяца мая 16-го дня.
Лев Сапега, канцлер Великого князства Литовского.

РГАДА. Ф. 389. Литовская метрика. Кн. 571. Л. 730. Список XVII в.
Публ.: АЗР. СПб., 1851. Т. 4. С. 411.


№ 10

1612 г., 24–25 июля (3–4 августа) – 17(27) августа. – Дело о приезде в Россию капитана Я. Шава, представителя отряда иностранцев-наемников, с предложением поступить на российскую военную службу. В дело включены переписка правительства Второго земского ополчения с воеводами в Архангельске, Вологде и Ярославле; память Я. Шава и письмо – обращение предводителей наемников (в т. ч. полковника Ж. Маржерета); запись предварительной беседы Я. Шава с дьяком С. Романчуковым и переговоров Я. Шава с предводителями Второго земского ополчения; обсуждение этого предложения на «Совете всей земли», решение Совета и ответ [279] наемникам от имени стольника и воеводы кн. Д. М. Пожарского «с товарыщи» (дело без конца)

№ 10.1.

1612 г., 24–25 июля (3–4 августа). – Отписка стольнику и воеводе кн. Д. М. Пожарскому «с товарыщи» из Архангельска воеводы кн. И. Г. Долгорукого и дьяка П. Григорьева с пересказом полученной от Я. Шава информации и с приложением данной им памяти (на английском языке с синхронным переводом).
/л. 1/ Господамъ князю Дмитрею Михайловичю с товарыщи 47 Иван Долгорукого 48, Путило Григорьевъ 49 челомъ бьют.
Въ нынешнемъ, господа, въ 120-м году июля въ 24 день приехал к Орхангильскому городу на карабле Шкотцкие земли немчинъ Яков Шав. И мы, господа, ему велели быти у себя и ево роспрашивали, и он намъ в роспросе сказал, что он едет к вамъ, к бояром, и ко всей земле перед большими послы о добромъ совете. И мы ему велели, написав, к собе принести, хто идет большим посломъ имяны и сколкос ними людей и которых государей. И тот немчин дал намъ писмо. И мы, господа, то писмо давали переводить Ивану Ульянову 50, и Иван, господа, то писмо перевелъ въ съезжей избе передъ нами.
И мы, господа, немчиново писмо и Ивановъ перевод, подклея под сю отписку, послали к вамъ. Да он же, господа, сказывал намъ, что присланы из Литвы от Сандомирского 51 грамоты к дочере его к Маринке 52 с темъ немчином, которого мы к вам отпустили наперед сего, с Фрянцыскусом 53. [280] /л. 3/
Память дана от меня, Якова Шава от капидона, у Архангилского города приказнымъ – имена тем бояромъ, которые идут из заморья: началной воевода и боярин Ондреянъ Флодеран и Лит из Цысарские державы 54 из королевские земли; да князь Ортер Атон 55, дворянин комнатной короля аглинского; да коронель Якуб Гиль 56 агличанин, те три начальные воеводы, а с ними будут дворяне и капидоны с своими людми, всех человекъ до осьмидесят или девяносто.
Как был в Галанской земле боярин и воевода Ондреянъ Флодриян и Литъ, и там ему слух дошол, что фрянцовской капидонъ Мунсуръ Лавиль 57 сталъ наймовать служилых людей и караблей, а идти было имъ на караблях к Архангилскому городу и къ Никольскому монастырю воевати и воровской статьи похотел взяти и разорить. И тот боярин Ондреян Флодриян и Лит, слышечи такое воровское умышленье, и он то дело обвестил /л. 4/ Голанские земли державцамъ, и державцы по ево извету имянно наказали во всей их земли всякимъ людемъ, чтоб у тово Мунсуръ Лавила не наимовались никакие служилые люди, ни карабли, и тем у нево то умышленья помешалось.

РГАДА. Ф. 35. Сношения России с Англией. On. 1. № 45. Л. 1–4. Подлинник. 315 х 136; 290 х 150; 369 х 145; 120 х 147.
Пометки на об.: л. 1, посередине листа (адрес): Господамъ князю Дмитрею Михайловичю с товарыщи.
На л. 2 об.: nobill man i ont of t... land of air under the...

Публ.: Богоявленский., Рябинин. С. 51–52.

№ 10.2.

1612 г., 9(19) августа. – Наказная память Д. Языкову, посланному по указу стольника и воеводы кн. Д. М. Пожарского «с товарыщи» для встречи Я. Шава и сопровождавших его лиц на Ростовской дороге и их препровождения в Переяславль [281] /л. 5/
Лета 7120 августа въ 9 день по указу бояр и воевод и стольника и воеводы князя Дмитрея Михайловича Пожарского с товарыщи память Дементью Языкову.
Ехати ему 58 по Ростовской дороге до Кулакова, и где встретит аглинских немецъ, а едет немец четыре человек 59 встретя, поставити немецъ в деревне въ Кулакове и тутъ съ ними 60 61 стояти, передневать и начевать, а завтро августа в 11 62 день въ понеделникъ 63 с полудни ехати съ ними 64 въ Переславль 65, чтоб 66 приехати ж съ ними въ Переславль на вечер, какъ столник и воевода князь Дмитрей Михайловичъ с полки Переславль пройдут, чтоб немцом полков не видеть. А приехавъ 67 к Переславлю близко, прислати про их с вестью в Розряд стрельца или целовальника, которые с ними посланы з Двины 68, а самому съ ними подъ городом подождать. А будучи съ немцы на стану и дорогою едучи, проведывати у них, для чего они едут, хто их послал [и каковы они люди собою, а что у них проведаетъ 69, про то сказывать, приехавъ, столнику и воеводе князю Дмитрею Михайловичю].

Там же. Л. 5. Отпуск. 385 х 145. Нижний край листа (две строки) утрачен, текст восстановлен по публикации.
Публ.: Богоявленский, Рябинин. С. 52.

№ 10.3.

1612 г., 10(20) августа. – Запись предварительной беседы дьяка С. Романчукова с Я. Шавом в соответствии с распоряжением стольника и воеводы кн. Д. М. Пожарского /л. 6/
Августа въ 10 день по приказу столника и воеводы князя Дмитрея Михайловича Пожарского диак Сава Раманчуков 70 спрашивал немчина Якова Шава 71: Бояре и воеводы и по избранью всех чинов людей Росийского государства столникъ и воевода князь Дмитрей Михайловичъ съ товарыщи велели 72 тебя спросити: писали съ Колмогор воеводы, что он, Яковъ, сказалъ им, что он едет къ бояром и ко всей земле передъ болшими послы, [282] и онъ бы сказалъ отъ кого те послы идут, от которого государя и о какомъ деле?
И немчинъ Яковъ Шавъ сказалъ: Идут де к бояром и ко всей земле цесаря римского началной санатарь Ондреян Флодеран и Лит да аглинсково и шкотцкого короля дворянин комнатной князь Артеръ Астон да агличанин воевода ж воинских людей каранель Якуб Гиль о добром деле, что годно бояром и всему Росийскому государству. А идут деи собою, а не посланы ни от кого, а съ ними де будет Капитонов, а ротмистры то ж, человекъ зъ 20, а съ ними воинских людей и пахолков человекъ до 100, а что их дело, то писано от них подлинно въ грамоте. И какъ /л. 7/ де он, Яков, будет у князя Дмитрея Михайловича и у всех думных людей, и он грамоту подастъ и речь, что ему наказано, изговорит, и дело их, о чем они идут, будет явно, а годно то дело всему государству. А не быв ему у князя Дмитрея Михайловича и у думных людей, того дела объявляти непригоже.
И Сава его спросил: Он, Ондреян Флодеран и Лит, сказываешь, сенатарь цесарев, а князь Артеръ Атон да каранель Якуб Гиль аглинского короля люди, каким же они случаемъ идут вместе и об одном деле?
И немчин Яков сказал: Въ техъ де землях люди волные, ездят из земли на 73 землю по своей воле. Ондреян де Флодеран был въ Аглинской земле и с ними, со князем Артеръ Остоном да с карнель Якуб Гилом, совет учинили, что идти въ Московское государство для доброго дела, которое годно государству. А пошли де они с ведома аглинского короля, только с ними от аглинского короля приказу нет никоторого. А на карабль деи оне сядут въ цесареве /л. 8/ городе въ Амборхе после его Яковлева оттуды поезду спустя неделю или ден з десять, а ему, какъ он поехал из Амборха, недель с пять по ся места. А как де они будут в Архангелском городе, и имъ тут ждать от бояр к воеводе указу. 74 А Иван де Ульянов шол не съ нимъ вместе, сошлись с ним под Архангилскимъ городом.
Сава ж немчина Якова спрашивал: Хто ныне в Аглинской земле королем и хто ныне цесарь в Римской земле, Руделфъ цесарь жив ли?
И немчин Яков сказалъ: Въ Аглинской и въ Шкотцкой земле прежней Якуб король, которой учинился после Елисавет королевны. А римского Руделфа цесаря не стало, а на его место [283] учинился цесарем брат его Матьяшъ, а коруновался тому по ся места недель зъ 9, а розне в Цесареве земле нет 75. У датцкого короля съ свейским война, только датцкой свейскому силенъ, городы у него поймал и ныне землю его воюет. А какъ ныне цесарь съ польскимъ королем, и про то им не ведомо.

Там же. Л. 6–8. Черновая запись. 365 х 147; 366 х 145; 376 х 145. Внизу л. 8 одна строка затерта.
На л. 6 об. помета: или ... чают у Архангильского города ... пол 3 ротмистров и ...пахолков отпустить с Францыскусом, чтоб его поставили до указу, где его застанут. Боран, вина, меду с кабака.

Публ.: Богоявленский, Рябинин. 52–53.

№ 10.4.

1612 г., 10(20) августа. – Запись приема Я. Шава и переговоров с ним стольника и воеводы кн. Д. М. Пожарского «с товарыщи» в Переяславле в Разрядной избе, на которых был представлен текст письма – обращения предводителей наемников к российским властям /л. 9/
И того ж дни 76, августа в 10 день, немчин Яков Шав былъ у бояр и воевод и у стольника и воеводы у князя Дмитрея Михайловича Пожарсково с товарыщи в Переславле в Розрядной избе, ехал съ ним Семен Колтовской, лошади под него посыланы с площади дворянские.
Какъ немчин вшол в ызбу, и князь Дмитрей Михайлович и бояре и воеводы давали ему руки сидя, и спрашивал его князь Дмитрей Михайлович о здоровье, здорово ль он дорогою ехал, и немчин на том бил челом.
И князь Дмитрей Михайлович спрашивал, что его приездъ, хто его послал, перед кем он приехал 77 и есть ли с ним грамоты?
И немчин Яков сказал: Послали его цесаря римского сенатар Андреян Фло[деран и Лимт да аглинского короля] /л. 10/ комнатной дворянин князь Артер Атон да воевода воинских людей агличанин каранель Якуб Гиль обвестить про себя, что они идут в Московское [284] государство послужить вам, бояром, и всей земле, чтоб литовских людей из государства выгнать, чтоб государство было в покое, а с ними ротмистров человекъ за 20 да ратных людей и пахолков человекъ до 100 78.
Да подал от них грамоту и говорил, что писано подлинно въ грамоте, какъ грамоту вычтут, и их дело все будет ведомо.
И князь Дмитрей Михайлович велелъ ему сести на скамейке, а посидевъ мало, молил ему: Речи его выслушали, а 79 грамоту переведут и ответ ему учинят. /л. 11/
Перевод с полского писма, что переводил с неметцкие грамоты, что привез немчин шкотцкой Яков Шав Цесаревы области отъ Ондреяна Флодореита да от аглинских воевод Артора Астона да от Якова Гиля. А переводил с неметцково на полское Юрьи Якушевский, а с полского на руское он же.
Великим и велеможнымъ княземъ величеству вашему мои прямые службы объявляю, вперед и прямым серцем служить готовъ, которые меры преж сего за шесть месяцъ я писал в грамоте к чесному Петру Гамелтуну, объявляючи свою верную службу, чтоб он до вас донес, что яз хочю вам верно служити в тех мерах, что учинилось меж вас и польских и литовских людей. И вам бы, великим велеможным княземъ, не страшитися: короли наши 80 великих людей ведомых иноземцов ратных болших капитанов и залдатов, в которых нет таких, которой бы к службе не пригодился 81 велели /л. 12/ збиратися и уже наготове. Только тому дивимся, что вам, великим велеможнымъ княземъ, капетон Гамелтон того не объявил и нашего раденья и службы по ся места не сказал. И мы положили на то, нечто будет то наше письмо до Петра не дошло или Петръ до вас не донес, что нам о томъ от вас писма нет. А в том я стал не прав большему в Амборху Якову Мержерету, а Яковъ 82 Мержарет послал же з грамотами из Амборха к Архангельскому городу на Николин день майя 9 число, тое ж службу и раденье объявляя. И против тех грамот писма не бывало ж, и мы того ж чаемъ, что и те не дошли. /л. 13/
Велеможнейшие князи, надежны ль мы на то, что мы объявляем вамъ нашу службу и раденье, любо ль вам будет, 83 о том намъ ответ учините по нынешней по летней дороге, чтоб мочно прити карабленым ходом, чтоб нынешнее лето у нас даром не прошло, надеючись на вас. Вам же, веле[мо]жнымъ княземъ и земле вашей будет к прибыли, только наша служба ранее [285] совершитца. Язъ нынеча с своими большими и с капитаны имянно к вам, велеможным княземъ, иду вскоре для договору наемного войска иноземцов, только вам то любо будет, да идут мои люди 84 в аглинских и в недерлянских кораблях, а приставать будут к берегу сее осени. И вам бы, услышав мои речи, только вам то любо будет, со мною о воинских людех договор учинити, чтоб нам, прося у Бога милости, одново лета съ недруги управитца. /л. 14/ А мы то делаемъ на славу королем нашимъ и отчеству нашему, а того не будем страшитись, что нас побьют, надеемся на правду: Богъ в правде помогает. А мы ради против ваших неприятелей, видечи вашу правду, до смерти битца, а однолично яз изготовился к вам ити морем и сухим путем 85 на Николинь день, только со мною ныне о том договоръ учините. А наперед сего послал я к вам, велеможнымъ князем, капитана своего Якова Шава с своею грамотою, чтоб было вам известно, 86 что яз къ вамъ иду 87, и не было б мне в том от вас отказу, чтоб мне в позоре не быти. А изготовите к моему приезду для поспешенья подводъ подо сто человекъ, чтоб яз вскоре к вам поспел для договору доброво дела, потому что в грамоте о том /л. 15/ имянно не писано, а сести б намъ на подводы на Перми. А надеяся на Бога, вам, велеможнымъ княземъ и всей земле 88 приходом своимъ велику радость учиню. Боже дай, чтоб мне вас с моими большими капитаны 89 в радости видеть. Писано в Амборхе 10 числа июня лета 1612-го 90. А у грамоты руки:
Ондреян Фрейгер волной господинъ во Фладорфе.
Артур Астон полковник.
Яков Гил 91 полковник.
Маржерет полковникъ.
Икан капитан большой над петартами.
Обертъ Яков капитан.
Яганус Кристер фон Билантъ капитан.
Адам Криалом.
Яган фон Голянтъ из Галан.
Якуб Фанцлефан из Трихи. [286]

Там же. Л. 9–15. Черновая запись. 375 х 140; 372 х 143; 374 х 142; 271 х 132; 356 х 140; 311 х 140; 360 х 144. Внизу л. 9 одна строка утрачена, нижний край л. 11 и л. 15 (одна строка) поврежден.
Публ.: Богоявленский, Рябинин. С. 53–55.

№ 10.5.

1612 г., 10(20) августа. – Запись обсуждения на «Совете всей земли» обращения предводителей наемников с изложением принятого Советом решения об отказе в приеме на службу наемников и отправке назад в Архангельск Я. Шава (в том числе по причине предшествующих преступных действий Ж. Маржерета в России) /л. 16/
И бояре и воеводы и столникъ и воевода князь Дмитрей Михайлович Пожарской с товарыщи, выслушав переводу с неметцкие грамоты, что писали Ондреян Флодерат с товарыщи, велели тот перевод чести 92 чашником и стольником и дворяном большим и дворяном из городов и всяких чинов людемъ, которые в то время были в полкех 93, и советовали о том всяких чинов с людьми, надобно ль неметцкие люди в наем или нет. И чашники и стольники 94 и дворяне и всяких чинов люди говорили, что наемные ратные неметцкие люди ненадобет: найму дать нечего да и верить им нельзя: объявился с ними Яков Мержерет, а того 95 Якова многие в Московском государстве знают, был он в Московском государстве, приехал зъ диаком с Офонасьем Власьевым ис Цесаревы земли и был в Московском государстве в ротмистрах у иноземцовъ, а после царя Бориса при царе Василье отпу.. 96 /л. 17/ и с польскими и с литовскими людьми и с воры вместе кровь християнскую проливалъ. А какъ пришол Желковской под Москву 97, и он з Желковским опять пришол 98 и после Желковского остался в Москве з Гасевским в роте неметцкой у поляка Петра Борковского. А какъ польские люди Москву жгли и людей 99 секли, и он вместе с польскими людьми в те поры воровал и злее польских людей чинил и въ осаде с польскими и с литовскими сидел, а в Польшу пошол с ызменником, с Михаилом Салтыковымъ 100 с товарыщи, награбясь многова [287] богатства, а в Полше король 101 за то велел ему быти в раде. И то знатно, что Яков Мержерет хочет быти в Московское государство по умышленью польского Жигимонта короля и /л. 18/ панов рад, и им бы отказати. А будет Ондреян с товарыщи пришли к Архангильскому городу или и из Архангельского города отпущены в полки, и их воротити, потому что и договору чинити нечево, коли наемные люди не надобны. A 102 против их грамоты отписати к ним грамоту с тем же немчином съ Яковом Шавом, а для того, 103 только Ондреян пришли к Архангельскому городу или изъ Архангильского города отпущены, послати с немчином дворянина добра, кому им против грамоты выговорить и их воротить.
И по приговору бояр и воевод и стольника и воеводы князя Дмитрея Михайловича Пожарского с товарыщи и по совету всяких /л. 19/ чинов людей немцы капитанъ Яковъ Шавъ к начальным х 104 капитаном к Ондреяну Фрейгерю 105 съ товарыщи, от которых посылан, отпущен, а съ ним 106 107 от бояр и от воевод и ото всяких чинов против их грамоты, что они писали о помочи воинских людей, послана грамота. А в грамоте писано 108, что наемные люди иных государствъ ныне не надобет: покаместа Московскому государству польские люди были 109 сильны, потому что за грехъ государство Московское были в розни – северские городы были особе, а Казанское и Астароханское царства и понизовные городы были особе ж, а во Пскове был вор 110, которой 111 назвался государским именем, и Псков и Ивангород с ним вместе, а иные городы и люди многие были с польскими и с литовскими людми. А ныне все Росийское государство, видев полских и литовских людей неправду и узнав воровских людей завод, изобрали всемъ Московским 112 государством за разум и за правду 113 к ратным и к земским делом стольника и воеводу князя Дмитрея Михайловича Пожарского. Да и те люди, которые были в воровстве с польскими и с литовскими людьми и стояли на Московское государство, видя польских и литовских людей неправду, от полских и отъ литовских людей отстали, и все Московское государство 114 учинилось в соединенье и против польских и литовских людей стали все и стали единомышленно, и бои с литовскими людми были многие, и городы, которые были за полc... 115 /л. 20/ к Московскому государству и бьемся за святые Божие церкви и за православную нашу 116 крестьянскую веру и за свое отечество безъ жалованья. А до польских и литовских [288] людей за их неправду и крестопреступленье праведной гнев божей до самих доходит: турские и крымские люди Подольскую землю и Волынь воюютъ без выходу. И чаючи милости Божей, оборонимся от польских людей и сами Росийским государством и без наемных людей.
А коли будет вперед надобны будут Московскому государству на помочь 117 воинские наемные люди, и тогды к ним о ратных людех для договору пошлютъ своих людей, а ныне ратные люди не надобет и договору о них чинити нечего. И имъ бы в Московское государство не ходити и себе своим приходом убытков не чинити /л. 34/. Да и о Якове Мержерете отписати подлинно 118, какъ онъ, забыв Московскихъ государей къ себе жалованье, пристал к вору и после присталъ къ польскимъ и къ литовскимъ людем, Московскому государству с польскими людми всякое зло починил злее польскихъ /л. 21/ людей, да и вперед от него Московскому государству добра не чаяти. А проводити тех немец послан Дмитрей Чаплин и грамота от бояр и воевод и ото всяких чинов людей к немцом, к Ондреяну с товарыщи, об отказе о наемных воинских людех и о Яковле Мержерета измене и воровстве послана з Дмитреем такова.

Там же. Л. 16–20, 34, 21. Черновая запись. 358 х 146; 310 х 146; 383 х 144; 363 х 144; 243 х 137; 76 х 128; 156 х 140. Нижний край л. 16 частично утрачен, лист подклеен, на л. 19 значительные повреждения, разрывы, лист подклеен, на л. 34 значительные утраты, лист подклеен.
Публ.: Богоявленский, Рябинин. С. 53–55.

№ 10.6.

1612 г., 10(20) августа – 17(27) августа. – Ответная грамота «Совета всей земли» Второго земского ополчения предводителям наемников с отказом в приеме их на службу, с подробным [289] рассказом о предшествующих преступных делах Ж. Маржерета в России в 1608–1611 гг. и с информацией о текущих событиях 1611–1612 гг. /л. 22/
Великих государствъ Росийского царствия бояре и воеводы и по избранью Московского государства всяких чинов людей в нынешнее настоящее время того многочисленнаго войска у ратных и у земскихъ дел стольник и воевода князь Дмитрей Пожарской с товарыщи объявляемъ Ондреяну Фрейгеру вольному господину города Фладорфа, Артору Ястону из Турнала, Якову Гилю, началнымъ над войскомъ и иным капитаномъ, которые с вами.
Прислали есте к намъ с капитаномъ с Яковом Шавомъ грамоту за своими руками, а в грамоте своей к нам писали есте, что объявляете нам свое доброе 119 раденье прямым серцемъ, будто вы о некоторых мерахъ тому уж шесть месяц писали в грамоте к Петру Гаме[л]туну, чтоб онъ до нас донес, что вы хотите верно служите в тех мерахъ, что учинилося меж нас и польских и литовских людей, /л. 23/ и нам бы не страшитися, государи ваши короли великих людей ведомых иноземцов, ратных больших капитанов и залдатов, в которых нет таких, которой бы к службе не пригодился, велели збиратись и уже наготове, только тому дивитеся, что нам капитон Гамельтон того не объявил и вашего раденья и службы по ся места не сказал. И вы положили на то: нечто будет то ваше письмо до Петра не дошло или Петръ до нас 120 не донес, что вам о том от нас письма нет, и в том вы стали неправы большому в Амборху Якову Межерету, а Яков Мержерет послал же з грамотами из Амборха к Архангельскому городу на Николин день, майя 9 число, тое ж службу и раденье объявляя, и вы того ж чаете, что и те не дошли. /л. 24/ И только нам ваше раденье любо будет, и о том бы нам ответъ учинити вамъ по нынешней летней дороге, чтоб мочно притти карабленым ходом. А ныне ты, Ондреян, с своими большими и с капитаны имянно к намъ идете вскоре для договору наемнаго войска иноземцов, только нам любо будет, да твои ж люди идут в аглинских и в недерлянских караблях, а приставать будут к берегу сее осени, и нам бы с тобою о воинских людех договор учинити, чтоб вамъ прося у Бога милости, одного лета с недруги управитца. А вы то делаете на славу государем своим [290] и отчеству своему, не бояся смерти, надеяся на правду, а в правде Богъ помогает, и ради вы против наших неприятелей, видечи нашу правду, битца до смерти, и однолично еси изготовился к нам идти морем и сухим путем на Николин день, только с тобою ныне о том договор учиним.
И мы государем вашим 121 /л. 25/ королемъ за их жалованье, что они о Московском государстве радеютъ и людем велят збиратца нам на помочь против польских и литовских людей, челом бьем и их жалованье ради выславляти, а и преже сего великие государи наши цари и великие князи росийские з государи вашими ни с которыми короли в недружбе не бывали. А вас, Ондреяна Фрейгера вольново господина во Флодорфе, да Артора Ястона ис Турнала, да Якова Гиля, начальников над войском, за ваше доброхотство, что вы хотите Росийскому государству помочь чинити, сами служити и людей воинских /л. 26/ на наем призывати и битися хотите до смерти, похваляем и нашею любовью против вам, где будет возможно, воздавати хотимъ. А тому удивляемся, что вы о томъ деле в совете с француженином с Яковом Мержеретомъ, а Якова Мержерета мы все Московского государства бояре и воеводы знаемъ достаточно и ведаемъ про него подлинно: блаженные памяти при великом государе царе и великом князе Борисе Федоровиче всеа Русии выехал тот Яков и с ыными иноземцы з диаком с Офонасьемъ Власьевымъ ис Цесарские области к царю и великому князю Борису Федоровичю всеа Русии на его государское имя служити. И блаженные памяти великий государь царь /л. 27/ и великий князь Борис Федорович всеа Русии его пожаловал своим царскимъ жалованьемъ, поместье и вотчины и денежным жалованьем, и был он у иноземцов в ротмистрах. А после царя и великого князя Бориса Федоровича всеа Руси, как учинился на Росийском государстве великий государь 122 царь и великий князь Василей Иванович всеа Руси, и Яков Мержерет великому государю царю и великому князю Василью Ивановичю всеа Руси бил челом, чтоб его отпустил 123 к родству его во Францовскую землю. И царь и великий князь Василей Иванович всеа Руси по своему милосердому обычею 124 пожаловал его своим царскимъ жалованьем, во Францовскую землю отпустить велел 125.
И как за нашъ грех в Росийском государстве при царе Василье 126 некоторой вор по умышленью полских и литовских [291] людей назвался блаженные памяти царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии сыном, царевичем Дмитреем Углецким, прежнего вора в Росстригино место, бутто он ушол с Москвы жив, и стоял тотъ вор под Москвою, и тотъ Яков Мержерет 127 к тому вору пристал и был с тем вором и Московскому /л. 28/ государству многое зло чинил и кровь хрестьянскую проливал вместе с польскими и литовскими людьми и Московского государства с ызменники. А какъ польской Жигимонтъ король присылал под Москву гетмана польского Станислава 128 Желковского, и тот Яков опять пришел з гетманом, а после гетмана остался в Московскомъ государстве с старостою велижскимъ с Олександром Гасевским в неметцкой роте у 129 поляка у Петра Борковского в порутчиках. И какъ 130 польские и литовские люди /л. 28а/ крестное свое целованье преступили, оплоша московскихъ бояр, царствующий град Москву разорили, выжгли и людей секли, и тот Яковъ Мержеретъ вместе с полскими и с литовскими людьми кровь крестьянскую проливал и злее полских людей 131, и в осаде с польскими и с литовскими людьми в Москве от нас сидел, и награбився государьские казны, дорогих узорочей несчетно, из Москвы пошол в Польшу в нынешне[м] во 120-м году в сентябре месяце с ызменники Московского государства, что был бояринъ, с Михаилом Салтыковым с товарыщи.
И про то намъ подлинно ведомо, что польской Жигимонтъ король тому Якову Мержерату за то, что он с полскими и с литовскими людми Московское государство розорял и кровь крестьянскую проливал, велел быти у себя в раде 132. И мы тому удивляемся: такое Яков Московскому государству /л. 29/ зло учинилъ, с полскими и с литовскими людьми кровь крестьянскую проливал, да и злее полских и литовских людей чинил, и у короля за то жалованье получилъ, в раде его король учинилъ, а ныне б ему намъ против полскихъ и литовских людей? И нам ся мнитъ, что Яков хочетъ в Московское государство быти по умышленью полского короля и польских и литовских людей, чтоб ему зло которое 133 по умышлению и по приказу польского Жигимонта короля и панов рад Московскому государству учинити, о томъ мы стали в опасенье. Для того и к Архангильскому городу по береженье ратных многих людей отпускаем, чтоб польского Жигимонта короля умышленьемъ какое /л. 30/ лихо Архангильскому городу не учинилось. [292]
Да и наемные нам люди иных государствъ ныне не надобет, по ся места 134 были нам польские люди сильны потому, что за грех нашъ государство Московское были в розни, северские городы были особе, а Казанское и Астараханское царства и понизовные городы были особе, а во Пскове был вор, назвался государскимъ имянем, и Псков и Ивангород были с ним вместе, а иные городы и люди многие были с польскими и с литовскими людьми. А ныне все Росийское государство, видев польских и литовских людей неправду и узнав воровских людей завод, изобрали всеми государствы Росийского царствия, мы бояре, и воеводы, и чашники, и стольники, и дворяне большие, и стряпчие, и дворяне из городов, и приказные люди, и дети боярские, и стрельцы, и казаки и всяких чинов служилые люди, и гости и торговые и всякие посадцкие жилетцкие люди, также розных государствъ цари и царевичи, которые служили прежним государем в Росийском государстве, и царства Казанского и Астараханского и иных понизовных /л. 31/ городов князи и мурзы, и татарове и черемиса и чуваша и литва и немцы, которые служат в Московском государстве, за разум, и за правду, и за дородство, и за храбрость к ратнымъ земским делам стольника и воеводу князя Дмитрея /л. 31а/ Михайловича Пожарского-Стародубского 135. Да и те люди, которые были в воровстве с польскими и с литовскими людьми и стояли на Московское государство, видя от польских и литовских людей 136 неправду, от польских и литовских людей отстали и стали с нами единомышленно против польских и литовских людей. И бои намъ с польскими и с литовскими людьми были многие, и многих польских и литовских людей побиваем, и городы, которые были за польскими и литовскими людьми, очищаем к Московскому государству, и что где зберетца з земли каких доходов, и мы /л. 32/ то даемъ нашимъ ратнымъ людем, стрельцом и казаком. А сами мы, бояре, и воеводы, и чашники, и стольники, и дворяне, и дети боярские, служим и бьемся за святые божьи церкви и за православную нашу крестьянскую веру и за свое отечество без жалованья.
А до польских и до литовских людей за их неправду и крестопреступленье праведной гнев божей до самих доходит: в Польской и в Литовской земле, на Волыни и на Подолье воевали турские и крымские люди без выходу, Волынь и Подолье до конца запустошили, и ныне турские и крымские воинские 137 люди в Польской [293] и Литовской земле воюют, и вперед, по нашей ссылке, крымские люди 138 Польскую и Литовскую землю хотят воевати и до конца пустошити 139. И мы чаем милосердаго в Троице славимаго бога нашего милости, оборонимся от польских и от литовских людей и сами, Росийским государствомъ и без наемных людей.
А только будет за грех нашъ по какимъ случаем польские и литовские люди учнут нам ставитца сильны, и мы тогды пошлем к вам о ратных людех на наем своих людей, наказав имъ подлинно, сколько им людей наимываим и договоръ велимъ учинити, по чему какимъ /л. 33/ ратным людем на месецъ или на четверть года найму дать. А ныне нам 140 наемные люди не надобет и договору о них чинити нечево, и вам бы к нам не ходити и себе своимъ проходом убытков не чинити. А о томъ бы вам к намъ любовь своя объявити, о Якове о Мержерате к намъ отписати: какими обычаи Яков Мержерет 141 ис Польские земли у вас объявился, и в каких он мерах ныне у вас, в какове чести? А мы чаяли, что его за его неправду, что он, не памятуя государей наших жалованья, Московскому государству зло многое чинил и кровь хрестьянскую проливал, ни в которой земле ему, опричь Польши, места не будет.
Писан на стану у Троицы в Сергиеве монастыре, лета 7120-го, августа месяца.

Там же. Л. 22–28, 28а, 29–33. Отпуск. 256 х 145; 179 х 142; 265 х 145; 225 х 148; 216 х 142; 374 х 142; 170 х 140; 226 х 142; 214 х 143; 360 х 145; 100 х 149; 163 х 148; 386 х 148; 320 х 146. Значительные утраты на л. 22, 23, 26, 27, 28а, 29, 30, 32, листы подклеены.
Публ.: СГГД. М., 1819. Ч. II. С. 604–607 (без указаний на правку текста).

№ 10.7.

1612 г., 17(27) августа. – Указная грамота от имени бояр и воеводы кн. Д. М. Пожарского «с товарыщи» в Ярославль воеводе кн. И. Н. Одоевскому и дьяку И. Болотникову с выговором за несоблюдение процедуры пропуска иностранных гонцов к правительству на примере проезда Я. Шава и с требованием не допускать подобных действий впредь /л. 35/
Въ Ярославль воеводе господам князю Ивану Никитичю Одоевскому 142 да дьяку Ивану Болотникову 143 бояре и воеводы и Дмитрей Пожарской с товарыщи челом бьют.
Писал к нам з Двины столник и воевода князь Иван Григорьевич Долгорукого да дьякъ Путило Григорьевъ, и прислали з двинским стрельцом и с посадцким человекомъ с Первушкою Шкотцкие земли немчина Иякова Шава с людьми сама четверта. А приехал тот немчин морем из Амборха на карабле Цесарские области 144 города Фладорфа от Андреяна Фрегера да Аглинсколй земли начальных над войском от Артора Ястона ис Турнала да от Якова Гиля к нам, бояром, и воеводам, и всяких чинов к людем, и ко всей земле, з грамотою 145, объявляючи. А в грамоте Ондреян с товарыщи писали 146 то, будто они, ведая Жигимонта короля польского и великого князя литовского перед Московским государством неправду и крестопреступленье и злой умыслъ, доброхотая Московскому государству, на польских и литовских людей идут на помочь к нам 147 148. Да тут же объявился Яков Мержерет, а тот Яков многое зло Московскому государству учинил и за то у польского в раде, и то знатно, что то умысл польского короля, как бы ему Московскому государству зло учинити 149.
И столник и воевода князь Иван Григорьевич и диак Путило Григорьев того немчина подлинно не розспросили 150, что их дело, и к нам не отписали, а прислали 151 самих их к нам в полки мимо прежние обычаи. А на Вологде, на них смотря, также учинили не гораздо – наперед их к нам в полки не отписали ж. И в Ярославле те немцы у вас 152 были ж, и вы их также 153 отпустили 154, не отписав к нам объ их приезде. И коли уж на Двине и на Вологде 155 нераденьемъ /л. 36/ или спроста такъ учинили, ино было, господа, пригож вамъ того беречь 156: ведаешь, князь Иван Никитич, самъ, как бывало [295] при государех в государственных и земских делех от ыноземцов остереганье и как их приезды и отпуски бывали, наперед об них отписывали, а без указу их из городов не отпускивали 157. И вам было, господа, не смотря на двинских и на вологотцких воевод, о тех немцех об их приезде, роспрося подлинно, отписати наперед к нам в полки, а им было велети до указу побыти в Ярославле 158. Нечто будет так учинил без твоего ведома гордостью или оплошкою, отводя от себя 159, не хотя о земском деле радети, диак Иван Болотников 160.
И будет, /л. 36а/ господа, вперед учнут к вам з Двины и с Вологды или отинуды, откуды ни буди, какие иноземцы о посольском или о иномъ о каком о государственном и о земском деле приезжати 161, а учнут прошатца к Москве, и вам бы, господа, вперед таких иноземцов роспрашивая подлинно, о всем отписывати наперед к нам с нарочными гонцы наспех, а самих их, не обослався с нами, без указу из Ярославля к нам не отпущати, а велети побыти в Ярославле до тех местъ, покаместа об них от нас указ вам будет. И приставом у них велели быти и кормы им велели давати, смотря по делу и по людем и береженье во всемъ к ним держати по прежнему, как бывало 162 береженье 163 к иноземцом наперед сего.
Писан на стану у Троицы в Сергееве монастыре лета 7120-го августа въ 17 день.
Посланы все съ вологодцким розсылыциком с Офонею... того ж дни...

Там же. Л. 35–36а. Отпуск. 360 х 147; 182 х 154; 200 х 154. Поврежден левый край л. 36а, лист подклеен. Последняя строка документа угасла и повреждена.
Публ.: Богоявленский, Рябинин С. 57–58.

№ 10.8.

1612 г., 17(27) августа. – Указная грамота от имени бояр и воеводы кн. Д. М. Пожарского «с товарыщи» в Вологду воеводам кн. И. И. Одоевскому, кн. Г. Б. Долгорукову и дьяку И. Карташову с выговором за несоблюдение процедуры пропуска иностранных гонцов к правительству на примере проезда Я. Шава и с требованием не допусать подобных действий впредь /л. 37/
На Вологду стольнику и воеводе господамъ князю Ивану Ивановичю Одоевскому да окольничему и воеводе князю Григорью Борисовичю Долгоруково 164, да дьяку Истоме 165 Корташову 166 бояре и воеводы и Дмитрей Пожарской с товарыщи челом бьютъ.
Писали к намъ з Двины стольникъ и воевода князь Иван Григорьевич Долгоруково да дьякъ Путило Григорьев и прислали з двинским стрельцом и с посадцким человеком 167 Шкотцкие земли немчина капитона Якова Шава с людьми сама четверта, а приехал тот немчинъ морем из Амборха на корабле города Фладора от волнаго господина 168 от Андреяна Фрейгера да Аглинские земли от начальных над войском от Артора Ястона из Турнала да от Якова Гиля к нам, бояром воеводам и всяких чинов людем ко всей земле, объявляючи то, бутто они, ведая Жигимонта короля польского и великого князя Литовского перед Московскимъ государством неправду и крестопреступленье и злой умыслъ, доброхотая Московскому государству, идут къ нам на помочь 169 на польских и на литовских людей 170. Да тут де въ грамоте объявился Яков Мержерет, а тот Яков Московскому государству много зла учинил и у польского короля за то был в раде, и то знатно, что то умышленье польского Жигимонта короля, как бы ему Московскому государству зло учинити 171. И стольникъ и воевода князь Иванъ Григорьевич и дьяк Путило те немцы подлинно нероспросили 172, о тех немцах 173 наперед об ихъ приезде и что их дело не отписали, а послали 174 ихъ самих к нам в полки мимо [297] прежней обычаи. А на Вологде те немцы у вас были ж, и вы их пропустили ж, не роспрося и не отписавъ к намъ об нихъ наперед. И нам на князя Ивана Григорьевича Долгоруково да на дьяка Путила Григорьева не диво: князь Иванъ молод, а Путило мужик простой, столько не знаетъ. А диво намъ на тебя, Истома Захарьичь, что ты такъ учинил: ты бывал у государскихъ /л. 38/ у великихъ делъ и то тебе за обычай, а ведаешь самъ, какое ныне за грех нашь в государьстве нестроенье 175.
И будет, господа, вперед учнутъ к вам з Двины или отинуды откуды посланцы 176 или иные какие иноземцы о посольском или о ином о каком о государьственном и о земском деле приезжати 177, а учнутъ прошатца к Москве, и вамъ бы, господа, такихъ иноземцов роспрашивая подлинно, о всем отписывати наперед к намъ с нарочными гонцы наспех, а самих ихъ, не обослався с нами, без указу с Вологды к намъ не отпущати, а велети им побыти на Вологде до тех местъ, покаместа об них от нас указ вам будет, и приставом у них велети быти и кормы им давати, смотря по людем и по делу, и береженье во всемъ держати по прежнему, какъ бываетъ к иноземцом береженье.
Писана на стану у Троицы в Сергиеве монастыре, лета 7120-го августа въ 17 день.

Там же. Л. 37–38. Отпуск. 370 х 154; 357 х 154. Листы имеют значительные повреждения, подклеены.
Публ.: Богоявленский, Рябинин. С. 59.

№ 10.9.

1612 г., 17(27) августа. – Указная грамота от имени бояр и воеводы кн. Д. М. Пожарского «с товарыщи» в Архангельск воеводам кн. Ф. А. Татеву, кн. И. Г. Долгорукову и дьяку П. Григорьеву с выговором за несоблюдение процедуры пропуска иностранных гонцов [298] к правительству на примере проезда Я. Шава, с требованием не допускать подобных действий впредь и с распоряжением о принятии дополнительных мер предосторожности (без конца) /л. 39/
На Двину в Архангилской город господам воеводе князю Федору Ондреевичю Татеву 178 179 да столнику и воеводе князю Ивану Григорьевичю Долгоруково да дьяку Путиле Григорьеву бояре и воеводы и Дмитрей Пожарской с товарыщи челом бьют.
Писали 180, господа, к нам вы, князь Иван Григорьевич да дьяк Путило 181, и прислали з двинскимъ стрельцом с Васкою 182 да с посадцким человекомъ съ Первушкою шкотцкого немчина Якова Шава с толмачомъ да с людьми его сама четверта. А послан тот немчин к намъ, бояромъ и воеводам 183 184 от волново господина от Андреяна города 185 Фладорфа да от агличан от началников воинских людей от Артора Ястона да отъ Якуба Гиля з грамотою, а в грамоте своей те немцы Андреян съ товарыщи писали и речью немчин Яков Шав ска 186 187 зывал, /л. 40/ что Ондреян с товарыщи идут к нам на помочь с воинскими людьми. Да тут же объявился с ними Яков Мержерет, а тот Мержерет многое зло Московскому государству учинил, а ныне за то у полского короля в раде, и то знатно, что 188 они то за люди и умышленье Жигимонта короля, как бы ему нибудь Московскому государству зло учинити 189.
А на Двине есте того немчина об его приезде к Архангильскому городу и об отпуске его к намъ есте не отписали, а отпустили 190, а нынешнее розстроенье ведаете сами, что ныне за грех за нашъ делаетца. И то учинил ты, диак Путило, нераденьемъ, пьян 191: преж сего и не в такое ростройное время при государехъ бывало о посланникех, и о гонцех, и о всяких иноземцех розспрашивая подлинно и проведывая у них про всякие вести, писывали наперед их к Москве, а без указу к Москве их не отпускивали. /л. 41/
И вам было, ведая нынешнее въ земле нестроенье, таких иноземцов, роспрашивая подлинно, о всем отписывати к намъ, а самих их без указу не отпускати, чтоб они здесь не розсматривали и не проведывали ни о чем. И будет, господа, вперед учнут к вамъ морскимъ или сухим путем ис которых ни буди государствъ посланцы или иные какие иноземцы приезжати, а учнут сказывати за собою великие земские дела и учнут к нам [299] проситися, и вам бы, господа, тех посланцов или иных каких иноземцов по прежнему обычаю, как бывало наперед сего, спрашивати их напереди, от ково они и с каким делом хто посланъ, и о вестех о всяких у них проведывая подлинно, отписывати наперед к намъ в полки и без обсылки без указу таких иноземцов без ведома к намъ не отпущати и им до тех местъ, покаместа об них от нас к вамъ указ будет, велети быти на Двине и приставом у них велети быти и корм им давати, смотря по делу и....их и береженье к ним держати, как бы...иноземцом преж сего. А на Двине б /л. 42/ есте жили с великимъ береженьем, на городе б... и по приметным местам 192 сторожи и караулы были крепкие и на...стей посылали в лехких судех разъезжати и смотрить накрепко, чтоб с воинскими людми карабли к Архангильскому городу не пришли и безвестно лиха не учинили. А будет Ондреян Флодерат с товарыщи придут к Архангилской пристани, и вы б им велели постояти, покаместа от нас указ будет, неблизко города, где будет пригож, кормъ им 193...почесной, послали яловиц, и боранов, и куров, и вина [романеи] 194, меду 195, и хлебов, и кола[чей], какъ бы им мочно 196 издоволитись, и в поденной кормъ им давали 197, смотря... их, какъ пригож, покаместа от нас...[к в]ам указ будет. А будет они учнут 198 говорити, что они идут до го...воинских людех, и вам бы их [отпустить]...

Там же. Л. 39–42. Отпуск. 265 х 150; 243 х 148; 368 х 149; 305 х 152. Л. 42 имеет значительные утраты левого и нижнего краев, подклеен.
Публ.: Богоявленский, Рябинин. С. 60–61.
РГАДА. Ф. 35. Сношения России с Англией. On. 1. № 45. Л. 1–20, 34, 21–28, 28а, 29–31, 31а–33, 35–36, 36а–42 (без конца). Подлинник, отпуски, черновые записи. Листы ветхие, на слабой бумажной основе, часть листов подклеена в 1950-х гг. Филиграни не просматриваются.

Текст воспроизведен по изданию: Жак Маржерет. Состояние российской империи. М. Языки славянских культур. 2007
© текст - Лаптева Т. А., Назаров В. Д., Алексинская Т. Н. 2007
© сетевая версия - Strori. 2011
© OCR - Засорин А. И. 2011
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Языки славянских культур. 2007 
Комментарии
1. В архивных описях книга называлась как «боярская книга», затем как «окладная книга Устюжской четверти». Ее последний публикатор, Л. М. Сухотин, по совокупности признаков (делопроизводственных и просопографических) совершенно справедливо определил ее как «кормлёную книгу Галицкой четверти» (Сухотин. Четвертчики. С. III–VII). Он же дал полное ее описание. Впервые это учреждение именно как Галицкая четверть упоминается в начале 1606 г., ранее четь именовалась по дьякам: Семена Чередова в 1600–1601 гг., Андрея Акинфова в 1602 г., Андрея Алябьева в 1603–1605 гг. (Павлов. Приказы. С. 190, 198–200; Богоявленский. Судьи. С. 39). Есть соблазн точно датировать запись о выплате жалованья Маржерету по аналогии с соседними датированными записями. Но даже беглое сравнение показывает, что никакой системы здесь не было (на с. 2 публикации фигурирует 27 июля и 1 августа, на с. 3 – 25 июля, на с. 4 – 13 мая). Отметим только, что выплаты с указанием даты укладываются в промежуток времени между 8 декабря 1603 г. и 19 августа 1604 г. Дьяк Андрей Семенов сын Алябьев, сын заметного дьяка 3-й четверти XVI в., карьеру начинал в конце 1580-х гг. выборным дворянином по Дорогобужу со средним по размерам поместным окладом в 450 четей (был повышен к 1602–1603 гг. до 500 четей). Вскоре стал дьяком, его служба в Галицкой четверти (1603–1606 гг.) перемежалась участием в кампании против Лжедмитрия I (дьяк при артиллерии), в военных действиях против болотниковцев (1606–1607 гг.). С осени 1608 г. и по март 1612 г. – второй воевода в Нижнем Новгороде (Станиславский. Двор. С. 246, 257, 291 и др.; Павлов. Государев двор. С. 123, 147, 235; Веселовский. Дьяки. С. 20 (с неточностями); Любомиров. Очерки. С. 271 и др.). – В. Н.
2. Слово Дано написано другим почерком.
3. Стиль дат документа не очевиден: составлялся он русскими подьячими, но для начальствующих лиц гарнизона Речи Посполитой и с распиской полковника П. Борковского. Событийный контекст с большой долей вероятия указывает на юлианский календарь. Известно, что гетман Жолкевский выехал из Москвы к королю под Смоленск в конце октября 1610 г. по григорианскому счету. В тексте последняя дата выдач «при пане гетмане» – 11 октября, а уже выдачи 17 октября были «после пана гетмана». Показательно, что указания на дни выплат обрываются 3(13) марта, до восстания москвичей 19(29) марта и более не продолжаются. Дата 15(25) августа 1611 г., когда завершился расчет с теми наемниками, которые вскоре отправились из Москвы в Речь Посполитую, фигурирует только в начальной фразе выписи. – В. Н.
4. Пан гетман – Станислав Жолкевский (род. в 1547 г., ум. в 1620 г.), воевода киевский (с 1607), полный гетман Короны (с 1590), виднейший полководец Речи Посполитой конца XVI – начала XVII в., сподвижник коронного канцлера и великого коронного гетмана Яна Замойского. Позднее стал великим гетманом и канцлером Короны (в 1617 г.). Погиб в сражении под Цецорой с турецкой армией, его отсеченная голова была предъявлена султану в Стамбуле, а позже была выкуплена поляками за огромную сумму. Участник «московского похода» Сигизмунда III с самого начала. 23 мая (2 июня) 1610 г. выступил с наспех собранным экспедиционным корпусом из королевского лагеря под Смоленском к Москве, навстречу армии под командованием боярина кн. Д. И. Шуйского. Блокировав ее авангард под Царевым-Займищем, 24.06(4.07) под Клушиным нанес сокрушительное поражение русским войскам. Затем подписал соглашение с воеводами авангардных отрядов (на условиях, близких к февральскому договору 1610 г. Сигизмунда III с русскими представителями тушинской Думы и двора), без боя занял 2(12) июля Можайск, подошел к Москве 24 июля (3 августа), через неделю после сведения с престола царя Василия Шуйского. 17(27) августа подписал с правительством Семибоярщины договор об условиях избрания на московский трон королевича Владислава, оставшиеся спорные вопросы предполагалось решить на переговорах Сигизмунда III с «великим посольством» от сословий России. Жолкевский был сторонником личной (династической) унии России и Речи Посполитой с перспективой постепенного усиления польского культурно-политического и религиозного влияния. Он полагал стратегически верными компромиссные варианты с широким учетом интересов российского «политического класса» (знати, значительной части дворянства, верхушки купечества и горожан), включавших сохранение территориальной целостности, главных основ социального и государственного устройства России, позиций Православной церкви. В тактическом плане считал необходимым укрепление авторитета правительства Семибоярщины в стране, присягу населения Владиславу, быстрое разрешение спорных проблем на переговорах и реальный приезд королевича в Россию. Одну из гарантий успеха видел в присутствии гарнизона Речи Посполитой в Москве – в ночь на 21 сентября (1 октября) польско-литовские отряды вошли в столицу и в Кремль. Жолкевский широко использовал государственные средства и ценности России для выплаты жалованья своим войскам, а частью – тушинскому корпусу Я. П. Сапеги, дав своеобразный образец использования русской казны в польско-литовских интересах. Сигизмунд III и его окружение придерживались иной политической и вероисповедной стратегии. В частности, король настаивал на принесении присяги ему и сыну, откладывал приезд Владислава на неопределенный срок, оставляя за собой все права на управление в России в этот период, считал необходимым свободное распространение католичества и т. п. Еще во время пребывания Жолкевского в Москве Сигизмунд через своих представителей корректировал конкретные меры командования польско-литовского гарнизона для реализации своих планов. Жолкевский отбыл из Москвы ок. 15–16 (25–26) октября 1610 г., взяв с собой (в нарушение специальной договоренности с Думой) трех братьев кн. Шуйских, в т. ч. и царя Василия. В апреле 1611 г., после мартовского восстания в Москве, образования Первого земского ополчения в России и ареста Сигизмундом IIІ «великих послов», Жолкевский уехал из королевского лагеря под Смоленском и полностью отстранился от участия в «московских делах» (из недавней литературы см.: Роlак W. О Kreml і Smoleńszczyzne. Polityka Rzeczypospolitej wobec Moskwy w latach 1607–1612. Toruń, 1995; Флоря Б. H. Польско-литовская интервенция в России и русское общество. М., 2005).
Петр Борковский участвовал в стычках с гарнизоном Смоленска и был ранен осенью 1609 г. Во время «московского похода» корпуса Жолкевского был в его составе, сыграл заметную роль в переходе иностранных наемников в армии кн. Д. И. Шуйского на сторону Речи Посполитой в ходе Клушинского сражения. По одной версии (Маскевич), его направили (как знающего языки) с Адамом Жолкевским (племянником гетмана) для переговоров с наемниками в русских войсках. По другой версии (Видекинд), А. Жолкевский вступил в тайные контакты с наемниками до битвы, в ходе же боя (ближе к его концу) в лагерь Делагарди отправились Борковский с французским капитаном (почти наверняка с Маржеретом). Затем Борковский стал командиром объединенного отряда «конных и пеших» «немцев-наемников» из собственно корпуса Жолкевского (которыми он, скорее всего, командовал и ранее), а также из рати Шуйского, численностью до 2500 человек (по данным автора «Записок о Московской войне» гетмана Жолкевского). После бегства из-под Москвы Лжедмитрия II, ухода корпуса Я. П. Сапеги на Северщину, ввода польско-литовских отрядов в Москву, гетман по финансовым соображениям значительно сократил численность наемников в составе гарнизона Речи Посполитой в Москве. Он оставил только 800 пеших воинов во главе с П. Борковским. На этом посту он известен с сентября 1610 г. по начало октября 1611 г. В конце сентября – начале октября 1611 г. в составе делегации послов от гарнизона вел переговоры с представителями отряда Я. П. Сапеги (сам Сапега умер под Москвой 4(14) сентября 1611 г.), а затем в составе посольства от войск гарнизона уехал из Москвы для переговоров с Сигизмундом III (Сказания. Ч. II. С. 41, 46-47, 67, 77, 80; РИБ. Т. I. С. 472-473, 673; Записки. С. 92-93; Буссов. С. 185; Видекинд. С. 125). «Яков капитайн» или «Яков Ульянов капитайн» – еще одно именование Ж. Маржерета в русских текстах. – В. Н.
5. Казенный двор – Казенный приказ (приказ Казенного двора. Казна – см. о нем коммент. 144 в первом разделе наст. издания). Новгородская четверть (четь) под таким названием известна не позднее 1599 г., ранее называлась по имени дьяков, ею руководивших. Среди учреждений данного типа (судебно-административное управление и финансовые поступления с тяглого населения городов и уездов определенных территорий) была ведущим приказом по территориальному охвату и объему средств. В связи с чем возглавлялась, как правило, окольничим и авторитетным дьяком. В 1601 г. из нее выделилась Нижегородская четверть. Денежный двор – одно из важнейших финансовых учреждений государства, занимался чеканкой монет и хранением денег (Павлов. Приказы. С. 191–193). – В. Н.
6. Указание официального текста на «Купецкий двор» как учреждение, встроенное в систему финансовых (и судебно-административных?) приказов, едва ли не уникально. Из последующего текста видно, что здесь аккумулировались ценности, связанные прежде всего с торговлей мехами, что располагался он, скорее всего, в Китай-городе. – В. Н.
7. Имеются в виду дворы кн. Д. И. и И. И. Шуйских, младших братьев царя Василия Шуйского. – В. Н.
8. Публикуемые документы (№ 2–4), наряду с отрывками дел Поместного приказа (они вскоре после 1613 г. были переданы в Посольский приказ и уцелели с частью его архива в печально знаменитый пожар 1626 г.), – уникальные остатки делопроизводства правительства московских бояр, командования гарнизона Речи Посполитой, правивших от имени «царя» Владислава. Особенность публикуемых текстов в том, что перед нами документы внутреннего использования и одновременно итоговые. Все попытки обнаружить подлинники в фонде Оружейной палаты (РГАДА), прежде всего, а также в собрании П. М. Строева (в архиве СПб ИИ РАН), в ряде собраний отдела рукописей РНБ результата не дали (впрочем, некоторые рукописи и документы, прошедшие через Строева, имели затем весьма причудливую историю). Отсюда одно полутехническое замечание: расхождения между итогами и составляющими их суммами могут быть следствием невнимательности приказных начала XVII в. и публикаторов середины XIX в. Кроме того, вряд ли верно полагаться на точность замечаний публикаторов, особенно учитывая неполноту их издания. Несмотря на эти оговорки, печатаемые тексты дают ценнейшую информацию и о деятельности, и о составе московских учреждений в 1610–1612 гг., и о фактах служебной биографии более чем тридцати лиц, включая Маржерета. В документах № 2–3 четко прослеживаются четыре хронологические грани: отъезд из Москвы С. Жолкевского, восстание москвичей 19(29)–20(30) марта 1611 г. (оно именуется здесь «московской разрухой» и не датировано, так как было у всех на памяти), отъезд в начале октября 1611 г. П. Борковского (и, почти наверняка, части наемников), отъезд в середине июня 1612 г. коменданта гарнизона А. Корвин Госевского (в XVII в. в русских документах и в отечественной историографии XIX–XX вв. он именуется, как правило, Гонсевским).
Дьяк Семен (Семейка) Ефимьев (Еуфимьев) был дьяком приказа Большого дворца в 1604–1605 гг., летом 1606 г. был дьяком в Смоленске, в январе 1608 г. получил назначение «с розрядом» в войско кн. Д. И. Шуйского, направленное против отрядов Лжедмитрия II. С этим фактом (несмотря на полную неудачу этого похода) предположительно следует связывать появление Ефимьева в приказе Казанского дворца (который кн. Дмитрий возглавил вскоре после избрания брата царем в июне 1606 г.) не позднее лета 1609 г., а возможно, и ранее. Свержение царя Василия Шуйского и арест его братьев 17(27) июля 1610 г. на службе Ефимьева как будто не сказался: он оставался в этом приказе дьяком и летом 1610 г., и еще в начале марта 1611 г. Позднее его службы и назначения неизвестны. Отвоз денег в лагерь («обоз») Жолкевского 23 сентября (3 октября) 1610 г. следует полагать разовым поручением, а не свидетельством перехода в другое ведомство. Показательно, что Жолкевский даже после ввода польско-литовских отрядов в Москву в ночь на 21 сентября (1 октября) 1610 г. не сразу сменил свое местопребывание под Москвой на двор Б. Годунова в Кремле (Богоявленский. Судьи. С. 60; Сухотин. Пожалования. С. 23–24; Веселовский. Дьяки. С. 179; Павлов. Приказы. С. 189; Тюменцев. Смута. С. 114-116, 147-150). – В. Н.
9. Лундыш – высококачественное сукно тонкой выделки, разных цветов, английского производства, как правило, высокого ценового диапазона (за вычетом остатков). – В. Н.
10. Настрафиль – фландрское сукно разных цветов среднего ценового диапазона. – В. Н.
11. Евдоким Витовтов – из известной дьяческой семьи. Его отец, Яков Андреев сын Витовтов, дьяк в Поместном приказе в 1578–1593 гг., его дядя, Тимофей Андреев сын, в 1599–1600 гг. дьяк в Тобольске, с 1601 г. и до воцарения Лжедмитрия I первый (не думный) дьяк в Разряде, вновь (?) получает это место при Василии Шуйском (июнь 1606–1607 гг.), не позднее 1609 г. дьяк в Свияжске (что было явной опалой); затем дьяк в Первом и Втором земском ополчениях. Сведения о Евдокиме начинаются с 7112 г.: он упомянут в кормленой книге Галицкой чети, росписи русского войска 1604 г., где он числится жильцом с поместным окладом в 400 ч. и выставляет вместе с тремя братьями четырех конных воинских людей. Далее службы его неизвестны до 1609 г., когда, по данным И. О. Тюменцева, он стал дьяком в Тушинском лагере (впрочем, его конкретное назначение остается неясным). Входил в состав русских тушинцев, отправившихся под Смоленск в королевский лагерь ранее других (в конце января 1610 г.) и заключивших с Сигизмундом ІII февральский договор о признании русским царем его сына Владислава. Получил в числе этих лиц жалованную грамоту короля на свои владения в России от 30(20) марта 1610 г. (позднее ему были даны и иные пожалования). Неизвестно, участвовал ли Евдоким Витовтов в кампании Жолкевского в группе лиц при И. М. Салтыкове, но в любом случае не позднее сентября 1610 г. королевским листом он был назначен думным дьяком в Новгородский разряд (он выделился из Московского, или Большого, Разряда не позднее 1603 г.). Именно в этом качестве он фигурирует в данном месте: вопреки мнению Н. П. Лихачева, он не служит в Новгородской чети, а получает из нее суммы для распределения среди наемников через их командиров (в соответствии с представленными документами и фиксируя факт передачи денег). Большой разряд продолжал возглавлять думный дьяк В. О. Янов, и именно он назван первым в перечне думных дьяков из четырех лиц, подписавших в феврале 1611 г. среди других членов Думы грамоты в адрес «сидельцев» в Смоленске и на имя «великих послов». Е. Витовтов, в соответствии с должностным и служебным старшинством, идет в этом списке четвертым. В последующих его упоминаниях в док. № 2 он выступает в той же роли получателя и распределителя средств и ценностей, включая конфискованное имущество братьев Шуйских.
В док. № 3 Е. Витовтов включен в состав комиссии из представителей разных ведомств, наводившей порядок в учете ценностей и денег после восстания москвичей 19(29)–20(30) марта 1611 г. После отъезда В. О. Янова в составе посольства боярина М. Г. Салтыкова к королю в начале октября 1611 г. Е. Витовтов, скорее всего, возглавил Разряд (московский), не имевший тогда какого-либо реального административного значения. Видимо, в июне 1612 г. при последней смене гарнизона ушел из Москвы с Госевским. Автор Нового летописца относит его к числу «изменников» и сообщает о его «злой смерти» в Литве (по другим источникам, он был жив там еще в 1620/21 г.). Его старший брат, Григорий, начинавший карьеру еще в 1599 г. (в Пскове), в 1611–1612 гг. был дьяком Владимирской чети в Первом, Втором ополчениях и объединенном ополчении, а также при Михаиле Романове по апрель 1614 г. (АИ. Т. II. С. 379, 383; Лихачев. Дьяки. С. 538-546, 558-559; АЗР. Т. IV. С. 324, 342, 389; РИО. Т. 137. С. 14; Т. 142. С. 225, 231; ПСРЛ. Т. 14. С. 84, 101; Сухотин. Четвертчики. С. 20; Платонов. Очерки. С. 273–276, 303–305; Любомиров. Очерк. С. 276; Веселовский. Дьяки. С. 94–95; Станиславский. Двор. С. 373, 387; Тюменцев. Смута. С. 554). – В. Н.
12. Василий Юрьев – подьячий Разрядного приказа в июле 1607 г. (составители публикации «Народное движение» вряд ли верно «назначили» его в приказ Казанского дворца вслед за С. Б. Веселовским), не позднее мая 1608 г. бежал в Тушино, где получил дьячество, оставался там и в 1609 г., вошел в «январский» призыв 1610 г тушинцев на службу Сигизмунду III и получил, как и другие, 30(20) марта того же года пожалование на все свои владения. В сентябрьском перечне должностных назначений (датировка Л. М. Сухотина) он написан в Разряд. Судя по его совместной работе с Е. Витовтовым (по крайней мере в сентябре–октябре 1610 г.),
B. Юрьев был вторым дьяком в Новгородском разряде. Он записан в боярском списке 1610/11 г. в разделе «Дьяки по приказам» с двумя пометами: «умре», «написан при Литве». Для понимания особенностей составления этого документа учтем следующее: кроме В. Юрьева помета «написан при Литве» сопровождает еще семь фамилий. В перечне думных дьяков нет ни одного тушинского думного дьяка, получившего назначения от Сигизмунда III (за исключением записанного отдельно печатника и думного дьяка И. Т. Грамотина). Наконец, никакими известиями о В. Юрьеве ни в 1611 г., ни позднее мы не располагаем (Сторожев. Материалы. С. 77, 85–86; Платонов. Очерки. С. 273; Веселовский. Дьяки. C. 592; Народное движение. С. ПО, 468). – В. Н.
13. Князь Иван Иванович Шуйский – младший из пяти братьев Шуйских. Служебную карьеру начал стольником в особом дворе Ивана IV в конце 1570-х гг., принимал участие в дворцовой борьбе 1585–1587 гг. и был сослан с братьями (кроме Андрея) в Галич. Прощен ок. 1590–1591 г., в составе государева двора стал московским дворянином, не позднее апреля 1598 г. ему было сказано боярство. В 1600 г по доносу своих холопов вновь попал в опалу (без конфискации имущества, но с лишением боярского чина). Был прощен, видимо, еще до вступления в Москву Лжедмитрия I в июне 1605 г., а вскоре вместе с двумя старшими братьями вновь обвинен в злоумышлении на нового царя («Димитрия Ивановича») и измене ему. Сослан, прощен и возвращен с братьями в столицу к концу 1605 г. Участвовал в успешном заговоре В. И. Шуйского в мае 1606 г. После убийства Лжедмитрия I и вступления на престол старшего брата Василия возглавил Стрелецкий приказ. Активно участвовал в действиях против болотниковцев в 1606–1607 гг. и войск Лжедмитрия И в 1608–1609 гг., но военная удача посещала его совсем нечасто. В царских походах (на Тулу в 1607 г., против тушинского вора в 1608 г.) занимал пост первого дворового воеводы в царском полку. Арестован при низведении с царского престола Василия Шуйского с конфискацией недвижимости и практически всего имущества (П. Борковский в грамоте в королевский лагерь писал, что «Шуйских так обобрали, что они едва остались в платьях, которые на себе имели»). Увезен с братьями в Речь Посполитую гетманом Жолкевским (в нарушение специального соглашения с Думой, запрещавшего их вывоз за границы России), он единственный из трех братьев выжил в плену и вернулся в Россию в 1619 г. после заключения Деулинского перемирия, но заметной роли в политике не играл. Умер в феврале 1638 г. В док. № 2, 3 речь, в том числе, идет о конфискованных деньгах и ценностях Шуйских в связи с раздачей жалованья наемникам. О кн. боярине Д. И. Шуйском см. коммент. 192 в первом разделе наст. издания. – В. Н.
14. Гривенка – мера массы (веса) в XII–XVII вв., равнялась 96 золотникам или 405,51 г (т. е. равнялась фунту). Золотник равнялся 96 долям или 4,2666 г. – В. Н.
15. Стамбред – дешевые сорта шерстяной косонитной ткани. – В. Н.
16. Багрец – очень дорогое, тонкой выделки сукно, ценившееся также за окрас: багрецом называли самый яркий и густой красный цвет с просинью (без огненного отлива). – В. Н.
17. «Слуги княжате Збораскому» – имеются в виду слуги кн. Христофора Збаражского, одного из видных военачальников в армии Сигизмунда III под Смоленском. Перевод стоимости вещей (взятых на Казенном дворе слугами князя для своего господина) П. Борковским на себя говорит о его близких отношениях с этим магнатом. Эпизод частный, но характерный: московским добром попользовались не только участники похода Жолкевского, но и те, кто оставался под Смоленском, имея неформальные связи с польско-литовскими командирами в Москве (слуги побывали в столице, видимо, где-то в конце февраля – начале марта 1611 г.).
Эту запись с упоминанием дьяка Ивана Чичерина трудно точно датировать. Скорее всего, она относится ко времени до мартовского восстания москвичей. Почему Иван Чичерин и Евдоким Витовтов именуются здесь просто дьяками, а не думными – объяснить не умеем. Тем более, что в близких по времени официальных грамотах января-февраля 1611 г. они не только так называются, но и подписываются этим думным чином. Так, грамоту в Кострому от 25 января (4 февраля) о пребывании в верности «царю Владиславу» от московской Думы, сословных чинов двора скрепил по склейкам «думнай дьяк» Иван Чичерин. Он же стоит на третьем месте, перед Е. Витовтовым, в перечне из четырех думных дьяков в февральских грамотах из Москвы в Смоленск и «великим послам» (см. коммент. 10 данного второго раздела наст. издания). Вообще в биографии И. Чичерина больше, пожалуй, вопросов, чем ясных фактов. Точно известно, к примеру, отчество Чичерина – Иванович (в 1609 г.). На этом основании в Иване Плакидине сыне Чичерина, упоминаемом в учетных документах двора 1602/03–1606/07 гг. (выборный дворянин по Козельску, с начальным поместным окладом в 300 четей и в 450 четей по боярскому списку 1606/07 г.), исследователи видят отца дьяка. Но почему не отождествить это лицо с самим дьяком: как только из источников исчезает И. П. Чичерин, появляется дьяк И. И. Чичерин, исконное ядро владений которого было в Козельске. Помета «в Астрахань» в списке 1606/07 г. однозначно ничего не доказывает – совсем не факт, что назначение в армию Ф. И. Шереметева было выполнено. Карьера протяженностью в 36 лет (последнее упоминание дворянина И. И. Чичерина относится к 1639 г.) вряд ли может быть признана уникальной. Не позднее марта 1609 г. Чичерин – думный дьяк Поместного приказа в Тушине, весьма «успешно» решавший собственные владельческие проблемы. К моменту подтверждения ему Сигизмундом IIІ 30(20) марта 1611 г. земель, полученных в Тушине, он числил за собой 11 вотчин в семи уездах (включая 7 вотчин в его родном Козельске и двух соседних уездах) и 6 поместных имений (в том числе один торжок) в трех уездах. Был в первом «призыве» тушинцев, поспешивших на королевскую службу в конце января 1610 г. Сопровождал С. Жолкевского в московском походе: скрепил 10 августа 1610 г. (стиль даты неясен) ввозную грамоту братьям Щербачевым, выданную гетманом от имени царя Владислава (еще до подписания договора с правительством Семибоярщины и до принесения присяги Владиславу). До назначения в Поместный приказ думным дьяком И. Т. Грамотина 19(29) ноября 1610 г. Чичерин, скорее всего, руководил этим ведомством. С Грамотиным у Чичерина были явно дружеские отношения. Первый в письме литовскому канцлеру Л. Сапеге просит за «своего приятеля Ивана Ивановича Чичерина» и отправляет с ним канцлеру подарок, «кожух горностайный» (поездка Чичерина под Смоленск состоялась во второй половине декабря 1610 г., не позднее середины января 1611 г. он вернулся в столицу). Но еще выразительнее те нарушения законной процедуры оформления в документах на право владения имениями Чичерину, которые были сознательно допущены в ведомстве Грамотина осенью 1611 г. (они разобраны Л. М. Сухотиным). В каком приказе или приказах действовал Чичерин с января 1611 г. и до капитуляции польско-литовского гарнизона в Москве – остается неясным. Но он сохранял свой чин (думный дьяк) и был значимым лицом в приказной среде. Мнение о его принадлежности к Казне (на основе публикуемых документов) полагаем неточным. Вместе с Е. Витовтовым они выдают, фиксируя факты выплат, аккумулированные в Казне и других ведомствах вещи и ценности, продают (док. № 3) «казенные остатки», но это разовая акция. Вряд ли правильно в двух боярах, московском дворянине, двух думных и двух просто дьяках (см. док. 3 наст, раздела) видеть руководство Казны даже в чрезвычайных условиях после подавления восстания москвичей 19(29)–20(30) марта 1611 г. Чичерина в 1613 г. привлекли к следствию по делу о разорении и розыске государственной казны (наряду с Ф. Андроновым, И. Безобразовым, С. Соловецким, Б. Замочниковым) и даже приводили к пытке (интересно, что двум Чичериным в июне 1613 г. предлагалось добровольно сдать в Казну взятые ими ценности, за которые они не заплатили). Но это не прервало в принципе его карьеры. Правда, с думным дьячеством он расстался, став московским дворянином. В 1613 г. он посол в Персию, подписывает Утвержденную грамоту об избрании царем Михаила Романова, позднее воеводствует в разных городах, вновь выполняет дипломатические поручения, пять лет (с марта 1634 г. по 1639 г) возглавляет приказ Печатных книг (АИ. Т. II. С. 150-153, 365, 372, 379, 383; AЗР. Т. IV. С. 388, 402-403; РИО. Т. 142. С. 289-292; Сухотин. Пожалования. С. VIII, ХІІ-ХХІІ, 78-81, 88-89; Голицын. Указатель. С. 286; Веселовский. Акты. С. 136–137; Он же. Дьяки. С. 569; Тюменцев. Смута. С. 248, 548; Станиславский. Двор. С. 280, 377; Народное движение. С. 151; Богоявленский. Судьи. С. 117–118). – В. Н.
18. Марк Поздеев – «молодой» подьячий Посольского приказа в 1594 г., после 1598 г. переведен в другое учреждение, возможно, Разряд, с 1606/07 г. дьяк (в частности, дьяк в походе правительственных войск под Калугу в декабре 1606 г.). Позднее известие о его службе в марте 1610 г. в Посольском приказе (как показал Д. В. Лисейцев) ошибочно. Скрепил боярский список 1610–1611 г. В публикуемом документе он в 1610–1611 гг. дьяк на Купецком дворе (и соответственно связан с Казенным приказом), который «в розруху и съ книгами изгибъ». После мартовского восстания москвичей он «нашелся» в Первом ополчении: был одним из трех дьяков, скрепивших по склейкам Приговор сословных чинов ополчения, выполнял в нем функции разрядного дьяка, с сентября 1611 г. – дьяк на Костроме. После освобождения Москвы участвовал в Земском соборе и подписал Утвержденную грамоту об избрании царем Михаила Романова, в 1613–1621 гг. был дьяком Разрядного приказа, ездил в составе посольства в Англию в 1617–1618 гг. Позднее был городовым дьяком в Астрахани (1623–1624 гг., после чего попал в опалу), служил дьяком в Московском судном и Разбойном приказах, выполнял разнообразные правительственные поручения. Его служебная карьера продолжалась не менее 50 лет (Сторожев. Материалы. С. 85; Богоявленский. Судьи. С. 140, 145, 183; Веселовский. Дьяки. С. 418; Лисейцев. Посольский приказ. С. 132, 138, 339, 341, 346). – В. Н.
19. Документ удостоверяет тесные служебные отношения Маржерета и Гамолта (Гамильтона?), первенство по службе первого (иначе он не был бы назван первым; к тому же это единственное упоминание Гамолта в документе, в отличие от Маржерета) при принципиальной близости их статуса (иначе Гамолт вряд ли бы назывался специально). Сказанное объясняет, почему собравшиеся зимой 1612 г. в Гамбурге наемники написали письмо Гамолту, желая от него получить информацию о положении дел в Москве и в России (см. № 10.4 в данном разделе). – В. Н.
20. Мартин Казановский – полковник в корпусе С. Жолкевского, участник боя под Царевым-Займищем, участвовал в сражении под Клушиным. После ввода польско-литовских отрядов в Москву в ночь на 21 сентября (1 октября) 1610 г. его полк был расквартирован в Белом городе. Активно участвовал со своими силами в подавлении восстания 19(29)–20(30) марта 1611 г. В конце августа 1611 г. вместе с П. Борковским возглавлял «послов» от гарнизона Речи Посполитой в Москве на переговорах с корпусом Я.-П. Сапеги. С Борковским же возглавил делегацию «послов» от гарнизона к Сигизмунду III, выехавшую из Москвы в начале октября 1611 г. Характерно, что после московского восстания стоимость «рухледи», взятой командирами наемников, определяется всего лишь их «сказкой», т. е. устной справкой без документального подтверждения и показаний свидетелей. «Коллективная» покупка шубы, упомянутая в документе, предполагала, скорее всего, ее продажу (конечно, не в Москве) и дележ выручки (Сказания. Ч. II. С. 34, 39, 46, 66, 81; РИБ. Т. I. С. 211, 683–684; Записки. С. 45, 57, 90, 122). – В. Н.
21. Общий итог документа не совпадает ни со всей совокупностью слагаемых этой суммы, ни с промежуточными итогами – «при пане гетмане» и «после пана гетмана». О причинах см. выше, коммент 7. наст. раздела. – В. Н.
22. Как и в случае с док. № 2, стиль даты уточнен по внутренним хронологическим показаниям текста: 18 марта может быть точкой отсчета только при датировке восстания в Москве 19 марта. Иными словами, в выписи использован, почти наверняка, юлианский календарный стиль. – В. Н.
23. Следует роспись на 27 листках без скрепы (примечание публикаторов РИБ).
24. Реализацией «государевы продажные рухледи» с Купецкого двора занимались представители авторитетных фамилий московских гостей, купцов, занимавшихся крупной (внешней и внутренней) торговлей. Названные фамилии хорошо известны: в Земском соборе 1598 г. участвовали гость Григорий Иванов сын Твердиков (из док. № 3), а также двое гостей Булгаковых, один гость из Юдиных и один представитель Котовых. 21 сентября (1 октября) 1610 г. бывший тушинский дьяк Степан Соловецкий (еще ранее «торговый мужик») получил от короля лист на свои тушинские владения, куда он включил «двор на Москве Андрюшки, Родивонка и Федотка Котовых». Вряд ли он реализовал это распоряжение: в сентябре 1611 г. он получил ввозную грамоту на две волости в Галичском уезде (двор Котовых уже не упоминался). В делах по сношениям с Голландией и Англией, отчасти Империей эти фамилии московских гостей были нередки. Такая «служба» гостей (торговля для царской казны или от ее имени) была привычной (ААЭ. Т. II. С. 45; РИО. Т. 38. СПб., 1883, по указателю; Т. 116. СПб., 1902, по указателю; Сухотин. Пожалования. С. 77). – В. Н.
25. Велик день (Пасха) пришелся в 1611 г. на 24 марта по юлианскому стилю. Восстание началось 19(29) марта, во вторник, на второй день Страстной недели. – В. Н.
26. Этой росписи недастает (примечание публикаторов РИБ).
27. Ефим Григорьев сын Телепнев – дьяк в Великом Новгороде в 1604/05 г. по январь 1610 г., в Москве с весны 1610 г., одновременно с ее освобождением войсками во главе с кн. М. В. Скопиным-Шуйским от тушинской блокады. Согласно док. № 3, возглавлял Денежный двор в первой половине 1611 г., но не в статусе дьяка, а, скорее всего, московского дворянина. Показательно, что в боярском списке 1610–1611 г. имя Е. Телепнева зачеркнуто в одном перечне, а в другом его нет вообще. На Денежном дворе Телепнев оставался на протяжении и 1611 г., и 1612 г., и позднее до 1626 г. При правительстве Объединенного ополчения («Совета всей земли») стал печатником (не позднее февраля 1613 г., в этой должности он пробыл вряд ли более года), руководил несколько месяцев Казной. Позднее возглавлял приказ Печатных книг и в качестве думного посольского дьяка Посольский приказ и Золотую палату Его государственная карьера кончилась в 1630 г. Подписал Утвержденную грамоту об избрании царем Михаила Романова (Сторожев. Материалы. С. 84; Белокуров. Грамота. С. 81; Богоявленский. Судьи. С. 43, 52, 69, 113–114, 117, 128; Веселовский. Дьяки. С. 509–510; Народное движение. С. 170–171, 188–195, 205-210). – В. Н.
28. Савва Романчуков – «середний» подьячий Посольского приказа не позднее 1594 г. и по 1604 г., не позднее 1606 г. (при царе Василии Шуйском) «старый» посольский подьячий (второй по служебному старшинству после П. А. Третьякова) и до 1610 г. В боярском списке 1610/1611 г. записан предпоследним в разделе «Дияки по приказом» с пометой «написан при Литве». Это исключает получение им дьяческого чина в 1609 – начале 1610 г., как предполагают некоторые исследователи. Согласно публикуемому документу, Романчуков был дьяком Денежного двора (судя по контексту известий) и во второй половине 1611 г. Нет никаких известий о его службах в Первом ополчении, но не позднее весны 1612 г. он покидает Москву и оказывается вскоре во Втором ополчении, выполняя при «Совете всей земли» функции посольского дьяка (см. док. 10.3 в данном разделе), а также «четвертного» (т. е. приказа-четверти) дьяка (вместе с дьяком Андреем Ивановым). После капитуляции гарнизона Речи Посполитой в Москве он контролировал рассылку пленных лиц в Соль Галичскую в качестве второго дьяка Посольского приказа при думном дьяке П. А. Третьякове. Подписал Утвержденную грамоту об избрании царем Михаила Романова. Второй дьяк Посольского приказа в 1613–1618 гг. при думном дьяке П. Третьякове, в апреле 1618 – середине июня 1619 г. Романчуков фактически руководит приказом (во время длительной болезни Третьякова). Ок. 21 июня (1 июля) 1619 г. приказ возглавил думный дьяк И. Т. Грамотин, при нем Романчуков остается вторым дьяком до своей смерти в середине 1624 г. (Сторожев. Материалы. С. 86; Белокуров. Грамота. С. 81–82; Веселовский. Акты. С. 170–171; Любомиров. Очерки. С. 292; Лисейцев. Посольский приказ. С. 120-123). – В. Н.
29. Корвин Госевский Александр (род. в 1575 г., ум. в 1639 г.) – староста Велижский. Член комиссии по размежеванию русско-литовской границы весной 1602 г., в августе-сентябре 1605 г. ездил в Москву к Лжедмитрию I личным послом от Сигизмунда III, в мае 1606 г. – второй посол в посольстве Речи Посполитой в Москве на торжествах по случаю свадьбы «царя Димитрия Ивановича» и Марины Мнишек, вел с Самозванцем тайные переговоры. После переворота 17(27) мая под арестом в резиденции посольства вместе со всеми его участниками. После возобновления переговоров с царем Василием Шуйским в январе 1608 г. (совместно с новыми посланниками из Речи Посполитой) и подписания соглашения в июле того же года вернулся на родину. Активный сторонник агрессивного курса в отношении России, участвовал в военных действиях против нее с осени 1609 г., в качестве представителя Сигизмунда III и с инструкцией от него прибыл в лагерь Жолкевского под Москвой через несколько дней после подписания гетманом и правительством Семибоярщины договора 17(27) августа 1610 г. об условиях избрания королевича Владислава на русский трон (требования короля в ряде пунктов противоречили подписанному соглашению). Активно участвовал в расквартировании и вводе войск Речи Посполитой в Москву, командующий гарнизоном после отъезда Жолкевского ок. 15(25)–16(26) октября 1610 г. Вместе с русским тушинцами (перешедшими на сторону Сигизмунда III еще в январе 1610 г.), оказавшимися в Москве с Жолкевским или присланными в августе-ноябре из-под Смоленска королем, оказывал решающее влияние на правительственную деятельность московской Думы, а после восстания 19(29)–20(30) марта 1611 г. стал фактическим правителем в столице (на остальную территорию страны, за небольшими исключениями, власть «царя Владислава» не распространялась). Во второй половине июня 1612 г. отбыл из Москвы при смене частей гарнизона. Активное участие в «русских делах» обеспечило Госевскому карьеру и вхождение в среду литовской магнатерии. С 1610 по 1625 г. он референдарий Великого княжества Литовского, великий писарь в 1615–1625 гг., воевода Смоленский с 1625 г., в 1617–1618 гг. участвовал в «московском походе» королевича Владислава, других войнах Речи Посполитой. В данном месте выписи речь идет об оплате в августе-сентябре 1611 г. предполагаемых расходов послов от польско-литовского гарнизона к Сигизмунду III и «немецких» наемников (возвращавшихся из России) за счет российской казны. Иными словами, она рассматривалась в определенном смысле как одна из статей личных доходов короля, который (через Госевского как своего представителя) возмещал соответствующие затраты. Это не предусматривалось августовским договором 1610 г. – В. Н.
30. Здесь речь идет о фактическом расхищении имущества царской казны по устным распоряжениям Госевского или по «карткам» его руки. Он не обидел себя (дорогие ткани и друге вещи потянули почти на 700 руб. – жалованье за два-три года «среднего» боярина московской Думы), не забыл командиров наемников – П. Борковского, Якова Ульянова, т. е. Маржерета, Гамолта (см. выше коммент. 18 в наст. разделе), Д. Халберха (прибыл на службу в Россию с Маржеретом еще летом 1600 г. – см. документ № 18 в данном (втором) разделе), не обошел вниманием своего соперника в борьбе за подчинение России Н. Струся («старосты Хмелетцкого»). Атлас золотной – плотная шелковая ткань с золотыми нитями в утке; камка – шелковая китайская ткань с разводами. – В. Н.
31. Его нет (примечание публикаторов РИБ).
32. Шереметев Федор Иванович – московский дворянин в боярском списке 1598–1599 г., в 1604 г. со своих многочисленных владений выставил в армию 60 конных «даточных людей». В кампанию 1604–1605 гг. командовал отдельным корпусом, осаждавшим сторонников Самозванца в Кромах. После перехода правительственной армии на сторону Лжедмитрия I по распоряжению последнего был первым воеводой в Передовом полку. Получил в 1605 г. от «царя Дмитрия» боярство, минуя чин окольничего. Участник боярского заговора против него. После воцарения Василия Шуйского был направлен с войсками для подавления восстаний в Нижнем Поволжье и в Астрахани. В конце 1609 г. его рать, освободив от тушинцев Среднее Поволжье, земли в бассейне Оки и Клязьмы, соединилась с войсками кн. М. В. Скопина-Шуйского в Александровой слободе. Вошел в июле 1610 г. в состав делегации сословных чинов Собора, убедившей царя Василия Шуйского отказаться от престола. Один из наиболее активных членов Семибоярщины, как официальное лицо участвовал в переговорах с Жолкевским и в подписании 17(27) августа 1610 г. договора об условиях признания королевича Владислава русским царем. В данном тексте выступает в качестве главы межведомственной комиссии по наведению порядка после мартовского восстания 1611 г. и разного рода экстраординарных выплат после него, а также как глава (первый судья) приказа Казенного двора. Возглавлял ли он это ведомство ранее, до марта 1611 г., остается неясным. Позднее Ф. И. Шереметев участвовал в заключительных заседаниях Собора 1613 г., в конце февраля – марте возглавил делегацию участников собора в Кострому, к избранному царем Михаилу Романову и его матери. В 1638–1645 гг. был фактическим главой правительства, умер 17(27).02.1650 г. – В. Н.
33. Ромодановский Григорий Петрович, из рода Стародубских Рюриковичей, к 1611 г. имел за плечами почти 30-летнюю службу. Не позднее 1587 г. стал получать воеводские назначения в пограничные города (почти исключительно южные) и соответственно должности полкового воеводы при сходах в Украинном, а с 1591 г. и в Береговом разрядах. В царских походах 1589 – 1590 гг. и 1598 г. служил головой-есаулом в царском полку. Его придворные службы в Москве были нечастыми и пришлись уже на начало XVII в.: в августе 1601 г. он первым встречал шведского королевича Густава, в сентябре-октябре 1602 г. был первым приставом при датском принце Иоганне. В ноябре 1602 г. проиграл местнический иск к окольничему П. Ф. Басманову, в 1602–1604 гг. был воеводой в Иван-городе. Остается загадкой, по каким мотивам он был пожалован в окольничие Лжедмитрием I еще в 1605 г. Принимал участие в дворцовых приемах и свадебных торжествах Самозванца в апреле–мае 1606 г. Его позиция в майском перевороте 1606 г. неизвестна, но свой чин при царе Василии Шуйском он сохранил. Участвовал в военных действиях против болотниковцев в 1606–1607 гг., воевал летом 1608 г. против войск Лжедмитрия II, в проигранном бое под с. Рахманцевым был ранен, в тушинскую блокаду Москвы находился в столице. Где-то в конце зимы 1610 г. получил назначение воеводой в Каширу Но снова загадка: каким образом он сумел получить значительные пожалования от Сигизмунда III? Ведь Ромодановский никогда не был в Тушине, он не входил в первую группу русских знатных лиц и приказных, отправившихся к королю тогда, когда сам Григорий Петрович получал последнее назначение от Василия Шуйского. Быть может, у него еще осенью 1602 г. установились неформальные отношения с Иваном Грамотиным, бывшим тогда дьяком в группе приставов при датском принце? И ставшим уже летом 1610 г. влиятельным лицом по русским делам в окружении короля и литовского канцлера Льва Сапеги. В любом случае, Ромодановский где-то осенью 1610 г. получает боярство (в боярском списке 1610–1611 г. он написан среди бояр последним с пометой «пущен при Литве»), поместный оклад в 2000 четей, ввозные грамоты на конкретные имения, а в августе 1612 г. «лист» на вотчины. Он лояльно подписал февральские грамоты московских бояр 1611 г. в осажденный королем Смоленск и «великим послам» в королевский лагерь под Смоленском. В литературе дружно говорят на основании док. № 3 о службе Ромодановского на Казенном дворе. Это не очевидно. Чрезвычайные обстоятельства и незнание Госевским московских традиций управления могли, видимо, породить экстраординарное перенасыщение Казенного двора судьями – два боярина, дворянин из числа «московских дворян», два думных и еще два простых дьяка. Но едва ли не предпочтительнее видеть в этой совокупности персон своеобразную межведомственную комиссию (см. выше, коммент. 5 наст. раздела). При такой интерпретации Чичерин мог представлять Поместный приказ (в нем заправлял печатник И. Т. Грамотин, но до него какое-то время действовал Чичерин, а главное, такая особенность, как наличие двух думных дьяков в Поместном приказе, восходила к тушинским порядкам), Витовтов – Разряд, Тюхин – приказ Большого дворца. Соответственно, Ромодановский мог возглавлять в то время какой-либо приказ по преимуществу с финансовыми функциями. Ромодановский пробыл в Москве с польско-литовским гарнизоном до конца. Все его «достижения» не были признаны при новом царе: ни боярство (он заново получил его 25 декабря 1615 г. (4 января 1616 г.) и именно в этом чине подписал Утвержденную грамоту), ни земельные пожалования. Умер 18(28) января 1628 г. (Сторожев. Материалы. С. 75; Белокуров. Грамота. С. 15, 78; Он же. Записи. С. 9, 12, 13, 15, 18, 49–50, 77, 78; Барсуков. Выписка. С. 3; РИО. Т. 137. С. 14, 16 (№ 65, 96); Т. 142. С. 225, 231; Сухотин. Пожалования. С. XXVI, XXX-XXXI, 53–54; Любомиров. Очерк. С. 197, 292; РК 1475-1598. С. 329, 280-381, 392, 410, 416, 439, 448, 522, 533 и др.; РК 1475-1605. Т. IV. Ч. 1. С. 119, 120, 123, 128; Ч. 2. С. 15–16, 71; Народное движение. С. 132; Станиславский. Двор. С. 215, 292). – В. Н.
34. Волконский Григорий Константинович – из захудавшей в XVI в. ветви Черниговских Рюриковичей. «Именная служба» городовым воеводой в Мценске впервые фиксируется для Волконского в 1594 г. В боярском списке 1602–1603 г. записан выборным дворянином по Перемышлю с поместным окладом в 500 четей. Воеводская служба перемежалась у него с дипломатической – в 1601–1602 гг. ездил послом в Крымское ханство. Участвовал в военных действиях против отрядов Лжедмитрия I в кампании 1604–1605 гг. При «царе Дмитрии» нес ответственную службу пристава при посольстве Речи Посполитой в апреле–мае 1606 г. Новый царь Василий Шуйский, в условиях нараставшего конфликта с соседним государством (посольство находилось под арестом, в ходе выступлений москвичей 17(27) мая 1606 г. были убиты сотни подданных Речи Посполитой, множество знатных лиц было отправлено в ссылки), направил к Сигизмунду III послом кн. Григория (июнь 1606 – февраль 1607 гг.). В боярском списке 1606–1607 г. Волконский записан в разделе «дворян на Москве». По возвращении активно участвовал в военных действиях в 1608 г. против Лжедмитрия II и отрядов Лисовского, в том же году ездил «за Оку» для встречи с крымскими мурзами, находился в Москве в 1608–1609 гг. Его имени нет в боярском списке 1610–1611 г. (но там налицо четыре представителя фамилии), скорее всего, по причине его отсутствия: он действовал довольно успешно в конце 1610 – начале 1611 г. в Новгородском крае по распоряжению Семибоярщины. Когда он вновь появился в Москве – неясно, но почти наверняка до мартовского восстания 1611 г. Его служебная принадлежность прямо документом не определяется. Но как раз в его отношении не исключен пост второго судьи Казенного приказа (после Ф. И. Шереметева). Он продолжил карьеру после воцарения Михаила Романова. В июле 1614 – августе 1615 гг. вновь «правил посольство» в Крыму. 1(10) сентября того же года получил чин окольничего. Возглавлял ряд приказов, особенно показательна его деятельность в Казачьем (в 1618–1619 гг. и в 1629–1634 гг.) и Челобитенном приказах (1628–1630 гг.). Кн. Григорий умер в 1634 г. (Белокуров. Грамота. С. 14; Он же. Записи. С. 7, 8, 13-14, 16, 47, 76, 81, 90, 92, 105–106, 188 и др.; Народное движение. С. 139; Станиславский. Двор. С. 281, 301; РК 1475-1598 гг. С. 482, 483, 525; Лисейцев. Посольский приказ. С. 329-330, 334, 336; Богоявленский. Судьи. С. 67–68, 218). – В. Н.
35. Тюхин Михаил – подьячий при «царе Димитрии» (описывал черные и дворцовые земли в Галичском у.), при царе Василии Шуйском летом 1607 г., когда сопровождал арестованных повстанцев в Новгород. Не позднее июня 1609 г. он уже в Тушинском лагере (скрепил грамоту от Лжедмитрия II Я. П. Сапеге). В перечне тушинцев «первого призыва» при короле его имени нет, но, тем не менее, его положение вполне устойчиво. Осенью 1610 г. он трудился в канцелярии Льва Сапеги, в той ее части, которая занималась Россией: он скрепил королевскую грамоту в Москву о великом посольстве от 6 декабря (26 ноября) 1610 г. (она была написана канцлером), «лист» Сигизмунда в Москву о том, что он хочет дать сына на русский престол (датируется, видимо, январем 1611 г.). В декабре 1610 г. Тюхин приехал в Москву, но вскоре вернулся под Смоленск с письмом и подарком от боярина и дворецкого кн. В. М. Мосальского Л. Сапеге (письмо боярина датировано 1(10) января 1611 г.). Где-то в конце января – начале февраля 1611 г. он снова в Москве, причем не с пустыми руками: с «листом короля к бояром», по которому ему «велено быти в Большом дворце в дьяцех» (грамота датирована 19(29) января 1611 г.). Назначение Тюхин получил. В ответ на память из Поместного приказа за подписью печатника и думного дьяка И. Т. Грамотина он честно признавался: необходимых писцовых книг «сыскать» нельзя. Во-первых, из-за бегства всех подьячих в «воровские» полки, а во-вторых, из-за расквартирования польско-литовских отрядов в здании приказа Большого дворца (ответ датирован 14.06.1611 г.). При Михаиле Романове карьера Тюхина прервалась не сразу. В 1615–1617 гг. был дьяком в Московском судном приказе, в составе посольства ездил в Персию (1618–1620 гг.), где проштрафился: ходил к шаху для бесед без других послов. По возвращении был обвинен в измене, пытан и сослан в Сибирь – еще в 1630/31 г. он упоминается приказным в Туринске (АИ. Т. II. С. 276–277,371; РИО. Т. 137. С. 14–15, 18; Сухотин. Пожалования. С. 67; Веселовский. Дьяки. С. 529 (с неточностями); Тюменцев. Смута. С. 555 (с неточностями); Народное движение. С. 92, 109). – В. Н.
36. Вареев Андрей – подьячий Посольского приказа в 1594 г., покинул этот приказ до 1604 г. В боярском списке 1606–1607 г. его нет среди дьяков, хотя уже в январе 1607 г. как дьяк (возможно, с разрядными функциями) был включен в рать кн. Ф. И. Мстиславского, направленную на помощь правительственной армии, осаждавшей болотниковцев в Калуге. В марте того же года – дьяк приказа Холопья суда, а в конце 1607 г. стал вторым дьяком Разряда (московского) после думного дьяка В. О. Янова и первого – Истомы Карташова. В этой должности он документально известен в 1608 – середине июля 1610 г. в царствование Василия Шуйского (в частности, как дьяк Разряда он с боярами торжественно встречал за городом 12(22) марта 1610 г. русскую армию и наемников во главе с кн. М. В. Скопиным-Шуйским и Я. Делагарди), в краткий период самостоятельного правления правительства Семибоярщины (сохранились подписанные им летние распоряжения 1610 г.), наконец, в то время, когда командующий гарнизоном Речи Посполитой, московская Дума и королевские ставленники (по преимуществу из тушинцев) правили именем «царя Владислава Жигимонтовича». Комментируемый текст в док. № 3, а соответственно приказную деятельность Вареева датируем временем после 21(31) марта и, по крайней мере, до 10(20) августа 1611 г. Независимый источник относит его работу в Разряде в том же году к периоду от 30 марта (8 апреля) и до 26 июня (6 июля). При «кадровом дефиците» после мартовского восстания в московских учреждениях допустимо предполагать его совместительство в двух приказах и в особой комиссии, как, впрочем, и у М. Тюхина.
Не позднее апреля 1612 г. Вареев уже разрядный дьяк Второго ополчения в Ярославле. Побывал ли он перед этим в приказах Первого ополчения и когда он «выбежал» из оккупированной Москвы, точно сказать пока нельзя. Разрядным дьяком он был и во Втором, и в Объединенном ополчении («Совете всей земли»). Был участником выборного Земского собора 1613 г. (он подписал Утвержденную грамоту), был в составе сформированной собором делегации к Михаилу Романову и его матери в Кострому, сопровождал царя в его «походе» в столицу (почти наверняка, в той же роли разрядного дьяка). С начала сентября 1613 г. он дьяк в Нижнем Новгороде (по декабрь 1615 г.), впоследствии, в 1616– 1630 гг. был дьяком в ряде приказов и городов, умер в 1630 г. (АЮБ. Т. II. С. 601-603; Лихачев. Дьяки. С. 531-535, 540-543, 558-559 (с неточностями); Сухотин. Пожалования. С. 44–47; Белокуров. Записи. С. 127, 143, 224, 236–237; Он же. Грамота. С. 15, 82; Сторожев. Материалы. С. 85; Любомиров. Очерк. С. 274–275; Богоявленский. Судьи. С. 120–121, 133, 138, 155, 203; Веселовский. Дьяки. С. 79–80 (с отдельными неточностями); Лисейцев. Посольский приказ. С. 347). – В. Н.
37. Начиная со слова Опричь приписано рукою дьяка (примечание публикаторов РИБ). Им же принадлежит следующее указание: Следует роспись оставшейся царской рухледи, на 35 л., с скрепою: Діякъ Степанъ Соловецкой.
38. Далее в РИБ напечатан текст росписи изъятых из казны церквей и монастырей драгоценных предметов.
39. Примечание публикаторов РИБ.
40. Тафта (тафтишка) – гладкая шелковая ткань тонкой выделки высокого ценового диапазона. – В. Н.
41. Терлик – вид сравнительно короткого кафтана, плотно облегающий фигуру, изготовлялся из тонкой цветной и гладко крашеной шелковой ткани (за редчайшими исключениями). Поверх терлика одевался, как правило, длиннополый кафтан из цветного сукна с длинными рукавами, опушенный мехом, а на кафтан одевалась верхняя распашная или наплечная одежда (шуба, охабень, опашень и т. д.). – В. Н.
42. В рукописи ошибочно: Волоцкомъ.
43. В рукописи ошибочно: Волоцкомъ.
44. Тоже.
45. В рукописи ошибочно: Волоцкомъ.
46. Тоже.
47. Сокращенная форма обращения к предводителям Второго ополчения (она корреспондирует с формулой адреса на обороте) сравнительно редка в документах такого рода и, быть может, намекает на какие-то сложности в деятельности местной администрации Архангельска. Более распространенной (и в принципе, также краткой) была формула «Московского государства бояре и воеводы, стольник и воевода князь Дмитрий Михайлович...». Датируем отписку, исходя из дня прибытия Я. Шава в Архангельск (24 июля по старому стилю). – В. Н.
48. Кн. Иван Григорьевич Долгорукий – сын окольничего кн. Григория Борисовича Долгорукого (см. коммент. 59 в наст, разделе). В боярских списках 1606–1607 г. и 1610–1611 г. записан в стольниках. В сентябре 1608 – январе 1610 гг. был с отцом в Троице-Сергиевом монастыре во время осады обители корпусом Я. П. Сапеги. В других документах и источниках после лета 1612 г. не фигурирует (Сторожев. Материалы. С. 81; Народное движение. С. 136). – В. Н.
49. Дьяк Путила Григорьев, Путила Григорьев сын Булыгин был подьячим еще летом 1589 г., в Архангельск получил назначение от Думы московских бояр и пробыл в этой должности по крайней мере до осени 1613 г. Позднее был дьяком в Уфе, Свияжске (Веселовский. Дьяки. С. 72). – В. Н.
50. Этот текст прямо документирует пребывание Джона Меррика (Ивана Ульянова в русских источниках) летом 1612 г. в Архангельске, где он пробыл до осенней навигации (обычно конец августа – первая половина сентября). Зимой 1612–1613 г. (т. е. уже после возвращения Меррика в Англию) в Лондоне шли обсуждения состояния дел в России и возможных вариантов действий английского правительства, исходя из экономических и политических интересов королевства. При этом автор проекта об установлении протектората английского короля над северной Россией (по аргументированному мнению И. И. Любименко, им был капитан Чемберлен) ссылается на обращение русских знатных лиц к Меррику с подобными проектами. Джон Меррик (род. в 1559 г., ум. в конце января 1639 г.) – сын агента Московской (Русской) английской компании, а затем полноправного члена этой корпорации. Джон сделал блестящую карьеру. В 1588 г. был агентом компании в Ярославле, после короткого посещения Англии – в Пскове. В 1592 г. и в 1594–1600 гг. – главный агент компании в Москве (с 1596 г. – полноправный член компании как купец), сопровождал в Англию русского посла Г. Микулина. Примерно с этих лет Меррик фактически совмещал службу и деловую деятельность в компании с дипломатическими поручениями. Он обладал разветвленными связями в придворной и особенно в приказной среде, среди российских и иностранных гостей, владел искусством расположить к себе собеседников. В 1602 г. въехал в Россию через Ивангород, осенней навигацией вернулся в Англию, а летом 1603 г. привез первую грамоту нового английского монарха, Иакова I. Сыграл едва ли не решающую роль в относительном успехе миссии Т. Смита в 1604–1605 гг. Был вызван Лжедмитрием I еще до его торжественного вступления в столицу – прием и личная беседа состоялись или в Туле, или под Серпуховым. Итогом (помимо грамот Самозванца о его возвращении на «прародительский трон», которые Меррик срочно доставил в Архангельск отплывавшему в Англию послу Т. Смиту) стали обещания нового правителя пожаловать привилегии компании в максимальном объеме, включая транзитную торговлю с Персией (что и было реализовано позднее). На приеме у еще не коронованного монарха Меррик был вместе с шурином, Уильямом Расселом (в русской историографии XIX – середины XX в. его обычно именовали Русселем). Вместе они вернулись в Англию осенью 1606 г. с грамотой нового царя Василия Шуйского (они были женаты на дочерях Френсиса Черри, купца и весьма заметной личности в Московской компании). После этой поездки У. Рассел написал и издал в Лондоне сочинение о событиях в России («Отчет о кровавом и ужасном убийстве в городе Москве...»), а Меррик продолжал челночные поездки. В 1607 г. он вернулся в Россию с грамотой Иакова I, а в Англию в следующем году отвез новые послания Шуйского. Поскольку реальная торговля резко сократилась, но все еще теплилась в пока незатронутом войной Севере (начиная с Вологды – Белоозера), поскольку Москва с лета 1608 г. оказалась в тушинской блокаде, Меррик меняет место жительства (вместо столицы – Вологда или Архангельск). В августе 1610 г. он едва ли не первым среди «заинтересованных» иноземцев известил Лондон о свержении Шуйского. В Архангельске летом 1612 г. его фиксирует наш документ в, видимо, привычной роли (Меррик хорошо знал русский язык): по просьбе местных властей он и перевел с английского текст послания (Болдаков И. М. Сэра Томаса Смита путешествие и пребывание в России. СПб., 1893; Willan Т. S. The Early History of the Russia Company. 1553–1603. Manchester, 1968, no указателю; Phipps G. M. Sir John Merrick Englisch Merchant-Diplomat in Seventeenth Century Rissua. Newtonville, 1983. P. 16-73). – B. H.
51. Юрий Мнишек – о нем см. коммент. 232 в первом разделе наст. издания. – В. Н.
52. «Маринка» – Марина Мнишек, о ней см. коммент. 232 в первом разделе наст, издания. Вряд ли Меррик в конце июля 1612 г. в Архангельске знал точное местонахождение Марины Мнишек. Примерно в эти дни М. Заруцкий с оставшимися при нем казаками и южными дворянами, захватив в Коломне Марину с сыном, направился в Рязанский край. Обвинения Меррика в адрес «Францыскуса» (см. о нем ниже) не соответствовали действительности и имели целью его дискредитацию и перед местными властями, а главное – перед новой военной и политической силой в стране – руководством Второго ополчения. – В. Н.
53. Фрянцискус, он же Миколай Францыскус, Францыскус де Лескер (или де Лискер) – Франсуа Николя де Лескер (Lesquaire) – французский дворянин, побывавший в России в 1612 и 1613 гг. по поручению герцога д’Эпернона и маркиза де Руйяк (Руайяк) – см. ниже, док. № 13 в наст. разделе и комментарии к нему (см. также: Жордания. Очерки. Ч. 1. С. 333-369). – В. Н.
54. Ондреян Флодеран – барон Андриан Флодроф и Лит (Лейт?) фон Кохоф, командир (старший из трех) группы наемников, прибывших в Архангельск в середине – второй половине августа 1612 г. с прокламированной целью наняться на военную службу в Россию, в конкретных условиях лета 1612 г. – на службу во Второе ополчение. Приплыли они без предварительного приглашения или же согласования с уполномоченными лицами. Из-за позднего прибытия не могли отплыть назад, поскольку от «Совета всей земли» получили отказ. На следующий год около половины отряда выехало морским путем из России (включая Флодрофа), а вторая не сумела этого сделать. После вынужденного, но при этом вполне успешного участия оставшихся иноземцев в военных действиях против «загонных» отрядов Речи Посполитой на русском Севере эта группа была принята на русскую службу в начале 1615 г. Обвинения в их адрес (прибыли для захвата Архангельска и Соловков, т. е. реализуя чьи-то планы аннексии северной России или установления над ней протектората) отражали нараставший политико-конфессиональный раскол государств Европы (в широком контексте), а также личное, групповое или «страновое» соперничество за влияние на формирующуюся власть в России, за торговые преимущества, но не реальные намерения и разработки правящих групп конкретных государств (подробнее см.: Жордания. Очерки. С. 302–331; Скобелкин О. В. Иностранцы на русском Севере в годы Смуты // Исторические записки. Воронеж, 1998. Вып. 3. С. 5–18, со старой ошибкой в интерпретации слова «Фрейгер» как личного имени, тогда как дословно это – «свободный господин», т. е. барон). – В. Н.
55. Ортер Атон – сэр («князь») Артур Астон (Эстон), знатный английский дворянин, одно время входил в близкую к королю Иакову I среду придворных. Именно «князь Артемий» отличился зимой 1613–1614 г. на вылазке, когда и был ранен, за что получил хорошее вознаграждение. Позднее был принят на службу с очень высоким окладом. Служил в России с 1615 по 1618 г. (подробнее см.: Жордания. Очерки. С. 305–307 и далее). – В. Н.
56. Якуб Гиль – полковник Яков (Иаков) Гиль (Хилл), англичанин, видимо, дворянского происхождения. Летом 1614 г. покинул Россию с несколькими другими наемниками. Капитан (ротмистр) Яков Шав – Джеймс Шау (James Schau), по сведениям английских купцов «немчин Шкотцкие земли» (т. е. шотландец). Был принят на русскую службу и верстан в начале 1615 г. Произведенный им подсчет численности отряда наемников близок реальному. По совокупным показателям 1613 г. (отчасти 1614 г.), под командой Флодрофа было 26 офицеров и рядовых (с ним – 27 человек), в отряде Астона 44 наемника (с ним – 45 человек), под рукой Гиля – 15–16 человек (с ним – 17). Уже зимой 1612–1613 г. наемники были размещены в Холмогорах, Ярославле и, возможно, других городах (Жордания. Очерки. С. 304-306, 316–318 и далее). – В. Н.
57. «Фрянцовской капидонъ Мунсуръ Лавиль» – трудно сказать, кого из двух братьев де Лавиллей имеет в виду Я. Шав (Шау) со слов Флодрофа. В войсках шведских королей (Карла IX, затем Густава-Адольфа) служили братья – Пьер и Барр. Пьер не позднее 1610 г. именовался полковником и был весьма заметным лицом в армии Делагарди в его русском походе 1609– 1610 гг. После поражения под Клушиным де Лавилль уходит с Делагарди в Новгород, занимает Ладогу, а затем обороняет ее от войск во главе с И. М. Салтыковым, посланных из Москвы Семибоярщиной. По причине малой численности отряда Пьер де Лавилль был принужден сдать крепость, после чего поторопился с объяснениями в Швецию. Осенью 1613 г. со свежими отрядами спешит к Нарве, но еще летом в правящих кругах Швеции обсуждались возможности завоевательного похода на русский Север, в связи с чем фигурировало и имя де Лавилля. Впрочем, до серьезных планов дело не дошло. В 1614 г. Пьер воюет в Псковской земле, осаждает и пытается взять приступом Псково-Печерский монастырь. Попытка оказалась безуспешной, при штурме погиб Барр де Лавилль. Его чин Видекиндом не называется, но из контекста сообщений о нем следует, что речь может идти о лейтенанте и, возможно, капитане. С информацией Флодрофа пересекаются (но не по времени, по содержанию) два факта: где-то летом 1610 г. де Лавилль привел подкрепления к Новгороду, набирал он наемников и зимой-весной 1613 г. Видимо, речь здесь шла о младшем брате. Пьер де Лавилль составил в 1611 г. небольшое сочинение о России (по охвату времени с правления Ивана IV), стиль, оценки и краткость которого выдают руку и ум военного человека, профессионала-наемника (сочинение было издано во Франции в XIX в. не менее двух раз и переведено на русский язык в 1841 г.).
Обвинения в адрес де Лавилля построены грамотно и со знанием реальных фактов. Братья вербовали наемников и к этому событию подвёрстывается план завоевательного похода на русский Север (а они были у многих на слуху), а в противовес – «благородные» мотивы собравшихся в Гамбурге якобы «защищать Россию» лиц. Здесь, быть может, видно то знание России, которое было у Маржерета, но напрочь отсутствовало у других наемников (Видекинд. С. 85, 93–94, 115, 130–133, 137, 150-151, 275-276, 290, 311, 334, 578). – В. Н.
58. Далее зачеркнуто: от.
59. Начиная со слов а едет – над строкой.
60. Начиная со слова тут – над зачеркнутым: с ними сегодни да на зав....
61. Перед словом зачеркнуто: по.
62. августа в 11 – над строкой.
63. Далее зачеркнуто: ...с немцы после обеда.
64. съ ними – над строкой.
65. Переславль вытянут вдоль озера и дороги из Москвы на Ярославль. Характерны приемы безопасности, предпринятые Д. М. Пожарским, хотя трудно понять, лазутчика (разведчика) какой воюющей стороны он увидел в Я. Шаве (Шау). – В. Н.
66. чтоб – над строкой.
67. Далее зачеркнуто: в.
68. Начиная со слов стрельца или – над строкой.
69. Начиная со слов что у – над строкой.
70. Эпизод с расспросом Я. Шава (Шау) характерен верностью принципам приказной работы: глава «Совета всей земли» Д. М. Пожарский отдает распоряжение фактическому главе Посольского ведомства во Втором ополчении о приеме лица, статус которого мог быть определен как нечто среднее между гонцом и посланником. Традиционен и в то же время актуален круг задаваемых вопросов. – В. Н.
71. Другим почерком над зачеркнутым: спрашивал немчина Якова Шава.
72. Начиная со слов спрашивал немчина – над строкой.
73. Исправлено из: в.
74. Начиная со слов А как де – приписано другим почерком.
75. Император Матвей был избран после смерти Рудольфа II в 1612 г. – В. Н.
76. Слова того ж дни – приписаны другим почерком.
77. Далее зачеркнуто: что с ним г.
78. Здесь цифра возможных наемников явно преувеличена Я. Шавом (Я. Шау) – ср. его подсчеты выше (см. коммент. 44 наст. (второго) раздела данного издания). Показательно, что подавляющее большинство военачальствующих лиц, подписавших обращение, начиная с Маржерета, так в Россию и не попали (см. имена на л. 15, с. 285 наст. издания). – В. Н.
79. Далее зачеркнуто: что в.
80. Далее зачеркнуто: аглинской.
81. Далее зачеркнуто: к вам хос....
82. Исправлено из: Якову было по....
83. Далее зачеркнуто: ответ.
84. Слова мои люди – приписаны другим почерком.
85. Далее зачеркнуто: к вам.
86. Далее зачеркнуто: чтоб было вам.
87. Далее зачеркнуто: и суду.
88. Слова и всей земле – приписаны другим почерком.
89. Далее зачеркнуто: вас.
90. Дата, судя по всему, приведена по новому, григорианскому стилю. – В. Н.
91. Далее зачеркнуто: большой.
92. Далее зачеркнуто: в службе.
93. Перечисление дворовых и сословных чинов с характерным обобщением «и всяких чинов людемъ, которые в то время были в полкех» – точное указание на особенности функционирования общегосударственного (в рамках подконтрольных Второму ополчению территории и населения) сословно-представительного института. И соответственно – представлений о том, как этот институт должен действовать. В данном случае в экстраординарных обстоятельствах. О быстром продвижении к Москве гетмана Ходкевича с провиантом и подкреплениями во Втором ополчении знали, а потому торопились. По пути из ополчения посылались крупные отряды в районы дислокации реальных или потенциальных противников. Возможное появление непонятного отряда наемников в стратегически важном пункте всех связей с Западной, а отчасти Центральной Европой, могло создать новые угрозы. При таких обстоятельствах кн. Д. М. Пожарский считает правильным выработать и сформулировать общую позицию всех ополченцев. Ее формула коротка и предельна ясна: «наемные люди иных государствъ ныне не надобет», «оборонимся от польских и от литовских людей и сами. Российским государством и без наемных людей...». – В. Н.
94. Далее зачеркнуто: и вся....
95. Далее зачеркнуто: Якова.
96. Нижний край листа (одна строка) утрачен.
97. Жолкевский подошел к Москве 24 июля (3 августа) 1610 г. (подробнее см. коммент. 3 в данном (втором) разделе наст. издания). – В. Н. 53 Госевский еще при гетмане выполнял отдельные функции командира гарнизона, в частности, при вводе войск в Москву и Кремль, их расквартировании (подробнее см. коммент. 26 в данном (втором) разделе наст. издания). – В. Н.
98. Далее зачеркнуто: и вм....
99. Над зачеркнутым: и.
100. Салтыков Михаил Глебович – из старомосковского боярского рода Морозовых (Салтыковы – ветвь рода). В 1580-е гг. – московский дворянин, не позднее мая 1590 г. – окольничий, не позднее августа 1601 г. – боярин (еще в мае 1601 г. – окольничий). Во второй половине 1580-х – начале XVII в. – член прогодуновской дворцовой партии. Видный деятель при дворе, участник переговоров в 1599–1601 гг. с Речью Посполитой, Швецией, Империей, Персией. Глава русского посольства в Речь Посполитую для ратификации мирного договора сроком на 20 лет. В 1602 г. встречал датского принца Иоганна (Ганса) в Ивангороде. Крупный землевладелец (владел в 6 уездах вотчинами и поместьями площадью до 3500 десятин), его годовой оклад в Галицкой четверти составлял 250 р. Участвовал в походе правительственной армии против Самозванца в 1604–1605 гг. После распада армии под Кромами перешел на сторону «царевича Дмитрия»: в разряде его похода на Москву назначен дворовым воеводой. Видимо, «в опале» был отправлен Самозванцем воеводой в Иван-город, позднее при В. И. Шуйском был переведен в Орешек. В Тушинском лагере оказался не позднее конца 1608 – самого начала 1609 г. После его распада во главе группировки русских думных чинов и приказных Тушина отправился в лагерь Сигизмунда III под Смоленском. Один из авторов февральского договора 1610 г. об условиях признания королевича Владислава русским царем. После сведения с престола Василия Шуйского и подписания августовского договора появился в Москве где-то осенью 1610 г. Считался одним из близких советников коменданта Госевского на заседаниях Думы. Получил от короля значительные земельные пожалования (правда, так никогда и не реализованные). Вошел в состав делегации от Думы к королю, отправившейся из Москвы в начале октября 1611 г. Более в Россию не возвращался. В летописных текстах, в дипломатических документах считался едва ли не главным «изменником», умершим «злой смертью» (Сухотин. Четвертчики. С. 1, 40; Белокуров. Записи. С. 1, 2, 5, 18, 28, 29, 40, 69 и др.; Павлов. Государев двор. С. 40, 52, 65, 69, 70 и др.; Тюменцев. Смута. С. 544). – В. Н.
101. Далее зачеркнуто: дал ему.
102. Далее зачеркнуто: грамоту к ним.
103. Далее зачеркнуто: лю....
104. Слова к начальным х – над строкой.
105. Слово Фрейгерю – над строкой.
106. Начиная со слов от которых посылан – над строкой.
107. Над зачеркнутым: отпустити.
108. Начиная со слов что они писали – над строкой.
109. Слова польские люди были – над строкой.
110. «Во Пскове был вор» – речь идет о Лжедмитрии III. Его происхождение остается неясным: по одним сведениям, некий Сидорка, по другим – Матюшка, беглый дьякон из-за Яузы (ближайшее Подмосковье). Объявился в марте 1611 г. в Новгороде, но не был принят горожанами. Бежал с небольшой группой сторонников и в канун Пасхи был принят в Иван-городе. Главными его сторонниками стали казаки, часть местных детей боярских, горожане некрупных городов (к маю 1611 г. – Ямгород, Копорье, Гдов). Раздавал поместья своим сторонникам. Во время его похода на Псков в июне 1611 г. на его сторону перешли Изборск и Печоры. Взятие Новгорода шведскими отрядами и поход шведов на Псков привели к перевороту в Пскове в пользу Самозванца (сентябрь 1611 г.). Позднее поражение от шведов привело к кризису в отрядах Самозванца, но сам он в начале декабря 1611 г. «пройде сквозь немец... во Псков». Это дало движению новый импульс, притом не только на Северо-Западе, но и на Юго-Востоке, в Арзамасском крае (там ему целовали крест зимой 1611–1612 г.). Овладение такой первоклассной крепостью и таким административным центром, как Псков вывело Самозванца на другой уровень политической борьбы, хотя главной его опорой оставались казачьи станицы региона. Чеканил собственную монету. В январе – начале марта 1612 г. произошел обмен посольствами между Псковом и Первым ополчением: в итоге в начале марта 1612 г. в таборах ополчения целовали крест «царю Дмитрию» во Пскове, хотя и не «поголовно». Вслед за таборами присягу ему принесли ок. десятка городов и уездов на южных окраинах, но нараставший кризис внутри ополчения выявил полную ошибочность этого шага. Новая комиссия «обличила» Самозванца, он пытался бежать, но был пойман 18(28) мая 1612 г. В июне его доставили под Москву. По более достоверным известиям, был казнен примерно через год, уже при Михаиле Романове. По другим – летом 1612 г. (Седов П. В. Лжедмитрии III // Вопросы истории Европейского Севера. Петрозаводск, 1993. С. 22–31). – В. Н.
111. Слово которой – над строкой.
112. Слова всемъ Московским – над зачеркнутым: государства Росийского.
113. Далее зачеркнуто: и за дородство и за храбрость.
114. Слова и все Московское государство – над строкой.
115. Нижний край листа утрачен.
116. Слово нашу – над строкой.
117. Слова на помочь – над строкой.
118. Далее зачеркнуто: каким он.
119. Далее зачеркнуто: дело.
120. Слово нас написано два раза.
121. Исправлено из: государей ваших.
122. Над зачеркнутым: государем.
123. Далее зачеркнуто: от е....
124. Слова по своему милосердому обычею – над строкой.
125. Слова отпустить велел – исправлены из: отпустил.
126. Далее зачеркнуто: учела быти Смута.
127. Исправлено из: Мерерат.
128. Над зачеркнутым: Яна.
129. Далее зачеркнуто: Петра.
130. Далее зачеркнуто: московские.
131. Слова злее полских людей –над зачеркнутым: больши.
132. Слова у себя в раде – над строкой.
133. Далее зачеркнуто: Московскому государству.
134. Далее зачеркнуто: нам.
135. Формула описаний качеств, определивших выбор именно кн. Д. М. Пожарского первым воеводой Второго ополчения, дает своеобразную шкалу достоинств политика и военного предводителя в самый критический момент развития Смуты. Точной даты «выбора» нет, известно, что условия оговаривались на довольно продолжительных переговорах «Совета всей земли» (реально за ним тогда стоял Нижний Новгород с уездами и соседними территориями) с Пожарским. Договоренности были выработаны (включая определение роли и статуса К. Минина и предварительное решение вопросов финансового обеспечения) к середине осени 1611 г. (Любомиров. Очерк. С. 47–48). – В. Н.
136. Слова видя от польских и литовских людей – над строкой.
137. Слово воинские – над строкой.
138. Далее зачеркнуто: польских и литовских лю....
139. Начиная со слов вперед, по нашей ссылке – вставка на л. 32 об.
140. Исправлено из: наемъ.
141. Исправлено из: Мержерат.
142. Одоевский Иван Никитич Меньшой, кн. – стольник в 1588–1589 г. и в 1590 г., в боярских списках 1606–1607 г. и 1610–1611 г. записан одним из первых в разделе «дворян на Москве». Боярин с 6(16).12.1613 г., умер 9(19).03.1629 г. 18(28).03.1610 г. на приеме кн. М. В. Скопина-Шуйского и Делагарди у царя встречал их. На военном поприще весной-летом 1613 г. отличился в кампании против Заруцкого: в пятидневном сражении у Воронежа и на переправе через Дон нанес его отрядам серьезное поражение (Белокуров. Записи. С. 24, 224; Любомиров. Очерк. С. 252; Сторожев. Материалы. С. 86; Народное движение. С. 137; Станиславский А. Л. Гражданская война в России XVII в. Казачество на переломе истории. М., 1990. С. 72-78; Он же. Двор. С. 205, 252, 297; РК 1475-1598. С. 414, 522, 528). – В. Н.
143. Болотников Иван Иванович – подьячий Новгородской чети в 1603–1604 г. (упомянут в кормленой книге Галицкой чети), дьяк не позднее 1606–1607 гг. (на Старом Земском дворе), затем известна его служба в Ярославле (в 1611– 1612 гг.). Выговор, полученный им (и воеводой) в августе 1612 г. от предводителей Второго ополчения, как будто не сказался на его последующей карьере. Подписал Утвержденную грамоту, с кн. И. М. Черкасским встречал царя Михаила в Ярославле весной 1613 г. Позднее был дьяком в ряде приказов, наиболее длительной была служба в приказе Большого дворца (в 1613–1621 гг.), а также в приказе Казанского дворца – с февраля 1621 по 1633–1634 г. В боярском списке 1610–1611 г. указан в перечне дьяков (Сухотин. Четвертчики. С. 22,25; Белокуров. Грамота. С. 81; Богоявленский. Судьи. По указателю; Веселовский. Дьяки. С. 61–62). – В. Н.
144. Слова Цесарские области – над строкой.
145. Слова з грамотою – над строкой.
146. Начиная со слов А в грамоте – над строкой.
147. Слова идут на помочь к нам – над строкой.
148. Далее зачеркнуто: помочь учинити, воинских людей на наем прислати.
149. Далее зачеркнуто: тех немцах.
150. Начиная со слов того немчина – над строкой.
151. Далее зачеркнуто: их.
152. Слова у вас – над строкой.
153. Слово также – над строкой.
154. Исправлено из: пропустили, далее зачеркнуто: не роспрося.
155. Далее зачеркнуто: учинили.
156. Исправлено из: поберечь.
157. Начиная со слов наперед об них – над строкой вместо зачеркнутого: не так бы де....
158. Над строкой вместо зачеркнутого: на Вологде.
159. Слова отводя от себя – над строкой.
160. Далее зачеркнуто: А ведаешь самъ, какое ныне за грех нашъ в государстве нестроенье. А то иноземцы не все то нам доброхотают, больши себе добра хотят, и у нас все розведывают. Приехал тот немчин въ дороге в полки безвестно.
161. Далее зачеркнуто: также про что.
162. Далее зачеркнуто: к ним.
163. Далее зачеркнуто: преж сего. далее, до слов въ 17 день – другими чернилами.
164. Князь Иван Иванович Одоевский – сын кн. Ивана Никитича Меньшого Одоевского (о нем см. коммент. 57 в данном (втором) разделе наст. издания). В боярских списках 1606–1607 гг. и 1610–1611 гг. записан стольником. 4 мая 1608 г. – первый рында на приеме у царя послов Речи Посполитой (типичная для аристократа-стольника служба). На Вологде воеводствовал еще в 1610–1611 г. – назначение, видимо, получил именем «царя Владислава» от Думы в Москве. Примкнул к Первому ополчению. Вологда, как известно, рано поддержала предводителей Второго ополчения. В погром Вологды 22 сентября (2 октября) 1612 г. спасся бегством. В царствование Михаила Романова активно участвовал в придворной жизни, был первым воеводой в Пскове и Новгороде. Чин боярина получил 6(16).01.1622 г., умер раньше отца 9(19) августа 1628 г. Князь Григорий Борисович Долгорукий Роща в боярском списке 1588– 1589 гг. записан в разделе «служилых князей» в перечне кн. Оболенских. Его денежный оклад в 1603–1604 г. был скромным – 10 руб. Первое известное его воеводское назначение – второй воевода в Курске осенью 1604 г. (после сородича кн. Федора Тимофеевича Долгорукого). После антигодуновского восстания (как и во всех пограничных южных крепостях) был отведен в лагерь Самозванца. Сохранил верность «царевичу Димитрию» после поражения его армии под Добрыничами 20(30) января 1605 г. Получил от него чин окольничего и сопровождал «царевича Димитрия» во время его похода к Москве. В правление Самозванца известны две его службы: он участвовал в майских свадебных торжествах и 26 марта (5 апреля) 1606 г. сопровождал Симеона Бекбулатовича на прием к царю. Сохранил свой чин при царе Василии Шуйском: в октябре 1606 г. был в составе рати во главе с кн. Ф. И. Мстиславским, потерпевшей поражение под с. Троицким, в мае-июне 1607 г. собирал в Брянске дворянские отряды соседних уездов (он их привел к царю в Алексин), а затем сопровождал царя в походе к Туле против болотниковцев. В январе участвовал в свадебных торжествах Василия Шуйского. В качестве первого воеводы возглавил оборону Троице-Сергиева монастыря с 23 сентября (3 октября) 1608 г. по 12(22) января 1610 г. от корпуса Я. П. Сапеги (временами и других тушинских соединений), многократно превосходивших численность гарнизона. В его отряде было около 800 детей боярских, около сотни стрельцов, а также несколько сот монастырских крестьян и служек и даже монастырских старцев. Сохранил чин окольничего при Семибоярщине и правительстве на Москве, управляющего от имени «царя Владислава»: кн. Григорий записан в окольничих в боярском списке 1610–1611 г. В феврале 1611 г. был вне Москвы: грамоты Думы в адрес «великих послов» и защитников Смоленска подписал за него окольничий кн. Ф. А. Звенигородский. 22 сентября (2 октября) 1612 г. случилась трагедия: «воеводским оплошеством» (на башнях и стенах не было дозорных, главные ворота не были закрыты) Вологду захватил отряд «черкас, литвы и казаков» из королевских войск в Можайске. Население подвергалось в течение трех дней тотальному грабежу, значительная часть города, почти все укрепления были сожжены, был разграблен пригородный Спасо-Прилуцкий монастырь. Беспечность, спровоцированная успехами Второго ополчения (особенно после поражения Ходкевича под Москвой), была вызвана воеводским пьянством (эту склонность кн. Григория источники отмечали как будто и раньше). Сам кн. Григорий был убит. Служебное старшинство младшего по возрасту (кн. Ивану, судя по его службе в рындах при царе Михаиле Романове еще в 1617–1618 гг., вряд ли было более 20–25 лет, тогда как кн. Григорию, исходя из годовой даты его первой воеводской службы, было никак не менее 35–40 лет) и по чину кн. И. И. Одоевского объясняется несомненным его местническим первенством по породе и по службе. Оба принадлежали к Черниговским Рюриковичам. Но кн. Одоевские (как и кн. Воротынские) были потомками второго (или третьего) сына кн. Михаила Всеволодовича и первого, давшего потомство в нескольких поколениях. Кн. Долгорукие происходили от самого младшего, пятого сына кн. Михаила. Причем в потомстве кн. Юрия Михайловича Тарусского и Оболенского, кн. Оболенские восходили к третьему, младшему сыну. Еще важнее то, что среди многочисленных кн. Оболенских кн. Долгорукие (наряду с кн. Щербатыми и Тростенскими) представляли младшую линию. В отличии от них кн. Одоевские сохраняли реальный статус служилых князей в конце XV – середине XVI в., а при получении думных чинов удостаивались сразу боярства. Долгорукие же до Смуты думных чинов не имели вообще (Сторожев. Материалы. С. 76, 80; Сухотин. Четвертчики. С. 26; Белокуров. Записи. С. 28,40, 73, 82, 87, 89, 95, 106, 251; РИО. Т. 142. С. 225, 231; ПСРЛ. Т. 14. С. 126; Голицын. Указатель. С. 181; Любомиров. Очерк. С. 158–160, 279–280; Народное движение. С. 132, 135; Станиславский. Двор. С. 214). – В. Н.
165. Далее зачеркнуто: Захарьеву.
166. Карташев Истома Захарьич – большой подьячий в Разряде в 1588– 1596 гг. В 1599–1600 гг. – первый дьяк в Разряде после думного С. Аврамова, в 1601–1605 гг. (до правления Лжедмитрия I) – второй дьяк в Разряде (после думного и первого). Участник Земского выборного собора 1598 г., подписал Утвержденную грамоту. При «царе Димитрии Ивановиче» – дьяк в Новгородском разряде. С воцарением Василия Шуйского возвращается в Московский разряд сначала вторым, а с лета 1607 г. – первым (после думного) дьяком. Сохранял эту должность до конца 1610 г. или до мартовского восстания 1611 г. в Москве. Первым (из трех дьяков) скрепил приговор Первого земского ополчения от 30.06(10.07).1611 г. В августе 1611 г. – дьяк во Владимире, с осени 1611 г. – дьяк на Вологде. Служебная биография И. 3. Карташова подтверждает справедливость оценок и упреков авторов грамоты: он действительно бывал и не раз «у государских у великих дел» и о нынешнем «в государстве нестроенье» хорошо знал по личному опыту. Опыт не уберег – Карташов был убит 22 сентября (2 октября) 1612 г. (Белокуров. Записи. С. 237; Лихачев. Дьяки. С. 558–559; Веселовский. Дьяки. С. 230– 231; Павлов. Приказы. С. 196). – В. Н.
167. Далее зачеркнуто: с Меншичком Мартыновым.
168. Слова от волнаго господина – над строкой.
169. Слова идут къ нам на помочь – над строкой.
170. Далее зачеркнуто: помочь учинити, воинских людей на наем прислати.
171. Начиная со слов Да тут де въ – вставка на л. 37 об.
172. а те немцы подлинно нероспросили – над строкой.
173. Далее зачеркнуто: к намъ.
174. Исправлено из: прислали.
175. Далее зачеркнуто: А то иноземцы не все то намъ доброхотаютъ, у нас розведываютъ, себе добра хотятъ.
176. Слово посланцы – над строкой вместо зачеркнутого: приезжати.
177. Слово приезжати – над строкой.
178. Начиная со слов господам воеводе – над строкой.
179. Кн. Федор Андреевич Татев – из Стародубских Рюриковичей. В боярском списке 1588–1589 гг. – в разделе «князи служилые» в перечне Стародубских князей, в боярском списке 1598–1599 г. – в списке дворян. Его имени нет в боярских списках 1606–1607 г. и 1610–1611 г., что следует объяснять дефектностью сохранившихся списков. В докладной выписке 1613 г. он записан на 5-м месте в перечне «дворян больших», за ним числилось 1060 четей старой вотчины и 686 четей старого же поместья (т. е. всего более 2600 десятин в трех полях). В боярском списке 1615–1616 г. кн. Федор также фигурирует среди «дворян», его поместный оклад до «Московского разоренья» (т. е. до 19(29)–20(30) марта 1611 г.) составлял 800 четей, а денежный – 80 рублей. Трудно сказать почему, но службами кн. Ф. А. Татев не был избалован: в Серпуховском походе 1598 г. был головой и есаулом в «государевом стану», весной–летом 1600 г. – объезжим головой на Москве, в 1601 г. – воевода в Мценске, а в феврале 1603 г. получил назначение в Сибирь, первым воеводой в Березов (по этому случаю ему тогда же было выдано в Галицкой чети денежное жалованье на 2 года вперед; его оклад тогда составлял 40 руб.). Отмечен на свадебных торжествах «царя Димитрия Ивановича» в мае 1606 г., на аналогичных церемониях по поводу женитьбы царя Василия Шуйского не замечен: незадолго до нее он воеводой ертоула отправился в составе рати кн. Д. И. Шуйского в неудачный Волховский поход. Его назначение в Архангельск (едва ли не срочное), бесспорно, имело целью укрепить администрацию этого очень важного центра. Подписал Утвержденную грамоту царя Михаила Романова. Известна его служба воеводой Мценска в 1617–1618 гг. Вскоре постригся в иноки под именем Феодорита и умер до 27 мая (6 июня) 1620 г. (АМГ. Т. 1. С. 143; Барсуков. Выписка. С. 14; Сухотин. Четвертчики. С. 9; Белокуров. Записи. С. 47, 80, 92, 96 и др.; Он же. Грамота. С. 80–81; Голицын. Указатель. С. 248; ВКТСМ. С. 77; РК 1475–1598 гг. С. 522, 528; РК 1475-1605 гг. T. IV. Ч. 1. С. 100, 124; Ч. 2. С. 54; Станиславский. Двор. С. 215, 252). – В. Н.
180. Далее зачеркнуто 2 раза: к на.. есте.
181. Начиная со слов вы, князь – над строкой.
182. Далее зачеркнуто: да с по....
183. Слова и воеводам – над строкой.
184. Далее зачеркнуто: и всяких чинов людем и ко всей земле Цесарские земли сказывает.
185. Слово города – над строкой.
186. Начиная со слов з грамотою – над строкой.
187. Далее зачеркнуто: наперед то.
188. Далее зачеркнуто: пришол тот немчин розсматривать, а он.
189. Начиная со слов и то знатно, что – вставка на л. 40 об.
190. Слова а отпустили – над строкой.
191. Слово пьян – над строкой вместо зачеркнутого: или будетъ спьяна.
192. Слова и по приметным местам – над строкой.
193. Далее зачеркнуто: ...ели давати.
194. Слово [романеи] – над строкой.
195. Далее зачеркнуто: какъ бы.
196. Слово мочно – над строкой.
197. Далее зачеркнуто: не с лишком, как.
198. Далее зачеркнуто: про..., и вы б им говорили.
Ж. МАРЖЕРЕТ В РОССИЙСКИХ ДОКУМЕНТАХ
№ 11

1613 г., после 20(30) июня – до 3(13) июля. – Наказная память (первая) царя Михаила Федоровича (из Посольского приказа) российским послам в Англию «наместнику Шацкому» А. И. Зюзину и дьяку А. Витовтову 199 /л. 139/
...Да память посломъ Олексею Ивановичию Зузину да дьяку Олексею Витофтову: какъ, аже дастъ Богъ, будут они в Аглинской земле и у короля на посольстве, и после посольства у думных людей и нечто думные люди учнут ихъ спрашивать про цесаревых и про аглинских немецъ, /л. 139 об./ про вольного господина про Ондреяна Фрейгера и про Артора Естона, и про Якуба Гиля, которые с воинскими с наемными людми пришли на караблех к Архангильскому городу во 120-м году; что государь их Якуб король, ведая Жигимонта короля перед Московскимъ государством неправду и крестопреступленье и памятуючи прежних великих государей царей и великихъ князей росийских славные памяти с великою государынею с Елисавет королевною крепкую дружбу и братцкую любительную ссылку, оказуючи к царьскому величеству любовь свою, поволил своего /л. 140/ государства воинскимъ людем в Московское государство приезжати и из найму Московскому государству служити, и против польских и литовских людей стояти. И в прошлом во 120-м году с ведома государя их Якуба короля пошли из Аглинского государства на караблех к Архангильскому городу для помочи послужити из найму Московскому государству Цесаревы области вольной господинъ Ондреян Фрейгер да Якуб Гиль да агличанин Артор Естон, а с ними воинских людей человекъ со сто, и грамота имъ проезжая во все государства дана за королевскою рукою и за печатью. И слух имъ про те воинские люди есть, что /л. 140 об./ они до Архангильского города дошли здорово. И Московского государства бояре тех воинских людей в Архангильскомъ городе задержали неведомо для каких причин и корму не давали, и почести имъ ни в чемъ не учинили, и держат ихъ и посяместа 200 в Московскомъ государстве напрасно, кабы невольников, а они люди воинские чесные и в службах своих верны во многих государствах.
И Олексею Ивановичю и дьяку Олексею говорити: в прошлом во 120-м году пришли из Аглинские земли на караблех, а [301] сказались воинские люди, а начальные в них люди /л. 141/ Цесаревы области города Фладорфа вольной господинъ Андреян Фрейгер да Якуб Гил, да агличанин Ертор Естон, а с ними воинскихъ людей человекъ со сто. А сказали: пришли они с ведома государя вашего Якуба короля и Недерлянские земли вельмож Московскому государству из найму послужити и против польскихъ людей с рускими людьми стояти заодно, и грамоту проезжую во все государства царьского величества воеводам за королевскою рукою и печатью казали. А грамот с ними от государя вашего Якуба короля и от иных ни от которых государей Московского государства к бояром /л. 141 об./ сказывали, нет. А наперед своего приезду незадолго из Амборха присылали к бояромъ ротмистра Якова Шава, ас нимъ о своем приезде прислали грамоту за своими руками; и у той грамоты рука Якова Мержерета, а писано про него, что он наймует воинских людей, а будут за ними в Московское государство на весну рано. А тот Яков ведомой враг Московскому государству, всему Московскому государству про него ведомо: пришел он в Московское государство ис Цесаревы области з дияком с Офонасьемъ Власьевым при царе Борисе на его государево имя служити: и царь Борис /л. 142/ пожаловал его поместьем и вотчинами, и денежным жалованьемъ. И был он у иноземцов в ротмистрех. А при царе Василье бил он челом, чтоб его отпустить в его землю. И царь Василей его пожаловал, отпустил его в его землю со всеми его животы, что он в Московскомъ государстве нажил. И тот Яков, забыв к себе царьское жалованье, приходил под Москву з гетманомъ Желковскимъ, а после Желковского остался на Москве в порутчиках у поляка Борковского и Московское государство вместе с польскими и с литовскими людьми разорял и кровь крестьянскую лил, и, награбився в /л. 142 об./ Московскомъ государстве богатества, отшол в Польшу, и у короля за то честь и жалованье получил. И тому какова добра Московскому государству хотети?
Да и то Андреян Фрейгер с товарищи сказывали, что тот Яков Мержерет ссылался с таким же вором, с ызменникомъ Московского государства с Ывашком Зарутцкимъ. А хотел, наняв людей, итти к нему на помочь, будто на польскихъ и литовских людей. А тот Яков в совете и в промыслу ныне воинских наемных людех объявился и хотел к Архангильскому городу с воинскими наемными людьми быти с ними ж вместе. Да в наши ж города к нашимъ [302] /л. 143/ воеводамъ свейского короля воевода Яков Пунтосов писал и приказывал, что те капитаны Ондреян Фрейгер с товарищи, с неметцкими воинскими людьми пришли в Московское государство умышленьемъ и засылкою Жигимонта короля для всякого лиха и для своей корысти, где б имъ воевати и грабити, и от них бы в Московскомъ государстве в тех местех, где они будут, надобно беречися, чтоб, оплоша, оманомъ и искрадом над рускими людьми какого лиха не учинили; а что де они ни говорят, и тому де ничему верити нельзе, все сказывают ложно, лукавством. Подлинно он, /л. 143 об./ Яков, про них ведает, что они пришли королевскою засылкою, оманомъ для всякого лиха, и имъ бы однолично не верити ни в чемъ, и из государства их выслати, покаместа от них никакое лихо в Московскомъ государстве не учинилось.
И по той их с Яковомъ Мержеретомъ дружбе и совету и по Яковлеве Пунтосова отписке верити было им нечему и к городу приставати было им не пригодилось. И Архангильского города воевода для государя их Якуба короля принял ихъ чесно, и кормы имъ давал довольны, и о их безвесномъ приезде писал Московского государства к бояромъ. И Московского /л. 144/ государства бояре, ведая прежних великих государей наших царей росийских братственную любовь и крепкую дружбу с великими государи вашими аглинскими короли и для нынешнего великого государя вашего Якуба короля, тех немецъ, Ондреяна с товарищи и воинских людей велели во всем чтити и кормы имъ велели давати довольны и береженъе во всемъ велели к нимъ держати, а назад было имъ зимним путем итти некуды. А те немцы царьского величества бояром сказывали за собою великие дела, которые годны будут царьскому величеству и всему Московскому государству, а опричь /л. 144 об./ больших бояр того дела они не объявят никому, и жили они в Московскомъ государстве в чести в великой.
А какъ по божией милости великий государь наш царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии самодержецъ учинился на Владимирскомъ и Московскомъ, и на всех великихъ государствах Росийского государства великимъ государемъ царемъ и великимъ князем всеа Русии, и великий государь нашъ его царьское величество, помнячи прежнюю братцкую любовь и дружбу государей наших царей росийских с великою государынею вашею царицею с Елисавет королевною, и для государя вашего Якуба короля, /л. 145/ [303] оказуючи к нему, великому государю, братцкую свою любовь и доброхотенье, отставя то все, что у них с Яковомъ Мержеретом был совет и что писал про них свейской воевода Яков Пунтосов, по своему царьскому милосердью и премудрому разуму положил и на то, что Ондреян с товарищи учинили были совет с Мержеретомъ, не ведая его воровства и грубости к Московскому государству, а Яков Пунтусов писал про них на смуту, велел Артора да Якуба и с ними капитанов и лутчих людей с Колмогор взяти в Ярославль.
И Артор и Якуб с товарищи по царьского величества /л. 145 об./ милостивому повеленью были в Ярославле царьского величества у бояр и говорили они царьского величества бояромъ, что, слыша они польского Жигимонта короля перед Московскимъ государством неправду, пришли они в Московское государство о добромъ деле с ведома великого государя Якуба короля и Галанские земли властелей Московскому государству послужити с воинскими наемными людьми и против польских людей с рускими людьми стояти заодно. А грамот с ним Якуба короля и иных никоторых государей Московского государства к бояромъ и к земле нет, только сказал[и] /л. 146/ у себя великого государя вашего Якуба короля проезжую грамоту. И царьского величества бояре, выслушав их речей про их приезд, доносили до царьского величества. И царьское величество тех воинских людей пожаловал, велел имъ свое государево жалованье кормы давати доволны и чтити, и во всем береженье держати, покаместа они в Московскомъ государстве побудут. И ныне те воинские люди живут великого государя нашего в государстве в горо-дех в покое и в чести, по воле, дожидаютца караблей, на чомъ имъ итти за море. А какъ карабли придут, и по царьского величества /л. 146 об./ указу отпускъ имъ будет вскоре по королевской проезжей грамоте. А задержанья имъ, и бесчестья, и неволи никоторые в великого государя нашего государстве нигде не было.
А будет про тех немец королевские советники и говорити не станут, и Олексею Ивановичю и дьяку Олексею у них самим позаврати и объявити, какимъ они обычаем в Московское государство пришли и с ведома ль Якуба короля они пришли в Московское государство или собою...
РГАДА. Ф. 35. Сношения России с Англией. On. 1. Кн. 3. Л. 139–146 об. Список первой четверти XVII в. (после 1614 г. до 1626 г.).
 _ Публ.: Посольская книга по связям России с Англией 1613–1614 гг. Подг. текста и вступит, статья H. М. Рогожина. М., 1979. С. 138–144 (с отдельными опечатками; описание рукописи – там же. С. 18–23).
№ 12
1613 г., 2 июля (22 июня). – Письмо барона А. фон Флодрофа (Флодорфа) из Холмогор на имя царя Михаила Федоровича с предостережением относительно действий прибывшего в Россию француза и с просьбой об отпуске домой
Перевод /л. 1/
Светлейший наимогущественнейший император, милостивейший государь.
Не могу не донести всеподданнейшим образом Вашему императорскому величеству, как мне стало известно, что один француз, каковой был здесь и в прошлом году, и имени которого я не могу написать (из-за того, что оно бывает весьма различным, [ведь он] для большего своего удобства называет себя то Александром французом, то Михаилом и Лескером), вновь прибыл сюда в земли Вашего императорского величества. И хотя теперь у него при себе якобы есть рекомендации от светлейшего и высокородного князя и государя Морица, урожденного князя Оранского, статхальтера Объединенных Нидерландов и генерала, он [француз] мог легко ухитриться достать их благодаря [307] своей ловкости, заступничеству иных лиц и тому, что о его подлинной сущности не было известно, ведь Экселленц [Мориц] охотно выказывает расположение и доброе отношение ко всем иностранцам, проявляя к ним одинаковую благосклонность. Однако вышеуказанный француз известен во многих местах своими скверными деяниями, в особенности устроенным им предательством, оплаченным польским королем, когда [француз] поклялся убить шведского короля, и иными такими же нечестивыми злодействами, за каковые, должно быть, попал в длительное заключение, как Вашему /л. 1 об./ императорскому величеству могут всеподданнейше донести полковник Хилл и капитан Шоу, которым его проделки хорошо известны. И поскольку сей негодяй, чтобы приукрасить свое дело, не стеснялся изрядно приставать к ним и другим с трогательными речами, следовало бы разузнать, хотел ли он, может быть, [действительно] привезти некие достохвальные средства, полезные Вашему императорскому величеству и вашей стране [как он утверждает], или же замышлял такие же [как и в отношении других] злодейства против особы Вашего императорского величества и блага Вашей страны, поскольку он признался, что бросил в море у Архангельска много бумаг и писем.
Поэтому из особого всеподданнейшего чистосердечного почтения, каковое я испытываю к Вашему императорскому величеству и Вашей стране, я и не мог умолчать и не поставить всеподданнейше о том в известность Ваше императорское величество, чтобы Вы со многими честными людьми (которым он недостоин даже воды подать) предусмотрели быть настороже по отношению к нему как [...] человеку и не давали бы веры его лживым и бесчестным [...] словам без достаточных [на то] причин и оснований.
Помимо того Ваше императорское величество, без сомнения, хорошо помнит, каким образом я наряду с сэром Артуром Астоном и полковником Яковом Хиллом, [преодолев?] тяжелый путь, отправился в эту державу с намерением всеподданнейше верой и правдой нести службу тогда поставленному [...] правительству, и еще более Вашему императорскому величеству после его счастливого избрания, пребывая теперь здесь уже целый год /л. 2/ в ожидании всемилостивейшего ответа и резолюции, при том, однако, что в [308] результате поездки в сию державу прошло уже почти два года, как мы не были в нашей отчизне.
Между тем за это время скончались многие из самых близких мне людей, от которых мне осталось наследство, а до моих домашних дошли в конечном счете слухи и суждения, будто и я уже умер, почему мои близкие стали делить между собой мое имущество, и так с обеих сторон был причинен мне немалый ущерб. Очень прискорбно, что я в течение всего этого столь долгого времени трачу здесь средства на ненужные расходы на проживание, тогда как их следовало использовать на [пользу] благородным людям, поддерживать которых мне очень трудно.
Поскольку теперь приближается самое подходящее время, чтобы мне морским путем вновь пуститься домой, к своим, обращаю мою всепреданнейшую и смиренную просьбу к Вашему императорскому величеству о том, чтобы Вы милостиво соизволили разрешить мне отправиться назад домой, и для того повелели бы выдать паспорт и обратили бы свое милостивое императорское внимание на понесенные мной разнообразные убытки.
Каковых я как из долга, так и из чрезвычайной и непреодолимой нужды всеподданнейше не скрываю от Вашего императорского величества, которому да пошлет всемогущий Бог долгое счастливое правление.
Дано в Холмогорах 2 июля 1613 г.
Вашего императорского величества всеподданнейший смиренный слуга
Барон Адриан фон Флодроф
Перевод адреса на л. 2 об.: Всесветлейшему наимогущественнейшему государю и великому князю Михаилу Федоровичу, императору всея Руси и других владений, государю и повелителю. Нашим милостивым господам.
РГАДА. Ф. 32. Сношения с Австрией. 1613. № 2. Л. 1–2. Подлинник на немецком языке. 307 х 202, 305 х 190. Листы повреждены, подклеены, фрагменты текста утрачены.
Там же. Л. 3–6. Перевод на русский язык конца XVIII в. 342 х 207.
Пометки на об.: л. 2 (адрес): Dem Allerdurchleüchtigsten Großmechtigsten Herren vndt Großfürsten Michaylo Federowitz Keyser aller Rüssen vndt anderer Herrschaften ein Herr vndt Herscher. Unseren Gnedigen Herren.
Ниже почерком начала XVII в.: Писана грамота с Колмогор ко государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа Руси о франчюженине о изменнике, а писал Адриян Фригер.
Ниже тем же почерком: Взять Переславле, а писал Адриян Фрегер, у Ульянка Игнатьева 201.
Рядом с немецким адресом почерком XVIII в. (тем же, которым сделан перевод): 1613 июля 2. Пишет кесарем царя Михаила Федоровича.
№ 13
1613 г., 3(13) июля – 31 июля (10 августа). – Дело о приезде в Россию французского гонца Ф. де Лискера, включающее отписки воевод Архангельска, Вологды и Ярославля на имя царя [309] Михаила Федоровича, царскую наказную память приставу и указную грамоту от имени царя в Ярославль (дело без конца)
№ 13.1.
1613 г., 3(13) июля. – Отписка царю Михаилу Федоровичу (в Посольский приказ) из Архангельска воеводы H. М. Пушкина и дьяка П. Григорьева с известиями о прибытии Ф. де Лискера в Архангельск, о полученной при беседе с ним информации и отправке его с приставом в Москву через Вологду и Ярославль /л. 1/
Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии холопи твои Никитка Пушкинъ 202 да Путилко Григорьев челом бьют.
В нынешнем, государь, во 121-м году июня в 24 день приходили к нам, холопем твоим, в сьезжую избу Галанские земли гость Юрьи Клинкина да Петръ Петров сынъ Фанбаргинъ да Галанские ж земли торговые люди Роман Пантелеев да Онтон Марков. А сказали, государь, нам: июня де в 23 день пришел к Архангилскому городу на карабле Галанские земли с торговым человеком с Юрьем прозвище сь Ершом фрянцужанинъ Фрянцискус. А тот де фрянцужанинъ Фрянцыскус был здесь у Архангильсково города и в Ярославле у бояр в прошлом во 120-м году. А к ним де, к торговым людем, с тем немчином писали из Астрадама города приказные люди бу-имистры, чтоб ево у Архангильского города намъ объявити и о том говорите, чтоб намъ его отпустить к тебе ко государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии, и грамоты де у него есть. А о каких делех у него грамоты и от кого он и х кому едет, того они не ведают. И нам бы тому фрянцужанину велеть быти у себя, а им де тот немчин не надобен и они его не знают. И мы, государь, тово ж часу велели сотнику стрелецкому Ивану Напольскому по того немчина ехати на карабль и велели ему быти у себя в съезжей избе. И тот немчин фрянцужанин тово ж дни у нас в съезжей избе был. И мы, государь, того немчина роспрашивали, которые он земли и какой человек, торговой ли или служивой человек и какъ его зовут и от кого он и х кому едет и грамоты у него от которого государя /л. 2/ или от которых державцов которые земли к тебе, государю, или к бояром есть ли. И про тобя, государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии, что [310] божиею милостию на Владимирском и на Московском государстве учинился государем царем и великим князем ты, государь наш царь и великий князь Михаило Федорович всеа Русии, в их земле ведомо было ли.
И немчин фрянцужанин нам, холопем твоим, в роспросе сказал: Зовут ево Фрянцыскусом де Лискер, Фрянцовские земли служивой человек. А послан де он Московского государства к бояром и ко всей земле из Фрянцовские земли от фрянцовского князя от марграфа Фимаркунского 203 да от племянника его от марграфа Наруляка 204 о добром деле. А про тебя де, государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии, в их земле подлинные вести не было, а слух де был. А в прошлом де во 120-м году посылан он был Московского государства к бояром и к воеводам от тово ж фрянцовского князя от марграфа Фимаркунского. И мы, государь, тому немчину фрянцужанину велели дать двор и кормъ. А для, государь, подлинново роспросу велели тому немчину быти у себя июня в 25 день. И тот немчин у нас в съезжей избе был, и того немчина про Польское и про Свеиское и про иные государства, что в тех государствах делаетца и что у них про Московское государство умышленье, мы, холопи твои, роспрашивали. А роспрося, послали к тебе к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии /л. 3/ Архангилсково города с пятидесятником стрелецким с Терешкою Филиповым июля в 3 день. А кормъ ему велели дать до Вологды на две недели, июля с 5-го числа июля по 18 число, дватцать три алтына две деньги, по десяти денег на день. А у Архангилского, государь, города того немчина держать до твоего государева указу не смели, потому что Галанские земли торговые люди нам, холопем твоим, сказали, что тот немчин им не надобен и они его не знают. Да сказывал, государь, нам про того немчина фрянцужанина московской переводчикъ Иван Фоминъ 205. Сказывал де ему Аглинские земли Якуба короля посланник Ульян Ульянов, а Ульяну де сказывал галанец торговой человекъ Давыд Ларемит, что тот немчин фрянцужанинъ Фрянцыскус, как был в прошлом во 120-м году у бояр в Ярославле, и от бояр отпущен за море, и он де во всю зиму был у польского короля и по польски де он гораздъ, да таит для лазутчества, а тот де немчин прямой вор лазутчикъ, послан от польского короля. [311]
И мы, государь, приказывали пятидесятнику стрелецкому Терешке Филипову, чтоб с тем немчином ехал дорогою бережно и никого к нему пропускати не велели. А х Колмогорскому посаду пятидесятнику Терешке приставать не велели ж, для того что на Колмогорах Цысаревы области немецкой воевода Ондреян барон Флодовской, а велели с немчином ехать болшою рекою. А какъ с ним вь Ярославль приедет, и мы, государь, велели про него в Ярославле сказати воеводам князю Ивану Хованскому да Семену Головину да дьяку Василью Юдину и в Ярославль к воеводам об нем писали. А к Москве с ним до твоего государева указу ехать не велели. А что немчин в роспросе нам, холопем твоим, сказал, и мы, государь, те его роспросные речи послали к тебе государю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии под сею отпис[кою].
РГАДА. Ф. 150. Дела о выездах иностранцев в Россию. On. 1. 1613. № 2. п. 1–3. Подлинник: 380 х 145; 320 х 145; 387 х 145. Листы побиты, л. 3 по краям истлел. Филигрань – двуручный небольших размеров кувшин; на л. 1 – завершие в виде розетки с полумесяцем; на л. 2, 3 – поддон и тулово кувшина.
Пометки на об.: л. 1, посередине листа (адрес): Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии. В Посольской приказ.
Рядом (зеркально) пометка о получении: 121-го июля в 31 день с пятидесятником стрелетцким с Терехом Терентьевым.
Вверху листа помета: Чтена. Велеть в столп.
№ 13.2.
1613 г., 21(31) июля. – Отписка царю Михаилу Федоровичу (в Разрядный приказ, с последующей передачей в Посольский приказ) из Вологды воевод кн. М. Г. Темкина-Ростовского и и Г. Пушкина с известиями о приезде в Вологду Ф. де Лискера больным, о полученной от него информации и отправке его с тем же приставом в Москву через Ярославль /л. 4/
Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии холопи твои Михалко Темкин-Ростовской 206, Гришка Пушкин 207 челом бьют. [312]
В нынешнем, государь, во 121-м году июля в 20 день писали, государь, к нам, холопемъ твоим, з Двины Микита Пушкинъ да Путило Григорьевъ и прислали с пятидесятником да с стрельцом с Ываном Крыловым немчина фрянчюженина Фрянцыскуса наспех для того, что деи за тем немчином великие ратные вести, а на Двине ничего не сказал. И того немчина привезли на Вологду к нам больного. И мы, холопи твои, того немчина для его болести, чтоб на дороге не пропал, роспрашивали, посылали толмача сотника стрелецкого Григорья Роговского да подьячего Петра Самсонова. А в роспросе, государь, фрянцуской немчин Миколай Иванов сказал, что деи подлинно умыслъ немецких людей у аглинских и у свитцких и иных земель немецких. А по ссылке и по грамоте Якова Пунтусова присоветовали у них, что к Архангельскому городу и к Соловком приступати. А большой у них воевода во всех князь Яков агличанин. А взяв Архангельской город, сам хочет и засесть, а иными [кора]б[ли] /л. 5/ хотят приступать к Соловком. А пешие деи многие люди немецкие хотят итти сухимъ путем къ Якову Пунтосову в Новгород.
А ево деи послал боярин ево фрянцовского короля сродич Марко Фрольиондрян 208, радеючи тебе, государю. А к Новугороду король свитцкой самъ пошол со многими людьми на выборъ. А тут деи воеводы ево розных земель хотят воевати все поморские места, а сходистесь всемъ к Новугороду. А Иван де Ульянов много изменяет тебе, государю, хоти деи к тебе, ко государю, и пишет от земли грамоты советные, и то деи все обманом. А сверхъ, государь, того сказал, что есть деи у него листъ за печатью боярина ево фрянцского короля Марка Фрольюидряна и в том деи листу у него про все подлинно написано.
И мы, холопи твои, того немчина послали к тебе, ко государю, к Москве с тем же пятидесятником да с стрельцом, дав им до Ярославля кормъ и подводы, июля в 21 день.
Там же. Л. 4–5. Подлинник. 384 х 145; 290 х 145. Л. 4 по краям истлел, порвался и частично осыпался. Филигрань – двуручный кувшин небольших размеров; л. 4 – поддон и тулово; л. 5 – завершие в виде грозди винограда.
Пометки на об.: л. 4, посредине листа (адрес): Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии. В Розряд. [313]
Рядом (зеркально) пометка о получении: 121-го июля в 31 день привез Офонасей Погожево.
Вверху листа помета: В Посольской приказ.
Л. 5, приказная помета: Неметцкой Артор Астона с товарыщи и фаранцуженина.
№ 13.3.
1613 г., 25 июля (4 августа). – Отписка царю Михаилу Федоровичу (в Посольский приказ) из Ярославля воевод кн. И. А. Хованского, окольничего С. В. Головина и дьяка В. Юдина с известиями о приезде в Ярославль Ф. де Лискера, его пребывании там «до указу» и отправке в Москву пристава с отписками /л. 6/
Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии холопи твои Ивашко Хованской 209, Сенка Головин 210, Васка Юдин 211 челом бьют.
В нынешнем, государь, во 121-м году июля в 25 день писали к нам от Орхангильсково города воевода Микита Пушкин да дьяк Путило Григорьевъ и прислали немчина француженина Францускуса де Лискера Архангильсково города с пятидесятником стрелетцким с Терешкою Филиповым да с стрельцом с Ыванком Крыловым. А пришол де, государь, тот немчин из заморья к Архангильскому городу на карабле, а послан де он Московского государства к бояром и ко всей земле из Францовские земли от францовского князя от марграфа Фимаркунского да от племянника его от марграфа Наруляка /л. 7/ з грамотами. А про тебя де, государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии, въ их земле подлинные вести не было.
И мы, государь, тому немчину до твоего государева указу велели побыть въ Ярославле и велели быть у нево в приставех сотнику стрелетцкому Якову Векову. А Архангильского города пятидесятника стрелетцкого Терешку Филипова отпустили к тебе к государю с отписками июля в 25 день. А корм де, государь, тому немчину Францускусу даван у Архангильсково города по десяти денег на день. И мы, государь, корм ему велели давати по тому ж, по десяти денег на день.
Там же. Л. 6–7. Подлинник. 365 х 150; 362 х 150. Филигрань – двуручный кувшин небольших размеров; л. 6, 7 – поддон и тулово с литерами IВ с орнаментом в виде кружков (л. 7). [314]
Пометки на об.: л. 6, посередине листа (адрес): Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии. В Посольской приказ.
Рядом (зеркально) пометка о получении: 121-го июля в 31 день с Терехом Терентьевым.
Вверху листа помета – резолюция: Послать с Москвы дворянина добра и велеть того француженина взять к Москве, а там у него б ему и товары все пересмотрить и переписать, и что писма будет, то у него поимать. И весть его бережно и не пропускать к нему никого.
№ 13.4.
1613 г., 27 июля. – Отписка царю Михаилу Федоровичу (в Посольский приказ) из Ярославля воевод кн. И. А. Хованского, окольничего С. В. Головина и дьяка В. Юдина с известием о «великом государевом деле», объявленном Ф. де Лискером с целью скорейшего отъезда в Москву /л. 12/
Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии холопи твои Ивашко Хованской, Сенка Головин, Васька Юдин челом бьют.
В нынешнем, государь, во 121-м году писали мы, холопи твои, к тебе, государю, наперед сево с ерославцем с Офонасьем Погожим июля въ 25 день. Писали к нам, холопем твоим, от Орхангильсково города воевода Микита Пушкин да дьякъ Путила Григорьев и прислали немчина францужанина Францускуса де Лискера. А тот де, государь, немчин послан з грамотами Московского государства к бояром от францужского князя от марграфа Фимаркунского да от племянника ево от марграфа Наруляка. А про тебя де, государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии, въ их земле подлинные вести не было. И мы, государь, тому немчину велели побыть в Ерославле до твоево государева указу, а в приставех велели у него быть сотнику стрелецкому Якову Векову. /л. 13/
И июля, государь, въ 27 день сказывал нам, холопем твоим, пристав Яков Веков, что де тот немчин сказывает за собою твое государево великое дело. И мы, государь, холопи твои, посылали к нему голову стрелецково Микиту Безтужево. А велели ему допросить, какое за ним твое государево дело. И он, государь, Миките не сказал, а просился к нам, холопем твоим. И мы, государь, ему к себе в съезжую избу велели быть и ево [315] роспрашивали. И он, государь, просил толмоча, а сказывал за собою твое государево великое дело и к тебе, к государю, к Москве просился, а сказывает у собя листы. Да он же, государь, в роспросе намечал немного по рускии и лаял немчина Якова Гила, что де тот немчин прошол к Московскому государству воровством, а он де на него подлинное воровство все ведает. А хочет /л. 14/ тебе, государю, известить, а только бы де, государь, немчина Якова Гиля не отпускати для того, что за тем Яковом великое воровство, а вам де я про его воровство не скажю, скажю де государю сам. Да и роспрашивать было, государь, ево некому, толмоча въ Ерославле нет. А которые немца служивые и торговые были в Ерославле, и оне все розъехалися. И мы, государь, холопи твои, того немчина к тебе, государю, к Москве без твоего государева указу отпустить не смели. И о том, государь, нам, холопем твоим, как укажешь.
Там же. Л. 12-14. Подлинник. 367 х 150; 338 х 150; 240 х 147 Филигрань – двуручный кувшин небольших размеров; л. 12, 13 – поддон и тулово с литерами I В; л. 14 – завершив в виде грозди винограда.
Пометки на об.: л. 12, посередине листа (адрес): Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии. В Посольской приказ.
Рядом (зеркально) помета о получении: 121-го июля в 31 день с ярославцом с Микитою Саксеевым.
№ 13.5.
1613 г., 31 июля (10 августа). – Наказная память царя Михаила Федоровича (из Посольского приказа) стряпчему Л. М. Пивову с распоряжением ехать в Ярославль, переписать письма и товары на подворье у Ф. де Лискера и доставить его в Москву в Посольский приказ со всем имуществом и грамотами /л. 8/
Лета 7121-го июля в 31 день государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии веделъ стряпчему Левонтью Михай ловичю Пивову 212 213 ехати в Ярославль для того:
Писали ко государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии из Ярославля воеводы князь Иван Хованской с товарыщи: Июля де въ 25 день писали к ним от Арханильсково города воевода Микита Пушкин с товарыщи [316] и прислали немчина француженина Францускуса де Лискера. А пришел деи тот немчин из заморья к Арханьильскому городу на карабле. А 214 преж де сего в прошлом 121-м году приходил тот немчин в Московское государство лазучством от польского короля, а ныне де по тому ж пришол воровством 215. А послан Московского государства к бояромъ и ко всей земле от ис Францовские земли от францовского князя от марграфа Фимаркунского да от племянника ево от марграфа Наруляка з грамотами, и ныне тот немчин в Ярославле.
И Левонтью Михайловичю, приехав въ Ярославль, отдати воеводам князю Ивану Хованскому с товарыщи от государя грамоту, а отдав, итти к тому француженину на двор, где он поставлен, и пришед, сказать ему: Писали к царскому величеству о приезде из Ярославля во[еводы], /л. 9/ что он приехал от Арханьильскова города в Ярославль, и царского величества бояря велели ему 216 ехать 217 к Москве с ним 218 вместе. А что у него 219 есть какова письма и товаров, и то у него 220 писмо и товары бояря велели, переписав, привести с собою ж. А изговоря ему, пересмотрити у него письма и товаров, а пересмотря, переписати все налице, да что у него какова письма объявитца, и то письмо и товары у него взяти все. Да взяв в Ярославле у воевод под того немчина и под товары, что у него будет, подводы, ехати с ним ко государю к Москве наспех и письмо и товары, что у него возьмет, привести с собою. А к воеводам в Ярославль о подводах от государя писано ж. А едучи дорогою, береженье к тому немчину держати, чтоб он з дороги не утекъ и нихто б к нему в дороге не приходил и ни о чемъ не розговаривал. А тесносты ему никоторые в дороге не чинити. 221 А приехав к Москве, явитись с ним в Посольском приказе диаком думному Петру Третьякову 222 да Саве Романчюкову.
Там же. Л. 8–9. Отпуск. 385 х 150; 382 х 150. Плохая сохранность правого края и нижней части листов.
Филигрань – двуручный кувшин небольших размеров; л. 8 – поддон и тулово с литерами СВ; л. 9 – завершие в виде грозди винограда.
№ 13.6.
1613 г., 31 июля (10 августа). – Указная грамота царя Михаила Федоровича (из Посольского приказа) в Ярославль воеводам кн. И. А. Хованскому, окольничему С. В. Головину и дьяку В. Юдину с распоряжением о передаче Ф. де Лискера с его имуществом и письмами посланному из Москвы Л. М. Пивову и о предоставлении ему необходимого числа подвод /л. 10/
От царя государя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии в Ярославль воеводе нашему князю Ивану Ондреевичю Хованскому да окольничему нашему и воеводе Семену Васильевичю Головину да дьяку нашему Василью Юдину
Писали естя к нам, что июля в 25 день от Архан[гиль]сково города воевода Микита Пушкин прислал к вам въ Ярославль немчина француженина Францускуса де Лискера. А пришел тот немчин из заморья к Арханильскому городу на карабле, а послан он Московского государства к бояром и ко всей земле от францовского князя от марграфа Фимаркунского да от племянника ево от марграфа Наруляка з грамотами. И вы тому немчину велели быть вь Ярославле до нашего указу, а к Москве ево без нашего указу от-пустити не смеете. И нам бы вам о том велети указ учинити 223 И мы ныне послали в Ярославль стряпчево нашего Левонтья Пивова, а велели ему того немчина и что у него есть письма и тoвapy 224, переписав, привести к нам к /л. 11/ Москве.
И какъ к вамъ ся наша грамота придет, а Левонтей Пивов вь Ярославль приедет, и вы б ему того немчина 225 и с ним что велено имать велели ему взять по наказу, каков ему наказ дан от нас на Москве, и подводы б естя ему и под немчина и под товары, что у него будет, дали по подорожной 226 и отпустили Левонтья к нам к Москве и велели ему 227 ехать к нам, не мешкая. А которого числа Левонтья из Ярославля с немчином отпустите 228 229, у того немчина 230 какова письма и товаров 231, и вы б о том к нам отписали, а отписку велели отдать в Посольском приказе диаком нашим думному Петру Третьякова да Саве Романчюкову.
Там же. Л. 10–11. Отпуск. 380 х 150; 317 х 150.
Филигрань – двуручный кувшин небольших размеров; л. 10 – поддон и половина тулова; л. 11 – поддон и тулово с литерами [G]R. [318] РГАДА. Ф. 150. Дела о выездах иностранцев в Россию. On. 1.1613. № 2. Л. 1-7, 12-13, 8-11. Без конца.
№ 14
1613 г., после 27 июля (6 августа) – 1(10) августа. – Фрагмент дела Посольского приказа об отпуске из России иноземцев А. Астона и Я. Гиля с информацией об исчезновении в Ярославле находившегося при них толмача, извете на них некоего француза (Лискера) и с распоряжением об их отпуске
№ 14.1.
1613 г., после 27 июля (6 августа). – Отписка царю Михаилу Федоровичу (в Посольский приказ) из Ярославля воевод кн. И. А. Хованского, С. В. Головина и дьяка В. Юдина с известиями об исчезновении находившегося при иноземцах толмача и об извете на них как причине задержки их в Ярославле /л. 56/
Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии холопи твои Ивашко Хованской, Сенка Головин, Васка Юдин челом бьют.
В нынешнемъ, государь, во 121-м году июля въ 25 день в твоей государеве грамоте писано к нам, холопем твоим, за приписью твоево государева думново диака Петра Третьякова съ ярославцом с Матвеемъ с Побединским, что по твоему государеву указу велено у нас, холопей твоих, в съезжей избе быти немцомъ Артору Астону да Якубу Гилю с товарыщи и им сказати твое государево жалованье, что ты, государь, их пожаловал, велел отпустить въ их землю, дав им свое государево жалованье по росписи, какова от тебя, государя, к нам, холопем твоим, прислана. И мы, государь, холопи твои, по твоей государеве грамоте немцом Артору Астону да Якубу Гилю с товарыщи велели быти к себе в съезжую избу июля в 27 день во фторник и твое государево жалованье, бархаты и соболи имъ по росписи приготовили и велели им про то сказати приставу Олексею Поленову накануне тово дни, чтоб они про то ведали, что им у насъ, у холопей твоих, быть. [319]
И пристав де, государь, Олексей Поленов про то имъ сказывал накануне тово дни. И как, государь, мы, холопи твои, велели им быти к себе в съезжую избу и послали /л. 57/ к нимъ Олексея Поленова, чтоб они к нам, к холопем твоим, ехали, да и детей боярских с ним послали, кому перед немцы ехати. И Олексей Поленов, приехав, сказал намъ, холопем твоимъ, которой де у них толмач был по твоей государеве грамоте, Ульянко Игнатьев, и тово де толмача немцы отослали неведомо куды. Да у них же де был руской детина, Ивашком зовут, и тово де нет же. И мы, холопи твои, говорили Олексею Поленову, что он у немец пристав, а тово не ведает, где толмач и руской детина отослан. И Олексей нам, холопем твоим, сказал: Я де тово не ведаю, где они послали толмача и тово Ивашка, а я де у них живу временемъ.
И мы, государь, холопи твои, посылали к немцомъ голову стрелецково Микиту Безстужево, а велели их допросить, куды они тово толмача послали. И немцы, государь, Артор Астон да Якуб Гиль с товарыщи сказали, что они тово толмача отослали для своего дела. А куды отослали, тово они не сказали, а говорили: Тот де толмач не государевъ, наш, куды де захотим, туды посылаем. /л. 58/
И мы, холопи твои, послали тово толмача Ульянка и руского детину Ивашка гонять по всем дорогам для тово: любо они побежали для воровства. А тем, государь, немцам Артору Астону да Якубу Гилю с товарыщи быти к себе не велели, потому что в Ярославле толмача нет и для тово, что они толмача отпустили неведомо куды. А которые, государь, были московские служилые и торговые немцы, и те все из Ярославля розъехалися, толмачить некому 232. И того ж часу мы, холопи твои, посылали вдругорядь к немцам голову стрелетцкого Микиту Безстужево допрашивать про толмача про Ульянка. И они ему сказали: Мы де не скажем, где послали толмача, а воеводы де насъ держат для того, что приехал в Ярославль немчин француженин, на нас извещает.
И мы, государь, говорили Олексею Поленову, для чево тово [не] ведает и над немцы не назираетъ, толмача немцы послали неведомо куды. /л. 59/ И Олексей нам, холопем твоим, сказалъ: Я деи приезжаю к ним временем. А тому, государь, толмачю Ульянку Игнатьеву велено у тех немецъ быти по твоей государеве грамоте. А наперед его был у немецъ толмач Павел Томасов 233, и тот, государь, толмач Павел по твоему государеву указу отпущен к Москве. [320]
Да писали мы, холопи твои, к тебе, к государю, наперед сего, что сказывал нам, холопем твоим, княж Юрьев человек Ушатого, Богдашко Семенов. Июля де, государь, в 22 день ехал он ис княж Юрьева помесья в Ярославль и наехал де, государь, он по вологотцкой дороге от Ярославля за десять верстъ немчина, а тот де немчинъ ходитъ пеш с пищалью по лесу.
И мы, холопи твои, Олексею Поленову говорили: для чево он немецъ так пущает и того не бережет, а для береженья /л. 60/ даны ему дети боярские и стрельцы. И Олексей нам, холопем твоим, сказалъ: Я де приезжаю к ним временемъ, а тово де не ведаю, куды немцы ходят. И мы, холопи твои, пристава Олексея Поленова за то до твоево государева указу велели дати за пристава, а у немецъ велели быть в приставех ярославцу Поснику Полоченинову. А немецъ, государь, до твоево государева указу отпускати не смеем. И о том нам, холопем своим, как укажешь.
А Олексея Поленова велел прислать к Москве за приставом и животы [его] переписать.
РГАДА. Ф. 150. Дела о выездах иностранцев в Россию. On. 1. 1613. № 3. Л. 56-60. Подлинник. 361 х 148; 338 х 145; 385 х 147; 350 х 145; 215 X 144. Листы на слабой бумажной основе, повреждены сыростью, следы влаги, правые края истлели. Филигрань – двуручный кувшин небольших размеров; л. 56, 57 – поддон и часть тулова с литерами С[І]; л. 58, 59 – завершие в виде розетки с полумесяцем.
Пометки на об.: л. 56, посередине листа (адрес): Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии. В Посольской приказ.
Рядом (зеркально) пометка о получении: 121-го июля в 31 день сь ярославцом с Микитою Саксеевым.
Вверху листа помета – резолюция: Бояре приговорили. Отписать, немец велеть отпустить и жалованье давать по прежнему указу, а то им выговорить: был у них толмач, и они того толмача послали к Москве, им не сказав, и того толмача взял в Переславле, и то они учинили не по пригож, для чесья, а им бы послать к государю к Москве, и они б, сказав им, воеводам, послали, и они 6 с ним послали пристава, и они о том писали к государю, и государь по своему государскому милостивому нраву их пожаловал, указал их отпустить по прежнему и проезжую грамоту им прислал за своею [пе]чатью, а француженину государь не поверил, что сказывал на них 234, и проезжая грамота им послать тотчас.
№ 14.2.
1613 г., 1(10) августа. – Указная грамота царя Михаила Федоровича (из Посольского приказа) в Ярославль воеводам кн. И. А. Хованскому, С. В. Головину и дьяку В. Юдину с распоряжением об отпуске на приеме иноземцев А. Астона и Я. Гиля, выплате им жалованья и с публичным выговором за несанкционированную отсылку в Москву находившегося при них толмача /л. 61/
От царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии в Ярославль воеводамъ нашим князю Ивану Ондреевичю Хованскому да окольничему нашему и воеводе Семену Васильевичю Головину да дьяку нашему Василью Юдину.
В нынешнем 121-м году июля в 31 день писали есте к нам с ярославцом с Микитою с Саксеевым, что июля в 27 день по нашему указу велели были есте немцом Артору Эстону да Якубу Гилю с товарыщи быти у себя в съезжей избе и наше жалованье им сказати и по росписи роздати и отпускъ им сказати. И велели приставу их /л. 62/ Олексею Поленову накануне того дни имъ сказати 235, что им у вас быти назавтрее 236. И того дни пришед к вам, пристав Олексей Поленов сказал: Которой де у них был толмач Ульянко Игнатьевъ, и того де толмача немцы отослали неведомо куды, да у них же де был руской детина, Ивашком звали, и того нет же. И вы про толмача и про детину Олексея спрашивали, и Олексей вам сказал, что он про них не ведает, а приезжает к немцом врем[енем]. И вы /л. 63/ 237 немцом посылали 238 голову стрелец[кого] Никиту Безстужего для допросу, куды они толмача послали. И немцы Артор да Якуб с товарыщи сказали, что толмача отослали они для своего дeлa 239, а куды послали, того не сказали. А говорили: Тот де толмач их 240, не нашъ. И вы 241 того дни немцом Артору с товарыщи быти к себе не велели, затем, что некому было толмачить. И того ж часу посылали вы от себя к немцом голову ж 242 Никиту Безстужего вдругорядь, допрашивать про толмача. И они говорили, что они того не скажут, где 243 послали толмача, а воеводы будто их держат для француженина, которой приехал в Ярославль 244 на них доводити. 245 Да преж сего 246 писали к нам 247, /л. 63 об./ что сказывал вам... ехал де он в /л. 64 об./ Ярославль и наехал о[н] за версть... ходит немчин по лесу с пищалью. И вы Олексея Поленова про того немчина роспрашивали, что он немец не бережет и того не ведает, куды [322] немцы ходят. И Олексей де вам сказал то ж, что и преж того, что он у немец живет времянем 248. /л. 64/ И вы Олексея велели держати приставу до нашего указу, а у немецъ велели быть в приставех ярославцу Поснику Полоченинову. А немец без нашего указу отпускати не смеете. И нам бы о том велети вам указ нашъ учинити.
И как к вам ся наша грамота придет, и вы б приказали к немцом с приставом с Посником Полочениновым 249, а велели имъ быти у себя в съезжей избе. А как они к вам приедут, и вы б их приняли честно, по прежнему нашему указу 250, как ведетца в посольских обычаях 251 при иноземцех и то им выговорили, что приехали они в наше Московское государство до нашего царского обиранья, нашего Московского государства к бояром и ко всей земле для помочи против наших и нашего Московского государства недругов. И они, будучи 252 в нашем государстве, позамешкали, потому что наше государство /л. 65/ было безгосударно. А как по милости всемогущего Бога и по избранью всего Росийского царствия учинились мы великий государь на наших и преславных государствах Росийского царствия великим государем царем и великим князем всеа Русии самодержцемъ, и мы великий государь 253 для великих государей дражайшего и любезнейшаго брата нашево Матьяша цесаря и для любительного брата нашего великого государя 254 Якуба короля нашим царским милосердиемъ их поискали и нашъ царской милостивой ответ 255 имъ 256 учинен и наше царское жалованье и отпускъ им сказан. И для нашего 257 царского жалованья и отпуску быти было им у вас воевод наших. А толмач был у них Ульянко Игнатьевъ, и они неведомо для каких мер того толмача послали к Москве, вам, воеводамъ нашим, не сказав, а тот толмач...в Переславле. И то они, Артор Астон и Якуб Гиль, с товарыщи учинили не по пригож 258, что 259 будучи в чюжом государстве, так самовольством учинили 260. /л. 66/ А будет имъ для чего и довелось было до нашего царского величества к Москве 261 и послати, и имъ было, сказав 262 вам, воеводам нашим, послати, а вы б с тем, кого б они послали к нашему царскому величеству послали пристава. А 263 то 264 ныне учинилось не по пригожу, 265 и вы о том писали к нашему царскому величеству И мы великий государь по своему царскому милосердому нраву 266 того, что они толмача послали к нам, вам не сказав за.. 267. на милость 268, а пожаловали, велели им наше 269 270 царское жалованье дати и отпустити в их земли тотчас не задержав 271, и нашу царскую проезжую грамоту за нашею царскою печатью [323] прислали. А служба их и доброхотенье к нашему царскому величеству и к нашему Московскому государству писана подлинно в проезжей грамоте. А что 272 француженин на них сказывал, и наше царское величество в том ни в чем ему не поверили, и во всемъ имъ нашъ царской милостивой указ 273 и отпускъ /л. 67/ 274 велено вамъ имъ учинити.
А для толмачества в те поры, как у вас будут немцы, велели б есте быти и перед собою толмати неметцкому переводчику и толмачю Дмитрею Миколаеву, которой послан ныне 275 с послы нашими в Датцкую землю, 276 буде у вас вь Ярославле иного толмача нет 277. И вы, говоря им 278, роздав наше жалованье, кубки и отласы и соболи все по росписи 279. 280А будет кубков в Ярославле добыти не мочно, и вы б в кубков место дали им из нашие казны по дватцати рублев денег, и кормъ им в дорогу... /л. 68/ дали по прежней грамоте сколько человек пригож, и то им давали... ехати... А роздав им наше жалованье, отпустили их из Ярославля, не задержав, по прежнему нашему указу. А в приставех отпустили с нимъ 281 Посника Полоченинова и велели ему с ними ехати и кормъ им по росписи сполна давати с береженьем и во всемъ держати по нашему наказу, каков к нему послан с Москвы 282 ис Посольского приказу за приписью думного 283 диака нашего Петра Третьякова. А Олексея Поленова прислали б есте к намъ к Москве с приставом с кем пригож, з добрым 284, а животы его на дворе, или инде у кого в Ярославле скажут, велели, переписав, запечатать своими печатьми.
А как у вас по нашему указу немцы Артор Естон и Якуб Гиль с товарыщи для нашего царского жалованья и отпуску 285 будут иль то, против того, что им выговорите, поговорят и ради будут нашему царскому жалованью и отпуску и не поставят ли они себе о толмаче оскорбленья, и как немецъ из Ярославля отпустите и сколько и до коих мест дадете им корму, и вы б об их отпуске и о всемъ отписали подлинно к нам к Москве, а отписку велели отдати в Посольском приказе. /л. 68 об./
286 А про руского малово Ивашка и про немчина, которого видели по дороге, а он ходит по лесу с пищалью, и вы Олексея Поленова роспросили 287, толмача Ульянка Игнатьева 288 и того руского малого Ивашка 289 немцы куды послали и где ныне тот малой скажут, и вы б по того малого послали и велели его, сыскав, привести к себе и по тому ж его про все роспросили. Да что у вас про то про [324] все объявитца, и вы б по тому ж к нам отписали, а отписку велели отдать в Посольском приказе.
Писан на Москве, лета 7212-го августа в 1 день. /л. 68/
Грамота послать и велеть [указ] устен о корму немцом.
Там же. Л. 61–68. Отпуск. 228 х 152; 170 х 151; 267 х 152; 269 х 152; 304 X 151; 283 х 150; 190 х 150; 390 х 150. Листы на слабой бумажной основе, со следами влаги, правый край во многих местах истлел. Почерк в ряде мест неразборчив, имеются утраты текста.
Филигрань – двуручный кувшин небольших размеров; л. 61, 62, 65 – поддон и тулово с орнаментом из кружков; л. 63, 64 – завершие в виде грозди винограда.
РГАДА. Ф. 150. Дела о выездах иностранцев в Россию. 1613. № 3. Л. 56–68 об. Подлинник и отпуск. Фрагмент дела об отпуске из России иностранных офицеров, живших на Холмогорах и в Архангельске – Андриана Флодорфа, Артемия Астона и Якуба Гиля. Всего в деле 75 листов. [325]
№ 15
1613 г., август 290. – Послание («любительная грамота») царя Михаила Федоровича герцогу Эпернону и маркизу де Руйяку с выражением «похвалы» за «доброхотение», ценную информацию о враждебных замыслах и действиях в отношении России польского короля Сигизмунда ПІ и «его советника» Ж. Маржерета, а также с кратким изложением событий Смуты в России и обстоятельств избрания на царство Михаила Романова. /л. 92/
Списокъ с посольского листа 291.
Милосердия ради милости Бога нашего, в нихъ же посети насъ востокъ свыше, во еже направити ноги наша на путь мирен, сего убо Бога нашего в Троице славимаго милостию.
Отъ 292 великого государя, царя и великого князя Михайла Федоровича, всеа Росии самодержца, Владимирскаго, Московского, Ноугородцкаго, царя Казанскаго, царя Астороханского, царя Сибирскаго, государя Псковскаго и великого князя Смоленскаго, Тверскаго, Югорскаго, Пермскаго, Вятц[к]ого, Болгарского и иных, государя и великого князя Новагорода Низовские земли, Черниговского, Резанского, Ростовского, Ярославского, Белоозерского, Лифлянского, Удорского, Обдорского, Кондийского и всеа Северныя страны повелителя, и государя Иверские земли, Карталинских и Грузинских царей; и Кабардинския земли Черкаскихъ и Горских князей, и иных многих государьствъ государя и обладателя /л. 92 об./ Великого княжества Мегаполинскаго княземъ уделнымъ, Фіонмаркону да Руляку, милостивое наше царское слово.
В нынешнемъ, во 121-м году пріехалъ к намъ, великому государю, служити, на наше царское имя, француженинъ Миколай Францыскусъ и сказывалъ нашим приказным людемъ, что вы, ведая польского Жигимонта короля и пановъ радъ перед нашим Московским государьством многую неправду, нашему Московскому государьству доброхотаете. А что мы, великий государь, по Божией милости и по избранию всякихъ чиновъ людей всего Росийского царствія, учинилися на наших великих и преславных государствах великим государемъ, царемъ и великимъ княземъ, всеа Росии самодержцомъ, и вамъ было [326] неведомо. Да тотъ же Францыскус нашим приказнымъ людемъ сказывалъ, что польской Жигимонтъ король и свейской Адолфъ король умышляютъ над нашимъ Московскимъ государьством всякими злыми умыслы. А умышляютъ /л. 93/ и промышляютъ по засылке польского Жигимонта короля, ведомой изменникъ и врагъ Московскому государству Яковъ Мержеретъ с своими советники, с такими ж изменники, а хотят, собрався с воинскими людми, нашего государства над Архангелскимъ городомъ и надъ Соловецкимъ монастыремъ, своимъ злохитрымъ умысломъ, промышляти. А напередъ себя для лазучества и оману прислалъ в наше государство своихъ советниковъ и в нашемъ государьстве всякое зло смышляютъ.
А какъ посыланъ былъ от бояръ наших и от всее земли, до нашего царского обиранья, к великому государю, брату нашему, к Матьяшу цесарю, Еремей Еремеев, и вы, советовавъ межъ себя и хотячи нашему Московскому государству добра, ты, Руляк князь до Цесаревы земли, до Праги, ездилъ, и сь Еремеемъ Еремеевымъ виделся тайно, и о делехъ, которые годны нашему Московскому государству, объявлялъ и речью с нимъ к бояромъ нашимъ о помочи, о наемных людех, и о иных, о добрых /л. 93 об./ делех приказывал, и о нашемъ государьстве раделъ и промышлялъ. Да и про то намъ, великому государю, подлинно известно ж, что вы, слыша то, что от польского Жигимонта короля и пановъ рад, черезъ многие ихъ крестные целованья, нашему великому Московскому государству учинилось, скорбите и жалеете и до нашего царского обиранья нашимъ государствамъ, бояромъ нашим и всей земле, хотели есте всякими мерами помочь чинити.
И мы, великий государь, слышу вашу к намъ, великому государю, службу, а к нашимъ великимъ государствам желательную любовь и доброхотение, васъ похваляемъ и наше царское жалованье к вамъ любително держати и воздавати хотимъ. А Жигимонта короля и пановъ радъ полских и литовских, что они учинили перед нашими государствы неправды, поруша мирное поставленье, черезъ многое крестное целованье, вамъ объявляемъ – какъ, Божиими праведными /л. 94/ судьбами, великого государя блаженные славные памяти царя и великого князя, дяди нашего, Феодора Ивановича, всеа Росии самодержца, не стало, оставя земное царство, отыде в вечное блаженство безчаденъ, [327] а на великихъ государствах Росийскаго царствія, по избранію всех людей и всего Росийскаго царствія, учинился царь и великий князь Борис Федоровичь всеа Росіи, и при его державе, по вражию действу, а по злому умышленью и по ненависти польского и литовского Жигимонта короля и пановъ радъ, черезъ многое его королевское и пановъ радъ крестное целованье, в нашемъ Московскомъ государстве смута и межьусобье учинилося: некоторой воръ, чернецъ, еретикъ, имянемъ Гришка Отрепьевъ, за некоторые богомерскіе и скаредные свои дела, из Московского государства збежалъ в Литву, и сверглъ с себя черное платье, и аггельский образ обруга и врагом рукописаніе на себя давъ, аще коснется /л. 94 об./ царского, то от Бога отлучен будетъ, назвался царевичем Дмитреемъ Углецкимъ, великого государя блаженные памяти Царя и великого князя Ивана Васильевича, всеа Росіи самодержца сыномъ. А царевича Дмитрея Углецкого не стало до того времени за 13 летъ. И вражиимъ действомъ, а умышлением и споможениемъ польского Жигимонта короля и пановъ рад, тот вор и еретикъ дошел до царствующаго града Москвы, и злокозненымъ своим дьявольскимъ действом, и царского престола достиже и государемъ Московскимъ именовася. И видя его злую прелесть, и злобесного пса и волка на царскомъ престоле седяща, Московского государства бояре, и воеводы, и всякие служилые, и всякихъ чиновъ люди, сьехався изо всехъ государствъ в царствующий град Москву, и соединясь единомысленно, и облича того вора, злой смерти предали. А по убийстве того вора, по избранию всяких чиновъ людей и всего Російского государства, былъ на Московском государстве государемъ /л. 95/ из бояр от рода Суждалских князей, князь Василей Ивановичь Шуйской. И после того Жигимонтъ король и паны рада, умысля наше Московское государство смутити болши прежнего, и поруша перемирье, и преступивъ свое, и послов своих, и посланниковъ, которые были учинили миръ на Москве с царемъ и великимъ княземъ Васильемъ, крестное целованье, на Московское государство наслал другово вора, родомъ жидовина, назвавъ ево царевичемъ Дмитреемъ, бутто тотъ же воръ, которой былъ на Москве и съ Москвы убежалъ к нимъ в Полшу, живъ. И тотъ другой воръ, по королевскому ж веленью, собрався с польскими и с литовскими людми, пришед, под Москвою стоялъ [328] таборами, и городы и уезды воевалъ, и кровь напрасную проливал, и к Москве приступал.
А полской Жигимонт король, через крестное целованье, городъ Смоленескъ взявъ и умысля с изменники Московского государства, с Михайломъ Глебова сына Салтыкова и сь его советники, которые изменили царю Василью, /л. 95 об./ отъехали х королю, писал и приказывал в Москву к бояромъ и всяких чиновъ людемъ, будто онъ, жалеючи о християнстве, пришелъ в Московское государство, чтоб государство успокоить и кровь уняти, а быти б на Московскомъ государстве сыну его, королевичю Владиславу, в нашей вере греческаго закона, и в вере поруганья и государского чину и поведенья не пременяти, и никоторого зла в Московскомъ государстве не делати.
И царь Василей для покою християнского, государство свое оставил, а на Московское государство изобрали были полского королевича Владислава, и з гетманомъ с коруннымъ с Станиславомъ Желковским о томъ о всемъ договор былъ учиненъ, и крестнымъ целованьемъ с обе стороны укреплен. И Жигимонтъ король и то гетмана своего корунного крестное целованье преступилъ, сына своего на Московское государство не далъ, и самъ от Смоленска не отшелъ. И по его веленью польские и литовские люди, и изменникъ Михайло Салтыковъ, оманомъ вошли /л. 96/ в Москву, и царя Василья, взявъ через крестное целованье, къ Жигимонту королю отослали. А царствующий град Москву велелъ полскимъ и литовскимъ людемъ выжечь и высечь, и церкви Божіи и монастыри осквернили, и святейшаго Гермогена патріарха Московского и всеа Росіи, с престола свергли и бояръ и всяких чиновъ людей безчисленное множество побили, и царствующий град Москву засели.
И Московского государства бояре и всякіе служилые люди, за ту его многую королевскую неправду, противъ его стали и, стоя под Москвою, гетмана Карла Хоткеева побили, и з запасы в Москву не пропустили, и Московское государство от полскихъ и от литовскихъ людей очистили. А на великих государствах, на Владимирскомъ и Московскомъ и Ноугородцкомъ, и на царствах Казанскомъ и Астороханскомъ и Сибирскомъ, и на всехъ великих и преславных государствах Російского царствия, по Божией воли и по племени великихъ государей, царей Російскихъ, а по [329] благословению матери нашея, великие государыни /л. 96 об./, старицы иноки 293 Марфы Ивановны, и по избранию и по челобитью Московского государства царей и царевичевъ, которые служат в Московском государстве, и бояр, и околничих, и дворян, и детей боярскихъ, и гостей, и торговых людей всех городовъ всего Московского государства, учинилися государемъ, царемъ и великимъ княземъ, всеа Росии самодержцем, мы, великій государь, царь и великий князь Михайло Федоровичь, всеа Росии самодержецъ, понеже мы, великий государь, великого государя блаженные памяти царя и великого князя Ивана Васильевича, всеа Росии самодержца, законные супруги, а сына его блаженные ж памяти царя и великого князя Федора Ивановича всеа Росіи матери, великія государыни, царицы и великія княгини Анастасеи Романовны Юрьева, родного племянника Федора Никитича Романова Юрьева сынъ.
А учинясь мы, великий государь, на наших великих и преславных государствах Росийскаго царствия, послали есмя ко всемъ великимъ християнскимъ /л. 97/ государемъ государство наше обестити, и оправдался перед полскимъ Жигимонтомъ королемъ про его королевское и пановъ радъ передъ нами, великимъ государемъ, и перед нашими великими государствы многие неправды, которые он через крестное свое, и пословъ своихъ, и посланниковъ целованье Московскому государству учинилъ, всемъ великимъ християнским государемъ, его королевская и пановъ радъ неправда перед нами, великимъ государемъ, ведомо было подлинно.
А к вамъ послали есмя нашу любителную грамоту, а въ грамоте нашей про королевскую и пановъ радъ, перед нами, великимъ государемъ, и перед нашими великими государьствы, многие неправды и крестопреступленье объявили есмя вамъ короткими словы.
РНБ. Погод. № 9 1573. 4º. Л. 92-97 Список середины XVII в.
Филигрань (л. 92–97) – голова шута (с поворотом головы влево).
Публ.: АИ. СПб., 1841. Т. III. С. 4–7 (с пометкой о принадлежности сборника члену Комиссии П. Строеву).
№ 16
1613 г., 29 (19) августа. – Письмо Д. Меррика и У. Русселя в Посольский приказ из Архангельска с известиями о приготовленных для русских послов кораблях, об интригах и клевете французского гонца (де Лискера), прибывшего в Россию вторично (на английском языке с кратким синхронным изложением грамоты на русском языке и с современным переводом на русский язык) [332]
Перевод
Государю царю и Великому князю Всея Руси Михаилу Федоровичу.
Позвольте известить Ваше Величество, что в соответствии с Вашим высочайшим приказом мы отплываем в Англию вместе с послом Вашего Величества Алексеем Ивановичем, который направлен к нашему великому государю и господину Джеймсу, Божьей [333] милостью королю Великобритании, Франции и Ирландии, возлюбленному брату Вашего Величества. И, в соответствии с Вашим к нам доверием, мы готовы верно служить, помогая всеми силами и средствами послу Вашего Величества в том, что он сообщит нам или потребует от нас.
И поскольку письмо, которое наш государь и господин послал с нами преподобным митрополитам и отцам Церкви, а также боярам и общинам Вашей державы, мы решили переслать с нашим товарищем Фабианом Смитом, он, по прибытии ко двору Вашего Величества, будет готов предстать перед Вашим Величеством или тем, кого Ваше Величество назначит.
Между тем, если позволит Ваше Величество, есть некий посланный в Москву француз, который прибыл, как он заявляет, с письмами к боярам и должностным лицам Вашей державы, и (как мы узнали) в дороге, проезжая Вологду и другие места, такие как Ярославль, распускал самые лживые слухи о том, что мы прибыли сюда, чтобы предать народ и страну Вашего Величества, и что письмо, которое мы привезли от нашего великого государя и господина, лживое, а это задевает честь нашего государя и господина. И поэтому мы, будучи ревностно преданы и покорны священному имени и чести нашего великого государя и господина, смиренно молим Ваше Величество приказать, чтобы этот француз был допрошен, чтобы стало очевидно то, кем он послан, и чтобы он удерживался в Ваших землях до тех пор, пока Ваше Величество не будет уведомлено на его счет нашим государем и господином. Ибо, без сомнения, и мы в том уверены, что он – шпион, подкупленный противником этого государства, который, видя дружбу, что всегда была и по сию пору имеет добрые основания, между государями двух славных держав, России и Англии, желает при помощи таких низких бродяг помешать ей и уничтожить ее и, сея распри между двумя королевствами, порвать узы любви и дружбы, которые столь достойно так долго сохранялись. Но мы знаем, что Всемогущий разрушит их дьявольские происки.
В соответствии с приказом Вашего Величества мы снарядили и подготовили три корабля для послов Вашего Величества в Англии, Германии и Дании. Посол Вашего Величества в Германии Степан Михайлович и Симон Заборовский (Zaberousky) 294 сели здесь на корабль 22 числа месяца Августа, чтобы высадиться в Гамбурге. Сейчас 29 число, и посол Вашего Величества в Англии [334] Алексей Иванович и Алексей Витов (Weytove) 295 готовы вместе с нами сесть на корабль. Наше пребывание здесь вызвано длительным ожиданием посла Вашего Величества в Данию князя Ивана Михайловича 296, который еще не прибыл сюда. Раньше мы также хотели увидеть, как он взойдет на корабль, прежде чем отплыть самим, но время года позднее, и, если он в начале следующего месяца не прибудет сюда, корабли уплывут, поскольку слишком опасно зимовать здесь целый год. Мы пойдем дальше, выполняя свой долг и служа Вашему Величеству и стране, чтобы осмелиться напомнить Вашему Величеству о необходимости хорошо укрепить и защитить Архангельск, замок Вашего Величества, и места на побережье. К этой цели стремятся враги этой страны, и, если она окажется в опасности, это приведет к весьма плачевным последствиям, ибо она есть врата королевства Вашего Величества; сюда стекается все необходимое для сохранения владений Вашего Величества, что трудно достичь другими средствами и способами.
И мы надеемся и смиренно умоляем Ваше Величество милостиво принять нашу скромную службу и соображения, происходящие от Ваших верных слуг, которые желают Вашему Величеству и Стране мира и спокойствия, а также безграничного почета и славы.
Написано в Архангельске, замке Вашего Величества, 29 августа 1613 года.
Остаемся вечно преданными и готовыми к приказам Вашего Величества, Джон Мерик и Уильям Рассел.
РГАДА. Ф. 35. Сношения России с Англией. On. 1. № 47. Л. 80–80 об., 83 об. Подлинник. Было сложено конвертом. 250 х 343. На л. 83 об. остатки красновосковой печати. Филигрань – герб города Амстердама, внизу агнец пасхальный (л. 80).
Пометки на обороте: л. 80, внизу запись: Грамота, что писали из Арганхельского города к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всея Руси Иван Мерик да Вилиям Мерик, что оне ту грамоту, что король их писал к властям белим и к бояром Московского государства, послали оне к нему, государю, с Фабином Смитом, да оне карабли изготовили про ево государевых послов, которим ити в Аглинскую землю и к цесарю и к датцкому да про фрянчюженина, которой приехал смуту делати.
Л. 83, посередине листа адрес (на английском языке): То the righte highe and mightie Emperor Lord kinge and greate Duke Michaell Pheodorowich of all Russia.
Рядом пометка: Переведенъ 122-го сентября в..., а прислал тот лист Иван Ульянов да ...лей Русиль аглинские гости.
Список. Там же, л. 81–82 (синхронный); английский идентичный текст на л. 81 с теми же подписями и адресом на обороте листа (также было сложено конвертом со следами красновосковой печати). Филигрань – герб города Амстердама, внизу крест с литерами [CW] (л. 81).
Запись на л. 82 об.: Лета 1613-го году. Грамота, что писали из Арганхельского города к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всея Руси Иван Мерик да Ульян Русель, что оне про ево государевых послов изготовили карабли, которим ити в Агленскую землю, к цисарю, к датцкому, да что у них грамота от государя их Якуба короля к митрополитам и ко всему духовному чину, и оне ту грамоту послали к ним с товарищем своим с Фабияном Смитом, да о фрянчюском немчине, которой хотел учинити смуту.
Из дела о приезде и пребывании в Архангельске в 1613 г. английских послов Джона Меррика и Уильяма Рассела (Русселя).
№ 17
1613 г., 23 августа (2 сентября). – Указная грамота царя Михаила Федоровича (из Посольского приказа) в Архангельск воеводе И. М. Пушкину и дьяку П. Григорьеву с распоряжением о розыске присланных из Гамбурга Ж. Маржеретом трех немецких купцов, их допросе и усилении мер предосторожности в крепости, за городом и «на море». /л. 41/
От царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии на Двину в Арханильской город воеводе нашему Миките Михайловичю Пушкину да дьяку нашему Путилу Григорьеву. [335]
Ведомо нам учинилось, что польского и свейского короля умышленье, над Архангильскимъ городом промышляют тем, как бы им Архангилской город и Соловетцкой монастырь взяти. А промышляют деи от польского короля Яков Мержерет, Московского государства изменникъ, а ныне де он живет в Амборхе. А ссылка у него о томъ со француженином с Петромъ Лавиллом, которой преж того был в Московском государстве съ Яковом с Пунтусовымъ и Ладогу за крестным целованьем взял. А ныне де есть у Архангильсково города Якова Мержерета три человеки торговых немецъ, а приехали деи на караблех из Амборха. А преж де сего они у Арханьильского города в прошлом году были ж, а привозили де с собою от Якова Мержерета продавати, что грабили в Москве съ Яковом Мержеретом чарки и ковши серебряные, и ожерелья жемчужные, и жемчюг, и церь/л. 42/ковное всякое золотое, и серебряное, и жемчюжное. А одново де из нихъ зовут Киремберхъ. /л. 42 об./ 297 А [большое] де у них умышленье, какъ карабли станут приходить к Арханильскому городу да как карабли пойдут за [море] от Орханильские пристани, и в пор.. .приходить к Арханьильскому горо[ду] с тем кораблем.
298 И вы б у Арханьильсково города про то сыскали накрепко неметцкими торговыми людьми себе тайно: такие люди Якова Мержерета ныне и преж сего 299 из Амборха к Арханьильскому городу бывали ль, да будет были, и какие с ними товары были, и такие приличные товары, какъ в сей нашей грамоте писано с ними были прошлого году 300, были ли. И будет такие товары с ними были, и кому оне те 301 товары продавали, и в таможне в записке такие товары у них объявилися ль, и ныне те люди от Арханьильсково города были и [те] товары у них объявились, и ныне они у Арханьильсково города есть, за море ещо не пошли, и вы б ихъ за море не отпущали, велели им быть у Арханьильсково города и приставов к ним приставили добрых и велели их беречи, и товары их, что у них ихъ товаров есть, и письмо всякое велели переписать и запечатать и беречь велели до указу. А сыскали б естя подлинно, будет прямо Яковлевы люди, и вы б такъ делали. А с ын[ыми] с торговыми людьми не ссортеся, и тем торговым людем, с которыми они были на карабле, никоторого бы естя лиха и тесноты не учинили, а про них сказали, что они люди Якова Мержерета, а Яков Мержерет Московскому государству зрадца [336] и ведомой враг и розорител[ь]. Преж сего приехал он к царю Борису /л. 43/ служити ис Цесаревы области, и царь Борис пожаловал был его поместьи и вотчинами многими и денежным жалованьем большим и велел ему быти у иноземцов в ротмистрах. И он, забыв к себе царского величества жалованье, с польскими и литовскими людьми Московское государство жег и разорял и всякое зло чинил, и награбясь богатества, отшел в Польшу к польскому королю. А техъ людей к Арханилскому городу прислал лазучеством по умышленью Жигимонта короля. А до иных ни до кого дела нет. А однолично б есте про техъ Яковлевых людей сыскивали накрепко и роспрашивли про них себе тайно, да будет они Яковлевы люди, и вы б над ними такъ и делали, как в сей нашей грамоте писано. А с ыными б вамъ иноземцы однолично не ссоритца и страху в ыноземцы, которые тут у Арханьильского города, не положити и вперед бы темъ торговых людей от Арханьильской приста/л. 44/ни не отогнать, делали б есте то, смотря по тамошнему делу, а не норовя и не покрывая ни по ком.
Да нам же великому государю ведомо учинилось: торгует де ныне у Арханьильского города Амстрадама города Исак Масам 302, а нам де великому государю и нашему государству тот торг[о] вой человекъ доброхотает и многих людей про умышленье над Арханьильским городом ведает подлинно. А зимовать де тому Исаку здеся.
И будет таков торговой человекъ амстрадамец Исакъ Масам ныне у Арханьильского города, а за море еха[ть] не хочет, а хочет зимовать здеся, и вы б велели ему быти у себя тайно и сказали ему наше царское жаловальное милостивое слово, что ведомо нам великому государю про него учинил[ось], что он намъ великому государю служит и нашему государству доброхотает. И мы великий государь велели ему ехать к нам к Москве видети наши царские очи, и он бы к нам, великому государю, к Москве ехал, и подводы б есте ему дали /л. 45/ и пристава с ним до Москвы послали.
А будет [ли] он зимовать здеся не похочет, а похочет еха[ти] за море, и вы б его допросили тайно: ведомо н[ам], великому государю, что он нам служит и нашему государству доброхотает и ведает некоторых людей на наше государское лихо и на наши государства с полскими и с литовскими и с свейскими людьми ссылку и над Архангилским городом умышленье. И он бы про то сказал вам, [337] ни на кого не затеявъ и ни по ком не покрыв, вправду, хто на наше государское лихо и на наши государства с полскими и с литовскими и с свейскими людьми над Архангилским городом умышляет и какие люди и что ихъ над Архангилским городом умыслъ. А какъ он про то скажет правду, и мы его за то пожалуем нашим царским великим жалованьем и торговати ему велим в наших государствах невольно и службу его нагородим нашимъ царским жалованьем. А что он вам скажет, и у вас то будет однолично никому не пронесено. Да что он про кого скажет, и вы б то велели записати, а записал бы то диакъ Путило своею рукою. А иной бы нихто из руских людей и из иноземцов того однолич[но не] ведал, чтоб в том ссоръ не было... однолично учинити та[йно] и нико[му] /л. 46/ того не объявити. И того торгового человека Исака Масана нашим жалованьем обнадеживать гараздо и разговаривать ему всякими мерами, чтоб он про то про все сказал правду, не боясь никово.
Да о том бы есте о всем к намъ отписа[ли] наскоро с нарочным гонцом: Якова Мержерета люди у Архангилского города есть ли, и будет есть, и что у них каково товару, перепишите, и кому велите беречь, или они бы уехали за море, и с которыми торговыми людьми приезжали, и в прошлом году были ли, и с какими товары в прошлом году и сего лета приезжали. И что вам скажет в роспросе амстродамец Исак Масан ил[и] здеся оставается, и вы его пришлите к нам, и с кем его отпустите, о том бы есте о всем к нам отписали подлинно наперед ихъ наскорое, дав подводъ с лишком. А отписку велели отдати в Посолском приказе диак[ом] нашим думному Петру Третьякову да Саве Романчюкову. 303
И как к вам ся наша грамота придет, и вы б в Архангилском городе жили 304 с великм береженьем, сторожи б на море и за городом и на городе караулы были безпрестани, и сами б есте надзирали, чтоб безвестн[о] /л. 47/ с моря никакие воинские люди не пришли и лиха не учинили. И от торговых бы есте люд[ей] ото всяких иноземцов велели во всем береженье держати, чтоб оманом какова дурна над городом не учинили, и в караулех бы есте велели разсматривати и [ме...] розслушивати и примечать, не чаят ли в которых торговых людех лазучества и оману и в караблех их наряд и стенобитны[х] каких хитростей.
А стрельцов в Архангел[ьском] городе велено прибавити. А послан о стрельцехъ к вам нашъ указ из Ноугородцкие чети. И вы б [338] однолично жили с великим береженьем и всяких вестей у всяких л[юдей] проведывали себе тайно всякими мера[ми] и к нам писали о том в Посольской приказ почасту. А сей бы у вас нашие грамоты оприч вас од[но]лично нихто не ведал, ни Ивану Ульянову, ни ино-земцом про нее не пронеслось.
305 А 306 которые будет немецкие торговые люди 307 у Архангилского [го]рода зазимуют или те Яковлевы люди у Мержерета Киремборхъ [дальши] и за море... карабле..., и вы б о том отписали и имена... хто имянем и которого гор... /л. 47 об./.. .в Московском государстве зимовать хотят, велели отдать в Посольском приказе. Писана на Москве, лета 712. августа в 23 день.
РГАДА. Ф. 35. Сношения с Англией. On. 1. № 47. Л. 41–47об. Отпуск. 339 х 148; 395 х 135; 344 х 135; 342 х 133; 345 х 127; 350 х 123; 368 х 130. Листы ветхие, повреждены по краям, реставрированы, имеются утраты текста. На л. 43 фрагмент филиграни типа «кувшин», на остальных листах водяные знаки утрачены.
Из дела о приезде и пребывании в Архангельске английских послов Джона Меррика и Уильяма Русселя в июне – 1613 г.
№ 18
1615 г., 1(11) сентября – 1616 г., 31 августа (10 сентября) 308. – Приказная выпись (Посольского приказа) о размерах поместного и денежного жалованья иностранцам-наемникам на российской военной службе со сведениями за 1601–1616 гг., в том числе об окладах 1601 г. Ж. Маржерета /л. 1/
В 109-м году при царе Борисе учинены были выезжим немцом, которые выехали с посланником с Офонасьем Власьевым ис Цесарские земли поместные и денежные оклады
700 чети, денег 80 рублев
Капитан Яков Мержерет... [339]
... 40 рублев
Давид Ги[л]6ертъ
Робертъ Думбар /л. 2/
по 400 чети 35 рублев
[Прапоірщик Яков Гокъ
30 рублев
Ново[креще]н [Ондрей] Лет
Да при государе царе и великом князе Михаиле Федоровиче всеа Русии выехали на его государево имя Шкотцкие земли немцы Роман Орнъ с товарыщи 4 человека. А государевым жалованьемъ поместными и денежными оклады поверстаны все поровну 450 чети денег по 25 рублев человеку.
Да смоленским выезжим ротмистру Бахмату... да Михаилу Желобовскому государева [жалованья] учинены поместные и денежные оклады
Михаилу 600 чети денег 40 рублев
Бахмату 500 чети денег 30 рублев
А иным шляхтам меньши, смотря по отечеству. /л. 3/
А прежние иноземцы, которых ведали в Посолском приказе, верстаны:
По 40 Рублев по 500 чети
Давыд Гилбертъ
[Роберт] Думбар
По 35 Рублев
[Поручик Яков...]
Новокрещен Ондрей Лет
Да ныне внове верстаны Шкотцкие земли выезжие немцы Роман Орнъ с товарыщи 4 человека помесными оклады по 450 чети, денежными [по] 25 рублев.
РГАДА. Ф. 150. Дела о выездах иностранцев в Россию. On. 1. 1601. № 1. 77. 1–3. Подлинник. 193 х 135; 370 х 138; 296 х 140. Сохранившийся фрагмент выписи имеет утраты текста, документ реставрирован.
Публ.: Мулюкин А. С. Приезд иностранцев в Московское государство: Из истории русского права XVI и XVII веков. СПб., 1909. Приложения. С. 266-267.
Текст воспроизведен по изданию: Жак Маржерет. Состояние российской империи. М. Языки славянских культур. 2007
© текст - Лаптева Т. А., Назаров В. Д., Алексинская Т. Н. 2007
© сетевая версия - Strori. 2011
© OCR - Засорин А. И. 2011
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Языки славянских культур. 2007


Комментарии
199. Документ датируем по следующим основаниям. 20(30) июня 1613 г. последовало распоряжение о назначении этих лиц послами в Англию, а 3(13) июля датирована память властям в Архангельск с необходимыми указаниями по поводу посольства. В Москву послы вернулись 20(30) октября 1614 г.
Зюзин Алексей Иванович – из старотверского боярского рода. В боярском списке 1602–1603 г. – выборный дворянин по Костроме с окладом в 450 четей. В кормленой книге Галицкой четверти отмечено, что он получил жалованье (его оклад равнялся 12 рублям) в 1603 г. на два года вперед «для сибирские службы»: по разрядам он получил в феврале 1603 г. назначение в Пелым. Точный год его возвращения в Москву неизвестен, но к январю 1608 г. в столице был: участвовал в свадебных церемониях царя Василия Шуйского. В октябре 1610 г. (и позднее) – воевода в Великом Устюге, зимой 1612–1613 г. – воевода в Каргополе, где успешно отбивает атаку «литовских людей и черкас». После возвращения из Англии был членом посольства (вторым) на русско-шведских переговорах о мире при посредничестве Англии (роль посредника исполнил Дж. Меррик) и Нидерландов в 1615–1616 гг. Они завершились подписанием Столбовского мира 27.02(9.03).1617 г. За эту службу получил чин окольничего 1(10) августа 1617 г. Наименование А. И. Зюзина наместником Шацка имело этикетно-дипломатический характер и не несло в себе никакого внутриполитического содержания. Умер Алексей Иванович в 1618/19 г.
Дьяк Алексей Григорьевич Витовтов – дьяк в Первом ополчении под началом боярина Д. Т. Трубецкого: посылался от него в начале июня 1612 г. в Ярославль к предводителям Второго ополчения и «Совету всей земли» с раскаянием за признание в марте того же года Лжедмитрия III и принесение ему присяги. Был дьяком в объединенном Ополчении. Подписал Утвержденную грамоту об избрании царем Михаила Романова. По возвращении из Англии служил в Разбойном приказе и в Новгородской четверти (Сухотин. Четвертчики. С. 23; Богоявленский, Рябинин. С. 4, 64; Белокуров. Грамота. С. 82; Он же. Записи. С. 269; РК 1475–1605 гг. T. IV. Ч. 2. С. 54; Станиславский. Двор. С. 262; Посольская книга. С. 40, 165, 174; Лисейцев. Посольский приказ. С. 333, 336; Веселовский. Дьяки. С. 93-94). – В. Н.
200. Слово посяместа – над строкой.
201. Эта помета проясняет недоумения, возникшие у властей в Ярославле и в Москве по поводу мотивов отправки и места назначения толмача Ульянка Игнатьева. А. Астон и Я. Гиль направили его в Москву, в Посольский приказ, и вез он письмо барона А. фон Флодрофа на имя царя. Полагали они это крайне важным потому, что считали их задержку в Ярославле результатом происков француза де Лискера, еще ранее вызванного в Москву. Послание барона, который сам на прием к царю не стремился, а просил всего лишь об отпуске на родину, как раз и начиналось с тяжких обвинений в адрес де Лискера. Не все понятно в положении У. Игнатьева. Он, бесспорно, летом 1613 г. не был служащим Посольского приказа. Но с другой стороны, он был «назначен» к английским «немцам» по грамоте из Москвы и вытребован в Москву (см. док. № 14.1 и 14.2). Впоследствии, судя по наблюдениям Д. В. Лисейцева, он привлекался в качестве толмача и даже просил денег в Посольском приказе на строительство двора (Лисейцев. Посольский приказ. С. 36, 173, 182, 358). – В. Н.
202. Пушкин Никита Михайлович начал службу жильцом в опричнине, бывал в 1570–1572 гг. поддатнем рынд у царевича, потом царя. В боярском списке (земском) 1577 г. записан в выборных дворянах по Вязьме с поместным окладом в 500 четей. В боярских списках 1588–1589, 1598– 1599, 1606–1607, 1610–1611 гг. указан дворянином «на Москве» или «московским». Участвовал в выборном Земском соборе 1598 г. В феврале 1603 г. назначен вторым воеводой в столицу Сибири Тобольск (после кн. Андрея Васильевича Голицына). В связи с чем получил жалованье за два года вперед (его оклад равнялся 40 руб.). Вернулся весной или летом 1606 г., во время блокады Москвы Болотниковым командовал в ноябре – начале декабря 1606 г. крупным отрядом в Красном Селе под Москвой, который не давал возможности повстанцам сомкнуть кольцо блокады. В 1608–1609 гг. – воевода на Вологде, осенью 1611 г. – в Ярославле. Подписал Утвержденную грамоту об избрании царем Михаила Романова. В 1614–1617 гг. воеводствовал во Владимире и Арзамасе. Окольничий с 15(25).08.1619 г., умер в 1621/22 г. По выписи 1613 г. за ним было старой вотчины, включая то, что ему было дано за «московское сиденье», – всего 217 четей, старого поместья – 420 четей и «новые дачи, что ему дано при боярех, из поместных земель» 500 четей (Барсуков. Выпись. С. 17; Сухотин. Четвертчики. С. 7; Веселовский. Акты. С. 29–30, 41; Голицын. Указатель. С. 213; Сторожев. Материалы. С. 88; Белокуров. Грамота. С. 80, 81; Он же. Записи. С. 46, 53; РК 1475– 1598 гг. С. 236, 240, 243; РК 1475–1605 гг. T. IV. Ч. 1. С. 76, 129, 136–137; Ч. 2. С. 54; Станиславский. Двор. С. 200, 217, 252, 300; Народное движение. С. 138). – В. Н.
203. Г. Жордания определил, кого следует понимать под странными для французского уха звукосочетаниями – «Фионмаркон», «Фимаркун» и др. Это – Жан Луи де Ногаре и де ла Валетт, герцог Эпернон (Жордания. Очерки. С. 342–344 и след.). В описываемые годы его могущество в политической жизни Франции казалось очень большим. Один из лидеров католической партии с четкой испанской ориентацией. В момент убийства Генриха IV 14(4) мая 1610 г. был с королем в карете и в последующие дни сыграл решающую роль в провозглашении и установлении регентства Марии Медичи, королевы-матери юного короля Людовика XIII. Из числа влиятельнейших членов королевского совета, главнокомандующий («генерал-полковник») пехотой королевства. Весьма значительно увеличил свое состояние за эти годы. Нельзя сказать, какие конкретные мотивы побудили Эпернона начать и даже продолжить некую политическую интригу в далеком восточном углу Европы. Скорее всего, имела место сложная комбинация очень разных по природе предпосылок и мотивов. Видимо, имел значение конфессиональный аспект – противостояние (с оружием в руках) протестантским государствам, или втянутым (как Швеция), или активно задействованным экономически (как Англия и Нидерланды) в события в России. Быть может, относительное и временное успокоение Франции в начале второго десятилетия XVII в. подталкивало герцога к поиску новых сфер приложения немалых сил – отрядов своих сторонников и наемников. Особенно там, где социальный и политический хаос сулил максимум в результатах (политических, экономических) при минимуме затрачиваемых усилий. Как бы то ни было, независимые друг от друга источники подтверждают, что герцог Эпернон предпринимал в 1612–1613 гг. некие шаги в отношении России политического характера. Не исключено, что он делал это под влиянием (по просьбе?) своего племянника. – В. Н., П. У.
204. «Марграф Наруляк» – маркиз Руйяк (или Руайяк), сын старшей сестры герцога Эпернона, Елены Ногаре и маркиза Руйяка из гасконского рода де Го (Жордания. Очерки. С. 341–344). По свидетельству современников, герцог покровительствовал племяннику и не раз выручал его из затруднительных ситуаций. Русским послам во Франции в 1615 г. маркиз признался в своем участии в войсках Делагарди и что «над французскими над ратными людми был начальником». Здесь маркиз погорячился. Как будто не видно оснований у него для полной неправды (об участии в походе М. В. Скопина и Делагарди), но он точно не командовал французскими наемниками (его имени не знают ни Видекинд, ни де ла Вилль). Скорее всего, участие Руйяка было весьма кратковременным. Но, видимо, этого хватило, чтобы возникло желание более предметно погрузиться в российские дела с помощью могущественного дяди. Современники подметили одну из черт в его поведении – «стяжание репутации у иноземцев» (он, кстати, был не против того, чтобы отправиться в Россию послом от Людовика XIII) и стремление к путешествиям. Не исключено, что благодаря этим качествам пылкого маркиза де Лискер оказался в России в 1612 и в 1613 гг., а сам Руйяк побывал в Праге и «тайно» вел беседы с гонцом Второго ополчения к императору где-то в конце 1612 или начале 1613 г. Правда, из источников конкретный предмет обсуждения остается неясным (Жордания. Очерки. С. 345–350 и др.; Nazarov V., Ouvarov P. Les premiers Bourbons et le premier Rovanov: La relation de l’ambassade en France d’Ivan Kondyrev et de Michaïl Neverov // Le Traité de Vervins. P., 2000. P. 473-481). – В. H., П. У.
205. «Московский переводчик Иван Фомин» – толмач и переводчик с английского, шотландского и «большого немецкого языку» Посольского приказа. Его биография детально восстановлена Д. В. Лисейцевым. Англичанин по происхождению, видимо по имени Джон Элмис (судя по майскому письму 1614 г. к нему А. Астона). Приехал в Россию как толмач доктора, а в 15 лет (в 1589 г.) бил челом в службу в Посольский приказ и был принят в качестве толмача и отчасти переводчика. Участвовал в следствии 1601 г. над Б. Бельским – перевел письменные показания врача Г. Юрьева. Не позднее этого года стал ведущим переводчиком приказа с названных языков и на них с русского, выполняя при необходимости и функции толмача (устного переводчика). Был, видимо, в таборах Первого ополчения, в полку боярина кн. Д. Т. Трубецкого, а затем, возможно, в Объединенном ополчении. В 1613–1614 гг. его поместный оклад равнялся 400 четям, денежный – 35 руб. Помимо работы в приказе в Москве, ездил за рубеж с дипломатическими миссиями в качестве гонца, – к примеру, в Империю в 1614–1617 гг. или со специальным поручением (в Данию в 1641 г. за датским королевичем Вольдемаром). Уже в 1619 г. его денежный оклад составлял 60 руб. (с добавлением 5 алтын 4 денег поденного корма), а земельный – 500 четвертей. Новая прибавка состоялась в 1621 г., а к концу карьеры он получал 70 руб. в год (по 10 алтын поденного корма) при 700 четей поместного оклада. Последние упоминания о нем относятся к 1643–1644 гг. «Посланник Ульян Ульянов» – второй английский посол Уильям Рассел или Руссель (Лисейцев. Посольский приказ. С. 357–358). – В. Н.
206. Кн. Михаил Григорьевич Темкин – из старшей линии младшей ветви княжеского дома Ростовских Рюриковичей. В боярском списке 1588–1589 и в походном списке двора 1589–1590 гг. записан в рубрике «князи служилые» в перечне Ростовских князей. В боярских списках 1606–1607 гг. числится в рубрике «дворян на Москве» в начальной их части (в первом списке при его фамилии пометы: «у суда», «на помесье»). В разрядах впервые упомянут в росписи Серпуховского похода головой «у огней» в государевом стану, в мае 1600 г. был первым объезжим головой в Кремле, в 1602 г. – воевода в Кореле. В событиях Смуты практически неразличим. В докладной выписи 1613 г. за ним показано (явно по приказной документации и в отсутствие князя в столице) всего 100 четей поместья, данного «при боярех». В 1613 г. и в 1614–1615 гг. – воевода на Вологде, после чего известия о нем обрываются (Сторожев. Материалы. С. 86; Белокуров. Записи. С. 25, 113, 144; РК 1475-1598 гг. С. 522, 528; РК 1475-1605 гг. T. IV. Ч. 1. С. 99, 105, 134; Станиславский. Двор. С. 213, 297, 321; Народное движение. С. 127). – В. Н.
207. Пушкин Григорий Григорьевич Сулемша совсем молодым человеком начал карьеру жильцом-поддатнем рынды (у царевича, затем и у царя) в опричных разрядах. В боярских списках 1588–1589, 1602–1603, в походном списке двора 1589–1590 гг., в выписках из учетных документов Г. Г. Пушкин записан выборным дворянином по Дорогобужу (первоначально с окладом в 550 четей, затем в 650 четей). Чему соответствовал уровень служебных назначений – рядовым головой (в частности, при строительстве каменной крепости в Смоленске в 1601 г.). При «царе Димитрии Ивановиче» попал в московские дворяне (в этом статусе упомянут в свадебном поезде дворян в мае 1606 г.). Активнейшим образом участвовал в действиях против повстанцев в конце 1606 – середине 1607 г., проявив несомненный воинский талант: не допустил восставших к Владимиру, зимой 1606–1607 г. в значительной мере благодаря его действиям под правительственный контроль были возвращены Муром, Арзамас с уездами и соседними территориями. Один из главных победителей в боях под Серебряными прудами и на р. Восьма. Участвовал в царском походе на Тулу летом–осенью 1607 г. В 1608 г. военная удача его покинула, как, впрочем, первых воевод царя Василия Шуйского вообще (поражение под Болховым, блокада столицы и др.). В 1610 г. участник катастрофического поражения под Клушиным, хотя и сделал безуспешную попытку уговорить наемников не переходить на сторону Речи Посполитой. В боярских списках 1606–1607 и 1610–1611 гг. записан в перечнях московских дворян. В 1610–1611 гг. был вторым воеводой на Вологде, а после перерыва – в 1613–1614 гг. Последняя известная его служба – воевода в Ярославле в 1615–1618 гг. (Сторожев. Материалы. С. 89; Голицын. Указатель. С. 212; Белокуров. Записи. С. 11, 13-14, 18, 25, 44-47, 80, 213, 248 и др.; РК 1475-1598 гг. С. 240, 244; РК 1475-1605 гг. T. IV. Ч. 1. С. 119; Ч. 2. С. 103, 110; Станиславский. Двор. С. 246, 290, 301, 340, 353, 357; Народное движение. С. 139). – В. Н.
208. «Фрольиондрян», «Фрольюидрян» – еще одно именование герцога Эпернона теперь уже, быть может, согласно особенностям вологодского говора. – В. Н.
209. Кн. Иван Андреевич Хованский Большой – из Гедиминовичей, от кн. Патрикия Наримонтовича, выехавшего на Русь в 1408 г. В его потомстве кн. Хованские представляли старшую ветвь, а князь Иван Андреевич Большой относился к старшей линии фамилии. В боярских списках 1588–1589 г., 1598–1599 г. записан стольником. Первоначально при составлении боярского списка 1606–1607 г. его внесли в раздел стольников, но тут же сделали отметку «в дворянех» и зафиксировали в начальной части перечня «на Москве дворяне». В боярском списке 1610–1611 г. он включен в список дворян, в его начало. Первые служебные назначения типичнейшие для стольника-аристократа. В походах с участием царя кн. Иван Андреевич состоял в стольниках-есаулах (или стольниках-головах и есаулах) в царском полку. В столице это почти исключительно придворные обязанности. Князь Иван как первый или второй рында торжественно оберегал особу царя при приемах дипломатов, знатных лиц (к примеру, датского принца осенью 1602 г. или шведского бастарда Густава в августе 1599 г.), а на пирах, обычно завершающих эти приемы, прислуживал царю и знатным гостям (он, как правило, «смотрел в большой стол» и лишь однажды – «в кривой»). За неполные четыре года кн. Иван Андреевич более 20 раз (реальная цифра еще больше) исполнял обязанности рынды и стольника. К функциям стольника относились также разовые поручения военного или административного характера. Первое воеводское назначение получил в марте 1606 г. при «царе Димитрии», так что начало восстания Болотникова застало его в Орле. Позднее был направлен на помощь кн. И. И. Шуйскому к Калуге. Участвовал в боях при блокаде столицы повстанцами осенью – в начале зимы 1606 г. Зимой 1609–1610 г. командовал отрядом из рати кн. М. В. Скопина-Шуйского, выполнявшим отдельные поручения по очищению от тушинцев Ростова, Кашина. Весной 1610 г. из Ржева шел в сход к главной армии, скорее всего, участвовал в Клушинской катастрофе. Воеводой Ярославля стал где-то зимой 1613 г., его местопребывание и деятельность во второй половине 1610–1612 гг. пока неизвестны. По выписи 1613 г. владел вотчиной в 210 четей (половину этих земель он получил из дворцовых земель «при боярех») и поместьем на 410 четей, также полученным «при боярех» из дворцовых владений. Последнее обстоятельство делало их уязвимыми с точки зрения подтверждения владельческих прав новой властью. Судя по количеству выставленных кн. Иваном конных воинов в 1603–1604 г. (4 человека), его владения если и увеличились, то незначительно. Боярство получил 14(24) марта 1615 г. и уже в этом статусе подписал Утвержденную грамоту царя Михаила Романова. Позднее активно участвовал в политической, военной, дипломатической жизни страны. Кн. Иван Андреевич умер 26 мая (5 июня) 1622 г. (Сторожев. Материалы. С. 86; Барсуков. Выписка. С. 14; Любомиров. Очерк. С. 296; Белокуров. Грамота. С. 78; Он же. Записи. С. 7, 9, 17, 18, 25, 41, 79, 83 и др.; РК 1475–1598 гг. С. 416, 523; РК 1475–1605 гг. T. IV. Ч, 1. С. 34, 74, 82, 98, 102, 106, 110-112, 115-116, 126, 129; Ч. 2. С. 16, 20, 53, 59, 61, 64, 74; Народное движение. С. 133, 137). – В. Н.
210. Головин Семен Васильевич – из старомосковского боярского рода Ховриных-Головиных, шурин боярина кн. М. В. Скопина-Шуйского (кн. Михаил в январе 1608 г. женился на родной сестре Семена Васильевича). В боярском списке 1606–1607 г. – стольник, летом 1608 г. был направлен с кн. М. В. Скопиным в Новгород. Семен Васильевич (наряду с дьяком С. В. Зиновьевым) – основной «автор» с русской стороны комплекта из трех документов, оформивших Выборгский договор. Его условия вырабатывались с конца 1608 г., но основное было сделано в Выборге в январе-феврале 1609 г. (документы были подписаны С. В. Головиным, позднее их действенность была документально подтверждена кн. М. В. Скопиным). Договор имел характер военного и политического союза, направленного против Речи Посполитой, и предусматривал предоставление Швецией вспомогательного конного и пешего войска в 5000 наемников за наем и за уступку Швеции крепости Корела с уездом. В начавшемся в мае 1609 г. походе С. В. Головин был первым воеводой Передового полка. В качестве награды за договор и за успешный поход получил чин окольничего 8(18) апреля 1610 г. (на православную Пасху). Вторым воеводой в Ярославле упомянут еще в 1610–1611 гг. Не позднее апреля 1612 г. во Втором ополчении входил в малочисленную группу думных чинов в «Совете всей земли» ополчения. Участвовал в выборном Земском соборе, подписал Утвержденную грамоту об избрании царя Михаила Романова. В 1613 г. ему принадлежало вотчин на 560 четей с осьминою (включая данные «при боярех» из дворцовых владений) и поместий на 635 четей, включая пожалования нового царя. Стал боярином 21.04(1.05).1622 г., в 1620– 1634 гг. в разные годы был судьей в шести приказах. Умер 10(20).01.1634 г. (Сторожев. Материалы. С. 76; Барсуков. Выписка. С. 3; Белокуров. Грамота. С. 78; Он же. Записи. С. 16–17; 107, 215; Любомиров. Очерк. С. 129–130 и др.; Богоявленский. Судьи. С. 246). – В. Н.
211. Юдин Василий – нижегородский подьячий в 1594–1595 гг., дьяк в Нижнем Новгороде не позднее 1606–1608 гг.; осенью 1609 г. и, видимо, до июля 1610 г. дьяк в приказе Большого прихода в Москве. В боярском списке 1610–1611 г. внесен в перечень дьяков, что предполагает его пребывание в столице еще осенью 1610 г. и, быть может, зимой 1610–1611 г. Не позднее декабря 1611 г. в Нижнем Новгороде и естественным образом вошел в состав приказного руководства Второго ополчения. С июля (и, возможно, с весны) и по середину декабря 1612 г. в Ярославле, под Москвой и в Москве возглавлял Галицкую четверть. 15(25).12.1612 г. отпущен в Нижний Новгород (почти наверняка по семейным обстоятельствам), но уже не позднее февраля–марта 1613 г. он дьяк в Ярославле. Затем был дьяком в ряде городов (Астрахани, Нижнем Новгороде, Ярославле), причем эти службы перемежались службой в московских приказах. Последнее упоминание на службе датируется мартом 1631 г. (Богоявленский, Рябинин. С. 68,71; Любомиров. Очерк. С. 298; Богоявленский. Судьи. С. 313; Веселовский. Дьяки. С. 590–591). – В. Н.
212. Слова ловичю Пивову – между строк.
213. Пивов Леонтий Михайлович в боярском списке 1606–1607 г. записан в перечне стряпчих с платьем (с пометой «на службе под Калугой»), в том же чине зафиксирован в боярском списке 1610–1611 г. с важной пометой «с послы». Имеются в виду «великие послы», причем опубликованные материалы вносят одно уточнение: стряпчий Л. М. Пивов в группе из трех человек был послан к королю Сигизмунду III «наперед». Службы Л. М. Пивова за вторую половину 1611–1612 гг. нам неизвестны (Сторожев. Материалы. С. 83; РИО. Т. 142. С. 182; Народное движение. С. 137). – В. Н.
214. Далее зачеркнуто: об.
215. Начиная со слов А преж де сего – приписано тем же почерком на л. 8 об.
216. Далее зачеркнуто: тебе.
217. Далее зачеркнуто: ко государю.
218. Слова с ним – над зачеркнутым: с ним.
219. Слова у него – над зачеркнутым: у тебя.
220. Слова у него – между строк.
221. Начиная со слов А тесносты ему – между строк.
222. Третьяков Петр Алексеевич – по документу думный дьяк Посольского приказа. Его биография в последнее время стала объектом специальных изысканий Б. А. Куненкова и особенно Д. В. Лисейцева. Поэтому отметим только существенные пункты его служебной карьеры, важные в контексте документов о де Лискере. Предложенная Д. В. Лисейцевым версия о происхождении П. А. Третьякова – из рода Головиных-Третьяковых – при всей заманчивости пока не может быть однозначно принята: не хватает собственно генеалогической аргументации, а также просопографической, связанной с предполагаемыми родственниками в максимальном объеме. С точки зрения личной карьеры П. А. Третьякова, неоспорим его статус подьячего в 1603–1604 гг. (посольство в Данию при А. И. Власьеве), но требует иного объяснения отсутствие его имени в списке подьячих Посольского приказа при Власьеве, тем более, что через полтора-два года он становится первым (старшим) подьячим приказа с солидными земельным и денежным окладами. В июне 1608 г. П. А. Третьяков предпочел столице тушинскую резиденцию нового Самозванца, где получил чин думного дьяка и главы Поместного приказа (впрочем, не он один оказался в том же чине и на той же должности). Вообще, среди приказных Тушина П. А. Третьяков был одним из наиболее энергичных лиц и не только в свою пользу. Зимой 1610 г. он последовал за Лжедмитрием II в Калугу. После вторичного бегства Самозванца из-под стен Москвы Третьяков переходит в королевский лагерь и, лишившись думной приставки, отправляется в качестве просто дьяка с боярином и воеводой И. М. Салтыковым в Новгород. Там пробыл до весны 1611 г. (город и пятины сначала присягнули Владиславу), а потом оказывается в Первом ополчении в позиции думного дьяка (возможно, Поместного ведомства). В январе 1612 г. он снова меняет свой политический выбор, отъехав в Москву. Трудно сказать, какие мотивы им двигали. Важно другое: после капитуляции гарнизона Речи Посполитой и освобождения Кремля П. А. Третьяков практически сразу, в середине ноября 1612 г., становится первым дьяком Посольского приказа (но не думным). Думный чин Третьяков получил через 8 месяцев – 13 июля 1613 г., на третий день, как и положено для такого чина, коронационных торжеств (Д. В. Лисейцев повторил опечатку или ошибку, сделанную С. В. Веселовским). В этой должности Третьяков пробыл в здравии до осени 1617 г., умер после долгой и тяжелой болезни между 16(26) мая и 13(23) июня 1618 г. (Белокуров. Записи. С. 152; Веселовский. Дьяки. С. 522–523; Тюменцев. Смута. С. 548; Лисейцев. Посольский приказ. С. 107-118). – В. Н.
223. Начиная со слов И нам бы вам – между строк.
224. Далее зачеркнуто: што.
225. Далее зачеркнуто: и то.
226. Слово подорожной – между строк.
227. Далее зачеркнуто: к н.
228. Слова немчином отпустите – между строк.
229. Далее зачеркнуто: и что Левонтей.

 230. Слово немчина – между строк.
231. Далее зачеркнуто: возьмет.
232. Слова толмачить некому – вписано над строкой.
233. Павел Томасов – его биография реконструирована Д. В. Лисейцевым. Впервые упомянут в 1601 г., по происхождению шотландец. Был толмачом при устном переводе с немецкого, шведского, голландского. В отличие от Ульянка Игнатьева, П. Томасов был приставлен к приплывшим наемникам приказами из Москвы еще в 1613 г. Почему и когда конкретно его отозвали – остается неясным. Последняя известная в литературе его служба относится к 1617 г. (Лисейцев. Посольский приказ. С. 360). – В. Н.
234. Начиная со слов , а француженину государь – вписано над строкой.
235. Далее зачеркнуто: чтоб они про то ведали.
236. Слово назавтрее – над строкой.
237. Далее зачеркнуто: а.
238. Далее зачеркнуто: есте.
239. Далее зачеркнуто: а то.
240. Слово их – над строкой.
241. Слово вы – над строкой.
242. Слова голову ж – над строкой.
243. Далее зачеркнуто: его.
244. Далее зачеркнуто: будто.
245. Далее зачеркнуто: и пристава Олексея Поленова про то спрашивали есте и не одиножды, для чего он, будучи у немецъ, того не уберег. И Олексей вам сказал то ж, что он к немцом приезжал /л. 64/ временемъ.
246. Далее зачеркнуто: писали есте.
247. Начиная со слов Да преж сего – над строкой.
248. Начиная со слов ехал де он в – над строкой.
249. Слова приставом с Посником Полочениновым – исправлено из: к приставу к Поснику Полоченинову.
250. Над зачеркнутым: обычаю.
251. Исправлено из: обычаем.
252. Слово будучи – над строкой.
253. Слова великий государь – над строкой.
254. Начиная со слов любительного брата нашего – над строкой.
255. Далее зачеркнуто: велено им и отпуск и отпуск.
256. Слово имъ – над строкой.
257. Слово нашего – над строкой.
258. Слова по пригож – над зачеркнутым: гораздо.
259. Далее зачеркнуто: так.
260. Слово учинили – над зачеркнутым: делати.
261. Слова к Москве – над строкой.
262. Исправлено из: сказати.
263. Исправлено из: И.
264. Далее зачеркнуто: было.
265. Далее зачеркнуто: и о.
266. Далее зачеркнуто: положили то.
267. Начиная со слов того, что они толмача – над строкой.
268. Далее зачеркнуто: и в том на вас них (них – над строкой) для иноземства гневу своего не подержали.
269. Слово наше – над строкой.
270. Над зачеркнутым: вам свое.
271. Слова тотчас не задержав – над строкой.
272. Далее зачеркнуто: на них.
273. Слово указ – над зачеркнутым: ответ.
274. Далее зачеркнуто: и отпускъ.
275. Далее зачеркнуто: з датц.
276. Далее зачеркнуто: А после.
277. Начиная со слов буде у вас вь – над строкой.
278. Далее зачеркнуто: и.
279. Между строк зачеркнуто: а не будет кубков, ино деньги по грамоте.
280. Начало вставки между строк другим почерком.
281. Конец вставки между строк другим почерком.
282. Слова послан с Москвы – над зачеркнутым: прислан.
283. Слово думного – над строкой.
284. Слова з добрым – над строкой.
285. Далее зачеркнуто: будутъ.
286. Далее до конца абзаца приписано на л. 68 об. другим неразборчивым почерком под знаком вставки.
287. Далее зачеркнуто: где тот руской малой Ивашка делся и сколько он давно у немец сидел.
288. Далее зачеркнуто: где тот.
289. Далее зачеркнуто: и немчина, которой.
290. Послание датируется по очевидным соображениям. Год («в нынешнем во 121-м году...») назван в самом тексте. Еще в конце июля 1613 г., сам Лискер находился в Ярославле. Следовательно, в Москву он попал не ранее 7–9 августа, где и вел беседы, о которых упоминает послание. Датировку можно, в принципе, сузить – вторая половина августа. Но для данного текста это не имеет значения. – В. Н.
291. Первая строка написана киноварью.
292. Предлог написан киноварью.
293. В рукоп. ошибочно: иноко.
294. Степан Михайлович Ушаков в боярском списке 1606–1607 г. выборный дворянин по Туле с поместным окладом в 550 четей. В правление царя Василия Шуйского направлялся гонцом в Крым, причем его миссии придавалось большое значение. В Первом ополчении С. М. Ушаков вместе с Н. В. Тютчевым отправлялись для переговоров с ногайскими мурзами в Переяславль-Рязанский летом 1611 г. Поездка в Империю в 1613–1614 г. обернулась для Ушакова и Заборовского большими проблемами. Несанкционированное изменение маршрута, официальный характер их приема в Нидерландах и т. п. по их возвращении имели следствием арест всего имущества и изъятие всех письменных текстов, допросы с применением пыток, перекрестные очные ставки. Промашки оказались, однако, несущественными. Впоследствии С. М. Ушаков стал «московским» дворянином, он воеводствовал в ряде городов. Последняя датированная служба относится к 1626 г. (Гневушев. Акты. С. 238–266; Богоявленский, Рябинин. С. 37–44; Голицын. Указатель. С. 264; Народное движение. С. 147, 156–161; Лисейцев. Посольский приказ. С. 128, 188, 244, 262, 333, 334). – В. Н.
Дьяк Семой (Семен) Заборовский – подьячий Посольского приказа в 1590-е гг., позднее был переведен в другое ведомство. Зимой 1610 г. в Калуге, когда и как перешел он к Лжедмитрию II, остается неясным. В конце 1612– начале 1613 г. собирает экстраординарные налоги в Калуге и соседних уездах. После поездки в Империю участвовал в военных действиях, был дьяком в двух приказах (Веселовский. Дьяки. С. 188; Лисейцев. Посольский приказ. С. 347 и др.). – В. Н.
295. По статейному списку, А. И. Зюзин и А. Витовтов прибыли к корабельной пристани в Архангельск 22 августа 1613 г. и отплыли 29 августа, простояв в устье Северной Двины из-за непогоды до 4 сентября (Посольская Книга. С. 175-178). – В. Н.
296. Кн. Иван Михайлович Барятинский Манка в боярском списке 1588– 1589 г. числился среди жильцов, в списке 1602–1603 г. – выборным дворянином по Суздалю с окладом в 400 четей. В конце XVI – начале XVII в. (или только с 1601 г.) воеводствовал в Березове. В 1604 г. был послан для «прибора» казаков в Шацк. В кампанию 1604–1605 гг. его направили в правительственную армию с «большим нарядом» (т. е. с большим парком осадных и полевых орудий). В правление Самозванца был повышен статус кн. Барятинского – он стал «московским» дворянином и в этом качестве участвовал в свадебных торжествах в мае 1606 г. Этот его чин зафиксировал боярский список 1606–1607 г. Последующие перемещения кн. Ивана по центрам власти и силы (когда вынужденные, а когда и добровольные) обследованы Л. М. Сухотиным, И. О. Тюменцевым. Уточним лишь одно обстоятельство: интересующее нас событие, а именно отправку в Данию в качестве посла кн. И. М. Барятинского (он отплыл из Архангельска на последнем в навигацию 1613 г. корабле 10(20) сентября 1613 г.), вряд ли стоит рассматривать как особую милость пришедших к власти Романовых. А кто, собственно, составлял ближайший круг еще не коронованного и совсем недавно добравшегося до столицы государя? Назначение было подготовлено в приказах (Посольском и Разряде), и едва ли не главным условием было наличие возможного кандидата в Москве и его способность (финансово, физически) соответствовать статусу посла и поставленным задачам. И отметим уже подчеркнутое в литературе: кн. Иван умел обернуть в свою пользу если не все, то большинство политических коллизий. Он получил завидные владения от Лжедмитрия II, сумел что-то подтвердить, а что-то получить вновь у московских бояр именем «царя Владислава», немалое сохранить и опять-таки приобрести новые имения при Михаиле Романове. Он еще прослужил более 20 лет и задолго до конца карьеры имел один из самых высоких окладов в своей статусно-корпоративной группе – 1200 четвертей поместного оклада при 120 руб. денежного (Барсуков. Выписка. С. 19–20; Белокуров. Записи. С. 24–25, 41, 80, 135, 199; Сухотин. Пожалования. С. XXII–XXVI, XXXII, 17–25; Народное движение. С. 138; РК 1475-1605. T. IV. Ч. 1. С. 115, Ч. 2. С. 75, 90–91; Станиславский. Двор. С. 207, 261, 300; Тюменцев. Смута. С. 553; Павлов. Государев двор. С. 74). – В. Н.
297. Далее до конца абзаца приписано на обороте под знаком вставки.
298. Далее текст перечеркнут одной вертикальной чертой.
299. Слова преж сего – над строкой.
300. Слова прошлого году – над строкой.
301. Слово те – над строкой.
302. Исак Масам – Исаак Масса, краткую биографическую справку о нем см. в третьем разделе наст. издания, перед отрывками из его сочинения. Здесь же необходимо подчеркнуть прочность связей голландского купца с российскими властями и значение, которое они придавали и информатору, и сообщаемым им сведениям. Выделим также меры предосторожности «тайного» общения, неоднократно формулируемые авторам и письма. – В. Н.
303. Здесь кончается текст, перечеркнутый одной вертикальной чертой.
304. Далее зачеркнуто: есте.
305. Далее до конца другим почерком. некоторые слова неразборчивы.
306. Далее зачеркнуто: буд....
307. Далее зачеркнуто: которые.
308. Дата выписи устанавливается достаточно просто и вполне точно. Упомянутые в ней Роман Орнъ «с товарыщи» (с ним выехало четыре человека) получили «выезжее» и были верстаны денежным и земельным окладами в 7123 году, т. е. в период с 1(11) сентября 1614 г. по 31 августа (10 сентября) 1615 г. (РГАДА. Ф. 35. Oп. 1. № 52. Л. 112-113). Несколько позднее был поверстан Михаил Желобовский. В деле 1632 г. выписаны на пример жалованье за выезд и оклады, в том числе случай выехавшего в 7124 году шляхтича Михаила Желиборского (цифры его оклада здесь абсолютно идентичны тем, что указаны в публикуемом нами документе). Небольшая разница в написании фамилии значения не имеет (АМГ. Т. 1. С. 433). Понятно, что датирует источник именно эта запись как более поздняя. Иначе говоря, выпись в настоящем виде была составлена с 1(11) сентября 1615 г. по 31 августа (10 сентября) 1616 г. – В. Н.

ESTAT DE L'EMPIRE DE RUSSIE

Ж. МАРЖЕРЕТ В ЗАРУБЕЖНЫХ ДОКУМЕНТАХ

№ 1


1612 г. 29(19) января. – Письмо Ж. Маржерета из Гамбурга Дж. Меррику 1 в Англию с изложением событий в России [385]

ПЕРЕВОД
Ваша милость! 3
Я не мог упустить случая, чтобы не изъявить моей готовности к вашим услугам и кратко не уведомить вас о Москве: она не совсем в таком положении, в каком мне хотелось бы видеть ее.
Я оставил мастера Брюйстера 4 в добром здравии; но через три дня после моего отъезда город внутри Красной стены был выжжен некими огненными ядрами, брошенными в него Русскими 5; уцелели только три дома: Английское подворье превращено в пепел, мастер Брюйстер принужден был поселиться в дворцовом погребе, не имея друзей, кроме Мстиславского 6.
Генерал Ходкевич 7 прибыл в Москву и, оставив достаточное число людей для охранения замка и Красной стены 8, со своим войском отправился на Рязань, откуда он с большими хлопотами послал на определенных условиях [людей] по реке Сагье 9 на Волгу за съестными припасами для осажденных Московитами в замке Поляков.
Король Польский решился сим летом приехать в Москву, и если Русские не получат помощи со стороны, что маловероятно, то сбудутся мои слова, которые я писал к вам в последнем письме, то есть они должны будут покориться. Пишу к вам кратко, в надежде отправиться через Англию во Францию и там с вами увидеться.
Примите, Ваша Милость, эти несколько строк в удостоверение всегдашней готовности служить Вашей Милости и проч., на чем кончаю в спешке.

Публ. (на английском языке): Hakluytus Posthumus or Purchas 2 His Pilgrimes contayning a History of the World in Sea Voyages and Lande Travells by Englishmen and others by Samuel Perchas, Third Part, book 4, chap. 9, P. 780–781. London, 1625.
Публ.: Перевод на русский языке купюрами впервые издан: Устрялов Н. Г. Сказания современников о Димитрии Самозванце. СПб., 1832. T. III. С. 219–220; третье, исправленное издание см.: Сказания современников о Димитрии Самозванце. СПб., 1859. Ч. 1. С. 417.


№ 2

[Июль–октябрь 1613 10]. – Проект оккупации русского Севера 11, представленный английскому королю Якову I. [390]

ПЕРЕВОД /f. 220/
Государь,
Ваше Величество да соблаговолит рассудить, чтобы разрушить происки и замыслы, которые всегда вынашивали Паписты с целью стать твердой ногой в России посредством королей Польши. Как это было во времена покойного короля Стефана, который, завоевав большую часть России, при содействии Понтифика заключил мир с правившим тогда Иваном Васильевичем по прозванию Тиран, в надежде при помощи заключенных секретных соглашений присоединить со временем все его земли к лону этой матери блуда. Но их замысел остался безуспешным, и тогда, не обескуражившись, снова стали подбираться [к русским землям] посредством Димитрия, в чем их надежды рухнули и были похоронены с его смертью. Тем не менее, они продолжают замышлять новые заговоры и испытывают фортуну при ныне правящем короле, и при его посредстве настолько преуспели, что, кажется, только Господь воспротивился этому, чтобы сорвать их продвижение [391] и помешать возведению этого Вавилона, и также, дабы открыть глаза и придать смелости Вашему Величеству, одаренному столь редкими и прекрасными доблестями, коего он избрал защитником веры. Бог вложил вам в руку силу не только для того, чтобы воспрепятствовать указанным намерениям – столь опасным и несущим вред истине Евангелия, что никто не может себе это представить, но [также] и для того, дабы привести к истинному познанию Бога эту нацию. И хотя может показаться, что удобный момент [для этого] уже прошел, в то время, как враги не прекращают строить козни и злоумышлять, чтобы снова пойти по тому же пути, что, как мы видим, они и сейчас делают, я могу заверить Ваше Величество, что если бы не зависть и опасения короля Польши в отношении своего сына, дела России не были бы в таком состоянии, как сейчас. Конфедераты предложили королю вернуться туда, после получения от короля своей платы, с тем условием, чтобы он послал принца, своего сына, вместе с ними, и они согласились даже не просить более платы от польской Короны, а вместо этого добиваться себе содержания только в России. Штаты этим удовольствовались, и сам король был согласен [это] принять, но при условии, что он сам лично поедет вместе со своим сыном, с чем конфедераты не хотели соглашаться. Я нисколько не сомневаюсь. Сир, что если бы они поехали, как это предполагалось, они могли бы легко достигнуть своих целей и далее продолжать осуществлять свои намерения. Я могу заверить Ваше Величество, что сам король лично готов и расположен ехать, к чему подталкивается помимо иезуитов и королевой (последней не без причины). Я верю, что хотя большая часть Сейма этому воспротивится, они удовлетворятся при названном условии, что туда отправится принц, если король это дозволит. [Принц] там смог бы сильно помочь делу Смоленска, и не верится, чтобы они не выполнили бы всего необходимого, чтобы удержать его в своих руках, поскольку осада стоила стране весьма значительной суммы денег. Нельзя судить о том, какое решение может быть принято на ближайшем Сейме. Король имеет на своей стороне всех церковников, но без собственной группировки, что полностью закрывает ему путь, который пока еще открыт Вам, Сир, чтобы воспротивиться всем этим намерениям и осуществить столь прибыльное предприятие. [392] /f. 220 v./
Каковое [предприятие], Сир, по моему мнению, является достаточно легким, поскольку страна сегодня все еще находится в расколе и открытой распре как между различными группировками, одни из которых тайные, другие явные, как поляки, шведы, те, кто поддерживает Заруцкого со вдовой первого Димитрия и ребенком от самозванца второго Димитрия, не считая различных знатных, которые стремятся к короне, так и между теми, которые кажутся объединенными и силой или по дружбе подчинившиеся тому, кто правит ныне. Ибо не может без обиды для знати и большей части страны быть то, что против их воли казаки, которые есть ни что иное, как сборище отребья и изгоев, большая часть которых многократно заслужила смертной казни, избрали названным образом ребенка не за его возраст и образованность и, тем более, что он по крови не принадлежит к королевскому роду, к которому принадлежали Димитрий или Федор, сыновья Тирана, ни даже к достаточно великому и знатному дому, так как в стране есть более великие, не был он воспитан и образован настолько, чтобы долговременно править страной. Его отец был епископом или митрополитом, сейчас являющийся пленником польского короля, [сам же он] малоопытен в государственных делах. Все это дабы вертеть им, как им [казакам] заблагорассудится, что в настоящее время и происходит, так, что им дозволены любые дерзости, сами устанавливая закон всей стране, оседлав дворянство, и, можно сказать, причиняя такой ущерб, которого, можно сказать, не смог бы сделать никакой враг, разве что они не сжигают дотла города и села. Таким образом, по общему мнению людскому, нельзя не ждать общего бунта страны при первом же случае, эта страна – страна завоевания, где хозяином является каждый, кто имеет в руках некоторую силу. И так как никого, способного править или способного своим авторитетом усмирить волнения, меж ними нет, то они сами это правильно поняли и признали своим выбором, который они сделали в пользу польского принца, а значительная часть страны – принца Швеции.
Итак, по моему суждению. Ваше Величество, можно начать предприятие следующим образом, а именно: набрать около трех тысяч человек и высадить их под предводительством генерала, подходящего для такого дела, благоразумного и рассудительного, [393] который будет иметь перед глазами честь и службу Вашему Величеству, а не добычу, и, прежде всего, не упрямого, но готового внимать совету и способного всячески сообразовываться со временем и условиями страны, уполномоченного Вашим Величеством с письмами и открытыми грамотами, дабы посылать их по всей стране, содержащие доводы, по которым вы пустились в это предприятие. И приказать захватить землю в Архангельске, месте весьма подходящем и удобном, чтобы продвинуть дело, благоприятствовать успеху Вашей армии и доставлять неудобства противнику. И далее, захватывая крепости, среди которых нет крупных, продвигаться к Москве. Нет никаких сомнений, ваша армия будет с радостью встречена большей частью людей той страны, которые пребывают постоянно в /f. 221/ страхе как от собственных казаков, так и от прочих врагов, которые не прекращают рыскать по всей стране, как это было еще прошлой зимой. Это настолько изнуряет их, что они мечтают единственно о том, чтобы иметь какого-нибудь иноземного государя, под которым они могли бы наслаждаться надежным миром. Но в первую очередь необходимо, чтобы в Вашей армии был хороший порядок и дисциплина, при них можно без единого выстрела стать хозяином земель до Вологды или Ярославля, который находится в 50 немецких лье от Москвы, метрополии страны, что будет составлять 300 немецких лье от [первоначально] завоеванного края, и в зависимости от времени и случая, можно двинуться и дальше. На случай, если понадобится предупредить некоторое сопротивление, которое в любом случае не может быть большим, даже если страна не захочет подчиниться, можно будет произвести военный набор по землям с тем, чтобы разместить некоторое количество этих набранных в гарнизонах, а затем завершить победу, которая достанется достаточно легко, что показывает пример поляков и шведов (с ничтожной силой одержавших большую победу, которую смогли бы развить, если бы не беспорядок и слабая дисциплина в их армиях). Тем более, Сир, что Ваше Величество завладеет портом Архангельска, на который у них вся надежда, они тем самым не только будут разорены во всей своей торговле, но также лишатся надежды на получение помощи из военного снаряжения и прочего необходимого, по большей части идущего из этих краев. Таким образом, они будут [394] принуждены покориться тем или иным манером, в первую очередь, если использовать совет управлять только сообразно стране и не вести себя вызывающе. К тому же, войдя в страну, Ваша армия, всегда в случае необходимости, может получить по суше помощь от монсеньора принца де Радзивилла, в любой час, весьма скорую при надобности и без больших затрат.
Что до расходов, Сир, они будут не столь велики, как это можно было бы вообразить, поскольку, зная характер страны и взимая честную, терпимую и разумную контрибуцию с покоренной страны продовольственными припасами и деньгами и без дерзостей, ею можно было бы оплатить большую часть армии (что я могу показать более подробно), вплоть до полного завоевания. Самые большие расходы нужны для первой высадки, в которых, как я убежден, Сир, подданные Вашего Величества, торговцы торгующей там компании, охотно примут участие, чтобы затем единственными вести там торговлю. И если затем по каким-то соображениям Ваше Величество не захочет приступить к полному завоеванию страны, оно может заключить такой договор, какой ему заблагорассудится, имея, как говорится, картбланш, и могли бы заставить избрать такого государя, какого захотите, и с теми условиями, каких пожелаете.
Закончив предприятие, как уже сказано, без большого пролития крови из-за вышесказанного их желания быть под защитой иноземного государя, освобожденными от смуты и тягостей войны, от которых они в конец устали и изнемогли, чтобы иметь возможность наслаждаться спокойным и прочным миром, как они воображали себе добиться под Поляками, а затем под Шведом, их после будет нетрудно убедить прислушаться к некоторой реформе или церковному собору. Это вне всяких сомнений достижимо, если заставить их понять заблуждения по поводу Ветхого и Нового завета, тем более, что они у них сегодня переведены, /f. 221 v./ и впоследствии принять истинное слово Божие. Благо, что публичное отправление религии всегда было дозволено у них тем, кто принадлежал к [реформированной] Религии со времен тирана Ивана Васильевича, [когда] после завоевания им Ливонии, он разрешил приведенным туда пленникам построить две церкви в городе Москве, где они публично вели службу, и если бы не их [395] гордыня, они были бы им сохранены, вместо чего их храмы были враз разрушены, а все они ограблены и разорены за невоздержанность. Но незамедлительно вскоре после этого им было отведено место в четверти лье от города, чтобы построить там другую церковь, что было им дозволено не только в названном городе, но и в различных других, а именно Серпухове, Туле и Нижнем Новгороде, куда они перебрались и продолжали совершать службы без каких-либо беспокойств до этих последних войн. То, что я об этом говорю, Сир, служит тому, чтобы показать Вашему Величеству, что они всегда признавали тех, кто принадлежит к [реформированной] Религии, в то время как к римской церкви, которую они еще зовут латинской, они всегда испытывали отвращение и ненависть как к самой опасной ереси, какая когда-либо была, чувствуя омерзение и пребывая в невежестве относительно латинского языка по причине [своей] Религии. Так что будет легко с помощью Бога (который, несомненно, даст успех столь святому делу) довести дело до желанного конца, чтобы осуществить которое, Сир, коли Ваше Величество будет иметь вкус к этому, я предлагаю себя весьма смиренно и посвящаю [себя] с любовью служить Вашему Величеству, поскольку считаю себя способным на это в силу того немногого знания, которое имею об этой стране, их делах, силах, порядке дисциплины и того, что можно там делать, каковым обладаю, побывав там, служив и быв удостоенным прекрасной должности, немало не сомневаясь. Сир, что Бог явит конец [данного предприятия] к своей чести и славе и посрамлению врагов своей веры и большому удовольствию Вашего Величества и радости всех верных, к невообразимой пользе, которая произойдет из того, что эта огромная страна под повиновением Вашего Величества будет приведена к истинному знанию Бога, который сделал вас ужасом антихриста, грозой турок, страхом татар и всех ваших врагов.

Public record office, State papers 91/1, ff. 220–221. Подлинник.
Публ.: Dunning Ch. A letter to James I Concerning the English Plan for Military Intervention in Russia // Slavic and East European Review. Vol. 67. № 1. January 1989 P. 94–108 на фр. яз, с англ. пер.


№ 3

1619 г. 9(19) мая [9 мая/29 апреля?] 12 – Письмо Маржерета из Байройта 13 в Гейдельберг французскому посланнику при курфюрсте Пфальцском 14, барону Этьену де Сент-Катрину 15 с информацией о текущих внешнеполитических событиях и частных вопросах [397]

ПЕРЕВОД
Месье,
возвращаясь из Польши, мой курьер привез прилагаемое [письмо] господина де Ла Бланка 16, на [важности] которого он весьма настаивает, хотя я опасаюсь, что оно давнее, так как курьер вернулся после того, как я побывал в Лейпциге, где находился две недели. Тем скорее я послал его в Миремберг 17, с тем чтобы оно там не задержалось. Что до новостей, которые в нем содержатся, то в нем ничего иного, как окончание Сейма и трех поборов, на которые было дано согласие, и было решено, что на границах будут держать 24000 человек, чтобы препятствовать набегу татар, а также казакам будут посланы деньги и ткани с тем, чтобы они старались наносить татарам ущерб на своих собственных землях, поскольку Великий хан написал королю весьма дерзкое письмо. Что же до турок, то посол Польши, пребывающий в Порте, подает надежду на мир. Тем не менее, если произойдет обратное, постановили посполитое [398] рушение 18, о чем, я думаю, вам основательно напишет господин де Ла Бланк. Солдаты, которые выступили с принцем Московским 19, о чем мне написали из Вильны, объединились; согласно новостям, которые поступили туда в тот момент, когда письмо ко мне уже хотели запечатать, [они] сами начинают бесчинствовать.
Что до волков, вот что написал мне господин Ла Бланк: «О волках: я посылаю вам их пять, самых лучших, каких мог найти, намного лучше тех, что я посылал господину де Сент-Катрину в прошлом году, но они дороги и их невозможно найти. Господин де Сент-Катрин попросил еще одного, но я не смог его найти во всем городе, и мне пришлось приказать купить его на ярмарке в Торне 20. Они стоят 8 флоринов 10 грошей за штуку, что составляет 5 рейхсталеров 5 грошей и еще 15 грошей, чтобы их упаковать. Я не мог обойтись суммой ни на лиард 21 меньше, чему свидетель господин Робохам. В настоящий момент они очень востребованы, поскольку куницы столь дороги». До этих пор [текст] господина Ла Бланка.
Доставка до Лейпцига 22 стоит один рейхсталер, вот и все, что я могу сообщить Вам в настоящее время за неимением других новостей. С чем смиренно целую ваши руки, умоляя вас и дальше принимать во мне участие, в чем был, есть и пребываю,
Месье, Вашим покорнейшим и преданнейшим слугой,
Маржерет
Надеюсь, Бог поможет проделать путешествие в Польшу через месяц, и если вам угодно поручить мне что-либо, уведомьте меня об этом. Я прошу смиренно поцеловать за меня руки господину де Виларнону, господину Энгельхайму 23. Мое любопытство заставило меня распаковать волчьи шкуры, я нахожу их приличными, но их следует выбить и выправить, так как они все смялись. Я велел их снова упаковать.
Пометы на обороте: Адрес – Господину,
Господину де Сен-Катрину, советнику христианнейшего короля и посланнику его Величества при светлейшем курфюрсте Палатинском.
Гейдельберг
Чуть ниже и рядом с адресом помета о получении – [399]
[от] г. Маржерета, 9/19 мая, получено 22 июня, с 5-ю волками. 1619 (другим почерком XVII века).

Bibliothèque nationalle de France, Ms. fr. 4117 f. 131. Подлинник.
Публ.: 1. Chevreul H., Estat de l’Empire de Russie, et Grand Duché de Moscovie avec ce qui s’y est passé déplus mémorable et Tragique, pendant le règne de quatre Empereurs: à sçavoir depuis l’an 1590 jusques en l’an 1606, en Septembre, par le capitaine Margeret. Novvelle édition, précédée de deux lettres inédites de l’auteur et d’une notice biographique et bibliographique par H. Chevreul Paris, 1860. P. XIX–XXI (на фр. языке); 2. Болдаков. Сборник материалов. С. 91–94 (французский текст с переводом на русский).
Первый перевод на русский язык опубликован: Болдаков. Сборник материалов. С. 91–94.


№ 4

1619 г. 9 (19) июля [9 июля/29 июня?]. – Письмо Маржерета из Байройта в Гейдельберг французскому посланнику при курфюрсте Пфальцском, барону Этьену де Сент-Катрину с просьбой ходатайствовать в финансовых делах князя Радзивилла [401]

ПЕРЕВОД
Месье,
вы слышали ранее о банкротстве Лейпцеллера 24 и как он остается должным сумму господину принцу Радзивиллу 25, которую [Радзивилл] передал ему на хранение как часть дуэра 26 принцессы Радзивилл 27, и хотя названная сумма была более привилегированной в сравнении с остальными, он до сих пор не получил в том удовлетворения[. И] хотя указанный Лейпцеллер не раз давал ему в этом большие надежды, тем не менее, единственный верный способ получить ее, предлагаемый им же самим [Лейпцеллером], заключается в следующем. Несколько лет тому назад он [Лейпцеллер] одолжил покойному императору 28 сумму, которая была израсходована, согласно обязательству, которое он имел от императора, на содержание гарнизонов на границе с Венгрией, каковая сумма должна была быть ему выплачена в два-три года, и имел платежное распоряжение на [финансовую] палату Аугсбурга, в которую выплачивались взносы Франконии, но [эта выплата] откладывалась из года в год, и год спустя его банкротства, [Лейпцеллер] ходатайствовал у императора в Вене о получении особого платежного распоряжения на господ маркизов Бранденбургских 29, остававшихся [402] должными императору некоторую сумму в счет давнего взноса, принятого на себя старым маркизом Ансбахским 30 ввиду ведения войны в Венгрии 31; по словам вышеназванного Лейпцеллера, он не только имел твердую надежду, но и прямое обещание получить сказанное платежное распоряжение, но поскольку дело происходило в то же время, что и война в Богемии 32, а вместе с тем и из-за болезни императора, с этим делом тянули до самой смерти императора, из-за которой все надежды рухнули, и он был вынужден обратиться с прощением к его Светлости господину Палатинскому курфюрсту, который во время своего викариата 33 может положить конец этому делу, каковое находится в состоянии, изложенном (чтобы не утомлять Вас) в копии его прошения к его Светлости, приложенной вместе с оригиналом. Итак, зная кредит и друзей, которые Вы имеете при дворе, он просит Вас взять на себя труд снестись в скором времени с теми, от кого можно с точностью узнать, не отправлено ли прошение ошибочно, [а] если его прошение ошибочно, то есть Его Светлость за время своего викариата не сможет вмешаться и положить конец делу и добиться для него того, что тот просит, будет доведено до того, что будет в соответствии с его, так и принца Радзивилла и госпожи принцессы, в счет наследства которой, как сестры господина маркиза, эта сумма, удержанная этим Лейпцеллером, должна быть употреблена. Господин Файльтш 34, директор или канцлер господина маркиза Кристиана об этом написал прилагаемое здесь словечко господину Kaмepapиycy 35. Я мог бы также написать об этом господину Ленгельсейму, не будь я уверен, что одно ваше слово может сделать больше, чем любое написанное [мною] письмо. Если Вы считаете, что дело может быть окончено с благополучным исходом, можете уверить всех, кто примет в нем участие, чтобы не быть неблагодарным по отношению к их возможным хлопотам, что каждому из них будут обязаны суммой в сто – сто двадцать дукатов. Я прошу прощения за взятую на себя вольность, по правде нескромную, но, тем не менее, основанную на предложении, которое вам было угодно мне всегда делать, что когда я вас попрошу о чем-нибудь, вы охотно окажете мне содействие. Этим [содействием] вы и все те, кто в этом будет замешан, обяжете господина принца Радзивилла (который отблагодарит за услугу, согласно тому представлению, которое я подам), но в первую очередь навсегда обяжете меня (хотя и без того не может быть иначе), [403]
Месье,
ваш весьма смиренный и очень любящий Маржерет.
Вам будет угодно извинить меня по отношению к господину Ленгельсейму за то, что не пишу ему за отсутствием достойной его темы и смиренно поцеловать от меня руки ему и господину де Виларнону. Я забыл сказать, что еще не решился, поеду этим летом путешествовать в Польшу или нет.
Я попросил сеньора Фирстенхайзера послать настоящий пакет со срочным курьером, дабы иметь с оным скорый ответ (в случае, если при получении настоящего [письма] не найдется верной оказии для передачи ответа); исходя из этого, соблаговолите как можно скорее уведомить меня относительно вашего и ваших друзей мнения по этому делу.
Из Байройта 19 июля 1619 г.
Пометы на обороте: Адрес – Господину,
Господину де Сент-Катрину, советнику христианнейшего короля и посланнику его Величества при светлейшем курфюрсте Палатинском.
Гейдельберг
Чуть ниже и рядом с адресом помета о получении: От г. капитана Маржерета 9/19 июля, получено 24 июля (другим почерком).
Еще ниже запись:
Поскольку содержание поручения, данного герцогу Иоанну Казимиру Саксонскому 36 не упомянуто в прошении, представленном его высочеству курфюрсту Палатинскому, предложенному делу невозможно помочь, не будучи лучше извещенными, что надлежало сделать, прежде завершения викариата в Империи, который скоро закончится избранием Императора (другим почерком).

Печать коричневого сургуча с анаграммой «I M» (Iacques Margeret?) Bibliothèque Nationalle de France, Ms fr. 4117 f. 132–133. Подлинник.
Публ.: 1. Chevreul H. Op. cit. 2-е ed. 1860. P. XXIII–XXVI (на фр. языке); 2. Болдаков. Сборник материалов. С. 94–98 (французский текст с переводом на русский).
Первый перевод на русский язык опубликован: Болдаков. Сборник материалов. С. 94–98.


№ 5

1620 г. 19 (29) июля. – Письмо из Данцига (Гданьска) посланника английского короля в Польше Патрика Гордона 37 Якову I с извещением о том, что кн. Януш Радзивилл направил Маржерета в Англию [405]

ПЕРЕВОД
Ваше священное Величество,
Вот те обстоятельства, которые я смог выяснить по моему прибытию в Данциг.
Эрцгерцог Карл 38, епископ Нисский, добивался всю прошедшую зиму, чтобы король и римские католики Польши оказали бы помощь его брату – императору, наконец предложившему подчинить его епископство архиепископу Гнезно, примасу Польши, как его сеньору, чтобы обеспечить помощь поляков по праву клиентелы (JURE CLIENTELARI). Но потерпевши неудачу в этом намерении, он тайно уехал в Австрию. И польский принц, оставив короля в Варшаве, отправился в Гродно, где пребывает по сей день с очень небольшим двором, то ли вследствие недовольства, то ли по какому-то замыслу, я не могу пока узнать.
Сейм отложен до октября, пока не придет ожидаемый ответ от посла, который ныне находится в Константинополе, где ведет переговоры по подтверждению последнего договора, нарушенного Казаками, которые, как уверяет король Польши, грабили Турок, Трансильванцев, Венгров и Силезцев вопреки его воле. Очевидно, что эти извинения вызывают сильные подозрения, поскольку среди этих казаков было много польских гусар и иных джентльменов, и недавно более двадцати из них были пленены в Силезии и удавлены в Братиславе. Другие же вскоре после того перебрались в Трансильванию и выказали большую жестокость, предав страну огню и мечу.
По этой причине польский посол, отправленный на текущий венгерский Сейм, был арестован, как нам сообщают.
Люди из иезуитской коллегии в Люблине (где заседает верховный суд Польши) незаконно снесли там протестантскую церковь, из-за чего, по всей видимости, может вспыхнуть большой мятеж.
Инвеститура курфюрста Бранденбургского в герцогстве Пруссия отложена до ближайшего сейма в Польше. [406]
Князь Янош Радзивилл находится на Херсбергских водах в Силезии 39. Им послан к Вашему величеству Капитан Маржерет с некоторым количеством всадников и с ответом из Варшавы.
Я отпишу (если Богу будет угодно) более подробно и определенно.
Засим желающий Вашему Величеству долгого и счастливого царствования, я покорнейше целую руки Вашего Величества, Вашего священного Величества Покорнейший слуга, Патрик Гордон.
Данциг, 19 июля старого стиля, 1620

Public record office, State papers 88/3, part 2, f. 173. Подлинник. Публикуется впервые.


№ 6

1621, 13 (3) июня. – Гарантийное письмо (вексель) полевого гетмана Великого княжества Литовского, князя Христофора Радзивилла 40, выданное в Вильно (Вильнюсе) Жаку Маржерету, по возмещению расходов на поездку в Англию [407]

ПЕРЕВОД 42 /f. l/
БОЖИЕЙ МИЛОСТЬЮ МЫ, ХРИСТОФОР РАДЗИВИЛЛ, князь на Биржах, Дубинках и т. д., князь Священной Римской империи, полевой гетман Великого княжества Литовского и т. д., сей грамотой согласно [воли] и желанию в бытности своей высокоурождённого князя господина ЯНУША РАДЗИВИЛЛА, князя на Биржах, Дубинках, Слуцке и Копыле и т. д., который являлся князем Священной империи и КАСТЕЛЯНОМ Виленским, нашего любезного, сердечно любимого господина брата, благородный старший лейтенант ЯКОБ МАРЖЕРЕТ, и госпожа княжеская Радзивиллова вдова, наша любезная любимая невестка и кума, главнокапитанша Лихтенберга 43 и т. д., [совершили] поездку к Королевскому Величеству в Англию. В прилагаемом имуществе нашего господина брата, блаженного жизни, вещи... и одна тысяча сто гульденов по векселю [как] дарение..., одна тысяча пятьсот тридцать два гульдена у обоих купцов Короля Якова в Гданьске, приняты за указанное время. Так что Мы те две суммы, что в итоге [составляют] ДВЕ ТЫСЯЧИ ШЕСТЬСОТ ТРИДЦАТЬ ДВА ГУЛЬДЕНА векселем вместе, с должным ИНТЕРЕСОМ, ...купцам, /f. 2/ благодаря другим. [408] будущего тринадцатого ИЮЛЯ, снова наличными выплачиваем, в качестве спасения через это доброго имени нашего блаженного господина брата и желая ему, МАРЖЕРЕТУ, конечно возместить все убытки. Для названной уверенности повелели мы для этого нашу княжескую ПЕЧАТЬ 44 поставить и Нами собственноручно подписать. ДАНО [в] Вильно тринадцатого ИЮНЯ ГОДА ГОСПОДНЕГО 1621.
Помета на обороте: (на польском языке) Копия Записи К[нязя] Е[го] М(илости] Г[осподина] Гетмана, которой записано платить то, что Маржарету велел, Шенка набрал.

Публикуется впервые 41. Archiwum Główne Akt Dawnych (w Warszawie). Главный Архив Древних Актов (Варшава). Archiwum Radziwiłłowskie, Dział V, Nr. 9282a, f. 1–2.
(Мы приводим откорректированную версию перевода второй половины письма - Thietmar. 2011
.. и т. д. предприняли поездку к Королевскому Величеству в Англию по делам, касающимся жизни нашего высокохвального брата и взяли по векселю тысячу сто гульденов  равно как и тысячу пятьсот тридцать два гульдена у обоих купцов короля Якова в Гданьске на некоторое время: что мы обе эти суммы, что вместе составляют ДВЕ ТЫСЯЧИ ШЕСТЬСОТ ТРИДЦАТЬ ДВА ГУЛЬДЕНА векселем, с подобающим ИНТЕРЕСОМ, названным купцам с благодарностью, выплатим, в свою очередь, наличными будущего тринадцатого ИЮЛЯ дабы спасти доброе имя нашего высокохвального брата: и желая его, МАРЖЕРЕТА, удержать от ущерба. Для известной надежности мы приказали выдавить здесь нашу княжескую ПЕЧАТЬ. И НАМИ собственноручно подписать. ДАНО. Вильно, тринадцатого июня [в] ГОД ГОСПОДЕНЬ 1621)

(пер. Уваров П. Ю., Берелович А.)
Текст воспроизведен по изданию: Жак Маржерет. Состояние российской империи. М. Языки славянских культур. 2007
© текст - Берелович А., Уваров П. Ю. 2007
© сетевая версия - Strori. 2011
© OCR - Засорин А. И. 2011
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Языки славянских культур. 2007


Комментарии
1. Меррик Джон (Merrick John, 1559–1639), см. коммент. 38 в первой части данного (второго) раздела наст. издания. – П. У.
2. Перчас Сэмюел (Purchas Samuel, 1577–1626), английский ученый, с 1613 г. начавший издание серии «Путешествий», наибольшую известность ему принесло издание продолжения книги Ричарда Хаклюйта о морских и сухопутных путешествиях. В издание Перчаса вошло около 1200 различных рассказов о путешествиях и выдержек из судовых журналов. Несмотря на многочисленные неточности, его публикация пользуется большим спросом у историков, поскольку оригиналы многих документов не дошли до наших дней. По-видимому, такова и судьба публикуемого письма Маржерета. – П.У.
3. «Милостивый государь» – так перевел это обращение Н. Г. Устрялов. Следует помнить, что уже первое издание данного письма было опубликовано в переводе – за исключением незначительного числа латинских грамот, все документы, приводимые в публикации Хаклюйта-Перчаса, переводились на английский язык. Вероятнее всего, письмо Маржерета к Меррику было написано по-французски или по-немецки. – П.У.
4. Брюйстер Марк (Brewster Mark), в публикации Н. Г. Устрялова – «Бревстер»: одно время был заместителем Джона Меррика, когда тот был агентом Московской компании в Москве (England and the North: the Russian Embassy of 1613–1614 / Ed. by M. Jansson, N. Rogozhin, trans. by P. Bushkovitch. Philadelphia, 1994. P 190, note 97.1.); летом–осенью 1611 г., судя по всему, был агентом английской Московской компании в Москве. – А. Б., В. Н.
5. Источники из польско-литовского лагеря различно датируют обстрелы гарнизона Речи Посполитой отрядами Первого земского ополчения. В дневнике И. Будилы сообщение об этом датировано 25(15).09.1611 г. и сопровождается дополнительными известиями о штурме Китай-города отрядами ополченцев. Попытка оказалась неудачной: несколько рот из войска Я. П. Сапеги (скончавшегося 10 или 11 днями ранее) вошли в крепость для помощи гарнизону, а другие отряды сапежинцев атаковали таборы Первого ополчения. Автор сообщает, что Китай-город «весь выгорел» (РИБ. Т. 1. С. 278–279). О «лютом пожаре» в Китай-городе, когда уцелели только «каменные лавки, церкви, кирпичные строения», пишет и С. Маскевич. Это случилось 9 сентября (31 августа), когда «при жестоком ветре брошено в Китай-город 10 бомб разом» (Сказания. Ч. 2. С. 78). По условиям и времени написания предпочтение следует отдать И. Будиле. – В. Н.
6. Такая форма написания фамилии князя Федора Ивановича Мстиславского (Misslofsqui) является, скорее всего, опечаткой издателя. Во всяком случае, в своей книге Маржерет обозначает его иначе: «Mistislofqui» или «Mistisloftsqui». О боярине кн. Ф. И. Мстиславском, формальном главе Думы, см. коммент. 173 в первом разделе наст. издания. – В. Н., П. У.
7. Войска во главе с гетманом Я. К. Ходкевичем подошли к Москве, по известию И. Будилы, 4 октября (24 сентября) 1611 г. (РИБ. Т. 1. С. 279), а по тексту С. Маскевича – 6 октября (26 сентября) 1611 г. (Сказания. Ч. 2. С. 80). – В. Н., П. У.
8. Т. е. Китай-город. – В. Н.
9. Данная фраза со слов «на Рязань, откуда он …», опущенная в переводе Н. Г. Устрялова (Сказания. Ч. 1. С. 417), вызывает ряд вопросов. В реальности Ходкевич двинулся вскоре после 12(22) октября 1611 г. не на Рязань, а на зимние квартиры в крупное торговое село Рогачево Дмитровского уезда (вотчина Николо-Песношского монастыря), для сбора провианта и фуража в бассейне Верхней Волги (РИБ. Т. 1. С. 280). Недалеко от Рогачева протекает река Сестра (приток Дубны, впадающей в Волгу с правой стороны), которая, возможно, и фигурирует под именем «Сагьи» в письме. Трудно сказать, является ли указание на Рязань как на цель похода Я. К. Ходкевича неправильным переводом текста Маржерета Перчасом или же ошибкой Маржерета (и тогда ее надо объяснять неверной информацией, полученной им уже на территории Речи Посполитой). В последнем случае в «Сагье» можно увидеть слово «с Оки», а с этой рекой Маржерет был неплохо знаком. – В. Н., П. У.
10. Проект датирован Ч. Даннингом, обнаружившим и впервые опубликовавшим его, мартом–маем 1613 г. С этим нельзя согласиться (Dunning Ch. L. Letter to James I Concerning the English Plan for Military Intervention in Russia // SEER. 1989. Vol. 67. № 1. P. 99–101; Idem. James I, the Russia Compagny, and the Plan to Establish a Protectorate Over North Russia // Albion. 1989. Vol. 21. № 2. P. 210–223). Точная датировка невозможна, т. к. мы не знаем, где находился Маржерет при написании письма. Но даже если исходить из его пребывания у кн. Я. Радзивилла (что предполагает оперативное поступление информации из России и знание дел внутри Речи Посполитой), то указанный Даннингом временной отрезок не соответствует ряду фактов и оценке состояния дел в России, данной в публикуемом проекте. Ключевое место (о «разделении» страны «до сих пор» и т. д.) содержит следующие датирующие подсказки. Упомянуто избрание «ребенка», т. е. Михаила Романова с чрезвычайным подчеркиванием роли казаков (что полностью соответствует реалиям). Его статус определен так – «тот, кто правит ныне». Такими словами ни один автор, а в особенности Маржерет, не мог выразиться о правителе, находящемся в Костроме, к тому же некоронованном. Михаил Романов прибыл в Москву 1(10) июня 1613 г., коронационные торжества продолжались три дня, сам обряд венчания на царство состоялся 11(21) июня 1613 г. Сведения об этом достигли Речи Посполитой вряд ли ранее конца июня – первой половины июля 1613 г. О сейме Речи Посполитой говорится двояко. Во-первых, описана всё еще неопределенная ситуация (окончательного решения нет) в преддверии «ближайшего Сейма», причем ясно, что речь на нем снова пойдет о проблемах выплаты жалования конфедератам, вернувшимся из России (включая участников войска Сапеги и отрядов, осаждавших Смоленск). На «нормальном» по срокам созыва сейме 1613 г. (он открылся в начале марта 1613 по григорианскому календарю и завершился незадолго до приезда в Варшаву гонца из Москвы 18(28) апреля 1613 г., см.: РИО. М., 1913. Т. 142. С. 402, 406; Жукович П. Н. Сеймовая борьба православного Западно-русского дворянства с церковной унией (с 1609 г.). СПб., 1903. Вып. 1 (1609–1614). С. 100, 103–106) решения по этим вопросам были приняты, но не проведены в жизнь. Чрезвычайный трехнедельный сейм открылся в начале декабря. Он установил новый тяжелый налог (гл. обр. в пользу конфедератов), назначил новых комиссаров и депутатов сейма для сбора налогов, переговоров с конфедератами и определил дату окончательной расплаты с ними. Показательно, что на весеннем сейме с резкой критикой в адрес короля и его окружения в связи с «московской» политикой выступил кн. Я. Радзивилл, равно как и по конфессиональным вопросам. Контекст упоминания о нем в «Проекте» также говорит о верности датировки временем после апреля 1613 г. (Сказания. Ч. 2. С. 102–107; Жукович П. Н. Сеймовая борьба. С. 130–132). Учитывая время, необходимое для предварительных мероприятий и процедур для созыва Сейма (универсалы о его созыве рассылались в начале октября), датировка проекта скорее всего не выходит за октябрь 1613 г. Вряд ли написание проекта следует отодвигать в 1614 г.: помимо решений Сейма об уплате жалования за счет особых налогов, важно учесть, что вскоре после возвращения Д. Меррика в Лондон из Архангельска в октябре 1613 г. окончательно определился курс английского правительства в отношении России, что делало подобный и аналогичные проекты политически не актуальными. – В. Н.
11. Текст, сохранившийся в Английском государственном архиве, анонимен. Обнаруживший его Ч. Даннинг приписал его капитану Маржерету на том основании, что кроме него никто не мог выступить автором подобного плана на французском языке (Dunning Ch. L. Letter to James I Concerning the English Plan for Military Intervention in Russia // SEER. 1989. Vol. 67. № 1. P. 99–101; Idem. James I, the Russia Compagny, and the Plan to Establish a Protectorate Over North Russia). Этот аргумент в определенной мере уязвим. Нам по именам известны французы, хорошо знакомые с российскими реалиями 1609–1613 гг. Это – полковник де Лавиль, состоявший в корпусе наемников Делагарди и командовавший там отрядом наемников, по преимуществу французов. Он провел в России две кампании 1609–1610 гг., а позднее составил сочинение о событиях в России того времени. Это – де Лескер, побывавший в России в 1612 и 1613 гг. в качестве политического и торгового агента, связанного, по-видимому, с герцогом д’Эперноном и хорошо знакомый с ситуацией в России тех лет. Однако нам не известны даже косвенные следы каких-то отношений де Лавиля с английскими правящими кругами. А де Лескер, возможно, из центральной России в 1613 г. отправился не во Францию, а в Сибирь. Конечно, в России 1609–1618 гг. побывало несколько французов (соратник Маржерета, поручик Ожелемпер, известный нам по жалованным грамотам 1611 г. в том числе), кое-кто из них даже обзавелся недвижимостью (дозорная книга по Архангельску знает «сгоревший двор француженина Якова»), но ни в одном из них нельзя даже с минимальной уверенностью подозревать автора проекта. Помимо содержательных аргументов в пользу авторства Маржерета (знание России и желание участвовать в ее делах) укажем на одно важное, почти текстологическое совпадение. Это – рассказ о судьбах пленных ливонских немцев в Москве и о построенных ими двух кирхах (см. с. 58 (текст Маржерета во французском издании 1607 г.), с. 129–130 (перевод этого текста на русский язык) и с. 220–221, коммент. 103 в первом разделе наст. издания). Решающим аргументом в определении авторства является сходство почерка подлинных писем Маржерета с почерком, которым написан проект. К справедливым наблюдениям Даннинга на этот счет можно добавить «фирменный» росчерк при написании хвостовой части букв «g» и «q», захватывающий отдельные слова или части слов на нижних строчках. – В. Н., П. У.
12. Сам Маржерет датировал письмо 9 мая. Мы не можем быть уверены в том, какой стиль он использовал, хотя в его книге большинство дат приведено по Григорианскому (новому) счету. Если это так, то письмо следует датировать 29 апреля старого стиля и 9 мая нового. Однако при получении письма и волчьих шкур Сен-Катрином или его секретарем была поставлена помета с отнесением 9 мая к юлианскому календарю. Какие для этого у него были основания, мы не знаем. Такие же особенности датировки мы наблюдаем в следующем письме. – В. И., П. У.
13. То, что речь идет о современном Байройте, а не о каком-то замке Радзивиллов, как предполагал Болдаков, доказывается, во-первых, географическими ориентирами, указанными в письме (относительная близость Нюрнберга, относительная удаленность от Лейпцига и то, что маршрут из Данцига в Гейдельберг проходил через Байройт), во-вторых, тем, что Байройт был особой частью бранденбургских владений, а Маржерет состоял в штате кн. Я. Радзивилла, имевшего родственные связи с бранденбургским домом. – П.У.
14. Курфюрст Пфальцский, или в латинизированной форме «электор палатинский», – Фридрих V (Friedrich V, 1596–1632). Один из самых активных лидеров объединения немецких протестантов – «Евангелической Унии». – П.У.
15. Этьен де Сен-Катрин (Estienne de Sainte-Catherine) (до 1631) – французский представитель в Германии, по меньшей мере с 1611 по 1621 гг. находившийся при курфюрсте пфальцском в Гейдельберге. На французской службе обладал должностью королевского камергера, секретаря королевских покоев и советника короля в Государственном и Тайном советах. По религиозным убеждениям был протестантом, начавшим дипломатическую службу при Генрихе IV. С 1626 г., по его собственным свидетельствам, остался не у дел, по-видимому, в связи с изменением отношения правительства к протестантам. Любопытно, что, выйдя в отставку, он удалился в Сен-Жан де Лон, ту самую цитадель гугенотов в Бургундии, где начиналась некогда военная карьера капитана Маржерета (Relation du royaume de Suède par Monsieur de Sainte-Catherine 1606 / Publ. par Sven Andolf. Göteborg, 1980). – A. Б.
16. Жан де Ла Бланк (La Blanque Jean Cabrols), французский протестант, уроженец Лангедока. Покинул Францию около 1580 г., служил шведскому королю Юхану III, затем Сигизмунду III. Вслед за этим королем перебрался в Польшу. С 1612 г. находился в Данциге, статус его не прояснен. В документах именуется капитаном, но себя он именовал «gentilhomme ordinaire de la maison du Roy de Pologne et lieutenant du general des armies au Royaume de Suède». Еще при Генрихе IV начинает посылать представителям французского короля в Германии и другим дипломатам обширные, но не всегда достоверные донесения о состоянии дел в Восточной Европе, в том числе и в Московии, Умер до 1631 г. (Пирлинг П. Из Смутного времени. С. 182–194). – А. Б.
17. По-видимому, следует согласиться с гипотезой Болдакова о том, что речь идет о Нюрнберге. Глагол «recommander», вероятно, может указывать на некую особую срочность этого отправления (нечто вроде нашего «заказного письма»). Смысл предложения таков, что Маржерет предпринял какие-то особые действия (возможно – заплатив сверх обычного), чтобы письмо, следующее из Байройта в Гейдельберг через Нюрнберг, не застряло бы надолго в этом городе, но было отправлено в первую очередь. – А. Б., П. У.
18. Всеобщее ополчение. – П. У.
19. Речь идет о войске Владислава, вернувшегося после неудачного похода на Москву в 1618 г. – А. Б.
20. Речь идет о городе Торунь, расположенном в нижнем течении Вислы. – А. Б.
21. Мелкая французская монета, равная трем денье, или четверти су – П.У.
22. Очевидно, Ла Бланк послал шкуры из Данцига (Гданьска) в Лейпциг, что и обошлось в 1 рейхсталер. Из первых строк данного письма ясно, что Маржерет только что вернулся из Лейпцига, где получил письмо и посылку от Ла Бланка. Характерно, что Маржерет не указывает Сент-Катрину на стоимость перевозки шкур от Лейпцига до Байройта. – П.У.
23. Энгельсхайм или, как написано в следующем письме – Ленгельсхайм (правильнее – Лингельсхайм Georg–Michael Lingelsheim, 1556–1636), уроженец г. Страсбурга. Протестант, гуманистически образованный юрист, бывший воспитателем курфюрста пфальцского Фридриха V, а затем ставший его советником. Корреспондент и близкий друг Ж. О. де Ту, который доверил ему издание второй части своей «Истории» (той самой, в которой упоминается капитан Маржерет). Следует отметить, что в 1660 г. в Страсбурге был опубликован том переписки Лингельсхайма с Жаком Бонгарсом, предшественником Сент-Катрина на посту французского посланника при курфюрсте Пфальцском (Jacobi Bongarsi et Georgii Michaelis Ligelshemi Epistolae. Strassburg, 1660). Переписка Лингельсхайма с учеными коллегами опубликована в 2004 г. (Walter Alex Е. Späthumanismus und Konfessionspolitik. Die europäische Gelehrtenrepublik um 1600 im Spiegel der Korrespandenzen Georg Michael Lingelsheims. Tubingen, 2004). – A. Б., П. У.
24. Lepzelter Thomas Wolfgang (Лепцельтер Томас-Вольфганг, он же – Лейпцеллер) – крупный лейпцигский купец, выступавший одним из кредиторов австрийских Габсбургов во время «долгой войны» (1593-1606). – П.У.
25. Радзивилл Януш (Radziwiłł Januŝ, 21.07.1579–6/7.11.1620) – государственный деятель Великого княжества Литовского. Родной брат Христофора Радзивилла. Получил кальвинистское воспитание, учился в университетах Страсбурга и Базеля, путешествовал по Германии, Чехии, Австрии, Венгрии, Франции. Подчаший Великого княжества Литовского в 1599–1619 гг., кастелян Виленский с 1618 г. Выступал против войны Речи Посполитой с Россией 1609–1618 гг. 7.07.1613 г. в Берлине женился на Елизавете Софии Гогенцоллерн, дочери Иоанна-Георга, курфюрста Бранденбургского. – О. Д.
26. Дуэр, или «вдовья доля» (соответствует старому значению русского слова «опришнина», или «опричнина») – сумма, выделяемая в момент заключения брака из общего имущества и предназначенная для того, чтобы в случае смерти мужа служить гарантией достойного существования вдовы. Права мужа на дуэр были весьма ограниченными – он считался собственностью детей. Определенными правами на дуэр обладали и родственники жены. – П.У.
27. Гогенцоллерн-Радзивилл София-Елизавета (Radziwiłł Sophie-Elisabeth 1589–1629) – дочь курфюрста бранденбургского Иоганна-Георга, жена Януша Радзивилла. – О. Д.
28. Речь идет о Матиасе II Габсбурге (1557–1619). Император скончался после долгой болезни 20.03.1619 г. Письмо, таким образом, написано «по горячим следам», до выборов нового императора – Фердинанда, которые произойдут 28 августа 1619 г. – П. У.
29. Маркграфы Бранденбургские в то время владели своим княжеством (к которому присоединилось и герцогство Пруссия) сообща: Иоанн-Сигизмунд, курфюрст Бранденбургский (Johann Sigismund von Brandenburg, 1572–23.12.1619), Иоахим-Эрнст Ансбахский (Joachim-Ernst von Brandenburg-Ansbach, 1583–1625), Кристиан Байройтский и Кульмбахский (Christian von Brandenburg-Bayreuth, 1581–1655). – А. Б.
30. Георг-Фридрих, маркграф Ансбахский и Бранденбургский (Georg-Friedrich, 1543–1603).
31. Речь идет о так наз. «долгой», тринадцатилетней войне Империи с Турцией в 1593–1606 гг., в которой на первых порах принимал участие Маржерет. – П.У.
32. Имеется в виду восстание в Праге 1618 г., ставшее первым актом начального этапа Тридцатилетней войны (1618–1648). – П.У.
33. Согласно «Золотой булле» (имперской конституции, записанной в 1356 г. императором Карлом IV), на период от смерти императора и до избрания нового наместниками, или «викариями», империи (Reichsvikare) являлись курфюрсты Пфальцский и Саксонский. – П.У.
34. Файльтш Урбан Каспар (Feiltsch Urban Caspar, 1589–1649), действительный тайный советник и канцлер Бранденбургско-Байройтского маркграфа. – А. Б.
35. Камерариус Людвиг (Camerarius Ludwig, 1573–1651), известный юрист, учился в Лейпциге, Хелмштете, Альтдорфе и Базеле. В 1598 г. назначен советником и судьей курфюрстом Пфальцским. С 1603 г. исполняет всяческие деликатные дипломатические поручения. Вместе с князем Христианом Анхальтским был одним из самых деятельных координаторов Евангелической [протестантской] Унии во время Тридцатилетней войны. Обладал широкими международными связями, много путешествовал по всей Европе. – А. Б.
36. Иоанн-Казимир, герцог Саксонский (Заксен-Кобург) (Iohann Casimir, 1564-1633). – А. Б., П. У.
37. Патрик Гордон (Gordon Patrick) (?–1657), англо-шотландский дипломат. Учился в Абердине, 2 июня 1610 король Яков I назначил его своим представителем в Польше и Пруссии. В этом статусе оставался до 1621 г. Его упрекали в том, что он слишком много времени проводит у себя дома, в Шотландии. – А. Б.
38. Карл, эрцгерцог Австрийский [Габсбург] (Karl, Erzherzog von Österreich, 1590–1624). С малых лет предназначенный в духовенство, он стал каноником ряда имперских городов, в том числе Зальцбурга (1602), Бреслау (Вроцлав, 1608), Кёльна (1618). Против воли силезских сословий, он был избран в 1608 г. (католическим) епископом Бреслау, причем резиденция его находилась в Нысе (нем. Neisse, польск. Nysa), расположенном в 100 км от Бреслау. Значительная часть нысских бюргеров были протестантами, и не раз они бунтовали против епископа. В 1619 г., вскоре после начала чешского восстания, Карлу пришлось бежать в Польшу. – А. Б.
39. Возможно, речь идет о местечке Herzberg в окрестностях города Котбуса, расположенном близ современной польско-германской границы. – О. Д.
40. Радзивилл Христофор / Криштоф (15(05).03.1585-19(9).09.1640) – военный и государственный деятель Великого княжества Литовского. Учился в университетах Лейпцига и Гейдельберга (см. подробнее: Chachaj M. Zagraniczna edukacja Radziwiłłów od początku XVI do połowy XVII wieku. Lublin, 1995. C. 43–51), путешествовал по Швейцарии, Франции, Англии, Нидерландам. Кальвинист, оказывал помощь кальвинистскому сообществу Литвы, за свой счет содержал студентов из Великого княжества Литовского в протестантских университетах Германии. В 1615 г. назначен польным гетманом Великого княжества Литовского (до 1635). Находился в конфликте с королём Речи Посполитой Сигизмундом III Вазой. Кастелян Виленский (1633). Во время войны Речи Посполитой с Россией 1632–1634 гг. участвовал в битвах под Смоленском в сентябре–октябре 1633 г. За военные заслуги получил должности воеводы Виленского (1633) и великого гетмана Великого княжества Литовского (1635). (Księcia Krzysztofa Radziwiłła, hetmana polnego Wielkiego Księstwa Litewskiego. Sprawy wojenne i polityczne, 1621–1632. Paryż (Paris), 1859; Wisner H. Radziwiłł Krzysztof h. Trąby (1585-1640) // Polski Słownik Biograficzny. XXX/2, z. 2. Wrocław, 1987. C. 276–283; Augustyniak U. Dwór i klientela Krzysztofa Radziwiłła (1585–1640). Warszawa, 2001). – O. Д.
41. Выявление, прочтение, подготовку текста к публикации и перевод данного документа осуществил О. И. Дзярнович, который высказывает искреннюю благодарность за консультации швейцарскому слависту Монике Баньковски-Цюллиг (Центральная библиотека Цюриха). – ред.
42. Документ написан на немецком языке с отдельными вставками на латинском (прежде всего в заключительном протоколе, а также отдельные термины). Канцелярская помета (запись) сделана в канцелярии Радзивилла на польском языке. При переводе текста на русский пришлось учитывать не только палеографическую специфику документа, но и то, что немецкий язык не был родным для создателя документа – в тексте имеются нетипичные для немца ошибки, даже и для XVII в. с ненормированным еще правописанием. Прежде всего, это проявляется в отсутствии оппозиции краткость–долгота гласных. Отсюда, например, и гиперкорректизм «wier» вместо «wir». Следует отметить, что тенденция к стиранию разницы в долготе гласных свойственна таким славянским языкам, как польский и белорусский. Хричтофор Криштоф Радзивилл, от имени которого написан документ, изучал немецкий язык в Германии, хоть он сам признавался, что этот язык давался ему с трудом: немецкий «очень сложный для меня, так что за долгое время произнести только слово или два научился» (Из письма к отцу Криштофу Радзивиллу Перуну: AGAD, AR, IV, Nr. 297; Chachaj M. Zagraniczna edukacja Radziwiłłów... S. 45.).
В языке документа также имеются лингвистические особенности, которые свидетельствуют о том, что автор письма был знаком именно с верхненемецким вариантом языка (например, комбинация «и» и «f» (uf) – региональное соответствие «auf»). А Криштоф Радзивилл учился как раз в Гейдельберге. Поэтому можно предположить, что черновой вариант письма был создан непосредственно князем Криштофом. Канцелярская помета на польском языке сделана другим, чем основной текст документа, почерком.
Документ является гарантийным письмом, фактически векселем, по оплате Жаку Маржерету расходов по поездке в Англию. Как можно понять из текста документа, Маржерет сопровождал туда Елизавету Софию Гогенцоллерн – супругу князя Януша Радзивилла, брата Криштофа. Это путешествие могло состояться около 1620 г., так как Януш скончался 6/7.11.1620 г., и Криштоф исполнил уже волю своего покойного брата. Средства на путешествие, как следует из текста письма, брались у коммерческих агентов короля Иакова в Данциге (Гданьске). – О. Д.
43. Замок около Виттенберга, собственность семьи Бранденбургского курфюрста. – О. Д.
44. Именно так следует понимать слово «Secret», т. е. княжеская личная (не служебная) печать.

СОВРЕМЕННИКИ О Ж. МАРЖЕРЕТЕ
ДЕ ТУ
ИСТОРИЯ СВОЕГО ВРЕМЕНИ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

(по переводу в «Сказания современников о Димитрии Самозванце». 3-е изд., испр. СПб., 1859. Ч. 1)
Де Ту Жак-Огюст (De Thou Jacques-Auguste, 8.10.1553 – 7.05.1617), сын первого президента Парижского парламента, знаменитого юриста Кристофа де Ту.
Получил блестящее образование в лучших университетах Франции, включая университет Валанса, в котором преподавал известный правовед – гуманист Кюжас, оказавший на де Ту большое влияние. В Валансе познакомился и с другим ученым-гуманистом Ж. Скалигером. На молодого католика де Ту большое впечатление произвели события Варфоломеевской ночи, свидетелем которой он был, с тех пор он выступает убежденным противником религиозного фанатизма. Семья готовила его к тому, чтобы он занял место своего дяди – прелата Никола де Ту, ставшего епископом Шартрским (именно он произведет у себя в епархии миропомазание и коронацию Генриха IV в 1593 г.). Поэтому помимо углубленных юридических знаний, Жак-Огюст де Ту получил хорошее теологическое образование. Вступив в духовное сословие, он занял должность советника-клирика Парламента. В этом качестве выполнял ряд королевских поручений по ведению переговоров с французскими протестантами. В одну из таких поездок в Гиень подружился с Мишелем де Монтенем. В 1587 г. отказался от сана, став докладчиком Палаты прошений и одним из сопредседателей Парламента (président à mortier). Продолжал выполнять секретные дипломатические поручения при короле Генрихе III, способствовавшие его сближению с Генрихом Наваррским, будущим Генрихом IV. В 1590-х годах уже на службе этого короля продолжал вести тайные переговоры. В частности, с кланом Гизов, руководителями Католической Лиги. Принимал участие во составлении Нантского эдикта, затем боролся против публикации во Франции [421] решений Тридентского Собора, выступая в защиту галликанизма, чем заслужил ненависть «ультрамонтанской партии». В результате во время регентства Марии Медичи он впал в немилость и не смог занять полагавшуюся ему должность Первого президента Парижского Парламента и вышел в отставку в 1614 г. Впрочем, во время мятежа принца Конде правительство вновь поручало ему вести переговоры с восставшими (1615–1617 гг.).
С 1601 г. он начал работу над обширной «Историей своего времени», во многом основанной на личных воспоминаниях и на материалах доступной ему дипломатической переписки. К тому же с 1593 г. де Ту, помимо прочих обязанностей, занимал должность главного смотрителя королевских библиотек, что открывало ему доступ почти ко всем изданиям и давало возможность опереться на помощь команды квалифицированных помощников. Достоинством книги де Ту было то, что она не ограничивалась лишь историей Франции, но включала в себя практически всю Европу, а при необходимости и сопредельные страны. Собрать необходимые сведения о новейших событиях в дальних странах ему помогали многочисленные зарубежные корреспонденты. В 1604 г. вышли первые 79 книг «Истории», относящиеся к правлению Генриха III (1574–1589) (Iacobi Augusti Thuani Historiarum sui temporis pars prima). Это сочинение, написанное на латинском языке, было снабжено предисловием с посвящением королю, переведенным в том же году на французский язык Антуаном Отманом и изданным отдельной брошюрой. В нем, помимо рассуждений по поводу искусства написания истории, содержались выпады против иезуитов и их сторонников, разжигающих религиозную рознь. Специальный декрет папы включил ее в «Индекс запрещенных книг» (14 ноября 1604 г.), в ответ Парижский Парламент запретил распространение на территории Франции трактата кардинала Белармина о власти папы. «История своего времени» имела большой успех и неоднократно переиздавалась. Вскоре после выхода ее в свет де Ту начал работу над второй частью своего труда, намереваясь посвятить ее времени правления Генриха IV. Смерть прервала его работу, доведенную лишь до 1607 г. Вторая часть была подготовлена к изданию через три года после смерти де Ту его друзьями и сотрудниками, в особенности его бывшими подчиненными по королевской библиотеке – Николя Риго и Пьером Дюпюи. [422]
Вторая часть «Истории» де Ту была опубликована в Женеве в 1620 г. (Illustris viri Jacobi Augusti Thuani... Historiarum sui temporis ab anno 1593 usque ad anno 1607 libri CXXXVIII... opus in quinque tomos distinctae. Accedunt commentariorum de vita sue libri sex hactenus inediri. Apud P. De La Roieri [Genève], 1620, 5 t.) с предисловием друга и давнего корреспондента покойного историка, Георга-Михаила Лингельсхайма, протестанта и гуманиста, советника курфюрста Пфальцского, упомянутого в обоих письмах Маржерета из Байройта.
Вторая часть произведения де Ту оказалась не менее популярной, чем первая, о чем свидетельствуют как многочисленные ее переиздания, так и заимствования, сделанные из этой книги другими авторами. Так, например, в издании Перчаса (см. Приложение II) из де Ту взято несколько пассажей, посвященных Лжедмитрию I (с. 745 –747, 756–758, 762). Сложнее объяснить возможные заимствования, появившиеся в первом томе «Французского Меркурия», опубликованном в 1611 г., то есть задолго до публикации второй части «Истории». Так, во «Французском Меркурии» теми же словами, что и у де Ту, рассказывается о введении Димитрием трех отрядов иноземных гвардейцев (Le mercure françois ou suitte de l’histoire de la paix T. 1 commencant l’an MDCV pour suite du septenaire du M. Cayet, finisant au sacred u très chrestien roy de France & de Navarre, Louis XIII. A Paris par Jean Richer, 1611. P. 152–154). Либо де Ту давал возможность достаточно широкой публике ознакомиться со своей подготовляемой рукописью, то ли издатель «Меркурия» – книгопродавец Жак Рише – и де Ту пользовались одним источником информации. Например, рассказом самого Маржерета, с которым, если верить второй части «Истории своего времени», де Ту беседовал лично, что могло быть лишь в период краткого пребывания капитана на родине с конца 1606 до начала 1608 г. Впрочем, не исключено, что слова о беседе вставлены в текст Лингельсхаймом, лично знакомым с капитаном.
Перевод Н. Г. Устрялова сделан по английскому изданию 1733 г., считающемуся наиболее полным (Jacobi Augusti Thuani Historiarum sui temporis. Tomus sextus. londini excudi curavit samuel buckley, 1733 (liber CXXXV).
О де Ту и его изданиях см.: Harrise M. Le Président de Thou et ses descendants. Paris, 1905. [423]
<Описание дворцовой охраны>
(с. 343)
Предчувствуя близкую опасность, царь, в позднем раскаянии об увольнении войска иностранного, набрал новых телохранителей из немцев и ливонцев, присовокупив к ним три сотни французов, англичан и шотландцев. Сотнею французов начальствовал уроженец Сенский, Яков Маржерет, которого впоследствии мы видели. Они были вооружены протазанами и носили бархатную одежду, вышитую золотом. Сотником англичан был Матвей Кнотсен, шотландцев – Алберт Ланта. Оружием тех и других были алебарды; одевались же по праздникам в кафтаны бархатные, а по будням в красные, суконные, весьма нарядные. Телохранителям производилось жалованья более, чем прочим войскам, соразмерно достоинству каждого. Но при наступлении опасности, они были поздней и слабой опорой.
<Маржерет и события 17 (27) мая 1606 г.>
(с. 345)
Заговорщики не хотели долее откладывать своего умысла и в субботу 17 мая, рано утром, соединились. К ним пристали толпы дворянства и черни. Раздался мятежный крик: «смерть Димитрию и полякам!». Одни, жадные до добычи, бросаются в жилища поляков, осаждают их, грабят, режут, бьют; другие стремятся ко дворцу, где только встречают немногих телохранителей: медленность в исполнении заговора, распалив ярость злоумышленников, рассеяла опасения Димитрия. Во дворце не было даже ни одного сотника. Мержерет был болен, как он сам мне сказывал; болезнь спасла его от смерти.
ИСААК МАССА
КРАТКОЕ ИЗВЕСТИЕ О НАЧАЛЕ И ПРОИСХОЖДЕНИИ СОВРЕМЕННЫХ ВОЙН И СМУТ В МОСКОВИИ, СЛУЧИВШИХСЯ
до 1610 ГОДА ЗА КОРОТКОЕ ВРЕМЯ ПРАВЛЕНИЯ НЕСКОЛЬКИХ ГОСУДАРЕЙ
(М., 1937)
Сыну небогатого торговца сукнами из Харлема было 14 лет, когда он впервые появился в России. Исааку Массе стало 23 года, когда он, вернувшись на родину из охваченной кровавыми распрями страны, завершил свое «Краткое известие...» о Московии. Энергичный и наблюдательный юноша попытался увлечь своей судьбой, своим сочинением принца Морица Оранского. В посвящении к книге, обращенном к принцу, Масса сетует на неумелость стиля (он «почти ничему не учился»), на отсутствие занятий (поскольку «в настоящее время нельзя вести торговлю в Московии»), на бездействие «усердных людей», не находящих «себе употребления». Но не помогли сугубо льстивые фразы о переписывании и переводах известий о победах принца при Московском дворе (конечно же осуществленных самим Массой), об отправке этих же реляций персидскому шаху. Не был услышан призыв о «вспомоществовании» тем, «которые еще молоды, ничего не имеют и стремятся приобрести вечную славу своему Отечеству». Не почтил принц Оранский все еще юного приказчика или уже купца специальной аудиенцией, не захотел услышать от него рассказы о путешествиях в далекий и манящий Китай. Эта пестрая смесь очевидных мотивов внятно проявила характерные черты Массы: неуемную энергичность, неиссякаемое любопытство, цепкость оценочного взгляда, желание и умение завязывать доброжелательные отношения и стремление поддерживать их впредь. И все это было сдобрено рано проявившимся большим честолюбием в дополнение к привычному в голландской купеческой среде мастерству – умению делать деньги. В еще большей мере это справедливо для всего текста «Краткого известия...» [425]
На самом деле оно совсем не «краткое», а вполне распространенное. Другое дело, что несмотря на стилистический примитивизм (о нем говорил превосходный переводчик текста Массы А. Морозов), смысловые огрехи сочинение юного приказчика плотно насыщено фактами и слухами. Именно это делает его сочинение весьма ценным источником по истории России начала XVII в.
Отметим ряд важных особенностей в работе Массы над своим текстом. Первое – он несомненно вел записи дневникового типа, что важно для уточнения датировок, оценок действующих лиц, точности в описании случившихся событий. Боярин М. Г. Салтыков, к примеру, фигурирует в его книге дважды. При встрече датского принца Иоганна в Иван-городе Салтыков назван помощником думного дьяка Афанасия Власьева. Этот ляп говорит о том, что через год после приезда Масса еще плохо разбирался в сословно-чиновном устройстве московского общества. Проходит два с небольшим года, и Масса отправляет Салтыкова в привычной для него группе «больших воевод» из первостатейной знати в поход против Самозванца. Но из этого следует, что запись 1602 г. позднее не подвергалась редактуре.
Второе – это разнообразие источников. Масса быстро и неплохо овладел русским языком, так что для него, судя по всему, не существовало языкового барьера. Тем не менее, привычная для него среда общения заметно отличалась от круга русских знакомств Маржерета или Буссова. Подьячие приказов (включая важнейшие – Посольский и Разрядный), приказчики и некоторые купцы, лица дворянского статуса, каким-то образом связанные с его хозяином, – вот галерея его собеседников и вольных или невольных информаторов. В ряде случаев точные даты, указанные Массой, свидетельствуют о его знакомстве с какими-то документами (хотя бы и опосредованно, через подьячих). У него есть небольшой рассказ о раненом дворянине, покупавшем у его хозяина ткани, к которому он ходил с заданиями. Для Массы сюжет значим в одном плане: он уговорил дворянина подарить нарисованный последним план Москвы. Но при этом попутно сообщается о ранении дворянина под Кромами. Поскольку армия кн. Ф. И. Мстиславского после победы при Добрыничах осадила Кромы (хотя и не сразу), резонно разглядеть в этом воине едва ли не главного информатора [426] Массы об этом сражении. Описание битвы Массой отличается точностью в деталях и зрелостью (вряд ли присущей все еще юному и к тому же далекому от военного дела приказчику) общего на неё взгляда.
Обратим теперь внимание на грамоту от 23.08.1613 г. из Посольского приказа в Архангельск (см. документ № 17 во втором разделе наст. издания, с. 336–337). В ней, помимо прочих сюжетов, предписывалось воеводе с дьяком в сугубой тайне провести расспрос Массы по поводу разных актуальных тем, как внешних, так и отчасти внутренних. Факт знаменательный, таящий множество смысловых планов. Первый из них – знаниям и оценкам Массы в Москве доверяли. Второй – контакты такого рода имеют, как правило, некую протяженность. Тем более, что в грамоте нет ясных хронологических отсылок по этому поводу. Тогда вопрос звучит так: кто из аппарата московского ведомства поддерживал раньше подобные контакты с Массой? Хотя в литературе и говорится о приезде Массы в Россию в 1612 г., точных документальных подтверждений тому как будто нет, А значит, «вестовые» разговоры Массы (а он мог поставлять ценнейшую информацию из среды не только голландских купцов, но и жительствовавших в Москве иноземцев вообще) должны датироваться временем до 1609 г. В таком случае, из двух помянутых в августовской грамоте 1613 г. дьяков выбор ясен. Это Савва Романчуков, второй (или третий) «старый» посольский подьячий в правление царя Василия Шуйского и второй посольский дьяк при Михаиле Романове. Думный дьяк П. А. Третьяков был известен симпатией к англичанам и нелюбовью к голландцам. Этот, конечно гипотетический, факт «вестовых» контактов Массы и Романчукова важен вот почему: он сообщает точный (?!) адрес возможной информации Массы из Посольского ведомства. А она в книге есть, хотя и вполне нейтральная. Добавим, что в биографии Массы скандал по схожему поводу разразился: в 1626 г. его соперники, перехватив и скопировав два его письма в адрес царя, представили их Генеральным штатам. Они были признаны вредными для интересов государства, отправлены в Тайный архив, а сам Масса лишился доверия правительства Голландии.
Вернемся к «Краткому известию...». Существенно, что в основании всей шкалы оценок людей и событий Массой лежит яростный антипапизм или протестантский экстремизм с добавлением [427] юношеского максимализма. Отсюда придумывание фантастических комбинаций и интриг по поводу первого Самозванца (в частности, в рассказе о посольстве Льва Сапеги). Но не менее важно и другое – зашоренность протестанта-борца порой уступала место удивленному взгляду только постигающего мир молодого человека. И отступала перед реальным материальным интересом уже освоившегося в этом мире дельца. Здесь его соперниками и врагами были отнюдь не паписты, а английские конкуренты.
Последнее, о чем стоит напомнить, вчитываясь в строки «Краткого известия...». Жизнь купцов, связанных с торговлей через Архангельск, была сезонной: навигация открывалась в июне и закрывалась самое позднее в первой половине сентября. К такому ритму существования Масса привык, надо полагать, довольно быстро. Сопровождал ли он своего хозяина в поездках в Архангельск в первые два–три года пребывания в России, точно сказать нельзя, но позднее именно это обстоятельство заметно влияло на характер его описаний. Особенно выразительны эпизоды его пребывания в Вологде после сезона в Архангельске в 1608 г. Зарисовки местных событий дают очень важную информацию для понимания особенностей начального этапа антитушинского движения в Заволжье и на Севере.
Последующая, после 1613 г., карьера И. Массы была успешной, но не без резких поворотов. К 1614 г. он «мальчишку вырастил и сделал из него мужа»: так он охарактеризовал самого себя в письме к Штатам, отвергая обвинения в молодости со стороны одного из крупных купцов. Речь шла о придании Массе, тогда уже самостоятельному торговцу, официального статуса наблюдателя за торговыми интересами Нидерландов в Москве. Статус он получил, 1613–1615 гг. он провел в Москве, летом 1615 г. отбыл с российским посольством во Францию. С его помощью и при участии официальных лиц российские послы побывали и в Нидерландах, разрешив ряд конкретных задач. С новыми дипломатическими миссиями он побывал в Москве в 1616–1617 гг., в 1619 г., в 1624 г. и позднее. Ему удалось добиться частичного вывоза зерна из России в Голландию. Конфликт с правительством Нидерландов привел к его переходу на шведскую службу в 1625 г. Король Густав-Адольф возвел Массу в дворянское достоинство. Через три года он прибыл в Россию уже в составе шведского посольства. В последний раз [428] он побывал в Москве в 1634 г., за год до смерти. В 1635 г. Франц Хальс, придворный живописец, пишет портрет преуспевшего, знатного и состоятельного человека с проницательными и живыми глазами. Это Исаак Масса, не без зависти писавший в далекой молодости о немцах, перешедших в лагерь И. И. Болотникова: их «поставили ротмистрами и капитанами, также правителями завоеванных городов, так что они из низкого звания высоко поднялись, из солдат стали наполовину королями...». Сам он шагнул много дальше.
<Описание битвы при Добрыничах>
(с. 87-89)
Димитрий, возвратившись из Путивля, почел за лучшее выступить в поле и дать сражение московитам, дабы видели его продвижение вперед, ибо [Московия] так велика, что не везде слышали об его завоеваниях. Сверх того, он довольно был уверен, что жители завоеванных им местностей будут некоторое время держать его сторону, ибо они были ожесточены против приверженцев Бориса (Borisianen), поэтому, собрав все войско, он двинулся и стал в трех милях от московского лагеря, у Добрынич, и здесь [воины Димитрия], уверенные в победе, пропивали свое добро и бражничали, и 20 января ночью снялись с лагеря всем войском, среди них был сам Димитрий, князь Василий Масальский и дьяк Богдан Сутупов, перебежавший [к Димитрию] от московитов, как о том было выше сказано, также все польские паны и дворяне (heeren en edlen), всегда находившиеся при нем, одним словом, все, кроме тех, которые были в гарнизоне (іn de besettinge).
Московиты были хорошо осведомлены лазутчиками о приближении [войска Димитрия], но полагали, что оно подойдет только на другой день, и потому, получив о нем известие, напугались и стали поспешно готовиться к обороне, не соблюдая никакого порядка, ибо они разделили все войско на три отряда (troc pen), не устроив ни правого, ни левого крыла, а также не составив [запасного] войска, на которое можно было бы рассчитывать во время битвы, но стояли, как коровы, объятые страхом. Немцы и ливонцы, бывшие в войске Бориса, сплотились, и капитаном над ними был Яков Маржерет, француз, и они первыми напали на неприятеля и завязали схватку. [429]
Меж тем Димитрий приближался, однако всего войска еще не было видно, ибо оно было укрыто за многочисленными холмами и стояло там, чтобы не знали, сколько у него воинов, и он разделил их на несколько отрядов, но сперва открыл только три отряда, каждый в две тысячи ратников; им велел выступить из-за высокого холма, так, чтобы обойти войско Бориса; и это были всадники, весело трубившие в трубы и игравшие на дудках и свирелях (scalmeyen en pypen), и польские капитаны храбро объезжали ряды, ободряя войско, и горячили лошадей (latende hare peerden lustich braveren), кричали и горланили (roepende en screeuwende) так, словно уже одержали победу. Московиты стояли неподвижно, но когда три помянутых отряда вышли из лощины, то немцы, состоявшие в московском войске, ударили на них и почти все выстрелили в них; за немцами последовало триста или четыреста московитов, вступивших в схватку, меж тем из-за гор и холмов показалось шестьдесят или семьдесят мелких отрядов (vendelen), которые без всякого промедления с великим шумом, трубами, литаврами и криками напали на московитов (ор de moscovise bataillie) и обратили в бегство все московское войско, ибо московиты не подозревали, что кроме тех трех отрядов, что они видели, есть еще войско, и когда они вдруг приметили все эти отряды, то ими овладел страх, и когда поляки сразу ворвались в середину [московского войска], то один немец, служивший под начальством капитана Маржерета, Арендт Классен – он жив и поныне – закричал, что надобно ударить на поляков, ибо они, возомнив, что одержали победу, совсем расстроили свои ряды, и их еще можно разбить, он закричал о том Ивану Ивановичу Годунову, предводительствовавшему авангардом, но [Годунов] не услышал; он сидел на лошади, оцепенев от страха, и ничего не видел и не мог двинуться ни взад, ни вперед, так что его можно было одним пальцем столкнуть с лошади.
Итак, поляки пробились к деревне Добрыничи, и московские стрельцы числом 6000 сложили шанцы (scantse) из саней, набитых сеном, и залегли за ними, и как только поляки вознамерились пробиться вперед, стрельцы из-за шанцев выстрелили из полевых пушек (veltstucxkens), которых было до трехсот, и затем открыли пальбу из мушкетов, и это нагнало на поляков такой страх, что они в полном беспорядке обратились в бегство, и московиты, [430] тотчас собравшись с силами, пустились их преследовать и гнали поляков добрых две мили, убивая всех, кого настигали, так что всю дорогу поместили трупами.
Димитрий с несколькими отрядами оставался в лощине, намереваясь довершить с ними победу, но, увидев бегущих назад поляков, едва сам мог спастись, ибо вороная его лошадь была подстрелена, и князь Василий Масальский, тотчас соскочив со своего коня, посадил на него Димитрия; сам же взял лошадь у своего конюха (van synen knecht), и так чудесным образом (avontuerlyc) ушли от неприятеля, и за свою верность Масальский впоследствии был высоко вознесен Дмитрием, как о том мы еще услышим...
<Описание дворцовой охраны>
(с. 118)
Присмотревшись к обычаям московитов, он стал осторожнее и удвоил стражу во дворце, также отобрал из немцев и ливонцев триста самых рослых и храбрых воинов и поставил из них двести алебардщиками и сто трабантами (hartsiers), и во время его выходов они всегда окружали его; велев им роскошно одеваться, он дал им большое жалованье и весьма возвысил их, также велел одеть их в немецкое платье; над трабантами, среди которых было много шведских и ливонских дворян, он поставил капитаном Якова Маржерета (Margueret), бывшего прежде капитаном немецкого отряда, и они были весьма роскошно одеты в бархат и в золотую парчу, носили дорогие плащи и позолоченные протазаны с древками, покрытыми красным бархатом и увитыми серебряною проволокою. И каждая сотня алебардщиков имела своего капитана; один из них был шотландец, по имени Альбрехт Лантон (Albrecht Lanton), и его воины носили кафтаны фиолетового сукна (in peerts laecken) с обшивкой из зеленого бархата, другой капитан был Матвей Кнутсен (Matthys Cnoettsen) из Дании, который при Борисе, после [смерти] герцога Иоанна, поступил на царскую службу, и его воины также носили кафтаны фиолетового сукна с обшивкой из красного бархату; и эти три капитана вместе с лейтенантами были пожалованы деревнями и землями и сверх того ежегодно получали большое жалованье. Также алебардщики и трабанты были щедро одарены и должны были всегда окружать царя, а некоторые из них – поочередно держать ночной [431] караул во дворце; и когда царь выезжал верхом, то трабанты также должны были следовать за ним верхом, ибо у каждого из них была лошадь; а алебардщики провожали царя пешком до ворот, где и ожидали его возвращения, и трабанты имели при себе каждый раз, когда выезжали, заряженные пистолеты.
КОНРАД БУССОВ
МОСКОВСКАЯ ХРОНИКА (1584–1613)
(М.; Л., 1961)
События Смутного времени начала XVII в. в России отразились в многочисленных, и притом разножанровых сочинениях иностранцев. Текст, авторство которого усваивается К. Буссову, относится к наиболее ценному, пожалуй, их виду: хронологическому изложению событий, дополненному системным взглядом на российское общество и записями (дневникового и мемуарного типа) о конкретных людях и фактах. По богатству информации и ее разносторонности, по хронологическому охвату, по неожиданной смене точек обзора происходящего (Москва, Калуга и, видимо, другие пункты) с книгой Буссова мало что можно сравнивать. Быть может, только «Историю о великом князе Московском» Петрея – но ведь он и заимствовал у Буссова почти все его сочинение, умолчав о своем источнике. Как бы то ни было, «Смутное состояние Русского государства в годы правления царей...» (мы прервали длинное, истинно немецкое самоназвание текста Буссова в самом начале) востребовано и будет всегда востребовано теми, кто обращается к событиям первой гражданской войны в России.
О самом авторе сохранилось совсем немного документов. Известны его письма 1613 и 1614 гг., уже после его отъезда из России. В бывшем архиве Посольского приказа случайно уцелела отписка 1601 г. из Пскова в Москву, в которой фигурирует Буссов. В шведских документах, письме гетмана Я. К. Ходкевича, в текстах описи 1626 г. Посольского приказа говорится о событиях весны 1603 г. в Нарве, с ним связанных. Наконец, в разных рукописях его сочинения (в заголовках и в других местах) приведены важные, но крайне скупые сведения о нем. Еще в середине XIX в. биографические данные о Буссове систематизировали Я. Грот, Ф. Аделунг, А. Куник. Но наиболее полную биографическую [433] сводку о нем в тесной связи с исследованием истории написания и редактирования самого сочинения дал И. И. Смирнов в статье «Конрад Буссов и его хроника», открывающей самое авторитетное издание 1961 г. (текст издан на немецком языке с русским переводом). Мы основываемся на положениях маститого ученого, обновляя отдельные его наблюдения и дополняя их в соответствии с литературой и собственными наблюдениями.
Итак, родина Буссова – Германия и, скорее всего, Люнебургское княжество, возможно, его юго-западный округ Ильтен. Ни его родители, ни его год рождения неизвестны. Дворянское происхождение Буссова сомнительно, но в Швеции, России, а, соответственно, ранее и в Лифляндии его относили именно к этому сословию. Главная причина – род его деятельности: по ряду примет главным занятием была наемная военная служба. В письме 1613 г. на имя Брауншвейгского герцога он называет одну дату: в 1569 г. он покинул пределы Германии для службы владетельным особам в Лифляндии. Вряд ли это случилось ранее чем ему исполнилось 18–20 лет. Так приблизительно определяется дата его рождения – 1549–1551 гг. Лукавить здесь Буссову не было никаких резонов, он, скорее, мог слегка преуменьшить свой возраст, чем его преувеличить, поскольку просил «приставить к свободной должности». Но ни в этом письме, ни в письме к тайному советнику герцога Буссов ни полсловом не обмолвился ни о том, кому он служил, ни о характере своей службы. Более того, помянув Россию и Лифляндию в обращении к герцогу как страны, где он нес службы, Буссов не вспомнил здесь о Швеции. А ведь в заголовке сочинения приведена едва ли не самая престижная за всю его карьеру должность – «ревизор и интендант завоеванных у Польской короны земель, городов и крепостей в Лифляндии его королевского величестве Карла, герцога Седерманландского, впоследствии Карла IX, короля Шведского». Сообразуя эти и другие обстоятельства, можно догадываться, что биография его в Прибалтике развертывалась в областях, подконтрольных Речи Посполитой и вассальным от нее образованиям (несомненны его связи с Ригой), что статус его, особенно в начале карьеры, был очень невысок, что собственно военная служба перемежалась, видимо, у него с управительской у светских лиц или церковных владетельных особ. Ведь не российский же опыт [434] подсказал ему просить пропитание «в числе малых слуг» герцога при занятии свободной должности. Еще один вариант – «пристанище в монастыре его светлости» (но отнюдь не постриг в монахи) или разрешение «столоваться в княжеском доме» (последнее в письме советнику). Вряд ли здесь пригодился и шведский опыт: возможности, статус «королевского ревизора и интенданта» несоизмеримы с положением «малых слуг». Но два обстоятельства нужно подчеркнуть. Почти тридцатилетняя карьера Буссова до 1599–1600 гг. была по преимуществу связана с военным делом. В противном случае стало бы невероятным получение им от шведских властей подобного назначения. Равным образом, уровень последних его должностей в польской Лифляндии был соотносим с его постом в шведской военной администрации.
Начавшаяся в 1600 г. война между Швецией и Речью Посполитой в Прибалтике повлекла большие перемены в судьбе Буссова. Как и многие другие немцы на польской службе, он изменил и перешел на сторону наступавшей страны: в 1600 – начале 1601 г. шведские войска захватили почти всю территорию правобережья Западной Двины (кроме Риги и ее окрестностей). Менее чем за три года он побывал комендантом Нейгаузена (где-то в конце 1600–1601 г.), выполнял какие-то поручения в Мариенбурге (не позднее марта–апреля 1601 г.), в том же 1601 г. исполнял службу «ревизора и интенданта», а в ходе контрнаступления польских сил с осени 1601 г. ушел со шведскими отрядами в Эстляндию. Не позднее весны 1603 г. он был одним из военачальников гарнизона Нарвы (а быть может, еще 1602 г.) и параллельно – главой заговора ряда должностных лиц и членов магистрата, имевших целью передать город и крепость России. Впрочем, тайные связи Буссова с московскими официальными лицами имели место еще в апреле 1601 г., если не ранее. Тогда, в качестве удостоверения своей верной службы царю, он предлагал передать Российскому государству Мариенбург. Но ни Мариенбург (его отвоевали вскоре польские войска), ни Нарва в Россию не попали: там оказался с семьей сам главный заговорщик. Спасся и его партнер с русской стороны, переводчик Посольского приказа Ганс Англер. Остальные участники сильно пострадали: обвиненных в измене доставили для следствия с пристрастием в Швецию, после расследования и суда последовали казни. [435]
Самое придирчивое чтение книги Буссова не обнаружит в ней ни малейшего намека на эти события, на тайные его сношения с Москвой, и вот что показательно. В тексте налицо два принципа изложения материала: по главам и по годам. Они частью сменяют, но чаще взаимно и не всегда удачно перекрывают друг друга. Но не надо искать хотя бы следов 1603 года – его в тексте просто не существует. Что понятно: умолчание о своих «нарвских подвигах» (они вряд ли приветствовались бы в любой стране за пределами России) влекло и молчание по поводу его устройства в России. Об этом мы судим по кратким биографическим фразам или же оговоркам.
Буссов с семьей получил двор в пригородной (на Яузе) Немецкой слободе. Был ли один из его сыновей, также Конрад, выделен сразу – неизвестно. Очевидно только, что Конрад-младший определился на военную службу практически сразу по приезде в Россию. Судя по полученным поместьям (три имения), Конрад-старший занял среди иностранцев-наемников офицерскую должность среднего калибра. Возможно, была в полной мере учтена его тайная служба в пользу России. О его воинских подвигах мы ничего не знаем: в январском сражении 1605 г. под Добрыничами он вряд ли участвовал (слишком общо и в существенных пунктах неверно ее описание), не видно его следов в армиях Шуйского 1606 г. Быть может, в тексте удержались весьма негромкие отзвуки его служб в тушинских отрядах во второй половине 1608 – начале 1609 г. Сомнительно, однако, что он провел все время с ноября 1606 г. и до конца 1610 г. в Калуге. Несомненно его присутствие в марте 1611 г. в Москве, а скорее всего еще ранее. Его описание мартовского восстания москвичей, жестоких действий гарнизона Речи Посполитой по его подавлению наполнено живыми деталями и четкостью изложения. Последние факты, о которых Буссов пишет не по чужим сообщениям, а по личным непосредственным впечатлениям, датируются сентябрем 1611 г.: смерть гетмана Я. П. Сапеги и приход к Москве с провиантом для гарнизона отрядов гетмана Ходкевича. В конце того же года (но не позднее самого начала 1612 г.) он уже в Риге и именно там приступает, скорее, не к написанию, но к обработке и завершению своей книги.
Из письма к герцогу Брауншвейгскому известно, что писал Буссов «со своим помощником». Им, бесспорно, был его зять [436] Мартин Бер, студент Лейпцигского университета, получивший приглашение и прибывший в Россию ок. 1601 г. До 1605 г. он учительствовал в школе в Немецкой слободе, а в 1605 г. был поставлен пастором при протестантском храме в слободе. Наличие двух авторов бросается в глаза уже при беглом чтении книги: латинские максимы, библейские параллели и сюжеты, античные герои, длинные морализирующие пассажи явно не по плечу наемнику, об уровне образования которого мы ничего не знаем. Письма к герцогу и его советнику составлены, конечно, с полным знанием того, как следует излагать подобные прошения. Но, во-первых, не исключено, что их написал не Буссов, а по его просьбе кто-либо из невысоких чинов брауншвейгского двора. А, во-вторых, если верна наша догадка о его не только военной, но и административной деятельности «до шведов», то он вполне мог усвоить не столь хитрые правила составления просительных посланий. Не это суть важно. Показательнее другое: в событийном ряду книги различимы не два, а, возможно, три взгляда. Два, если угодно, перемежают записи дневникового характера с позднейшими припоминаниями. Буссова и Бера, помимо стиля, можно здесь различать по месту наблюдения. Живо описанные прибытие датского принца, его скоропостижная смерть и погребение – это рассказ Бера. И Буссов лукавил (по хорошо понятным мотивам), когда акцентировал внимание герцога на «своем» описании этого события (принц приходился герцогу дядей, а Буссова в Москве осенью 1602 г. не было). Расходятся их судьбы осенью 1606 г.: Буссов оказывается в Калуге, а Бер провел 1606–1607 гг. в столице. Позднее бывший шведский ревизор провел какое-то время в тушинских отрядах и т. п. Но вот откуда взялась точная справка о врачах-иноземцах под 1601 г., сведения о предшествующих XVII веку событиях в России (здесь, кстати, есть пересечения с текстами других иностранных авторов), не вполне ясно. Рискнем предположить, что в среде иностранных специалистов имел хождение (в устной форме, а быть может, и в письменном виде) некий запас известий о прошлом страны и о некоторых особенностях ее населения и устройства.
Все хлопоты Буссова по продвижению книги закончились неудачей. Просвещенный Фридрих-Ульрих не заинтересовался «Смутным состоянием» России и, как кажется, «не приставил [437] к должности» самого автора. В 1617 г. удача, казалось бы, ему улыбнулась: был подписан контракт на издание сочинения то ли в Любеке, то ли в Риге. Но опять не сложилось: в том же году Буссов умер и был похоронен рядом с любекским собором. Правда, его текст увидел свет в 1615 г. на шведском языке, составив подавляющее большинство разделов книги Петрея. Дошла ли до Буссова информация об этом, прямых свидетельств не сохранилось. Впервые полностью книга Буссова была опубликована в середине XVII в.
Публикуемые отрывки принадлежат, несомненно, руке Буссова. Участие Бера (если оно и было) свелось, возможно, к трем латинским максимам. Помимо одного из героев, капитана Маржерета, печатаемые тексты объединяет подчеркиваемое автором превосходство немцев (по преимуществу в военном деле), особенно в первом отрывке.
<Год 1605>
(с. 101–102)
В январе московиты выступили всей военной силой опять в поход, чтобы преследовать Димитрия дальше. Набралось их свыше 200 000 человек, и 20 января, в день св. Фабиана и Севастьяна, они подошли к Добрыничам. Димитрий тоже снова соединился со своими и собрал войско в 15 000 человек. С ними он напал 20 января на все московское войско, смело врезался в него и побил их так, что они принуждены были отступить и обратиться в бегство. Он захватил всю их артиллерию, и на этот раз все поле сражения и победа остались бы за ним, если бы на него не напали выстроенные в стороне два эскадрона немецких конников. Начальниками были: у одного Вальтер фон Розен, лифляндец из дворян, весьма пожилой человек, а у другого капитан Яков Маржерет, француз. Они с такою силою ударили на полки Димитрия, что не только не смогли больше преследовать бегущих московитов, но даже вынуждены были снова бросить взятую артиллерию и обратиться в бегство.
Боевой клич немцев был: «Бог на помощь! Бог на помощь!». Бог им и помог. Они смело преследовали бегущее войско Димитрия, стреляли во всадников и закололи всех, кого они могли настичь и нагнать. Когда московиты увидели такую храбрость немцев и то, что те одни выбили с поля и отогнали врага, они снова собрались [438] с духом, и много тысяч их кинулось помогать немцам, преследовали врага 3 мили, выучились даже кричать немецкий боевой клич: «Бог на помощь! Бог на помощь!». А немцы немало смеялись над тем, что Димитрий уж очень быстро привил московитам такие замечательные способности, что они в один миг прекрасно усвоили немецкий язык и немецкий клич.
Во время этого бегства Димитрий был почти наголову разбит. Его царский конь был под ним ранен в бедро, а сам он едва спасся. Он, наверное, был бы убит или взят в плен, и из его 15 000 человек немногие спаслись бы, если бы им не помогли изменники Борису и не помешали бы немцам (которые обратили в бегство и преследовали Димитрия и его войско), посылая им вслед гонца за гонцом с требованием остановиться и вернуться, ибо достаточно пролито крови, а главная цель уже достигнута и победа одержана.
Поэтому немцы повернули назад, и московиты (те, которые ничего не знали о совете нечестивых) очень обласкали и похвалили их за хорошее поведение. Московиты сказали еще, что немецкий Бог сильнее русского, потому что немцев была только горсточка, а они все-таки одержали победу, тогда как русских, которых было свыше 100 000, враг, имевший по сравнению с ними незначительный отрядец, обратил в бегство при первом же натиске, и им пришлось оставить и бросить весь лагерь и артиллерию...
<Год 1606>
(с. 112)
В январе он назначил трех капитанов. Первый – француз, чисто говоривший по-немецки, – был благочестивым и рассудительным человеком, звали его Яков Маржерет, и у него под началом было 100 копейщиков. Они должны были носить бердыши, на которых был вычеканен золотой царский герб. Древки были обтянуты красным бархатом, кованы серебряными позолоченными гвоздями, обвиты серебряной проволокой, и с них свисали разные кисти из шелковых нитей и из серебряной или золотой проволоки. Эти копейщики каждые три месяца получали такое жалование, что большинство могли заказывать себе бархатные плащи с золотыми позументами и очень дорогое платье.
Второго капитана, лифляндца из Курляндии, звали Матвей Кнутсон, ему были вверены 100 алебардников. На их алебардах [439] с двух сторон был вытравлен тоже царский герб. Кафтаны у них были темно-фиолетовые, с обшивкой из красных бархатных шнуров, а рукава, штаны и камзолы – из красной камки.
Третий капитан был шотландец, по имени Альберт Вандтман, но его обычно звали паном Скотницким, так как он долго жил в Польше. У него также было 100 алебардников, алебарды которых были так же отделаны, как и у других сотен. Но они отличались тем, что должны были шить себе штаны и камзол из зеленого бархата и носить рукава из зеленой камки. Одна половина этой стражи должна была оберегать царя одни сутки, а другая половина – следующие сутки. Это вызвало большое неудовольство, особенно среди московских вельмож, говоривших между собою: «Смотрите, наш государь уже теперь показывает этой стражей, что он и сейчас не хочет на нас смотреть, а что еще будет, когда приедет польская панна со столькими поляками, немцами и казаками». Periculum est in mora 1, думалось князю Василию Ивановичу Шуйскому, старшему из трех братьев Шуйских, особенно когда царь Димитрий повелел сделать ревизию монастырей, подсчитать их доходы и немного урезать корма тех terrae inutilibus ponderibus et otiosis monacis 2, a лишек взять в казну на содержание войска против врагов христианства, турок и татар, а также и тогда, когда попам, жившим близко от Кремля на Чертолье и на Арбате, пришлось уйти из своих домов и передать их немцам (чтобы те в случае нужды днем или ночью могли быстрее оказаться у царя)...
Глава XX
(с. 181)
Что в 1611 году случилось в России и особенно в главном городе, Москве...
(с. 185–188)
...Для участия в этом празднестве 3 стекаются бесчисленные тысячи людей. Все, что только может ходить, отправляется туда, и там происходит такое скопление народа, что слабым, малосильным людям нельзя находиться там, если они хотят [440] сохранить здоровье. Поскольку, однако, из-за запрещения этого праздника народ еще больше озлобился и получил повод говорить, что лучше умереть всем, чем отказаться от празднования этого дня, то им разрешили праздновать его, только вместо царя пришлось одному из знатных московитских вельмож, Андрею Гундорову, вести под уздцы осла (патриарха, сидящего на осле) до Иерусалимской церкви. Но немецкий и иноземный полк и все поляки были в полном вооружении и начеку. Начальникам все же удалось разведать, что московиты задумали обман и что-то собираются затеять и что сам патриарх – зачинщик всего мятежа и подстрекает народ к тому, чтобы, раз в Вербное воскресенье мятеж не состоялся, поднять его на Страстной неделе.
Узнали они также, что все князья и бояре держат на своих дворах множество саней, нагруженных дровами, чтобы, как только начнется смута, вывезти их на улицы и поставить поперек, так что ни один всадник не сможет проехать по улицам, и поляки не смогут выручить друг друга, так как они рассеяны в разных местах по городу.
Поэтому наместник господин Гонсевский и полковник иноземцев Борковский дали распоряжение, чтобы ни один немец, или иноземец, или поляк под страхом смерти не оставался за третьей или четвертой окружной стеной, а тотчас же направился в Кремль или под Кремль, для того, чтобы быть вместе на случай, если начнутся беспорядки, а не так, как это было со свадебными гостями Димитрия первого, разбросанными и рассеянными повсюду.
Увидев, что в понедельник немцы со всем, что у них было, направляются в Кремль, так же как и иноземные солдаты, московиты поняли, что наверное их замысел открыт. Они просовещались день и ночь, как помешать тому, чтобы все воинские люди собрались в Кремле и перед Кремлем, и затем во вторник, утром 19 марта, московиты начали свою игру, побили насмерть многих поляков (которые эту ночь проводили еще на своих квартирах), сделали больверки и шанцы на улицах и собрались во множестве тысяч.
Наместник послал к ним несколько отрядов конных копейщиков, которые должны были помешать подобным их намерениям, но московиты на них не обратили никакого внимания. Московитские стрельцы (это аркебузники) так в них палили, что [441] много и людей, и коней полегло на месте. Если бы не было в крепости набранного из немцев и других народностей полка мушкетеров, а также и поляков, то в тот день едва ли остался бы в живых хотя бы один из этих 5000 конных копейщиков, ибо московиты уже сильно взыграли духом, увидав, как много поляков сбито с коней и какое множество отрядов отступило. Они так ужасно кричали и вопили, что в воздухе стоял гул; к тому же в тысячи колоколов били тревогу.
Когда поляков столь бесславно проводили пулями и стрелами снова до ворот Кремля и на них напал великий страх, капитан иноземных ратников господин Яков Маржерет в восемь часов по нашему времени выслал из Кремля на Никитскую улицу три роты мушкетеров, в совокупности всего только 400 человек. Эта улица, длиною в четверть путевой мили, имела много переулков, в которых за шанцами и больверками укрылось 7000 московитов, нанесших большой урон полякам. 400 мушкетеров напали in nomine Domini на николаитов (die Nicolaiten) за первым больверком и так успешно стреляли, что те по многу человек сразу, как воробьи, в которых стреляют дробью, падали на землю. Поэтому с добрый час был слышен ужасающий гул от московитского боевого клича, от гудения сотен колоколов, а также от грохота и треска мушкетов, от шума и завывания небывалой бури, так что поистине слышать и видеть это было очень страшно и жутко. Солдаты, тем не менее, так стремительно нападали по всей улице, что тут уж московитам стало не до крику и они, как зайцы, бросились врассыпную. Солдаты кололи их рапирами, как собак, и так как больше не слышно было мушкетных выстрелов, то в Кремле другие немцы и поляки подумали, что эти три роты совсем уничтожены, и сильный страх напал на них. Но те вернулись, похожие на мясников: рапиры, руки, одежда были в крови, и весь вид у них был устрашающий. Они уложили много московитов, а из своих потеряли только восемь человек.
С того берега Неглинной (это маленькая речушка в городе) снова послышался сильный крик московитов, которые сделали и там на улицах шанцы и сильно били в набат. Тогда эти три роты отважились пойти и туда тоже, и бог помог им одержать там победу. В течение двух часов они бились с московитами на одном и том же месте, пока не одолели их. Но затем снова собралась [442] толпа на Покровской улице. И так как через некоторое время 400 солдатам стало невмоготу так долго и так далеко бегать с тяжелыми мушкетами в руках и столько часов биться с врагом, стрелять, рубить и колоть, то полковник Борковский выпустил несколько отрядов конных копейщиков, которые должны были прийти им на помощь. Поскольку они не могли добраться до московитов на конях по разрытым улицам, полковник приказал поджечь на всех улицах угловые дома, а дул такой ветер, что через полчаса Москва от Арбата до Кулижек была вся охвачена огнем, благодаря чему наши и победили, ибо русским было не под силу обороняться от врага, тушить огонь и спасать оттуда своих, и им пришлось поэтому обратиться в бегство и уйти с женами и детьми из своих домов и дворов, оставив там все, что они имели. Так оправдалась старая военная латынь, которая была поговоркой в древности в Риме и стоит в девятой эклоге из «Буколик» Вергилия: «Ut possessor agelli diceret: haec mea sunt, veteres migrate coloni» 4. В этот день выгорела третья часть Москвы, и много тысяч людей погибло от пуль, мечей и от охватившего их огня.
Улицы, где стояли ювелирные и оружейные лавки, были до того завалены мертвыми телами, что ноги проходивших там в некоторых местах едва касались земли. Воинские люди захватили в этот вечер в ювелирных и других лавках огромную и превосходную добычу золотом, серебром, драгоценными каменьями, жемчугом, дорогими украшениями, парчой, бархатом, шелком и т. п.
На следующую ночь остальные русские укрепились у самого Кремля, в Чертолье, где накануне пожара не было. Точно так же и живущие по ту сторону Москвы-реки тоже построили шанцы напротив Кремля, водрузили на укреплениях свои знамена и стали расхаживать от одного шанца к другому. Те, что были в Чертолье, занимали треугольник, образуемый большой Белой стеной, и находилось там около тысячи стрельцов. Замосквореченские сделали шанцы у наплавного моста против Водяных ворот, поставили туда пушки и упорно стреляли по нашим. Они тоже, как и другие, предполагали, что наши придут с лобовой стороны.
Но капитан Яков Маржерет применил замечательную военную хитрость. Он предоставил им укрепляться и сторожить, [443] а сам, поскольку лед на Москве-реке был еще крепкий, вывел своих мушкетеров через кремлевские Водяные ворота на реку и, оказавшись таким образом между врагами и их укреплениями, мог нападать направо и налево, как ему вздумается. Помимо того, на льду стояли двенадцать польских конных рот, наблюдавших, не подойдет ли кто-либо слева на смену чертольцам, но те оставались в своих шанцах. Капитан Яков Маржерет прошел с солдатами по льду вдоль Белой стены до пяти башен, затем обогнул город и вошел через городские ворота, находившиеся в тылу врага, который не ждал отсюда опасности и держал эти ворота открытыми для своих друзей, находившихся в других больверках или шанцах. Благодаря этому русские и проиграли, ибо они охраняли больше передние шанцы, чем ворота в тылу. Наши неожиданно для них в один миг напали на шанцы, быстро на них взошли, всех побили насмерть, подожгли шанцы и все Чертолье.
Когда это увидели те, которые были на других шанцах по ту сторону реки, они пали духом, и, надо думать, совсем в ужас их привело то, что как раз in punkto 5, когда наши поляки стали выбираться на берег, чтобы иметь больше простора, пришел из Можайска пан Струсь с 1000 отборных конников, которые стали рыскать по городу, где им вздумается, жечь, убивать и грабить все, что им попадалось. Сравняв с землей Чертолье, наши солдаты отправились на ту сторону реки Москвы, тоже подожгли шанцы и все дома, до которых они могли добраться, и тут уж московитам не помогли ни крик, ни набат. Нашим воинам помогал и ветер, и огонь, и куда бы московиты ни отступали, за ними гнались ветер и пламя, и ясно было, что господь бог хочет покарать их за кровавые убийства, клятвопреступления, лихоимство и эпикурейское содомитство.
Тут можно было видеть, как люди толпами бежали за город в ближайшие монастыри. К полудню уже не было ни малейшего сопротивления, и не видать было московитских воинов. Так в течение двух дней великая Metropolis (столица) Russiae (имевшая в окружности более 4-х немецких миль) обратилась в грязь и пепел, и не осталось от нее ничего, кроме Кремля с предкремлевской частью, занятых королевскими людьми, и нескольких каменных [444] церквей. Большинство же прочих церквей внутри и снаружи Белой стены были построены, как и все другие строения во всей России, в виде блокгауза из одного только дерева; все, что тоже было построено из дерева, – самая внешняя, четвертая окружная стена, которая шла внутри всей Москвы, со всеми домами и дворами, стоявшими внутри, равно как и усадьбы князей, бояр и богатых купцов у белой стены, – все было превращено в пепел...
Комментарии
1. В промедлении опасность.
2. Бесполезному бремени земли — праздным монахам.
3. Речь идет о Вербном воскресеньи. — В. Н.
4. Чтобы хозяин участка сказал: «Это мое, выселяйтесь, прежние обитатели».
5. В то мгновение.

Текст воспроизведен по изданию: Жак Маржерет. Состояние российской империи. М. Языки славянских культур. 2007
© текст - Уваров П. Ю., Назаров В. Д. 2007
© сетевая версия - Strori. 2011
© OCR - Засорин А. И. 2011
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Языки славянских культур. 2007

ESTAT DE L'EMPIRE DE RUSSIE
КАПИТАН МАРЖЕРЕТ ВО ФРАНЦУЗСКИХ АРХИВАХ

Военная и, в меньшей мере, политическая деятельность капитана Маржерета на русской почве нам более или менее известны, хотя слишком мало еще изучены. То же можно сказать и о его сочинении: этот знаменитый текст не раз привлекался самыми разными исследователями, но общий замысел книги, ее источники еще не подвергались систематическому анализу. Что же касается его жизни, в особенности его молодости во Франции, мы знаем только то, что он сам о себе сообщает в предисловии к Состоянию Российской империи, то есть почти ничего. Дело в том, что Маржерет оставил чрезвычайно мало следов во французских архивах. Тут нет ничего удивительного: большую часть своей жизни он ведь провел на чужбине.
Знаем мы только о четырех документах, хранящихся во Франции: прошение некоего «Жако, или Жака, Маржерета, экюйе» 1, поданное в Дижоне, вероятно, самим Маржеретом, о выдаче ему копии семейного акта 2; два письма 1619 г., собственноручно написанные капитаном в Байройте и адресованные господину де Сент-Катрину, представителю короля Франции в Гейдельберге 3; наконец, упоминание о Маржерете в протоколах Дижонского муниципалитета в 1585–1586 гг. 4 Более подробных данных об участии Маржерета во французских гражданских войнах конца XVI века, о его пребывании на родине в 1607 г., а может быть – и в 1608 г., еще не удалось найти. Приходится поэтому в настоящей статье удовлетвориться косвенными сведениями о происхождении Маржерета и его рода.
Род Маржеретов
Аноблирование, «одворянение», плебейских родов во Франции XVI–XVII веков – обычное и весьма распространенное явление, которому гражданские, а потом и внешние войны дали новый толчок. Пользуясь обстоятельствами, многие выдавали себя за дворян, хотя не имели на это, по тогдашним понятиям, никакого права. Поэтому в 1655 г. королевский Совет решил, что только те должны были считаться дворянами и иметь соответствующие налоговые льготы, кто смогут предъявить подлинные документы, доказывающие благородное их происхождение или же законное аноблирование. Учреждены были розыски (enquêtes de noblesse), которые не раз прекращались, но затем возобновлялись, то в одной из провинций, то во всем королевстве 5. В 1696 г. Совет поручил интендантам – представителям короля на местах, очередной розыск о дворянстве, который был проведен с особой строгостью: в Парижском фискальном округе (généralité de Paris) две трети общего числа «благородных» были признаны самозванцами и вычеркнуты из дворянского «каталога» 6.
В марте 1699 г. два брата Маржерета, оба по имени Пьер, оба – офицеры в полку французской гвардии, старший – капитан 7, младший – лейтенант, предъявили обстоятельную родословную «Память» («Mémoire») на семи больших страницах в ответ, вероятно, на очередное расследование, предпринятое в 1696 г. 8 Копия этой «Памяти» была переплетена, вместе с другими бумагами Маржеретов, в книгах кабинета Шарля д’Озье, которому были вверены, по смерти отца Пьера д’Озье, все дела по генеалогии дворянства 9. Младшему Пьеру Маржерету пришлось впоследствии еще раз доказать свое дворянское происхождение, дабы быть принятым в рыцарский орден святого Лазаря и тем самым удостоиться пенсии в 2000 ливров, из доходов архиепископства Камбре. Так образовалось небольшое собрание документов о роде Маржеретов, в том числе копии актов XVI в., немногочисленные подлинники конца XVII в. и первой трети XVIII в., а также всевозможные записки и перечни, составленные писцами генеалогической конторы 10. Они дают, наряду с родословной «Памятью», довольно полное представление о роде Маржеретов и, следовательно, о происхождении капитана. Результаты исследования изложены в родословной таблице 11, охватывающей одиннадцать поколений на протяжении трех веков, от 1430 до 1738 г. (приложение I).
Насколько достоверен подобный источник? Сразу же возникает подозрение: стараясь доказать, что они – дворяне, не приукрасили ли Маржереты свою родословную? Действительно, оба брата умалчивают о настоящей профессии своих далеких предков: упоминаются только их вклады в разные церкви, учрежденные ими мессы, занимаемые ими почетные должности, например, врач герцога Филиппа II Бургундского или духовник императора Максимилиана 12. В действительности же первые более или менее известные нам Маржереты были почти наверняка торговцами. О принадлежности Пьера II (5-е поколение) к корпорации дижонского купечества мы узнаем из другого источника 13. Гийом (6-е поколение), о котором «Память» 1699 г. сообщает, что он дважды ездил в Персию и что из привезенных им оттуда драгоценностей и бальзама кое-что еще осталось у его внуков 14, может, и есть тот самый «Гийом Маржерет, галантерейщик», который упоминается среди «горожан, исповедующих новую религию» [т. е. гугенотов], приглашенных 20 февраля 1571 г. в Городскую ратушу по случаю приезда в Дижон маршала де Виейвиль 15.
Надо уточнить, что в ту пору «галантерейщики» («merciers») были купцами, ведущими дальнюю, в основном оптовую торговлю.
Из этого, однако, не следует, что Маржереты старались обмануть королевских комиссаров. Сведения о Гийоме сами по себе уже сильно намекают о торговле. Должности, завоеванные Маржеретами шестого и седьмого поколений (хранитель малой печати, заведующий соляным амбаром, правщик Счетной палаты) или их свойственниками, мужьями дочерей Боссюэ восьмого поколения (королевский адвокат, королевский лейтенант, писарь Счетной палаты), в глазах француза XVII века совершенно недвусмысленно указывали не на потомственное, военное дворянство, а на довольно скромную провинциальную буржуазию. Умалчивание, в данном случае, не является обманом, а скорее соблюдением некоего приличия: объявить напрямик о своем купеческом происхождении выглядело бы своего рода бестактностью.
Никакого средневекового рыцаря-крестоносца, неправдоподобного барона, знатного иностранца Маржереты себе в предки не придумали. Кроме того, некоторые сведения могут быть сопоставлены с независимыми источниками. Так, браки дочерей Андре Боссюэ и Маргерит I Маржерет (7-е поколение), в частности Жакет Боссюэ с Пьером Бретеном и Дениз Боссюэ с Пьером Дюме, подтверждаются находками аббата Жюля Тома в дижонском архиве 16. Привилегия второго издания (1669 г.) Состояния Российской империи упоминает степень родства Пьера III Маржерета с капитаном: petit nepveu, т. е. внучатый племянник 17. Это указание совпадает с данными родословной памяти: отец Пьера III, Жан II – сын старшего брата капитана, Никола I.
Поэтому представляется возможным использовать «Память» 1699 г. в качестве источника, но с тремя оговорками. Во-первых, сочинители, сами того не зная, могли допустить некоторые ошибки. Гийом написан бездетным, тогда как мы достоверно знаем, что у него во всяком случае была дочь Мария 18. Пьер V сам пишет, что ему досталось «весьма малое количество документов, поскольку большая часть их была растеряна или сгорела из-за беспорядков, связанных с бургундскими [гражданскими] войнами», и дальше «Пьер Маржерет, его отец, умер, оставляя еще очень молодых детей 19, и все бумаги они растеряли, по небрежности, а также потому, что они исполняли действительную войсковую службу» 20. Во-вторых, не исключено, что братья Маржереты намеренно умолчали о протестантском вероисповедании части своих родственников: ведь Нантский эдикт отменен был совсем недавно – в 1685 г. В-третьих, не следует забывать, что без оригинального документа из нотариального или приходского архива (запись о крещении, о похоронах) ни один факт не может считаться окончательно доказанным.
Несмотря на возможные неточности, общая картина социального возвышения Маржеретов достаточно ясна. Оно ощутимо даже в перемене места жительства. Маржереты – родом из Осона, маленького, но сильно укрепленного города, расположенного между Дижоном и Долем и не лишенного стратегического и коммерческого значения, так как граничил с областью Франш-Конте, находившейся под властью испанцев 21. Преуспевающие члены семьи со временем перебираются в более крупные города: Дижон, Лион и, наконец, в Париж. Главным же образом продвижение Маржеретов бросается в глаза при сравнении должностей, занимаемых последовательными поколениями. Первый этап: завоевание муниципальных должностей в родном городе, исполнитель которых мог, в определенных обстоятельствах, заслужить пожизненное дворянство, которое во Франции звалось «колокольным дворянством» (noblesse de cloche 22), намекая на городской набатный колокол. Согласно родословной «Памяти» 1699 г., Гийом Маржерет (3-е поколение, вторая половина XV в.), занимавший «первые должности в городе Осон», именно таким образом получил дворянство от короля Людовика XI, за особые свои заслуги: когда Бургундия, по смерти герцога Карла Смелого (1477), перешла, не без сопротивления его дочери Марии Бургундской, в руки короля Франции, Гийом распорядился сдать город королевскому губернатору. Ему было позволено, вдобавок, украсить свой герб золотой лилией 23. Сын его, Жирар, подаривший городу часы и колокол в 1527 г. 24, его правнуки Антуан I, женившийся в 1543 г. на Маргерит Буало, дочери Осонского мэра, и Клод I, также породнившийся с семьей Сюрменов – городских магистратов, наконец, праправнук Никола I, женившийся на дочери другого мэра, Катрин де Вэн 25, свидетельствуют об успешном проникновении Маржеретов в среду Осонского муниципалитета.
Второй этап: судебные и финансовые чины, зависящие, прямо или косвенно, от королевской власти. Члены этого «четвертого сословия» 26, которых современники называли «чиновниками», «должностными лицами» (officiers) или, уничижительно, – «робенами» (robins, т. е. носящие робу – длинное платье судьи), были едва ли не самыми богатыми во французском обществе, обладали многочисленными привилегиями и уступали в достоинстве одному лишь военному, потомственному дворянству (если не считать Церкви). Впрочем, многие робены пробивались во дворянство более или менее легальным путем. По сравнению с городскими должностями, приобретение королевского судебного чина, несомненно, было шагом вперед.
Этой стадии социального возвышения Маржереты достигают, в основном, в последней четверти XVI века. Первые попытки в этом направлении были предприняты, однако, значительно раньше. «Память» 1699 г. уверяет, что Шарль Маржерет (5-е поколение), основатель мессы в приходской церкви Осон в 1533 г., был «королевским секретарем» 27, т. е. одним из чиновников, которым была поручена экспедиция судебных грамот либо в большой канцелярии в Париже, под руководством канцлера Франции, либо в малых канцеляриях при провинциальных судах. Парижские королевские секретари считались дворянами и, с условием двадцатилетней службы, могли передать дворянство своим детям 28. Этим и объясняется, вероятно, упоминание Шарля в родословной памяти: ведь Пьер IV и Пьер V были его прапраправнуками. Правда, Шарль значился, скорее всего, при канцелярии осонского суда 29, но потомки его могли этого не знать. Итак, если «Память» 1699 г. не искажает истины, впервые судебный чин в семье Маржеретов появляется в первой половине XVI века – и то по свойству. Брат Шарля, Пьер II, женился на Пернет Марион, «из семьи Билокар», двоюродной сестре «знаменитого генерального адвоката при Парижском Парламенте мэтра Мариона», троюродной сестре председателя Дижонского Парламента Фремьо 30. И только следующему, шестому поколению удается прочно обосноваться в новой среде.
В 1578 г. Клод I, сын от второго брака Шарля Маржерета, заплатив своему предшественнику довольно значительную сумму в 294 ливра, становится «хранителем малой печати» 31 в Осоне, т. е. ему доверяются проверка, запечатывание и отправка официальных писем, исходящих из местного суда 32. В 1580 г. он приобретает еще новую должность: товарищ смотрителя соляных амбаров Осона и Мирбо 33. Королевская монополия на соль служила, как известно, инструментом косвенного налога. Смотрители соляных амбаров закупали соль, доставляли ее на склады, продавали ее населению, наконец, судили тяжбы, возникающие в связи со взиманием косвенного налога.
Карьера двоюродного брата Клода, Кретьена, была несравненно более блестящей. Он – младший сын уже известного нам купца Пьера II. Благодаря, вероятно, связям матери, используя и капитал отца, он поступает в Дижонскую Счетную палату. Сперва он служит в качестве хранителя «книг, счетов и квитанций», потом достигает чина аудитора (28 сентября 1580 г.) и, наконец, мэтра 34, вероятно в 1591 г. 35 Последнюю должность он передает своему зятю Гийому Буйе в 1617 г., когда сам выходит в отставку 36. Будь то в Париже или в Дижоне, мэтр Счетной палаты занимал в иерархии должностей место значительно ниже судей, заседающих в Парламенте. Он был, тем не менее, важным лицом и обладал обширными привилегиями 37, в том числе пожизненным дворянством 38. Может быть, Кретьен Маржерет и дослужился бы до этого чина даже в обыкновенных обстоятельствах, но события конца XVI в., его активное участие в борьбе Генриха IV за трон, вероятно, предопределили, или по крайней мере ускорили, его возвышение.
Король Генрих III, набожный католик, но занимавший в религиозных распрях умеренную позицию, был убит ультракатоликом Жаком Клеманом 1 августа 1589 г. Согласно требованиям французского закона о престолонаследии (так называемого «Салического закона»), легитимным королем Франции, Генрихом IV, становится глава гугенотской партии Генрих Наваррский из династии Бурбонов. К тому же на смертном одре Генрих III признал его своим наследником. Три недели спустя, 21 августа, штаты Бургундии, собравшиеся в Дижоне, решили, по религиозным соображениям, не признавать нового короля, объявив себя сторонниками Святой Лиги 39 и назначив герцога Майенского, главного предводителя Лиги, наместником провинции. Засилье Лиги в столице Бургундии принудило немногочисленных приверженцев Наваррского короля бежать из Дижона в города, оставшиеся верными королю, как Семюр или Сен-Жан де Лон. В подобной ситуации само собой понятно, что Генрих IV дорожил своими редкими сторонниками в Бургундии (основные его силы находились на юге Франции) и что, одержав над Лигой окончательную победу, он не преминул их вознаградить 40.
К числу этих сторонников и принадлежал Кретьен Маржерет. «Память» 1699 г. приводит длинную цитату из семейного часослова, якобы унаследованного от Пьера, врача бургундского герцога Филиппа Доброго 41. На страницах древней книги и отчасти «на внутренней крышке переплета» Кретьен записывал, наподобие своих предков, главные события своей жизни, в том числе брак с Мишель Будье (дочерью адвоката), 1 февраля 1574 г., и свои заслуги перед Богом и государем. В церкви кордельеров (францисканцев), где находилась могила его родителей и где он сам желал быть похороненным, он основал торжественную службу на память усопших.
Эти, как видно, предсмертные распоряжения (около 1617 г.) опровергают чересчур упрощенные взгляды некоторых историков о безусловно протестантском исповедании капитана Маржерета. Во-первых, сам Наваррский король не раз менял вероисповедание и обращался то в католичество, то снова в протестантство, причем, вопреки легенде, не всегда в зависимости от политических обстоятельств 42. Кретьен Маржерет прекрасно мог, как и его государь, вернуться в лоно Церкви большинства французов. Во-вторых, на стороне Генриха IV, с самого начала его царствования (1589 г.), а тем более после его обращения, находились многие умеренные католики, так называемые «добрые французы» (les bons Français), в том числе подавляющее большинство «четвертого сословия» – чиновников.
Наконец, в одной и той же семье нередко бывали разногласия в вопросах не только политики 43, но и веры: из того, что Гийом Маржерет был протестантом, нельзя заключить, что его младший брат, Кретьен, и все остальные Маржереты придерживались тех же взглядов. 26 января 1553 г. Антуан I Маржерет и его жена Маргерит крестили свою дочь Клодину в приходской церкви Осона 44. Там же крестился их сын Робер 2 марта 1554 г. 45 8 марта 1567 г., опять-таки в приходской церкви, Клод I Маржерет и его жена Жакет крестили свою дочь Маргерит 46. Стало быть, в середине века потомки Шарля – католики. А в ноябре того же 1567 г., как уже упоминалось, двоюродный брат Антуана и Клода, Гийом Маржерет, сын Пьера II, значится в списке дижонских протестантов 47. 29 ноября 1585 г. Жанна, урожденная Эртебинэ, жена Гийома Маржерета, дижонского купца, предстает перед городским Советом с дочерью Марией Маржерет. Вместе с другими протестантами они отрекаются от «новой религии» 48. Отречение могло, конечно, быть и искренним. Но мы знаем о гонениях, которым подвергались оставшиеся в Дижоне противники Лиги, а тем более протестанты. В отсутствие мужа и отца обе женщины, вероятно, предпочли благоразумное лицемерие.
Что же касается капитана Маржерета, то ни его участие в гражданских войнах на стороне Генриха IV, ни вероисповедание части его семьи не являются достаточными поводами, чтобы на этом основании утверждать, что он был протестантом 49. Другое дело – прямые указания в протоколах Дижонского городского Совета, где упоминаются усилия капитана Маржерета, протестанта, дабы поддержать связи между городами Осон и Монбельяр 50.
Тем временем Кретьен Маржерет продолжает служить своему королю – Генриху IV, как служил до него Генриху III 51. Он исполняет «важные поручения» в Германии, в Швейцарии и в других местах, несколько раз попадает в плен, однажды тяжело ранен, ему приходится не раз выкупать свою свободу за крупные суммы и «терпеть множество других тяжких потерь». Действительно, документ 23 ноября 1591 г. свидетельствует о швейцарской миссии: Кретьен Маржерет был послан Генрихом IV добывать деньги взаймы для продолжения войны 52. По всей вероятности, поездки в Германию имели ту же цель: известно, что немецкие протестанты предоставили Генриху IV не только пешие и конные войска, но также и существенную сумму денег 53. Жена Кретьена Маржерета Мишель (урожденная Будье) после отъезда мужа была посажена в тюрьму, а в ее доме поселился сторонник Лиги 54.
Совершенно очевидно, что Генрих IV всячески старался наградить по заслугам верного чиновника. Назначение мэтром Счетной палаты уже упоминалось, но Маржерету к тому же позволено было совмещать, вплоть до 1599 г., обязанности, права и жалование старой и новой должностей, т. е. аудитора и мэтра. Королевская грамота от 16 декабря 1599 г. дала ему право охотиться из пищали на волков, лис, барсуков, журавлей, диких гусей и уток в пределах своих двух сеньорий, Марлиэн и Мелуазэ 55.
Можно думать, что Кретьен сыграл значительную роль в дальнейших успехах своей семьи. Не благодаря ли ему Генрих IV так благосклонно принял капитана (если, конечно, верить предисловию его книги 56)? Как бы то ни было, дочери Клода I и Кретьена вышли замуж опять-таки за чиновников, причем, за неимением сыновей, оба тестя передали свои должности зятьям Андрэ Боссюэ и Гийому Буйе.
В девятом поколении Пьер III, внучатый племянник капитана, был королевским секретарем, женился на Катрин Пико, дочери ординарного камергера Людовика XIV, стал в свою очередь ординарным камергером, а в 1658 г. купил должность главного аудиенциария 57. Однако среди потомков Антуана I проявляется новая тенденция, иной путь к социальному возвышению: трое из его сыновей, один внук, один правнук избирают военную профессию. Это – третья и последняя стадия семейной истории. Маржереты, вернее одна из ветвей рода, становятся настоящими, военными дворянами, «дворянством шпаги».
Превращение обыкновенного солдата или сержанта-простолюдина в дворянина, иногда прямо на поле брани, широко практиковалось до ХVII века включительно 58. К тому же оно являлось, с точки зрения потомственных дворян, наиболее приемлемым способом аноблирования. Ведь они считали себя наследниками древних рыцарей, а свои привилегии – вознаграждением за воинскую доблесть: «Дворянство возникло среди оружия и возрастает участием в войнах» 59.
Клод II и Робер Маржереты были убиты при осаде Сен-Жан де Лон, сообщает «Память» 1699 г. Имеется ли в виду осада 1636 г. испанскими войсками? Но Роберу было бы тогда 82 года! Вернее предположить, за неимением дополнительных сведений, что они погибли в одном из столкновений между войсками Лиги и сторонниками Генриха IV, которые защищали город. В таком случае, они боролись на стороне собственного брата (родного или двоюродного 60) – капитана Маржерета.
Клод III, внук Антуана I, участвовал в победе Фонтен-Франсэз над испанскими войсками и французскими лигерами (5 июня 1595 г.): «Хотя ему было не более 18 лет, он имел счастье храбро сражаться в присутствии Генриха IV, и Его Величество почтило его, подарив шпагу, которая и поныне хранится в его семье. Спустя некоторое время, запершись в Остенде с 50 солдатами, которых он сам завербовал и оплачивал, он был убит во время вылазки» 61. Эти подробности позволяют определить год рождения Клода III: 1577 г. Значит, он и есть тот самый Клод Маржерет, акт о рождении которого обнаружен аббатом Жюлем Тома в Дижонском архиве 62. Год смерти же приблизителен: осада Остенде испанскими войсками продолжалась с 15 июля 1601 г. по 25 сентября 1604 г. 63 Более того, мы узнаем кое-что о деятельности Клода Маржерета. Как и многие другие соратники Генриха ІV 64, он продолжал бороться против Испании, даже после заключения испано-французского мира (1598 г.) Разумеется, он воевал уже в частном порядке и, судя по всему, в качестве капитана наемников, вернее «военного пpeдпpинимaтeля» 65, на службе у Морица Оранского. Можно также рискнуть сделать предположение о его вероисповедании: если против Лиги боролись и многие католики, то в испанско-голландской войне сражались уже только голландцы, иностранные наемники и «протестантский интернационал», т. е. гугеноты изо всей Европы. Клод Маржерет был, вероятно, протестантским наемником, но в отсутствии более надежных источников уверенности тут быть не может.
Племянник Клода III, правнук Антуана I, Антуан III, был в свою очередь убит при осаде Турина, занятого испанцами. Французские войска взяли город в мае 1640 г. Он был старшим братом главного аудиенциария Пьера III, и, стало быть, Пьер IV и Пьер V, а также их младший брат Франсуа, лейтенант фрегата, все три – военные, были ему племянниками. Сын Пьера IV, Пьер VI, служил капитаном в Бретонском полку в 1728 г. Как видим, к концу XVII – началу XVIII в. военная профессия передавалась у Маржеретов из рода в род, как это и водилось в дворянских семьях. Опять-таки как у дворян, начиная с десятого поколения, т. е. с детей Пьера III, остальных сыновей определяют в Церковь: Андре (10-е поколение) – настоятель монастыря Сен-Поль в Лионе, Шарль-Огюст (11-е поколение) – священник. Дочерей выдают за дворян: Марию (10-е поколение) за Пьера де Кенси, Мари-Анн-Терез (11-е поколение) за сеньора де Перьер, или же определяют в монастырь: Франсуаз (10-е поколение), Клод-Аделаид (11-е поколение).
Этим завершается восходящая кривая той ветви Маржеретов, в интересах которой была сочинена родословная «Память». Отдаленные потомки купцов и чиновников, Маржереты конца XVII в. живут уже по-дворянски, что, собственно, и составляло основной повод к аноблированию. Так, по крайней мере, решили комиссары королевского Совета на основании разысканий о Пьере IV и 6 мая 1700 г. признали его дворянином 66.
О капитане Маржерете
Итак, бумаги Маржеретов, хранящиеся в материалах кабинета Шарля д’Озье, позволяют установить социальную принадлежность капитана к определенной среде, а именно к бургундской робе, т. е. к чиновникам 67. Однако о самом капитане они почти ничего не сообщают: не заполняя пробелы в его биографии, они лишь порождают новые недоумения, на которые известные в данный момент документы ответа не дают. О Жаке Маржерете говорится только в уже упомянутой родословной «Памяти» 1699 г. и в неопубликованной анонимной записке 1668 г. Ни та, ни другая не согласуются с общепринятыми фактами биографии Маржерета.
Родословная «Память» 1699 г., по понятным причинам, весьма лестно отзывается о наемнике Бориса Годунова. Во-первых, его безусловное военное призвание – аргумент в пользу дворянского происхождения рода. Во-вторых, и это главное, если б не капитан, никто бы и не помнил о Маржеретах. Неизвестный автор, не вдаваясь в подробности, настаивает на его «многих важных и честных должностях» при различных иностранных государях и кое-что сообщает о его книге 68. Но посвященное ему известие, занимающее полстраницы, написано довольно неряшливо и без знания дела. В основном оно повторяет, причем с ошибками, факты, взятые из посвящения королю, помещенного в книге 1607 г., и очерк из Mercure français 69. Ни слова о германских, а тем более о протестантских связях. Но самое удивительное то, что родословная «Память» называет капитана Этьен (Etienne, т. е. латинское – Стефан, соответствующее русскому – Степан) и уверяет, что он сын Антуана I Маржерета.
Между тем имя Жак (Jacob по-немецки, Яков по-русски) фигурирует в нескольких источниках ХII в. Правда, оба письма из Байройта подписаны просто «Margeret», без указания крестного имени 70, также как и предисловие 1607 г.: послание адресовано Генриху IV «покорнейшим подданным, вернейшим и преданнейшим слугой Вашего Величества, Маржеретом». Зато в кормовой книге Галичской четверти 7112 г. капитан собственноручно расписался по-немецки: «Ich Jacob Margeret Capitain hab Kaiserliche Majestät Begnadigung empfangen» 71. К этому неоспоримому свидетельству следует присовокупить указания де Ту (см. примеч. 70), Конрада Буссова, тоже служившего Борису Годунову 72, и многочисленные русские документы 73.
Не связываются сведения «Памяти» и с упоминанием о «Якове Ульянове Капитайне» в русском источнике 74. Гиви Жордания, а за ним и Честер Даннинг, не зная тогда еще о существовании реального Гийома, купца-гугенота (что придает их догадке еще больше убедительности), сделали вывод, что капитан Маржерет был сыном некоего Вильгельма или Уильяма, по-французски Гийома 75.
Заметим кстати, что если капитана звали Этьен, он не мог подать прошение от имени Жако Маржерета. С другой стороны, если он был сыном Антуана I, он приходился внучатым племянником Пьеру Маржерету, в пользу которого как раз и была учреждена рента 1563 г.
Как разрешить эти противоречия? Даже наши отрывочные знания позволяют обнаружить в «Памяти» 1699 г. кое-какие погрешности: год произведения Пьера III в главного аудиенциария указан неправильно, Гийом записан бездетным, тогда как мы достоверно знаем о его дочери. Стало быть, Маржереты конца ХVII в. могли не знать настоящего имени капитана или перепутать его с каким-нибудь сородичем. (Однако почему в сравнительно достоверном источнике содержится такая крупная ошибка в отношении самого известного члена семьи?) Не исключено, конечно, что капитан выбрал себе другое имя, что часто случается и в наши дни, или же, будучи на чужбине, выбрал имя, до тех пор не употребляемое, из двух или больше имен, нареченных ему при крещении. Поскольку в книгах приходской церкви Осон не удалось пока найти ни Жака, ни Этьена Маржерета, эту гипотезу невозможно ни доказать, ни опровергнуть.
Приемлема, однако, и другая гипотеза. Родословная «Память» 1699 г. тщательно затушевывает все, что касается «новой религии». Братья Маржереты прекрасно могли посмертно записать капитана сыном католика Антуана I, чтоб устранить всякое подозрение в еретичестве. Вдобавок Пьер IV и V, праправнуки Антуана I, тем самым становились внучатыми племянниками талантливого военачальника, что могло произвести благоприятное впечатление на королевских комиссаров.
Сведения, сообщаемые запиской 1668 г., также не совпадают с краткой автобиографией Маржерета, набросанной в предисловии 76. Вот перевод этого текста:
«Капитана Маржерета, автора настоящего повествования, взял с собой в Германию около 1591 г. некий его дядя, мэтр Счетной палаты, Кретьен Маржерет, который был послан туда по делам короля Генриха IV. И вместо того, чтобы возвратиться в том же году со своим вышеупомянутым дядей, он, под влиянием целого ряда благоприятных к сему обстоятельств, не противостоял своему желанию служить с оружием разным государям, до такой даже степени, что очутился в Московском государстве, где стал капитаном отряда из ста французов-алебардников – телохранителей двух великих князей московских, последним из которых был Дмитрий, о котором он пишет в конце своей книги. Он был человеком сведущим в делах государственных, а также знатоком древности, как видно из его книги. Вернувшись во Францию, он сочинил [по повелению короля Генриха IV] настоящее повествование, отданное им в печать в 1607 г. и ныне переиздаваемое за нехваткой экземпляров».
Документ написан четким, элегантным, слегка угловатым почерком профессионала. Это, по всей вероятности, копия: другим, более небрежным почерком внесена поправка на левом поле («по повелению короля Генриха ІV-го»). Содержание приводит к выводу, что подлинник был приложен к экземпляру первого издания («он сочинил настоящее повествование»). Датировка также вытекает из слов самой записки: «ныне переиздаваемое». Стало быть, документ очевидно справочного характера был написан осенью 1668 г.: книгу вряд ли дали в печать до выдачи привилегии (23 сентября), а вышла она из печати 8 октября 77.
Об авторе записки можно предложить немного рискованную гипотезу. Привилегия указывает, что издание 1669 г. воспроизводит последний экземпляр первого издания, сохранившийся в семье Маржеретов, и что он был предоставлен издателю главным аудиенциарием Пьером III 78. Не он ли сочинил записку, или по крайней мере сообщил сочинителю необходимые сведения? Текст ее ведь не сводится к трафаретной, повсеместно повторяемой биографии капитана. Создается впечатление, что автор использовал устную семейную традицию. Характерно, что семейные предания сохранили память о Маржерете лишь до 1607 г.: вся его бурная деятельность в последующие годы абсолютно неизвестна потомкам.
Как бы то ни было, записка сообщает о трех до сих пор неизвестных фактах, разумеется, нуждающихся в проверке: год выезда Маржерета из Франции, его пребывание в Германии в 1590-х гг. и выбор военного поприща, наконец, его связь с Кретьеном Маржеретом.
Два последних факта подозрения не возбуждают. Поездка Кретьена в Германию уже упоминалась, а тесные отношения между дядей и племянником – явление вполне обычное в обществе, в котором преобладает родовое начало, тем более когда оба – убежденные сторонники Генриха Наваррского. В предисловии 1607 г. капитан не только не скрывает своего предпочтения военной профессии, но рекомендует ее молодежи: «Если бы поданные Вашего Величества, что путешествуют в дальних странах, составляли правдивое изложение того, что они видели, [то это бы склонило] многих праздных молодых домоседов отправиться искать и учиться добродетели в трудных, но полезных и почетных занятиях, как то путешествия и служба в чужеземных армиях. Сие также рассеяло бы заблуждение, свойственное многим, полагающим, что Христианский мир кончается Венгрией» 79.
В первой половине XVII века Германия являлась своеобразным рынком наемников, где покупателями выступали европейские державы. Поэтому длительное пребывание Маржерета в этой стране ничего удивительного не представляет 80. В этом отношении записка 1668 г. или подтверждает известное, или оправдывает гипотезы, уже давно выдвинутые историками. Зато год выезда из Франции (1591 г.) явно противоречит предисловию 1607 г. и заставляет заново пересмотреть военную карьеру капитана.
Походы капитана Маржерета
Вот как он представляет факты в своем предисловии: «С тех пор, Сир, как ваши победы и ваша благодать добыли Вашему Величеству покой, которым поныне наслаждается Франция, сочтя теперь бесполезной службу Вашему Величеству и отчизне, каковую во время смуты я нес под началом господина де Вогренана в Сен-Жан де Лон и на других рубежах вашего герцогства Бургундского, я отправился служить князю Трансильванскому, и императору в Венгрии, затем королю польскому в чине капитана отряда пехотинцев, и, наконец, судьба привела меня на службу к Борису, российскому Императору. Он оказал мне честь командовать кавалерийским отрядом» 81.
Если принять эти указания буквально, Маржерет покинул Францию в 1595 г., когда город Дижон открыл свои ворота соратнику Генриха IV, маршалу де Бирону (28 мая), или, самое раннее, – в 1594 г., после торжественного въезда короля в Париж (22 марта), когда в Бургундии и города, и деревни восстали против Лиги, делая поражение герцога Майенского неизбежным 82. Но если капитан выехал на целых три или четыре года раньше, в 1591 г., то получается совершенно иная картина; исход гражданской войны тогда еще далеко не был решен. Причем, поскольку де Вогренан (Vaugrenant) был назначен комендантом Сен-Жан де Лон лишь в июле 1591 г. 83, возникает новая, правда второстепенная, трудность: выходит, что Маржерет очень недолго прослужил «под его началом». При такой обстановке решение «не противостоять», выражаясь словами записки, «своему желанию нести оружие на службе у разных государей» если никак не могло, в то время, считаться изменой или же дезертирством, то все же и не проявляло особой преданности королевскому делу.
Чтобы понять весьма скудные указания Маржерета о своем участии в так называемых «бургундских войнах», необходимо сперва восстановить настоящую картину конфликта, почти ничего общего не имеющего с войнами XX в. Военачальники, в большинстве дворяне (но бывали исключения), старались угодить начальству, т. е. королю или Лиге, а порой и обоим. Но прежде всего они защищали собственные интересы: война ведь оставалась самым быстрым путем к обогащению. Поэтому в обоих лагерях битвам и осадам предпочитали налеты: на богатые дижонские виноградники, на скот (что современники называли «коровьей войной 84»), на вино в погребах горожан, иной раз на колокола соседних сел, годные для отлития пушек 85. Еще выгоднее было брать пленных, будь то враги, нейтральные жители Франш-Контэ или ни в чем не повинные крестьяне. Их заключали в подземные тюрьмы, за них требовали выкуп, а в случае отказа пленных убивали, чтоб другим неповадно было 86. Таким образом, некоторые военачальники просто-напросто превращались в разбойников, что, впрочем, юристы XVI в. и даже первой половины XVII в. считали вполне нормальным поведением 87. Все это нисколько не напоминает «геройское сопротивление» [в Сен-Жан де Лон] «священного батальона», как о нем повествует напыщенная риторика Шеврёля 88.
Городок Сен-Жан де Лон играл немаловажную роль в такого рода военных операциях. Хотя сперва он и высказался за Лигу, он с самого начала прилагал все усилия к поддержанию, в высших интересах торговли, фактического нейтралитета между «наварристами» и их противниками. Однако в июне 1589 г. городом завладел Гийом де Таван, главнокомандующий войсками Генриха IV в Бургундии 89. Сен-Жан де Лон стал первой военной базой сторонников короля и служил до конца опорной точкой для их наступательных действий.
Разорение деревень имело, правда, и военное, и политическое значение. Страдали от налетов в первую очередь крестьяне (чем и объясняется стихийное восстание 1594 г.), но также и богатые горожане. Ни сенокос, ни жатва, ни уборка драгоценного винограда не проходили беспрепятственно. Дижонские буржуа не раз призывали наместника провинции и различных военачальников покончить с Сен-Жан де Лон, с этим «притоном воров, вероотступников и окаянных» 90. В том же духе, но без столь резких слов (они потихоньку переходили на сторону Генриха IV, и спор у них был с почти союзником) жаловались жители Осона то королю, то президенту-наварристу Фремьё, то всевозможным бургундским вельможам, то властям Сен-Жан де Лон и, особенно, Вогренану, главному виновнику налетов, на вред, приносимый торговле беспрестанными грабежами 91. Однако воеводы Лиги не спешили справляться с «вероотступниками»: они не раз возвещали о походе против Сен-Жан де Лон, но всегда без результата. Наконец, «5 июня [1593 г.] выступили из сего города [Дижона] господин принц Генрих, сын господина де Майен, и господин виконт 92 с доброй компанией [...], и повели они своих людей [...] прямо на Сен-Жан де Лон, который они сего же дня осадили. Дай Бог освободят нас от этой поганой псарни» 93. Но войска Лиги только «ощупали» оборону ненавистной крепости и вернулись восвояси, ничего не совершив 94.
Личность Филиппа Байе, сеньора Вогренана, Дюема и других мест, сама по себе показательна для эпохи «смутного времени», тогда переживаемого Бургундией. Он был отпрыском старого рода чиновников-робенов: его прадед, Жан Байе, был королевским адвокатом (avocat général – представлявший интересы короля, то есть осуществлявший функции современного прокурора) при дижонском Парламенте в 1486 г., его отец, Жак, исполнял ту же должность при Счетной палате, потом стал советником Большого Совета 95. Сам Филипп Байе был принят, как и отец, на должность советника Большого Совета в 1580 г., а в 1585 г. стал председателем Палаты прошений («Chambre des requêtes du palais») при дижонском парламенте 96.
Когда разразилась гражданская война, он, ко всеобщему удивлению, переменил робу на шпагу и, завербовав пятьдесят «ратных людей» («hommes d’armes»), которыми он командовал и которых содержал – очевидно нечто среднее между феодальным войском и отрядом наемников, – превратился в «капитана Вогренана» 97. Назначенный, как уже было сказано, в июле 1591 г. комендантом Сен-Жан де Лон, он проявил в своей новой профессии кипучую энергию, необычайную смелость и полное отсутствие угрызений совести, одним словом – все качества, очевидно необходимые военачальнику в период гражданской войны 98. Умер он 2 октября 1595 г.
Если Маржерет действительно служил под началом Вогренана, то, вероятно, не как рядовой в его отряде. Ведь протоколы Дижонского городского Совета упоминают «капитана Маржерета» (см. примеч. 51); стало быть, он сам командовал ротой примерно в пятьдесят человек. В таком случае, он не был прямым подчиненным Вогренана и повиновался ему только как военачальнику.
Бесперспективная «коровья война», быть может, Маржерету пришлась не по нраву, особенно если Буссов не преувеличил его набожность. Во всяком случае, по его словам, поступил он на службу к «князю Трансильванскому» и к «императору в Венгрии». Князь Трансильванский не кто иной, как Сигизмунд Баторий, восставший против султана в 1594 г. и тем самым позволивший императору Рудольфу II одержать победу, правда временную, над Османской империей. Не случайно Маржерет здесь упоминает Венгрию, заметив сперва, что «Христианский мир [не] кончается Венгрией». Это – совершенно ясный намек на венгерскую войну между Османской и Священной Римской империями (1593–1606).
Участие в ней Маржерета, сперва как наемника Батория, потом в рядах имперской армии, тем более правдоподобно, что существенный отряд франкоязычных наемников 99 воевал тогда против турецкой армии: «Множество храбрых французов, видя, что их военным занятиям во Франции противоречат дуновения мира, перешли, окрыленные честолюбием, в Венгрию, чтоб там справедливо противопоставить туркам то, что на родине делали из злобы, и направить в груди этих варваров мечи, которые закон справедливо притупил в отношении к их согражданам» 100. Говоря более прозаичным языком, военные-профессионалы, которых конец гражданских войн во Франции лишил доходов, перекочевали сперва в центр Европы, чтоб принять участие в венгерской войне, затем (о чем Никола де Монтрё не пишет) в Россию, где как раз начиналось Смутное время, что позволило им дождаться 1618 г. и начала Тридцатилетней войны. Таким образом, международная конъюнктура обеспечила бесперебойную занятность военного персонала.
Скоропостижно погибший венгерский историк Петер Сахин-Тот (Peter Sahin-Tóth, 1965–2004), подробно изучивший в своей диссертации участие французов в венгерской войне 101, не нашел в архивных документах следов Маржерета 102, но этого недостаточно, чтоб отрицать его присутствие. С другой стороны, хронология венгерской войны не позволяет уточнить или проверить, год выезда капитана. Баторий мог его завербовать и до, и после формального начала конфликта: на имперско-османском пограничье военные действия то постепенно утихают, то вспыхивают с новой силой, но никогда не прекращаются. И тут приходится признаться, что настоящая статья, вместо того, чтобы дать новые ответы на старые вопросы, выставляет новые вопросы, исходя из старых ответов.
Проведенная в Бургундии молодость Маржерета помогает ли понять его сочинение, повлияла ли она на его карьеру, на мировоззрение? Опыт гражданской войны, вероятно, приготовил его к запутанной политической обстановке Смутного времени в России. Принадлежность к чиновнической среде отчасти объясняет его, по-видимому, неплохое образование (он был способен, например, определить, что Лжедмитрий не знал латыни). Точная, хладнокровная оценка финансовых и военных ресурсов Московского государства напоминает, конечно, просто образованного и проницательного человека, но может выдавать и профессиональные навыки капитана наемников. Немецкому и русскому он научился уже на местах. Объективный, чуть ли не этнологический подход к описанию русского общества – результат широкого, многогранного опыта, отсутствия предрассудков и удивительно открытого ума. Но своей яркой и остроумной прозой он обязан только себе самому.
Текст воспроизведен по изданию: Жак Маржерет. Состояние российской империи. М. Языки славянских культур. 2007
© текст - Берелович А. 2007
© сетевая версия - Strori. 2011
© OCR - Засорин А. И. 2011
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Языки славянских культур. 2007
 
Комментарии
1. «Écuyer» – букв. «оруженосец»: звание, соответствующее в начале XVII века, самой низшей степени дворянства (Mousnier R. Les institutions de la France sous la monarchie absolue. Paris, 1974. V. 1. P. 102), сопоставимое с английским «эсквайр».
2. Ему необходимо было получить удостоверение об учреждении, 30 ноября 1563 г., ренты в пользу Пьера Маржерета, дижонского купца. Капитан приходился ему, если верить семейной родословной (см. ниже), внучатым племянником. Прошение упоминается в перечне нотариальных актов Дижонского архива, но пока не обнаружено (см. литографический справочник Дижонского архива: Dépôt des notaires de Dijon. Vol. 19. P. 32; см. также публикацию Шевреля: Margeret J. Estat de l’empire de Russie. 1860. P. III-IV).
3. Bibliothèque nationale de France (в дальнейшим: BNF), département des manuscrits, ms. fr. № 4117, ff. 42–42 v., 131–132 v.; см. с. 395–403 наст. изд.
4. Drouot H. Après la paix de Nemours, l’affaire d’Auxonne (1585–1586) // Annales de Bourgogne. 1929. P. 319, примеч. 2.
5. Mousnier R. R. Op. cit. Vol. 1. P. 113.
6. Constant J.-M. La vie quotidienne de la noblesse française aux XVI e–XVII e siècles. Paris, 1985. P. 124.
7. Чин капитана королевской гвардии соответствовал чину полковника в обыкновенных частях (Маrіоп M. Dictionnaire des institutions de la France aux XVII e et ХVIІI e siècles. Paris, 1976 (репринт, изд. 1923 г.). P. 356.
8. Подтверждением служит протокол 1697 г., см. примеч. 11.
9. BNF, département des manuscrits, cabinet des titres, Cabinet de d’Hozier, 227, дело «Margeret». Об обязанностях королевских генеалогистов, об их взыскательности см.: Копосов Н. Е. Высшая бюрократия во Франции XVII века. Л., 1990. С. 24-27
10. Кроме вышеуказанного кабинета д’Озье: BNF, département des manuscrits, cabinet des titres, Dossiers bleus, № 427, Pièces originales, № 1850.
11. Условные знаки: =, брак; †, кончина; I, II, III, и т. д., порядковый номер данного имени в таблице. Габриель, † 1586 (7-е поколение), известна только по копии надгробной плиты, удостоверенной 28 июля 1697 г. городским магистратом города Осон (Auxonne). Наличие родового герба на плите означало, пишут братья Маржереты, принадлежность ее к дворянскому сословию (Cabinet de d’Hozier, 227, л. 11).
12. Врач – Пьер I, 2-е поколение; духовник – Эдм, 3-е поколение.
13. Рукопись ХVIII века, сочинение преп. отца Готье о гербовнике дижонской Счетной палаты, использованная в книге: d’Arbaumont J. Armoriai de la Chambre des Comptes de Dijon. Dijon, 1881. P. 187
14. Cabinet de d’Hozier, 227, л. 3.
15. «Guillaume Margerot, mercier» (Drouot H., Gros L. Recherches sur la Ligue en Bourgogne // Revue bourguignonne. 1911. P. 219). Он же, по всей вероятности, фигурируете двух списках дижонских протестантов, один ноября 1567 г., другой февраля 1568 г., вместе со своей тещей, вдовой Этьен Эртебинэ (Heurtebinet; Там же. Р. 198, 202).
16. Thomas J. Les Bossuet en Bourgogne. Dijon, 1903. P. 115–116, 119, 212–213.
17. Margerer J. Estat de l’empire de Russie et grande duché de Moscovie. Paris, 1669.
18. См. примеч. 49.
19. Действительно, когда Пьер III умер, в 1682 г., Пьеру IV, рожденному в 1668 г., было 14, Пьеру V, рожденному в 1670 г., 12 лет.
20. BNF, département des manuscrits. Dossiers bleus, 427, f. 10–11.
21. «Они родом, как кажется, из Осона» (Dossiers bleus, 427, л. 10). Жители гордились тем, что Осон не принадлежал к герцогству Бургундскому, а был некогда столицей графства, непосредственно зависящего от короля Франции, и имел право на самостоятельные штаты (Jurаіn Cl. Histoire des Antiquitez et prerogatives de la ville et Conté d’Aussonne. Dijon, 1611. P. 73, 75; Drouot H. Après la paix... P. 304).
22. Mousnier R. Op. cit. Vol. 1. P. 123.
23. Cabinet de d’Hozier, 227, л. 2. Герб Маржеретов воспроизведен там же, f. 9, и у D’Arbaumont J. Op. cit. P. 187: щит серебряный, с лазоревым поясом и золотой лилией и три черные головы леопарда, с высунутыми красными языками («D’argent, à la fasce d’azur, chargée d’une fleur de lys d’or et accompagnée de trois têtes de léopards de sable, lampassées de gueules»). Отец Готье приписывает лилию не Людовику Xl, а Генриху IV (D’Arbaumont J. Op. cit.). Если он прав, то она была пожалована, вероятно, Кретьену Маржерету.
24. «[Жирар Маржерет] установил куранты – городские часы, подписав об этом договор перед нотариусом с мэрами и с эшевенами города Осона 5 мая 1527 г. [...] Жирар Маржерет также заказал для курантов колокол, находящийся в употреблении и по сей день» (Cabinet de d’Hozier, 227, л. 2 об. – 3). Приходская церковь была закончена за несколько лет до этого, в 1516 г. (Courtépée Cl. Description générale et particulière du duché de Bourgogne. Dijon, 1774 – 1785; 2-е éd. 1847. Vol. 2. P. 411).
25. Cabinet de d’Hozier, 227, f. 5 и 6.
26. О самом выражении см., например: Du Bellay Joachim. Ample discours au Roy sur le faict des quatre Estats du Royaume de France. Paris, 1567. Цит. по: Richet D. De la Réforme à la Révolution. Études sur la France moderne. Paris, 1991. P. 392. О разнородности «робы» см.: Уваров П. Ю. Французы XVI века: взгляд из латинского квартала. М., 1994. С. 43–44; Он же. Франция XVI века. Опыт реконструкции по нотариальным архивам. М., 2004. С. 145-172.
27. Cabinet de d’Hozier, 227, л. 5: «Secrétaire du Roy» – сокращение полного титула: «secrétaire du Roi, Maison et Couronne de France».
28. Mousnier R. Op. cit. Vol. I. P. 341-342; Vol. II. P. 139–140. Чин королевского секретаря, который довольно быстро превратился в чисто формальную должность, обеспечивающую дворянство покупателю, получил поэтому ироническую кличку savonnette à vilains (мыло для черни). См.: Le Roy Ladurie Е. L’Etat royal de Louis XI à Henri IV, 1460–1610. P. 177, 179.
29. «Bailliage et chancellerie d’Auxonne», см.: Bourée A. La chancellerie près le Parlement de Bourgogne de 1476 à 1790. Dijon, 1927. C. 14.
30. К сожалению, неясно, идет ли речь о Клоде Фремьо (Fremiot, Fremyot), пятом председателе (1577–1611), или о Бенине (Bénigne) Фремьо, активном стороннике Генриха IV, который управлял Дижоном после сдачи города 28 мая 1595 г. королевским войскам (D’Arbaumont J. Op. cit. P. 40–41).
31. Garde du petit scel, в отличие от большой, государственной печати.
32. BNF, département des manuscrits, cabinet des titres. Dossiers bleus, № 427, Pièces originales, № 1850, f. 2 – 9 (копии подлинных актов).
33. «Grenetier alternatif des greniers à sel»; когда при одном амбаре насчитывалось два чиновника, первый из них назывался ancien, второй alternatif (Mousnier R. Op. cit. Vol. 2. P. 315). О соляных чердаках вообще: Idem. P. 283. Документ: Cabinet de d’Hozier, 227, f. 5–7.
34. Об этой должности, правда в парижском контексте, см.: Уваров П. Ю. Французы XVI века... С. 45, примеч. 47.
35. А не в 1571 г., как пишет Честер Деннинг (Margeret J. The Empire and Grand Duchy of Moscow. A 17 th-century French Account / Transl. and edited by Ch. S. L. Dunning. Pittsbourgh, 1983. P. XV; далее – Dunning), повторяя ошибку Шеврёля (Margeret J. Estat de l’empire de Russie et grande duché de Moscovie. Paris, 1860. P. III).
36. Cabinet de d’Hozier, 227, f. 3 об. – 4; D’Arbaumont J. Op. cit. P. 187, 333. Семейное предание, a за ним и родословная «Память» 1699 г., утверждает, что Кретьен был произведен в мэтры самим маршалом д’Омоном (d’Aumont) в лагере Сэн-Жан-де-Лон 6 октября 1591 г. Архив Счетной палаты, очевидно, не сохранил акта о его приеме.
37. См.: Jо1у Н. Traitté de la Chambre des Comptes de Dijon, de son antiquité et établissement, et de ses honneurs, privileges et prerogatives. Paris, 1660.
38. Mousnier R. Op. cit. Vol. 1. P. 107, 122.
39. Основанная почти одновременно лотарингскими принцами Гизами (сентябрь 1584 г.) и парижанами (январь 1585 г.), она отстаивала крайние католические позиции до самого своего поражения (1595 г.), выступая против Генриха III, а после него и против Генриха IV.
40. О благосклонности Генриха IV к своим сторонникам см.: Girault С.-Х. Henri IV à Dijon pendant le mois de juin 1595 // Académie des sciences, arts et belles-lettres de Dijon, Séance publique. 1818. P. 87–103 (члены сецессионного, «наварристского» Парламента Бургундии, переехавшие в Семюр, были поставлены королем рангом выше Дижонских парламентариев, присягнувших Лиге).
41. Cabinet de d’Hozier, 227, f. 3 v. – f. 4.
42. Не менее шести раз! См.: Le Roy Ladurie. Op. cit. C. 281. Окончательное и торжественное обращение в католичество состоялось 25 июня 1593 г.
43. Например, из двух братьев де Таван, которые воюют в Бургундии в начале 1590-х гг., старший, Гийом, командует в Сен-Жан де Лон от имени Генриха IV до июля 1591 г., а младший, Жан, одно время от имени герцога Майеннского был губернатором Осона и прославился как ярый приверженец Лиги, причем оба брата были католиками. См. фундаментальный труд: Drouot H. Mayenne et la Bourgogne, 1587–1596. Paris, 1937 Vol. 1. P. 343 et suiv. (o Гийоме); Vol. 2. P. 92 et suiv. (o Жане Маржерете).
44. Archives départementales de la Côte d’Or, 2E 4/11, registre des baptêmes de l’église paroissiale d’Auxonne [книга крестин приходской церкви Осона]. F. 17 v. Приношу благодарность Дому наук о человеке в Париже, поддержка которого мне позволила провести исследования в Дижонских архивах.
45. Idem. F. 24 v.
46. Там же, лист ненумерован. 47 См. примеч. 15.
48. Archives communales de la ville de Dijon, registre des délibérations de la Chambre du Conseil [Дижонский городской архив, протоколы заседаний городской палаты], В 223, f. 107 v. 108. 22 ноября Жанна заявила перед городским же Советом, что ее муж находится в Нанси (там же, f. 97 v.)
49. См., например, у Деннинга: Dunning... Op. cit. P. XVI.
50. Drouot H. Après la paix. Op. cit. P. 319, примеч. 2 (курсив мой. – A. Б.).
51. Его запись в семейном часослове, приведенная в «Памяти» 1699 г., не могла быть занесена раньше 1611 г., поскольку он упоминает после Генриха IV «нынешнего государя», т. е. Людовика XIII.
52. Drouot H. Gros L. Recherches sur la Ligue en Bourgogne // Revue bourguignonne. T. XXIV 1914. II. № 67 P. 111-113.
53. См., например, копию расписки Генриха IV от 16 мая 1592 г. в получении 32000 флоринов, одолженных Георгом-Фридрихом Ансбахским (Бранденбургский архив в Берлине: Geheime Staatsarchiv, Preussische Kulturbesitze, Rep. 11.-9-4, Auswärtige Beziehungen, Frankreich, № 28). Приношу благодарность Национальному центру научных исследований (CNRS) в Париже и французскому Центру имени Марка Блока в Берлине за оказанную помощь.
54. Drouot H. Mayenne et la Bourgogne // Op. cit. Vol. 1. P. 341, примеч. 6 (просьбы об освобождении, май–август 1589 г.), р. 413 (в мае 1590 г. Филипп Ле Мюэ завладел домом «врага» Маржерета).
55. D’Arbaumont J. Op. cit. P. 187 и примеч. 1, p. 333. Право охоты было одним из самых важных критериев дворянского статуса.
56. В этом отношении оно, вероятно, правдиво: в обратном случае, Генрих IV не преминул бы опровергнуть Маржерета.
57. «Память» 1699 г. ошибочно указывает 1648 г. Дата восстанавливается благодаря нотариальному акту от 3 августа 1658 г. Супруги Маржереты обязуются выплачивать ежегодно ренту 1 000 ливров известному поэту Шапелену, который им дает в долг 20 000 ливров, дабы ими частично оплатить покупку должности главного аудиенциария (Jurgens M., Fleury М.-А. Documents du Minutier central concernant l’histoire littéraire (1650–1700). Paris, 1960. P. 68). Когда канцлер Франции торжественно запечатывал официальные акты, главный аудиенциарий (grand audiencier) представлял ему документы и кратко докладывал об их содержании (Mousnier R. Op. cit. Vol. 2. P. 138–139).
58. Constant. Op. cit. P. 115-117.
59. Mousnier R. Op. cit. Vol. 1. P. 109.
60. Родного, если верить родословной «Памяти» 1699 г.: она производит капитана от Антуана I и называет его Этьен. Двоюродного, если он был сыном Гийома (см. ниже).
61. Cabinet de d’Hozier, f. 5–6.
62. Thomas J. Op. cit. P. 196–197.
63. Hale J. R. War and Society in Renaissance Europe, 1450–1620. London, 1985. P. 191.
64. См.: Hauser H. La prépondérance espagnole, 1559–1660. 2-е éd. Paris, 1940 (репринт 1973). P. 261-262.
65. См.: Redlich F. The German military enterpriser and his work force // Vierteljahrschrift für Wirtschaftsgeschichte. Beiheft 47. Wiesbaden, 1964. 2 т.
66. Dossiers bleus, 427, f. 3; f. 12: «jugement rendu à Paris le 6 mai 1700 par les Commissaires généraux du Conseil députés pour la recherche des usurpateurs du titre de noblesse».
67. Заметим кстати, что Маржереты породнились с двумя семьями из той же среды, Буало [т. е. «Водопьянов»] и Боссюэ [т. е. «Горбачев»], откуда произошли два известных французских писателя XVII столетия: поэт-сатирик Никола Буало (1636–1711) и знаменитый проповедник и историк, епископ Жак-Бенинь Боссюэ (1627–1704).
68. Cabinet de d’Hozier, 227, f 5 v – 6 v.
69. Родословная «Память» утверждает, что Маржерет был начальником первой роты стражников Лжедмитрия, из коих сто были вооружены луками, а двести – аркебузами. Не то пишет «Французский Меркурий»:
«... Во-вторых, Дмитрий держал при себе роту стражников из ста стрелков – французов, под начальством капитана Жака Маржерета, причем у всех были протазаны; сто англичан-алебардьеровников, которыми командовал Матиас Кнутсон, и сто шотландцов под Альбертом Ланти» (Le Mercure françois ou la suitte de l’Histoire de la Paix commençant l’an MDCV... Paris, 1611. P. 154). У Конрада Буссова капитан третьей сотни – Альберт Вандтман, по прозвищу «пан Скотницкий» (т. е. «шотландец»), обязанный своим прозвищем тому, что долго жил в Польше (Буссов. С. 112; см. третий раздел наст. изд., с. 438–439). Существуют еще другие варианты списка капитанов (см.: Isaac Massa. Histoire des guerres de la Moscovie (1601-1610). Bruxelles, 1866. T. II. P. 284-285, примеч. 103 и 104).
70. См. примеч. 3.
71. «Я, капитан Яков Маржерет, Его императорского Величества жалование получил», см. с. 265 наст. издания.
72. «Der Kayser bestellet drey Capitains, der erste war ein Franzose, redete aber fertig Teutsch, ein frommer verständiger Mann, hiess Jacobus Marsareth» («[Император] назначил трех капитанов. Первый – француз, чисто говоривший по-немецки, – был благочестивым и рассудительным человеком, звали его Яков Маржерет»); немецкий текст: Massa. Op. cit. T. II. С. 284–285; русский перевод: Масса. С. 118; см. также третий раздел наст. издания, с. 430–431.
73. См. второй раздел наст. издания, с. 265, 266, 268, 271-273, 286–287, 290– 291, 301; см. также: РИБ. СПб., 1884. Стб. 116.
74. См. второй раздел наст. издания, с. 265, 267, 268, 272, 273.
75. Г. Жордания. Очерки из истории франко-русских отношений конца XVI – первой половины XVII в. Тбилиси, 1959. Т. 1. С. 247; Даннинг. Ор. cit. С. 96, примеч. 18.
76. Dossiers bleus, 427, дело «Margeret», f. 15. См. французский текст записки в приложении II.
77. Estat de l’Empire de Russie. 1860. P. 127
78. Там же. С. 125–126. Можно думать, что Состояние Российской империи, под шифром [Rés. M 805 в Национальной библиотеке является экземпляром, который принадлежал в 1669 г. Пьеру III Маржерету (см. статью в наст. издании: Берелович А., Назаров В. Д., Уваров П. Ю. Как издавали записки капитана Маржерета. С. 22–24).
79. См. с. 44, 115 наст, издания.
80. Как известно, он находился в Германии, когда был завербован в царскую службу думным дьяком Афанасием Ивановичем Власьевым, посланным к императору Рудольфу в 1599 г. (см.: РГАДА, ф. 150, дела о выезжих иностранцах, дело 1, л. 1: «В 109 году при царе Борисе учинены были выезжим немцом, которые выехали с посланником с Офонасьем Власьевым ис Цесарские земли поместный и денежный оклады: 700 четей, 80 рублев Капитан Яков Мержерет»; см. наст. издание, с. 338). Он хорошо знал немецкий и расписывался на этом языке (см. примеч. 72, 73). В 1612 г., когда он безуспешно старается снова поступить на русскую службу, он пишет боярам из Гамбурга («Акты времени междуцарствия», Ор. cit. [примеч. 74]. С. 54). В 1619 г. он пишет из Байройта.
81. См. с. 468 наст, издания.
82. См.: Drouot H. Mayenne et la Bourgogne... Vol. 2. Chap. XVI.
83. Dethel Ph. Annales historiques de la ville de Saint-Jean-de-Losne. Paris, 1908. Vol. 2. P. 366.
84. Например, советник дижонского Парламента Габриэль Брено записал в дневнике: «Того же дня [5 мая 1595 г.] гарнизон сего города [Дижона], отправившись на коровью войну [«guerre des vaches»], привел, как говорят, более ста коров» (Journal de Gabriel Breunot, conseiller au Parlement de Dijon, précédé du Livre de souvenance de Pépin, chanoine de la Sainte-Chapelle / Ed. par Joseph Garnier. Dijon, 1866. Vol. IL P. 499).
85. Drouot H. Mayenne et la Bourgogne... Vol. 1. P. 350.
86. Idem. Vol. 2. P. 318-319.
87. См.: Redlich F. De præda militari. Looting and booty 1500–1815 // Vierteljahrschrift für Sozial-und Wirtschaftsgeschichte. Beiheft 39. Wiesbaden, 1956.
88. Margeret J. Estat de l’Empire de Russie. 1860. P. IV-V.
89. Dethel Ph. Op. cit. Vol. I. P. 338-351.
90. Ibid. Vol. II. P. 356, 473–477 (оправдательный документ № XII; из протоколов дижонского Парламента, 13 мая – 7 июня 1590 г.).
91. BNF, département des manuscrits, ms. fr. 4898, f. 51–89 v., август 1593 – июль 1594 г.
92. Имеется в виду мэр города, который в Дижоне имел звание «виконт-мэр» («vicomte-mayeur»).
93. «Dieu veuille détrapper d’un si méchant chenil»; из «Книги воспоминания» Пепена, каноника дижонской Святой капеллы. Journal de Gabriel Breunot. Op. cit. Vol. I. P. 103.
94. Drouot H. Mayenne et la Bourgogne. Op. cit. Vol. 1. P 357–359 (июнь 1589 г.), 407 (март–апрель 1590 г.). Vol. 2. P. 161 (август-октябрь 1592 г.), 260 (июнь 1593 г.).
95. Большой Совет («Grand Conseil») был высшим апелляционным судом, которому король поручал дела по своему усмотрению; см.: Маrіоn M. Op. cit. P. 265–266; Mousnier R. Op. cit. P. 273.
96. T. e. рангом ниже остальных председателей (Marion M. Op. cit. P. 425). О семье Байе см.: D’Arbaumont J. Op. cit. P. 32. Филипп Байэ продал свою должность 25 мая 1595 г. (Journal de Gabriel Breunot. Op. cit. Vol. I. P. 421, примеч.).
97. Dethel Ph. Op. cit. Vol. I. P. 366 и сл.; Journal de Gabriel Breunot. Op. cit. Vol. I. P. 78: «Байе, прозываемый Вогренан, один из самых злых и вредных этой партии».
98. В феврале 1592 г. он завладел багажом Сенесея (Sennecey), нового губернатора Осона, несмотря на то, что сам ему выдал охранный лист (Dethel Ph. Op. cit. Vol. I. P. 368). 25 декабря 1594 г.: «заведомо, что господин де Вогренан, в сочельник Рождества Христова, во время заутрени, послав своих людей в Арк-сюр-Тий (Arc-sur-Tille), велел им захватить в церкви указанного села двенадцать самых зажиточных сельских жителей, которых отвели пленными в Сен-Жан де Лон [...], что крайне возмутило церковь и прихожан» (Journal de Gabriel Breunot. Op. cit. Vol. II. P. 421).
99. Войско (более 20 000 человек) включало, кроме французов, еще валлонов и лотарингцев.
100. Montreux Nicolas de [под псевдонимом-анаграммой: Ollenix du Mont-Sacré], Histoire généralle des troubles de Hongrie et Transilvanie, [...] par Martin Fumée... T. 1. Histoire des guerres du Turc, depuis l’an 1565 jusques à la tresve faicte en l’année 1606. Paris, 1608. P. 676.
101. Peter Sahin-Tóth. La France et les Français face à la «longue guerre» de Hongrie (1591–1606), докторская диссертация, блестяще защищенная в Париже 20 января 1997 г.
102. Петер Сахин-Тот намеревался опубликовать в настоящем издании очерк о венгерской войне. Издатели глубоко сожалеют о его преждевременной кончине.
 
 
Автор: varent на 06:12
Ярлыки: